 |
|
16.08.2011, 22:09
|
 |
Новичок
|
|
Регистрация: 16.08.2011
Сообщений: 26
Сказал(а) спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Вес репутации: 0
|
|
*138. Выставка «Психиатрия: индустрия смерти» стала выездным правозащитным центром для пермяков
http://blog.pravo.ru/blog/etc/2113.html
С момента своего открытия 7 июля в центре «Wonder Hall» выставка «Психиатрия: индустрия смерти», организованная в Перми Гражданской комиссией по правам человека (ГКПЧ), представила факты нарушений прав человека в психиатрии для более чем 4000 жителей города. На выставку продолжают приходить люди, интересующиеся темой преступлений в психиатрии, а также граждане, непосредственно пострадавшие от психиатрических злоупотреблений.
Показателен случай, когда внук пожилой женщины, случайно узнавший о выставке, сообщил в ГКПЧ о том, что его бабушку пытается лишить дееспособности другой близкий родственник, для чего последний недобровольно поместил женщину в психиатрический стационар в Перми.
«Такие случаи — не редкость для нас», — комментирует ситуацию президент Гражданской комиссии по правам человека Татьяна Мальчикова, — «еженедельно в ГКПЧ обращаются десятки граждан, и квартирный вопрос стоит на первом месте среди причин, по которым родственники или соседи прибегают к помощи психиатрии. Так как в психиатрии не существует объективных научных критериев или тестов для постановки пациенту диагноза, как это происходит в обычной медицине, то на человека очень просто повесить психиатрический ярлык и поместить в психиатрическую больницу».
Для многих пермяков данные, представленные на выставке, не были откровением — нарушения прав человека в психиатрических стационарах нашей страны, известны еще с советских временён, когда диссидентов помещали в психиатрические больницы только лишь на основании того, что кто-то отказывался идти на коммунистические субботники или распространял информацию, порочащую советскую власть.
Но есть на выставке и данные, касающиеся каждого родителя — это постановка детям психиатрических диагнозов и данные о последствиях приема детьми психотропных препаратов, начиная с самого юного возраста.
Не так давно молодая женщина сообщила в ГКПЧ о том, что ее полугодовалому сыну, у которого были проблемы со сном, прописали сильнейший психотропный препарат, который выписывают женщинам в возрасте от депрессии, и при этом психиатр ничего не сообщил маме о побочных эффектах данного препарата.
Выставка «Психиатрия: индустрия смерти» в первую очередь нацелена на информирование граждан о том, как их права могут быть нарушены в психиатрии, но, когда на выставку приходят люди за реальной помощью в восстановлении их уже нарушенных прав, информационная цель выставки отходит в этом случае на второй план. Выставка продолжает свою работу до 24 августа 2011 и работает каждый день с 12:00 до 21:00.
Международная Гражданская комиссия по правам человека была создана в 1969 году Церковью Саентологии и почетным профессором психиатрии Томасом Сасом
Последний раз редактировалось Chugunka; 28.05.2021 в 15:15.
|
16.09.2019, 09:33
|
 |
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Последний раз редактировалось Chugunka; 21.09.2019 в 10:43.
|
16.09.2019, 09:33
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Последний раз редактировалось Chugunka; 21.09.2019 в 21:12.
|
16.09.2019, 09:34
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Последний раз редактировалось Chugunka; 21.09.2019 в 10:56.
|
16.09.2019, 11:33
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Реакция на раздражителей
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
26-12-2008 (14:28)
Масштабное освободительное движение спасет Россию от нынешнего режима
Разгоны демонстраций автомобилистов во Владивостоке показали, как именно путинский режим встретит массовые протесты, неизбежные во время расширяющего социально-экономического кризиса. В связи с классическим кризисом перепроизводства в отечественном автопроме, режим впервые столкнулся с ситуацией, когда объективно противоречат друг другу социальные интересы разных групп населения ("простого народа"). Это не противоречия между этническими меньшинствами и имперской властью; между бизнесом независимым и бизнесом государственно-монополистическим; не противоречия между бизнесом и наемными работникам; между интеллигенцией и цензурным ведомством; не между партией власти и оппозицией…
Все предыдущие формы конфликтов носили "вертикальный характер". Те, кого сбрасывали "вниз", пытались сопротивляться "верхам". В этой борьбе прошли все 9 лет путинизма, и он в ней преуспел, ибо именно для такой борьбы авторитарно-полицейская модель почти идеальна. Однако наступление первого в постсоветской России классического капиталистического кризиса перепроизводства (дефолт был кризисом финансовым, крахом "пирамиды", приведшим к немедленному оздоровлению экономики, ликвидации экспортного перекоса) поставило общество в ситуацию антагонистического противоборства между различными группами простого народа, включая мелкий бизнес, заинтересованный в противоположных финансово-экономических стратегиях.
Если бы путинизм, подобно ельцинизму, предусматривал реальное соревнование партий (при сохранении контроля над основными властными функциями), то спор в ходе вновь возникшего — "горизонтального" — социального конфликта был бы решен путем парламентских выборов, либо в результате рекомбинаций в правительстве. И сторонникам "защитительных" импортных тарифов, и сторонникам "свободы торговли" Кремль мог бы сказать что-то вроде: "Мы ничего не можем поделать, ибо такова демократически выраженная воля большинства". Вот не захотели американские сенаторы-республиканцы вытаскивать отечественный автопром за счет налогоплательщиков, и все, товарищи рабочие "Крайслера", "Форда" и "Дженерал Моторс", следующий раз активнее голосуйте за демократов… Как назвали древние греки тех своих свободных граждан, кто манкировал участием в демократических процедурах? "Идиетам" называли. Сколь же глубока же античная мудрость!
Если бы путинизм успел завершить до нынешнего кризиса свою фашизоидную эволюцию, то проблемы столкновения социальных интересов различных групп потребителей и производителей просто не было бы – в связи с рационированием (административным регулированием) потребления и невозможностью публичного выражения своих социальных интересов (даже не требований), а сам конфликт был бы решен путем внутренней борьбы отраслевых лоббистов, как это, например, происходило в СССР начиная с конца 40-х годов.
Вопреки устойчивому представлению, согласно которому либеральная демократия необходима именно для бескровной ротации элит, ее главное назначение – согласование множеств групповых эгоизмов, избавление правящего класса от необходимости обременять себя разборкой постоянно возникающих дрязг и встревать в непрерывные конфликты интересов. Именно поэтому в странах с прочной либеральной традицией кризисы только укрепляли демократические институты, увеличивали социальную базу демократии. Демократические "новоделы" же рушились как карточные домики, точнее, как домики двух неразумных поросят. А вот у их умного братца, избравшего в качестве строительного материала камень, а не щепки или солому ничего не рушилось (этот безумно популярный в рузвельтовские времена диснеевский мультик стал назиданием для двух поколений американцев).
Путинизм, формируя модель "общенародного" патерналистского государства, вне которого находятся только "шакалящие у посольств" клеветники-русофобы, экстремисты всех мастей да международные террористы, отрицая наличие объективно существующих социальных противоречий, оказался вынужден вставать на сторону одной из каждой конкурирующей социальной группы. Тем самым отбрасывая ее оппонентов (ранее столь же лояльных верноподданных) в категорию смутьянов, наймитов и прочих подрывных элементов. Это в полной мере испытали на своих боках как участники по-детски мирных акций протеста во Владивостоке, так и журналисты, виновные лишь в том, что попытались документально зафиксировать распад "путинского консенсуса". Не надо быть чрезмерно тонким аналитиком, чтобы спрогнозировать – путинизм разорвет на части именно эта институциональная невозможность открытого демократического спора между группами интересов. Монопольная "партия власти" вбирает в себя все социально-политические противоречия, заменяя уличную политику кабинетной, но политика от этого отнюдь не становится менее яростной и упорной.
Когда я говорю о "разрыве" путинизма, то вовсе не имею ввиду обязательное торжество демократического движения или установление режима, более чуткого к народным чаяниям. Все может быть и совсем наоборот, поскольку путинизм, вынужденно проводя отложенные Ельциным модернизационные реформы, задел и даже обездолил (и морально в большинстве случаев куда сильнее, чем экономически) слишком много социальных групп, с удовольствием готовых вцепиться в кадык теряющему силу вожаку. Кроме того, что путинизм, пришедший как создатель среднего класса, теперь сделает все, чтобы не допустить его политической эмансипации. Поэтому объективно очень грамотные социально-экономические предложения придворных советников о максимальном содействии малому и среднему производительному бизнесу (по налоговым и арендным льготам, защите от коррупции и т.п.) никак не будут взяты правительством на вооружение.
Конечно, в случае грамотной, пусть даже полуграмотной, реализации такая политика помогла бы сдержать рост безработицы (за счет сохранения и увеличения количества рабочих мест, высвобождаемых по мере вымирания индустриальных бронтозавров) и смогла бы создать на рынке необходимое предложение сравнительно недорогих продуктов и товаров ширпотреба по мере сокращения импорта. Но в результате проведения этой политики, аналогичной политике поддержки кооперативов и малых предприятий в конце 80-х — самом начале 90-х, в стране за несколько лет сформируется мощный слой энергичных, "сделавших себя" людей, очень требовательных к местной власти и готовых отстаивать свои интересы, требуя демократии, по крайней мере, на муниципальном уровне.
Но выросший и заматеревший режим "непуганых бюрократов" таких социальных оппонентов терпеть не захочет. Значительно проще для власти будет направить полторы сотни "комиссаров" в коммерческие банки, национализировать промышленные империи и поддерживать в еле живом состоянии несколько сот градообразующих предприятий, превратив их в своеобразные "общественные мастерские", формируя тем самым мощный социальный слой, осознающий свою полную зависимость от государственных подачек.
Это диктует "логика империи" (см. превосходный, хотя и несколько прямолинейный роман Фредерика Пола и Сирила Корнблата "Торговцы космосом" ("Операция "Венера") – "логика" же в том, что империя обязательно требует рабства). Финансовая политика путинизма удивительно точно повторяет алгоритм реформы фараонова министра Иосифа: в годы "тучных коров" набить казну за счет повышенных налогов, а в годы "тощих коров" — за счет казны (Стабфонда) скупить все движимое и недвижимое имущество голодающих, а затем и их самих — в крепостное рабство. Как правило, хитроумные авторы таких реформ забывают последующие страницы Книги книг – широкомасштабные принудработы, 10 казней египетских, Исход и гибель фараона и его войска. Некоторые исследователи даже полагают, что для обеспечения всех этих "спецэффектов" пришлось утопить Атлантиду…
Словом, на последнем своем издыхании путинизм обречен попытаться сделать именно те финансово-экономические шаги, от которых, как от чумы, бежали младореформаторы 1992 года. Ненавидя их, чекистократы сделают попытку реализовать то, что они полагают абсолютной альтернативой гайдарономике и что якобы соответствует "китайскому пути". Объяснять, что это будет не "китайский", а перонистский вариант, что гайдарономика сама была по существу альтернативой тетчеризму и прочей неолиберальной шокотерапии и что китайская модель в плане выдерживания монетаризма была (и остается) куда жестче самого неистового разгула младореформаторов, я в данной статье не буду, дабы не сбивать читателя с основной мысли.
Крах путинизма дал старт своеобразным историческим гонкам между революцией и реакцией. Первая такая гонка началась после уже очевидного краха советской системы в конце 80-х. Тогда "демократы" (буржуазные реформаторы и буржуазные националисты) победили, не в последнюю очередь потому, что большинству советских вождей явно не улыбалась карьера Милошевича – особенно ее гаагский финал.
Но отмеченные диалектиками исторические повторяемости "спиральны" в достаточной степени, чтобы при схожем начале обеспечить на новом витке совершено обратный итог. Через пару лет мы рискуем увидеть такую же легкую сдачу Кремля фашистам, какой была сдача демократам. Поэтому сейчас у реакции (сторонников гипотетической силовой хунты) шансов куда больше, чем у революции (быстрой либерализации системы). И реакция, и революция, как известно, могут идти как "сверху" (т.е. в результате усилий элиты), так и снизу – в результате победы контрэлиты. Они могут носить либо мирный, либо насильственный характер. В иготе мы получаем, по меньшей мере, восемь сценариев актуального будущего, которые мы, однако, не будем разбирать полностью.
Реакция "сверху" – это полное торжество чекистократов с попыткой установить подобие изоляционистского мобилизационного режима, то, что условно называют "византийский проект". Несмотря на всю кажущуюся фантасмагоричность этого сценария, вектор последних идеологических (миф о тотальной русофобии Запада) и юридических (увеличение в полтора раза президентской легислатуры, резкое сокращение компетенции судов присяжных и средневековое приравнивание борьбы с режимом к государственной измене) инноваций, а также стремительное наращивание репрессивно-полицейских структур в ущерб армии указывает, что идет плавное, но быстрое создание условий для реализации именно такой, фашизоидной трансформации режима.
О том, на что готовы младоопричники, говорит кровавое заклание баранов на пути у делегатов съезда "Солидарности".
Реакция "снизу" ("веймарский сценарий") — это передача власти фашистскому оппозиционному движению (может быть, после некоторого сеанса "игры в поддавки" — режиму ведь нужно еще будет попытаться изобразить перед Западом и перед либеральной оппозицией, что он – последний рубеж перед лицом "коричневой угрозы").
Я писал и говорил, и буду писать, и говорить еще многократно, при каждом удобном случае – у нас нет альтернативы: "тихое гниение" или всплеск радикализма, который опасен фашизацией.
Поэтому я убежден, что российская альтернатива – приход к власти демократической оппозиции или оппозиции фашистской. Режим "гниющего застоя" — все равно не жилец.
Среди многих, это было очевидно и мне в июле 2008 года, когда путинизм, казалось, купался во всемогуществе и готовил свой грузинской поход (я тогда опубликовал "Вторую революцию"). Сейчас это очевидно даже адептам режима.
К сожалению, демократическая оппозиция позорно слаба. Прежде всего, демократы не имеют четкой, ясной и популярной программы. 20 лет назад демократы имели "Конституционные идеи Андрея Сахарова", сулящие суверенитет народам империи; "Декрет о власти" Андрея Сахарова — отказ от партократии в пользу парламентской демократии. Был очевиден состав теневого правительства – в него вошли лидеры Межрегиональной депутатской группы, после смерти Сахарова открытые к самым широким компромиссам. Были программные статьи и выступления, в первую очередь, Гаврилы Попова, прямо обещавшего коммунистической партхозноменклатуре возможность беспрепятственного превращение в слой крупной буржуазии либо, на выбор, в консервативную фракцию новой демократической бюрократии – при условии отказа от КПСС. Как и все "неписанные сделки", эта была скрупулезно выполнена обеими сторонами.
Очень возможно, что при нарастании кризиса путинизма участники очередного дворцового переворота, стремясь избавиться от вечного страха перед чекистократами, объявят себя поборниками прав человека и даже захотят декорировать свою власть несколькими знаковыми демократическими фигурами (из тех, кто поумереннее).
Но тут уж надо говорить честно. Если что и добьет окончательно русскую демократию, так это воцарение шалеющих от свободы от Следственного комитета при прокуратуре обитателей Рублевки. Российские сторонники демократии совершат особо тяжкое преступление перед Историей, если вновь позволят использовать себя как декорацию номенклатуры, позволят украсть свои лозунги. Я надеюсь, что урок 1998-2008 годов будет усвоен и доктрина "авторитарного либерализма" будет окончательно отправлена российскими политиками и политологами на помойку истории.
На самом деле, если иметь в виду институциональную возможность обеспечить демократическую эволюцию России, то достаточно "вернуться" в весну 1999 года: существование двух последовательно враждующих номенклатурных партий, поделивших между собой основные финансовые, информационные и административные ресурсы, ищущих союзников среди правых и левых малых партий и лишенных возможности стать монопольной "партией власти", гарантирует развитие демократии точно также, как борьба средневековых партий привела к рождению современной многопартийности.
Если еще добиться того, чтобы при этом в Кремле не было политических манипуляторов, скупающих оппозиционных депутатов и сливающих (в обеих смыслах) две ранее соперничающие партии в одну правящую. С трезвой точки зрения долговременных интересов демократии такой вариант был бы почти идеален. Именно так произошло в Украине, где "оранжевые" обеспечили в политике непрерывную череду грязных интриг и кухонных скандалов, но зато избавили страну от перспективы формирования "вечно правящей" партии власти, бесконтрольной и предельно коррумпированной. Но постмайданный политический ландшафт настолько неромантичен, что за такое будущее людей не поднять.
Поэтому с лозунгом "При мне будет как при дедушке" (перефразируя первое программное выступление государя императора Александра I) свежеиспеченный лидер явно рискнет выступить только перед своим ближайшим окружением заговорщиков – в ширнармассы сие, говоря языком малых сил, "не покатит".
Отдельно надо сказать об отечественной интеллигенции. Тридцать лет назад среди нее сложился консенсус по поводу отмены цензуры. Одни имели в виду преимущественно открытость современной западной культуре, другие – возвращение традиционных ценностей и исторического величия, но вектор приложения общественных сил был един. Но потом выяснилось, что свобода разрушает мифы, а вне мифов не может быть идеократического общества, имеющего интеллектуала в качестве содержанки.
Одни интеллектуалы успокоились, получив свободу отстаивать "национальное величие" и "духовное возрождение". Расширение сферы свободной критической мысли они стали считать своим личным врагом. Другие сочли "ограниченную буржуазную" демократию пережитком и стали стремиться душой к чему-то немыслимо совершенному. Либеральные фрагменты элиты (и особенно субэлиты) хотели только просвещенного прогрессивного авторитаризма. В результате у либеральной демократии почти не осталось сторонников в социальном слое, который назову смыслопроизводящим.
Из всех демократических ценностей сохранило свою привлекательность только право, мечта о справедливом правосудии и о государстве, уважающем достоинство личности. Собственно говоря, в этом нет ничего удивительного – деспотия также взращивает тоску по праву, как дефицит – грезы о потребительском рае. Поэтому, в отличие от демократов конца 80-х, у нынешних сторонников демократии нет надежных союзников в расколотом и изрядно проституированном мире статусных интеллектуалов.
Удары по русскому либерализму освободили его пламенных антагонистов, и поэтому в среде радикальной интеллигенции, особенно молодой, очень популярны левые и правые идеи, но трудно найти симпатии к "пошло-приземленной" либеральной демократии. Россия снова стала "нормальной", поэтому молодость влечет романтический радикализм, а трудно придумать что-либо менее романтическое, чем "правовой демократический строй". Освободительное движение, борьба с фашизоидным государством требует жертвенности и героизма. Я уверен, что недостатка в героях не будет, но как внушить потом этим героям, что они боролись и страдали за "суд присяжных" и "честные выборы"?!
Сторонники демократии в России не могут и опереться на поддержку Запада – политикам нужна стабильность, а не новая революционная смута, к тому же очень многим в западном истеблишменте (и почти всем в незападном) очень хочется своего "Правового поворота" (по знаменитой программной статье Алексея Улюкаева) – финансовой стабилизации (и монетизации) в условиях полной социально-политической стабильности.
Сторонники демократии в России могут опереться только на гордость, не дающую возможность смириться с гнетом, и на исторический опыт, свидетельствующий, что в конечном счете освободительное движение всегда побеждает диктатуру.
Для меня очевидно, что российское освободительное движение будет устремлено не к "чистой" демократии, но к идее справедливого и доброго государства. Для простоты я назову такую идею Социализм, вкладывая в этот термин именно мечту о честном устройстве общества, а вовсе не мечту о перераспределении государством излишнего богатства беднякам, что сплошь и рядом понимают под социализмом сейчас. Конечно, такие идеи резко сузят для освободительного движения возможности для создания коалиций. Выше я уже говорил, что на определенном этапе отодвинутые на второй план финансово-промышленные магнаты будут готовы поддержать либерализацию, которая вернет им статус олигархов, и охотно возьмут на вооружение демократически-правозащитную фразеологию, так презираемую ими сегодня.
Но об их судьбе я скажу цитатой из сильного, пусть и прямолинейного до плакатности романа Синклера Льюса "У нас это невозможно" (о гипотетической победе фашизма в США в 1936 году – это был роман в поддержку Ф.Д. Рузвельта). Собственно, роман о пути умеренного либерала (профессора истории и редактора небольшой газеты-"районки") в революцию. Он показывает, как несложно подвести гуманистов и пацифистов к вооруженной борьбе. Так вот, когда уже корпоративный режим шатается и крупный бизнес начинает заигрывать с подпольем, предлагая деньги, главный герой предрекает после победы демократии такую участь финансовым воротилам: "Что станет с вами? А что стало с динозаврами?". Видимо, такая перспектива и у нынешнего российского списка "Форбс".
Нынешние отечественные сторонники демократии не могут предъявить обществу ни завлекательных доктрин, ни когорту всеми уважаемых вождей в качестве будущего руководства страны.
Я считаю ошибкой просто пытаться пристроиться к забастовочному движению (ничего, кроме отторжения это не вызовет). Для освободительного движения слишком мелко поддерживать каждый призыв увеличить зарплату, сохранить рабочие места или снизить тарифы. Должен быть "общий знаменатель", например, лозунг отставки правительства. Но смешно требовать отставки правительства, не имея возможности предъявить свой "теневой кабинет". Напомню, что сперва, в сентябре 1988 года, общественности было предъявлено альтернативное руководство – в виде Совета общества "Мемориал" (в точном названии могу ошибиться, но главное, что Совет был сформирован путем уличных опросов о том, кто из общественных деятелей перестройки пользуется наибольшей популярностью), а уж затем начался рост оппозиционного демократического движения.
Впрочем, я – исторический оптимист. Совсем недавно мы видели, как стремительно пал чекистократический режим генерала ФСБ Мурата Зязикова в Ингушетии, как только мирная гражданская оппозиция показала готовность создать альтернативные структуры власти (Совет тейпов, ультимативно потребовавший от Кремля убрать Зязикова). А буквально на днях мы стали свидетелями того, как выход тысяч демонстрантов на улицы Владивостока заставил Законодательное собрание Приморья (единороссовское в своем подавляющем большинстве) единодушно принять обращение к своему лидеру (и главе правительства по совместительству) с призывом отменить его решение о повышении импортных тарифов на подержанные иномарки.
Полагаю, что миллионная толпа демонстрантов, занявшая центр столицы, вынудит "думаков" — "добровольно и с песней" (как вылизывает горчицу кот, вымазанный под хвостом) — принять любые законы. И петь они будут, что велят – хоть "Венсеремос", хоть "Хорст Вессель"…
Взгляд за горизонт
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
20-03-2009 (15:20)
Революция в России неизбежна
Редакция любезно предложила мне высказаться по поводу политического кризиса в России. Я известил, что, по моему скромному мнению, такового в нашем возлюбленном отечестве вовсе не наблюдается. Но поскольку мне все-таки предложили обозначить свою позицию по сему вопросу, то не могу не использовать возможность.
Честно говоря, мне вообще поднадоело читать оппозиционных публицистов на тему политического кризиса в России.
Предрекать режиму неминуемый политический кризис достаточно несложно – это судьба любого недемократического режима.
Когда древнееврейские пророки говорили о неминуемом крахе тиранов и деспотий, упивающихся самодовольной роскошью и погрязающих в грехе и беззаконии, то они опирались на интуитивное обобщение эмпирического опыта наблюдения за окрестными царствами-государствами и сменой собственных династий.
Крах советского режима предрекали не только белоэмигранты, меньшевики, троцкисты и диссиденты, но и Герцен. Причем причины назывались довольно схожие: превращение большевиков (в версии Искандера — социалистов) в консервативных коррумпированных чиновников, распад экономики, лишенной "живительной частной инициативы". И все, что характерно, сбылось. Но не сразу… А через многие десятки лет.
Кризис – это кульминация болезни, болезни режима или всего государственного устройства. После кризиса либо наступает облегчение или выздоровление, либо "доктор сказал "в морг", значит – в морг".
Те, многочисленные авторы, которые начиная с сентября прошлого года наперебой констатировали исчерпанность путинской социально-экономической модели, безусловно, правы. Правы они и в том, что данная исчерпанность неизбежно приведет к политическому кризису. Вопрос, однако, в точности диагноза. Социально-экономическая и идеологическая исчерпанность "застойной" (брежневской) модели проявилась уже в середине семидесятых, а первый острый политический кризис — только в феврале-мае 1988 года, спустя десять лет. Это события в Карабахе, Армении и Азербайджане (кризис национальной политики) и публикация "письма Нины Андреевой" в "Советской России" 13 марта (раскол в Политбюро).
Ельцинский период тоже знал всего три полноценных политических кризиса:
противостояние "ветвей": с декабря 1992 по декабрь 1993 года;
противостояние придворных группировок Коржаков vs Чубайс (январь – июль 1996 года);
борьба с региональной фрондой (март 1999 – октябрь 2000 года).
Из всех трех кризисов группа Ельцина (потом Ельцина-Чубайса) вышла победительницей, но последней своей "победы" ельцинизм не пережил.
Даже во время Первой русской революции политический кризис прослеживается только с лета 1905 года и завершается через год арестом организаторов Выборгского воззвания.
Посему никаких признаков политического кризиса – в форме распада правящей группировки, открытого противостояния политических сил, поляризации гражданского общества — у нас не наблюдается. Политический кризис в Украине, Грузии, Пакистане и на Мадагаскаре. Наша партия власти очень гибко меняет кадровую и экономическую политику: пачками выбрасывает неспособных бюрократов, привлекает успешных политиков, выскальзывает из-под засилья госкорпораций…
Все вышеуказанное, однако, совершенно не перечеркивает неминуемость новой революции в нашей стране. Поскольку существующая модель режима, модель "общественного договора" в стиле "ешь и молчи" (Муссолини) и "друзьям – все, остальным – закон" (Салазар) действительно потерпела крах.
Эта революция будет "второй" (относительно событий 1989-1993 годов) и Пятой русской революцией (если считать от освободительного движения 1905-1906 годов).
Ее ближайшая цель — очевидна и обусловлена историческими закономерностями — свержение феодальной, по сути, "паразитарной" власти силовой олигархии и магнатов государственно-монополистического бизнеса.
Так сказать, "бей ментов, чекистов и олигархов".
Пафосом этой революции будет защита "простого" народа (включая малый и средний бизнес) от коррупции, диктата и произвола.
И с точки зрения долговременной исторической перспективы не так важно, пройдет эта революция под демократически-правозащитными или националистическими лозунгами.
О неизбежности революции в стратегической перспективе говорит твердая решимость властей провести второй процесс Ходорковского. Очевидно, что выйди экс-владелец "ЮКОСа" из суда оправданным, он станет естественным духовным вождем объединенной оппозиции. Новое осуждение Ходорковского похоронит в глазах либеральной интеллигенции все надежды на мирную эволюцию режима. Трудно будет вообразить ту степень ледяного омерзения, которое испытают либеральные "эволюционисты" к медведевскому режиму, узнав о новом приговоре своему кумиру – МБХ. В тот же миг либеральная интеллигенция, которая сейчас прилагает все усилия для антиреволюционного смыслопроизводства (по моим подсчетам, интеллектуалы тратят сейчас значительно больше сердечного жара, уговаривая радикалов не делать революцию, чем на убеждение власти подвигнуться на реформы), это безнадежное дело прекратит. Напротив, начнется интенсивное формирование революциофильских смыслов (типа "лучше один раз стоя, чем всю жизнь — на коленях"). Что в России всегда означает наивернейшую примету – революция будет. Хотелось бы, чтобы она была мирная, бескровная, прошла под правозащитными лозунгами и привела к власти титанов духа и прочих мужей чести.
Ходорковского освободит революция. И, возможно, в ее первые – медовые — месяцы он сыграет роль русского "маркиза де Лафайета".
Поскольку сейчас у руля находится вторая за 100 лет послереволюционная власть, она, естественно, делает все, чтобы новая революция не случилась.
Советская власть делала все, дабы избежать нового Октября. Исходя из собственной, ими же сфальсифицированной истории ("Краткий курс", Истпарт…), вожди КПСС считали, что революцию в России может сделать только разветвленная, хорошо законспирированная подпольная организация лидерского типа, которая оседлает народное недовольство и отшвырнет ("сорвет все и всяческие маски") всех либеральных и левых попутчиков. С учетом этих построений все было сделано для недопущения появления нового большевизма. Но злая судьбинушка жестоко коммунистам отомстила, превратив советский истеблишмент в "меньшевиков". Антисоветская революция вышла не из подполья, а из редакций и клубов избирателей. Вот почему мы увидели нечто, напоминающее Великую французскую или Первую русскую революции (но с иным, победным финалом) – три года подъема, затем — нарастающий спад, после — полоса реакции.
Нынешний режим также делает все, дабы избежать новой революции (в их терминах — "майдана"). Но в этот раз действия направлены на то, чтобы не пришла новая перестройка, не было самоорганизации гражданского общества, не было общей идеи реформы. Общество атомизировали и растлевали. Но именно поэтому, став гомогенной массой, общество, при соответствующих условиях, и вспыхнет разом. Скорее всего, неизбежная революция будет иметь характер политического обвала – подточенное доверие к режиму внезапно рухнет в одночасье, и, на фоне миллионных демонстраций, власть распадется.
Все сказанное о пока еще значительном запасе политической прочности путинизма совершено не перечеркивает мою твердую уверенность в том, что внутри правящей группировки идет суровая подковерная борьба, дошедшая даже до стадии подготовки латентных дворцовых переворотов. Что проявляется в периодических усилиях по дискредитации, с одной стороны, Медведева, как "либерала и законника" (ему подсовывают на подпись один закон антиконституционней другого), а с другой – в нарастающих нападках на путинскую финансово-экономическую политику и в целом на его режим в СМИ, демонстративно близких Медведеву.
Если попытаться очертить основные группировки, которые вот-вот сойдутся в смертельной (поскольку этика компромисса им глубоко чужда) схватке за власть и ресурсы, то их, по меньшей мере, пять.
Во-первых, это так называемая "вертикаль" — бюрократия центрального аппарата, которой формально подчинены как ведомства, так и региональные власти, включая структуры "Единой России", а также, опосредованно, бизнес и культура. Именно на усиление этого аппарата были направлены все действия при Ельцине и Путине. Но у них нет ничего, кроме бланков и телефонов с гербами.
Во-вторых, это так называемые "чекисты", еще точнее, "чекистский крюк" (по изумительному выражению бывшего главы наркоконтроля Черкесова) — группа выдвиженцев из КГБ, "силовая олигархия", взявшая под неформальный или слабо формализованный контроль и государство, и крупный бизнес, а также "надстройку" — СМИ и псевдогражданские структуры, включая "заказные" партии. Вся их сила основана на парализующем страхе перед органами. Реально же их влияние идет только через Путина, и, с его отставкой, наши "неодворяне" (по не менее блестящему определению Патрушева, ведь первоначально российские дворяне были боярской дворней, "сдавшей" своих сюзеренов-бояр опричникам) идут себе… "Avanti Populi, а дальше по полю".
В-третьих, это региональные "бароны", которые в условиях кризиса могут попытаться установить контроль над подпадающим под их "территориальность" бизнесом, контролирующие местных правоохранителей, местные СМИ и местные ячейки партии власти. Их власть – реальна и близка для простого человека. Именно губернаторам предстоит расхлебывать последствия кризиса и безумной путинской фискальной политики, от их умения зависит сохранение мало-мальски приличных условий жизни, привлечение инвестиций, сохранение рабочих мест.
В-четвертых, это "менты" — среднее звено милиции, ФСБ, налоговиков и прокуратуры, то есть сила, имеющая реальные возможности "вязать и разрешать", которые в условиях глубокого социально-политического кризиса превращаются в джокера. Именно на них будет возложена постыдная роль карателей в дни агонии режима, и именно их генералы, трясущиеся как желе, в минуты торжества народного движения будут готовы присягать любому Временному, Революционному или Народному правительству.
В-пятых, это "мистеры миллиарды" — крупный и сверхкрупный бизнес, которому надоело трястись от страха перед "чекистами" (и поэтому им нужна "оттепель" и "верховенство закона"), но которому нужна сильная – своя – центральная власть, могущая защитить их от загребущих лап национализации "по Лужкову".
Вот эти силы и сойдутся в смертельном клинче в случае настоящего политического кризиса. Именно их рекомбинации и постоянно меняющиеся коалиции определят рисунок революционных событий.
Наверное, забавно гадать сейчас на кофейной гуще, когда будет политический кризис. Он будет. Точка. Публицистика его не приблизит и не отдалит. Важнее подготовиться к нему, чтобы не повторять ошибок российских демократов 1989-1991 годов, которые не знали, какую политическую и экономическую модель они хотят создать. Поэтому оппозиционным умам стоит, забыв про верхушечные драки "бульдогов под ковром", сосредоточиться на обсуждении вариантов обустройства России после распада путинизма, уже сейчас мысленно писать новые законы, новую конституцию.
Попробуем заглянуть "за горизонт" и поставить задачи вождям новой Русской революции.
Прежде всего, они должны быть политическими демиургами, поставить себя "вне добра и зла".
Это не значит, что они могут позволить себе ложь, произвол и корысть. Наоборот, история учит, что как только революционеры позволяют это себе, они очень быстро создают предпосылки для того, чтобы стать жертвой чистки, быть отброшенными в политическое небытие еще более наглыми лжецами, еще более жестокими палачами и еще более беспринципными хапугами.
Само стремление к самосохранению требует от революционеров поддержания рыцарственного этоса, сохранения личной порядочности, корпоративной солидарности, близости к народу…
Но революционные вожди должны быть готовы отбросить условности политического процесса, иметь волю провести все необходимые меры.
Давайте подумаем, как могут разворачиваться события во время широкомасштабного политического кризиса, перерастающего в политическую революцию. Очень важно попытаться представить, какими могут быть структуры и функции органов власти во время переходного периода, в условиях подъема массового протестного движения.
Для этого необходимо учесть три важнейших фактора.
Прежде всего, это место народно-революционного (оппозиционного) движения в структуре власти.
Оно может, во-первых, практически полностью доминировать — Народные фронты в Восточной Европе, странах Балтии и Закавказья в 1988-1991 годах.
Оно может быть частью более широкой общественно-политической коалиции, подобно тому, чем была "ДемРоссия" в 1991 году, или одна из антифашистских партий в странах Западной Европы после Второй мировой войны, или в Испании и Португалии в середине семидесятых, после падения диктатур.
Но могут быть и сценарии, когда общественно-политическая коалиция, частью которой является революционное движение, в свою очередь является только частью широкого антидиктаторского альянса, включающего значительные сегменты госаппарта, бизнеса, силовых структур. Этот вариант, когда безумие агонизирующего режима или попытка путча на время, объединит буквально всех. С одной стороны, это создаст наиболее быстрый, политически "комфортный" сценарий свержения режима, но это же и разбавит революционные силы массой очень непоследовательных союзников, быстро превращающихся в противников.
Если говорить о вариантах прихода к власти революционной оппозиции, то, прежде всего, самый драматический вариант – это стремительный крах режима в жестких обстоятельствах (расстрелы митингов, аресты, бунты и беспорядки).
