http://tvrain.ru/articles/chulpan_ha...shibka-363709/
20:28 24 февраля 2014 53826 41
Юлия Таратута обсудила с Чулпан Хаматовой, за что публично извинялся перед ней президент Татарстана, почему она несла знамя Олимпиады на церемонии открытия и почему в театр пришла политика.
Таратута: Я хочу начать с недавнего скандала, который ваш фонд ввел в информационное поле. Я сейчас говорю о неприятности с президентом Татарстана и проведением мероприятия. Расскажите, в чем дело. В чем проблема?
Хаматова: К счастью, уже скандал исчерпан. Проблема была в том, что были заявлены Игры победителей – это игры детей, которые победили рак, международные игры. Туда приезжают дети из 15 стран мира, из 20 городов России. Это огромное, масштабное мероприятие. Это все должно было быть в Казани, были определенные договоренности.
Таратута: Я правильно понимаю, что вам пообещали эти игры в Казани в тот момент, в который президент Татарстана был на них раньше, и сказал: «Как здорово они проходят. Я вас приглашаю к себе»? Или это вранье и какие-то умыслы прессы?
Хаматова: Нет-нет. Это была просто добрая воля президента Татарстана, потому что казанский фонд Анжелы Вавиловой, которая помогает таким же детям, которым помогаем мы, «Подари жизнь», он находится в тесном сотрудничестве и на самом деле получает очень большую помощь от республиканской власти. Именно руководитель этого фонда выступил с таким предложением провести это все в Казани, рассказал президенту. Президент радостно согласился. В общем, все были счастливы до определенного момента, пока не пришла резолюция, что они готовы принять эти игры с тем условием, что оплачивать все будет «Подари жизнь», о чем не могло быть речи, потому что мы не можем по коммерческой стоимости все это оплачивать.
Единственная скандальная составляющая во всей этой истории была даже не то, что люди не могут выполнить обещания, это абсолютно нормально, а в том, что нас оставили без каких бы то ни было объяснений, без ответа, зная всю ситуацию от начала до конца. Сейчас это все исчерпано. В тот же момент, когда вышла эта статья, президент в ночи буквально, у меня был очень долгий спектакль, который закончился в 23.30, он позвонил и все объяснил, извинился. Рассказал, с чем было связано его такое решение.
Таратута: Решение не оплачивать или решение пригласить вас обратно?
Хаматова: Решение не оплачивать.
Таратута: Вас удовлетворило?
Хаматова: Да, меня абсолютно удовлетворило. Меня задело, почему я вышла в публичное пространство со всем этим, это одна из тысячных проблем, которая существует в фонде, именно отношение к данному слову. Мне бы хотелось, чтобы это ни в коем случае не превратилось в норму, в принципах общения друг с другом, в том числе со стороны власти.
Таратута: То есть, если вам пообещали, значит, слово нужно держать.
Хаматова: Да. Либо это сделать, что лучше всего, либо объяснить, почему это не сделано, с чем это связано. Если не поднять трубку, то хотя бы написать email, SMS, что угодно.
Таратута: Когда я читала это сообщение, тут для меня есть два поля. Условно говоря, первое – это, очевидно, невыполненное обещание, которое вам было дано. Это неприятная история в любом случае. А второе – когда перед вами извинялся президент Татарстана буквально публично. Я вообще такое слабо помню. Как вам кажется, он извинялся перед вами, перед своим представлением о том, что вы важный человек и перед вами следует извиниться, что, не извинившись, у него будут проблемы?
Хаматова: Нет, не думаю. Во-первых, я из Казани, я татарка, это моя Родина. Во-вторых, еще раз подчеркиваю, что фонд казанский республиканский Анжелы Вавиловой очень плотно сотрудничает с властью республики. На сегодняшний день речь идет о строительстве детского хосписа, власть это все поддерживает, 50 миллионов рублей уже переведено на строительство. Я даже не вижу причины, чего он мог испугаться. Нет. Я на самом деле верю этим словам, что, правда, чиновники, потому что его распоряжение – разобраться в финансовой составляющей этого вопроса – было датировано 9 сентября.
