*827. Дело ЮКОСа боится

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../5796377.shtml
Обозреватель «Новой газеты»
10 декабря 2013, 09:56

Михаил Ходорковский — талисман Владимира Путина. Пока Михаил Борисович сидит, Владимир Владимирович чувствует, что полет нормальный. Под амнистию в связи с 20-летием Конституции РФ Ходорковский не подпадает. Разговоры о «третьем деле ЮКОСа», исполняемые публично пикейными жилетами в ранге споуксменов силовых структур, зондируют почву для дальнейшего пребывания главного экс-олигарха страны в лагерях. Сталин позавидовал бы смекалке и фантазии следственных органов: выращивать дело из стремления Ходорковского либерализовать уголовное законодательство, чтобы освободить себя же из застенков. Это ж какие оруэлловские мозги надо иметь.

В принципе, главным подозреваемым по «делу экспертов», которые настаивали на либерализации уголовного законодательства, должен был бы в этой логике стать нынешний премьер (а тогда — президент) Дмитрий Медведев. Именно он настаивал на изменениях в законе, именно по его поручению экспертизу необыкновенных приключений ЮКОСа на родной земле осуществляли специалисты по правоведению и экономике. Странно, что он еще не присоединился, например, к экономисту Сергею Гуриеву в Париже и не готовит к реальной жизни французскую элиту в престижном заведении Science Po.

Медведев не раз подчеркивал, что он знает о российской действительности такое, что, как говорил один рефлексирующий принц, «и не снилось нашим мудрецам». Поэтому его опыт и знания сильно пригодились бы будущим французским администраторам и политикам. Нашим они ни к чему: тут главное — пробиться на местечко в надзорных, судебных и следственных (ну, еще представительных) органах, и дальше все станет вокруг голубым и зеленым…

Тем не менее премьер-министр РФ никуда не эмигрирует, на допросы, как, например, бывшего члена Конституционного суда Тамару Морщакову, его не таскают. Но, возможно, тем самым держат на крючке и в напряжении. А он принужден как бы малодушно помалкивать. Тем самым признавая, что силовые органы — влиятельнее его в ряде принципиальных, даже государствообразующих вопросов.

А отношение власти к Ходорковскому и его статус — это именно государствообразующий вопрос, как минимум принципиальный для «правоохранителей», Владимира Путина и его режима.

Власть, которая жестко взяла курс на закручивание гаек во всех сферах — от квазиправовой до информационной (профилактирование РИА «Новости»), не может допустить «свободного обращения» фигур, по харизме и авторитету как минимум сравнимых с Путиным, который сам есть и сущность, и гарантия существования режима. Он, этот режим, чрезвычайно мстительный по своей природе.

Поэтому происходят антиправовые и антигуманные казусы с узниками Болотной и девочками из Pussy Riot. Но и их может коснуться амнистия. А вот Алексея Навального и Михаила Ходорковского она коснуться не может. Навальный — перспективный альтернативный политик, которому режим пока определяет коридор, — только в нем он может резвиться. Политические перспективы (и уж тем более амбиции Ходорковского) совершенно не очевидны. Но с ним связаны и личная обида, и представления о нем как об одной из опорных конструкций того режима, из которого Путин вырос, но от которого он все время дистанцируется. Поэтому терпеть его рядом с собой, да еще на свободе, персоналистская система не готова.

В основе того, что делают силовики и их политические руководители, лежит страх.
Все, из-за чего пострадал Ходорковский, ушло в прошлое. Сейчас между ним и свободой лишь злоба сегодняшнего дня
Узник ушедшей эпохи

То, что можно назвать «эпохой Михаила Ходорковского», закончилось два года назад. Протестная волна 2011-го открыла новую эру с новыми борцами против... →

Страх потери контроля над страной. Страх перед возможными альтернативами. Как это ни смешно звучит, они там, наверху, до сих пор боятся ЮКОСа. Компании, которой нет. Но дело которой — в кое-где встречающейся прозрачности, в создании нормальных рабочих мест, благотворительности и поддержке гражданских инициатив — живет. Парадоксальным образом это ощущение страха, ключевое для нынешней политической власти, перемешивается с завышенной самооценкой и чувством вседозволенности (и сопутствующим ему презрением к закону, откуда и вырастает «третье дело ЮКОСа», не снившееся Ионеско с Беккетом).

На этом катамаране далеко не уедешь. Но другой мотивации и эмоциональной подкладки у биологически и морально стареющей политической конструкции не осталось. И потому можно поверить в то, что кажется абсурдом: в «третье дело Ходорковского».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

Содержание темы:
01 страница
#01. Андрей Колесников. Дело ЮКОСа боится
#02. Андрей Колесников. Коварство апатии
#03. Андрей Колесников. Платформа «Прохоровская»
#04. Андрей Колесников. Наступил ли в России кризис ценностей?
#05. Андрей Колесников. Игра с классиками
#06. Андрей Колесников. Без вождей
#07. Андрей Колесников. Фабрика конформизма
#08. Андрей Колесников. Мертвый хватает живого
#09. Андрей Колесников. Цифры-вредители
#10. Андрей Колесников. «Партия зла» побеждает и забирает бабло
02 страница
#11. Андрей Колесников. Бомбардировщики против пенсионеров.06.10.2015, 19:25
#12. Андрей Колесников. Игра в «замри»
#13. Андрей Колесников. Холодная война Николая Патрушева
#14. Андрей Колесников. От Брежнева до Путина
#15. Андрей Колесников. Россия игнорирует повестку из будущего
#16. Андрей Колесников. Русский миф против Русского мiра
#17. Андрей Колесников. Король выше закона: о чем говорит рейтинг Путина
#18. Андрей Колесников. Самоедское государство
#19. Андрей Колесников. Государство — отдельно, общество — отдельно
#20. Андрей Колесников. Дилемма гаишника
03 страница
#21. Андрей Колесников. Страна, прикрытая бумажкой.11.02.2016, 19:56
#22. Андрей Колесников. Длинная телеграмма в будущее
#23. Андрей Колесников. Под чертой Немцова
#24. Андрей Колесников. Не выпрямились люди
#25. Андрей Колесников. Агенты застоя
#26. Андрей Колесников. Дамба из живых людей
#27. Андрей Колесников. Люди транзита
#28. Андрей Колесников. Биржевой курс Кремля
#29. Андрей Колесников. Магические цены
#30. Андрей Колесников. Стратегия несменяемости
04 страница
#31. Андрей Колесников. Растеряны и обезоружены.27.07.2016, 01:06
#32. Андрей Колесников. Намотало на ось зла
#33. Открытая Россия. «Битвы холодильника с телевизором нет»
#34. Андрей Колесников. Верхняя Вольта с айфонами
#35. Андрей Колесников. Предупреждение воинствующим атеистам
#36. Андрей Колесников. Эпоха трудовых протестов
#37. Андрей Колесников. Куда исчезла Болотная
#38. Андрей Колесников. Тост за русский народ
#39. Андрей Колесников. Непраздный интерес к непраздному классу
#40. Андрей Колесников. Предчувствие третьей мировой
05 страница
#41. Андрей Колесников. Трамписты всех стран, соединяйтесь? 15.11.2016, 07:01
#42. Андрей Колесников. Урок для всех элит: почему Алексея Улюкаева взяли, как в 1937-м
#43. Андрей Колесников. «Как будто эти люди не хотели, чтобы их нашли»
#44. Андрей Колесников. «Мобильная» осажденная крепость
#45. Андрей Колесников. Алмаз в пепле
#46. Андрей Колесников. Поход скрепоносцев
#47. Андрей Колесников. ... И это все, к чему пришли
#48. Андрей Колесников. Плюс гибридизация всей страны
#49. Андрей Колесников. Его Фултон: к десятилетию Мюнхенской речи Владимира Путина
#50. Андрей Колесников. Пост-порядок и пост-популизм
06 страница
#51. Андрей Колесников. Принуждение к примирению.01.03.2017, 10:15
#52. Андрей Колесников. Слякоть вместо оттепели
#53. Андрей Колесников. Политэкономия «Медведевгейта»
#54. Андрей Колесников. Оттепельный мираж: как борьбу с «перегибами» приняли за либерализацию
#55. Андрей Колесников. Неприкосновенность стяжания
#56. Андрей Колесников. В ожидании четвертого срока: российский политический режим за год до выборов
#57. Андрей Колесников. Маленькая победоносная третья мировая
#58. Андрей Колесников. Инфекция протеста
#59. Андрей Колесников. Защита «пятиэтажек» рождает гражданина
#60. Андрей Колесников. Парад «Юнармии»: зачем Кремлю марширующие школьники
07 страница
#61. Андрей Колесников. Жить становится веселее. 18.05.2017, 06:25
#62. Андрей Колесников. Раскачивание поезда
#63. Андрей Колесников. Гиперинфляция слов
#64. Андрей Колесников. Теория заговора в бездействии
#65. Андрей Колесников. В ожидании Лидии Тимашук
#66. Андрей Колесников. Сквозь очки виртуальной реальности
#67. Андрей Колесников. Глазами Смерша
#68. Андрей Колесников. Россия без слова «подряд»
#69. Андрей Колесников. Историческая политика в России: почему она разобщает, а не объединяет
#70. Андрей Колесников. Сталин как пузырь

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../5807593.shtml
Обозреватель «Новой газеты»
17 декабря 2013, 11:24

«Очень интересуется» политикой 1% респондентов Левада-центра. Цифра лежит в пределах статистической погрешности. Но с 2003 по 2007 год этот показатель стабильно колебался между 6 и 7%. И пошел вниз незадолго до первых митингов на Болотной в конце 2011 года. То есть активность раздраженных нечестностью власти столичных городских слоев совпала с нарастанием в целом по стране (а опрос охватывает 145 регионов) политической апатии.

