http://www.kommersant.ru/doc/1752478
Еженедельник "Коммерсантъ", №33 (937), 22.08.2011
"Молотов вообще старался говорить поменьше и пореже. Он заикался и, как мне казалось, стеснялся этого"
Фото: РГАКФД/Росинформ / Коммерсантъ
Вся галерея 4
В декабре 1930 года главой советского правительства назначили Вячеслава Молотова. Каким был на самом деле один из самых загадочных государственных деятелей советской эпохи? Бывший управляющий Совмина СССР Михаил Смиртюков, проработавший под началом Молотова двадцать лет, поделился своими воспоминаниями с обозревателем "Власти" Евгением Жирновым.
Михаил Сергеевич, почему Молотову давали самые уничижительные характеристики: "железная задница", "главный партийный канцелярист", "безропотный исполнитель указаний Сталина"?
Все это придумывали люди, которые никогда не работали с Молотовым, а чаще всего и в глаза его не видели. Я работал с ним долгие годы и знаю, что послушным исполнителем указаний Молотов был далеко не всегда. Он менялся в зависимости от обстоятельств. Не был он и примитивным канцеляристом, каким его теперь часто рисуют. Недалекий человек не смог бы больше десяти лет возглавлять правительство страны и работать в высших эшелонах власти четыре десятка лет.
А что, по-вашему, было самой сильной стороной Молотова-политика?
Умение точно оценивать свои возможности. Молотов всегда знал, что в любом деле есть граница, переходить которую нельзя даже ему. Кроме того, Вячеслав Михайлович был очень сильным организатором. Настоящим. Он поставил работу Совнаркома так, что все делалось быстро и слаженно. Любой вопрос, поступавший в правительство, сначала обсуждался на СЗ — совещании замов. За круглый стол садились Молотов, три-четыре зампреда Совнаркома, а позади замов сидели сотрудники аппарата, отвечавшие за отрасли, запросы которых на этом СЗ рассматривались. Решения принимались быстро: какой вопрос рассмотреть на заседании Совнаркома, какой отправить в соответствующий наркомат, какой послать на доработку. Поскольку все предварительно было проработано, на самих заседаниях правительства никто не занимался пустой болтовней. Молотов вообще не терпел многословия. В 1950-е годы, когда он возглавлял МИД, мне рассказывали, что он наложил резолюцию на длиннущую телеграмму одного нашего посла: "Прошу присылать шифровки только по вопросам, требующим решения Москвы".
А сам Молотов был разговорчивым человеком?
Молотов вообще старался говорить поменьше и пореже. Он заикался и, как мне казалось, стеснялся этого. Принимавшиеся при нем решения правительства тоже были краткими и ясными. Тут сказывалась другая особенность Вячеслава Михайловича. Он во время революции был редактором "Правды", и привычка править и сокращать любой текст, попадавший к нему на стол, осталась у Молотова навсегда. Вы можете посмотреть в архиве документы Совнаркома его периода. Вы не найдете там ни одного проекта решения, в который Молотов не внес бы поправок.
Правка была дельной? Или это была правка ради правки?
Безусловно, дельной. Если говорить об особенностях Молотова, нужно сказать, что у него постоянно было желание все улучшать. Может быть, потому, что это свойственно большинству педантичных людей. Но возможно, и потому, что инженерный талант Молотова остался нереализованным: из-за участия в подпольной партийной работе он не окончил Петербургский политехнический институт. Например, Вячеслав Михайлович ввел систему ускоренного оформления решений правительства. В один из столов в зале, где проходили заседания Совнаркома, был встроен скрытый микрофон, и секретарь заседания тихо диктовал только что принятые решения машинисткам, находившимся в соседнем помещении. Там же сидели юристы, которые выверяли текст. Потом отпечатанные карточки с решениями приносили Молотову, он вносил свою правку, и к концу заседания его протокол был готов. И все без задержек тут же отправлялось исполнителям — в наркоматы и на места.
Без обычных бюрократических проволочек?
Все знали, что Молотов не терпит никакой неряшливости. Ни в работе, ни в одежде. Сам он всегда был одет скромно, но опрятно. И требовал того же от других.
А как он выражал свое недовольство?