6 месяцев чиновники катали это из Минфина в Министерство по делам молодежи, из Министерства по делам молодежи в Министерство здравоохранения. Как-то все это туда-сюда перекатывалось, в итоге через 6 месяцев я могу допустить, что президент не очень хорошо помнит июньские видеосъемки обращения к детям куда-то на какие-то игры. Я здесь склонна верить. И главное – не вижу причины, зачем передо мной извиняться, если ничего за этим не последует. Ну, вышла статья в «Новой газете», Боже мой, мало ли что…
Таратута: На самом деле любое опубличивание информации, вы сами прекрасно знаете цену публичного слова, вы прекрасно знаете цену лица.
Хаматова: Вы преувеличиваете цену моего собственного лица.
Таратута: Не думаю. Я думаю, что работа благотворительного фонда и привлечение денег от известного человека, мне кажется, это понимает любой человек, который занимается благотворительностью. Нет?
Хаматова: Нет. У меня были другие случаи.
Таратута: Это не осуждение.
Хаматова: Я понимаю. Я просто хочу снять с вас розовые очки, сказать, что никакое мое публичное выступление здесь или там не гарантирует 100% успеха.
Таратута: Естественно. Мы видели, что бывают разные случаи. Я хочу вас спросить о том, что в некоторые моменты все-таки вы позволяли себе некоторые слова и пользовались тем, что человек не рядовой. Насколько я помню, вы среди известных актеров обращались к Владимиру Путину по поводу американского усыновления. Несколько раз с того момента, как закон был принят, вы пытались как-то оспорить инициативу, обращались к нему со словами, что хочется выпустить хотя бы тех детей, которые уже познакомились с семьями. Когда вы последний раз коммуницировали с президентом или его представителями на эту тему? Чем ваша эта внутренняя, не знаю, война, кампания закончилась?
Хаматова: Когда это было, в прошлом году зимой?
Таратута: Да.
Хаматова: Тогда же и было в последний раз.
Таратута: То есть других контактов на эту тему у вас больше не было?
Хаматова: Нет. У нас вообще не было других контактов. Это была последняя тема, когда мы общались с президентом.
Таратута: Давайте еще немножечко поговорим про благотворительные вещи, которые в последнее время были связаны с вашим именем и с выступлением вашим на эту тему. Вы, насколько я понимаю, вступили в некий публичный спор с главным онкологом Поляковым по поводу его выступления. Он поставил под сомнение деятельность фондов, говорил о том, что кто-то пытается вывести детей за границу в то время, как их можно лечить здесь. Верно ли я понимаю, что эти слова были выдернуты из контекста?
Хаматова: Да, Юля. Я бы очень хотела сказать, жалко, что опять накипает эта пена, потому что господин Поляков уже миллион раз, по-моему, объяснил суть того, что он хотел сказать. И я с ним согласна, вот в тех частностях, про которые он говорил, я с ним согласна. Потому что наш фонд постоянно сталкивается с этой проблемой, когда инкурабельный ребенок, когда ему уже ничем нельзя помочь, а таких много, нечистоплотных зарубежных клиник, которые не думают о том, чтобы вылечить ребенка, а думают о том, чтобы заработать денег, как это ни цинично звучит, но это так. Они обещают родителям, что они ребенка берут – и ребенок выживет и вылечится. Допустим, экспертный совет, который существует в нашем фонде, говорит, что это не так, это невозможно. Мы не можем тратить огромные благотворительные средства людей просто лишь для того, чтобы та или иная клиника обогатилась за счет наших благотворителей.
Тем не менее, такие случаи сплошь и рядом, как только родитель слышит надежду, он же не думает, обводят его вокруг пальца или нет, он не проверяет информацию. Он только слышит, что врач, профессор такой-то клиники говорит: «Да, привозите», для любого родителя это сигнал. И дальше он сделает все возможное, чтобы найти эти деньги. Это правда. Он обратится в наш фонд, в другой фонд, если фонды откажут – он будет через социальные сети собирать деньги. Поэтому в этом смысле огромное количество наших детей, наверное, и взрослые совершенно инкурабельные едут за границу, там им сделать ничего не могут. Потраченные деньги – это даже второстепенный вопрос. Самое главное, что уходит это время на общение с семьей, с друзьями, родственниками, с мамой, с папой, не в той борьбе, которая проходит во время лечения рака, а именно когда есть понимание того, что рано или поздно это произойдет. Это совершенно другие ощущения общения между родственниками, между неизмученной мамой, которая борется-борется, ей не хватает уже тепла и сил на собственного ребенка, а уже какой-то другой этап общения. Вот мы так прекрасно подошли к теме детского хосписа на самом деле.
