*3510. Стоицизм

[Мудрый Философ]

http://www.bm-info.ru/pages/66.htm
Стоическая школа в 3-м и 2-м веке
Основателем стоической школы был Зенон из Китиона на Кипре, — греческого города с пришлым финикийским населением. Его смерть приходится на 262 г., его рождение — так как он умер 72-х лет — на 334/3 г. На 22-м году жизни он прибыл в Афины, сошёлся с киником Кратетом, позднее со Стильпоном, но слушал также лекции мегарца Диодора, Ксенократа и Полемона.

В 300 году он выступил сам в качестве преподавателя и писателя по философии; его ученики сперва назывались зеноновцами, а позднее получили название стоиков, по имени места их собраний, «стоа пойкиле» (узорчатый портик). Он жил, пользуясь всеобщим почитанием за свой благородный характер, и добровольно лишил себя жизни. За ним следовал Клеанф из Асса в Троаде, — человек, отличавшийся редкой силой воли, отсутствием потребностей и строгим образом жизни, но малой подвижностью мысли; согласно Index Stoic. Hercul. — он родился в 331/0 году до P. X. и умер, вероятно, в возрасте 99 лет, т. е. в 232/1 году, покончив с собой голодной смертью.

Наряду с ним из личных учеников Зенона наиболее известные суть: его земляк и сожитель Персей, Аристон из Хиоса, Эрилл из Карфагена, Сфер из Боспора, учитель спартанского царя Клеомена, поэт Арат из Сол в Киликии. Преемником Клеанфа был Хрисипп из Сол (умер в 208/4 году), в возрасте 73 лет, след., родился в 280/76 году), проницательный диалектик и трудолюбивый учёный, который своей успешной педагогической деятельностью и своими необыкновенно многочисленными сочинениями (впрочем, также слишком многословными и небрежными по стилю) не только значительно содействовал внешнему распространению стоицизма, но и завершил научную систему этого учения.

Современниками Хрисиппа являются Эратосфен из Кирены (276/2—197/3), знаменитый учёный, который был учеником Аристона, и проповедник морали Телет, кинические наклонности которого заставляют предполагать, что он был связан со стоицизмом также через посредство Аристона. За Хрисиппом следовали двое его учеников — сперва Зенон из Тарса, а затем Диоген из Селевкии (Диоген Вавилонянин), который ещё в 155 году принимал участие в философском посольстве в Риме, но, вероятно, умер вскоре после этого.

Из многочисленных учеников Диогена его преемником на кафедре в Афинах был Антипатр из Тарса (умер в 125 году до P. X.), тогда как Архедем, также из Тарса, основал школу в Вавилоне. С двумя его учениками, Боэтом и Панэтием.

Содержание темы
1 страница
#01. Мудрый Философ. Стоицизм
#02. Михаил Ломоносов. Характер и части стоической системы
#03. Википедия. Стоицизм
#04. Михаил Ломоносов. Стоическая логика
#05. Михаил Ломоносов. Стоическая физика: последние причины и мироздание
#06. Михаил Ломоносов. Природа и человек
#07. Михаил Ломоносов. Стоическая этика: её общие основы
#08. Михаил Ломоносов. Прикладная мораль. Отношение стоицизма к религии
#09. Δημόκριτος. Стоики: Боэт, Панэтий, Посидоний
#10. Википедия. Боэт Сидонский
02 страница
#11. Википедия. Панетий Родосский
#12. Википедия. Посидоний
#13. Filosof.historic.ru. Стоицизм
#14. Елена Павлова. Луций Анней Сенека
#15. Русская историческая библиотека. Стоики – кратко
#16. Русская историческая библиотека. Стоики и эпикурейцы
#17. Википедия. Зенон Китийский
#18. Peoples.ru. Зенон Китийский.
#19. Л.В. Блинников. Зенон из Китиона
#20. Владимир Прохватилов. Зенон Китийский, основатель стоицизма
03 страница
#21. Дмитрий Зубов. Зенон Китийский (IV–III вв. до н.э.)
#22. Διογένης ὁ Λαέρτιο. О Зеноне
#23. Διογένης ὁ Λαέρτιο. Ученики Зенона
#24. Διογένης ὁ Λαέρτιο.
#25. В.П. Лега. Стоицизм
#26. Реале Дж. , Антисери Д. 4. ОСНОВАНИЕ СТОИ
#27. Реале Дж. , Антисери Д. 2. ВОЗРОЖДЕНИЕ ФИЛОСОФИИ ПОРТИКА В РИМЕ: НЕОСТОИЦИЗМ
#28. Русская историческая библиотека. Стоики
#29. Русская историческая библиотека. Главные представители школы стоиков
#30. Новая философская энциклопедия. СТОИЦИЗМ
04 страница
#31. Новая философская энциклопедия. МАРК АВРЕЛИЙ АНТОНИН
#32. Great_philosophers. Зенон из Китиона
#33. Filosof.historic.ru. Стоики
#34. Filosof.historic.ru. Стоики и академики во II-I вв. до н.э.
#35. Filosof.historic.ru. Стоики
#36. Открытая реальность. Стоицизм
#37. Great_philosophers. Марк Аврелий
#38. Great_philosophers. Панэций
#39. Great_philosophers. Посидоний
#40. Great_philosophers. Сенека Луций Анней
05 страница
#41. Great_philosophers. Эпиктет
#42. Новая философская энциклопедия. АНТИПАТР (Ἀντίπατρος)
#43. Новая философская энциклопедия. АНТИПАТР (Ἀντίπατρος) из Тира
#44. Новая философская энциклопедия. АПОЛЛОДОР
#45. Новая философская энциклопедия. АПОЛЛОНИЙ (Ἀπολλώνιος) Тирский
#46. Rchgi.spb.Ru. АВРЕЛИЙ Марк (Marcus Aurelius)
#47. Новая философская энциклопедия. АРИСТОН (Ἀρίστων) Хиосский
#48. Новая философская энциклопедия. АРХЕДЕМ
#49. Новая философская энциклопедия. АФИНОДОР (Ἀϑηνόδωρος)
#50. Новая философская энциклопедия. АФИНОДОР (Ἀϑηνόδωρος) Кордилион

[Михаил Ломоносов]

http://www.bm-info.ru/pages/67.htm
Так как из бесчисленных сочинений стоических философов, возникших в первые три века существования школы, до нас дошли только отрывки, а позднейшие авторы по большей части говорят о стоическом учении в целом, не указывая определённо, какие из его частей принадлежат уже Зенону, и какие — его последователям, в особенности Хрисиппу, то и мы можем только изложить систему в той форме, какую она приобрела со времени Хрисиппа, отмечая однако попутно различия мнений внутри школы, поскольку они нам известны или поскольку о них можно догадываться.

Основателя стоической школы влекла к философии прежде всего потребность найти твёрдую опору для нравственной жизни; и удовлетворения этой потребности он первоначально искал у киника Кратета. Его преемники также считают себя отпрысками кинической ветви сократовской школы, и когда они хотели указать людей, которые ближе всего подошли к их идеалу мудреца, то они наряду с Сократом называли Диогена и Антисфена.

Вместе с этими философами они стремятся к тому, чтобы сделать человека с помощью добродетели независимым и блаженным; вместе с ними они определяют философию как упражнение в добродетели и ценность теоретических исследований определяют их значением для нравственной жизни. Их понимание нравственных задач также стоит довольно близко к воззрениям киников. Но от кинизма стоики принципиально отличаются тем, что они приписывают особое значение научному исследованию; и именно это обстоятельство было причиной неудовлетворённости основателя их школы кинизмом.

