*256. Когда бы речь шла о Прохорове и его коллегах, то не больно-то и жалко, но Россию жалко, и весьма

[Максим Соколов]

http://www.conservator.ru/lib/msokol/1990.shtml

Коммерсантъ №34 3.9.90

Открывающаяся в понедельник, 3 сентября, сессия ВС РСФСР должна принять пакет экономических законов, обеспечивающих переход к рыночной экономике. Принимать его придется на фоне по-прежнему двусмысленных отношений России и центра.

По мнению экспертов, итоги первой недели российской сессии окажут немалое влияние на ход открывающейся 10 сентября сессии союзного парламента.

Создание реформаторского законодательства - дело само по себе непростое. Для России оно осложняется тем, что в желании блокировать республиканский суверенитет союзное правительство обрело мужество отчаяния. Встречаясь 25 августа с профсоюзными активистами, вице-премьер Абалкин заявил, что "союзное правительство - это пока единственная организация, которая не дает выплеснуться мощным антисоциалистическим тенденциям".
Между тем российское руководство настроено по отношению к социалистическим тенденциям руководства союзного весьма решительно: комментируя "алмазный указ" Президента СССР, Председатель ВС РСФСР Борис Ельцин сказал, что никому не советовал бы ссориться с Россией. Похоже, что и российский и союзный парламенты будут руководствоваться известной формулой "что наше, то наше, а вот о вашем-то мы и поговорим".
Но эта формула, скорее всего, принесет успех именно российским законодателям: позиции Председателя ВС РСФСР Ельцина довольно сильны. Своей поездкой по России Ельцин обеспечил себе поддержку снизу. Поддержку, естественно, условную - ибо обещания, раздававшиеся в ходе поездки, теперь придется отрабатывать, - но тем не менее создающую ему отличную политическую базу во взаимоотношениях с Президентом. 29 августа Ельцин встретился с Горбачевым, и приувядший было альянс двух руководителей расцвел по второму разу - причем отнюдь не за счет уступок Ельцина. Дошло до того, что Горбачев, как он заявил в телеинтервью, счел целесообразным рассматривать в союзном парламенте лишь проект "президентской" (по сути - ельцинской) команды, не рассматривая правительственного проекта, который готовится в СМ СССР.
Характер же предлагаемых российскому парламенту законов легче понять, если вспомнить старую истину: способ вывести страну из социального кризиса, в общем-то, всегда был один и тот же - дать людям возможность кормиться трудами рук своих и молиться Богу по своей вере.
В начале века это называлось "земля и воля". Когда смута 1905 года грозила окончательно опрокинуть Россию в пропасть, премьер Столыпин в своей думской речи от 6 марта 1907 года выдвинул широкую программу реформ, поставив во главу утла земельный вопрос: "Лишь в сочетании с социальною аграрною реформой политические реформы могли получить жизнь, силу и значение... Много у нас говорят о свободах, но глашатаи отвлеченных свобод не хотят для крестьянина самой примитивной свободы, свободы труда, свободы почина".
Год назад на осенней сессии ВС СССР либеральные депутаты настаивали на том же самом. Михаил Бочаров призывал во что бы то ни стало принять пакет законов о земле, о собственности, о налогах, о местном самоуправлении. В сущности это было повторение столыпинской идеи 1907 года - "создать те материальные нормы, в которые должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени", - что и дало обозревателям повод назвать этот пакет законов столыпинским.
Тогда призывы либералов услышаны не были, хотя год назад еще была возможность провести реформы на союзном уровне. Сейчас, по мнению многих экспертов, центр уже опоздал, и столыпинский пакет придется принимать российскому парламенту.
В общих чертах программа - весьма напряженная - работы российских законодателей была обрисована Председателем ВС РСФСР Ельциным еще 17 июля на встрече с председателями районных, городских, поселковых и сельских советов. Ельцин сообщил, что Россия примет свои законы о собственности, налогообложении и местном самоуправлении, причем пакет нужно принять в сентябре, чтобы успеть сформировать российский бюджет на 1991 год.
Но, как и в 1907 году, центральным в программе является крестьянский вопрос. 30 августа на совещании блока "Демократическая Россия" член Постоянной комиссии по экономической реформе при ВС РСФСР Павел Медведев назвал экономическую ситуацию катастрофической и сообщил, что программа реформы предполагает первоочередность приватизации именно сельскохозяйственных предприятий. Проект Земельного кодекса РСФСР станет предметом особенного внимания российских законодателей - ведь на ноябрь намечен внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР, посвященный аграрной реформе. К тому же терять еще и 1991 сельскохозяйственный год - после того как были потеряны 1989-й и 1990-й - уже просто опасно.
"Столыпинский пакет" экономических законов, скорее всего, будет приниматься в темпе allegro assai - в интересах российских законодателей поставить своих союзных коллег перед свершившимся фактом и максимально использовать имеющуюся у ВС РСФСР недельную фору. В ближайшее время, по мнению наблюдателей, мы можем столкнуться с любопытным явлением: российский парламент поведет за собой парламент Союза. [an error occurred while processing the directive]

[Максим Соколов]

Коммерсантъ №34 3.9.90
Разговоры о том, что кабинет Николая Рыжкова должен уйти в отставку, начались еще в мае. В июне это требование поддержали шахтерские стачкомы. В июле к тому же призывал либеральный истэблишмент на встрече с Михаилом Горбачевым. В августе впервые этот призыв прозвучал в устах нового российского руководства.

В сентябре открывается сессия ВС СССР, которой предстоит сопоставить две альтернативные программы реформ (правительственную и "президентскую"). При этом, по предварительным оценкам экспертов, вопрос об отставке кабинета Рыжкова, вероятно, будет поднят уже в первые дни сессии.

