*3245. Публикации Владислава Иноземцева

[Владислав Иноземцев]

http://daily.rbc.ru/opinions/economi...79472ad2d31d2a
07.07.2015, 06:57
Катастрофы и откаты: как разваливается Россия
Директор Центра исследований постиндустриального общества
Небрежность и воровство сегодня проникают в самые критически важные отрасли российской экономики, где они чреваты огромными рисками, — авиация, энергетика, дороги. Как мы будем выживать в таких условиях?

Считается, что российская экономика во многом паразитирует на советском наследии и со временем этот потенциал будет исчерпываться. Однако следует заметить, что и новые объекты порой оказываются не лучше прежних, а о повышении качества инфраструктурного строительства никто не задумывается. Происходит это, с одной стороны, из-за стремления чиновников и близких к ним предпринимателей увеличить собственные доходы (откаты выросли за последние годы в разы), а с другой стороны, из-за массы посредников и операторов, не несущих ответственности за результат. Примеров этому масса, но в последнее время такое «скольжение вниз» охватывает все более опасные отрасли.

Дороги

Обычно, когда заводят разговор о том, что в России плохо, вспоминают о дорогах. Не будем касаться стоимости производимых в России работ, отметим лишь, что в большинстве европейских стран средний срок службы дорожного покрытия составляет 10–15 лет для местных дорог и более 20 лет — для скоростных автострад. Это позволяет в сопоставимой по степени развитости с Россией Турции (планирующей за 15 лет увеличить сеть автострад в 4,5 раза) ежегодно тратить на ремонт существующих дорог в 9,5 раза меньше, чем на строительство новых. В России на ремонт существующей дорожной сети тратится в два с лишним раза больше, чем на новое строительство. Дороги у нас «долго не живут».

И понятно почему. Почти 18% от стоимости строительства к сегодняшнему дню потрачено на ремонт окончательно сданной в 1999 году МКАД. До 10% от стоимости строительства потребовали только в первый год ремонт и доделки трассы, спешно построенной в 2011–2012 годах между городом и аэропортом Владивостока, 40 км которой обошлись в 29 млрд руб. Полностью разрушилась за один-два года дорога к олимпийским стрельбищам в Ханты-Мансийске, требует ремонта трасса между той же МКАД и Сколково (5-километровый участок которой обошелся в 2011 году в 6 млрд руб.).

При том что коррупционная составляющая в дорожном строительстве доходит до 70%, штраф за «неисполнение требований по обеспечению транспортной безопасности, не связанным с гибелью людей», составляет до 80 тыс. руб. и мотивировать на повышение качества не может. Недавняя катастрофа в Сочи в очередной раз показала, во что обходится отсутствие водоотводных сооружений вдоль автомобильных и железных дорог.

Причин происходящему несколько, но все они сводимы в две группы. С одной стороны, российские стандарты дорожного строительства отстали от европейских на 20–40 лет. В стране не применяется доминирующая в той же Германии технология покрытия дорожного полотна преднапряженными бетонными плитами вместо асфальта, давно устарели нормы по обочинам, отбойникам и дренажу и т.д. С другой стороны, в отрасли практически отсутствует конкуренция: на рынке доминируют «Стройгазмонтаж» и «Мостотрест», «Стройгазконсалтинг», «Трансинжиниринг» и ряд других всем известных компаний; в регионах подряды выполняются почти исключительно фирмами, близкими к местным руководителям.

Ужасная логистика приводит к тому, что издержки на транспорт составляют у нас до 20% ВВП при показателе США в 8,2%. Около половины жертв на дорогах (15–17 тыс. жизней в год) также могут быть отнесены на ужасное качество дорожного покрытия — и оно продолжает снижаться, а количество недоделок — расти.

Авиация и космос

Серия катастроф российских ракет-носителей в 2014–2015 годах вновь привлекла внимание к космической отрасли — тем более что причины аварий оказались по сути повторяющимися. Власти заговорили чуть ли не о саботаже и вредительстве — но вряд ли дело именно в этом. Крупнейшие отечественные производственные центры (тот же ГКНПЦ им. Хруничева) не обеспечивают полный цикл производства. Более половины деталей поступают от смежников — и опять-таки через цепочку посредников. Злосчастные подшипники, которые раз за разом разрушаются в двигателях третьей ступени «Протонов», — откуда они? Пока мы так и не услышали ответа на этот вопрос, но известно, что монополизация в производстве подшипников сейчас превышает 90%, а более половины используемых в их производстве компонентов завозятся из Китая.

То же самое касается всех элементов космической промышленности: сегодня в компонентах наших спутников приборы и модули российского производства составляют около 30% — но из-за них случается 95% поломок и отказов. Из 48 спутников системы ГЛОНАСС, запущенных с 2004 года, шесть были потеряны на старте, а 18 уже вышли из строя. Старейший из действующих аппаратов американской GPS работает на орбите с 1993 года, а старейший из российских — с 2006-го. Сейчас мы делаем ставку на импортозамещение — и что? Никакие госприемки не остановят вала низкокачественной продукции и откровенного контрафакта.

Или возьмем авиацию. Только в 2014 году в России потерпели катастрофу 22 летательных аппарата. Традиционно комиссии называют их причинами «человеческий фактор». Но вряд ли все объясняется только им — например, в течение последних 12 месяцев самолеты SSJ-100 компании «Аэрофлот» несколько раз возвращались в аэропорты вылета с пассажирами, в том числе из-за разрушения центрального тела соплового аппарата двигателя. И ничего — предприятие работает в условиях крайней убыточности, разобраться бы с более чем 150-миллиардным долгом, а самолеты как-нибудь долетят. Как делаются у нас ремонты авиатехники, также известно: по официальным данным Росавиации, не менее 6% устанавливаемых деталей не отвечают требованиям безопасности, а до 10% — оказываются бывшими в употреблении.

Энергетика

В этой сфере положение, на мой взгляд, самое тревожное. Я даже не буду вспоминать, сколько гибнет в России шахтеров-угольщиков (за 2000–2010 годы показатели смертности на 1 т добытого топлива в России в 3,4 раза выше, чем в США и в 9,7 раза — чем в ЕС). Достаточно упомянуть проблему ремонта и эксплуатации силовых агрегатов на электростанциях. Сейчас более 80% мощности ГЭС и ТЭЦ вырабатывается на турбинах постройки до 1980 года.

Ремонты проводятся либо формально, либо «по сговору»: все помнят, что всего через пять месяцев после одного из них произошла катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС в августе 2009 года, унесшая жизни 75 человек. При этом экспертиза фиксировала запредельные отклонения в параметрах работы оборудования практически постоянно на протяжении этого периода (неудивительно, что ремонтировала станцию компания, учредителями которой были представители руководства станции).

Есть вопросы и к «Росатому». С 2000 года в стране были сданы в эксплуатацию пять ядерных реакторов и строятся еще 10; есть контракты на возведение станций в Белоруссии, Венгрии и Индии. Но не все проходит гладко: еще в 2011 году на Ленинградской АЭС-2 разрушилась 12-метровая несущая стена корпуса строившегося энергоблока. Не получив в свое время контроля над петербургскими «Ижорскими заводами», «Росатом» переключил заказы на силовое оборудование на «Петрозаводскмаш», не обладавший многими критически важными технологиями. Не договорившись с чеховским «Энергомашем» — одним из своих традиционных поставщиков, он перестал покупать у него продукцию. Но при этом ее поставки (например, на Кольскую АЭС) по документам не останавливаются. Что именно монтируется на этих объектах? И кто контролирует посредников, через которых идут закупки «Росатома»?

Еще один вопрос — сети. Их изношенность достигает в среднем по стране 70%, а в некоторых регионах она намного выше. В Калининградской области, например, где планируется строить новую АЭС, электроэнергию с нее просто невозможно будет принять в систему энергоснабжения.

При этом, как и везде, у чиновников есть ответ: продление ресурса. Это универсальное средство позволяет в России работать сетям, построенным, как в той же Калининградской области, еще при рейхе, летать бомбардировщикам, выпущенным вскоре после разоблачения культа личности, и использовать на транспорте подвижной состав 1970-х годов.

Как сегодня уже очевидно, России не удалась заявленная в 2008 году технологическая модернизация. В условиях западных технологических санкций, низкого курса рубля и ограниченности кредитных ресурсов наивно надеяться на то, что сейчас обновление основных фондов будет идти быстрыми темпами. Но в такой ситуации особенно важно не допускать создания искусственных проблем, которые способны нарушить ход развития целых отраслей.

Содержание темы:
01 страница
#01. Владислав Иноземцев. Публикации Владислава Иноземцева
02 страница
#19. Владислав Иноземцев. Новая ненормальность

[Владислав Иноземцев]

http://daily.rbc.ru/opinions/economi...79478f6fee4c6f
17.08.2015, 15:39

Директор Центра исследований постиндустриального общества
Инвестировать в развитие Северного морского пути — словно жить в параллельной миру экономической реальности, ведь торговые перевозки не только ежегодно дешевеют, но и требуют тесных отношений с европейскими перевозчиками

Золотое русло

6 августа в присутствии представителей 90 государств в Исмаилии прош*ла торжественная церемония открытия дополнительного русла Суэцкого канала — на сегодняшний день крупнейшей рукотворной транспортной ар*терии в мире. Проект строительства 35-километровой водной магистрали, рассчитанный на пять лет, был реализован всего за один год без превышения сметы в $4,2 млрд. Финансировалось строительство в основном из средств размещенного правительством на внутреннем рынке «народного займа», самые дешевые сертификаты которого имеют номинал ₤10.

Новое русло канала шириной 317 м и глубиной 24 м обошлось в расчете на 1 км всего в три раза дороже, чем четырехполосная автодорога между МКАД и Сколково, построенная в 2010 году и уже успевшая прийти в негодность.
Но куда важнее не цена, а эффективность проекта. По расчетам египетских властей, сократив время ожидания на вход в канал в три раза, время транзита — на 40% и увеличив число проводимых в сутки кораблей почти вдвое, доходы египетской казны от канала повысятся с нынешних $5,3 млрд до $13,2 млрд к 2023 году. Последняя цифра кажется слишком оптимистичной, но можно не сомневаться, что затраты окупятся не более чем за три-четыре года.

Можно поздравить египтян с тем, что после нескольких лет «нестабильно*сти» в политической жизни страны новая страница ее истории начинает писаться со столь впечатляющего достижения. Но хотелось бы поговорить не о них, а о нас.

