*2501. «Коммерсанть»

[Afisha.ru]

http://www.afisha.ru/article/mediahistory/
История русских медиа 1989—2011

За два десятилетия отечественные медиа прошли удивительный путь: вчерашние культуртрегеры стали пропагандистами, информационный голод сменился тотальным безразличием. Ввиду скорой гибели традиционной прессы «Афиша» поговорила с 50 непосредственными участниками событий и составила краткий учебник истории российских СМИ.

Над материалом работали: Дарья Гаврилова, Михаил Калужский, Олег Кашин/«Коммерсант», Наталья Ростова/Slon.ru, Лола Тагаева, Александр Горбачев, Даниил Туровский, Елена Ванина, Илья Красильщик, Инна Герман, Наталья Кострова, Ольга Уткина, Роман Волобуев

6 июля

Фотография: «Коммерсант Юбилей»

Первая групповая фотография сотрудников «Коммерсанта»
«Коммерсант». Декабрь 1989

Кооператив «Факт» во главе с Владимиром Яковлевым выпускает первый номер газеты «Коммерсант». Сделанный по западным канонам, говорящий с читателем на совершенно новом языке, пишущий наравне о бизнесе и культуре «Коммерсант» становится символом перемен и основоположником российской журналистики. Начинается история новых — несоветских — медиа.

Владимир Яковлев

основатель «Коммерсанта» и его владелец до 1999 года

— Как вы придумали кооператив «Факт»?

— «Факт» был очень нужен, потому что никому вокруг было не понятно, что это за кооперативы, которые вдруг стали появляться, что в них создается, где их искать, что в них можно получить. Мы решили, что можем ответить на эти вопросы. Сняли офис и начали собирать информацию. Девушка в комнате печатала справки, которые у нас покупали за какие-то деньги, и мы говорили, что у нас там за дверью стоит компьютер, где есть вся информация про кооперативные движения.

— В советское время собрать информацию, отличающуюся от той, что была в официальных средствах массовой информации — титанический труд. Вы ее откуда брали?

— Все правильные журналистские проекты имеют особенность притягивать к себе информацию. Если издание попадает в аудиторию, то оно начинает получать информацию, так было в «Факте», так было в «Коммерсанте», так сейчас происходит в «Снобе», которым я занимаюсь сегодня. Есть два способа сбора информации: если информация нужна вам, то вы берете руки в ноги и ходите по городу. Но если кроме вас еще кому-то нужно, чтобы эта информация у вас была, то вам просто нужно заявить о своем существовании. Мы заявили, и информацию нам стали приносить. Позже «Факт» трансформировался в информационное агентство «Постфактум». Мы решили собирать честные новости и сообщать о них людям.

— На сайте «Коммерсанта» написано, что идея создания газеты родилась в разговоре с первым русским миллионером Артемом Тарасовым, это правда?

— К нам в офис в какой-то момент приехал Тарасов, который тогда был одним из организаторов съезда кооператоров, и сказал, что им нужна газета. И предложил эту газету делать. Я долго отказывался, мне не хотелось обратно в журналистику. Но потом сдался.

«Знаете, что нам в итоге обеспечило успех — по крайней мере у журналистов и авторов? То, что мы платили гонорары наличными и сразу. Приходил журналист, сдавал заметку, если заметку принимали, то ему давали деньги»

— Зачем же сдались, если не хотелось обратно?

— Мне было интересно попробовать воплотить в жизнь принципиально новую схему, где мнение журналиста не превалирует над мнением читателя. Это такой святой Грааль современных средств массовой информации: создать ресурс, который будет чем-то средним между медиа и блогами. «Сноб» тоже такой. Мне всегда хотелось делать честные новости, которые были бы не замутнены личным мнением журналиста. И вот мы выпустили первый номер газеты «Коммерсант» и тут же, конечно, перепутали две фотографии на обложке. Вместо Артема Тарасова напечатали кого-то другого. И дальше все пошло как обычно.

— Когда вы придумывали концепцию, вам на кого хотелось ориентироваться? Быть русским The New York Times или The Washington Post?

— Я всегда был большим поклонником The New York Times, и мы, естественно, придумали себе, что мы пытаемся сделать что-то вроде западной прессы. Но по-настоящему мы пытались сделать что-то принципиально новое. И знаете, что нам в итоге обеспечило успех — по крайней мере у журналистов и авторов? То, что мы платили гонорары наличными и сразу. Приходил журналист, сдавал заметку, если заметку принимали, то ему давали деньги. Были смешные вещи. Например, в ежедневной версии «Коммерсанта» существовала ежедневная же колонка, которая рассказывала о западных биржевых новостях. Она была популярная, ее очень многие читали. При этом ни один человек не понимал, про что там на самом деле пишут. Вообще, если сейчас мне где-то попадаются старые номера «Коммерсанта», то я удивляюсь каждый раз, как можно было к этому относиться как к газете. По сегодняшним стандартам это, конечно, детский сад.

— Наверняка на первые номера была довольно резкая реакция наверху?

— Не очень. Мы были для этого слишком странными, слишком выпадающими из обычного для бюрократов порядка вещей, своего рода когнитивным диссонансом. После одной публикации мне позвонил ругаться тогдашний министр иностранных дел. Он некоторое время со мной препирался, а потом просто спросил: «Хорошо, с вами явно бесполезно разговаривать, кому вы подчиняетесь?» И вот я до сих пор помню этот дикий кайф, когда я ответил: «Никому».