Майское "экономическое чудо" правительства, вызвавшее паническую скупку крупы и соли, крайне понизило рейтинг рыжковского кабинета. С тех пор популярность правительства и его способность контролировать ситуацию продолжали падать. Август нанес два новых удара по его престижу: неспособность нынешней экономической системы справиться с богатым урожаем и табачный кризис, переросший в табачные бунты.
В то же время все более обостряются отношения российского правительства с союзным кабинетом. По оценкам наблюдателей, в России, да и в других республиках крепнет убеждение, что союзное правительство пытается затянуть свою агонию, распродавая все, что можно, по бросовым ценам, платить же по долгам союзного кабинета придется новым республиканским правительствам.
Правительством недовольны все - справа, слева, сверху и снизу. И, тем не менее, кабинет министров стоически выносит приглашения к отставке. Вынесет ли он их в сентябре?
По сути дела, правительство ответственно не столько перед парламентом, сколько перед Президентом. От позиции Горбачева зависит многое, и казалось бы, дальнейший союз с Рыжковым не в его интересах. В конце июля на неофициальной встрече с либеральным истэблишментом Президент услыхал от публициста Игоря Клямкина: "Политическое время правительства кончилось, продлить его можно или за счет Президента, или за счет Верховного Совета".
Президент, о чем свидетельствует хотя бы его последний Указ о правах России на алмазы и золото, явно выходит за рамки собственно исполнительной власти, присваивая себе также законодательные и судебные прерогативы. Но отбирающий у парламента законодательные полномочия отбирает у него и функции громоотвода - и судьба правительства может оказаться связанной с судьбой Президента теснее, чем ему хотелось бы. Однако пока что Горбачев не проявляет желания расстаться с Рыжковым и его командой - в конце июля на встрече с маститыми либералами он просил их не судить премьера слишком строго, а его "алмазный указ" явно направлен на защиту союзного кабинета.
Отчасти это объясняется характерным для Горбачева стремлением балансировать, но есть, видимо, и глубинная причина. Безусловно, тактика рыжковского кабинета вызывает сильнейшие нарекания республик, но в то же время команда Рыжкова - это фактически единственный проводник любимой формулы Горбачева "сильный центр и сильные республики", приверженность которой он вновь подтвердил в августе на встрече с офицерами Одесского военного округа.
Если Николай Рыжков вполне солидарен с Уинстоном Черчиллем, заявившим после второй мировой войны: "Я не желаю председательствовать на распродаже Британской Империи", - то ведь и Горбачев - тоже.
Едва ли желанная для Горбачева альтернатива кабинету Рыжкова - так называемый кабинет общественного доверия, состав которого неясен. Статус этого кабинета при господствующих ныне центробежных настроениях республик, скорее всего, будет близок к статусу ликвидационной комиссии, минимизирующей эксцессы при переходе от империи к союзу суверенных государств. А положение Горбачева в этом союзе достаточно неопределенно.
Вероятнее всего, Президент предпочел бы сохранить status quo, всячески форсируя тем временем подписание устраивающего его нового Союзного договора. Однако в этом случае рушится хрупкий союз с Ельциным, ибо нынешний кабинет министров действует на российское руководство, как красная тряпка на быка.
20 августа заместитель Ельцина Руслан Хасбулатов заявил: "Дальнейшее сохранение правительства Союза приведет к дестабилизации и подрыву политики Президента".
Между тем и уступка России сулит Горбачеву новые неприятности. Премьер - не более чем исполнитель при Президенте, и вопрос о "кабинете общественного доверия" неминуемо перерастет в вопрос о "президенте общественного доверия" - об этом в ВС СССР говорил еще весной "теневой премьер" оппозиции Геннадий Фильшин.
На окончательную позицию Президента вероятнее всего могут оказать влияние два фактора. 3 сентября - за неделю до союзной - открывается сессия ВС РСФСР. Если терпение российских парламентариев лопнет, они могут полностью перестать оглядываться на Союз. Это приведет к эскалации конфликта с центром, который, весьма вероятно, закончится отставкой кабинета Рыжкова.
С другой стороны, экономическая разруха может усилить давление снизу (как показали события в Челябинске, не всегда цивилизованное), и руководству для самосохранения придется пожертвовать Рыжковым.
Однако, даже если это произойдет и судьба кабинета Рыжкова, таким образом, практически определится, решение Горбачева может быть далеко не однозначным. Причина этого заключается в том, что, хотя кабинет общественного доверия постоянно упоминается на словах, на практике его как такового не существует, и кем заменять команду Рыжкова - не совсем понятно. Дело в том, что весенний "теневой кабинет" оппозиции - во главе со своим "теневым премьером" Геннадием Фильшиным, - который, собственно и расценивался как возможный кабинет общественного доверия, практически в полном составе занял кресла в российском правительстве.
Вероятно поэтому, что, если отставка правительства станет неизбежной, Горбачев, скорее всего, попытается заменить Рыжкова, сохранив при этом структуру и функции союзного правительства.
Этот вариант не решает никаких проблем по существу, но при удачном для Президента стечении обстоятельств может дать ему некоторый выигрыш во времени. [an error occurred while processing the directive]

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №22 от 07.06.1993

Процесс единения вице-президента Руцкого и председателя ВС Хасбулатова пришел к логическому завершению: в речах обоих политиков стандартным стало дружное "мы", идеологически-программных разногласий между ними отныне не сыскать, а ВС решил вчинить иск в КС на предмет защиты вице-президента от надругательств. Окончательное слияние двух политиков весьма примечательно тем, что до сих пор они двигались скорее параллельным, нежели единым курсом. Начав громить правительство в конце 1991-го, а президента — в конце 1992 года, Руцкой и Хасбулатов до последнего времени были не столько союзниками, сколько совоюющими сторонами, т. е. преследовали каждый свой профит и от заключения формальной коалиции воздерживались. Что и понятно: Руцкой грезил о президентском кресле, а фактически, судя по политическому стилю вице, — о короне самодержца, ни в каком квазипарламенте не нуждающемся. Хасбулатов же видел себя на посту всероссийского председателя, при наличии которого в самодержавном президенте нет никакой надобности. Стычка была неминуема, но вместо стычки вдруг вышла смычка.
Дело в том, что позиции обоих серьезно пошатнулись, и речь пошла уже не о логике захвата власти, но о логике элементарного выживания. А эта логика диктует и особый тип коалиции — с позиции слабости. Хасбулатов оказался в политическом вакууме после бунта в президиуме: против спикера соединенным фронтом выступили председатели палат, председатели ключевых парламентских комитетов (оборонного, международного, бюджетного, по законодательству) и вице-спикер Николай Рябов. Двое из оставшихся трех вице-спикеров заняли нейтрально-выжидательную позицию. Перед хасбулатовской группировкой открылась неприятная перспектива: либо, опираясь на "болото", произвести тотальную чистку президиума, либо капитулировать. Чистка президиума привела бы к полному разрыву с умеренной и прагматически настроенной номенклатурой и окончательно преобразовала бы ВС в абсолютно непредставительное собрание маргиналов. Капитуляция означала бы скорое удаление Хасбулатова с политической сцены, поскольку умеренной номенклатуре он — не сват и не брат.