Причем и у политической активности, и у политической апатии оказался один и тот же корень – невозможность повлиять на принятие политических решений (считающих, что они влияют на решения, тоже, как правило, 1% населения).

Кого-то сложившаяся ситуация привела в политику, кого-то окончательно отвратила от нее.
Россияне теряют интерес к политике
Один процент активных

Активно интересуется политической жизнью страны всего 1% россиян. Почти 70% наших граждан не проявляют интереса к политической повестке. Такие данные... →

Совсем не интересующихся политикой тоже рекордно много по сравнению с предыдущими годами – 26%. Здесь смешалось все: и ощущение собственного бессилия, и отчужденность от принятия любых решений, и модель поведения, описываемая ненаучной формулой «моя хата с краю». Был такой классик политической науки Артур Бентли – не путать с автомобилем Bentley, хотя избыточное его присутствие в России тоже способствует политическому цинизму и апатии. Он писал о том, что единственными действующими лицами в политическом процессе являются группы интересов, лоббисты.

Соответственно, если, деликатно выражаясь, большая часть населения не относится к числу лоббистов, она и отчуждает, и дистанцирует себя от политики.

Вообще, раз уж речь зашла о классике политической и экономической науки, можно вспомнить нобелевского лауреата Джеймса Бьюкенена и его коллегу Говарда Таллока, которые писали о том, что отношения граждан и государства строятся в жанре quid pro quo, услуга за услугу, баш на баш, налоги в обмен на государственные сервисы, голосование в обмен на дружелюбие и участливость.

А если услуги, хоть ты тресни, не предоставляются; если налогоплательщиков лупят дубинами омоновцы, которых содержат граждане страны; если следствие и суд, существующие на налоги, сажают по сомнительным политическим обвинениям налогоплательщиков, то есть содержанки именем государства наказывают тех, кто их содержит, – какая может быть политическая активность? Или равнодушие, или протест.

Ну и еще одна опция – и не только для продвинутых – отъезд.

Все в соответствии с теорией Альберта Хиршмана – «выход, голос, лояльность». Можно быть лояльным конформистом («лояльность»); можно подавать голос, протестуя («голос»); можно уволиться из корпорации «Россия» из-за разногласий с ее средним и топ-менеджментом («выход» или «уход»).

Справедливости и точности ради надо заметить, что в рост и падение пошли крайности – полное безразличие к политике и полная вовлеченность в нее. Более или менее равнодушных к политическим процессам и более или менее проявляющих интерес к ним в течение многих лет – примерно одно и то же количество. Скорее не интересующихся политикой – вокруг 40%, скорее интересующихся – вокруг 30%. Это социальная константа. Из этих слоев рекрутируется большинство электората. Или те, кто электоратом становиться не собирается. Или те, кто не склонен к электоральной активности, но проявляет ее из конформизма или по инерции.

Да, протест стал более осмысленным, у него появилась этическая основа и иной раз четкое целеполагание – от Болотной до голосования на выборах мэров, например, Москвы и Екатеринбурга (не случайно сейчас только и разговоров что о возможной отмене выборов городских руководителей – значит, тренд стал очевиден власти).

Но человеческого материала пока не хватает для того, чтобы занять лучшие площади страны. Или для того, чтобы получить в Москве активность, напоминающую по масштабу (число протестующих по отношению к численности населения города) город Киев. Есть, в конце концов, и страх. Вполне естественный страх перед дубинкой годзиллообразного человека в камуфляже и безжалостной судьей с пустыми глазами, в больших очках и тщательно продуманной халой на голове. А теперь еще и психиатром, считающим все, что выходит за границы бездумного и инстинктивно опасливого конформизма, отклонением от нормы.

1% активных участников в политике – лучшая характеристика системы, страдающей непроходимостью обратной связи и тем самым отравляющей саму себя.

Ей не нужны граждане? Но тогда и граждане не нуждаются в ней. Они рассчитывают только на свои силы, на свои пробивные способности, на взятки в том числе. Несправедливость порождает ответный цинизм. Наверху думают, что безразличие, апатия и конформизм – несущие стены режима. На самом деле это незаконная перепланировка, которая постепенно ведет к обрушению всей конструкции. Трещины уже видны невооруженным глазом.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../5817245.shtml
О новом лице в политике

Обозреватель «Новой газеты»
24 декабря 2013, 10:25

Зря некоторые лидеры «Единой России» иронизировали над заменой первого лица в партии «Гражданская платформа» — Михаила Прохорова на Ирину Прохорову.

Во-первых, когда «Единая Россия» будет сброшена с корабля современности методом элитного сговора, как раз и начнутся поиски компромиссной, морально и профессионально устраивающей всех фигуры для контроля за переходом от диктатуры к демократии. Возможно, не одной фигуры, а нескольких фигур. И в этом смысле появление в политике «незамыленного» лица, да еще гендерно и, не побоюсь этого слова, антропологически иного, чем все операторы взбесившегося принтера, вместе взятые, — замечательный и перспективный шаг. В конце концов, российский политический горизонт не исчерпывается столетием Великой Октябрьской социалистической революции.

Во-вторых, если уж Н.С. Михалков однажды заявил в ходе дискуссии с Ириной Прохоровой, что он бы проголосовал за нее, то можно с уверенностью сказать: у нее есть харизма, которую ощущают спинным мозгом и в нелиберальном лагере.

В-третьих, она просто умная женщина.

В-четвертых, вы будете смеяться, но инерция высокого рейтинга самого Михаила Прохорова, даже при том, что ему шагу не дают самостоятельно шагнуть и «гнобят» на всех этажах российской власти, сохраняется.
Михаил Прохоров уступил место лидера «Гражданской платформы» сестре Ирине
Поступил по-братски

Михаил Прохоров оставил пост лидера основанной им партии «Гражданская платформа». На этой должности политика сменила его сестра Ирина... →

По данным доклада «Российская политика — шанс для демократии», подготовленного Центром политических технологий на основе исследований Левада-центра и по заказу Комитета гражданских инициатив, Прохоров остается «самым популярным реформаторским лидером в стране в целом». Показатель доверия к Прохорову у средних избирателей выше, чем у Алексея Кудрина, Алексея Навального и Григория Явлинского (8%, а у всех остальных — по 3%). Среди «демократических» избирателей соотношение у каждого из лидеров, соответственно, 14% (Прохоров), 6% (Кудрин), 6% (Навальный), 5% (Явлинский).

По партийной выборке ситуация похожая, но партия Навального «Народный альянс» (НА) уже популярнее «Гражданской платформы» (ГП) как среди рядовых избирателей, так и среди «демократических избирателей» — в этом кластере уровень поддержки НА — 8,1%, ГП — 5,4%. При этом у прохоровского проекта высокий уровень поддержки среди условных «путинистов», партия Навального у них симпатии почти не находит. Авторы доклада делают вывод, что «Народный альянс» имеет «два пика поддержки — среди высокодоходной категории и москвичей». А «Гражданская платформа» популярна в «нейтральных» аудиториях.

Но и на партийном поле, и на поле «политических животных» заметными остаются только сами Навальный, Прохоров и их партии. Если в пейзаже появляется новый объект — представитель образованного городского среднего класса, женщина, выходец из гуманитарных кругов, дистиллированный правый либерал, это сильно оживляет картинку. Во всяком случае, появляется альтернатива.

И появляется выразитель интересов определенной страты избирателей, которых, кстати, могут не устраивать по разным причинам Прохоров-брат и Навальный (один слишком олигархичен, другой националистичен и т.д.).

