*827. Дело ЮКОСа боится

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../7796519.shtml
О приоритетах экономики неудачников

Журналист
06 октября 2015, 08:29

Правительство решило проиндексировать пенсии на 4%. В день, когда было принято это решение, в коридоре экспертной структуры я случайно наткнулся на коллегу, одного из лучших специалистов в стране по социальной политике. «Мы подсчитали, — сказала она, — что это 320 руб. на одного пенсионера. На месте Голодец я бы сказала: заберите эти деньги себе на бомбардировщик».

И ведь правда, что такое пенсионеры по сравнению с интересами обороны и безопасности. Они все равно «биологически» сходят с дистанции: население предсказуемым образом стареет, значит, и смертность в старших возрастах будет увеличиваться. Одновременно несмотря на это к 2030 году практически все эксперты пророчат нагрузку на одного работника в виде одного пенсионера и, соответственно, скорый крах пенсионной системы. (Поскольку он произойдет только через 15 лет, там хоть трава не расти, а сейчас мы снова заморозим пенсионные накопления.) Если же не «задавать корм» пенсионерам, то, глядишь, и нагрузка на одного работника по содержанию старых и немощных может оказаться чуть меньше.

В общем, в гонке бомбардировщиков и пенсионеров, склонных к полноте мужчин в погонах и пошатывающихся на ветру стариков, сияющих казенной чистотой всяких центров управления чем-нибудь летящим и полуразрушенных, вонючих и не обеспечивающих уход за пациентами больниц побеждают первые.

Таковы государственные приоритеты, таков выбор элит, но таков выбор и народа, за эти элиты благодарно голосующего в обмен на чувство гордости за Крым, Донбасс и Сирию.

Но эта модель политического и вытекающего из него экономического существования нежизнеспособна.

Сметена она будет естественным органическим образом демографией. Старение населения, убыль трудоспособного населения, снижение рождаемости, усиливающееся миграционное давление (речь не о сегодняшнем дне, когда Россия стала непривлекательна даже для неквалифицированной рабочей силы, а о длинном тренде) — это факторы, которые сильнее падающих цен на нефть или санкций с контрсанкциями.

Конечно же, нынешняя экономическая политика и сопутствующая ей ситуация на рынке труда с неполным рабочим днем и низкими зарплатами вместо честно признаваемой безработицы способны демотивировать кого угодно и снизить производительность труда и конкурентоспособность работников до предельно низких величин. И в этом смысле в глобальном мире мы сможем конкурировать с кем-либо исключительно бомбардировщиками и точностью ударов по целям, больше ничем. Но демографические тренды сами по себе сметут нынешнюю систему: она не сможет ответить ни на один долгосрочный вызов.

Потому что ответить на него может только демократия — нормально работающие политические институты, возгоняющие наверх вовсе не тех людей, которые должны лежать на дне социального мусоропровода и при этом сидят в парламентах, а ответственных и образованных; элиты, готовые не откладывать перезревшие решения из-за боязни потерять власть, а принимать их; экономика, основанная на конкуренции и без системы госучастия, которую Станислав Белковский удачно назвал «экономикой РОЗ» — распил, откат, занос.

Если наши государство и общество останутся националистическими и одновременно атавистически-империалистическими, они не выживут. Это к вопросу об обсуждаемой сейчас в верхах и экспертных кругах программе не то 2030, не то 2035 (вторая цифра возникла из-за чрезмерной близости 15-летнего горизонта).

Выдающийся демограф Анатолий Вишневский любит показывать сам за себя говорящий график — соотношение населения Азии (огромная волна, похожая на цунами, увеличивающаяся от десятилетия к десятилетию) и России (тоненький устойчиво ровный слой внизу). Этот навес не может не просачиваться, не может не начать определять структуру населения и рынка труда России.

И плохо скрываемое злорадство по поводу наплыва беженцев в Европу — реакция неадекватная: нам предъявляют наше же будущее, и думать надо о том, как ответить на его вызовы.

Не точечными же бомбардировками.

Второй демографический переход, внутри которого мы уже живем, не может обойти вниманием никого. Справиться с его последствиями может только свободное и не обремененное национальными предрассудками и архаичным мышлением в лучшем случае середины XX века общество.

Демократия будет следовать за демографией. При этом у демографии времени много, она оперирует даже не президентскими сроками первого лица, а десятилетиями и веками. (Поэтому, в частности, в отличие от руководства страны не обманывает себя и других рапортами об увеличивающейся — временно и по причинам, далеким от государственной политики, — рождаемости.) Но временного ресурса у нынешних российских демодернизации и авторитаризма не так много:

если не будет никаких изменений, у нас есть шанс стать провалившимся государством уже в течение следующего президентского срока.

В 2011–2012 годах казалось, что главный конфликт современности — это противостояние продвинутого, готового к модернизации общества и архаичного, вставшего в позу «самозащита-с-оружием» государства. Дальнейшие события, в том числе публичный успех в широких массах нынешней модели «развития», показали, что это конфликт внутри одного общества разных его частей. Конфликт архаичной, традиционалистской, иногда фундаменталистской культуры с модернизационной.

С количественной точки зрения традиционалистская часть общества больше. А продвинутая часть социума естественным образом отступила под давлением большинства — ради бесконфликтного существования. И это совершенно естественно, когда сопротивляться архаизации — это опасное поведение, признаваемое ненормативным.

Изоляционизм, ненависть к Западу и «пятой колонне» внутри страны — это реакция отставшего в развитии государства и общества неудачников. Не получилось создать работающие институты, усугубляется разрыв в развитии с ведущими государствами и нациями — какая на это может быть еще реакция, кроме роста агрессивности и ненависти к воображаемым виновникам провалов?

Наша страна даже не прошла до конца так называемый эпидемиологический переход, люди по-прежнему избыточно умирают от внешних причин и сердечно-сосудистых заболеваний, а коэффициент дожития и качества дожития крайне низок. Реакция государства и общества с построенными институтами предполагала бы резкое, в несколько раз, увеличение финансирования человеческого капитала, образования и здравоохранения.

Но государство без институтов предпочитает тратить деньги на безопасность своего единственного института — «осажденной крепости».

Поэтому и нефтегазовая рента, и деньги налогоплательщиков уходят на бомбардировщики, доля финансирования здравоохранения, например, в богатой Москве падает, а на федеральном уровне пенсионерам достаются их 4%.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../7817777.shtml
О том, как россияне переживают кризис

Журналист
13 октября 2015, 10:49

Энгус Дитон получил Нобелевскую премию за анализ «бедности, потребления и благосостояния». Это ровно то, что нам надо: согласно сентябрьскому опросу Левада-центра, граждане на десятом месяце после обвала рубля начали что-то подозревать — 77% против 74% в марте 2015 года оказались согласны с тем, что в стране кризис. При этом сразу на десять пунктов — с 28% до 38% выросло число тех, кто «совершенно согласен» с утверждениями о наличии кризиса. Именно с шоковых 38% все начиналось в декабре 2014 года, когда упала российская валюта.

Согласно летнему опросу (выборка 9 тыс. человек) Института социального анализа и прогнозирования (ИСАП) РАНХиГС, результаты которого были обнародованы в сентябре, кризис заметили 72% респондентов. Динамика приметливости русского человека на rendez-vous с кризисом медленная.

Во-первых, он явно не хочет верить в кризис или готов поверить в сложности у соседа, но не у самого себя. Во-вторых, кризисные явления размазаны по возрастам, образовательным параметрам и географически.

Первыми, по исследованию ИСАП, поверили в кризис пожилые и высокообразованные.

А также — проживающие в регионах с высокой долей обрабатывающей промышленности и в крупных городах, где сыпаться начала и сфера услуг.

Спрос, спрос всему виной — нет его, нет товаров и услуг. А тот, кто производит товар и услугу, продать их в условиях сжавшегося спроса может все меньше. Простая политэкономия кризиса.

