*305. Вторая мировая война-3

[Pantv]

https://pantv.livejournal.com/1585591.html

[Pantv]

https://pantv.livejournal.com/3389363.html

[Pantv]

https://pantv.livejournal.com/2996101.html
https://pantv.livejournal.com/3458071.html

[Столетие]

http://www.stoletie.ru/sozidateli/so...riarkh_883.htm
Он первым обратился к народу 22 июня 1941 года

21.06.2014

Выход в свет в серии «ЖЗЛ» фундаментального монографического труда доктора исторических наук, профессора Михаила Одинцова «Патриарх Сергий» - событие в культурной жизни России.

Это - первое полное исследование биографии Патриарха Сергия (Страгородского, 1867-1944), основанное на документах и архивных материалах, воспоминаниях и свидетельствах современников и сподвижников этого замечательного человека. Известный историк занимался исследованием личности Первосвятителя с 1980-х.

Патриарх Сергий… Это имя ассоциируется у нас с трагическими страницами в истории Русской Православной Церкви – эпохой становления советской власти, героическими годами Великой Отечественной войны…

Историки, как церковные, так и светские, неоднозначно оценивали его деятельность. Одни обвиняли Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия в недопустимости компромисса с безбожной властью. Другие, напротив, считали, что лишь благодаря избранному им курсу в тяжелейших условиях удалось сохранить от полного уничтожения церковную жизнь, сберечь хотя бы некоторые храмы и святыни.

Книга начинается маленькой вводной главкой, передающей знаменательный разговор ответственного по делам религии полковника госбезопасности Г.Г. Карпова с И.В. Сталиным по поводу кандидатуры будущего Патриарха. В самом деле, появившиеся в последнее время публикации всё настойчивее заставляют сделать вывод, что решительный шаг правительства в 1943 году был продиктован не только суровыми военными буднями, не только явился результатом давно, судя по всему, вызревавшего осознания Верховным Главнокомандующим необходимости сближения с Православной Церковью – равно как и давлением международной общественности. Но был выстрадан всей отечественной историей.

И автор книги даёт читателю осознать это в ярком, почти «остросюжетном» повествовании, вскрывающем напряжённый и поистине беспрецедентный по своему драматическому накалу период пред- и послереволюционных событий, вплоть до смерти Патриарха в 1944 году.

Уже сам объём библиографии в конце книги впечатляет. Впечатляет и та свобода, с которой автор оперирует внушительным арсеналом как новых, так и известных лишь узкому кругу специалистов архивных документальных свидетельств. Одно из них – приведённая в книге дневниковая запись (1917 г.) будущего Патриарха – способно задеть воображение даже самого искушённого в познании отечественной истории читателя:

«Поражения на войне. Дезертиры. Беженцы. Аграрные волнения, пожары, грабежи, убийства. Вскакивание цен, дефицитные товары, денежный кризис, полнейший внутренний развал. И при этом из Петрограда несутся истерические крики: «До победного конца!». Керенский появляется то тут, то там. В одном месте кричит, в другом – молчит. Душная атмосфера никчёмной суетливой безалаберщины. Вырисовывается фигура Ленина.

Чувствуется приближение какого-то решительного поворота событий. Весь этот кошмар должен как-то распылиться, рассеяться, разрушиться, как леса строящегося дома…

Наступает октябрь. Кошмар принял затяжную форму. Развал усилился донельзя. Россия трещит по швам. Автономия Польши. Самостийность Украины. Новоявленные кратковременные республики в Сибири, Поволжье, на Чёрном море. Немцы в России. Отчаянная борьба партий. Полная компрометация Временного правительства: его авторитет уже никем не признаётся».

Войдя в состав Синода, с марта 1912 года он, уже будучи епископом Финляндским и Выборгским, возглавлял Предсоборное совещание, которое подготавливало Поместный Собор. К 1917 году владыка Сергий, известный богослов, стал одним из наиболее авторитетных иерархов Русской Православной Церкви.

Такова общая «экспозиция», на фоне которой в начале повествования разворачивается масштабная панорама главного «детища» всего дореволюционного служения владыки Сергия: состоявшийся, наконец, в результате многих усилий, в октябре 1917 года знаменитый Всероссийский Поместный Церковный Собор.

В сущности, вся книга являет собой документальную «эпопею» (если не сказать «житие»!), в которой страница за страницей (точней «этап» за «этапом») прослеживаются трагические и героические судьбы (точнее «хождения по мукам»!) участников легендарного Собора, получившего название «Собор новомучеников». Сжатый и выразительный язык автора – плоть от плоти самой структуры книги, словно наполненной до отказа «спрессованными» фактами: событиями, в которых, по выражению современника, вся «атмосфера насыщена электричеством».

И тем глубже ощущается в книге подвижническая роль избранного на Соборе Патриархом – святителя Тихона (Белавина). Тем многограннее вырисовывается фигура и его будущего Местоблюстителя, одной из главных отличительных черт которого в разные периоды так или иначе оставалась, при всей её сложности, прежде всего объективность и мудрая взвешенность позиции. Позиции, и приведшей в конечном итоге к избранию Патриарха – в полном соответствии с предложенным (как показал автор) ещё в 1905 году епископом Сергием сценарием: по жребию.

«Жребий пастыря»: таково название одной из глав, посвящённой герою этого знаменательного события – восстановления Патриаршества в России. Но оно с полным правом могло бы быть отнесено и к разговору о его непосредственном преемнике – Патриаршем местоблюстителе Владыке Сергии (Страгородском).

После смерти Патриарха Тихона периодически митрополита Сергия, ставшего Патриаршим Местоблюстителем, сажали в тюрьму: в четвертый раз, например, в 1927 году — за попытку тайно избрать Патриарха.

С этих пор он по Промыслу Божию фактически возглавил Русскую Православную Церковь, приняв на свои руки заботу о ней в страшные годы гонений. Широко известно его Послание к пастырям и пастве от 29 июля 1927 года, так называемая Декларация, в которой было сказано, что Церковь, храня верность Православию, разделяет радости, успехи и неудачи со своей гражданской родиной, тогда – Советским Союзом (а вовсе не "с большевиками", как об этом иногда ошибочно говорят).