При этом надо понимать, что, согласно исследованию, численность условных «демократических избирателей» (вектор на «демократию, похожую на европейскую») за 2013 год в результате массированной пропаганды даже не консервативных, а реакционных «ценностей» упала с почти 40 до 30,7%. То есть, вероятно, этот сегмент электората стал более ядерным, но менее массовым. (Попутно заметим, что увеличилось число людей, зараженных антизападными настроениями и даже готовых к конфронтации.)

Идеологические ориентации у большинства, несмотря на фронтальное наступление мракобесно-православно-антизападного агитпропа, стали более расплывчатыми. А это значит, что люди готовы голосовать за личностей. Расширение меню таких личностей в либеральном секторе — важная новость. Кроме того, как выяснилось из исследования, люди в массе своей вовсе не против реформ. Но, как и в начале 1990-х, они хотят получить от реформ здесь и сейчас, что называется, больше корма.

Это такое «колбасное реформаторство» — раньше ждали чуда от рынка, потом стали ждать чуда от сильной руки и государства-отца, теперь откуда ждать?

Это массы. Есть еще элиты. Одни полностью конформистски настроены. Другие не высовываются, потому что модель «тюрьма — сума — аэропорт Тегель города Берлина» у всех перед глазами. Но спят и видят, как бы и лично Владимир Владимирович, и силовая опричнина, и кооператив «Озеро» уже куда-нибудь отправились на заслуженный постгалерный отдых по выслуге лет. Узор политического калейдоскопа будущего, конечно, меняется, но комбинаций не так много. Они состоят из Навального, Кудрина, Прохорова. У каждого свои недостатки и преимущества, каждый по-своему добивается массовой поддержки, у каждого свои, в основном непростые, отношения с властью или с определенными кланами внутри власти, но, собственно, «других писателей у нас для вас нет». Во всяком случае, пока.

Как-то Юрий Лужков пошутил, что, мол, станцию «Чубайс» мы уже проехали. А сам Анатолий Борисович отшучивался: «Только линия оказалась кольцевой». Так и здесь — платформа «Прохоровская» обновила политический дизайн. И стала более заметной.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://gaidarfund.ru/projects.php?ch..._discuss&id=86
Дискуссия

Андрей Колесников: В последнее время в публичном дискурсе все чаще заходит разговор о культуре, морали и ценностях как категориях, которые существенно важнее, чем политические и экономические сюжеты. Точнее, так: современное состояние общества и государства в большей степени зависит от состояния моральных основ, неразмытости культурных слоев и четкости ценностных ориентиров граждан, чем от большой политики и экономики. Бытие (политика и экономика), конечно, определяет сознание, и в этом смысле Маркс не устарел, но и сознание (псевдоним ценностей, культуры, морали) определяет политику и экономику. И с тем, и с другим у нас как-то не очень хорошо.

В этом смысле симптоматично интервью главы «Тройки-Диалог» Рубена Варданяна, одного из немногих современных крупных российских бизнесменов, склонных к моральной рефлексии и социальному анализу. Современное состояние участников различных рынков, успешно переживших кризис, он с горькой иронией квалифицировал так: «Это как в анекдоте про любовника, который, падая с балкона, дает клятву, что никогда больше не посмотрит на чужую женщину и будет добропорядочным семьянином. А оказавшись в сугробе, он отряхивается и говорит: "Несколько секунд летел, а столько глупостей наобещал". С кризисом 2008 года ситуация была немного похожая». А моральное состояние тех, кто определяет сегодня правила, точнее, разрушает их в современном обществе, описал следующим образом: «К сожалению, последнее время мы работаем в системе, где формальные правила отличаются в разных странах или не всегда работают, а неформальных нет. Поэтому каждый сам за себя. Логика простая: "есть возможность заработать денег, а дальше — пусть хоть потоп"… В VI веке до нашей эры Конфуций сформулировал принципы, при которых у страны есть Путь и в ней можно жить и развиваться. В стране, где эти принципы нарушены, можно лишь выживать. Эти принципы актуальны до сих пор. Это, во-первых, наличие лидера с благородными амбициозными целями, во-вторых, наличие в стране традиций и ритуалов и, в-третьих, крепкая дружная семья. В мире сейчас нет ни одной страны, в которой эти принципы были бы реализованы в полной мере. Ценность семьи как базовой ячейки общества почти утрачена, особенно в городах, где семейные узы намного сложнее сохранить. Дело даже не в растущем количестве разводов и однополых браков. Раньше через семью передавались очень важные знания, умения, традиции. Исчезли династии — поколения военных, учителей, ученых. Мы имеем серьезную эрозию понятных правил — формальных и неформальных, на их место приходит вседозволенность. Общественные табу и ограничения разрушаются с такой скоростью, что я не удивлюсь, если в какой-то момент в какой-то части мира люди заявят о своем праве есть человеческое мясо, потому что это входит в их понимание свободы, а некоторые псевдодемократы будут их поддерживать. Страх того, что, нарушив ритуал, ты будешь изгнан из общества, пропал. Даже в нашей стране, где большой процент населения провел часть жизни в местах не столь отдаленных и живет по полуворовским понятиям, эти понятия исковерканные и не действующие».

Существует и несколько иной подход, который стоит назвать, скорее, оптимистичным. Но именно в терминах «созидательного разрушения» - чем быстрее деградируют и разрушаются зараженные импотенцией и гниющие изнутри институты и квазиценности, тем лучше для страны, тем скорее она начнет выздоравливать на новых основаниях, в том числе ценностных. Об это говорил, например, участник наших прошлых дискуссий Михаил Дмитриев, президент Центра стратегических разработок (ЦСР): «В течение ближайшего десятилетия в наиболее активный возраст войдут дети беби-бумеров, в основном 1980-х годов рождения, тоже наиболее многочисленное поколение трудоспособного взрослого населения страны. И это поколение уже сейчас сталкивается с тем, что путинская система существенно ограничила работу вертикальных социальных лифтов — старшее поколение заткнуло все «шахты», демонстрируя нежелание уступать свои места. Ценностный же разрыв между ними только нарастает. Этому «поколению перестройки», родившемуся в 1980-е, уже не надо доказывать преимущества западного образа жизни и рыночной экономики: они, собственно, ничего другого в жизни и не видели. Это поколение консьюмеризма, которое во многом будет жить по стандартам западного среднего класса. 2010-е годы станут свидетелями еще более быстрого роста уровня жизни этих людей.

Этому поколению повезло: оно достигнет пика своей активности в годы падения численности трудоспособного населения страны. Даже при медленном росте экономики спрос на рабочую силу будет таков, что доля труда в добавленной стоимости будет расти быстрее доли капитала. Наибольшие выгоды от этого получит наиболее активное, подготовленное к рынку и образованное поколение 1980-х, выходящее на пик своей профессиональной продуктивности. Это будет очень обеспеченное поколение, с ценностями, не похожими на ценности их отцов, и оно же, в силу плохой работы вертикальных лифтов, будет ощущать недостаточную востребованность. Это поколение столкнется с неоправданными ограничениями не только политической, но и экономической свободы, что будет препятствовать созданию и успешному росту собственных бизнесов. Велика вероятность того, что это поколение захочет переустроить российскую жизнь в соответствии со своими собственными представлениями. И такому давлению массовых ожиданий власть вряд ли что-то сможет противопоставить. Поэтому перемены неизбежны и исторически необратимы, и нынешние выборы мало что меняют в долгосрочном раскладе».

И далее: «Есть знаменитое социологическое исследование, проведенное в начале прошлого десятилетия Р. Инглхартом и К. Вельцелем (Рональд Инглхарт — профессор Мичиганского университета, президент Всемирного обследования ценностей (World Values Survey); Кристиан Вельцель — профессор университета Якобс в Бремене, вице-президент World Values Survey. — А. К.), с использованием нескольких раундов Всемирного обследования ценностей. Молодые поколения обществ, находящихся в процессе вхождения в клуб развитых стран, предъявляют растущий спрос на ценности самореализации, которые неразрывно связаны с развитием демократии и политической свободы».

Прошу прощения за длинные цитаты, но они, как и авторы этих слов, дорогого стоят. Потому что затрагивают главное – ценности, конвертирующиеся в интересы. Если ценности – здоровые и моральные в самом простом смысле этого слова, то интересы становятся не корыстными, а касающимися res publica, общего дела, которое и есть тот клей, объединяющий нацию на общем «Пути» (в терминах Рубена Варданяна).

Экономика, политика, формы правления вырастают, в конце концов, из культуры. Это показано у Егора Гайдара в «Долгом времени». Цену любых вопросов, в том числе и рыночную цену, в конечном счете определяют ценности. И, кажется, сегодня Россия находится в кризисе ценностей, который и есть «мать» всех остальных кризисов, включая экономический.