Потому и отмечается новое явление:

раньше падали только зарплаты, теперь падают в целом доходы.

Вероятно, и в неформальном секторе начинается стагнация, даже крышующие бизнесы бандиты не могут выбить для контролируемых ими субъектов хозяйственной деятельности деньги из их клиентов. Статистики семей, в которых основной доход внутри домохозяйства — бабушкина пенсия, не существует. Тем не менее очевидно, что таких семей (включая «однополые» — мама и бабушка) много. И они тоже, так сказать, сжимают свой спрос.

Никто и не скрывает, что экономить руководство будет не на бомбах, а на людях. И, казалось бы, людям это должно перестать нравиться. Но нет пока такой уж прямолинейной битвы между холодильником и телевизором. Поскольку, открывая холодильник, человек видит там телевизор — и замирает в восторге. Потому что бомбы... Во-первых, это красиво. Во-вторых, там с чуть тяжеловатой грацией покачивается на высоченных каблуках девушка в красном и рассказывает про погоду в Сирии, ходит, как в известном анекдоте, туда-сюда... Вот человек и забывает поесть, гордый достижениями отечественного бомбометания, замещающего всякий там импорт.

Энгус Дитон как раз и говорит, что счастье — очень важная штука в экономике. И пока счастье есть в телевизоре, можно легко обойтись меньшим количеством дорожающего корма.

Впрочем, поскольку депрессивное состояние длится уже в течение порядочного времени, число пессимистов начинает увеличиваться: согласно данным Левада-центра, сильнее других выросла доля респондентов, которые полагают, что «кризис будет очень продолжительным, его последствия будут проявляться на протяжении многих лет». Таких пессимистов сейчас 23%, в марте их было всего 17%. Но стрелки ответственности за кризисное состояние по-прежнему переведены куда-то на Запад — 34% видят источник проблем во внешних причинах.

Правительство, считают респонденты, в целом «средне» справляется со своими обязанностями. Тех, кто говорит, что оно плохо работает, сейчас немного.

Люди относятся к властям с пониманием. Или привыкли к тому, что те все равно ничего сделать не могут.

Но факт остается фактом: при таких настроениях никаких массовых протестов не будет.

Больше того, поняв, что кризис наступил и сделать с этим ничего нельзя, средний россиянин выбрал из всех опций стратегию безучастного ожидания лучшего / худшего: купил на последние сбережения (тоже новый тренд в потребительском поведении) попкорна и начал пялиться на экран.

Еще весной исследования ИСАП отмечали, что он метался с разной степенью интенсивности — искал второй заработок, переобучался, просчитывал стратегии выживания. А сейчас просто замер. И этой игре в «замри» вполне соответствует извечный характер российского рынка труда: неполная рабочая неделя, замороженные или пониженные зарплаты, падающая производительность труда, но при этом формально низкая безработица.

Социальная пирамида, судя по всему, будет с легким шорохом и спорадическими обвалами осыпаться. Классы ниже среднего, социальная и электоральная база нынешнего режима, станут проваливаться в бедность. Бунтовать они не станут, потому что в предвыборный период ждут бенефиций от высшего руководства — оно не может не накормить в обмен на голоса.

Средний класс начнет превращаться в класс ниже среднего: отказ от поездок за рубеж, работа за еду, внимательное перераспределение семейного бюджета на платежи ЖКХ, нереализованная мечта о смене старого автомобиля. Протестовать против режима, при котором он, средний класс, рос как на дрожжах? Это невежливо. Да и лучше думать о том, как заработать на хлеб насущный, а не бегать по улицам и площадям с лозунгами непонятного содержания. Голосовать же лучше за держателей кормушки, иначе кормить будет некому.

Высшие же классы никуда проваливаться вниз не собираются. Им и так хорошо. А добывающие отрасли, к которым они традиционно жмутся как к источнику всего живого, показывают, в отличие от всех других секторов экономики, устойчивый ноль, а иногда даже плюс.

В этом медленном депрессивном состоянии можно жить годами. Причем речь не только об экономике.

Это депрессия в политике, социалке, а главное — в мозгах и настроениях.

Раз мозг констатирует, что кризис будет длительным, но отказывается давать команды на попытки изменения ситуации, целые социальные слои станут впадать в анабиоз. А властям, как они ни бьют по невидимой руке рынка, останется уповать только на нее, в глубине души превращаясь в отчаянных либералов: спасти страну от голода может только рыночная экономика.

Если бы ее еще перестали трогать власти со всеми их инициативами и регулирующими функциями, страна бы начала постепенно выходить из кризиса, примерно так, как это было при парализованном страхом правительстве Примакова, по иронии судьбы вошедшем в историю как самое либеральное. Но на это надежды мало.

Так что следите за холодильником. Там вам еще не такое покажут...

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://www.forbes.ru/mneniya-column/...ab726d57fdefd2

Фото Риа Новости

С точки зрения секретаря российского Совбеза, США всегда хотели уничтожить Россию

«С в е т а. Как человек он очень хороший.

«К о с т и к. Очень хороший, но очень грозный. Все поджигатели войны перед ним трепещут».

Леонид Зорин, «Покровские ворота», 1974

Интервью Николая Патрушева, главы Совета безопасности, бывшего директора ФСБ, президента Всероссийской федерации волейбола «Российской газете» примечательно своей цельностью. В том смысле, что оно являет urbi et orbi цельную картину представлений современного российского истеблишмента о том, как ужасно устроен этот мир. Важно, что в этой картине мира сквозит даже вызывающая добрую такую зависть неистовая вера. Вера в какое-то невероятное могущество США и отдельных представителей этого государства, в частности Збигнева Бжезинского. Атлант, так сказать, расправил плечи и развалил СССР. Збиг, как его называют в империалистических кругах Соединенных Штатов, конечно, мощный старик, но не до такой же степени…

Интервью свидетельствует еще об одном: концепция заговора США против Российской Федерации, несколько радикальная даже для управленческой элиты СССР времен зенита застоя, еще лет десять назад представлявшая музейный историко-культурный интерес и казавшаяся решительно маргинальной, ныне стала мейнстримом в сознании топ-менеджеров корпорации «Россия». И не просто мейнстримом, но и основой государственной политики, внешней и внутренней. Печально, что вырабатываются эти взгляды товарищами в верхах на деньги налогоплательщиков. А потом оно же, это мировоззрение, становится базой для обоснования бюджетных приоритетов, отменяющих развитие человеческого капитала и экономики, -— растущих оборонно-силовых расходов, которые экономисты справедливо называют непроизводительными.

Украинский кризис рукотворный — в этом можно согласиться с секретарем Совбеза.

Только спровоцирован он отнюдь не Соединенными Штатами, весь смысл жизни которых, по Николаю Патрушеву, отторжение республик СНГ от России (что само по себе симптоматично: в чекистской картине мира РФ как бы идентична — географически и исторически — СССР). Спровоцирован он давлением российского истеблишмента на Виктора Януковича и его ближний круг, в результате чего президент Украины не подписал соглашение об ассоциации с ЕС. Что, собственно, и стало отнюдь не подземным толчком для Майдана. В результате Украина соглашение с ЕС подписала, но уже после перекройки карты мира, инициированной руководством России, многотысячных человеческих жертв и формирования нового мирового беспорядка.

Здесь еще один важный для анализа картины мира по-чекистски момент: чекисты не верят в то, что на земном шаре что-либо может совершиться само собой — за каждым движением стоят Соединенные Штаты со своим долларом. То есть, например, народ не может самостоятельно возмутиться политикой руководства страны — коррумпированного и неэффективного.