— Но вы при этом начали выходить, когда цензура еще вовсю существовала. Как вы умудрялись ее обходить?

— Вышло какое-то очередное постановление, по которому бесцензурными считались рекламные материалы. Я пришел в цензуру и сказал: «Вот у нас тут рекламный материал». Они меня спрашивают: «А почему он у вас выглядит как газета?» Я ответил: «Так это реклама газеты». Прокатило.

— Часть денег ведь в «Коммерсанте» была иностранная. Иностранцы не боялись вкладывать деньги непонятно во что?

— Это было не в «Коммерсанте», это было еще в «Факте». Нам тогда казалось, что мы получили гору злата. Но если вдуматься, американцы дали нам 300 тысяч долларов. И даже не деньгами, а техникой — двадцать или тридцать компьютеров, и это было абсолютное счастье. Первая редакция «Коммерсанта» была на Хорошевском шоссе. И наши американские инвесторы страшно волновались, чтобы с нами все было в порядке. И в какой-то момент они решили, что нужно провести к нам прямую телефонную ли*нию. Кабель в Америку такой. У меня в приемной стоял телефон, на котором не было номеронабирателя, а была только трубка, и если ее снять, то телефон некоторое время трещал, а потом там кто-то говорил: «Hello!»

Фотография: Арсений Несходимов/«СНОБ»

Сейчас Владимир Яковлев работает главным редактором проекта «Сноб»

— Вы сняли рекламный ролик с Игорем Верником — он был такой успешный бизнесмен западного типа, который читал вашу газету. На самом же деле тогда вокруг были суровые малиновые пиджаки…

— Это была первая попытка использовать не реальный образ читателя, а то, кем он хотел бы себя видеть. Та же история, что и с биржевой колонкой.

— Про вас еще со времен «Коммер*санта» говорят как о довольно жестком руководителе.

— Понимаете, у сотрудников каким-то образом должно было утвердиться в голове, что в пять часов газету нужно сдать. Ну, в пять пятнадцать максимум. И что происходило на практике? Ты приходишь к автору, говоришь: «Ау, у тебя дедлайн в пять часов». Но и в пять, и в шесть, и в семь заметки по-прежнему нет. И другого автора у вас нет. Вы этого-то еле нашли и долго обучали. Значит, нужно придумать способ, чтобы для него эти дедлайны имели такой же вес, как для вас. Я тогда сказал, что каждая минута опоздания стоит столько-то. С моей точки зрения, это было единственным возможным решением проблемы.

— После того как газета стала еже*дневной, ее структура сильно изменилась?

— Да, мы с самого начала создавали очень структурированное издание, которое выстроено по степени жесткости близко к сегодняшним интернет-изданиям. Оно было очень информационным, жестким, очень неавторским и с абсолютной идеей гарантированной информации, которую получает читатель.

«Американские инвесторы решили, что нужно провести к нам прямую телефонную ли*нию. Кабель в Америку. У меня в приемной стоял телефон, на котором не было номеронабирателя, а была только трубка, и если ее снять, то там кто-то говорил: «Hello!»

— Когда вы почувствовали, что из газеты, которая делается на ощущениях, «Коммерсант» начал превращаться в работающий отлаженный механизм?

— Это произошло года через два после запуска ежедневника. И связано это всегда с одной вещью: с тем моментом, когда весь коллектив понимает концепцию издания, понимает, какая вырисовывается штука. Тогда уже фигура главного редактора не так важна.

— Как произошло, что вы решили продать «Коммерсант»?

— На самом деле к этому моменту я был уже лишним элементом. Все работало без меня, я не хотел быть центром этого бюрократического аппарата.

— И только поэтому вы решили его продать?

— Да.

— Как вам кажется, газета сильно изменилась после того, как вы ушли?

— Я удивлен, насколько она не изменилась. Мне кажется, она потеряла сool. И стала очень уж официальной газетой. Но это проблема не «Коммерсанта», а той журналистской модели, в рамках которой «Коммерсант» существует.

— Но вы, глядя сейчас на «Коммерсант», воспринимаете его как свое дело?

— После того как я продал «Коммерсант», я уехал, и меня не было в Москве 8 лет. Когда я вернулся, я остановился в гостинице «Националь». Я проснулся, собрался завтракать, открыл дверь — и у меня под дверью лежал «Коммерсант». Ровно так, как под дверью моего номера в Нью-Йорке обычно оказывался Thе New York Times. И это было классное ощущение.

Интервью: Елена Ванина

Александр Тимофеевский

внутренний критик «Коммерсанта» (1992–1997)

«Коммерсант» я читал с первого номера. Помню, как в январе 1990 года, выйдя из метро, купил поднадоевшие уже «Московские новости», в которые были вложены какие-то листки — ну, думаю, агитация. Оказалось, ничего подобного — чистое человеческое счастье. Его сразу же прозвали другой журналистикой. Но другими были вовсе не журналисты, другим было языковое сознание. Тогда перестройка вступила в стадию маразма, от прогрессистов и консерваторов воротило почти одинаково. Прогрессисты, конечно, были человекообразнее, но такие же стилистически тухлые. При Брежневе хорошо написанная статья строилась как грузинский тост — издалека долго течет река Волга: о чем бы ни шла речь, начинаем с того, что пресс-папье упало со стола. Это — степенная застойная поэтика. Перестройщики ее от*вергли, они шли напролом, они брали криком. И писали так, будто им все время давили на мозоль. И прогрессисты, и консерваторы были истериками, со всех сторон бил барабан. Иногда его откладывали в сторону и нежно перебирали гитарные струны, что было еще тошнотворнее. В 1987 году, к семидесятилетию Октября, прогрессивный журнал «Ис*кусство кино» опубликовал статью прогрессивнейшего Егора Яковлева, она называлась «Интимно о Ленине». Статья начиналась так: «Открываю любимый 52-й том…»