Из-за неприятия этой Декларации Зарубежная Церковь заявила о безблагодатности патриаршей Церкви. Раскол продлился до 2007 года.

В книге воспроизведены дискуссии с оппонентами и аргументы сторонников Декларации. Выясняется, что для самого Патриаршего Местоблюстителя Сергия доказательством, что большевики — не антихристова власть, было одно: антихристу отмерено по Апокалипсису 3,5 года, а с начала революции прошло уже 10.

…Сегодня, когда тысячи россиян заполняют возрождённые храмы, часами простаивают к очередной афонской святыне или с искренним интересом слушают проповеди Патриарха по телевизору, не так-то просто представить себе и упомянутые в книге шумные заседания начала 1900-х годов. Собрания российской интеллигенции, всё активнее впадающей – на фоне внешних и внутренних «нестроений» (если не сказать кризиса!) Синодальной Церкви – то в католичество, то в мусульманство, то в старообрядчество, то в буддизм, то в протестантизм, то в сектантские «веры», а то и вовсе в язычество и хлыстовство. Заседания, так и не приведшие их участников к мировоззренческому «консенсусу», но постоянно отмечавшие особую роль проводившего их Владыки: председателя «религиозно-философских собраний» - епископа Сергия (Страгородского).

Нужно отдать должное автору монографии: за громкими, часто судьбоносными для мира событиями, за острыми политическими дискуссиями в ней неизменно просматривается яркая индивидуальность выдающегося церковного лидера. Лидера, обладающего несомненными человеческими достоинствами. И автор, вслед за героем своей книги, даёт обоснование внутренней потребности стяжания высоких состояний души («добрых дел»). В обществе стремительно разрушались основы веры. Но значит и многократно увеличивалось (отмеченное, добавим, как известно, ещё святым праведным Иоанном Кронштадтским) внимание к ответственности отдельной человеческой личности, её высшему харизматическому примеру.

Таким примером в глазах современников уже с первых же шагов подвижнического служения и оказывается, по мысли автора, отец Сергий. И, прежде всего, отмечается его основное качество: необыкновенная способность слушать и понимать других, способность чутко откликаться на обстоятельства, умение проявить волю, не приспосабливаясь к ним, находить общий язык со всеми и каждым одновременно. Не позволяя себе при этом поступить, по его собственным словам, «против совести».

А потому тем ценнее упомянутые в исследовании дошедшие до нас скупые свидетельства глубокого внимания будущего Патриарха Сергия к жизни простого народа: будь то духовные песнопения калик перехожих, или воспроизведённая в книге большая лошадиная подкова на его письменном рабочем столе. Или собственные золотые наручные часы, отданные в голодные годы без размышлений лишившейся на войне мужа и детей женщине.

Не эти ли качества в разное время привлекали к Патриарху Сергию самые разные, бывало, и харизматические, фигуры?..

К чести автора, он смело раскрывает перед читателем всю сложность этих далеко не всегда однозначных в глазах современников поступков, показывая героя в мучительных, почти гамлетовских (быть или не быть Церкви?!), раздумьях. Недаром на многочисленных архивных фотографиях со страниц книги на читателя смотрит его сосредоточенный, трагически-напряжённый взгляд. Так на фоне почти шекспировских по своему вселенскому эпическому размаху («кошмарней, чем фантазия у Гёте! » - В.В. Маяковский) событий – предстающие порой в его полной изоляции как от отечественных так и от зарубежных «коллег» - вырисовываются главные качества Владыки. Не только внешние, «поведенческие», мотивы патриаршего местоблюстителя, но и их внутренний, «интеллектуальный», лейтмотив. Думается, что именно он сыграл не последнюю (если не решающую!) роль в судьбе будущего церковного иерарха.

В самом деле, чем дальше раскрывается общая, если можно так выразиться, «линия жизни» героя повествования, тем глубже проявляется её скрытый метафизический, почти библейско-назидательный смысл. От беспрецедентного, по утверждению автора, для высших клерикальных чинов смиренно-добровольного покаяния «блудного сына» (как охарактеризует сам митрополит Сергий отвлекший его в 1920-е годы от «тихоновской» линии Церкви «соблазн», по определению автора, обновленчества) до мудрого примирения со стихией (но не духом!) мира сего. Поистине, если кто надумает душу свою спасти, тот её и потеряет и лишь отдав за други своя («за овцы», как сказано в эпиграфе ко всей книге ) - спасёт!

С этой точки зрения особый интерес представляют не только затронутые в тексте собственно богословские воззрения Патриарха, но и его важнейшее качество, столь характерное и для ряда его сподвижников – например, архиепископа, будущего святителя, Луки (Войно-Ясенецкого): редкостное умение убеждать даже самого сильного и непримиримого противника.

Это качество проявится уже в ранней, магистерской диссертации (увидевшей, по свидетельству автора монографии, несколько современных переизданий!), посвящённой анализу католичества и протестантизма в сравнении с православной верой. Напомним, что отмеченная в монографии глубина мировоззренческого подхода будет выделять будущего Владыку Сергия не только в среде религиозных философов Серебряного века, но и на протяжении всей его жизни (в том числе, на преподавательской кафедре и на посту ректора ПДА) как выдающегося деятеля в области догматического богословия.

Пригодятся эти качества ему и позднее, когда бывшему руководителю синодальной комиссии по диалогу с Римско-католической церковью и старокатоликами придётся выдержать не одно, прежде всего идеологическое, сражение с папской курией в преддверии Великой Отечественной войны.

Именно с этой, охранительной, или, как принято говорить, «удерживающей» ролью русского православного сознания связана и ещё одна, возможно самая сокровенная: «пастырская», или миссионерская, – сторона служения Патриарха Сергия. Подробно освящённая в книге, она демонстрирует главный, основополагающий стержень его жизненной философии: вера без дел мертва. Этим важнейшим постулатом (он в упомянутой диссертации определён её автором как принципиальное, отличительное качество православного канонического мировоззрения!) будет определяться весь жизненный путь будущего советского иерарха, который уже с первых же шагов, ещё на стадии ученичества, предпочтёт блестящей богословской карьере аскетический монашеский подвиг.