Хорошее словосочетание из интервью: «мифология «европейских ценностей». Ну, как-то стоит на них Европа, причем как минимум весь послевоенный период — и ничего. Нет никакой мифологии — есть жизнь при политической демократии и рыночной экономике. Здесь бы нашему истеблишменту как-то договориться. Днем раньше министр иностранных дел РФ выступал в связи с 70-летием МГИМО и сказал, что Россия часть Европы, в том числе и ментально. А на следующий день другой высший государственный чиновник говорит, что Европа и вовсе миф. Кто у кого похитил Европу?

Дальше в рассуждениях главы Совбеза начинается такая невероятная путаница, касающаяся истории НАТО и внешнеполитических доктрин США, что как-то всерьез обсуждать это в принципе невозможно. Аппарату Совета безопасности хотя бы что-нибудь простенькое и внятное почитать на этот счет, например «Дипломатию» Генри Киссинджера, который, в отличие от Збигнева Бжезинского, СССР не разваливал и даже все время призывает, в том числе в только что вышедшей своей книге «Мировой порядок», учитывать особенности взглядов тех или иных наций на устройство мира, а заодно консультирует российского президента и обнимается с ним.

Ну а дальше — главное. Или почти главное. Мало того, что Соединенные Штаты организовали турбулентность в Польше в 1980-е годы (так, всем аппаратом смотрим кинофильм «Человек из железа» Анджея Вайды и делаем ну хотя бы какие-то выводы!). США разными хитрыми способами вынудили Советский Союз а) чрезмерно раздуть военные расходы и б) увязнуть в Афганистане, а также в) обрушили цены на нефть и тем самым могучую экономику СССР. Сам Советский Союз никогда бы в жизни не развалился. И пример всех империй в истории мира нам не указ – Римской, Австро-Венгерской, Британской, наконец… Если доводить эту логику до победного конца, то получается, что и сегодня США, несмотря на победу здоровых сил российского общества над «болотом» и «иностранными агентами», проникнув в кровеносную систему российской власти, заставили ее снова пойти по пути СССР — раздуть оборонные расходы, увязнуть в украинском конфликте и присоединить еще одну проблемно-дотационную территорию. Сходство усиливается некоторым падением цены на нефть.

Но если Советский Союз был такой мощный, включая его экономику, то что же он развалился по плану доктора Бжезинского? Был бы крепкий — устоял бы, наверное?..

Да, забыл сказать: дело завершили МВФ и Всемирный банк. А так стояла бы страна, как скала, и национальное богатство лилось бы, как из рога изобилия во все пределы империи.

Дальше — понятно: США теперь разваливают Россию. Прямую наследницу империи — снова и снова глава Совбеза не делает различий между Советским Союзом и Российской Федерацией. Притом что СССР-то, конечно, проиграл в холодной войне, но Россия — новое государство — выиграло.

Зачем же, ну зачем же Соединенным Штатам все это? Есть ответ: борьба за источники энергии. Наши источники, на которые мы содержим кооператив «Озеро», шубохранилища и прочие жизненно важные для россиян хозяйственные объекты, включая пострадавшее от санкций недвижимое имущество русских народных госкапиталистов за рубежом. Россия мешает Соединенным Штатам их захватить и освоить.

Вот что на это можно ответить… А вы говорите «Газпром» проспал сланцевую революцию! Тут целый Совбез проспал некоторый прогресс в развитии технологий… А заодно не заметил, какую угрозу экономической безопасности России, благосостоянию ее рядовых граждан несет гипермонополизированная рентная госкапиталистическая экономика и бюджетная политика, приоритет которой — расходы на оборону и репрессивный аппарат.

Такая вот фьюжн-картинка: имперское политическое и экономическое мышление XIX века, перемешанное с представлениями о мире офицеров КГБ позднего СССР.

Раньше в газету «Завтра» такой набор тезисов в духе куплетов Велюрова из «Покровских ворот» («пусть поджигатель шипит и вопит») не взяли бы из-за некоторой радикальности и легковесности суждений. А теперь это называется — «государственная политика».

[Андрей Колесников]

http://newtimes.ru/articles/detail/91475/
№42 от 15.12.14

От «коллективного руководства» Брежнева к «одиночеству» Путина: «мы» и «я» в механике власти

«Сбрехнул какой-то лиходей,
Как будто портит власть людей.
О том все умники твердят
С тех пор уж много лет подряд.
Не замечая (вот напасть!),
Что чаще люди портят власть».

Юрий Андропов* в послании
Георгию Арбатову**

и Александру Бовину***

В комнате отдыха Политбюро ЦК КПСС (слева направо: члены Политбюро Суслов, Гришин, Брежнев,
Андропов, Зимянин, Черненко, Косыгин), 1975 год
Фото: Владимир Мусаэльян/Тасс, reuters

Сегодняшняя власть, условно называемая Кремлем, — это черный ящик, куда ведут многочисленные извилистые, как линии метро, ходы. А на выходе — принятые решения: подчас противоречивые, несущие на себе следы согласований, лоббизма, конформизма, личных представлений о мире первого лица. Критически важны люди, имеющие прямой доступ к руководителю государства, под чьим влиянием он находится. Известно, что один из ключевых собеседников президента Владимира Путина (помимо Махатмы Ганди) — Александр Бортников, директор ФСБ. Многое в формировании представлений о жизни первого лица определяют главы структурных подразделений ФСБ, источник знаний — аналитическое управление Федеральной службы безопасности. Соответственно, если смотришь на мир через оптику ФСБ, образ страны и мира складывается специфический: теория заговора и концепция осажденной крепости уже не кажутся абсурдными.


Владимир Путин дает комментарии прессе после встречи с Франсуа Олландом во «Внуково-2», 6 декабря 2014 года

Последнее послание президента РФ Федеральному собранию обнаружило дефицит прорывных идей и наличие множества «флажков» и ограничителей, которые мешают этим идеям появиться. Среди них — совершенно нетипичные для властей стран, вошедших в фазу постиндустриального развития, идеологические ограничители — апелляции к религиозно-сакральным материям и основанным на этом мистицизме своеобразным трактовкам истории. Некоторые пассажи из выступления главы государства напоминают фрагменты из многотомника генсека ЦК КПСС (в 1966–1982 годах, в 1964–1966 годах — 1-й секретарь ЦК КПСС) Л. И. Брежнева «Ленинским курсом». Только это такой марксизм наоборот: вместо мантр, апеллирующих к единственно верному материалистическому учению, — шаманские заклинания о святости топонимики и географии: «И именно на этой духовной почве наши предки впервые и навсегда осознали себя единым народом. И это дает нам все основания сказать, что для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение. Так же, как Храмовая гора в Иерусалиме для тех, кто исповедует ислам или иудаизм. Именно так мы и будем к этому относиться отныне и навсегда».

Возникают некоторые сомнения в, как говорили раньше, «научности» подхода современной российской власти к действительности. Нет, экспертов власть, конечно, привлекает, особенно в том, что касается финансовых и экономических вопросов. Хотя экономисты (а вовсе не астрологи), получившие ордена и медали за разработку «Стратегии-2020», не то что не повлияли на политический и экономический курс, но в скором времени убедились в том, что даже бюджетные приоритеты (силовики и правоохранители вместо образования и здравоохранения) были избраны в абсолютном противоречии с их рекомендациями и расчетами.

