*3391. Иран

[Ира Соломонова]

http://slon.ru/economics/svyatoy_gra...-1158490.xhtml

Святой Грааль. 9 фактов о самом быстрорастущем рынке мира
Фото: Reuters/ Caren Firouz

Страна, чей фондовый рынок оказался самым быстрорастущим в прошлом году, имеет четвертые по величине запасы нефти в мире, один из самых высоких уровней грамотности и 80 млн населения, 40% которого младше 24 лет. Этот рынок в прошлом году прибавил более 100%, но остается при этом запретным плодом для иностранных инвесторов, «Святым Граалем», как называет его автор Financial Times Файзал Гори. Речь об Иране.

Что делает рынок этой страны уникальным и привлекательным? Вот несколько фактов.

Индекс единственной фондовой биржи страны – Тегеранской (TSE) – вырос в 2013 году на 130%. Сейчас здесь торгуется 320 компаний с совокупной капитализацией $130 млрд.

В Иране имеется также площадка для внебиржевых сделок, на которой торгуются 180 компаний с капитализацией $40 млрд. Если сложить каждодневные торги обеих площадок, получится сделок на $100 млн; во время пика в прошлом году эта сумма достигала $250 млн в день.

На TSE в настоящее время коэффициент цена/прибыль равен 6, а дивидендная доходность – 17%. Для сравнения: для индекса MSCI Frontier Markets коэффициент цена/прибыль составляет 12,4, а доходность равна 3,7%.

Единственной на данный момент возможностью для иностранцев получить доступ к иранскому рынку является местная компания Turquoise Partners. Вопреки распространенному мнению, инвесторам из ЕС и других стран (за исключением США) вкладываться в Иран можно. Правда, есть компании и сектора, попадающие под санкции, но большая часть рынка остается открытой. В теории; на практике зарубежные инвесторы сталкиваются с трудностями из-за ограничений, касающихся межбанковской деятельности.

В связи с вышеперечисленным доля иностранных инвесторов на TSE составляет лишь 0,5%.

Вместе с тем барьеры на вход на иранский рынок предоставляют инвесторам – особенно опытным – и возможности. В этой стране очень низкая стоимость производства (труд здесь дешевле, чем во Вьетнаме) и при этом – один из самый высоких в мире уровней грамотности среди молодых людей: 97%. Сочетание этих факторов делает рынок Ирана исключительным по сравнению с другими развивающимися странами, отмечает FT.

Когда после переговоров между ЕС, США и Ираном в этом году увеличилась вероятность смягчения санкций, иранский биржевой индекс вырос более чем вдвое.

Тем не менее экономика страны по-прежнему изрядно страдает от санкций. Безработица, согласно прогнозам ЦБ Ирана, достигнет 10%, инфляция – 15% (что неплохо по сравнению с прошлогодним показателем, 30%). ВВП в 2012–2013 годах сократился на 6,6%, но в 2015-м МВФ ожидает роста в 2,4%.

Главная статья иранского экспорта – бензин и продукты нефтехимии, на них приходится 80%. Далее идут фрукты, орехи и ковры.

Несмотря на все трудности, экономика Ирана сделает рывок вперед, если страна получит доступ к мировым рынкам, считает колумнист FT. Инвесторы, похоже, надеются на то же: глава Turquoise Partners Рамин Рабии говорит, что, если раньше он получал письма от зарубежных институциональных инвесторов раз в три месяца, то в последнее время они интересуются рынком «до пяти раз в неделю». Чарльз Робинсон, главный экономист Renaissance Capital по глобальным рынкам, подтверждает эти слова: инвесторы «безумно заинтересованы» перспективами вложений в Иран, говорит он. Перспективы эти могут стать реальнее уже в ноябре, когда «шестерка» международных посредников (Россия, США, Британия, Франция, Китай, Германия) и Тегеран должны договориться по иранской ядерной программе.

[Алексей Михайлов]

http://www.profile.ru/economics/item...kazka-sanktsij
26.01.2016 |
Исламская Республика возвращается на рынок нефти в период его крайней неустойчивости

Новый виток санкций 2012–2014 года особенно больно ударил по населению, поэтому заключение соглашения по ядерной программе Ирана в июле 2015 года жители страны встретили с энтузиазмом.
На фото – министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф и глава МАГАТЭ Юкия Амано Фото: EPA/Vostock Photo

Со страны, занимающей первое место в мире по запасам газа и четвертое – по нефти, сняли санкции. Как они повлияли на экономику Ирана? Какие последствия для мирового рынка нефти будет иметь их снятие?

16 января 2016 года с Ирана была снята часть санкций США и ЕС, после того как МАГАТЭ разослало членам переговорной шестерки» (5 постоянных членов Совбеза ООН и Германия) доклад, подтверждающий выполнение Исламской Республикой своих обязательств по ядерной программе. Иран снова сможет продавать свою нефть на мировых рынках, его активы будут «разморожены». Как это повлияет на ситуацию внутри страны и на мировом рынке нефти?