Значительно более мягким и, с моей точки зрения наилучшим, вариантом будет мирная передача оппозиции власти в условиях работы круглого стола.
Возможен, хоть и маловероятен, сценарий постепенного занятия оппозицией ключевых должностей в результате нескольких циклов свободных выборов, поскольку правящий истеблишмент в условиях консолидации гражданского общества будет вынужден соблюдать приличия.
При этом ситуация в государстве может быть самой драматической – в виде обвального краха и катастрофического распада. Более мягкий сценарий будет возможен в условиях раскола правящей группы, раскола партии власти. В этом случае политическая борьба будет происходить в форме поэтапного "перетягивания каната". Совсем легкий вариант смены режима произойдет в условиях морального банкротства и политической изоляции правящей группы (но, как уже говорилось, тут платой будет множество неустойчивых и коварных союзников).
В случае самого "простого" и благоприятного развития событий для революционной оппозиции, она должна просто заявить, что формирует временный коалиционный кабинет, задача которого провести свободные и честные выборы в парламент или в учредительное собрание, и предпринять антикризисные действия. В случае выборов парламента ему будет поручена также разработка поправок в Конституцию либо разработка временного конституционного акта.
Для соблюдения принципов демократии должно быть обозначено, как это было в Португалии в середине семидесятых, что после так называемых "учредительных выборов" (первые выборы в новый представительный орган высшей власти) места в правительстве будут перераспределены в соответствии с итогами голосования.
Естественно, что в случае политической гегемонии народно-революционного движения структура органов переходного периода будет достаточно проста:
временное (коалиционное, то есть политическое) правительство,
временные администрации на региональном и муниципальном уровне,
новый парламент (либо ассамблея представителей общественных сил с законодательными функциями, работающая до тех пор, пока учредительное собрание не разработало проект (проекты) конституции и избирательное законодательство и на их основе не избран новый парламент).
При этом возможно, что в течение первых нескольких послереволюционных лет параллельно с новыми органами власти и новым парламентом будет существовать аналог "стражей исламской революции в Иране" — некий Высший революционный комитет (или Совет народной бдительности) с полномочиями:
накладывать вето на любое административное решение или закон,
законодательной инициативы,
снятия с выборов любой политической силы или кандидата, наносящих гибельный вред революции.
В том случае, если смена власти будет происходить эволюционно, при "договорной" передаче власти или ее перераспределения, структура органов переходного периода будет выглядеть значительно сложнее, поскольку включит в себя систему институтов, в рамках политического компромисса, гарантирующих старой элите или частям госаппарата достаточное влияние на переходный период. Именно в такой ситуации возникает раздвоение исполнительной власти, которая делится между временным политическим органом (его можно назвать Комитет национального спасения), или временной администрацией, и временным беспартийным правительством специалистов (так называемое Техническое правительство).
В случае раздела власти (типа польского исторического компромисса 1989 года – "президент наш, премьер ваш"), очевидно, будет создана (как это сделано сейчас при переговорах между ФАТХ и ХАМАС в Палестине) еще более сложная властная конструкция, предусматривающая создание:
коалиционного правительства или антикризисного правительства (кабинет специалистов);
общенационального круглого стола;
системы созданных круглым столом комитетов: по законодательной реформе, по подготовке выборов, по политической реформе…
Если оплотом старого аппарата становится президент, готовый идти на компромисс с народно-революционными силами, то правительство (либо его часть) становится вторым, революционным, полюсом власти. В этом случае правительство является политическим органом, носит коалиционный характер.
Если оплотом народно-революционных сил становится новый президент, готовый идти на компромисс со старым аппаратом, то правительство автоматически превращается в оплот консервативных сил. Поэтому революционеры будут стремиться свести его к функциям только и исключительно антикризисного кабинета специалистов. Функции этого правительства будут заключаться лишь в работе по обеспечению жизнедеятельности страны, поддержанию закона и порядка, а также гарантировать равные условия для всех субъектов (акторов) политического процесса.
Очень важно отметить, что в условиях революционного кризиса, а тем более в условиях утраты монополии на власть, партия власти неминуемо расколется. Поэтому планы нынешних радикалов запретить ее участие в выборах – нелепы.
В обстановке распада режима народно-революционное движение должно будет заявить, что оно готово войти в состав широкой антидиктаторской коалиции и коалиционного правительства национального спасения.
В ситуации, когда возможно соблюдение правил игры, оппозиция должна настаивать на том, чтобы создавались новые органы власти и проводилось изменение государственного устройства и правовой системы страны только в результате деятельности общенационального круглого стола с участием всех реальных общественно-политических сил.
Разумеется, оппозиция должна быть готова предложить кандидатуры уважаемых высококвалифицированных специалистов в состав антикризисного правительства, выдвинуть свои предложения по законодательным изменениям и политической реформе, а также по антикризисным мерам.
Очень важно, чтобы при переговорах с властями оппозиция четко выдвинула предварительные условия, без выполнения которых говорить о переходе к демократии просто смешно. Это, прежде всего:
немедленное освобождение всех политических заключенных,
прекращение политического сыска и преследования оппозиции,
отмена цензуры и предоставление оппозиции доступа к общефедеральным СМИ,
гарантия свободы митингов и собраний,
уведомительная регистрация общественных и политических организаций и партий.
Последний раз редактировалось Chugunka; 21.09.2019 в 11:30.
|
16.09.2019, 11:34
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Натуральского страха ради
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
15-05-2009 (21:19)
Демократам не нужно бояться геев
Полемика об уместности и необходимости защиты демократами прав сексменьшинств дала возможность обсудить две необычайно важные для либерального сознания проблемы: значение конформизма и интеллектуальной честности и взаимоотношение критически мыслящего "тростника" с традиционалистским в своем большинстве обществом.
Конформизм — в данном случае это нежелание излишне удаляться от господствующей доктрины — естественен и понятен. Особенно если он органичен, а не вызван банальным страхом.
Градус этого конформизма практически и формирует политико-идеологическую палитру. Например, миллионы граждан соцлагеря, не принимая "реального социализма" на дух, не решались даже себе признаться в том, что им ближе консервативные и либеральные ценности, что они — антикоммунисты. Поэтому такие люди внутренне ассоциировали себя с социал-демократией или "демократическим социализмом". После известных событий 1989-1991 годов, когда подсознательный разрыв с красной идеологией перестал вызывать ужас – враг был ритуально повержен, а повсеместные статуи Ленина сброшены, они дружно отвернулись от демсоциализма (который остался псевдонимом посткоммунизма) и, отдав дань своему идеологическому естеству, стали националистами, буржуазными демократами, католическими фундаменталистами и проч.
В Советском Союзе очень многие интеллигенты резко осуждали государственный антисемитизм. Но лишь немногие из них шли дальше и поддерживали борьбу за права евреев изучать свои национальные и религиозные традиции, поддерживать Израиль. Большинство хотело, чтобы евреям дали возможность стать "хорошими советскими людьми" (и ходить в свой театрик слушать фольклорные песенки). Ирония истории заключается в том, что оказалось проще реализовать экстремальную версию — надеть на главу России кипу, привести к власти Либермана (голосами репатрианов) и легализовать сионизм, завести трех главных раввинов и т.д., чем, казалось бы, умеренный вариант — реанимировать атмосферу "дружбы народов" двадцатых-тридцатых годов.
Запретить КПСС и на семь лет превратить антикоммунизм в государственную идеологию России оказалось легче, чем, вернувшись к "решениям XX и XXII съездов", эволюционно продвигать "гласность и перестройку".
Четырнадцать лет назад очень многие хотели прекращения войны в Чечне и сочувствовали чеченцам. Но лишь немногие были готовы сделать следующий шаг – признать право чеченцев на национальное сопротивление и право быть комбатантами
(организованными партизанами, соблюдающими законы и обычаи войны — нетеррористами). То есть признать за чеченцами права, которые международное право и Генассамблея ООН признали за алжирцами, ангольцами… Чеченцам искренне желали стать "хорошими полноправными российскими гражданами".
Сейчас почти все осуждают коррупцию и "ментовской беспредел". Но лишь сравнительно немногие требуют ликвидировать корни происходящего зла — диктат силовиков и партии власти. Еще меньше недовольных готовы требовать отмены результатов последних парламентских и президентских выборов (как нечестных и несвободных), отмены изменений в Конституцию… А некоторые, занимающие радикальные политические позиции, опасаются их публично озвучивать – "чтобы не оттолкнуть потенциальных сторонников". Впрочем, для баланса, напомню, как левые в 30-40-е годы критиковали либеральных антифашистов: вы выступаете против Гитлера и Муссолини, но вы защищаете незыблемость капиталистического (тогда реально олигархического и полицейского) строя, который при этом постоянно порождает фашизм из себя, где ваша логика? Так же критиковали борцы за права афроамериканцев пафосных либералов, сочувствующих борьбе с расовой сегрегацией: спасибо за гражданские права, но что нам делать с нашей нищетой, с социальной униженностью?! Кстати, в обоих случаях критика была западными либералами услышана.
Обо всем этом мне напомнил Александр Хоц, который упрекал демократическо-либеральную оппозицию за реакцию на призыв движения за права сексменьшинств поддержать его. В ответ прозвучало естественное: а) не время сейчас – родина в опасности; б) психи вы ненормальные – вас в ваших клубах не трогают, а вы лезете на площадь; в) народ нас не поймет.
Тут вместо "гомосексуалист" нужно подставить слова: "еврей" (как 40 лет назад); "поляк" (как 100 лет назад); "гугенот" (как 400 лет назад).
Безумная в 17 веке идея религиозного самоопределения. Безумная в 18 веке идея либеральной республики. Безумная в 19 веке идея национального самоопределения. Безумная идея сексуального самоопределения. Я понимаю доводы тех, кто полагает, что, поскольку, дескать, в народе торжествует "криминальное сознание" (с его амбивалентностью: гомофобия/ритуализированная гомоэротика), то демократы, вышедшие на демонстрацию с "педиками", будут считаться "офаршмаченными", и "правильные пацаны" к ним на пикет больше не пойдут. Мне лень парировать эти доводы, рассуждая, что "правильные пацаны" к демократам и так не пойдут, а коли подопрет, то в общей протестующей массе (см. последние кадры "Обитаемый остров. Схватка") никто не будет разбирать, кто с кем пикетировал и кто с кем целуется, — все дружно, как Мак Сим, будут готовы "топить белые субмарины и бороться с инфляцией" (это я вам говорю как Максим Каммерер Рудольфу Сикорскому).
Честнее было бы сказать: "Друзья, мы сочувствуем вам, но – боимся. Стесняемся. Меньжуемся. И потом в нашем движении есть и убежденные гомофобы. Зачем отталкивать людей, решительных и преданных делу борьбы за ..?"
И услышать в ответ: "А зачем вас поддерживать, вы такие же, как ваши враги, — трусы и фашистские свиньи. Ваша победа поменяет только портрет в ментовке, где нас бьют. Идите на…"
Теперь о самой проблеме сексуальной автоэмансипации. Все доводы о ненормальности я отвергаю. Каждый, кто говорит о норме, должен бы сослаться на то, что мать-природа шепнула на ушко об этом. Очень может быть, что норма – это распределение 95 и 5 процентов или 90 и 10 процентов с той или иной ориентацией.
Есть лишь тот факт, что в культурах, сформированных тремя авраамическими религиями, гомофобия – принцип. "Ваикра 18: 22. И с мужчиною не ложись, как ложатся с женщиною: это мерзость <…> 29. Ибо все, которые сделают (какую-либо) из этих мерзостей, души делающих это истреблены будут из среды народа своего. 30. Соблюдайте же закон Мой, чтобы не поступать по гнусным обычаям, по которым поступали прежде вас, дабы вы не осквернялись ими. Я Господь, Бог ваш".
Хорошо бы, чтобы поклонники Торы в этом вопросе столь же ревностно соблюдали и следующие указания: "31. Не обращайтесь к вызывающим мертвых и к знахарям; не ищите оскверниться ими. Я Господь, Бог ваш. 32. Пред сединой вставай и уважай лицо старца, и бойся Бога твоего; Я Господь. 33. И когда будет жить у тебя пришелец в земле вашей, не притесняйте его. 34. Как туземец среди вас да будет у вас пришелец, проживающий у вас; люби его, как самого себя, ибо пришельцами были вы в земле Египетской; Я Господь, Бог ваш. 35. Не делайте неправды в суде, в измерении, в весе и в мере".
Факт также в том, что человечество (каждая культура, каждый народ) объективно делится на большие социокультурные группы, для каждой из которых свойственен свой этос, своя система поощряемого и осуждаемого поведения. И то, что категорически осуждалось для простых общинников, удел которых — "плодится и размножаться", совершено по-другому выглядело для молодых воинов или охотников, постоянно рискующих жизнью и вынужденных неделями и месяцами находиться без женского общества.
Но, как демократы, мы должны признать и за народом право на "грехи аристократов".
Представьте себе, любезный читатель, что машина времени забросила Вас на 100-120 лет назад. Вы, естественно и органично для ваших убеждений, поддерживаете право на гражданский брак, право на развод, право жены быть инициатором развода, получить половину семейного имущества и детей, право голосовать, право замужней работать... И слышите от людей прогрессивных (либеральных или умеренно-социалистических) взглядов, что Ваша позиция поощряет аморализм, разрушает священные устои семьи и брака, разлагает государство… отталкивает сторонников… дает почву для обвинений прогрессистов в аморализме.
Для Вас эти возражения смешны. Ведь Вы – человек 21 века. Вы — за полное гражданское и социальное гендерное равенство. Оно для Вас как воздух вокруг.
Но сейчас позиция "аморальности" сексуального самоопределения столь же смешна.
У людей есть право на любовь. Вас раздражают частично раздетые и раскрашенные юноши, выплясывающие на западных гей-прайдах? А Вас не раздражают эротическая реклама женского белья и ювелирных изделий или клип, где некая задорная бабешка просит обалдевших от пива мужиков стянуть с нее купальник?! Все то, что заставляет воспринимать женщину как доступный сексуальный объект. А тайная услада латентных педофилов — юные длинноногие барабанщицы на парадах?!
Самое смешное, что гей-движение – единственное на западе светское движение, выступающее за брак и семейные ценности.
Честная история
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
24-08-2009 (12:49)
Противостояние культу эпохи пакта Молотова — Риббентропа спасет Россию от повторения сталинизма
К 70-летию пакта Молотова — Риббентропа
Сегодня в России все большую популярность приобретает доктрина, утверждающая, что страна/нация может быть консолидирована только на мифологии, на пропагандистских разработках на тему национального величия и безгрешности. Это свидетельствует, прежде всего, об историческом младенчестве и детской самоуверенности нового правящего класса. Опыт истории однозначен: культ циничной силы и лжи ведет общество к войнам и внутреннему террору, а значит, ставит на грань распада. Поэтому отстаивание интеллектуальной честности в отношении собственной истории не просто добродетель всякой уважающей себя интеллигенции, но важный фактор самозащиты общества от деструктивных тенденций.
Так случилось, что для многих правящих кругов в нашей стране ностальгический сталинизм оказался идеальным средством морально-политической легитимации: многонациональный народ Российской Федерации бесконечно отсылают к культу Победы 9 мая 1945 года, открыто называя это событие триумфом сталинизма, считая его телеологическим оправданием террора и варварских методов эксплуатации населения. Именно об этом дословно говорят два постановления российского парламента: недавнее заявление в ответ на резолюцию ПА ОБСЕ с призывом отвергнуть культ нацизма и сталинизма и апрельское заявление 2008 года по проблеме Голодомора 1932-1933 годов.
по целому ряду причин. Среди них основные:
утрата респектабельности в глазах Запада;
невольная пропагандистская поддержка КПРФ (главного соперника на выборах);
угроза собственной политической легитимности в глазах населения, отчетливо понимающего, что ждало бы при Сталине нынешнюю олигархическую бюрократию.
Поэтому реабилитируется сталинская внешняя политика, где, кажется, все выглядит просто, как один сплошной победоносный марш.
Эта политика имеет несколько этапов, и два из них решительно не подходят для современной неоимперской пропаганды: период "народных фронтов" середины 30-х и период антигитлеровской коалиции.
Поэтому инстинктивно
стремясь вытеснить воспоминания о военном союзе Сталина с западными демократиями и о том послевоенном периоде отношений с восточно-европейскими народами, когда они формально считались "дружескими, братскими", нынешние прокремлевские идеологи сделали упор на периоде пакта Молотова — Риббентропа,
когда СССР был открыто враждебен либеральному Западу, а с народами Восточной Европы обращался бесцеремонно, как с трофеями.
Период с 23 августа 1939 года по 22 июня 1941 года воспринимается (и в целом это вполне справедливо) как эпоха демонстративного цинизма, кичливой наглой военной мощи — все большевистские интернационалистские условности были отброшены, и режим, выросший в условиях Большого террора, смог найти себя в союзе со вторым, столь же агрессивным и террористическим тоталитаризмом — гитлеровским режимом.
Необходимо отметить, что в Советском Союзе периода пакта стеснялись, старались как можно сильнее педалировать сопротивление фашизму в Испании и времена антигитлеровской коалиции. Тем более что еще были живы миллионы людей, помнивших, какой катастрофой лета 1941 года завершился альянс с Гитлером. В советской историографии период пакта подавался как время постоянного коварного обмана Гитлером "миролюбивого советского руководства". Но из периода перманентного обмана не скроишь героической традиции.
Новым правителям России проще — разгром Красной армии списывают на провал компартии и "отсталость мужика". Это помогает в полемике с КПРФ и самооправданию эксплуатации народа. А
постоянные пропагандистские отсылки к периоду пакта способствуют поддержанию нового мифа о "русофобии" западных (в особенности восточноевропейских) народов,
погружают страну в эпоху, когда она враждовала со всем миром. Это попытка консолидировать общество, естественно отвергающего коррупцию, произвол и клептократию новых правителей, но считающее, что существующая власть — единственный защитник от русофобии и "возрождающегося европейского фашизма".
Поэтому всякое моральное и интеллектуальное противостояние культу эпохи пакта — это шанс для России избежать, пусть и в куда меньшем масштабе, повторения сталинизма.
Как уже многократно говорилось, зло любит тайну. Подлинная историческая загадка решения Сталина, до этого шесть лет идеально эксплуатирующего свой образ единственной преграды на пути фашизма (ему простили и террор, и искусственный голод, и расправу над известными революционерами), пойти на союз с Гитлером в том, был ли этот союз неловким способом выиграть время и улучшить позиции перед неизбежной войной с Германией, либо, и об этом все больше пишут (и не только публицисты, но и серьезные исследователи), настоящей провокацией мировой войны, создания сперва идеальных условий для нападения Германии на Францию, а затем создания условий для "освобождения" всей Европы (с учетом тех реальностей это означало в обозримой перспективе достижение мирового господства). Но ценой ошибки в этой стратегии стало то, что Сталин буквально за руку привел Гитлера, обеспечив ему и ресурсы Западной Европы, и огромную общую границу. Резолюция ПА ОБСЕ, как ни приписывали ей конъюнктуру, отметила очень важный момент: непреодоленность идеи альянса с Третьим рейхом и цинично-империалистического раздела Европы — огромная историческая травма, болезненно влияющая на современную российскую политику.
О том, как советский режим пришел от антифашизма к союзу с фашизмом, могут рассказать архивы, в том числе архивы Коминтерна (одной из самых лучших политических разведок ХХ века, агентурной сетью которой и определялась политика левых сил Запада в отношении нацизма). Поэтому необходимо требовать полного раскрытия всех архивов периода до начала Великой Отечественной войны, чтобы стало совершенно ясно, что же такое 22 июня 1941 года: прямое следствие политического дилетантизма Сталина, запутавшегося в международных интригах, или не очень большая тактическая ошибка в глубоко продуманной многолетней стратегии по советизации Европы.
Коан для либералов
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
15-09-2009 (16:50)
Путин отомстит откликнувшимся на призывы Медведева
Программная статья Дмитрия Анатольевича Медведева "Россия, вперед!" — это, без шуток, настоящий коан для либералов-западников. Такое алогичное парадоксальное вопрошание, только ответив на которое, можно сделать ее один шаг к постижению истины. Ведь суть разрушающего формальную логику парадокса — это взаимосвязь публикации Медведева с "валдайским" заявлением его соправителя Владимира Владимировича Путина, смысл которого в том, что самое позднее в начале мая 2012 года он вновь будет президентом.
Статья-манифест Медведева, претендующая на такое же историческое значение, как знаменитая речь Столыпина во II Государственной думе насчет великих потрясений и великой же России, опубликована на Газете.Ru — ресурсе если не оппозиционном, то уже точно либерально-западническом. В статье президента также много любимых современными либералами "веховских" нот: о патернализме, лени, безынициативности и правовом нигилизме "простого" народа, о вреде резких потрясений...
Однако стилистически, особенно митинговым "Россия, вперед!", она скорее напоминает речь на Селигере перед строем комиссаров "Наших", чем программный текст консервативно-либерального реформатора. Одно залихватское окончание, напоминающее одновременно о неудачном политическом проекте 15-летней давности Бориса Федорова и об удачном проекте Берлускони, ставит под сомнение весь пафос статьи. Инвективы насчет получающего гранты "гражданского общества" (то есть независимых правозащитных организаций) и "безответственной болтовни" о прогнившей судебной и правоохранительных системах (явный ответ на не менее принципиальную программную статью Ходорковского о судебной реформе), уместные где-то в "Известия" или на сайтах типа Electorat.Info и т. п., только раздражают оппозиционно-либеральную аудиторию.
Тем не менее адресат публикации, а также призыв слать Медведеву свои предложения насчет того, "как нам реорганизовать Рабкрин", по "мылу" очень важен :
президент пытается заручиться поддержкой либералов-западников.
Для начала отметим, что избранная Медведевым аудитория вряд ли согласится поработать на волонтерских началах литнеграми у президентских спичрайтеров. Первые два рецепта либералов президенту самоочевидны: смена премьера и разрешение судье Данилкину вынести оправдательный приговор.
Но, видимо, именно эту, весьма критичную к нему, аудиторию Медведев воспринимает и как единственного оппонента, заслуживающего содержательной дискуссии, и как единственного потенциального союзника.
Однако информационный шлейф статье президента немедленно подрезает намек премьера о том, что он скоро перехватит бразды правления у "единокровного" политического брата. При этом глава правительства тактично избегает содержательных высказываний о манифесте своего президента, хотя
все заявленные Медведевым преобразования могут быть реализованы лишь через правительство и правящую партию, руководимые Путиным.
Представьте, каким политическим землетрясением в Российской империи ровно сто лет назад была бы публикация программной статьи Столыпина в кадетской "Речи", в которой он не только предостерег бы от сочувствия либералов радикалам, но и констатировал полную тупиковость ситуации, ставшей итогом предшествующих 20 лет правления Александра III и Николая II, и призвал бы к постепенным, но глубоким реформам. И что через пару дней император, выступая на дипломатическом приеме, во всеуслышание заверил британского посла, что "хотя графу Петру Аркадьевичу Мы очень благодарны за наступление успокоения, но когда через пару лет страна уже сможет в полном покое и довольстве вкушать плоды порядка, то тогда Мы подыщем нашему другу и единомышленнику иное, не менее ответственное поприще для общественного служения".
Для всех тогдашних читателей это означало бы полный крах столыпинской политики, реквием по его реформам и фактическое объявление опалы. Хватает и того, что недавно всесильный премьер лишен поддержки при дворе и дошел до такого отчаяния, что бросился за поддержкой к кадетам.
Как известно, в реальной, неальтернативной истории было почти так. Кстати, сам Столыпин никогда не звал на поддержку ни "Объединенное дворянство", ни революционную оппозицию. Он обращался за сочувствием и поддержкой к единственной категории общества — умеренным либералам, поскольку именно они совмещали компетентность со столь же сильным, как у монархии, страхом перед революцией… Впрочем, отставить с позором Столыпина не решились — использовали террориста и провокатора, агента-двойника Дмитрия Богрова.
Политический трагизм Медведева в том, что, объявив, по сути, полным стратегическим провалом все постсоветское 20-летие (10 лет реформа и 10 лет реакция: создана авторитарная коррумпированная система, основанная на бесправии, этатизме, плотно подсевшая на углеводородную иглу, постоянно теряющая международный престиж, экономику которой возглавила паразитарная олигархия, получившая на Кавказе многолетнюю исламистскую герилью — между прочим, под этими выводами подпишется вся нынешняя оппозиция),
он знает, что за ним не пойдет никто.
В исторические сжатые сроки Хамовнический суд вынесет приговор по второму делу Ходорковского-Лебедева. Если этот приговор будет обвинительным, ни один человек на планете Земля (в том числе искренне радующиеся тому, что за опальным олигархом надолго захлопнутся тюремные двери) не поверит в то, что в России возможно независимое правосудие. А без надежды на появление в нашей стране хоть какого-то права никто всерьез не воспримет никакие прогрессистские реформы.
Процесс по делу Бейлиса, ставший фактическим объявлением войны либеральным (и правым, и левым) кругам, мог быть только после смерти Столыпина.
После нового срока Ходорковскому все будут только посматривать на календарь: когда же местоблюститель президентского поста освободит его наконец для истинного хозяина страны?
Но даже если абстрагироваться от этого, самоочевидно, что если Медведев только сейчас собирает на свой электронный адрес идеи по выводу страны из системного кризиса, то, значит, его пакет реформаторских законов и указов будет готов только – в лучшем случае – к Новому году. Пока Дума примет соответствующие законы, пока они войдут в силу... Не более двух лет будет у Дмитрия Анатольевича на реализацию его реформаторской программы. А затем, в марте 2012-го, "пожалте бриться": возвращается "Годо".
Во всей полноте власти оказывается тот самый Путин, итогом 8-летнего правления которого и стало то, что обличается в "России, вперед!":
сырьевая экономика, политическая негибкость, коллапс социальных программ, системная коррупция, олигархия, вторая чеченская, переползшая на Дагестан и Ингушетию… И Медведев, в лучшем случае рокировавшийся в премьеры, самоотверженно сражается с проблемами, создаваемыми его уже снова формальным начальством.
Так чему мы стали свидетелями: публичного конфликта между дуумвирами или отчаянной попытки намекнуть либеральной общественности на ясное осознание президентской командой катастрофических перспектив для страны и ее не менее катастрофическую аппаратно-политическую блокаду?
В любом случае в сегодняшней России нет мощных либеральных сил, способных во имя поддержки медведевского "нового курса" бросить вызов одновременно и "левопатриотическим" кругам, уже разъяренным нападками президента на патернализм, и путинской, и олигархической ("которые только транжирят советское наследие") группировкам.
Одновременно эти гипотетические либералы, откликнувшиеся на медведевское "Верные, ко мне!", должны быть готовы смириться с местью Путина, вернувшегося через два с половиной года к абсолютной власти. Они также должны быть согласны (как обычно, из "высших соображений") закрыть глава на приговор Ходорковскому, разгоны митингов, отмену судов присяжных… И становится понятно, что те, кто готов на все это, — либо не либералы, либо не сила.
Непонятно и то, куда Медведев зовет своих "ополченцев":
в "Единую Россию" "рядовыми необученными"? Или открылись многочисленные вакансии в Институте современного развития? Или осознавших либералов ждут губернаторские и вице-губернаторские должности и места в избирательных списках "партии власти"? Или президент просто просит либералов не критиковать его политику столь ядовито?
Теневая оппозиция
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=4D7E0498DED4A
14-03-2011 (15:30)
Оппозиции необходимо преодолеть раскол и создать платформу "по-советски"
Прошу прощения у уважаемого Гарри Кимовича за запоздавший ответ на его статью на сайте Грани.Ru о "теневом правительстве". Поскольку в этой статье была прямая ссылка на мой материал, то я воспринял ее как прямую подачу. К сожалению, сразу ответ написать не смог — пазл, что называется, не сложился, а выдавать очередной текст про горестные судьбы отечественной демократии не хотелось, да и не этого от меня явно ждали. Но задержка оказалась необходимой — каскадом посыпались информационные события, которые очень пригодились мне при обдумывание ответа.
Проблему, поднятую Каспаровым, считаю необычайно важной, но утопической, и не за призрачным характером "теневого кабинета", а за призрачным характером российской оппозиции. Именно на это я обращаю внимание. Участвовать в схоластическом споре о том, какую группу оппозиционных лидеров полагается называть "теневым правительством", а какую нет, не имею ни малейшего желания. Но некоторые соображения на эту тему считаю необходимым высказать.
В нормальных странах правительство — это обойма политиков, готовых действовать совместно для управления страной. И только рок да воля избирателей определяют, какая из этих обойм является кинетическим руководством, а какая — потенциальным. Естественно, что идет некое распределение будущих ролей и подбор экспертов-разработчиков на каждое направление планируемых реформ. Можно, по предложению уважаемого Евгения Григорьевича Ясина, создать альтернативный правительству синклит советников, например экономистов и социологов. При высоком общественном престиже собравшихся это будет некий "римский клуб", а его вердикты — "вторым полюсом" социально-экономической мысли. Напомним, что Римский клуб 40-летней давности и его сенсационный доклад "Пределы роста" сыграли грандиозную роль в смене вектора массового западного сознания: в нем появилось буквально новое измерение — экологическое, а вслед за этим и целое общественное направление — зеленые. Так что Ясин предложил один из вариантов — своеобразный социально-экономический "римский клуб" для либерального давления на правительство по итогам выборов 2012 года.
Очень важную роль на излете перестройки и при выборе курса социально-экономических реформ в нашей стране сыграл неформальный ультралиберальный "теневой кабинет", состоящий из экономистов-публицистов. В результате самая сплоченная "теневая команда" — так называемый ленинградский кружок — и стала ядром первого суверенного российского правительства осенью 1991 года.
Проблема в том, что такие альтернативные эксперты должны:
иметь некоторый политический темперамент — они должны быть готовы в случае необходимости возглавить или ведомство, или определенное движение в интеллектуальной среде;
обладать командным духом и, получив лестное предложение от власти или от одной из оппозиционных сил украсить своими именами ее корону (или героическое знамя), они должны суметь настоять, что готовы на это только одной группой и для реализации (разработки) заранее согласованной программы, ибо вхождение в "теневой кабинет" не должно уподобляться хождению юного существа в ночной клуб в надежде на "съем";
иметь серьезную общественно-политическую поддержку.
Первым, пусть и виртуальным "прототеневым кабинетом" в России стал Общественный совет общества "Мемориал", созданный осенью 1988 года путем уличного опроса москвичей. Этот Совет объединил моральных лидеров демократической оппозиции — среди многих деятелей культуры он ввел в одну обойму академика Сахарова, Бориса Ельцина и историка Юрия Афанасьева. Через полгода этот триумвират стал ядром знаменитой Межрегиональной депутатской группы, через год — вместе с Гавриилом Поповым, Тельманом Гдляном, Галиной Старовойтовой и Львом Пономаревым — центральной командой формирующегося массового демократического движения. Вот классический пример формирования "теневого правительства". В августе 1991 года, после краха коммунистической государственности, это правительство смогло очень быстро занять реальные властные позиции.
Если же говорить об экспертах, в 1989–1991 годах за либеральными экономистами стояла мощная общественная волна, толкающая Горбачева к реформам. А за кабинетом Бурбулиса — Гайдара — движение "Демократическая Россия", а с июля 1992 года — и коалиция "Демократический выбор".
Никакой серьезной альтернативной команды профессионалов, обладающих сопоставимой по силе общественной поддержкой, с тех пор Россия не видела.
"Теневое правительство" обязательно должно иметь за собой пусть и не организованное в строгих партийных формах, но очевидное для всех движение поддержки.
"Теневое правительство" должно быть одно. Три-четыре "теневых кабинета" — каждый в своем углу идеологического спектра — это просто показатель солидных организационных возможностей конкретной партии, способной аппаратно обеспечить группу солидных интеллектуалов-единомышленников.
Обратим внимание, что все последующие попытки создать экспертный "теневой кабинет" — начиная с "теневого кабинета" Сергея Юшенкова (1992) и заканчивая действующим 10 лет назад ЭПИцентра Явлинского и почти одновременно созданным "теневым кабинетом" "левопатриотических сил" — были провальны и анекдотичны.
Российское общество настолько привыкло в ревущие девяностые к тому, что можно (и сравнительно недорого) собрать под любое знамя нужное количество "доцентов с кандидатами", что замена вывески — вместо поднадоевших фондов и аналитических центров — на "теневое правительство" выглядит комично. Все-таки министры, даже "теневые", — это люди, чувствующие за собой власть "вязать и разрешать", определять направления общественного движения, влиять на распределение средств, на изменение соотношения удельного веса отраслей…
В период Четвертой русской революции (1989–1993 годов) было мощное политико-идеологическое размежевание. Разлом шел по одному вектору: дальше от коммунизма и советской модели, ближе к рыночному демократическому национальному государству европейского типа. Был последний кабинет Горбачева (будущий ГКЧП) и была команда Ельцина (и команды Народных фронтов в республиках).
Но сейчас расколов больше, а оппозиция влачит призрачное, теневое существование. Поэтому
никакой набор политиков или экспертов не будет восприниматься как альтернативное правительство, но лишь как еще одна тусовка.
И мы не знаем, какая из эмбриональных идеологически-общественных сил получит от истории щедрый подарок — шанс развернуться во всю богатырскую мощь.
Каждый поклонник историософской школы Александра Самойловича Ахиезера, к которой сегодня примыкают такие известные историки и культурологи, как Юрий Афанасьев, Игорь Клямкин, Андрей Пелипенко и Игорь Григорьевич Яковенко, знает, что сущность российской цивилизации — в глубинном ценностном расколе.
По мере возвращения нашей страны к исторической динамике этот раскол обостряется, обнажается.
Российское общество фрактально, каждая оформленная структурная единица стремится повторить социальную структуру Большого общества — выстроить "вертикаль" и превратить "горизонтальные" взаимодействия либо в профанированную рутину, либо в нечто виртуальное.
И вот сейчас по социуму (в большом и малом) идут два раскола.
Эти расколы еще тонки и малозаметны постороннему наблюдателю, но уже непереступаемы и непреодолимы. Они могут слиться в один, и тогда определится достаточно четкая картина самого близкого российского будущего, а могут выступить соперниками на влияние и тогда станут центрами консолидации враждующих общественных группировок.
Не буду томить читателя неизвестностью.
Первый раскол существует между сторонниками будущей русской демократической революции (включая ее самые мягкие, ненасильственные варианты) и ее убежденными противниками. Отношение к египетской и ливийской народным революциям служит здесь идеальной лакмусовой бумажкой.
Второй — между сторонниками вычленения из Российской Федерации русского этнического государства и сторонниками сохранения Российской державы, в том числе путем отстаивания защиты общеимперских (или деликатней — общецивилизационных) ценностей, включая безусловное общегражданское равноправие. Здесь, как и полтораста лет назад, перед правителями России стоит выбор между "американским" и "прусским" путями развития, только не в аграрной, а в национальной области.