Чтобы все это избыть, одной живой воды было мало, требовалась вода мертвая. Как бы совершенно стертая, обезличенная модель «Коммерсанта» стала вожделенной мертвой водой. Богатейшая речь Максима Соколова, например, с инверсиями цитат была немыслима ни в советских, ни в антисоветских газетах. Для нее был нужен модульный ноль. «Коммерсант» 1990 года такой модульный ноль сотворил. И вдохнул в газетный язык многообразие интонаций. Отдел культуры «Коммерсанта» 1993–1996 годов, в котором критика стала литературой, без товаров и рынков в анамнезе никогда бы не состоялся.

С языковым переворотом, совершенным «Коммерсантом» в 1990–1992 годах, связан другой переворот, сам по себе не менее важный. Все газеты и журналы обращались тогда к разным общностям, к каковым от*носился советский антисоветский человек. Он был пионером, коммунистом, ровесником, работницей или крестьянкой, московским комсомольцем и целым новым миром. В перестройку он вдруг сделался демократом, и хотя для демократов не придумали нового издания, к ним устремились все старые, включая журнал «Коммунист». Все эти общности «Коммерсант» собрал на совок и выкинул в мусор. Он обращался не к общности, а к частному лицу. «Коммерсант» был газетой несомненно либеральной, но ни к какой либеральной общественности он не взывал. Его аудиторией стал отдельно взятый человек, частное лицо. Отдельно *взятый человек и есть «господин». Остальные — группы товарищей.

Еженедельный «Коммерсант» 1990–1992 годов — самое важное событие в постсоветской журналистике. Мне тем более легко об этом говорить, что я к нему не имел отношения, будучи его читателем и почитателем, но и только. В «Коммерсант» я пришел в мае 1992 года, уже на излете еженедельника.

["Коммерсантъ"]

http://www.kommersant.ru/doc/1832739...93611705807236

Журнал "Коммерсантъ Власть", №49 (953), 12.12.2011











Незаконная агитация на лондонских мостовых
Фото: Артем Платов / Коммерсантъ

За тем, как проходят российские выборы в месте, где административный ресурс по географическим причинам ослаблен, наблюдал корреспондент "Власти" Артем Платов.

На территории Соединенного Королевства действовали три избирательных участка — два в Лондоне и один в Эдинбурге. Я отправился голосовать и наблюдать в российское посольство. И сразу после выхода из станции метро Notting Hill Gate натолкнулся (вернее, чуть не наступил) на запрещенную в день выборов агитацию. Из-за местных особенностей это были вовсе не плакаты с призывом голосовать за "Единую Россию", которые власти как бы забыли демонтировать. Рисунки, нанесенные по трафарету на асфальт по дороге к посольству, намекали, что голосовать следует прямо противоположным образом. Местная полиция никак не реагировала на антикремлевскую тропу по той простой причине, что не была согнана в неимоверных количествах к избирательным участкам, как это было, по словам моих друзей, в Москве. Даже у самого посольства, точнее, на противоположной стороне улицы Bayswater Road дежурили всего два человека в желтом. Скрестив руки на груди, они равнодушно взирали на вопиющего содержания плакаты, вывешенные активистами движения "Говорите громче!". Лидер движения Андрей Сидельников продемонстрировал мне еще одну форму агитации, которая, насколько мне известно, в России пока не применялась. В SMS, которое он получил, некая Obshina высказывала пожелание, чтобы dorogoi sootechestvennik проголосовал за партию Spravedlivay Rossia.

Очередь из избирателей растянулась на несколько сот метров и даже завернула за угол. При входе на территорию посольства она приобретала истинно российские черты: помимо сотрудников посольства ею руководили двое активистов, пропускавших из очереди без очереди.

Очередь из избирателей растянулась на несколько сот метров
Фото: Артем Платов, Коммерсантъ
Когда я начал фотографировать во дворе посольства, ко мне подошел человек, представившийся Константином Шлыковым, уполномоченным по общению с прессой и наблюдателями. Убедившись, что у меня есть пресс-карта, он предложил мне зарегистрироваться в качестве наблюдателя от СМИ и объяснил, что внутри помещения можно фотографировать все, кроме людей без их согласия.

Весь путь от хвоста очереди до урны занял у меня два часа. Проголосовав, я покинул избирательный участок и вернулся на него только к семи вечера.

Поскольку никто не попытался выгнать меня как нежелательного свидетеля, все нарушения я мог фиксировать совершенно беспрепятственно. Вот их полный перечень.

В 19:59 была дана команда закрыть вход на территорию посольства. И только после того, как проголосовали последние попавшие внутрь, к голосованию приступили сами члены избирательной комиссии. В нарушение закона последний бюллетень был опущен в урну аж в 20:17.

При вскрытии выездной урны, совершившей по просьбе избирательницы путешествие в Шеффилд, возникла непростая коллизия. Члены комиссии едва не нарушили тайну голосования, ведь бюллетень был один и было известно, кто его опустил. Однако никто так и не развернул этот бюллетень, пока не высыпали остальные.