Сокровищница персов

Иран получил в наследство от Персии не только 5 тысяч лет истории и 2,5 тысячи лет письменности, но и недра, полные углеводородов. Иран (по последним данным BP) является четвертой страной мира по запасам нефти (9,3% мировых запасов) и первой – по запасам природного газа (34 млн куб. м, или 18,2% мировых запасов). По газу Россия уступила свое первенство еще в 2010 году, практически прекратив наращивать запасы в последнее десятилетие. Но к этому богатству Ирану надо было подобрать ключи.

«Черное золото» Ирана

До исламской революции 1978–1979 годов разведку и добычу в Иране вели международные нефтяные компании. После 1979 года все месторождения были национализированы и по новой конституции не могут находиться в иностранном или частном владении; концессии и соглашения о разделе продукции (СРП) также запрещены. Все отдано иранской нефтяной госкомпании NIOC.

Существующие «контракты обратного выкупа» несильно отличаются от сервисных контрактов, предтечи СРП – разве что в сторону жесткости и неудобства для обеих сторон. Поэтому недавно Иран изобрел еще один «велосипед» – интегрированный нефтяной контракт IPC, аналог СРП. После санкций, наложенных США и Европой в 2011–2012 годах, мировые нефтяные гиганты окончательно ушли из Ирана, и их место стали занимать российские и китайские компании. Сейчас, со снятием санкций, ситуация, вероятно, опять перевернется.

Во время революции и национализации нефти добыча в стране упала почти в 6 раз, и в последующие 30 лет с трудом была восстановлена половина потерянного. Санкции 2011–2012 годов, закрывшие иранской нефти путь в США и Европу, привели к потере в добыче и экспорте еще 1 млн барр./сутки.

До 80% запасов нефти страны было открыто до 1965 года. Крупнейшая находка последнего времени – месторождение Азадеган, разрабатываемое с помощью китайской CNPC и российского «ЛУКойла». В 2014–2015 годах добыча нефти в Иране составляла 3,6 млн барр./сутки.

Санкции – это больно

Со времен революции Иран живет в условиях международных санкций, двузначной инфляции, нестабильных темпов роста ВВП, высокой (более 10%) безработицы и значительных, иногда в разы, скачков официального валютного курса.

Для стимулирования экономики Иран держит отрицательную реальную процентную ставку (ниже инфляции). Норма накопления в ВВП сохраняется весьма высокой – 32–40% (для сравнения: в России – около 20%, в Китае – свыше 45%). Это дало свои плоды: несмотря на международную изоляцию, рост ВВП в нулевые годы и до 2012 года составлял от 0 до 8% в год.

Но новый виток санкций больно ударил по экономике. ВВП два года падал (всего – на 8,5%), инфляция резко выросла, курс реала упал, население обеднело. Впрочем, это не самый плохой период новейшей иранской истории. Сразу после революции и во время ирано-иракской войны (1980–1988 гг.) все было заметно хуже, однако и теперь хорошего тоже мало. Только в 2014 году иранская экономика частично стабилизировалась. Она все еще явно нездорова, хотя ВВП и вырос. В результате экономического кризиса, вызванного санкциями, Иран оказался готов наступить на горло своей ядерной программе и пойти на компромисс с Западом.

Удар по хрупкому стеклу

Иранская нефть выходит из-под санкций на рынок в очень неудачный период, когда равновесие на нем еще не найдено и он очень неустойчив.

Последние два года на рынке образовался дисбаланс, добыча нефти росла быстрее спроса на нее, в третьем квартале 2015 года дисбаланс достиг 1,5 млн барр./сутки. Избыток нефти вызвал существенный рост запасов (нефть иногда уже некуда заливать для хранения) и соответствующее падение цен с середины 2014 года.

Снижение цен на нефть должно было сократить ее добычу и сбалансировать ситуацию. Но этого пока не произошло, наоборот, добыча, несмотря на низкие цены, продолжает расти. Равновесная цена еще не достигнута.

Кажется, обострение на Ближнем Востоке (сирийская война, саудовско-иранский инцидент и др.) должно вызвать дефицит нефти и поднять цены на нее. Но этого не происходит. Как раз в мирный период страны–члены ОПЕК могут договориться между собой. А в момент обострения все договоренности забываются, и страны начинают наперегонки гнать нефть на рынок, зарабатывая деньги, что ведет к снижению цен. Так было во время ирано-иракской войны, цена на нефть достигла своего минимума (среднегодовая цена 1986 года – 14 долл./барр.) в самый разгар «танкерной войны», когда стороны топили нефтяные танкеры друг друга и даже третьих стран, если они везли нефть врага.

Так происходит и сейчас. Саудовская Аравия вовсе не собирается уступить своему давнему сопернику на Ближнем Востоке и религиозному оппоненту (иранцы – шииты, саудиты – сунниты), она не будет сокращать свою добычу нефти, чтобы фактически отдать рынок Ирану. Дело пошло на принцип, американские сланцы или российские санкции тут совсем ни при чем.