Чтобы продемонстрировать, как всепроникающ этот раскол, расскажу грустный политический анекдот из жизни. Как известно, в движении "Солидарность" доминируют леволиберальные, западнические взгляды. Очевидно, что политизированные сторонники защиты прав сексуальных меньшинств инстинктивно тянутся к такому глубоко западническому объединению. И вдруг суперскандал: после 11 декабря (Манежная) в этой группе происходит решительный раскол, сопровождающийся, как обычно, резкими взаимными упреками и даже памфлетами. Появляется "патриотическая фракция" (выражение "Гей, славяне" в качестве политического лейбла, к сожалению, сочинили до меня). Это говорит о том, что раскол по национальному вопросу безжалостно рассек, казалось бы, вполне гомогенную в идейном плане среду.
Раскол по национальному вопросу очевиден и среди истеблишмента. Сразу после 11 декабря одни представители элит стали выражать обеспокоенность за распадающуюся на глазах общегражданскую (общеимперскую) идентичность, причем они честно говорили, что национализм — это угроза (их) многонациональной державе. Даже они понимали, что рассуждения на тему "Все люди — братья" и "Несть ни эллина, ни иудея, ни скифа" звучали бы в их устах настолько пронзительно фальшиво, что они к ним не прибегали. Зато другие продолжали гнуть свою линию на формирование этно-православно-русской госидеологии, активно используя миф о тотальной русофобии и прочие заготовки романтического консерватизма. Они понимали, что идеологически обеспечить существование русского национального государства они смогут, но даже не представляют, как создать надэтническую интегрирующую доктрину. И действительно, идеи всеобщего правового равенства, единой свободы или справедливости глубоко им чужды.
Но к сожалению, эти идеи чужды и многим противникам режима. Давно забыт июль 2006 года, когда на конференции коалиции "Другая Россия" Ампилов аплодировал Ясину, ровно за два года предрекшему жестокий экономический кризис в нашей стране. Как можно думать о создании объединенной оппозиции, если даже среди руководства Национальной ассамблеи в отношении оппонентов уже не скрывают выпадов против "либерастов" и "толерастов".
Гарри Кимович приводит в пример актуальных проблем для обсуждения гипотетическим объединением оппозиционеров следующие предложенные мною темы: а) как решать проблему нарастающего размежевания народов Российской Федерации и б) как противостоять фашизации. Но часть оппозиции уже заявила, что должна быть выделена территория Русской республики. Более того, "профессионально" работающее "ядро" конституционной комиссии Национальной ассамблеи РФ, единогласно отвергнув мои соображения о том, что реализация их инициатив — самый простой способ спровоцировать развал страны, предложила отменить национально-государственные единицы в составе Федерации, разрешив меньшинствам лишь создание этнических резерваций внутри губерний .
Многие люди, искренне считающие себя радикальными оппозиционерами и сторонниками прямой демократии, полагают разговоры об угрозе фашизации клеветой на русский народ. Делягин и его единомышленники — казалось бы, ближайшие соседи демократического движения на левом фланге — ввели в широкий оборот понятие "либеральные фашисты", имея ввиду именно оппозиционных путинизму либералов-западников. Партия сторонников Эдуарда Вениаминовича, назвавшись "Другая Россия", окончательно перестала изображать "юных сахаровцев" и в процессе политического рекрутинга обратила свои ищущие взоры на Манежную площадь.
Поэтому мне совершенно непонятно, как может нынешняя российская внесистемная оппозиция вместе обсуждать какие-либо глобальные проблемы, если одна ее часть считает "зарей новой надежды" то, что другая полагает смертельной угрозой и для себя, и для страны.
Трещина "революционного" раскола прошла не только между Рыклиным и Радзиховским. Ветвясь, она раскалывает и ряды сторонников демократического движения. Все мощнее проявляется радикальный полюс, для которого власти — это монолитный абсолютный враг, компромисс — предательство, а любая массовая акция — способ надрессировать умеренных "попутчиков" для участия в акциях гражданского неповиновения.
Чем быстрее Россия скользит к новой революции, тем четче обозначается глубинный раскол среди участников освободительного (от путинизма) движения.
Одни хотят (наконец-то) создать в России апробированные на Западе демократические институты. Они отдают себе отчет в том, что "нормальная", "цивилизованная" жизнь здесь будет налаживаться только спустя многие десятилетия после перехода к представительной демократии — за счет беспринципной грызни продажных партий, свального греха лживых телеканалов и заказных стачек мафиизированных профсоюзов. Другие хотят скачка в утопию — идеальных законов, ультрадемократических конституций, сверхсправедливых порядков. Все ожесточеннее полемика и все глубже раскол между реалистами и утопистами.
Впрочем, утописты скажут: реалисты "слили" все завоевания Четвертой русской революции, растранжирили не только моральный капитал младореформаторов и шестидесятников, но и все усилия поколений самоотверженных борцов с тоталитаризмом, равно белых и красных…
Ни в Тунисе, ни в Египте, ни в Ливии, ни в Йемене нет такого глубокого, по сути, цивилизационного раскола между революционерами. Конечно, есть принципиальные расхождения между исламистами и светскими демократами правозащитного направления, между консерваторами и сторонниками социал-демократии. Но все одни едины в необходимости сохранения единства страны, развития парламентской демократии, современной системы права… Поэтому там сравнительно быстро удалось объединить основные течения протестующих. Кроме того, там есть культура выстраивания коалиции. А это сложнейшее искусство. Даже сравнительно идейно гомогенным оппозициям, находящимся под сильным давлением — белорусской и грузинской, — объединиться и сформировать "теневое правительство" так и не удалось, хотя у каждой из них была огромная поддержка интеллектуалов, уважаемых экспертов в самых разных областях.
К сожалению, в отечественной социальной культуре стремление к равноправному союзу воспринимается как готовность к капитуляции.
Более "умные" соглашаются на коалиции, скрытно считая ее возможностью использовать "простодушных" партнеров "как лохов", как дополнительный ресурс. В 2007 году Лимонов, играя на массовом сочувствии к своим репрессированным товарищам по партии, использовал либералов для позитивного ребрендинга национал-большевизма. Когда ему не удался пиар-проект создания альтернативного парламента, он отряс со своих штиблет прах Национальной ассамблеи и целый год "катался" по Триумфальной площади на доверчивых правозащитниках и пылких либералах. Это называлось "Стратегия-31".
Сейчас "Армия воли народа", незаконно запрещенная судом за призыв к проведению конституционного референдума "О суде народа" (абсолютно антиправовая идея превращения всех избирателей в членов чрезвычайного трибунала над бывшими депутатами и президентом), лукаво призывает Национальную ассамблею стать оргкомитетом того же самого референдума. Перед этим та же "АВН" пыталась использовать Ассамблею как лобби представлений Юрия Мухина о событиях в Катыни.
У нас еще не так плохо, чтобы найти возможность объединения. Консолидироваться просто, когда тиран бросает на народ танки и всех объединяет простая формула: палачей к ответу, долой диктатуру, даешь свободные выборы.
В России еще нет понимания, что общая платформа — это общий приемлемый минимум,
а не среднее арифметическое программ Илларионова и Пригарина. Плюс джентльменское соглашение остановить взаимные нападки и дискредитацию доктрин участников коалиции. Именно так создавались удачные варианты коалиций, например, "Народные фронты" во Франции и Испании в 1935–1936 годах, антигитлеровское подполье в Европе. В таких альянсах было много лицемерия, но во имя высшей цели — защиты республики — либералы приглушали свои антисталинские инвективы, а коммунисты забывали свои подзаборные выражения типа "социал-фашисты" и "империалистические марионетки".
Существующий зазор, в том числе созданный медведевской "оттепелью" (то есть тремя годами возможности слабозавуалированной критики положения в стране и партии власти) дал возможность быстро пройти зону базового согласия — необходимость основных "буржуазно-демократических свобод". А дальше сразу началась область выбора стратегической перспективы развития страны. И во весь рост стала проблема ценностного раскола России на глубоком цивилизационном уровне. Поскольку на преодоление его уйдут десятилетия, если не века, то надо пойти проще — попытаться создать "теневые магистраты", в том числе с участием оппозиционных депутатов регионального и местного уровня, поскольку на локальном уровне объединяться легче — цивилизационный раскол при спорах о справедливых тарифах ЖКХ "не включается". И а тем временем создать "теневую фракцию", но не делать игрушечного "альтернативного" парламента, а попытаться создать оппозиционную платформу "по-советски" — собрать наказы от разных социальных групп.
Гапоновская провокация
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=4DDDD981D9EF0
26-05-2011 (08:44)
Патриарх Кирилл не станет отпевать павших в борьбе с нынешним режимом
На днях глава РПЦ, выступая с речью на Бутовском полигоне, четко выразил свою позицию по отношению к жертвам советского режима, отделив репрессированных Сталиным революционеров, от верующих — жертв НКВД.
День Собора новомучеников, пострадавших в Бутове, празднуется ежегодно на четвертую субботу после Пасхи. В этом году он пришелся на 21 мая. По традиции в праздновании принял участие патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Он, по сообщению пресс-службы, возглавил служение божественной литургии под открытым небом вблизи храма Новомучеников и исповедников российских, а также совершил литию об упокоении приснопоминаемых рабов Божиих, "за веру и правду в годы лихолетия мученическую кончину претерпевших", и вознес молитвы к святым российским новомученикам и исповедникам.
Вот, что сказал патриарх: "…В этот день, когда мы по традиции собираемся на Бутовском полигоне, на месте мученической кончины множества наших соотечественников… всех тех, кто сегодня находится здесь… о безвинно убиенных, умученных на сем месте, а также и обращается к ним с молитвой о ходатайстве за землю нашу и за Церковь нашу... И тогда Господь одной фразой, несколькими словами открывает глубочайший смысл того, что есть свобода: "Всякий делающий грех есть раб греха".
Наверное, трудно было уразуметь слушавшим Спасителя смысл того, что Он сказал. Но мы, живущие в XXI веке, даже если совсем незнакомы с историей, хорошо знаем одно: стремление к свободе — в том виде, как это чаще всего предлагают нам те, кто не связывает свое слово со словом Божиим;
призывы бороться и жизнь свою отдавать за свободу чаще всего заканчиваются рабством…
Ну, а если людей увлекают на путь борьбы исключительно для того, чтобы освободиться от внешних стесняющих обстоятельств, но не обращаются при этом к душе человека, то такой поиск свободы, тем более такая борьба за свободу ведется вне истины, и человек становится легкой добычей заблуждений. Разве не под знаком борьбы за свободу Отечество наше было ввергнуто в пучину кровопролитной гражданской войны? Сколько неповинных людей было убито только потому, что кто-то считал, что, убивая своих братьев и сестер, он обеспечит свободу себе и, может быть, своим детям! Но разве такая борьба могла обернуться подлинной свободой? И завершилось все страшным террором, когда и тех, кто боролся за мнимую свободу, убивали и истязали.
Из всего этого огромного числа людей, что были убиты в годы террора, мы особым образом прославляем тех, кто погиб за веру, потому что их жизнь соответствовала тому, к чему призывает нас Господь: "Познайте истину, и истина сделает вас свободными". Они боролись за то, чтобы сохранить истину Божию, и погибли. Поэтому, празднуя память святых новомучеников… празднуем память тех, кто сохранил верность истине и через это остался свободным от самых страшных и тяжких внешних обстоятельств жизни. Прославление Церковью нашей святых новомучеников… является свидетельством их победы над мучителями, верности их жизненной позиции, их взглядов на истину и свободу".
Внешне все это красиво: не надо идти против власти, так как это может привести только к революционным потрясениям и кровавым гражданским конфликтам. Сразу на память приходят недавние примеры: Тунис, Египет, Ливия, Йемен, Бахрейн… Сидели бы товарищи арабы, помалкивали, и не было бы никакого кровопролития.
Выступление Кирилла направлено не только на критику революционеров 1905 и 1917 годов, посмевших выступить против православного самодержавия или против консервативных устоев общества, а потом попавших под каток Большого террора.
Это и выпад против тех, кто зовет на борьбу с "престолонаследием и тандемократией" сегодня. Ибо они хотят "греховной" "внешней" свободы.
Зануды могут прицепиться к словам московского владыки и спросить, считает ли патриархия грехом пролитие крови "братьев и сестер" при защите самодержавия или консервативных устоев ("Белого дела")? И если да, то почему канонизирован гражданин Н. А. Романов? Почему церковь так торжественно служила при перезахоронении генерала Деникина? Возможно, что Деникин и его армия в итоге пролили меньше крови, чем Троцкий и его армия. Но масштаб кровопролития сопоставим.
Не будем вести философский спор, оправдан ли перед лицом православной церкви вооруженный борец с радикалами-утопистами. Обратимся к тексту, который имеет для чад РПЦ (МП) куда больший авторитет, чем выступление патриарха, и к тому же был составлен при огромном личном участии самого Кирилла, еще когда он был Смоленским митрополитом и возглавлял патриарший отдел внешних церковных сношений (ОВЦС). Это Основы социальной концепции Русской православной церкви, принятые Освященным архиерейским собором РПЦ 15 августа 2000 года.
В разделе III читаем: "Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению".
Смысл такой: если в стране воцаряется столь лютый режим (в обыденном понимании "фашистский", а в церковном — "сатанинский", "антихристовый"), что на него не действуют никакие "просьбы о диалоге", он надежно защищен от использования демократических институтов, плевать хотел как на свое, так и международное общественное мнение, то руководству церкви дозволено призвать церковный народ к ненасильственному гражданскому неповиновению. Иными словами, к мирной революции… Только ведь антихристовый режим на такие "марши несогласных" ответит пулями — демонстрантов будут косить пулеметы карателей, а "смутьянов" после зверских пыток будут ставить к стенке.
Но, в конечном счете, народ, как всегда, победит извергов. Неужели в победный час Моспатриархия откажется помянуть как мучеников жертв "сатанинского режима", поднявшихся на борьбу по ее же призыву? Ведь они пали за "внешнюю" свободу — за диалог между гражданским обществом и властью, за механизмы народовластия…
Тогда получается настоящая гапоновская провокация.
Церковная доктрина призывает православных к мирному восстанию против фашистского/антихристового режима, но патриарх заранее отказывает павшим в этой борьбе в почитании, называет их "рабами греха".
Значит ли это, что, с точки зрения патриарха Кирилла, "рабами греха" были участники Антифашистского сопротивления, Белого движения, а также жертвы самодержавия, отпетые всем петроградским православным духовенством на Марсовом поле в марте 1917 года?
В защиту оппортунистов
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=4E36D2D03ABF9
02-08-2011 (10:52)
Демократическая оппозиция убережет Россию от кровавой революции
Судьбу России после неизбежной революции определит оппозиция Платон Леонидович Лебедев оставлен в колонии. Это знак и того, что наш Дрейфус — Михаил Борисович Ходорковский не должен ждать ничего хорошего. Подлая и трусливая власть старательно попыталась сымитировать грозную неприступность. "Пятоимперец" Проханов, пытаясь удержать Кремль от уступок Западу, либералам и здравому смыслу, предрекал: выпустите Лебедева — отдадите Сибирь Америке…
Проявив непреклонность, гордым представителям нашего возлюбленного отечества теперь предстоит объяснять городу и миру, что Лебедева не отпустили, потому что то ли он взял не те штаны, то ли у него взяли штаны и что он потерял казенные тапочки… Особенно на сохранность лагерного х/б будут напирать в ответ на упреки в организации взрыва у американского посольства в Тбилиси.
Платон Леонидович Лебедев оставлен в колонии. Врата Пятой русской революции широко распахнуты. Трогательные надежды прогрессистов, что Путин будет убран в ходе дворцового переворота и Медведев, перехвативший власть с помощью нелегитимных механизмов административного ресурса, начнет эпоху либеральных реформ, очередную российскую оттепель, развеяны и посему подвергаются жестоким насмешкам.
Демонстративная тупая упертость властей указывает на то, что, скорее всего, в ней будет неизбежный элемент насилия. Если случится чудо, число жертв ограничится десятками, а разрастание революции не выльется в массовый террор. Если не случится чуда, произойдет "социальная "Фукусима".
Есть события, включающие неразрывную причинно-следственную цепочку: штурм Бастилии, расстрел демонстрантов в январе 1905 года в Петербурге и в январе 1991 года в Вильнюсе. После Агадирского кризиса в июне 1911 года начала общеевропейской войны с трудом, но избежали. Однако после обстрела императорско-королевской артиллерией Белграда 28 июля 1914 года сдержать ее было уже невозможно…
Революцию почти никто не хочет, особенно интеллигенция — "производители смыслов". Но у нее больше нет доводов против революции, кроме лозунга тайного советника и имперского кавалера фон Гете: "Несправедливость лучше, чем беспорядок". Как показывает практика, никакой сдерживающей силой такой лозунг не обладает. Сдерживает революцию убежденность интеллигенции в возможности проведения "давно назревших необходимых реформ".
Когда нет ни реформ, ни убежденности, остаются только "обывательские" доводы в духе аверченского "Кому это мешало"
(созерцая на банке шестинулевый курс и тоскливо вспоминая 40 рупчиков за евро).
После выхода нашумевшего призыва либеральной интеллигенции к Медведеву объявить себя кандидатом на второй срок подписанты подверглись уничижающей критике, в том числе со стороны таких уважаемых деятелей интеллектуальной оппозиции, как Сергей Ковалев и Андрей Пионтковский, тонко издевающийся над "валькириями".
Но ведь очевидно, что существует жанр обращения к власть имущим. В сентябре 1973 года на фоне всемирной истерии по поводу чилийского переворота Галич, Максимов и Сахаров, отчаянно пытаясь спасти поэта Пабло Неруду, дали телеграмму Пиночету, в которой не только не заклеймили хунту, но процитировали лозунг путчистов про "эпоху возрождения и консолидации Чили". Раскритикованное обращение содержало уже почти мольбу освободить Ходорковского и Лебедева через удобный механизм УДО. Как и положено жанру верноподданических обращений, оно содержало умышленные недомолвки, туманности и ритуальный выпад в адрес слишком радикальных оппозиционеров. Так, в ноябре 1987 года в "Московских новостях" будущий кумир либералов Гавриил Попов, призывая Горбачева к реформам, наравне с апологетами застоя причислял к врагам перестройки и "левого радикала" Ельцина. Когда в декабре 1916-го почти все великие князья писали письмо своему племяннику Николаю, требуя удалить Распутина, они были очень вежливы и только через три месяца, после безумного императорского указа о роспуске Думы, вышли к Таврическому дворцу с красными бантами. Причина зимнего кризиса 1916–1917 годов была в том, что канонизированная ныне супруга будущего страстотерпца требовала от него: "Возьми кнут, будь, как Иоанн Грозный". Завершилось это тем, что в июле 1918-го от рук большевиков погибли почти все: и те, кто толкал царя на авантюры, и те, кто его сдерживал, и их семьи, и их окружение… Утешит ли нас то, что еще через девяносто лет расстрелянных реабилитировали?
Я призываю радикальных оппозиционеров из либерального стана не судить так строго своих более умеренных коллег.
На память мне приходит шолом-алейхемовская притча, как престарелый раввин все надоедал богачу просьбами пожертвовать на бедняков. Обозленный нувориш дал раввину пощечину и услышал в ответ: "Это вы мне, а что моим беднякам?"
Политзаключенные — заложники власти. Власть всегда имеет возможность шантажировать оппозицию (или/и Запад) тем, что может отпустить или еще добавить…
Но через какое-то время у гражданского общества появляется еврейское отношение к террористам — переговоров с ними не ведут, а по заложникам кадиш читают заранее…
Наступила эпоха ясности. Нет смысла полемизировать с властью или писать ей челобитные. Отныне в ее адрес будут идти только инвективы — напыщенные, сдержанно-ироничные или гневно-истеричные. В тот момент, когда автор путинизма Павловский стал обличать режим с горьким сарказмом Каспарова, стало понятно, что обратный отсчет режиму идет полным ходом и никакое создание федеральных антиэкстремистских комиссий с Нургалиевым во главе и с участием министров спорта и культуры положение не изменит.
Содержательную полемику имеет смысл вести только с другими оппозиционерами.
Сейчас главное — перетянуть на сторону тех, кто готов выступить с позиции европейских ценностей: либералов, социал-демократов, анархистов… Нет смысла спорить с защитниками путинизма — они обречены в исторической перспективе.
Оппонентами являются необольшевики, отрицающие западные гуманистические персоналистские ценности, и чем больше людей к началу общего кризиса системы будут сторонниками "европейского вектора" развития страны, тем больше шансов на относительно умеренный сценарий революционных событий. Поэтому сейчас самое важное — это аргументированный спор с националистами, с необольшевиками и неопостсталинистами и т. п., консолидация мощной общественной коалиции за демократические преобразования.
Чем больше демократы завоюют поддержки сейчас, тем меньше риска, что будущая революция соскользнет на якобинские рельсы.
Поэтому острие полемики сейчас должно быть направлено на разоблачение тоталитарного крыла оппозиции, несмотря на весь его романтический героизм, а не на умеренных оппозиционеров, использующих все шансы, чтобы спасти людей от людоедов. Потому что эти умеренные — будущие союзники по антибольшевистскому (антиякобинскому) фронту.
У вождей революции должна быть и педаль газа (воля достичь нужных рубежей преобразований и мобилизовать для этого социальную коалицию), и педаль тормоза (понять, где эскалация перемен должна быть остановлена перед срывом в утопию, и постараться лишь создать условия, чтобы остальные демократические преобразования смогли органично вырасти сами, опираясь на созданные революцией институциональные гарантии).
Инстинктивная интеллектуальная деятельность
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
22-08-2011 (13:38)
Победа над ГКЧП не привела к торжеству либеральных идей
Цитата:
Здесь вообще нет никакой социальной деятельности, кроме инстинктивной.
А. и Б. Стругацкие, "Хищные вещи века"
|
В вышедшей почти полвека назад повести "Хищные вещи века" братья Стругацкие, описывая жизнь купающегося в изобилии небольшого западноевропейского курортного городка в будущем (фактически именно в наши дни), именно так определили психологическое состояние его обитателей, смачно вкушающих плоды прогресса после веков бурной истории. С мещаноборческих позиций шестидесятнической интеллигенции фантасты критиковали Запад, уже стремительно несущийся к "майской революции" 1968 года, но на самом деле предугадали махровый расцвет путинизма. Что неудивительно: капитализм мэтры знали по зарубежной прогрессивной литературе и кинематографу, зато грезы об аполитическом потребительском рае в начале шестидесятых в сознании советской образованщины явно становились единственной значимой альтернативной казенному космокоммунистическому романтизму. И они вступили в полемику с будущим злом, поскольку, подобно всем левым романтикам XX века, считали именно "сытое мещанство" главным источником фашизма.
В современной России с потребительством все очень неровно, но зато наилучшие условия для идеологического гурманства.
Поэтому сложилась ситуация, "зеркальная" по отношению к ароматно разлагающемуся (помните знаменитый рассказ парторга о поездке во Францию? "Капитализм стремительно загнивает, но запах!!!") "городу дураков" Аркадия и Бориса Натановичей. Если экономическая (борьба за сохранение и увеличение собственности) и социальная (карьера и борьба за доминирование в референтной группе) деятельности вынужденно носят глубоко рациональный характер, то в плане идеологических предпочтений общество позволяет себе быть совершенно безответственным, сладостно увлекаясь возможностью следовать исключительно подсознательным влечениям и инстинктивным порывам. Так избалованный подросток рабски следует за всплесками своих гормонов, чередуя стремления к похоти и насилию.
Когда постсоветский народ, постсоветский обыватель, постсоветская богема и постсоветские интеллектуалы массово выражают сочувствие ГКЧП, то это совершенно не значит, что они мечтают вернуться в дружные ряды аскетических строителей коммунизма или привержены дружбе народов. Напротив,
они хотят, сохранив все нынешние потребительские свободы, включая неограниченную свободу идеологического потребления, присоединить к ним права имперцев.
Ездить на "Тойоте", но приезжать в Таллинн или Варшаву, как хозяева; мотаться в Париж, Лондон и Нью-Йорк ("по делам на два дня" — как хохотали над этой репризой Жванецкого 30 лет назад), но чувствовать себя эмиссарами ощетинившейся ракетами сверхдержавы и т. д. и т. п. Можно представить, как в конце тридцатых годов вдруг помешавшийся на австро-венгерской имперской ностальгии богатый чех, владелец бывшей австрийской фабрики, воображает: вот он приезжает в словенский курорт на Адриатическое побережье, но не интуристом, а хозяином державы, наведывающимся в имперскую провинцию. Весь нынешний истеблишмент, в первую очередь правящие олигархо-силовики, но также лидеры КПРФ и ЛДПР, всем обязаны поражению ГКЧП.
Все, кто знает про себя, что сам никогда не вышел бы безоружным против танков, с траков которых еще не смыта кровь тбилисцев, бакинцев и вильнюсцев, теперь плюют на память о том чуде бескровной победы, о звездном часе России.
И именно понимание всего этого насыщает проклятия Августовским дням такой мелкотравчатой злобой.
Но не менее странны и заклинания из радикально оппозиционного стана. Те, кто сегодня утверждает, что между планами ГКЧП и итогами правления Ельцина нет разницы, такие же зашоренные идеологические сектанты, как и деятели германской компартии, тупо повторяющие шпаргалки Коминтерна о социал-фашизме и об отсутствии разницы между Гитлером и социал-демократическими министрами Веймарской республики. Но немецкие коммунисты искупили свой исторический грех в подвалах гестапо и Лубянки. Эти же наслаждаются безнаказанностью. Победа над Гитлером в ноябре 1923 года дала Германии 9 лет на предотвращение нацизма. Шанс был упущен, но времени было достаточно. Победа над ГКЧП дала России 9 лет на создание национальной рыночной демократии. То, что в результате победила проимперская авторитарная номенклатура и ее чекистско-опричная верхушка, — страшное поражение российских либералов-западников. Но, возможно, не окончательное.
Выводить путинизм из решений осени 1991 года (президентская республика, суверенная Россия и стремительный переход к рынку) — такой же сомнительный риторический прием, как, например, представлять гитлеризм неизбежным следствием Ноябрьской революции или ленинизм — единственно возможным следствием отречения Николая II.
Крах фашистского движения во Франции в 1934 году, когда поумневший от своего германского краха Коминтерн благословил Народный фронт, или стремительный крах ГКЧП — самые наглядные примеры исторической вариативности. Полезно вспомнить, что вплоть до утра 21 августа 1991 года почти все политологи и публицисты неминуемо предрекали неизбежное торжество фашизоидного антигорбачевского мятежа или безумное кровопролитие в результате грядущей Антикоммунистической революции в России. И у них была масса исторических и психологических доводов в обоснование своей правоты.
То же относится к переживаниям о "нечестной победе" Ельцина в июле 1996 года. Просто те, кто сейчас сетует на осквернение девственной чистоты народовластия применением современных политтехнологий, старательно забыли и митинговый рык Зюганова о спасении страны от "деятелей с нерусскими лицами", и то, как они тайно радовались, что остается Ельцин и им отпущены еще годы на безответственные политические игры, на водопады вольнолюбивой риторики… И еще они забыли, что Зюганов был тогда принципиально неизбираем на пост президента, ибо всех, хоть как-то приспособившихся к новой реальности, он ухитрился напугать перспективой "обратной революции", а создать широкую коалицию за счет подтягивания умеренных противников Ельцина (Лебедя, Лужкова) не сумел и не пытался. Но если не Геннадий Андреевич, то, естественно, Борис Николаевич. Так что та победа была честной и с точки зрения принципов демократии. Например, Ле Пэн никак не мог стать президентом современной Франции, хотя дружная паническая травля его французскими медиа выглядела не очень красиво с точки зрения эталонов журналисткой этики.
Совершенной политической глупостью является отвязная травля со стороны радикально-либеральной оппозиции умеренных либеральных противников путинизма. Если идет бой, то в битве надо радоваться каждому новому союзнику. Демократам 1989–1990 годов не приходило в голову сосредотачивать пропагандистский огонь на Александре Яковлеве и Эдуарде Шеварднадзе, несмотря на то, что те поддерживали Горбачева даже в самый разгар его борьбы с Ельциным и разрабатывали планы реформ, исходя из максимально возможного сохранения основ системы. Время для полемики с ними настало только в ноябре — декабре 1991 года, когда был сокрушен общий враг — реакционное крыло КПСС, вошедшее в историю как "гэкачеписты". Если бы Муссолини летом 1943 года объявил войну Гитлеру, то газеты антигитлеровской коалиции должны были хором писать о прогрессивном характере итальянского фашизма, о его умеренности и гуманности, а не напоминать дуче каждый раз, что именно он стал гуру для фюрера. Англоамериканская пресса совершенно правильно с июня 1941 года перестала писать об агрессивности, коварстве и жестокости Сталина. И совершенно правильно в марте 1946 года вновь вспомнила об этих чертах кремлевского тирана и его зловещего режима. Лицемерие в обоих случаях спасало жизни сотен тысяч солдат и мирных людей.
Напоследок. Мне очень не нравится атака "золотых перьев" партии "Яблоко" на лидеров Партии народной свободы. Если не действует принцип "водяного перемирия" или этология "Книги джунглей" ("Мы одной крови — ты и я"), так давайте вспомним знаменитое отечественное: "Братва, не стреляйте друг в друга" (ну, не с мусорами же быть).
Незарегистрированная Партия народной свободы не является соперником зарегистрированной партии Явлинского — Митрохина на выборах. Надеюсь, что вожди и идеологи Объединенной демократической партии понимают, что ее стратегический противник — путин-фронт, а тактические конкуренты за симпатию левых и правых антиединороссов — партии Миронова и Прохорова. Сосредотачивая огонь на внесистемной либеральной оппозиции, системная либеральная оппозиция только встраивается в общий строй кремлевских расстрельщиков.
Последний раз редактировалось Chugunka; 21.09.2019 в 11:28.
|
16.09.2019, 11:35
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Репетиция Страшного суда
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
26-08-2011 (15:56)
Грядущая революция должна избавить Россию от путинской опричнины
Благодаря юбилею, августовские события 1991 года оказались в центре жарких дискуссий. Споры с духовными "гэкачепистами" не так интересны: полемика со сторонниками сохранения империи, со сторонниками государства-педагога (т.е. идеократического "воспитывающего" государства) и со сторонниками авторитарного патернализма идет в Европе (а потом и в мире) с 20-х годов XIX века. Сейчас эта полемика оттеснена на историческую периферию — в Российскую Федерацию, Исламскую Республику Иран и Китайскую Народную Республику…
Даже честный левый (т.е. последовательный марксист) в России должен признать, что только Август-91 обеспечил возможность народам в будущем свободно избрать форму союза (в свое время, откликаясь на "президентскую программу" Эдуарда Лимонова, я отметил, что равноправные "горизонтальные" объединительные инициативы в Западной Европе — Священная Римская империя, Венский конгресс, Лига Наций, "Общий рынок" — стали возможны только после очередного краха попытки выстроить "вертикальную" империю вокруг страны-гегемона). А также дал коммунистам и другим радикально левым движениям свободу политической и идеологической дискуссии, отделил коммунистическое движение от собственности и от госаппарата, вернув ему первозданную общественно-политическую роль (так Реформация отделила церковь от феодализма). А дальше — все зависит от способности убеждать и организовывать массы.
Значительно интересней дискуссии в демократическом и либеральном стане. Понятно, что скрытый смысл разногласий — не прошлое, а будущее — спор о путях будущей — Пятой — русской революции.
Проблемы (удача и несчастье) Четвертой русской революции были такими же, как проблемы первых двух — 1905–1907 годов (современники называли ее Освободительным движением пятого – седьмого годов) и Февральской 1917-го — очень широкая коалиция революционеров.
С осени 1904 года к конституционализму и обширным буржуазным реформам стремились почти все общественные силы. Поэтому за год они добились фактической ликвидации четырехвекового русского деспотического абсолютизма. Но после легализации Октябрьским манифестом 1905-го публичной политики от революционеров откололось все умеренное крыло. Дальше радикалы разных мастей призывали к новой всероссийской политической стачке, штурмовали Пресню, взрывали губернаторов, подписывали Выборгское воззвание и с треском побеждали на выборах в Государственную думу, но это уже была растянутая на полтора года агония. Единый антисамодержавный фронт развалился окончательно, и большая часть конституционалистов поддержала Столыпина.
Еще шире и разношерстней была коалиция против Николая II и "темных сил", сложившаяся в ноябре 1916-го и добившаяся уже в марте следующего года феерического триумфа над монархией. Но эта широта ее погубила — распад революционного лагеря начался уже через месяц. В наступившем хаосе Третью революцию — Великую Октябрьскую — смогла стремительно совершить уже сравнительно узкая по идеологическому спектру коалиция. Но удержать и расширить свою власть большевики в результате смогли только в результате жесточайшей гражданской войны. Да и то им пришлось временно пойти на два очень сомнительных с точки зрения тогдашних марксистских представлений исторических компромисса — с "мелкобуржуазной стихией города и деревни" (НЭП) и с национальным сепаратизмом имперских окраин.
Во время перестройки и особенно подъема Четвертой русской революции (период с марта 1989-го по сентябрь 1991-го) сложилась максимально широкая социальная коалиция против КПСС и союзного централизма. Поэтому так быстро и легко, подобно Февральским дням, удалось победить старый режим. Но затем начался быстрый распад августовской коалиции, который в 2003 году полностью завершился — предавшие КПСС и СССР чекисты "добили" своих праволиберальных попутчиков.
Устранения ГКЧП и ЦК КПСС хотели почти все реальные акторы политической жизни. Почти не было защитников и у Горбачева и его сторонников — кучки умеренных реформаторов в центральном аппарате. Но, с другой стороны, почти не было и организованных сторонников углубления революции до стадии построения "справедливого общества".
Вот тут-то и есть ключевой пункт сегодняшних разногласий — в чем и когда демократы совершили ошибки, приведшие к сегодняшнему торжеству реакции и к Застою-2.
Каждая революция — репетиция Страшного суда: привычный несправедливый мир разрушается и возникает иллюзия, что вот сейчас можно построить тысячелетнее царство праведников.
160 лет назад Герцен оплакивал великие идеалы Французской революции, завершившиеся царством своекорыстных крестьян и лавочников. Но в 1790–1794 годах крестьяне и лавочники поддерживали революцию только для того, чтобы Франция стала их царством.
Нынешние радикально-либеральные оппозиционеры буквально несут по кочкам демократов 90-х за их умеренность, за приход к власти олигархии, за залоговые аукционы и прочие грехи.
Но революция — та же военная кампания, в ней необходимо трезво рассчитать силы. Почти все понимают, что КПСС конца 80-х не могла стать интегратором идеи, вновь способной объединить многонациональную страну с энергией, превосходящей бушующий этнонационализм.
Горбачев не смог повторить Ленина. Поэтому крах КГБ и паралич армии автоматически вели к распаду СССР.