Последняя цель философии заключается, по их мнению, в её влиянии на нравственное состояние человека; но истинная нравственность невозможна без истинного познания; «добродетельность» и «мудрость» рассматриваются как равнозначные понятия, и если философия должна совпадать с упражнением в добродетели, то вместе с тем она определяется как «познание божественного и человеческого».

Правда, когда один из стоиков, Эр и л л, признавал знание высшим благом и последней целью жизни, то это было, конечно, возвратом от Зенона к Аристотелю; но с другой стороны, мы должны видеть попытку удержать стоицизм на точке зрения кинизма в том, что Аристон не только презирал всякое учёное образование, но не хотел также ничего знать о диалектике и физике, так как первая бесполезна, а последняя превосходит познавательные способности человека, и даже в этике ценил только принципиальные соображения, считая излишними более частные правила жизни.

Сам Зенон видел в научном познании необходимое условие нравственного поведения; он заимствовал также от академиков деление философии на логику, физику и этику. Для систематического обоснования своей этики он прежде всего воспользовался учением Гераклита, физика которого, вероятно, привлекала его, главным образом, той решительностью, с которой в ней проводится мысль, что все единичные явления в мире суть лишь выражение единой первосущности, и что закон, определяющий естественный хо, вещей, должен также определять и действия людей.

Напротив, от метафизики Платона и Аристотеля его, вероятно, отталкивал её дуализм, который рядом с действиями разума в мире ставил результаты необходимости и тем, казалось, угрожал единодержавному господству разума в человеческой жизни; отчасти же идеализм и спиритуализм этой метафизики, даже независимо от трудностей, на которые он в ней наталкивался, был несоединим с материалистическим номинализмом, который Зенон воспринял от Антисфена; и Зенон не считал его пригодным для прочного обоснования нравственной деятельности.

Но, с другой стороны, Зенон и его школа решительно восприняли в своё миросозерцание сократо-платоновскую телеологию и связанную с ней веру в провидение, а в деталях он во многих отношениях дополнял гераклитовскую физику аристотелевской. Ещё более велико было влияние перипатетической логики на стоическую, в особенности со времени Хрисиппа. Но и в этике Зенон со значительным успехом пытался смягчить жестокости и резкости кинизма. Поэтому стоическая философия отнюдь не есть простое продолжение кинической; она, напротив, преобразовала и дополнила последнюю, использовав для этой цели все, что она могла найти пригодного в прежних системах.

Три части философии, которые насчитывали стоики (впрочем, Клеанф присоединял к логике риторику, к физике — теологию, к этике — политику) излагались в преподавании не всегда в одинаковом порядке, и суждения об их сравнительной ценности также были различны: высшее место отводилось то физике, как познанию «божественных вещей», то этике, как важнейшей для человека науке. Зенон и Хрисипп начинали с логики, переходили затем к физике и кончали этикой.

[Википедия]

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1...B8%D0%B7%D0%BC
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Зенон Китийский
См. также другие значения для запросов «Стоик» и «Стоя».

Стоици́зм — философская школа, возникшая во времена раннего эллинизма и сохранившая влияние вплоть до конца античного мира. Название получила по названию портика Стоа Пойкиле (греч. στοά ποικίλη, букв. «расписной портик»), где основатель стоицизма, Зенон Китийский, впервые самостоятельно выступил в качестве учителя. В истории стоицизма различают три главных периода: Древняя (Старшая) Стоя (конец IV века до н. э. — середина II века до н. э.), Средняя (II—I века до н. э.), Новая (I—III века н. э.).

Наиболее известны в наше время из представителей Древней Стои Зенон Китийский, Клеанф и Хрисипп, на перечне сочинений которого соответствующий фрагмент труда Диогена Лаэртского обрывается. Видными представителями стоицизма в Древнем Риме были Сенека, Эпиктет и император Марк Аврелий.

В переносном смысле стоицизм — твёрдость и мужество в жизненных испытаниях. «Образ стоического мудреца прочно вошел в обиход европейского морального сознания. Уже при одном упоминании слова «стоик» в памяти всплывает образ человека, мужественно переносящего все превратности судьбы, невозмутимо и непоколебимо исполняющего свой долг, свободного от страстей и волнений. Этот образ настолько популярен, что даже породил расхожее клише – «стоически» переносить трудности, испытания», - отмечает П. А. Гаджикурбанова[3].

Содержание

1 Периодизация стоицизма
2 Учение стоиков
2.1 Логика
2.2 Физика
2.3 Этика
3 См. также
4 Примечания
5 Литература
5.1 Источники
5.2 Библиография
5.2.1 Основная
5.2.2 Дополнительная
6 Ссылки

Периодизация стоицизма

Марк Аврелий

До выявления данной школы стоиками в Афинах называли сообщество поэтов, собиравшихся в Стоа Пойкиле за сто лет до появления там Зенона и его учеников и единомышленников[4].

Древняя стоя: III—II века до нашей эры. Зенон Китийский (ок. 336—264 гг. до н. э.) — основатель школы; Клеанф (?- ок. 232 г. до н. э.); Хрисипп из Сол (281/277 — 208/205 гг. до н. э.). Их ученики: Персей Китийский, Аристон, Герилл, Зенон Тарсский, Сфер Боспорский, Кратет Малльский, Диоген Вавилонский, Аполлодор из Селевкии, Антипатр из Тарса и др.

Средняя стоя (стоический платонизм): II—I века до нашей эры. Представители: Панетий Родосский (ок. 180—110 гг. до н. э.) и Посидоний (ок. 135-51 гг. до н. э.). Они перенесли стоические идеи в Рим. Другие представители: Мнесарх, Дардан, Гекатон Родосский, Диодот, Гемин, Антипатр из Тира, Афинодор и др.

Поздняя стоя (римский стоицизм): I—II века н. э. Сенека (4 г до н. э. — 65 г н. э.), Эпиктет (50—138 гг. н. э.) и Марк Аврелий (121—180 гг. н. э.). Другие представители: Муссоний Руф, Секст Херонейский, Гиерокл, Корнут, Евфрат, Клеомед, Юний Рустик и др.

Иногда выделяют 4-й период в развитии стоицизма, связывая его с учениями некоторых пифагорейцев и платоников I—II века н. э., Филона Александрийского.

В конечном итоге произошло сближение стоицизма с неоплатонизмом, а затем растворение его в последнем.

Также, несомненно влияние стоицизма на гностические учения аскетической направленности (валентинианская и маркионитская школы).
Учение стоиков

Учение стоиков принято разделять на три части: логику, физику и этику. Известно их сравнение философии с фруктовым садом: логика соответствует ограде, которая его защищает, физика является растущим деревом, а этика — плодами. Также свою систему классификации стоики сравнивали с животным и с яйцом. В первом случае кости — логика, мясо — физика, душа животного — этика; во втором — скорлупа — логика, белок — физика, а желток яйца — этика.

Зенон делил философию на физику, этику и логику (последний термин, возможно, именно Зенон ввёл в философское обращение). Клеанф же различал в философии диалектику, риторику, этику, политику, физику и теологию. Хрисипп вернулся к делению Зенона, ставя, как и тот, на первое место логику. Но если Зенон ставил после логики физику, то Хрисипп — этику.
Логика

Стоическая логика, помимо формально-логической теории, содержит исследование гносеологических и лингвистических проблем.

К силлогистике стоики добавляют пять дизъюнктивных форм вывода, из которых должны состоять все правильные заключения. При этом в качестве переменных используются не понятия, а высказывания:

Если есть A, то есть и B. A есть. Следовательно, есть и B.
Если есть A, то есть и B. Но B не существует. Следовательно, нет и A.
A и B не могут существовать одновременно. A есть. Следовательно, В не существует.
Существует либо A, либо B. A существует. Следовательно, В не существует.
Существует либо A, либо B. В не существует. Следовательно, A существует.