Сходное несчастье постигло вице-президента. До сих пор в "Гражданском союзе" наблюдалось как бы три головы с разумным функциональным разделением: Руцкой олицетворял приближенность к властным структурам, Вольский (и ангелы его Владиславлев, Сабуров и Дискин) — связь с социально подпирающим "союзников" директоратом, Травкин — неразрывную связь с народными массами. Постреферендумные раздумья привели ГС к явному расколу: Вольский с Владиславлевым начали дрейфовать в сторону президента, Травкин, с его недюжинным чутьем демагога, также дистанцировался от совершенно не ко времени "вождящего" вице. Руцкой лишился и номенклатурных подпорок, и агитаторов-популистов, и низовых организационных структур, приобретя взамен разве что артистов Губенко и Говорухина, что, с точки зрения Realpolitik — не слишком эквивалентно.
Преданные соратниками вице-президент и председатель придвинулись друг к другу; Руцкой заговорил уже в тоне полного президента, без всякой приставки "вице", Хасбулатов заявил, что всенародная поддержка представительной власти (читай: Хасбулатова) сильна как никогда, и весь этот союз аутсайдеров по своей стилистике начал напоминать что-то вроде "протоГКЧП". Но, разумеется, с отличиями. ГКЧП имел в активе премьер-министра и силовые структуры. Руцкой с Хасбулатовым давно уже оттолкнули от себя силовых министров и теперь решили сделать себе врагом еще и премьера Черномырдина, призвав правительство немедленно отправить в отставку, а министров судить скорым судом. Так ГКЧП не устраивают.
Вероятно, полная политическая беспомощность этих двух, еще недавно ключевых, персон российской сцены связана с тем, что президентская команда сумела завоевать центр (разумеемый даже не в политическом, а скорее в социологическом смысле), осуществив перехват консервативных лозунгов. Стандартная антитираническая и свободолюбивая риторика Руцкого, Хасбулатова и их приверженцев бьет решительно мимо цели: как сильные мира сего, с которыми идет игра в рамках конституционного совещания, так и общество в целом настроены как раз скорее консервативно — слишком уж много за последние годы было сказано громких слов и напечатано бумажных денег. На фоне такой социальной усталости президентская конституция воспринимается спокойно и даже положительно именно по причине ее консервативно-монархического характера — "прямые были страсти, порядка ни на грош, известно ж, что без власти далеко не уйдешь", или, как рассуждали россияне 300 лет назад, "скорее бы кто-нибудь кого-нибудь сожрал — Петр ли Софью, Софья ли Петра, лишь бы что-нибудь установилось". Точно так же укомплектованное из пяти курий Конституционное совещание не имеет к идеалам представительной демократии никакого отношения. Реально оно представляет собой нечто вроде Земского Собора или Генеральных Штатов и именно по этой причине импонирует обществу, до крайности утомленному обликом демократически-правильно избранных депутатов.
В результате богатые теоретические наработки председателя ВС, установившего огромную пользу соборности и корпоративности, трагикомическим образом оказались целиком утилизированными ненавистным соперником. Участники политической игры, отличающиеся хоть какой-то идейностью, не могли не признать, что Ельцин вполне в состоянии обеспечить им чаемый триумф консерватизма, и перешли на его сторону. В оппозиции остались люди безыдейные, срочно сменившие консервативную демагогию на ультралиберальную — каковая перемена никак не способствует сохранению немногочисленных оставшихся приверженцев.

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №28 от 19.07.1993

Нынешняя крымская кампания тянется с августа 1991 года, когда, еще не успев толком победить, видные демократы заявили, что в случае выхода Украины из Союза ей будут предъявлены изрядные территориальные претензии. Впоследствии традицию крымских кампаний перехватили патриоты, но в общем и целом процесс шел ни шатко ни валко. Последнее постановление ВС РФ вносит в этот процесс существенный новый нюанс — вместо прежних вялотекущих потягусиков, допускающих самые разные, в том числе и относительно мирные интерпретации, российский парламент попросту объявил Севастополь российской территорией и повелел Киеву убрать оттуда свои войска.
16 июля, спустя неделю после исторического решения ВС, всенародное вече Севастополя потребовало прекратить действие украинских законов, убрать украинские флаги с присутственных мест, отозвать своих депутатов из ВС Украины и избрать депутатов в ВС РФ, пригласить российских прокуроров и милицейских начальников и т. д. Строго говоря, такого рода действия напрямую граничат с государственной изменой, а инициаторов постановления из российского ВС, в духе коммунистического агитпропа, можно было бы именовать "поджигателями войны". Часть российских и украинских политиков так и сделала. По мнению лидера радикальных демократов полковника Сергея Юшенкова, решения ВС РФ "ведут Россию к войне". Украинский военный министр Константин Морозов заявил: "Решение российского ВС еще раз дало нам понять, что мы должны готовиться к защите своей отчизны".

Все, казалось бы, говорит о том, что стараниями российского парламента сделан удачный и существенный шаг к балканизации постсоветского пространства — слово "война" прозвучало в устах высших руководителей как России, так и Украины. То есть такие последствия решения, принятого "консолидирующей и стабилизирующей силой нашего общества", как именует свое учреждение Руслан Хасбулатов, рассматриваются как в принципе возможные. В то же время и политики, пытающиеся не довести дело до крови, и политики, ее вполне жаждущие, отмечают, что скорее всего из решения ВС РФ выйдет очередной большой пшик. Киевский военный министр Морозов выразил надежду, что "провокационное безответственное решение депутатов парламента соседнего государства скорее всего будет проигнорировано не только на Украине, но и исполнительными структурами России". Политический антипод Морозова, председатель Союза офицеров подполковник Станислав Терехов, хотя и объявил о своем намерении "поднять щит над Севастополем", но опасается, что решение ВС РФ будет отдано на "военно-административное съедение".
Вероятно, шансы на такое съедение в самом деле достаточно высоки. Прежде всего сама крымская политическая элита далеко не в восторге от решений старшего брата — чем она существенно отличается от абхазской группировки председателя Ардзинбы, хотя ВС РФ очевидно рассчитывал на абхазский сценарий. Крымское руководство рассчитывает поиграть на противоречиях между Москвой и Киевом и выгадать из них максимальную свободу рук. В желании же сделать свою вотчину очередным театром военных действий крымское руководство замечено вроде не было — чем и объясняется крайне кислая реакция ВС Крыма на помощь из Москвы.
Но более важно другое: "царство, разделившееся на ся" в принципе не может действовать с достаточной эффективностью — как в делах добрых, так и в дурных. Полный внутриполитический раздрай не дает возможности проводить разумную и эффективную внешнюю политику — но он же в значительной мере парализует и агрессивные порывы. Решив сделаться высшим органом власти также и для соседней Украины, ВС РФ не учел того обстоятельства, что, объявив чужую территорию своей, надо быть готовым к тому, чтобы отстаивать эту претензию всей мощью государства, включая и военную мощь. Между тем сам президент-главнокомандующий, а также руководители военного и дипломатического ведомств уже высказали свое резко негативное отношение к севастопольской инициативе ВС, и никаких указаний о поддержке этой инициативы они своим структурам отдавать не намерены. Очевидно, и российское МВД вряд ли будет назначать своих чиновников в Севастополь. Остаются, правда, более лояльные к ВС РФ Генеральная прокуратура и Центробанк, которым тоже предложено принять деятельное участие в крымской кампании. Однако и Степанков и Геращенко представляются слишком осторожными игроками, чтобы с охотой принять участие в явном безумии с совершенно неясными последствиями. Аннексионистская политика по самой своей природе предусматривает угрозу силой, а если эту угрозу нечем реализовать, политик, объявляющий об аннексии чужих земель, может разве что создать себе репутацию буйного душевнобольного.
Причина такой неадекватности кроется в особенностях внутренней политики. Парламент не просто использует в своих целях ст. 104 Конституции о всевластии съезда — он, похоже, искренно уверен в своем всевластии. В рамках внутренней политики такая иллюзия может сохраняться в течение длительного времени — до тех пор, пока обезумевших законодателей не разгонят. Не то в политике внешней: она по природе своей представляет собой столкновение двух равных суверенитетов, и волюнтаризм, не подкрепленный надлежащей реальной силой, терпит сокрушительное поражение. Грубо говоря, уверовав, что к расходной части бюджета можно походя пририсовать несколько триллионов и экономика все стерпит, депутаты, руководствуясь этой логикой, решили пририсовать Севастополь к России. Когда выяснилось, что Украина, в отличие от российской экономики, все стерпеть не готова, их удивление было столь же глубоким, сколь и искренним.