Ледоколы не спущены на воду

Четыре года назад президент РФ В. Путин заявил на II Арктическом форуме в Архангельске, что Россия «видит будущее Севморпути как международной транспортной артерии, способной составить конкуренцию традиционным морским линиям и по стоимости услуг, и по безопасности, и по качеству». Незадолго до этого секретарь Со*вета безопасности России Н. Патрушев сообщил, что в 2012 году по Северному морскому пути будет перевезено 5 млн т грузов, а в 2020-м — до 64 млн т.

В то время программа «Развитие транспортной системы России на 2010–2015 годы» предполагала строительство одного атомного ледокола мощностью 60 МВт и трех линейных ледоколов мощностью по 25 МВт. Общие затраты на развитие арктических коммуникаций должны были до 2018 года составить 1 трлн руб. ($34 млрд).

На гипотетическую проводку по Севморпути 60 млн т грузов российское правительство намеревалось выделить в восемь раз больше средств, чем потребовалось египетскому для увеличения транзита как минимум на 400 млн т в год.

При этом ни од*но из предусмотренных программой ледокольных судов на воду пока не спущено, а по итогам 2014 года транзит по Севморпути составил лишь 274 тыс. т, сократившись по сравнению с показателем 2013-го в 4,3 раза (при общем траф*ике, куда включается и внутрироссийский, в 3,7 млн т).

Стоимость важнее сроков

Открытие нового русла Суэцкого канала — это важный звоночек российским «стратегам». Мечтать сегодня о транзитном потенциале Северного морского пути — значит уповать на совершенно неадекватную концепцию, причем сразу по нескольким причинам.

Во-первых, СМП ни при каких условиях не станет значимым маркетмей*кером на мировом рынке фрахта. Для того чтобы стать таковым, следует контролировать хотя бы 2–4% транзита между основными связанными этой линией рынками, то есть Европой и Юго-Восточной Азией. Рынок уже сейчас со*ставляет около 2 млрд т в год и вряд ли будет стагнировать в ближайшие десятилетия. Вывести же транзитные мощности СМП хотя бы на 50–70 млн т ежегодно означает увеличить их в 200 раз по сравнению с прошлогод*ним показателем. Такая задача в нынешней ситуации выглядит нереалистичной.

Во-вторых, для наращивания евроазиатского океанического транзита не*обходимы тесные и доверительные отношения России как с Азией, так и с Европой, так как именно компании этих регионов доминируют сейчас на рынке перевозок по указанным направлениям. Пока же мы видим лишь рост международной напряженности и экономическую маргинализацию России.

В-третьих, СМП не сможет конкурировать с «южным» маршрутом еще и потому, что вдоль последнего находятся 14 из 20 крупнейших портов мира, каждый из которых переваливает от 200 до 700 млн т грузов в год. И более половины трафика обеспечивается перевозками груза не по всему маршруту, а внутри его отдельных сегментов. Вдоль же трассы СМП из 71 формаль*но работающего порта 66 имеют грузооборот менее 100 тыс. т в год или просто не функционируют. При этом большинство глобальных шипинговых компаний имеют более чем в 20 портах «южного» маршрута собственные причальные стенки и ремон*тные мощности, которые иностранцам в России построить вряд ли дадут.

В-четвертых, нужно учитывать китайский фактор. В последние годы КНР активно осваивает Индийский океан как стратегически важный для себя ре*гион. Китай, обеспечивающий половину европейско-азиатской торго*вли, практически полностью контролирует порты Читтагонга, Коломбо, Гвадара, Джибути и Даммама. Но, что еще важнее, имеет свой вариант сокращения расстояния до Европы. Это скорост*ные авто- и железные дороги из Юннаня, Сычуаня и Гуйчжоу в Мьянму к строящимся глубоководным портам в Давее и Калар*готе. Такой коридор позволяет сократить маршрут на 3–3,5 тыс. морских миль и окупиться за 10–12 лет.

В-пятых, важно учитывать и стоимость транзита, которая в совре*менной глобальной экономике намного важнее сроков доставки. Крупные шипинговые компании намерены снизить скорость своих судов на 30–40%, так как более медленный ход позволяет сэкономить до 50% топ*лива. В случае с СМП транзит ни из портов Восточной Азии в порты Север*ной Европы, ни из портов северо-запада США в ЕС не может конкурировать по цене с перевозками через Суэцкий и Панамский каналы без полного отказа России от транзитного или ледокольного сборов, что сделало бы само освоение северного пути бессмысленным.

И это лишь самые значимые контрдоводы.

Параллельная экономическая реальность

Современный мир представляет собой экономику, отдельные части которой тесно связаны тем, что относительно недавно их разделяло, — океаном. Морские перевозки — не только самый дешевый, но и постоянно дешевеющий вид транспорта, стоимость которого чутко реагирует на любые колебания хозяйственной конъюнктуры. Основной ин*дикатор цены перевозок, Baltic Dry Index, достигавший накануне кризиса 2008 года 11 тыс. пунктов, закрылся в пятницу на уровне в 1,055 пункта. Рассчитывать на заметный рост стоимости фрахта в ближайшем будущем не приходится.

В таких условиях инвестировать в экзотические морские транзитные пути типа СМП, как и в крупные сухопутные проекты наподобие БАМа и Транссиба, — значит «жить в параллельной реальности». Не то*лько политической, но также экономической и финансовой.

Конечно, постройка нового рус*ла Суэца, как и готовящаяся модернизация Панамского канала, — это зво*ночек российскому руководству. Усилия по организации «евразийского» транзита могут оказаться бесперспективными.

Но важнее другое: даже в Египте нынешние доходы от эксплуатации канала равняются лишь трети поступлений от туристической отрасли и составляют около одной пятой тех средств, которые приносит стране промышленный экспорт. Если предположить, что Россия когда-то получит сопоставимые до*ходы от транзитных перевозок по СМП, Транссибу или Среднеазиатскому коридору, сумма не превысит 1,5% от стоимости нашего экспорта и составит 0,4–0,5% ВВП страны.

Время, когда транзитная тор*говля могла «кормить» страну, ушло вместе со средневековыми Хорезмом и Венецией. Мы все — от Америки до Африки, от Азии до Европы — живем в индустриальном (или постиндустриальном) мире, в котором богатства создаются руками или головой, но никак не размерами территории.

[Владислав Иноземцев]

http://daily.rbc.ru/opinions/economi...79473f60fcbbfa

Убедить самого себя

На протяжении большинства последних лет «Газпром» преследуют неудачи: «тотальный» просчет со Штокманом, сокращение доли на внутреннем рынке России, провал сначала «Южного», а потом и «Турецкого потока», «сделка века» с Китаем, истинные параметры которой стыдно даже обнародовать, сокращение добычи до исторических минимумов — огромные бессмысленные траты, о которых не пишет сегодня лишь ленивый. Однако интереснее разобраться не в масштабах «нецелевого использования» средств и последствиях эпических неудач (это в нормальной стране должно быть занятием прокуратуры и правительства), а в их причинах. Среди таковых можно выделить как минимум пять.

Первая из причин — неэффективная и не предполагающая соревновательности система управления компанией. В те годы, когда ее главой был выдающийся газовик Рем Вяхирев, решения принимались на основе постоянного сравнения имеющихся опций. Будучи в конце 1990-х и начале 2000-х руководителем Московско-Парижского банка, активно работавшего с «Газпромом», я вспоминаю, как банки и финансовые компании предлагали те или иные варианты кредитования, клиринга, вексельных расчетов и многого другого. Эти предложения стекались в одну из двух параллельных систем принятия финансовых решений, возглавлявшихся двумя первыми зампредами. Окончательное решение принималось на самом верху, причем всегда на основе его выгодности для компании.

В 2000 году «Газпром» добыл 523 млрд куб. м газа при операционных издержках в 254 млрд руб. ($9,02 млрд). При нынешних «эффективных» менеджерах в 2014 году добыча упала до 444 млрд куб. м при издержках 2,029 трлн руб. ($52,5 млрд).

Вторая причина — нежелание нынешней команды слушать независимых экспертов и доверять внешним источникам информации. Столкнувшись со справедливой критикой со стороны большинства компетентных исследователей, газпромовцы создали в 2004 году сервильный Институт энергетики и финансов, который на протяжении многих лет в кооперации с Советом по внешней и оборонной политике и Валдайским клубом тиражировал иллюзии о бесперспективности «сланцевого газа» и неспособности Европы сократить зависимость от российского газового монополиста.

Чем более очевидным становилась для специалистов по всему миру роль «сланцевой революции», тем больше тратил «Газпром», чтобы убедить всех (и самого себя), что ничего не изменится. Итог известен: если в 2000 году концерн добывал газа на 3,5% меньше, чем все газодобывающие компании в США, то в 2014 году — на 39,1% меньше.

Зарабатывать как коммерсант — тратить как чиновник

Третья причина состоит в том, что «Газпром», который в 2000-е годы был воссоздан как напрямую контролируемая государством компания, стал позиционировать себя, по сути, как поставщик «общественных благ», то есть выполнять государственные функции. Это касается и программы газификации российских регионов, и отношений с Украиной, и вовлеченности компании в гигантские стройки, главным назначением которых было повышение престижа страны.

«Газпром» стал странным симбиозом: с одной стороны, его расходы определялись логикой государственных нужд, редко ориентированных на экономический результат, с другой — его финансовые поступления складывались из доходов, которые он получал как обычная международная энергетическая компания. Нынешние результаты лишь подтверждение того, что зарабатывать как коммерсант, а тратить как чиновник невозможно.

Четвертая причина — «Газпром» усвоил основной принцип российской бюрократии: превращение службы обществу в самый доходный вид бизнеса. Описываемые сегодня «непроизводительные» расходы, составившие 2,4 трлн руб. за последние десять лет, не столь уж непроизводительны, если учесть появление за это время среди подрядчиков «Газпрома» не менее десяти официальных и, вероятно, еще больше неофициальных долларовых миллиардеров.

«Газпром» ничего не изобрел в этом отношении — он лишь повторил практику российского государства, в котором бюджет тратит миллиарды рублей, чтобы чиновники и аффилированные с ними лица могли украсть 10–20% от этих сумм.

Пятая причина заключается в нежелании проявлять минимальную гибкость. Компании потребовалось более десяти лет, чтобы впервые объявить о назначенном на сентябрь «аукционе» на поставку газа в Европу, который должен был бы давно оказаться повседневной практикой сбыта. Несмотря на то что спрос в Европе неминуемо должен был сократиться, а инфраструктура поставок из Норвегии и Катара стать более совершенной, «Газпром» делал все возможное, чтобы не замечать не только «сланцевой революции», но и расширения рынка СПГ. Вместо того чтобы организовать поставки газа с полученных у Shell и Mitsui месторождений на Сахалине во Владивосток, построив там регазификационный терминал за $600–800 млн, «Газпром» лихо просадил 467 млрд руб. (более $12 млрд) на трубу Сахалин — Хабаровск — Владивосток, которая используется сейчас менее чем на 20%.