Поразительно, но именно с этого момента жизненный путь выпускника Петербургской Духовной Академии так или иначе пересекается за рубежом с деятельностью крупнейших представителей Русской Православной Церкви. При этом он попадает, как показано в книге, далеко не в самые спокойные точки земного шара. Сначала отец Сергий в Японии (в 1890-е годы), где становится главным и по сути единственным сподвижником архиепископа, будущего равноапостольного Николая Японского, а затем в Финляндии (в 1900-е), где он разделяет служение в северо-западных регионах с будущими претендентами на патриарший престол: своим учителем, ректором Академии (ПДА), архиепископом Антонием (Храповицким) и епископом Псковским Арсением (Стадницким). И только внутренние проблемы не позволили ему заменить в 1907 году вызванного в Россию архиепископа Тихона (Белавина) на посту Североамериканской церковной кафедры.

Но так или иначе, уже с первых же шагов очерченные в исследовании Михаила Одинцова дороги Владыки Сергия, председателя Учебного комитета и Миссионерского совета при Святейшем синоде (1913–1915), будут неразрывно связаны с главными стратегическими направлениями важнейших геополитических «вех» российского, а позже и советского государства.

Не трудно догадаться, как должен был пригодиться ему этот опыт в послереволюционное время, когда накануне Великой Отечественной войны геополитические переделы отдадут под его прямую юрисдикцию обширную зону отошедших к советской стороне будущих прифронтовых территорий – от Приднестровья, Западной Украины, Западной Белоруссии до Литвы, Латвии и Эстонии. Описанные в книге на основании эксклюзивных (очевидно, и вновь найденных!) материалов, эти факты не просто проливают свет на малоизученные страницы деятельности Патриаршего местоблюстителя. Но оказываются в центре затронутой автором глобальной животрепещущей проблематики: взаимодействия Церкви и государства.

Были у Владыки Сергия, как уже говорилось, и прямые столкновения с «административным молохом» - органами ОГПУ, в застенках которого, по обвинению в шпионаже, погибла его родная сестра Александра Николаевна Архангельская (дата её расстрела подтверждена приведённым в монографии документом), и трагическое размежевание с иерархами Русской зарубежной церкви – прежде всего, с любимым учителем и другом, упомянутым Владыкой Антонием (Храповицким).

И конечно –годы Великой Отечественной войны. В сжатом, напряжённом повествовании, на фоне сухих фронтовых сводок, в том числе, и из осаждённого Ленинграда, где всю блокаду находился его последующий преемник – митрополит Алексий (Симанский), в книге вырисовывается поистине титаническая в истории Православной Церкви фигура будущего российского Патриарха.

Доскональное знание автором книги реалий церковной жизни на оккупированных территориях, среди которых была и территория знаменитой Псковской миссии, в свете секретных стратегических установок Третьего Рейха (а именно: создание «новой религии»), даёт читателю недвусмысленно осознать, почему именно Патриарший Местоблюститель Сергий (Страгородский) был объявлен руководителями фашистского государства как «враг №1».

А потому так злободневно воспринимаются в книге широкие объединительные усилия Владыки – в противовес фашистской политике «разделяй и властвуй», политике сталкивания лбами различных этнических, поместных, «автономных», «автокефальных» и прочих региональных, иерархически расчленённых церквей.

И потому с такой трагической (если не сказать пронзительной!) убедительностью показаны метания русской эмиграции на фоне лицемерного рвения «крестоносного» католического духовенства. Рвения, в котором день начала войны, «день, ставший прелюдией к четырёхлетним неимоверным мучениям, жертвам и страданиям многомиллионного населения Советского Союза, в том числе и миллионов православных верующих, объявляется Днём свершения Божественной справедливости и предначертания, Пасхального утра и Триумфа Божественной правды».

Шаг за шагом в книге вырисовывается масштабный портрет эпохи, «документальная» ценность которого не вызывает сомнений. Автор смело вводит в монографию ранее малоизвестные имена, порою требующие серьёзного исторического переосмысления. Например, сотрудников особой, расформированной в 1937 году, Комиссии по культовым вопросам при ВЦИК, самоотверженная работа которых отчасти предвосхищает (как это ни покажется странным!) сдержанные высказывания И.В. Сталина в защиту Православной Церкви в процессе обсуждения новой, «сталинской», Конституции.

Сегодня, когда знаменательное воссоединение Русской Православной Церкви в Отечестве и рассмеянии, наконец, стало реальностью, уже ни для кого не секрет, что масштаб советской эпохи выходит далеко за пределы пресловутого «культа личности». И хотя в книге взаимоотношения Владыки Сергия с вождём обозначены предельно скупо (лишь неожиданным парадоксальным возгласом Патриарха после возвращения из Кремля в сентябре 1943-го: «Какой он добрый!»), вся атмосфера повествования оставляет за читателем полную свободу беспристрастного и объективного взгляда. Взгляда сквозь призму самой исторической перспективы: трагической и противоречивой..

Существует записка полковника госбезопасности Г. Карпова, который присутствовал в 1943 году в Кремле на встрече Сталина с митрополитами и в дальнейшем возглавил Совет по делам Русской православной церкви. В этом документе — он опубликован — подробно описывается, что генсек ничего не навязывал архиереям, но только выслушивал их пожелания и соглашался.

Все записки Карпова, направленные Сталину о состоянии дел в Русской православной церкви, он внимательно изучал и делал на них пометки своими разноцветными карандашами.

Конечно, многое остаётся в книге, по тем или иным причинам, «за кадром».

Например, произнесённые во время войны памятные слова Сталина: «Дорогие братья и сёстры!». А между тем, призыв Верховного главнокомандующего был, как известно, лишь повторением знаменитого обращения к народу Патриаршего Местоблюстителя Сергия (Страгородского).

