*3281. Публикации Андрея Мовчана

[Svobodanews]

http://carnegie.ru/2016/11/21/ru-pub-66212

Министр экономического развития РФ Алексей Улюкаев. Фото: Михаил Метцель/ТАСС
Андрей Мовчан, Валентин Барышников

Cтатья / интервью21 ноября 2016 Радио Свобода

Краткое резюме:
Приватизация важна для развития страны, с точки зрения увеличения будущих поступлений бюджета. При этом история последних десятилетий показывает, что не всякая приватизация полезна – в частности, приватизация рентных предприятий наносит ущерб развитию экономики.
Затрагиваемая проблематика

Экономическая политика

Экономический кризис
Громкие дела

Самая причудливая версия ареста министра экономического развития Алексея Улюкаева, какую только можно было составить из появившихся за минувшие дни разнообразных утечек и сообщений прессы со ссылкой на анонимные источники во власти, вероятно, выглядит так:

Улюкаев, министр и "сислиб", пользовавшийся в правительстве репутацией "отморозка", троллившего Путина ("Владимир Владимирович, мы думали, что план есть у вас"), противился приватизации компании "Башнефть" компанией "Роснефть" Игоря Сечина, но потом сдался, написал заявление об отставке и зашел в "Роснефть" за "выходным пособием" в 2 миллиона долларов. Но за ним (как и за другими "сислибами") уже следили – с ведома Путина, – и приданный "Роснефти" генерал ФСБ Феоктистов помог задержать министра, успевшеголишь подержать за ручку чемодан с деньгами, о каковом задержании и сообщили сенсационно агентства в два часа ночи 15 ноября.
Андрей Мовчан — директор программы «Экономическая политика» Московского Центра Карнеги. Он является одним из самых известных финансовых менеджеров России.
Андрей Мовчан

Директор программы
Московского Центра
Программа «Экономическая политика»

Триумф актера. Чего ждать от нового президента США
Возможно, страны под названием Россия к концу XXI века не будет
После выборов Россия отойдет на второй план, но неприятие останется

История российской приватизации, и так богатая на впечатляющие сюжеты, пополнилась, наверное, самым удивительным своим эпизодом.

Битва околокремлевских кланов, перешедшая в диверсионную войну, как это ярко описал Константин Гаазе, закончившаяся пирровой победой Сечина, отодвинула на второй план и поставила под вопрос "большую приватизацию", которая, как утверждается, должна была существенно уменьшить бюджетный дефицит накануне президентских выборов. В этой логике клановая война нанесла ущерб российской экономике, и так находящейся в системном кризисе, страдающей от излишнего присутствия в ней государства, санкций, контрсанкций и острой нехватки инвестиций – "большая приватизация" была заявлена в этом году как одно из главных направлений в повестке правительства.

Финансист и ведущий эксперт Центра Карнеги Андрей Мовчан считает, что действия "системных либералов" (входящих во властную систему экономистов с либеральными экономическими взглядами), "силовиков" и прочих фракций государственной машины уже не оказывают особого влияния на положение российской экономики, потому что все равно никто не верит никакому представителю власти. Комментируя в "Фейсбуке" дело Улюкаева, Мовчан назвал возникшую горячую дискуссию ложной повесткой дня и вовсе выразил сомнение в том, что арест министра связан с экономикой: "Никакие разногласия по экономическим вопросам, внутренняя конкуренция, дрязги и противодействия никогда еще не служили поводом или причиной для ареста чиновника, приближенного к столу... Искать надо не в бизнесе и не в политике – искать надо в личных отношениях с кем-то крайне важным. Этот Крайне Важный должен быть чрезвычайно оскорблен, только не надо думать, что противодействие в приватизации кого-то оскорбляет... В шутку предполагать, что Алексей Улюкаев отбил любимую женщину у высокопоставленного силовика, будет осмысленнее, чем всерьез рассуждать о борьбе экономических интересов...

Среди многочисленных комментаторов никто не верит в официальную версию. Сочетание легко допускаемой возможности, что министр берет у госкорпорации взятку, с тотальным неверием официальным версиям иллюстрирует единственную первопричину российских экономических проблем: никто никому не верит, поскольку все все время врут, а правоприменение редуцировано до обслуживания интересов феодалов... Надо решить проблему недоверия; к сожалению, способ тут один – надо, чтобы наша власть стала достойна доверия. Боюсь, это неразрешимая задача".

В недавнем анализе российского бюджета на ближайшие годы Мовчан писал о сокращении расходов (в реальном выражении) "масштабные – в области ВПК и армии, медицины и образования; застенчивые – в областях, контролируемых ФСБ и МВД", которое, по его мнению, нужно только для одного: "чтобы на фоне падающих доходов удержать на приемлемом уровне социальные расходы": "Через проект бюджета отчетливо проглядывает образ мыслей его составителей. Ими движет страх перед обществом, уверенность в отсутствии у них мандата на какие бы то ни было действия, не носящие популистского характера. Главная забота разработчиков – краткосрочная стабильность... На случай, если раздачи пособий и государственных зарплат будет не хватать для удержания населения от протестов, предусмотрены (насколько это возможно) хорошо финансируемые силовые ведомства. Ни о каком экономическом развитии речи быть не может".

Мовчан при этом не видит особой опасности резкого ухудшения ситуации, несмотря на появившиеся сообщения, что Резервный фонд, из которого сейчас финансируют дефицит бюджета, в будущем году может быть исчерпан.

– Во-первых, у нас еще на год-полтора при нынешних темпах затрат хватит резервных фондов, и это бесплатный источник денег для правительства. Во-вторых, у нас очень низкий внешний и внутренний долг, и его можно наращивать. В стране из-за резкого снижения инвестиционной и бизнес-активности образовался избыток денег. Бюджет на голодном пайке, а у остальной страны, наоборот, дефицит бизнеса: денег много, а куда их тратить – непонятно. Поэтому еще не год и не три можно будет финансировать бюджет, в том числе за счет наращивания внутреннего долга, даже без значимого наращивания внешнего. А если удастся наращивать внешний долг, то и того дольше.

– Насколько важна приватизация для российского бюджета?

– Нигде в мире реальные реформаторы не говорили, что приватизация – это способ решить проблемы бюджета. Продажа госсобственности с целью получить денег – это обычно действия близоруких режимов, которые не понимают, как развивать экономику. Приватизация действительно важна для развития страны, с точки зрения увеличения будущих поступлений бюджета, когда и если приватизированные компании начинают работать более эффективно, и их налоговая база, соответственно, увеличивается. При этом история последних десятилетий показывает, что не всякая приватизация полезна – в частности, приватизация рентных предприятий наносит ущерб развитию экономики. В России же цены на активы сейчас предельно низкие, поскольку внешних инвесторов нет, а внутренние инвесторы либо боятся инвестировать, либо являются настолько аффилированными к государству, что приватизация становится бутафорской. Так что, даже если бы мы сейчас пошли на рынок и неожиданно получили бы инвесторов, все равно в сравнении с дефицитом бюджета (а дефицит у нас – 4 процента ВВП, это примерно 20 процентов бюджета) мы бы не получили сумм, которые могли бы что-то капитально изменить. В этой ситуации нет никакой рациональности в приватизации для бюджета с точки зрения сегодняшнего дня. Есть рациональность стратегическая, потому что в стратегическом плане государство не должно владеть бизнесом в принципе, это вредно, плохо, мешает экономике и так далее, но и то надо еще посмотреть, не будет ли за такой приватизацией стоять просто передача ренты.

– А чем тогда объяснить такое педалирование темы приватизации именно в этом году?

– Я могу назвать много причин. У нас огромная бюрократическая машина регулирования, которую надо чем-то занимать. Министерства последовательно увеличивались, чиновников намного больше, чем в плановом хозяйстве Советского Союза, и они могут существовать лишь настолько, насколько генерируют проекты, планы, программы, выполняют их. Приватизация – замечательная программа, под которую можно иметь сотни, если не тысячи работников, которые пишут отчеты и проекты. Бюрократия хочет кушать и жить.

Приватизация в России всегда рассматривалась как способ незаконного обогащения "номер один", и естественно, есть люди, которые достаточно приближены к власти, чтобы ожидать, что они по той или иной схеме, возможно, близкой к схеме залоговых аукционов 90-х годов (тогда предприятия покупались за счет кредитов госбанков или даже за счет наличных на счетах самих этих предприятий), смогут получить активы, которые есть у власти, по цене ниже рыночной стоимости и не за свои деньги. Кроме того, существует прослойка тех, кто рассчитывает на взятки или посредническую оплату за предоставление кому-то возможности приватизировать актив. Скажем, если приватизация идет на деньги ВЭБа или кредиты банков, или, как это у нас только что собирались сделать, идет в пользу государственной компании, по дороге можно получить какие-то комиссии за организацию кредита, за одобрение заявки на покупку, банк может выплатить какую-то посредническую маржу за то, что именно ему доверили выдать кредит, и так далее.

Чиновники обычно настроены на заработок в мутной воде, в процессе приватизации такой воды в избытке. Наконец, наверное, некоторые чиновники плохо умеют считать. И им может казаться, что если сейчас мы приватизируем кусок "Роснефти", то получим деньги в бюджет, закроем часть дефицита, и это хорошо. Они не могут сопоставить стоимость этой доли компании с дивидендным потоком и увидеть, что они просто авансируют такой поток года на три, а потом лишаются его навсегда. И это только основные моменты, а есть еще много побочных. Есть еще компании, которые за счет приватизации госактивов могут повышать свое качество, замыкая цепочки, например, как "Лукойл" и "Башнефть". На самом деле, "Лукойл" и "Башнефть" – была бы очень красивая сделка, стоимость "Лукойла" действительно повысилась бы (была бы польза для экономики в целом – более сложный вопрос).

– Есть сложность в понимании приватизации "Башнефти" "Роснефтью". "Роснефть" – компания с сильнейшим государственным участием. Можно ли это вообще называть приватизацией, когда эти акции получают Сечин и компания? История с "Башнефтью" воспринимается многими как пролог к покупке "Роснефтью" акций уже самой "Роснефти" – с целью распределения этих акций среди менеджмента.

– Формально, конечно, приватизация, потому что акции попадают в частные руки – руки менеджеров "Роснефти". Видимо, в этом случае они попадают в частные руки вообще бесплатно. Денег государство не получает. Что, на самом деле, не так уж страшно, на мой взгляд.

– Что значит – бесплатная приватизация?

– Ну, если госкомпания "Роснефть" выкупает собственные акции, а потом в виде бонусов выплачивает их менеджерам, то это называется – они переданы менеджерам бесплатно, а заплатила за них государственная компания государственными деньгами. Это и есть приватизация – акции в частных руках оказались, просто приватизация бесплатно, такой подарок из бюджета конкретным людям. Бюджет, конечно, не получил никаких денег. Ну, не в первый раз у нас приватизируют бесплатно, уже сколько такого было, цель – приватизировать – достигнута. А если возвращаться к вопросу всерьез, то ситуация напоминает картинку Херлуфа Бидструпа: один человек выкапывает ямки, другой сразу за ним закапывает, а на вопрос, что они делают, они сообщают, что был третий, он должен был вставлять в яму дерево, но заболел и поэтому они работают вдвоем – и каждый выполняет только свою функцию.

В приватизации "Башнефти", кажется, происходит похожая вещь. Изначально ее хотели продать и получить деньги в бюджет, и все высочайшие распоряжения сделаны, и теперь ведомству, которое должно было продать, нужно закрыть тему и отчитаться, что продажа состоялась. А покупателей нет, потому что кто сейчас будет покупать "Башнефть", только что отжатую у частного собственника (до 2014 года контрольный пакет "Башнефти" принадлежал АФК "Система". Против председателя совета директоров "Системы" Владимира Евтушенкова было возбуждено уголовное дело, и компания перешла в собственность государства. – РС)? Этому ведомству нужно любой ценой сделать вид, что компания продана – и закрыть поручение. "Лукойл" ее купил бы, например, но я думаю, что Сечин пришел и сказал: "Что, мы будем Алекперова (президент "Лукойла". – РС) увеличивать, он будет с нами конкурировать? Он еще пойдет в госбанки за деньгами, у него нет своих. Не пропущу! Никакого "Лукойла". И когда его спросили, а что же делать, он сказал: "Давайте в "Роснефть". Все довольны – министерство шлет победные отчеты, что приватизация состоялась, бумаги проданы, с другой стороны, где-то под ковриком ВЭБ даст денег "Роснефти", "Роснефть" все купит. И на вопрос того же президента: что же вы делаете? – чиновники будут разводить руками и говорить: что в программе написано, то и делали, не виноватые мы. А Сечин будет дружески говорить: ну, так это только лучше, "Роснефть" еще сильнее стала как компания, как флагман в России, для российского государства тут только плюсы.

– И вы считаете, что приватизация, даже такая, может быть, и неплохо?

– Конечно, правильно было бы, чтобы приватизировалось все по справедливой цене, и справедливая цена переходила бы в итоге народу, например, через финансирование Пенсионного фонда. Но мы отлично знаем, что цена несправедливая, мы отлично знаем, что народу оплата все равно не пойдет, и наконец, конечная задача приватизации – это увеличить эффективность управления, а "Башнефть", будучи переданной бесплатно хоть кому-то, наверное, увеличит эффективность своего управления по сравнению с сегодняшним уровнем управления, когда ею никто не управляет. Конечно, рентное предприятие надо как-то по-другому эксплуатировать, просто дарить ренту непродуктивно, все равно это не увеличивает экономику и только стимулирует вывод доходов за границу. Но это уже тема значительно большего масштаба, – как вообще можно приватизировать ренту и нужно ли это делать. А если согласиться с тем, что нужно, то не очень важно, заплатили ли за нее деньги или просто ее отдали в чьи-то руки.

– А в руках у Сечина будет лучше управление "Башнефтью"?

– Не знаю. Для этого нужно подробно анализировать управление самой "Роснефти", сравнивать с управлением в других компаниях. Я сомневаюсь, что оно будет хуже, чем в государственных руках, потому что хуже, чем в государственных руках, не бывает ничего – с точки зрения управления предприятием. Поэтому даже полугосударственное лучше, чем государственное. Наверное, хуже, чем частное. И если "Роснефть" продать, скажем, консорциуму правильных, профессиональных инвесторов, думаю, она была бы намного эффективнее. Но здесь надо анализировать сегодняшнюю эффективность работы компании, чтобы делать выводы.

– Вы говорили, что никаких инвесторов нет и подлинная приватизация невозможна. Означает ли это, что сейчас никаких вариантов для экономики в России, кроме как экономика с сильным государственным участием, нет, и если бы власти и захотели кому-то все это отдать, то уже никто и не берет?

– В целом да. Хотя я бы не был так апокалиптичен. В конце концов, надо сделать не очень много, чтобы ситуация поменялась. Надо просто сделать политику предсказуемой, профессионализировать управление страной, изменить законодательство в сторону большей эффективности и адекватности, помириться с приличными странами, найти общий язык с крупнейшими мировыми финансовыми учреждениями и корпорациями, продемонстрировать способность на деле защищать права инвесторов. У нас был приток инвестиций, и немаленький, еще 10 лет назад, и связано это было с тем, что, несмотря на все наши изъяны демократии, законодательства и так далее, существовал какой-то кредит доверия, было ощущение, что ситуация будет улучшаться. За 10 лет власть категорически растеряла этот кредит доверия и вне страны, и внутри. Можно попробовать его как-то построить обратно. Не знаю, заменить часть людей, взять какие-то обязательства на себя, признать главенство международного права и создать механизмы его использования внутри страны. То есть меры все понятны.

– Ну, да, наверное, наверху знают, что это за список мер и почему он не выполняется. Если нет политической воли, чтобы выполнить эту вашу программу, которую вы только что сформулировали, получается, любые действия правительства не важны, оно просто призвано делать то, что вы описываете в вашей последней статье: как-то кроить бюджет, пытаясь выполнять социальные обязательства. И никакого влияния правительство на экономику не оказывает.

– Правительство прямого позитивного влияния на экономику не оказывает никогда. Правительство, когда оно действительно правительство, создает некоторые условия, среду, в которой существует экономика. И даже не правительство ее создает, а скорее, парламент, законодательные органы страны. Задача правительства – следить за тем, как эта среда функционирует, регулировать там, где есть сбои, собирать бюджет и перераспределять его в соответствии с потребностями государства. Поэтому совершенно бессмысленно ждать от правительства, что оно что-то может сделать с экономикой. С экономикой еще могут что-то сделать Госдума и Совет Федерации. Они могут поменять законы, и на основании этих законов экономика начнет существовать по-другому. А правительство сейчас вполне выполняет свою работу – у них есть некоторая данность, и в этой данности они работают более-менее наилучшим образом.

– Когда сейчас описывают борьбу кланов, или уже не кланов, а каких-то совсем мелких ситуативных объединений людей во власти, – это никакого влияния на экономику уже не оказывает? Экономика достигла той точки, когда эти люди сами по себе, а она сама по себе?

– Дело даже не в уровне экономики. Для экономики в целом не так важно, кому что принадлежит – для нее важно, есть ли конкуренция, открыты ли рынки, эффективны ли системы и институты. Конечно, конкуренция усиливается за счет соблюдения законодательства и так далее, но если, скажем, пришел Иванов (абстрактный Иванов, не подумайте чего лишнего) и украл у Петрова нефтяную компанию, на экономику это прямо никак не повлияет, просто теперь компания принадлежит абстрактному Иванову. Так же как и пресловутая коррупция сама по себе на экономику напрямую не очень влияет, потому что она всего лишь делает акционерами предприятий – опосредованно, на какую-то долю – чиновников. Ну, о'кей, у нас немного другое распределение акционерного капитала в экономике. Там проблема производная, хотя и очень большая, – проблема в низком уровне доверия при клановой коррупционной экономике и в рисках, которые люди считают избыточными.

– Когда обсуждают, что Сечин проводит спецоперацию против федерального министра с помощью "приданного" генерала ФСБ, – это уже не влияет, потому что к этому инвестор готов, это уже не важно?

– Инвестор к этому давно готов – и потому ни одному слову не верит, но ему и не важно: он уже в Россию и так не инвестирует. А если бы инвестор к этому был не готов, если бы уровень доверия к власти был высоким, а риски вложения средств в экономику низкими, то арест министра за взятку воспринимался бы (вы будете смеяться) просто как арест министра за взятку. Ну, бывает, нельзя гарантировать, что среди министров не будет взяточников. Посмотрите, в американской, европейской экономике есть прецеденты с арестом высокопоставленных чиновников. Это бывает, и это не влияет на экономику этих стран, на климат, на инвестиции. Потому что арестовали, значит, взял взятку, и хорошо, что арестовали, меньше будут брать взятки. Вот дело Ходорковского, "домодедовское" дело или дело Евтушенкова – вот что всерьез влияет на экономику, когда удар идет сверху вниз, когда убивают бизнесы, разоряют компании, отбирают собственность – инвесторы пугаются все больше и больше. А когда где-то на Олимпе между богами происходят какие-то разногласия, это инвесторам не очень интересно.

У нас уровень недоверия и уровень рисков уже такой, что, что бы они там ни делали, – пусть они даже на стенах Кремля начнут биться мечами и кинжалами, и мы будем смотреть, как трупы министров и руководителей госкомпаний падают со стен, или если они все вдруг подружатся и признаются друг другу в любви, – это уже ничего не изменит. Уровень недоверия закритический. Огромное количество людей, которые в России заработали деньги и хотели бы сюда инвестировать, сидят в наличных или вкладывают деньги в лондонскую недвижимость, потому что в Россию они инвестировать не готовы категорически. И не важно, Сечин победил Улюкаева или Улюкаев Сечина, это вообще не имеет никакого значения. Поэтому они во власти могут себе позволить сейчас что угодно – вреда не будет.

Оригинал интервью был опубликован на сайте радио Свобода

[Андрей Мовчан]

http://carnegie.ru/2016/12/29/ru-pub-66503
29 декабря 2016

Краткое резюме:
В последние 25 лет российская экономика была предметом большого количества спекуляций и поверхностных суждений. Из-за «войны заблуждений» Россия не только упустила 25 лет и несколько уникальных возможностей для прорыва, но и по своему политическому и экономическому укладу вернулась к состоянию, близкому к началу XX века.


После 1991 года система функционирования экономики быстро менялась, но демократические институты при этом не были сформированы.

В XXI веке Россия пережила классическую «голландскую болезнь», усугубленную централизацией власти и собственности и отсутствием демократических институтов. Однако за то время, пока цены на углеводородное сырье были высокими, страна сумела накопить достаточно резервов, чтобы сегодняшнее падение цен на нефть и относительная международная изоляция страны не стали причиной экономического краха.

Все основные экономические факторы и даже имеющиеся ресурсы управления сегодня либо негативно влияют на экономику России, либо просто не могут обеспечить ее рост.

Внешнеполитические факторы, прежде всего санкции, вторичны, малозначимы и не оказывают на экономику существенного негативного влияния, несмотря на то что власть в России активно использует их как оправдание экономических проблем.

Основные выводы и прогнозы

В 2017 году не стоит ожидать от российской экономики существенных сюрпризов — как негативных, так и позитивных. В базовом сценарии не просматривается ни катастрофических экономических, ни радикальных социальных процессов.
Самым слабым звеном в ближайшие годы будет российская банковская сфера.
Существуют и другие «слабые места», в которых могут произойти изменения катастрофического характера.
Ответить на экономические вызовы правительство России решило не попыткой реформирования экономики, а курсом на удержание уровня дефицита бюджета в краткосрочной перспективе на приемлемом уровне, в том числе за счет перспективы долгосрочной. Меры в основном направлены на рост налоговых сборов и сокращение обязательств бюджета. Эта стратегия находится только в начале своего естественного пути развития: 2017 и 2018 годы, скорее всего, будут ознаменованы точечным ростом налогов и сборов и мягким сокращением бюджетных расходов. Но с 2019 года рост налогов ускорится, начнется активное наращивание внутреннего государственного долга и ограниченная эмиссионная подпитка бюджета.
Весьма вероятно, что правительство пойдет на значительную эмиссионную программу с параллельным закрытием трансграничного движения капитала, ограничением валютных операций и контролем за ценами. Однако этого не случится до президентских выборов 2018 года и вряд ли случится до 2022–2024 года.
Экономика России не уникальна — «голландская болезнь», пережитая ею, имеет вполне типичные симптомы и последствия.
Россия пока далека от экономического краха и потери управляемости, но медленно движется в их сторону. Если удастся избежать катастрофических сценариев, связанных с ошибками руководства или внешними факторами, у России есть экономический запас прочности на срок от шести до десяти лет и более; затем вопрос будет стоять о необходимости срочных решительных изменений для сохранения целостности и управляемости страны. Однако, судя по общественным настроениям, такие изменения, скорее всего, будут включать в себя ужесточение контроля, дальнейшую национализацию, закрытие экономического пространства и упрощение экономической структуры.

Введение. Можно ли верить своим глазам?

Количественная оценка показателей российской экономики упирается в условность систем изменения различных параметров и точность данных, которыми мы располагаем. Данные до 1991 года вообще сложно признать значимыми, так как статистика времен СССР формировалась по совершенно отличным от современных принципам, вела измерения в искусственно оцениваемой валюте и в экономике регулируемых цен. После 1991 года статистика стала более адекватной, но существенные вопросы к ней все равно остались.

