*4651. Патристика

[Grandars.ru]

http://www.grandars.ru/college/filos...atristika.html
Характерной особенностью средневекового философского мышления, свойственного патристике, является то, что мыслители в целях подтверждения своих идей обращаются к самому авторитетному и древнему источнику — Библии. Она рассматривается как полный свод истин, сообщенных людям Богом. Следовательно, важно уяснить смысл библейских текстов, чтобы получить ответы на философские вопросы. Отсюда задача философа сводится к тому, чтобы раскрыть, выявить подлинный смысл положений Библии и отразить их в своих собственных сочинениях.

Патристика является прямой приемницей апостольской традиции, которая обладает наивысшей после Ветхого завета авторитетностью. Созданная апостольской традицией философия первая по времени в христианстве. И она в силу традиционализма мышления представителей патристики рассматривается как прообраз всякого будущего философствования и его классический образец. Исходя из этого, они строят свои сочинения как разъяснения отдельных положений Ветхого и Нового завета.

Особенностью сочинений отцов церкви периода патристики является то, что в них наряду со знанием текстов Священного писания отражено все богатство и многообразие античной философии. Это объясняется тем, что создатели святоотеческой философской литературы были образованнейшими людьми своего времени. Патристикой была создана традиция, которая нашла свое продолжение в схоластике. Это предоставляет возможность рассматривать патристику и схоластику как явления однопорядковые, во-первых, в силу общего для них способа философствования, а во-вторых, вследствие опоры на одни и те же принципы, опосредующие содержание философских сочинений. К этим принципам относятся:

теоцентризм — признание в качестве источника всего сущего Бога;
креационизм — признание того, что Бог создал все из ничего;
провиденциализм — признание того, что Бог правит всем;
персонализм — признание того, что человек — “персона”, сотворен Богом по собственному подобию и наделен совестью;
ревеляционизм — признание того, что самый надежный путь познания наиболее важных для человека истин состоит в постижении смысла Священного писания.

На этапе патристики большой вклад в развитие философии внесли такие отцы христианской церкви, как: Тертуллиан (160 — 220), Ориген (ок. 185 — 253/254), Киприан Карфагенский (после 200 — 258), Евсевий Памфил (ок. 260 — 339), Афанасий Великий (295 — 373), Григорий Богослов (Назианзин) (329/330 — 390), Василий Великий (ок. 330 — 379), Амвросий Медиоланский (333/334 — 397), Григорий Нисский (335 — после 394), Иероним Стридонский (347 — 419/420), Августин Блаженный (354 — 430) и др.

Круг проблем, интересовавший представителей патристики, был широким. По сути дела вся проблематика античной философии в той или иной мере осмысливалась и отцами христианской церкви. И все же на переднем плане осталась проблема человека и его устройства в мире. Однако если представители кинизма, эпикуреизма и стоицизма возлагали обязанность устройства в мире на личность и усматривали в ее деятельности средство для этого, то христианские философы поставили устройство человека в мире в зависимость от Бога. Человеческая деятельность и свобода оказались подчинены воле всевышнего. Волевые усилия людей и их деятельность стали рассматриваться сквозь призму их соответствия божеским установлениям. Ответственность за совершающееся в мире переносится за пределы мира. “Не судите, да не судимы будете” — читаем мы в Библии. Ответственность перед людьми опосредуется ответственностью перед Богом. Именно перед Богом и придется отвечать грешникам.

Решение основной проблемы отношения человека к внешнему миру, к Богу и другим людям требовало философского анализа и других проблем. Существенной здесь была проблема соотношения знания и веры. Приоритет отдавался вере. Однако и авторитет знания был достаточно высок. При этом знание часто рассматривалось как средство для укрепления веры. Другая важная проблема, обсуждавшаяся в период патристики и позже, — это проблема о свободе воли. При этом одни средневековые философы отрицали свободу воли, другие допускали ее, но ограничивали возможным вмешательством Бога, третьи отстаивали мысль о том, что люди свободны в своих волеизъявлениях, но мир не свободен от воли Бога. Люди, неполно постигая мир, могут заблуждаться и грешить. Свобода воли рассматривается как источник греха. Избавить от греха может познание сотворенного Богом мира.

Еще один широко обсуждавшийся круг проблем относился к этике. Одной из них была проблема добра и зла в мире. Многие христианские философы периода патристики считали, что зло в мире своим источником имеет дела людей, являющиеся реализацией их свободной воли, пораженной заблуждениями. Другие мыслители видели источник зла в происках дьявола.

Большое внимание христианскими философами периода патристики уделялось пропаганде заповедей религиозной морали. Сочинения, посвященные этому, поражают глубиной проникновения в духовный мир человека, знанием человеческих страстей и желаний. Для этих сочинений характерен всепроникающий гуманизм.

В своих сочинениях отцы церкви стремились дать конкретные рекомендации тем, кто стремился избежать греха и спастись от гнева Божия.

Затрагивалась в трудах христианских философов периода патристики антологическая проблематика и проблемы теории познания. Христианские мыслители не сомневаются в реальности существования мира и признают полезность его познания, так как в ходе познания проявляется величие создателя.

