4618. Философия Леонтьева и Победоносцева

[Grandars.ru]

http://www.grandars.ru/college/filos...-leonteva.html

Доминирование в философии во второй половине XIX в. идей революционных демократов, народников и наконец социал-демократов, борющихся за проведение социалистических преобразований в нашей стране, не означало того, что социалисты не имели философской оппозиции. К числу тех, кто не разделял взглядов философов социалистической ориентации, принадлежали С. С. Гогоцкий (1813 — 1889), Н. Я. Данилевский (1822 — 1885), К. П. Победоносцев (1827 — 1907), П. Д. Юркевич (1827 — 1874), Н. Н. Страхов (1828 — 1896), К. Н. Леонтьев (1831 — 1891). Эти мыслители внесли большой вклад в развитие русской философии.

Один из самых ярких в плеяде названных философов — Константин Николаевич Леонтьев. Он — человек высокой принципиальности и православной религиозности. Суть его взглядов нашла отражение в работах: “Византизм и славянство”, “Храм и Церковь”, “Письма отшельника” и др.

Учитывая разногласия среди славянских народов, он, вопреки мнению Н. Я. Данилевского, пришел к выводу о том, что идея их объединения проблематична ввиду того, что значительная часть славян настроена прозападно. Мыслитель видел в византизме, лежащем в основе российской государственности, вопреки мнению П. Я. Чаадаева, положительное начало. Так как, по мнению Леонтьева, византизм помог государству выстоять в испытаниях, он считал пагубным для нашей страны шаги в направлении к социализму. Осознавая то, что социалистические идеи доминируют в умах многих представителей интеллигенции, наблюдая за действиями тех, кто во что бы то ни стало добивается перехода России к социализму, оценивая те средства, которые при этом применяются и предвидя результаты социалистических экспериментов в нашей стране, мыслитель пришел к выводу, что Россия обречена на гибель. Этот вывод с суровой прямотой был сформулирован в его работе “Письма отшельника”. Он полагал, что, хотя Россия и обречена на гибель, тем не менее, укрепив устои государства и наладив правильную восточную политику, ей удастся продержаться еще несколько сот лет. Думается, что данный вывод был сделан в качестве последнего предостережения социалистам, которые не понимали, что разрушая революционным путем, посредством насилия устои общества, они могут подорвать его жизнестойкость. Социалисты не допускали мысли, что новые устои общества, которые они собираются создавать, в исторической перспективе могут оказаться еще слабее разрушенных. Недальновидность и самонадеянность революционно настроенных философов и политиков обернулась развалом нашей страны на глазах ныне живущего поколения россиян на рубеже 80-90-х гг. XX в.

Концепция философии истории России, предложенная Леонтьевым, в противовес концепции философии истории, разработанной приверженцами социалистического выбора, осталась нереализованной. И поскольку она не опровергнута жизнью, то она не утрачивает своей привлекательности для некоторых теоретиков до сих пор.

Другим значительным философом второй половины XIX в., давшим критику многим сторонам общественной жизни своего времени и демократических умонастроений, был Константин Петрович Победоносцев. Свою многогранную философскую деятельность он сочетал со службой. Он был профессором Московского университета, членом Государственного совета и обер-прокурором св. Синода (1880 — 1905).