Исходным пунктом стоической теории познания является материя. Хрисипп говорит, что восприятие изменяет состояние нашей материальной души. Зенон полагает, что оно отпечатывается в душе, как в воске.
Физика

Стоики представляют мир живым организмом, управляемым имманентным божественным законом логосом. Человеческая судьба является проекцией этого логоса, посему стоики возражали против идеи спора с судьбой или её испытания. Главное препятствие на пути гармонии со своей судьбой — это страсти. Идеалом стоиков был невозмутимый мудрец.

Согласно стоицизму, всё существующее — телесно, и различается только степенью «грубости» или «тонкости» материи. Сила не есть нечто нематериальное или абстрактное, а есть тончайшая материя. Сила, управляющая миром в целом, — Бог. Вся материя есть лишь модификации, находящиеся в вечном изменении этой божественной силы и снова и снова растворяющиеся в ней. Вещи и события повторяются после каждого периодического воспламенения и очищения космоса.

В центре теологии стоиков находится логос.

« Логос неразрывно связан с материей. Он находится в смешении с ней; он целиком пронизывает, формирует и образует её, созидая тем самым космос. »

Взаимосвязь всего со всем понимается как осмысленный порядок, реализуемый божественной волей. Такой порядок стоики называют роком, а предопределенную им цель — провидением.
Этика

В этике стоицизм близок киникам, не разделяя презрительного отношения последних к культуре. Все люди — граждане космоса как мирового государства; стоический космополитизм уравнивал (в теории) перед лицом мирового закона всех людей: свободных и рабов, греков и варваров, мужчин и женщин. Всякое нравственное действие является, согласно стоикам, ни чем иным, как самосохранением и самоутверждением, и это увеличивает общее благо. Все грехи и безнравственные поступки — это саморазрушение, утрата собственной человеческой природы. Правильные желания и воздержания, поступки и дела — гарантия человеческого счастья, для этого надо всячески развивать свою личность в противовес всему внешнему, не склоняться ни перед какой силой.

Главная идея стоической этики — телеологически и каузально предустановленный ход мировых событий. Цель человека заключается в том, чтобы жить «в согласии с природой». Это единственный способ достижения гармонии. «Кто согласен, того судьба ведёт, кто не согласен, того она тащит».

Стоики выделяют четыре вида аффектов: удовольствие, отвращение, вожделение и страх. Их необходимо избегать, пользуясь правильным суждением (ортос логос).

Все вещи стоики делят на Благо (этика), зло, безразличие (адиафора).

Предпочитать следует вещи, сообразные с природой. Такие же различия стоики проводят и между поступками. Существуют дурные и благие поступки, средние поступки называются «подобающими», если в них реализуется естественная предрасположенность.

О. Б. Скородумова отмечает, что стоикам была свойственна мысль о внутренней свободе человека, так, пишет она, убеждённые, что мир детерминирован ("закон судьбы совершает свое право... ничья мольба его не трогает, ни страдания не сломят его, ни милость"), они провозглашают внутреннюю свободу человека как высшую ценность: "Тот, кто думает, что рабство распространяется на личность, заблуждается: его лучшая часть свободна от рабства".

М. Л. Хорьков отмечал интерес стоиков к проблеме поэтического: так, «Зенон пишет книгу «О чтении поэзии», Клеанф – «О поэте», Хрисипп – «О стихах» и «О том, как читать стихи». Страбон, сам приверженец стоической философии, отмечает, что, по мнению стоиков, существует тесная связь между поэтическим и всеми без исключения частями философии». В связи с этим Хорьков отмечает символичным то, что до появления в Стое философов, которые получили от этого портика и свое название, там обитали поэты, которых и называли «стоиками». В. Г. Борухович отмечал, что так как греческая проза появилась намного позже поэзии, на этом основании грамматики стоической школы считали прозу выродившейся поэзией[8].

Во времена Римской империи учение стоиков превратилось в своего рода религию для народа, причём всей империи, а наибольшим влиянием пользовалось в Сирии и Палестине. В продолжение всей истории стоицизма Сократ был главным авторитетом стоиков; его поведение во время суда над ним, его отказ от бегства, его спокойствие перед лицом смерти, его утверждение о том, что несправедливость наносит больше вреда тому, кто её совершает, чем жертве, — все это целиком отвечало учению стоиков. Такое же впечатление производили его безразличие к жаре и холоду, простота в отношении пищи и одежды и полное пренебрежение ко всякого рода удобствам. Но стоики никогда не принимали учение Платона об идеях, и большинство из них отвергало его доводы относительно бессмертия. Только языческие стоики более позднего периода, когда они противостояли христианскому материализму, соглашались с Платоном в том, что душа нематериальна; стоики раннего периода разделяли точку зрения Гераклита, что душа состоит из материального огня. Точно такую доктрину можно найти у Эпикура и Марка Аврелия, но у них огонь вроде бы не следует считать буквально одним из четырёх элементов, из которых составлен физический мир. Марк Аврелий в своих «Размышлениях» хвалит «политию, в которой существует один и тот же закон для всех, — политию управляемую, принимая во внимание равные права и равную свободу слова, — и царское правление, которое уважает более всего свободу управляемых». Не случайно Блаженный Августин так много заимствует у Марка Аврелия в своём сочинении "О граде Божием". У стоиков мы впервые находим в том виде, как мы их используем сейчас, позднее христианские идеи Логоса, естественного права и естественного равенства. Этика и физика стоицизма пользовались большим прямым влиянием не только в эпоху раннего христианства и Вселенских соборов, но и в эпоху Возрождения и в раннее Новое время, а в наше время оказывает косвенное влияние через христианскую культуру[9].
См. также

Эллинизм
Кинизм
Неоплатонизм
Адиафора

Примечания

↑ Чанышев, 1991, с. 125
Энциклопедический словарь 1953г
↑ Электронная библиотека
↑ Чанышев, 1991, с. 121
↑ Чанышев, 1991, с. 126
↑ ВИРТУАЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ И СВОБОДА - Проект Сергей Дацюк - не Робот!
↑ Электронная библиотека
↑ Борухович В. Г. Научное и литературное значение труда Геродота
↑ Бертран Расселл. Стоицизм. История западной философии. http://www.argo-school.ru/biblioteka...ssel_stoicizm/

Литература

Чанышев А. Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. — М.: Высшая школа, 1991. — 512 с.
Марк Аврелий. Размышления

Источники

Hans von Arnim (Hrsg.): ''Stoicorum Veterum Fragmenta. 4 Bde. Teubner, Leipzig 1903—1905. Nachdruck Saur, München 2004, ISBN 3-598-74255-X, ISBN 3-598-74257-6, ISBN 3-598-74258-4.
Фрагменты ранних стоиков. Пер. и комм. А. А. Столярова. М.: ГЛК, 1998-. Т. 1: Зенон и его ученики (1998). Т. 2(1): Хрисипп из Сол. Логические и физические фрагменты (1999). Т. 2(2): Хрисипп из Сол. Физические фрагменты (2002).

Библиография
Основная

Столяров А. А. Стоя и стоицизм. М., 1995.- 445 с. ISBN 5-86187-023-3
Степанова А. С. Философия древней Стои. — СПб.: Алетейя, KN, 1995.
Степанова А. С. Физика стоиков: Доминирующие принципы онтокосмологической концепции. СПб.: Изд-во СПб ун-та, 2005.
Степанова А. С. Философия Стои как феномен эллинистическо-римской культуры.- СПб.: Издательский дом «Петрополис», 2012. — 400 с. ISBN 978-5-9676-0425-6
Этика стоицизма. Традиции и современность. Под ред. А. А. Гусейнова. М., 1991.