Чека КПСС

Алексей Косыгин и Леонид Брежнев, 1970 год

Владимир Путин и глава МИД Сергей Лавров на саммите БРИКС в Форталезе (Бразилия), июль 2014 года

А как принимались решения в Советском Союзе? Каких экспертов слушали руководители? Оглядывалась ли советская власть на науку? Ведь коммунизм в СССР был «научным». Что, впрочем, не спасло Советский Союз от развала. С начала 1970-х начался бесконечный тупик в экономике, тупик как процесс. В абсолютный тупик советская власть вошла, верстая план 13-й пятилетки, которому не суждено было быть реализованным, — тогдашний председатель Госплана Юрий Маслюков сетовал на кризис идей. Следы такого же кризиса можно найти в свидетельствах эпохи — например, в дневниках интеллектуала-советника, близкого к генеральным секретарям, а потом и к президенту СССР Анатолия Черняева (А. Черняев. «Совместный исход. Дневник двух эпох, 1972–1991 годы». — М., 2008). Причем начиная с середины 1970-х, когда брежневские спичрайтеры в буквальном смысле не находили слов для того, чтобы описать действительность и образ будущего. А также оправдать невыполнение плана пятилетки по всем параметрам. Почитайте протоколы заседаний Политбюро до того, как Михаил Горбачев затеял кадровую чистку — это же собрание пикейных жилетов у подъезда: «29 июня 1985 года… Гришин*: Надо восстановить характеристику современной эпохи как эпохи борьбы между социализмом и капитализмом. (…) Громыко**: Из положения о том, что капитализм не исчерпал себя, вытекают упрощенные выводы. (…) Соломенцев***: Дать более убедительную критику империализма, чтобы создать представление у народа о загнивающем обществе» (В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева****, Георгия Шахназарова***** (1985–1991). — М., 2006, стр.18-19).

Нынешняя интеллектуальная обслуга первого лица — в той же ловушке. Нет идей. Плюс оправдать реальность очень непросто. Найти, так сказать, позитив, например, в падении рубля. Но это вопросы художественного спичрайтерского свиста. А вот, например, рассказать в послании об успехах в демографии и не сказать о надвигающемся беспрецедентном выбытии рабочей силы, проблемах рынка труда и миграции — такой подход вообще непонятен. То есть с по-настоящему профессиональными демографами, готовя послание, не говорили вовсе.

В этом смысле нынешняя власть хуже советской, которая могла класть под сукно доклады и записки экспертов, но и иногда все-таки к ним прислушивалась. Во многом это зависело от личности генсека и от готовности верховной власти держать при себе умных людей, способных в лицо говорить правду, спорить и критиковать. Вожди могли раздражаться — как в 1982 году Юрий Андропов на Георгия Арбатова, написавшего записку об охранительных тенденциях, как в 1965 году Леонид Брежнев на Андрея Александрова-Агентова******, восставшего против назначения малограмотного Сергея Трапезникова******* заведующим отделом науки и учебных заведений ЦК. Но слушали их, своих советников, штатных и внештатных, — лично. Тот же Арбатов все-таки был директором созданного им самим Института США и Канады, одним из идеологов разрядки начала 1970-х. А Александров-Агентов, среди прочего, — автором студенческой работы «К вопросу о генезисе страдательного залога в древнеисландском языке».

Но и древнеисландский язык не спас Советский Союз.

Не спас и КГБ, формировавший атмосферу в стране, ломавший судьбы, влиявший на многие решения, ставшие фатальными (вторжение в ЧССР, ввод войск в Афганистан — хотя здесь сыграл свою роль такой феномен как «коллективное руководство», распределявший ответственность за решения между главными игроками во власти, — об этом ниже). Комитет был ключевой структурой, сыгравшей важную роль в двух дворцовых переворотах — 1964 года, когда смещали Никиту Хрущева, и 1991 года, когда пытались сместить Михаила Горбачева. Чтобы окончательно утвердить свою власть, Брежнев должен был убрать с поста председателя КГБ Владимира Семичастного и поставить человека, на которого он мог опереться, — Юрия Андропова. Он пробыл в этой должности 15 лет и покинул ее, лишь став генсеком. В результате чего в народе ЦК КПСС начали называть «Чека КПСС». В этой грустной шутке содержался точный политический анализ того, как распределяются центры власти в стране.

Советское «мы»

Андрей Громыко и Юрий Андропов, 1979 год

В своих мемуарах Георгий Арбатов писал: «В формировании политики, принятии решений мы, научная мысль вообще могли принимать участие очень косвенное, боковое, а иногда — никакого. По таким, в частности, вопросам, как ввод войск в Чехословакию, а затем и в Афганистан, по приятию решений о новых принципиально важных видах оружия и т.д. О них мы узнавали из газет (как правило, зарубежных)» (Г. Арбатов. «Жизнь, события, люди. Автобиография на фоне исторических перемен». — М., 2008, стр. 335). И это констатация от человека, который долгие годы имел регулярные личные контакты с Брежневым и Андроповым и признавал, что с конца 1960-х от академических институтов «ждали, нередко требовали рекомендаций» по политике: «С приходом Андропова в ЦК, а затем с его избранием генеральным секретарем ЦК начался (вернее, должен был начаться — помешала его болезнь) период более активного привлечения к политике некоторых, в основном хорошо знакомых ему лично, ученых» (там же, стр. 336).

Тот же Александр Бовин, имея прямой ход к Брежневу, пробился к нему на получасовой прием прямо перед вводом советских войск в Прагу и пытался аргументированно, без истерики, показать все минусы этого решения. Андропов предостерегал его от этого шага: «Не высовывайся!» Но слишком велика была историческая цена вопроса. Брежнев внимательно выслушал своего любимого спичрайтера и сказал, что решение Политбюро состоялось, «мы с тобой» категорически не согласны, можешь уходить с работы и выходить из партии.

Местоимение «мы» здесь чрезвычайно важно для понимания механизма принятия решений в поздней советской власти. При всей существенной роли первого лица руководство было именно что «коллективным», и ответственность за самые серьезные шаги — тоже коллективной. Это касалось и Чехословакии, и сближения с никсоновской администрацией, и Афганистана. Симптоматично в этом смысле важнейшее решение 1972 года о переговорах с Никсоном, открывшее дорогу детанту. Но как оно принималось! 9 марта 1972-го помощник Брежнева Георгий Цуканов, а также Арбатов и Черняев сидели в кабинете у Брежнева. Анатолий Черняев записал разговоры генсека по селектору с Косыгиным* и Андреем Громыко: «Косыгин: Посмотри, как Никсон обнаглел. Бомбит и бомбит Вьетнам все сильнее, сволочь. Слушай, Лень, а может быть, нам и его визит отложить? Брежнев: Ну что ты! Косыгин: А что? Бомба будет что надо! (…) Брежнев: Бомба-то бомба, но кого она больше заденет». Разговор с Громыко: «Брежнев: А ты знаешь, Косыгин и Никсона предложил отложить. Бомба, говорит, будет». В селекторе — затянувшееся молчание. Громыко, видимо, несколько секунд выходил из остолбенения. Громыко: «Да он что?!» Черняев записывает в дневнике: «Одно только ясно, что если б дело оказалось в руках Косыгина, мы б горели синим пламенем» (А. Черняев, там же, стр. 8-10)

Это к вопросу об эффективности и здравомыслии советского премьера: будучи двигателем реформ 1965 года, в политике он оставался крайне жестким сталинистом. И до сердечно-сосудистых осложнений конца 1974 года Брежнев работал внутри системы балансиром, человеком, способным принимать самостоятельные решения, — но именно при умелых «разводках» в Политбюро и секретариате ЦК. Иногда — с учетом мнения советников-интеллектуалов, от которых он отдалился в последние лет восемь своего правления. А вот потом уже политическое руководство стало совсем коллективным (при существенной роли возглавлявшего Минобороны СССР Дмитрия Устинова, Юрия Андропова, Андрея Громыко).