Основным вопросом оценки ВВП России всегда была доля теневой экономики, причем не только в прямой форме (не учтенные официально заработки и прибыли).

В частности, сильно искажала статистику практика искусственного ценообразования — завышения цен на государственные поставки и подряды. По строительным подрядам завышение цен составляло и составляет, по разным данным, от 20 до 50%. По поставкам сложного технологического и потребительского оборудования — до 200% от реальной цены1. Очень распространена была и практика частного искажения цен на ввозимые товары с целью уплаты более низких пошлин2, на оказанные услуги с целью снижения НДС, на вывозимые товары с целью снижения выручки и неуплаты налогов на прибыль и проч.

Доля неформального бизнеса в России в 1990-х годах, по некоторым оценкам, превышала весь размер официально зарегистрированного бизнеса. К 2013–2014 годам эта доля, по официальным же данным, сократилась до 10% экономики. Однако неизвестно, как проводились официальные измерения неофициального бизнеса3. Зато в 2014 году Росстат сообщил, что существенно пересмотрел методику и значительно увеличил долю неформального бизнеса в ВВП4. Благодаря этому, а также включению экономики Крыма в расчет ВВП 2014 года, по официальным данным, даже вырос, правда менее чем на один процент.

О таких показателях, как средние доходы домохозяйств (в целом и по индустриям или регионам), достаточно сложно судить по следующим причинам.

В России, из-за запретительных сборов с фонда заработной платы и налогообложения зарплат и доходов начиная от нулевого уровня, большая часть выплат маскируется под другие формы финансовых операций либо производится из неучтенной наличности5. Доля наличного оборота в розничной торговле в 2014 году превышала 80%, 30% жителей не имели банковских карт6, а количество наличных рублей в обращении за последние 14 лет выросло более чем в 45 раз7.

На оценку среднего дохода домохозяйств и равномерности его распределения влияет также факт массового фиктивного трудоустройства граждан8.

Непросто оценивать в России распределение расходов бюджета: более 30% этих расходов засекречено9. Традиционно считается, что засекреченные статьи бюджета используются на финансирование оборонно-промышленного комплекса и других силовых ведомств. Но есть косвенные свидетельства того, что диапазон их использования существенно шире.

Даже резервы, сформированные правительством, бывает непросто оценить: несмотря на то что их состав публикуется, многие статьи непрозрачны, а некоторые (как, например, деньги, переданные Внешэкономбанку) с большой вероятностью представляют собой невозвратные кредиты.

Сложности вызывает и оценка единиц измерения: за 2000−2015 годы (см. ниже) рыночный курс доллара США к рублю колебался относительно расчетно-инфляционного курса в диапазоне от примерно 140 до 60%. Если бы ВВП России, например, за 2013 год был пересчитан в доллары не по рыночному курсу, а по расчетно-инфляционному10, сумма 2,1 трлн долларов превратилась бы не более чем в 1,4 трлн. Последовательный взгляд на события российской экономики с учетом такой волатильности рубля относительно своей справедливой стоимости должен скорее говорить не о падении ВВП России в 2015–2016 годах, а о неадекватном его завышении в 2005–2013 годах из-за переоценки рубля.

Большая проблема существует в России и с применением коэффициента паритета покупательной способности (ППС) к экономическим показателям. Проблема не только системная, но и индивидуальная: в России существенно искажены цены на коммунальные услуги, изменчивость цен на одни и те же товары и услуги в разных регионах достигает сотен процентов, потребительские корзины для разных слоев населения в силу высокого расслоения имеют совершенно разный состав. Официально принятые уровни ППС, превышающие 300%, вряд ли могут адекватно отражать сравнительные уровни цен в России и США. Достаточно вспомнить, что более половины потребления россиян составляет импорт, цены на топливо в России и США сегодня примерно одинаковы, цены на недвижимость сопоставимы, а по целому ряду продуктов потребительского спроса (продукты питания, одежда, предметы быта, бытовая техника, автомобили и проч.) цены в России по отдельным товарам оказываются выше, чем в США.

Все эти издержки количественных методов нам придется учитывать, анализируя экономику России. Необходимо помнить, что результаты анализа будут лишь настолько точны, насколько это позволяют данные.
Бензоколонка в период бума: экономика России в 2000–2013 годах

Экономика России за последние 15–16 лет пережила классический ресурсный цикл и «голландскую болезнь» — явления банальные и хорошо изученные. К 2000 году Россия подошла с крайне высокой концентрацией активов в государственной собственности и в руках ограниченного круга частных лиц, практически на 100% получивших эти активы из рук государства в обмен на управляемость и лояльность.

Власть после конфликта между президентом и парламентом в 1993 году практически полностью перешла в руки президента и его администрации, сделав парламент в лучшем случае совещательным органом, а партии, в нем представленные, — лояльными президенту в обмен на экономические возможности. При этом в стране так и не сложились институты независимой судебной власти, законы все еще были архаичны, противоречивы и неэффективны, защита прав собственности, инвестиций, защита от изменений законодательства и прочие атрибуты снижения рисков предпринимателей не работали. Страна только что пережила дефолт по внутреннему долгу и шестикратную девальвацию своей валюты к доллару США11. В этих условиях в обществе был высок запрос на реформы, который поддерживался властью, не видящей другого выхода из экономического кризиса.

Повышение цен на нефть в начале века привело к быстрому росту бюджетных доходов и выручки секторов, занятых в добыче, транспортировке и переработке природных ресурсов, и позволило власти отказаться от стимулирования процесса расширения налоговой базы через реформы.

Рост благосостояния граждан, явившийся следствием пролиферации нефтяных доходов, быстро создал и у общества, и у инвесторов иллюзию правильности и эффективности правительственной политики.

С другой стороны, благодаря возможности12 контролировать нефтяные потоки власть консолидировала непрямой контроль за углеводородной индустрией, банковским бизнесом и через них — за всей экономической и политической жизнью страны. Это оказало негативное влияние и на развитие любого ненефтяного бизнеса, и на эффективность экономических и бюджетных решений, и на приток инвестиций в страну.

Фактически к 2008 году бюджет России на 65–70% состоял прямо или косвенно из доходов от экспорта углеводородов13, 14, а корреляция темпов роста ВВП, доходов федерального бюджета и размеров резервов с изменениями цены на нефть достигла 90–95% (см. таблицы и графики). На этом фоне рубль за счет массивного притока нефтедолларов оказался значительно переоценен — в 2006–2007 годах его рыночный курс превышал расчетный инфляционный на 35% (см. график). На экономическое развитие России оказывали влияние три негативных фактора:

Власть в своем стремлении к контролю за финансовыми потоками15 невольно ухудшала инвестиционный климат, отказываясь от защиты прав инвесторов и предпринимателей и даже дискриминируя их. Это привело к сокращению потока инвестиций, удорожанию денег, снижению предпринимательской активности и постоянно растущим потерям финансового и человеческого капитала — из России было выведено более 1 трлн долларов, лучшие бизнесмены и профессионалы уезжали из страны16.

В первые же годы роста нефтяных цен на правительственном уровне было принято решение о стерилизации дополнительных прибылей бюджета в резервы. Эта политика, которая вполне оправдала себя в моменты кризисов 2008 года и 2014−2015 годов, создав возможность для смягчения бюджетных последствий, тем не менее увеличивала стоимость привлечения бизнесом денег. Вследствие этого привлекательность инвестирования снижалась, а формирование капиталоемких или медленно развивающихся областей становилось практически невозможным.

Неэффективность несырьевых секторов экономики, низкий уровень инвестиций, гипертрофированный государственный сектор и переоцененный рубль привели к 2007−2009 годам к такому уровню имущественного расслоения населения, что правительство уже не могло его игнорировать. Перед лицом падения своей популярности власть приняла решение пойти на популистские меры, направленные на необоснованный рост зарплат в государственном секторе и социальных выплат. Эти меры, получившие отражение в так называемых майских указах президента, вместе с сохраняющимися высокими налогами на компании и социальными сборами с фондов заработной платы резко завышали себестоимость продукции, делая внутреннее производство нерентабельным.

В результате на фоне общего роста доходов — за счет экспорта углеводородов и опережающего роста потребления — Россия деградировала практически во всех областях экономики, так и не создав конкурентной производительной сферы. В российском ВВП до 20% заняла добыча углеводородов; до 30% — торговля17, гипертрофированная из-за огромных за счет нефтедолларов потоков импорта; около 15% — внутренний рынок энергии и инфраструктура; еще 15% пришлось на государственные проекты; 9% составила доля банковской сферы. И наконец, не более 10% ВВП к 2013 году относилось к сфере независимых услуг и нересурсному производству. К 2014 году, по данным Росстата, доля импорта в области средств производства в России достигла 85−95%, в области товаров народного потребления — 50−70%.

На это наложилась неразумная социальная политика: рост доходов населения опережал рост ВВП даже с учетом нефтяной составляющей. В 2013 году на фоне пиковых цен на нефть рост ВВП составил всего 1,3%, причем инвестиции сократились на 0,5%, капитальное строительство — на 1,5%, экспорт — на 0,8%. На фоне инфляции в 6,5% заработная плата в реальном выражении выросла на 11,9%, торговля — на 4%, импорт — на 1,7%, стоимость государственных коммунальных услуг — на 8%18.

Бюджет стал работодателем для 30% трудоспособного населения, приняв на себя непомерную нагрузку. Три пенсионные реформы фактически провалились из-за нерешительности власти и неготовности отказаться от социалистических принципов социального обеспечения, и на 2015 год дефицит Пенсионного фонда России составлял около 15% доходов федерального бюджета (примерно 3% ВВП). Вдобавок бюджет был перегружен амбициозными неэффективными проектами и гипертрофированными затратами на оборону и безопасность, а расходы бюджета сильно увеличивались не только потому, что деньги тратились неэффективно, но и из-за высокого уровня коррупции.

По данным Минфина РФ, в 2014 году доходы от внешнеэкономической деятельности составляли 38% доходов федерального бюджета. Поскольку доля несырьевого экспорта в 2014 году, по данным Госкомстата, составляла около 8% (но при этом вывозные пошлины по несырьевым товарам ниже примерно в два раза), можно заключить, что федеральный бюджет на 35,4% был наполнен напрямую за счет экспорта углеводородов.

Кроме того, налоги, сборы, платежи за природные ресурсы, кроме налогов на внешнеэкономическую деятельность, составляли 20% бюджета, а акцизы и прочие налоги на ввозимые товары — 13%.

НДС, полученный при продаже импортных товаров, которые, как уже указано выше, закуплены на 92% на средства от экспорта сырья, составил еще 17% бюджета, то есть 15% — это НДС с товаров, купленных за счет выручки от экспорта сырья.

Суммируя вышеуказанное, можно заключить, что 83,4% доходов федерального бюджета составили доходы от добычи и экспорта сырья.

Но и это еще не все. Существенную часть налогов на прибыль платят предприятия, добывающие сырье. Существенная часть подоходных налогов уплачивается работниками добывающего и топливно-энергетического комплексов. До 40% налогов на доходы физических лиц собирается с работников федеральных предприятий и бюджетных организаций — это средства, возвращающиеся в бюджет. Неудивительно, что корреляция стоимости нефти и доходов федерального бюджета составляет более 98%.

В результате после падения цен на нефть Россия осталась с недиверсифицированной, квазимонополизированной экономикой, в которой отсутствуют как факторы, так и ресурсы для роста.

Ожидания пессимистов не оправдываются



В 2014 году многие европейские аналитики и экономисты ждали скорого краха российской экономики и удивлялись, когда им говорили об успешном прохождении «нефтяного шока». Пройти нефтяной шок относительно гладко России помогли два фактора.

Во-первых, за годы высокой стоимости нефти Россия накопила достаточные запасы. Золотовалютные резервы в три раза превышали ожидаемый объем импорта 2015 года; предприятия создали достаточное количество основных фондов; население накопило более 250 млрд долларов в банках и, возможно, не меньше наличными, сформировало запас товаров долгосрочного пользования, средняя жилая площадь на человека увеличилась более чем в два раза.

Во-вторых, экономические отношения в России были в большой степени либерализованы. В частности, трансграничное движение капитала ограничено не было; цены на основные товары и услуги и стоимость труда определялись на основе рыночного балансирования спроса и предложения; курс рубля устанавливался хотя и не без участия ЦБ как крупнейшего игрока, но все же на рынке и по рыночным правилам.

В течение 2014−2015 годов российская экономика существенно сокращалась, но происходило это без катастрофических деформаций. Единственным опасным моментом можно было бы считать валютный кризис начала декабря 2014 года19, когда неразумное решение ЦБ в ночь объявить о подъеме ставки рефинансирования в два раза20 спровоцировало панику на рынках. Однако ситуация была исправлена очень быстро достаточно жесткими заявлениями правительства, которое взяло на себя обязательство воздержаться от других резких действий.

К осени 2016 года Россия пришла с сокращением долларового эквивалента ВВП на 40% по сравнению с 2013 годом (падение примерно на 15% в реальных рублевых ценах). Падение доходов домохозяйств, безусловно, является беспрецедентным21, однако и оно пока вернуло россиян на уровень доходов 2007 года, то есть во времена в целом стабильные. Подушевой ВВП в России в 2016 году составит около 8,2 тыс. долларов. В списке стран это конец седьмого десятка, рядом с Турцией, Мексикой и Суринамом, а с ВВП по ППС Россия окажется в начале шестого десятка — вместе с Латвией, Казахстаном, Чили, Аргентиной.

Эти показатели скромны, но еще далеки от катастрофических: зона «цветных революций», в которой находились в моменты дестабилизации Египет, Сирия, Украина, Колумбия, Индонезия, Тунис и подавляющее большинство других стран, переживших периоды нестабильности, начинается на отметке около 6 тыс. долларов подушевого номинального ВВП22.

Важнейшим стабилизирующим экономическим фактором стало сокращение импорта, опередившее как падение доходов домохозяйств, так и экспортную выручку. Причиной этого сокращения стало катастрофическое падение спроса23, произошедшее, в свою очередь, из-за быстрой девальвации рубля и крайне пессимистических настроений всех без исключения экономических агентов. В результате счет внешнеторговых операций и внешний счет удержали позитивный баланс, и когда цены на нефть стабилизировались на новых уровнях, это привело к стабилизации курса рубля и снижению инфляции.
Российская экономика: архаика, риски, сокращение трудовых ресурсов

В настоящий момент российскую экономику тормозит ряд факторов.

В области производственных ресурсов Россия, исторически недоинвестировавшая в основной капитал, даже сегодня сталкивается с почти 85%-ным заполнением производственных мощностей24. И это притом, что существенная часть (по некоторым оценкам, более 40%) производственных мощностей в России устарела технологически и физически и не может производить конкурентоспособную и потребляемую рынком продукцию. Например, за десять лет станочный парк в России уменьшился почти в два раза, и такое сокращение редко объясняется выбыванием старых, маломощных станков и вводом в строй новых, более высокой мощности.

Для роста экономики необходимо ускоренно капитализировать производство, создавать новые мощности. На это у государства нет средств: дефицит бюджета в 2016 году превысит 3% ВВП25, а в 2017 или 2018 году достигнет, скорее всего, 5%; у государственных компаний нет свободных ресурсов. Частные и иностранные компании не готовы сегодня инвестировать в Россию из-за кризиса доверия.

В области эффективности Россия сильно отстала от мировых конкурентов. Речь идет об эффективности и энергетической26, и логистической27. Соответственно, снижается конкурентоспособность производимых товаров, а это барьер на пути к увеличению производства и рынков сбыта.

В области производительных сил Россия все больше страдает от нехватки трудовых ресурсов, они сокращаются в силу естественных демографических причин на 0,5% в год.

Большая часть трудовых ресурсов при этом задействована в сферах с нулевым или очень низким уровнем добавленной стоимости: на государственной службе, в силовых структурах, частной охране, торговле, крайне неэффективной банковской сфере. Оставшаяся часть не покрывает потребностей государства. Катастрофически не хватает, даже при сегодняшнем уровне развития производства и сервиса, инженерных и технологических кадров, квалифицированных рабочих и одновременно эффективных менеджеров, специалистов по управлению.

Российское коммунальное хозяйство фактически держалось на полузаконной эксплуатации труда миллионов мигрантов, в том числе нелегальных. До недавнего времени remittances (денежные переводы, посылаемые иностранными работниками на родину) из России были статьей государственного дохода №1 в Киргизии и №2 в Таджикистане, существенными для Украины, Узбекистана, Молдавии, Белоруссии. Сегодня, в связи с резким падением рубля и покупательной способности населения, количество трудовых мигрантов в России резко сокращается. Дефицит рабочей силы начинают испытывать и коммунальные службы, и все виды бизнеса, в которых задействовано большое количество неквалифицированных работников, вплоть до сетевых ретейлеров.

Непоследовательная и нелогичная политика в области законотворчества и правоприменения28, а также в области экономики и предпринимательства продемонстрировала инвестиционному и бизнес-сообществу как внутри, так и за пределами России, что власть ненадежна, настроена враждебно по отношению к предпринимателям, поддерживает высокий уровень коррупции, склонна к приоритизации государственных интересов, программ и бизнесов в ущерб частным.

Естественной реакцией стал отказ от инвестиций в Россию — сперва в долгосрочные, а потом и в любые проекты — и отъезд местных предпринимателей и инвесторов. За 16 лет доля частного бизнеса в ВВП сократилась до 30%29. Объем внешнего долга упал до уровня ниже 50% ВВП из-за стагнации инвестирования. Можно считать, что у российской экономики инвестиционный и предпринимательский ресурсы отсутствуют. И они не появятся как минимум до тех пор, пока не произойдет радикальная смена управленческой парадигмы.

Не слишком велик в России и девальвационный ресурс. Безусловно, девальвация сыграла позитивную роль в поддержке экспортеров, бюджета и сглаживании проблем «жесткой посадки» экономики. Однако сложно ожидать от нее позитивного эффекта в части роста ВВП. Во-первых, потенциальный рост ВВП в России завязан практически полностью на внутренний спрос — для роста экспорта нужны капиталовложения и технологии, которых нет. То есть этот рост измеряется в рублях и практически не растет. Во-вторых, почти 100% российского производства в большей или меньшей степени завязано на импорт сырья, комплектующих или оборудования (зависимость варьируется от 15 до 70–80%), и в связи с девальвацией рублевая себестоимость производимых товаров и даже услуг повышается существенно быстрее роста платежеспособного спроса.

Влияние внешних факторов — много шума из ничего




К важным внешнеполитическим факторам, влияющим на экономику России, можно отнести, пожалуй, только санкции (и контрсанкции). Во всем, что не касается санкционных режимов, внешнеполитическая ситуация для российских экономических агентов вполне благоприятна: Россия является членом ВТО и других международных экономических организаций, свои резервы размещает в наиболее ликвидных инструментах и валютах, валютные и внешнеторговые операции проводит без ограничений, доходности по суверенным долгам находятся на низких уровнях. При этом враждебных экономических действий по отношению к России и российским компаниям (защиты рынка, антидемпинговые пошлины, ограничения свободы торговли и проч.) сегодня не больше, чем обычно, и не больше, чем по отношению к другим странам, в том числе развитым.

Да и санкции, наложенные США и ЕС, сегодня не оказывают существенного влияния на российскую экономику. Важно понимать, в чем суть наложенных санкций: они запрещают заимствование на международных рынках ограниченному числу российских коммерческих организаций, запрещают владение активами в ряде стран, въезд узкому кругу российских граждан и, наконец, запрещают передачу России узкого перечня технологий, в основном связанных с эффективной разработкой недр и созданием военной техники.

Ограничения на заимствования (даже если забыть, что круг организаций, подпавших под них, очень узок) вряд ли могут оказать влияние на страну, которая уже несколько лет последовательно сокращает свой внешний долг. В наши дни он уже менее чем в два раза превосходит золотовалютные резервы30 (и существенно меньше суммы ЗВР и частных активов в валюте, в ЗВР не учтенных). Россия сегодня не нуждается в масштабных заимствованиях — большинство агентов экономики сокращают балансы, не инвестируют в развитие, уменьшают обороты. Безусловно, финансовые санкции, если они распространятся на более широкий круг эмитентов и заемщиков и включат в себя суверенные долги, через три-пять лет, когда Россия исчерпает запасы капитала и будет вынуждена привлекать средства в больших объемах, могут оказать убийственное влияние на экономику. Но пока масштаб санкций не таков, да и ситуация за три-пять лет может кардинально измениться.

Конечно, ограничения на передачу технологий в долгосрочной перспективе будут отрицательно влиять на состояние экономики России. Ограничение в технологиях разведки и добычи (с учетом того, что в России таких технологий нет, как и базы для их создания) через пять-семь лет негативно скажется на уровнях добычи и себестоимости нефти и газа. Но на сегодняшний день эффект от такого ограничения равен нулю. То же можно сказать о военных технологиях — сегодня Россия активно наращивает производство вооружений и к 2015 году привела размер экспорта к уровню 14 млрд долларов в год31 (это третий показатель в мире после США и Китая), и санкции пока никак на этот бизнес не влияют.

Контрсанкции, то есть меры самоограничения, касающиеся импорта продовольствия, которые были введены сперва против ряда стран (прежде всего ЕС) и впоследствии временно против Турции, также не слишком сильно влияют на экономику. «Импортозамещения» запрещенных позиций (то есть пропорционального роста производства точных их аналогов в России) не произошло как минимум потому, что в результате девальвации рубля существенно сократилось потребление — потеря объема запрещенного импорта оказалась по сравнению с этим незначительной. Товары «импортозамещения» подорожали сильнее, чем в среднем товары каждодневного спроса. Однако из-за упавшего спроса и тотального снижения качества отечественных аналогов (переход на суррогатные ингредиенты, отказ от выдерживания технологии и проч. с целью снизить себестоимость и ускорить производственный процесс) не появилось ни излишков производства, ни дефицита.

Пожалуй, наибольшее негативное влияние на российскую экономику оказывает непредсказуемое и непоследовательное враждебное поведение России по отношению к иностранным экономическим институтам. Попытка «автономизации» страны в жизненно важных областях32 часто является результатом лоббистских усилий местных игроков, которые оперируют не очень умело и в ограниченном масштабе, и коррумпированных или недальновидных чиновников. Эта попытка приводит к существенным затратам средств; к тому, что получается продукт, который нельзя полноценно использовать в качестве замены современным технологиям, а иногда — к болезненному отказу от испытанной международной технологии. Это действительно ставит под угрозу безопасность России, но только не из-за вымышленной внешней угрозы, а из-за реальной — нефункциональности продукта-заменителя.

2017 год — просто продолжение тренда

2016 год оказался в какой-то степени сюрпризом даже для хорошо знающих российскую экономику специалистов. Провал нефтяных цен ниже 30 долларов за баррель и их восстановление до 50 долларов за баррель к осени33 не оказали существенного влияния на краткосрочную динамику экономических показателей. Пожалуй, только курс рубля к доллару продолжал вести себя как и раньше, чутко реагируя на изменения стоимости нефти. Несмотря на последовательное сокращение и нефтяного, и ненефтяного экспорта (что лишний раз показывает важность получения нефтедолларов экономикой России), сальдо счета внешнеторговых операций34 оставалось позитивным35 — в первую очередь за счет опережающего сокращения импорта. Последнее было вызвано резким сокращением финансируемых из бюджета программ, остановкой инвестиций и, наконец, падением доходов домохозяйств еще примерно на 8% в годовом исчислении в реальных ценах.