Ругался. Сурово, но интеллигентно. Мне раз тоже крепко досталось. Почему-то никого не оказалось на месте: управляющий делами был в командировке, а его заместитель болел. И докладывать Молотову "почту" — документы, требовавшие его подписи, отправили меня. А что я мог доложить? Опыта у меня тогда было немного, лет пять всего в Совнаркоме проработал. Подаю документ, он задает вопрос, а я ничего не могу пояснить. Я же был референтом по труду и социальными вопросами, а там что-то о тяжелой промышленности. Второй раз, третий. Он разозлился так, что начал заикаться больше обычного. "Вы,— говорит,— не работник Совнаркома, а грузчик. Зачем вы приносите бумаги, в которых ничего не понимаете?!" Упрек был, конечно, не совсем справедливым, но я понял, что надо больше заниматься всеми отраслями хозяйства. Доставалось, кстати, не только сотрудникам аппарата. Я знаю немало случаев, когда Молотов жестко распекал наркомов.
"Весь народ считал Молотова человеком номер два в руководстве страны. И мы в аппарате правительства видели, что до определенного момента так оно и было"
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
А если внушение не помогало?
Если человек не справлялся с работой, Молотов заменял его без лишних разговоров. Причем никакие прежние заслуги в расчет не принимались. Одно время управляющим делами был бывший заместитель заведующего секретариатом Молотова Арбузов. Солидный, рассудительный дядька. С Молотовым проработал много лет. Но новую должность не потянул. Будь он, к примеру, в более поздние времена приближенным Брежнева, к нему приставили бы пару толковых замов и оставили бы его в покое. А Молотов через четыре месяца снял Арбузова с работы. А всего в Совнаркоме за то время, когда его возглавлял Молотов, сменилось семь управляющих делами. Для сравнения: у Сталина за двенадцать лет было два управляющих, а я был управляющим делами двадцать пять лет при трех председателях Совета министров. Шестнадцать лет с одним Косыгиным. Молотов был очень требовательным к людям. Но без малейшего чванства. Он мог зайти в кабинет любого сотрудника аппарата. Присядет на край стола, спросит о делах, заинтересованно выслушает и обязательно посоветует что-нибудь дельное. После таких бесед работать плохо было как-то стыдно.
А простой сотрудник Совнаркома мог попасть на прием к Молотову?
Легко. Я проработал в Совнаркоме полгода, когда мне пришла повестка из военкомата. Иду к управляющему делами Совнаркома Керженцеву, говорю, что считаю себя обязанным отслужить, как положено, в армии. Платон Михайлович на меня руками замахал: "Ты что,— кричит,— мы только начали омолаживать аппарат, ты только в курс дела начал входить. Дадим бронь, и все. Иди, работай". Ну я молодой был, в тонкостях этикета не искушенный. Кабинет Молотова — в другом конце коридора. Захожу в приемную. Говорю секретарю, что я такой-то, прошу товарища Молотова принять меня по личному вопросу. Секретарь, ни слова не говоря, вошел в кабинет, буквально через минуту выходит и распахивает дверь: "Входи". Молотов вышел из-за стола, пожал руку и спрашивает: "Ну, что случилось?" Объясняю. "А почему вы хотите пойти в армию?" — спрашивает. "Во-первых,— говорю,— считаю, что эту мне нужно пройти эту школу. А во-вторых, неудобно мне секретарю комсомольской организации Совнаркома за бронь прятаться. Какой я подам пример другим?" Молотов, ни слова не говоря, снял трубку "кремлевки", набрал номер Керженцева, и говорит ему: "Тут у меня ваш сотрудник — Смиртюков,— Керженцев, видимо, начал излагать ему свои доводы, но Молотов перебил его.— А я согласен не с вами, а с ним". И положил трубку. Спросил меня: обеспечена ли моя семья жильем? Нам с женой и дочкой только что дали одиннадцатиметровую комнату в коммунальной квартире. После студенческих общежитий это было раем. "Ну, отслужите и возвращайтесь,— говорит.— Керженцев прав. Молодые кадры нам очень нужны".
Судя по тому, что вы рассказываете, Молотов чувствовал себя в Совнаркоме полновластным хозяином. А как же руководящая роль Сталина?