Таратута: Я хочу уточнить про Полякова. Верно ли я понимаю, что эта цитата, которую все вырвали и стали обсуждать, вы не считаете, что это некий тренд на то, что дети должны патриотически лечится здесь, а просто…
Хаматова: Мы испугались, могу сказать. Мы испугались, уже напуганные, уж дуем на воду, уже готовы ко всему, непонятно, как воспринимать эти сигналы. Мы испугались и решили на всякий случай опередить что бы то ни было. Вот и все.
Таратута: Но оказалось, что мыслилось совсем иное.
Хаматова: Да, слава Богу.
Таратута: Проблема в другом, и никакого патриотизма в сфере лечения не наблюдается.
Хаматова: Да, к счастью.
Таратута: Вы сказали про детские хосписы, тут была довольно громкая история про взрослые, ну не совсем хосписы. Это история про контр-адмирала Апанасенко, и как-то высветилась проблема, о которой никто не думал массово. История совершенно трагическая про то, как человек покончил с собой, буквально не получив обезболивающее. Насколько, по-вашему, эта проблема стоит остро из-за борьбы людей, условно, с Федеральной службой по контролю за наркотиками или с чем-то другим?
Хаматова: Невероятно остро, очень остро. Мы говорим о ней – фонд «Подари жизнь» — с первого момента основания, потому что фонд занимается проблемами онкологически больных детей. Конечно же, обезболивание, правильное обезболивание – это очень глобальная государственная проблема на сегодняшний день. Этот случай – конечно, это человеческий героизм, на мой взгляд, потому что Апанасенко просто своей жизнью призвал обратить на это внимание. Это произошло, сейчас об этом говорят, раньше никто не хотел обращать внимание, сейчас об этом говорят. Но это такая сложная тема. Я, честно говоря, абсолютно некомпетентна о ней разговаривать. Эта проблема есть, это проблема.
Таратута: Может ли этот случай побороть эту борьбу людей с контролем за лекарствами, которые они получают со стороны силовых структур? Я очень сужу проблему.
Хаматова: Наш фонд, по-моему, три года назад еще тогда президенту Медведеву очень подробно описал эту проблему, о том, что ее нужно решать. Какие-то были сделаны подвижки, но проблема оказалась настолько врытой, переплетенной с другими побочными эффектами, что ее в один миг невозможно решить. Сейчас идет работа, и мы все держим кулаки, чтобы не спугнуть движение этой работы в позитивном направлении. Мы со своей стороны стараемся сделать так, чтобы, по крайней мере, даже когда будет такой закон, который позволит больным людям не чувствовать этой чудовищной, унижающей боли, чтобы хотя бы у нас появились профессионалы-врачи, которые умеют этими наркотиками, этими обезболивающими лекарствами пользоваться. Потому что их на сегодняшний день тоже нет, есть, но совершенно в недостаточном количестве, чтобы охватить всю страну. Одна из программ нашего фонда – это обучение именно персонала, который будет уметь правильно дозировать и давать эти лекарства.
Таратута: Чулпан, я еще хотела поговорить сегодня с вами на не очень любимую вами тему. Я хотела поговорить немножко о политике, поскольку она вокруг нас. Вопрос первый. Вы несли знамя Олимпиады на моих глазах, я смотрела открытие. Там было какое-то количество известных в России людей, все вы улыбались, это были люди очень значимые в России. Просто любопытно, как вам предложили нести флаг? Знаете ли вы что-то о том, кому еще предлагали? И как вы принимали решение?