Однако в наши дни уже трудно объяснить, что осенью 1991 года массы отнюдь не рвались к обществу социальной справедливости. У всех активных людей на устах был один лозунг — "Свободу бизнесу!". Поэтому попытки радикального крыла движения "Демократическая Россия" сохранить оппозиционность и в новых условиях и перенести акцент с защиты политических прав на защиту социальных не нашли серьезной поддержки.
И левые силы не смогли использовать уникальный шанс краха партбюрократии и в условиях еще сохранивших (и формально весьма значительных) права трудовых коллективов воссоздать сильное рабочее движение, на базе которого только и возникают значимые левые партии. Но отечественные левые грезили (и продолжают грезить) лишь "восстановлением Советского Союза", понимая под этим сбор пасты обратно в тюбик.
Реальными акторами послеавгустовского развития были две силы: бывшая партхозноменклатура (в марксистских терминах — вросшие в рынок феодалы, например, Лужков) и "комсомольские" банкиры (в тех же терминах — грюндерская буржуазия, например, Ходорковский). Они и боролись за "общенародную собственность".
Россия была бедна, дать достойную цену за предприятия внутри страны никто не мог. Выхода было два: распродажа иностранным корпорациям (и существенное пополнение казны) или раздача своим за бесценок, но создание тем самым мощного национального капитала.
Весной 1993 года Ельцин однозначно определился в пользу экономического национализма. После этого его противники осенью 1993-го и летом 1996-го были обречены столкнуться со всей мощью отечественного капитализма.
Вынужденная умеренность Четвертой русской революции привела к сохранению и восстановлению номенклатуры — монопольно правящей властной корпорации, в которой разделение социальных функций подменено разделением социальных ролей.
Путин пошел по пути бонапартизма — с опорой на спецслужбы создал автономный от основных социальных акторов центр власти. "Переступая с левой ноги на правую и обратно", он не только парализовал возможное организованное противодействие, но успел сформировать средневековый по стилю "опричный" класс — корпус правоохранителей или выходцев из спецслужб, имеющий право перераспределять и присваивать собственность путем инициирования уголовных репрессий. Этот опричный класс буквально вырос на деле "ЮКОСа", и потрясшее цивилизованный мир "дело Магнитского" далеко не самый жуткий эпизод в его истории.
В этот момент стало ясно, что опричники превратились в прямую угрозу российской буржуазии — формального гегемона послеавгустовского строя, и на повестку дня закономерно вышел вопрос об их "снятии" (в гегелевском смысле).
Сейчас, когда неумолимое соскальзывание к новой — Пятой — русской революции обсуждается с назойливостью салонных прорицаний 1916 года, идет мучительный поиск идеологической и политической формулы освободительного движения.
Существующий (старый) режим предпринимает отчаянные усилия, чтобы не случился новый Август.
Генералы всегда готовятся к прошлой войне. Советские военачальники и советское (ветеранское в свой основе) руководство приложили множество усилий, чтобы сделать невозможным повторение 22 июня 1941 года. И фатально влезли в афганскую трясину. Советское руководство и госбезопасность 1973-го года делали все, чтобы избежать нового — антисоветского — Октября. И проморгали повторение событий 1905–1907 годов, только с иным, удачным для революционеров, финалом.
Но и оппозиционеры мечтают не повторить ошибок августовских революционеров.
Сейчас "августовцев" пинают за умеренность. Но эскадра не плывет быстрее самого тихоходного судна. Умеренность и оппортунизм — это всегда следствие широты революционной коалиции. Широкая коалиция дает возможность для быстрой и сравнительно бескровной победы. Попытки радикального крыла затем "кинуть" умеренных и развить революцию дальше чреваты кровавым кризисом. 1993 год стал прямым следствием того, что правые либералы безжалостно отбросили тех, кто воспринимал 1991 год как путь к истинно-демократическому социализму, к "правильной" советской власти.
Самым свежим примером развала широкой оппозиционной коалиции стал кризис "Стратегии-31" год назад: умеренные (условно "конституционалисты") вышли из игры, как только стало ясно, что для радикалов борьба за 31-ю статью — только повод для героического вызова режиму, для состязания с властями в упорстве.
Узкая революционная коалиция — это долгий и тяжелый путь борьбы без гарантии победы.
Те, кто сейчас нападают на олигархов, должны учесть, что единственной силой, способной уравновесить путинских опричников, являются владельцы крупного бизнеса. Ликвидация путинской опричнины дает им гарантии правовой защиты от повторения участи Ходорковского или Магнитского. Призывы к искоренению коррупции и "верховенству права" так же идеальны для создания максимально широкого объединения антипутинистов, как лозунг "За восстановление ленинских норм внутрипартийной демократии и социалистической законности" объединил антисталинистов полвека назад.
Мудрые лидеры будущей объединенной оппозиции должны выстроить такую программу, которая учла бы и стремление богатых к гарантиям безопасности, и стремление широких масс к социальной справедливости. Крупный капитал должен понять, что за народную поддержку "движения за правовой строй" придется хорошо заплатить. И не только налоговым бременем, но и существенным расширением социальных и трудовых прав, в первую очередь прав наемных работников, включая элементы контроля за производством. Но одновременно очень важной задачей становится обуздание популистов и демагогов, ибо стремление урвать политический капитал, спекулируя на этнонационализме, ксенофобии или "уравнительной справедливости", могут стать детонатором поистине грозных событий.
К этому примыкает вопрос о люстрации. Отказ от нее российских демократов 20 лет назад помог восстановить сначала номенклатурный, а затем и репрессивно-полицейский характер власти в стране. Но, с другой стороны, призывы к люстрации могут помешать привлечению "раскаявшихся" аппаратчиков и силовиков на сторону освободительного движения, в то время как их поддержка может сберечь множество человеческих жизней, как сберег их переход на сторону Ельцина целых отрядов номенклатуры и командного состава армии в Августе-91.
Историческим компромиссом здесь может стать четкое доведение до сведения власть имущих, что в случае пролития ими крови или "бескровных", но вызывающе грубых действий против гражданского общества их ждет самая безжалостная и последовательная люстрация. Но готовность к мирной капитуляции будет встречена милостиво.
Лидеры оппозиции должны будут решать безумно ответственную задачу — выбрать вариант революционной стратегии:
нанести однократный удар, парализующий репрессивную систему, после которого ограничиться лишь созданием институциональных гарантий демократии (в надежде на постепенное вызревание гражданского общества и многолетнюю эволюцию в сторону социально-политических идеалов);
или рискнуть принудительным выстраиванием нужной (правильной) общественной модели, идя к ней через каскад революционных кризисов, преодолевая нарастающее сопротивление всех недовольных и безжалостно отталкивая вчерашних союзников по освободительному движению.
Но в любом случае Пятая русская революция должна будет решить три основные задачи:
Подавление опричнины и создание такой системы общественного контроля над правоохранительной и судебной системами, которые сделали бы в дальнейшем мафиозно-бюрократический или политический террор невозможным.
Ликвидация номеклатурно-сословной структуры власти и создание условий для периодического демократического обновления госорганов.
Уход от имперского характера государства с отказом от унификации и финансового обескровливания различных частей страны.
Только выполнив их, Пятая революция получит право именоваться так, как не смогла заслужить Четвертая, — Великой, став революцией, полностью сменившей властную систему в стране.
Редуты и прорывы
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4E68C1B896725
Рушащийся режим предложит оппозиции компромисс
08.09.11 (17:43)
Четверть века тому назад, когда академик Сахаров еще был в ссылке в Горьком (Нижний Новгород), я написал самиздатовскую статью "Куда упадет дерево" о неизбежности антисоветской революции. Как выяснилось, очень многие из последующих через несколько лет событий я предугадал правильно. Что основа советского режима — КГБ и для свержения режима необходимо совратить генералов и офицеров госбезопасности рыночной перспективой. Получив возможность стать миллионерами и мистерами Миллиардами (по названию забытой книги знаменитого в свое время американиста Зорина), они вместе с директорским корпусом (термина "номенклатурная приватизация" еще не было) охотно сменят "развитой социализм" на полуавторитарный "государственно-монополистический капитализм" (тогда все общественные процессы осмыслялись в марксистско-ленинской терминологии) и вместо диссидентов-правозащитников начнут преследовать романистических "истинных коммунистов". Что республиканская номенклатура с удовольствием сменит "ветхие меха" коммунизма на "молодое вино" национализма и, отказавшись от идеи "мировой революционной борьбы" (в терминах того времени — "прекратив кормить Африку, Кубу и Вьетнам"), наперегонки бросится дружить с НАТО…
В той статье, отталкиваясь от советской залихватской песенной формулы: "Есть у революции начало — нет у революции конца", я выстраивал обратную закономерность: очень трудно отследить начало революции, поскольку ее предпосылки вызревают за много лет до начала финального кризиса старого режима, но зато
конец революции обозначается достаточно четко — формированием нового (трудносменяемого) правящего класса и торжеством охранительных тенденций в идеологии.
Попытаемся же заглянуть в будущее. О следующей, Пятой, русской революции говорят уже открыто. Уже давно сложился прочный антиреволюционный фронт интеллектуалов, убежденно твердящих, что "не стоит будить спящую собаку". Парадоксально, но меньше всего сегодня верят в революцию ее будущие творцы и зачинатели…
Будем рассматривать революцию как военную кампанию, в которой столкнулись две коалиции — защитников режима и его ниспровергателей. Как всеми коалиционными войнами, революцией (и контрреволюцией) руководить очень сложно: союзники постоянно стараются если не предать, то по крайне мере "крепко подставить", в лучшем случае — въехать в рай на чужом горбу… Есть свои "голуби" и "ястребы", радикалы и оппортунисты, любители простых и сильных решений, сторонники осторожного маневрирования…
Необходимо учитывать закономерность — подобно тому, как генералы вечно готовятся к прошлой войне, режимы всегда готовятся к предупреждению бывшей революции
(без разницы: отраженной или, напротив, приведшей его власти). Царизм очень боялся повторения гигантских манифестаций осени 1905 года и в марте 1917-го приказал косить смутьянов пулеметами… Николай II помнил, как первые две Думы фактически стали штабами революции, и постарался разогнать парламент превентивно.
Всю свою историю советская власть делала все возможное и невозможное для предотвращения появления нового большевизма, нового революционного подполья и оказалась беспомощной перед открытыми мирными выступлениями с требованиями соблюдения советских законов и исправления недостатков советского строя.
Условно говоря, атакующие прорываются всегда в нежданном месте, и потому мощные укрепления, много лет заботливо возводимые на, казалось бы, наиболее угрожаемых, "танкоопасных" направлениях, оказываются пригодными лишь в качестве тыловых складов.
Будем исходить из того, что большие социальные циклы не просто образуют "диалектическую спираль". Проводя аналогию с первой знаменитой компьютерной бродилкой "Принц Персии" — каждый уровень заново проходится как бы в альтернативном варианте (если в прошлый раз за правым поворотом ждала падающая секира, то следующий раз "Принц" сворачивает налево, где, возможно, его ждет коварная пери).
Например, типологически очень сходная с Первой русской революцией (1905–1907) Четвертая (1989–1993) не угасла через два с половиной года, но достигла кульминации: там, где первый раз столыпинский переворот удался, при втором проходе "того же уровня" ГКЧП позорно провалился. Вожди Первой русской революции ничего не могли предложить царским сановникам и генералам, а вожди Четвертой — о-го-го сколько могли (см. начало статьи). В Октябре 17-го якобинское крыло Февраля победило. В октябре 93-го попытка восстать против либерально-консервативного режима была абортирована. С этой точки зрения указ Ельцина 1400 был удачной попыткой Корниловского выступления.
Попробуем рассортировать русские революции по двум критериям. По тому, кто предлагал условия завершения революции — власть или оппозиция, и по тому, был ли у нее оборонительный или наступательный пафос.
Первая русская революция была завершена на условиях власти: легализация публичной политики и независимого профдвижения, введение крупного бизнеса в политическую элиту, снятие большинства ограничений с национальных и религиозных меньшинств, консервативно-буржуазная аграрная реформа. Однако у нее был ярко выраженный наступательный пафос: долой цензуру, царский гнет и помещичьи латифундии… Ее поражение было вызвано быстрым развалом революционной коалиции — уход умеренных сил в лагерь защитников режима после Октябрьского манифеста 1905 года.
Вторая русская революция (март — ноябрь 1917 года) завершила программу радикального крыла Первой революции и победила уже в первые несколько дней на условиях революционеров: отстранение от власти царя и "темных сил" (тогда — официальный юридический символ, аналог сегодняшнего понятия "чекистская олигархия"), установление представительной демократии, широкая аграрная реформа… Ее пафос был сугубо оборонительный — защищались от попыток царя разогнать Думу, от расстрелов мирных демонстраций. Поражение было вызвано авантюрой Корнилова: правое крыло "февралистов" ударило по левому, разрушив созданный в июле единый антибольшевистский фронт.
Третья русская революция (ноябрь 1917 — весна 1921 года — НЭП) завершила радикально-утопическую часть Первой русской революции ("безгосударственное" государство Советов и "мужицкое царство"). Она была фактически завершена на условиях предложенного большевиками компромисса: возвращение рыночных отношений в деревню и в городскую торговлю и поворот к имперской политике (новое "собирание русских земель", новый авторитаризм). По своему пафосу большевистская революция была сугубо наступательной (после краха движения генералов Корнилова и Крымова никакой реальной угрозы справа социалистическому крылу "февралистов" не было), хотя постоянно говорилось об угрозе контрреволюции. Просто большевики сами все время старательно искали все новых и новых врагов.
Для разгрома "мелкобуржуазной стихии" (главной угрозы большевизма) потребовалось целых 15 лет и "вторая революция" (революция сверху) — сталинская коллективизация. Только после Голодомора и Большого террора страна безоговорочно склонилась перед коммунистами.
А еще одна важнейшая цель большевистской революции — Мировая революция, то есть мощный выход коммунизма за пределы ареала византийской цивилизационной традиции: в центральную Европу, исламский мир и Восточную Азию — начала реализовываться еще спустя полтора десятилетия, уже во второй половине 40-х годов.
Четвертая русская революция (март 1989 — декабрь 1993 года) как бы переиграла поражение Февраля и антибольшевистских коалиций 1918–1922 годов, восстановив буржуазную демократию. Она шла от победы к победе и была завершена на условиях оппозиции — сдачей партхозноменклатурой союзных структур и КПСС, принятием элитой национально-рыночной идеологии. Ее пафос всегда был оборонительным: каждая победа "демократов" была следствием отражения очередной атаки "сил реакции": травли Межрегиональной депутатской группы летом 1989-го, "выхода коммунистов из окопов" осенью 1990-го, февральско-мартовской чрезвычайщины 1991-го, ГКЧП, "белодомовского" восстания в октябре 1993-го.
Только через 10 лет после политического триумфа Ельцина над любой оппозицией новообразованные путинские опричники смогли победить "олигархов" — второй (рыночно-комсомольский) эшелон посткоммунистической номенклатуры. Затем понадобилось еще несколько лет, чтобы новый режим окончательно распрощался с надеждами на частичное восстановление СССР в форме российской сферы влияния, начав мучительный переход от имперских представлений к национально-российским.
Мы не знаем, когда начнется Пятая русская революция — через пару месяцев, через пару лет или через еще два новых президентских срока Путина… Но исторически она объективно неизбежна.
Важнее попытаться угадать ее сущностные характеристики, исходя из выявленных нами чередований, из закономерностей "революционной синусоиды".
Поскольку Кремль сделал все, чтобы не повторились события 20-летней давности, чтобы не возникла вторая "ДемРоссия", чтобы в парламенте никогда не образовалась Межрегиональная депутатская группа, то удар судьбы обрушится на него совсем с другой стороны. Если в обществе нет структурированной оппозиции с договороспособным руководством, то это значит, что оно может полыхнуть в любую секунду и по любому поводу. Мало было стирано подштанников в декабре 2010 года?!
Принципиально сфальсифицированные выборы лишают нынешнюю власть любой легитимности. Следовательно, любая новая власть, которая не будет лить кровь реками, освободит политзаключенных, обуздает нынешнюю оргию коррупции и предоставит хоть какие-то гарантии того, что в стране будут восстановлены право и демократия, будет признана и российским обществом, и международными кругами.
Многочисленные траншеи и минные поля, нагроможденные сурковыми всех мастей и разрядов, на пути легального политического процесса и огромные усилия по предотвращению любой попытки силового мятежа не защитят режим ни в случае "дворцового переворота", ни в случае спонтанного выступления ожесточенных миллионов. Так пал бы Верден, если бы в 1916 году его штурмовали танки Гота и Гудериана из 1940-го, так бесславно ушла из Афганистана армия, реально способная за несколько дней скинуть бундесвер в Ла-Манш.
Принцип чередования подсказывает, что следующая русская революция завершится на условиях власти — то есть именно рушащийся режим предложит оппозиции компромисс.
С другой стороны, пафос революции будет сугубо наступательным — она будет свергать старую власть, а не "улучшать" ее и не стараться "защищать реформы".
Скорее всего, в ее идеологии будут старательно переплетены сегодняшние идейные антагонисты: движение радикальных демократов во имя завершения задач Августа-91, вечный порыв утопистов ко "Второй революции" и одновременно движение Октября-93 — реванш борцов с буржуазно-номенклатурной системой.
Не получилось по-хорошему
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4E76E204D8CE1
19.09.2011
Кремль сделал из Прохорова потенциального лидера оппозиции
Молодая российская политология по своему стилю является наследницей западной советологии с ее вычислением порядка построения членов Политбюро на трибуне Мавзолея и ожиданием, когда же в КПСС возьмут вверх продолжатели дела Николая Бухарина… В то же время все оппозиционеры согласны с тем, что в нашей стране дикий капитализм в условиях полицейско-бюрократического режима. Нечто латиноамериканское 60-х—80-х годов… Или Франция, или Пруссия второй половины XIX века — эпохи Наполеона Третьего и Бисмарка. Давно отмечено, что анализировать подобные общества наиболее удобно, опираясь на так называемую марксистскую социологию с ее немного маниакальным "классовым подходом". Попробуем с этой точки зрения рассмотреть ситуацию с Михаилом Прохоровым.
Прохоров не великосветский повеса, обманом втянутый в политические интриги, и не ошалевший от денег нувориш, решивший "зажигать" в политике. Он очень сильный и самодостаточный человек. Прохоров "химически заместил" в ОНЭКСИМ банке Потанина, которому сам Путин поручили после куршевельской провокации выкинуть из бизнеса Прохорова. А ведь это был тот самый Потанин, который 14 лет назад победил альянс Березовского и Гусинского в ходе кризиса вокруг "Связьинвеста". Такому Прохорову, уже отсидевшему во французском полицейском комиссариате по обвинению во ввозе несовершеннолетних проституток в Куршевель, мечтать о том, чтобы торчать в Охотном ряду коломенской верстой среди нарфонтовских выползков? Оставить "Норильский никель" ради места заместителя комитета Госдумы по промышленной политике?
Тогда зачем он пошел в склочную и клоунскую российскую легальную политику?
Выдвинем гипотезу. Но сначала — обещанный классовый анализ.
20 лет назад, после запрета КПСС, опускания госбезопасности ниже плинтуса и начавшейся диссипации демократического движения, новая российская власть была обречена попасть в полную зависимость от капитала. В "Острове пингвинов" —блестящей французской версии "Истории города Глупова" Анатоль Франс ядовито заметил, что "богатство почитаемо в любом обществе, в демократическом обществе почитаемо только богатство". Некоторую самостоятельность государственной власти придали собранные в кулак Ельциным и региональными боссами обломки советской партхозноменклатуры. Свою роль в этом сыграла и инерция почитания высшей государственной власти как таковой, ее неизменный гипнотизм, несмотря на смену псевдонимов: царский двор, ленинский ЦК, президентская администрация. Через 10 лет Путину удалось скорректировать закономерную эволюцию: он воссоздал монопольную партию власти, соединив ранее яростных политических соперников — лужковское "Отечество" и березовское "Единство". Затем Путин, опираясь на ветеранов КГБ и жаждущую реванша ФСБ, использовав "оголодавших" при разгуле демократии следователей и прокуроров, сформировал настоящую "опричнину", подчинившую и бизнес, и политику.
Но это только историческая флуктуация. История неумолимо свидетельствует, что такого рода "бонапартистские" режимы в итоге разлагаются и все равно утрачивают свою субъектность, подпадают под контроль олигархических кланов. Вот к этому моменту неизбежного распада путинизма очень выгодно иметь отлаженную политическую машину, опирающуюся на крупный бизнес. Тем более что
маятник конституционно-государственной системы от авторитарного президентского режима сдвинется к парламентаризму.
Обкатать партию на "учебных" выборах 4 декабря, протестировать в рабочем режиме все партструктуры, отладить их работу, провести инвентаризацию лозунгового хозяйства… И быть готовым к постпутинским выборам. Возможно, прикупить обломки разваливающейся "ЕдРы" и пришпандорить их к собственной, уже отлаженной партийной машине… Разумеется, для такой подготовки нужна реальная диктаторская власть в партии, подобная власти хозяина фирмы, готовящей крупное расширение бизнеса, власть, не оставляющая места для рассуждений о демократических условностях.
Партия крупного капитала, выступающая с лозунгами защиты прав собственников, в период "восстановления демократии" имеет все шансы стать мощным фактором завтрашней политики. Эти соображения и могли подвигнуть Михаила Прохорова "поддаться" на посулы Медведева и Суркова в мае и приступить к реанимации "Правого дела". А в ожидании финала путинской опричнины, не затрагивая в своих предвыборных лозунгах основ путинской вертикали, помочь местному бизнесу в его изматывающей борьбе с бюрократией на городском и региональном уровнях.
Возглавить "земскую партию", которая станет рычагом для влияния бизнеса на власть на местах, где эрозия путинизма наступит раньше, чем в центре, — очень заманчивая и перспективная стратегия.
Может быть, именно понимание этого и привело к спешному "затаптыванию" Кремлем собственного проекта. Несмотря на все гигантские издержки такого шага.
Вот краткий перечень этих издержек. В ряды врагов Кремля (Кремль — это парадный псевдоним Суркова) перешел очень-очень богатый и очень-очень самостоятельный человек. Причем человек, уважаемый и бизнес-сообществом, и светскими кругами. В статусных кругах прошла еще одна волна оппозиционности. И не стоит иронизировать: 30 лет назад про генсека Брежнева говорили почти не таясь, что в учебники он войдет как "мелкий политический деятель эпохи Пугачевой и Высоцкого".
Демонстративно наглое вмешательство Кремля в вопросы внутрипартийной жизни указывает и российской, и мировой общественности на управляемый, а значит нелегитимный характер начавшихся парламентских выборов.
Такой скандал по уровню дискредитации отечественных "демократических порядков" вполне сопоставим с "избранием" Матвиенко.
Еще больше дискредитировал себя Медведев, лично пригласивший Прохорова в политику,
а сегодня бессильно наблюдающий, как распалась его дебютная заготовка. И наконец, старательно сконструированная партия "статусных либералов" из разряда дам полусвета окончательно перешла в ранг уличных барышень.
Не будем гадать, какое конкретно "страшное политическое преступление" совершил Прохоров в глазах Кремля. Очевидно, что дело не в Ройзмане. При таких издержках, на которые пошел Кремль, пытаясь якобы остановить включение в партийные списки главы фонда "Город без наркотиков", он мог решить вопрос намного проще, например попросив того же Хабирова позвонить Ройзману и предложить ему место зампредседателя комиссии Общественной палаты России "с пожизненной привилегией сморкаться за королевским столом". Очевидно, что подобные авансы Ройзману для Кремля куда дешевле, чем превращение Прохорова в нового Рябушинского — потенциальный мотор праволиберальной оппозиции.
Возможно, что Прохоров поддержал не того, кто решил назначить себя следующим президентом.
"Присягнул он Константину, а воцарился Николай". К публичным же заявлениям самого Прохорова о том, что истинной причиной партийного переворота является банальное "кидалово на бабки", надо относиться с пониманием — обманутый бизнесмен всегда называет своих противников ворами и мошенниками. Таков ритуал бизнес-сражений.
Пока же по соотношению результат — издержки для власти история с Прохоровым необычайно напоминает историю с генералом Корниловым ровно 94 года назад. Корнилов, как и Прохоров, был вне политики, но очень уважаем в своей среде. Именно праволиберальная часть истеблишмента совратила летом 1917 года боевого генерала Корнилова стать участником политических комбинаций, точно так же как она совратила бизнесмена Прохорова весной 2011 года. После своего выступления с разоблачением интриг Прохоров был точно также предан главой государства, как Корнилов был предан Керенским. Выступление Корнилова провалилось из-за "переманивания его солдат" большевиками. Сейчас "переманили" делегатов партсъезда, правда, так сказать, "не снизу, а сверху". Дальнейший ход событий, связанных с Корниловым и Керенским, мы хорошо помним.
Не будем злорадствовать над судьбой Прохорова.
Он, как и многие сильные люди, живущие при деспотических режимах, пытался играть по правилам, медленно расширяя степень свободы.
Попрекать Прохорова конформизмом — это то же самое, как если бы 24 года назад говорить, что изгнание Ельцина из Московского горкома и Политбюро — расплата за членство в безбожной компартии и особливо за срытие дома Ипатьевых.
Так пожелаем же Михаилу Прохорову удачи в создании еще одного оппозиционного движения. Движение, которое сможет объединить предпринимателей в борьбе за незыблемые гарантии частной собственности, за прямую выборность глав исполнительной власти всех уровней, за соревнование депутатов (антиконституционно отнятые у нас мажоритарные выборы), за формирование правительства парламентом… Не надо ревновать. Как говорится в старом детском стишке, "мамы всякие нужны, мамы всякие важны".
Обращение к радикальным демократам
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4E80683F19391
Оппозиция должна быть готова к удару со стороны путинизма
02.10.11 (14:20)
Но в собственную паутину
вконец запутывался он,
и присягнул он Константину,
а Николай взошел на трон.
История грубей расчета.
В расчете чуть перетончи —
и на тебе самом чечетку
другие спляшут резвачи.
Евгений Евтушенко "Казанский университет"
Совсем недавно, говоря о провокации против Михаила Прохорова, вспомнил строчки из поэмы Евгения Евтушенко полувековой давности. Речь идет о коллизии декабря 1825 года, когда надеялись, что после смерти Александра I, постепенно впавшего в реакционно-мистический маразм, на трон сядет наместник вассального Царства Польского — умеренно либеральный Константин, который, разумеется (вот только ботфорты наденет), возобновит "дней Александровых прекрасное начало". Но Константин отказался в пользу Николая Павловича.
Многократно писал, что при повторении больших исторических циклов в следующий раз события развиваются по альтернативному сценарию. Сейчас произошло приблизительно следующее: как будто весной 1987 года Горбачев на пленуме ЦК КПСС внезапно предлагает место генсека своему оппоненту Егору Лигачеву, а сам заявляет, что согласен стать вторым секретарем для идеологического обеспечения перестройки и гласности… Понятен шок "прорабов перестройки".
В связи с произошедшим я обращаюсь к представителям радикальной демократической оппозиции.
1. Те, кто сформировал придворную "партию" медведевцев в надежде начать возвращение страны к либеральным принципам демократии, используя аппаратный ресурс формального президента, были правы. Они в очередной раз попытались провести необходимые преобразования по сценарию эволюционного реформирования, стремясь (как всегда, напрасно) избежать революционной смуты. У многих аппаратных либералов была реальная политическая корысть — сформировать наиболее комфортный для себя и своей социальной группы вариант "просвещенного" правления. Но и у части радикальных лидеров, особенно оседлавших националистического и ностальгически-сталинистского конька, была своя политическая корысть — оседлать волну "вновь разрешенной демократии" для реванша за поражения 1990–1996 годов.
2. Не надо иронизировать над тем, что статусная оппозиция делала ставку на Медведева. При деспотии политический плюрализм начинается именно как борьба придворных партий. Эта борьба постепенно идеологизируется, формируются четкие альтернативные программы, политический класс постепенно поляризуется. И только затем происходит переход к публичному партийному соперничеству, разрешаемому в ходе свободных — ибо каждый ревниво следит за соблюдением противником правил игры — выборов. Так было в 1988–1991 годах в нашей стране. Политика диктует свои законы. Только действуя в команде "обновителя социализма Горбачева" и непрерывно повторяя ритуальные марксистские мантры, убежденные сторонники либеральных реформ могли продвинуть перестройку до стадии невозврата. Да, у них была альтернатива — гневно проклясть коммунистический тоталитаризм и у микрофонов "Свободы", "Немецкой волны" и "Голоса Америки" горестно оплакать участь России под игом неосталинистской хунты. Ну, а еще через несколько лет робко призывать восставших не расстреливать коммунистов и чекистов без суда…
3. Не надо злорадствовать. У радикальных демократов зимой 1991 года хватило мудрости не попрекать старыми обидами сторонников Горбачева, отшатнувшихся от него после кровавого вильнюсского января. Потом они вместе достаточно легко победили ГКЧП. Сейчас наша страна получила еще один шанс вернуть себе политическую демократию. Из придворно-аппаратной фазы партия медведевцев (а это действительно много чиновников, предпринимателей, интеллектуалов, задыхавшихся в атмосфере путинской опричнины) обречена перейти в фазу диссидентства, пусть и осторожного по тактике, но стратегически нацеленного на "диалектическое снятие" путинизма. Так, в середине 20-х годов разношерстная внутрипартийная оппозиция, столкнувшись с тоталитарными методами сталинско-бухаринской группы, подняла забрала и открыто объявила себя "объединенной левой оппозицией".
4. Сейчас, когда и российское общество, и демократические страны утратили надежду на органическое эволюционирование России в сторону демократии, когда замаячила реальная перспектива фашизации режима и холодной войны с Западом, очень важно продумать формы совместного ненасильственного, но фронтального давления на путинский режим. Игры в стравливание тандемцев и в игрушечную возню в парламентские бирюльки завершились. Но это не значит, что власть не готова идти на уступки. Режим сейчас внутренне нестабилен и хрупок как никогда. Поэтому он будет рад откупиться социальными подачками (которые все равно съест инфляция), чтобы не идти на политические изменения. А потом нанесет ответный удар. Так поступили большевики, откупившиеся НЭПом от восстаний 1921 года, но, консолидировав власть, ударили коллективизацией и чистками. Так поступил растерянный Мао, предложивший было в 1957 году "цвести ста цветам", убедившись в прочности своих позиций, потом приказавший "дурную траву с поля"… Так готовил крючковский КГБ чрезвычайщину в самый разгар демократизации… И к этому удару со стороны путинизма оппозиция должна быть готова, объясняя людям, что экономические уступки без политических гарантий — ничто.
5. Радикалы должны протянуть руку умеренным для создания единой "антиопричной" коалиции, выступающей за торжество права и за демократию. Радикалы должны избавиться от тех, кто использует стихию недовольства для создания расистских и тоталитарных, необольшевистских движений. Именно для удержания баланса в пользу либеральных принципов радикальным демократам важен союз с умеренными. Но и радикалы имеют право требовать гарантий того, что умеренные не постараются "кинуть" их, как поступали начиная с 22 августа 1991 года.
Маневр
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
26-10-2011 (17:00)
Кремль взял курс на русский этнонационализм
В виде исключения буду прямо называть своих лирических героев. Когда Юлия Латынина признала русский этнический национализм Навального предпочтительным (по сравнению с либеральной демократией) инструментом модернизации России, пазл в моей картине постмедведевской политики почти сложился.
Завершающими штрихами стали:
участие "национал-либерала" Милова в митинге ярых националистов "Хватит кормить Кавказ";
слова известного бадмингтониста о свинствах приезжих в российские города лжестудентов (из контекста ясно, что имеются в виду выходцы с Северного Кавказа, мусульмане, поступающие на платные отделения вузов);
77-го стратега Охлобыстина к "полумиллиону своих сторонников" в городах и весях выйти на "Русские марши" 4 ноября.
Очевидно, мы становимся свидетелями завершения грандиозного идеологического маневра Кремля, стремительно переводящего вектор своей политики с неоимперского великодержавия на русский этнонационализм. Только месяц назад мы видели завершение филигранно проведенной спецоперации "Медведев". Я искреннее аплодирую ее красоте и изяществу. Шедевры полководческой мысли — ганнибаловы Канны, план Шлиффена и операция "Малый Сатурн" (Сталинград) бледнеют перед ней… О, это гениальное заманивание противника в стратегическую пустоту и эффектнейшее перерезание ему путей к отступлению в качестве завершающего штриха! Лишь маоцзэдуновская кампания 1957 года "Пусть цветут сто цветов и борются сто школ!" как образец политической провокации по выманиванию всех затаившихся инакомыслящих и просто "усомнившихся" может сравниться с "медведевской оттепелью". Председатель Мао был один, и ему пришлось лично провозглашать наступление нового этапа "цветения" — "Дурную траву с поля вон!". У Путина есть Медведев, и можно было поделить роли доброго и злого копа.
Но не успела победоносно завершиться операция по окружению ИНСОРа (Прохорова по пути снесли почти случайно — так, выполняя сложный маневр, танковая колонна на своем скрытом марше к беззаботно открытому флангу неприятеля сносит некстати попавшийся под ее гусеницы городок), как начала раскрываться во всем своем величии еще более грандиозная стратагема — замена "Федерации" на "Русь".
Нечто подобное мы видели только 20 лет назад, когда коммунистическая номенклатура меняла СССР на национальные суверенитеты. Но тогда это была отчаянная попытка вписаться в революционные перемены и оседлать их. Сейчас — это хорошо продуманный замысел.
Для мобилизации протестных настроений "системной оппозиции" открытым оставлен только один путь — "борьба с кавказским засильем".
Фальшивое гневное возмущение властей антикавказскими лозунгами, очень вялое по своему содержанию (главенствует единственный аргумент — Большая страна лучше, чем Небольшая), только канализирует оппозиционную риторику на данном направлении. При этом Кремль еще подмигивает в "Твиттере" кавказофобам — в принципе, нас "эти" тоже раздражают, но ведь и единство державы "от финских хладных скал до пламенной Колхиды" надо блюсти…
Вот Латынина, долгие месяцы сражавшая что было сил либеральную демократию, в качестве противостоящего ей идеала вдруг выдвигает не прославляемый ею киплинговский романтический империализм и не просвещенную автократию, а популистский этнический национализм. Долго и старательно взращиваемый интернет-диссидент Навальный, не успев стать кумиром прогрессистов, бросает весь свой немалый политический капитал на чашу такого достаточно ординарного события, как "Русский марш — 2011". Следом за ним такое же моральное харакири сотворяет Иван Охлобыстин. Явку Владимира Станиславовича Милова на митинг, участников которого приходится предупреждать от "древнеримских" приветствий, можно уподобить только выступлению Павла Николаевича Милюкова где-нибудь в чайной Союза русского народа. Нет, Владимир Митрофанович Пуришкевич в 1917 году демонстративно преклонялся перед внезапным патриотизмом отца русской социал-демократии Плеханова, также вдруг возмечтавшего о том, как "поедут по Берлину наши казаки", но ни самому Георгию Валентиновичу, ни рафинированному либерал-империалисту Петру Бернгардовичу Струве в страшном сне не могло присниться братание с "героями" еврейских и немецких погромов.