Вы знаете, тогда весь народ считал Молотова человеком номер два в руководстве страны. И мы в аппарате правительства видели, что до определенного момента так оно и было. Все решения по текущим делам он принимал совершенно самостоятельно. Возможно, какие-то принципиальные вопросы решались на Политбюро, но я не помню, чтобы на заседаниях Совнаркома об этом что-либо говорилось. Заместителями Молотова были крупные хозяйственники, работавшие еще с Лениным,— Орджоникидзе, Куйбышев, Рудзутак, Чубарь. Сильные и неординарные личности. Прямо об этом, конечно, не говорилось, но чувствовалось, что Сталин для них только первый среди равных. По отношению к Молотову они вели себя так, будто говорили ему: мы тебя выбрали, и мы тебе подчиняемся. И было видно, что они его надежная опора. Все они были или членами, или кандидатами в члены Политбюро, и Сталину волей-неволей приходилось считаться с их мнением.
"Могу сказать, каким было настроение после подписания пакта Молотова—Риббентропа. Наши руководители чувствовали себя так, будто ухватили бога за бороду"
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
И до какого момента продолжалась эта политическая автономия Совнаркома?
Все замы Молотова один за другим стали выходить из игры. В 1935 году умер Куйбышев. В 1937-м арестовали Рудзутака. Застрелился Орджоникидзе. Последним в 1938 году репрессировали Власа Яковлевича Чубаря.
Было страшно?
Конечно. Чубарь исчез вместе со своим аппаратом. Были арестованы помощники Молотова: Могильный по госбезопасности и Визнер по Коминтерну. Для меня все это могло кончиться очень печально. Визнер был прикрепленным от парторганизации Совнаркома к нашей комсомольской организации. Ко мне относился очень хорошо. В 1935-м, кажется, году он дал мне пригласительный билет на проходивший в Москве конгресс Коминтерна. Там была очень необычная для того времени в СССР обстановка. Делегаты, не глядя на докладчиков, ходили по залу, беседовали друг с другом, смеялись. А Сталин ходил по сцене позади президиума и нервно курил трубку. Чувствовалось, что вся эта вольница ему не нравится. Возможно, это отношение Сталина к Коминтерну сыграло свою роль в том, что арестовали многих его деятелей, и в их числе Визнера.
И Молотов его не защитил?
Нет. Я уже говорил о том, что Молотов делал только то, что мог. Он не возражал и тогда, когда арестовали его жену Полину Жемчужину. А он ее искренне всю жизнь любил. Когда решение наказывать человека или нет, зависело только от него, он не прибегал к репрессивным мерам. У него секретарем работал Семен Павлович Козырев (потом он был послом во многих странах и членом коллегии МИДа). Как мне рассказывал сам Козырев, ему позвонил французский посол и попросил о срочной встрече с Молотовым. Вячеслава Михайловича не было в кабинете, и Козырев сам назначил послу время приема. А Молотову доложить об этом забыл. Вспомнил он об этом только когда Молотов уехал со Сталиным в Большой театр. Звонит туда. Просит позвать к телефону Молотова. А охрана отвечает: "Ты что спятил? Действие началось. Товарищ Сталин с нас всех головы поснимает". Он за свое: зовите, дело государственной важности. Молотов подошел. Козырев говорит: "Вячеслав Михайлович, хоть казните, но через двадцать минут сюда приедет французский посол". Молотов чертыхнулся, но приехал на встречу с послом. А Козырев получил хорошую взбучку. Но работник он был толковый, поэтому остался на своем месте.
Страх изменил и самого Молотова?
Конечно, его поведение стало другим. На него сильно повлияло то, что он лишился опоры. Новые зампреды Совнаркома Микоян, Булганин, Каганович, Вознесенский были верными соратниками Сталина. Большая часть решений Совнаркома предварительно обсуждалась ближним кругом Сталина на его даче. И я точно знаю, что люди из аппарата Кагановича следили за каждым шагом Молотова и его помощников. Те, правда, вскоре начали отвечать им тем же.
Но почему Сталин во время репрессий не снял Молотова с поста председателя Совнаркома?
Молотов быстро изменился и стал тем ярым сталинистом, каким его теперь помнят. И кто бы остался на хозяйстве страны? Новым зампредам нужно было время, чтобы освоиться. К 1941 году они полностью вошли в курс дела, и Сталин сам стал председателем Совнаркома. В смещении Молотова, возможно, не последнюю роль сыграл пакт, который он подписал с Риббентропом. Я, конечно же, не присутствовал на переговорах. Только видел, как Риббентроп шел по кремлевскому коридору к кабинету Молотова. Но могу сказать, каким было настроение после подписания пакта. Наши руководители чувствовали себя так, будто ухватили бога за бороду. Кусок Польши отхватили, Прибалтику получили. Но эйфория начала улетучиваться во время войны с Финляндией. Не стала она четвертой прибалтийской республикой. А когда стало ясно, что немцы готовятся к войне против СССР, пакт перестал быть большим достижением советского руководства. И пусть не официально, но вину за его заключение Сталин свалил на Молотова.