[Новая философская энциклопедия]

http://www.iph.ras.ru/elib/2282.html
ПАТРИСТИКА (от греч. πατήρ, или лат. pater, «отец») – термин, появившийся в 17 в. и обозначающий совокупность учений христианских авторов кон. 1–8 в. – т.н. отцов Церкви. К кон. 5 в. были сформулированы три признака, отличавшие авторитетного «отца»: древность, святость жизни и ортодоксальность учения (впоследствии к ним был добавлен 4-й – одобрение церкви). Хотя этим критериям соответствовали не все крупные христианские авторы; поэтому с современной точки зрения составной частью патристики являются и те учения, которые христианская традиция не считает вполне ортодоксальными, а «отцом» может быть назван почти всякий автор первых веков христианства.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА. В широком смысле патристика – это доктринальная форма построения христианской культуры, многоплановый синтез религиозных ценностей христианства и эллинского литературно-философского наследия. Диаметрально противоположные взгляды на содержание культурной конвергенции («эллинизация» христианства – Гарнак, «христианизация» эллинизма – Жильсон, Квестен) сходятся в одном: религиозный элемент в патристике заметно превалирует над рационально-рефлексивным. Особенностью патристики как историко-философского феномена (во многом разделяемой со схоластикой) является декларативный отказ от свободного философского поиска. В отличие от античной философии патристика признает единую истину Откровения, которая нуждается не в разыскании и обосновании, а в разъяснении и истолковании и является корпоративным достоянием всего христианского сообщества. Христианская традиция считает патристику единым учением, раскрытым различными авторами с различной глубиной: монотеистическая религия как тотальное духовное явление требует от философствующих адептов почти абсолютного теоретического конформизма. Авторитет, основополагающая константа патристики, иерархически структурируется (в порядке убывания): Откровение (абсолютный авторитет) – господствующая церковная норма (корпоративный авторитет) – личный авторитет отдельного «отца». В истории европейской мысли патристика является первым внутренне цельным и исторически длительным типом рефлексии, в большинстве отношений соответствующим гипотетическому понятию религиозной философии, которая по основным интуициям и посылкам тождественна религии, по объекту рефлексии – теологии, а по рациональным методам – «чистой» философии. На протяжении более десяти веков христианская теология была в Европе единственно признанным (и исторически возможным) стилем философствования, основной характеристикой которого являлось подчеркнуто подчиненное положение разума по отношению к авторитету.

ПЕРИОДИЗАЦИЯ И КЛАССИФИКАЦИЯ. Основные проблемы связаны с хронологическими и регионально-языковыми особенностями формирования патристики. Хотя римский мир на закате своего существования столь же мало соответствовал абстрактной норме «античности», сколь и будущего «средневековья», патристику не следует квалифицировать как «переходное звено» между античной и средневековой философией, поскольку религиозное ядро с самого начала обеспечило ей высокую степень внутренней цельности, а христианская парадигматика, рожденная в первые века патристики, без существенных изменений более тысячелетия доминировала в философском сознании Европы. Поэтому по большинству параметров патристика генетически связана со схоластикой (которая может рассматриваться как непосредственное продолжение патристики) и внутренне стоит к ней неизмеримо ближе, чем к античной философии. В то же время патристика стилистически и в некоторых отношениях содержательно отличается от схоластики. В начальный период и даже в эпоху расцвета патристика зависела от античных культурных стереотипов, которые, не затрагивая непосредственно сферу христианской парадигматики, оказывали заметное влияние на каждого представителя патристики пропорционально его образованности. Хотя ориентированность на античную культуру во многом носила внешний характер (план риторического выражения, техника использования философских теорий и терминов), она определила интеллектуальную стилистику патристики, поскольку отцы Церкви непосредственно из античного наследия получали то, что средневековым авторам доставалось через христианскую традицию. Поэтому методологически целесообразно рассматривать патристику как «христианскую античность» в отличие от схоластики как «христианского средневековья» (Трельч), учитывая стилистическую завершенность определенного периода рефлексии, определяющую две линии преемства: внешне-генетического между античностью и патристикой, и внутренне-генетического – между патристикой и схоластикой. На основе этого критерия к нач. 20 в. было принято концом патристики считать на Западе деятельность папы Григория Великого (6 в.), а на Востоке – Иоанна Дамаскина (8 в.).

Формальная классификация патристики по языковому принципу обретает реальное содержание, когда дело касается проблематики регионально-культурного сознания. Поскольку лишь греческий и латинский языки выражают значимые в масштабах всей патристики различия менталитета, деление ее на греческую и латинскую в основном совпадает с делением на восточную (включая периферийные ветви – сирийскую, армянскую, коптскую) и западную. Восточной патристике свойственно внимание к высокой теологической проблематике и традиционная ориентация на платоническую метафизику: большая часть богословских новаций принадлежит Востоку, где интенсивность догматико-церковной жизни была гораздо выше, чем на Западе. Латинский Запад, объединенный римской культурной традицией, проявлял больший интерес к проблемам индивида и социума, т.е. к антропологии, этике и праву. Эти общие тенденции не исключают, разумеется, того, что внимание к этико-антропологической проблематике проявлялось и на Востоке (Немесий, каппадокийцы), а вкус к метафизике – и на Западе (Марий Викторин, Иларий, Августин); но показательно, что тринитарные споры (о сущностном триединстве Бога) мало затронули Запад, в то время как пелагианская полемика (о соотношении свободы воли и благодати) не имела почти никакого резонанса на Востоке.

Периодизация патристики должна сочетать регионально-языковые факторы и доктринальный критерий, в котором присутствуют два плана – теолого-философский и догматико-церковный. Первый отражает объективную эволюцию парадигматики, второй – ее соответствие наличному догматическому канону; с этой точки зрения Вселенские соборы являются важными вехами традиции, догматическая сторона которой неотделима от философской и литературной.