Благородный Олег Козырев поддерживает идею создания этнических русских землячеств для защиты от обид со стороны землячеств нерусских. Он надеется, что все будет цивилизованно. Просто по столице будут ходить этнические дружины с лицензионными "стволами" и защищать этнически своих. Мушкетеры короля, гвардейцы кардинала… И поочередно штурмовать суды и полицейские участки при попытке чужаков, естественно, подкупая юстицию, привлечь к ответственности этнически своих. Вообразим: англосаксонское землячество в Лондоне защищает своих от покушений со стороны шотландских и ирландских землячеств. И вместо Великобритании такой большой Ольстер. Отряды ирландского землячества в Нью-Йорке защищают своих от польских и итальянских покушений…
На дискуссии в Национальной ассамблее выдвигают тезис о том, что подлинная социальная справедливость — в "устранении перекосов" в пользу "титульной нации".
И сказочным образом вчерашняя "партия жуликов и воров" оказывается единственной мощной политической силой, не выступающей в качестве глашатая русского этнонационализма. Тем самым она как бы становится "последним бастионом" на пути ксенофобских страстей.
Не надо ничего рассказывать о естественном стремлении политиков оседлать массовые настроения! Лозунги насчет кавказского засилья, разумеется, популярны. Но лозунги социальной справедливости, призывы к "черному переделу" итогов приватизации популярны не менее. Здесь и политики, и публицисты становятся мудро-сдержанными и охотно объясняют вред экономического популизма: сегодня отберешь у олигархов "прихватизированный" "ЛУКОЙЛ" или "Русал", а завтра у самого спросят, почему у тебя лишняя трехкомнатная квартира (для сдачи внаем), а рядом в жалкой двушке теснится многодетная семья очередников.
На известном историческом этапе, особенно при сломе традиционного феодального общества, при распаде империи идеи этнического национализма начинают приобретать огромную притягательность.
Благодаря тому, что полемика вокруг допустимости и пользительности умеренного национализма ведется на фоне очередного обострения борьбы с педофилией, эта полемика может быть уподоблена следующему несколько рискованному сравнению.
Как известно, в определенном юном возрасте отроки (и отроковицы) начинают интересоваться тем, почему так волнительны прикосновения к гениталиям. Вокруг тут же начинают суетиться суровые дяди и тети с рассуждениями о том, как опасны эти преждевременные гормональные сдвиги, этот эмоционально-психический дисбаланс… Но на смену этим занудам приходят приторные доброжелатели, которые вкрадчиво объясняют, что ничего в этих интимных играх плохого нет, предлагают показать "настоящие взрослые" ласки. Затем — неизбежное: а давай вот так, смажем вазелином, и больно не будет… Почему-то общество мечтает таких "доброжелателей" кастрировать (и не всегда химически), а иные норовят и вовсе линчевать. А ведь национал-популисты в незрелом обществе — такие же растлители. И, как всякие опытные растлители, они яростно обрушиваются на врачей и педагогов: не мешайте нам "налаживать отношения с молодым поколением", что вы-то им сами можете предложить?
При рассуждениях о допустимых градусах национализма необходимо прежде всего исходить из того, что имеется в виду только и исключительно русский этнический национализм. Государственно-гражданский национализм, столь сильный, например, в США, Великобритании или Франции, сочетается с тем, что любой открытый сторонник этнического или конфессионального национализма в этих странах немедленно становится презренным политическим маргиналом.
У нас же речь не идет о "России превыше всего!", но о "правах титульной нации". Я четко представляю диапазон радикализма этнического национализма зависимой нации — от простого стремления к культурной самобытности и до политической самостоятельности, включая полную государственную независимость (любой ценой) и включение в одно государство всего этнического и исторического ареала (также любой ценой). Понятен и диапазон национализма господствующего этноса — от попыток принудительной ассимиляции меньшинств до их сегрегации и изгнания.
Между прочим, первая гитлеровская программа по еврейскому вопросу (лишение евреев политических прав и возможности политического, экономического и духовного влияния в Германии) по контрасту с Нюрнбергскими расовыми законами, не говоря уже о планах выселения евреев на Мадагаскар и, тем более, о холокосте, потрясала своей "умеренностью". Я это говорю потому, что лозунги "Русских маршей" очень напоминают раннегитлеровскую национальную программу. Когда Сергей Алексашенко косвенно уподобил Навального Гитлеру, борец с распилом не на шутку обиделся, сочтя сравнение несправедливой полемической гиперболой. Но так ведь сравнение было не с Гитлером-43, а с Гитлером-23.
Надо понимать, что каким бы "умеренным" по сравнению с программой Ванзейской конференции "по окончательному решению" не был призыв Гитлера "всего-навсего" перевести германских евреев из категории "граждане" в категорию "подданные", это все равно разрушало с трудом созданную к концу XIX века концепцию единой германской нации трех равноправных вероисповеданий: евангелического, римско-католического и иудейского.
Так и в Российской Федерации самый умеренный русский этнический национализм взрывает концепцию многонациональной гражданской нации. А иного средства сохранить государство не существует. Российские этнические и религиозные меньшинства в своей основе не чувствуют себя диаспорами. Они живут на территории своих стран, исторически ставших провинциями Московского царства и Российской империи, или чувствуют с этими странами неразрывную связь.
ФСБ, центрами "Э" и "в чистом поле системой "Град" такую страну не сохранить. Нация — это прежде всего национальная солидарность.
Если в Москве безработица 1–2 процента, а в Ингушетии — 50, то без выравнивающей помощи нет и национальной общности. Италия едина потому, что Милан "кормит" Неаполь. Нация, как семья, и один брат не давится пирожным на глазах второго, падающего в голодные обмороки. Неспособность Кремля побороть коррупцию и клановость на Северном Кавказе лишний раз демонстрирует, что "Единая Россия" (в отличие от КПСС) не является инструментом политики.
Очень жалко денег? Но ведь нет массовых выступлений против эскалации военных расходов. Леволиберальная оппозиция и отставной Кудрин единственные, кто решился поднять голос против путинско-медведевской милитаристской оргии. Нет и антиолигархического движения.
Итак, мы видим завершение первого этапа "русской стратегии": на фоне тотального пропагандистского давления на демократически-либеральные круги "левой, правой и умеренной" оппозиции оставили один путь для выражения протестных настроений — русский этнический национализм и кавказофобия.
Так с конца шестидесятых годов единственной не ведущей в лагерь или в психушку формой оппозиционности в Советской России стал латентный ностальгический русский "краеведческий" национализм. Который за два десятилетия полностью перемолол большевистский интернационализм и позволил объединить широкий спектр оппозиции вокруг идеи российского суверенитета.
Одновременно "легким движением руки" Кремль возвращает себе респектабельность "единственного европейца" и статус защитника меньшинств.
Далее начнется второй этап "русской стратегии" — режим, научившийся управлять, лишь безудержно эксплуатируя русскую великодержавную мифологию и истерический патернализм, в критической ситуации угрозы утраты власти идет на территориальное сокращение государства (и даже на связанную с этим утрату статуса региональной державы).
Возникает новая страна, консолидированная русским романтическим национализмом. Подобно тому, как 20 лет назад РФ сменила СССР. А отколовшиеся части можно попытаться влить в путинский Евроазиатский союз, этот новый аналог покойного СНГ.
Мне решительно непонятно, каким образом русский этнический национализм будет, по Латыниной и Милову, содействовать модернизации России. Для модернизации действительно очень важен переход от традиционалистской в своей основе континентальной империи к нации. Но речь идет о гражданской нации, о свободном гражданском обществе в условиях терпимости и верховенства права. Романтическая этническая мобилизация может стать почвой для фашизма, но для России сейчас неактуальна модернизация по-муссолиниевски. Если Российской цивилизации суждено сохраниться, то единственной адекватной моделью развития может быть только ее сомасштабный аналог — США. Ни в Израиль, ни в Сербию (два тайных образца для русского этнопатриотизма) 140- или даже 120-миллионая Россия не превратится.
Москва не похожа на Варшаву не потому, что в ней Соборная мечеть, а потому, что в ней Тверская, 13. И борьба с курбан-байрамом на Проспекте мира — это уход от борьбы с бюрократическим молохом, в десять лет превратившим город Четвертой русской революции в политический аналог постсоветской азиатской деспотии.
О том же, чем заканчивается впрыскивание трупного яда национализма и ксенофобии в демократическое движение, лучше всего свидетельствуют хорошо спровоцированные столкновения с коптами, отравившие чистоту и благородство идей египетской революции.
Автор благодарит Андрея Андреевича Пионтковского и Игоря Григорьевича Яковенко за энергичный стимул к написанию данной статьи.
Последний раз редактировалось Chugunka; 18.09.2019 в 11:44.
|
16.09.2019, 11:36
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Тезисы по национальному вопросу
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=49887513ED2D1
14-11-2011 (16:41)
Развитие умеренного русского национализма добьет Россию
В очень характерной статье "Россия: быть или не быть" коллег Ивана Тютрина и Александра Лукьянова содержится мечта о выстраивании российской гражданской нации на базе формирования цивилизованного (он же "умеренный", он же софт) русского национализма, о сближении концепции российской (по аналогии с американской, канадской, бразильской) гражданской нации с концепцией русской политической нации (нации-государства по аналогии с польской, грузинской, израильской, французской, немецкой). В этой связи предлагается (в духе вербальной магии) не употреблять понятие "русская нация" в этническом смысле. Однако 99 процентов населения Российской Федерации употребляют слово "нация" исключительно в этническом и даже этноконфессиональном смысле (русский = православный, чечен = мусульманин, еврей = иудей, поляк = католик…). Оставшийся процент знает, что в европах слово "нация" значит совокупность граждан, но во избежание путаницы при чтении их текстов остальными в неэтническом смысле понятие "нация" применяет только к населению США. Впрочем, для США население охотно делает исключение: мол, что с них, с пиндосов, взять — возникли 200 лет назад, корней нет (то, что североамериканские колонии возникли синхронно с Россией в ее нынешних цивилизационных границах, осознает лишь вышеупомянутый процент).
Автор настоящего текста утверждает, что именно развитие умеренного русского национализма и вбивает, вспоминая слова Чубайса о коммунизме, сказанные в июне 1996 года, последний гвоздь в гроб России. Вот те восемь тезисов, которыми он пытается обосновать свою позицию.
1. В последние годы такие разные и по-разному популярные в демократической среде деятели, как Гарри Каспаров, Алексей Навальный и Михаил Ходорковский, провозгласили путь к российскому национальному государству в качестве панацеи от авторитаризма. Лозунг национального государства становится столь же универсальным и революционным, как сахаровский лозунг "Долой шестую статью!" (статья конституции СССР 1977 года о монополии КПСС на власть и политику). Однако население Российской Федерации слишком разнообразно в культурно-историческом смысле, чтобы оно могло консолидироваться на основании общего этнического ядра. Этнических русских, наверное, действительно 80 процентов, но оставшиеся 20 (как показала история последних 150 лет) категорически не согласны ассимилироваться. Приезжающие в США натурализуются не в англосаксов-протестантов, но в обобщенных американцев. И знаменитые WASP также развариваются в "плавильном котле", как и потомки ирландцев, сицилийцев, польских евреев или мексиканцев. Строго говоря, президент Обама ирландского происхождения (как Кеннеди и Рейган).
2. Мы видим острый кризис идентичности России. Нам предлагают выбор этнонациональной, иначе "европейской", модели: отдельно англосаксы, шотландцы, ирландцы, фламандцы, валлоны, сербы, хорваты, косовары, испанцы, каталонцы, баски… Ее итог — это неизбежный распад Российской Федерации. Еще одной "чеченской кампании" страна не выдержит.
Но такой выбор проще и для власти, которая лучше понимает, как обращаться к массам, апеллируя к русской националистической мифологии, и для народа, которому такая мифология греет душу примитивностью и почти сексуальной соблазнительностью.
Нынешний Кремль, как и Кремль 30 лет назад, понимает, что у российского населения есть лишь одна точка в истории, принимаемая консенсусом — 9 мая 1945 года. Поэтому, чем глубже кризис идентичности, тем сильнее казенное педалирование темы. Дальше включаются хорошо известные финансистам (а также всем, жившим здесь в 1992–1996 годы) процессы, связанные с эмиссионной поддержкой экономики… Надсадные "воспоминания", как все вместе били поляков и французов, вызывают у думающих людей только презрение и отвращение.
3. Полностью мифологизировано представление об особой консолидации "этнической нации" (в противовес атомизации имперского большинства), которое возникло из:
а) неосознанной зависти к Израилю (у правых), Сербии (у левых),
б) осознанной зависти к племенной солидарности кавказских диаспор. Серьезнейшие гражданские конфликты и гражданские войны в таких странах, считающихся эталоном этнической монолитности, как Венгрия, Франция, Италия, Германия, Грузия, Израиль и Чечня, полностью разоблачают миф о национализме как факторе стабилизации.
Даже исходя из теории, что национальную нацию создает не общность этнических корней, а социокультурная идентичность, необходимо признать, что любая идентичность может базироваться только на осознании глубинной общности исторической судьбы. А такая общность рождается только из совокупности ответов народа (или элиты от его лица) на экзистенциальные вызовы. Но такие вызовы часто противоположны. Например, указом младшего сопрезидента началом российской государственности объявлено приглашение в качестве кондотьеров варваров-викингов в по тем временам высокоурбанизированный древнерусский полисный союз. Процерковная русская историософия придает огромное значение ритуальному поруганию в Киеве Перуна (исторически древнелитовского бога-громовника). Телевизионный опрос сделал "Именем России" не борца с ордынским игом Дмитрия Донского, но Александра Невского — генерала Власова XIII века. Московское царство возвысилось с того, что князь Иван Калита стал играть при Золотой Орде роль Кадырова (своими войсками он кровопролитно покорял непокорные города, например конкурентов Москвы Тверь и Владимир). Очевидно, что у других народов Федерации в исторической памяти отпечатались иные образцы.
Поэтому общая идентичность может базироваться на консенсусе вокруг общего будущего, а не прошлого. Общее будущее — это равенство в правах и свободах, единство в понимании справедливого общественного устройства.
Софт-национализм предполагает именно ассимиляцию меньшинств в недрах, как с подачи Льва Гумилева стало модно говорить лет тридцать назад, суперэтноса. Но российские меньшинства к этому не готовы (как не готовы стать французами арабы парижских пригородов, стать англичанами великобританские шотландцы и ирландцы или квебекские французы). Они были готовы стать частью российской цивилизации, поскольку она, начиная с Ломоносова, Карамзина и Пушкина, была для них единственным путем к европейской культуре.
Сегодня путь к модернизации лежит и мимо Москвы и Петербурга.
Кстати, сходные проблемы одолели Западную Европу. В позапрошлом и в первой половине прошлого века для сотен тысяч поляков, евреев, итальянцев, испанцев, русских, выходцев из африканских и вест-индских колоний, оказавшихся во Франции, не было чести выше стать настоящим французом. Для миллионов, ныне живущих в арабских районах, французская модель жизни — это упадок и разложение, от влияния которого надо защищаться… То же в Англии, Германии и Швеции. И начался крик о крахе мультикультурализма. Вот в США нет никакого краха мультикультурализма. Твоя культура и религия — твое дело. Хочешь прозябать — живи в этническом квартале. Хочешь процветать — учи язык, учи законы, становись джентльменом, и тебе открыты все пути-дорожки. Социальные лифты известны: нужная профессия или хорошее образование. Дорога в университет для молодых и бедных лежит через спорт или армию. А полиция, суд и миллионы правозащитников защитят твои гражданские права…
4. Россия — безусловно, цивилизация, поэтому ее базисный этнос — русских стали называть суперэтносом. Но это неправильно. Базисный этнос цивилизации может быть таковым, только если собственно этническое в нем приглушено, ослаблено. С точки зрения носителя консолидированного этнического сознания национального меньшинства, такой "суперэтнос" лишен корней, "денационализирован". Зато с позиции "базового этноса" "племенная" насыщенность меньшинств слишком аффектирована. Россия, конечно, субцивилизация, "дочерняя" цивилизация от цивилизации Западноевропейской. Западноевропейская цивилизация, наследница Эллинской и Римской, как бы испустила несколько лепестков субцивилизаций: Русскую, Североамериканскую, Латиноамериканскую. К этому перечню автор считает нужным добавить еще три: Южнобалканскую, Закавказскую и Еврейскую. А рядом на планете существуют Исламская цивилизация, Китайская (ее дочки: Непал, Монголия, Япония, Корея, Индокитай), Индийская (ее дочки: Индонезия, Шри-Ланка, Кампучия). Как (суб)цивилизация, Россия не может целиком превратиться в классическое национальное государство, даже государство русских, из которого "вынуты" ареалы компактного проживания этнических меньшинств.
Автор полагает, что взрыв немецкого шовинизма при последнем кайзере и особенно гитлеризм были болезненными проявлениями отказа грандиозного германского культурного пространства от оформления как цивилизации в пользу этнического немецкого государства. Вспомним, что Германия (как сумма немецких государств) успешно ассимилировала французов-гугенотов в XVIII веке и евреев в XIX веке. В германскую цивилизационную орбиту можно было включить Данию, Голландию, Эльзас, Западную Польшу, Латвию, Чехию, Трансильванию. Не говоря уже об Австрии. Немцы совершенно не стремились к имперскому. От Аргентины и Пенсильвании, до Балкан и Волги спокойно существовали "кляйне Дойчланд" — немецкие колонии, жители которых никогда никакой ностальгии не проявляли. Но был избран иной путь, который в итоге привел немцев к исторической катастрофе и сильно сократил ареал германской культуры.
5. Совершенно ошибочно путать традиционную империю и государство-цивилизацию. После ухода от традиционализма и того, что Тойнби называл "универсальная монархия", цивилизация (субцивилизация) может разделиться на национальные государства (путь Балкан, Западной Европы и постиспанской Латинской Америки), может попытаться искусственно продлить имперское состояние, радикально идеологизировав общество (большевизм, нацизм, маоизм, исламская революция в Иране), а может стать на путь создания государства как гражданской нации, в которой не только религия, но и этническая принадлежность — частное дело каждого, как это произошло в США, в Индии, Пакистане, отчасти в Бразилии, Аргентине, Мексике, на Кубе… Для создания гражданской нации необходимо либо мощнейшее общее культурное поле, необычайно привлекательная для всех и легко перекрывающее локальные этнические культуры (так развивались события в России в 1917 году), либо общее политическое поле — осознание возможностей от нерушимых гарантий гражданских и экономических свобод.
6. Сегодня сложившаяся в петербургский период Российская империя вступила в завершающий период 100-летней трансформации от средневеково-имперского государства к иному, возможному в современном мире состоянию.
Здесь развилка. Если пассивно следовать характерным для Европы XIX–XX веков тенденциям, то в недрах империи должны возникнуть несколько (несколько десятков) национальных государств, включая, разумеется, и русское. Стремительный рост русского этнического национализма в эпоху Александра III и Николая II, приведший к всплеску черносотенных настроений, и ставшая возможной на его фоне антифеодальная национальная политика Столыпина на территориях будущей Восточной Польши — это и есть проявления типичного романтического национализма. Только в Германии и Италии он объединял нации, а в Восточной Европе расчленял империи — Австрийскую и Османскую. Так шло формирование этнорусской идентичности и отдельного этнорусского национального интереса. Однако процесс распада империи был прерван и обращен вспять большевиками, создавшими уникальную модель надэтнической идеологической идентичности, сравнимый только с Халифатом.
Закономерный распад советского Халифата-2, полностью повторивший, только в 20 раз быстрее, историю распада Халифата исламского, освободил Российскую Федерацию. Но она осталась ядром империи, в первую очередь по идеологии новейшей правящей группы и по гипертрофической роли центральной администрации. Соответственно, вирусы распада разрушают ее тело. Идея распада РФ, по крайней мере отделения исламских республик Северного Кавказа уже не вызывает шока в общественном сознании. Еще год назад "русский национал-патриот" — это сторонник присоединения Беларуси, Донбасса и Крыма. Сегодня — это сторонник изгнания кавказцев (в том числе с землей). Имперский "старопатриотизм" Проханова находится в глухой обороне под натиском "младопатриотов", от геополитического сложения перешедших к вычитанию. Сужу по комментариям к своим статьям: еще год назад отчетливо провокативные тексты о неизбежном распаде РФ вследствие разгула этнорусского шовинизма вызывали вал агрессии. Сейчас они становятся предлогом для деловитого обсуждения, что хорошо бы и Сибири получить независимость…
7. Формула "Россия для всех" пуста, потому что она означает только терпимость к меньшинствам, готовность обеспечить высокие статусные позиции русифицированным евреям, грузинам, татарам…
Формула должна быть иная — "Россия всех" . Это американская модель идентичности, плавильный котел. Полного "растворения" не получится, поскольку национальные меньшинства опираются на "ланды" — области своего многовекового проживания, на которых формировались этнические (или субэтнические) государственные или квазигосударственные образования. Нет больше и явного доминирования русской цивилизационной модели. В предыдущие века модернизация и чаемое приобщение к европейской цивилизации на территории Российской империи и Советского Союза можно было получить только через приобщение к русской культуре, через вхождение в русские элиты: административную, силовую, культурную, хозяйственную, научную.
Сейчас приобщение к высшим достижениям западной цивилизации идет мимо русской культуры — в университетах США и Западной Европы.
8. Демократическое государство-цивилизация, построенное на трансэтнической основе, — это вовсе не новая маска на полуразложившемся теле империи, как кажется национал-демократам. Это наиболее совершенный способ существования локальной цивилизации. Ее создание кажется утопией. Действительно, это очень сложная задача, это работа на десятилетия и для политической, и для культурной элиты. Такая же сложная задача, как ликвидация расовой дискриминации в США или национальных конфликтов в послевоенной Западной Европе. Те, кто помнят атмосферу космополитизма в кругах советской интеллигенции в 60-х–80-х годах, могут даже мечтать, что с той точки до перехода к "плавильному котлу" было рукой подать — лишь подтянуть среднего "образованца" до уровня элиты наукоградов и столичных НИИ и КБ…
Этнический национализм просто уничтожает такой сложный подход. Создается простая схема — набор национальных государств, из которых выдавливается (и таской, и лаской) "нетитульная" публика, а оставшимся предлагается признать себя диаспорой, вечный удел которой — знать свое место.
Что же касается русского национального движения, то никаких отдельных этнических русских целей в этой борьбе нет. Русские не испытывают национального гнета. А ведь именно по степени радикальности сопротивления национальному угнетению или национальной несправедливости градуируется национализм от умеренного до ультрарадикального. С точки зрения стандартов современного мира и современного понимания национализма, национализм (применительно к русскому этносу) может иметь следующие четыре общепризнаваемые цели:
стремление обеспечить русскому этносу суверенную политическую субъектность;
стремление обеспечить русской культуре доминирование на территории русского политического образования;
стремление присоединить к России территории компактного проживания русских, являющихся объектом ассимиляции;
стремление вычленить территории компактного проживания русских из ареалов исторического проживания иных народов ("ландов").
Однако если в общественной жизни будет звучать требование реализации этих лозунгов (что на деле будет означать призывы расчленить как соседей России, так и субъекты Федерации), то демократическое движение будет безнадежно расколото, а общегражданская идентичность не возникнет никогда.
Если бы в ответ на расовые беспорядки 60-х годов правительством США был бы выдвинут лозунг "цивилизованной" защиты белых, а афроамериканцам для получения полноты гражданских прав было бы предложено сперва стать "настоящими англосаксами", то вместо Америки во главе с нынешним президентом мы видели бы полуразрушенную фашистскую страну, в южных штатах которой идет многолетняя партизанская война… И над Эйфелевой башней развивался бы красный флаг победы, поднятый генералиссимусом Брежневым.
Но еще есть возможность дать нации общие представления о свободе.
Очевидно, что в России (любых размеров и конфигураций) уровень демократии еще долго будет вполне евразийский. Более того, если к модернизации относиться серьезно, то ее проведение будет почти столь же болезненно, как и вход в рынок 20 лет назад, поэтому любой режим будет тем или иным способом ограничивать народовластие.
Последняя возможность объединить нашу страну — это объединить ее правом, отсутствием коррупции, государственного рэкета, полицейского и судебного произвола.
Революция Навального
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4EE9CCF77E497
15.12.2011
Грубейший тактический просчет известного блогера оказался его грандиозной удачей
15.12.11 (14:43)
Последние два года я непрерывно писал о наступающей революции — политической и, может быть, социально-политической. Ее я обозначил одновременно и как Пятую русскую (по счету с 1905 года), и как "Вторую" (то есть обреченную доделать задачи Четвертой революции 1989–1993 годов).
Основные тезисы этих статей были следующими:
* эта революция, говоря евангельским языком, "при дверях стоит" (уже на пороге);
* сутью этой революции будет установление "основных буржуазно-демократических свобод" и прежде всего ликвидация выращенной Путиным "опричнины" — паразитарно-силового класса и возвращение партии власти, ставшей по-советски номенклатурной, под контроль гражданского общества (в первую очередь, конечно, бизнеса);
* поэтому гегемоном революции станет новый средний класс, и, следовательно, революция, по крайней мере в своем начале, пойдет под правозащитно-демократическими, а не под националистическими или "антиолигархическими" лозунгами;
* первые же успехи оппозиции приведут к расколу движения на умеренных и радикалов, противоречия между которыми быстро выйдут на первый план общественной борьбы.
Сейчас, когда стала реализовываться моя полушутливая политологическая фантастика последних дней ноября, считаю нужным добавить еще один тезис: новый, медведевский, средний класс потому так решительно ушел в оппозицию, что он сильно отличается от путинского среднего класса, на который сделали ставку Сурков и Павловский. Средний класс нулевых годов возник из водопада нефтедолларов и газоевро, когда требовалось только аполитично подставлять карманы и не оглядываться на жертв, которых уволакивали "опричники". Это модель преуспевания довоенной советской номенклатуры и интеллигенции… Вышедшие из кризиса в значительной степени чувствуют именно себя, а не режим "виновниками" своего преуспевания: они "победители" и начинают фрондировать в духе послевоенных и, тем более, послесталинских элиты и субэлиты, куда лучше современных историков и публицистов знавших, что не лично Сталин реально выиграл войну.
Когда вдумчивые историки следующих десятилетий будут анализировать последние дни, недели и месяцы перед Пятой русской революцией, они, скорее всего, назовут ее "Революцией Навального". Это будет несправедливо, ведь
активнее всего ее готовил Эдуард Лимонов, начав ровно семь лет назад, в декабрьские дни героического "захвата" президентской приемной.
Для сравнения. Первую русскую революцию подготовил Григорий Гапон, лидер, как бы сейчас сказали, петербургского регионального отделения казенных профсоюзов. Он создал иллюзию у забастовавших рабочих, что монархическое шествие ("несанкционированное") — лучший способ решить самые больные социальные вопросы. Он же позволил своим коллегам по социал-демократической партии (меньшевиков) так сформулировать тезисы обращения к монарху, что оно стало, с одной стороны, совершенно неприемлемо для царя (требование учредительного собрания, либеральной конституции и радикальной земельной реформы), но с другой стороны, могло бы стать общей платформой для леволиберальной и правосоциалистической оппозиции. Итог известен: ключевое событие XX века — расстрел явно провокационного в глазах властей шествия, и затем обрушение монархической харизмы и канализация русского протестного движения по либеральному и социалистическому руслу. Но, несмотря на исключительный вклад Гапона, истинным режиссером "Освободительного движения 1905–1906 годов" стал лидер Партии народной свободы Павел Милюков, три года формировавший повестку дня.
Вторую (Февральскую) русскую революцию тщательно организовал Александр Гучков, сговоривший к ноябрю 1916 года генералитет, либеральный бизнес и депутатов на устранение Николая II, но в историю она вошла как Революция Керенского. Зато Третью русскую революцию и задумал, и возглавил, и привел к победе Ленин.
Четвертую русскую революцию 1989–1993 годов пятнадцать лет готовил Александр Солженицын, неустанно разоблачая "честный большевизм" и объединяя внешнюю и "внутреннюю" эмиграцию под антикоммунистическими и правоконсервативными знаменами, но реально начал ее академик Сахаров, давший идеальный лозунг: "Долой 6-ю статью" (для молодых — о господствующей роли КПСС в государственной и общественной жизни), одновременно необычайно радикальный, ибо уничтожал саму основу тоталитарной системы, но внешне вполне умеренный ("всего лишь" требование формального политического и идеологического плюрализма) и предложивший депутатам стать главной властью, вытеснив ЦК.
Нашу Пятую революцию вовсю продумал Лимонов. Он гениально выдумал "Стратегию-31", ставшую ее репетицией, соединив идею "Марша несогласных" как героического вызова властям со взятым у русских диссидентов парадоксальным лозунгом требовать от тоталитарных властей "соблюдения Конституции", при этом красиво подняв на щит как бы консенсусную идею "защиты свободы митингов и собраний". Позднее, во время шумного и скандального "развода" Лимонова и Алексеевой, рьяные сторонники Лимонова честно рассказали, что смысл всей затеи был в приучении либеральных оппозиционеров к готовности пострадать, взять власть на измор постоянным добровольным мученичеством… В результате "Стратегия-31" стала постепенно угасать, утратила свой "статусный" сегмент. Но за два с половиной года возникла традиция постоянной героики. Затем произошел сбой —
кульминационный митинг "Стратегии" был назначен Лимоновым на вечер 4 декабря, когда общество еще не осознало шок от масштаба фальсификаций. Поэтому политический урожай достался Навальному,
организовавшему шествие с Чистых прудов на сутки позже, на первом пике возмущения. Его и Яшина арест, жестокие разгоны и задержания на следующий день вытолкнули людей уже на "сакральную" Триумфальную площадь. Мясорубка на Триумфальной вызвала всеобщий протест… Нежданная слава, обрушившаяся на Навального-мученика, вытеснила и его позорный провал 4 ноября, и фиаско кампании Навального "Голосуй за любую системную оппозицию", накачавшей совершенно незаслуженными голосами КПРФ и "Справедливую Россию", которые резко повысили свою политическую капитализацию при торгах с Кремлем и получили кучу мест в Госдуме (каждое, по дурным сплетням, ценой в 10 млн евро)…
Навальный не генерировал ни одной интересной политической идеи. В отличие от него, Лимонов, в тех случаях, когда не провозглашал себя лидером оппозиции, не грезил возрождением СССР и не переносил столицу на китайскую границу, давал четкую политическую программу ликвидации традиционного российского деспотизма:
восстановление парламентской демократии 1990 года, свободные многопартийные выборы, формирование коалиционного кабинета… Также сейчас стало ясно, насколько прав был Каспаров, предлагая вместо строительства небольших партий и бестолковой возни с их регистрацией создание единого общегражданского движения со "среднелогарифмической" правосоциал-демократической программой и разрыв сотрудничества интеллектуалов и лидеров гражданского общества с режимом. В период "оттепельных грез" (с осени 2007 и по осень 2011 года) эти предложения были слишком "резкими". Когда же начался стремительный подъем протестов, Каспаров фактически самоустранился от организации акций, а ОГФ получил репутацию радикальной секты и поэтому уже не сможет развернуться в массовую оппозиционную организацию.
Но ошибки Навального — это тот случай, когда "немудрое Божие премудрее человеков". Даже в революцию радикализация сознания протестующих идет неспешно: еще в 1989 году серьезно спорили об усовершенствование социализма и Ельцин не поддерживал требование многопартийности, а все попытки Новодворской, которая летом 1988 года открыто провозглашала лозунги 1991–1992 годов, на основании своей прозорливости стать интеллектуальным лидером революции провалились — народу нравились лишь вожди, умнеющие вместе с ним. Первая русская революция не началась бы, если бы Гапон не погнал питерских работяг с чадами и домочадцами под хоругвями и портретами будущего святого Николая Кровавого требовать учредительного собрания. Было ясно, что царь, знающий из опыта XVIII–XIX веков, что в европах учредительные собрания, как правило, вели либо к революции, либо к республике, ответит на эту "наглость" пулями, саблями, нагайками… В результате произошла десакрализация царизма и сакрализация (в прямом смысле слова — в реках крови) русского парламентаризма. Но накануне 9 января 1905 года рабочим — горожанам в первом поколении не говорили, что они идут требовать Конституцию (не французы, чай, не немцы, не чартисты английские), они шли за хлебом и землицей… Четвертая русская революция началась с "наивного" требования передачи всей власти Советам. Немногие понимали, что утрата власти ЦК КПСС и введение КГБ в конституционные рамки означает крах и системы, и государства, остальные же миллионы ждали "улучшения", "шведского социализма", нового Союзного договора…
В этом декабре раскачать ситуацию могло только столкновение наивно-умеренного призыва Навального голосовать за всех системных оппонентов ПЖиВ и чуровской реальности с массовой фальсификацией. Пошедших за "Нах-Нахом" фальсификация не могла так возмутить — они ее без труда предвидели. Не было иллюзий и не было шока от столкновения с реальностью.
Поэтому грубейший тактический просчет Навального, все силы положившего на срыв кампании "Против всех", оказался его грандиозной стратегической удачей,
ибо выманил в оппозицию те социальные слои, которые ни за что бы не поднялись ни на "план Немцова", ни на "план Каспарова — Удальцова" об альтернативных выборах. Еще днем 4 декабря будущая Болотная самообманывалась, полагая, что только щелкнет партию власти по носу, и тихо мечтала о либеральном путинизме с медведевским лицом…
Лидер революции — это политический гений, который выхватывает из толпы и ее подсознательные стремления, и объективные социально-экономические требования, формулирует все это в виде лаконичного набора лапидарных лозунгов, создавая впечатление, что его программа сделает "всем хорошо". Лидер революции — это великий полководец, который тонко чувствует, когда обороняться, где и когда наступать, какой рубеж удерживать любой ценой, а какой сдать, как лишнюю обузу.
24 декабря Навальный будет стоять перед многотысячной толпой, восклицающей: "Осанна сыну Давидову". От того, что он предложит митингу и в его лице всей России, более конкретное, чем призыв к принципиальности и солидарности, зависит колоссально много: угадает он порыв общества, возьмет ли нужную ноту, даст ли лозунг, соответствующий одновременно реальному запросу и беловоротничковой фронды, и подъяремной синеворотничковой массы, — все это покажет, оказался ли Алексей Навальный случайным баловнем судьбы, или правы те, кто уже давно высмотрел в нем неоспоримые черты истинного вождя революции…
Обратный отсчет
http://www.kasparov.ru.3s3s.org/mate...=4D0F32FD61793
20-12-2010 (13:51)
Акция у "Европейского" стала предсмертной судорогой нынешнего государства
24 года назад в центре спокойнейшей Алма-Аты бушевала студенческая толпа — на место бывшего первого секретаря, создавшего по-настоящему восточную деспотию, Москва на втором году перестройки, когда Горбачев сменил уже половину первых секретарей, назначила новую энергичную "метлу". Но русского… И это было воспринято как тяжкое национальное оскорбление — ведь в традиционных имперских представлениях такое назначение было равнозначно разжалованию из вассального княжества, даже курфюршества (владыка которого участвовал в выборах нового императора), в обычную имперскую провинцию. Молодежь жесточайшим образом разогнали, и теперь на этом месте стоит памятник героям Декабря.