Экономика в 2016 году демонстрирует продолжение процесса медленного постепенного сжатия, который проходит, однако, без эксцессов. Индекс промышленного производства36 по 2016 году в среднем составит, по-видимому, около 96% к 2015 году. И это несмотря на то, что производство углеводородов выросло в натуральном выражении уже более чем на 3%, а средняя цена на нефть в 2016 году обещает оказаться выше, чем годом ранее.

На фоне пессимистических ожиданий инвесторов и предпринимателей в России существенно уменьшился спрос на деньги — остатки средств банков в ЦБ России за девять месяцев 2016 года выросли в два раза37. При инфляции в районе 6% годовых размер агрегата М238 вырос с начала 2016 года уже на 11% — видимо, за счет вливаний ЦБ в проблемные банки. Денежная база в России продолжает расти быстрее инфляции уже как минимум восемь лет.

В 2017 году российской экономике также не стоит ожидать больших новостей. По крайней мере, рынок биржевых товаров обещает быть более стабильным; нефть, по осторожным прогнозам, останется в коридоре 40−60 долларов за баррель, обеспечивая достаточную поддержку бюджету.

Одним из основных рисков 2017 года является возвращение на потребительский и индустриальный рынки отложенного спроса. Действительно, потребители в 2014−2015 годах из-за негативных ожиданий существенно сократили потребление товаров долгосрочного использования. Отдельные категории товаров все еще продолжают испытывать последствия такого решения39. Однако в целом в 2016 году с января по сентябрь импорт сократился уже всего на 10% по сравнению с 2015 годом, в то время как экспорт упал на 22%, а несырьевой экспорт — на 15%. Покупатели возвращаются на рынки, используя сбережения, в силу необходимости замены амортизирующихся товаров — и это может быть тревожным знаком. Если экспорт продолжит снижение более быстрыми темпами, чем импорт, тем более если импорт начнет расти, Россия столкнется с ростом инфляции и снижением курса рубля, несмотря на стабильную цену на нефть.

Разумно ожидать от 2017 года продолжения постепенного и плавного падения основных экономических показателей.

Инфляция вряд ли составит ожидаемые правительством 4% (в частности, из-за угрозы возврата отложенного спроса). Однако в силу общей депрессии она вряд ли выйдет за пределы 6−7%: наличие резервных фондов и относительно высокая цена на нефть позволят правительству проводить жесткую монетарную политику.

Курс доллара будет, как и раньше, следовать за нефтью и инфляцией.

ВВП продолжит снижение, так как драйверы роста отсутствуют, предпринимательская активность сокращается, а бюджет не в состоянии заменить частный капитал в области инвестиций.

Падение основных инвестиционных показателей, скорее всего, окажется в пределах 10–20%, в то время как долгосрочные инвестиции, в том числе в капитальное строительство, упадут сильнее. По некоторым прогнозам, капитальное и особенно жилищное строительство может сократиться до 50%.

Российский бюджет благодаря гибкому курсу рубля будет, как и в 2016 году, сведен с разумным дефицитом. Правительство полагает, что он не превысит 3% ВВП за счет появления «дополнительных доходов бюджета», в основном от приватизации. Однако опыт продажи «Башнефти» и доли в «Роснефти» заставляет скептически относиться к таким прогнозам. Скорее мы увидим дефицит в размере около 4% ВВП (50 млрд долларов). Дефицит будет покрыт в основном за счет использования резервных фондов. Однако правительство уже анонсировало планы по началу масштабных заимствований на внутреннем рынке, и 2017 год будет показательным с точки зрения оценки рынком риска такого долга и его стоимости.

Рост налоговой нагрузки в 2017 году40 будет способствовать дальнейшему сокращению бизнес-активности и уходу в тень все большей доли среднего и малого бизнеса. По данным Росстата, с начала 2016 года количество малых предприятий в России уменьшилось на 70 тыс. (примерно 25%). Часть из них, конечно, просто переквалифицировалась в средние и микропредприятия. Но большая доля этого снижения приходится на закрытие юридических лиц предпринимателями, выходящими из бизнеса и уходящими в тень. При этом, поскольку торговля значительно легче уходит в тень, чем производство, она будет сокращаться опережающими темпами, уступая рынок низкокачественному серому импорту.

На фоне общего падения объемов производства41 в 2017 году в России следует ожидать дальнейшего быстрого снижения качества продукции в широком спектре индустрий и роста доли контрафакта и фальсификата как в ингредиентах, так и в конечном продукте. Причем не столько из-за вынужденного сокращения издержек производителями, сколько из-за слабого контроля со стороны регуляторов и высокого уровня регуляторной коррупции.

[Андрей Мовчан]

Российская банковская система: пустота внутри

Реальный капитал российской банковской системы неизвестен. Это связано с тем, что в течение многих лет служба надзора Центрального банка России делала все, чтобы коммерческие и государственные банки скрывали реальное положение дел в балансах и искусственно завышали свой капитал42. Смена руководства надзорной службы43, состоявшаяся только что, косвенно подтверждает следующий факт: банковская система дошла до точки, после которой продолжение политики тотального украшения витрин будет означать быструю катастрофу.

Эффективность банковской системы в России, даже оцененная в размерах активов на одного работника, в разы ниже, чем в США и ЕС. Масштабы существенно меньше, а риски кредитования на порядок выше. И в 2017 году эти риски будут расти: уже за 2015 год просрочка по потребительским кредитам выросла на 33%44. По коммерческим же кредитам картина неясная: она по-прежнему всячески ретушируется, чтобы имитировать сохранение банками капитала. В частности, это приводит к тупиковой ситуации с залогами по несостоятельным кредитам: банки не производят реализации залогов (сегодня на рынке они стоят ниже, чем сумма объема кредита и начисленных процентов), для того чтобы не фиксировать убытки. Залоговые активы фактически становятся бесхозными: владельцы ими уже не управляют, а банки не способны это делать.

Количество банков в России сокращается примерно на 10% в год, сегодня число функционирующих — уже ниже 50045 При этом концентрация активов очень высока, на топ-5 банков приходится около 56% активов всей банковской системы, на топ-50 — 88%46. Чтобы банковская система продолжала обслуживать потребности экономики, необходимо47 сохранить немногим более 50 банков, и теоретически банкротство всех остальных банков не окажет существенного влияния (кроме, быть может, позитивного эффекта некоторой очистки системы и стерилизации средств неудачливых вкладчиков, погнавшихся за более высоким процентом).

Совокупный капитал банковской системы сегодня формально не превышает 9 трлн рублей48. Теоретически даже полная рекапитализация системы сегодня России по плечу, а в 2017 году банкам, скорее всего, не потребуется больше чем 1–1,5 трлн рублей на докапитализацию. Конечно, 41 трлн рублей выданных кредитов — притом что мы можем ожидать резкий рост просроченной задолженности и невозвраты — это объем, который государство не сможет компенсировать. Однако в балансах банков ему противостоят 44 трлн вкладов организаций и частных лиц, а у государства есть в арсенале стабилизационных мер такие эффективные средства, как, например, принудительная конвертация депозитов и вкладов в валюте в рубли по низкому курсу; заморозка депозитов с переводом их частично в капитал банков, частично — в долгосрочные государственные обязательства и проч.

Но это крайние меры, и в 2017 году мы их не увидим. Другое дело более отдаленная перспектива — спустя пару лет после президентских выборов, когда в основном исчерпаются резервы прочности банковской системы даже при нефти в 50 долларов за баррель.

Пожалуй, более серьезным риском, чем системное разрушение банковской системы, является внезапное для рынка и регуляторов разрушение одного или двух крупнейших банковских институтов, например одного или нескольких банков из топ-10. А как следствие — цепная реакция потери ликвидности и неспособности проводить платежи, попытка бегства вкладчиков из всей системы и ее паралич. Задачей ЦБ является, с одной стороны, попытка предсказать и предупредить подобную ситуацию, с другой — моментально среагировать на нее вливанием ликвидности в систему. Пока нет оснований сомневаться в способности ЦБ справиться с задачей, но вероятность ошибки или промедления все же выше нуля.

Бюджет и экономика: запас прочности есть, но он не вечен




Российская экономика находится в процессе кризисного сокращения, архаизации и постепенно потери международной конкурентоспособности даже в тех областях, в которых она пока создает конкурентный продукт. В последние годы в ней также сформировался серьезный денежный дисбаланс. Российский бюджет дефицитен уже третий год, а во внебюджетной части присутствует большой объем избыточной ликвидности49. При этом проблемы бюджета, который ранее почти полностью ориентировался на доходы от природных ресурсов и в период пика нефтяных цен существенно инфлировал, не выглядят ни нерешаемыми, ни катастрофическими с точки зрения поддержания стабильного функционирования государства.

На конец 2015 года показатели подушевого ВВП в России соответствуют в реальных ценах уровню 2006 года, уровень средней зарплаты — 2007 году50. При ожидаемых показателях экономики за 2016 год эти показатели отступят еще на один год — к уровням 2005 и 2006 года соответственно. Примерно так же будет выглядеть ситуация с доходами федерального бюджета, которые все годы XXI века, будучи измерены в баррелях нефти Brent, составляли чуть более 4 млрд баррелей в год. И 2016 год, с ожидаемыми доходами в размере 13 трлн рублей (210 млрд долларов — 4 млрд баррелей нефти при цене чуть выше 50 долларов за баррель), не является исключением: доходы федерального бюджета России в реальном выражении примерно совпадут с доходами за 2003−2004 годы, когда реальная стоимость нефти была сравнима. Все эти годы не характеризовались существенными проблемами ни в экономике, ни в бюджетной сфере.

В таком темпе у России еще есть куда отступать: на пике падения в 1999 году, когда казалось, что еще шаг — и экономика развалится, подушевой ВВП был ниже на 21%51, а средняя зарплата на 40% уровней 2016 года. Да и доходы бюджета были существенно ниже.

Другое дело, что у государственного бюджета есть его расходная часть, которая почти в два раза превышает соответствующую часть бюджета 1999–2000 годов52. И если снижение средней зарплаты или доходов домохозяйств заставляет получателей приспосабливаться к негативным изменениям и сокращать потребление, уравновешивая сальдо внешнего счета и стоимость валюты, то потенциальное сокращение расходов бюджета существенно уменьшает возможности заработка для групп влияния, которые привыкли к неэффективным расходам и постоянно растущим посредническим и коррупционным доходам.

Группы влияния будут бороться за сохранение своего заработка, не давая бюджету сокращаться. Этот процесс уже заметен: с пика расходы консолидированного бюджета упали в реальном выражении менее чем на 20%, то есть существенно меньше, чем общее потребление53. Такая тенденция приводит к стабилизации и даже росту дефицита бюджета и росту налоговой нагрузки в России в ближайшие годы, а та, в свою очередь, еще замедлит экономическую активность в стране. Группы влияния будут стремиться восполнить потери от сокращающихся бюджетных потоков за счет увеличения своего контроля над государственными и негосударственными бизнесами; за счет повышения ренты, состоящей из взяток; навязанного долевого участия; нерыночных продаж товаров и услуг и получения нерыночных преимуществ в конкуренции.

Мы уже видим, как этот процесс идет в нефтегазовой области через национализацию, в области внешней торговли — через консолидацию потоков за счет санкций, в области технологий — через формирование нового рынка госзаказа вокруг систем контроля и ограничения контента, в области строительства — через формирование новых списков мегапроектов и проч. Чтобы не потерять одобрение групп влияния, власть будет вынуждена поддерживать их действия, что еще больше затормозит экономику. Поэтому в ближайшие годы мы можем ожидать дальнейшего сокращения инвестиций, постепенного ухода все большей доли частного бизнеса в тень и опережающего (с момента, когда налоги, собираемые от добычи и экспорта углеводородов, начнут сокращаться уже вместе с объемами добычи и экспорта) сокращения бюджетных поступлений.

Эта закрученная вниз спираль с большой вероятностью приведет страну в итоге к экономическому коллапсу. Но будет это не скоро: процесс сокращения экономики идет медленно, сокращение объемов добычи нефти из-за недоинвестирования начнется не ранее чем через три-четыре года.

Что же касается бюджета, для покрытия его дефицита в ближайшие годы могут быть использованы в комбинации следующие меры: усиление налогового давления на углеводородную индустрию, использование остатков резервов правительства, увеличение государственного внутреннего долга в различных формах, сокращение бюджетных расходов в широком спектре направлений (в том числе и в области пока неприкосновенных расходов на оборону и безопасность).

Расчеты показывают, что государство сможет в течение трех-четырех лет удерживать первичный дефицит бюджета на уровне около 3 трлн рублей (50 млрд долларов, 4% ВВП в год). Рост государственного внутреннего долга на 1,5−2 трлн рублей в год (2−2,5% ВВП) в течение пяти-шести лет как минимум не будет угрожать бюджету избыточным ростом процентных расходов, а остаток дефицита можно будет покрыть использованием Резервного фонда (на середину 2016 года еще осталось 38 млрд долларов) и ликвидной части Фонда национального благосостояния54 еще примерно в течение трех лет. Но с 2020 года замещать использование фондов придется сокращением бюджета пропорционально падению сборов, ростом налогов, необеспеченной эмиссией55.

Сложно сказать, когда наступят серьезные изменения в бюджетной конструкции. Если нефть будет расти в цене, то каждые 10 долларов прибавки цены нефти будут приносить в бюджет от 20 до 40 млрд долларов56. Таким образом, уже нефть по 65−70 долларов за баррель практически решает проблему бюджетного дефицита на сегодня. Аналогично, если нефть упадет даже до уровня 30−35 долларов за баррель, проблемы дефицита встанут намного острее и ситуация кардинально поменяется уже к 2019−2020 году.

В любом случае рано или поздно России придется пересматривать уровень бюджетных расходов кардинально. Скорее всего, мы увидим один из двух вариантов.

Либо умеренное сокращение социальных расходов, резкое сокращение оборонных расходов и попытку вернуться к клиентской позиции по отношению к мировому сообществу: открытие рынков, запрос на кредиты, помощь МВФ и проч.

Либо резкое сокращение социальных расходов, сохранение расходов на оборону и безопасность и курс на полную экономическую и политическую изоляцию.

Второй вариант представляется более вероятным.
Экономика сокращается — население не реагирует

Причин у этого феномена несколько.

Во-первых, с точки зрения подавляющего большинства граждан России, текущий кризис наступил после длительного периода экономического роста. В общественном сознании тот факт, что ситуация сегодня все еще лучше, чем 15 лет назад, перевешивает ощущение, что ситуация ухудшилась. Для того чтобы возникло массовое недовольство, уровень доходов населения, скорее всего, должен опуститься еще примерно на 30–40%, в область показателей 1999–2000 годов.

Во-вторых, рост благосостояния в 2000–2012 годах, как и последующая стагнация и падение в 2014–2015 годах, были крайне неравномерно распределены в обществе. Существенные изменения почувствовала лишь небольшая социальная группа.

Действительно, в России в 2015 году лишь у 24% немосквичей были загранпаспорта, при этом лишь 6% россиян в последние годы выезжали за границу один раз в год и чаще. Медианная зарплата57 отличается от средней по России почти на 50% (то есть доходы половины населения смещены в область очень низких зарплат)58, менее чем у 30%59 населения есть вклады в банках, а количество владельцев валютных вкладов не превышает 9% населения60. Индекс Джини, который в конце XX века в России составлял около 8, сегодня превышает 18. Центры концентрации роста благосостояния в России — Москва и несколько других крупных городов. В Москве к 2014 году подушевой ВВП составлял около 30 тыс. долларов в год61, 62, к 2016 году он упал до примерно 20 тыс. долларов, и этот уровень еще достаточно высок, для того чтобы вызвать социальный взрыв. А подавляющее большинство населения страны за прошедшие 15 лет стало жить всего лишь чуть лучше, в последние годы — всего лишь чуть хуже. Изменения не настолько значительны, чтобы вызвать резкий рост протестных настроений.

В-третьих (и только в-третьих), в отличие от западных демократий, в России нет публичной конкуренции элит за власть, сопровождающейся активной критикой правящей группы через независимые СМИ и другие каналы, — той конкуренции, которая финансируется и организуется оппозиционными группами элиты. Информационное пространство идеологически монополизировано. И если в развитых демократиях СМИ, как правило, преувеличивают экономические проблемы в пропагандистских целях, а оппозиционные силы имеют возможность координировать социальные выступления через информационные источники, в России сегодня они преуменьшают проблемы, снимают с власти ответственность, перенося ее на внешние факторы, а оппозиция лишена доступа к капиталу и возможности координации протестов.
Углеводороды незаменимы для экспорта

Российский ВВП в течение всего нефтяного кризиса 2013−2016 годов показывает удивительную стабильность состава: большинство основных сфер активности практически не изменили свою долю63.

Российский экспорт помимо углеводородов и продуктов их первичного передела имеет еще три значимые статьи: экспорт металлов, экспорт сельскохозяйственной продукции и экспорт продукции военной промышленности.

Экспорт металлов из России, так же как и экспорт углеводородов, страдает от общего снижения цен на биржевые товары. В 2015 году даже сложилась ситуация превышения внутренних цен на ряд металлов над мировыми биржевыми ценами64. В течение предыдущих 15 лет экспорт черных металлов удерживался на уровне около 20 млрд долларов в год, а экспорт цветных металлов рос, достигнув к 2011−2012 году объема в 40 млрд долларов в год.

Сегодня ситуация кардинально изменилась: за шесть месяцев 2016 года Россия экспортировала металлов в сумме менее чем на 20 млрд долларов, из них цветных металлов — менее чем на 4,4 млрд. Россия является одним из мировых лидеров по продажам металлов на внешний рынок, и ожидать, что ее рыночная доля существенно вырастет, не приходится. Медленное развитие рыночного цикла свидетельствует о том, что цены на металлы в обозримой перспективе, скорее всего, значительно не вырастут. Но даже если они вырастут, вряд ли Россия сможет значительно увеличить экспортные продажи по сравнению с предельными уровнями предыдущих лет65. Рынок очень конкурентен, в мире действуют множественные торговые барьеры и ограничения, и только в отношении российской продукции ограничения введены более чем 20 странами.

Сельскохозяйственный экспорт в последнее время растет66, и объемы его могут еще сильно вырасти — конечно, при условии существенных инвестиций и сохранения льгот производителям. Однако такой экспорт почти не приносит налоговых поступлений и не формирует базы для инвестирования в другие области производства. Добавленная стоимость от сельскохозяйственного производства очень низка, совокупная доля сельского хозяйства в ВВП России не превышает 3%, в мире доля агропромышленности в ВВП существенно сокращается уже более 30 лет подряд. Скорее увеличение агроэкспорта будет приводить к дополнительной нагрузке на бюджет в виде необходимости увеличивать субсидии, спонсирования льготного кредитования и строительства необходимой инфраструктуры за бюджетный счет.

Экспорт вооружений Россией ведется в основном в кредит, и большая часть таких кредитов никогда не возвращается67. Более того, российский экспорт плохо диверсифицирован: Индия, Вьетнам, Венесуэла и Китай покупают более 70% всего российского экспорта.

Разумеется, в перспективе невозможность использовать мировые достижения в развитии технологий двойного назначения приведет к тому, что российское вооружение начнет отставать от ближайших конкурентов — США, ЕС, Израиля и, скорее всего, Китая. Уже сегодня позиции России на международном рынке вооружений слабеют. Похоже, она потеряет рынок Индии (прежде всего военные самолеты). Китай, все еще покупающий российские системы ПВО, уже ориентируется в области авиации на свои разработки. Через 10–15 лет, когда фокус в этой области переместится на системы шестого поколения у развитых стран (и, соответственно, пятого у развивающихся), России нечего будет предложить на рынке.

Развитие новых направлений экспорта требует от России создания условий для одновременного достижения финансовой эффективности производства на ее территории и приемлемого уровня качества и потребительских свойств товаров. К сожалению, предпосылок для формирования этих факторов нет.

Средняя зарплата в России хотя и снизилась довольно существенно по сравнению с 2008−2010 годами, все еще остается значительно выше, чем в странах, являющихся основными конкурентами России с точки зрения размещения трудоемкого производства. Транспортная инфраструктура достаточно дорога, а экспортные операции практически монополизированы, и себестоимость выхода на международный рынок намного выше, чем у конкурентов. Общая налоговая нагрузка на бизнес в России примерно на 10% выше, чем в среднем в европейских странах. Неэффективная и не имеющая шансов просуществовать в течение срока жизни даже одного поколения пенсионная система и коррумпированная, неэффективная система здравоохранения порождают фактическое задвоение пенсионных и социальных сбережений. После уплаты в бюджет высоких68 социальных и пенсионных сборов работники, получающие зарплату, вынуждены выделять дополнительные существенные средства на медицинское обслуживание и «старость».

С точки зрения конкурентоспособности продукции Россия заведомо проигрывает большинству иностранных производителей. В России отсутствует традиция конкуренции. Патерналистское отношение государства к производителям и крайне нерациональное распределение трудовых ресурсов вкупе с низкой мобильностью населения69 приводят к тому, что нежизнеспособные, дорогие и некачественные производства сохраняются десятилетиями, получая дотации. Санкции и заградительные пошлины не способствуют развитию конкуренции, позволяя отечественным производителям не заботиться о качестве. 70% ВВП производится государственными и квазигосударственными компаниями, которые легко монополизируют рынок и за счет этого резко снижают свои расходы на маркетинг и контроль качества. Многим производителям не хватает масштаба и возможностей для выхода на международные рынки. Внешнеэкономическая деятельность сильно зарегулирована (на это жалуются все экспортеры), а себестоимость выполнения таможенных процедур очень высока70.

Многократно анонсированные мероприятия по упрощению ВЭД, обеспечению льготного кредитования экспортных поставок, развитию конкуренции оказываются словами, как и обещания реформ в других областях. Правительство продолжает полностью полагаться на добычу и экспорт природных ресурсов — благо у него еще есть запас времени и стабильности.





План правительства — медленное движение в тупик

Правительство России будет озабочено поиском способов улучшить качество администрирования, чтобы обеспечить наполнение бюджета и удовлетворить денежные аппетиты групп влияния. При этом никакие меры, условно называемые реформами, не могут решить задачу немедленного балансирования бюджета. Напротив, реформы скорее приведут к тому, что в ближайшие три-пять лет средств нужно будет тратить больше, на время появится дисбаланс в экономике — и кризис усугубится.

Сегодняшняя российская власть, которая своей миссией считает самосохранение на фоне стабильности общества, таких экспериментов просто не может себе позволить. Реальное доверие к власти71 в России очень невысоко. Менее 29% населения, по заявлению «Левада-центра», признают, что верят заявлениям высших чиновников72. Эта цифра корреспондирует с результатами последних выборов в Думу, на которых явка составила от 30 до 40%73 и за «Единую Россию» проголосовали от 35−40 до 52% участников74. Более 60% населения не нашли себе достойных кандидатов и бойкотировали выборы, доля проголосовавших за власть составляет от 10 до 20% населения. В стране набирают силу левые настроения: призывы к ограничению внешней торговли и рыночных механизмов, к масштабной эмиссии, национализации, государственным инвестициям в инфраструктуру все активнее находят поддержку в обществе. В этих условиях у власти нет мандата на реформы — и поддержание статус-кво остается ее единственной возможностью.