1. РАННЯЯ ПАТРИСТИКА (кон. 1–3 в.): протодогматический период делится на два этапа. К первому (кон. 1 в. – 2-я пол. 2 в.) принадлежат апостольские отцы и апологеты. В сочинениях апостольских отцов, тесно связанных с кругом представлений Нового Завета, лишь приблизительно намечены основные пункты будущего теоретизирования. Апологетика, находившаяся под влиянием стоического логоцентризма, сделала первые шаги к построению христианской теории. К этому же этапу относятся влиятельные гностические учения 2 в. Составляющая второй этап философская теология (кон. 2–3 в., Климент Александрийский, Тертуллиан, Ориген) начинает освобождаться от влияния гностицизма и переходит от «чистой» апологетики к построению универсальных теологических систем. Параллельно начинается смена философских парадигм: с Оригеном на Востоке стоицизм уступает место платонизму; аллегорический метод толкования Писания получает статус герменевтической нормы. Вместе с тем ряд представителей западной патристики (Киприан, Арнобий, Лактанций) еще остается под влиянием апологетической традиции. Патристика институционально оформляется в первых теологических школах – Александрийской и Антиохийской.

2. ЗРЕЛАЯ ПАТРИСТИКА (4–5 вв.): классика теоретизирования и оформление догматики. В 1-й пол. 4 в. христианство становится государственной религией. Вселенские соборы, начиная с Никейского (325), придают теологии догматическое измерение. География патристики расширяется за счет сирийской и армянской. Теоретизирование в ходе тринитарной и христологической полемики достигает наивысшего расцвета; возникают классические теологические системы на основе неоплатонизма (каппадокийцы, Псевдо-Дионисий Ареопагит), который утверждается и в западной традиции (Марий Викторин, Августин). Этот период отличается наибольшим разнообразием жанров.

3. ПОЗДНЯЯ ПАТРИСТИКА (6–8 вв.): кристаллизация догматики. Теоретико-догматическая сторона патристики окончательно принимает форму непреложного канона. Крупные теоретические новации отсутствуют, зато интенсивно ведутся комментаторство и систематизация (Леонтий Византийский) в то же время растут мистические тенденции (Максим Исповедник) и принципиальное внимание к аристотелизму (Иоанн Дамаскин), что предвещает схоластику. На Западе теоретизирование постепенно также начинает приобретать переходные к схоластике формы (Боэций, Кассиодор).

РАЗВИТИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ. Понятийная структура эллинской философии оказалась единственным средством, способным оформить религиозный опыт христианства и придать ему общезначимость в пределах тогдашней культурной ойкумены. Так, из «ограничения» веры при помощи понятийного аппарата возникли христианские теология, космология и антропология. Вместе с тем ни одно понятие греческой философии не было способно с полной адекватностью выразить реалии христианского религиозного сознания. Поскольку Писание выступало как источник истины и конечная объяснительная инстанция, христианское теоретизирование формировалось как экзегеза священного текста, т.е. как религиозная герменевтика, заимствовавшая античную аллегорическую методику через Филона Александрийского. Наиболее высокий, метафизический вид экзегезы требовал осмысления важнейших парадигм греческой философии, в ходе которого кристаллизовались два основных типа богословия – «отрицательный» (апофатическая теология) и «положительный» (катафатическая теология). Платоновское запредельное первоначало, стоящее выше бытия и категориальных различий, было идеальной объяснительной моделью для христианских представлений о непостижимости Бога; традиционная апофатика, спорадически заметная уже у апологетов и развитая Оригеном, достигает кульминации в неоплатонической версии 4–5 вв. – у Григория Нисского и в особенности у Псевдо-Дионисия Ареопагита. Радикально-антирационалистический и персоналистски-ориентированный вариант апофатики, намеченный Тертуллианом, не получил развития (если не считать поздних сочинений Августина), т.к. не отвечал спекулятивным потребностям патристики, и был востребован лишь протестантизмом. Но и традиционная апофатика, таившая в себе отказ от всякой попытки объяснить отношение Бога к миру и человеку, неизбежно должна была получить противовес в виде катафатической теологии, содержательно гораздо более широкой (в ее сферу входят тринитарное учение, христология, космология, антропология и т.д.) и использующей помимо платонических перипатетические и стоические элементы. Эти взаимодополняющие типы богословствования никогда не выступали в совершенно «чистом» виде, хотя один из них мог предпочитаться сообразно уровню учения того или другого автора и особенностям его регионально-языкового менталитета.

Апологетика по преимуществу катафатична и космологична. Ей импонировало стоическое учение о мировом разуме-логосе, позволявшее объяснить мироустроительные и провиденциальные функции Бога-Творца, раскрывающиеся в Христе-Логосе и божественной премудрости-Софии. Космополитический пафос стоицизма также отвечал насущным практическим задачам апологетов. Стоицизм достаточно заметен у Климента Александрийского (в учении об этическом идеале) и достиг кульминации у Тертуллиана, который опирается на стоическую онтологию. В дальнейшем стоическое влияние сохраняется лишь в космологии (гармоническая упорядоченность мироздания), антропологии и этике, а сферу высокой парадигматики безраздельно занимает платонизм. Уже у апологетов встречаются первые апофатические высказывания (Бог непостижим и трансцендентен) в сочетании с катафатическим использованием платонических и перипатетических элементов (Логос присутствует в Боге-Отце как разумная потенция, получающая энергийное выражение в акте творения). Ориген, создавший первую систему философской теологии, во многом сходную с неоплатонизмом, определил дальнейшие пути развития патристики. Возвышенное монотеистическое благочестие и глубина платонизма как нельзя лучше отвечали возросшим метафизическим потребностям зрелой патристики и задачам тринитарной полемики, которая вывела онтологическую проблематику на первый план.