К чести автора, он меньше всего стремится выносить какие-либо категоричные, окончательные суждения. Это и понятно. Ведь в центре его внимания неизменно остается не слава мирская, а внутренняя жизнь духа. И она передана в проходящей красной нитью через всю книгу – в напряжённых монологах и диалогах – мысли её главного героя, Патриарха Сергия (Страгородского):

«Пусть даже и изменились внешние условия… миром правит Промысл Божий, и всё во власти Божественной воли. Пусть мир земной изменяется, Церковь одна останется неизменной, непоколебимой, верной своей задаче – возжигать в сердце человека при любых исторических обстоятельствах Божественный огонь, сошедший в день Пятидесятницы на апостолов…Но для этого Церковь должна быть, должна существовать, быть видимой, ей нельзя дать исчезнуть…».

Специально для Столетия

[Gebedo]

https://qebedo.livejournal.com/2824528.html

[Григорий Лолиш]

http://www.echo.msk.ru/blog/dinamo/784659-echo/
журналист, Среда, 15.06.2011 16:13

15.06.2011 | 16:13

ПЕРИОД ПЕРЕД ВОСТОЧНОЙ КАМПАНИЕЙ, 1940-41

Теперь у Германии, завоевавшей территории от Бреста на западе до Бреста на востоке, оставался один противник – Великобритания. План войны против него носил название «Морской лев» и предусматривал захват острова путём высадки десанта, операция подобная той которую в 44-м союзники провели в Нормандии (Франция) уже против самой Германии.

План «Морской лев» превосходил реальные возможности Германии (это отмечают в мемуарах, практически, все военачальники Германии того периода), пусть и находившейся на тот момент в апогее своего величия, и отвергался немецким генералитетом как неосуществимый. Генерал Зигфрид Вестфаль утверждает, что и сам Гитлер крайне неприязненно относился к перспективе ведения амфибийной войны и потому: «...Гитлеру вообще не хотелось доводить эту операцию до конца», - писал Вестфаль.

Интенсивная воздушная и морская война, которая велась между Германией и Англией проходила с переменным успехом и не выявляла явного превосходства Германии перед Англией, условия необходимого для осуществления вторжения на остров.

И тут на арене появился новый игрок, находившийся до того в тени. Игрок, внимательно наблюдавший за развитием событий, но до поры до времени в них не вмешивающийся – Советский Союз.

Вопрос о том, когда Гитлер принял решение о войне против СССР - представляется неправильным. Гитлер никогда не сомневался в том, что ему придётся столкнуться с коммунистическим колоссом. Вопрос нужно ставить по-другому: Когда именно Гитлер решил, что время войны с СССР настало?

Не подлежит никакому сомнению тот факт, что Гитлер верил (и, судя по всему, не без оснований), что СССР готовится к войне против Германии. 15 апреля 1945 в разговоре с Мартином Борманом Гитлер подтвердил, что опасался советского вторжения, сказав:

«Нам не оставалось никакого иного выбора, как устранить из европейского силового поля фактор России... Нашим единственным шансом победить Россию было упредить её вторжение, ибо оборонительная война против Советского Союза являлась для нас не подлежащей обсуждению. Мы никоим образом не имели права предоставить Красной Армии территориальное преимущество, дать ей воспользоваться нашими автострадами для натиска красных танков, нашими железными дорогами для переброски её войск и техники...я знал, что Сталин рано или поздно отпадёт (от нас) и перейдёт в лагерь союзников. Должен ли я был выжидать и дальше, чтоб получше вооружиться? Мы дорого заплатили бы за отсрочку...» («Размышления перед казнью», прим. ред. с указ. цит. на нем, стр. 267)

Вильгельм Кейтель приводит следующие слова Гитлера, в ответ на его вопрос, о причинах заставляющих оценивать положение с Россией как угрожающее (разговор состоялся в августе 1940):

«В целом же, как он считает, имеются все признаки того, что Россия готовится к войне с нами, поскольку она далеко вышла за рамки соглашений касающихся Прибалтики и Бессарабии, пользуясь, тем, что наши войска связаны на Западе. Пока он намерен лишь принять меры предосторожности, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, а решение примет не ранее, чем его подозрения подтвердятся». («Размышления перед казнью»).

26 июня СССР потребовал от Румынии передачи ему Бессарабии и Северной Буковины, а 28 июня 1940 года Красная армия вступила на эти территории. Тем самым СССР сильно приблизился к нефтяным месторождениям в Плоешти откуда Германия получала нефть. Это обстоятельство вызвало растущую тревогу у Гитлера.

Нефть. Уже тогда нефть имела стратегическое значение. А Гитлер зависел от румынской нефти. Прекратись эти поставки, и военная машина третьего рейха остановилась бы.

«Спустя некоторое время после окончания кампании на Западе он (Гитлер) сообщил своим ближайшим военным советникам, что вскоре может возникнуть необходимость ликвидировать «красную опасность» на Востоке. Его убеждение в необходимости разгрома России было подкреплено целым рядом событий. Особенно беспокоила Гитлера угроза русских Румынии, что могло сорвать поставки румынской нефти в Германию». (Зигфрид Вестфаль, «Роковые решения Вермахта»).

Не лишён интереса тот анализ причин нападения на СССР, который в своих воспоминаниях привёл генерал вермахта Курт Типпельскирх. Он полагал, что поскольку СССР поставлял Германии сырьё, которое больше негде было получить, Гитлер боялся попасть рано или поздно в полную зависимость от Сталина:

«Если война против Англии затянется, и как полагал Гитлер, с 1943 года полностью проявится военная мощь Соединённых Штатов, то Германия окончательно попадёт в зависимость от Советского Союза. Такая перспектива казалась Гитлеру невыносимой. По его мнению именно этого и желала Англия: она стремилась выждать до того момента когда Соединённые Штаты будут готовы к войне и Советский Союз повернётся против Германии». (Курт Типпельскирх, «История второй мировой войны»).

12 ноября 1940 года в Берлин прибыл нарком иностранных дел СССР Молотов. Старший переводчик МИД Германии Пауль Шмидт в своих мемуарах называет этот визит «явной прелюдией к конфликту с Россией».