«Газпром»: мечты срываются

Описание причин нынешней ситуации можно продолжать. Главный вопрос: как после стольких лет неразвития не допустить перехода госкомпании в фазу полномасштабного упадка?

Прежде всего уволить действующую команду и инициировать независимый аудит «Газпрома» для расследования обстоятельств, приведших к неэффективным тратам и сокращению производственных показателей.

Следующей мерой должно стать уравнивание позиций «Газпрома» с другими производителями газа в России. На внутреннем рынке необходимо отменить запрет, не позволяющий компании продавать газ дешевле тарифа, что позволит ей стабилизировать долю во внутрироссийских поставках, на внешнем — ликвидировать монополию на экспорт и выделять экспортные квоты пропорционально добытому газу теми или иными компаниями. Это заставит «Газпром» стать более рыночно ориентированным.

Следовало бы максимально быстро остановить все проекты по прокладыванию новых экспортных газопроводов («Турецкого потока» и газовых труб в Китай) и сосредоточиться на развитии мощностей по сжижению газа. Причем не столько в Сабетте и других точках на трассе Севморпути, сколько в акватории Балтийского и Черного морей, разведя на эти предприятия потоки, ныне идущие через Украину и не идущие через Турцию.

Наконец, «Газпрому» нужно максимально быстро адаптироваться к новым энергетическим правилам, установленным в Европе. В ближайшие годы рост потребления газа в Азии будет полностью покрыт вводимыми уже в 2017 году гигантскими месторождениями в Австралии, Индонезии и Новой Гвинее, и никакой «китайской альтернативы» европейскому вектору поставок не существует нигде, кроме как в мозгу мечтателей с улицы Наметкина.

В 2007 году в Минскe замечательный белорусский художник-авангардист Владимир Цеслер подарил мне майку со слоганом «Газпром»: мечты срываются!». И если компания продолжит действовать в рамках стратегии последних лет, то в такие майки можно будет переодеваться всему коллективу газовой монополии.

[КП.ру]

http://www.kp.ru/daily/26440/3311307/
Экономика
Владислав ИНОЗЕМЦЕВ
(2 Октября, 01:00)

Фото: Екатерина МАРТИНОВИЧ
Экономист Владислав Иноземцев: У государства имущества на 100 триллионов, а оно залезает в карман пенсионеровКомментарии: 172
Наш эксперт размышляет, можно ли сэкономить, не уменьшая социальные расходы

Денег в бюджете нет. А кубышки, накопленной в тучные годы, хватит максимум на пару-тройку лет. Надеяться на рост стоимости нефти глупо. А зарабатывать за счет других отраслей мы не можем. Вот и остается резать расходы. На чем сэкономят в первую очередь? Почему крайними оказались пенсионеры? И можно ли найти деньги в других местах? «Комсомолка» попросила директор Центра исследований постиндустриального общества доктора экономических наук Владислава Иноземцева разложить по полочкам все, что происходит сейчас с нашей казной.

ПОЧЕМУ ВДРУГ ВСЕ ПОШЛО НЕ ТАК?

Впервые за многие годы правительство испытывает явные проблемы с деньгами и, похоже, не имеет ясной стратегии действий в новых условиях.

Почему все пошло не так? Формально ответ известен - из-за снизившихся цен на нефть. Действительно, по сравнению с первоначальным проектом бюджета этого года в пересмотренном в апреле варианте доходы упали на 2,5 трлн. рублей - и с тех пор цены на нефть не выросли.

Вроде бы надо было начать экономить. Предполагалось, что в этом году бюджет постигнет секвестр (сокращение всех расходов как минимум на 1,2 трлн. рублей). Но его не случилось. Дефицит по итогам года составит около 2,2 трлн. (а если добавить дыры в региональных бюджетах - то более 4 трлн.).

Тогда же глава Минфина Антон Силуанов требовал сокращения и бюджета следующего года - на 1 - 1,5 трлн. рублей. Но сейчас и это предложение отвергнуто: расходы в 2016-м достигнут 15,8 трлн. рублей. Это даже больше, чем в этом году. И далеко не факт, что цена на нефть хоть сколько-нибудь подрастет.

Сейчас дефицит покрывается из резервных фондов. Но их расходование планируют ограничить. Власть боится их быстрого исчерпания. Соответственно нужно думать об экономии и дополнительных доходах.

ЧТО ПРЕДЛАГАЕТ СЕГОДНЯ ВЛАСТЬ?

У правительства есть две идеи, и обе неоригинальные. Сократить бюджет предлагается через уменьшение трансфертов Пенсионному фонду и изъятие средств накопительной части пенсии. О втором на днях «Белый дом» «уведомил» Думу. И хотя пресс-служба президента потом все опровергла (решение пока не принято), очень вероятно, что власти так и поступят.

И в этом случае выйдет, что правительство в третий раз подряд засунет руку в карман частным вкладчикам пенсионных фондов. Это позволит мобилизовать 350 млрд. рублей, но, думаю, окончательно отучит российское население верить обещаниям государства.

Активно обсуждается также повышение пенсионного возраста и отказ от выплат пенсий работающим пенсионерам. Если возраст будет повышен на 2 года, эта мера сократит траты (хотя звучит это кощунственно) на 600 млрд. рублей в год. Собственно, больше идей в сфере сохранения госденег нет. На себе в правительстве экономить не собираются.

НЕФТЯНИКОВ НЕ ТРОНУТ. ПОКА

Нарастить доходы считается возможным только через поборы с нефтянки. Сначала хотели «изъять девальвационную прибыль» через рост ставки налога на нефть (могло дать 600 млрд. рублей), сейчас говорят о повышении экспортных пошлин (рассчитывая примерно на те же деньги). Но обе эти меры почти вдвое уменьшат инвестиции энергетических компаний, что приведет к потере добычи и сокращению заказов в промышленности.

По подсчетам экспертов, дополнительно полученные в 2016 году деньги обернутся не меньшим сокращением доходов в 2017 - 2018-м. И оно окажется не единомоментным, а затяжным. Власть готова давить неплательщиков налогов по всему фронту, но ожидать роста сбора в экономике, находящейся на спаде, вряд ли следует.

Я рискнул бы предположить следующее. С одной стороны, до лета 2016 года решение о повышении пенсионного возраста будет принято, тем самым расходы частично (на 300 - 400 млрд. руб.) будут сокращены. С другой стороны, у нефтяников так или иначе заберут до 500 млрд. рублей. В результате дефицит бюджета снизится до триллиона и будет покрыт из Резервного фонда.

Фото: Анатолий ЖДАНОВ

Я ЗНАЮ, ГДЕ НАЙТИ ТРИЛЛИОН

Что же можно было предложить, если бы власть в большей мере была готова прислушиваться к голосу разума? Во-первых, нужно пересмотреть статьи расходов по нескольким направлениям. Сейчас принято считать, что государственные инвестиции могут вытянуть экономику из кризиса. Это неправда. В 2008 году они составили 540 млрд. рублей, тогда как в 2013 - 2014 годах в среднем увеличились до 1 трлн. Но в 2008 году экономика росла, а в 2013 - 2014-м -

балансировала около нуля. Существенная доля этих трат рассовывается по карманам, а в результате возникают объекты, которые в будущем не то что не приносят прибыли, а требуют дополнительных трат на свое содержание (олимпийские объекты, мост на остров Русский, космодром Восточный и др.).

Экономия на бессмысленных тратах может принести как минимум 300 - 350 млрд. рублей (если заморозить те проекты, которые пока еще в планах - мост на Сахалин и через Лену в районе Якутска, железная дорога на Чукотку). Кроме того, львиная часть расходов идет как раз не на пенсионеров, а на общегосударственные расходы (читай - госаппарат), национальную оборону и безопасность (6,1 трлн. рублей, или 38,5% трат). Только первая статья требует больше, чем здравоохранение и образование вместе взятые (998 млрд. рублей). Конечно, нужно «спасать рядового Асада», но, может, сократить эти траты хотя бы на 10%? Это принесет еще не менее 600 млрд. экономии. Вот уже как минимум триллион. И можно было бы найти еще - если бы… наш бюджет не был засекречен, как в военное время: 4,2 трлн. руб., или более четверти общих расходов, распределены по закрытым статьям. Не время ли их открыть?

ПРОДАТЬ ГОСАКТИВЫ И ЗЕМЛЮ

Бюджету нужны дополнительные доходы - и взять их можно, вопреки мнению Минфина, не только в Резервном фонде или у нефтяников. Помимо закачки денег в резервы, в 2000-е годы правительство активизировало и другой процесс - скупки активов, который многие откровенно называли деприватизацией. Увеличение доли в Газпроме, выкуп по невообразимым ценам ТНК-ВР, создание тысяч ФГУПов - все это сделало государство владельцем огромных активов.

По данным Минэкономразвития, по состоянию на конец 2013 года государство владело активами более чем на... 100 трлн. рублей (в 21,3 раза больше, чем есть в Резервном фонде). И это не считая одного из главных его богатств, земли. Почему бы не расстаться хотя бы с 4 - 5% нажитого? Ответят: сейчас низкие цены. Но не кощунственно ли говорить собственному народу - мы у вас заберем последнее, но то, что уже хапнули, впарим обратно только втридорога?

Ведь масштабная распродажа активов может не только принести государству необходимые ему средства без повышения налогов, но и «снять инфляционный навес», активизировать предпринимательское сообщество, вернуть капиталы из-за границы! Увы, такая мысль слишком банальна для нашей власти, которая все готова забрать, но ничего не отдает.