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №31 от 09.08.1993

Политический вектор

Описывая бытие грешного человека в грешном мире, теологи сравнивают его со страной, которая одновременно ведет изнурительную войну с внешним противником и при этом раздираема мучительной внутренней усобицей. Правительство России не менее пригодно для иллюстрации проблем греха и мироздания: серия громких публичных заявлений последней недели показывает стремительное вызревание разом двух схваток: недобитых рыночников с парламентом и тех же недобитых рыночников — с большинством своего же кабинета.
Конфликт правительства с парламентом с течением времени все более и более обогащается новыми элементами. С одной стороны, председатель ВС окончательно разгорячился, перейдя от апологии "шведской модели" к апологии сталинской экономики — чем он успешно занимался в Орле и Белгороде. Победное завершение идеологической эволюции делает общение Хасбулатова с Госкомимуществом и Минфином не просто затруднительным — в полном соответствии с экономической логикой Сталина Хасбулатов видит решение всех экономических проблем во всемерном расширении уголовной репрессии, но пока, правда, применительно лишь к вице-премьеру Борису Федорову. С другой стороны, тактика парламента значительно профессионализировалась. От хаотических набегов на правительственные мероприятия ВС перешел к регулярной осаде, лишающей осажденных возможности вырваться из железных объятий. ВС явно намерен додавить правительственную программу приватизации и тверд в своей бюджетной политике, формируемой по принципу "никакой поддержки временному правительству". Чувствуя, что дело плохо и прежние приемы борьбы с ВС уже не работают, и Минфин, и Госкомимущество начинают совершать экстренные действия, исходя из того, что терять уже, в сущности, нечего.
Видя, что перефутболивание указами и постановлениями уже не эффективно, Госкоимущество объявило, что ВС сознательно играет на понижение ваучера, действуя в интересах теневого капитала, в значительной своей доле связанного с наркомафией. Поскольку у теневого капитала много сфер приложения, и наркотрафик — лишь одна из них, нарочитое упоминание наркомафии может быть объяснено циркулирующей в президентски настроенных правительственных кругах версией, согласно которой к наркотрафику причастен лично председатель ВС. Если составители заявления также придерживаются этой версии, демарш Госкомимущества логично рассматривать как ультимативное предупреждение Хасбулатову: или приватизацию оставят в покое, или в дело будут пущены стандартные механизмы шантажа. Создается впечатление, что Хасбулатов так заигрался, что вряд ли смог бы выйти из игры, даже если бы очень того и хотел, поэтому версия шантажа может быть проверена по событиям ближайших недель. Если в распоряжении реформистов в самом деле имеются реальные компроматы, то по логике шантажа они должны быть запущены в ход, если нет — тогда, вероятно, демократы успешно подражают патриотам в произнесении столь же ужасных, сколь и бездоказательных речей касательно коррупции и мафии.
Безусловно эффектный наркопассаж Госкомимущества произвел недостаточно сильное действие на публику — вероятно, потому, что в эпицентре склоки в этот момент оказался министр финансов Федоров, дравшийся разом на два фронта: и с Черномырдиным, и с Хасбулатовым (Геращенко, с которым Федоров дерется с момента своего назначения, в счет не идет). Хасбулатов уже объявил виновником всех бед государства именно Федорова и потребовал уголовной кары для министра финансов — поскольку тот недостаточно активно и обильно финансирует народное хозяйство. С точки зрения историко-правовой, Хасбулатов, очевидно, считает, что министр финансов — это что-то вроде еврея-финансиста при средневековом князьке: покуда еврей добывает деньги, все идет хорошо, если еврей не может достать денег, с ним обходятся негуманно. Когда председатель ВС начинает подражать известному добывателю еврейских денег Ричарду Львиное Сердце, тут крыть решительно нечем, существенно другое: премьер Черномырдин, не будучи Ричардом Львиное Сердце, также жестко отмежевался от своего министра финансов, объявив. что публичные заявления Федорова по поводу обмена купюр, сделанные в последнее время — не более чем частная точка зрения министра. В этом смысле можно говорить о полном крахе министерской солидарности и о том, что нынешний кабинет, по своему эклектическому составу в полной мере заслуживающий название "правительства национального согласия", чрезвычайно наглядно показывает, как это согласие практически выглядит. А именно: каждая из лоббирующих группировок тянет бюджет на себя, вице-премьер Шумейко, стойкий приверженец президента, идеально адаптирующийся к каждому новому повороту правительственной политики, объявляет, что отныне цель кабинета — не "реформы ради реформ, а усиление социальной политики" (неясно, на какие шиши), а министр финансов, оказывающийся в положении крайнего, стоит перед выбором: или махнуть на все рукой, или хлопнуть дверью, или изо всех сил огрызаться на чрезмерно неуемные аппетиты коллег-министров — как огрызается Федоров на агрария Заверюху, взявшего сельхозкредитов на 1,7 триллиона рублей. В результате Борис Федоров так закрутился, что и позволил себе упомянутые выше заявления, а также обнародование проекта передачи министерства экономики и налоговых вкупе с таможенными служб под свое начало — тем сам настолько сильно потянув одеяло на себя, что оно грозит просто с треском разорваться.
Такое замечательное усиление интриг связано не только с индвидуальными и яркими особенностями министерских характеров. Похоже, что извечная дружба-вражда топливно-энергетического и военно-промышленного лобби вступает в очередную дружескую фазу цикла. При отсутствии сильного третьего противника и при крайнем ухудшении финансового положения эти лобби обыкновенно страшно дерутся по принципу "Боливар не вынесет двоих"; когда финансовые дела чуть-чуть улучшаются, а на горизонте начинает маячить общая угроза в виде внешних инвесторов (которым потакает Госкомимущество), потасовка сменяется священным союзом и национальным согласием, которое сейчас и наблюдается. Поэтому политическое выживание Федорова и Чубайса напрямую зависит, помимо парламента, еще и от того, как долго протянется новая любовь между заклятыми друзьями: если топливники и ВПК опять разругаются, Минфин и Госкомимущество смогут продолжить свои опыты, если ругань будет отложена, стабилизационные и приватизационные опыты тоже придется отложить до новой перебранки.