Дополнительная

Поляков И. В. Знаковая проблематика в философии Стои // Известия Сибирского отд. АН СССР. Сер. История, филология и философия. Вып. 2. № 10. Новосибирск,1988.
Рожанский И. Д. Естествознание в эпоху эллинизма и Римской империи. М.: Наука, 1988.
Степанова А. С. К вопросу о параллелизме в истории философии: стоицизм и китайская философия // Paradigma. Журнал сравнительной философии. № 2. 2004.
Столяров А. А. Раннестоический корпус текстов: Принципы формирования и основные издания // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 1997.№ 3. С.155-162.
Крицкая С. Ю. Отражение языковых взглядов стоиков и атомистов в трактате Марка Теренция Варрона «О латинском языке». // Epistolai. Сборник статей к 80-летию профессора Наталии Александровны Чистяковой. / Отв. ред. Л. Б. Поплавская. СПб.: С. -Петербургский университет. 2001
Sambursky S. Physics of the Stoics. L., 1959.
Todd R. B. Alexander of Aphrodisias on stoic physics. A study of the De Mixtione with preliminary essays, text, translation and commentary. Leiden, Brill, 1976.
«Галерея античных философов»: В 2т.:В. Я. Кисиль, В. В. Рибери.-М.:ФАИР-ПРЕСС,2002.-576 с.
X. S. Thani-Nayagam, "Indian Thought and Roman Stoicism, " Tamil Culture 10 (1963):1-36.

Ссылки

Статья про стоицизм А. Ф. Лосева
Стоя. Римские стоики. Работы известных английских исследователей стои.
Бокадорова Н. Ю. Стоики // Лингвистический энциклопедический словарь, М., 1990
Стоицизм / А. А. Столяров // Новая философская энциклопедия : в 4 т. / пред. науч.-ред. совета В. С. Степин. — 2-е изд., испр. и доп. — М. : Мысль, 2010. — 2816 с. — 5000 экз. — ISBN 978-5-244-01115-9.

[Михаил Ломоносов]

http://www.bm-info.ru/pages/68.htm

В диалектике они различают учение об обозначающем и об обозначаемом и причисляют к первой поэтику, теорию музыки и грамматику, на развитие которой в александрийскую и римскую эпоху стоицизм оказал сильное влияние; учение об обозначаемом соответствует по существу нашей формальной логике, учение о критериях содержит теорию познания стоической школы.

В противоположность Платону и Аристотелю стоики — решительные эмпиристы. Уже Антисфен признавал реальность только за единичными вещами; отсюда Зенон выводит, что и всякое познание должно исходить из восприятия единичного. Согласно стоическому учению, душа при рождении подобна неисписанной доске (отсюда выражение «tabula rasa» в схоластической философии и у Локка); всякое содержание может быть дано ей только объектами; представление есть, как говорят Зенон и Клеанф, отпечаток вещей в душе, или, как выражался Хрисипп, обусловленное вещами изменение в душе.

Восприятие даёт нам также (согласно Хрисиппу) знание и о наших внутренних состояниях и деятельностях; но так как и последние, по их мнению, состоят в материальных процессах, то стоики не считают необходимым усматривать видовое различие между внешним и внутренним восприятием. Из восприятий возникают воспоминания, а из последних — опыт. Через умозаключения из воспринятого мы приходим к общим представлениям. Поскольку последние безыскусственно и сами собой выводятся из общеизвестных опытов, они образуют те «общие убеждения», которые предшествуют всякому научному исследованию и потому называются «предвосхищениями», выражение, заимствованное у Эпикура и впервые употреблённое в этом смысле, по-видимому, Хрисиппом).

На планомерных доказательствах и образовании понятий основана наука, своеобразное преимущество которой состоит в том, что она, в противоположность мнению, есть убеждение, непоколебимое возражениями, или система таких убеждений. — Но так как все наши представления возникают из восприятий, то и их познавательная ценность будет зависеть от того, имеются ли такие восприятия, относительно которых несомненно их совпадение с воспринятыми предметами. Именно это и утверждают стоики.

Некоторые наши представления имеют, по их мнению, такой характер, что они вынуждают нас соглашаться с ними они связаны с сознанием, что они могут проистекать лишь из чего-то реального, они обладают непосредственной очевидностью поэтому, когда мы соглашаемся с ними, мы настигаем (постигаем) самый предмет, и именно в этом, в таком согласии с этого рода представлениями состоит, согласно Зенону, понятие; поэтому понятие, в отличие от него только сознанием своего совпадения с объектом и вытекающей отсюда неизменностью.

Представление, которое связано с таким сознанием, Зенон называл постигнутым представлением, т. е. представлением, которое способно постигать свой предмет. Цицерон, впрочем, объясняет его как visum quod percipi post и потому он утверждал, что постигнутое представление есть критерий истины.

Но так как из восприятий, как их следствия, «общие убеждения», то последние можно рассматривать как естественные нормы истины; и потому Хрисипп мог называть восприятия и «предвосхищения» критериями истины. А что знание вообще должно быть возможно, — это стоики доказывали, в конечном счёте, соображением, что иначе было бы невозможно действование, по разумному убеждению.

При этом, однако, они запутывались в том противоречии, что, с одной стороны, объявляли восприятие нормой истины, а с другой стороны, полагали, что только научное познание может дать совершенно достоверное знание; последнее убеждение соответствовало не только их научной потребности, но и практическим запросам их системы, которая ставила добродетель и блаженство человека в зависимость от его подчинения общему закону.

Та часть диалектики, которая соответствует нашей формальной логике, имеет дело с обозначаемым или высказанным; последнее бывает или неполным, или полным: в первом случае оно есть понятие, во втором — предложение. В теории понятий важнейшим шляется учение о категориях. А именно, стоики насчитывали вместо десяти аристотелевских категорий только четыре, которые стоят в таком отношении между собой, что каждая последующая есть ближайшее ограничение предыдущей и потому содержит её в себе: субстрат, также он, существенное свойство, которое в свою очередь распадается на общее и индивидуальное свойство, случайное свойство и случайное свойство, состоящее в отношении.

В качестве общего родового понятия, которому подчинены все категории, одни (вероятно, Зенон) называли сущее, другие (Хрисипп) — нечто. Из полных высказываний или предложений суждениями или утверждениями называются те, которые могут 5ыть истинными или ложными; среди них стоики различали простые (категорические) и сложные суждения, и среди последних они с особенной тщательностью исследовали условные суждения. Точно так же в своей разработке умозаключений они настолько ценили условные и разделительные умозаключения, что признавали лишь их одних подлинными умозаключениями. Однако научная ценность этой логики весьма посредственная, и если стоики в частностях и исследовали кое-что более подробно, то все же педантический внешний формализм, который ввёл в логику в особенности Хрисипп, не мог принести пользы общему состоянию этой науки.

[Михаил Ломоносов]

http://www.bm-info.ru/pages/69.htm

Миросозерцание стоической школы определяется троякой тенденцией. В противоположность дуализму платоно-аристотелевской метафизики оно настаивает на единстве последней причины и вытекающего из неё миропорядка: оно монистично. В противоположность идеализму указанной метафизики, оно реалистично и даже материалистично. Тем не менее оно стремится, как того требуют уже его этические принципы, признать все в мире продуктом разума и усматривать последнюю основу мира в абсолютном разуме. Его точка зрения по существу телеологична, и его монизм в силу этого становится пантеизмом.