Формула Никейского собора («единство в трех Лицах») требовала отказа от схематически-рационалистического субординационизма (учения о неравносущности Лиц-ипостасей), которого придерживались апологеты, Тертуллиан, Ориген и которое пропагандировал Арий. Поскольку в апофатической проекции бытие Божье выше категориальных различий, вопрос решался в катафатической плоскости: трансцендентное единство нужно было представить как «явленное» в трех различных ипостасях. Каппадокийцы пытались достичь этого с помощью переосмысленного учения Аристотеля о категориях и о «первой» и «второй» сущностях: Бог может быть представлен как родовая сущность, проявления которой обладают устойчивыми индивидуальными свойствами (но при этом остается «первой» сущностью). Разработка тринитарной (а затем и христологической) проблематики временно оттесняла апофатический метод на задний план, но после оформления тринитарной каноники неоплатонически ориентированная апофатическая теология вновь заявила о себе ростом мистических тенденций в 5–6 вв. (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник). Христологическая полемика 4–5 вв. была хронологическим и смысловым продолжением тринитарной, используя те же методы для решения теологического вопроса о соотношении двух природ во Христе, т.е. двух различных субстанций, парадоксально соединенных в одной «первой» сущности, по формулам Эфесского и Халкидонского соборов, «нераздельно и неслиянно». Борьба с рационалистическими крайностями (которые, как правило, и считались ересями) христологии – несторианством и монофизитством (5–6 вв.), а затем – монофелитством (6 в.) – завершила догматическое оформление патристики.

Тео-антропологическим дискуссиям сопутствовало оформление жанра христианской антропологии в сочинениях Григория Нисского, Немесия и Августина. Теологическая формула «по образу и подобию Божьему» обнимала широкий комплекс вопросов – прежде всего, об отношениях бессмертной души и смертного тела, который решался в платоническом духе, но с несвойственной платонизму спиритуализацией плоти (животворение плоти во Христе, грядущее воскресение людей в новой плоти) и с решительным отрицанием как платонического предсуществования душ, так и стоического традукционизма, противоречивших христианским представлениям о неповторимой уникальности каждого человека. В частных вопросах использовались соответствующие античные теории (порой почти в неизменном виде); антропологические изыскания патристики во многом суммируют трактаты «О природе человека» Немесия и «Об устроении человека» Григория Нисского.

Этическая проблематика со времен апологетов развивалась на фоне господствовавших полемических настроений. Если на Востоке доминировала традиционная моралистика и (со времен Оригена) переосмысленная в христианском духе традиционная же проблема обоснования моральной автономии при помощи теодицеи, то атмосфера западного теоретизирования определялась персоналистической и волюнтаристической перспективой, особенно характерной для Августина: соотношение индивидуально-человеческой и Высшей воли. Учение Августина о спасении благодатью, даруемой не на основании заслуг, противоречило господствовавшей традиции и не было востребовано позднейшим католицизмом, но оказалось созвучным индивидуалистическому протестантскому сознанию. Вместе с тем необычное даже для патристики внимание к индивидуальной психологии нашло выражение в моральной аналитике «Исповеди».

Космологическая тематика, намеченная уже апологетами, подчинена обоснованию креационистской модели мироздания (в противоположность стоическому пантеизму, а позже – неоплатоническому эманатизму): мир сотворен «из ничего» по преизбытку божественной любви (в отличие от гностического учения о «злом» демиурге); тварная материя не является злом или небытием. Образцовая космология патристики – «Шестоднев» Василия Великого – рассматривает мир как гармонически упорядоченное целое, целесообразно направляемое божественным промыслом. Эстетические аспекты космологии разрабатывались на всем протяжении патристики – от описаний красоты зримого мира у апологетов до метафизической «светописи» при изображении умопостигаемой красоты у Псевдо-Дионисия Ареопагита. На стыке этики и космологии возник такой феномен, как эсхатологическая историософия «Града Божьего».

Основные теоретические достижения патристики стали достоянием средневековой западной и византийской теологии; при этом нужно учитывать, что в силу ряда причин восточная патристика более плавно эволюционировала к своим византийским формам, чем западная – к схоластике. Значительная часть энергии патристики была затрачена на полемическую разработку теологической догматики и оформление традиции, которую последующая эпоха получила в относительно «готовом» виде. Поэтому схоластика (в первую очередь западная) могла уделять гораздо большее внимание чисто философской стороне предмета: эта «вторичная рефлексия» вкупе с решительной сменой методологических ориентиров позволяла ей постепенно освобождаться от ограничений конфессионального философствования. Вместе с тем некоторые теологические проблемы обрели вторую жизнь в эпоху Реформации: учение о предопределении Августина во многом определило исходные установки протестантизма и рамки конфессиональной полемики 16–17 вв. На Востоке же традиционная догматическая проблематика патристики продолжала разрабатываться в иконоборческой (8–9 вв.) и паламитской (14 в.) полемике.

Современными наследниками патристики являются католическая мысль (томизм и августинианство), определяющая себя как «религиозное пользование разумом» (Жильсон), и связанное с восточной традицией православное богословие.