Летом 2015-го, когда цена на нефть немного стабилизировалась, было достигнуто соглашение о снятии санкций с Ирана. Рынок замер, не веря в достигнутые соглашения, но их реальность становилась все очевиднее, и с ноября 2014-го цены на нефть снова покатились вниз, предвосхищая рост избытка нефти.

Фактор Ирана на мировом рынке весьма значителен. Министр нефти Ирана Биджан Намдар Занганэ заявил, что Тегеран незамедлительно поставит дополнительные 500 тыс. барр./сутки на мировые рынки, как только санкции будут сняты. Это не так много, и, вероятно, именно это было отыграно на мировом рынке сразу после снятия санкций – в понедельник, 18 января цена на нефть упала на 1,6 долл./барр., до 27,72.

Затем цена немного скорректировалась, но не стоит забывать, что к концу октября Иран держал порядка 38 млн барр. нефти в плавучих хранилищах (больше дневной добычи нефти всей ОПЕК). А в течение 6 последующих месяцев после снятия санкций Иран обещает нарастить добычу на 0,5–0,7 млн барр./сутки.

В США и Европе разморожены иранские активы на сумму $32,6 млрд. Деньги у страны на инвестиции в нефтегазовую отрасль будут, возможность сотрудничества с мировыми нефтяными гигантами тоже восстанавливается.

Это мощный удар по рынку, и превышение предложения над спросом на нем, вероятно, сохранится весь 2016 год, а возможно, и в первой половине 2017-го. А значит, нефтяные цены будут охотно падать и очень неохотно отскакивать обратно. В этом году мы наверняка увидим нефть по 25, вероятно, по 20, а возможно, и по 15 долл./баррель.

[Александр Проханов]

http://zavtra.ru/content/view/persidskie-napevyi/

25 февраля 2016

Недавно вместе с моими коллегами по Изборскому клубу я побывал в Иране. Это страна древних огнепоклонников — огромных поселений, в которых стоят дымные туманные колонны, каменные львы, вековые изваяния. И в то же время — страна баллистических ракет, ультрасовременных индустриальных центров. Страна ослепительно красивых, украшенных зеркалами мечетей, где солнечная вспышка разносит тебя и твоё отражение по всем концам вселенной. И страна могучей атомной станции, страна ядерных физиков и высоколобых величавых мусульманских мыслителей.

Мы приехали сюда для того, чтобы исследовать возможность сближения России и Ирана, установления между нами стратегического партнёрства, стратегической близости. Иран переживает очень интересный — драматический и пафосный — период своей истории. Десятки лет Иран, занимаясь ядерной программой, находился в жесточайшей блокаде со стороны Запада, Америки. Ирану не позволяли выходить на рынки с его главным богатством: нефтью и газом. Заморозили счета в западных банках, где всё это время кисли, дряхлели миллиарды долларов, принадлежавшие Ирану.

Иран то и дело ждал нападения. Израиль грозил бомбардировками ядерных объектов, а сухопутные контингенты вот-вот готовы были пересечь иранскую границу. Иранское общество жило в состоянии мобилизации, затягивало кушаки, экономило, берегло каждую копейку. И вдруг победа. В результате переговоров по ядерной программе, где благую роль сыграла и Россия, американцы отступили. Сняли целый ряд санкций. В ближайшее время разморозят или уже разморозили 50 миллиардов долларов иранских средств, что хранятся в западных банках. Эти деньги скоро хлынут в Иран. Тот быстро перекачает их в собственные банки и намерен отдать их местным предпринимателям — среднему и малому бизнесу — под невысокий процент, что обеспечит иранское экономическое чудо.

Иранское общество в результате таких послаблений качнулось в сторону либеральных ценностей. Мы спрашивали у наших партнёров, не является ли стратегический компромисс с Америкой, либерализация иранской жизни своеобразным протестным восстанием против теократических принципов, на которых устроена иранская жизнь? Нет, объясняли нам, противоречия с Америкой у Ирана стратегические и метафизические. По-прежнему Америка для Ирана — это большой шайтан. И в Сирии, где происходит сегодня военная драма, интересы Ирана и Америки кардинальным образом не совпадают.

Иран участвует в сирийском процессе политически, дипломатически, присутствует и на поле боя. Иранские контингенты — стражи исламской революции — воюют на сирийских полях сражения. И по некоторым источникам, иранцы несут там немалые потери: они уже приближаются к тысяче погибших.

Россия и Иран на поле боя взаимодействуют как партнёры, как союзники. Концепция Ирана относительно Ближнего Востока такова: не позволить Западу перекроить Ближний Восток в своих интересах. Территориальная целостность ближневосточных государств, в частности, Ирака и Сирии, должна быть соблюдена любой ценой. Правительство Башара Асада должно остаться. И Асад является той красной чертой, за которую Иран в своих компромиссах никогда не переступит.