Реальны, по учению стоиков, только тела. Ибо реально — говоря: они — только то, что действует или страдает, но это свойств( присуще только телесным сущностям. Поэтому они не только признавали телами все субстанции, не исключая человеческой души и Бога но даже качества вещей состоят, по их мнению, в чем-то телесном в воздушных течениях, которые распространяются в тела: и сообщают им объединяющее их напряжение; и так как это разумеется, применимо и к душевным телам, то и добродетели, аффекты, мудрость, хождение и т. п., в качестве состояний души, называются телами и живыми существами; впрочем, они вынуждены были совершать неизбежную непоследовательность, признавая, что пустое пространство, место, время и мыслимое не суть тела.

Чтобы иметь возможность со своей точки зрения объяснить, что душа во всем своём объёме распространена в теле, а качества вещей — в вещах, стоики в своём учении о «полном смешении» отрицали непроницаемость тел и утверждали что одно тело может всеми своими частями проникнуть в другое, не слившись с ним в одно вещество. Тем не менее, несмотря на этот свой материализм, они различают вещество от действующих в неё сил. Они считают вещество само по себе бескачественным и выводят все качества вещей из проникающей их разумной силы даже саму заполненность пространства — из двух движений — сгущающего и разрежающего, направленного вовнутрь и направленного вовне.

Но все действующие в мире силы могут проистекать лишь из единой первосилы; это доказывается единством мира, связью и согласованностью всех его частей. Подобно всему реальному, и эта сила должна быть телесной; точнее, они представляют её себе как тёплое дыхание или огонь; ибо именно теплота все производит, оживляет и движет.

Но с другой стороны, совершенство и целесообразность мироустройства, и в особенности разумность человеческой природы свидетельствуют, что эта высшая мировая причина вместе с тем должна быть совершеннейшим разумом, благим и человеколюбивым существом — словом, божеством; и она есть божество именно потому, что состоит из самого совершенного вещества. Так как все в мире получает от неё свои качества, своё движение и жизнь, то она должна стоять к мирозданию в отношении, сходном с отношением нашей души к нашему телу: она проникает все вещи в качестве пневмы или творческого огня, который оживляет вещи и содержит в себе их зачаточные формы — она есть душа, дух, разум мира, провидение, рок, природа, всеобщий закон и т. п.; ибо все эти понятия обозначают лишь с разных сторон один и тот же предмет.

Но подобно тому как в человеческой душе, хотя она и присутствует во всем теле, господствующая часть отделена от остальных и приурочена к особому месту, так же обстоит дело и с душой мирового целого: божество или Зевс имеет пребывание на крайней границе мира (согласно Архедему — в середине мира, согласно Клеанфу — на Солнце) и отсюда распространяется по всему миру. Но его отличие от мира все же только относительно: это различие между непосредственно и посредственно божественным: сами по себе оба суть одно и то же; часть единой сущности принимает форму мира, другая сохраняет свою первоначальную форму и противостоит первой как действующая причина или божество; и даже это различие в проявлениях имеет лишь преходящее значение: оно возникло во времени и в надлежащее время снова устранится.

Для того, чтобы образовать мир, божество превратило часть огненного испарения, из которого оно состоит, сначала в воздух, затем в воду, в которой оно само пребывало, как творческая сила под действием этой силы часть воды выделилась в виде земли, другая часть осталась водой, третья стала воздухом, и из воспламенения воздуха при дальнейшем его разрежении возник стихийный огонь. Так возникло тело мира в отличие от его души.

Но эта противоположность, возникнув во времени, с течением времени снова устраняется: по истечении нынешнего периода мира мировой пожар снова превратит все вещи в необъятную массу огненного испарения: Зевс приемлет в себя мир, чтобы в предназначенный срок снова отпустить его от себя, таким образом, история мира и божества движется в бесконечном круговороте между мирообразованием и мироразрушением.

Но так как это движение всегда совершается по одним и тем же законам, то все бесчисленные следующие друг за другом миры настолько неразличимо сходны между собой, что в каждом из них встречаются до последних мелочей те же лица, вещи и события, что и во всех остальных. Ибо ненарушимая необходимость, крепко замкнутая связь причин и следствий определяет все совершающееся; этот абсолютный детерминизм вполне последователен в строго пантеистической системе стоиков и выражается также в стоических определениях рока или судьбы, природы и провидения.

В этом отношении и человеческая воля не образует исключения: человек действует добровольно, поскольку его определяет его собственное влечение, и он может выполнять свободно, т. е. с собственного согласия, то, что судит рок; но выполнять это он вынужден во всяком случае: volentem fata ducunt, nolentem trahunt («судьба ведёт добровольно повинующегося и влечёт противящегося»). На этой связи всех вещей основано единство мира, а на разумности причины, которою она определяется, — красота и совершенство мира. Чем усерднее стоики пытаются обосновать всякого рода доказательствами свою веру в провидение, тем настойчивее им предстояла задача показать абсолютное совершенство мира и защитить его от возражений, которые черпались из наличности зла всякого рода.

Главным основателем этой физико-теологии и теодицеи был, по-видимому, Хрисипп. Нам известно о нем, что он учил, что мир создан для людей и богов, и развивал эту теорию в чрезвычайно мелочную и внешнюю телеологию. И если основная мысль стоической теодицеи, что даже несовершенство единичного служит совершенству целого, послужила образцом для всех позднейших попыток этого рода, то все же задача примирить моральное зло с теологическим детерминизмом была для стоиков тем труднее, что они привыкли в ярких красках рисовать объем и могущество этого зла.

[Михаил Ломоносов]

http://www.bm-info.ru/pages/70.htm

В своём учении о природе стоики — как это было неизбежно пр тогдашнем состоянии естествознания — примыкали более к Аристотелю, чем к Гераклиту. Они следовали за Аристотелем — если оставить в стороне незначительные уклонения — в своём учении четырёх элементах; и если они считали излишним признавать, наряду с ними, эфир, то они все же различали эфирный и земной огонь: первый, по их учению, движется по кругам, последний — прямолинейно.

Стоики неоднократно подчёркивают, что все элементарные вещества постоянно переходят друг в друга, что все вещи находятся в состоянии непрерывного изменения и что именно на этом основана связь вещей; но в их намерения не входит отрицать в силу этого, вместе с Гераклитом, всякую устойчивость в вещах; с другой стороны, они не ограничивают, как это делал Аристотель, эту изменчивость одним только подлунным миром.

В своих представлениях о мироздании они держались господствующих воззрений. Звезды они представляли себе укреплёнными и их сферах; их огонь питается испарениями земли и воды; их божественность и разумность выводятся из чистоты этого огня. Все существа природы делятся на четыре класса, которые отличаются друг от друга тем, что неорганические вещи сдерживаются простым «состоянием», растения — природой, животные — душой, люди — разумной душой.

Из существ природы наших философов интересует главным образом человек, и в человеке — его душа. Душа, подобно всему реальному, имеет телесную природу и возникает вместе с телом через физический процесс зачатия; но она состоит из чистейшего и благороднейшего вещества, из части божественного огня, который при первом возникновении людей внедрился в их тела из эфира и переходит теперь к детям от родителей, как часть их души. Этот душевный огонь питается кровью, и центр кровообращения, сердце, есть (согласно Зенону, Клеанфу, Хрисиппу и др., от которых уклонялись лишь немногие отдельные стоики) местопребывание господствующей части души.