Молотов провёл серию встреч с Гитлером и Риббентропом. Последние, по словам Шмидта, присутствовавшего на этих переговорах, стремились доказать, что Англия практически повержена. (Когда спустя некоторое время переговоры были прерваны воздушным налётом англичан и сторонам пришлось спуститься в бомбоубежище, Молотов задал Риббенроппу вопрос: «Если как Вы говорите Англия уже уничтожена, то чьи бомбардировщики нас сейчас бомбят?). Кроме того, на этих переговорах Гитлер с Риббентропом сделали достаточно неуклюжую попытку «надуть» СССР настойчиво намекая на то, что СССР следовало продвинуть своё влияние на юг, в сторону «Персидского залива и Аравийского моря».

Как вспоминает Пауль Шмидт, это произносилось «с очевидным намёком на Индию». Но самой важной темой стала тема присоединения СССР к пакту трёх держав - Германии, Италии и Японии.

Пауль Шмидт отмечает, что Молотов уклончиво отвечал на предложения Гитлера и постоянно поднимал «щекотливые моменты отдельных проблем»:

«Он (Молотов) взял быка за рога: «Применимо ли ещё к Финляндии германо-советское соглашение 1939 года?», «Что означает «Новый порядок» в Европе и какую роль в нём будет играть СССР?», «Какова позиция относительно Болгарии, Румынии и Турции и как обстоят дела с охраной русских интересов на Балканах и на Чёрном море?», «Могу ли я получить информацию о границах так называемой зоны Великой Азии?, Как определяет их пакт трёх держав?»

Вопросы сыпались на Гитлера сплошным потоком. Ни один иностранный посетитель никогда не говорил с ним так в моём присутствии. Я вспомнил, как негодовал Гитлер на список вопросов Идена в мае 1936, оставив его просто без ответа, и теперь мне было очень интересно посмотреть, как фюрер будет реагировать на перечень вопросов Молотова.

Гитлер не вскочил и не устремился к двери, как сделал это в сентябре 1939, когда сэр Гораций Вильсон принёс ему письмо Чемберлена, не сказал, что нет смысла продолжать разговор, как сделал это в случае с Франко три недели тому назад в Хендайе. Он был смиренно вежлив».

Преговоры ничего не дали. Советский Cоюз не собирался расширять своё влияние до Аравийского моря, как ему советовали Гитлер с Риббентропом, а собирался «окончательно урегулировать финский вопрос» и был крайне недоволен гарантиями которые перед этим Германия дала Румынии.

«Со времён Судетского кризиса и переговоров с Чемберленом, я не присутствовал при таком остром обмене мнениями как тот, что состоялся между Гитлером и Молотовым. Я уверен, что именно в те дни были приняты решения, которые привели Гитлера к мысли напасть на Советский Союз».(Пауль Шмидт, «Переводчик Гитлера»).


Встреча Гитлера с Молотовым в Берлине


Статья в "Правде" о визите Молотова в Берлин


Союзники – Гитлер и Муссолини в Нюрнберге, 1940
Пауль Шмидт (старший переводчик МИД Германии) в своих мемуарах упоминает о письме, полученном Гитлером от Муссолини 4 января 1940 г:
"Именно в этом письме я впервые заметил тенденцию, позднее все в большей степени проявлявшуюся в переговорах между Гитлером и Муссолини, направленную на достижение договоренности с Западом и на организацию выступления против Советской России. «Я считаю своим долгом добавить, - писал Муссолини, - что любое дальнейшее развитие Ваших отношений с Москвой будет иметь катастрофические результаты в Италии, где антибольшевистские настроения, особенно среди фашистских масс, всеобщи и тверды как гранит»…

…Не знаю, как отнесся Гитлер к этому критическому письму Муссолини. Оно не могло особенно обрадовать его, так как он два месяца собирался с ответом. Лишь в начале марта министр иностранных дел Германии повез ответ Гитлера в Рим".



Высшее командование Германии и Италии. На фото, нижний ряд, слева направо: Герман Геринг (рейхсмаршал Третьего рейха и рейхсминистр авиации) Бенито Муссолини («дуче» — вождь итальянских фашистов), Адольф Гитлер, граф Галиаццо Чиано (министр иностранных дел Италии, зять Муссолини, женатый на его старшей дочери Эдде). Во втором ряду: Рудольф Гесс (заместитель Гитлера по НСДАП), Генрих Гиммлер (рейхсфюрер СС), за ним в центре — Вильгельм Кейтель (генерал, руководитель ОКВ — Верховного главнокомандования вермахта (вооруженных сил Третьего рейха), 1938 год.


Выступление премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля на борту тяжелого крейсера «Эксетер» по возвращении того в Британию (Плимут) после сражения у Ла-Платы с немецким «карманным» линкором «Адмирал граф Шпее».


Адольф Гитлер дарит руководителю люфтваффе Герману Герингу картину Ханса Макарта «Дама с соколом» (написана в 1880 г.), 1939.
Известно, что Гитлер, и Геринг были страстными коллекционерами произведений искусства.
Интересные подробности, говорящие о характере Геринга, приводит фельдмаршал Эрих фон Манштейн в книге "Утерянные победы":

21 августа (1939) утром мы прибыли в Берхтесгаден. К Гитлеру были вызваны все командующие группами армий, а также командующие армиями со своими начальниками штабов и соответствующие им по должности, командующие авиационными и военно-морскими соединениям…
…Незадолго перед приходом Гитлера появился Геринг. Мы были поражены его видом. Я считал, что мы приглашены на серьезное совещание. Геринг, по-видимому, явился на маскарад. На нем была белая рубашка с отложным воротником и зеленый кожаный жилет с большими желтыми пуговицами, обтянутыми кожей. Картину дополняли брюки до колен и длинные шелковые носки серого цвета, которые сильно подчеркивали огромные размеры его икр. На фоне этих тонких носков выделялись массивные ботинки. Но все, безусловно, затмевал украшавший его живот кинжал, болтавшийся на поясе из красной кожи, щедро отделанном золотом, в ножнах из кожи такого же цвета, с золотыми украшениями. Я мог только шепнуть моему соседу генералу фон Зальмуту: «Толстяку, видно, поручена „охрана зала“?