Незаконная агитация напротив посольства России
Фото: Артем Платов, Коммерсантъ
Член избирательной комиссии Татьяна Ефимовна совершила ужасное: один бюллетень она выдала без подписи избирателя. Бюллетень в урне, но он недействителен, ведь голосующий за него не расписался. Вычесть его голос тоже нельзя, ведь неизвестно, кого он выбрал. Повисло тяжелое молчание. Татьяна Ефимовна холодела на глазах, ее успокаивали. В конце концов, заручившись согласием наблюдателей, в список внесли пометку о том, что бюллетень все-таки выдан. Запись заверили провинившаяся и председатель комиссии.

Когда куча бюллетеней, вываленных из урн на стол, разлеглась по аккуратным стопочкам, наверху самой высокой, "яблочной", оказался бюллетень с яркой оранжевой надписью, адресованной лично премьер-министру России. И хотя в клетке напротив "Яблока" стоял аккуратный крестик, а в остальных клетках было абсолютно пусто, бюллетень вопреки закону был признан недействительным.

На этом список нарушений заканчивается. Во втором часу ночи уставших наблюдателей (и меня в их числе) настойчиво попросили не уходить и подождать еще немного. Вскоре мы получили копии протокола и с чувством выполненного долга покинули посольство.

По результатам выборов на нашем избирательном участке в Думу прошли следующие пять партий: "Яблоко" (42,61%), КПРФ (20,54%), "Справедливая Россия" (15,72%), "Единая Россия" (10,47%), ЛДПР (7,88%).

["Коммерсантъ"]

13 декабря за публикацию в журнале «Власть» фотографии избирательного бюллетеня с нецензурным посланием премьер-министру России Владимиру Путину был уволен главный редактор журнала Максим Ковальский.

Мы, журналисты ИД «Коммерсантъ», протестуем против этого решения.

Нецензурный текст не являлся словами журнала, редакции или кого-либо из авторов. Это была фотография, фиксирующая реальное поведение избирателей на выборах. Судя по митингу на Болотной площади, куда пришло несколько десятков тысяч человек, такие настроения достаточно представительны в российском обществе, чтобы проинформировать об этом читателей.

Мы знаем Максима Ковальского как человека большого таланта и высокого профессионализма. Для него всегда были чрезвычайно важны честь и репутация издательского дома «Коммерсантъ». Для нас его защита – это защита нашей чести и достоинства.

Его увольнение мы рассматриваем как акцию запугивания, направленную на то, чтобы не допустить никакого критического высказывания в адрес Владимира Путина, даже в косвенной форме публикации фотографий текстов, где о нем высказываются без должного пиетета. Нас принуждают к трусости, что недостойно и непродуктивно. Особенно смущает попытка представить увольнение человека за профессиональную позицию борьбой за чистоту русского языка. Это та же фальсификация, которая оскорбила людей на выборах.

Нам трудно сохранять объективность, когда на нас давят и преследуют наших товарищей, и мы не понимаем, зачем в таких обстоятельствах мы должны ее сохранять. Недопустимо, чтобы конфронтация на улицах Москвы стала конфронтацией внутри нашего Дома.

Григорий Ревзин
Анна Наринская
Елена Нусинова
Олег Кашин
Григорий Дашевский
Ольга Алленова
Арина Бородина
Анна Толстова
Алла Барахова
Ксения Леонова
Роман Могучий
Татьяна Шишкова
Анна Васильева
Дмитрий Бутрин
Андрей Воскресенский
Иван Ждакаев
Ольга Ципенюк
Ольга Соломатина
Елизавета Кузнецова
Седа Эдикян
Александр Соловьев
Кира Долинина
Валерия Любимова
Константин Бочарский
Анна Шур
Анастасия Горшкова
Анастасия Каримова
Сергей Ходнев
Павел Шеремет
Дарья Смолянинова
Анатолий Гусев
Андрей Козенко
Юлия Гендина
Иван Сафронов
Екатерина Дранкина
Михаил Лукин
Дмитрий Ждакаев
Юлия Гордиенко
Александр Черных
Рената Ямбаева
Анна Васильева
Елена Гусева
Николай Зубов
Мария Заливанская
Игорь Гулин
Мария Семендяева
Ирина Парфентьева
Светлана Локоткова
Елена Сизова
Светлана Дементьева
Никита Баталов
Ульяна Малашенко
Олег Хохлов
Варвара Саранчук
Алексей Ходорыч
Александр Куколевский
Роман Рожков
Юлия Погорелова
Динара Мамемадова
Мария Бурас
Олеся Герасименко
Олег Скориков
Дмитрий Губин
Евгений Хвостик
Ирина Степачева-Бохенек
Виктор Хамраев
Тамила Джоджуа
Дарья Холобаева
Марина Прохорова
Александр Габуев
Павел Белавин
Анастасия Анисимова
Елизавета Биргер
Владимир Соловьев
Андрей Архангельский
Полина Никольская
Шамиль Идиатуллин
Алена Миклашевская
Наталья Радулова
Петр Кузнецов
Татьяна Кузнецова
Юрий Угринов
Дмитрий Полонский
Татьяна Маркина
Михаил Трофименков
Иван Кузнецов
Дмитрий Ладыгин
Максим Иванов
Геннадий Герасимов
Данила Жестарев
Екатерина Дударева
Сергей Соболев
Вячеслав Суханов
Алена Липатова
Евгений Бойко
Муса Мурадов
Юрий Львов
Александр Кабаков
Дарья Тимченко
Владимир Белов
Екатерина Любавина
Вячеслав Попов
Татьяна Трофимова
Елена Чекалова
Марина Иванющенкова
Анна Занина
Татьяна Салахетдинова
Сергей Яковлев
Олеся Емелянова
Марианна Власова
Анастасия Гидаспова
Анна Тарасова
Александр Любарский
Катерина Перепелица
Кирилл Белянинов
Елена Барышева
Ольга Филина
Екатерина Баяндина
Вячеслав Гаврилов
Владимир Тихомиров
Михаил Пророков
Алексей Киселев
Максим Черниговский
Андрей Шелютто
Константин Куксо