В результате последнего визита президента Путина в Тегеран, где он встречался с иранским духовным лидером аятоллой Хаменеи, были развеяны накопившиеся за десятилетия сомнения, подозрения и противоречия. Пробиты и раскупорены каналы, через которые наши отношения, наше взаимодействие должно быть усилено и в ближайшее время очень резко интенсифицировано. Прежде всего, это оружейные контракты. Некоторое время мы воздерживались от поставки в Иран стратегических вооружений, в частности, систем противовоздушной обороны С-300. Теперь эти препятствия сняты, и первые элементы противосамолётных, противоракетных систем уже поступают в Иран. Начинается поставка других видов вооружения, различных товаров и оборудования. Министры обеих стран встречаются, заключается масса торговых договорённостей.

Главным объектом нашего взаимодействия остается Бушерская АЭС, драматическая станция, которая была заложена более тридцати лет назад. Но когда произошла Иранская революция, проект был приостановлен. Во время ирако-иранской войны на станцию налетали самолёты, бомбили, разрушали корпуса. Среди строителей станции были жертвы, мученики. И вот строительство этой станции решили передать русским. Мы взяли незавершённый объект — этот огрызок, обломок, в который были вмонтированы элементы чужой индустрии, чужой техносферы, и надрывно, мучительно встраивая свои машины и реакторы в ту схему, достроили станцию. Теперь она работает в полную мощь. И наши специалисты присутствуют на станции уже не как строители, а как учителя, как дублёры, они помогают иранским операторам, технологам освоить новую технику, контролируют их.

В ближайшее время будет заключён контракт на второй, на третий и, может быть, на четвёртый блоки. Эти грандиозные проекты разрабатываются совместно русскими и иранцами и осуществляются по совершенно новым, современным русским технологиям. В тяжёлый кризисный период появление этого контракта — ох, как важно нам!

Иран — это страна нефтеполей и газовых месторождений. Колоссальное месторождение под названием Южный Парс на берегу Персидского залива. Когда мы в ночи подъезжали к этому месту, нам открылось огромное — до горизонта — поле, усыпанное бриллиантами. Голубыми, золотыми, белыми. Так светились вышки, башни, трубы, реакторы, цилиндры, шары, сферы, которые проводят сложнейшие химические реакции по переработке газа.

Газ сжижается и переправляется на причалы, на пирсы, где перекачивается в огромные газовозы. Те плывут по Персидскому заливу в сторону Японии. На эти пирсы приходит и масса изделий из газа: полимеры, всевозможные полуфабрикаты. Иран перерабатывает свой газ, получая от переработки немалые прибыли. В строительстве этого замечательного комплекса участвовали и русские.

На Южном Парсе мы спрашивали, что будет теперь, когда Иран со своим топливом, нефтью выйдет на мировые рынки? Не собьёт ли это окончательно цены на нефть? И не испытает ли от этого Россия неудобство в мучительно кризисный период? Нам объясняли, что выброс иранской нефти на мировые рынки абсолютно незначительно колыхнёт их, потому что в первые годы этот объём будет нечувствительным по отношению к огромному производству нефти во всём мире. К тому же, учитывая способность России и Ирана заключать сложные экономические, финансовые отношения в газонефтяной сфере, быть может, в какой-то момент возникнет разговор о создании нового ОПЕК. Эти возможности искупают те тревоги и опасения, что связаны с выходом Ирана, с его нефтью, на мировые рынки.

Нам очень важно было встречаться не только с технократами, с военными, не только с представителями дипломатии и научных кругов. Мы общались с духовенством. В священном городе Кум, что в ста километрах от Тегерана, сосредоточены десятки исламских университетов. Там работают самые блистательные, изысканные умы, изучающие ислам, шиитскую версию. Они исследуют вопросы, которые у нас в России являются юрисдикцией гражданских учреждений. Например, возможно ли с точки зрения ислама использовать оружие массового уничтожения. Или устанавливают, каким образом, согласно исламскому мироучению, дети ещё во чреве матери обладают правами. И нарушение этих прав, убийство детей во чреве матери, является антизаконным, антибожественным актом.

Мы исследовали проблемы справедливости. Сегодняшний мир устроен несправедливо, он чает справедливости. И Ближний Восток, да и другие регионы, где падают крылатые ракеты, идут в атаку батальоны, где гибнут люди и дымятся взорванные города — это места с недостатком справедливости. Разработать концепцию справедливости для всего человечества — колоссальная мировоззренческая задача. В исламе слово "справедливость" занимает ключевое место. В нашем православном Новом Завете слово "справедливость", заменённое словом "правда", тоже является базовым. "Блаженны изгнанные за правду". Мы переходили из одного исламского университета в другой, садились за столы, и наши изборские профессора, философы, размышляли на эту тему с исламскими учёными, богословами, на головах которых красовались чёрные и белые чалмы. И мы поняли, что иранская мечта, мечта о совершенстве, основана на понятии о справедливости так же, как и русская мечта о благом устройстве мироздания. Эти две мечты совпадают. И в Иране, и в России слово "мечта" равно словам "любовь", "милосердие", "сострадание", "благоговение". Тождественно представлению о гармонии, которая выстраивает отношения человека и человека, человека и общества, человека и природы, звезды небесной и цветка земного. И в этих беседах, в напряжённых поисках, духовных исканиях, когда мы посещали то грандиозные индустриальные центры, то подходили к великолепным, с золотыми куполами, мечетям и гробницам, мы понимали, что мы — два соседних великих народа — обречены не просто на добрососедство, а на дружбу, на создание нового справедливого мира. А разве не этим живут остальные народы? Разве не этого чает всё остальное человечество?