Именно «мы» советской власти приняло решение о вводе войск в Афганистан. И если считать экспертной поддержкой решений, например, позицию некоторых ключевых сотрудников КГБ, в частности, многолетнего помощника Андропова, а затем главы первого главного управления КГБ СССР Владимира Крючкова, то «коллективное руководство» не учло рекомендаций этого одного из ключевых советников. Если верить мемуарам последнего председателя КГБ СССР, он настаивал на оказании разовой, кратковременной помощи Афганистану, считая ввод войск неправильным решением (В. Крючков. «Личное дело. Часть первая». — М., 1996, стр. 203). А вот очень симптоматичный пассаж из тех же воспоминаний, характеризующий разделение ответственности, — притом, что Крючков оправдывает своего шефа: «По моим наблюдениям, Андропов не был инициатором ввода советских войск в Афганистан. Вряд ли кого вообще можно назвать автором такого решения (ключевые слова! — А.К.). Скорее, тогда существовало общее понимание, что стратегические интересы Советского Союза, самого Афганистана, советско-афганских отношений делали этот тяжелый шаг неизбежным».

Чисто бюрократическая панель управления в брежневские времена оказалась в руках «узкого рабочего кабинета». К нему один из ближайших соратников Михаила Горбачева Вадим Медведев относил управделами ЦК Георгия Павлова, первого замзава отделом оргпартработы Николая Петровичева, завотделом науки Сергея Трапезникова и заведующего общим отделом Клавдия Боголюбова (В. Медведев. «В команде Горбачева. Взгляд изнутри». — М., 1994, стр. 11). Разумеется, ключевую роль разводящего играл Константин Черненко**, оставался близким Брежневу человеком его помощник Виктор Голиков, автор исторического замечания на полях спичрайтерских набросков: «Сегодня Ленина изучают и по Ленину живут в джунглях» (А. Бовин. «XX век как жизнь. Воспоминания». —
М., 2003, стр. 146).

Постсоветское «я»

В принятии решений Владимиром Путиным больше «я», чем «мы». Круг людей и идей, которые влияют на decision-making, — узок. И чем дальше, тем больше интеллектуальная и управленческая обслуга старается соответствовать мнению президента или угадать его, нежели представить альтернативные точки зрения и варианты решений. Так в персоналистской системе понимается лояльность.

Типичный пример: оправдание падения рубля интересами бюджета. А значит, — в перевернутой логике — народа: дешевый рубль пополняет бюджет, значит, выплаты из бюджета населению будут поступать стабильно. То, что это обесцененные деньги, в логическую цепочку, подброшенную первому лицу экспертами, не входит. Получается, что эксперты больше политтехнологи, чем экономисты, — и в этом сходство нынешней персоналистской системы с советским «мы».

Задачей советского историка было приспособить исторические факты к официальной доктрине. Ровно то же самое происходит сейчас, когда начинают писать историю «Новороссии» и адаптировать историю Крыма к концепции, оправдывающей его аннексию.

СССР рухнул не только из-за нефти и милитаризации экономики. Это непосредственные триггеры краха. Более глубокие причины кроются в институциональной слабости советской системы. Несмотря на отличие «коллективного руководства» СССР от «ручного управления» Россией, роднит их именно отсутствие институциональной страховочной сетки при принятии решений. На выходе — решений неверных.

Владимир Путин и глава «Роснефти» Игорь Сечин, Санкт-Петербург, июнь 2013 года

[Андрей Колесников]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...tku-buduschego

Без политической рамки разговоры о будущем остаются теоретической футурологией

27.10.2015

На Гайдаровских чтениях, посвященных 25-летию Института Гайдара, первый вице-премьер Игорь Шувалов начал чрезвычайно важный разговор о стратегическим видении будущего: «Мы ковыряемся в каких-то ежедневных вопросах и не видим, какими мы должны быть через 20 лет. А оттого что мы не видим, какими мы должны быть через 20 лет, в мире уже ездят на беспилотных такси, а мы до сих пор обсуждаем, почему у нас такие плохие дороги».

Это все правильно. Но в 1961 г., когда принималась «новая», т. е. послесталинская, версия программы КПСС, коммунисты заглянули в будущее как раз на два десятилетия вперед, пообещав не столько беспилотные такси (они бы тогда отклонились от линии партии), сколько коммунизм. Но вместо коммунизма наступила Олимпиада-1980, прямо как недавно вместо капитализма нормального западного типа нагрянула Олимпиада-2014.

Отсутствие стратегии или сведение стратегии к тактическим шагам, направленным на то, чтобы нынешний руководитель остался у власти, – ключевая проблема сегодняшней России. Первой попыткой задуматься о будущем стала работа в 1998–1999 гг. сценарной группы клуба предпринимателей «2015». Проект как раз и был торжественно закрыт перед новым, 2015 годом с констатацией того, что реализован сценарий с симптоматичным названием «Отравленные грабли». Во времена медведевского правления появился доклад Института современного развития («Инсор») об образах желаемого будущего. Но сам Дмитрий Медведев предпочел свести разговор о будущем к гаджетной модернизации, где простое пользование айпадом должно было спасти Россию. А вместо желаемого будущего пришел бронепоезд в прошлое с портретом Сталина на лобовом, так сказать, стекле, по пути давящий иностранных агентов, национал-предателей, пятую колонну и осквернителей чувств верующих.

Теперь вот будет предпринята третья за почти 20 лет попытка еще раз после клуба «2015» и «Инсора» задуматься о контурах будущего – концепция-2035. Это сценарно-проектное упражнение, безусловно, очень полезно. И будет тем более полезным, если в отличие от «Стратегии-2020» в нем будет учитываться политическая рамка. Потому что без нее все разговоры о будущем остаются теоретической, а не прикладной футурологией. Или разговором об очередной технологической новинке либо более правильном способе потратить бюджетные деньги.

Игорь Шувалов на Гайдаровских чтениях, развивая идею первичности стратегического мышления по отношению ко всему остальному, заметил: «Мне кажется, все-таки основная наша проблема сегодня не в политическом устройстве, не в невыполнении Конституции или необходимости ее редактировать и не в недостатке институтов». Но в том-то и дело, что у стратегии должны быть а) рамка и б) среда. Рамка – это институты, причем больше, чем один институт под названием «осажденная крепость». Среда – это политическая демократия и свободный рынок, отсутствие автократии и войны.

И это не две разные повестки – политическая, на которую не стоит обращать внимания, и экономическая. Это одна повестка – из будущего. По вызову которой Россия пока не явилась.

Автор – директор программы Московского центра Карнеги

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../7868771.shtml
О том, смогут ли бывшие соотечественники объединиться в «невидимую империю»

Журналист
03 ноября 2015, 08:22

«Русский мир на пути консолидации» — так называется статья министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, подготовленная в преддверии Всемирного конгресса российских соотечественников. Видимо, началась идеологическая легитимация новой «невидимой империи», Русского мира взамен Новороссии, которая оказалась и географически узкой, и пропагандистски скоротечной мифологемой. «Империи», в которую наряду с Восточной Украиной входят, например, Сирия (как советский ретроспективный имперский фантом) и какая-нибудь активная русская община условного города Чикаго.

Постоянно вижу этот Русский мир.

Он возвращается самолетами из Москвы в ставшие родными Брюссель, Лондон, Париж, Берлин, Рим, Хельсинки, Вашингтон. Он возвращается в родную Москву из тех же столиц, опустошая прилавки магазинов и дьюти-фри, наполняя багаж и ручную кладь килограммами нормального сыра, качественными копченостями и даже шоколадом, все-таки сделанным на настоящем молоке.

Земляков не надо «сплачивать» (термин из статьи министра иностранных дел России). Они вполне адаптивны, образуют горизонтальную «партию хамона и пармезана», а в той же самой Прибалтике вполне довольны статусом граждан ЕС — даже те, кто по каким-то причинам остался негражданами, имеет детей-граждан.
Владимир Фролов о том, почему Сирия может стать самой крупной победой российской дипломатии и что может этому помешать

Русский мир становится глобалистским. И это касается не только олигархов — мини и макси — из становящегося мифическим Лондонграда, а вполне обычных представителей среднего класса. Примерно таких, на кухне у которых я сидел несколько дней назад, наблюдая бытовую ссору в самой обычной брюссельской квартире.