Тексты:

1. MPG;

2. MPL;

3. Die Griechischen Christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. В., 1897;

4. Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum. Vindobonae, 1866;

5. Sources Chrétienne. P., 1942;

6. Corpus Cristianorum. Series Graeca. Turnholti-Parisiis, 1977;

7. Corpus Cristianorum. Series Latina. Turnholti-Parisiis, 1954;

8. Patrologia syriaca, ed. R.Graffin, vol. 1–3. P., 1894–1926;

9. Corpus scriptorum christianorum orientaliura, edd. Chabot J., Guidi J., Hyvernat H. et al. P., 1903–;

10. Patrologia orientalis, edd. R.Graffin, F.Nau. P., 1903–;

11. Texte und Untersuchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur, hrsg. von O. von Gebhard und A.Harnack, Bd. 1–15. Lpz., 1882–97;

12. Idem, Neue Folge, Bd. 1–15, 1897–1906;

13. Idem, 3 Reihe, hrsg. von A.Harnack und A.Schmidt. Lpz., 1907;

14. Patristische Texte und Studien, hrsg. von K.Aland, W.Schneemelcher, E.Mühlenberg. В. –Ν. Υ, 1960–;

15. в рус. пер.: Творения св. отцов. М., 1843;

16. Библиотека творений св. отцов и учителей церкви западных. К., 1879;

17. 2-е изд. 1891–.


Литература:

1. Ancient Christian writers, ed. by J.Quasten and J.С.Plumpe. West-minster–L, 1946;

2. Reallexikon für Antike und Christentum. Sachwörterbuch zur Auseinanderselzung des Christentums mit der Antiken Welt, hrsg. von Th. Klauser u. a. Stuttg., 1950–;

3. Dizionario patristico e di antichita cristiane, diretto da A. di Bernardino, v. 1–3, Roma-Casale Monferrato, 1983–88.

4. Гарнак А. Сущность христианства. СПб., 1907;

5. Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви, т. 1–4. СПб., 1907–17 (М., 1994);

6. Спасский А. История догматических движений в эпоху вселенских соборов (в связи с философскими учениями того времени), т. 1, 2-е изд. Сергиев Посад, 1914;

7. Флоровский Г.В. Восточные отцы IV века. Париж, 1931 (М., 1992);

8. Он же. Восточные отцы V–VIII веков. Париж, 1933 (М, 1992);

9. Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979;

10. Зеньковский В.В. Основы христианской философии. М., 1992;

11. Бычков В.В. Aesthetica patrum. Эстетика отцов Церкви. М., 1995;

12. Stöckl А. Geschichte der christlichen Philosophie zur Zeit der Kirchenväter. Mainz, 1891;

13. Harnack A. Geschichte der altchristlichen Literatur bis Eusebius, Teil 1–2. Lpz., 1893–1904 (2 Aufl. 1958);

14. Bardenhewer O. Geschichte der altkirchlichen Literatur, Bd. 1–5, 2 Aufl. Freiburg, 1913–32 (Darmstadt, 1962);

15. Troeltsch E. Augustin, die christliche Antike und das Mittelalter. Münch. – В., 1915;

16. Fr. Ueberwegs Grundriss der Geschichte der Philosophie, 2 Teil. Die Patristische und Scholastische Philosophie, 11 neu bearb. Aufl., hrsg. von B.Geyer. В., 1928;

17. Gilson E., Bohner Ph. Die Geschichte der patristischen Philosophie. Paderborn, 1936;

18. Cayré F. Patrologie et histoire de la théologie, t. 1–3. P., 1945–55;

19. de Ghellinck J. Patristique et Moyen Age, t. 1–3. P., 1946–48;

20. Quasten J. Patrology, vol. I–III. Utrecht–Antwerp, 1950–60;

21. Vol. I–IV. Westminster, 1986;

22. Schneider K. Geistesgeschichte des antiken Christentums, Bd. 1–2. Münch., 1954;

23. Gilson Ε. History of the Christian Philosophy in the Middle Ages. N. Y., 1955;

24. Wolfson H.A. The Philosophy of the Church Fathers. Cambr. (Mass.), 1956;

25. Spanneut M. Le stoicisme des peres de l’eglise. P., 1957;

26. Beck H.G. Kirche und theologische Literatur im Byzantinischen Reich. Münch., 1959;

27. Chadwick H. Early Christian Thought and the Classical Tradition. Oxf., 1966, 2 ed. 1985;

28. Altaner B. Patrologie, durchges. u. ergänzt von A.Stuiber, 8 Aufl. Freiburg, 1978;

29. Osborn E. The Beginning of Christian Philosophy. Cambr., 1981.

Библиография:

1. Христианство. Энциклопедический словарь, т. 3. М., 1995, с. 489–557;

2. Kern C. Les traductions russes des textes patristiques. Guide bibliographique. Chévétogne–P., 1957;

3. Bibliographia partistica. Internationale patristische Bibliographie. В.–N. Y., 1956;

4. Stewardson J.L. A bibliography of bibliographies on patristics. Evangton, 1967;

5. Sieben H.J. Voces. Eine Bibliographie zu Wörtern und Begriffen aus der Patristik (1918–78). B.–N.Y., 1980.

А.А.Столяров

[Олег Воскобойников]

https://postnauka.ru/video/68794
Историк об Отцах Церкви, экзегезе и переводах священных книг
4 октября 2016

Средневековая культура немыслима вообще без того наследия, которое мы называем патристикой, или сочинениями Отцов Церкви. Отцами Церкви называется целый ряд мыслителей (как бы мы сейчас сказали — деятелей, но это не слишком удачное слово) церкви первых веков христианства. Апостолы — это более чем Отцы. Но уже первые апологеты — Тертуллиан, Юстин — в то же время считаются Отцами Церкви, учителями.