[Алексей Макаркин]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=1301
23 ИЮНЯ 2005 г.

yahoo/afp
Президентские выборы в Иране свидетельствуют о кризисе управляемой демократии в этой стране. Выборы действительно стали выборами – с реальной политической борьбой и непредсказуемым результатом.

В течение долгих лет одни считали постхомейнистский Иран средневековой теократической деспотией, которой правят фанатичные муллы, — точка зрения, широко распространенная на Западе. Другие полагали, что в стране существует управляемая демократия, при которой формально действующий принцип разделения властей является в значительной степени фиктивным, но определенные признаки политической свободы (пусть ущербной, ограниченной религиозными авторитетами) все же существуют.

Пожалуй, вторая точка зрения ближе к действительности. Иранский истеблишмент еще в 80-е годы был разделен на конкурирующие группы влияния – в отличие, к примеру, от саддамовского Ирака, который с политической точки зрения представлял собой выжженную землю. Со временем зона свободы расширялась, и дело дошло до того, что управляемая демократия начала трещать по швам. Созданная имамом Хомейни система, при которой последнее слово во всех вопросах остается за религиозными лидерами, оказалась способна лишь притормозить процесс ее разложения, но не остановить его. Группы влияния превратились в реальные политические силы, конкурирующие не только в аппаратной борьбе, но и на выборах разных уровней: муниципальных, парламентских, президентских.

В 80-е годы можно было с легкостью назвать победителя президентских выборов еще в самом начале избирательной кампании – религиозное руководство страны определяло фаворита, а остальные кандидаты играли роль статистов. Так дважды был избран президентом Али Хаменеи, ставший затем преемником имама Хомейни на посту духовного лидера страны. Затем так же два раза победителем становился Али Акбар Хашеми-Рафсанджани: правда, в 1993 году конкуренция несколько обострилась – представитель консерваторов, бывший министр труда Тавакколи, получил достаточно значительную поддержку избирателей. Однако тогда речь шла, скорее, о демонстрации возможностей консервативных сил, чем о реальной попытке победить одного из ближайших соратников Хомейни.

В 1997 году конкуренция стала уже настоящей – фаворит избирательной кампании, спикер парламента Натег-Нури, торжественно принятый в российской Думе, где по инерции были уверены в его гарантированном избрании, потерпел сокрушительное поражение от лидера реформаторов Хатами, которого западные СМИ несколько поспешно назвали «аятолла Горбачев». Четыре года спустя Хатами смог удержаться у власти, несмотря на попытки противодействия со стороны консерваторов.

На нынешних выборах конкуренция для Ирана была беспрецедентной. Два ярко выраженных реформаторских кандидата – Мостафа Моин и Мохсен Мехрализаде – вначале получили отказ в регистрации, но затем все же стали кандидатами. Такое решение принял аятолла Хаменеи с тем, чтобы избежать усиления напряженности в стране. Уже сам по себе такой шаг весьма показателен: вроде бы всесильный аятолла был вынужден учесть мнение значительной части истеблишмента Ирана. В поддержку такого решения выступили не только сторонники реформ, но и умеренные политики – такие, как Хашеми-Рафсанджани.

Отметим, что Моин — вполне характерная для иранских реформаторов фигура. В молодости он был крайним радикалом и даже участвовал в известном захвате американского посольства в 1979 году. Затем занимал высокие посты в исполнительной власти, был министром при президентах Хашеми-Рафсанджани и Хатами. Постепенно из радикала стал реформатором, из фанатичного исламиста – сторонником демократизации (путь, по которому прошли многие приверженцы реформ в современном Иране, включая и инициатора захвата американских заложников в 1979 году ходжат-уль-ислама Мусави-Хоениха). В ходе нынешней кампании Моин выступал за свободу слова и вероисповедания, интеграцию страны в мировое сообщество, против вмешательства государственных органов в личную жизнь граждан.

К числу реформаторов относился и бывший спикер парламента Мехди Кярруби – один из двух религиозных деятелей, баллотировавшихся сейчас на пост президента (по официальным данным, в первом туре он занял третье место). Другой религиозный лидер победил в первом туре. Это бывший президент Хашеми-Рафсанджани, занимающий умеренную позицию и стремящийся дистанцироваться как от наиболее последовательных реформаторов, так и от консервативных сил. Он позиционировал себя как «политического тяжеловеса», который способен и поддерживать стабильность в Иране, и достойно представлять его на международной арене. Непосредственно перед выборами предложил начать, при определенных условиях, диалог с США.