Ожидаемые административные меры с точки зрения экономической теории будут направлены на увеличение доходов бюджета без изменения самой экономики или взаимоотношений в обществе и могут быть шести типов:

Увеличение количества налогов и сборов

С учетом депрессии в экономике власть не может пойти на кардинальный рост налоговой нагрузки, особенно в случае чувствительных к ней бизнесов. Поэтому рост налоговой нагрузки будет происходить в области либо бюджетного круговорота75; либо неизбегаемой базы76; либо чрезвычайно широкой базы, с тем чтобы очень малое увеличение дало существенные прибавки к поступлениям (налог на имущество, сборы за проезд и парковки, акцизы на широко потребляемые импортные и отечественные товары, введение/увеличение сборов за детский сад, школу и проч.).

Предпочтение будет отдаваться тем методам, которые позволят ставить между бюджетом и плательщиками частных агентов из числа «приближенных» членов элиты, получающих свою комиссию; иногда она будет доходить до 100% сборов.

Расширение налоговой базы

Можно ожидать сокращения количества льгот, по существующим льготам будет дано указание на неприменение, суды будут оказывать поддержку налоговым органам.

Дискриминация

В отношении меньшинства населения, непосредственно не влияющего на стабильность системы, могут быть приняты дискриминационные законы, которые обеспечат пополнение бюджета.

Например, могут быть введены экспоненциальные ставки налогов на недвижимость, автомобили, предметы искусства77; объявлены существенные сборы за наличие заграничного паспорта; ограничены по размерам и обложены налогом расходы за границей78; введена очень высокая ставка подоходного налога для высоких заработков «верхних» 3–5% населения.

Проживание в центре города, проживание в отдельном доме, наличие автономных коммунальных систем могут быть обложены постоянными налогами; приобретение высококлассного оборудования, украшений, дорогих предметов одежды — разовыми.

Сокращение базы бюджетополучателей

Мы неминуемо придем к повышению пенсионного возраста.

Расходы на образование и здравоохранение будут недофинансироваться и зачастую уходить в непрозрачных направлениях.

Всем производителям закупаемых бюджетом товаров и услуг будут даны жесткие указания сократить стоимость поставляемых товаров, в том числе за счет качества. Проверки качества будут окончательно формализованы.

В областях неочевидных для широкой публики сократится перечень финансируемых позиций и объемы. В первую очередь пострадают, например, квоты на медицинские манипуляции, объемы и качество лекарств, поставляемых в больницы; сократится (едва ли не до нуля) финансирование «побочных» и не связанных с интересами групп влияния социальных институтов, например музыкальных школ или учреждений внешкольного образования. Подобные институты будут частично переходить на платную основу, частично передаваться организациям, желающим распространить свое влияние и лояльным власти, в частности РПЦ. Элитам регионов (а таких несколько), доверие которых сегодня покупается щедрым финансированием из центра, будет предложено существенно урезать аппетиты. В случае несогласия всегда есть возможность применить жесткие силовые меры. А если они окажутся неудачными, затратными или приведут к большим жертвам, будет на что свалить экономические проблемы и использовать ситуацию для отвлечения общества от проблем с экономикой.

Реквизиции

Вполне возможны реквизиционные действия в отношении банковских вкладов79:

— массовое банкротство банков с передачей государству активов;
— принудительный обмен валютных вкладов на рубли по низкому курсу;
— принудительный обмен рублевых вкладов на долгосрочные обязательства государства и акции самих банков, особенно государственных.

Возможна реквизиция капитала за границей — например, полный запрет на собственность за рубежом для резидентов России с требованием ввода денег в Россию и последующим обменом валюты.

Возможна и реквизиция бизнесов: частично для увеличения доходов бюджета, частично в пользу крупных и мелких местных агентов групп влияния (для удовлетворения их аппетитов в качестве замены прямым поступлениям из бюджета).

В какой-то момент может заработать судебная конфискация имущества: государство будет «по закону» забирать собственность ставших неугодными или просто более слабых владельцев активов и продавать ее за очень небольшие деньги сильным и лояльным агентам влияния. Бюджет будет получать прибыль, а расходы на поддержку лояльности можно будет снизить.

Экономическое обусловливание

Множество публичных сервисов, которые сегодня государство предоставляет бесплатно или за символическую плату, оно может использовать для сокращения своих расходов, в частности на оплату труда.

Обязательная отработка в государственном секторе для студентов — в течение нескольких лет после окончания вуза на заниженной зарплате — может стать условием бесплатного обучения.

Обязательная служба в армии или на альтернативной хозяйственной службе80 вне зависимости от поступления в вуз может стать условием бесплатного обучения в школе.

Объявленную приватизацию вряд ли можно включить в перечень мер, которые правительство принимает с целью улучшить ситуацию и пополнить бюджет.

Стоимость активов в России сегодня очень низка, а желающих их покупать мало. И в лучшем случае приватизация обернется реквизицией у неугодных олигархов капитала (но его не хватит для решения проблем), перераспределением наличности, например от «Сургутнефтегаза» к «Роснефти», или стерилизацией вкладов в банках и средств в негосударственных пенсионных фондах81.

Недавняя широко разрекламированная сделка по приватизации нефтяной компании «Башнефть»82 — сделка, которая должна была состояться параллельно с продажей государственной доли в крупнейшей российской ВИНК «Роснефть»83, — наглядно показала, что от приватизации в России никак нельзя ожидать ни снижения доли государства в экономике, ни получения им дополнительных средств. Покупателем «Башнефти» в итоге стала и так высоко закредитованная государством «Роснефть». Доля же государства в «Роснефти», из-за полного отсутствия сторонних покупателей, будет превращена в казначейские акции — скорее всего, путем кредитования «Роснефти» Внешэкономбанком84.

Все эти меры, полумеры и имитации мер, в силу очевидно негативной реакции экономики, будут приводить к дальнейшему сокращению возможностей для получения доходов бюджетом и (или) носить невоспроизводимый, разовый характер. В течение пяти-шести лет их потенциал также будет исчерпан, а давление «слева» только усилится. Это значит, что российское общество, привыкшее к патернализму и ожидающее от государства не создания условий для процветания, а растущего субсидирования уровня жизни, будет требовать индексаций зарплат в бюджетном секторе, пособий и пенсий, роста расходов на низкоэффективную социальную инфраструктуру и поддержку импорта.

Элиты, и прежде всего так называемые «системные оппозиционные партии», привыкшие обменивать лояльность власти на стабильные потоки средств из бюджета в личные карманы, также будут недовольны сокращением официальных ассигнований и неофициальных возможностей. Можно ожидать, что «левые» партии85, в сумме получившие в новой Думе более 40% мандатов86, по мере того как начнут понимать, что власть теряет поддержку, а они являются единственными, кто может ее получить, — будут увеличивать свою независимость от власти и давить на нее. В частности — требовать все больше популистских87 шагов, шантажировать власть отказом в поддержке и началом независимой игры. Власть будет вынуждена идти на все большие компромиссы: увеличивать объем регулирования цен и бизнеса, наращивать необеспеченную эмиссию, закрывать внутренний рынок, производить де-факто национализацию целых отраслей промышленности и конфискацию сбережений и собственности, вводить дальнейшее ограничение трансграничных операций.

Падение возможностей для импорта товаров народного потребления и промышленной продукции (из-за сокращения объемов и стоимости экспорта) будет вести к развитию, в основном в рамках государственной собственности или с масштабной государственной поддержкой, замещающих производств. Однако их эффективность — в отсутствие доступа к современным технологиям, к международной школе R&D, полноценной производственной кооперации и дешевому финансированию — будет низкой, а себестоимость в условиях малого рынка будет высока. И россиянам придется вспоминать про стандарты потребления позднего СССР, когда даже отечественные товары низкого качества были в дефиците, а целые их группы (автомобили, электроника, недвижимость, качественная одежда) недоступны из-за дороговизны.

Россия втянется в многолетний период так называемой перонистской экономической политики. По опыту других стран такие периоды могут длиться более десяти лет, а их последствия, в том числе социальные, прослеживаются гораздо дольше.

Даже если власти удастся сохранить стабильность экономики и не допустить катастрофы, случившейся на рубеже 1990-х годов прошлого века, Россию может ожидать еще менее оптимистичный сценарий. Велика вероятность, что на смену нынешнему умеренно-консервативному авторитарному режиму, по мере исчерпания у него экономических возможностей поддерживать лояльность населения, придет более жесткий, лево-консервативный полувоенный или военный режим, поддержка которого населением будет основываться на смеси недовольства текущим положением дел и страха перед внешним миром88.

Такой режим задержит развитие страны еще больше.

Черные лебеди российской экономики

Вероятность следующего развития событий невелика, но сбрасывать ее со счетов не стоит.

В рамках нашего базового сценария российская экономика сокращается пропорционально в течение не менее трех-четырех лет, после чего в ней начинают превалировать процессы социализации. Постепенно возникают ценовое и валютное регулирование, монополизируется внешняя торговля, ускоряется масштабная национализация, вводятся регулируемые уровни зарплат и гарантированное потребление и проч. В результате экономика получает возможность сокращаться дальше, но не разваливается еще несколько лет, возможно более десяти.

Однако этот процесс может быть прерван серьезными событиями, в результате которых ситуация начнет неконтролируемо быстро развиваться в сторону разрыва внутренних хозяйственных связей, натурализации хозяйства, быстрой долларизации экономики и потери рычагов валютного управления, обвального сокращения поступлений в бюджет, возникновения тотальных дефицитов и формирования больших групп населения, не способных себя обеспечить.

В свою очередь, за этими явлениями последуют резкий рост преступности; автономизация практически всех регионов (и доноров, которые не захотят больше делиться, и иждивенцев, которые будут искать варианты выживания в условиях прекращения дотаций) вплоть до активных и, возможно, удачных попыток отделения; возникновение локальных вооруженных конфликтов, в первую очередь возврат напряженности на Северном Кавказе, — и, скорее всего, череда попыток смены власти по типу дворцового переворота. Затем, вероятно, наступит длительный период политической нестабильности и, возможно, даже распад страны — по модели СССР или в результате куда более кровавых процессов.

Вряд ли какое бы то ни было изолированное событие может в ближайшие годы привести к описанному сценарию. Однако комбинация двух-трех факторов, рассмотренных ниже, вполне может послужить достаточным условием для начала катастрофы.

Банковский кризис, не компенсированный государственными вливаниями и докапитализацией в силу медлительности власти или неспособности принять решение

В случае если масштабный банковский кризис или катастрофа одного-двух крупных банков, как уже говорилось выше, не будет потушен предоставлением ликвидности до того, как плательщики начнут испытывать трудности с проведением платежей, а среди вкладчиков начнется паника, — возможно одномоментное обезвоживание банковской системы, попытка массового вывода сбережений в наличную валюту (даже при прямом запрете) и в материальные активы, моментальный скачок инфляции и курса валюты и потеря рублем функции меры стоимости.

Похожая ситуация была в Германии в середине 1920-х годов89, когда инфляция и запредельные расчетные риски быстро лишили бизнес стимулов развития — и экономика ответила резким падением.

Выход из строя или существенное снижение работоспособности значительного числа объектов инфраструктуры

Это может произойти в результате естественной амортизации, падения качества обслуживания, перебоев в снабжении запасными частями и электроэнергией, произошедших из-за общего сокращения бюджетных ассигнований и отсутствия инвестиций в модернизацию оборудования. При определенных условиях аварии на ключевых объектах инфраструктуры, даже если они обойдутся без жертв и ущерба другим объектам, могут существенно повлиять на экономику страны. Особенно опасны в этом смысле коммунальные системы (водоснабжение, газоснабжение, бытовое снабжение электроэнергией), проблемы с которыми могут возникнуть из-за недофинансирования и локального коллапса систем обслуживания ЖКХ.

Резкое падение добычи углеводородов

Рассмотрим такую возможность в условиях сохранения низких цен на нефть и газ на внешнем рынке.

Используемые в России методы добычи нефти являются неэффективными с точки зрения коэффициента извлекаемости90, который на сегодня ниже, чем в США, в среднем на 30% и медленно снижается, в то время как в США медленно растет. Предельно возможная добыча в России будет падать и, по некоторым оценкам, к 2035 году сократится минимум в два раза. Мы не знаем до конца уровень долгосрочного негативного эффекта от сегодняшней практики ускоренной добычи нефти в России, но научно подтверждено: эта практика ведет к снижению коэффициента извлекаемости. Вполне возможно, что добыча станет существенно падать уже через три-четыре года, а отсутствие у России современных технологий разведки и экономной добычи, частично обусловленное санкциями, не позволит ее увеличить. Как это происходит, мы можем видеть на примере Венесуэлы, которая потеряла почти две трети возможной добычи за десять лет и уже закупает нефть за рубежом.

Аналогичный эффект может иметь ввод против России эмбарго на закупку нефти и газа странами Европейского союза. Теоретически ЕС в течение трех-четырех лет будет готов отказаться от российской нефти, однако пока ни причин для этого, ни таких намерений ЕС публично не оглашал.

[Андрей Мовчан]

Коллапс крупных индустрий

В связи с падением покупательной способности в России в ближайшие годы существенно изменится спрос на различные услуги и товары, в первую очередь товары длительного пользования. Под угрозой целый ряд индустрий — от массовой, такой как малые предприятия индивидуального сервиса91, до значительной, как, например, строительная индустрия.

Себестоимость строительства квадратного метра в России снизилась за последние годы на 20%, до уровня 2002 года, но и цены на рынке упали до уровня 2001 года (все в реальных рублях). В таких ценовых параметрах спроса и предложения в 2002 году объем строительства составлял 49 млн кв. м в год, а не 138, как в 2014 году, задействованы в индустрии были не более 5 млн человек92, а не 5,7 млн93, как сегодня.

Можно предположить, что объемы строительства в отсутствие глобального субсидирования94 будут стремиться к тем самым 50 млн кв. м в год или даже окажутся ниже, а безработными только в этой индустрии станет 1 млн человек.

К списку можно добавить банковскую индустрию, бизнес перевозок, туристический, гостиничный и ресторанный бизнесы, импортную торговлю и проч. Есть вероятность, что произойдет одномоментный и взаимоиндуцирующий обвал нескольких индустрий с ростом безработицы на 5–10 млн человек (8–12%) — до 13–18% от трудовых ресурсов.

Ни государству, ни бизнесу нечего предложить этим работникам. Инвестиционная активность в стране практически нулевая; индустрии, которые 12–15 лет назад (когда строительство имело значительно меньшие масштабы, как и индивидуальные сервисы) давали этим людям работу, сильно сократились или вымерли.

Внутренний конфликт среди групп влияния

Ситуация маловероятная, но возможная.

Маловероятна она потому, что интересы групп влияния достаточно хорошо поделены, арбитрирование между ними налажено, и похоже, что все группы стремятся к сохранению мира.

С другой стороны, опыт многих стран показывает, что конфликт, несмотря на высокий уровень организации сдержек и противовесов, часто возникает, если доля ренты в ВВП падает ниже 10–12% и распределяемых потоков начинает не хватать, а подушевой ВВП низок — ниже 6 тыс. долларов. В России доля ренты в ВВП лишь немногим выше (около 16–17%) и медленно снижается, подушевой ВВП составляет, по прогнозу на 2017 год, около 8 тыс. долларов.

Опять же по опыту других стран мы знаем: конфликт между группами влияния, даже если он напрямую не перерастает в войну кланов, все равно влечет за собой существенную дестабилизацию экономики. Это происходит из-за значительных кадровых перестановок вплоть до отставки первых лиц, принятия конъюнктурных, но крайне вредных для экономики решений, резкого роста рисков в связи с переносом борьбы кланов в правовую плоскость (использование масштабных уголовных дел) и проч.

Такая же ситуация зачастую складывается даже в стабильных и хорошо организованных элитах, в случае если из строя выбывает ключевое лицо (лица), ответственное за баланс интересов. В России сегодня такое лицо одно, и, хотя вероятность того, что это лицо внезапно перестанет эффективно исполнять функции арбитра и контролера интересов, низка, она все же не равна нулю.

Высокий риск очень дорогого, непоправимого и нерационального решения

В современной России, где власть неинституционализирована, отсутствуют конкуренция и системы критической оценки решений и действий, а общественное мнение существенно искажено пропагандой и отвлечено ложными повестками, такой риск существует.

Речь идет о решении, которое вызовет резкое изменение ситуации и приведет к крайне негативным экономическим последствиям.

Сложно предсказать, что это будет за решение: может быть, повышение налоговой нагрузки, которое вызовет обвальное снижение бизнес-активности; может быть, эскалация или начало новых военных или гибридных действий, стоимость которых в итоге подорвет экономику или приведет к санкциям совершенно другого уровня95; или решение по введению жесткого регулирования цен, капитальных операций или курса валюты.

Инвестиции в инфраструктуру не будут эффективны

Существуют подтверждения прямой связи между объемом государственных инвестиций в инфраструктуру и ростом экономики. Однако необходимо понимать, что связь эта работает далеко не всегда и не везде.

Любые инвестиционные действия — то есть фактически предложение рынку новых возможностей — должны соответствовать спросу, который либо уже существует, либо еще только может сформироваться. В противном случае они экономически бессмысленны.

Нам известны случаи подстегивания экономики за счет инвестиций в инфраструктуру в ситуации, когда спрос на инфраструктуру со стороны бизнеса значительно превышал предложение.

Это явление наблюдается в африканских странах, где не хватало инфраструктуры даже для базового развития торговых и производственных отношений. При этом иностранные компании были готовы вкладываться в экономику, а местное население — включаться в экономические отношения современного типа. Мы помним примеры новых территорий в США, Канаде, Мексике, других странах, где именно расширяющийся бизнес толкал государство на инвестиции (к слову, далеко не все инвестиции в инфраструктуру были государственными).

То есть эффективнее всего эта модель работает там, где уровень инфраструктуры крайне низок, а запрос на развитие высок. В странах со средним уровнем инфраструктуры, как у России, эффект обычно значительно меньше. Настолько, что возникает вопрос: в случаях, которые можно считать «успешными», не было ли начало государственного инвестирования в инфраструктуру реакцией на рост экономической активности?

В сегодняшней России депрессия экономического развития не связана с инфраструктурным потолком, а высокая себестоимость транспортировки, связи и логистики влияет на увеличение стоимости продукта не так сильно, как факторы риска96. Вдобавок в России не хватает капитала и трудовых ресурсов для обеспечения бурного роста.

В этих условиях масштабные инвестиции в инфраструктуру со стороны государства, скорее всего, столкнутся со следующей серией проблем:

Планирование

Будут выбраны не нужные направления инвестирования, а направления, выгодные наиболее мощным лоббистам97.

Финансирование

У проектов будет масштабная изначальная переоценка; до 50% и более будет потрачено сверх реальной стоимости; большая часть уйдет в офшор, снижая курс рубля.

Выполнение

Работа будет идти медленно, без соблюдения стандартов качества; часть объектов окажется в итоге малопригодна или непригодна для эффективного использования.

Использование

Объекты будут недооснащены, не укомплектованы штатом, спрос на их использование — под вопросом. Отсутствие дополнительных инвестиций на содержание и адаптацию обречет многие объекты на простой.

Влияние на общий спрос

Средства на инфраструктурные инвестиции будут получены эмиссионным путем, их пролиферация в экономику приведет к росту инфляции, общий объем платежеспособного спроса только сократится, и спрос на эти объекты еще сильнее уменьшится.

Влияние на бизнес-климат

Переключение ресурсов на государственные инвестиции снизит бизнес-активность и повысит себестоимость для независимых бизнесов. В условиях низких объемов производства и нехватки трудовых ресурсов государственные инвестиции будут оттягивать на себя и сырье, и работников, поднимая и цены, и зарплаты. Использование потоков денег для прямого импорта (сырье, материалы, оборудование) и для косвенного (товары для продажи работающим на проектах) временно увеличит импорт и создаст дополнительное давление на курс рубля и социальную сферу.

Влияние на внутреннюю политику

Эмиссионный характер трат даст временный заработок связанной с властью элите, что ослабит ее потребность в реальных реформах для сохранения своих доходов. Таким образом, реформы в очередной раз отодвинутся, а страна откатится еще дальше вниз по уровню развития. Отставание от конкурентов станет еще большим.

Влияние на внешнюю политику

Сочетание внутренних источников и усугубляющихся экономических проблем потребует переключения внимания населения и сделает внешнюю политику для поддержания рейтинга еще более агрессивной. Это сократит вероятность как привлечения иностранных инвестиций, так и встраивания в мировые технологические процессы.

Но даже если предположить, что в стране существует запрос на инфраструктуру и всех вышеупомянутых проблем удастся избежать, объемы государственных инвестиций для раскачивания экономики, которая уже находится на российском уровне подушевого ВВП и инфраструктурного развития, должны быть колоссальными.

По статистике, если страна со средним доходом и устойчивым уровнем государственных инвестиций в ВВП 3–4% увеличивает инвестиции в инфраструктуру на 1%, это дает разовый прирост ВВП на 0,08% с 75%-ным затуханием за год. Для того чтобы достичь роста ВВП в 3% в год, России надо начать с увеличения государственных инвестиций на 36%, в следующем году увеличить их еще на 18%, потом на 9%, потом на 4,5% и так далее. Всего инвестиции государства должны вырасти в 3,7 раза (а если учитывать, что у нас 50% разойдется по коррупционным схемам и на неэффективность — то в 7 раз). По самым скромным оценкам, Россия должна будет вкладывать в инфраструктуру 15% ВВП в течение многих лет. Для сравнения: Мексика расходует на инфраструктуру 5% ВВП, Индия — 10%, Индонезия — меньше 7%, Китай — от 6 до 11%.

Эффективные реформы

У российской экономики две базовые проблемы: риски, несоразмерные возможностям получения дохода, и зарегулированность.

Самая примитивная (но очень верная) модель экономики говорит: рост происходит там, где предприниматели и инвесторы видят позитивную разницу между уровнем ожидаемых доходов и уровнем ожидаемых рисков от вложений или старта проектов98.

Таким образом, для роста экономики необходимо, чтобы либо потенциальные доходы были достаточно высоки99, либо риски ведения бизнеса существенно снизились. В этих условиях капитал сам начинает идти в страну — и предприниматели осваивают новые инвестиции. При этом рынок с минимальной помощью государства в виде разумного регулирования способен идентифицировать точки роста.

В России сегодня нет областей, в которых можно ожидать сверхприбылей100. Россия — страна, достаточно жестко изолировавшая себя от международной кооперации и со сравнительно небольшим для изолированного рынка населением (всего 2% от всей Земли) — этого недостаточно для выхода бизнеса на уровень конкурентных цен и качества в мировом масштабе.

Россия — страна среднего дохода, здесь фактически не осталось ниш для высокомаржинального бизнеса, особенно сегодня, когда доходы жителей падают.

Россия — страна квазимонополистических конгломератов, которые оказывают жизненно необходимые бизнесу услуги (поставка энергии, перевозки и проч.) по завышенным ценам.

Россия в высокой степени зависит от импорта, то есть сырье российские компании закупают по высоким ценам — и оно облагается повышенными налогами.

В этой ситуации единственный способ увеличить экономический потенциал страны — снизить риски. В развитых странах, таких как государства Северной Европы, США, Канада и другие, пространство для получения сверхдоходов также ограниченно, если вообще оно есть, — в первую очередь из-за высокой конкуренции, высоких налогов и медленного роста потребления. Тем не менее средняя скорость роста подушевого ВВП в этих странах превышает 1 тыс. долларов в год101 (что для России составляло бы 13% годовых!) — этот результат достигнут за счет крайне низких рисков ведения бизнеса.