Переход христианства в статус одной из официальных религий, а потом единственной официальной религии всего средиземноморского и европейского мира привел к тому, что христианство должно было как-то себя переосмыслить, стать одновременно настоящей философией, политической мыслью (причем все это не разделялось) и, конечно же, богословием. Христианское богословствование в те времена еще не было наукой, но это был набор проблем и вопросов, набор практик и техник — как дидактических, так и мыслительных. Христианское богословствование вбирает в себя опыт как классической философии, так и современных течений христианской мысли, прежде всего неоплатонизма. И каково мировоззрение этих Отцов Церкви — это, конечно, большой вопрос. Но, останавливаясь на нем кратко, попытаемся выделить то, что стало важным для всего дальнейшего опыта христианских поэтов, художников и мыслителей следующих веков.

Великие Отцы Церкви на Западе — это Аврелий Августин (наверное, самый известный из них), Иероним Стридонский — переводчик Библии с греческого и древнееврейского на латынь, Амвросий Миланский, или Медиоланский (от Mediolanum — Милан), и, наконец, правивший примерно в 600 году папа Григорий Великий, в русской православной традиции — Григорий Двоеслов (такое странное наименование происходит от греческого διάλογος; он автор сочинения «Собеседования о жизни италийских отцов», а «собеседования» — это dialogue по-латински).

Это латиноязычные Отцы Церкви. Они жили в основном в IV–V веках, Григорий Великий немного позже. На Востоке тоже были свои Отцы Церкви, причем отношение к ним в православной традиции, может быть, даже более трепетное и, так сказать, церковное, чем на Западе, потому что они всегда традиционно изображаются в алтарном пространстве православных церквей (у нас сохранилась масса таких храмов). Отцы Церкви, отцы-каппадокийцы Григорий Назианзин, Григорий Нисский и Василий Великий — создатели восточнохристианского богословия. Это также Иоанн Златоуст — патриарх Константинопольский и одновременно создатель, зачинатель литургии. Согласно преданиям, именно он автор нашей литургии, которая служится и в наших церквях по сей день, и в греческих церквях, во всех православных церквях. И еще целая группа Отцов Церкви должна быть названа отдельно — так называемые соборные отцы. Они тоже причислены к лику святых — это такая коллективная святость. Это те, кто участвовал в семи Вселенских соборах.

На Западе почитаются (может быть, не так достойно, но все-таки почитаются) те, кто участвовал в Поместных соборах. Скажем, для испанской традиции очень важна целая серия соборов в Толедо, проходившая до арабского завоевания в начале VIII века, сформировавшая свою национальную церковь, только постепенно реально присоединившуюся к Риму. Во всех странах при варварах, при варварских королях проходили такие Поместные соборы, имевшие огромное значение для жизни того времени. И на Востоке тоже проходили такие Поместные соборы. Скажем, канон Нового Завета, напомню, разрабатывался прежде всего на таких Поместных соборах, просто утвержден был на Вселенском.

Какие были эти Отцы Церкви? Это были, конечно, прежде всего великие мыслители. Если бы они не были мыслителями, то от них бы не осталось великих сочинений. Мы бы знали о них как об исторических персонажах, как мы знаем об императорах. Императоры — великие люди, но они за редким исключением не оставили никаких особых писаний, это не их дело. Отцы Церкви были епископами, архиепископами, даже патриархами или папами римскими, как Григорий, как Лев Великий, как Иоанн Златоуст, тот же Афанасий Великий — патриарх Александрийский. Это иерархи. То есть в какой-то степени они политики, хозяйственники, если угодно, одновременно целители душ, причем не каких-то там душ, а, как мы бы сейчас сказали, душ олигархов. Они исповедовали, они причащали, они проповедовали.

Поскольку это были неординарные проповедники, то их проповеди часто записывались. Например, проповеди Августина до сих пор даже не все опубликованы, притом что это древний, казалось бы, хорошо известный автор. До сих пор ученые (например, Франсуа Дольбо во Франции) находят среди прочих проповедей, сохранившихся в сборниках, и проповеди самого Августина. Это настоящая сокровищница для любого историка — необязательно историка религии, потому что они касались фактически всех вопросов, волновавших людей от атлантического побережья до Месопотамии, на Западе и Востоке. Проповеди были и на греческом, и на латыни, и на сирийском — это три великих христианских языка того времени, IV–VII веков.

Помимо проповедей и писем, Отцы Церкви писали и сочинения на определенные сюжеты. Это и богословские сюжеты, и сюжеты этические. И прежде всего, конечно, комментарии на отдельные книги Ветхого и Нового Завета. Например, если мы с вами захотим познакомиться с Библией, с Ветхим Заветом, то возьмем какую-то отдельную книгу о Новом или Ветхом Завете, чтобы составить себе общее представление. Не так было тогда, Священное Писание знали и так. Но каждая книга Ветхого или Нового Завета воспринималась отдельно и нуждалась в объяснении, изложении, раскрытии. Этот тип изложения Священного Писания был назван словом «экзегеза». По-гречески ἐξήγησις значит буквально ‘изложение’. Но это не то изложение, которого от нас требуют в качестве школьного упражнения: «Изложить своими словами». Эти свои слова для Отцов Церкви — это уже некая освещенная временем традиция. То есть Отцы Церкви не выдумывают что-то, они используют свое риторическое школьное образование, умение красиво изложить какие-то мысли с каким-то божественным вдохновением. Они постоянно обращают свои взоры в небо, даже если говорят о самых простых и тривиальных человеческих чувствах, человеческих грехах. Литература, созданная Отцами Церкви, всегда наставительная. Мы в любом тексте почувствуем какое-то напоминание мне, конкретному читателю, о том, что я несовершенен, о том, что должен куда-то двигаться. Литература все время к чему-то подталкивает. Она не просто показывает мир таким, какой он есть. Она всегда заинтересованная, она старается заинтересовать слушателя или читателя.