Три других кандидата считались консерваторами. Однако с последовательных консервативных позиций выступал только один из них – Али Лариджани. Бывший начальник полиции Мохаммад-Багер Калибаф вел себя весьма прагматично и пытался объединить консервативные и реформаторские тезисы, апеллируя к иранской молодежи. Наконец, мэр Тегерана Махмуд Ахмади-Нежад выступал за ограниченную либерализацию и приватизацию в экономической сфере и весьма консервативную политику в сфере морали и нравственности (будучи мэром столицы, он запретил рекламные щиты). Такая программа позволила ему занять второе место с небольшим отрывом от Хашеми-Рафсанджани.

Экономический либерализм иранских консерваторов неудивителен – среди них немало представителей бизнеса, которые еще в 80-е годы выступали против дирижистских экспериментов. Тот же Тавакколи тогда ушел из правительства в знак протеста против усиления государственного регулирования экономики, которое активно проводил премьер Мусави – ныне одна из знаковых фигур реформаторского лагеря. Сторонники же реформ в политической сфере, как правило, делают ставку на развитие государственного сектора экономики – то есть являются типичными этатистами. Таким образом, о либерализме и консерватизме иранских политиков можно говорить с большими оговорками – ситуация значительно сложнее.

Да, нынешние выборы весьма несовершенны. Реформаторы обвиняют консерваторов в фальсификациях, утверждая, что Ахмади-Нежаду «вбросили» бюллетени, тогда как во второй тур должен был выйти Кярруби. Однако неудача реформаторов во многом связана как с раздробленностью сил, так и с разочарованием многих избирателей в итогах восьмилетнего президентства Хатами, который не снискал ни политических, ни экономических лавров. Да, жестко оппозиционный по отношению к основным принципам исламской республики кандидат Ибрагим Язди не был допущен к участию в выборах – поэтому американцы крайне негативно оценили их итоги. Но разложение управляемой демократии очевидно, и процесс этот будет крайне сложно остановить даже в случае победы консервативного кандидата. Если же победит Хашеми-Рафсанджани, то своим успехом этот многоопытный прагматик будет в значительной степени обязан реформаторам, уже объявившим о его поддержке. Поэтому их влияние на политику исполнительной власти в этом случае может сохраниться.

Как ни парадоксально, но для тех, кто хотел бы прервать процесс политической плюрализации в Иране, главная надежда — политика США, которые постоянно держат над страной «дамоклов меч» вторжения. Внешняя опасность всегда консолидирует общество и радикализирует настроения в нем: многие сторонники реформ в случае прямой угрозы вторжения протянут руку своим консервативным оппонентам. Если же события будут развиваться эволюционно, то не исключено, что следующие выборы в стране пройдут еще более свободно, чем нынешние, и роль религиозных лидеров будет постепенно сходить на нет.

Автор — заместитель генерального директора Центра политических технологий

[Екатерина Чулковская]

http://www.forbes.ru/mneniya/mir/330...ennyi-internet
Мнения
Мир
10.10.2016 11:25

Автор востоковед-тюрколог, редактор Russia Beyond The Headlines

Фото REUTERS / Brendan McDermid
Первая из трех фаз создания национального интернета в Иране успешно завершена, в 2017 году ожидается завершение оставшихся двух. Официальная версия: для обеспечения кибербезопасности. Но жители Ирана опасаются полного закрытия доступа к всемирной сети

В конце августа состоялась официальная церемония завершения создания первой фазы Национальной информационной сети в Иране. Первая фаза обеспечит высокую скорость 400 Гб в секунду, обеспечит доступ к электронным государственным услугам и местным серверам. Сообщается, что в самое ближайшее время будут завершены остальные две фазы: вторую власти Ирана планируют завершить в феврале 2017 года, третью – через месяц – в марте 2017 года.

Вторая фаза будет включать запуск серверов с местным видеоконтентом по доступным ценам для конечного потребителя, развитие IT и повышение качества инфраструктуры серверов для бизнеса. Третья фаза, в свою очередь, предполагает обеспечение высококачественного доступа к внутреннему широкополосному контенту и услугам, увеличение возможностей инфраструктуры и необходимых устройств для местных компаний на региональном и международном рынках, а также создание полностью независимой национальной коммуникационной инфраструктуры, уважающей приватность интернет пользователей. Предполагается, что Национальный интернет приведет к увеличению доли бизнеса в IT-сфере и электронных государственных услуг.

Идея создать собственный Национальный интернет появилась в 2010 году при президенте Махмуде Ахмадинежаде, прославившемся в мире своими антиамериканскими заявлениями и критикой холокоста, а в Иране – радикальным консерватизмом и сворачиванием либеральных реформ, начатых его предшественниками. Изначально иранское руководство планировало полностью запустить свою Национальную информационную сеть к 2015 году, но запуск по тем или иным причинам постоянно откладывался.