Гитлер с рейхсминистром вооружений и военной промышленности Альбертом Шпеером. Шпеер также оставил любопытные воспоминания о Геринге:
«На меня произвело крайне тягостное впечатление то обстоятельство, что в завершении обеда нам с Брекером подали обычный коньяк, тогда как Герингу лакей с довольно торжественным видом налил что-то из старой, покрытой пылью бутылки. „Это держат только для меня“, — без всякого стеснения пояснил он своим гостям, после чего долго распространялся на тему, из какого французского замка была изъята эта редкостная находка… С хозяйской гордостью он велел распахнуть все шкафы, дабы мы могли бросить взгляд на собрание французских духов и мыла, которых хватило бы на несколько лет. И наконец, под занавес он продемонстрировал нам свое собрание бриллиантов и других драгоценных камней» .


И.В. Сталин лично осматривает бомбардировщик ТБ-3


И.В. Сталин лично осматривает «Зверобоя» СУ-152

Из книги Н.С. Попова «Без тайн и секретов»:
…А 8 августа 1943 г. опытные машины своим ходом были отправлены в Кремль для показа членам правительства. [...] Затем Главнокомандующий подошёл к самоходной установке. Ему, видимо, было известно, что самоходные орудия, названные в Курской битве «зверобоями», хорошо показали себя в боях. Подойдя к машине, он неожиданно вскарабкался на корпус самоходки, на которой не было никаких вспомогательных трапов, и, заглянув в открытый командирский люк, спросил, как обстоят дела с вентиляцией боевой рубки. Видимо, кто-то ему докладывал, что экипажи на машинах первого выпуска угорали. Водитель-испытатель К.Е. Егоров спокойно ответил ему: «Действительно, выхлопные газы попадают внутрь машины, но для этих самоходок отработана улучшенная вентиляция, она в три раза больше пропускает через себя воздуха и опасность задымления или загазовывания башни пороховыми газами полностью устранена».


Карикатура из газеты Evening Standard, 20 сентября 1939 г.
Встреча на Буге.
Сталин: «Кровавый палач, я полагаю?»
Гитлер: «Настоящий мерзавец, если не ошибаюсь?»


Солдаты Вермахта на марше


«Победа или большевизм». Немецкий агитационный плакат времён Второй мировой войны.

Могила ефрейтора вермахта


Танковый завод в Германии


РККА, 30-е годы

[Григорий Лолиш]

http://www.echo.msk.ru/blog/dinamo/786616-echo/

журналист, Вторник, 21.06.2011 23:33

21.06.2011 | 23:33

В СССР утверждали, что Германия напала без объявления войны. На самом деле формальное объявление войны место имело. Но состоялось оно одновременно с тем, как германские группы армий развёрнутые на западной границе получили сигнал начать вторжение, так что технически можно говорить о том, что, фактически, объявления войны не было.

Старший переводчик МИД Германии, Паул Шмидт, воспоминания которого мы так часто приводим, присутствовал при вручении ноты Риббентропом советскому послу в Берлине Деканозову. Шмидт вспоминает, что весь день 21 июня последний звонил в МИД Германии и настаивал на том, что ему необходимо встретиться с Риббентропом. Ему отвечали, что Риббентроп находится за пределами Берлина. Наконец, в два часа ночи Деканозову сообщили, что он приглашён к Риббенропу на 4 утра 22 июня (начало вторжения).

«Я никогда не видел Риббентропа в таком возбуждённом состоянии, как в те пять минут перед приходом Деканозова, вспоминает Шмидт, - Он метался по комнате как зверь в клетке. «Фюрер абсолютно прав, что нападает сейчас на Россию, - говорил он скорее самому себе, чем мне, он повторял это снова и снова, как будто хотел успокоить сам себя. – Русские, несомненно, нападут сами, если этого сейчас не сделаем мы»

«Деканозов появился в точно назначенное время. И очевидно не догадываясь ни о чём, подал Риббентроппу руку. Мы сели, и с помощью «маленького Павлова (так Шмидт называет советского переводчика) Деканозов приступил к изложению дела по которому его правительство требовало разъяснений от Риббентропа. Но едва он начал, как Риббентроп с каменным выражением лица прервал его со словами:

«Теперь вопрос об этом уже не стоит. Враждебное отношение советского правительства к Германии и серьёзная угроза, которую представляет концентрация русских войск на восточной границе Германии вынуждают рейх принять военные контрмеры». Шмидт рассказывает, что затем Риббентроп зачитал «список преступлений СССР» и констатировал, ему несмотря на все старания «так и не удалось установить разумные отношения между нашими двумя странами».

На это Деканозов ответил, что всё произошло «исключительно по причине отказа от сотрудничества, занятой немецким правительством». После этого он встал, небрежно поклонился и, не пожав руки Риббентропу, в сопровождении переводчика покинул кабинет»

А вот, что происходило в это время в Москве, в кабинете наркома обороны СССР маршала Тимошенко:

«-Ну, что там, какова обстановка на границе? - осевшим от табачного дыма голосом спросил Тимошенко.
Жуков молча, прошёл к столу и без разрешения сел рядом. Установилась напряжённая тишина. Старинные часы на стене, как показалось обоим, слишком громко пробили три часа. Опять стало тихо...
В то время как на границе занимался новый день - 22 июня 1941 года, на западной границе Советского Союза ещё продолжалась самая короткая в году ночь. Штабы групп немецких армий, сосредоточенных на границе с СССР, получили условный сигнал «Дортмунд» - начать вторжение.

...Тишину кабинета буквально разорвал звонок телефона. Жуков резко поднялся с кресла и взял трубку. Звонил командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский. Он доложил о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолётов и просил указаний. Жуков посмотрел на Тимошенко и спросил:
-Ваше решение?
-Решение... - Октябрьский на минуту замолчал, - полагаю встретить самолёты огнём зенитных средств флота.
Жуков снова посмотрел на наркома. Тот кивнул в знак согласия.
-Действуйте и доложите Кузнецову.
Сразу же зазвонил другой телефон. В последующие несколько минут из штабов приграничных округов доложили о том, что немецкая авиация наносит удары по войскам и городам Прибалтики, Белоруссии, Украины»,(«Неизвестный Жуков»)

Ни Тимошенко, ни Жуков, ни Сталин, никто в Кремле не мог в те минуты представить, что на самом деле происходит на западной границе СССР. А любой из них дорого дал бы тогда за то, чтобы прояснить обстановку.