Эти события означали, что время Советского Союза истекло — ибо своими нерусскими подданными он уже воспринимается не как союз народов, устремленных к общему будущему, не как гражданская нация (историческая общность "советский народ"), но именно как очередная аватара Российской империи. Перестройка — это для столичных писателей, журналистов, режиссеров, для народа есть неподвижная, как глыба, империя, в которой новый правитель, как обычно, обещает все изменить к лучшему… Судьбы же империй известны.
Уже через год с небольшим были Карабах и Сумгаит. Сперва обалдевшие граждане СССР, отвлекшись от поглощения "Нового мира", "Огонька" и "Московских новостей", узнали, что есть советские граждане армяне, готовые умереть, но не жить под властью других советских граждан — азербайджанцев… Потом были погромы в Сумгаите, Оше, Фергане и Баку. Как будто дело происходило в мрачные времена царизма, а не после 70 лет интенсивного интернационализма. Деды и родители погромщиков вместе воевали в Великую Отечественную и вместе радовались Гагарину. В погромах активно участвовали те, кого известный публицист Максим Калашников назвал "городские маугли" — кровожадные "стайные" подростки. Но тех "маугли" еще не "испортили" Интернет и голливудские боевики. Напротив, их, как манной кашей, пичкали историями про пионеров-героев, и они многократно ходили на "Пиратов XX века" и прочие тогдашние патриотические хиты. Поэтому обвинить в тех кровавых событиях Ельцина (тогда — первый секретарь Москвы) и Гайдара (на тот момент — сотрудник редакции журнала "Коммунист"), как это делает сейчас левопатриотическая публицистика, говоря о причинах недавних погромов, невозможно.
Осенью 1986 года Москву тревожили нападения "люберов" ("маугли" из предместий) на москвичей ("центровых"). Тогда именно молодые модно одетые, "зажравшиеся" столичные жители вызывали у обитателей Подмосковья те же чувства, которые нынешние юные столичные "дикари" питают к отпрыскам северокавказского "мидл-класса".
Теперь посолидневшие "любера", купившие квартиры в Первопрестольной, искренне полагают себя коренными москвичами, страдающими от "наплыва мигрантов".
24 года назад пришел черед умирать советской империи, а заодно и югославской. Ибо выяснилось, что в основе госидеологии в национальных республиках был самый примитивный, до предела мифологизированный языческий этнический национализм.
Русским же (как и сербам) в утешение оставляли "великодержавие".
Казенная пропаганда по инерции возносила этнически "своих" героев — революционеров или бунтовщиков, а наука и литература — исподволь — "своих" царей и завоевателей. Этнократическая номенклатура, выбросив, по рейгановскому предсказанию 1983 года, коммунизм "на пепелище истории", стремительно перенимала у историков и литераторов их национал-романтические доктрины. И великий писатель-гуманист залепил ядовитым "манкурт" (раб, лишенный памяти, то есть этнических корней) своих земляков, ушедших на службу империи. Термин прижился, вытеснив ранее почетное "интернационалист".
Еще через 5 лет, в декабре 1991 года, СССР официально помер. При этом несколько дней виртуально существовал "славянский" альянс — РСФСР, Украина и Белоруссия (одной из версий названия СНГ был "Славянский Союз") радостно "отпускали" Центральную Азию и Южный Кавказ (заодно с Чечней, которая тогда рассматривалась как такой же отрезанный ломоть, как Грузия и Эстония).
Прошло три года, и оправившаяся Российская Федерация начала первую чеченскую. В массовом сознании это было продолжением походов царей для "замирения горцев", даже больше — священная битва славянства с кавказцами в виде квинтэссенции северокавказства — чеченцами.
А сейчас настала пора помирать и нынешней государственности.
С событий 15 декабря 2010 года начался обратный отсчет государства, родившегося 22 августа 1991 года. Я не берусь сказать, какой будет новая форма государства — демократическая конфедерация Северной Евразии или Республика Русь, или Московское царство. Суть в другом: в нынешнем виде Эрэфия долго не протянет. Ее ничего не объединяет, кроме страха: страха репрессий за сепаратизм, страха лишится субвенций, страха революционных перемен.
События 15 декабря страшнее событий 11 декабря. Бунты пьяных (от слабоалкогольной дряни и собственных гормонов) подростков были и до этого. Жестокие публичные убийства стайками "маугли" инородцев и разгромы торговых рядов мы уже видели. 11 декабря был эксцесс. Как Кишиневский погром в апреле 1903 года. Эксцесс перешел в острый внутриполитический кризис, когда вместо наказания виновных в погроме, царские сановники предложили евреям убираться ("западная граница Империи для вас открыта").
Скинхедовские вылазки были и раньше. Их осуждало общество, и последовательно карало правосудие. Но раньше не было экскурсий сотен благополучных недорослей на место "Армагеддона" с кавказцами. Не было несколько дней онемения общества. И 15 декабря школьники обоих столиц открыто дали понять — они ненавидят кавказцев, они не считают их соотечественниками. И выяснилось, что
в российском обществе нет ни влиятельной идеологии, ни влиятельной общественной силы, способной противостоять самому оголтелому человеконенавистничеству.
У нас нет левых. Небольшие группы анти- и альтерглобализма и другие троцкисты-грамшисты не в счет. "Левопатриотические" силы, тяжело больные неосталинизмом, не выступили всей мощью против расистской волны. Они только заклеймили провокации со стороны кремлевских интриганов, осквернивших "национальное пробуждение русского народа".
Провокации были. Но дело же не в том, "бросил зигу" внедренный в толпу протестующих комиссар "Наших" или просто очень похожий на него ублюдок. Главное, что в ответ сотни детских ручек в двух шагах от могилы Неизвестного солдата вытянулись в "древнеримском" жесте. Кстати, с Победой вас, канцлер Адольф Алоизович, и вас, генерал Андрей Андреевич.
Раз у нас нет левых, то сразу стало ясно, что все предположения о гипотетическом союзе левых либералов и левых социалистов в одном демократическом движении — политологическая утопия.
У нас очень слабы либералы. Я бы сказал, что их нет, но поскольку национальный п***л — извините, лидер обрушился именно на них с такой же грязной клеветой, как и на подсудимого Ходорковского, то значит — они есть, и они единственные, кого власть хоть как-то принимает в расчет. Либералы в полном политическом одиночестве. Даже вменяемые левопатриотические деятели, уже не стесняясь, говорят, что с ними за слова в защиту жертв погромов следует поступить, как с пособниками террористов.
У нас бесконечно сильны ультраправые, изрыгающие сейчас такое, за что в Нюрнберге вешали бы по два раза.
У нас нет государства — гражданской нации, потому что
в ответ на волну убийств и внеклассные "уроки ненависти" рядом с площадью Европы (!) мы услышали только стертые казенные слова о многонациональном государстве и начальственный рык "всех вязать":
не защитив 11 декабря "брюнетов" в метро, ОМОН 18 декабря отважно повязал сотни разбегающихся школьников в Останкине.
У нас нет интеллигенции — потому что мастера культуры, столь активные, когда надо было в ноябре 1998 года осудить антисемитские выходки генерала Макашова и полуактивные, когда в октябре 2006 года надо было выступить против антигрузинской кампании, сейчас почти неслышны.
У нас нет церкви — потому что никаких иных слов, кроме осуждения дестабилизации и провокаций, ни иерархи, ни иные религиозные деятели не нашли.
Полтораста лет назад Ренан писал, что "нация — это ежедневный референдум". Так вот, декабрь-2010 показал, что массовое сознание не включает Северный Кавказ в российскую нацию. Он воспринимается как традиционная имперская колония. И споры идут только о том, прикладывать ли усилия для сохранения этой колонии или нет.
Какой бы ни была скорая пятая Русская революция — демократической, национальной или социалистической, историки будут вести ее отсчет с этого декабря. Они либо скажут, что
именно в эти дни началось восстание русского народа, либо то, что именно тогда режим показал все свою гнилость и беспомощность, а реакция пыталась отравить всенародное движение трупным ядом ксенофобии…
Может быть, кто-то напишет (проецируя отечественные реалии 2013 на 2010 год) о нацистском восстании против фашистского режима.
Сегодня Российскую Федерацию объединяет так же мало, как мало на деле объединяло Советский Союз в 1988—1990 годах. Многонациональная общность, фактически являющаяся отдельным цивилизационным явлением (так же как, например, США или Латинская Америка), может быть объединена либо в рамках империи (традиционной или тоталитарной), либо культурой, либо свободой и правом.
Современная русская культура, зацикленная на комплексах побежденного и имперской ностальгии, объединить никого не может. Она также не является мостом в современную цивилизацию Запада для национальных культур.
Прямой демократии здесь подсознательно не хочет никто, кроме ультраправых, ждущих от нее реализации своего излюбленного лозунга "Россия для русских".
Поклонники "здорового патриотизма" и русской национальной демократии, обещающие "кавказцам" (в обмен на согласие считать себя гражданами второго сорта в России) выделить им "бантустаны" с правом учредить у себя шариат, скромно не договаривают, что большинство жителей республик вовсе не мечтают о создании у себя исламской государственности и что такое высокомерие к "туземцам" само по себе оскорбительно. Кстати, зачем этим "бантустанам" оставаться с Россией? Конфедерация с Турцией может показаться куда более соблазнительной.
Надежды на право будут погребены под новым приговором Ходорковскому и Лебедеву.
И немного о терминах и надеждах.
11 декабря был именно погром, потому что суть погрома — это не разбитые витрины, а люди, растерзанные толпой. В день еврейского бойкота 1 апреля 1933 года магазины не громили (не путать с Хрустальной ночью 9 ноября 1938 года, 72-ю годовщину которой Москва так "хорошо" отметила, пусть и с месячным опозданием) — штурмовики били и убивали.
Пьяной или полупьяной толпе на Манежной не было дела до гражданского протеста против милицейской коррупции и социальной несправедливости. Они "зиговали", они хотели крови, они — погромщики на "подкорковом" уровне. Поэтому надежды использовать их для расширения гражданского протестного движения — утопия. Конечно, какое-то количество юных "героев декабря" можно разом обманом вытащить на оппозиционные акции, но для них это будет только еще одна увлекательная игра. Им не нужны ни демократия, ни Конституция. Из всех свобод для них ограничена только одна — запретом на разжигание. Отмените 282-ю статью, и в блогах, на сайтах, брошюрах и газетках напишут такое, что не пропустила бы даже нацистская цензура.
Признак тоталитарного, в свой основе квазитрадиционалистского, сознания — это допустимость и необходимость коллективного наказания, отмщение всей общности за провинность отдельного человека. Так, царские сановники в 1905 году оправдывали еврейские погромы активным участием евреев в революционном и либеральном движениях, откровенно давая понять, что пять миллионов евреев в "черте оседлости" — их заложники.
Поэтому движение против "кавказского засилья" фашистское по своей природе. Точно такое же, каким было протофашистское черносотенное движение. Поэтому
каждый, кто сейчас говорит и пишет, что убивать и бить — это неправильно, но "они" сами виноваты, пусть немного, но фашист.
Особенно чудовищны изыскания вроде кураевских о том, что вот негров, бурятов и узбеков с таджиками обижать не следует — они не виноваты, а вот кавказцы с ножами — совсем другое дело…
Это не Кавказ "пришел" в "русскую Москву". Это русская Москва стала Вавилоном (или Римом, первым и вторым, если хотите) после того, как в XIX веке российские императоры залили кровью Кавказ, истребив или вынудив к бегству (махаджирство) до миллиона жителей Западного Кавказа. Это не говоря о плодах усмирения Восточного Кавказа — Дагестана и Чечни.
Петербургская империя рвалась на Ближний Восток, к территориям Османской империи, населенным христианами (греками, армянами, ливанцами и палестинцами). Приз был гигантский. Но на пути были северокавказские народности, не желающие "идти под руку белого царя". Их участь стала такой же, как и участь марокканских рифов или намибийских гереро.
Сталинская коллективизация и депортации разрушили традиционное кавказское общество. Затем "демократический" Кремль влез в гражданские конфликты в Чечне, Грузии и Азербайджане. И Москва окончательно стала Вавилоном — космополитическим имперским мегаполисом.
И это тоже фашизм
http://grani.ru/blogs/free/entries/193140.html
November 16, 2011 10:01
Наконец-то трубадура отечественного просвещенного либерального консерватизма Юлию Латынину достали демократические оппоненты своими намеками на фашизоидность ее взглядов. И она изрекла свое кредо отчетливо и без недомолвок. Вот эти чеканные слова:
...И фарисейством совершенно умышленным, исповедуемым европейскими политиками и постсоветскими диктаторами, причем с одинаковой целью – с целью максимальной люмпенизации населения и расширения своей электоральной базы и расширения могущества государства. И если демократия означает всеобщее избирательное право, то да, я против демократии. И я за власть собственников. Называйте это «ктиторократией» от древнегреческого «ктитор» (собственник). Называйте как угодно. За то, чтобы избирательное право в явном или скрытом виде принадлежало только собственникам и налогоплательщикам.
Во-первых, я очень рад, что Латынина честно призналась в своем отрицании демократии. Поэтому ее можно впредь открыто, публично называть противником демократии, конституционных прав и свобод, не боясь судебного преследования.
Во-вторых, мне очень жаль, что в полемическом задоре она несколько дезинформировала слушателей и читателей, утверждая, что осужденные преступники, в том числе приговоренные к пожизненному сроку маньяки, имеют у нас право голоса. А ведь без этого риторического всхлипа - "до чего же дошло: серийным насильникам и убийцам дают право управлять государством" – ее антидемократический запал теряет значительную часть свое ударной силы.
В-третьих, я сожалею, что Латынина так умышленно извращенно применила понятие «фарисейство». Мы с ней оба читали «Древности» Иосифа бен Маттафия Флавия и знаем, что в Иудее II в. до н.э. – II в. н.э. фарисеи (буквально - «чистые») были полным аналогом современных исламских фундаменталистов и противостояли эллинизированной аристократической партии саддукеев (буквально - «праведных»). Христианская полемика с фарисейством построена на упреках в лицемерии и в забвении нравственной сути религиозных требований («мицвот») при формальном неукоснительном их соблюдении. Например, не просто не участвовать в травле таджиков, соблюдая заповедь: «Пришельца же не обижай и не тесни его, ибо пришельцами были вы в земле Египта» (Исход 22:20), но активно выступать против этой вполне фашистской, гитлеровской по духу акции властей.
Однако современные западные и российские поборники демократии как раз требуют четкого и скрупулезного соблюдения демократических норм во всей их полноте, а не стремятся отменить полноценную демократию, притворно сохраняя ее институты. Вот такое стремление профанировать народовластие и есть чистейшей воды фарисейство (в том смысле, в котором этот термин употребляют христианские критики иудаизма).
В-четвертых. Я не понимаю, какой правовой смысл имеет избирательная реформа «по Латыниной»? Налоги у нас платят все работающие. Или это призыв лишить избирательных прав пенсионеров, молодых матерей, сидящих с детьми, и инвалидов? Но большинство взрослых у нас формально владеют долей в приватизированной квартире и в сельском доме. Я еще понимаю некую логику романов Хайнлайна, где в мире «Звездного десанта» голосовать имеют право только отслужившие в вооруженных силах. Некая разновидность такой «спартанской демократии» есть в Израиле, где шансы на политическую карьеру имеет только служивший в армии (этот негласный критерий распространяется на всех, кроме арабских граждан, ортодоксальных верующих и популистов из бывшего СССР).
В-пятых. Программа Латыниной – это расизм и фашизм в чистом виде. Не будем придираться к тому, что, дескать, расизм - это лишь лишение прав по признаку расы. Призыв лишить избирательных и других гражданских и политических прав по критерию имущественного ценза - это такой же экстремизм, как призыв лишать прав по критерию этнического происхождения, конфессиональной принадлежности или политическим взглядам. Современная демократия – это не только формула «один человек – один голос». Это возможность свободно выражать взгляды, свободно объединяться в партии и движения, доступ к СМИ и к независимым судам. Словом, по Карлу Попперу, демократия - это свободное соревнование политических проектов. Поэтому говорить, что Наполеон III, Бисмарк, Муссолини и Гитлер, действительно сделавшие ставку на всеобщее голосование, опирались на демократию, значит произносить хулу на дух истории.
Латынина честно признала возможность и оправданность заключения под стражу политических оппонентов, виновных лишь в том, что их позиция мешает «правильной политике». Но ведь это и есть то обоснование, которое наиболее прямодушные адепты путинизма, типа Леонтьева или Маркова, выдвигают в поддержку судилищ над Ходорковским.
Вне зависимости от того, как это называлось полтора века назад, в современном мире программа лишения избирательных прав по имущественному цензу называется фашизмом. А в то время, когда эта программа считалась «либеральной», «консерватизмом» называлось стремление сохранить рабовладение и крепостное право.
Непонятно, как будет легитимирована власть в латынинской системе. Если источником власти не является народовластие, то кто? Монарх, в своем благородстве готовый прислушаться к мнению нотаблей? Религиозные авторитеты, пасущие массы? Адепты единственно верной теории? Все эти модели в современном мире считаются тоталитарными. У нас в стране множество поклонников различных тоталитарных моделей, но очень немногие из них полагают себя либералами.
«Латынинское» ограничение демократии неизбежно влечет за собой необходимость полицейской диктатуры. В современном мире, кроме тоталитарных режимов Восточной Азии и традиционалистских монархий Аравии, как-то принято, что единственным источником власти является народное голосование. Даже самые отпетые военные хунты считают нужным оправдывать свою диктатуру временным характером, необходимостью подготовить общество к демократии. Массы поверили в то, что они имеют право править страной, и поэтому любой не идеократический антидемократический режим в их глазах быстро теряет легитимность. И репрессии и жесточайшая цензура становятся неизбежным спутником таких «авторитарно-рыночных» режимов. И как остановить всемогущих силовиков перед соблазном подстричь жирненьких, но таких бесправных буржуазных барашков?
К тому же приходится откровенно подкупать опорные социальные группы – коренных саудитов или, например, рабочих крупных предприятий при позднем застое. А ведь такая халява полностью противоречит постулатам экономического либерализма, да и в социально-политическом смысле взрывоопасна. Вспомним, как нищие советские инженеры и научные работники отомстили «героическому рабочему классу» 20 лет назад.
А что касается экономической свободы, то Гитлер давал ее (арийцам) щедрой рукой, поддерживал малый бизнес и сельское хозяйство. А строгости финансовой политики при Брежневе (и молодом Геращенко) могли бы позавидовать и Гайдар, и Кудрин, и Починок. Бухаринско-сталинское руководство вело борьбу с необоснованными бюджетными тратами и денежной эмиссией столь же решительно и целеустремленно, как и борьбу с внутрипартийной демократией, с троцкистскими и зиновьевскими «уклонами».
Но к либерализму вся эта забота о мелком собственнике и твердости валюты не имеет никакого отношения.
Гитлер призывал лишить избирательных прав евреев, полагая их разрушительным элементом. Латынина предлагает так же поступить по отношению к беднякам, но почему-то обижается, когда ее взгляды и Адольфа Алоизовича упоминают в одном контексте. Ленинская конституция лишала избирательных прав собственников («лишенцы»). Таким образом, Латынина – большевик навыворот.
О политике, партиях и лозунгах
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4FABA2518E002
10.05.2012
Оппозиция одолеет режим благодаря ярким емким лозунгам и широкой коалиции
10.05.12 (15:16)
После событий вечера 6 мая в Москве, показавших, что Пятая русская революция скорее жива, чем мертва, я с большим интересом слушаю и читаю рассуждения о том, что нужно не митингами заниматься, а политикой… нет, лучше так: ПОЛИТИКОЙ; нужно создать партию, то есть, конечно, ПАРТИЮ. И обязательно предложить не куцые лозунги-кричалки, а конкретную проработанную ПРОГРАММУ. Мне сложно понять, на какой уровень инфантилизма и даже слюнявого политического идиотизма аудитории такие рассуждения рассчитаны.
Зачем нужна партия? Если это не условное обозначение для революционной организации (а этого добра у нас хватает) или для правящей политической мафии, то партия нужна только для свободных (согласен и на полусвободные) выборов. С разработанной программой, чтобы все было ясно сторонникам, и с четким учетом членов, чтобы при выдвижении кандидатов разные клакеры со стороны не набежали.
Если нет свободных выборов, то зачем создавать партию — Объединенную оппозиционную партию — сейчас? Куда проще иметь движение или политическую коалицию.
Навязывающие идею супермегапартстроительства как бы лукаво спрашивают оппозицию: "Вы что, действительно собираетесь бороться с "Единой Россией" не на выборах, под чутким руководством кавалера ордена Святого Александра Невского? А как? Неужели ужасными революционными методами? Ах-ах-ах!" Отвечаю. Очень немногие авторитарные и деспотические режимы в последние 200 лет пали жертвой вооруженной или террористической борьбы. Обычно их земной путь завершали мирные грандиозные демонстрации, иногда сопровождающиеся всеобщей политической забастовкой. Иногда был мирный выход армии из казарм.
Почему ответственной политической силе нельзя готовить мирные демонстрации и забастовки, я не понимаю. Все это полностью укладывается в рамки современной демократической традиции. Есть принципиальные возражения против свержения режима, вроде таких, что лучше привычное зло, чем тревожная неизвестность. Точка зрения, имеющая право на уважительное обсуждение, но это довод против любых протестов, против любых СЕРЬЕЗНЫХ реформ.
Для игр в выборы есть партия Митрохина и будут партии Рыжкова, Прохорова, Удальцова, Навального, Чириковой… Даже этот перечень перекрывает весь современный британский или французский политический спектр. Голосуй — не хочу!
А для мирного демонтажа режима нужно массовое коалиционное движение, типа польской "Солидарности", старой "Демократической России", Народных фронтов в республиках 1988–1991 годов. Движение напирает — режим решается на полусвободные выборы, организует круглый стол, формируется новое правительство. Или режим не решается на "перестройку" и с грохотом и лязгом падает. Или тихо исчезает. И вот тут объявляются свободные выборы, а вчерашние верные союзники сходятся в яростной борьбе за депутатские и министерские портфели.
Поэтому формирование партий "узких программ" — это финальная стадия демонтажа деспотического режима, а вовсе не первая, стартовая позиция. Что не мешает отвлеченной дискуссии теоретиков о будущей Конституции, судебной реформе, о нужных законах… Потом эти проекты разберут по вкусу партии-победители. Победители на тех выборах, что политологи называют "учредительными" — первыми свободными выборами, на основе которых формируется новое, послереволюционное правительство.
Поэтому реальная политика — это не партстроительство, а партстроительство — это не продвижение демократии, а ее результат.
Теперь о причитаниях на тему краткости лозунгов. Революционный митинговый лозунг и должен быть краток и лапидарен. Внесение в новое медведевское законодательство возможности создавать предвыборные блоки и объявление широкой экономической амнистии, включающей всех фигурантов дела "ЮКОСа", уменьшило бы число демонстрантов 6 мая на порядок. Сработал бы эффект виттевского Манифеста 17 октября 1905 года, отколовшего умеренных либералов от прежде единого освободительного движения. Но вывести людей на демонстрацию под лозунгом "Даешь право на предвыборные блоки", даже "Даешь амнистию", "Долой чрезмерные полномочия председателей судов" невозможно. А кричалка "Путин-вор"* скандируется хорошо и обладает высоким интегрирующим потенциалом.
В обществах с нормальным политическим сознанием обычно понимаются все последствия реализации лозунгов. Лозунг 1905 года "Даешь Конституцию" понимался точно так же, как и в Европе XVIII и XIX веков — как требование проведения свободных многопартийных выборов при свободе печати, митингов и собраний, при независимости судов. Как требование, чтобы правительство формировалось по итогам выборов. Но достаточно было сказать "Конституция", и все все понимали. Без нудного перечисления пунктов и подпунктов.
Когда в 1917-м требовали "Долой самодержавие", то понимали, что это означает демократическое правительство, выборы в учредительное собрание и соответствующие аграрные реформы (было предсказуемо, какой процент получат партии — сторонники раздела царского, монастырского и помещичьего имущества), наделение автономией национальных областей (очевидно было, какие делегации пройдут от национальных меньшинств) и прочее. Когда позднее кричали "Вся власть Советам", то было совершенно ясно, что речь идет об отказе от буржуазного парламентаризма.
Удивительный по лаконизму сахаровский лозунг "Долой 6-ю статью"** подразумевал и свободные выборы, и многопартийность, и отмену идеологической цензуры (а значит и историческую реабилитацию досоветского периода и "антисоветских" идеологий), и плюрализм форм собственности, и пересмотр союзного договора с неизбежным объявлением суверенитета или независимости республик.
Поэтому лозунг "Самозванца — из Кремля" означает и требование свободных выборов, и освобождение политзаключенных, и ликвидацию номенклатурной монополии партии власти, и люстрацию для "опричников". Словом, он означает то же самое, что означал в ноябре 1989 года в Праге "обратный" лозунг бархатной революции "Гавела — на Град"***.
Не надо быть многословным. Люди неглупые, а краткость — сестра таланта и дочь мудрости.
* В русской традиции вор — это не только скрыто действующий похититель имущества, как в нынешнем кодексе, но и самозванец, бунтовщик. Если бы Иисуса судил не Пилат, а отечественный заплечник из Тайного приказа, то вместо следов терновника на лбу были бы выжжены буквы В.О.Р.
** Статья 6 Конституции СССР гарантировала КПСС политическую монополию.
*** Град — это чешский вариант Кремля. Лозунг подразумевал, что главой государства должен стать писатель-диссидент Вацлав Гавел.
Полукрит, или предупреждение интеллектуалам
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4FBA11055F76B
22.05.2012
Развенчивание власти приведет к необратимой цепной реакции в обществе
22.05.12 (11:23)
Давно отмечено: единственной силой в России, сдерживающей революцию, является интеллигенция, уверяющая массы в возможность проведения прогрессивных реформ самой властью. В советское время интеллигенцию не зря называли прослойкой. Она и есть прослойка между массами и номенклатурой (монопольно правящий слой). Она, так же как и номенклатура, мечтает усовершенствовать государство, но так же бесправна, как и массы.
Социальная шизофрения — раздвоенность сознания, когда в одной голове мирно уживаются средневековые представления и совершенно современные стратегии личного успеха, например, отмеченная и социологами "Левада-центра", и культурологами школы Александра Самойловича Ахиезера, проявляется не только в анекдотическом обожествлении главы правительства при полном недоверии и даже глухой ненависти к министрам этого же правительства. Тут роковое для отечественной истории противопоставление Государства и Власти. Это противопоставление по эмоциональному накалу сопоставимо с противопоставлением Нации и Правительства у американцев и израильтян например. Только в России не научились разделять Нацию и Правительство, которые сливаются в одно понятие — Государство.
У той массы, кумиром которой назначили начцеха Холманских и которую Латынина упорно называет "анчоусы", с Государством очень сложные отношения. "Анчоусное" полутрадиционалистское сознание — это не полу-Европа — полу-Азия. Называть варварское (в смысле военно-демократическое) догосударственное сознание азиатчиной, как это принято в русской публицистике уже полтора века, я бы не стал. Точнее, это сознание полусовременное-полусредневековое. А русское средневековье — это не Азия, и не Восток, это именно варварство (в самом лучшем смысле слова), но византизированное и прошедшее многовековую школу рабства и деспотии. Государство для такого человека — это непонятная сила, которая его грабит, принудительно социализирует через армию и школу, вынуждает вести совершенно противоестественную жизнь в мегаполисах, на гигантских предприятиях и на заполярных стройках и шахтах… Власть же — это священная власть Отца, давшего жизнь, кормящего, воспитывающего, защищающего; Вождя, обеспечивающего племени удачу на охоте и на войне; Жреца, умеющего договариваться с духами. Для сохранения власти дворянство, а затем номенклатура прилагают огромные усилия. Они борются за то, чтобы образы Власти и Государства никогда не соединились в одно. В одну мишень, старательно нарисованную беспощадным палачом — историей зеленкой на лбу приговоренной к "диалектическому снятию" элиты. Власть — это Кремль, это циклопические золоченые двери в зал инаугурации, охраняемые лейтенантиками в золотых гусарских эполетах, но с воронеными калашами в руках. Если сама Власть — плюгавенький штафирка с подтянутой мордочкой, то значит, что за ним должна стоять Церковь. А коли в храме позволено петь политические частушки, то выступление главного храмовника с политическими речами на предвыборном митинге того плюгавого мужичонки — тоже в своем роде частушки. Но поскольку "анчоусам" с младых ногтей внушили, что "боится — значит уважает", то выходит, что священный вес храмовнику придаст только жестокая расправа с частушечницами.
Интеллигенция и номенклатура как два социальных слоя, признавших государство, в курсе, что Государство и Власть — это одно и то же. Радикальная интеллигенция считает своим долгом массы об этом ставить в известность. Справедливо полагаю, что тут номенклатуре и конец. Исходя из тех же резонов, номенклатура, напротив, пытается сделать из этого тождества величайшую государственную тайну, за разглашение которой и карает беспощадно радикалов.
Впрочем, как только интеллигенция становится властью и начинает работу по образованию номенклатуры (что в нашем отечестве уже дважды случалось в минувшем столетии), она немедленно засекречивает свое превращение в государство.
Третьим китом, после обожания Власти и страха перед Государством, на котором зиждется "анчоусный" менталитет (то есть прикрытие отказа от личностного морального выбора верностью традиций), является конформизм. Вся советская детская и недетская психология была построена на том, что худшим преступлением является противопоставление человека коллективу. Конформист, живущий в обществе, где царит авраамическая мораль (внушается, что хороший человек — это честный, добрый и справедливый человек), постоянно испытывает противоречие между стремлением быть "хорошим" и необходимостью подчиняться государству или коллективу, требующих поступать "нехорошо". Поэтому вся государственная идеология построена на том, чтобы он не переживал это противоречие. Конформизм "анчоусов" — разгадка всплеска гомофобии и ненависти к гей-парадам. Догосударственная (а по-современному — "криминальная") традиция полагает возможность "опустить фраерка". Здесь удел жертвы — лишь моральные и физические страдания, которые, в свою очередь, делают максимальным эротическое торжество победителя. Поэтому проявить готовность к компромиссу — это "лечь под …", добиться своего — "натянуть по самые уши". Следовательно, превращающие вертикаль "торжество — мука" в горизонталь "нежность — уважение" и отказывающиеся считать секс заменой битвы, — ВРАГИ. Вместо того чтобы постоянно немного комически извиняться за свое несовершенство (как евреи в русской культуре), они противопоставляют свою гордость сплоченной ватаге с ее дикарскими представлениями о любви.
Но и конформизм не вечен. Византийско-советский образ героя, действующего во славу коллектива, сменился "западным" стандартом героического — доблестью в борьбе с государством и коллективом. Честный мент (или небольшое их содружество) в борьбе с милицейской бюрократией и милицейской мафией пришел на смену самоотверженным винтикам сражающейся за правое дело машины. Свободные профессии и бизнес — великие школы индивидуализма, и самый плохой университет при социализации подростка больше оставляет от личности, чем самая лучшая казарма. Поэтому стадный совковый коллективизм — удел только больших цехов, гипертрофированных кантор или общаг для студентов-провинциалов. Которые и стали последним сырьем для зимних путингов.
Когда 24 сентября 2011 года на арене Лужников произошла обратная рокировочка, а интеллигенция попрощалась с надеждами на "оттепель-3" (она же "перестройка-2") и, прекратив внушать ложные надежды на реформы, открыв тем самым шлюзы Пятой русской революции, номенклатура одновременно и по той же причине попрощалась с надеждами на модернизацию. До этого идеологией номенклатуры было превращение — и таской, и лаской — "анчоусов" в европеизированных мещан (красивее это звучит так: вестернизированный средний класс). И интеллигентская элита этот процесс поддерживала.
Отныне государство встало на испытанный царизмом еще 170 лет назад способ — она защищает особый путь России. Уже ясно всем: власть не защищает, не проводит реформы, не заботится о людях, не гарантирует порядок, она не побеждает на честных и свободных выборах, нет, все эти варианты легитимации давно отброшены. Зато власть гарантирует "особый путь".
Главный конституционный судья Зорькин на днях даже обосновал этот путь юридически: а то, дескать, придет всемирная правовая империя, и всех заставят соблюдать права человека. "Особый путь" — это культивация архаики, это попытка навечно остановить превращение подростка в молодого самостоятельного мужчину. На страже архаики всегда стоят традиционные институты. Поэтому церковь должна быть по-византийски пышной, беспощадной и коррумпированной. Поэтому государственной моралью должно стать подыгрывание дикарским сексуальным табу. Поэтому басманный суд говорит голосом старой грымзы, которую всегда раздражает скопление трезвой молодежи (с молодежью поддатой она не связывается, да и считает ее органической частью социального космоса). Поэтому единственное идеологическое послание интеллигенции — это "бойтесь революции, бойтесь большевизма".
Но интеллигенция, непрерывно повторяя мантру о нежелательности крови и революции, неумолчно воспевает ценность свободной личности, а заодно методично и беспощадно продолжает развенчание, расколдовывание Власти, изо всех сил втолковывая массам, что Путин — и его министры, его чиновники, его олигархи и его менты (то есть Государство) — суть синонимы. Это и превращает современное российское общество в радиоактивное вещество с полукритической массой, в котором после подрыва первого же заряда начнется неостановимая цепная реакция.
* Полукрит (разг. жарг.) — у физиков: одна вторая критической массы.
Последний раз редактировалось Chugunka; 18.09.2019 в 11:45.
|
16.09.2019, 11:36
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Революционная диалектика
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4FBE0ABBEE548
24.05.2012
Радикальный и умеренный сценарии перемен: за и против
24.05.12 (14:21)
Революция — это движение из точки А (в которой одна социально-политическая ситуация) в точку Б (где эта ситуация принципиально иная). Этот путь можно пройти не спеша (тогда его называют периодом великих реформ), а можно промчаться мгновенно. Медленное движение создает риск застрять, устать в пути… Быстрое — сорваться с рельсов. Проблема проблем как раз в том, что поэтапное целеустремленное продвижение требует куда больше политического искусства и воли, чем организация одномоментного социального взрыва. Взять штурмом Кремль легче, чем провести глубокие реформы из Кремля, и при этом не войти в политический штопор, не увязнуть в болоте нового застоя.