РЕЗЮМЕ

На мой взгляд - и, думаю, с этим утверждением согласится даже министр финансов, - нынешний кризис пришел надолго. Экономика должна перестраиваться, ориентируясь на новые условия. Резервного фонда надолго не хватит, и необходимо искать новые пути финансирования дефицита. Они не могут основываться на воровстве из частных пенсионных фондов и демотивировании нефтяников к инвестициям. Нужны новые подходы. И нужна широкая экспертная дискуссия вокруг нового бюджета, а не скудные утечки и сообщения о том, что кулуарно все давно уже решено…

[Владислав Иноземцев]

http://www.rbc.ru/opinions/economics...79473f60fcbbfa

Директор Центра исследований постиндустриального общества
«Газпром» тратит, исходя из государственных нужд, а зарабатывает, как обычная международная энергетическая компания. Но оказывается, что зарабатывать, как коммерсант, а тратить, как чиновник, невозможно

На протяжении большинства последних лет «Газпром» преследуют неудачи: «тотальный» просчет со Штокманом, сокращение доли на внутреннем рынке России, провал сначала «Южного», а потом и «Турецкого потока», «сделка века» с Китаем, истинные параметры которой стыдно даже обнародовать, сокращение добычи до исторических минимумов — огромные бессмысленные траты, о которых не пишет сегодня лишь ленивый. Однако интереснее разобраться не в масштабах «нецелевого использования» средств и последствиях эпических неудач (это в нормальной стране должно быть занятием прокуратуры и правительства), а в их причинах. Среди таковых можно выделить как минимум пять.

Первая из причин — неэффективная и не предполагающая соревновательности система управления компанией. В те годы, когда ее главой был выдающийся газовик Рем Вяхирев, решения принимались на основе постоянного сравнения имеющихся опций. Будучи в конце 1990-х и начале 2000-х руководителем Московско-Парижского банка, активно работавшего с «Газпромом», я вспоминаю, как банки и финансовые компании предлагали те или иные варианты кредитования, клиринга, вексельных расчетов и многого другого. Эти предложения стекались в одну из двух параллельных систем принятия финансовых решений, возглавлявшихся двумя первыми зампредами. Окончательное решение принималось на самом верху, причем всегда на основе его выгодности для компании.

В 2000 году «Газпром» добыл 523 млрд куб. м газа при операционных издержках в 254 млрд руб. ($9,02 млрд). При нынешних «эффективных» менеджерах в 2014 году добыча упала до 444 млрд куб. м при издержках 2,029 трлн руб. ($52,5 млрд).

Кликните на видео для перехода на сайт рекламодателя
Вторая причина — нежелание нынешней команды слушать независимых экспертов и доверять внешним источникам информации. Столкнувшись со справедливой критикой со стороны большинства компетентных исследователей, газпромовцы создали в 2004 году сервильный Институт энергетики и финансов, который на протяжении многих лет в кооперации с Советом по внешней и оборонной политике и Валдайским клубом тиражировал иллюзии о бесперспективности «сланцевого газа» и неспособности Европы сократить зависимость от российского газового монополиста.

Чем более очевидным становилась для специалистов по всему миру роль «сланцевой революции», тем больше тратил «Газпром», чтобы убедить всех (и самого себя), что ничего не изменится. Итог известен: если в 2000 году концерн добывал газа на 3,5% меньше, чем все газодобывающие компании в США, то в 2014 году — на 39,1% меньше.

Зарабатывать как коммерсант — тратить как чиновник

Третья причина состоит в том, что «Газпром», который в 2000-е годы был воссоздан как напрямую контролируемая государством компания, стал позиционировать себя, по сути, как поставщик «общественных благ», то есть выполнять государственные функции. Это касается и программы газификации российских регионов, и отношений с Украиной, и вовлеченности компании в гигантские стройки, главным назначением которых было повышение престижа страны.

«Газпром» стал странным симбиозом: с одной стороны, его расходы определялись логикой государственных нужд, редко ориентированных на экономический результат, с другой — его финансовые поступления складывались из доходов, которые он получал как обычная международная энергетическая компания. Нынешние результаты лишь подтверждение того, что зарабатывать как коммерсант, а тратить как чиновник невозможно.

Четвертая причина — «Газпром» усвоил основной принцип российской бюрократии: превращение службы обществу в самый доходный вид бизнеса. Описываемые сегодня «непроизводительные» расходы, составившие 2,4 трлн руб. за последние десять лет, не столь уж непроизводительны, если учесть появление за это время среди подрядчиков «Газпрома» не менее десяти официальных и, вероятно, еще больше неофициальных долларовых миллиардеров.

«Газпром» ничего не изобрел в этом отношении — он лишь повторил практику российского государства, в котором бюджет тратит миллиарды рублей, чтобы чиновники и аффилированные с ними лица могли украсть 10–20% от этих сумм.

Пятая причина заключается в нежелании проявлять минимальную гибкость. Компании потребовалось более десяти лет, чтобы впервые объявить о назначенном на сентябрь «аукционе» на поставку газа в Европу, который должен был бы давно оказаться повседневной практикой сбыта. Несмотря на то что спрос в Европе неминуемо должен был сократиться, а инфраструктура поставок из Норвегии и Катара стать более совершенной, «Газпром» делал все возможное, чтобы не замечать не только «сланцевой революции», но и расширения рынка СПГ. Вместо того чтобы организовать поставки газа с полученных у Shell и Mitsui месторождений на Сахалине во Владивосток, построив там регазификационный терминал за $600–800 млн, «Газпром» лихо просадил 467 млрд руб. (более $12 млрд) на трубу Сахалин — Хабаровск — Владивосток, которая используется сейчас менее чем на 20%.

«Газпром»: мечты срываются

Описание причин нынешней ситуации можно продолжать. Главный вопрос: как после стольких лет неразвития не допустить перехода госкомпании в фазу полномасштабного упадка?

Прежде всего уволить действующую команду и инициировать независимый аудит «Газпрома» для расследования обстоятельств, приведших к неэффективным тратам и сокращению производственных показателей.

Следующей мерой должно стать уравнивание позиций «Газпрома» с другими производителями газа в России. На внутреннем рынке необходимо отменить запрет, не позволяющий компании продавать газ дешевле тарифа, что позволит ей стабилизировать долю во внутрироссийских поставках, на внешнем — ликвидировать монополию на экспорт и выделять экспортные квоты пропорционально добытому газу теми или иными компаниями. Это заставит «Газпром» стать более рыночно ориентированным.

Следовало бы максимально быстро остановить все проекты по прокладыванию новых экспортных газопроводов («Турецкого потока» и газовых труб в Китай) и сосредоточиться на развитии мощностей по сжижению газа. Причем не столько в Сабетте и других точках на трассе Севморпути, сколько в акватории Балтийского и Черного морей, разведя на эти предприятия потоки, ныне идущие через Украину и не идущие через Турцию.

Наконец, «Газпрому» нужно максимально быстро адаптироваться к новым энергетическим правилам, установленным в Европе. В ближайшие годы рост потребления газа в Азии будет полностью покрыт вводимыми уже в 2017 году гигантскими месторождениями в Австралии, Индонезии и Новой Гвинее, и никакой «китайской альтернативы» европейскому вектору поставок не существует нигде, кроме как в мозгу мечтателей с улицы Наметкина.

В 2007 году в Минскe замечательный белорусский художник-авангардист Владимир Цеслер подарил мне майку со слоганом «Газпром»: мечты срываются!». И если компания продолжит действовать в рамках стратегии последних лет, то в такие майки можно будет переодеваться всему коллективу газовой монополии.

[Владислав Иноземцев]

https://slon.ru./posts/58399

На днях в центре внимания экспертов оказался очередной «доклад Сергея Глазьева», который наши государственники сочли долгожданной программой развития страны, а либералы привычно раскритиковали. Между тем документ, без ясного авторства опубликованный от имени «Столыпинского клуба», порождает несколько существенных вопросов.

Начну с двух наиболее очевидных.

Во-первых, в прессе документ был назван программой «Глазьева-Титова-Клепача», и двое последних не опровергли либо своего участия в работе над ним, либо солидарности с его тезисами. Это очень показательно: стоило развернуться экономическому кризису, как бизнес (Борис Титов) начал мечтать об «опережающем денежно-кредитном предложении со стороны ЦБ РФ»; стоило либералу (Андрею Клепачу) переместиться из Минэкономики в ВЭБ, как возникло желание «докапитализировать финансовые институты развития до уровней, необходимых для двухкратного повышения инвестиционной активности в производственном секторе». Иначе говоря, «рыночники-реалисты» и «рыночники-прагматики» пришли к общему выводу: нужно допечатать денег, так как иных способов их получения ни у бизнеса, ни у институтов развития нет. Пока такое утверждала только «академическая наука», то была одна ситуация. Сейчас дело, похоже, существенно изменилось.

Во-вторых, авторы новой программы, похоже, переориентировались с немногочисленных академиков и «ответственных предпринимателей» на куда более широкую потенциальную аудиторию, говоря не только о раздаче денег, но и о совершенно правильных шагах – таких, например, как превращение монополий в полноценно рыночные компании, устранение избыточных государственных функций, снижение инвестиций в мегапроекты, упрощение оборота земли, и т.д. Похоже, что сторонники реанимации советской системы хозяйствования начали осознавать, что полное возвращение Госбанка СССР и Госплана невозможно, и определённый политес в адрес современной экономики должен быть соблюдён. В результате зюгановская по своей сути программа пестрит прохоровскими экономическими инициативами, что делает её органично подходящей стране, в которой с логикой, похоже, давно не в порядке практически у всех.

Что же предлагают авторы? Отбросив пустые слова вроде призывов к «снижению издержек, повышению эффективности и масштабов производства за счёт внедрения передовых технологий, подъёму деловой и инвестиционной активности», обнаружим четыре основных пункта.

Во-первых, увеличить «денежное предложение» с 45 до 80–90% ВВП – т.е., в пересчете, на 30–35 трлн рублей. Эти средства предполагается инвестировать «связанным» (т.е. контролируемым чиновниками) образом «в реальное производство» (в России встречается, видимо, и нереальное производство).

Во-вторых, «спроектировать структуру системы» (красиво сказано) государственных институтов развития и накачать их деньгами в упоминавшемся уже объёме, «необходимом для двухкратного повышения инвестиционной активности в производственном секторе» – т.е. на 16–25 трлн руб., после чего «изучить деятельность» этих институтов «с точки зрения реального вклада».

Эти средства предполагается инвестировать «в реальное производство» – в России встречается, видимо, и нереальное

В-третьих, дезогранизовать существующий экспорт за счёт «установления высоких экспортных пошлин на сырьё и продукты первого передела» и отмены НДС на экспортируемые товары этих групп; а заодно и импорт, введя высокие пошлины на ввоз потребительских товаров (многие из которых у нас не производятся) и отменив пошлины «на импорт финансов» (его, правда, благодаря нынешней внешней политике России пока не ожидается).

В-четвёртых, под разговоры о снижении «налогов на производство» вернуть недифференцированный ЕСН, отменить накопительную часть пенсий (след ВЭБа нельзя не заметить), ввести прогрессивный подоходный налог и офшорный коэффициент для компаний с офшорными владельцами. Бизнесу обещают ограничить число плановых проверок тремя (!) в год, а внеплановые организовывать по заявлению граждан (т.е. хоть ежедневно).