Базовые риски, с которых надо начинать, это риски, связанные с владением собственностью102 и правоприменением — как в спорах с государством в лице регулирующих, силовых и фискальных органов, так и между хозяйствующими субъектами.

К сожалению, кратко изложить последовательные и детальные предложения по коренной перестройке системы с целью минимизации рисков правоприменения невозможно. Однако стоит обозначить направления движения.

Необходимы:

масштабные изменения законодательства, направленные на защиту предпринимателей и инвесторов;

гарантии примата международных судов и прáва;

презумпция невиновности в делах против государства;

запрет на возбуждение уголовных дел при отсутствии поддерживающего решения и даже прямой передачи дела в гражданском процессе;

повсеместное внедрение суда присяжных;

программа защиты бизнеса при обвинении владельцев или топ-менеджеров;

независимая всеобщая выборность судей начиная с низшего звена;

система защиты добросовестного приобретателя и снятие всякой ответственности с держателя прав, в случае если права были действительно выданы государством вне зависимости от допущенных государством при этом нарушений;

100%-ная амнистия собственности и т. д.

Все это должно привести к тому, что предприниматели и инвесторы пересмотрят оценки рисков и произойдет переход от сегодняшней феодально-коррупционной модели правоприменения к модели, основанной на состязании сторон и соблюдении закона.

Наконец, очень важной частью системы снижения рисков является комплекс законодательных мер для защиты инвесторов и предпринимателей от изменений законодательства, решений и действий (не только противоправных) государственных органов и прочих действий или бездействия со стороны государства или любых должностных лиц в любых формах, которые влекут за собой убытки или упущенную выгоду.

В частности, такие законодательные акты должны защищать инвесторов и предпринимателей от тех изменений законодательства и решений органов власти, которые существенно ухудшают условия ведения бизнеса, — в случае если бизнес создавался или развивался в разумном расчете на прежние условия и (или) если государство в той или иной форме давало гарантии или заверения, в том числе устные, что условия останутся прежними.

И конечно, массовые иски и защита в международных судах должны допускаться без каких-либо оговорок.
Примечания

1 Это выяснилось в процессе расследования так называемого «дела о томографах» — огромных взятках, полученных чиновниками за поставки в Россию медицинской техники.

2 В 2014 году, например, разница в оценке объемов экспорта Китая в Россию и импорта России из Китая составила около 10 млрд долларов, или 0,5% ВВП.

3 Частным образом оплачиваемые услуги, открытые рынки, вклад личных хозяйств, нелегальное потребление энергии и других ресурсов.

4 http://www.gks.ru/metod/metodika.htm.

5 http://www.cbr.ru/publ/moneyandcredit/yurov_04_15.pdf.

6 http://www.cbr.ru/statistics/p_sys/p...e=sheet013.htm.

7 http://www.cbr.ru/publ/moneyandcredit/yurov_04_15.pdf.

8 Основной сферой такого фиктивного трудоустройства являются муниципальные службы и жилищно-коммунальные комплексы, но похожая практика есть в значительном количестве федеральных и региональных бюджетных организаций: безработные граждане из депрессивных районов, где невозможно найти работу за небольшую плату наличными, оформляются на работу, но не работают, а большую часть их заработной платы получают чиновники, контролирующие соответствующие учреждения.

9 http://www.rbc.ru/economics/03/10/20...7947f49c75b319.

10 http://xn----ctbjnaatncev9av3a8f8b.xn--p1ai/.

11 http://ubiznes.ru/valuta/kurs-dollar...1992-2012.html.

12 Эта возможность была окончательно получена с устранением единственного «непокорного» олигарха — основного владельца крупнейшей нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского — и национализацией этой компании.

13 https://www.gazeta.ru/news/lastnews/..._1282068.shtml.

14 http://minfin.ru/ru/document/?id_4=6963.

15 http://moluch.ru/archive/51/6552/.

16 По данным «Ведомостей» (http://www.vedomosti.ru/politics/art...ossii-uezzhaet), Россию с 1989 года покинули около 4,5 млн человек. Эмигрируют люди в основном с высшим образованием (от 31 до 42% в зависимости от страны иммиграции). Эмиграция, снизившись к 2009 году, с 2010-го опять росла, в 2015 году уровень эмиграции приблизился к уровню 1995 года.

17 В два раза больше, чем в среднем по развитым странам.

18 http://www.gks.ru/.

19 https://www.cbr.ru/press/print.aspx?...&sid=ITM_24300.

20 http://cbr.ru/press/pr.aspx?file=161...6T00_39_23.htm.

21 Около 15%, по официальным данным Росстата, но, поскольку расслоение в последние два года значительно выросло, более бедные слои населения пострадали намного сильнее.

22 http://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.CD.

23 Это проявилось в падении покупательской активности по отношению к товарам долгосрочного спроса и сокращении доли импорта в потреблении, а заодно и потребления в целом.

24 http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ro...se/industrial/.

25 http://tass.ru/ekonomika/3629043.

26 Мы потребляем в четыре раза больше энергии на 1 доллар ВВП, чем Япония.

27 Себестоимость перевозки грузов, хранения, таможенной очистки у нас существенно выше, чем в развивающихся и даже во многих развитых странах.

28 Особенно в отношении прав собственности.

29 http://www.vedomosti.ru/economics/ar...uyut-ekonomiki.

30 https://www.cbr.ru/hd_base/?PrtId=mrrf_m.

31 http://www.rbcplus.ru/news/57ca51897a8aa919549e538e.

32 Телекоммуникации, платежные системы, транспортные системы, IT, навигация, спонсирование деятельности некоммерческих и благотворительных организаций и др.

33 https://newdaynews.ru/moskow/587249.html.

34 https://www.cbr.ru/statistics/?PrtId=svs.

35 Ожидаемое сальдо на конец года превышает 80 млрд долларов США.

36 http://www.gks.ru/bgd/free/b00_24/Is...0/i000850r.htm.

37 За 2015 год они выросли всего на 19%.

38 https://www.cbr.ru/statistics/?PrtId=dkfs.

39 В частности, спрос на автомобили показал падение еще на 10% с августа 2015 года.

40 Через сокращение количества льгот, рост налогов на недвижимость, рост базы для разовых и сервисных сборов и проч.

41 Рост возможен лишь в некоторых областях, ориентированных на экспорт — в силу снижения себестоимости — и на внутренний спрос — в силу потери доступного импорта и сокращения покупательной способности.

42 За счет внесения в него переоцененных активов, специальных «кольцевых» схем и неправильной оценки рисков по кредитам и инвестициям.

43 http://www.banki.ru/news/lenta/?id=9263915.

44 https://rg.ru/2015/10/29/kredit-site-anons.html.

45 https://www.cbr.ru/statistics/?PrtId=lic.

46 http://www.cbr.ru/analytics/bank_system/obs_ex.pdf.

47 А возможно, и полезно из-за позитивного эффекта масштаба.

48 http://www.riarating.ru/banks_rankin...630010446.html.

49 Остатки на счетах банков в ЦБ составляют триллионы рублей, доходности валютных обязательств российских эмитентов отвечают не официальному страновому рейтингу, а скорее рейтингу уровня АА, банки не знают, кому выдавать кредиты, и снизили ставки по депозитам до уровней ниже инфляции.

50 http://data.worldbank.org/indicator/...D?locations=RU.

51 http://data.worldbank.org/indicator/...D?locations=RU.

52 http://www.roskazna.ru/ispolnenie-byudzhetov/.

53 http://www.gks.ru/bgd/regl/b11_13/Is...g/d5/22-04.htm.

54 Всего 75 млрд долларов на середину 2016 года, но около 30 млрд из них неликвидная часть, содержащая в себе обязательства других квазигосударственных институтов.

55 Для этого, скорее всего, будет изменен закон о ЦБ, которому будет предоставлено право напрямую кредитовать правительство.

56 Сложно сказать точнее, так как ненефтяная налоговая база все же сокращается, да и добыча может начать падать.

57 Росстат: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ro...tistics/wages/.

58 Росстат: http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ro...ulation/level/.

59 https://www.cbr.ru/publ/MoneyAndCred...ikov_09_15.pdf.

60 http://investcafe.ru/blogs/23631/posts/53984.

61 http://mrd.gks.ru/wps/wcm/connect/ro...tatistics/grp/.

62 http://moslenta.ru/news/2015/09/22/vrpmoskva/.

63 http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ro...ics/accounts/#.

64 http://iep.ru/files/RePEc/gai/monreo...016-24-607.pdf.

65 Около 60 млрд долларов в год.

66 http://vz.ru/economy/2016/6/23/817180.html.

67 В частности, 25% экспорта 2015 года — это поставки Венесуэле, которая, скорее всего, никогда не расплатится с долгом.

68 20−30% от зарплаты в зависимости от ситуации.

69 Примерно в 130 российских городах более половины трудовых ресурсов заняты даже не в одной отрасли, а на одном предприятии.

70 По словам участников рынка, стоимость инспекции контейнера в порту Санкт-Петербурга — разгрузка, доставка на контроль, погрузка обратно — превышает стоимость аналогичной процедуры в порту Таллина в четыре раза.

71 Показатель, который сильно отличается от количества проголосовавших за власть на тех или иных выборах: на выборах избиратели сравнивают существующую власть и альтернативы, а не выражают степень своего доверия.

72 http://www.levada.ru/2016/08/12/14111/.

73 https://rg.ru/2016/09/23/cik-obnarod...v-gosdumu.html.

74 Точнее сказать невозможно, так как фальсификации, по общему признанию, были масштабными.

75 Будут расти налоги на бюджетные организации, в том числе на фонд зарплат и имущество, чтобы при видимости сохранения и даже увеличения финансирования возвращать в бюджет большую долю выплат.

76 Рост коммунальных платежей и введение их новых типов, реквизиция поступлений специализированных платежей в централизованные фонды и проч., введение налогов на доходы от депозитов и от курсовых разниц, налога на обмен валюты и т. д.

77 C формальными способами их избежать для близких к власти групп влияния.

78 Это легко сделать через запрет на вывоз наличных и контроль движений по картам с взиманием налога с банка, проводящего списание.

79 Их только у населения сегодня более чем на 250 млрд долларов.

80 В условиях оттока мигрантов обязательная трех-четырехлетняя хозяйственная служба, в том числе для девушек, с выполнением неквалифицированных работ — перспективное экономическое нововведение.

81 В том случае если банкам, особенно государственным, будет разрешено вносить приватизируемые предприятия в свой капитал по цене сильно выше цены сделки.

82 «Башнефть» на сомнительных основаниях была отобрана государством у частного собственника.

83 Наследнице активов еще одной национализированной компании ЮКОС.

84 При этом с точки зрения финансовых показателей Внешэкономбанк и сам является банкротом и давно уже использует золотовалютные резервы правительства для поддержания себя на плаву.

85 КПРФ, ЛДПР и готовая примкнуть к ним в случае роста их влияния «Справедливая Россия».

86 Их результат был бы намного больше, если бы не массовые фальсификации в пользу проправительственной «Единой России».

87 На самом деле — коммерчески выгодных лидерам этих партий и широкому кругу «бенефициаров левого курса».

88 Этот страх нынешняя власть весьма успешно прививает населению в виде искаженных в сторону романтизации и примитивизации общественных воспоминаний об истории СССР — в частности, идей об «успешной индустриализации» времен Сталина, «изобилии и порядке» времен раннего Брежнева, «всемирно признанной мощи» Советского Союза.

89 https://en.wikipedia.org/wiki/Hyperi...eimar_Republic.

90 http://www.nitpo.ru/articles/povishe...rija-dejstvij/.

91 Большинство парикмахерских, салонов красоты, спортивных клубов, кафе используют импортное сырье и ингредиенты, что сегодня резко увеличивает себестоимость на фоне падающего платежеспособного спроса; в индустрии индивидуального сервиса занято более 3 млн человек.

92 http://www.gks.ru/bgd/regl/B04_46/Is...0/i010030r.htm.

93 http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ro..._1138716432453.

94 Размер рынка превышает 200 млрд долларов с маржой 8% (http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/ro...prise/building) то есть для существенного увеличения спроса субсидировать придется десятки миллиардов долларов в год.

95 Например, эмбарго на покупку нефти и (или) на продажу России комплектующих к импортным самолетам, машинам, оборудованию; запрет на продажу кормов и проч.

96 Отсутствие адекватного правоприменения и защиты прав инвесторов и предпринимателей, политические риски, коррупция и проч.

97 Остров Русский, Сочи, программа кардиоцентров, инвестиции в «Нитол», проект «Сила Сибири» — лишь малая часть реальных примеров.

98 Мы оставляем в стороне модель государственной экономики, развитие которой идет вне зависимости от доходов и рисков, просто потому, что знаем на практике: государственная экономика ни при каких условиях не может обеспечить устойчивого сбалансированного роста.

99 Так происходит в очень бедных странах, где с низкой базы рост бывает очень быстрым, поскольку высок неудовлетворенный спрос. Так происходило и в России нулевых, где потоки нефтедолларов приносили высокие доходы и сохранялась иллюзия скорой либерализации экономики.

100 Кроме, конечно, преступной деятельности, коррупционных схем и участия в государственных подрядах — последнее зачастую является комбинацией того и другого.

101 http://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.CD.

102 Даже мэр Москвы уничижительно называет свидетельства о собственности «бумажками».

[Андрей Мовчан]

http://carnegie.ru/2017/01/01/ru-pub-67621

Источник: Getty

Cтатья / интервью01 января 2017Speakercom

Краткое резюме:
Россия как экономика застряла, и за весь 2016 год ничего не произошло: ничего не сделали, ничему не научились.

Мало что изменилось за прошедший 2016 год. У нас падает спрос, потому что падают доходы. Из-за низкой цены на нефть у нас не хватает денег, чтобы капитализировать экономику. Продолжается разрушение производственного и сервисного сектора, потому что у нас накапливаются проблемы из-за нехватки нефтяных денег. А условия для работы и риски в стране зашкаливающие, и они только растут. Все меньше и меньше представителей бизнеса, которым интересно тут работать. Количество предприятий сокращается, количество банкротств растет.

На этом фоне падает, естественно, инфляция, но только лишь потому, что спрос упал. Товары дешевеют. Центробанк называет это своей заслугой, хотя это заслуга рецессии, которая у нас идет. При этом, на таком вот фоне, на выборах в сентябре у нас граждане проголосовали ровно за эту политику. И поэтому, скорее всего, она будет продолжаться.

Инвестиции в стране близки к нулю. Они у нас никогда не были особо большими, но если отвлечься от каких-то госпроектов, которые у нас радостно засчитываются в инвестиции, то они у нас близки к нулю уже довольно давно – третий год подряд. Этот тренд продолжится, потому что иностранные инвестиции у нас частично не заходят из-за санкций. Внутренних инвестиций нет, потому что люди прекрасно понимают уровень рисков, а государство сокращает инвестиции, потому что у нас денег в бюджете нет.

Победа Трампа на выборах в США нам ничего не дает. Начнем с того, что я никогда не встречал людей, которые бы «очень радовались победе Дональда Трампа на выборах». Во-вторых, нам нет никакого дела, какая там фамилия у президента США. По телевизору можно рассказать все, что угодно. Но что только теперь будет делать сам телевизор, как он будет выходить из положения, не очень понятно. Все, что теперь сделает Америка из числа того, что нам не очень нужно, теперь уже нельзя будет сваливать на американцев, потому что мы уже объявили их хорошими по телевизору…

Трамп - не политик, Трамп – бизнесмен. Судя по его предвыборной программе, он не до конца понимает экономические механизмы. Но Трамп при этом абсолютный прагматик, в отличие от политиков, и делать он будет, скорее всего, то, что он сочтет полезным для своей страны. Его не волнует никакая дружба или вражда с Россией – его вообще не волнует Россия, потому, что это всего 1,5% мирового ВВП, и там, где будет противостояние США и России он будет действовать в интересах США. Если он сочтет, что США не выгодно противостоять России – он не будет противостоять. А если он сочтет, что вот в этом конкретном месте полезно противостояние – значит, он изменит политику под данную конкретную выгоду, и это может случиться в любой момент.

Наша экономика на США никак не завязана. У нас со Штатами товарооборот в два раза ниже, чем с Китаем. И ничего такого критичного у них не покупаем, ничего критичного не продаем. Я бы даже не стал дискутировать вопрос наших экономических отношений.

Теперь о санкциях. Они на нас не особенно влияют. Запретили нескольким компаниям и банкам брать деньги за рубежом? Так они их и не берут, у нас и без того полно денег в экономике. У нас внешний долг упал на 30% за последние три года не потому, что санкции ввели – он падал еще до санкций. Он упал, потому что нам некуда эти деньги использовать, мы не хотим их тратить. Вкладывать куда-то – у нас рецессия. Санкции по поводу технологии добычи нефти? Но мы добывает нефть на переделе. У нас добыча нефти растет, никакие санкции нам тут не мешают.

В данном случае для правительства было удобно обвинять во всем санкции США, сваливая с больной головы на здоровую, а теперь мы обе головы объявили здоровыми, и что теперь будем делать – не знаю.

Стоит ли доллар 61 рубль или он стоит 80 рублей, как год назад, по большому счету, не имеет никакого значения. Значение имеет то, сколько денег получают домохозяйства. А домохозяйства в этом году реально получают на 6% меньше, чем в прошлом. При этом если бы рубль был 80, а домохозяйства получали бы больше – это был бы успех. А так он 61 рубль, а домохозяйства получают меньше – это неудача. Сейчас, например, доллар вырос по отношению к евро. На пике он был 1,6 к 1 , сейчас 1, 05 к 1. Никто в Америке этому не рад. Все задумываются – как с этим быть, почему такая твердая валюта, это будет мешать экспорту. Твердый рубль тоже мешает экспорту. И вовсе не является признаком успеха.

Что касается сельского хозяйства – оно должно работать, другой вопрос, что все сельское хозяйство у нас в стране – это меньше 3% ВВП. И даже рост сельского хозяйства допустим на 0,5 % - что он нам дает? Абсолютно неощутимая цифра. На пшенице мы не выедем, это не панацея.

Нам нужны отрасли с высокой добавленной стоимостью, высокотехнологичные, нужны большие масштабы производства, большие масштабы сервиса. А с сельским хозяйством – ну будет засушливый год, и опять все уменьшится. Так экономика не работает.

Наше правительство не делает ничего, оно просто наблюдает за картинкой. Но может оно и к лучшему, потому что все, что правительство делало, оно обычно оборачивалось к плохому.

Сделать можно было бы многое. Нам надо снижать риски – это уже такая мантра, которую мы без конца повторяем. Нам надо снижать риски, чтобы предприниматели и инвесторы поверили правительству, поверили обществу, что им наконец, дадут возможность работать, что у них не будут отнимать, их не станут сажать, не будут законы постоянно новые вводить, что не будет налоговая база каждый день меняться и способы их исчисления.

Нам надо проводить такую внешнюю политику, чтобы иностранцы могли инвестировать в нашу экономику. У нас, между прочим, если забыть обо всем прочем, у нас 1 триллион долларов лежит на счетах наших граждан за рубежом. Сделать так, чтобы люди захотели вернуть эти деньги в экономику страны – уже будет большим достижением правительства.

Мы, как экономика, застряли, и за весь 2016 год ничего не произошло: ничего не сделали, ничему не научились.

[Андрей Мовчан]

http://carnegie.ru/commentary/?fa=66549
29.12.2016

Экономический кризис

Ярмарка у Сен-Дени. Иллюстрация из средневекового манускрипта. XVв. Источник: Bibliothèque nationale de France/gallica.bnf.fr

Большинство реформаторов справедливо сетуют на то, что Россия – чисто феодальная страна, но все равно не учитывают это в своих предложениях. Хотя правильный ответ, возможно, лежит на поверхности: развивать надо то, что есть, методами, доказавшими свою эффективность в странах, похожих на сегодняшнюю Россию, – например, в Европе времен раннего Средневековья, в Золотой Орде, в Византии

Близится Новый год – время веселья, а не раздумий, время для шуток, а не дел. А меня все чаще спрашивают, как может выглядеть программа экономических реформ. А я все чаще отказываюсь отвечать – тема слишком грустная. Я даже говорю: не могу всерьез разговаривать на эту тему. Но в конце концов, раз Новый год, то можно ведь поговорить и не всерьез.

Мы все хотим экономического роста. Проблема (я пока все еще всерьез) не в наших желаниях, а в том, что наше общество, наше сознание совершенно не готовы к продуктивным переменам. Изобилие ресурсов столетиями позволяло нам сохранять архаичную экономику и политическое устройство, а страшные события ХХ века (хронический голод нулевых, Первая мировая, революция и Гражданская война, красный террор, голод 30-х, репрессии, Вторая мировая, репрессии 40–50-х, медленная ломка сознания застоем, экономическая катастрофа конца 80-х и массовая эмиграция 90-х) уничтожили не только десятки миллионов граждан, но и инициативность общества, созидательную энергию, гражданскую активность, внедрили в сознание большинства иждивенчество и примитивно-групповой комплекс.

Мы не созрели для принятия перемен, катализатором которых были бы позднекапиталистические реформы – весь этот уже избитый набор из независимости судов, выборности властей, защиты прав, примата индивидуума, стимулирующих экономических законов и общих свобод. Давно ли мы смеялись над Монголией, которая «совершала скачок из феодализма в социализм», и вот сегодня большинство реформаторов-теоретиков справедливо сетуют на то, что Россия чисто феодальная страна, но вместо того, чтобы учитывать это в своих предложениях, требуют волшебного превращения ее в страну развитого общества, верховенства закона и политической демократии.

Социологи могут говорить о современной российской шизофрении: с одной стороны, мечты о капиталистической демократии, которые некому реализовывать, с другой – феодальная реальность, которую никто не хочет учитывать и подстраивать под нее экономические программы. И на двадцать программ, как развивать нашу экономику, если вдруг завтра мы проснемся и обнаружим Россию современной и демократической (не говоря уже о двадцати программах, говорящих о том, как Россию побыстрее утопить – то в эмиссии, то в регулировании, то в новом переделе собственности, то в войне силовиков), не найдется ни одной, говорящей, что делать, если, проснувшись завтра, мы обнаружим Россию точно такой же, как и сегодня.

И вот тут я перестаю быть серьезным (ВНИМАНИЕ!), и в голову мне приходит следующее: возможно, правильный ответ лежит на поверхности: развивать надо то, что есть, методами, доказавшими свою эффективность в странах, похожих на сегодняшнюю Россию, – например, в Европе времен раннего Средневековья, в Золотой Орде, в Византии.

Система протекции

Начнем с главных проблем российской экономики – отсутствия доверия между экономическими агентами и высокого уровня рисков ведения экономической деятельности, совершенно неадекватного ожидаемому доходу. Из-за недоверия и страха никто не хочет ничего делать. Заработанное, украденное или полученное в беззалоговый кредит выводится из страны. Главное устремление более образованных граждан – попасть на государственную службу и оттуда одной рукой получать жалованье, а другой – взятки; менее образованных – попасть в силовые органы и оттуда грабить более образованных. Но и в Средние века общая ситуация была похожей: законы были рудиментарными, судьи – бессильными, кто был вооружен лучше, тот и был прав. А страны тем не менее развивались.