Но у нас есть такая возможность - вот воспоминания первых часов вторжения «с другой стороны», вспоминает генерал-полковник Хейнц Гудериан:

«В 6 час. 50 мин. у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг. Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими машинами повышенной проходимости и мотоциклами переправлялась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело важное значение для дальнейшегго продвижения 47-го танкового корпуса, нол там. Кроме русского поста, я никого не встретил. При моём приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты...

Внезапность нападения на противника была достигнута на всём фронте танковой группы. Западнее Брест-Литовска (Бреста) 24-м танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности. Северо-западнее крепости в различных местах полным ходом шла наводка мостов. Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточённо оборонялся гарнизон имеющей важное значение крепости Брест, который держался несколько дней, преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг в Мухавец», (Гудериан, «Воспоминания солдата»)

Для того, чтобы картина была полнее - вот, как описывал первые часы войны генерал Гюнтер Блюментрит:

"Напряжение в немецких войсках непрерывно нарастало. Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, всё было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи, когда вся артиллерия пехотных дивизий первого и второго эшелонов готова была открыть огонь, международный поезд Москва — Берлин беспрепятственно проследовал через Брест. Это был роковой момент.

Через три часа немецкие боевые самолёты поднялись в воздух, и вскоре только их бортовые огни виднелись далеко на востоке. Фельдмаршал фон Клюге и его штаб находились в расположении 31-й пехотной дивизии к северу от Бреста. К 3 часам 30 минутам — это был час «Ч» — начало светать, небо становилось каким-то удивительно жёлтым. А вокруг по-прежнему было тихо. В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь. И затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила. Только изредка какое-нибудь орудие берега открывало огонь. Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу. Переправлялись танки, наводились понтонные мосты, и все это почти без сопротивления со стороны противника. Не было никакого сомнения, что 4-я армия и 2-я танковая группа застали русских врасплох.

Прорыв был осуществлён успешно. Наши танки почти сразу же прорвали полосу пограничных укреплений русских и по ровной местности устремились на восток. Только в Брестской крепости, где находилась школа ГПУ, русские в течение нескольких дней оказывали фанатическое сопротивление". ("Роковые решения Вермахта")

Нападая на Советский Союз, Гитлер стремился придать этому вид крестового похода против коммунизма. Вмести с немцами наступали финны, румыны, венгры, итальянцы. Небольшие контингенты выделили Хорватия и Словакия. Кроме того осенью сорок первого на Волховском фронте в бои против советских войск была введена испанская «голубая дивизия». Гитлер был заинтересован в том, чтобы мир считал его борцом за общее дело и намеревался таким образом обеспечить себе симпатии англичан и американцев, симпатии которые принесли бы передышку в войне с Великобританией хотя бы до разгрома СССР.

Но этим надеждам не суждено было сбыться. За прошедшие годы мир очень хорошо понял, что представляет из себя Гитлер и во, что может вылиться разгром им Советского Союза.

«Теперь Гитлер сам соединил судьбы Англии и Советского Союза, и направленный против него союз между этими государствами был неизбежен» - писал Курт Типпельскирх.

Этот союз был провозглашён в день нападения на СССР, когда Уинстон Черчилль разбил все надежды Гитлера заявив:

«Никто за последние 25 лет не был более ярым противником коммунизма, чем я. Я не беру обратно ни одного слова, которое я когда-либо сказал о нём. Но сегодня это уже не играет никакой роли... Мы имеем только одну цель, от которой никогда не отступим. Мы ни при каких обстоятельствах не будем вести переговоров с Гитлером и его отродьем...Если Гитлер считает, что нападение на Советскую Россию может вызвать хотя бы малейшее изменение больших целей и уменьшение усилий, которые мы прилагаем, чтобы его уничтожить, то он глубоко заблуждается...»

Очень много написано о том, как отступали советские войска, как вязли в болотах целые мотомеханизированные корпуса, как сдавались в плен дивизии, как бросали оружие и бежали в леса красноармейцы. Всё это было и от этого нельзя отмахиваться. Но было не только это. В целом советские войска оказали упорное сопротивление и местами нанесли контрудары:

«6-я армия продвинулась через реку Стырь. Но там она, как и 1-я танковая группа, подверглась сначала на юге, а затем на севере интенсивным контратакам русских, в которых приняли участие подтянутые свежие танковые силы.
До 3 июля на всём фронте продолжались упорные бои. Русские отходили на восток очень медленно и часто только после ожесточённых контратак против вырвавшихся вперёд немецких танковых частей...

После двенадцатидневных боёв группа армий «Юг» с 1-й танковой группой на левом крыле достигла района западнее среднего течения реки «Случь». Её армии фронтальным наступлением теснили противника, который собрав все свои силы, бросился навстречу немцам и избежал широкого охвата. ...1-я танковая группа не смогла выйти, как ожидалось, на оперативный простор. Противник хотя и понёс тяжёлые потери, но ушёл от замышлявшегося немцами охвата и организованно отвёл свои силы за реку Случь, Западный Буг в его верхнем течении и Днестр в районе Могилёва и южнее». ( К. Типпельскирх, «История второй мировой войны»).

Вот воспоминания генерала Гюнтера Блюментрита ("Роковые решения Вермахта"):

"Поведение русских войск даже в первых боях находилось в поразительном контрасте с поведением поляков и западных союзников при поражении. Даже в окружении русские продолжали упорные бои. Помогала им огромная территория страны с лесами и болотами. Немецких войск не хватало, чтобы повсюду создавать такое же плотное кольцо вокруг русских войск, как в районе Белостока — Слонима. Наши моторизованные войска вели бои вдоль дорог или вблизи от них. А там, где дорог не было, русские в большинстве случаев оставались недосягаемыми. Вот почему русские зачастую выходили из окружения. Целыми колоннами их войска ночью двигались по лесам на восток. Они всегда пытались прорваться на восток, поэтому в восточную часть кольца окружения обычно высылались наиболее боеспособные войска, как правило, танковые. И всё-таки наше окружение русских редко бывало успешным".