Есть объективные исторические задачи. Завершение перехода от псевдофедерации имперского типа к национальному государству или системе таких государств. Здесь первая важнейшая развилка — удастся ли создать гражданскую нацию на фундаменте общих политических идеалов, или национальная кристаллизация пойдет на сугубо этнической основе. Поэтому
революция, даже с кровопролитием, дает исторический шанс политической нации, зато мирная "эволюция" отдает все карты примитивному этническому национализму.
Другая задача — легализация независимой политики и независимой гражданской жизни. Для этого необходимо ликвидировать ядро путинизма как системы — паразитарный "опрично"-террористический слой. А затем ликвидировать и основу путинизма — новую номенклатуру, господствующий слой, полностью монополизировавший политику, бизнес и медиа, слой, в котором разделение функций государства и гражданского общества подменено разделением ролей.
Третья задача — занятие достойного места в международном разделении труда и в системе международных отношений вне рамок существующего положения сырьевого придатка Евросоюза и медиатора между НАТО и "осью зла".
Беда путинской опричнины в том, что она, подобно французской аристократии конца XVIII века и российской аристократии конца XIX века, класс по меньшей мере полупаразитарный. Советская партийно-хозяйственная номенклатура и ее сателлиты — КГБ и комсомол смогли вписаться в условия рынка, конкурентной демократии и перехода к суверенным национальным образованиям. Поэтому отказ от коммунистической системы и СССР прошел достаточно эволюционно. Переход от лицемерного идеализма к "естественным" буржуазным, национальным и религиозным ценностям выглядел как "просыпание" общества. Путинизм же по своей социальной роли — это "бригада", рэкетирующая монополистический капитализм. К созидательной роли эта "бригада" не способна. Ее главная историческая роль была в том, чтобы пропагандой и политико-уголовным насилием обеспечить переход к капитализму в России. Обеспечить модернизацию экономики и общества, а главное, скромно отойти на второй план, превратившись в клиентелу новой олигархии, они не могут и не хотят. Поэтому с точки зрения объективного исторического процесса эта "бригада" подлежит такому же диалектическому снятию, как и французская, прусская или российская аристократия. Тем более что
путинизм отказался от идеологии авторитарной модернизации и стал на скользкую дорожку "особого пути" России. В этих условиях система опять превратилась в режим личной власти, а сама власть — в сакральную.
Например, для предотвращения зимнего кризиса достаточно было признать чуть большее поражение "партии жуликов и воров" и создать коалицию с Мироновым. Собственно, партию Миронова и создавали как дополнительную опору системы. Как и "первую партию" Прохорова. Но, как всегда бывает, красивый первоначальный стратегический замысел рухнул, когда "фраера" одолела свойственная ему роковая жадность. И вместо создания коалиционного реформаторского кабинета Медведева с уступкой нескольких министерских портфелей и некоей коррекцией финансовых потоков Миронов и Прохоров стали жертвами весьма топорных по исполнению "переворотов", и общество стремительно понеслось к революции.
Теперь обратного хода нет. Явно дутые результаты "выборОв" обрели священный характер. Поэтому, в отличие от царизма в 1905 году и коммунистов в 1991-м, никакие компромиссы, никакие уступки, о которых мечтали умеренные в декабре – январе, невозможны. Любой компромисс, любое приближение к праву и демократии ставит вопрос не только о нелегитимности власти "бригады", но нелегитимности ее богатств, о возвращении жертвам антипредпринимательского "опричного" террора доброго имени и имущества и об ответственности за какое-то даже ухарское растаскивание бюджетов — больших и малых.
Поэтому единственный идеологический посыл в адрес бунтующего новорожденного среднего класса сегодня звучит приблизительно так: не ждите либерализации, нам плевать на ваше мнение о нашей легитимности, о честности наших судей или компетентности власти, но любое достаточно сильное оппозиционное движение приведет к полному краху всего и вся, к революционному террору, крови, голоду и хаосу; вы — такие же заложники народного долготерпения, как и мы.
Подчиняясь закономерности чередований, начавшаяся "антибригадская" революция носит, подобно Первой и Третьей (Октябрьской), исключительно наступательный характер. Что отличает ее от непрерывной "защиты завоеваний перестройки и гласности" в 1988–1991 годах. Цели движения — ликвидация путинизма и такие институциональные политические реформы, после которых новый деспотизм не сможет вырасти, как на поле, тщательно засеянном солью. Другое дело, что из самых разных соображений об этом не принято говорить ("в приличном обществе") вслух, подобно тому, как в 1904–1906 годах не требовали низложения царя, провозглашая лишь идеи Конституции и свободных многопартийных выборов.
Впрочем, и в госаппарате, и в бизнесе достаточно людей и групп интересов, которые с удовольствием избавятся от диктата "бригады" и будут готовы обменять пребывание в номенклатуре на мирное врастание в демократический капитализм. Их активность — единственный шанс на относительно ненасильственный характер перемен.
Если протестные круги хотят реально добиться бескровного развития событий, они должны четко и недвусмысленно дать "бригаде" понять, что ответом на террор против оппозиции (после смены власти) будет беспощадная и последовательная люстрация представителей бывшего правящего слоя и его агентуры.
Сейчас, когда постепенно разворачивается Пятая русская революция, вести о ней идеологические баталии уже нелепо. На авансцену политической борьбы выходят все новые социальные группы, мировоззрение которых сложилось за минувшие десять – двадцать лет. И те, кто не успел внушить свои идеи в качестве "единственно верных", тот опоздал навсегда. Вот три примера из отечественной истории.
Весь XIX век образованное общество стремилось к правовому государству и демократическим свободам как идеалу. Реализацией этого стремления стали осенние события 1905 года — всеобщее требование Конституции и парламента. Те, кого не убедили, ушли в черносотенное движение. Но уже с началом XX века содержательно спорить с конституционными идеями было почти бесполезно. И на свет появились Манифест 17 октября и Госдума.
Отношение общества к сохранению (в условиях конституционализма) самодержавия и сословной структуры формировалось десять лет, начиная с 1906 года, и в 1916-м спорить о сохранении царизма уже было бессмысленно. Точно так же, как через год пытаться противостоять радикальной земельной реформе и спасать парламентаризм и земство.
Отношение к коммунизму и социализму, а также пролетарскому интернационализму формировалось в течение 60–70-х годов, и к приходу Горбачева это отношение уже было "отлито в бронзе". 1990–1992 годы стали годами снятия урожая с полей, засеянных в предшествующие три десятилетия. И путинизм — это прямое следствие того, что в русском диссидентском движении правые антикоммунистические и ностальгически монархические идеи решительно возобладали над грезами о демократическом социализме. В 70-х сторонники Народно-трудового союза "отобрали" русскую эмиграцию у левых и у сторонников Сахарова. Через два десятилетия это завершилось событиями октября 1993 года.
Фронты, возникшие в ходе непрерывных ожесточенных столкновений разновекторных идей, которые шли весь период путинизма, уже застыли в той конфигурации, что проявилась в ходе зимних событий и будет проявляться в ближайшие месяцы и годы. В разных слоях общества уже сложилось свое отношение к западничеству и идеям "особого пути", к демократии и религии, к правам человека, к национальному вопросу, ксенофобии, монархизму, либерализму, патернализму, социализму, частной собственности, сталинизму… По мере втягивания в революционные события эти слои, на глазах превращаясь из объекта истории в ее субъект, будут привносить в события свое понимание и этим если не направлять общий ход развития, то в значительной степени его корректировать. Сегодняшние же идейные баталии создают задел для идеологических контуров только послезавтрашнего дня.
Уже можно сказать, что
требования правового государства и контроля гражданского общества над властью оказались значительно мощнее и русского этнического национализма, и неототалитарного популизма.
В этом смысле российское общество выдвигает те же задачи, что и сто лет назад.
Единственная продолжительная полемика, которая идет в оппозиционной среде, началась 8 декабря 2011 года, в день, когда умеренная часть радикалов отказалась от идеи устроить у стен Кремля то, что случилось 6 мая сего года на Болотной площади. Совершенно неважно, что настроение и социальный состав демонстрантов 10 декабря разительно отличались от тех, кто 6 мая шел, как им казалось, на "прощальный митинг". Неважно и то, что полемика была инициирована и долгое время поддерживалась только Лимоновым и его союзниками, разъяренными тем, что создатели и герои "Стратегии-31", ставшей репетицией нынешних событий, оказались не у дел.
Диалектика умеренного и радикального — самый сложный вопрос любой революции. И полемика между ними, борьба, часто кровавая, — драма и трагедия революции.
Говоря о том, что общество въезжает в революцию, уже определившись в глубине души по ее основным вопросам, необходимо отметить, что в каждую эпоху общество готово принять только определенный уровень обновления, например, степень свободы и демократии, обновления социальной структуры и идеологии. Зигзаги французской революции-контрреволюции через 42 года успокоились в 18-летнем правлении "короля-гражданина" Луи-Филиппа Орлеанского, степенный лик которого сравнивали с грушей. Казалось бы, пойди Людовик XVI, его министры и аристократы на переход к той социально-политической модели, которая царила во Франции до февраля 1848 года, и не было бы гильотины, гражданской войны, голода, эмиграции, нескончаемых войн. Чем плохо? Но это означало бы необходимость для аристократии отказаться в пользу крестьян от значительной части земель, а в пользу новорожденной буржуазии — от значительной части политической власти, превратиться в доживающих свой исторический век социальных иждивенцев. Для блестящего французского дворянства это было смерти подобно. И эту смерть им принес Робеспьер.
Российское дворянство даже летом 1917 года, когда повсюду пылали имения, не решилось отказаться от родовых земель, чем погубило и Корнилова, и Керенского, буквально за руку привело к власти Ленина и Троцкого.
Программа умеренных в любой революции — это выход на "плато стабильности", переход общества к органичному для него в этот момент состоянию, компромисс старых и новых господствующих групп (их у нас почему-то зовут элитами). Последнее обстоятельство вынуждает общество на какое-то время соглашаться на двойное "обложение": откупиться от старых хозяев жизни и обеспечить соответствующее положение новым.
Программа радикалов — это создание условий для необратимости перемен и попытка реализовать хотя бы часть идеальных представлений революционеров о справедливом обществе.
С точки зрения столетнего временного масштаба более мудрым представляется подход умеренных. Раз французов все равно тянет на авторитаризм, то зачем разгонять монархию, коли потом придут Робеспьер и Наполеон. Ну, почему Милюков не договорился со Столыпиным, раз потом у Деникина ему пришлось вступать в союз с уже совсем черносотенцами. И кому мешала КПСС, коли, поблукав десяток лет в демократическом хаосе, в итоге страна с облегчением вернулась к "ЕдРу". Даже не отбегая мысленно на десятилетия, а лишь оглядываясь на полгода назад, не кажется ли, что умеренный эволюционный сценарий — Медведев снимает Путина, делает премьером Прохорова, освобождает политзаключенных, включая "главного", и идет на пост президента как лидер "перестройки-2" — предпочтительней сегодняшнего разгона протестных акций.
Однако с точки зрения месяцев и немногих революционных лет мудрее выглядит позиция радикалов, потому что революция — это военная кампания, которую выигрывает тот, кто хочет быть победителем. Радикализм создает новую систему, новый социальный космос.
Спор же идет не о том, куда надо было идти митинговать 10 декабря (если ваши солдаты отказываются вылезать из траншей, а пережитки буржуазного гуманизма не позволяют использовать заградотряды, то оставьте глупые надежды на наступление и крепите оборону), а о том,
какую часть путинского истеблишмента надо брать в революционную коалицию, и как избежать того, чтобы новый режим продолжил курс старого, пусть и в рафинированном, вегетарианском виде.
Мне очень не нравится тот поток уже низкопробной брани, что летит сейчас из стана радикалов в адрес умеренных. Ни сдержанность выступлений Кудрина, ни молчание Миронова или Прохорова не привели к тому, что в декабре протестующие не осадили какие-нибудь казенные здания в центре первопрестольной. Напротив, даже самая умеренная критика сакрального путинизма больше работает на политический крах "бригады", чем яростные уличные выступления. У части номенклатуры всегда перед глазами должен быть "золотой мост" для отступления, как это было в августе 1991-го (на самом деле уже с "суверенного" июня 1990-го). И наличие в оппозиционной коалиции, а затем и во временном правительстве умеренных деятелей, ренегатов из стана прежнего режима дает перешедшим на "сторону народа" представителям истеблишмента гарантии безопасности и сохранения статуса. Тем более что безумства режима непрерывно радикализируют и умеренных, переводя их, если продолжить аналогию с Россией лет сто назад, с конституционно-монархических позиций на республиканские. Совершенно очевидно, что не умеренность "Лиги избирателей", "Круглого стола 12 декабря", Клуба гражданских инициатив и других причина того, что развитие общественно-политического кризиса не дошло еще до массового революционного выступления.
Священный долг радикалов не допустить, чтобы революция свелась лишь к перелицовыванию режима,
чтобы не было попытки восстановления старой, изжившей себя системы под новыми флагами, и общество не заставили "выкупать" себя у старых хозяев, как это произошло по итогам номенклатурной приватизации эпохи Четвертой русской революции. И еще одна забота радикалов и их главная политическая функция в революцию — обеспечить интенсивную работу социальных лифтов, сделать субъектом исторических событий не опальную фракцию внутри бывшей партии власти, а мощный слой среднего класса, создать хотя бы теоретическую защиту интересов "маленьких людей".
Поющие автозаки
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4FCD0B1BF0C36
05.06.2012
Оппозиционному протестному движению нужен гимн
05.06.12 (8:29)
Оппозиция, ведя напряженную дискуссию о соотношении между методами борьбы законными (то есть записанными в нормативно-правовых актах) и правовыми (то есть гарантированными Конституцией, международными актами и консенсусным пониманием людьми западной цивилизации "естественных прав человека") средствами или, напротив, старательно уклоняясь от дискуссии по национально-федеративному вопросу, совершенно не обсуждает при этом проблему общей знаковой системы протестного движения. На Западе бы сказали проблему "шибболета" — общего "пароля", выделяющего своих. Появилась белая ленточка. Уже хорошо. У этого символа есть колоссальный плюс: белый цвет — суть объединяющий весь спектр. Но и грандиозный минус: в глазах людей, идеологически ангажированных, он ассоциируется с Белым движением. Соответственно, те, кто ассоциирует себя с революционно-социалистической, большевистской или сталинистской традициями, не могут считать белую ленточку своим "паролем".
В 1988–1991 годах национал-демократов, в том числе российских, объединяли исторические цвета флагов, противостоящих красному — советскому. Но сейчас российская оппозиция запуталась в четырех флагах: красном советском, пурпурном византийско-московском, нынешним триколоре Петра I и Александра III и "монархическом" триколоре реформатора Александра II.
Но главное не это.
Огромную моральную силу демонстрантам, вообще протестующим, придает совместное пение. У протестного движения должна быть своя боевая песня.
Песня, сплачивающая идущих на полицейские и солдатские шеренги. Песня, поддерживающая дух узников и внушает трепет тюремщикам. Песня, напевая которую, ты сразу даешь понять, по какую ты линию политического фронта. Двадцать тысяч демонстрантов, поющих общий гимн, — это значительно сильней, чем сорок тысяч обывателей, размышляющих о том, как акцию осветит "Эхо Москвы", перед которыми идут лишь четыреста сплоченных борцов. Автозак или полицейский участок, откуда раздается громовое пение, — это уже форпосты борьбы. Сто поющих автозаков, двадцать поющих отделов внутренних дел. Предчувствие этого "кошмара" остудит пыл карателей. И каждый концерт, начинаемый исполнением гимна протеста…
"Однажды мы победим" американского движения за гражданские права. "Венсеремос" латиноамериканских манифестантов. "Стража на Рейне" немецкого национального движения. "Хор рабов "Золотые крылья мысли" из оперы Верди "Навуходоносор", ставший гимном итальянского национального движения. "Песня надежды" — гимн основателей Израиля. Конечно же, "Марсельеза". "Варшавянка": "Вихри враждебные…". "Полонез Огинского". Конечно, "Интернационал". "Вещий Олег" Белой гвардии. Знаменитейшая "Вставай, страна огромная". Написанная в 1916 году, она могла бы повести полки свободной России, одетые в новую "богатырскую" форму (по эскизам Васнецова), на бой с "тевтонской силой темною". Четыре года назад "Страна огромная", разумеется, в классической редакции 1941 года, казалось, сплотила делегатов Национальной ассамблеи России, первой попытки создать надидеологическое объединение противников путинского деспотизма. Но идея Ассамблеи быстро увяла, утонув в аппаратной борьбе честолюбий.
Как выбрать гимн российского протеста? Легко тем, кого вдохновляет лишь национальная или лишь социальная идея. Современное российское протестное движение слишком рассечено социальными и культурными, идеологическими и ментальными барьерами. Но, с другой стороны, никогда так ясно не было, что общее противостояние путинской "опричной" системе изживает исторические противостояния белых и красных, конфликты 1991 и 1993 годов.
Политическая нация рождается в сегодняшней борьбе, и это создает мощнейший запрос на общую символику.
Великолепная "Молитва против Путина" Pussy Riot хороша лишь для мобильников. "Возьмемся за руки…" Окуджавы и "Сможешь выйти на площадь" Галича — для интеллигентских посиделок. "Прощание славянки" отравлена воспоминаниями о плацах и военкоматах. Поистине великая "Скованные одной цепью" Цоя слишком молодежная и слишком концертная.
Иногда получаются мощные синтезы. Русские монархисты взяли музыку "Варяга" и соединили с пушкинским "Вещим Олегом", добавив припев "За Царя, за Родину, за Веру"… В 1942 году в вильнюсском гетто поэт Гирш Глик положил свои чеканные строки (см. в Приложении) на мелодию совершенно совково-ходульной "Терской казачьей" братьев Покрасс. И появилась всемирно известная "Песня еврейских партизан", которую обычно связывают с восставшими Варшавского гетто.
Давайте представим, что ее русский текст, который так ненавязчиво перекликается с "от южных морей до полярного края" из последней редакции гимна, и очень актуальное "мы здесь вместе в окружении зверей" запели бы все десятки тысяч, идущих 6 мая к Болотной площади. Как бы полетели наземь самураи?! Но, конечно, 6 мая "Вставай, страна огромная" была бы вне конкуренции. И полицаи почувствовали бы себя полицаями в полной мере. И 13 мая на писательской прогулке хорошо бы пелось. И как бы это звучало на "Оккупаях"!
Поэтому я предложил бы обдумать создание нового текста к какой-нибудь вдохновляющей мелодии. Может быть, все-таки и к любимой академиком Сахаровым "Славянке". Вариант, предложенный Ильей Пономаревым, — "Уральская марсельеза" кажется мне поэтически слабым и очень вторичным.
Провести широкую дискуссию, попросить поэтов отвлечься от злых пародий и озвучки клипов. А 12 июня грянуть что-нибудь привычное, любимое народом, но грозно-предупреждающее: "Но грозные буквы давно на стене // Уж чертит рука роковая!"
Протестное движение должно найти эмоциональную общность и четкость основной идеи. В обретении этого роль единого гимна движения будет неоценимой. А если найдем гимн, тогда идеологические дискуссии станут спором о лучшей стратегии и тактике победы.
Приложение. "Песня борцов гетто" (Г. Глик — бр. Покрасс, пер. А. Бартгейла)
Не считай свой путь последним никогда,
Вспыхнет в небе и победная звезда,
Грянет долгожданный час и дрогнет враг,
Мы придем сюда, чеканя твердо шаг.
С южных стран и стран у северных морей
Мы здесь вместе в окружении зверей.
Где хоть каплю нашей крови враг прольет,
Наше мужество стократно возрастет.
Солнца луч озолотит сегодня день,
Уничтожим мы врага и вражью тень,
Если мы не отомстим за нашу боль,
Полетит к потомкам песня как пароль.
Песню кровью написал своей народ,
Птица вольная так в небе не поет.
С кровоточащею песней на устах
Мы идем вперед с наганами в руках.
Так не считай свой путь последним никогда,
Вспыхнет в небе и победная звезда.
Грянет долгожданный час и дрогнет враг,
Мы придем сюда, чеканя твердо шаг.
Закон о запрете играть в бирюльки
http://www.grani.ru/blogs/free/entries/198280.html
213
June 09, 2012 10:22
Говорить, что Рубикон перейден и теперь Россия окончательно встала на рельсы гражданской конфронтации, - банально. Жребий был брошен, когда спецслужбы старательно планировали мышеловку на Болотной площади, готовясь использовать любые инциденты как предлог для приема самого драконовского законодательства. Прокремлевские политологи честно назвали появившийся как туз из рукава шулера закон – «законом о запрете революции». Это был такой очень разбавленный вариант с поджогом Рейхстага в феврале 1933 года.
После ареста Алехиной, Самуцевич и Толоконниковой в нашем обществе было снято моральное табу на политическое насилие. Арест храбрых молодых женщин показал: власть совершила зло, поставившее ее вне многолетних конвенциональных ограничителей. Я полагал, что весть об аресте участниц панк-группы заставит демонстрантов броситься на подлое и кровожадное государство. Я ошибся на два месяца. Двумя тщательно выверенными ударами – арестом певиц и сдвинутым навстречу шествию оцеплением - путинский режим ловко загнал шар общественной жизни в лузу полицейской государственности. 3 марта – 6 мая – 8 июня и у нас больше нет конституции, потому что единственной формой свободной политической жизни оставались демонстрации протеста.
Но напрасно считать, что новый закон запретил оппозиционную деятельность. Нет, он лишь запретил оппозиционные «игры в бирюльки». Приравняв флешмобы к демонстрациям, власти отменили «флешмобные демонстрации», когда участники старательно соревнуются вычурностью мелкопартийных флагов, изощряются в креативе и спорят за очередь выступить на митинге, как поп-звезды за концертными кулисами.
Стала очевидна и полная абсурдность такой парламентской оппозиционной борьбы, что три дня назад так встряхнула Думу. «Горе побежденным» - это ведь действительно горе. После того как фактически выигравшие 4 декабря выборы три системно-оппозиционные партии добровольно, за мелкие подачки при распределении комитетов, согласились признать себя побежденными, принятие законов вроде антимитингового стало неизбежным. Еще был шанс, осознав свой декабрьский позор, гордо покинуть Думу, предоставив «партии власти жуликов и воров» в тоскливом одиночестве голосовать даже не украденными мандатами, но доверенностями на них. 12-часовое шоу дало хорошую рекламу партии Миронова, сделала нескольких депутатов героями дня, а также развлекло нескольких сотен тысяч «потребителей гражданского протеста». Но к следующим выборам это шоу в духе Хармса забудется, а закон - точнее, уже «правила внутреннего распорядка» - останется. С деспотическим режимом нельзя бороться понарошку, инсценируя парламентские баталии и заменяя демонстрации хороводами и бродилками.
Июньская комедия с чтением абсурдистских поправок комическим речитативом маскировала тот прискорбный факт, что новый созыв Думы парламентом в строгом смысле слова не является. Когда все умилялись - дескать, наша Дума на один день стала похожа на российский парламент полтора десятка лет назад, - этим затемнялось главное: тогда Дума адекватно отражала настроения избирателей, и если часть депутатов регулярно торговала своими голосами «распивочно и навынос», то это был их личный грех, извинительный в эпоху «дикого капитализма», когда все только учились торговать, пуская в ход все что под руку попадется.
Имитационная демократия закономерно привела к имитационной революции. Имитационная демократия закончилась 4 марта. Имитационная революция закончилась 8 июня.
Не насилие, но нравственная сила – вот главное оружие протеста. Власть обращается к тщеславным, завистливым и трусливым. Все ее доводы – только для них. Уход трех фракций из Думы и их общий проход на Манежную площадь, где они стали бы молчаливым, грозным, неприкосновенным для полиции каре, похоронил бы злополучный закон и продвинул бы общество к демократии лучше десятка самых трогательных «оккупаев».
Нельзя следовать по тропинке, заботливо указанной тебе тем, кто мечтает, чтобы ты заблудился. Нельзя превращать протест в фиглярство. Безоружное общество перед лицом вооруженной до зубов власти сильно только своей безукоризненно нравственной позицией.
Стойкость и принципиальность сегодня – это тысячи, а возможно, и миллионы спасенных в результате предотвращенной гражданской войны жизней завтра. Не мы объявили эту войну, но в наших силах оставить ее в моральном, а не в физическом измерении. Полгода назад «Бело-зимняя революция» началась как нравственная, и только такой она имеет шанс на победу.
Тикайте от "ПЖиВ"
http://www.kasparov.ru/material.php?id=4FD862ADB34D9
Медведев своим заявлением опозорил членов "Единой России"
13.06.12 (13:57)
На днях глава правительства и "ПЖиВ" посулил вам социальный лифт. Не соблазняйтесь, но, напротив, бегите от этой партии.
Вообще-то, в не очень демократических странах пребывание в партии власти всегда сулит преимущества, что и является практически единственным стимулом для ее пополнения. Я надеюсь, что мы все вменяемые люди и не будем притворяться, что наша страна "очень демократическая". В странах демократических в приличной степени такая кадровая политика называется коррупцией. Но лицемерие — та дань, что порок вечно платит добродетели, обычно требует такой кадровой политики особо не афишировать. Даже в годы застоя "отличный специалист" значило для кадровика куда больше, чем "настоящий коммунист". Это честных профессионалов зазывали в тогдашнюю партию власти, чтобы дать им карьерный рост, а политически правильных карьеристов и демагогов презирали на всех этажах социальной лестницы, как тогда говорили, "от дворника до министра".
Разные режимы исходят из разных критериев в подборе кадров. Одни исходят прежде всего из личной преданности и готовности исполнить любое, как формальное, так и неформальное, распоряжение начальства. Другие ориентируются на профессиональные и личные качества. Начиная со второй половины прошлого века история наглядно показала крах тоталитарных режимов и коррумпированных диктатур, либо проигравших демократиям, либо просто распавшихся от внутреннего гниения.
Поэтому рецепт Медведева — это еще один надежный способ дискредитировать и разложить власть. Не говорю — стать причиной ее падения, потому что ее финал наступит куда раньше, чем она будет подточена очередным наплывом беспринципных карьеристов.
Особо отмечу, что подбор кадров по принципу лояльности партии на госслужбу нарушает законодательство о государственной и муниципальной службе. Подбор в государственные компании по идеологическому признаку нарушает еще и Трудовой кодекс. А все вместе это нарушает конституционную гарантию равенства идеологий и партий. Поэтому Дмитрий Медведев, как лицо, замещающее госдолжность, уже наговорил достаточно для позорного увольнения.
Но речь сегодня не о нем, а о вас.
Своими словами премьер-лидер поставил вас в идиотское и позорное положение. Отныне все из вас, даже те, кто шел в "Единую Россию" из искренних побуждений, надеясь защитить страну от региональных "баронов", сепаратистов и олигархов, те, кто шел в Открытое правительство, чтобы "помогать модернизации изнутри", заклеймены подозрением в карьерной корысти. Никто теперь (а главное, ваши дети) не поверит в ваши добрые намерения. "Ага, социальный лифт", — хмыкнут они презрительно. Но самым страшным унижением для вас будет сочувствие: "В нашей стране честным трудом не подняться". И вы полностью ощутите себя актеркой, про которую сплетничают, что, мол, все роли она получает через режиссерские постели.
Но бремя общественного презрения еще не все, что вам предстоит. Нынешний режим явно не вечен. Протестное движение, представленное либералами, социал-демократами, левыми и националистами, в своем Манифесте не просто констатируют такой очевидный факт, что у нас уже полгода идет революция, которая названа "Мирной антикриминальной", и требуют отставки Путина, перевыборов парламента и президента по демократическим нормам, но и предусматривают очищение госаппарата от преступных элементов. Это называется люстрация. До призыва Медведева использовать "Единую Россию" как "социальный лифт" можно было говорить о недопустимости преследования рядовых членов бывшей партии власти за их членство в ней или изгонять из негосударственных структур людей за лояльность предыдущим властям. Но теперь те, кто будет проводить чистки, получили неубиваемый довод: "Вы же пришли за карьерой, вас взяли на это место за лояльность, а не за деловые качества… в нарушение законов и Конституции, и теперь пойдите прочь и попытайтесь заработать на жизнь честным трудом".
Поэтому не только те, кто ринется в "Единую Россию" по медведевскому призыву, но и те, кто пришел в нее задолго до появления тандема, отныне и в самом ближайшем будущем обрекают себя на унизительную процедуру люстрации.
С точки зрения социологии, инициатива Медведева — это формальное завершение восстановления партийно-номенклатурного строя.
Такой строй вызывает особую ненависть народа. Вспомним волны огромных митингов против привилегий номенклатуры, которые прокатились по России зимой 1990 года, что привело к отмене 6-й статьи советской Конституции о монополии КПСС на власть. Любая демократическая революция имеет своей задачей отмену сословного неравенства или ликвидацию номенклатурного строя.
Поэтому призываю вас во имя вашего доброго имени, уважения к вам ваших детей, ваших родных, ваших друзей и коллег, во имя ваших служебных перспектив в самом недалеком будущем — бегите от номенклатурной партии, тикайте от "Единой России" со всех ног, покидайте Открытое правительство!
Неужели вам непонятно, что обыски, допросы и аресты показывают, что режим в агонии?
Сделайте хотя бы так, как сделала социолог Ольга Крыштановская, которая была даже доверенным лицом Путина, даже защищала закон о митингах на общественных слушаниях в Колонном зале, но на фоне произошедшего 11 июня публично заявила о приостановке членства в "Единой России". Очистите свою совесть. Предоставьте политическим мертвецам хоронить политических мертвецов.
Ещё раз о либерал-фашизме
http://forum-msk.org/material/power/10070786.html
07.10.2013
Периодически, как правило, в связи с новыми откровениями Юлии Латыниной, мне приходиться писать о феномене либерал-фашизма. Этот феномен я определяю, фашистский либерализм и прошу не путать его с либеральным фашизмом, вроде последнего периода правления генералиссимуса Франко или генерала Пиночета. Фашистский либерализм в моём понимании, это достижение целей, приемлемых в демократическом обществе (защита собственности, защита порядка, борьба с терроризмом и организованной преступностью или наркоторговлей, незаконной миграцией и т.п.), средствами для демократического общества неприемлемыми – вроде систематических пыток подозреваемых, нелегальное лишение свободы, фальсификация уголовных обвинений, использование парамилитарных образований – типа «эскадронов смерти», объединений «белые руки»).
Давеча Латынина не скрыла глубокого удовлетворения обвинением гринписовцев и экипажа ледокола «Арктический восход» включая кока и бортмеханика) в пиратстве. Она сделала это, зная, что обвинение по ст.227 ч.3 УК РФ предусматривает минимальное наказание в виде 10 лет лишения свободы. Она сделала, зная, что обвиняемые не виновны ни в одном из действий, предусмотренных этой статьей уголовного кодекса – они не пытались захватить платформу «Приразломная», они не нарушали государственный суверенитет РФ, они были безоружны, они не хотели ни применять насилие, ни брать заложников, ни выводить из строя имущество. Но её нелюбовь к экологическим активистам, особенно к организации «Зелёный мир» пересилила почтение к праву. Она не любит тех, кто покушается на технологический прогресс и на деятельность крупных корпорацией. Это факт её биографии. Но приветствовать откровенную фабрикацию уголовного дела – для острастки защитников окружающей среды? Собственно, чем тогда Латынина отличается от фашистских консерваторов из числа ярых сторонников Путина, которые с наивной откровенностью утверждают, что Ходорковского надо было обвинить в краже добытой им нефти, поскольку он бросил вызов Путину (самое в их глазах страшное преступление). 48 лет назад были арестованы писатели Синявский и Даниэль. Они «просто» печатались за границей. Но советская власть решила, что и такой способ обойти цензуру – подрыв государства. И расценила публикации как уголовное преступление. КГБ так спасал социалистический строй, который без цензуры существовать не мог. Арестовывая Ходорковского и Лебедева, путинские следователи спасали путинизм, который не мог стабилизироваться без демонстративного запугивания бизнеса. Но отравляя за решётку экоузников, путинизм, как ему кажется, гарантирует свободу рук своей главной опоре – сырьевым монополиям.
Обычно рассказывая примеры «ментовского беспредела», Латынина возмущается в том числе и такими его разновидностям, как подброс наркотиков или иных улик. Но ведь опер, который подбрасывает наркотики, уверен, что главное – обезвредить наркоторговца или другого уголовника, который мешает честным людям жить, а то, что он так хитёр, что не оставляет следствию улик, так на каждую хитрость криминала есть двойная хитрость мента… В этом смысле менталитет Латыниной ничем не отличается от менталитета «мента-беспредельщика».
Симптом летального исхода
http://www.kasparov.ru/material.php?id=5257BE3D74BEA
Путинизм пугает богачей народным гневом
11-10-2013 (13:17)
"Злая машина путинской пропаганды" охотно разнесла по стране выводы аналитиков всемирно известного банка Credit Suisse о том, что треть состояния российских домохозяйств и 1,5 процента общего богатства страны находится в руках 110 долларовых миллиардеров, что в нашем богоспасаемом отечестве все остальное находится в руках 84 тысяч долларовых миллионеров, что в результате социальное расслоение оказалось впереди планеты всей, лишь нехотя пропустив в топе Гаити да Доминикану. В общем и целом, не ту страну назвали Гондурасом.
Эта новость вызвала прилив вполне ожидаемых чувств — началось не очень бурное, но все-таки ощутимое вскипание, как волны, ярости благородной.
Поскольку за окном явно не Гаити, на перекрестках не видно скоплений пораженных лепрой умирающих нищих и детей с облепленными мухами глазами, то, видимо, скрупулезные швейцарцы слегка перегнули палку в своих расчетах — черные и серые схемы оплаты труда и получения доходов у нас явно сглаживают внешне катастрофическую картину социального расслоения. Но все равно оно скандально велико.
Интересно только, почему эта информация, разоблачающая режим не менее, чем правда о реальных событиях 6 мая 2012 на Болотной или сообщения об опасениях гринписовцев насчет экологических угроз со стороны нефтедобычи в Печорском море, не скрыта за семью печатями?
Ведь всем понятно, что путинская машина медиалжи и полицейских репрессий служит именно защите того порядка, который обеспечивает сильнейшее социальное расслоение, постыдное для Европы, даже Восточной. Так в чем же дело? В чем разгадка очередного вброса антибуржуинского пропагандистского жупела? Неужели для нейтрализации политических апломбов Михаила Прохорова? Так практика показала, что его можно поставить на место куда более легким способом.