Отсюда распространяются в соответствующие органы семь разветвлений души, именно пять чувств, способность речи и способность к размножению. Но местопребывание личности находится лишь в господствующей части души или в разуме, к которому принадлежат как низшие, так и высшие душевные способности, и во власти которого — давать своё согласие как представлениям, так и волевым решениям. Это согласие, впрочем, в обоих отношениях может иметь лишь тот смысл, который допускается стоическим детерминизмом. После смерти души (по мнению Клеанфа всё, а по мнению Хрисиппа, лишь те, которые в течение жизни выработали себе надлежащую силу к тому) — души мудрецов сохраняются до конца мира, чтобы потом вместе со всем остальным вернуться в божество. Ограниченная длительность этого загробного существования не препятствует, однако, стоикам, в особенности Сенеке, прославлять блаженство этой высшей жизни после смерти и описывать её так же, как её описывают Платон и христианские богословы.

[Михаил Ломоносов]

http://www.bm-info.ru/pages/71.htm

Мнение, будто только преемники Зенона так формулировали этот принцип, тогда как он сам требовал только жизни, внутренне согласованной, маловероятно, так как Диоген определённо утверждает противоположное и так как уже учитель Зенона Полемон требовал естественной жизни; если Клеанф определял природу, в согласии с которой должна протекать наша жизнь, как («общую природу»), Хрисипп же — как общую и в частности человеческую природу, то последний только терминологически исправил первого.

Самое общее влечение природы есть стремление к самосохранению; для каждого существа может иметь ценность и содействовать его блаженству только то, что служит его самосохранению. Поэтому для разумных существ имеет ценность лишь то, что согласно с разумом: лишь добродетель есть для них благо, лишь в ней состоит его блаженство, которое поэтому не нуждается ни в каких иных условиях (добродетель — «сама по себе достаточна для блаженства»).

И точно так же, напротив, единственное зло есть порочность. Все же остальное совершенно безразлично жизнь, здоровье, честь, имущество и т. п. не суть блага; болезнь, позор, нищета и т. п. не суть зло. Менее всего можно считать удовольствие благом или даже высшим благом и стремиться к нему через него самого; оно есть следствие нашей деятельности, когда последняя имеет надлежащее направление (ибо правильное поведение, конечно, доставляет единственное истинное наслаждение), но оно не может быть целью деятельности; и если и не все стоики заходили так далеко, как Клеанф, который совсем не причислял удовольствие к естественным вещам, то все же все они отрицают, чтобы оно, взятое само по себе, имело ценность; и поэтому все они искали особое счастье добродетельного главным образом в свободе от помех, в душевном спокойствии, во внутренней независимости.

Так как одна только добродетель есть благо для человека, то стремление к ней есть общий закон человеческой природы; и это понятие закона, обязанности, сильнее подчёркивается у стоиков, чем у всех прежних моралистов. Но так как наряду с разумными влечениями в нас есть также и неразумные, безмерные, т. е. аффекты (которые уже Зенон сводил на четыре главных аффекта: удовольствие, вожделение, огорчение и страх), то стоическая добродетель по существу носит характер борьбы с аффектами. Аффекты суть нечто противоразумное и болезненное «немощи», и если они стали привычными, «болезни души»), их нужно не только умерять (как того требуют академики и перипатетики), но и истреблять: наша задача есть состояние свободы от аффектов, апатия.

В противоположность аффектам, добродетель есть устройство души, соответствующее разуму. Её первое условие состоит в правильных взглядах на то, что надлежит делать и от чего следует воздерживаться; ибо — говорит Зенон вместе с Сократом — мы всегда стремимся к тому, что считаем благом, но в нашей власти соглашаться с каким-либо мнением о том, что есть благо, или отказывать ему в согласии.

Поэтому стоики считают добродетель знанием, порочность — невежеством, и сводят аффекты к ложным суждениям о ценности. Но они представляют себе это нравственное знание столь непосредственно связанным с силой духа или воли, которую подчёркивал в особенности Клеанф, что с таким же правом можно усматривать сущность добродетели и в этой силе воли. Общим корнем всех добродетелей Зенон считал разумение, Клеанф — душевную силу, Аристон — здоровье; со времени Хрисиппа принято было усматривать его в мудрости, как науке о божественных и человеческих вещах.

Из неё вытекают четыре основные добродетели, которые в свою очередь делятся на многообразные подвиды: разумение, храбрость, самообладание и справедливость; Клеанф, однако, заменял разумение устойчивостью. Согласно Аристону (и, в сущности, также согласно Клеанфу) отдельные добродетели отличаются друг от друга только объектами, на которых они проявляются; Xрисипп и позднейшие стоики принимали внутренние, качественные различия между добродетелями. Тем не менее, и они твёрдо придерживались мнения, что добродетели, в качестве проявления одного и того же душевного склада, неразрывно связаны между собой, и что там, где есть одна добродетель, необходимо должны быть и все остальные, и где есть один порок, — должны быть все пороки.

Ибо все дело во внутреннем настроении; лишь в силу последнего выполнение долга становится добродетельным поступком; форма обнаружения добродетельного настроения сама по себе безразлична.

Стоики думают, что это настроение может только либо целиком быть наличным, либо совершенно отсутствовать. Добродетель и порочность суть свойства, не допускающие различия по степени (они суть внутренние устройства души, а не просто состояния); поэтому между ними нет ничего среднего, нельзя иметь их отчасти, а можно только либо обладать, либо не обладать ими, быть либо добродетельным, либо порочным, либо мудрецом, либо глупцом, и переход от глупости к мудрости совершается мгновенно: стремящиеся к мудрости принадлежат ещё к глупцам. Мудрец есть идеал всякого совершенства, и так как последнее есть единственное условие блаженства, то и идеал блаженства; глупец есть носитель всякой порочности, всякого злосчастия.

Один только мудрец — как это развивают стоики с декламаторским пафосом — свободен, прекрасен, богат, счастлив и т. д.; он обладает всеми добродетелями и всем знанием, он один во всех вещах делает надлежащее, он есть единственный истинный царь, государственный деятель, поэт, прорицатель, кормчий и т. д., безусловно свободен от всяких потребностей и страданий и есть единственный друг богов. Он не может потерять своей добродетели (разве только — как допускал Хрисипп — при душевной болезни), его блаженство равно блаженству Зевса и не может быть увеличено никакой длительностью во времени.

С другой стороны, глупец безусловно порочен и несчастен, есть раб, нищий, невежда; он не может совершать ничего доброго и неизбежно во всем ошибается: все глупцы — сумасшедшие. Глупцами же, как полагали стоики, являются все люди за немногими, бесконечно редкими исключениями; даже в отношении наиболее прославленных государственных деятелей и героев стоику (правда, непоследовательно) признают разве только то, что им в несколько меньшей мере, чем всем другим людям, присущи общи" недостатки; в особенности младшие приверженцы стоической школы как например Сенека, рисуют объем и глубину человеческой греховности нередко в столь же живых красках, как одновременно с ними и после них описывали греховность христианские богословы.

Во всем этом стоики по существу следовали принципам кинизма, хотя и с уклонениями, вытекавшими из их научного обоснования и изложения. Однако уже Зенон не скрывал от себя, что эти принципы нуждаются в значительных смягчениях и ограничениях. Эти смягчения были не только условием, при котором эти принципы могли выйти за узкие пределы секты и стать исторической силой, но они вытекали и из общих предпосылок стоической этики. Ведь система, которая в практическом отношении признавала нормой естественную жизнь, а в теоретическом отношении — общие убеждения, не могла становиться в такое резкое противоречие к тому и другому, на какое без колебаний решались Антисфен и Диоген.