Или все-таки мы преувеличиваем «падение нравов» и все изреченное – есть не столько ложь, сколько, как выражается один кремлевский социолог, «интеллигентский бубнеж»?

Виталий Куренной
философ, доцент НИИ ВШЭ

Все приведенные Андреем Колесниковым цитаты и суждения совершенно вполне справедливы. Тем не менее, их можно неверно истолковать, если не поместить в более широкий контекст. Несколько таких контекстуальных комментариев я и хотел бы привести.

Начнем с тезиса о том, что Россия находится в кризисе ценностей. Является ли это какой-то специфической российской особенностью? – Конечно, нет (и Рубен Варданян совершенно правильно говорит о ситуации в мире вообще). Разговор о кризисе ценностей ведется в современном обществе ровно столько, сколько существует само современное общество. Уже в XIX веке итог этих дискуссий подвел Ницше своим тезисом о нигилизме и необходимости переоценки всех ценностей. Доктрина Ницше о сверхчеловеке обычно понимается весьма вульгарно (на то, правда, есть свои исторические основания), но по сути это его рецепт выхода из состояния окончательной деградации и разрушения всех систем ценностей. Последнее означает, что ни одна ценность более не гарантирована никакой внешней сущностью – «Богом», «культурой», «моралью» и т.д., поэтому каждый действует, руководствуясь своими собственными желаниями (в этике такая позиция называется «эмотивизм»). А желания эти обычно довольно мелкие и в монетизированной экономике сводятся к формуле, которую приводит тот же Варданян: «есть возможность заработать денег, а дальше — пусть хоть потоп». Поэтому если мы вступили в подобный период полного кризиса ценностей, то это просто означает, что произошел окончательный демонтаж остатков традиционного или квази-традиционного (т.е. позднесоветского) общества. В общем, ничего специфически российского здесь нет, нормальный такой путь модернизации.

Вернусь к сверхчеловеку. Ницше полагал, что это состояние деградации ценностей достигло своего предела в городском буржуазном обществе (обществе «филистеров», как он любил выражаться) и преодолеть его может этот самый сверхчеловек. Не стоит понимать его буквально и посредством тех метафор, которых наплел сам Ницше. Если рассмотреть этот тезис философски (а Ницше, пожалуй, достоин того, чтобы считать его таковым), то речь идет не о каком-то мускулистом и кудрявом фюрере. Речь идет о том, что человек теперь сам становится ответственным за конституирование и поддержание систем ценностей. Сверхчеловек это, выражаясь технических философских языком, это инстанция имманентной трансценденции, т.е. трансценденции, гарантированной не какой-то внешней инстанцией – Богом или божественным законом, культурой как некоей данностью, «менталитетом», какой-то там национальной «матрицей» и проч., - а самим конечным человеческим существом. Принцип принятия и разделения ответственности за удержание ценностного порядка – это и есть сверхчеловек. В таком случае, например, такая вещь как «права человека» существуют не постольку, поскольку они гарантированы «естественным правом» или являются какой-то там исторической универсалией (мы все знаем, что они исторически конструированы – и довольно недавно), постольку, поскольку есть люди и сообщества, которые берут на себя смелось их принять как ценности, понимают их условность, но готовы, тем не менее, отстаивать их до конца.

Да, в современном обществе под влиянием города и рынка традиционные ценностные системы распадаются – в том числе исчезает семья как институт социализации и воспроизводства определенных габитусов. Да, на место этого приходит «вседозволенность». Неслучайно Генрих Гейна назвал Канта – сложным языком оповестившим мир о том, что человек абсолютно свободен (как носитель практического разума недетерминирован каузально), - революционером, по сравнению с которым террор Робеспьера есть просто детская забава. И реагировать на эту вседозволенность можно разными способами – взывая к возвращению традиции (это мы наблюдаем сплошь и рядом), к вождю, наконец, к какой-то там чудесной алхимии молодых поколений. Но можно осознать эту ситуацию во всей ее рискованности – и тогда взять за нее ответственность. В этой ситуации мы вольны разрушить остатки семьи и скатываться до примитивной логики «заработать денег». Но ровно таким же образом мы вольны и утвердить ценность семьи, долга, права и т.д. Ситуация вседозволенности – она ведь обоюдная: она позволяет как разрушать, так созидать. И такую созидательную деятельность мы видим: пусть пока локально и робко, но люди сами утверждают новые ценности честности, мужества, достоинства, милосердия и взаимопомощи. Старая история метафизической борьбы добра со злом и ложью теперь переведена на обычный человеческий язык. Но это не значит, что она закончилась или что ее исход предопределен. Просто здесь человек остался в этой борьбе наедине с самим собой – ему больше не на кого уповать или опираться, все опоры он должен создать теперь сам.

Наконец, два слова я бы хотел добавить относительно рассуждения о чаемой Михаилом Дмитриевым смене поколений и подкрепляющей их цитаты из исследования Инглхарта и Вельцеля. На мой взгляд подобные рассуждения (я не касаюсь их фактической стороны – здесь это не так важно) относятся к тому же порядку дискурса, что и традиционные рассуждения, грозящие нам, например, карой Божьей за попрание норм морали. Они также уповают на некий естественный трансцендентный порядок. Только в данном случае этот порядок является натурализованной социально-теоретической абстракцией некоей закономерности – в данном случае связанной со сменой поколений, некими обязательными социальными характеристиками молодежи и т.д. Ссылки на подобные исторические закономерности Карл Поппер называл историцизмом – представлением о том, что есть некий объективный, независимый от человека ход исторических событий с предопределенной развязкой. Так вот, на подобный ход событий я бы не надеялся. Это столь же наивно, как полагаться на то, что в истории поступательно торжествует разум и свобода. Никакой предопределенности здесь нет, и можно приводить множество опровергающих подобные надежды исторических примеров – возьмем ту же молодежь Веймарской республики. За добродетели подрастающего поколения отвечают старшие поколения, а не рыночный консюмеризм, пирамида Маслоу и динамика рынка труда. С неба или из закономерностей рынка и социума эти добродетели сами собой не возьмутся.

Анна Андреенкова
социолог, Заместитель директора ЦЕССИ (Институт сравнительных социальных исследований)

Я предлагаю перейти от разговора обличительного характера, жанра «критики нравов», и использования ярких, но не очень ясных и обоснованных концепций «кризиса ценностей» и «падения морали», к более детальному обсуждению самого предмета разговора, попытаться понять, какие именно изменения мы наблюдаем в ценностной сфере жизни общества, морально-нравственном климате последних лет. Для этого нам придется развести два понятия – ценностей и моральных и нравственных норм и поведения.

Ценности людей, если не пытаться дать подробное и аккуратное научное определение, - это их приоритеты, то, что люди считают важным в жизни, видят в качестве своих жизненных долговременных или кратковременных целей. Ценности общества складываются долго, поколениями. Система ценностей общества относительно устойчива, не столь гибка как кажется и ее не так уж легко разрушить или ввести в состояние кризиса. Каждое новое поколение через процесс социализации воспринимает ценности, выработанные прошедшими поколениями, а также привносит что-то свое. Это новое не становится ценностью большой социальной группы сразу, должен пройти определенный процесс усвоения, интернализации новых ценностей. Многое не прошедшее отбор времени будет отброшено, и следующие поколения, читая о приоритетах отцов, будут считать это скорее «причудами», а не серьезной проблемой. Пошатнуть ценностные устои общества нелегко и даже в результате больших социально-экономических и политических изменений после первого шока общество начинает понимать, как похоже оно на себя прежнее. Я думаю, именно этот процесс мы и наблюдаем сегодня в России. Российское общество прошло период серьезных преобразований, однако по прошествии некоторого времени, относительной стабилизации общественной жизни, мы видим все яснее, что ценностная система российского общества осталась во многом нетронутой – речь идет о таких составляющих этой системы как высокая степень патернализма в общественных и личных отношениях, вера в сильное государство, возложение ответственности («локус контроля») на внешние обстоятельства и структуры, высокая ценность «малой» группы, узкого социального круга (семьи, друзей и хороших знакомых), высокая сплоченность малых групп и низкий уровень межличностного доверия в отношения с более широкими социальными кругами, высокая ценность образования как средства социальной мобильности и приобретения общественного статуса и многое другое. Несомненно, возникло и новое. И мне это новое видится в первую очередь в диверсификации ценностных систем, расслоение общества на группы с совершенно разными ценностями. Такая диверсификация характерна для всех открытых современных пост-индустриальных обществ и России постепенно входит в их число, чтобы насладиться плодами и сожалеть о потерях и новых проблемах, с этим связанных. Можно предложить, что двигаясь дальше по этому же пути развития, диверсификация и множественность ценностных систем будет только увеличиваться.