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №32 от 16.08.1993

Политический вектор

Период президентской послереферендумной апатии был столь долог, что сподвижники Ельцина сперва просто ругательски ругали его за бездеятельность, а затем, поняв, что руганью ничего не добьешься, перешли на самооправдывающийся прогноз: президент-де собирается с духом и в скором времени окажется необычайно деятельным. И 12 августа президент взаправду преобразился — публика отметила, что Ельцин был в чрезвычайном ударе и публику зажег, чего с ним давно уже не бывало.
Смысл ельцинского выступления сводится к тому, что два принятых ВС закона — о бюджете на 1993 год и о поправках к закону о печати — президент ни за что не подпишет, но зато в порядке компенсации подпишет два указа, имеющие самое непосредственное касательство к судьбе ВС, а именно: указ о досрочных парламентских выборах и порядке их проведения и, возможно, временный конституционный закон, регулирующий правомочия федеральных властей. Казалось бы, настал тот час, о котором давно и неустанно предупреждали и председатель ВС Хасбулатов, и Фронт национального спасения: президент окончательно скинул демократическую личину и намерен не только игнорировать принятые парламентом законы, но и самый этот парламент отправить прочь и учредить новый.
Если вспомнить, какие истерики разыгрывались осенью-зимой-весной по поводу куда более скромных речей и намерений президента, логично было бы ожидать необычайно резкой ответной реакции со стороны и ВС, и председателя КС Зорькина, и Руцкого. Этого, однако, не произошло. Хасбулатов ушел в сторону, уклонившись и от ведения сессии ВС, и даже от ведения президиума, а лишенные руководящих указаний депутаты с каким-то черным юмором стали принимать закон о пособии на бесплатное погребение. Время шло, но председатель ВС вел себя так, как будто свежепринятый закон относится именно к нему: на встрече с журналистами он призывал репортеров, как представителей свободолюбивого населения, в случае чего вновь встать в ряды защитников Белого дома. Зорькин, о котором парламентский официоз сообщал, что, будучи не допущенным на госдачу, председатель КС вынужден купаться на общественном пляже, от каких бы то ни было публичных телепроповедей воздержался и продолжил свои общественные купания. Руцкой как писал, так и пишет книгу, в которой должно предстать прошлое, настоящее и будущее России.
В такой ситуации гробового молчания вождей предоставленные самим себе депутаты вместо того, чтобы клеймить душителя свободы, прониклись миролюбием и от имени оппозиционных фракций призвали президента "подняться над всем наносным и мелочным" и вместе дружно обсудить "важнейшие животрепещущие проблемы страны" 19 августа "или в любое другое удобное" для президента время. Послание действительно примечательное. С точки зрения дипломатического этикета формула "в любое удобное для Вас время" означает чрезвычайную готовность к переговорам по принципу "нам нужен мир, спасайте только честь", а выбор именно 19 августа любопытен вдвойне, поскольку как минимум половина из подписавших воззвание фракций до сих пор считала годовщину августовских событий никак не праздничной (когда действительно подобает мириться и прощать обиды), но исключительно скорбной и зовущей к борьбе датой календаря.
Такое благоразумие и миролюбие ВС может объясняться тем, что, в сущности, позиции президента оказываются существенно лучше, чем 10 декабря или 20 марта, в дни предыдущих попыток разрубить гордиев узел. Во-первых, тогда существовала (по крайней мере в общественном мнении) как бы трехполюсная система высшей власти: президент, противостоящий ему съезд и вроде бы нейтральные инстанции и персоны (КС, вице-президент, прокуратура), которые в кризисной ситуации должны осуществлять функции беспристрастного контроля и арбитража, и к голосу которых следует прислушаться. Сегодня ситуация вполне биполярна, поскольку ни Зорькин, ни Руцкой, ни Степанков никаких иллюзий никому не внушают и воспринимаются как лица, служащие либо по ведомству малопопулярного ВС (Степанков), либо еще менее популярного ФНС (Зорькин), либо по обоим сразу (Руцкой). Одноразовость уже употребленных деятелей типа Зорькина снижает (если не снимает) опасную для президента перспективу принудительного арбитража.
Во-вторых, заигрывание президентской команды с региональными вождями дало свои результаты — на встрече в Карелии вожди поддержали проект учреждения Совета Федерации из 176 душ (по одному представителю от законодательной и одному от исполнительной власти 88-ми российских регионов). В данном случае, как это ни странно, небесполезным оказался раннеамериканский опыт — ведь почти полтора века (до 1913 года) сенаторы США избирались на почти ельцинский манер, т. е. законодательными собраниями штатов, а смысл такого положения Конституции 1787 года был решительно тот же, что и у Ельцина — умаслить субъекты федерации. А поскольку умасленные субъекты посулили президенту надлежащим образом воздействовать на своих депутатов (оказавшихся, таким образом, между двух огней, один из которых — собственный регион — жарит куда интенсивнее), смиренный призыв фракций ВС к переговорам о мире делается вполне понятен.
Наконец, в-третьих, конституционная реформа в чем то оказывается сродни реформе экономической: как чрезвычайной бестолковостью и непоследовательностью (это уж так в России заведено, и напрасно вольтерьянцы против того говорят), так и неизбежностью. О хозяйственной реформе так долго и нудно говорили Горбачев, Рыжков, Абалкин, Явлинский, Сабуров etc., а хозяйство так стремительно разваливалось, что гайдаровские мероприятия были обречены на относительный успех по принципу "лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас". Разговоры о конституционной реформе имеют не менее почтенный стаж, бардак, ими произведенный, не менее впечатляющ, а потому укрепившееся в обществе мрачное осознание того, что гордиев узел все равно придется как-то рубить, является неплохим психологическим подспорьем для преображенного Ельцина.