Мы, нижеподписавшиеся, выражаем солидарность с сотрудниками ИД «Коммерсант» и также выступаем против давления на СМИ и попыток введения цензуры.

Александр Артемьев, корреспондент, «Газета.Ru»
Светлана Бочарова, корреспондент, «Газета.Ru»
Сергей Смирнов, корреспондент, «Газета.Ru»
Екатерина Савина, корреспондент, «Газета.Ru»
Григорий Туманов, корреспондент, «Газета.Ru»
Алина Черноиванова, корреспондент, «Газета.Ru»
Дарья Загвоздина, корреспондент, «Газета.Ru»
Анастасия Берсенева, корреспондент, «Газета.Ru»
Илья Шепелин, корреспондент, «Газета.Ru»
Ольга Кузьменкова, корреспондент, «Газета.Ru»
Марина Карапетян, заместитель редактора отдела, «Газета.Ru»
Алексей Левченко, редактор отдела политики, «Газета.Ru»
Екатерина Винокурова, корреспондент, «Газета.Ru»
Елизавета Сурначева, корреспондент, «Газета.Ru»
Ольга Болотова, корреспондент, «Газета.Ru»
Алексей Крижевский, редактор отдела культуры, «Газета.Ru»
Айдар Бурибаев, редактор отдела новостей, «Газета.Ru»
Мария Цыбульская, редактор отдела автомобили, «Газета.Ru»
Ольга Анохина, корреспондент, «Газета.Ru»
Олеся Волкова, дизайнер, «Газета.Ru»
Иван Куликов, обозреватель отдела наука, «Газета.Ru»
Евгений Шипилов, заместитель редактора отдела, «Газета.Ru»
В настоящий момент сотрудники ИД «Коммерсантъ» продолжают подписывать письмо на внутреннем сайте редакции.

http://www.openspace.ru/media/paper/details/32772/

[Олег Кашин]

http://svpressa.ru/blogs/article/73733/


О «Коммерсанте»
Грамматические ошибки, отсутствие иллюстраций и рубрики, явно выдуманная подпись выдуманного автора – во всем читается отчаянное «это не мы, это нас заставили». «Известия» подали бы это иначе, «Известия» бы не комплексовали , и никто бы вообще не комплексовал, но это не «Известия», и поэтому это событие. Надо, наверное, подчеркнуть: событие состоит не в том, что какая-то девушка обвинила штаб Навального в обмане, это как раз ерунда. Нет, событие – это именно заметка. Без иллюстрации и рубрики, с выдуманной подписью и без ссылок с главной страницы сайта. Вот это событие.
Я ненавижу слово «мы», но сейчас придется им воспользоваться. Нас именно в этом году было больше, чем когда-либо – тех, кто или не по своей воле, или формально по своей, но «вы же понимаете», ушел из «Коммерсанта», и я сейчас пытаюсь говорить как один из этих людей. Да, наверное, стоит предупредить о возможном конфликте интересов: я проработал в «Коммерсанте» девять лет с перерывами, и если бы это зависело от меня, то работал бы и теперь; даже если я сам себе в этом не признаюсь, мне, наверное, было бы приятно, оглядываясь, видеть лишь руины, и радоваться тому, что «странная заметка» вышла в издании, к которому я больше не имею отношения, или демонстративно скорбеть – типа, ах как ужасно и невыносимо наблюдать за падением нашего славного твердого знака, гибелью газетного «Титаника», или посочувствовать свысока оставшимся, держитесь, мол, старики, я понимаю, как вам трудно и все такое. Возможность публично поделиться одной из этих эмоций у меня сейчас есть, вот она – открыта в окошке браузера знаменитая уже статья «Михаила Петрова», бери и пользуйся.
Но я совершенно не хочу пользоваться этой возможностью, более того – я хочу остановить тех, кто сейчас злорадствует, скорбит или свысока сочувствует. На самом деле все мимо. На самом деле важно иметь в виду другое.
Это важно, и это надо сказать вслух. «Коммерсантъ» – не СМИ и не медиа, и тем более не актив, который сейчас принадлежит Усманову, а до него принадлежал Патаркацишвили. Не бренд и тем более не уникальный журналистский коллектив. «Коммерсантъ» (и по множеству причин только он) выходит за рамки любого из этих определений. Бренды есть и подороже, активы есть поважнее, журналисты есть поталантливее. Все ерунда, ни по одному из этих осязаемых критериев «Коммерсантъ» не представляет сколько-нибудь серьезной ценности. Полагаю, со мной согласны и инициаторы заметки «Михаила Петрова» – иначе бы никакой заметки вообще, конечно, не было, отдали бы в «Комсомолку», от нее-то точно не убудет.
Но они же не понимают вот какой вещи. «Коммерсантъ» – это прежде всего важнейший общественный институт. Возможно, не такой масштабный, как армия или церковь, но точно сопоставимый с Большим театром, Академией наук или Московским университетом. «Первое частное независимое журналистское предприятие России» – в