Отдельный разговор – о моральных и нравственных нормах, превалирующих в обществе. Такие нормы касаются в основном не столько целей и жизненных приоритетов, сколько оценки явлений, событий, поведения как хорошего или плохого, достойного или недостойного. Оценить какие именно моральные нормы превалируют в обществе, насколько сильны моральные требования и насколько люди реально их придерживают нелегко. Некоторые социологические методы позволяют получить хотя бы приблизительное представление о нормативной стороне морали. Ниже приведены данные о исследований о моральных ценностях россиян, проведенных ЦЕССИ с 1991 года.

Таблица 7. Моральные нормы в обществе (данные опросов ЦЕССИ)

Вопрос: Я буду называть Вам различные действия, поступки людей, а Вы скажите мне, в какой степени этой действие, на Ваш взгляд, может быть оправдано? «10» означает, что оно может быть оправдано всегда, а «1» - никогда не может быть оправдано. % в таблице – доля тех, кто сказал, что конкретное действие «никогда нельзя оправдать»(1 по 10-балльной шкале)

Примечания: Данные в таблице являются результатами опросов Всероссийского Мониторинга Ценностей россиян ЦЕССИ. Сам вопрос является частью методики оценки моральных общественных ценностей Всемирного Исследования Ценностей (WVS). Каждый опрос проводился по многоступенчатой вероятностной выборке населения России 15 лет и старше методом личных интервью на дому у респондентов, объем выборки в каждый год составлял 1600-2500 человек. Опросы проводились ЦЕССИ (Институтом сравнительных социальных исследований) в 1991, 1993, 1996, 1999, 2002 и 2005 при финансовой поддержке различных научных фондов.

Как мы видим из приведенных данных, наиболее сильные моральные ограничения на уровне восприятия нормы находятся у россиян в области поведения, направленного на причинение ущерба собственности/интересам других людей (угон машины, брать взятки, покупать краденое), поведение, связанное с угрозой жизни/здоровью людей (вождение машины в нетрезвом виде, наркомания) и девиантное поведение в области сексуальных отношений (гомосексуализм, проституция).

Более "либеральные" взгляды россияне высказывают по вопросам, связанным с поведением по отношению к государству (оказание сопротивления милиции, неуплата налогов, безбилетный проезд в общественном транспорте, получение льгот, на которые не имеешь права), мелкой личной выгодой (не сообщить о нанесенных тобой повреждениях, не вернуть найденные деньги, ложь в личных интересах), а также относительно бытовых сексуальных отношений (секс до достижения совершеннолетия, супружеская измена, аборт, развод).

Мы видим, что за последние десятилетия происходит постепенное ослабление моральных норм и ограничений, все больше людей начитает считать, что при определенных обстоятельств можно оправдать значительное количество действий, которые раньше большинством считались незыблемыми. Отчасти это можно назвать постепенным распространением морального релятивизма, в положительном случае – моральной толерантности и большей свободе от условностей и общественного давления (особенно в области сексуального поведения), в отрицательном – увеличение вседозволенности и упадок морали.

За 15 лет исследований наиболее стабильными в общественном сознании являются отношение к самоубийству, убийству при самообороне и разводу. Довольно сложная динамика отношения людей к абортам – в начале 90-х годов оно было в значительной степени отрицательным, затем постепенно эта норма размывалась и отношение к абортам становилось более толерантным, однако к середине 20-х опять это моральное представление вернулось и даже превысило уровень начала 90-х (возможно, это связано с усилившемся влиянием церкви на подобные вопросы).

Наиболее серьезные изменения произошли в представлениях россиян о моральных нормах во взаимоотношениях с государством – если в начале 90-х половина россиян считала, что ни при каких обстоятельствах неприемлемо сокрытие доходов и уклонение от налогов, то к середине 2000-х так считало уже лишь 30% россиян, а остальные готовы были бы найти таким действиям оправдания. Почти в два раза сократилась доля людей, которые считали что ни в коем случае не приемлемо получение от государства льгот, на которые у Вас нет прав (в начале 90-х с этой нормой были согласны большинство россиян, то есть это была общепринятая норма, а в середине 2000-х ее признавали лишь чуть более трети россиян, то есть она стала нормой меньшинства. Примерно то же самое произошло и в отношении такого поведения как проезд в общественном транспорте без оплаты, получение взятки, покупка краденой вещи.

Другой тенденцией в отношении моральных норм россиян является ослабление сексуальных моральных норм, увеличения степени допускаемой свободы в сексуальных отношениях, некоторые могли бы охарактеризовать это и как «увеличение сексуальной безнравственности». Довольно серьезно изменилось отношение россиян к гомосексуализму, хоти в сегодня большинство считают такое сексуальное поведение неприемлемым и неоправдываемым ни в каких случаях. Гораздо более терпимым стало отношение к ранним половым отношениях (сегодня лишь 39% считают их совершенно недопустимыми, 15 лет назад таких было 60%), внебрачным половым связям.

Специально остановившись довольно детально на моральных ценностях общества, мне хотелось показать, что анализируя процессы, происходящие в массовом сознании более глубоко, трудно дать однозначной оценки как «кризис», «перелом» или «падение», тем более что мораль за столько веков человеческой истории уже просто устала падать.

P.S. Присоединил это сообщение к основной теме. На старое было 186 заходов.

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../5899925.shtml
O новом проклятом русском вопросе «зачем?»

Обозреватель «Новой газеты»
11 февраля 2014, 11:22

Эпидемия бессистемных запретов и массового лицемерия охватила широкие слои населения. Это такая политкорректность наоборот: кажется, часть общества и вся власть состоят из заранее оскорбленного комьюнити. Оскорбленность легко конвертируется в законодательные акты и судебные решения. Собственно, процесс Pussy Riot и введение в УК РФ статей, карающих за оскорбление чувств верующих и за «публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации», — того же происхождения: как писал поэт, «след от мужских обид».

А дальше начинаются карикатурные истории с запретом содержать в школьных библиотеках Сергея Есенина и Владимира Набокова (правда, прокурора-есенинофоба уволили — вероятно, вышестоящие инстанции любили классика).

Или вот профессор кафедры эстетического воспитания УрГПУ Станислав Погорелов предложил создать сообщество «религиозно грамотных» психологов и педагогов, которые бы изучали аниме-продукцию и давали ей оценку с тем, чтобы оградить российских детей от «японской культуры смерти».
Детей и взрослых хотят оградить от «разврата» культуры

Или не совсем карикатурные истории. Например, с вандалами, испоганившими дом Набокова в Питере и его же усадьбу в Рождествено. С прокуратурой Ульяновской области, которая прицепилась к «Детской серии Людмилы Улицкой» за якобы пропаганду однополой любви. Или с идеей роскомнадзоровских экспертов сформулировать «методические рекомендации по экспонированию произведений искусства с учетом возрастной маркировки». Что немедленно вызывает ассоциации с известным глубоко народным стишком «Стоит статУя в лучах заката, а вместо … торчит лопата». Ну, и так далее.

Кто жил при советской власти, которая хотя бы не собиралась маркировать статую Давида, стоящую в ГМИИ, тот вспомнит бессмертный текст.

Ну и, конечно, хит сезона — сообщение омского блогера Елены Завьяловой: «Подружки-школьницы (16 лет) рассказали, что им в Пушкинке (омская бибилиотека. — А.К.) не выдали книгу Драйзера из-за возрастных ограничений. И устроили целое совещание, выдавать ли «Завтра была война» Васильева — по той же причине. Выдали кое-как».

Проблема опять же в той самой маркировке. На Теодоре Драйзере стояло 18+. Вот, честное пионерское, вспомнишь тут добрым словом советскую власть. Система запретов — понятная (хотя Главлит мог трактовать ее как не столько бог, сколько Ленин-Сталин на душу положат), основанная на колеблющейся, но в рамках невалютного коридора генеральной линии. Если творец арт-объекта ошибался, его поправляло лично первое лицо: «Кого изобразил Жутовский? Урода! Посмотрев на его автопортрет, напугаться можно». А вот все, что вне запретов, — то же самое собрание сочинений Драйзера, цвета красного дерева, как панели в кабинете номенклатурного работника (издано при великом кормчем еще в 1950–1951 годы), — читай не хочу.

Тут сразу возникает главный по нынешним временам проклятый новый русский вопрос: зачем?

Зачем в принципе маркировать книги и музейные экспонаты? Роскомнадзор сообщил, что пока речь идет о предложениях экспертов. И что, от этого легче? Это что же за эксперты такие, которые выдвигают идеи, словно бы позаимствованные из миниатюр Даниила Хармса? Запретить можно все, но что это за ребенок получится на выходе — с чистой доской, на которой будут начертаны священные письмена краткого курса «залитованной» наверху истории, вместо мозгов?