— Анаэль, ты совсем забыла фламандский! — моя старшая племянница делает выговор своей старшей дочери.

— Мама! Что? Я? J'ai oublie?! — пылает праведным русско-французским гневом моя внучатая племянница, носящая бретонское имя.

И в это время по скайпу звонит из Дюссельдорфа муж младшей племянницы и говорит, что завтра по делам он едет в Льеж и на обратном пути может заскочить в Брюссель повидать родственников.

Русский мир становится трилингвальным, четерехлингвальным, глобальным — главное, нормальным. Без фанаберий и тоски по империи, но полным искренней, не обремененной тягостными кошмарами осажденной крепости и перманентным преодолением своей коленно-локтевой позиции любви к России.

И последнее, что надо этому настоящему, а не вымученному в Кремле Русскому миру, — это, по формуле спичрайтеров Лаврова, «оказание всемерной поддержки».

Там, где оказывается эта поддержка, начинается война: без единого выстрела ли, гибридная ли, с бомбардировками без наземной операции, телевизионная, но — война.

Чем живет обычный Русский мир, который хотят перетянуть на свою сторону российские политические элиты? Откройте, например, газету «Русский Берлин», раздел частных объявлений: он ищет ее, она ищет его, «можно с физическим недостатком» (да, вот так вот, в единственном числе), а кто-то мастерски делает мелкий ремонт, а кто-то что-то продает или покупает. И в этом маленьком, прагматичном, но жаждущем любви и тепла Русском мире половина, если не больше, рекламодателей — украинцы и украинки. Там никто не воюет по национальному признаку. Потому что мир-то — настоящий, а не политико-лабораторный, с выдуманными, но, увы, реализованными конфликтами.

Это и есть тот мip, о котором писал Лев Толстой в «Войне и мире»: сообщество людей, объединенных, если угодно, позитивным мироощущением, а не негативной программой, программой противопоставления западной цивилизации, поиска национал-предателей, врагов, иностранных агентов и пятых колонн.

Родная российская власть, пишет министр, поддерживает не только русских, но и, например, татар и евреев. В частности, «планируется проведение общеевропейского Сабантуя в Великобритании». Это, безусловно, очень важно, особенно если учесть, что Российская Федерация уже устроила общемировой сабантуй с Крымом, Донбассом и Сирией.

Но, может быть, стоило бы как-то поддержать русский (татарский, еврейский и т.д. — нужное подчеркнуть) народ не только в Лондоне, но и на территории России?

Например, в условиях схлопывающегося в кризис рынка труда как-то помочь россиянам в их стремлении к горизонтальной мобильности. Или поддержать тех самых русских в Крыму, которые получили от присоединения полуострова к России московские цены при прежних зарплатах.

А лучшим способом «консолидации», «сплочения», «раскрытия колоссального потенциала русского мира» стало бы превращение России в привлекательную для жизни, работы и воспитания детей страну. Пока она не является привлекательной ни для рабочей силы разной квалификации, ни для студентов разных стран и народов, ни для денег и инвестиций. И в этом подражает Советскому Союзу. Как писал в те еще времена поэт Дмитрий Александрович Пригов: «Шостакович наш Максим убежал в страну Германию. Ну, скажите, что за мания убегать не к нам, а к ним?»

Сказки о консолидирующихся понятно вокруг кого «соотечественниках за рубежом» — история не о реальной жизни, и не о проблемах живых людей, и даже не о привлекательности России, не о ее, как говорят супостаты, soft power, мягкой силе. Речь идет об идеологическом, пиаровском конструкте. Русский мир — это империя, карта и территория, которые существуют в головах представителей нынешнего российского истеблишмента.

И зря на Западе опасаются, что Россия двинет свои войска, например, на Прибалтику. Там нет Русского мира, это отрезанный ломоть, и тамошние же русские вообще не интересуют российские власти.

Границы Русского мира дальше запада Восточной Украины не распространяются.

Да это и не русский в национальном смысле мир, а мир имперский. Как Крым никогда не был в буквальном смысле русским или украинским — в сознании миллионов людей он оставался имперским. Как Сирия начиная с позднесоветских времен была отдаленной территорией, которую не русские, а именно строители империи считали одной из своих зон влияния в противостоянии с внешним врагом.

В общем, не надо путать два Русских мира. У сегодняшней российской власти свой Русский мир, точнее, Русский миф, а у русских по всей планете — свой, именно что Русский мiр в значении словаря Даля: «вселенная», «община», «род человеческий» в конце концов.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

[Андрей Колесников]

http://www.forbes.ru/mneniya-column/...reiting-putina

Фото REUTERS / Maxim Zmeyev

Народ одобряет не столько реальные, сколько символические действия российского президента

После визуально эффектной сирийской операции рейтинг одобрения деятельности президента Владимира Путина предсказуемым образом вернулся на прежнюю космическую траекторию – 88% в октябре по сравнению с 84% в сентябре (по данным «Левада-Центра»). Теория перманентной «справедливой» войны работает, и, очевидно, география российского военного присутствия будет расширяться – иначе как сохранять показатели рейтинга?

Но вот что именно поддерживают россияне, человека или символ? И какова внутренняя механика этой поддержки?

Совсем недавно издательство Института Гайдара выпустило в свет русский перевод фундаментального труда выдающегося американского медиевиста немецкого происхождения Эрнста Канторовича «Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии», впервые опубликованного в 1957 году. Поскольку процесс сакрализации несвободы и придания высокого морального смысла войне зашел в России очень далеко, а в холодильнике россиян поселился телевизор, который кормит население преимущественно двуглавым орлом и прочими символами имперской власти – от Крыма до Сирии, пришло время исследовать природу российской системы с точки зрения как раз политической теологии.

Король в эпоху Средневековья, показывает Канторович, имел два тела – мистическое (политическое) и человеческое. По простому говоря, с одной стороны, первое лицо – это живой человек, а с другой – его власть от бога. Мистическое тело, оно же тело политическое, выражаясь в терминах ст. 6 Конституции СССР 1977 года, — «руководящее и направляющее». «Король, – пишет Канторович, – есть двойное существо – человеческое и божественное». Земной король подобен Христу, но при этом в отличие от Христа «не является удвоенным существом, а становится им в результате своего помазания и посвящения».

В общем, он символ. И в архаизирующейся российской политической культуре со столь же архаизирующейся политической системой, тяготеющей в своей риторике и законодательстве почти к теократии, население поддерживает символ, совершающий символические же действия.

Присоединение Крыма, резко прервавшее становившееся заметным пикирование рейтинга одобрения Владимира Путина (77% в октябре 2010 года, 67% в октябре 2012 года, 64% в октябре 2013 года), было символическим актом. В результате которого в октябре 2014 года, вероятно, еще и на волне внедрения в массовое сознание еще одного символа – Новороссии, рейтинг составлял уже 88%.

Человеческие качества суверена вплоть до тембра голоса и походки, конечно, важны, но одобряется символ и его действия, маркируемые топонимикой утраченной, но как бы восстанавливаемой империи. Одобряется прежде всего, скажем так, второе тело первого лица – политическое. И да, оно же – мистическое.

В XIII веке, пишет Канторович, в одном южноитальянском документе король был назван lex animatа, «одушевленным законом». И в российской политической системе политическое тело «короля» как раз и раздает своим подданным законы, а своим приближенным – правила лояльности, гораздо более гибкие, чем законы для всех. В этом смысле первое лицо действительно infra et supra legem – и ниже, и выше закона. Потому что по Конституции 1993 года оно всего лишь один из институтов, причем сменный, ротируемый. И в то же время власть-символ в лице «короля» так интерпретирует закон, что становится выше его. Например, наказывает за одни и те же коррупционные проступки только тех из своей свиты, кого выберет сам. Или готовится идти на свой фактический пятый срок, причем удлиненный специально для него.