Развивались они благодаря системе протекций – феодальная лестница представляла защиту экономическим агентам от самого верха и до самого низа. Конечно, Россия лишена системы сословий и феодальной иерархии, и это даже хорошо, поскольку открывает вертикальные лифты, но систему протекции у нас ввести вполне возможно.

Сегодня малый, средний и даже крупный бизнес страдают от произвола чиновников, губернаторов, силовиков и центральных властей. Система протекций могла бы искоренить произвол, заменив его строго регламентируемыми отношениями. Протекция могла бы быть лицензируемым бизнесом. Лицензии получали бы организации, обладающие своими развитыми юридическими службами, охранными подразделениями, достаточным капиталом, могущие доказать свои устойчивые связи с высшей властью и способность влиять на решения судебной системы.

Администрация президента могла бы выполнять роль «протектора протекторов» и давала бы протекцию самим лицензированным протекторам друг против друга. Успешными протекторами могли бы быть, например, Сбербанк, РПЦ, ВТБ, «Почта России», группа банка «Россия», РЖД, «Газпром», «Транснефть», «Ростехнологии», «Роснано», ВЭБ, РФПИ, ряд других организаций. Очень важно, чтобы протекторы действительно могли защищать клиентов, поэтому их число должно быть ограниченным, в регионах они должны действовать через свои филиалы.

С протекторами их клиенты делились бы долей в бизнесе и некоторой частью прибыли. Максимальные тарифы за протекцию регулировало бы государство. У протекторов собирались бы пакеты акций клиентов, которые можно было бы объединять в фонды, а фонды, например, листинговать на бирже – это подстегнуло бы фондовый рынок. Компании без протекторов вообще можно было бы не листинговать – чего они стоят без протекции.

Были бы, конечно, некоторые условия. Например, протекторы не имели бы права участвовать в конкурентной борьбе своих клиентов. Их задачей было бы только защищать бизнес от посягательств бюрократии во всех ее видах – властной, судебной, контрольной, силовой. С другой стороны, протекторы несли бы ответственность за клиентов в части выполнения последними их обязательств и этики их бизнес-поведения, что существенно повысило бы доверие между бизнесменами. Наконец, протекторы могли бы нести ответственность вместе с клиентом, если последний был уличен в преступлении. Это обеспечило бы пристальный контроль за клиентами со стороны протекторов.

Система протекции решила бы вопрос защиты бизнеса от посягательств бюрократии и проблему взаимного недоверия в бизнес-среде. При этом конкуренция между протекторами привела бы к рыночным отношениям с ними, с прозрачным ценообразованием. Это было бы залогом допустимого уровня стоимости протекции для развития бизнеса и, главное, предсказуемости, что так важно для бизнесменов.

Магдебургско-тверское право

Наряду с системой протекции (которая хороша для традиционных бизнесов, но не способствует развитию новых технологий, изобретательству и наукоемкому бизнесу) было бы неплохо взять на вооружение и средневековую систему локального внедрения прогрессивного права в отдельных городах – там, где могут формироваться кластеры новой экономики. Если в Европе это было магдебургское право, то в России это может быть, например, тверское право – специальный свод законов, созданный путем перевода в Твери основных законов, скажем, немецкого хозяйственного права на русский язык.

Города, получающие такое право, будут аналогами особых экономических зон, только суть этих зон будет не во внешних субсидиях или сниженных налогах (как будет показано далее, система позволит снизить налоги повсеместно), а в создании возможности для установления эффективных экономических отношений. Такие города должны избирать свое руководство (магистрат) из числа жителей, сами принимать законы о проживании (принимать в число граждан города по своим правилам), сами устанавливать локальные налоги и вносить изменения и дополнения в законы, регламентирующие работу коммерческих предприятий и социальную жизнь (вплоть до уголовного кодекса) на их территории, сами избирать свой суд и руководство силовых органов, сами формировать социальное обеспечение своих граждан, а саморегулируемые профессиональные организации должны иметь самые широкие полномочия.

Разумно будет ограничить число таких вольных городов парой десятков, а количество жителей, скажем, 15 процентами от числа жителей страны. Эти цифры примерно будут соответствовать уровню готовности российского общества к таким экономическим отношениям. Можно даже разумно ограничить выезд жителей таких городов в остальные области России (но, конечно, не за границу) и приезд жителей остальной России в эти города. Есть высокая вероятность, что внутри таких городов сосредоточатся не только прикладная наука, образование, современная культура и производство, но и протестные группы населения, что позволит отчасти удовлетворить эти группы и снизить уровень протеста и, кроме того, эффективно изолировать их от остального общества.

Налоговая система и бюджет

Конечно, сама по себе система протекции и уход в вольные города современных бизнесов могут иметь негативные последствия для бюджета – протекторы эффективно защищали бы бизнес не только от поборов налоговых органов, но и от избыточной налоговой нагрузки, а вольные города платили бы меньше налогов в федеральную казну (если не считать сбор за право проживания в вольном городе, который мог бы быть существенным). Поэтому при внедрении этих принципов необходимы балансирующие механизмы.

Более того, строительство системы протекции займет время, да и после ее построения эффект проявится не сразу. Новые инвестиции будут приходить постепенно, потребуются годы на то, чтобы они превратились в рабочие места и товары. Решить проблему переходного периода и снижения налоговых платежей, вызванного протекцией, можно за счет одновременного кардинального изменения налоговой системы, изменения приоритетов расходования средств бюджетов и внедрения эффективно работавшей в средневековой Европе системы налоговых откупов.

Откупы

Откупы (разумеется, с использованием лицензированных откупщиков) позволят решить сразу несколько важных проблем. Во-первых, государство получит возможность стабильно планировать расходы и сможет сформировать дополнительные резервы, так как плата за откуп будет вноситься вперед на срок от года и до нескольких лет (возможны даже продажи «навечно», до 49 лет). Во-вторых, продажа откупов на тендерной основе позволит максимизировать выручку государства – откупщики будут конкурировать за мандаты. В-третьих, система откупов позволит перевести ныне являющиеся большой нагрузкой на госбюджет персонал и инфраструктуру налоговых органов в разряд структур рыночных, к тому же уплачивающих налоги с прибыли, – это существенно сократит нагрузку на государственные бюджеты, а откупщики, в стремлении больше сэкономить, значительно оптимизируют бюджеты этих организаций.

В-четвертых, откупной деятельностью займутся и протекторы, и другие структуры из числа особо приближенных к первым лицам государства (откупной бизнес очень прибыльный). Это позволит легализовать их право на сверхдоходы, и, вместо того чтобы быть обузой для бюджета и постоянно разворовывать выделяемые им на спецпроекты средства, «друзья первых лиц» будут мотивированы максимизировать доходы бюджета (как один из вариантов условий откупа можно продавать право откупа за фиксированную сумму, а потом все собранное сверх нее делить в определенной пропорции между откупщиком и бюджетом).

Откуп можно будет секьюритизировать, и на финансовом рынке России появится целый сегмент с капитализацией в десятки, если не сотни миллиардов долларов, со своими деривативами, системами хеджирования, отдельным рынком долга, обеспеченного откупом, и прочее. Это даст огромные возможности для пенсионных фондов, банков, иностранных инвесторов, оживит финансовую систему.

Наконец, откупщики создадут разумный рыночный баланс протекторам в области корпоративных налогов (а если будет введен институт личной протекции, то и в области налогов с частных лиц) – очевидно, что Сбербанк более разумно договорится о размере налогов со своего клиента, например, со структурой Ротенберга, чем сам клиент с налоговым инспектором.

Изменение налогов

Параллельно надо существенно изменить саму налоговую систему. Сегодня подоходный налог и налог на прибыль организаций составляют едва ли по 10% от доходов бюджетов РФ (20% всего), сбор их крайне трудоемок, уровень уклонений высок. Полезно вспомнить, что в средневековой Европе не было никаких индивидуальных подоходных налогов, а аналоги налога на прибыль были похожи либо на вмененные (договорные) налоги, либо на добровольные пожертвования. Вполне можно отменить и тот и другой налог в России.

Заменой подоходному могли бы служить увеличенные легкособираемые налоги на имущество и землю. Чтобы компенсировать подоходный налог, их надо увеличить примерно в три раза. Это одновременно решит проблему прогрессивности, обеспечит ощущение социальной справедливости и предоставит преференции отечественным землевладельцам и строителям – в отличие от иностранцев они не будут уплачивать налог на прибыль.

Заменой налога на прибыль мог бы стать введенный налог с конечных продаж (уплачиваемый покупателями, приобретающими товар или услугу для использования, а не для перепродажи), который одновременно заменил бы в ряде случаев сложно вычисляемый НДС. Если сохранить НДС только на импорт в том же размере, что и сейчас, а для внутренних операций ввести налог с конечных продаж, то бюджет не пострадает, администрирование и вычисление налогов станет существенно проще, экономические агенты будут мотивированы сберегать (а значит, инвестировать), создавать бизнес и реинвестировать прибыль.

В сегодняшней России распространена практика необоснованных требований налоговых выплат, из-за которых плательщики, понимая бесперспективность судебного разбирательства, часто уплачивают начисленные налоги или договариваются с чиновниками о замене уплаты начисленных налогов выплатой взятки. Эту практику частично должна победить система откупов, но мы можем предполагать, что и в рамках откупной системы, и под протекцией все равно будут встречаться попытки изъятия избыточных налогов. При этом государство уже получит к моменту такого спора причитающиеся ему деньги и будет заинтересовано исключительно в продолжении работы плательщика.

Поэтому систему стоит дополнить еще и правом сборщиков налогов (откупщиков) и плательщиков (защищаемых протекторами) договариваться о размерах уплачиваемых налогов вне связи с объемами, которые могут быть исчислены исходя из законодательства. Это даст и тем и другим бόльшую гибкость в адаптировании выплат под текущее рыночное положение, защитит компании и граждан от слишком высоких выплат в трудные времена и снимет существенную нагрузку с судов, рассматривающих налоговые споры.

Сокращение бюджета

Разумеется, надо критически подойти к вопросу размеров бюджетов, определив, что надо финансировать, что не надо, а чему надо дать возможности для самофинансирования. Условно российский бюджет можно разделить на семь крупных частей, у каждой из которых будет своя судьба и свои методы снижения и компенсации этого снижения. Очень схематично план реструктуризации бюджета приведен далее.

Содержание армии

Очевидно, что генералитет – опасная группа, в руках которой находятся возможности вплоть до дестабилизации обстановки в стране и смены власти, поэтому речь о сокращении совокупного финансирования этой группы идти не может. Тем не менее можно существенно изменить систему, открыв перед армией и ВПК новые, внебюджетные источники финансирования.

В частности, можно закрепить права высших офицеров принимать решения о коммерческом использовании армейских подразделений вне страны. В конце концов, частные армии существуют и получают большие доходы, и Россия могла бы и здесь пойти по пути средневековых монархий и продавать услуги своей армии – востребованность ее не вызывает сомнений. Уверен, что даже страны НАТО с удовольствием платили бы за решение российской армией своих задач. Военнослужащие могли бы не только приносить огромный доход своей стране, но и попутно решать некоторые геополитические задачи, а также постоянно тестировать и рекламировать новое вооружение.

Кроме того, армия в лице тех или иных своих институтов могла бы получить лицензию протектора и эффективно ее использовать. Преобразование армии в профессиональную необходимо проводить не путем отмены призыва, а путем превращения его в военную повинность с отказом от любых форм отсрочек и освобождений, кроме освобождений по состоянию здоровья: срок службы надо увеличивать до 4–5 лет, при этом учредить и службу для женщин (покороче, скажем, 18 месяцев или два года).

Важнейшим элементом такой повинности, которую мало кто хотел бы отрабатывать, будет разрешение расплатиться деньгами вместо прохождения службы. Сумма выкупа должна быть существенной, но выносимой; скорее всего, ее можно будет установить на рыночной основе, продавая с аукциона, скажем, 300 тысяч «щитовых единиц» в год (скорее всего, спрос будет еще выше). Для максимизации выручки можно продавать несколько уровней «щитовых»: полное освобождение; сокращение срока (продажа помесячно); возможность служить в комфортных частях, близко к дому, с возвращением на выходные домой; возможность служить в гражданском персонале с проживанием дома, и прочее. Примерный расчет показывает, что «щитовые» могут дать не менее 10–20% «бюджета обороны» (безусловно, надо будет кредитовать выплату щитовых и создать агентство, предоставляющее рассрочки в выплате, процентные доходы добавят выручки армии).

Параллельно увеличение срока и привлечение девушек на службу в армию не только частично решит проблему безработицы среди молодежи из малообеспеченных слоев общества, но и повысит возможности извлечения армией коммерческих доходов. В частности, можно вернуться к практике военных поселений, где поселенцы будут заниматься сельскохозяйственной деятельностью; из призывников можно будет формировать специальные военные строительные компании, которые будут заняты и в гражданском хозяйстве; Министерство обороны должно будет иметь охранную лицензию и активно продавать услуги охраны и прочее.

Содержание ФСБ и МВД

Так же, как и армия, силовые структуры могут быть крайне опасны с точки зрения стабильности власти. Сотрудники органов стоят за вторым по числу (после военных) количеством переворотов и являются единственной силой, способной эти перевороты предотвратить. Сокращать их финансирование было бы неразумно. Однако и здесь можно разработать целый ряд мер по прямому пополнению бюджета этих организаций.

Начать можно с использования естественного стремления наиболее обеспеченной части населения страны к получению информации и свободе коммуникации. С учетом опасности, которую потенциально представляют для стабильности свобода слова и бесконтрольное функционирование СМИ, но и принимая во внимание, что прямая цензура является архаичным, неэффективным и противоречащим естественным вольностям институтом, можно подумать о введении платной лицензии на свободное получение информации (например, на доступ к зарубежным сайтам, на получение иностранных изданий, на чтение неподцензурных печатных и интернет-изданий, выпускаемых в России) и о платном лицензировании СМИ, блогеров и авторов, которые хотят работать без цензуры.

В России наберется не менее 10 млн человек, которые будут готовы покупать лицензию на свободную информацию (можно брать с них немного – порядка 1000 рублей в месяц, это уже даст 12 млрд рублей). Мы не знаем, сумеют ли СМИ, которые пожелают быть «свободными», платить, например, 10 млн рублей в месяц каждое, да это и не важно; сумеют – значит, бюджет будет пополняться (а эти СМИ будут свободно привлекать рекламу, так как рекламодатели не будут бояться их закрытия); а не сумеют – некому будет покушаться на стабильность в обществе.

Более того, следуя принципу «свобода дорого стоит» и с учетом того, что любые свободы представляют для общества опасность, противодействие которой силами силовых ведомств стоит денег, необходимо взимать значимые сборы за предоставление гражданам тех или иных свобод, параллельно сделав список таких свобод максимально большим.

Платными должны стать свобода перемещения по стране (годовая лицензия на свободные поездки), свобода смены работы (разовый сбор), свобода отказа от трудовой деятельности (ежемесячные выплаты), право находиться на улице ночью (годовая лицензия), право на хранение и ношение оружия (месячные платежи, типы вооружения не ограничены), право на выезд за границу (разовые сборы в размере 100% стоимости билетов), право на хранение денег и приобретение ценностей за границей (сбор 10% с суммы), право на проведение собраний и митингов (сбор в размере $100–200 с участника, если собрание проходит в общественном месте, и $10–20 – если на частном пространстве; собранием должны считаться встречи более десяти человек, если не все они являются родственниками), право на отключение государственного телевидения (в норме телевизор должен работать 16 часов в день на одном из государственных каналов, при нежелании надо будет платить подневный взнос) и прочие права.

Кроме того, можно создать еще и систему платных привилегий – например, за несколько тысяч долларов в год можно давать автомобилю плательщика преимущественный статус на дороге (для чего ввести зеленые мигалки). Система платных привилегий может сформировать внутри общества группу новой аристократии. Платность привилегий будет делать новых аристократов крупными спонсорами бюджета, а значит, полезной для общества стратой, что должно будет примирить общество с некоторым ущемлением его прав в пользу этой группы. Условно платную аристократию я разделил бы на следующие разряды.

Третий разряд. $10 тысяч в год. Примерно 1 млн человек. Право на все услуги и сервисы, включая частные, вне очереди, но уступая аристократам более высокого разряда. Право неподчинения линейным сотрудникам правоохранительных органов и сотрудникам охраны, право доступа в учреждения и общественные места без досмотра и приглашения. Сильно сокращенный список оснований для задержания. Право требовать от не принадлежащих к аристократии уступать дорогу и выполнять мелкие поручения. Право словесного оскорбления, порчи малоценного имущества и нанесения побоев без телесных повреждений не принадлежащим к аристократии. Право требовать замены должностных лиц в местных органах власти (вплоть до мэра города) при совместном заявлении ста аристократов третьего разряда.

Второй разряд. $100 тысяч в год. Примерно 10 тысяч человек. То же, что и у третьего разряда, плюс неподсудность судам общей юрисдикции без санкции дворянского собрания. Неприкосновенность – правоохранители не будут иметь права задержания, кроме очень узкого перечня ситуаций. Право нанесения легких телесных повреждений и порчи ценного имущества не принадлежащим к аристократии. Право включения не принадлежащего к аристократии гражданина в черный список (с поражением во многих правах) по личному заявлению. Право требовать замены должностных лиц в местных органах власти (вплоть до мэра города) при совместном заявлении десяти аристократов второго разряда и вплоть до губернатора при совместном заявлении ста аристократов второго разряда.

Первый разряд. $1 млн в год. Примерно тысяча человек. То же, что и у второго разряда, плюс подсудность только Верховному суду и только с разрешения дворянского собрания; полная защита от преследования иностранными судами, истцами и прочее при попадании на территорию России и защита по возможности вне территории России вне зависимости от характера обвинений. Право требовать особого уважения от неаристократов, включая поклоны при встрече. Право нанесения тяжких телесных повреждений не принадлежащим к аристократии. Право включения не принадлежащего к аристократии гражданина и аристократа третьего разряда в черный список (с поражением во многих правах) по личному заявлению. Право требовать замены должностных лиц в местных органах власти (вплоть до мэра города) при личном заявлении и вплоть до губернатора при совместном заявлении десяти аристократов первого разряда. Право присутствия на приемах и мероприятиях высшего уровня. Право коллективной аудиенции у президента во время аристократических аудиенций четыре раза в год. Право подавать прошения и запросы президенту и ожидать внеочередного рассмотрения, право подачи запроса или прошения лично не более одного раза в два года.

Привилегии должны распространяться и на ближайших родственников (бесплатно на жену, а на родителей и детей – за 10% стоимости).

Вырученные средства должны в большой части направляться на финансирование системы ФСБ. Средства, полученные в виде аристократических платежей (ориентировочно $15–17 млрд в год), должны разумно делиться между различными статьями бюджета.

Важным источником дохода может стать изменение системы уголовной ответственности и исполнения наказаний. Необходимо внедрить самое широкое применение наказания в виде долгосрочных исправительных работ (полностью заменив этим типом наказания заключение по нетяжким, не связанным с насилием над личностью статьям). Исправительные работы должны проходить на предприятиях и в организациях, подающих заявки на труд осужденных, с перечислением оплаты труда в полном объеме в бюджет системы ФСБ-МВД, либо даже по месту текущей работы осужденного или в другом месте, по обоюдному согласию осужденного и работодателя, если суд даст такое разрешение (суд должен при этом руководствоваться принципом максимизации отчислений).

Сама система ФСБ-МВД может внутри себя создать сеть производственных структур (строительные компании и отряды, заводы, производящие простую продукцию, не требующую серьезной квалификации работников, логистические центры, коммунальные службы, а также предприятия, использующие квалифицированный труд по специальностям, которые имеют стабильно достаточное количество заключенных, – например, автокомбинаты или компании, осуществляющие аутсорсинг бухгалтерских услуг). В этой ситуации еще и прибыль предприятий будет в распоряжении системы. Поскольку степень личной свободы осужденных работников таких предприятий будет неизмеримо выше, чем в учреждениях ГУИН, и работать они будут по своей специальности, уровень доходов их работодателей будет на порядки выше, чем сегодня у колоний от труда заключенных.

Безусловно, необходимо расширить список нарушений, караемых исправительными работами (включить в него повторные административные нарушения; скажем, третье за год нарушение ПДД – исправительные работы на три месяца; вождение в пьяном виде – на три года), и сами сроки таких работ сделать существенными, не меньше, а часто больше сегодняшних. Благодаря этому система получит в свое распоряжение как минимум заработную плату одновременно от 500–700 тысяч человек за вычетом их минимального содержания, то есть около 25 млрд рублей в месяц, 300 млрд рублей в год из нынешних 1,5 трлн рублей, выделяемых на систему в целом. Если еще ввести наказание исправительными работами за неспособность погасить взятые кредиты (при этом половина заработка будет отправляться кредитору, а половина – в бюджет правоохранения), то сумма может увеличиться еще на 25–30%.

Другое изменение законодательства должно касаться возможности выкупа за совершенные преступления и коммерциализации содержания под стражей. Данная система в извращенной и неудобной форме действует в развитых странах в форме освобождения под залог, но там обвиняемый, не желающий отбывать наказание, вынужден бежать, так как залог не освобождает от ответственности. В России можно ввести условия выплаты, освобождающей от ответственности; исключением должны стать только особо опасные преступления – убийство и нанесение тяжких телесных повреждений, сексуальные преступления против несовершеннолетних (да и то это вопрос, требующий обсуждения). Выплаты должны быть очень высоки, чтобы ответственность за преступления не выглядела слишком низкой. Конечно, эти выплаты не будут заменять компенсацию ущерба, так как пойдут не пострадавшим, а государству.

В России за год выявляется более 800 тысяч лиц, совершивших преступления малой и средней тяжести. Если только 5% из них будут прибегать к выкупу, чтобы избежать наказания (будут продавать недвижимость и автомобили, брать длинные кредиты на выкуп, и прочее, а средняя цена выкупа составит $100 тысяч), правоохранительная система будет получать еще по 280 млрд рублей в год. Нельзя также сбрасывать со счетов и сокращение количества заключенных в результате применения выкупа и исправительных работ – такое сокращение снизит расходы на пенитенциарную систему. А чтобы вообще свести практически к нулю расходы на содержание СИЗО, тюрем и лагерей, можно создать иерархию классов содержания под стражей: бесплатное содержание по условиям не будет отличаться от нынешнего, зато за плату можно будет получить гостиничные условия разного уровня и дополнительные права (от доставки еды из любого ресторана до неограниченного доступа родственников и знакомых, дополнительного пространства для жизни). Можно также на коммерческой основе заменять предварительное заключение на домашний арест.

Отдельно следует модифицировать законодательство о возмещении ущерба. Во-первых, необходимо ввести материальную ответственность родственников по ущербу, причиненному осужденным. Это не только снизит уровень преступности (родственники будут следить друг за другом), но и существенно увеличит компенсационные выплаты, в том числе в случаях, когда причиняющее ущерб лицо, чтобы защитить свои активы, переводит их на членов семьи. Необходимо также ввести понятие морального ущерба обществу и прописать порядок определения сумм компенсации, которая пойдет в доход государству. Под причинение морального ущерба обществу будет попадать широкий спектр деяний – от преступлений, которые вызвали негативный резонанс и тем самым повлияли на чувства общества, до публичных действий, вызывающих негативный эффект.