Если попытаться найти фразу, в наиболее полной мере характеризующую описываемую программу, вне конкуренции окажется тезис о том, что эмитируемые деньги «должны быть использованы не для роста “потребления” (выплат зарплат бюджетников и увеличения пенсий), а только по целевым, контролируемым каналам…». Стоило бы далее привести список лиц, с которыми такие каналы ассоциируются, и программу уже на этом пункте можно было считать исчерпанной. Пенсионерам – отсутствие накопительной системы, квалифицированным работникам и менеджерам – повышенные ЕСН и НДФЛ, институтам развития – свеженапечатанные деньги. Всё очень понятно, и почти даже без ложной скромности и пустой пропаганды.

Что нереалистичного и вредного содержится в представленном документе?

Основная проблема остаётся той же, что в прочем глазьевском сочинительстве: авторы не хотят понимать специфики российской экономики. Если в тех же США и ЕС «количественное смягчение» принесло свои плоды, то вовсе не потому, что деньги не уходили из страны и не «проедались». Отличие наших экономик состоит в том, что в России тот «производственный сектор», о котором пишут авторы, просто отсутствует. Если в США правительство даст деньги банку, они дойдут до конкурирующих между собой компаний, которые, скорее всего, произведут востребованные рынком товары; если это случится в России, банк отдаст их госкомпании, так как (по словам руководителя одного из главных госбанков – ВТБ), кредитовать мелкий и средний бизнес бессмысленно и контрпродуктивно. Если бюджет в Америке разместит заказ на военную технику у Boeing или General Electric, деньги получат компании, почти на 80% производящие гражданскую продукцию, а если у нас… Почему в мире удаётся «накачивать» экономику, не провоцируя негативных эффектов? Это как полить водой пересохшую землю – вода в неё впитается, появятся ростки. Почему не получится у нас? Потому что вместо земли у нас покрытый лаком паркетный пол, в который ничего не впитается. До какого, например, высокотехнологичного предприятия по производству компьютеров, офисной техники, мобильных устройств связи Сергей Глазьев со товарищи собираются «доводить целевым образом средства», если этих заводов в России просто не существует? В нормально работающих экономиках деньги – это топливо, которое бросают в работающую печь, а у нас вместо неё есть лишь камин-имитация с мигающими огоньками.


Вместо земли у нас покрытый лаком паркетный пол, в который ничего не впитается

Это – самая большая проблема, но не единственная. Авторы раз за разом повторяют свою главную мантру: «целевые ассигнования», «проектное финансирование», «жёсткий контроль», и т.д. Эти слова мы слышим с первых дней российской государственности. 13 сентября 1991 г. указом Президента было образовано ОАО «ВСМ», которое должно было при полном контроле государства за счёт выпуска «инфраструктурных облигаций» под гарантии Минфина построить скоростную железную дорогу «Москва-Петербург». Итогом стала знаменитая яма у Московского вокзала в Питере, а Минфин погасил долги компании в самые тяжёлые времена конца 1990-х годов. У нас с тех пор улучшилась ситуация с контролем? Где именно? На «Восточном»? В Центре им. Хруничева? В том же РЖД? Если мне расскажут, что целевое финансирование будут отслеживать банки, то я отвечу, что именно они в последнее время становятся главными инструментами хищений – в результате ЦБ постоянно докапитализирует не «институты развития», а АСВ, сталкивающееся с результатами работы банковской системы. При Дмитрие Медведеве говорилось, что на госзакупках воруется до 1 трлн рублей из 7 трлн, которые на них выделялись – и если запустить в систему не меньше 30 трлн, то какая же будет радость контролирующим инстанциям!

При этом поражает неконкретность программного документа, а также некоторые особо выдающиеся формулировки. Постоянные упоминания «технологичных современных производств» вызывают непреодолимое желание увидеть в тексте хотя бы пример такого производства, позволяющий понять, о чём идёт речь. Странно слышать, что сначала нужно «отделить управление стратегическим развитием от управления текущим состоянием экономики», и только потом «разработать и утвердить национальную стратегию экономического развития страны». Наконец, поражает предложение «разрешить прокуратуре возбуждать уголовные дела по ст. 169 УК РФ» (о воспрепятствовании законной предпринимательской или иной деятельности): неужели авторы полагают, что прокуратура имеет право возбуждать дела только по части статей УК?

Закончить хотелось бы очень простым предложением. Как правило, наши великие реформаторы не размениваются на мелочь. И потому уверены, что их программа «будет эффективна только при комплексном её исполнении». Однако мне не вполне понятно, например, какова связь между усиленным кредитованием новых высокотехнологичных производств со стороны ЦБ и той же земельной реформой: «проведением межевания и кадастрирования за счёт бюджета», «упрощением процедуры изменения вида разрешённого использования земель», продажей неиспользуемых по назначению земель? Почему бы не начать преобразования как раз с земельных отношений – к тому же такой шаг больше украсил бы авторов, ассоциирующих себя с Петром Столыпиным, чем рассуждения о carry trade? Или с «преобразования естественных монополий в полноценные рыночные инфраструктурные компании»? Хорошее дело: и «Газпром» можно разделить, и частные трубопроводы и железные дороги разрешить (кстати, последние такими и были по большей части в России во времена незабвенного Петра Аркадьевича). Почему же все начинать надо с печатного станка? Кстати, замечу, что во многом столыпинские реформы были успешными потому, что предварялись финансовой реформой Сергея Витте – которая, с её золотым стандартом, уж чего-чего, а «докапитализаций» и «целевых эмиссий» ну никак не предполагала. И если уж авторы и поминают всуе «толковый тариф» Сергея Витте и Дмитрия Менделеева, то пусть и финансовую реформу не забывают… Иначе говоря, если есть такая жажда реформировать, начните с малого – а большое приложится.

В общем, мы в очередной раз – с новыми соавторами и дополнительными мерами – услышали старую сказку о том, что нужно просто напечатать больше денег и не пустить их на валютный рынок в долларизированной стране; что в насквозь поражённой коррупцией системе вдруг родятся честные контролёры (что особенно важно, отделённые от надзорных органов); что за счёт повышения налогов можно снизить налоговое бремя, и, наконец, что не представляет интереса делать что-то одно, если можно всё и сразу.

[Владислав Иноземцев]

http://www.gazeta.ru/column/vladisla.../7926947.shtml
О том, почему антитурецкие санкции отпугнут от России весь мировой бизнес
01.12.2015, 08:30

Я даже не буду подсчитывать экономический ущерб, который нанесут новые санкции и ограничения, причем, прежде всего, самой России. Проблемы, с которыми столкнется Турция, меня, право, не очень интересуют... Я остановлюсь на трех других обстоятельствах, прямо свидетельствующих о том, что в Москве при принятии решений отсутствует как банальная логика, так и очевидное просчитывание практически неизбежных последствий.

Начну с логики. Можно долго рассуждать о том, насколько оправданны язык и политика санкций в современном мире, но дело даже не этом. Стоит, на мой взгляд, для начала оценить, что такое санкции. Санкции в их самом простом смысле означают отказ предоставлять той или иной стране услуги и товары государством, которое вводит санкции.

Возможность не вступать в определенные отношения с другой державой является суверенным правом любого государства.

Именно этим пользовались многие страны мира, когда вводили санкции против ЮАР, Ирана, Югославии, Кубы, недавно — России. Критиковать такой режим можно, но не признавать его де-факто широко применяющимся — нельзя. И я бы вполне понял, если бы Россия на те или иные санкции отвечала симметрично: например, в ответ на ограничение финансирования со стороны ЕС и США запретила бы экспорт в эти страны нефти и газа.

Однако Кремль нашел иной ответ — запретить ввоз определенных товаров из «проштрафившихся» стран. Ответ, мягко говоря, странный. Сейчас же случилось и вовсе немыслимое: Россия ограничила импорт из Турции, запретила приезд турецким рабочим, видимо, начнет прессинговать турецкие компании, работающие в стране, причем не в ответ на санкции, а по причине вооруженного инцидента.

Российские граждане и частный бизнес понесут основные потери, в стране разгонится инфляция, но при этом «Газпром», вероятно, как ни в чем не бывало продолжит снабжать врага топливом.

Почему все наши санкции направлены только против россиян, а не против наших обидчиков? Но и это не главный вопрос. Интереснее другое: наши лидеры действительно считают, что найдутся в мире такие смелые бизнесмены, которые будут налаживать с Россией инвестиционные и торговые связи, когда страна ведет себя подобным образом.

Где предел нашей реакции? Вдруг мы завтра разорвем отношения с Германией только потому, что канцлер скажет что-то обидное. Или с Китаем, потому что в Академии общественных наук при ЦК КПК снова выйдет учебник истории, где на картах немаленькая часть российской территории названа китайской, а Крым по-прежнему считается украинским. Понимаем ли мы, что последние шаги по-настоящему делают Россию экономическим изгоем.

Но если с логикой у нас никогда не было хорошо, то почему не подумать о последствиях. Например, о двух самых очевидных.

Итак, на прошлой неделе турки сбивают вошедший в воздушное пространство их страны, как они утверждают, русский бомбардировщик. Двое военных — пилот и морской пехотинец из пришедшей на выручку группы — гибнут от огня... не турок, а поддерживаемых Турцией боевиков, находящихся на территории соседнего государства. Ответ известен — санкции, разрыв коммерческих отношений, явные факты преследования турецких граждан в России.

Отмотаем время на год назад и применим ту же логику. По версии, в которой практически уверены на Западе, 193 гражданина Нидерландов убиты выстрелом по гражданскому самолету (не бомбардировщику) из произведенной в России зенитной установки сепаратистами, поддерживаемыми Москвой.

Что было бы, введи голландцы против России санкции?

Была бы остановлена деятельность крупнейших трейдеров российских нефти и газа в Европе — Gunvor, структур «ЛУКойла» и «Сургутнефтегаза» (в 2013 году Нидерланды были важнейшим направлением российского экспорта, на них пришлось 13% его общего объема, причем экспорт превышал импорт в... 12 раз), блокированы счета Gazprom EP International B.V. и других компаний, встали бы рaсчеты российских банков в евро, осуществляемые через ING или ABM Amro.