каком-то смысле это важнее, чем Большой театр, нация без оперы возможна, без главной национальной газеты –нет. Представьте Америку без «Нью-Йорк Таймс» или СССР без «Правды» и поймете сами. Газета – хребет нации, государствообразующая вещь. Кто будет когда-нибудь исследовать постперестроечное одичание дорогих россиян, обратите внимание на связь между ним и гибелью бумажной прессы (дам заодно как раз ссылку на важный коммерсантовский текст из последних – моя гипотеза заключается в том, что если бы герои этой истории начинали каждый свое утро со свежей «Кемерово таймс» или «Пикалево альгемайне цайтунг», ада в их жизни было бы меньше, но вот вымылась привычка, сошла на нет, и вместе с ней на нет сошло много чего еще), и тем ценнее заслуга основателей «Коммерсанта», которые, то ли играя, то ли следуя озарению, то ли еще почему-то совершили чудо и сохранили русскую газетную культуру; как выглядели бы русские газеты без «Коммерсанта» девяностых – посмотрите на нынешнюю «Независимую», которая двадцать лет назад тоже была столпом, или на «Вечернюю Москву», которая столпом не была, но советскую хромосому сберегла в полной мере. Успешные массовые газеты (я сейчас большую часть своего времени провожу за границей, и как раз из бумажных только их и читаю – в Европе в каждом селе продают «Комсомольскую правду», «Аргументы и факты» и «МК») тоже не были бы такими, если бы впереди их не шел «Коммерсантъ»; избитый пример, но так высокая мода идет впереди массовой. «Коммерсантъ» сегодня не очень интересен как СМИ, но то, что вся современная русская пресса, даже «Лук эт ми», выросла из него – это вообще-то и есть его главное и неотчуждаемое качество.
Это качество «Коммерсанта» всегда перевешивало все остальное, что угодно. «Коммерсантъ» издавал в 1996 году газету «Не дай Бог», в 2000-м – путинскую агиткнигу «От первого лица», желающие могут дополнить список, наверняка в нем будет много ужасного, но это не имеет значения. У России все равно нет другой великой общенациональной газеты. Филина облили кислотой – это не повод проклинать Большой театр. Садовничий твитит цитаты Канта со своим копирайтом – это не повод ненавидеть Университет. Академические институты отдали Ковальчукам – академическая наука в этом не виновата.Толстой не виноват, что немцы устроили в его яснополянском кабинете конюшню. Москва не перестанет быть Москвой от того, что Собянин замостил ее своей идиотской плиткой.
Нынешнее состояние «Коммерсанта» – не более чем отражение общего состояния страны и еще один, черт знает какой по счету аргумент в пользу того, что в стране нужно менять все (как говорится, «начни с Москвы»). Когда все кончится, когда обрежут страшный провод, соединяющий Старую площадь с остальной Россией, когда заключенные Болотного дела станут ругаться с нами в социальных сетях, а Ходорковский придет в студию телеканала «Дождь» – хотелось бы, чтобы к этим временам Россия сохранила свою россиеобразующую газету, а это сегодня зависит в равной мере и от тех, кто краснеет за «странные заметки» внутри, и от тех, кто пинает «Коммерсантъ» снаружи – мол, не читаю его больше, не тот он уже. Тот, не тот – другого все равно нет и не будет, берегите его.
Фото: Сергей Киселев/Коммерсантъ

[Илья Шепелин]

http://slon.ru/russia/gendir_kommers...-1070468.xhtml

Павел Филенков. Фото: Михаил Галустов / Коммерсантъ
Вчера ИД «Коммерсантъ» объявил о закрытии своей газеты на Украине в связи с обострившейся ситуацией в стране, с которой Россия сейчас находится фактически в состоянии холодной войны. Вечером в четверг Slon встретился с гендиректором «Коммерсанта» Павлом Филенковым, чтобы поговорить о сложившейся ситуации с украинским изданием и о том, почему российский «Коммерсантъ» ничего не написал об увольнении главного редактора «Ленты.ру», крупнейшего новостного сайта страны.

– Озвученная вами версия о закрытии украинского «Коммерсанта» – экономические причины. Поясните, какая ситуация у газеты была с окупаемостью?

– У нас убыток в последние годы был достаточно устойчивый – в диапазоне от 1 до 1,3 млн долларов. И он потихоньку сокращался. Когда верстался бюджет 2014 года, вовсю шел Майдан, и было понятно, что он никак не будет способствовать росту рекламного рынка. Поэтому мы уже закладывали убыток в $1,5 млн. А когда Майдан перешел в острую фазу, реклама просто прекратилась – и нам стало понятно, что никаких доходов мы вообще в этом году не получим. То есть был бы доход от реализации тиража газеты, но это копейки – 20% от входящего потока заработка. Поэтому мы получили бы за год убыток $4млн. В условиях текущего вроде бы как кризиса потратить такие деньги на проект, будущее которого непонятно в нынешней Украине, мягко говоря, неправильно. Ну, допустим, ошалевшие от власти украинцы запретят газеты на русском языке.

– Полагаете, они могут так сделать?