В июне 2013 года пресс-секретарь президента Дмитрий Песков высказался в том смысле, что «его [Владимира Путина] жизнь никоим образом не связана с какими-то семейными отношениями, она связана только с той ответственностью, которую он несет как глава государства». Разумеется, немедленно появилась формула, согласно которой российский лидер «женат на России». Эта модель тоже крайне архаичная, средневековая. Канторович цитирует один из авторитетных источников: «…Государь соединяется, как с супругой, с государством».

Pro patria mori, «умереть за родину» — это тоже из Средневековья, из времен оформления государственности, например во Франции. Даже понятие bellum iustum, «справедливая война», – вовсе не из работы Ленина «О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме». А из трудов канонистов, толкователей церковного права, XII века. Они указывали, пишет Эрнст Канторович, «что война оправданна в случае «неизбежной и настоятельной необходимости» для защиты patria, так же как и для защиты веры и церкви».

Какая война справедливая, а какая нет, решать, конечно, высшему руководителю. Чье символическое тело и приравнивается к родине. Из проповеди 1302 года одного французского клирика: «Тот, кто ведет войну против короля [Франции], сражается против всей церкви, против католического учения, против святости и справедливости и против Святой земли».

Соответственно, вокруг мистического тела надо сплотиться.

А кто не консолидировался или даже позволил себе протест, становится врагом, описывает этот тип мышления Канторович: «…любая часть королевства, нападающая на короля, нападает на голову и тем самым рискует уничтожить все тело и в конце концов самое себя».

Жители страны и ее элиты тоже обязаны «национализироваться». Так, при короле Франции Филиппе IV в 1300 году была развязана патриотическая кампания – «именно от членов политического тела, естественно, требовалось подвергать себя опасностям, защищая короля и страну».

Важный средневековый тезис сводился к тому, что политическое тело короля не умирает никогда. Но крот истории, начиная с Magna Carta, 800-летие которой недавно отпраздновало все прогрессивное человечество, рыл в сторону более демократических форм правления и способов осмысления действительности. От нового Средневековья и даже нового феодализма и разных форм вассалитета внутри политической системы наша страна оказалась не застрахована. Но, sub specie aeternitatis, с точки зрения вечности, пройдет и это: как только у мистико-политического тела исчерпывается запас привлекательных символов, а заодно и материальных резервов, оно теряет свое и мистическое, и политическое значение.

[Андрей Колесников]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...oe-gosudarstvo
Статья опубликована в № 3977 от 09.12.2015 под заголовком: Политэкономия: Самоедское государство

Обложив все податями, государство ничего не дает взамен, даже удочку для выживания

08.12.2015

Система «Платон», обложение НДС компаний, продающих электронные услуги, установка паркоматов уже в спальных районах Москвы, снижение на 3% величины прожиточного минимума в связи со «снижением цены продуктов», в него входящих... Создается впечатление, что наступают последние дни и кто-то собирается выжать все оставшиеся деньги и с ними исчезнуть. Как если бы вдруг вся слившаяся с государством бизнес-элита и само государство с его ЦИКами, ТИКами, бомбардировщиками и задиристыми пресс-секретарями готовились отчалить на нефилософском пароходе.

Лишив само себя обратной связи и заглушив голоса недовольных криками участников ток-шоу, слабослышащее государство вслепую и без разбора идет по всем мозолям всех слоев населения – что по ботинкам-оксфордам новой коммерческой интеллигенции, что по больным ногам русской Элинор Ригби, среднестатистической дамы, измочаленной одиночеством и физическим трудом. Россия уже не страна со средним доходом – низший средний класс проваливается в бедность. Россия – бедная страна с патерналистски, да и то на словах, ориентированным государством и огромным неформальным сектором, позволяющим гражданам выживать. В этой ситуации, например, вводить «Платон» означало одновременно оставить ни с чем все категории граждан. Собранные деньги все равно пойдут не на содержание бюджетозависимых, а либо в карман полигархов (термин венгерского политолога Балинта Мадьяра – это персонажи, конвертирующие свое политическое могущество в деньги), либо на бомбардировщики. Одновременно сама система, воплощением которой стал «Платон», подрывает возможность выживания для тех, кто зарабатывает на жизнь тяжелым трудом и заинтересован в том, чтобы государство просто им не мешало и не грабило их.

Власть не дает ни одной из этих групп граждан политического представительства, нарушая принцип No taxation without representation. Бюджетозависимые интересуют государство только как сторона обмена: мы вам – Крым-Донбасс-Сирию-Турцию, вы нам – голоса. А недовольные – от тех, кто был на площадях в 2011–2012 гг., до дальнобойщиков – вообще не сторона переговоров. В лучшем случае, по выражению Дмитрия Пескова, впадающего в Минтранс, это проблема «профильного ведомства». Странная оптика в этой системе – Ротенберги есть, а дальнобойщиков нет.

Обложив все податями, государство ничего не дает взамен, даже удочку для выживания. Отсутствует и институциональная среда – пруд, из которого можно вытянуть рыбку, загажен и отравлен распилами, откатами, заносами. Обмена – нормальной экономической и политической среды на налоги – не получается. Система движется в режиме улитки и в какой-то момент рискует остановиться совсем.

Чтобы двигаться, системе нужны деньги, прежде всего на покупку лояльности населения. Система бойко торгует угрозами. Но само производство угроз дорогое: нужно тотальное телевидение и много бомбардировщиков. Чтобы убеждать граждан и дальше делиться с системой деньгами, она должна собрать еще больше денег. Замкнутый круг.

Это абсолютно самоедская механика. Поедая общие ресурсы, государство само подрывает основы своего существования.

Автор – директор программы Московского центра Карнеги

[Андрей Колесников]

http://www.gazeta.ru/comments/column.../7997963.shtml
29.12.2015, 08:14
О том, как страна будет переживать кризис

Государственная бюрократия в уходящем году начала отчетливо дистанцироваться от того, что условно называется обществом, гражданами, народом — источником власти. Государство — отдельно, общество — отдельно.

По-научному это в текстах раннего Маркса называлось «отчуждение». Кажущийся парадокс состоит в том, что вроде бы отродясь, во всяком случае в постсоветскую эру, не бывало такого уровня поддержки людьми первого лица, власти в целом и ее эклектичной фьюжн-идеологии, смеси империализма, национализма, православного официоза и милитаристской демагогии. И никогда со времен борьбы с космополитами оформившееся ныне «посткрымское большинство» с такой доверчивостью не ловилось на средневековые по контенту и форме удочки — многочисленные образы врагов, внешних и внутренних, от турок до проплаченной Браудером оппозиции.

Система обороняет свои опорные конструкции — остальное ей в большей или меньшей степени безразлично.

Поэтому она направляет бюджетные деньги, ренту и налоги, собранные с субъектов, которые отказались от роли граждан в пользу роли подданных, на оборону (себя), безопасность (себя) и администрацию (свою).

Выстраивая эшелонированную оборону, она конструирует несколько защитных редутов, и тогда применяются или массированные точечные социальные удары по точкам неблагополучия, или замещение еды и социальных бенефиций символическими победами и географией гибридных войн: контурная карта пылает от карандашных набросков — Крым, Донбасс, Сирия, Турция...

Система торгует угрозами, как на рождественской распродаже. Торгует по дешевке — достаточно ее поддерживать, хотя иногда забирают треть зарплаты или дают работать только неполную рабочую неделю. Можно поддерживать Систему вяло. Можно даже иногда ее не замечать, повесив на любое приспособление — сумку, антенну автомобиля и т.д. — специальный оберег: георгиевскую ленточку.

К россиянам первое лицо обращается как продавец угроз, но, главное, одновременно как их ликвидатор, единственный защитник народа от злобного пятиколонного туркобандеровца, падкого на обамодоллары.

