350. Русский Букер

[Слон]

http://slon.ru/russia/5_luchshikh_pr...v-694786.xhtml
21,336 3 02.11.2011, 20:49
5 лучших произведений литературы нулевых
Екатерина Смирнова

Вчера стал известен шорт-лист номинантов на премию «Русский Букер десятилетия» 2011 года. Из 60 книг-участниц были отобраны 5 претендентов. 1 декабря, по итогам голосования жюри будет объявлен победитель конкурса, который получит приз в размере 600 000 рублей. Известные литературные критики Александр Архангельский, Виктор Топоров и Николай Александров рассказали Slon о «Букере десятилетия», номинантах и том, что такое литература нулевых.

Виктор Топоров – русский советский переводчик, литературный обозреватель и критик

Список финалистов на вручение «Русского букера десятилетия» – достаточно репрезентативен с той точки зрения, что это 5 типичных произведений. При этом я бы ни в коем случае не сказал, что это 5 лучших произведений литературы нулевых годов.

Такая премия, как «Русский букер десятилетия», может идти по двум разным направлениям. Первый – действительно, выбрать книгу лучшую из лучших, абсолютного чемпиона хотя бы этого букеровского десятилетия. Второй – наоборот, постараться проделать своего рода работу над ошибками и выбрать самую обойденную вниманием книгу, незаслуженно невыигравшую другиЕ премиИ и, таким образом, жениться на чужих или собственных грехах. В этот раз концептуальной ясности не было, поэтому представленный шорт-лист несет следы как того, так и другого. Так, только одно из представленных произведений выиграло Букеровскую премию – это «Карагандинские десятины» Олега Павлова. Роман Улицкой «Переводчик Штайн» выиграл «Большую книгу», премию на сегодняшний день материально и престижно более важную, чем «русский Букер». Здесь также присутствует самая знаменитая книга Захара Прилепина «Санькя», писателя, выигравшего «Супернацбест», правда, с другой книгой. Здесь же присутствует Роман Сенчин, которого самым скандальным образом пронесли мимо всех премий. В эту же пятерку вошло произведение ныне покойного Чудакова, что породило соблазн отдать премию его родственникам и наследникам, и, таким образом, как минимум не обидеть никого из живых.

В связи со сложившейся ситуацией понять, по какому пути пойдет голосование, совершенно невозможно.


Николай Александров – российский литературовед, критик, теле- и радиоведущий

Букеровская премия этого года – особенная. Из 60-ти романов (финалистов «Букера» последнего десятилетия) коллективное жюри (то есть сборная членов Букеровского жюри истекших 10 лет) выбирает пять лучших романов, из которых затем выбирается лауреат. Каждый член жюри составляет свой список финалистов, расставляя оценки от 1 до 5 баллов. Из коллективной суммы баллов всех членов жюри и сложился «Букер десятилетия».

Премия – это всегда усредненное представление о литературе. Забавно, что в этот «список компромиссов» попали Прилепин, Улицкая, Чудаков, зато остались за бортом Татьяна Толстая, Сергей Гандлевский, Владимир Сорокин. Так что закрадывается подозрение, что именно эти писатели определяют литературу нулевых.

Понятно, что в эти годы наиболее значимыми именами были прежде всего Сорокин, Пелевин, Акунин. Все остальное – маргиналии и маргиналы. То есть заметки на полях и эксцентрики. Поэтому можно выбрать романом десятилетия хоть «Елтышевых» Романа Сенчина – унылую шнягу в духе неореализма. Но только от этого ни роман не станет лучше, ни литературная реальность не претерпит серьезных изменений. Иными словами, перед нами очередная статистика. Имеет ли она какое-то отношение к литературе или нет – бог весть.


Александр Архангельский – литературный критик, тележурналист

Всегда опасно путаться в понятиях. Лучшая книга десятилетия по версии премии «Букер» – это совсем не то же самое, что самая характерная книга ушедшей эпохи. Или самая тиражная. И просто вообще – книга, выражающая нулевые. Из выбора «большого» жюри мы узнаем не про прошлое, а про настоящее и будущее; не про литературный расклад минувшего периода, а про начальные ставки десятых. Не случайно, что в объявленную пятерку попала лишь одна «лауреатская» книга; сегодняшние приоритеты никак не соотносятся со вчерашними. И это как раз самое важное.

Не обсуждать же сегодня всерьез, почему такими тиражами издавались и так бурно обсуждались Пелевин с Акуниным; они унесут эту загадку вместе с выветрившейся атмосферой нулевых. И потом историки, если захотят, будут реконструировать модель их успеха, как сегодня они реконструируют модель колоссального успеха прозы Пикуля в 70-е или «Студентов» Трифонова в 50-е. С другой стороны, не припоминать же нам сейчас, по каким причинам прокатили «Даниэля Штайна» Улицкой. А то мы так дойдем до Елены Калядиной: два года прошло, а кто это такая, и почему из-за нее поднялся шум, никому не интересно.

Зато интересно – почему здесь и сейчас расширенный состав жюри поставил на рифмующиеся книги Чудакова, Улицкой, Прилепина, Павлова и примкнувшего к ним Сенчина. Почему востребованы книги о мерзейшем 20 столетии и о трагическом герое, который попытался это время высветлить, пропустив его тьму сквозь себя. Что-то важное и перспективное для литературы нового десятилетия во всем этом, мне кажется, есть.


1 2 3 4 5 Далее
Олег Павлов
Людмила Улицкая
Захар Прилепин
Роман Сенчин
Александр Чудаков

Карагандинские девятины, или повесть последних дней

Виктор Топоров: Олег Павлов писатель сумрачный, мрачный, он – человеконенавистник или, уж по крайней мере, предельный мизантроп. Его роман или, вернее, большая повесть, вошедшая в шорт-лист – это невыносимо тяжелое произведение о тяготах невыносимо тяжелой жизни. Таковы, впрочем, у Олега все произведения.

Николай Александров: История похорон солдата, точнее – история трупа, который везут хоронить. Реализм в духе Солженицына, то есть с намеренным искажением языка и экспрессивным залезанием в душу.

Александр Архангельский: Олег Павлов написал свой трудный, мучительный – и по языку, и по теме, и по общему ощущению катастрофы – роман задолго до «Груза–200». Но балабановская мера мизантропии здесь отчасти даже превзойдена. Олег Павлов делает все, чтобы удержать повествование в рамках внешнего реализма, но абсурдность жизни, истории, судьбы здесь разрывает текст изнутри. В чем одновременно и недостаток, и достоинство Олега Павлова. Его трудно читать. Замысел не подчиняется автору. Но если писатель может положить свой замысел на лопатки, значит, он и не писатель.

Далее: Людмила Улицкая