Чтобы понять, почему путинизм открывает огонь по своему социальному оплоту и как бы бесстыдно позволяет обнажить суть социально-экономического устройства, появившегося в итоге его 14-летнего политического монополизма, необходимо вспомнить об основном внутреннем противоречии путинизма. Несколько лет назад я отметил, что очень тревожным знаком является тот факт, что ленинская публицистка превращается — с некоторой заменой имен, партийных лейблов и наименования чинов — в остро злободневную. Сто лет назад Ленин характеризовал политику царизма как бонапартистское (в честь популизма Наполеона III) метание между классами (сейчас бы сказали "элитными группировками"): поочередное заигрывание то с богатыми, то демагогическая опора на простых людей. Сегодня мы видим очень похожие явления. Основные социальные опоры путинизма — это богачи и бюрократы, включая силовиков. Эти опоры ведут непрерывную, ожесточенную борьбу "бульдогов под ковром". Богачи инстинктивно стремятся к тому, чтобы именно им принадлежал госаппарат (как и положено, по их мнению, в буржуазном государстве). Бюрократы, поняв, как уязвимы бизнесмены перед лицом управляемой юстиции и административного произвола, относятся к богачам, как аристократы к среднему сословию где-то 300 лет назад — как к намеченным на стрижку, дубленки и шашлыки баранам.
Видимо, настала такая фаза путинизма, когда он решил попугать богачей народным гневом. У меня есть два объяснения этому.
Первое. Путинизм решил предотвратить крупнобуржуазную фронду, показав потенциально недовольным, которые, поняв исторический тупик путинизма, могут начать искать альтернативу, что лишь он и гарантирует промышленно-финансовым магнатам безопасность, защиту от ненавидящего их народа.
Второе. Путинизм окончательно избрал вариант полного отхода от государственно-монополистического капитализма в пользу госкапитализма, когда условный меч (то есть чиновничье перо) полностью побеждает безусловное злато. Может быть, мы имеем дело с рекомбинацией обоих вариантов политики.
История учит, что подобный авторитарный популизм — это явный признак системного кризиса режима. Кризиса, из которого режим не имеет шансов выпутаться. Забавно, что такая расстановка политических сил автоматически толкает крупный бизнес на позицию пламенных защитников "восстановления верховенства закона", а коррумпированную бюрократию и аффилированный с нею бизнес — в ряды борцов с плутократией. И чем больше режим будет фашизироваться и использовать социальную демагогию, тем обреченнее бизнес будет сдвигаться в стан поборников свободы и демократии.
Автор благодарит Юрия Самодурова, привлекшего его внимание к теме
Интеллигенция и погром
http://www.kasparov.ru/material.php?id=525BB2B2D7838
"Дорогие москвичам" сравнялись в варварстве с несчастными жителями Кондопоги или Пугачева
14-10-2013 (20:06)
100 лет назад драматические репортажи британской и американской прессы из России привели к тому, что слова русские слова "интеллигенция" и "погром" вошли в английский язык. Еще полвека пришлось ждать, чтобы английский язык пополнило слово "спутник", и 80 лет - слово "перестройка".
В начале прошлого века слова интеллигенция, погром и громила обозначали противоположные полюса социальной жизни — теперь это стало неразрывным единством. Это я к событиям в Бирюлево. Наконец-то "дорогие москвичам" сравнялись в своем варварстве с несчастными жителями Кондопоги или Пугачева, и Москва увидела свой первый, с августа 1915-го, когда громили немцев, погром. С почином вас.
Что взять с простецов, которые разгневанные якобы причастностью кавказца с убийству, требуют высылок гастарбайтеров из Центральной Азии, а полиция и рада стараться — утешает в том же ключе — числом задержанных и направленных на депортацию азиатов. На бирюлёвской овощебазе и в торговом центра "Бирюза" работают узбеки, таджики, киргизы. Никакой, даже "коллективной" вины за бесчинства гипотетического дагестанца или чеченца, или азербайджанца они нести не могут. Даже сто лет назад драка с поляком не могла вызвать еврейский погром. Но за прошедшее время мозги широких народных масс среднего класса изрядно деградировали.
Но я обещал про интеллигенцию. Кто весь июль и август слабоумно поддакивал мигрантофобии, кто утешал себя и окружающих на блогах "Эхо Москвы", что некоторый "умеренный национализм" не только простителен, но и полезен, что приезжие всех достали и переполнили перовопрестольную выше крыши... Жрите теперь свое дерьмо столовой ложкой. Будьте последовательны, господа умники, не перекладывайте всё на народ, оденьтесь попроще, по дачному, прокатитесь сами в Бирюлево, и, благословясь, принимайтесь за национальное возрождение...
А как первая война — да ничья вина.
А вторая война — чья-нибудь вина.
А как третья война — лишь моя вина,
а моя вина — она всем видна.
Б.Окуджава, "Песенка о моей жизни"
Железный Фелюшка
http://www.kasparov.ru/material.php?id=525C12D1E702D
O последствиях восстановления памятника Дзержинскому
14-10-2013 (20:31)
Непуганые единороссы приступили к реализации давно ими лелеемого плана восстановления памятника Дзержинскому во всём прежнем величии. Смета согласована – 600 тыс. евро уйдёт на реставрацию в лучшем виде. Ещё столько же, для маскировки первоначальной идеи, отпустят на другие скульптуры – из числа не снесённых. Разумеется, истратив такие средства, чугунного Эдмундовича не оставят прозябать в парке "Музеон" у Дома художника на Крымском валу, в условной экспозиции «Падшие кумиры коммунизма». Естественно, что вынашивающие сиё резонансное решение чекисты в погонах и «чекисты со справкой» (сексоты и стукачи, совмещавшие службу родине с бизнесом и общественным поприщем) убеждены, что этим вобьют долгожданный осиновый кол в ненавистные им либерально-западнические круги. Кретины! Те круги давно повержены и стенают во прахе.
Новая оппозиция, с именем Навального на устах, открутит им причиндалы куда эффективнее, чем начитавшаяся коротечевского «Огонька» интеллигенция.
Но перед развёртыванием основной мысли две исторические справки, могущие развеять современную мифологию.
Первая – в 1958 году памятник Дзержинскому перед Комитетом госбезопасности при Совете министров СССР ставили именно в укор сотрудникам КГБ. В те годы оттепельная публицистика, литература и театр изо всех сил колотили сталинистов по башке светлыми образами доброго Ленина и его благородного сподвижника Дзержинского. Тем более что в конце жизни Дзержинский, как председатель Всесоюзного совета по народному хозяйству, был пламенным борцом с вариантами коллективизации, троцкистко-зиновьевской оппозицией и убеждённым союзником пронэповской бухаринской группы. Так что верные хрущевцы искренне полагали установку памятника Железному Феликсу укором «бериевским палачам» (это выражение было мемом оттепельной риторики).
Вторая – свержение памятника Дзержинскому вечером 22 августа 1991 года было идеальным средством отвлечения толпы от штурма Лубянки. После падения, как тогда казалось на века, коммуночекистской власти, москвичи, по недавнему примеру берлинцев, варшавян, пражан и бухарестцев, решили взять свою Бастилию – резиденцию политической полиции. Идея, что чекисты будут отстреливаться и надо предотвратить жертвы, убедительна только для вышеупомянутых интеллигентов сахаровского призыва. Осажденные знали, по примеру бесславно сдавшегося здания ЦК КПСС, что при мирном исходе их только выпроводят под улюлюканье и презрительный свист. Но лишь одна жертва – и фонари в центре столицы могли, как в октябрьские дни 56-го в Будапеште обрести иное, более зловещее назначение. И вот тогда-то толпе победителей нашли другое занятие.
Но потом яростные разборки среди антикоммунистических сил помешали сделать то, к чему обязывала нацию её совесть, да и просто приличия – поставить на Лубянке памятник жертвам красного террора и Гулага. Для начала, допустим, установив символический крест (да простят мне это все атеисты и иные конфессии), к которому главы государства и фракций ежегодно, 30 октября в день политзаключенного (или 5 сентября – в годовщину начала в 1918 году красного террора) приносили бы пышные венки.
Восстановление шикарного, как новенький сувенирный рубль, памятника Феликсу Эдмундовичу на прежнем месте и в прежней славе интересно тем, что поставит перед очень серьёзным выбором и Моспатриархию, и те консервативно-монархические слои, которые до сих пор видят в путинизме отсроченную победу Белого движения. С одной стороны, очень многих в верхушке РПЦ будут обязывать незримые под рясами погоны, а часть правоконсервативных интеллектуалов и общественников – нестираемая память об их расписках о сотрудничестве. Но с другой-то стороны – память о свирепых чекистских расправах над духовенством, дворянством и интеллигенцией, о красном терроре, причём о кровопролитиях, о красном терроре, и именно в годы руководства ВЧК и ГПУ Дзержинским лично, должна оттягчать их гражданский выбор.
Cозерцания этих метаний между поддержкой единороссии и продекларированным антибольшевизмом станут мне лично некоторой моральной компенсацией за отвратительное зрелище нового торжества чекизма, отвратительного в своей циничной демонстративности.
Всё это, разумеется, – последствия нашего «самоосвобождения» от коммунизма. Если бы Гитлер был свергнут немецкими генералами, и им удалось бы добиться мало-мальски приличного мира с союзниками по антигитлеровской коалиции, то, всё было бы в Германии не так. Не было бы никакого Нюрнберга (осудили бы пару десятков офицеров и чиновников – за Холокост и за жестокое обращение с военнопленными западных стран). Появилась бы версия о демократическом крыле внутри НСДАП, таившемся до времени, о прекрасных хозяйственниках-гауляйтерах. О «честном Гейдрихе», который был внутренним диссидентом в РСХА и возражал против экстремизма Гиммлера и Кальтенбрунера. И мы увидели бы как наплевав на чешские протесты и заламывание рук старых антифашистов перед зданием Имперской госбезопасности на Принц-Альбрехштрассе поставят бюст Рейнхарда Тристана Ойгена.
Когда же закончиться и вторая эпоха чекистовластия, то памятник Дзержинскому вновь пострадает, но не вместо русской Бастилии, а вместе с нею.
*Чудо как хорош по нынешним временам – тоталитарный рыночник, защитник производящего среднего класса.
Вместо послесловия. Моя миниатюра апреля 2008 года.
Евгений Ихлов. Альтернативная история: к 75-летию органов германской госбезопасности.
Из выступления Райхсканцлера Германии Вольдемара фон Штази на юбилейном собрании работников германской госбезопасности, посвященном 75-летию создани гестапо.
Ваше Превосходительство, господин Райхспрезидент! Дамен унд херрен! Камраден!
В 2008 году исполняется 75 лет гестапо. Это славный юбилей германской государственной безопасности. У истоков гестапо стоял настоящий профессионал, честнейший патриот Германии – Генрих Мюллер, которого всегда ласково называли "Папаша"... В июле 1944 года истинные патриоты Германии – полковник фон Штауфенберг, генералы и маршалы Роммель, Кессельринг, Гудериан и Кейтель избавили фатерланд от диктатуры национал-социализма... Мы сами освободили себя от тоталитаризма, от партии, которая привела Райх к поражению... Но произошла крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века – наша великая Родина потерпела поражение, от нее была отторгнуты Восточная Пруссия, Эльзас и Саар, в Румынии и Восточной Польше утвердился кровавый большевизм...
Мы сами решительней всех осудили нарушения прав человека... Партия "Единый Райх" неукоснительно отстаивает фундаментальные нормы демократии... Но мы не должны идти на поводу у спекулянтов от истории: ну, какие 6 миллионов, самое большее 3-4... Рядовые гестаповцы честно исполняли свой долг... Все приговоры так называемым антифашистам выносил Народный суд, и не надо перекладывать ответственность на тех, кто защищал страну от агентуры плутократии и всемирного большевизма... Сейчас на Западе вновь в ходу двойные стандарты: все время вспоминают Освенцим, Бухенвальд и Дахау, но забывают о Колыме и ГУЛАГе. Видно, не нравится Москве, Лондону и Парижу, а также их наймитам, побирающимся у посольств так называемых стран-победителей, что Германия встала с колен! Нам говорят о преследованиях так называемой либеральной оппозиции, но почему-то при арестах эти оппозиционеры кричат по-французски... Германия встала с колен в позу великой державы! И в первых рядах строителей новой Германии – работники госбезопасности, которые до сих пор гордо называют себя гестаповцами...
Презрение объединяет
http://www.kasparov.ru/material.php?id=525E75D261D4B
Погром превращен в воплощение гражданского общества
16-10-2013 (16:14)
Не надо строить конспирологических измышлений по поводу необычайной кротости правоохранителей к бирюлевским погромщикам и легкости решения судьбы гигантской овощебазы "Покровская". Все очень просто — власть чудовищно испугалась. Тем, кто попытается возразить по поводу термина "погромщики", сразу отвечу — толпа протестующих против всего плохого при полном попустительстве полиции и ОМОНа избила нескольких мирных прохожих "не той" внешности. Ни те, кто всячески радуется тому, что "настала пора и восстал народ", ни смущенные казенные медиа на этом внимание не акцентируют. Страдания пострадавших от юных погромщиков на Манежной в декабре 2010 года вызвали водопад крокодиловых слез. Мучения побитых на Болотной омоновцев до сих пор смакуются судами. Однако реальная кровь полицейских на улице Подольских курсантов прощена и забыта… Ни наград, ни квартир… Оппозиция и медиа наперегонки травят местных чиновников и правоохранителей. Те пытаются отбиваться от нападок по старым лекалам — "провокация кучки оголтелых националистов". Но суровый стан защитников народных прав — от Лужкова до Немцова — обосновывают право народа на протест. Погром превращен в воплощение гражданского общества. Дескать, там где "менты" в сторонке, порядок должно наводить само Ее Величество Гражданское общество. Разбитые носы и витрины — не в счет. В считанные дни готовят закрыть овощебазу с многомиллионными оборотами. А ведь у нее контракты с магазинами, ресторанами, мелкооптовыми точками. Но в какую—то незаметную щель уполз обычно такой вальяжный столичный бизнес, заранее смирившись с огромными убытками.
Страх, липкий страх ползет и по власти, и по оппозиции. Оппозиция боится отстать от локомотива истории и поддакивает самым людоедским лозунгам толпы. Так в апреле 1882 года украинские отделения "Народной воли" поддержали еврейские погромы, радуясь, что народ наконец—то "разогнул согбенную спину", а после евреев доберется и до помещиков. В принципе, через 20 лет добрался. В феврале 90—го московские интеллектуалы недоумевали, почему их бакинские и душанбинские коллеги радовались погромам. А те не могли понять, как можно не разделять их воодушевления тем, что десятилетиями прибитый народ вышел на улицу. Вот так, как вышел. А по—другому он не выходит. По—другому на улицу выходит интеллигенция.
10 месяцев назад я предвидел появление "питбулей" — оппозиционеров, готовых рвать блюстителей порядка зубами. Чуть позже я выдвинул теорию разрастания протеста по схеме пожара торфяника: слой прогорает и возникает ощущения общественного спада, но затем вспыхивает новый слой. Был слой "первой Болотной" — недовольные фальсификацией выборов либеральные попутчики. Был слой "второй Болотной" — союз радикальных демократов и левых—интернационалистов, идущих против режима. Третий слой —"рассерженные горожане" в поддержку Навального. Сейчас полыхнул четвертый слой торфа — "бирюлевцы".
И мы увидели, что несколько сот "питбулей" проходят ряды омоновцев, как танки Гудерианы армию Буденного (вариант: танки Даяна армию Насера). Пока отечественные медиа ехидничали по поводу союза в Украине "гарри поттера" Яценюка с "волан де мортом" Тягнибоком, у нас сформировался свой альянс либералов и националистами. Выпущенный в июне по титовской амнистии Ходорковский мог разделить воинство Навального. Не выпущенный — он его приумножил. Освобожденные (хотя бы под домашний арест) "узники Болотной" могли удержать своим нравственным примером протест от скатывания в апологию погрома. Запертые в никулинской клетке, они стали мучениками—предтечами "героев" Бирюлева.
Задерганные прокурорскими проверками и затравленные казенной пропагандой либеральные НКО были единственными уважаемыми в обществе противниками революционных методов. Их старательно "вывели за скобки", старательно нейтрализуя их влияние на умы и сердца. Остались "народные мстители" — не связанные интеллигентскими предрассудками и обязательствами перед западными грантодателями.
Революционная мифология консолидируется, ей, как в рагу по—ирландски, все годится. Репрессии вызывают ее рост. И трусость, и жестокость власти только питают рост революционных настроений. Бирюлево показало всю степень ненависти народа к власти. В столице — самом благополучном регионе.
Путин имел шанс на Валдае заключить — с помощью умеренных оппозиционеров — почетное перемирие с протестным движением, освободив политических узников. Он ответил арестом гринписовцев.
Либерально—националистический альянс, стихийно возникающий на наших глазах — это недвусмысленный знак конца режима. Главные полюса общественных настроений сближаются, поскольку власть вызывает уже не ненависть, но презрение. Так в ноябре 1916 года объединились в Думе левый либерал Милюков и правых монархист Пуришкевич. Их "объединил" Распутин, общественное отвращение к режиму.
Сегодня оппозицию объединяет очевидное банкротство путинизма. Оно настолько очевидно, что издевательство над самим телом власти — местными чиновниками и полицией — стало после бирюлевский событий хорошим тоном. И власть вместо разгула дубинок и фильмов об "американском следе" отделывается кроткими увещеваниями и заверениями, что понимает "мотивы" бунтующих. Ибо не против мигрантов вышли люди, но против режима. Только они сами еще боятся себе в этом сознаться. Это понял Кремль. И он явственно дрожит от страха. Наштамповав кучу дел против Навального, его оставляют на свободе, чем полностью расписываются в фабрикации обвинений… Полные штаны. Кстати, для Онищенко это основание закрыть Кремль по санитарно—гигиеническим показаниям.
Полные штаны…
http://forum-msk.org/material/politic/10082336.html
17.10.2013
Не надо строить конспирологических измышлений по поводу необычайной кротости правоохранителей к бирюлевским погромщикам и легкости решения судьбы гигантской овощебазы «Покровская». Всё очень просто – власть чудовищно испугалась. Тем, кто попытается возразить по поводу термина «погромщики», сразу отвечу – толпа протестующих против всего плохого при полном попустительстве полиции и ОМОНа избила нескольких мирных прохожих «не той» внешности. Ни те, кто всячески радуется тому, что «настала пора и восстал народ», ни смущенные казённые медиа на этом внимание не акцентируют. Страдания пострадавших от юных погромщиков на Манежной в декабре 2010 года вызвали водопад крокодиловых слёз. Мучения побитых на Болотной омоновцев до сих пор смакуются судами. Однако реальная кровь полицейских на улице Подольских курсантов прощена и забыта… Ни наград, ни квартир… Оппозиция и медиа наперегонки травят местных чиновников и правоохранителей. Те пытаются отбиваться от нападок по старым лекалам – «провокация кучки оголтелых националистов». Но суровый стан защитников народных прав – от Лужкова до Немцова – обосновывают право народа на протест. Погром превращен в воплощение гражданского общества. Дескать, там где «менты» в сторонке, порядок должно наводить само Её Величество Гражданское общество. Разбитые носы и витрины – не в счёт. В считанные дни готовят закрыть овощебазу с многомиллионными оборотами. А ведь у неё контракты с магазинами, ресторанами, мелкооптовыми точками. Но в какую-то незаметную щель уполз обычно такой вальяжный столичный бизнес, заранее смирившись с огромными убытками.
Страх, липкий страх ползёт и по власти, и по оппозиции. Оппозиция боится отстать от локомотива истории и поддакивает самым людоедским лозунгам толпы. Так в апреле 1882 года украинские отделения «Народной воли» поддержали еврейские погромы, радуясь, что народ наконец-то «разогнул согбенную спину», а после евреев доберется и до помещиков. В принципе, через 20 лет добрался. В феврале 90-го московские интеллектуалы недоумевали, почему их бакинские и душанбинские коллеги радовались погромам. А те не могли понять, как можно не разделять их воодушевления тем, что десятилетиями прибитый народ вышел на улицу. Вот так, как вышел. А по-другому он не выходит. По-другому на улицу выходит интеллигенция.
10 месяцев назад я предвидел появление http://grani.ru/blogs/free/entries/210905.html «питбулей» - оппозиционеров, готовых рвать блюстителей порядка зубами. Чуть позже я выдвинул теорию разрастания протеста по схеме пожара торфяника: слой прогорает и возникает ощущения общественного спада, но затем вспыхивает новый слой. Был слой «первой Болотной» - недовольные фальсификацией выборов либеральные попутчики. Был слой «второй Болотной» - союз радикальных демократов и левых-интернационалистов, идущих против режима. Третий слой – «рассерженные горожане» в поддержку Навального. Сейчас полыхнул четвертый слой торфа – «бирюлевцы».
И мы увидели, что несколько сот «питбулей» проходят ряды омоновцев, как танки Гудериана армию Будённого (вариант: танки Даяна армию Насера). Пока отечественные медиа ехидничали по поводу союза в Украине «гарри поттера» Яценюка с «волан де мортом» Тягнибоком, у нас сформировался свой альянс либералов и националистов. Выпущенный в июне по титовской амнистии Ходорковский мог разделить воинство Навального. Невыпущенный – он его приумножил. Освобожденные (хотя бы под домашний арест) «узники Болотной» могли удержать своим нравственным примером протест от скатывания в апологию погрома. Запертые в никулинской клетке, они стали мучениками - предтечами «героев» Бирюлёва.
Задёрганные прокурорскими проверками и затравленные казённой пропагандой либеральные НКО были единственными уважаемыми в обществе противниками революционных методов. Их «вывели за скобки», старательно нейтрализуя их влияние на умы и сердца. Остались «народные мстители» - не связанные интеллигентскими предрассудками и обязательствами перед западными грантодателями.
Революционная мифология консолидируется, ей, как в рагу по-ирландски, всё годится. Репрессии вызывают её рост. И трусость, и жестокость власти только питают рост революционных настроений. Бирюлёво показало всю степень ненависти народа к власти. В столице – самом благополучном регионе.
Путин имел шанс на Валдае заключить – с помощью умеренных оппозиционеров – почётное перемирие с протестным движением, освободив политических узников. Он ответил арестом гринписовцев.
Либерально-националистический альянс, стихийно возникающий на наших глазах – это недвусмысленный знак конца режима. Главные полюса общественных настроений сближаются, поскольку власть вызывает уже не ненависть, но презрение. Так в ноябре 1916 года объединились в Думе левый либерал Милюков и лидер правых монархистов Пуришкевич. Их «объединил» Распутин, общественное отвращение к режиму.
Сегодня оппозицию объединяет очевидное банкротство путинизма. Оно настолько очевидно, что издевательство над самим телом власти – местными чиновниками и полицией – стало после бирюлёвский событий хорошим тоном. И обгадившаяся от страха власть вместо разгула дубинок и фильмов об «американском следе» отделывается кроткими увещеваниями и заверениями, что понимает «мотивы» бунтующих. Ибо не против мигрантов вышли люди, но против режима. Только они сами ещё боятся себе в этом сознаться. Это понял Кремль. И он явственно дрожит от страха. Наштамповав кучу дел против Навального, его оставляют на свободе, чем полностью расписываются в фабрикации обвинений… Полные штаны. Кстати, для Онищенко это основание закрыть Кремль по санитарно-гигиеническим показаниям.
Последний раз редактировалось Chugunka; 18.09.2019 в 11:47.
|
16.09.2019, 20:25
|
|
Администратор
|
|
Регистрация: 05.09.2010
Сообщений: 7,968
Сказал(а) спасибо: 4
Поблагодарили 1 раз в 1 сообщении
Вес репутации: 21
|
|
Крах универсализма
http://www.kasparov.ru/material.php?id=5264C6472D76C
Закончился провалом очередной вариант "особого пути России"
21-10-2013 (16:47)
События в Бирюлево завершили сорокалетнюю либеральную гегемонию в среде оппозиционной русской демократической интеллигенции. Эта гегемония обозначилась в начале семидесятых, когда выяснилось, что конкурирующие направления оппонирования советской власти — движение "за обновление социализма", за возвращение к "истинному ленинизму", и неполитическое почвеническо-экологическое движение стали очевидными маргиналами. Одновременно все "антисоветчики", кроме русской интеллигенции перешли на позиции "национального возрождения". Даже почти совсем ассимилированных русских евреев охватили сионистские настроения — в виде движения за выезд в Израиль и сочувствие этому движению. Только русская демократическая интеллигенция хранила верность универсализму, который неправильно ругали "космополитизмом", а точнее было бы назвать антипролетарским интернационализмом.
Движение за правильный социализм, в первую очередь, студенческое, возникло в СССР уже в конце сороковых. Оно развивалось по всем правилам ереси, адепты которой хотят очистить церковь от "пагубных заимствований" и догматических искажений. Разгром "Пражской весны" лишил это направление политической перспективы. Оно долго агонизировало, пока не приняло форму разработки левой социал-демократической альтернативы для СССР. В первую очередь, речь идет о разгромленном КГБ в 1982 году кружке светлой памяти Андрея Фадина и Глеба Павловского. В начале перестройки ее идеологи активно использовали наработки этого движения.
Почвеническо-экологическое движение возникло на двадцать лет позже появления новой левой оппозиции в СССР. Оно сформировалось вокруг борьбы "за спасение Байкала" — против строительства на его берегу целлюлозно-бумажного комбината. Очень быстро это движение расширилось на сохранение памятников архитектуры (в первую очередь, старых церквей), на культивирование некоммунистической поэзии и живописи. Это движение стремительно сделало из досоветской России икону. Попытка остановить это внезапно мощное почвенническое движение стоило карьеры идеологическому организатору советского вторжения в Чехословакию в августе 1968 Александру Яковлеву, на десять лет отправленному в канадскую дипломатическую ссылку.
Когда в конце 80-х советская система рушилась на глазах, русскому обществу в качестве социально-исторической альтернативы очень пригодилось сусальное изображение православно-монархической Руси.
С этой точки зрения ЦК КПСС было выгоднее не строить ЦБК на Байкале, а дать себя "победить" писателям (В перестройку выяснилось, что основным доводом в пользу строительства комбината стало нежелание Политбюро создавать у писателей и академиков ощущения победы — прим. автора). Это предотвратило бы мощную идейную консолидацию "почвенников" против власти. Но в ЦК КПСС еще не знали, что мудрый правитель сам формирует себе врагов, не пуская дело на самотек.
Но и почвенники, ставящие целью "патриотическую переработку" таких кузниц номенклатурных кадров, как КГБ и ВЛКСМ, и левые, мечтающие идеологически вооружить будущих советских реформаторов, проиграли либералам-западникам. Даже Солженицын, которого ласково-иронически иначе, чем "нашим аятоллой" (разумеется, в честь вождя Иранской революции Хомейни — прим. автора) не называли, не смог навязать свою либерально-почвеническую "соборно-земскую" идею государственного преобразования. Его воспринимали только и исключительно как фаната Столыпина и правоконсервативного оппонента безбожного "заглотного" коммунизма и его "розовых" леволиберальных попутчиков.
Либерально-западнический универсализм побеждал направо и налево. Страна рванула к рынку, советские бесправные области почти что превратили в "штаты"… Президент, сенат, губернаторы, мэры… "Белый дом"… Через слово "национальная" — доктрины, политики…
Зубастость либерализма была наглядно продемонстрирована и в октябре 93-го, и в июне 96-го.
С осени 2007 года либералы-западники стали главной мишенью государственной пропаганды. Что только консолидировало либеральную интеллигенцию. Именно эта интеллигенция вывела людей на митинги "зимней революции" 2011-12 годов. Но после победы Путина, либеральная интеллигенция почти радостно пала духом, в очередной раз уверилась, что Россия извечно обречена на коррумпированную полицейскую деспотию, и перенастроилась на "бархатный застой": "нравственно и профессионально усовершенствоваться", вычурно ругать власть и поддерживающий ее народ в своем коммуникационном пространстве, да жалеть очередных узников совести. Вокруг прежних либеральных стягов теперь остались только правозащитники.
Однако бирюлевская "районная революция" со всеми ее расистскими обертонами и, самое главное, ее широкая и безоговорочная общественная поддержка, включая робкое либеральное поддакивание, означает полный крах либерально-западнического универсализма.
Все "сахаровские" и даже "солженицынские" моральные ценности оказались, по меткому рейгановскому выражению, на "пепелище истории". Россия "исправила" историческую флуктуацию начала семидесятых и "вернулась" к общему тренду антиноменклатурных революций в Восточной Европе и советских республик, в которых этнический национализм является не менее важной составной частью, как и антикоррупционный и антидеспотический протест. Закончился провалом очередной вариант "особого пути России" - химера надэтнической гражданской нации, консолидированной на основе правовых и гуманистических идеалов.
Самое забавное, что только сочувствие узникам совести — либеральному кумиру Ходорковскому, Алехиной и Толоконниковой, сейчас — узникам "Болотной" и гринписовцам, подобно якорю удерживает либеральную интеллигенцию в политизированном состоянии. Если же Путин решится на полноценную политическую амнистию, то либеральная интеллигенция немедленно свернет свои боевые знамена и бесславно удалится ворчать на анчоусное быдло и зализывать моральные раны.
Примечание. Для любителей играть в исторические циклы отмечу, что пик духовного влияния либералов-западников — осень 1993. Предыдущий выбор идеологического гегемона также произошел за сорок лет до начала семидесятых — в начале тридцатых годов сталинская версия большевизма окончательно оттеснила в маргиналы своих конкурентов — троцкизм и бухаринизм. Пик сталинизма был, естественно, в середине цикла — в начале 53-го. Следующий отщелк цикла идеологического выбора — в середине 90-х годов XIX века будущие гегемоны — социал-демократы полностью и бесповоротно победили среди левых "народников", а сторонники профранцузской внешнеполитической ориентации — сторонников и прогерманской ориентации, и изоляционистов.
В начале 50-х годов позапрошлого века западники победили славянофилов, а власть окончательно приняла на вооружение антизападный, антианглийский идейный арсенал. А за сорок лет до этого дворянская элита во главе с Александром I отказалась от дальнейших реформ (в первую очередь, крестьянской и конституционной) и фактически превратила Россию в вооруженного наемника Великобритании, которому в Лондоне "заказали" Наполеона.
Легитимные таргеты
http://www.kasparov.ru/material.php?id=5268CD0DC8508
Государство и общество специально отбирают беззащитных для гражданского террора
24-10-2013 (16:29)
Иностранные слова, встречающиеся в данном тексте, автор принципиально не переводит, поскольку они уже органично вошли в русский язык, причем в значении, некоторыми нюансами отличающими от оригинала.
10 лет назад в результате лихой операции спецназа по личному указанию тогдашнего генпрокурора был схвачен Михаил Ходорковский. Либеральное меньшинство, включая автора этих строк, были этим событием шокированы. Согласно их предрассудкам, с людьми такого общественного положения (хотя уже были примеры арестов Владимира Гусинского и Платона Лебедева) ТАК не обращаются. И вообще, либеральная государственная власть должна "прислушиваться" к либеральному капиталу. Захват и последующий арест Ходорковского переводит путинский режим, писал тогда в "Независимой газете" автор, совершенно иное агрегатное состояние – в полицейскую деспотию, легитимирующую и консолидирующую свою власть именно чистками среди элиты. Понятие "путинская опричнина" тогда еще не вошло в обиход, поскольку еще не было известно, как "поднимутся" за счет разграбления трофеев заказчики и вдохновители расправ над юкосовцами.
Но это либеральное меньшинство. А лево-право-патриотическое большинство ликовало – наконец-то Путин по-сталински начал карать олигархов. Миллионы идиотов возликовали – грозный царь выкорчевывает боярскую измену, чека добралось до хозяев жизни…
В последующие несколько лет тысячи из этих ликующих миллионов лишись своего бизнеса по той же схеме юкосовского разгрома, или остались на свободе, отдав все что имели, откупаясь от опричников.
Подведем итог. Для людей либерально-правового сознания выбор Ходорковского в качестве цели образцово-показательных репрессалий был нарушением общественного договора эпохи 90-х, когда, казалось, в России появляется некий вариант "Хабеас корпус акт". Для людей традиционного, совково-византийского сознания те же события означали строго обратное – заключение высшей власти с простыми людьми нового общественного договора, дающего правителю право карать и миловать, невзирая на статус. Исходя лишь из интересов власти.
Все сегодня пишущие и выступающие на бирюлевские темы (кроме тех, кого этот погром заставляет корчиться от стыда и бессильной ярости), как один отмечают – лишь атака толпы заставила власти очнуться и действовать. Погром легитимирован как средство гражданского и национального пробуждения. А унтерменши первого ("чурки") и второго ("халаты") разрядов легимитизированы как таргеты такого пробуждения. Между прочим, если вместо витрин торгового центра, холодильников овощехранилища, полдюжины ларьков и дюжины старых автомобилей таргетом национально-гражданского пробуждения стал бы местный околоток – итог воздействия был бы не хуже.
Но все поняли новые условия игры – погром в частном секторе и против унтерменшей – хулиганство. Конфликт с властью – это уже "массовые беспорядки". И срок наказания вдвое выше.
Простая порядочность должна была заставить сторонников радикального протеста популяризировать в качестве легитимного таргета для народного гнева органы власти и ее представителей. Выбитые окна в местном чиновничьем пристанище никак не меньше разбитых витрин прочищают мозги власть имущих. В крайнем случае, таргет протеста – это офисы и роскошное жилье тех, кто мучает и разоряет людей, их клубы и рестораны… Поэтому радующиеся сегодня бурному протесту должны были бы скорбеть о том, что отчаявшимся людям опять подсунули в качестве таргета таких же бесправных бедняков, только еще более бедных и бесправных. Но не скорбят, а ликуют, почти уже напевают "Марсельезу"… Лишь некоторые эстеты критикуют погромщиков – перепутали по темноте своей таргеты – все беды от унтерменшей первого разряда, а они – дурашки – кинулись на второй разряд.
Теперь я раскрою небольшой секрет.
Согласно современному международному праву, терроризм – это нападение на гражданских, на мирное безоружное население. Нападение повстанцев на военную базу, полицейский участок, на штаб терроризмом не является.
Точно также в ответ армия имеет право разбомбить базу повстанцев, но не соседнюю деревню (что уже является военным преступлением). Вооруженное нападение на силовиков и органы власти – это тоже очень опасное преступление, но это – мятеж, а не теракт. Поэтому нападение протестующих на власть и хозяев жизни – это гражданский мятеж, а погром – это гражданский терроризм. Такой же точно по своему моральному смыслу, как волгоградский теракт.
Но в российском обществе с его государствоцентричностью, все наоборот – страшнее всего воспринимается и наказывается атака на тех, кто профессионально подготовлен и специально обмундирован для конфликтов с толпой, атака на охраняемые объекты – символы власти. И почти безнаказаны оказываются те, кто атакует самых беззащитных. Так и государство, и гражданское общество специально отбирают легитимные таргеты для гражданского террора.
https://davydov-index.livejournal.com/3642213.html
Последний раз редактировалось Chugunka; 18.09.2019 в 11:47.
|
|
|
|
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
|
|
|
Ваши права в разделе
|
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения
HTML код Выкл.
|
|
|
Текущее время: 00:08. Часовой пояс GMT +4.
|
Линейный вид