– Конечно. И какой смысл вкладывать эти деньги? И анализ этих рисков нас заставил принять такое решение. Тем более что вариант закрытия издания на Украине мы рассматривали с 2012 года. Всего за эти годы мы потратили на украинское издание около $20 млн. Для меня закрытие проекта как для менеджера – это тяжелое решение. Оно говорит, что, ребят, мы – идиоты. Из-за своей глупости мы потратили на провалившийся проект большое количество денег, опустили нашего акционера на $20 млн из-за своей хреновой управленческой политики. Но, с другой стороны, тянуть этот убыток дальше – катастрофа. Тем более когда расходы на него из-за нынешней ситуации резко возросли – и мы вышли на нулевой уровень заработка с рекламы, который был при открытии издания. Неужели нам следовало опять вбухать на развитие проекта с нуля $20 млн?

– На Украине все издания потеряли в доходах от рекламы или вы какой-то злой умысел против русскоязычной прессы усмотрели?

– Нет-нет-нет, категорически никаких теорий заговора тут нет. Более того, несмотря на то что «Коммерсантъ» издается на Украине на русском языке, к нему отношение было достаточно позитивным. С началом безумств на Майдане, вы же знаете, наверное, был создан белый и черный списки прессы. Одним как бы разрешали существовать, а вторых вешали на столбах. Так вот, «Коммерсантъ» попал тогда в белый список, несмотря на русскоязычность и москалевские корни издания. Его расценили как нейтральное здание.

– И довольно забавно, что именно из украинского «Коммерсанта» вышел пресс-секретарь «Правого сектора» Артем Скоропадский. В России их то ли уже признали, то ли вот-вот признают экстремистами или террористами.

– Знаете, кроме всего прочего, продолжение этого проекта привело бы к паранойе у наших украинских сотрудников. Потому что они ребята достаточно политизированные, их преференции, конечно, на стороне Майдана, не крайней его части, но тем не менее. Половину жизни – находясь в «Коммерсанте» – они вынуждены соблюдать редакционную политику, в том числе и выполнять стандарты от московского начальства. А потом они выходят из редакции и начинают кричать: «Москали, хэть!»

– Но, насколько я понимаю, газета всегда держалась в русле объективности. Я поговорил с несколькими украинскими корреспондентами «Коммерсанта». По их словам, у московского руководства, к ним копились, так скажем, претензии, хотя до конфликта и не доходило. Но в любом случае они понимали, что вряд ли российский издательский дом будет издавать газету в стране, которой чуть ли не война объявлена.

– Да, это очень сложно, это очень тяжело. У нас нет претензий к условиям того двойного существования, в котором находятся наши украинские коллеги. Они граждане Украины, понятно их отношение к правительству Януковича. У любого нормального человека это отношение может быть только одно. В этом смысле они, конечно, на стороне Майдана. Но с другой стороны, мы требуем взвешенного подхода. Это могло бы привести к определенному антагонизму, но на той стадии, на которой мы остановились, об этом не было и речи. Мы предотвратили этот процесс.

Там живые люди, у них есть свои интересы. Вот Валерий Калныш, главный редактор «Коммерсанта» в Украине (смотрите, как я освоился, уже говорю «в Украине», а не «на Украине), является одним из активистов Майдана. И сейчас он займет, я думаю, более жесткую позицию по отношению к российской стороне. Работа в «Коммерсанте» для него была сдерживающим фактором. И закрытие редакции для них явно будет оценено отрицательно и эта оценка выльется в слова. «Ой, да вы там закрыли нас по решению Кремля, да, мы выполняли волю народа!» – все такие слова мы услышим.

– А общались с украинским главным редактором по поводу его активизма?

– Нет, не общался, это в мои обязанности не входило.

– И вопрос о том, как получилось, что из украинского «Коммерсанта» вышел пресс-секретарь «Правого сектора», тоже никак не ставился?

– Нет, совершенно.

– А ставился ли вопрос о закрытии газеты на Украине самим акционером, Алишером Усмановым? Вряд ли в его интересах было содержать такой актив на Украине, учитывая нынешние отношения наших государств.

– Это решение было принято советом директоров. А наш акционер был поставлен в известность об этом решении и в него не вмешивался.

– То есть он поддержал это закрытие?

– Я сказал, что он не вмешивался. Мы сообщили ему о своих планах, а он сказал: действуйте, как считаете нужным.

– А от российских властей поступали какие-то сигналы?

– Ну, знаете, деньги мы получаем из других источников!

– Но я знаю, что и главных редакторов самых разных изданий часто приглашают на закрытые встречи в Кремль, хотя зарплаты им тоже платят вовсе не там.

– Такие встречи бывают – а я, кстати, на них не хожу (мое дело – это деньги и туалетная бумага), но могу абсолютно гарантировать, что на них этот вопрос никаким образом никогда не ставился.

– Ну что ж, украинский «Коммерсантъ» – это ваше третье издание, которое закрывается за последние годы. До этого были CitizenK, «Коммерсантъ ТВ». Сама газета «Коммерсантъ» еще не стала убыточной?