Важным в его философии стало понятие органической жизни, рассматриваемой как основа единства духовно-материального бытия. Высшей ступенью развития жизни является жизнь людей. Она представляет собой “свободное движение всех сил и стремлений, вложенных в природу человеческую; цель ее — в ней самой”. При этом мыслитель полагает, что “вся жизнь человеческая — искание счастья. Неутомимая жажда счастья вселяется в человеке с той минуты, как он начинает себя чувствовать, и не истощается, не умирает, до последнего дыхания. Надежда на счастье не имеет конца, не знает предела и меры: она безгранична, как Вселенная, и нет ей конечной цели, потому что начало ее и конец в бесконечном”. По Победоносцеву, “счастье, которого ищет человек, определяет судьбу его, отзывается несчастьем”. Однако достичь счастья дано немногим. Ибо жизнь не всем предоставляет возможность достичь счастья ввиду ее неустроенности. Следовательно, жизнь людей в рамках общества нуждается в организованности. В качестве организатора народной жизни выступает, по мнению мыслителя, власть. Он пишет: “Власть повсюду и особенно в России имеет громадную нравственную силу, которой никто не может отнять или умалить, если сама не захочет. Это право и сила отличать добро от зла и правду от неправды в людях и действиях человеческих. Эта сила, если постоянно употреблять ее, сама по себе послужит великим рычагом для нравственного улучшения и для подъема духа в обществе. Когда добрые и прямые почувствуют уверенность в том, что не будут перед властью смешаны безразлично с недобрыми и лукавыми, это придаст необыкновенную энергию роста всякого доброго семени”. Однако власть в России ослаблена, она плохо пользуется своей нравственной силой. В настоящее время, согласно Победоносцеву, “всем не равнодушным к правде людям очень темно и тяжело, ибо, сравнивая настоящее с прошлым, давно прошедшим, видим, что живем в каком-то ином мире, где все точно идет вспять к первобытному хаосу, и мы по среди всего этого брожения чувствуем себя бессильными”.

По мнению мыслителя, “жизнь течет в наше время с непомерной быстротою, государственные деятели часто меняются, и потому каждый, покуда у места горит нетерпением прославиться поскорее, пока еще есть время и пока в руках кормило”.

Победоносцев считает, что безответственное законотворчество разрушает начала народной жизни. Быстрота обобщающих выводов и безапелляционность их выражения в законах обеспечивает политикам успех. Правильность, проверяемость этих выводов превращается в дело несущественное. Если общество не располагает механизмами проверки безответственных и ошибочных выводов и отмены вредных для него законов, то оно испытывает большие трудности и потрясения.

Мыслитель с сожалением констатирует: “Поразительно, с какой легкостью ныне создаются репутации… получаются важные общественные должности, сопряженные с властью, раздаются знатные награды. Невежественный журнальный писака становится известным литератором и публицистом… недоучившийся юноша становится прокурором, судьей, правителем, составителем законодательных проектов; былинка, вчера только поднявшаяся из земли, становится на место крепкого дерева.… Все это — мнимые, дутые ценности, а они возникают у нас ежедневно во множестве на житейском рынке…. Многие проживут с этими ценностями весь свой век, оставаясь в сущности пустыми, мелкими, бессильными, непроизводительными людьми” [7. С. 69]. Далее он продолжает: “Наше время — есть время мнимых, фиктивных искусственных величин и ценностей, которыми люди взаимно прельщают друг друга; дошло до того, что действительному достоинству становится иногда трудно явить и оправдать себя, ибо на рынке людского тщеславия имеет ход только дутая блестящая монета”. Трагизм этого времени заключается в том, что “одна ложь производит другую, когда в народе образуется ложное представление, ложное мнение, ложное верование; правительству, которое само заражено этой ложью, трудно вызвать ее из народного понятия; ему приходится считаться с нею, играть с нею вновь и поддерживать свою силу в народе искусственно, новым сплетением лжи в учреждениях, в речах, в действиях, — сплетением, неизбежно порожденным первой ложью”.

Согласно Победоносцеву, вера в демократию заключает в себе самую большую ложь его времени. Лживая демократия провоцирует национальные движения, которые разрушают единое государство. Философ считал, что демократия не способна устранить бездонной пропасти между богатыми и бедными. Наоборот, она ведет к хаосу, а затем к диктатуре.

Характеризуя парламентаризм, как выражение демократии Победоносцев пишет: “По теории парламентаризма должно господствовать разумное большинство; на практике господствует пять-шесть представителей партий; они, сменяясь, овладевают властью.”. При этом огромную роль в организации обмана избирателей способна сыграть печать, которая деспотично навязывает массе угодное ее владельцам мнение. Победоносцев вопрошает: “Можно ли представить себе деспотизм более насильственный, чем деспотизм печатного слова? И не странно ли, не дико ли и безумно, что о поддержании и сохранении именно этого деспотизма хлопочут всего более ожесточенные поборники свободы, вопиющие с озлоблением против всякого насилия, против всяких законных ограничений.”.

Философ полагал, что человек, способный к бескорыстному служению обществу по зову долга, “не пойдет заискивать голоса, не станет воспевать хвалу себе на выборных собраниях”, а будет трудиться в рабочем углу. Наградой же ему будет не рукоплескание толпы, а осознание честно исполненного долга.