Так формируется защитный эшелон государства, или, если угодно, финансово-политических «элит», — «посткрымское большинство», в девичестве «путинское большинство». В былинные времена такое большинство называли — и очень точно — «агрессивно-послушным». Да, это общество. Большая часть общества, предпочитающая мейнстрим и адаптацию протесту и возмущению несправедливостью.

Но эти люди не гражданское общество, от которого откололось государство, как айсберг от огромной ледяной массы. Айсберг, на который напорется еще не один «философский пароход».

Общество, по преимуществу пассивно соглашаясь с государством (как невозможно, например, протестовать против погоды), адаптируется: да, ситуация все хуже и хуже, жить не на что, в стране почти 23 млн бедных, инфляция годовая 15%, ВВП падает, производство чернеет и отсыхает, финансовый рынок скукоживается, импорт замещается пальмовым маслом, тоже импортным, но это по-своему нормально. Это новая норма.

Такая стратегия выживания и поддержка собственной осажденной крепости (ибо она как подводная лодка: с нее некуда деваться, если нет виллы в Биаррице) называется понижением нормы или негативной адаптацией. Определение негативной адаптации дал член Комитета гражданских инициатив, обаятельно и немного кокетливо окающий фермер Василий Мельниченко: «Страшно не то, что мы попали в задницу, а то, что мы в ней начали обустраиваться».

Частью «обустраивающихся» является новый своего рода класс, который Глеб Павловский в своей последней работе «2016/Terminus! Неопропаганда, эскалация и предел наслаждений Системы РФ» назвал немного в стилистике «Зияющих высот» Александра Зиновьева «приверженцами»: «Человек, прошедший телеобработку, уже не пассивный зритель, а Приверженец. Он — присягнувший на верность подавляющему большинству субъект требования к другим, не присягнувшим... Приверженец агрессивно вымогает приверженности от других».

А дальше, добавим, работает классическая психология толпы, известная еще по Гюставу Лебону и Хосе Ортеге-и-Гассету: проще и безопаснее быть в стаде, чем отбиться от него.

В этой Системе не остается места сколько-нибудь политизированному и массовому протесту. Она, сконцентрировавшаяся внутри осажденной крепости Бульварного кольца Москвы, ощетинившаяся своими многослойными, как торт «Наполеон», КПП в Кремле, на Старой площади, Краснопресненской набережной, Охотном Ряду и Большой Дмитровке, защищена вторым плотным кольцом «приверженцев».

Она ценит лояльность, поэтому первое лицо заканчивает текущий непростой год благодарностями главным субъектам этой лояльности. Выражает признательность ФСБ в Государственном Кремлевском дворце. Уходит от прямых ответов на неудобные вопросы о Чайке, Кадырове и прочих персонифицированных субъектах лояльности. Благодарит Центробанк и правительство за то, что они ухитряются ценой невероятных, почти цирковых усилий ликвидировать (до известной степени) последствия агрессивно-изоляционистских политических решений.

А вы попробуйте сбалансировать бюджет военной экономики!

Народ в этой модели остается статистом. Объектом откупа. Источником скрытой угрозы, которую надо купировать, но которой ни в коем случае нельзя потакать: например, можно отменить транспортный налог, но не «Платон» — уступки опасны и рождают «оранжевые революции». Народ остается ЦА — целевой аудиторией пиар-конструкций. К народу в этой схеме, уж извините, «они» относятся как к useful idiots, «полезным идиотам».

В этой Системе государство и общество существуют отдельно. Беда только в том, что государство не забывает собрать с этого отдельного общества налоги и сборы на милитаризованную, оснащенную бомбами и телебомбами защиту. В том числе защиту от той части общества, которая позволяет себе роскошь быть обществом гражданским, рефлексирующим.

Беда и в том, что такое государство лишается части своей легитимности: оставаясь объектом сакрального поклонения, оно теряет способность предоставлять обществу эффективные сервисы. И сколько ни обзывай гражданское общество пятой колонной или иностранными агентами,

оно создает новые источники легитимности внутри себя — несмотря на государство и вопреки ему, помогает больным и отвергнутым, обиженным и забытым, убогим и непросвещенным.

И это удивительно и драгоценно. И это рождает надежды. Отнюдь не политические, а человеческие. А государство --такое, каким оно сложилось за пятнадцать последних лет, — пусть живет своей босхианской жизнью. Пока кому-то внутри него самого она не надоест.

[Андрей Колесников]

https://www.vedomosti.ru/opinion/col...emma-gaishnika
Статья опубликована в № 3997 от 20.01.2016 под заголовком: Политэкономия: Дилемма гаишника

В феодальной системе безнравственное решение оптимально

19.01.2016

История с сотрудником ГИБДД, который предпочел пропустить кортеж одного из первых лиц государства и не пропустить «скорую помощь», не только иллюстрирует устройство этого государства в разрезе, но и способна внести свой вклад в теорию игр.

В классической «дилемме заключенного» подозреваемый в совершении преступления дает показания на своего напарника, полагая, что тот тоже, скорее всего, даст на него показания. Результат может оказаться оптимальным только в том случае, если напарник будет молчать как рыба. В этом случае подозреваемый выйдет на свободу, а его подельник получит большой срок. Если оба напарника альтруистически молчат, и тот и другой получают срок, но вскоре выходят на свободу. Это равновесие неоптимально, зато морально мотивировано и, в принципе, выгодно обоим участникам, а не одному. Но человеку свойственно быть эгоистом, поэтому оба персонажа выбирают опцию «настучать на подельника». В результате этого равновесия прочно сидят в тюрьме оба.

«Дилемма гаишника» куда более сложная. Потому что при видимой простоте ситуации здесь слишком много привходящих обстоятельств, с которыми никакая теория игр не справится.

Допустим, вы – сотрудник ГИБДД. По трассе движется кортеж, предположим, второго лица в государстве. Гаишник не обязан быть обществоведом, но лучше любого профессора Гарварда из числа славистов-русистов он понимает, что устройство государства феодальное. И нет ничего важнее преимущественного права феодала на все, включая проезд. Поэтому он останавливает любое движение, даже если прямо перед носом у него обмигавшаяся «скорая помощь».

Но тут появляется активный гражданин с записывающим устройством. Обстоятельство крайне неприятное, потому что этот гражданин еще и сообщает гаишнику, что в «скорой помощи» – младенец (или за младенцем «скорая» едет – что одно и то же). Обрабатывая эту информацию, мозг человека с палочкой приходит к выводу, что момент, конечно, нехороший, но активные граждане у нас – «пятая колонна» и «национал-предатели», поэтому теоретически этим заполошным персонажем можно пренебречь.

Главное же – между сохранением здоровья младенца и сохранением своего рабочего места в период затяжного кризиса гаишник выбирает свое рабочее место. Потому что он твердо знает: против лома нет приема, а лом в системе государственного управления – это опричники из ФСО, которые мокрого места потом от нашего героя не оставят. Поэтому гаишник еще и отдает честь проезжающему феодалу, как герой Олега Меньшикова в «Утомленных солнцем», яростно пережевывая мундштук папиросы, отдавал честь портрету Сталина.

Если бы полицейский повел себя просто как нормальный человек, пропустив «скорую», о его гипернеоптимальном решении не узнал бы никто, а сам бы он остался с волчьим билетом. Поднимая руку к виску, гаишник не учел, что теперь вся общественность, включая «прикремленную», начнет обсуждать его действия. Но при этом совершенно не факт, что он будет признан виновным и уволен.

Кто виноват? Феодальная система, которая делает безнравственное решение оптимальным. И эта система персонифицирована в тех, кто куда-то едет на деньги стоящих в пробке налогоплательщиков.

Автор – директор программы Московского центра Карнеги