«Идея Ахмадинежада заключалась в построении стены вокруг Ирана, — отмечает в комментарии для Forbes Russia Амир Рашиди, эксперт в области интернет-безопасности в Международной кампании за права человека в Иране. — Он не хотел, чтобы какая-либо информация выходила за пределы Ирана или поступала в Иран».

В 2013 году в Иране сменилось руководство – на президентских выборах одержал победу политик из реформистского лагеря Хасан Роухани, который в ходе своей предвыборной кампании обещал «открыть Иран миру», добиться снятия международных санкций, привлечь в страну иностранных инвесторов и тем самым спасти экономику страны от полного коллапса. Частично ему удалось сдержать свои обещания: год назад «страны шестерки» (США, Россия, Китай, Франция, Великобритания и Германия) и Иран заключили историческое «ядерное соглашения», предполагающее снятие международных санкций с Ирана. Однако от наследия Ахмадинежада в виде идеи создания национального интернета новый президент-реформатор не отказался, хотя, впрочем, сама идея при нем претерпела некоторые изменения.

«Я думаю, что его правительство хочет также контролировать интернет в Иране, но в отличие от предыдущих властей оно хочет оставить некоторое пространство для людей, не хочет полностью перекрывать доступ к Всемирной сети, — полагает Амир Рашиди. — Роухани хочет улучшить экономическую ситуацию в стране, и он прекрасно знает, что этого невозможно добиться без Интернета».
Контроль и способы обойти запреты

Контролировать интернет власти Ирана стали в начале 2000-х. Фильтрация контента в сети выросла в разы в феврале 2004 года, когда в стране проходили парламентские выборы. В этом же году Высший совет культурной революции основал специальный комитет, который занимается закрытием тех или иных сайтов. В основном комитет закрывает сайты с порнографией, однако достается и ресурсам с политическим содержанием, которое не устраивает иранское руководство. Впрочем, «опасные для режима» оппозиционные сайты, резко критикующие руководство страны, могут быть закрыты и без решения комитета.

В Иране запрещены многие сайты с антиисламским содержанием, а также оппозиционные «политически неудобные» сайты. В стране также запрещен доступ к многим иностранным СМИ на персидском языке, хотя их англоязычные версии не блокируются. Например, заблокирован доступ к сайту France24 на персидском языке, англоязычная версия сайта доступна.

Иранские власти тщательно следят за социальными сетями. В Иране заблокирован доступ к Facebook и Twitter. Не один раз поднимался вопрос о запрете Whatsapp. К счастью многих иранцев, Whatsapp все еще работает, как и довольно популярное в Иране приложение Telegram (в Иране у Telegram 23 млн. пользователей). Что касается Facebook, то, несмотря на запрет этой социальной сети в стране, в Иране насчитывается от 12 до 17 млн пользователей FB. Чтобы получить доступ к Facebook, как и к другим запрещенным в стране сайтам, жители Ирана покупают VPN онлайн или через друзей, проживающих за границей. Наказание за использование нелегальных технологий может составлять от 91 дня до 1 года тюремного заключения. Тем не менее, в действительности это наказание применяется крайне редко.

Больше риска попасть в тюрьму за перепост тех или иных антиправительственных материалов, чем за использование нелегальных технологий.

Еще одним способом обойти запреты до недавнего времени являлось использование интернет-кафе, где посетители могли анонимно посещать интересующие их сайты. В стране долгое время отсутствовали какие-либо законы, регулирующие деятельность таких кафе, что, однако, не мешало властям страны время от времени обыскивать и закрывать некоторые из них. В 2012 году был принят закон, регулирующий деятельность интернет-кафе, согласно которому посетители, прежде чем войти в сеть, должны предоставить удостоверение личности с фотографией и дать согласие быть снятыми на камеры видеонаблюдения. Закон обязывает владельцев кафе сохранять эти видеозаписи, как и историю посещения сайтов того или иного посетителя кафе, в течение шести месяцев.

Учитывая такой строгий контроль со стороны властей, не удивительно, что иранские интернет пользователи убеждены: создание собственной сети означает тотальный контроль за их жизнью.

«Сейчас много разговоров на эту тему в Иране. Иранцы опасаются, что, когда все три фазы создания Национального интернета будут завершены, они лишатся доступа к Всемирной сети и не смогут больше иметь доступ к сайтам вне Ирана. Хотя власти страны уверяют их, что этого не произойдет», — говорит Амир Рашиди.

Иранское руководство, в свою очередь, красочно описывает исключительные плюсы Национального интернета. Это безопасность инфраструктуры, независимость сети, рост внутреннего трафика для потребителей, а также создание благоприятных конкурентных условий для местного контента. Власти Ирана уверяют население страны, что оно только выиграет от наличия собственной информационной сети: скорость будет максимально высокой, интернет станет более качественным и менее затратным. И, главное, «идеологически правильным».