Я понимаю, что жизнь каждого человека бесценна, и потому сравнивать число погибших не вполне корректно, но если допустить принцип равенства, то у Нидерландов поступить так с Россией было в 96,5 раза больше оснований, чем у России с Турцией. Но голландцы так не поступили, а начали и продолжают детальное расследование инцидента, находясь в рамках правового поля. И поэтому в Голландии на душу населения приходится $38,7 тыс. прямых иностранных инвестиций, тогда как в России — $3,6 тыс., половина из которых составляют деньги наших же чиновников и олигархов, предварительно отмытые на Кипре, Виргинских островах или в других офшорных юрисдикциях.

Пока мир ведет себя прилично, но ничто не свидетельствует о том, что в перспективе и с Россией не станут разговаривать более жестко — так, как она пытается сейчас говорить со всеми остальными.

И тут возникает вторая интересная параллель. На протяжении нескольких лет Россия судится в международных судах с бывшими собственниками и акционерами компании ЮКОС, которые доказывают, что компанию отняли у них в ходе рейдерской атаки со стороны государства в начале 2000-х годов.

Тяжба идет с переменным успехом, но наиболее значимые решения пока вынесены в пользу ЮКОСа (по ним Россия должна заплатить около $50 млрд, не считая штрафов). В ряде стран по данным искам предпринимались попытки ареста имущества России или российских госкомпаний. На первое мы отвечаем апелляцией к дипломатическим конвенциям, на второе — утверждением о том, что компании не несут ответственности по обязательствам государства.

Однако то, что произошло сейчас в российско-турецких отношениях, означает, что Россия, по сути, сама отказалась от соблюдения того принципа, которым она постоянно козыряет. Ограничив турецкие строительные компании в праве доставлять в Россию рабочих, запретив частным турецким авиаперевозчикам осуществлять рейсы в Россию, поставив мощные препоны на пути коммерческих фирм поставлять свою продукцию в нашу страну по ранее заключенным договорам, отозвав лицензии и разрешения на определенные виды деятельности, ранее выданные турецким корпорациям,

страна сделала именно то, чего она так боится: подтвердила, что частный бизнес может стать ответчиком за поступки государства, из которого он происходит.

Я буду крайне удивлен, если это обстоятельство не будет использовано теперь против России. Если в Москве считают, что непричастные к государству компании могут стать «козлами отпущения», то почему бы не арестовать их счета и имущество по всему миру в ответ на действия российской власти, неправомерность которых установлена Гаагским арбитражем. Такое обстоятельство кто-нибудь учитывал?

Этими несколькими моментами далеко не исчерпывается список тех проблем, которые Россия спровоцировала и еще спровоцирует своим решением о введении широких санкций в отношении Турции.

Сравним два последних инцидента — на Синае и в Сирии. В Египте разбивается российский самолет, гибнут 224 ни в чем не повинных туриста. Москва не признает версии теракта на протяжении двух недель и соглашается с ней только после расстрелов в Париже.

Вина египетских властей в уничтожении сотен россиян очевидна (как минимум они не смогли обеспечить безопасность в аэропорту). Что мы предприняли? В отношении Египта — ровным счетом ничего: вывезли своих граждан, запретили свои полеты туда. За прошедшее время в Каире побывали многие высшие российские чиновники, включая министра обороны Шойгу. Мы высказываем поддержку президенту ас-Сиси в борьбе с террористами, но никаких наших спецподразделений на Синае не появилось,

то есть с террористами из Шарм-эль-Шейха мы боремся, подвергая бомбардировкам пригороды Алеппо.

Следом возникает второй случай: турки сбивают военный российский самолет. Летчики десантируются на территорию, на которую не должны были раньше падать российские бомбы, ведь утверждалось, что мы боремся с ИГ (запрещена в РФ), а не с умеренной сирийской оппозицией. Но бомбы падали, сирийские туркмены мстят россиянам, расстреливая парашютиста, и немедленно вводятся санкции против частного турецкого бизнеса (при этом на звонки президента Турции в Москве даже не желают отвечать) — собственно, об этом уже говорилось.

Я не собираюсь утверждать, что Россия не должна отвечать на направленные против нее провокации. Но я убежден, что власть не должна отвечать на них с цинизмом, выражающимся в продолжении «нужного» сотрудничества и прекращении «несущественного», делая каждый такой ответ ударом прежде всего по собственным гражданам и, наконец, каждым своим шагом порождая дополнительные проблемы, с которыми всем нам скоро придется столкнуться.

Сегодня власти, рассуждая о террористических угрозах, рисуют Россию как самолет, куда экстремистами заложена бомба, которую нужно обезвредить, хотя лично мне все больше кажется, что проблема не в бомбе, а в навыках экипажа.

[Владислав Иноземцев]

http://snob.ru/selected/entry/101146
Как реформировать «энергетическую иглу», если слезть с нее не получается

Иллюстрация: РИА Новости

Только что завершившийся в Тегеране третий саммит Форума стран — экспортеров природного газа прошел в крайне напряженное для энергетического рынка время. Цены на газ на спотовом рынке США упали с начала года более чем на 37%, конкуренция на рынке обостряется, покупатели все чаще требуют пересмотра цен по долгосрочным контрактам. Главная российская газовая монополия, «Газпром», глава которой в 2008 году прочил ей капитализацию в $1 трлн «через 7–8 лет», на лондонских торгах стоила накануне саммита менее $55 млрд.

Владимир Путин, посетивший саммит, выступил на нем с речью, которая сочетала совершенно правильные (хотя и абстрактные) призывы с очевидно малозначащими констатациями и сомнительными обещаниями. Так, например, он призвал к тому, чтобы «наравне с производителями газа инвестиционные риски несли и будущие потребители», подчеркнул важность развития производства сжиженного природного газа и торговли им. Президент заявил, что Россия намерена нарастить добычу газа с 578 до 885 млрд куб. м к 2035 году и увеличить производство сжиженного природного газа до 60 млн тонн к тому же времени, планируя расширить свою долю на мировом рынке этого товара с 4 до 13%. Наконец, наиболее пристальное внимание оратор уделил насущной ныне необходимости «кардинально ускорить освоение новых месторождений [и] ввести в строй дополнительные трубопроводы... период окупаемости которых растянется на десятилетия вперед».

По моему мнению, бóльшая часть сказанного имеет отдаленное отношение к реальности.

Начнем с очевидного: под разговоры о важности газовой отрасли и усилия по ее централизации и деприватизации добыча газа в России не увеличивается (за последние 10 лет она балансирует на одном и том же уровне: между 580 млрд куб. м и прошлогодними 578 млрд*), а у главного производителя, «Газпрома», быстро сокращается (за тот же период с 548 до ожидаемых 427 млрд куб. м). За этот период (а В. Путин совершенно справедливо отметил в Тегеране, что газовая отрасль является одной из самых динамичных в мировой энергетике) общая добыча газа в мире выросла более чем на 24% — и теперь на долю России приходится всего 16,7% общемировой добычи (стоит, наверное, напомнить, что в последние годы существования СССР показатель отдельно взятой РСФСР приближался к 30%, а в 2000 году находился на отметке 21,8%). Каким образом российские власти намерены повысить добычу в предстоящие годы более чем на 200 млрд куб. м при истощающихся базовых месторождениях, повышении себестоимости добычи и понижающихся ценах на газ — большая загадка. Не меньшая тайна кроется и в планах наращивания доли на рынке сжиженного природного газа (СПГ): сегодня Россия обеспечивает выработку 14,5 млн тонн данного ресурса, что действительно составляет 4% мирового производства, однако рост до 60 млн тонн и 13% предполагает, что мировой рынок СПГ будет расти максимум на 1% ежегодно (хотя в последние годы темпы роста не опускались ниже 5–6%). Если же принять нынешний тренд, следует ожидать в лучшем случае повышения доли России до 7% (т. е. до уровней, вовсе не позволяющих быть эффективным маркет-мейкером), да и то в случае, если найдутся источники для инвестиций в развитие мощностей по сжижению газа не только на Дальнем Востоке, но и в других регионах. Не имеет отношения к реальности и сообщение о развитии биржевой торговли газом на Санкт-Петербургской бирже: там обращаются только контракты на поставку газа на внутреннем рынке, а глобальный трейдер «Газпрома» — Gazprom Marketing & Trading, чей переезд из Лондона в Петербург анонсировался еще год назад, открыл за это время новые офисы в Цуге и Сингапуре, но к северной российской столице так и не приблизился. Поэтому (как бывало и прежде) рассказам о наших великих перспективах, тем более обращенных к «товарищам по несчастью», я бы не слишком доверял — гораздо более интересны предложения президента, обращенные к потребителям газа.

Можно, конечно, поспорить с тем, что в эпоху стремительного изменения главных центров спроса, переформатирования направления поставок и весьма неустойчивого экономического роста в разных регионах мира главное, что нам нужно, — это введение в строй дополнительных трубопроводов (уже сейчас предельная мощность ведущих за рубеж труб составляет на внешней границе бывшего СССР 257 млрд куб. м газа в год при фактическом экспорте, не превышающем 183 млрд). Но что не вызывает сомнения, так это тезис о «разделе ответственности» между производителями и потребителями. Вопрос состоит в том, как он должен производиться, а если быть более конкретным, то в том, что Россия идет в этом процессе, как всегда, довольно особым путем.

На первый взгляд очевидно, что самым простым методом разделения риска является финансовое участие компаний, представляющих страну-потребителя, либо в производстве, либо в транспортировке газа. Первый вариант широко используют наши соседи по СНГ — например, Казахстан, нарастивший добычу нефти и газа в 3,1 и 3,0 раза за последние 15 лет. Сегодня около 55% производства энергоносителей в этой республике контролируется иностранными компаниями, притом что правительство привычно собирает с них все положенные налоги. Второй вариант приветствуют Туркмения или Узбекистан, которые акцентируют внимание своих госкомпаний на добыче газа, в то время как трубопроводы для его транспортировки финансируют потребители (читай: китайцы). Любой из этих вариантов (а их сочетание — тем более) обеспечивает желанный раздел ответственности. Потребители в этом случае вкладывают средства, рассчитывая на определенные цены того или иного ресурса в будущем, и если цена падает, то именно они несут потенциальные убытки, будучи не в состоянии «отбить» свои инвестиции. Это, на мой взгляд, куда справедливее (и, что более существенно, неотвратимее) механизма «бери или плати», когда потребителю предлагается рассчитываться за поставляемое (или даже непоставленное) топливо по ценам, существенно отклоняющимся от рыночных. В конечном счете, инвестиции, сделанные в оборудование месторождений и обустройство инфраструктуры, — это не капиталы, которые можно вывести с биржи за день, а реальный вклад в наращивание добычи и новые производительные рабочие места в различных регионах страны.