Желательно также ввести закон об обязательном аутсорсинге службы безопасности на предприятиях, а системе МВД-ФСБ создать централизованную сеть агентств по обеспечению безопасности (но не охраны, это прерогатива Министерства обороны, а аналога советского первого отдела). Все юридические лица в стране могли бы быть обязаны выплачивать местному агентству-филиалу вознаграждение за обеспечение безопасности. В России сегодня 4,1 млн юридических лиц, более 60 млн работников. Даже выплата по 1000 рублей с работника в месяц даст не менее 720 млрд рублей в год; при этом, поскольку предприятия будут избавлены от необходимости иметь свою службу безопасности, их расходы практически не вырастут.

Расходы на инфраструктуру

Благодаря улучшению ситуации с рисками бизнеса за счет введения системы протекции, принципиального снижения налогов на доход и создание зон тверского права государство сможет также резко сократить расходы на инфраструктуру, в большой части предоставив бизнесу самому заниматься ее созданием или/и привлечением иностранных инвесторов. Тем не менее даже в этих условиях расходы государства на инфраструктуру останутся значительными. Сократить их можно за счет введения подорожной подати и государственной трудовой повинности.

ГТП должна касаться всех взрослых граждан страны, не являющихся инвалидами, кроме находящихся в декретном отпуске, работающих на должностях, освобождающих от ГТП, находящихся в заключении или на исправительных работах. ГТП должна состоять в отработке 1/12 части рабочих дней (всего 20 рабочих дней в году) на инфраструктурных проектах государства либо оплате государству месячного стандартного содержания работника инфраструктурной компании (определяется ежегодно). На время ГТП работодатель будет обязан продолжать выплачивать работнику зарплату. Компенсировать работодателю убытки можно сокращением обязательного предоставляемого оплачиваемого отпуска до 14 рабочих дней в году и сокращением количества установленных государством выходных и праздничных дней со 119 до 113 в году.

Подорожная подать может взиматься со всех транспортных средств, например через фиксированный налог на приобретение топлива конечными пользователями. Такой налог будет адекватно отражать инвестиции в развитие дорожной сети – чем больше будет дорог, тем больше топлива будут на них сжигать потребители. Там же, где прирост налога остановится, можно будет остановить и рост инвестирования в дорожную сеть.

Источники обогащения для привилегированных лиц

Существующий строй в России держится на лояльной многоуровневой иерархии чиновников, которые, почти как феодалы в Средние века, обеспечивают контроль лояльности и покорности закрепленных за ними географических, профессиональных и социальных зон, а также взаимный контроль. Безусловно, бюрократическая элита и ближний круг правителей должны иметь постоянные источники очень высокого дохода для того, чтобы сохранять лояльность и исполнять свои функции.

Количество привилегированных граждан можно очень приблизительно оценить в 20 тысяч человек (это соответствует примерно половине так называемых высших чиновников в России), разделенных условно на 10 уровней, с общим требуемым доходом около 2,25 трлн рублей в год (если считать, что один человек на первом уровне получает $500 млн в год, а на десятом – 10 тысяч человек получают по $500 тысяч в год).

Эта цифра (около 15% федерального бюджета) кажется огромной, но на практике это всего лишь две годовые прибыли «Газпрома». Самым эффективным способом формирования пула вознаграждения привилегированных лиц представляется создание системы кормления за счет крупных государственных предприятий (если таких предприятий будет не хватать, то можно национализировать ряд предприятий, например связанных с природными ресурсами). Пятьдесят процентов прибыли этих предприятий можно было бы направить напрямую на компенсацию для этих 20 тысяч чиновников. Помимо обеспечения их вознаграждения, такой механизм обеспечил бы прямую заинтересованность чиновников в улучшении показателей предприятий, участвующих в кормлении, что, несомненно, отразилось бы на их эффективности.

Медицинское и пенсионное обеспечение населения

Социальное обеспечение населения является существенной проблемой для современного государства – даже с учетом очень высоких ставок социальных сборов Россия не может свести бюджет социальных и пенсионных фондов не то что с прибылью, а хотя бы без масштабных вливаний напрямую из бюджета страны. В недалеком будущем в связи с сокращением трудовых ресурсов и старением населения социальной системе и вовсе грозит банкротство.

Единственным выходом из создавшейся ситуации является коренное изменение самого подхода к социальному обеспечению. Для этого необходимо, как и в ситуации с финансовой ответственностью, ввести в юридическую практику понятия «родственник» и «семья» как совокупность родственников. Сегодня родственные отношения асимметричны – родственники имеют право на наследство, но не обязанность заботиться друг о друге (за исключением заботы о детях). Необходимо возложить заботу о пенсионерах, инвалидах и заболевших на плечи родственников, прописать в законе доли, в которых родственники обязаны финансировать расходы социально защищаемых граждан, и минимальные размеры такого финансирования.

Правительство может раз в год определять демографическое соотношение социально защищаемых граждан и трудоспособных граждан, устанавливая объем выплат, которые каждый трудоспособный гражданин должен будет сделать на социальное обеспечение. Трудоспособные граждане, имеющие социально защищаемых родственников, будут передавать средства непосредственно им и отчитываться о расходах в государственную инспекцию (а их родственники будут сдавать отчет о получении средств, соответствие отчетов будет проверяться). Те, у кого нет защищаемых родственников или объем обязательного финансирования их меньше, чем норма отчисления в этом году, будут или находить себе подопечных самостоятельно и подписывать с ними годичный договор социальной защиты (и так же сдавать два отчета), или выплачивать разницу государству, а оно уже будет использовать эти средства на социальное обеспечение одиноких социально защищаемых, которых никто не взял под опеку.

Обязательная часть такой политики – стимулирование брака и деторождения и дискриминация одиноких и бездетных трудоспособных граждан (они являются потенциальными одинокими стариками и инвалидами, о которых заботиться придется государству). Необходимо будет ввести существенный налог на бездетность, взимаемый начиная с 20–25 лет, в трехкратном размере при отсутствии детей, в двукратном размере при наличии одного и в единичном – при наличии двух детей. Средства от этого налога будут аккумулироваться в системе социального обеспечения и впоследствии позволят государству защищать одинокого гражданина, когда он состарится, заболеет или станет инвалидом.

Естественно, в такой системе нет места бесплатному медицинскому обеспечению. Все медицинское обеспечение должно будет перейти на страховую или чисто коммерческую основу. При этом для страхования одиноких неработающих или малообеспеченных граждан можно будет законодательно ограничить страховые тарифы – страховые компании учтут эти льготы через повышение тарифов для обычных граждан. Медицинское страхование также необходимо будет сделать обязательным, а субъектом страхования сделать семью в законодательном смысле этого слова, чтобы пожилые люди и дети автоматически страховались вместе с трудоспособными членами семьи. При этом вся медицинская система должна перейти на самоокупаемость.
Расходы на образование, науку, культуру

Хотя в России общественная ценность образования, науки и культуры далеко не так велика, как в развитых странах, тем не менее необходимо все же поддерживать определенный уровень профессиональных знаний и технологических разработок, хотя бы для того, чтобы иметь возможность сохранять обороноспособность страны, работу экспортно-ориентированных отраслей и обеспечивать достойный уровень эксплуатации оборудования и недвижимости, используемых элитой. Более того, образование и культура являются проводниками идеологии, каналами консолидации общества и важными элементами системы построения правильного общественного сознания. Однако и в этой сфере расходы государства можно предельно сократить.

Во-первых, необходимо провести количественную ревизию системы образования. Нынешнюю бесплатную 11-летнюю программу для большинства населения можно сократить до четырех начальных классов, сделав продолжение обучения платным для всех, кроме небольшой группы самых способных учеников, отменив обязательность среднего образования. Можно сохранить бесплатное кадетское образование при условии дальнейшей службы в армии – это усилит офицерский корпус за счет притока желающих получать образование.

Высшее образование также надо сделать платным, с возможностью предоставления государственного кредита на образование, с выплатой за счет работы на государственные учреждения по распределению в течение минимум 10 лет.

Кроме того, можно изменить статус всей системы образования и культуры, передав контроль над ними корпорации, которая будет рада использовать их для собственного продвижения, – Русской православной церкви (в отдельных регионах – центральному духовному управлению мусульман). РПЦ будет готова привлечь и вложить в образование немалые средства при условии получения такого влияния в обществе, которое приведет к росту количества прихожан и, соответственно, росту доходов церкви. Другие конфессии будут готовы последовать примеру РПЦ в ограниченном масштабе.

Эта идея может показаться рискованной, но стоит вспомнить, что в Средние века в Европе университеты появились и долго существовали именно благодаря церкви, точнее, необходимости подготовки большого количества образованных священников. В современных российских условиях РПЦ сможет параллельно с соответствующими изменениями в программах обучения существенно увеличить объемы финансирования научных, культурных и учебных учреждений и одновременно решить вопрос правильного воспитания учащихся.

Церкви можно также передать функции контроля и управления гражданским состоянием – ЗАГСы, архивы и прочее. Возврат к практике исключительно церковного брака, рождения и погребения позволит государству снять с себя и эту функцию.

Наконец, образование – это актив, имущество, эквивалентное по своей финансовой сути недвижимости или средствам труда. Поэтому логично будет ввести налог на образование: взимать большой налог с тех, кто имеет ученую степень, и поменьше с тех, у кого есть высшее образование.

Подобное изменение структуры финансирования разных частей бюджета сократит бюджетные расходы как минимум в 2–2,5 раза. Оставшуюся часть легко будет финансировать исключительно за счет доходов от природных ресурсов, даже при цене на них ниже, чем сегодня.

В целом эта программа решает основные задачи, которые стоят сегодня перед Россией. Во-первых, надежно защищает существующую элиту и закрепляет статус-кво. Во-вторых, открывает возможности для экономического развития и привлечения капитала в страну. В-третьих, формирует условия для развития предпринимательской инициативы и очевидный механизм мотивации – возможность попадания в аристократию будет подстегивать активность. В-четвертых, делает Россию – через механизм коммерциализации армии – другом всех богатых стран мира и частью глобальной системы управления планетой. И наконец, превращает все недостатки и язвы российского общества в достоинства и составные части прогресса. Или я в чем-то ошибаюсь?

[Андрей Мовчан]

http://echo.msk.ru/blog/movchan_a/1920312-echo/
11:15 , 01 февраля 2017

автор
финансист, сопредседатель Совета директоров группы «Третий Рим»

Читаю лекцию студентам (все умные, образованные, экономику знают, по-английски говорят прекрасно), в качестве лирики говорю: «Я удивлюсь, если в течение 20 — 25 лет Россия не присоединится к Евросоюзу, пусть даже на особых условиях, и не только удивлюсь — я расстроюсь, потому что не вижу этому альтернативы с точки зрения развития российской экономики» [ну тут конечно можно спорить вечно, у меня свои аргументы есть и их много, пост не об этом].

Вопрос от милой девушки из зала: «Вы полагаете что Россия пойдет на вступление в Евросоюз, не смотря на то, что членство в Евросоюзе существенно затруднит поддержание Россией её лидирующих позиций в мире?»

2% населения; 1,7% мирового ВВП; в 7 десятке стран по ВВП на человека; темпы роста за 15 лет на 20% ниже среднемировых, за 5 лет — в 2 раза ниже; средняя зарплата — в 5ом десятке стран; индекс цитируемости — в районе Египта; лучший ВУЗ — за пределами сотни; военный бюджет — вровень с Саудовской Аравией; доля своей валюты в мировом обороте — 0,2%; доля в мировой торговле — 1%.

Кроме как любовью это ничем не объяснить.

А еще говорят «преодоление проблемы начинается с её осознания».
Оригинал

Это будет пост ненависти.

Я вчера описал маленький диалог со студенткой, которая верит, что Россия «занимает лидирующие позиции». Разговор касался темы – войдет ли Россия в ЕС со временем. Вопрос очень сложный, ответа на него нет, даже вопрос – «надо или не надо» — тоже очень сложный (я думаю – надо, но кто я такой?).

У поста шесть тысяч лайков и море комментариев. В каком-то смысле это – срез фейсбучного общества, в каком-то даже – нашего российского общества в целом. Есть разумные комментарии. Но в большинстве своем они делятся на:

(1) Тупые студенты, дебилы с промытыми мозгами! Россия – отстой! Пусть скрепами подавятся, боярышником запьют!

(2) Автор – дебил! Россия – великая, нехрен нам втирать про мелочи, наше величие не в дурацкой экономике а в ядерных ракетах, вон ВВП Орды вообще был ноль! (вариант – вывсеврети, мы по ППС-Шмэпээс круче всех, я сам читал у Глазьева)

(3) Россия не вступит в ЕС! Они там крутые, а мы тут в России (вариант – вы там в России) уроды и у***!

(4) Россия не вступит в ЕС! ЕС скоро развалится, а за Россией будущее, мы их всех завоюем!

То, что авторы комментариев зачастую безграмотны (путают индекс цитируемости с частотой упоминания в газетах, пытаются сравнивать страны через ВВП по ППС, не умеют оперировать с размерностями) — плохо, но поправимо, можно учить. То, что некоторые настолько ленивы головой, что не удосуживаются заглянуть в мой профайл и называют меня «нищим профессором», «неудачником» и «кормящимся грантами» (лишь кто-то один догадался и обвинил меня в том, что я «сколотил капитал в России», по его мнению, это преступление) — еще хуже, но может быть в наших школах наконец введут курсы критического мышления и это тоже исправится со временем.

Ужаснее всего – всеобщая маргинализация. Скажите мне – что, по-вашему в этом мире вообще нет никакой позиции кроме «лидер» и «отстой»? Вас всех что – сильно били в детстве, что вы так боитесь промежуточной позиции? Вам не приходит в голову, что Россия – просто страна, не последняя в очереди, но и далеко не первая, не из худших, но и далеко не лучшая по самым разным параметрам?

1,7% мирового ВВП – это совсем не лидерство; но это вполне значимый размер. По любому параметру (от ВВП до продолжительности жизни, от доли своей валюты в расчетах в мире до уровня доходов домохозяйств, от продолжительности жизни до качества медицинской диагностики) всегда есть повод подумать, как достичь улучшения, но нет повода ни быковать, ни паниковать. 95% (или 99%?) людей и государств не являются лидерами, процентов 70 не являются аутсайдерами, и эти 65% великолепно живут; а в странах типа Швейцарии, Канады или Австралии, которым в голову не приходит претендовать на мировое лидерство, люди живут на порядок счастливее чем в России или США. Рискну предположить, что жизнь в стране-лидере вообще не так уж приятна, а само лидерство – переменчиво и как правило стоит стране-лидеру много крови.

Вдобавок страны вообще — понятие искусственное, порожденное страхом перед «чужими». Есть люди, условно объединенные в страны – всегда на время и всегда не слишком жестко (кто не верит – проверьте на истории России за 100 лет). Забудьте на секунду о гербе, гимне, флаге, воровских амбициях правителей и параноиков – и перед вами встанут просто миллионы людей (мужчины, женщины, дети), говорящих на разных языках, чтущих разные традиции, но более никак не отличимых (даже, и особенно, в своем несовершенстве). Эти люди (кроме кучки безумцев) хотят безопасности, обеспеченности, уверенности в завтрашнем дне, возможности доверять и заслуживать доверие, получать удовольствия, иметь возможности творить и любить.

Кому же нужна Россия – пресловутый «лидер», и в чем именно? Что нам с этим лидерством делать? Как мы лидерством накормим, обогреем, вылечим, сделаем счастливыми? Идея «лидерства» России – как геоцентрическая система – только отравляет мозги и сбивает с правильного пути. Искатели величия – какую цену вы требуете заплатить за фетиш, за расчесывание собственных амбиций, за ваше неприкосновенное право верить куплетам воинственных песнопений, криво скроенных из 2+2=5? Еще смертей сирот? Еще смертей солдат? Еще смертей больных из-за развала медицины? Еще больше воровства? Еще больше бытовых преступлений? Еще больше пыток в тюрьмах?

Настоящими лидерами становятся тогда, когда, критически относясь к себе, работают над тем, как себя улучшить – сделать богаче людей, увеличить продолжительность жизни, развить культуру и науку. Вы считаете – мы в этом преуспели?

Но что еще противнее и гаже – это как бы подпевающий моему посту полив России грязью. Кем надо быть, чтобы иметь желание видеть Россию нищим сборищем придурков? Что должно быть в душе человека, с упоением осыпающего бранью людей и страну (вне зависимости от названия страны), даже если он в этой стране не живет? Как убогость вокруг себя (или на границе с тобой) поможет тебе быть лучше?

Мне одинаково противны и те, и другие, вы уж простите. Люди в России ничем не хуже и не лучше людей в других странах – они заслуживают уважения и критики, как и все. Именно заслуживают критики – без критики невозможно объективно оценивать ситуацию, а значит и развиваться. Но без уважения нельзя критиковать, это бесполезно, и уж точно непорядочно. Отказывать людям в уважении, равно как отказывать в критике – значит равно ни в грош их не ставить, считать объектом, средством, предметом манипуляции, но не людьми. Бояться уважения (или путать его со страхом), как и бояться критики (или путать ее с агрессией) – признак большой психической проблемы.

Мне (да и России, по большому счету) не интересны ни те ни другие. И теми и другими движет банальный и постыдный страх – одни боятся и ненавидят людей вокруг, другие – людей за границей. Кликуш, как и ура-патриётов всегда смывает волнами времени, не оставляя на песке истории даже мокрого места. Меня интересуют те самые студенты, которым я читал лекцию. Они умные (поверьте, я получил много вопросов, некоторые были на уровне выше профессорского), любознательные (слушают, спрашивают, думают), неравнодушные (иначе бы чего им сидеть в России – у них у всех родители очень небедны), подчас резкие («А с чего вы взяли вот это вот всё?») иногда наивные («ЦБ активно поддерживает низкую инфляцию» «Чем?» «Пресс-релизами…»), еще с детской картиной мира («Нельзя бедных в среднем считать. В Швейцарии они намного беднее, чем в Африке – в Швейцарии на ваши 3 доллара в день вообще не прожить!»), конечно не без влияния пропаганды. Но они – думают, интересуются и переживают, а не голосят и не проклинают. Именно им выпадает шанс превратить Россию из лидера по горлопанству и ненависти в нормальную страну, где людям хорошо жить. Поэтому – пусть спрашивают.

А что касается Евросоюза – вот нам бы их проблемы. Демократия безусловно худшая форма правления – если не считать все остальные. Их рост ВВП в 2016 году – 1,6%, на человека это (безобразие!) немного больше 500 долларов в год (то есть больше чем в Китае, у нас то все еще минус 100, а в лучшие нулевые было аж до 250). И еще у них ужасные кредиты – 80% ВВП! При стоимости обслуживания аж 4% ВВП или около 10% бюджета! Россия тратит на обслуживание госдолга 1% ВВП или около 3% консолидированного бюджета. Вы думаете 3% бюджета или 10% бюджета – это огромная разница? Я думаю – нет.

Да, ЕС – это куча проблем. Мы их отлично видим потому что в ЕС не принято их скрывать, наоборот, о них кричат все, кому не лень. Будут ли они решены? Думаю, постепенно будут – европейцы научились ошибаться и исправлять ошибки. Попробуйте просто проехать по Европе и посмотреть на неё – вы увидите, особенно если знаете историю, какой фантастический прогресс и какие перспективы заложены в Европейском Союзе. Да, свобода подразумевает и хитрость, и строптивость, и потому есть в ЕС и Греция и Великобритания (первая правда составляет в ЕС примерно столько же, сколько Россия в мире, а вторая ведет себя как кот – требовала, чтобы открыли дверь, а когда ее открыли, уселась и никуда не собирается). И да, там бюрократия, высоченные налоги (в Германии – почти такие же высокие как в России), надвигающаяся демографическая яма и пр. и пр.

Но Россия вывозит в ЕС 85% всего своего экспорта. И получает более 80% критически важного оборудования. А для ЕС Россия – всего лишь поставщик 12% импортных товаров. А еще – мы невероятно синергетичны: ЕС не хватает ресурсов, но есть технологии. России не хватает технологий, но есть ресурсы; ЕС – бюрократия с низкими рисками и идеальным аппаратом правоприменения, Россия – страна слабого права, но зато с высоким творческим, производственным и потребительским потенциалом. А еще и мы и они – европейцы (пусть мы отстали на полвека в ментальности); пропорции религий в России и ЕС очень похожи; даже генетически оба «русских» типа (и т.н. «северный» и «южный») близки к соответствующим среднеевропейским группам (даже больше, чем между собой).

Присоединяться нам все равно придется – будущее за мегаблоками. НАФТА – более 20 трлн. долларов ВВП (забудьте Трампа, его через 20 лет и не вспомнят); ЕС + Швейцария + Норвегия + ДСФТА + Турция – более 19 трлн; Китай + Япония + Корея + сателлиты (не долго им вести торговые войны, уж поверьте) – еще 17 трлн; Даже Индия с арабскими странами и частью Африки потянет на 4 трлн, хотя сложно им будет сопротивляться растяжению крупных блоков. И как мы со своими 1,3 трлн, замешанными на нефти и газе, будем гордо стоять в одиночестве? А главное – зачем – чтобы с нашего экспорта все брали ввозные пошлины и потому он был невыгоден покупателям? Чтобы мы не были в состоянии привлекать технологии и производства? Чтобы наши специалисты не могли свободно обмениваться опытом и набирать знания? Чтобы наша продукция не соответствовала стандартам?

Глупость видеть в членстве в ЕС потерю независимости или угрозу целостности страны. Члены ЕС сохраняют свои армии (часть из них члены НАТО, часть – нет), свои правительства, Великобритания прекрасно сохранила свою валюту (что на мой взгляд очень правильно и для России), недра остаются в полной собственности государств. Члены ЕС получают беспошлинную торговлю, единые стандарты, примат общеевропейского суда и основных законов, резко снижающий риски ведения бизнеса, наконец единые квалификационные требования. Все это крайне нужно людям в России – но конечно не тем, для кого суверенитет означает только одно – возможность воровать у своей страны и вывозить наворованное в тот же ЕС или сопредельные государства.

Есть и еще одна деталь – вступая в ЕС, Россия сможет стать активнейшим участником строительства этого союза. Множество решений страны-члены принимают консенсусом. И у России есть что добавить к дискуссии и за что выступать. Если нам что и не нравится в ЕС сейчас – ну что ж, можно будет поправить. Тем более что не только русские всегда относились к европейцам с почитанием и благоговением, но и сами европейцы всегда восхищались «загадочной русской душой» и способностями русских побеждать в самых безнадежных ситуациях.

Давайте попробуем если не вступать в ЕС, то хотя бы не портить мнение европейцев о русских.

[Андрей Мовчан]

http://worldcrisis.ru/crisis/2080547?COMEFROM=SUBSCR

05.10.2015 22:42
публикатор Nedobriy [nedobriy] Темы: андрей мовчан , история , нефть , политика россии , сырьевая экономика , экономика

Насчет истории советского периода я не так уверен, но более поздние события представляются правдоподобными.

Вопрос, увеличилась ли зависимость России от нефтяных цен за последние 25 лет, не является даже философским, а масштаб усугубления зависимости впечатляет: доля нефти и газа в экспорте за 25 лет поднялась с 40% до более чем 70%; с 1999 года, когда производство нефти в России составляло 293 млн тонн, к 2014 году производство выросло до 514 млн тонн; цена барреля нефти за то же время выросла в 8 раз, то есть валовая добыча нефти в долларах увеличилась с 1999 по 2014 год в 14 раз (а в рублях – в 70 раз). В 1999 году доля доходов бюджета от экспорта нефти составляла всего 18%, в 2014 она уже превышала 50%, и это без учета «косвенных» доходов – например НДС, пошлин и акцизов на импорт, закупаемый на нефтедоллары.