Хаматова: Мне позвонили и сказали, что нужно будет нести олимпийский флаг, флаг Олимпиады с кольцами. Кто будет со мной нести, я не знала, это была тайна, покрытая мраком.
Таратута: Организаторы церемонии вам предложили это сделать, режиссеры или люди из власти?
Хаматова: Нет, люди из власти, по-моему.
Таратута: Не напрямую шло общение?
Хаматова: Нет, люди из власти. Мне только сказали, что там не будет политиков и еще кого-то, не помню кого, но политиков точно не будет, что они не могут сказать, кто будут остальные люди, этот флаг вне политики.
Таратута: Это для вас было важно, что вы не как политический деятель?
Хаматова: Я, к сожалению, вообще не знаю олимпийского протокола, а, может быть, нет, я его не знаю, ни к сожалению, ни к счастью, что олицетворяет этот флаг, я тоже не знала. Этот момент из всех Олимпиад, честно говоря, которые я видела по телевизору из разных стран мира, он был не самый интересный, поэтому я и не знаю, что это за флаг. Я согласилась сразу, для меня это честь, мне это было очень приятно.
Таратута: Я собственно об этом и спрашиваю. Вы пережили разные события в вашей жизни, я вообще считаю, что …
Хаматова: Нет, я на всякий случай предупредила пресс-службу фонда, что, может быть, после открытия Олимпиады на вас накинутся, поэтому будьте готовы и знайте, что я приняла это решение, и вот так, чтобы это не застало их врасплох. Реакции могут быть разные, иногда совершенно необъяснимые. Для того, чтобы девочки прекрасные, работающие в фонде, не расстраивались и не принимали на свой счет.
Таратута: Этот разговор — возвращение некоторое к прошлой жизни. Каждый человек принимает решение, вы сейчас ответили, что для вас это честь. Это вполне ответ.
Хаматова: Для меня это честь, да.
Таратута: Масса людей, общество, социальные сети разделились. Некоторые вообще так сложно воспринимают российскую действительность, что они не могли смотреть спорт, спортивные состязания, другие не могли смотреть открытие Олимпиады, что-то мешало. Разным людям, в том числе мне, не мешало ничего отделить российскую политику и общественные события от спорта и открытия. И масса людей тоже. В этом смысле правильно ли я понимаю, что вам ничего не мешало поучаствовать в этом празднике открытия?
Хаматова: Никакой занозы для меня в этом не было.
Таратута: А вам объяснили, почему вас отобрали?
Хаматова: Нет. Может быть, нужны были молодые лица, не знаю. Мне не объяснили. Мы очень обрадовались, когда на весь мир сказали про фонд «Подари жизнь», наша команда по-настоящему обрадовалась. Мы настолько честно все делали и делаем, и так заявить о том, что мы есть, и достаточно эффективно есть — было очень приятно.
Таратута: Я верно поняла, что вы во время Олимпиады, несмотря на то, что шли в этом коллективе, вы не встречались с Владимиром Путиным?
Хаматова: Нет, мы вообще ничего не видели. Там вообще такая организация, я не знаю, как это вообще выдержал Константин Эрнст, это дислокация, там войска, такое мероприятие, где ты не можешь даже…
Таратута: Но там есть какие-то мероприятия после открытия.
Хаматова: Нет-нет, у меня не было времени.
Таратута: Вы говорили в прошлом интервью Ксении Собчак о том, что вы далеки от политики. Не могу вас не спросить, но тут политика пришла буквально в театр. Например, вчера Дмитрий Киселев, такой есть ведущий на телеканале «Россия», он называл непатриотичных театральных режиссеров. Тут не какое-то общественное явление, а Константин Богомолов…
Хаматова: Киселев? Не знаю, что это.
Таратута: Вам достаточно знать ваших коллег. Константин Богомолов и Кирилл Серебрянников — они экспериментаторы непатриотичные по версии главного ведущего на канале «Россия». Там у них серия, всех песочат, вот дошли до театральных режиссеров. «Вы по-прежнему не интересуетесь политикой?», – спрошу я вас.
Хаматова: Нет, конечно же, я не могу не интересоваться, я не знаю деталей, я некомпетентна, чтобы разбираться. Я не хочу входить в этот поток, чтобы направо и налево давать свои оценки. Я так не привыкла.