В своих запретительных порывах власть не страшна. Она смешна и глупа. В своих погромных порывах особо оскорбляющиеся граждане не смешны, но страшны.

А погромные порывы возникают в результате того, что сверху прямо, внятно и по много раз, с голубого, не сказать худого слова, экрана и с амвона, со страниц подотчетной начальству прессы и с высочайшей трибуны указывают цель, по которой следует бить прямой наводкой. Мысль, изреченная начальством, проникает в мозг последнего пикейного жилета и становится материальной силой. Ту же природу и ту же механику распространения, например, имели донос Лидии Тимашук и борьба с космополитами: то, что казалось абсурдом, приобретя форму директивы, немедленно стало массовым предрассудком и повлекло за собой катастрофические ментальные последствия для целой нации.
Чем хуже ситуация в экономике, тем громче разговоры о морали

Если ставится цель создать манипулируемую массу, из которой ложками можно черпать конформистский электорат, то она в принципе достигается. Но, во-первых, в ряде случаев можно получить обратный эффект. Во-вторых, эта самая масса столь же легко меняет свои представления, заблуждения и предрассудки, если генеральная линия партии и правительства претерпевает изменения. И уж тем более этот процесс заходит совсем уж далеко, если меняются сами партия и правительство.

Так что ответа на вопрос «зачем?», во всяком случае, рационального ответа, не существует. Политика запретов самоубийственна. Дефектным становится не только само управление — резко портится качество подведомственного человеческого материала, происходит антиселекция как на массовом, так и на элитном уровне. Рождается инертный и одновременно агрессивный человек нового типа с циничным раздвоенным сознанием (в лучшем случае) или с пещерными представлениями о жизни (в худшем случае).

И к культуре этот электорат будет относиться так же, как министр из старого анекдота, подходивший к античной статуе, со значением хлопавший ее по мраморному заду и восклицавший: «Классика, да-а-а?!»

Кстати, причину неудовольствия начальства стариком Драйзером можно найти в историко-литературной справке к «Американской трагедии» (Драйзер Т., собрание сочинений в 12 томах, том восьмой, М., 1950, стр. 463): «Беспощадное обличение американского судопроизводства, грязных афер, предшествующих буржуазным выборам, подлой роли религии, находящейся на службе капитала, — придает роману остроту политического памфлета».

Вечно наши все принимают на собственный счет…

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../5925693.shtml
O кризисе лидерства на постсоветском пространстве

25 февраля 2014, 09:41

Украинский Майдан, развернувшийся в революцию (или смуту – термины пока не так важны) по формуле Василия Розанова «Русь слиняла в три дня», обнаружил кризис лидерства. Под булыжниками оказался не пляж, как во Франции-68, а пустующее лидерское поле.

Это, с одной стороны, свойство практически всех революций на постсоветском пространстве, а с другой – черта современного мира, где, кроме г-жи Меркель, практически не осталось лидеров, способных формулировать правила игры.

И Россия здесь не исключение. «Безальтернативность» Путина лишь следствие отсутствия свободных выборов и конкурентной политической среды. Что, впрочем, не означает, будто в его отсутствие на головы приятно удивленного электората как из рога изобилия посыплются внятные и ответственные политики.

И еще один нюанс.

На территории «исторической Руси» лидеры, потенциальные и бывшие, нередко находятся в тюрьме.

Что иной раз добавляет им харизмы. Только в условиях не до конца провалившегося постреволюционного авторитаризма путинского типа Михаил Ходорковский, допустим, предпочитает пока находиться в Европе. А в условиях постимперской революции Юлия Тимошенко имеет шансы стать президентом.

Тем не менее где они и кто они, эти лидеры на той же Украине? Виктор Ющенко, харизматик эпохи первой революции, исчез с радаров. Его визави Виктор Янукович просто исчез. И возникнуть теперь может в самых неожиданных (точнее, ожидаемых) местах – в номенклатурном пригороде Минска или на Рублево-Успенском шоссе, рядом с другими провалившимися лидерами провалившихся режимов.

При том что украинский протест, как и любое стихийное оппозиционное движение последнего времени, в высокой степени деперсонифицирован, природа не терпит пустоты. Поэтому на авансцене возникают персонажи вроде Дмитрия Яроша из «Правого сектора» – политическое явление той же природы, что и, для примера, Марин Ле Пен во Франции.

Нет более выгодной позиции сегодня в любой точке земного шара, чем национализм или – в зависимости от места в истории с географией – постимперская ностальгия.

На выходе, кто бы ни выбивался в лидеры на постсоветском пространстве, и Украина тому пример, идет противостояние правоконсервативной и левоимперских сил. А у центристских – праволиберальных и леволиберальных политических направлений – не так много шансов на то, чтобы стать доминирующими силами. Однако лидер, исповедующий центристские взгляды, но обладающий личной харизмой, вполне может выйти вперед в будущей электоральной гонке.
Виктор Янукович исчез в неизвестном направлении

Революция – время экстремалий. Поэтому националисты идут против тех, кто группируется в защиту еще недоснесенных памятников Ленину. И это еще один симптом того, что советская империя, несмотря на то что она уже почти четверть века не находится на карте, до сих пор продолжает разваливаться: процесс не закончен, он остается весьма болезненным. И многое определяет в том числе и в характере лидерства.

Еще одна волна «догоняющей революции» (определение Юргена Хабермаса) на Украине ввиду разновекторности интересов революционной толпы вовсе не обещает разношерстной тройке Кличко — Яценюк — Тягнибок прекрасного политического будущего.

Равно как не обещает она такого будущего и Тимошенко. Впрочем, чрезвычайно неоднозначный, но богатый политический и управленческий багаж Тимошенко вкупе с тюремной историей может реинкарнировать ее харизму. Не будь тюрьмы, она, скорее всего, как и Ющенко, стала бы исчезающим лидером.

Жидкий революционный хаос неизбежным образом переходит в другое агрегатное состояние и затвердевает. Поэтому и лидер обязательно появится. Но опять-таки едва ли тот, кто сможет объединить всю Украину.

Площадь выдвигает своих лидеров. Но не всегда они оказываются фигурами, соответствующими запросам легальной электоральной политики. И наоборот, не всегда оказываются лидерами и те, кого можно назвать вождями.

Феномен лидерства на постсоветском пространстве сегодня – это выбор фигуры, которая устраивала бы и улицу, и традиционного избирателя, и онлайн, и офлайн. В мае на примере Украины мы увидим действующую модель того, как новая механика лидерства станет работать спустя некоторое время и в России тоже.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8186183.shtml
20.04.2016, 10:03
о том, почему даже Христос в роли президента не гарантировал бы стране благосостояния

Wikimedia

Наверное, случайно так получилось, что в один и тот же день статья главы Следственного комитета России Александра Бастрыкина и пресс-конференция Михаила Ходорковского и Евгения Чичваркина заняли все информационное пространство. Как если бы это был день предъявления даже не политических программ, а взглядов на жизнь, мировоззрений. Как если бы на наших глазах кто-то пытался открыть дверь в затхлую комнату, а кто-то, напротив, закрыть — да еще с железным лязгом и отчетливо слышным поворотом огромного, как тюремный срок, ключа.

Ходорковский и Чичваркин обрекли себя на то, чтобы стать мишенями в самодостаточной войне российской власти, которую она переводит с внешнего на внутренний фронт. Бомбить теперь будут не Сирию, а «пятую колонну». И важной частью этой «пятой колонны» был, есть и будет Михаил Ходорковский. На все те десять лет, что осталось, по его оценкам, текущей политической системе.

Да, в России надо жить долго. Не думать о секундах свысока, но при этом мыслить десятилетиями, понимая, что мы не слишком далеко ушли как от хрущевской оттепели, так и от брежневского застоя, и даже «Сталин и Мао слушают нас».

Твердо зная не из фальсифицированной истории, что автократии разрушатся, элиты начнут рассказывать, что на самом деле это они подтачивали режим, а народ с тем же энтузиазмом, что поддерживал прежнего лидера, обратит свои умиленные взоры на лидера нового. И начнется очередная эпоха очередного транзита.

В этом смысле Ходорковский честно и заранее своей почти монашеской непритязательностью переиграл всех нынешних и текущих политиков. Он открыто заявил, кем хочет стать — человеком транзита.

На эту роль не претендует никто: ни один из Игорей Ивановичей, ни мятежный Алексей Навальный, разве что в какой-то степени Алексей Кудрин.

Однако он заходит с противоположной от Михаила Ходорковского стороны.

Из хрестоматийной истории Испании известно, как это важно — договориться по ходу транзита от автократии к демократии о базовых принципах сосуществования, столковаться о главном — о возможности конкуренции. И как важны в такие эпохи люди типа Хуана Карлоса и переходного премьер-министра Адольфо Суареса, сколь необходимы рукопожатия бывших врагов, например, Альваро Хиль-Роблеса и любимца каудильо Мануэля Фраги Ирибарне.