"Молотов не возражал и тогда, когда арестовали его жену Полину Жемчужину. А он ее искренне всю жизнь любил"
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
После освобождения Молотова от должности его положение в советской элите изменилось?
Хотя народ и продолжал считать его вторым после Сталина руководителем, его влияние на дела в стране уменьшалось просто на глазах. Когда правительство в октябре 1941 года было эвакуировано из Москвы, его работу в Куйбышеве возглавил Вознесенский, а не Молотов. После ареста жены, в 1949 году его освободили и от руководства МИДом. Его положение в руководстве страны частично восстановилось только после смерти Сталина и то ненадолго. В 1957 году, как и остальных членов антипартийной группы, Хрущев отправил его подальше от Москвы — послом в Монголию.
Но как человек, по вашим словам, всегда трезво оценивавший свои возможности, пошел против Хрущева?
Молотов видел, что хрущевские эксперименты не доведут страну до добра. И всегда очень низко оценивал деловые качества Никиты. Молотов ведь и до июльского пленума 1957 года не раз в лицо говорил Хрущеву, что никакого поста, кроме министра сельского хозяйства, он не заслуживает. Он пошел даже на союз с Кагановичем, которого всю жизнь не переносил. На любом заседании Молотову достаточно было сказать да, чтобы Каганович тут же сказал нет. И шансы антипартийной группы на успех были не так уж малы. Если бы маршал Жуков неожиданно не поддержал Хрущева, неизвестно, как бы все закончилось.
Молотов тяжело переживал уход из большой политики?
Больше всего он переживал, что его исключили из партии. И все время писал в ЦК, Комитет партийного контроля письма с просьбами о восстановлении. Для себя в материальном плане он не просил ничего. Жил он на маленькой деревянной даче в Жуковке, которую мы ему выделили. До девяноста лет ездил в поликлинику на электричке. Всегда там сидел в общей очереди, хотя все, конечно, предлагали пропустить его. Как-то мой товарищ, живший на даче рядом с Молотовым, рассказал мне, что Вячеслав Михайлович с женой бедствуют. Пенсия у него была 300 рублей в месяц, но из нее они полностью платили за дачу, уголь, оплачивали истопника и женщину, которая помогала им по хозяйству, и в результате у них не оставалось практически ничего. Мы приняли решение об увеличении им с Кагановичем пенсии на 50 рублей, освободили от платы за дачу и уголь. Истопнику и сестре-хозяйке дали зарплату.
А почему повысили пенсию Кагановичу?
Мне позвонил Молотов и сказал, что у Кагановича больны ноги, и попросил помочь Лазарю Моисеевичу с лечением. Помогли, а заодно повысили пенсию и ему. Как Молотов узнал о проблемах Кагановича, я не знаю. Они ведь так и не начали общаться между собой. Рассказал кто-то, наверное. Молотов был старше их всех — Маленкова, Булганина, Кагановича. И считал своим долгом старшего товарища заботиться о них.
Вы виделись с ним в последние годы его жизни?
В последний раз я видел его на похоронах Булганина. Он стоял в сторонке, один. Я подошел, говорю: "Вячеслав Михайлович, давайте подойдем ближе, простимся". Он был очень тронут этим проявлением внимания. Потом я организовывал и похороны Молотова.
А в партии его восстановили?
Тот же мой товарищ, сосед Молотова, как-то сказал мне, что старик очень расстраивается, что может не дожить до восстановления в партии. Это было в 1984 году. Генеральным секретарем был Черненко. У нас с ним были хорошие товарищеские отношения с тех пор, как мы занимали аналогичные должности: я управляющий делами Совета министров, а он заведующий канцелярией президиума Верховного совета. Несколько дней спустя после разговора о Молотове я был по делам Совмина у Черненко. И рассказал ему о сетованиях старика. Черненко удивился: "Мы же,— говорит,— этот вопрос на Политбюро предрешили. Какие-то мелочи оставалось утрясти". И через считанные дни вышло решение о восстановлении Молотова в рядах КПСС. Это то немногое, что я смог для человека, совершенно незаслуженно обиженного нашими историками.
163. Вячеслав Молотов
Линейный вид