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №34 от 30.08.1993

Политический вектор

Интересная особенность прошедшей недели: исполнение президентом своих обещаний, изложенных в программной речи от 12 августа, не только что никого не удивило — даже и не было замечено, хотя уж такой-то нетривиальный факт заслуживает внимания. А две недели назад президент обещал: а) провести августовскую артподготовку; б) к исходу августа приступить к собственно наступлению на конституционном направлении. Что и было сделано.
В рамках первого пункта "малое НКВД" (как называет изучающую деятельность вице-президента Межведомственную комиссию по борьбе с коррупцией сам объект изучения) обнародовало факсимиле различных финансовых документов, которые — в случае их подлинности — свидетельствуют о глубоко латиноамериканском нраве и вице-президента, и окружающих его разумных центристов. Президентская сторона, очевидно, готова и далее развивать тезис об известном тождестве Руцкого с фигурами типа бывшего гаитянского президента Бэби Дока (Жан-Клода Дювалье), которых роднит общая склонность неустанно бороться за народное благосостояние, аккумулируя плоды сказанной борьбы на номерных счетах швейцарских банков. В результате деятельности "малого НКВД" достигнута по крайней мере одна цель: Руцкой из "друга народа", с маратовской запальчивостью требующего голов аристократов, превратился в затравленного гражданина, заявляющего персональный отвод фигурам из руководства МВК, т. е. как бы заранее и добровольно примеряющего к себе процессуальную роль обвиняемого, безусловно обладающего правом на заявление отвода следователям и прокурорам. Грубо говоря, раньше Руцкой постоянно и болезненно для Ельцина взбрыкивал, теперь он из последних сил отбрыкивается. В чем ему посильно помогают различные руководители ВС, отвлекающиеся, таким образом, от решения, быть может, более важных государственных задач.
Теперь более понятно, что Ельцин имел в виду под словом "артподготовка". Критиковавшие президента за употребление этого слова исходили из того, что одной из главных характеристических черт артподготовки является сильный звукопиротехнический эффект и упрекали Ельцина за склонность к прикрывающим его политическое банкротство звучным канонадам. Не отрицая того факта, что в ходе артподготовки действительно бывает очень шумно и шум производит определенный психологический эффект, военная наука все же исходит из того, что и шум, и психологический эффект — не самое важное, а главной целью артподготовки является подавление оборонительных линий противника, с тем чтобы в ходе последующей атаки он не смог оказать организованного сопротивления. Но именно это и произошло: застряв в коррупционном скандале, надежда и опора ВС Александр Руцкой и его парламентские приверженцы тратят все силы на то, чтобы отбиваться от "малого НКВД" — вместо того, чтобы организовывать сопротивление на более важных и к тому же более угрожаемых участках.
В этом смысле заявления поддерживающей вице-президента прессы о том, что в результате последних скандалов вице-премьер Шумейко сделался политическим нулем, свидетельствуют скорее об успехе артподготовки, чем о ее провале. Даже если Шумейко придет в нулевое состояние (что пока гадательно), с тактической точки зрения это будет означать только то, что команда ВС добилась успеха на второстепенном участке линии фронта и, завязнув там, проморгала прорыв на главном направлении.
Не исключено, что здесь имеет место любопытный феномен: постоянно заявляя, что никакого государственного смысла нынешний политический кризис не имеет, а налицо лишь борьба президентской мафии с оппонентами (то ли Шумейко пожрет Руцкого, то ли Руцкой Шумейко), пропагандирующие эту точку зрения сами поверили в ее абсолютную истинность, а это опасно, ибо, по известному предостережению Карла Маркса, этикетка может обманывать не только и даже не столько покупателя, сколько продавца. В самом деле: если в порядке рабочей гипотезы допустить, что происходящее является все же несколько более серьезным событием, нежели тривиальная схватка пауков в банке, тогда зацикленность на руцкошумейкости служит президентским оппонентам плохую службу.
Они не видят бурной деятельности двух хасбулатовских заместителей — одного бывшего (Сергея Филатова) и одного пока что действующего (Николая Рябова), без чрезмерной рекламы, но вполне напористо ведущих дело к созыву Совета Федерации на учредительное заседание. За камуфляжной завесой коррупционных скандалов прошел полузамеченным тот факт, что за конституирование СФ в качестве легитимного органа и за скорейшие досрочные выборы высказался президент Якутии Михаил Николаев, доселе известный как своей чрезвычайно независимой позицией, так и влиянием среди других региональных вождей. То, что в ходе торгов и переторжек ельцинским эмиссарам удалось склонить Николаева на свою сторону, вероятно, сильно сместило чашу весов к пользе президента и послужило основой для филатовского заявления о том, что учредительного совещания СФ можно ждать уже на следующей неделе.
Если у президентской команды хватит способностей выдерживать избранную тактику, можно ожидать, что грядущая неделя будет выдержана в сходной манере: "малое НКВД" постарается, чтобы вице-президентско-парламентская команда окончательно завязла в тягучих препирательствах о том, кто больше берет на лапу, а тем временем под этой камуфляжной завесой Ельцин постарается довести конституционный торг с региональными вождями если не до победного, то хотя бы до сколько-нибудь приемлемого разрешения.