Насколько неуместны в транзит люстрации — они ограничивают конкуренцию и сжимают политические предложение и спрос.

Само по себе, даже с уходом режима, справедливое общество не возникает, объясняет опальный олигарх. Как говорил один мой приятель,

даже если сейчас Иисус Христос станет президентом России, это не гарантирует ей благосостояния и отрезвления государства и общества.

Не говоря уже о том, что никто его и не выберет, если вообще до избирательной кампании допустят: социалист, хиппи, энкаошник, носитель экстремистской идеологии, призывающий к разрушению, и к тому же еврей.

Чтобы общество возникло и вернулось доверие, необходимы нормальные конкурентные выборы, регулярная — без этой игры в преемников и в «два срока подряд» — сменяемость власти.

Почему Россия не Аргентина? Потому что в Аргентине можно сменить власть с помощью выборов, а в России — нет. Почему Россия не Бразилия? Представьте себе импичмент в сегодняшней России. Нет более такого слова в русском языке. Почему Россия не Венесуэла? Потому что в Венесуэле с парламентскими выборами в представительную власть приходят новые люди, а у нас, выбирай не выбирай, все десятилетиями знакомые фамилии. Триллер «Взбесившийся принтер – 3. Возвращение». От создателей «Единой России». В главных ролях известные вам лица.

Мой проект, разъясняет Ходорковский тихим голосом главного редактора на редакционной планерке, — «создание возможностей для российского общества на честных выборах выбрать для себя путь развития (внимание! — А.К.) на 4–5 лет. Возможно ошибиться, а потом сделать новый выбор».

Это то, что я всегда говорю своим польским товарищам за рюмкой зубровки, переходящей в «выборову» и обратно. Да, у вас сейчас местами не вполне адекватное руководство, что-то вроде зеркала российской власти с ее, интеллигентно выражаясь, консерватизмом. Но через несколько лет, осознав свои ошибки, на честных свободных выборах поляки выберут себе новую власть. Или оставят эту, но потом все равно по воле избирателей придут другие политики. Это и есть демократия.

Простые, в сущности, непретенциозные вещи и слова — подумаешь, сменяемость власти, да у нас в «Единой России» праймериз! Слово такое, американское, сочетается с нашей суверенной демократией, как «мерседес» с надписью «На Берлин!». Но не национализм, не империализм, не фьюжн-патриотизм/изоляционизм, не антизападная конспирология составляют суть режима.

Несменяемость, которую путают со стабильностью, — вот форма и содержание системы.

Именно поэтому Ходорковскому будут жестко отвечать. Возбуждать дела, бороться с историей собственной страны — приватизацией, из которой выросло вообще все, включая и нынешний режим, затеявший переприватизацию. Будут блокировать кандидатов в депутаты, маркированных Ходорковским. Это, конечно, тренировка для них, но только не в смысле донесения своей программы до избирателя, а в жанре «Как поучаствовать в выборах и не быть с них снятым на второй минуте». Будут крушить внутренних врагов, как бомбили «Воронеж» контрсанкциями, как бомбили сирийские объекты под аккомпанемент аплодисментов все принимающей аудитории — в сентябре 2015 года не желавшей военной операции, а уже в октябре 2015-го ее приветствовавшей.

Переход с внешнего фронта на внутренний — это начало гражданской войны с остатками гражданского общества.

И в этом смысле очень вовремя появился главный следователь страны с очень правильным — с точки зрения сохранения несменяемости режима, его панамских скрипок и фолк-скреп — предложением сажать за «отрицание» Крыма.

…На выборах после двух лет транзита по поводу Крыма тоже будут спорить. Но свободно. Не при свете лампы, направленной прямо в глаза. Будет трудно — это ведь будто учиться заново разговаривать. Свобода, как заметил Чичваркин, далась нам четверть века назад слишком легко — обвалился СССР, и все.

Теперь придется обучаться искусству свободы заново, по-настоящему.

[Андрей Колесников]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...i-kurs-kremlya
Статья опубликована в № 4064 от 27.04.2016 под заголовком: Политэкономия: Биржевой курс Кремля

Зачем вмешиваться в права собственности, если их нет
26.04.2016

В популярном в начале 1990-х романе Малькольма Брэдбери «Профессор Криминале» его главное действующее лицо – собственно профессор Криминале, беседуя со своей женой, рассуждает: «В чем причина российских неурядиц? Они там еще не додумались построить настоящие магазины». «Им и на прилавки-то положить нечего», – заметила Сепульхра, извлекая из сумочки компакт-пудру. «Дело даже не в магазинах, – сказал Криминале. – Просто русские еще не изобрели деньги».

С тех пор прошло чуть ли не 25 лет транзита. Российская валюта стала до такой степени настоящими деньгами, что ее колебания оцениваются не просто как курс рубля, но и как курс руля экономики. Потребительское общество построено, на телеэкранах идет реклама, в которой причудливо сочетаются двуязычные фразы «Русские не сдаются!» и «Пора сказать «Гудбай!» перхоти!», большие магазины, о которых толковал герой английского романа, увидевшего свет в 1992 г., не просто построены – они стали основным местом времяпрепровождения россиян. А счастья нет, и русские неурядицы никуда не делись. Русский мир превратился в супермаркет, но в нем бойко торгуют внешними и внутренними угрозами, как русским суверенным попкорном и древнеславянской, настоянной на скрепах кока-колой.

И пока Владимир Путин ждет информационных атак, его пресс-секретарь, как и, что симптоматично, пресс-секретари МИДа (внешние угрозы) и Следственного комитета (внутренние угрозы по госрасценкам), отбивает их едва ли не ежедневно. Например, история о том, что Михаила Прохорова понуждают сверху продать холдинг РБК (а что, собственно, еще могло бы сподвигнуть его продать, да еще в хорошие руки, много лет в индустриальных масштабах переплавляющие обычные СМИ в пропагандистские), спровоцировала кремлевского споуксмена на такое: «Кремль никогда не вмешивается в редакционную политику и тем более не вмешивается в права собственности».

И в самом деле, зачем Кремлю вмешиваться в редакционную политику, если в большинстве СМИ прямое или косвенное государственное управление, а самоцензура собственников и редакторов вкупе с ошеломляющей адаптивностью журналистско-пропагандистского корпуса посильнее всякой прямой цензуры будут.

И в права собственности Кремль не дает себе труда вмешиваться, потому что в системе «власть – собственность» они, эти права, просто выдаются, как сапоги из каптерки Кремлевского полка, причем уже долгие годы, чтобы не сказать – десятилетия. Мировой финансовый центр в Москве давно построен – не хуже Франкфурта: Кремль – это настоящая биржа, где делами ворочает вместо невидимой руки рынка подковерная, но твердая рука политически правильного перераспределения собственности.

Сегодня не стоит ожидать сигнала, например, в виде взорванной машины, времена вегетарианские – просто пришлют, как в античной трагедии, козлоногих фавнов и сатиров в масках. И частная собственность, которая в России не обладает признаком неприкосновенности, немедленно становится квазичастной. А экономисты могут продолжить споры о том, сколько десятков процентов государства в структуре собственности в России. Точно меньше ста, но вот намного ли?

Автор – директор программы Московского центра Карнеги

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../8247977.shtml
17.05.2016, 10:11
о священном Граале российской экономики

Уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова высказалась за введение государственного регулирования цен на продукты первой необходимости. В Крыму. Президент Николас Мадуро пригрозил взять под стражу владельцев заводов, остановивших работу, и национализировать эти предприятия. В Венесуэле. Например, заводы, больше не производящие пиво, поскольку действующий политический режим запретил импорт ячменя.

Гибридные авторитарные режимы, завершив строительство репрессивной законодательной рамки, берутся за другие законы. Законы экономики. Они борются с ними с энергией неофитов, только что окончивших в университете марксизма-ленинизма курс политэкономии социализма.

Заморозить цены — и крымчане с видимым облегчением наполнят легкие прозрачным воздухом морозильника из магазина импортных фруктов и овощей «Морозко», что располагался в городе Москве на улице Льва Толстого недалеко от метро «Парк культуры» во времена исторического и диалектического материализма.

Только почему-то товары, цены на которые будут зафиксированы, с очень небольшим временным лагом исчезнут из продажи, и вернется классический советский товарный дефицит. Это называется — железные законы экономики.

Помнится, после присоединения Крыма кто-то из рыночников-романтиков, пытаясь для себя найти оправдание акту расширения территории в духе политики XIX–XX веков, предлагал ввести на полуострове англосаксонское право. Схожий эксперимент — правда, в прямо противоположную идеологически сторону — предлагает провести человек, чья ответственность лежит в области защиты прав человека.