Замечу: совсем недавно партнеры из КНР предлагали России именно такой вариант сотрудничества. В момент подписания в мае 2014 года договора о поставках газа из России в Китай компания CNPC предлагала построить своими силами (хотя, разумеется, в счет будущих платежей за газ) газопровод для доставки сырья в страну (справедливо полагая, что его стоимость окажется заметно ниже заявлявшихся российской стороной 770 млрд рублей [или более чем $20 млрд в ценах того времени]). Но Россия предпочла не «делить ответственность между производителями и потребителями» и захотела получить аванс на строительство трубы, законтрактовав работы с внутренними подрядчиками (которые, разумеется, заранее и хорошо известны). Китайцы благоразумно отказались, и сейчас займы, привлекаемые на эту стройку, уверенно увеличивают кредитную нагрузку «Газпрома» (который, как получается, прямо нарушает рекомендацию президента о «разделе ответственности»).

Конечно, сегодня можно и нужно обсуждать перспективы глобального рынка газа, однако выступление российской делегации на саммите Форума стран-экспортеров не оставляет впечатления о том, что в стране сформировалась стратегия действий в данной сфере. Упоминание о необходимости строить новые экспортные трубопроводы порождает лишь ужас — Россия уже сегодня чемпион по их протяженности и пропускной способности, и пора бы заняться чем-то еще. Рассуждения о партнерстве с потребителями непривычно слышать от тех, кто закрепил не только невозможность иностранных инвестиций в добычу газа и частных капиталовложений в трубопроводный транспорт, но и монополизировал экспорт в ведении компании, которая демонстрирует наихудшие показатели среди ведущих энергетических корпораций мира.

Однако гораздо правильнее было бы серьезно включиться в глобальную конкуренцию на газовом рынке. Либерализовать добычу газа, выведя из категории стратегических большую часть средних и мелких месторождений. Разделить «Газпром», выделив из него транспортную компанию и допустив независимых производителей к трубе. Принять правила, по которым квота на экспорт соответствовала бы доле той или иной компании в общероссийской добыче, чтобы выгоды от экспортных поставок распределялись относительно равномерно (и разрешить торговлю квотами на внутреннем рынке). Создать реальную газовую биржу, на которой торговались бы как внутренние, так и (с соответствующей премией в цене) экспортные контракты и где цены устанавливались бы в рублях. Наконец, реформировать менеджмент госкомпаний и прекратить практику колоссальных «откатов» на тех инфраструктурных контрактах, за умножение которых высказывается президент. Все это нужно будет сделать — просто потому, что все планы «слезания» России с «энергетической иглы» были и надолго останутся планами, а развитие страны в ближайшие годы будет критически зависеть от нефте- и газодобычи. Которые при тех «планах», что были озвучены в Тегеране, ждут тяжелые времена.

______________

* В данном случае я, следуя В. Путину, привожу цифры добычи по ежегоднику BP Statistical Review of World Energy 2015 (именно там 2014 году соответствует цифра в 578 млрд куб. м, хотя ЦДУ ТЭК оценивал добычу в России в 640,2 млрд куб. м).

[Владислав Иноземцев]

http://www.rbc.ru/opinions/economics...79473841558e1f
12.01.2016, 11:47

Директор Центра исследований постиндустриального общества

У нынешних властей были время и ресурсы, чтобы превратить Россию если не в очередной Китай, то в новые Эмираты, заложив основы для экономического подъема на несколько десятилетий. Что произошло в реальности?

Потерянные годы

В первые рабочие дни 2016 года внимание россиян было сосредоточено на курсе доллара и ценах на нефть — уже 77 руб. за долл. и $31 за баррель марки Brent на утро 12 января. Спокойно воспринимать эти цифры, многим казавшиеся еще совсем недавно нереальными, все тяжелее.

Не стоит считать, что эта нервозность не имела никакого отношения к нашим национальным торжествам. Напротив, она напрямую связана с одним, хотя и не отмечающимся пока общенародно, событием — переездом в Кремль Владимира Путина, случившимся под Новый год 16 лет назад. Потому что именно главе Российского государства мы более всего обязаны тем, что, зата*ив дыхание, следим за котировками нефти, ведь именно его политика и привела к тому, что, кроме энергоносителей, за душой у России мало что ос*талось.

С чем встречает страна начало 17-го года правления своего лидера? Со средней зарплатой, если перевести ее в доллары, соответствующей уровню октября 2005 года. С ВВП 2016 года, который, если также пересчитать его по рыночному курсу, близок к показателю 2006 года. Мы принимаем прогнозный ВВП на 2016 год в сумме 77,2 трлн руб. и среднегодовой курс в 79 руб. за долл.; для 2006 года берем номинальный ВВП в 26,7 трлн руб. по Росстату и среднегодовой курс доллара в 27,17 руб., по данным Банка России.

Встречает с оттоком капитала за последние три года в $280 млрд. С военным бюдже*том, увеличившимся за годы его правления по номиналу в 7,5, а в долла*ровом выражении — в 4,4 раза. С бюрократией, окончательно превратившейся в правя*щий класс, с сотнями новых геральдических символов. С двумя вой*нами, начатыми за последние годы, с разбегающимися соседями по постсоветскому пространству и испорченными отношениями с основными хозяйственными партнерами.

Встаем с колен?

Как главе государства Владимиру Путину повезло. Ему улыбнулась конъюнктура, которая вознесла котировки нефти с $28,5/барр. в 2000 году до $102/барр. в среднем за 2010–2014 годы (по данным BP Statistical Review of World Energy 2015). Под его руководством оказался народ, который хотел только зарабатывать, потреблять и радо*ваться «вставанию с колен». В таких условиях Россию можно было превратить если не в очередной Китай, то в новые Эмираты, заложив основы для экономического подъема на несколько десятилетий. Но что было сделано на самом деле?

Начнем с самого простого — с разрекламированных Путиным «движителей российской экономики», близких к государству корпораций. «Газпром», крупнейшая монополия страны, все эти годы руководимая одним из ближайших друзей президента, построила (и строит) несколько впечатляющих труб, но в то же время добыла в 2015 году газа меньше, чем в 1999-м: 414 млрд против 545 млрд куб. м. Считается, что ее мощности намного больше и растут, проб*лема только со спросом на российский газ. Но тогда почему ее не возникло, например, у Катара, нарастившего добычу с 24 млрд до 177 млрд куб. м и ника*ких трудностей со сбытом не испытавшего?

«Роснефть», собравшая за эти годы все возможные нефтяные активы — от ЮКОСа до «Итеры», ку*пила в 2013 году ТНК-ВР за $55 млрд, но сама сейчас оценивается лишь около $34 млрд. ВЭБ, главный «институт развития», — после стольких лет упорной работы потенциальный банкрот, на чье спасение государству придется выделить более 1 трлн руб. «Ростехнологии» — ничто без военных заказов, истощающих бюджет.

Если оглянуться на историю российской экономики в путинскую эпоху, станет ясно, что развивались практически ис*ключительно негосударственные отрасли: оптовая и розничная торговля, коммуникации и связь, частные банки, строительство, сфера коммерческих услуг. Государ*ство было экономическим тормозом.

Дураки и дороги

Следующий очевидный пункт — инфраструктура. В стране, переживающей бум (не важно, чем порожденный, пусть даже случайными нефтедолларами), как правило, его первым следствием становится строительство автомоби*льных дорог, скоростных железнодорожных магистралей, мостов и эстакад, развитие энергетических сетей. Посмотрите на Китай, например.

Это происходит везде, кроме России. За 16 лет не сдано в эксплуатацию ни одного километра современного железнодорожного полотна, приспособленного для скоростного движения. Дорог в 2014–2015 годах строилось по 1,2 тыс. км в год — в 4 раза меньше, чем в 2000-м. Автомобильная трасса между Москвой и Санкт-Петербургом все так же строится, как и в конце 1990-х. По данным самого «Газпрома», уровень газификации российских населенных пунктов за год вырос на 0,1%, до 65,4%. С такими темпами задача полной газификации будет выполнена в начале XXII столетия.

За 16 лет прирост мо*щ*ности российских морских портов ока*зался вдвое меньше, чем прирост перевалки в одном только порту Шанхая. Проводки транзитных грузов по Северному морскому пути в 2014 году были ниже, чем в 1999-м (130 тыс. против 460 тыс. т).

Где же вставание с ко*лен? Где единство российской территории и ее удобство для проживания? Этого как не было, так и нет. Есть только красивые обещания, каждый год похожие на те, что давались ранее. На протяжении всех лет своего пребывания во власти Путин обещал стране «удвоение ВВП» и «слезание с нефтяной иглы». Забавно, что первый лозунг был озвучен в 2003 году, и у нас есть все шансы уже к 2018 году вернуться приблизительно к таким же долларовым показателям ВВП, которые были в стране в то время.

Преодоление зависимости от нефтедобычи иллюстрируется прос*ты*ми цифрами: в 1999 году доля нефти, нефтепродуктов и газа в экспорте соста*вляла 39,7%, в 2014-м – 69,5%. При этом никакой индустриальной трансформации в России не произошло: на протяжении всех путинских лет она была и остается единственным из emerging markets, где темпы роста промышленного производства отстают от темпов роста ВВП.

Где разрекламированные нефтеперерабатывающие предприятия, например завод «Роснефти» в Приморье? Где производство современного оборудования, медицинской техники, лекарств, компьютеров или мобильных телефонов? По большинству данных позиций страна зависит от импорта на 70–100%. Если наши «партнеры» захотят добиться пол*ного коллапса российской экономики, достаточно запретить ввоз в страну расходных материалов.

«На авось»

Катастрофическими выглядят результаты «реформ» социальной сферы и характер работы госструктур, ответственных за обеспечение нормальной жизни граждан. В стране, казна которой лопается от нефтедолларов, почти ликвидировано бесплатное здравоохранение. Все рейтинги фиксируют обвальное снижение качества среднего образования, а вузы давно уже стали фабриками по производству людей с ничего не значащими дипломами. Даже «визитная карточка» путинской России — могущественное МЧС — не может спасти десятки людей, попавших в снежные заносы неподалеку от Орска. Про сращивание бюрократии с криминалом не стоит вспо*минать: знаменитый фильм «Чайка» посмотрели уже миллионы людей.

Даже во внешней политике России не слишком есть чем похвастаться. Я не буду вспоминать Украину, которую мы превратили во врага, но очевид*но, что наши союзники в Средней Азии все больше склоняются к Китаю, в последнее время ставшему основным инвестором в регионе. Мы отгораживаемся от мира санкциями, налагаем на себя всяческие епитимьи, но никого это не страшит. Мы начали военную операцию в Сирии, но уже сейчас начинаем осознавать, что для успеха в ней необходимы намного бóльшие силы и средства, чем Россия может позволить себе применить. Но разве micromilitarisme theâtrale типа операции в Южной Осетии имен*но то, ради чего Россия потратила на военные нужды за годы путинского правления почти $960 млрд. (данные SIPRI Database 2015), или 80% своего номинального ВВП за 2015 год?