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №36 от 13.09.1993

Политический вектор

Зимой депутат-патриот Николай Павлов решительно заявлял: "Беловежских каинов надо было расстрелять на месте". Плоды ельцинских трудов последней недели оказались таковы, что Ельцина, даже с точки зрения самого энергичного патриота, расстреливать совсем не нужно, а нужно, напротив, наградить почетным званием беловежского Авеля: лидеры трех самых непокорных республик бывшего СССР, т. е. Украины, Молдавии и Азербайджана (Прибалтика, отрезанный ломоть, не в счет) проявили готовность идти с Россией на мировую, делать чрезвычайные уступки, интегрироваться в СНГ etc.
Уступчивость Украины, президент которой согласился отдать в аренду Севастополь и заплатить украинской частью флота по нефтяным долгам Киева, непосредственно связана с недавним обвалом украинской экономики, не выдержавшей мировых цен на энергоносители. Кротость Азербайджана связана с пониманием того, что без России развязать карабахский узел нелегко, а если его не развязать, то и "партократ" Алиев может слететь точно так же, как до него "демократ" Эльчибей и "партократ" Муталибов. Другую природу имеет готовность Казахстана, Армении, Узбекистана, Белоруссии и Таджикистана войти в рублевую зону на российских условиях, т. е. поступиться существенной частью своего суверенитета. Готовность эта — явный плод недавней российской денежной реформы.
Из канцелярии российского президента на полную мощность звучит: "Гром победы, раздавайся". Громовержец победы пресс-секретарь президента Вячеслав Костиков бодр как никогда и указывает: "Бокал 'Массандры' (Ельцин освежался ею с Кравчуком. — Ъ) обозначает определенный политический 'Рубикон', который перешла Россия вместе с Ельциным. Преодолен опасный 'горбачевский синдром', при котором происходит скоропалительный 'слив' позиций без выторговывания ответных уступок. На глазах меняется стилистика российской дипломатии. Обвинения в адрес МИД со стороны ультрапатриотов не более как политическая инерция. Когда речь идет об истинно российском патриотизме, а не о спекуляциях, то оппозиции нечему поучить команду президента".
Готовность покончить с "горбачевским синдромом" впечатляет, однако победные реляции из президентской канцелярии нуждаются в известном уточнении. "Скоропалительный 'слив' позиций", к которому и сводится сущность синдрома, имел как субъективные, так и объективные причины. В части субъективных причин, допустим, можно согласиться с Костиковым, что "эпохе политического деморомантизма в России пришел конец", и объяснить особенности деморомантической эпохи неопытностью, прекраснодушием и пр. молодой российской дипломатии. Однако если сделать мысленный эксперимент и предположить, что российскую политику в ближнем зарубежье сразу — с августа 1991 года — проводили бы жесткие и расчетливые прагматики (которые появились якобы только теперь), то итог деятельности прагматиков вряд ли сильно отличался бы от нынешнего. Ведь главной свойство внешней политики как раз в том, что она внешняя, т. е. является итогом действий не одного, а двух и более партнеров, и от контрагента — даже если Россия большая, а контрагент маленький — тоже кое-что зависит. Ну а в отчетный период (сентябрь 1991--сентябрь 1993) центробежная инерция, потенциал которой копился десятилетиями и даже столетиями, была по-прежнему высока, а средств давления на соседей у России было совсем негусто. Собственно, и сейчас Россия обладает не Бог весть каким потенциалом для проведения активной внешней политики, и суть дипломатии эпохи СНГ — "слабое взаимодействие между слабыми партнерами" — остается прежней.
В этом смысле вызывает некоторое сомнение живой оптимизм ельцинского пресс-секретаря — "стоит вырвать несколько националистических колючих сорняков, и пути для 'новой сделки', которая определит геополитические контуры и стратегические параметры нового сообщества, будут расчищены". С одной стороны, в свое время уже был вырван более чем колючий Гамсахурдиа, с появлением Шеварднадзе на "новую сделку" между Россией и Грузией возлагались изрядные надежды — результаты же известны. С другой стороны, беда лидеров СНГ не столько в том, что они колючие, сколько в том, что они слабые и потому не способные проводить в отношениях с Россией стабильную политику, предполагающую и последовательность, и предсказуемость, и определенную — по одежке протягивай ножки — уступчивость.
В таких условиях "новая сделка" сулит как минимум две опасности. Либо партнеры России (особенно это относится к участникам рублевой зоны) станут и далее проводить последовательную политику по принципу "а Васька слушает, да ест", так как сомнительно, чтобы воюющая Армения и балансирующий на грани социального взрыва Узбекистан могли честно проводить предписываемую Россией жесткую финансовую линию. Либо некрепко сидящие лидеры (разумеется, прежде всего президент Украины) сами жестоко поплатятся за излишнюю, с точки зрения оппозиции, уступчивость в отношениях с Россией, и "новая сделка" обогатит Россию парочкой соседей гамсахурдиевско-эльчибеевского стиля.
Поэтому о прокламированной "новой сделке" имеет смысл говорить скорее в контексте внутренней политики — живые речи про "горячую осень" и грядущие выборы предписывают играть по канонам американского предвыборного года, т. е. демонстрировать крайнюю внешнеполитическую бодрость. С точки зрения такого рода агитационных игр с Костиковым, утверждающим, что сегодня "нет никаких оснований отделять президента и правительство от разумной патриотической общественности", вполне можно согласиться.

[Максим Соколов]

Журнал "Коммерсантъ Власть" №37 от 20.09.1993

Политический вектор

Возвращая в кабинет министров Гайдара, президент сильно огорошил аналитиков — как парламентских, так и далеких от симпатий к ВС РФ. И те и другие до последнего дня говорили о неминуемом падении оставшихся в кабинете "недобитых монетаристов" и окончательном триумфе "крепких производственников", символизируемых фигурой вице-премьера Лобова. Неразворотливость издательского цикла породила анекдотическую ситуацию: даже не в первый день после известия о назначении Гайдара газеты продолжали публиковать старые редакционные заначки про титанического Лобова — к тому времени уже политически покойного. С точки зрения общественных ожиданий, президент, несомненно, произвел сенсацию, другой вопрос — является ли возвращение Гайдара сенсацией в сущностном смысле, по газетному принципу "если собака укусила человека, это не сенсация, сенсация — когда человек укусил собаку".
Если рассматривать ситуацию не в плане ожиданий Хасбулатова, "центристов", демократов etc., которые, как всякий смертный, могут и ошибаться, а в плане чисто практическом — "а каким, собственно, законам природы и общественной жизни противоречит назначение Гайдара?", — то выясняется, что никаким и не противоречит. Более того, за девять месяцев вынужденного гайдаровского простоя разговоры о его возможном возвращении возникали неоднократно, что само по себе свидетельствовало о принципиальной допустимости такого события — ведь о событиях невероятных (возвращении хорошего человека Николая Рыжкова, например) никто и не говорит. С другой стороны, именно эти долгие разговоры как бы подготовили почву для сенсации: видя, что разговоры ни к чему не приводят, публика по индукции рассудила, что и дальше так будет. Метод неполной индукции ("если некоторое событие не происходит вчера и сегодня, то оно вообще никогда не произойдет") — мощный генератор несбывающихся прогнозов и, как мы видим, даже и политических сенсаций.
Другим психологическим источником сенсации могло быть не вполне адекватное восприятие Гайдара — причем со стороны как его лютых антагонистов, так и горячих приверженцев: одни видят в нем исчадие ада, в очах других он предстает неким последним аннибалом неолиберализма. При таком подходе сенсация несомненна, ибо и Вельзевул, князь бесовский, и Дон-Кихот Ламанчский на посту вице-премьера — явление не вполне обычное. Однако обе исходные посылки не совсем точны.
С популярной в патриотически-парламентских кругах точкой зрения полемизировать вообще трудно, поскольку в этих кругах принято считать исчадием ада всякого, чьи речи и поступки не вполне укладываются, как выражается экономист проф. Шмелев, в "логику сумасшедшего дома". Попутно заметим, что это обстоятельство существенно облегчало проблему возвращения: отличайся ВС некоторой гибкостью и пребывай он в рамках относительной адекватности, предубеждение депутатов против Гайдара могло бы сыграть свою роль и затормозить его назначение. Однако если с мнением хотя бы и сварливого, но отчасти здравомыслящего контрагента принято в известной мере считаться, то в иных случаях пожелания обыкновенно игнорируются — что и произошло.
С другой стороны, расхожее романтическое представление о Гайдаре как о некоем отечественном Милтоне Фридмановиче, помешанном на финансовой стабильности и чуть ли не на золотом стандарте, тоже грешит неточностью. Обозревая гайдаровскую деятельность на высших постах, можно отметить, что, принимая решения в условиях, настоятельно и безотлагательно диктовавших "финансовое зверство", Гайдар как раз постепенно научился придерживаться тактики минимального зверства. И, видимо, президенту кажется, что бывший и. о. премьера ощущает ту черту, за которую переходить уже нельзя, и поэтому он незаменим именно сейчас, когда безобразное состояние как российского хозяйства, так и российской политики диктует самую сложную тактику реформы — тактику балансирования на грани финансовой пропасти.
Это соображение позволяет понять поведение Черномырдина, вполне благожелательно конфирмовавшего возвращение своего бывшего начальника на вице-премьерский пост. Несколько подергавшись в начале своей премьерской карьеры, Черномырдин был принужден (хотя бы на уровне целеполагания) вернуться к тактике ювелирного балансирования. Конечно, тяжелая жизнь заставит и зайца зажигать спички, а слона — осторожно передвигаться в посудной лавке, но поскольку слону такой образ жизни труден, а иного тяжелая жизнь не позволяет, появление искусного поводыря по посудной лавке является для слона событием скорее радостным и даже позволяющим забыть известные личные предубеждения против персоны поводыря.
Наконец, не исключено, что Черномырдин, в котором доселе резонно видели главное препятствие к возвращению Гайдара, овладел дедуктивным методом Шерлока Холмса: "Отбросьте все невозможные гипотезы, и оставшаяся, хотя бы и самая невероятная, будет истинной". Методика сыщика с Бейкер-стрит в данном случае предписывает допустить, что Гайдар в самом деле идет в правительство из гражданственных соображений, чтобы послужить престол-отечеству в качестве уже испытанного "пожарного для безнадежных ситуаций". В противном случае элементарная логика властолюбия предписывала бы Гайдару успешно подражать Григорию Явлинскому, т. е. продолжать агитпоездки, выступать со взвешенными речами, намекать на то, что проект спасения страны и хозяйства у него в кармане, и ощутимо наращивать рейтинг. Вероятно, дедуктивный Черномырдин рассудил, что человек, нелицемерно руководствующийся лозунгом "Отечество в опасности", вряд ли способен на усердные интриги и подсиживания — и с учетом этого последнего соображения плюсы от возвращения Гайдара явно перевесили в его глазах возможные минусы.