[Александр Подрабинек]

https://grani-ru-org.appspot.com/Politics/m.3939.html
11.03.2001

Демонстрация по случаю очередной годовщины исламской революции. Фото Reuters

За свою почти трехтысячелетнюю историю Иран знал эпохи расцвета и упадка, военного могущества и сокрушительных поражений, времена повальной жестокости и смягчения нравов. До конца 1970-х годов форма правления здесь оставалась неизменной - монархия. Однако после Второй мировой войны страна тяготела к демократическим преобразованиям. Последний иранский монарх, шах Мохаммед Реза Пехлеви, постепенно вводил в Иране элементы парламентаризма, предоставил избирательное право женщинам. Но в 1979 году грянула исламская революция, в результате которой к власти пришли религиозные фундаменталисты, придавшие государству теократический характер.

В настоящее время в Иране сложилось своеобразное двоевластие. Существует президент Мохаммад Хатами, есть правительство, судебная система, другие государственные институты. Отдельно от них - и по существу над ними - осуществляет верховную власть клерикальное руководство. В 1979-1989 годах полновластным руководителем Ирана был аятолла Хомейни - лидер исламской революции, человек, по слову которого могли захватить в заложники американских дипломатов или приговорить заочно к смертной казни писателя Салмана Рушди за его "Сатанинские стихи". Сегодня таким религиозным лидером, подмявшим под себя институты светской власти, является аятолла Али Хаменеи.

Соперничество религиозной и светской власти отражается на всех сферах жизни Ирана. В мае 1997 года умеренный политик Мохаммад Хатами, объявивший своей целью смягчение исламского государственного строя, получил на президентских выборах 70 процентов голосов. В феврале и мае прошлого года сторонники Хатами добились большинства и на парламентских выборах. Но несмотря на столь внушительную поддержку населения, президент по сей день не в состоянии принять ни единого решения, которое противоречило бы мнению так называемого Охранительного совета, возглавляемого фактическим лидером страны аятоллой Хаменеи.

Начиная с 1979 года в конституции Ирана закреплено право Охранительного совета утверждать или отвергать как соответствующее или не соответствующее исламским канонам любое решение президента и парламента страны. Подобная статья, кстати, существовала в Конституции СССР 1977 года под номером 6 и закрепляла за КПСС "руководящую и направляющую роль в жизни советского общества".

Клерикальная верхушка, не довольствуясь контролем над государственными институтами, создает и свои структуры власти, в особенности судебной. Специальные трибуналы рассматривают дела по обвинениям в отступничестве от Бога и оскорблении религиозных святынь. В прошлом году такой суд приговорил к смертной казни известного иранского богослова Юсефа Эшкевари за то, что на конференции в Берлине он высказался в том смысле, что женщинам в публичных местах не обязательно закрывать одеждой лицо и руки. Говорят, президент Хатами неодобрительно отозвался об этом приговоре, но клерикальная власть сильнее президента.

Порядки, существующие в Иране, с европейской точки зрения вполне можно назвать варварскими. Достаточно сказать, что в девочек здесь нередко выдают замуж в 9 лет, а женщин за супружескую измену по законам шариата забивают камнями. В иранских тюрьмах применяют самые изощренные пытки. Бывший заместитель премьер-министра Ирана Аббас Амир Энтезам, проведший много лет в тегеранской тюрьме Эвин, сообщил, что в этой тюрьме применяются 170 видов пыток. Это свидетельство стоило ему нового приговора.

Недовольство cильнее всего проявляется в студенческой среде. Когда в июне 1999 года Охранительный совет закрыл популярную молодежную газету "Салам", студенты вышли на улицы Тегерана. В ответ вооруженные фундаменталистские группировки устроили погром в студенческих общежитиях и убили по меньшей мере одного человека. Последовали ответные демонстрации, охватившие 18 городов Ирана, аресты и приговоры - вплоть до смертных - в отношении наиболее видных студенческих лидеров. Год спустя революционные исламские суды начали закрывать газеты и приговаривать к длительным тюремным срокам одного за другим журналистов, духовных лиц и политических деятелей.

Тем не менее сопротивление клерикальному давлению не ослабевает. Координационный комитет студенческого движения за демократию в Иране информирует о многочисленных выступлениях за демократические реформы в Иране. Это движение находит понимание на Западе - впрочем, скорее в обществе и прессе, чем в правительственных кругах. Курьезно, что в то время как иранская молодежь, рискуя свободой, а иногда и жизнью, пытается отстаивать права и достоинство женщин, верховный комиссар ООН по правам человека Мэри Робинсон, приехавшая в Тегеран в феврале этого года на Азиатскую конференцию по предотвращению расизма, ксенофобии и расовой дискриминации, подчинилась требованиям властей и вместе с другими участницами встречи надела хиджаб - исламский головной убор для женщин. "Зарубежным дипломатам, которые утверждают, что иностранные женщины, приезжающие в Иран, должны носить хиджаб, поскольку таков-де "закон страны", следует знать, что хиджаб - это символ варварского правящего режима в Иране", - говорится по этому поводу в заявлении студенческого комитета. Так относятся к правам человека те, кто страдает от их отсутствия, и те, кто защищает их по высокой должности.