Поэтому прежде всего в учении о благах начали различать среди нравственно безразличных вещей три класса: вещи, которые естественны и потому имеют цену, т. е. желательны и сами по себе предпочтительны; вещи, которые противоестественны и потому имеют отрицательную ценность и должны быть избегаемы; и наконец, вещи, не имеющие ни положительной, ни отрицательной ценности, безразличные в тесном смысле слова. Аристон, который оспаривал это различие и усматривал именно в равнодушном отношении к нему высшую задачу человека, навлёк на себя этим своим отступлением от Зенона к Антисфену упрёк в том, что он делает невозможным всякое действование по разумным основаниям; с другой стороны, Эрилл также уклонялся от Зенона, утверждая, что часть нравственно безразличных вещей, не имея связи с последней жизненной целью, все же может служить самостоятельной побочной целью.

Лишь в силу этого видоизменения своего учения о благах стоики были в состоянии стать в известное положительное отношение к задачам практической жизни; нередко, однако, они делали из него употребление, которое не согласовалось со строгостью стоических принципов.

Отношение к желательному и отвергаемому регулируется условными или «средними» обязанностями, которые различаются от совершенных обязанностей, во всех этих условных обязанностях дело идёт о предписаниях, которые при некоторых обстоятельствах могут терять силу. Далее, если допускается и даже требуется условная оценка некоторых безразличных вещей, то и апатия мудреца настолько смягчается, что утверждается, что зачатки аффектов встречаются и у мудреца, но только они не могут добиться его согласия, а некоторые разумные душевные движения встречаются даже только у мудреца. Наконец, так как стоики не решались признать кого-либо из своей среды подлинным мудрецом, и так как многие из них высказывали в этом отношении сомнения даже о Сократе и Диогене, то стало неизбежным, чтобы «совершенствующиеся» начали вскоре приобретать все большее значение по сравнению с глупцами и мудрецами и в стоических изображениях почти неразличимо слились с мудрецами.

[Михаил Ломоносов]

http://www.bm-info.ru/pages/72.htm

Исследования об отдельных нравственных отношениях и задачах вообще занимали много места в послеаристотелевской философии; не особенно охотно занимались ими стоики (за исключением Аристона); и по-видимому, они с особенной любовью обсуждав казуистические вопросы, повод к которым давало столкновение обязанностей, так как подобные размышления давали им возможное осуществлять их диалектическое искусство.

Но как бы важны ни были эти специальные изыскания для практического влияния стоической этики и для распространения более чистых нравственных понятий, их научная ценность, была, по-видимому, не очень значительной, и трактование их нередко было слишком мелочным. Характерно для них, поскольку они нам известны, двоякое, выступающее в них стремление: с одной стороны, стремление сделать отдельного человека независимым в его нравственном самосознании от всего внешнего, и с другой стороны, стремление справиться с задачами, которые вытекают из отношения личности к тому целому, к которому она принадлежит.

Первое стремление обнаруживает черты, изобличающие в стоицизме ветвь кинизма; во втором стремлении содержатся черты, которыми он превосходит и дополняет кинизм. Полнейшая независимость от всего, что не влияет на наше нравственное существо, возвышение над внешними условиями и телесными состояниями, самоудовлетворённость мудреца, непритязательность Диогена — все это есть также стоический идеал; и хотя стоики не требуют от всех кинического образа жизни, но все же они находят его достойным философа, где обстоятельства дают возможность ею избрать.

Принцип, что нравственный характер действий зависит только от умонастроения, а не от внешнего действия, увлёк стоиков, как и их предшественников, к некоторым рискованным и односторонним утверждениям; впрочем, то зазорное, в чем их упрекают в этом отношении, высказывалось ими, по-видимому, отчасти только гипотетически, отчасти же как следствие воззрений, которые оспаривались ими.

Наконец, чтобы обеспечить человеку при всех обстоятельствах его независимость, они допускали добровольный уход из жизни не только как исход при крайней нужде; напротив, они усматривали в этом именно высшее обнаружение нравственной свободы, шаг, с помощью которого человек доказывает, что он причисляет и жизнь к безразличным вещам, и на который человек управомочен, как только какие-либо обстоятельства вставляют его считать более естественным покинуть жизнь, чем оставаться в ней. Так кончили свою жизнь Зенон, Клеанф, Эратосфен, Антипатр и многие другие стоики.

Но сколь бы независимым ни сознавал себя стоик в отношении сего, что не есть он сам, он все же чувствует свою тесную связь со своими ближними. В силу своей разумности человек сознает себя частью мирового целого и тем самым — свою обязанность действовать для этого целого; он сознает своё родство со всеми разумными существами природы, признает всех однородными и равноправными, стоящими под одним и тем же законом природы и разума, и он признает их естественным предназначением жить друг для друга.

Поэтому влечение к общению непосредственно заложено в человеческом сознании, и человеческая природа требует двух основных условий общения — справедливости и человеколюбия. Мудрецы, как говорят стоики, по природе дружны между собой; они вообще придают дружбе столь большое значение, что им не вполне удаётся согласовать свои положения о самоудовлетворённости мудреца с этой потребностью в дружбе; и точно так же они признают ценность и всех остальных связей между людьми.

Они рекомендуют брак и требуют, чтобы он был проникнут строго нравственным духом; и если они и не могут чувствовать глубокой симпатии к политической деятельности, но все же среди философских школ позднейшей античной эпохи стоики тщательнее всех занимались задачами государственной жизни и вырабатывали наиболее независимые политические характеры. Однако, для них важнее, чем связь личности с её народом, её связь с целым человечеством: взамен политики здесь выступает космополитизм, самыми ревностными и успешными возвестителями которого были стоики. Так как всякое общение между людьми основано на равенстве разума у отдельных личностей, то общение должно простираться так же далеко, как и это равенство.

Все люди родственны между собой, все имеют одинаковое происхождение и одинаковое назначение, все стоят под единым законом, суть граждане единого государства, члены одного тела. Все люди, в качестве людей, имеют право на нашу благожелательность; даже рабы могут требовать от нас своего права и оказаться достойными нашего почитания, даже к нашим врагам мы должны относиться с милосердием и при нужде оказывать им поддержку, как на этом в особенности неоднократно и решительно настаивали стоики римской эпохи. Этот космополитизм есть одна из самых характерных черт, которые сделали стоицизм истинным представителем эллинистической и римской эпохи и обусловили его огромное значение как могущественного пособника в возникновении и распространении христианства.

Распространяя взаимозависимость разумных существ ещё далее, мы получаем понятие мира, как общества, состоящего из богов и людей, и требование безусловного подчинения законам и распоряжениям этого общества. И именно в этом подчинении мировым законам и в этой покорности судьбе, которые неустанно проповедуют стоики, состоит, с их точки зрения, сущность религии.

Благочестие есть знание богопочитания. Это знание по существу состоит в правильных представлениях о богах, в послушании их воле, в подражании их совершенству, в чистоте сердца и воли, словом, в мудрости и добродетели. Истинная религия тождественна с философией. Во всем же, что содержится в народной вере сверх этого, стоики находили много недостойного. Нелепость веры в антропоморфных богов, бессмысленность традиционных церемоний порицаются всеми старшими и младшими членами школы, из известных нам резче всего Сенекой.

Тем не менее стоики, в общем итоге, не противники, а защитники народной религии: отчасти, по-видимому, потому, что в её общераспространённости они усматривали доказательство её истинности, отчасти же и прежде всего потому, что они не решались отнять у толпы необходимую для неё опору нравственности. Поэтому подлинное содержание мифологии они усматривали в философском богословии; в богах мифологии отчасти непосредственно, отчасти косвенно почитается единое божество стоицизма: непосредственно под видом Зевса, косвенно под видом всех других богов, ибо последние суть не что иное, как изображения божественных сил, которые проявляются в звёздах, стихиях, плодах земли, великих людях и благодетелях человечества.