Однако, конечно, самым впечатляющим является то, насколько быстро и, похоже, неотвратимо начинает разваливаться мнимое благополучие по мере сдутия нефтяного пузыря. Правительство пятый год не может сделать ничего, что привело хотя бы к замедлению снижения темпов роста. Оно три года подряд замораживает частные пенсионные накопления, по сути проводя принудительные заимствования у граждан. Резервный фонд, которым власти так гордились все последние годы, может быть растрачен уже через год-полтора. Первые же признаки падения цен на нефть вызвали прекращение индексации пенсий, и, видимо, не за горами радикальное сокращение социальных расходов, выраженных даже во вдвое обесценивши*хся рублях.

Страной управляет человек, который много говорит, но не готов делать практически ничего конкретного, более 10 лет полагаясь на позитивные тренды, задаваемые извне. Это державное бессилие. Власть способна растратить сколько угодно миллиардов, но не может ни поставить действительно амбициозные задачи, ни подобрать достойные кадры для их решения, ни простимулировать бизнес, ни вдохновить граж*дан на что-либо, кроме повторения избитых лозунгов. Наблюдая за постоя*н*но снижающимися котировками нефтяных фьючерсов, российские власти находятся в оцепенении от увиденного и надеются, похоже, только на из*вечное русское «авось».

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.

[Владислав Иноземцев]

http://www.gazeta.ru/column/vladisla.../8039741.shtml

27.01.2016, 08:27
Об экзотическом «бюджетном маневре», который помог бы спасти страну

Марина Лысцева/ТАСС

Цены на нефть, похоже, достигли минимальных значений — ближайшие месяцы покажут, насколько стабильными они оказались. Пока все говорит о том, что причин для резкого взлета котировок, даже к вожделенным $50 за баррель, спасительным для российских властей, нет. Это означает, что страна должна подстраиваться к жизни в новых условиях — может быть, не навсегда, но как минимум на несколько лет.

Такая «подстройка» затронет многие сферы жизни, но прежде всего потребует изменений в управлении государственными финансами, которые, как привыкло считать правительство, неисчерпаемы.

Пока власти называют меры, выглядящие, мягко говоря, смешно. С одной стороны, мы слышим о «секвестре бюджета на 10%», который «позволит сэкономить 500 млрд руб.». Учитывая, что расходы бюджета запланированы в сумме 16,1 трлн руб., можно сделать вывод, что секвестируемая часть составляет не более трети бюджетной росписи, тогда как две трети («защищенные», «закрытые» и прочие статьи) никаким урезаниям подвергнуты быть не могут. Значит, никаких перемен с точки зрения структуры бюджета (и намерений властей) ожидать не стоит.

С другой стороны, идут разговоры о приватизации — власть задумалась даже о продаже части «Роснефти», самой успешной компании страны. Конечно, продажа небольшого пакета не поменяет роль Кремля в управлении компанией — но проблема в том, что сейчас этот пакет оценивается рынком в $5,7–5,9 млрд, а подлежащая затыканию «дыра» в бюджете не меньше $30 млрд.

Можно еще повысить налоги, но их сборы не слишком велики. За исключением НДС, на пересмотр которого в этом году вряд ли кто-то пойдет. Таким образом, радикального «прорыва» не ожидается.

Остается, разумеется, надежда на «чудо» в виде какой-то склонной к реформам личности.

Можно предаваться иллюзиям о том, что таким человеком станет сам президент Путин, неожиданно вспомнивший об экономической политике времен своего первого срока. Или бывший министр финансов Кудрин, который известен тем, что повысил долю федерального бюджета в бюджетной системе страны с 49 до 67%, расширив возможности центра за счет регионов, и скопил резервные фонды, когда цена на нефть шла только вверх. Так что непонятно, что он сможет сделать, когда цены падают, а отнимать у регионов больше нечего. В общем, и эти надежды пока не выглядят очень обоснованными.

Есть ли тогда выход?

Не будучи уверенным в реалистичности сценария, я тем не менее предложил бы задуматься о довольно экзотическом «бюджетном маневре», соответствующем сырьевой природе российской экономики и силовому характеру российского государства.

Задача маневра заключается не столько в том, чтобы изменить бюджетные процедуры, сколько в том, чтобы радикально отделить нефтяное и силовое «государство» от нормального и конкурентного «общества».

Предложения сводятся к следующему.

Прежде всего, стоит признать, что российская власть не способна развить экономику за пределами сырьевой отрасли и не готова управлять страной с использованием экономических мотивов.

Принимая это во внимание, бюджет как таковой следовало бы свести целиком к изъятию средств у сырьевиков и финансированию силовых структур. Если обратиться к цифрам, все выглядит довольно логично: в 2016 году федеральный бюджет намерен собрать 3,66 трлн руб. НДПИ и 2,45 трлн вывозных таможенных пошлин при расходах на госаппарат 1,15 трлн руб., на национальную оборону — 3,14 трлн руб. и на общественную безопасность — 2,02 трлн руб.

Это, разумеется, планировалось в расчете на то, что нефть сохранится на уровне около $50/бар. При $40/бар доходы будут немного ниже — но, если предположить мифический 10-процентный секвестр, цифры практически равны.

И далее «бюджетным правилом» для правительства должен стать простой расчет: то, что удалось собрать с нефтянки, можно потратить на себя любимых, на военные игрища и на охрану властей предержащих. Если покажется мало, забирайте у самих себя: продавайте часть «Роснефти» или «Газпрома», изымайте прибыль госкорпораций, реализуйте иные активы, ограничивайте коррупцию в госрасходах, наконец.

В таком случае мы формализуем то, что имеем: «петрогосударство». Если власть хочет больше денег, она должна понимать, где их искать. Либо добывать (с помощью отечественных «чемпионов» или иностранных компаний — неважно) больше нефти и газа, либо создавать прибыльные госкорпорации (чего мы просто не умеем делать), либо расставаться с частью собственности. По крайней мере, кое-что становится понятным.

Следующим шагом могла бы стать реформа НДС. Этот налог следовало бы разделить на федеральную и региональную составляющие в соотношении 2 к 1. Федеральный бюджет намерен собрать около 4,38 трлн руб. НДС в 2016 году и перечислить почти 660 млрд руб. регионам в качестве разного рода трансфертов и дотаций — при этом бюджеты субъектов останутся дефицитными ориентировочно на 500–550 млрд руб.

Оставив в распоряжении регионов треть НДС, правительство полностью решит проблемы субсидирования — но, что намного более важно, заставит регионы для получения денег стимулировать собственную экономику, а не собирать по миллиону трудоспособных граждан для выкрикивания лозунгов в поддержку проводимого властями политического курса. По сути,

эта мера во многом сделает регионы партнерами друг друга и федерального центра и заставит их конкурировать не за внимание московских чиновников, а за благосклонность отечественных и иностранных инвесторов.

Конечно, в стране останутся территории, которые потребуют помощи и поддержки. Но так как Чечня и Крым пользуются поистине всероссийской любовью, то следует поступить с трансфертами в их пользу так, как это принято в Германии: там земли между собой решают, кто нуждается в дополнительном финансировании, и организуют трансферты между отдельными землями, а не между Берлином и территориями. Таким образом, федеральное правительство осталось бы распорядителем очень небольших средств.

Чтобы увеличить поступления, необходимо будет, с одной стороны, либерализовать бизнес-среду и вернуть предпринимателям желание инвестировать, а с другой — снизить налоги на бизнес, который создает значительное количество рабочих мест, прежде всего на мелкий и средний.

Нужно сделать так, чтобы значительная часть экономики развивалась сама, то есть чтобы с нее можно было брать небольшие налоги, но при этом чтобы главной задачей бизнеса было содержание не государства, а граждан.

Чтобы не платить пособия по безработице, нужно создать дефицит трудовых ресурсов за счет экономического роста. Если нет денег на пенсии, нужно повысить пенсионный возраст, но при этом отменить любые налоги на любые заработки пенсионеров, вернуть ельцинскую свободу торговли и перестать облагать налогами индивидуальных предпринимателей (за исключением страховых платежей).

Иначе говоря, если обобщить сказанное, государство может сохранить контроль за энергетическим сектором и крупными компаниями и развивать их в зависимости от того, сколько денег ему требуется для его политических игр и для создания того образа, который соответствует его самооценке.

В обмен на это общество должно не только «ощущать себя», но еще и быть защищенным перед внешней угрозой и гарантированным от насилия и преступности внутри страны. Государство может сохранить пенсионную систему и систему социального обеспечения — но в существенно урезанном виде.

Одновременно власть должна уйти из конкурентных секторов экономики, существенно снизив налоги, отказавшись от монополизации целых секторов хозяйства, упразднив органы по «борьбе с хозяйственными преступлениями» и декриминализировав большинство «экономических» статей Уголовного кодекса.

Повышение уровня жизни людей должно вытекать из реального роста экономики, а не из повышения цен на нефть и не из раздачи бюджетных пособий.

Пенсии должны формироваться, как и расходы на здравоохранение, за счет отчислений предпринимателей в частные страховые и пенсионные фонды, в том числе и созданные в России известными международными финансовыми институтами и банками.

Медиатором, или посредником, между федеральным центром и гражданами должны стать региональные власти — как это было в 1990-е годы, когда выборные губернаторы во многом сдемпфировали давление народа на федеральную власть, решая на порядок больше местных проблем, чем они делают это сегодня. Инструментом развития регионов должно, как отмечено выше, быть разделение НДС или замена его остающимся в распоряжении субъектов федерации налогом с продаж.

На мой взгляд, такая модель (во многом похожая, например, на давно уже применяющуюся в Объединенных Арабских Эмиратах, где поступления от нефти и доходы госкомпаний прямо идут в бюджет, но при этом прочие налоги практически отсутствуют) могла бы радикально увеличить «выживаемость» России перед лицом продолжительных финансовых испытаний. И к тому же создать за десять-пятнадцать лет нормальную конкурентную экономику, которая спасла бы страну и народ к тому времени, когда власти полностью разочаруются в своих военно-политических экспериментах, а российская нефть закончится или станет попросту ненужной из-за происходящей в мире технологической революции.

Однако насколько реалистичной может стать такая реформа, судить читателям…