– По сегодняшним оценкам – не станет. Для нас был тяжелым прошлый год. «Коммерсантъ» был прибыльным издательским домом, остался прибыльным издательским домом. Хотя в 2013 году наш заработок по сравнению с 2012 годом снизился приблизительно на 30%. Для нас это довольно много. Это явилось следствием сокращения рекламных доходов. Мы немножко это компенсировали в других секторах, но нужно иметь в виду, что рынок сократился сам по себе. Нужно же понимать: а ничего, что запретили рекламу алкоголя в СМИ? Сигареты? БАДы? Из-за этого произошло 7%-ное сокращение по рынку. Но в 2014 году мы заложили рост 5%. Сможем исполнить или нет – вскрытие покажет.

– Давайте поговорим в целом про рынок. Как вы отнеслись к новости об увольнении главного редактора «Ленты.ру» Галины Тимченко?

– Нечему радоваться. Любое увольнение коллег – это очень неприятно. Хотя, с другой стороны, я – выступивший инициатором сокращения 100 человек на Украине – по этому поводу не очень имею право лить слезы. А то позиция какой-то крокодильской становится.

Я оцениваю увольнение Тимченко как очень отрицательный момент. Но даже не из-за самого увольнения – это бывает везде постоянно. А из-за-того, что рынок медиа не получил внятного объяснения, почему это произошло. Отсутствие объяснения заставляет появляться слухи: «конечно же, это из Кремля сказали» или «конечно же, это Мамуту не понравилось, как написали про его друга по бизнесу». Поэтому я оцениваю это событие дважды плохо: из-за факта и из-за того, как именно это увольнение было обставлено.

– Хорошо, но скажите как гендиректор. Это в принципе нормальная ситуация, когда снимается главный редактор самого успешного на данный момент интернет-СМИ в стране? Когда к ней даже какие-то претензии сложно выдумать.

– В ситуации, когда не были даны объяснения, я не могу сказать, нормально это или нет. Я уже сказал, что отношусь к этому увольнению плохо. Но ведь надо узнать, почему так произошло: перестала устраивать? Есть конкретные ошибки? Новый редактор будет в три раза быстрее на клавиатуре печатать? Я не знаю, о чем речь, и не хочу выдумывать слухи.

– У нас за два буквально месяца сложилась такая ситуация: ликвидированы РИА «Новости», крупнейшее информагентство, более-менее критично относившееся к официозу, отрезан от кабельных сетей крупнейший независимый телеканал «Дождь», а теперь вот уволен главред самого читаемого новостного сайта, а за ней уходит большая часть коллектива. Как вы вкратце можете охарактеризовать происходящее?

– Я бы добавил еще увольнение гендиректора «Эха Москвы» Юры Федутинова. Но из всего перечисленного самая выпуклая и нерадостная ситуация с «Дождем». Это было сделано неизящно, грубо, глупо. Если в случае с Тимченко объяснений не было, то тут они были. И были очень плохо простроены. Они разваливаются и из человеческой логики, и из формальной логики. Особенно странно, когда начинают прикрываться коммерческой неэффективностью. Стоп-стоп-стоп! А до этого опроса о Ленинграде нормально было с коммерцией, а тут стало неэффективно? Знаете, это в чем-то похоже на ситуацию с увольнением Макса Ковальского, поставившего в номер о думских выборах фотографию «Путин – ***». Я, конечно, считаю его поступок недопустимым. Но еще более недопустимым я считаю его увольнение из издания. Но циничное увольнение человека за ошибку вызывает огорчение. Хотя ситуация с Ковальским была значительно мягче – в конце концов, условия его увольнения, я вас уверяю, были очень хорошими. «Дождь» же, как я понимаю, никакой компенсации не получил.

– Но это такая ситуация с медиа, когда пора в набат колотить?

– Знаете, ситуация в печатных СМИ такая, что бить надо давно. Но я вам скажу, что тихое срезание дотаций с «Почты России» нанесет куда более серьезный удар по индустрии, чем увольнения одного-двух главных редакторов. Такие вещи гораздо важнее, чем снятие какой-то заметки по указанию Кремля.

– Боюсь, что все начинается именно со снятия заметок по указанию Кремля, затем ты не можешь не принимать условия власти где угодно.

– Наверное. Но спрашиваете: бить ли в набат? Давно бьем. Письма подписывали в бешеных количествах. Но громкие снятия главных редакторов, еще раз говорю, наносят меньший ущерб, чем тихое чиновничье удушение всей отрасли.

– Но почему хотя бы по громким поводам не удается прийти к солидарности?

– Это дико сложно. Мы внутри себя настолько сволочные и склочные, что нам очень трудно собраться и сделать какое-то общее решение – очень сложно. Я неоднократно видел, как полезные инициативы разбиваются об аргумент: «Ой, а кто там будет? Этот? Ну он такое про нас написал, что не приведи господь».

– Тем не менее если на горло этому чувству не наступить сейчас, то потом, возможно, наступать будет не на что. Простите, газета «Коммерсантъ» про увольнение Тимченко без причин и большей части коллектива «Ленты.ру» не написала ни строчки (в отличие, к слову, от коллег по «РБК Daily» и «Ведомостей», отдавших этой новости по полосе).

– Информация об увольнении Тимченко и о готовности коллектива уйти прошла только после сдачи номера в печать.

– Извините, я имел одно время некоторое отношение к «Коммерсанту» и знаю, что номер отдается в печать после 22:00. А новость об увольнении большей части сотрудников «Ленты» на Slon вышла до 19:00.

– Теоретически можно сдать позднюю заметку. Но зайдите на сайт, там была новость. Это никакое не избегание! Я не исключаю, что в следующих номерах мы вернемся к этой теме.
1,904

[I_m_ho]

July 23rd, 2013