Средством же, чтобы вскрыть в мифах эту философскую истину служило для стоиков их аллегорическое толкование; этот приём лишь случайно встречается до них; они же и уже, по-видимому, Зенон, сделали его системой, а Клеанф и Хрисипп применяли его в таком объёме и с такой невероятной произвольностью и безвкусицей, что в этом отношении они остались непревзойдёнными своими многочисленными преемниками в области языческой, иудейской и христианской религии. Аналогично относились стоики — в том числе уже Зенон, Клеанф и Сфер, и в особенности Хрисипп и его преемники — к прорицаниям, которым они приписывали большое значение.

И здесь они также искусственно рационализировали иррациональное; в силу связи всех вещей, будущие события, по их мнению, возвещают о себе в известных предзнаменованиях, познание и истолкование которых может быть достигнуто отчасти через естественное дарование, основанное на сродстве человека с богом, отчасти на искусном наблюдении; и как бы фантастичен и плохо удостоверен ни был рассказ о каких-либо осуществившихся предзнаменованиях, стоики с помощью этого приёма умели оправдать его.

Быть может, стоики уже до Панэтия различали троякое богословие: богословие философов, государственных людей и поэтов; и последнее богословие, которое по существу было не чем иным, как народной религией, они осыпали суровыми упрёками; но все же это не удерживало их от того, чтобы резко отвергать все серьёзные нападки на существующую религию. Об этом свидетельствует, между прочим, поведение Клеанфа в отношении Аристарха Самосского, которого он, специально направленном против него сочинения обвинял в безбожии, так как Аристарх проповедовал движение Земли, этого «очага мира»; о том же свидетельствует и строгость Марка Аврелия против христиан.

[Δημόκριτος]

http://www.bm-info.ru/pages/80.htm

Хотя стоическая система и была более или менее завершена Хрисиппом, но все же стоики не замыкались в своём школьном учении настолько строго, чтобы отдельные члены не могли позволить себе уклонений от него; повод к таким уклонениям давали отчасти влияние прежних систем, отчасти желание справиться с возражениями противников и прежде всего с сильной критикой Карнеада. Уже преемник Хрисиппа, Зенон из Тарса, по-видимому, сомневался в учении о мировом пожаре; такие же сомнения питал и Диоген из Селевкии в последние годы своей жизни, быть может, потому, что он не мог справиться с возражениями Боэта и Панэтия.

Гораздо более уклонялись от древнестоического учения эти два ученика Диогена. Боэт Сидонский (ум. в 119 г. до P. X.) не только уклонялся от старого учения в теории познания — наряду с восприятием он признавал критерием истины также разум, науку и вожделение, — но он мыслил также божество субстанциально отделённым от мира, хотя он и приравнивал его, вместе со своей школой, эфиру; поэтому он не признавал мира за одушевлённое существо и допускал только взаимодействие между богом и миром; и соответственно этой промежуточной позиции между Зеноном и Аристотелем он также подробно оспаривал учение первого о миросожжении и заменял его учением о вечности мира.

— Большее влияние имел на стоическую школу Панэтий из Родоса (приблизительно между 180 и 110 г. до P. X.), преемник Антипатра в Афинах и вместе с тем главный основатель римского стоицизма, друг младшего Сципиона Африканского и Лелия, наставник Кв. Муция Сцеволы, Л.Элия Стилона и других римских стоиков. Этот мыслитель, который обнаружил независимость своего суждения и в литературной и научной критике, был открытым почитателем Платона и Аристотеля, учение которых оказало влияние на его собственное; это тем более естественно, что он рассматривал стоическое учение главным образом с практической стороны и не только в более строгой школьной форме; о последнем свидетельствует, между прочим, его сочинение «О надлежащем», которое послужило образцом Цицерону для его книги De officiis («Об обязанностях»).

Вместе с Боэтом он оспаривал грядущую гибель мира, а, может быть, также и его возникновение, отрицал посмертное существование души и вместе с Аристотелем различал растительную часть души от животной и от той и другой — разум несколько строже, чем это делали прежние члены школы. Нет основания предполагать, что он и в этике уклонялся от древнестоических принципов, хотя он, по-видимому, сильнее подчеркивал те пункты, в которых стоицизм расходился с кинизмом и сближался с Платоном и Аристотелем; он заимствовал от Аристотеля различение между теоретической и практической добродетелью и в обсуждении последней отчасти примыкал к нему.

С другой стороны, он повторял сомнения Карнеада против мантики; и если он и не первый различал троякое богословие, то он во всяком случае делал из этого различия более свободное употребление, чем это было до тех пор принято у стоиков.

Самым знаменитым учеником Панэтия был учёный Посидоний из Апамеи, который стоял во главе прославленной школы в Родосе и умер там в возрасте 84 лет в 51 году до P. X.; одновременно с ним жил родосец Гекатон; его преемниками в Афинах были (одновременно) Мнесарх и Дардан, за которыми следовал, по-видимому, Аполлодор из Афин (его нужно отличать от одноимённого хронографа). Однако, более точные сведения мы имеем лишь о Посидонии, который был не только философом, но и учёным исследователем — он владел всем знанием тогдашнего времени — и который оказал длительное влияние своим блестящим, часто риторическим стилем.

Он, с одной стороны, в некоторых вопросах строже придерживался традиций своей школы, чем Панэтий; он защищал сожжение мира, посмертное существование души, существование демонов и в полном объёме разделял стоическое суеверие относительно прорицаний. С другой стороны, он сходился с Панэтием в преклонении перед Платоном. Для психологического обоснования столь резко подчёркиваемой стоиками противоположности между разумом и аффектами, он относил последние, вместе с Платоном к мужеству и вожделению, которые хотя и не суть особые части души, но суть особые силы души, зависящие от состояний тела, тогда как разуму он, по-видимому, вместе с Платоном приписывал не только бессмертие, но и предсуществование; все это — отклонения от древнейшего стоицизма, которые не остались без влияния на дальнейшую эпоху.

И в этике он, как и Панэтий, сближался с академиками и перипатетиками.

Нам известны ещё многие другие стоики первого века до P. X. Таковы Дионисий, который жил около 50 года в Афинах, быть может, в качестве главы школы, Ясон, внук и преемник Посидония, оба Афинодора из Тарса, из которых один (сын Сандона) был учителем Августа, астроном Гемин, ученик Посидония, Катон Утический, географ Страбон (при Августе и Тиберии) и другие. Однако, ни от одного из этих писателей не сохранились философские сочинения или сколько-нибудь обширные отрывки, за исключением только Ария Дидима.

Но именно он представляет дальнейший пример того успеха, который имела и в стоической школе эклектическая тенденция той эпохи.

[Википедия]

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Боэт Сидонский
Βοηθός

Место рождения:

Сайда

Направление:

стоицизм

Боэт Сидонский (греч. Βοηθός; II в. до н. э.) — философ-стоик из Сидона, ученик Диогена Вавилонского.

В противоположность обычным взглядам стоиков отрицал представление о мире как живом организме, полагая, что не весь мир, а только эфир или сфера звезд божественна. Он оспаривал, что мир был вечным,[3] в частности, отвергал стоический космический пожар, поскольку бог или Мировая душа не участвуют в нём, и божественное провидение осуществляется в реальном мире.

Среди его трудов были О природе и О фатуме . Он написал комментарии к произведениям Арата, состоящие по крайней мере из четырёх томов.

Примечания

1.↑ Diogenes Laërtius, vii. 143
2.↑ Перейти к: 1 2 Diogenes Laërtius, vii. 148
3.↑ Philo, De aeternitate mundi 76-77
4.↑ Diogenes Laërtius, vii. 149
5.↑ Geminus, xvii 48