Таратута: Я не про оценки вас спрашиваю. Я спрашиваю: вырос ли ваш интерес с того времени, с того интервью?
Хаматова: Да, после той программы я уже знала, что такое «Pussy Riot», и знала, как выглядит Навальный. Для того, чтобы в этом плавать и что-то говорить, мы же все-таки говорим, озвучиваем, и большая аудитория у ДОЖДЯ, несмотря даже на все эти проблемы, мы лично подписались на интернет-версию, и думаю, что таких очень много, все равно это мое слово, которое я говорю, и я за него должна буду ответить. Как получилось с господином Поляковым – мы перепугались, мы переполошились, мы быстро выставили щиты и пики, надели шлемы, а оказалось, что это не так, что есть подводные камни, о которых ни в коем случае нельзя забывать, и не нюансы основополагающие на самом деле, которые бывают важнейшими в качестве твоей оценки. Вы сказали про господина Киселева, я не знаю, кто это …
Таратута: Многие вам скажут, что вы счастливый человек, люди, которые не принимают этот способ журналистики.
Хаматова: Да, я счастливый человек, я считаю, что это дилетантизм, это сфера, когда человек не включается, наверное, ему что-то написали, и он что-то производит. Наверное, даже его фамилию можно не упоминать, потому что за его фамилией стоят какие-то другие фамилии.
Таратута: Там даже президент недавно сказал, когда ему долго рассказывали про экспериментальный театр, что границы эксперимента не очерчены. Видимо, это вызвало у него некоторые соображения.
Хаматова: Нет-нет. Особенно в театре нужно приходить, смотреть своими глазами, видеть и дальше делать выводы. Что касается Кирилла Серебрянникова, у нас с ним был самый патриотический спектакль всех времен и народов, который обвинили в таком непатриотизме, спектакль под название «Голая пионерка», а спектакль был про такую любовь к Родине, про такой подвиг каждого нашего потерянного солдата. Тем не менее, реакция была именно такая, что как-то не так. Видимо, сложно с патриотизмом в художественной сфере, потому что он намного глубже, чем он очерчивается в общепринятых понятиях.
Таратута: Я не могу вас не спросить. Сегодня приговор по болотному делу. Вы как-то следили? У вас вызывает это сочувствие или другие эмоции?
Хаматова: Да. Мне кажется, это ошибка, то, что произошло, это недопустимая ошибка. Опять-таки наверняка кто-то из фигурантов был более-менее виновен, а кто-то вообще невиновен. На мой взгляд, это ошибка.
Таратута: И мой последний вопрос. Я верно помню, что 21 марта вы получили звание «Народной артистки», а 4 марта Путина выбрали? Я совершенно не хочу оценивать ваше участие в кампании доверенных лиц, это ваш выбор. Если бы я могла вам дать некоторый пиар-совет, я бы его дала, но не мое это дело. Просто после того, как вы получили и от общественности, и от всех, кого можно, вы получаете премию, награду от президента, чуть позже она вам вручается. Важно, что это случается сразу после. Как вы это восприняли, как оценку труда или как оценку вашего политического акта?
Хаматова: Наверное, была какая-то взаимосвязь. Мне сложно сказать. Я знаю, что подписывают на звание не власть имущие структуры, а театр, который тебя выставляет. То, что это звание, жестко говорить, что для меня ничего не значит, но на самом деле она сама по себе, и, наверное, любой понимающий, знающий и думающий человек меня поймет, оно само по себе ничего не значит. В моем сознании оно давно уже обнулено. Звание «Народных артистов» у нас носят такие артисты, с которыми я с трудом поздороваюсь, не то что подам руку, тем не менее, они тоже «Народные артисты». Если бы мы говорили про советское пространство, я не знаю, когда так было, но, наверное, все-таки чуть-чуть критерий качества по-другому оценивался.
Таратута: То есть осадка никакого не существует?
Хаматова: Я просто несерьезно к этому отношусь.
Чулпан Хаматова о приговоре по болотному делу: произошедшее – недопустимая ошибка
Линейный вид