[Максим Соколов]

https://russian.rt.com/opinion/65683...-foto-protesty
7 августа 2019, 18:55

Родился в 1959 году. Известный российский публицист, писатель и телеведущий, автор книг «Поэтические воззрения россиян на историю», «Чуден Рейн при тихой погоде», «Удовольствие быть сиротой».

Давно известен педагогический принцип «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Сугубо и трегубо актуальным он оказывается сейчас, когда иконически-клиповое сознание главенствует (Instagram, YouTube), а разжалованный логос обретается где-то на задворках.

Поэтому естественно, что роль фотоискусства в революционной агитации возрастает. Куда лучше в смысле воздействия на массы не рассказывать об ужасах усмирения, а показывать их.

Трудно было бы возразить против такой формы выбора свидетельства, когда бы агитационное фотоискусство не пользовалось такими техническими приёмами, как ретушь и фотомонтаж (сейчас употребляют обобщённый термин «фотошоп»).

Прежде всего настораживает совершенное качество фотоснимков. В условиях жестокого усмирения, о котором так много говорят общественники, и при довольно примитивной аппаратуре репортажный снимок, сделанный в совершенно антисанитарных условиях, будет невысокого качества. Когда фотографа того и гляди самого схватят (ведь, опять же согласно общественности, хватают всех), ему не до того, чтобы правильно выставлять свет, следить за контрастом, за балансом светлых и тёмных частей изображения и т. д.

Тут же мы наблюдаем высокое качество, скорее присущее гламурным фотосессиям. Яркий, насыщенный цвет, при этом отсутствие чрезмерного контраста, портящего изображение, etc. Профессиональный фотограф расскажет, как это делается: «Изводишь единого кадра ради сотни тонн фотографической руды». При разгоне и усмирении, когда ситуация в кадре меняется с каждым мгновением, это крайне затруднительно.

Кроме высокого качества, смущает неестественность композиции. В большинстве случаев она представляет собой мрачный ряд «космонавтов» на заднем плане, а на переднем плане — красивая женщина, юная девушка или вовсе малое дитя.

Но важно то, что и мрачные люди на заднем плане, и светлая героиня на переднем изображены анфас. Можно понять, когда герой (но обыкновенно героиня) пытается омоновцев подарить фиалкою (см. дети-цветы конца 1960-х), или усовестить их («Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?»), или совершить ещё какой-то акт коммуникации. Однако все эти действия неудобно совершать задом. При каком-то правдоподобии на картинке были бы видны лица сатрапов и тыл героя.

Действительно, есть ватиканский жанр, когда туристы фотографируются на фоне папских гвардейцев. Тут и туристы, и швейцары действительно являются анфас. Но никто и не рассматривает эти снимки как изображение борьбы с тиранией.

Шедевром же фотоискусства является кадр (гламурно высветленный, как для фотосессии Vogue), где являются те же росгвардейцы, а на переднем плане сидит ангелоподобная девочка лет пяти, обнимающая мягкую игрушку. Светлое лицо ребёнка наливается слезами — вот-вот она заплачет. При этом совершенно неясно, почему девочка одна и где родители или заменяющие их лица. Хотя бросать малолетнего ребёнка не подобает даже в зоопарке или на карусели — тем более на улице, где идёт винтилово.

Либо родители — люди совсем бессердечные, подвергающие свою кровиночку опасности ради агитационного эффекта. Тогда, правда, претензии должны быть не к сатрапам, а к родителям. Либо ребёнку ничего не угрожало, а просто из двух фотографий сделали одну. «Вы не рефлексируйте — вы распространяйте», как учил А.А. Навальный.

Последнее предположение не столь уж невероятно. Фотомонтаж на службе революции имеет давнюю традицию. В.В. Шульгин в книге «Что нам в них не нравится» вспоминает эпизод из 1899 года: «Петербургские студенты устроили на улицах столицы какие-то политические демонстрации. Полиция потребовала демонстрации прекратить; студенты не подчинились. Вызвали казаков. Казаки разогнали их нагайками. Ложь была в том, что «чистая, святая молодёжь» подделала фотографические карточки, на которых было изображено избиение студентов казаками; эти карточки выдавались за моментальные снимки с натуры; я, как опытный любитель-фотограф, легко установил, что эти карточки были не снимками с натуры, а рисунками, сделанными руками человеческими и затем снятыми фотографическим аппаратом».

Если в конце XIX века, при крайне примитивной фотографической технике, случалось такое, то трудно допустить, что сейчас, при расцвете цифровой фотографии и графических редакторов, позволяющих творить чудеса в фотошопе, никому в голову не пришло повторить опыт чистой, святой молодёжи.

Фотоискусство ведь вообще очень чутко реагирует на запросы общества. Рождение собственно фотографии отсчитывают от 1839 года, когда Л. Ж.-М. Дагер доложил Французской академии, что изображение, попавшее на пластинку, покрытую тонким слоем йодистого серебра, может быть проявлено при воздействии ртутных паров. А уже через два года А. Лефевр, ассистент Дагера, был арестован в Тюильрийском саду за то, что пытался продать фотографию женщины, совокупляющейся с пони.

С киноискусством вышло ещё быстрее. В 1896 году братья Люмьер сняли «Прибытие поезда», и в том же году Альберт Кирхнер снял порнофильм «Мария отходит ко сну».

Когда художники столь стремительно воспринимают технические новшества, а режим столь кровав, вполне позволительно объяснить несообразности фотодокументов мощью современных средств ретуши и монтажа.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.