Когда мы читаем эти тексты (некоторые из них доступны в сносных русских переводах — как греческие, так и латинские тексты), мы должны понимать, что перед нами не литература в строгом смысле этого слова, а это речь, которую записывают и потом уже редактируют, примерно как наши интервью, переложенные на бумагу. Интервью предполагает какой-то привкус звучащей речи, но это не совсем звучащая речь. Так и эти многочисленные тексты, составляющие сегодня многотомные собрания. Это сотни томов. На русском языке доступно относительно немного, то есть, может быть, десятки текстов, но все-таки не сотни текстов. У нашего читателя, человека, интересующегося этой эпохой, в России, к сожалению, относительно немного таких русскоязычных ресурсов, чтобы реально познакомиться с этой литературой. Все же мы должны представить себе такую речь, звучащую в толпе, на площади или в храме. Это всегда наставления.

Есть великие тексты, которые переведены. Это, например, некоторые сочинения Августина, прежде всего его «Исповедь» и огромный трактат «О Граде Божием» — тексты, которыми зачитывалось все Средневековье. Другой великий текст не переведен — «Моральное толкование на книгу Иова». Это вечная книга и вечная тема справедливости или несправедливости, царящей в этом мире. Человек Иов оказался перед лицом великих искушений, и он ропщет, но в конце концов находит единение с Богом. И вот Григорий Двоеслов примерно в 585 году читает гомилии — это тоже такие беседы. Это не совсем проповедь, а это собеседование с каким-то ближайшим окружением. Он тогда еще не папа, а просто монах-бенедиктинец — конечно, непростой. Но это написано очень простым языком. Августин еще такой совершенно античный человек, ритор по большому счету, полностью уверовавший в Христа. Григорий — это уже следующее поколение, человек, тоже вполне владевший латинской словесностью. Но Августин жил при императорах, а Григорий живет в Риме, где он единственный хозяин, а вокруг лангобардская тьма невежества. И он старается не расплескать евангельскую истину, великую и сложную, и одновременно выразить ее простым языком, который будет понятен его пастве.

И, как мне кажется, смысл того коллективного послания, которое оставили нам Отцы Церкви, как раз состоит в таком специфическом раскрытии прежде всего евангельской, христианской истины на языке, понятном и доступном широкой верующей публике — от простого, но все-таки читающего на латыни, слышащего на латыни до высоколобого, скажем, вчерашнего неоплатоника.

PhD, ординарный профессор Высшей школы экономики, профессор Школы исторических наук НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...al/patristics/
Патристикой (от греч. πατηρ, лат. pater — "отец") обычно называют совокупность учений отцов христианской церкви II-VII вв. Понятие "отец церкви" формировалось на протяжении нескольких столетий. Первоначально "отцом" именовался духовный наставник, обладавший признанным учительским авторитетом (напр., 1 Кор. 4, 15; Климент Александрийский, «Строматы» I 1, 2-2, 1). В дальнейшем развитие христианской догматики и доктринальные споры побудили уточнить это понятие.

Но лишь ко времени папы Геласия (ум. 496) были окончательно установлены четыре существенные характеристики "отца церкви":

Святость жизни
Древность
Ортодоксальность учения
Официальное признание церкви

Все прочие христианские авторы (согласно западной традиции) назывались "церковными писателями" (script-ores ecclesiastic! — термин предложен Иеронимом). Совершенно очевидно, что далеко не все значительные (и даже выдающиеся) христианские авторы могли быть признаны "отцами" — как, например, Тертуллиан или Ориген, учения которых не отвечали требованиям ортодоксальности. Нужно учитывать к тому же, что западные авторитеты не всегда признавались таковыми в восточной (православной) традиции, например Августин.

Но и не все настоящие "отцы церкви" обладали равным авторитетом. Те, в чьих руках, по мнению церкви, содержалось наиболее глубокое и универсальное разъяснение христианского учения, снискали себе особое уважение. Список самых значительных отцов также сложился не сразу. В послании императора Юстиниана V Вселенскому собору (553 г.) в качестве величайших наставников христианства перечисляются:

Восемь греческих отцов (Афанасий Александрийский, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Феофил Александрийский, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Прокл Константинопольский)
Четыре латинских (Иларий из Пуатье, Амвросий Медиоланский, Августин Гиппонский и папа Лев Великий)

Скорее всего, никак не раньше VIII в. на Западе стали почитать четырех западных "великих отцов церкви": Амвросия, Иеронима, Августина и Григория Великого, которых (вероятно, с еще более позднего времени) называли также "великими учителями церкви".

К числу "великих отцов и учителей" Римская церковь относит и четырех греческих писателей: Афанасия, Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, в то время как Восточная церковь почитает (с IX или Х в.) "великими вселенскими учителями" лишь трех последних. С XII в. на Западе "учителями церкви" стали называть и других авторов, не столь древних, но обладавших выдающейся ученостью и особо отмеченных церковью.

Как историко-философский феномен патристика — это, прежде всего, синтез религиозных ценностей христианства и эллинского философского наследия. Но такое определение имеет слишком общий характер, а потому нуждается в ряде уточнений.

Патристика признает не истину "вообще", но лишь истину Откровения, истину спасительную: подлинная философия с точки зрения отцов церкви тождественна теологии, и вера всегда первенствует над разумом. Поэтому философствование отцов церкви настолько тесно связано с чисто религиозными задачами и определено ими, что почти никогда не выступает в "чистом", свободном от догматической оболочки виде.