Зависимость от нефти на сегодня такова, что падение цены на нефть на 45% с лета 2014 года вызвало падение импорта на 50%, сокращение потребления в основных областях в России на 30 – 55%, рост цен в среднем на 30 – 40%, падение курса рубля в 2 раза, падение ВВП в номинальном выражении в долларах примерно на 40% – основные показатели оказались на 100% скоррелированными с ценой на нефть.

На этом фоне вопрос о том, как и почему так произошло, кажется важным не только с академической точки зрения: мы сегодня входим в длительный цикл низких цен на сырье, ждать повышения цен на нефть не приходится ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. России предстоит каким-то образом искать выход из рецессии, сопровождающейся высокой инфляцией. Ситуация усугубляется тем, что российский кризис сегодня уникален — наша экономика страдает не вместе с мировой, как мы привыкли по кризисам 1998 и 2008 годов, а на фоне роста мировой экономики в самом начале цикла, на фоне ожидаемого роста ставок и существенных сдвигов в области повышения эффективности мирового производства, инновационных прорывов и технологических усовершенствований. Россия впервые за свою историю может безнадежно отстать от развитых стран, потеряв возможность не только конкурировать своими товарами на мировых рынках (фактически эта возможность уже потеряна — весь наш экспорт кроме сырья составляет около 40 млрд долларов ), но и импортировать технологии и товары, замкнувшись в заколдованном круге «отсутствие инвестиций – отсутствие развития – отсутствие конкурентного товара – отсутствие инвестиций» и превратившись в failed state.

У российского нефтяного тупика было (как часто бывает в контексте катастроф) много причин. К сожалению для страны, в самом начале совпали три фактора, каждый из которых «толкал» страну в эту сторону.

Еще СССР в послевоенные годы оказался в экономической ловушке, связанной с низкой эффективностью «социалистического труда». Лидеры страны достаточно четко осознавали, что в политизированной среде конкуренция идей вырождается в конкуренцию уровнем подлости и приспособленчества (в результате чего СССР фактически добровольно выбыл из соревнования в таких областях как кибернетика, агробиология, коммуникации) и необходимо искать другие точки роста, не связанные с научно-технической революцией. С другой стороны, понимание проблем, связанных с демографической волатильностью (следствие войны), не оставляло шансов на превращение страны в платформу для производства товаров массового спроса (не хватило бы рабочих рук) – да и закрытость страны мешала бы развитию в эту сторону.
загрузка рекламы...

В результате СССР сделал ставку на экспорт энергии и минеральных ресурсов (тогда металлические руды и уголь были важнее электричества, нефти и газа, но это продлилось недолго). Создание инфраструктуры экспорта, добывающего комплекса, энергокомплекса стали главными экономическими задачами. Рост цен на нефть в 70-е годы привел к тому, что советское руководство, некомпетентность которого прогрессировала теми же темпами, какими росло число анекдотов про Брежнева, полностью отказалось от попыток развития альтернативных экономических направлений — на фоне колбасы за 2.20 и «неуклонного повышения благосостояния трудящихся» новости о строительстве газопроводов стали ведущими, а все экономические комплексы (прежде всего – транспортный и машиностроительный) подчинялись задаче добывать больше и продавать дальше.

Затем пришел 1981 год, и двадцатилетний период падения цен на нефть. Но к этому времени промышленность уже была выстроена «под ресурсы», и, когда спустя 10 лет СССР развалился, новая Россия унаследовала однобокую экономику.

С другой стороны, как раз к 90-м годам прошлого века закончился «цикл металлов» — не смотря на развитие новых рынков, в силу одновременно роста эффективности их использования, появления новых материалов и совершенствования системы вторичной переработки, цены на основные металлы стали снижаться, и конкуренция за рынок стала расти. Это оставляло России только рынки энергетического сырья.

Наконец, СССР и его внешний экономический контур – СЭВ – были построены как система экономической кооперации, в которой периферия снабжала центр (а центр периферию) товарами в рамках плановой, неконкурентной системы. Эта система привела к вырождению производства, превращению товаров в дорогие и некачественные, но, за счет своего существования, поддерживала объемы производства на достаточном уровне. Развал СССР и системы СЭВ привел к тому, что страны–сателлиты стали переключаться с товаров, производимых Россией, на более дешевые и качественные товары мировых и региональных лидеров. В результате экспорт небиржевых товаров (до 1990 года СССР все же имел в экспорте чуть менее 60% неэнергетических несырьевых товаров) сильно пострадал.

Эти предпосылки (собственно, и убившие СССР), не оставляли шансов на легкую, без специальных общегосударственных программ и масштабных инвестиций диверсификацию экономики новой России. Однако для такой диверсификации внутренних ресурсов не было, и необходимо было привлекать иностранный капитал, параллельно ограничивая влияние на рынок доминирующего нефтегазового сектора. Эта программа никак не стыковалась с доминирующей идеей группы, состоявшей в основном из бывших партийных и комсомольских лидеров и функционеров советской экономической науки — они видели себя новыми хозяевами и готовы были строить капитализм только при одном условии: главными капиталистами должны были стать они и/или те, кого они назначат. Такой подход предполагал прежде всего приватизацию и концентрацию в их руках промышленного наследия СССР с установлением контроля над денежными потоками. Институты власти, четкие и исполняемые законы, открытость страны для внешних инвестиций могли стать помехой, создать им реальную конкуренцию. И строительство институтов не было произведено, законы служили интересам новых капиталистов, судебная система деградировала, внешние инвесторы, испугавшись первых опытов и насмотревшись на залоговые аукционы и войны за предприятия, если и давали небольшие деньги, то в основном в спекулятивные проекты. Параллельно тотальная приватизация в том числе нефтедобывающей отрасли передала в руки крупного бизнеса инструмент зарабатывания, который они не создавали, превращая их в рантье, не заинтересованных в диверсификации экономики.
загрузка рекламы...

Тем временем, открытость рынка импорту начала давать о себе знать уже в 90-е. Существенно изменилась доля импорта в потреблении и промышленности — импортные товары от самолетов до хлеба стали заменять отечественные. Товары длительного пользования требовали запчастей и расходников, части технологических и потребительских цепочек требовали, чтобы другие элементы цепочек так же были импортными (соответствовали друг другу), товары, требующие особых условий перевозки, хранения, реализации и использования требовали импорта вспомогательного оборудования и материалов. Так достаточно быстро стала закрепляться импортозависимость, теоретический выход из которой требовал бы все больше инвестиций и готовности на временное ухудшение экономики и падение ее эффективности.

Общая концепция развития, конечно, предполагала, что в результате «стихийный» этап пройдет, и крупные предприниматели (а вернее – бенефициары приватизации) перед лицом конкуренции предпочтут установить жесткие законы, создать институты управления и вынуждены будут диверсифицировать экономику. Возможно это было бы и так, но проверить нам не удалось: в 2000 году к власти в России пришла группа людей, настроенная не на ожидание воздействия «невидимой руки рынка», а на передел только что разделенной собственности и установление административного контроля с целью безусловного сохранения своей власти.

В этом смысле им очень повезло — их приход к власти совпадает с началом быстрого роста нефтяных цен. К тому же нефть и газ — единственные области экономики, в которых государство продолжало иметь существенные рычаги контроля: «Газпром» был де-факто государственным, а в области нефти государство контролировало систему транспортировки.

Авторитарный контроль в капиталистическом обществе невозможен, если в нем существует значительный независимый капитал, который может спонсировать альтернативных политиков и обеспечивать альтернативное информационное поле. Поэтому уже в начале 2000-х в России начинается процесс консолидации крупного капитала вокруг квази-монополий и доверенных «назначенных» управляющих, представляющихся внешнему миру новыми независимыми бизнесменами. Начинается эта консолидация, естественно, с нефти – завершено закольцовывание владения «Сургутнефтегазом», в результате которого компания становится подконтрольна государству де-факто, уничтожается «Юкос» и создается государственная «Роснефть». Простепенно монополизируются и другие области и отрасли — в том числе на месте, где могла бы вырасти обрабатывающая промышленность, возникают «Ростехнологии»; железнодорожная отрасль, во всех странах расцветшая после приватизации, в России защищается барьером РЖД. Монополии, как им и положено, неэффективны, в них расцветает воровство, они требуют ресурсов и роста тарифов. Тарифы растут, создавая инфляцию. В инфляционной среде товары, продаваемые на внутреннем рынке, становятся менее выгодными, чем экспортные, которые приносят девальвационный доход. Но кроме минеральных ресурсов экспортировать почти нечего — мы давно проиграли технологическую конкуренцию, еще при СССР, а на развитие нет ни инвестиций, ни благословения государства. И весь бизнес стремится туда, где выгоднее — в экспорт нефти и газа, металлов, леса, зерна (но нефть и газ доминируют). Вокруг экспорта выстраиваются вспомогательные экономические цепочки, благо нефть растет в цене и покрывает издержки; все больший процент бизнесменов уходит от идей производства для внутренних нужд: проще продать ресурс и купить импорт.
загрузка рекламы...

Ресурсы для бюджета поставляют нефть и газ. С другой стороны, отказ от доверия «невидимой руке» требует административной вертикали — развития государственной бюрократии. Бюрократия требует больше средств на содержание и больше возможностей для обогащения в обмен на лояльность. Как следствие, продолжающееся ухудшение системы правоприменения (а как еще дать зарабатывать бюрократам?) и ухудшение инвестиционного климата. Бизнес, испытывающий на себе высокие административные риски и страдающий от высокой ставки процента просто не может играть в долгую и строить производства, заниматься разработкой технологий: относительно безопасным остается только короткий торговый цикл (продал сырье за рубеж — купил импорт — продал в России) и доля торговли в ВВП растет до уникальных 29%.

Цена на нефть продолжает расти, неэффективные попытки государства создавать «новую экономику» проваливаются, поскольку никому новая экономика не нужна: достаточно нефтяных доходов. Многочисленные инициативы либо просто тихо умирают, съев большие средства из бюджетов, либо умирают со скандалами и уголовными делами. Чиновнический бизнес порождает загадочное «Роснано», банкротный «Уралвагонзавод» или убыточный SSJ, но не создает конкурентного продукта.

А раз нет конкурентного продукта, а нефть и газ производят всего один миллион человек из 77 млн трудовых ресурсов, множество граждан, которые, будь в России диверсифицирована экономика, получали бы доход от продажи своего труда на свободном внутреннем рынке, в реальности этого не могут — нет платежеспособного спроса. Учителя, врачи остаются «на шее» государства, поскольку население не зарабатывает, чтобы оплатить их труд. Множество граждан страны вместо производительного труда, в силу отсутствия бизнесов, инфраструктуры рынка, стимулов со стороны государства, продолжают пополнять ряды бессмысленных государственных управленцев низшего звена, охранников, сотрудников госкорпораций, производимый ВВП на каждого из которых в 2-3 раза меньше, чем в частных зарубежных аналогах. Консолидация экономики достигает и банковской сферы — государственные неэффективные и непрозрачные банки вытесняют более мелкие частные, на общей бедной поляне российского рынка масштабы малы, найти клиента сложно, и вот уже в России на один доллар кредитного портфеля в пять раз больше сотрудников банков, чем в США.

Но всех этих квази-чиновников надо кормить, иначе они будут нелояльны к власти. И появляются майские указы: регионам, которые лишены 99% налогов с природных ресурсов, указано бросить все средства на обеспечение роста доходов населения, занятого в государственном секторе. В течение нескольких лет зарплата растет темпами в несколько раз превышающими темпы роста ВВП. Это покупает лояльность населения, но разрушает бюджеты регионов; ни о каких стимулах для диверсификации производства не может быть и речи. Более того, перед лицом полной невозможности «пристроить» всех граждан к легальному получению зарплат за счет бюджета, государство вынуждено буквально на пустом месте создавать никому не нужные и даже опасные для экономики типы активности.
загрузка рекламы...

И вот уже чтобы занять миллионы ничего не умеющих и не готовых вести бизнес в стране, где это едва ли не считается позорным, граждан, начинается активная милитаризация: взлетают расходы на ВПК, растет обслуживающая его периферия. Расходы на ВПК отнимают ресурсы, фактически переводя их в обеспечение двух миллионов сотрудников, трех миллионов членов их семей и еще пятимиллионов связанных с ними работников: за вычетом расходов на тысячи тонн железа, электроники и взрывчатых веществ, которые (в добавление к созданным в предыдущие годы) обречены либо бесцельно ржаветь, гореть или взрываться на складах, либо приносить смерть и разрушение экономики в местах применения. Для той же цели создаются мегапроекты с итоговым нулевым выхлопом. Жилые дома в Сочи теперь стоят пустыми, как и олимпийские объекты. Но миллиарды долларов пошли на выплаты рабочим и инженерам (и большая часть — в карманы чиновников).

Да, во всех этих проектах есть еще и существенная составляющая личной заинтересованности ограниченного круга лиц, коррупционная нагрузка. Но свои доходы эти люди так же не вкладывают в новые производства: насытившись домами под Москвой и майбахами, они выводят остальной капитал туда, где лучше законодательство, выше конкуренция и ниже ставка кредита. Отток капитала из России идет каждый год и редко составляет меньше 10% внешнеторгового баланса.

А мир за эти годы уходит вперед, и потребности двигаются вместе с ним.

Общее изменение структуры потребления и средств производства приводит к удорожанию всего, даже рабочего места чиновника. Теперь вместо ручки и блокнота у чиновника компьютер, айпад и смартфон; он активно эксплуатирует оптоволокно и передает терабайты отчетов вместо того, чтобы печатать годовой отчет на старой машинке. Граждане уже не готовы жить как 25 лет назад — пищевые предпочтения, способ ведения домашнего хозяйства, потребление медиа и зрелищ — все изменилось. Возникла привычка к значительно большему потреблению, которая требует больше импорта; собственного производства нет.

И «нет» — это еще мало сказано. За 25 лет произошла естественная амортизация производств. Всего за 10 лет с 2006 года объем станочного парка в России сократился с полутора миллионов до менее чем 700 тыс. штук. Более 70% оставшихся — металлорежущие станки, на них современной продукции не произведешь. Россия закупает за рубежом 92% станкоинструментальной продукции и 95% продукции станкостроения.

Так сформировался замкнутый круг ресурсного проклятья: советское наследие не располагало к диверсификации; конкуренция с нефтью убила остальной бизнес; государству было выгодно дискриминировать независимый капитал и это привело к дискриминации всех остальных индустрий и внутреннего рынка в пользу нефти и экспортно-импортных операций; население за счет нефтяных сверхдоходов с одной стороны нарастило потребление, с другой — развило иждивенческий паттерн в экономических отношениях с государством, которое ради компенсации населению поборов неэффективных монополий убило региональные бюджеты и лишило их возможности местной диверсификации.

Сегодняшнее падение цен на нефть вносит колоссальные коррективы в экономическую ситуацию, но Россия успела забраться в тупик, в котором нет возможности развернуться: в результате падения цен страна просто спускается на существенно более низкий уровень развития, не меняя ничего в структуре экономики — в этом закон и самая страшная суть ресурсного проклятья. Нужны масштабные изменения, у которых в стране сегодня нет заказчиков — все основные группы влияния не видят способа переключения на другие источники своей власти или обогащения. То же было и с СССР, который за 10 лет с момента изменения рынка сумел прийти только к деградации, распаду и разрушению идеологемы. В этом смысле Россия более похожа на СССР, чем кажется: территории, многонациональность, неоднородность экономики те же. В последнее время даже прибавляется характерная для СССР риторика «осажденной крепости» и идеологизация общества. Возможно это дополнительные признаки того, что Россия обречена повторить 90-е годы, может быть, уже в 20-х.

[Андрей Мовчан]

http://worldcrisis.ru/crisis/2098898?COMEFROM=SUBSCR

21.10.2015 20:37

Возможно, руководство РФ искренне стремится построить капитализм, и это — наша долгосрочная стратегия

Многие критикуют российское руководство за отсутствие долгосрочной стратегии развития страны. Тем не менее власть упорно молчит, не предлагая ни программы, ни видения, создавая впечатление движения по инерции. Может быть, план есть, но хорошо засекречен? Где-то за дверями хорошо охраняемых ведомств секретным шифром описано и их понимание реальности, и план развития России?

Вряд ли: «в России все — секрет и ничего не тайна». Если бы такой план был, информация о нем уже утекла бы, и Интернет пестрел выдержками. Скорее — обратное. Лучше всего спрятано то, что у всех на виду, — план широко известен, и именно поэтому никто не воспринимает его как план развития России. Возможно, я его случайно нашел.

Я занимался статистикой вывоза капитала (совокупный вывоз капитала у нас за 15 лет превышает сальдо торгового баланса). На глаза мне попалась книга, а в ней — фраза: «Полнейшая оторванность [ИХ] от [конкурентного] производства еще более усиливается вывозом капитала. Вывоз капитала налагает отпечаток паразитизма на всю страну». Особенно было интересно про паразитизм: в России паразитизм на добыче природных ресурсов позволил сформировать систему власти-рантье и близких к ней «рантье-капиталистов».

Ок, подумал я, но в России ситуация во многом обусловлена монополизацией — власти, производственных сфер, управления. Книга моментально подтвердила: «[Этот строй] есть подчинение… монополиям в целях обеспечения максимальных прибылей и укрепления господства… Монополии занимают командные высоты в экономике. Они охватили тяжелую индустрию, а также транспорт, банки. Монополии оказываются в привилегированном положении по отношению к другим отраслям. Монополии принимают все меры для удушения «посторонних» [не принадлежащих «кому надо»] предприятий».

Ладно бы монополии! А уровень вмешательства государства в экономику? Ну да, ответила мне книга: «[Этот строй] заключается в использовании [государственного аппарата] для вмешательства в экономику страны (особенно в связи с ее милитаризацией). При этом происходит передача в руки государства предприятий, отраслей и хозяйственных функций при сохранении в стране господства частной собственности».

Обязательно милитаризация! В книге есть про наш растущий военный бюджет и активную подготовку к войне: «Они стремятся сохранить высокий уровень своих прибылей [в том числе] путем гонки вооружений. Войны и милитаризация приносят ИМ богатые заказы, оплачиваемые казной по вздутым ценам, обильный поток субсидий из средств государственного бюджета. Все возрастающая доля национального дохода, и главным образом доходов трудящихся, забирается в государственный бюджет и расходуется на содержание армии, на подготовку и ведение войн».

Дальше я читал не отрываясь. «Государство под предлогом «поощрения хозяйственной инициативы» выплачивает крупнейшим [привилегированным] предпринимателям громадные суммы в виде субсидий. В случае угрозы банкротства они получают от государства средства для покрытия убытков. ИХ предприятия ставятся в исключительно выгодные условия». Мы знаем даже фамилии этих предпринимателей, а также, как правило, разбираемся в их родственных связях. Близость к государству становится ресурсом, вся экономика стремится внутрь «вертикали власти». Да, подтверждает книга: «Растет… численность населения, занятого обслуживанием эксплуататорских классов, в государственном аппарате».

В России эта система дает сбои — рецессия и рост инфляции наблюдались еще до падения цен на нефть, а сегодня не видно ни одного фактора, который мог бы развернуть тренд падения экономики. Государство пытается все контролировать, но, кажется, безуспешно. Конечно, подтверждает книга, это закономерно: «Защитники [этого строя] утверждают, будто бы государство стало решающей силой в хозяйстве. На самом же деле государство не может руководить хозяйством, так как хозяйство находится не в его распоряжении. Всякие попытки государственного «регулирования» бессильны перед стихийными законами экономической жизни. Монополиям свойственна тенденция к застою и загниванию, и… эта тенденция берет верх. Загнивание и паразитизм [этого строя] выражаются в задержке технического прогресса и роста производительных сил, в превращении в государство-рантье, в росте паразитического потребления, в реакционной внутренней и внешней политике. Загнивание [этого строя] резко усиливает обнищание населения».

Да, за последние годы внутренняя политика уж точно стала менее демократичной. И про это в книге тоже написано: «[Этот строй] характеризуется поворотом от демократии к политической реакции во внутренней и внешней политике. …Ставленники занимают важнейшие посты... Правительства ставятся не народом. Реакционные монополистические клики для закрепления своей власти стремятся свести на нет демократические права. [Власть] вступает в союз со всеми без исключения реакционными силами и всемерно использует пережитки крепостничества».

В волшебной книге даже есть про антисанкции: «Важным орудием служит таможенная политика государств [этого строя]. В [этом строе] высокие пошлины помогают поддерживать монопольные цены внутри страны». И косвенно — про Украину, Грузию и далее по списку: «В результате резко обостряются противоречия между… метрополиями и колониями».

Пора раскрыть тайну книги. Это «Политическая экономия». Учебник. Государственное издательство политической литературы. Москва, 1954. Строй, о котором идет речь, — империализм, который, по мнению В.И.Ленина, сформировался, в частности, в России в начале XX века. Часто упоминаемые мной (в скобках) «они» — это «сращенные с финансово-промышленным капиталом представители власти».

Учебник написан на материалах Ленина, с цитатами Сталина и полным игнорированием реальности XX века, когда капитализм (в котором в конце XIX века, безусловно, были признаки описанного империализма) проделал огромную работу над собой: произошла демонополизация и построение системы защиты конкуренции на рынках и за власть; собственность на средства производства с помощью финансовых рынков стала существенно более публичной и обеспечила создание накоплений (в том числе в форме пенсионных программ) подавляющему большинству населения; бурное развитие технологий и рост эффективности за счет конкуренции кардинально увеличили общее богатство и снизили неравенство, обеспечив всех доступом к благам цивилизации.

Россия начала XX века упорно сопротивлялась развитию, хотя Ленин и предупреждал: «…[этот строй] не может отмереть сам по себе, в порядке «автоматического краха», без самой решительной борьбы. Но… [этот строй] есть та стадия развития капитализма, на которой революция стала практической неизбежностью. Весь ход [событий] ведет к революционной замене капитализма социализмом». Сопротивлялась и Германия. В результате и в России, и в Германии произошли социалистические революции (в России — в 1917 году, в Германии, после неудачного переходного периода, — в 1933 году). Германия вернулась к нормальному (и уже постимпериалистическому) пути развития после страшной катастрофы. Россия застряла в социализме до начала 90-х годов.

Нетрудно поверить, что нынешнее руководство страны действительно искренне стремится построить в России капитализм. При этом за неимением практики и лучших учебников представление о капитализме оно сформировало по учебнику политэкономии 1954 года выпуска. Если так, то можно констатировать достижение полного успеха. Загнивающий монополистический империализм у нас построен.

Вот только что делать с «неизбежностью социалистической революции» — пожалуй, самым страшным, что может произойти со страной (настолько страшным, что для Германии даже оккупация оказалась благом по сравнению с властью социалистов)? Хочется верить, что построение империализма в России — это не часть хитрого плана, конечной целью которого является реставрация социализма. Еще не поздно, и можно двинуться по пути, по которому так успешно прошли западные страны, — от империализма к постиндустриальной демократии. Но для этого нужен хотя бы какой-то новый план, уж точно не 1954 года издания.