К. П. Победоносцев и К. Н. Леонтьев пытались критиковать государственную власть справа, в отличие от революционных демократов не за то, что она слишком жестока, а, наоборот, за то, что она нерешительна и мягкотела. Они полагали, что решительными мерами со стороны государственной власти еще можно спасти Россию, но в то же время понимали и то, что правительство на это уже не способно.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/philoso...oe-soderzhanie
«Московский сборник» выдающегося русского мыслителя и политика К. П. Победоносцева был издан в самом начале царствования Николая II (в 1896 г.). Новый Государь был воспитанником Победоносцева и потому не приходится удивляться, что его взгляды были во многом тождественны мыслям учителя.

«Московский сборник» посвящён прежде всего критике западного парламентаризма. Константин Победоносцев отнюдь не считал его наилучшей формой государственного устройства и ещё меньше – государственной формой, которая может быть благодетельной для России. «Московский Сборник» весьма обоснованно и доказательно вскрывает вопиющие пороки парламентарного строя, демонстрируя, что во многих случаях он резко противоречит истинному либерализму и народовластию.

Многие говорили тогда: Россия не созрела для демократии, Россия не созрела для социализма, Россия не созрела для той или другой из реформ, диктуемых современным пониманием прогресса. Но главные вожди Российской Империи вовсе не считали в эти годы, что политические формы, возобладавшие на Западе, были шагом вперед, свидетельством большей зрелости. Они относились к ним критически по существу.

К. Победоносцев, автор «Московского сборника»

«Московский сборник» о парламентаризме

Парламентское правление – «великая ложь нашего времени», пишет К. П. Победоносцев в «Московском сборнике». «История свидетельствует, что самые существенные, плодотворные для народа и прочные меры и преобразования исходили от центральной воли государственных людей, или от меньшинства, просветленного высокой идеей и глубоким знанием; напротив того, с расширением выборного начала происходило принижение государственной мысли и вульгаризация мнения в массе избирателей».

В парламентарных государствах царит фактическая безответственность и законодательной, и исполнительной власти. «Ошибки, злоупотребления, произвольные действия – ежедневное явление в министерском управлении, а часто ли мы слышим о серьезной ответственности министра? Разве может быть раз в пятьдесят лет приходится слышать, что над министром суд, и всего чаще результат суда выходит ничтожный сравнительно с шумом торжественного производства». (Слова эти, быть может навеянные Панамским скандалом, были бы с равным основанием применимы и ко многим современным случаям).

Зло парламентского правления К. П. Победоносцев видит в том, что на выборах получается не отбор лучших, а только «наиболее честолюбивых и нахальных». Особенно опасна избирательная борьба в государствах многоплеменных: «Монархия неограниченная успевала устранять или примирять все подобные требования и порывы – и не одною только силой, а уравнением прав и отношений под одной властью. Но демократия не может с ними справиться, а инстинкты национализма служат для нее разъедающим элементом: каждое племя из своей местности высылает представителей – не государственной и народной идеи, но представителей племенных инстинктов, племенного раздражения, племенной ненависти – и к господствующему племени, и к другим племенам, и к связующему все части государства учреждению». В виде примера «Московский сборник» приводит тогдашний австрийский парламент.

«Вместо неограниченной власти монарха мы получаем неограниченную власть парламента, с тою разницей, что в лице монарха можно представить себе единство разумной воли; а в парламенте нет его, ибо здесь все зависит от случайности, так как воля парламента определяется большинством... Такое состояние неотразимо ведет к анархии, от которой общество спасается одною лишь диктатурою, т. е. восстановлением единой воли и единой власти в правлении».

«Там, где парламентская машина издавна действует, – ослабевает вера в нее; еще славит ее либеральная интеллигенция, но народ стонет под игом этой машины и распознает скрытую в ней ложь. Едва ли дождемся мы – но дети наши и внуки несомненно дождутся свержения этого идола, которому современный разум продолжает еще в самообольщении поклоняться».

«Московский сборник» о «свободе печати»

Еще более резкой и едкой критике К. П. Победоносцев подвергает периодическую печать:

«Кто же эти представители страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочия – во имя целого общества – править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы нравственного и положительного закона?

Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую. Ежедневный опыт показывает, что тот же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке – и таланты пишут что угодно редактору. Опыт показывает, что самые ничтожные люди, – какой-нибудь бывший ростовщик, жид-фактор, газетный разносчик, участник банды червонных валетов, могут основать газету, привлечь талантливых сотрудников, и пустить свое издание на рынок в качестве органа общественного мнения»...

«Московский сборник» подчёркивает, что как в парламенте, так и в печати царит та же безответственность: «мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости коих подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившее в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь снова за свою разрушительную работу».

«Московский сборник» о «прогрессе» и неуёмной жажде преобразований

Понятие прогресса, требование неустанных преобразований вызывает в «Московском сборнике» следующую отповедь:

«Есть в человечестве сила, земляная сила инерции, имеющая великое значение. Ею, как судно балластом, держится человечество в судьбах своей истории, – и сила эта столь необходима, что без нее поступательное движение вперед становится немыслимым. Сила эта, которую близорукие мыслители новой школы безразлично смешивают с невежеством и глупостью, – безусловна необходима для благосостояния общества. Разрушить ее – значило бы лишить общество той устойчивости, без которой негде найти и точку опоры для дальнейшего движения. В пренебрежении или забвении этой силы – вот в чем главный порок новейшего прогресса».

«Общая и господствующая болезнь у всех так называемых государственных людей – честолюбие или желание прославиться. Жизнь течет в наше время с непомерной быстротой, государственные деятели часто меняются, и потому каждый, покуда у места, горит нетерпением прославиться поскорее, пока еще есть время и пока в руках кормило. И всякому хочется переделать все свое дело заново, поставить его на новом основании... Правится именно высший прием творчества – творить из ничего, и возбужденное воображение подсказывает на все возражения известные ответы: «учреждение само поддержит себя, учреждение создаст людей, люди явятся» и т. п.

По мнению Победоносцева, «слово преобразование так часто повторяется в наше время, что его уже привыкли смешивать со словом улучшение... Кредитом пользуется с первого слова тот, кто выставляет себя представителем новых начал, поборником преобразований, и ходит с чертежами в руках для возведения новых зданий. Поприще государственной деятельности наполняется все архитекторами, и всякий, кто хочет быть работником, или хозяином, или жильцом – должен выставить себя архитектором»... Мудрено ли, что лучшие деятели отходят, или, что еще хуже, и что слишком часто случается, – не покидая места, становятся равнодушными к делу и стерегут только вид его и форму, ради своего прибытка и благосостояния... Вот каковы бывают плоды преобразовательной горячки, когда она свыше меры длится... «Не расширяй судьбы своей! – было вещание древнего оракула: – не стремись брать на себя больше, чем на тебя положено». Какое мудрое слово! Вся мудрость жизни – в сосредоточении силы и мысли, все зло – в ее рассеянии». Эти слова, отчасти отражающие критическое отношение К. П. Победоносцева к эпохе Александра II, должны были служить в то же время предостережением современным ему государственным людям.

«Московский сборник» о народном образовании

«Московский Сборник» касается также вопроса о народном образовании; дело не так просто, говорится в нем, не всякое механическое накопление знаний можно считать благом.

«Нет спора, что ученье свет, а неученье тьма, но в применении этого правила необходимо знать меру и руководствоваться здравым смыслом... Сколько наделало вреда смешение понятия о знании с понятием об умении. Увлекшись мечтательной задачей всеобщего просвещения, мы назвали просвещением известную сумму знаний... Мы забыли или не хотели сознать, что масса детей, которых мы просвещаем, должна жить насущным хлебом, для приобретения коего требуется не сумма голых знаний, а умение делать известное дело»...

«Понятие о народной школе есть истинное понятие, но к несчастью его перемудрили повсюду новой школой. По народному понятию, школа учит читать, писать и считать; но в нераздельной связи с этим учит знать Бога и любить Его и бояться, любить Отечество, почитать родителей».

В более заостренной форме другой русский мыслитель писал о том же: «Настроить школ и посадить вних учителями озлобленных невежд – значить дать камень вместо хлеба».