Исходным пунктом всякого теоретизирования становится текст Св. Писания (канон которого окончательно сложился в IV в.). Авторитет Писания неизмеримо превосходит значимость любого философского текста. Писание является источником истины и вместе с тем конечной объяснительной инстанцией. Поэтому христианское философствование может быть понято как философская экзегеза священного текста, а метод такого философствования — как совокупность способов интерпретации этого текста.

Результаты интерпретации в свою очередь составляют реальное содержание философских построений патристики. Фундаментальный тезис патристики (и любого христианского философствования) гласит: истина заключена в Писании, а задача теолога ("истинного философа") — правильно понять и разъяснить ее. Именно на этих путях христианская теология оформилась прежде всего как религиозно-философская герменевтика.

Итак, основная задача христианского философствования — перевод глубинных интуиции религиозного мироощущения на язык понятий. Античная философская традиция предоставляла богатый набор герменевтических средств для решения этой задачи.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...ics/apostolic/

Свое историческое бытие патристика начинает в трудах так называемых апостольских отцов (это название стало использоваться с XVII в.), к числу которых обычно относят пять авторов первой половины II в.: Варнаву, Климента Римского, Игнатия Антиохийского, Поликарпа Смирнского и Герму. Апостольские отцы считались либо прямыми учениками апостолов, либо учениками их учеников и по духу своему еще целиком пребывали в границах апостольского учения.

В сочинениях апостольских отцов (по большей части это послания к христианским общинам различных городов; исключение составляет «Пастырь» Гермы) христианская доктрина преподносится еще в "чистом", евангельском виде. Однако именно здесь начинает формироваться основная проблематика христианского философствования, подобно тому, как в насыщенном растворе протекает первичная кристаллизация. Перечень этих проблем намечен еще самими апостолами:

Бог и его Существо
Христос как Логос и посредник между Богом и миром
Человек и его отношение к Богу
Мир и его устроение
История и ее цель

Доктринальный элемент у апостольских отцов не играет заметной роли.

[Открытая реальность]

http://openreality.ru/school/philoso...s/apologetics/
К середине II в. немногочисленные еще христиане жили в обществе, весь культурный уклад и древние традиции которого резко противостояли христианскому мироощущению. Но в это же время христианство впервые заявило о себе, а языческое общество и Римское государство оценили в нем противника, с которым нельзя было не считаться. Поэтому самой главной задачей христианства в это время была защита нарождающегося учения от языческой критики. Эту задачу взяла на себя апологетика — особый жанр христианского теоретизирования.

Апологетами в той или иной мере были многие крупные отцы церкви вплоть до IV в. Но первые ортодоксальные христианские теоретики были апологетами по преимуществу. Таковы грекоязычные апологеты II в. — Кодрат, Аристид, Юстин, Татиан, Афинагор, Феофил, Мелитон, первый латиноязычный автор конца II — начала III вв. Минуций Феликс; к апологетам во многих отношениях принадлежат: писавший по-гречески Ириней Лионский, его ученик Ипполит Римский и даже Тертуллиан.

Сочинения апологетов впервые обращены к внешней, языческой аудитории, которая в интеллектуальном отношении была пока еще выше христианской. Апологеты должны были показать языческому миру, что языческие верования не в пример более нелепы и предосудительны, чем христианство в глазах его оппонентов. Показать, что эллинская философия утонула в противоречиях и неспособна дать единую для всех истину, хотя лучшие ее умы (прежде всего Гераклит, Сократ, Платон, стоики) близки к христианству, и само оно есть единственная истинная и пригодная для всех философия.

В апологетике мы должны видеть первый теоретический период христианской литературы, а в апологетах — первых теологов в настоящем смысле слова. Требовалась универсальная и сильная идея, которая позволила бы защитить новое учение, привлечь новых сторонников и вместе с тем продолжить формирование христианской доктрины, лишь приблизительно намеченной апостольскими отцами.

Такой идеей стала идея Логоса, которая много говорила образованному язычнику, ибо была плотью от плоти греческой философии. Логос выражает идею разумности, а ведь апологеты вынуждены были обращаться к сходству между эллинской философией и христианством и апеллировать к тому единственному, что могло привлечь образованную, но чуждую аудиторию к разуму.

Идея отвлеченной разумности, отождествленная апологетами с Мудростью Божьей, позволила им синтезировать теологию ап. Иоанна с платонико-стоическими парадигмами, продемонстрировать преемство между лучшими умами эллинства и новым учением. Она позволила создать новый метод аргументации и находить важные пункты христианской доктрины (незримый Бог-Логос, естественность Богопознания и нравственных законов, бессмертие души и т.д.) у самих язычников.

Наконец, идея Логоса, утверждавшая единство и разумность мироздания, была исключительно пригодна для построения и оформления всего христианского учения — теологии, космологии, антропологии и этики. Идея Логоса была внутренне близка апологетам и составляла важную часть их духовного опыта еще и потому, что в большинстве апологеты были хорошо образованными философами и риторами, принявшими христианство в зрелом возрасте.

Характерной особенностью апологетической теологии был субординационизм (учение о неравнозначности Ипостасей Св. Троицы), который преодолевался христианской мыслью на протяжении двух последующих веков. Дело в том, что само рождение (т.е. ипостасное бытие) Сына-Логоса связывалось апологетами с актом творения мира.

Оказывалось, что Сын позже и меньше Отца, а значит — в некотором смысле тварное создание, имеющее преимущественно космологические функции (Юстин, «Диалог с Трифоном-иудеем» 17; 58; 128; Феофил, «К Автолику» П 22). Тем самым апологеты молчаливо допускали в Боге изменение и развитие. О третьей Ипостаси — Святом Духе, — апологеты говорят очень мало, и учение о Триединстве у них едва намечено.