По разбитым дорогам медленно отступали на восток измотанные и поредевшие советские стрелковые дивизии и танковые корпуса. С запада за ними двигались германские группы армий.

"Перед глазами у меня до сих пор стоит живая картина первых недель войны: невыносимая жара, огромные облака жёлтой пыли, поднимаемой колоннами отступающих русских войск и пытающейся догнать их немецкой пехотой. Иногда неожиданно выпадал дождь, превращая пыль на дорогах в жидкую грязь. Но как только появлялось солнце, грязь опять превращалась в пыль", Гюнтер Блюментрит, "Роковые решения Вермахта".

В эти жаркие дни июня-июля сорок первого немцы считали себя победителями. 27 июня пал Минск. Но в тылу уже начиналось формирование армий резерва Главного командования в составе 19, 20, 21, 22 армий. Под Смоленском спешно разворачивалась 16 армия.

2 июля на переправе на Березине у Борисова немцы впервые столкнулись с неизвестным для них типом советских тяжёлых танков. Немецкие противотанковые пушки не пробивали их - снаряды отскакивали от брони. В первом же бою группа этих новых танков спокойно прошла сквозь немецкие линии и, достигнув артиллерийских батарей, раздавила орудия. Это были Т-34, известные тридцатьчетвёрки, ставшие легендарными танками второй мировой войны.

«Если бы я знал, что у русских имеется такое количество танков, которое приводилось в Вашей книге, я бы, пожалуй, не начинал эту войну!», - скажет Гитлер Гудериану на секретном совещании в городе Борисов 4 августа 1941.

Впереди была сдача Киева, блокада Ленинграда, потеря Крыма, разгром немцев под Москвой, Сталинград...

Медленно, окутанная густыми клубами пыли, брела пехота на восток. Под портянками да обмотками кровавое месиво, под кирзой просёлок, по обочинам бурьян.

Ну, а впереди вся война.



Митинг на ленинградском заводе имени Кирова о начале войны, июнь 1941
Место съемки: Ленинград. Автор: В. Тарасевич. Военный альбом


Советский аэродром после немецкого авианалёта


Колонна советских военнопленных, Минск 1941



Расстрел советских партизан



Е.А. Жуков — командир 3-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка (слева) — слушает доклад своего разведчика,1942 Сталинград, Военный альбом.


Командующий Черноморским флотом адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский



Доклад командира подводной лодки «К-21» Героя Советского Союза капитана 2-го ранга Н. А. Лунина (четвертый слева) о результатах торпедирования немецкого линкора «Тирпиц», охотившимся за кораблями конвоев союзников. Слева направо: командующий Северным флотом вице-адмирал А. Г. Головко, командир бригады подводных лодок контр-адмирал Н. И. Виноградов, начальник политуправления флота, дивизионный комиссар полковник Н. А. Торик и комиссар подводной лодки С. А. Лысов. Время съемки: июль-август 1942
Автор: Евгений Халдей, Военный альбом



Генерал-лейтенант А.А. Власов, перешедший в 1942 году на сторону немцев, и солдаты, так называемой, Русской освободительной армии (РОА). Военный альбом



Казаки из состава немецких войск читают журнал «Сигнал». Немецкий пропагандистский журнал «Signal» издавался на разных языках, в том числе и с 1942 года на русском. Военный альбом



Кавалер ордена «Славы» 3 степени, снайпер Мария Кувшинова, уничтожившая несколько десятков немецких солдат и офицеров. Военный альбом



«Дом Павлова» в дни Сталинградской битвы. Военный альбом



Герой Советского Союза командир эскадрильи 4-го гвардейского авиационного полка гвардии старший лейтенант Г.Д. Цоколаев в кабине своего истребителя И-16 «борт 21-красный». На фюзеляже нанесен знак «Гвардия», Военный альбом.



Поздравление комиссаром Зиновием Абрамовичем Лещинером экипажа Су-2М-88Б № 15 — штурмана-стрелка Петра Алексеевича Землякова и летчика дважды Героя Советского Союза Григория Флегонтовича Сивкова после первого боевого вылета группой из 9 самолетов на бомбардировку танков противника, скопившихся у небольшого населенного пункта вблизи станицы Славянской. Аэродром Буденовка, 3 эскадрилья 210 ББАП. Фото из архивов семей Сивковых и Тарычевых. Военный альбом



Служащие люфтваффе выпивают в ангаре. Военный альбом



Красноармейцы берут в плен летчика сбитого немецкого самолета Мессершмитт Bf.109. Имитация захвата немецкого летчика у Мессершмитта Bf.109G-2 (заводской №13689) из состава I./JG53 «Pik-As». Пилот этого самолета унтер-офицер Герхард Рисс был захвачен в плен после вынужденной посадки из-за отказа двигателя 8 сентября 1942 г. в районе Сталинграда.



Начало апреля 1945 год. В лесу под Кюстрином. У ИС-2 слева направо: начштаба полка Н.В. Широкий, зам.командира полка по политчасти Л.А. Глушков, командир полка П.Г. Мжачих, зам. командира полка Ф.М. Жаркой, зампотех полка Н.П. Романченко. На танке в фуражке — зам. начштаба полка И. Герман. Время съемки: апрель 1945. Военный альбом



Разведчица Наталия Владимировна Малышева. На фото с самозарядной винтовкой СВТ в звании рядового. Военный альбом



Колонна пленных немцев в Крыму. Время съемки: 1944
Автор: Евгений Халдей. Военный альбом



Советские солдаты, отдыхая на ступенях рейхсканцелярии, рассматривают немецкие награды, которые так и не были вручены. Берлин. 2 мая 1945 года. Фотография Евгения Халдея, Военный альбом

Напоследок хочу порекомендовать интересующимся второй мировой – базу уникальных фотографий того периода: waralbum.ru

[ООО "Новое время"]

https://youtu.be/u4FvnV9xA_4

[Телеканал ОНТ]

https://youtu.be/30FgydZ26Es

[Gebedo]

https://qebedo.livejournal.com/2831260.html