Даже если Мадуро национализирует частные заводы Венесуэлы, работающие на иностранном сырье, он не сможет на них произвести даже пепси-колу по рецепту новороссийского завода, запущенного для этих целей в 1974 году в честь заканчивавшейся брежневско-никсоновской разрядки. Потому что никакого импортозамещения железными законами экономики не предусмотрено: как говорил профессор Мюнхенского университета, один из лучших экономистов Германии Ханс-Вернер Зинн, «коллапс импорта — это коллапс экономики».

Ждать осталось недолго. В смысле Николасу Мадуро, у которого, как и у наших элит, во всем виноваты США и внутренние враги, а спасать страну следует методом подготовки к войне.

Получается максима Льва Толстого наоборот: все авторитарные режимы несчастливы одинаково…

Бороться с рыночной экономикой, единожды выпущенной на волю, невозможно. Даже если омбудсмен, вместо того чтобы бороться за политические права крымских татар, раз уже теперь их жизнь и судьба тоже регулируется главой 2 Конституции России 1993 года («Права и свободы человека и гражданина»), будет морозить цены, свято веря в магическое действие государственного регулирования.

Что ж это за священный Грааль какой-то, вокруг которого ровным слоем лежат черепа и осиротевшие доспехи рыцарей отчетливо видимой руки государственных интервенций, — эта вера в «назначенные» передовыми отрасли, в заливание всех проблем бюджетными деньгами, в фиксацию цен…

России очень дорого далось обучение азам рыночной экономики целого поколения высших руководителей. Школа Алексея Кудрина и Андрея Илларионова не спасла российскую экономику от жесткого огосударствления, передела уже единожды переделенной собственности, офшоризации «власти-собственности» под аккомпанемент достойных «Евровидения» песен о деофшоризации и суверенитете, от изгнания малого бизнеса в теневую экономику, превращения экономических отношений в сплошной большой откат.

Один знакомый западный профессор — уж не знаю, где он этого нахватался, — привез из своего далекого идиллического кантона, где только йодлем петь, анекдот про наивных западных людей. Приезжает в Россию англосаксонский, допустим, политик и спрашивает у местного знатока: «Вот ввели мы санкции против России, а они не работают».

«Мужик, — отвечает ему местный мудрец, — у нас без отката вообще ничего не работает».

Но была и другая школа, тоже недешевая: почти 24 года назад тем же путем, что омбудсмен-генерал, пошел автор великого афоризма про «эффект колеи» в российской истории. «Никогда такого не было — и вот опять» — Черномырдин Виктор Степанович. Пришла председатель Госкомцен Розенова Лира Ивановна к только назначенному премьеру и предложила заморозить цены. 31 декабря 1992 года председатель совета министров подписал соответствующее постановление правительства.

Либералы собрались под темными елями в Волынском-2 и стали думать, как избежать возвращения товарного дефицита. Забил тревогу будущий министр экономики Яков Уринсон. «А ты ему объясни», — предложил Уринсону, на которого Степаныч хорошо реагировал, Анатолий Чубайс. И ведь объяснил Яков Моисеевич природу рыночного ценообразования Виктору Степановичу. «Будем отменять постановление! — воскликнул премьер-министр, который потом на моих глазах спустя несколько лет на заседании правительства запальчиво произнесет: — Занимались монетаризмом — и будем заниматься!»

Вот ведь были люди — масштаб!

Почему же в управленческую элиту приходят персонажи, которым всему нужно учиться заново? Мы зря прожили эти 25 лет?

Почему депутатский корпус, отбираемый по принципу, как говорит философ Александр Рубцов, «восходящего мусоропровода», договорился до того, что собирается проверять репродуктивные способности женихов и невест? Что за отношение к гражданам своей страны как к крупному рогатому скоту или мясу птицы?

Главное, спросили бы опять же у специалистов-демографов: искусственный отбор не поможет — демографические волны сулят России объективно мотивированный спад рождаемости и численности рабочей силы.

Впрочем, случилось то, что должно было случиться в рамках многолетнего отрицательного отбора: в ситуации, когда главное свойство менеджера любого политического звена — лояльность и вера в скрепы, качество элит неумолимо падает. Исторический опыт, будь то трагические страницы советской истории или накопленные навыки и умения последней четверти века, идет прахом.

Появляется вера в знахарей, отказывающихся от иностранных лекарств и еды. В порчу, идущую от мигрантов. И в отца-командира, способного накормить народ семью хлебами — преимущественно в ходе «прямой линии».

И вот среди этих магических верований, описанных Клодом Леви-Строссом в его текстах о первобытных обществах (см. работу «Тотемизм сегодня», способную, в частности, объяснить приверженность партии власти к образу медведя), обнаруживается глубоко архаическая, чтобы не сказать — эзотерическая, вера в государственное регулирование цен и способность все производить самим — от сыра, становящегося в руках отечественного производителя похожим на застывшую лаву, до запчастей к летающим предметам серебристого металла. Что, правда, заканчивается не слишком удачными опытами под руководством вице-премьера с недостаточно аккуратно повязанным галстуком в духе перепева известной песни: «Горела, падая, ракета, и от нее бежал расчет, кто хоть однажды видел это, тот (вряд ли) к ракете подойдет».

И эта вера объединяет столь разных людей на разных континентах, как омбудсмен земли Русской Москалькова и венесуэльский президент Мадуро.

Вероятно, срок действия и хранения уроков 1990-х – начала 2000-х закончился. Нынешнее поколение российских людей заново будет учиться на своих ошибках.

[Андрей Колесников]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...nesmenyaemosti
Статья опубликована в № 4100 от 22.06.2016 под заголовком: Политэкономия: Стратегия несменяемости

Попытка заглянуть за горизонт мотивирована желанием сохранить власть
21.06.2016

Глава государства объявил об учреждении Совета при президенте по стратегическому развитию и приоритетным проектам. Значит, формируется, и не только с помощью Центра стратегических разработок, повестка на следующий президентский срок. Одних только консолидирующих население войн, присоединений и историко-изоляционистских скреп недостаточно, чтобы спокойно пройти шестилетку 2018–2024, – нужно что-то более существенное, материальное, съедобное, в конце концов.

Государство будет пытаться угадать, какие направления развития окажутся наиболее перспективными, и, судя по предыдущему опыту, их профинансирует. Более двух десятков лет тому назад это называлось «точки роста» – путь в будущее указывали лоббисты. А еще раньше Фридрих фон Хайек называл такую модель размышлений о будущем «пагубной самонадеянностью»: вместо того чтобы дать свободу рынку определять, что именно станет развиваться, в том числе и с точки зрения инноваций, государство в который раз в российской истории само будет решать, что перспективно, а что нет. Это даже не забивание гвоздя гаджетом, такая технология соответствует забиванию гаджета гвоздем.

Можно возразить: хорошо, что вообще государство заговорило в терминах стратегического развития. После тактического маневрирования в трех соснах Крым – Сирия – Турция кто-то решил задуматься о будущем. Но, во-первых, изоляционизм и скрепы никто не отменял. Во-вторых, попытка заглянуть за горизонт очевидным образом мотивирована необходимостью найти способы сохранения власти сегодняшними президентом и элитами. Ключевая задача – в хорошем настроении встретить Новый, 2025, год.

Если государство, приучившее больше половины населения страны жить на бюджетные и квазичастные деньги и отучившее граждан начинать собственное дело, потому что это почти невозможно и даже опасно, окажется импотентным, его легитимность начнет испаряться. Французский социолог Пьер Розанваллон, развивая идеи юриста начала прошлого века Леона Дюги, пишет о том, что государственная власть может связывать свою легитимность «вовсе не с происхождением, а только с услугами, которые она оказывает». И в этом смысле победа на выборах – только начало обретения властью легитимности.

Современный социум не оглядывается на автократическую отсталость государства, он становится все менее иерархичным, в нем все больше сообществ – меньшинств. И если государство не замечает их, предпочитая общение только с апатичным большинством, меньшинства сами перестают замечать государство, живут отдельно, помогают сирым и убогим своими силами, выстраивают собственные центры легитимности, восстанавливают утраченное межгрупповое и межличностное доверие. Собственно, это и есть гражданское общество, только де-факто отделенное от самоедского и самокормящегося государства, которое не может на деньги налогоплательщиков организовать самые простые сервисы, а лишь тратит их на оборону самого себя от мнимых внутренних и внешних врагов.

Стратегия во имя несменяемости власти – плохая мотивация для планирования будущего. Цель искажает средства, а негодные средства уводят все дальше от любой стратегической цели.

Автор – директор программы Московского центра Карнеги