*1129. Сельское хозяйство

[Вячеслав Якушев]

http://www.rosbalt.ru/business/2014/02/27/1237514.html
Росбалт, 27/02/2014 14:40

Население Земли превышает 6 миллиардов, и некоторые эксперты уже прогнозируют, что "большой голод" неизбежен. О том, как человечество в целом и Россия в частности могут обеспечить себя продовольствием, в интервью "Росбалту" рассказал заведующий лабораторией информационного обеспечения точного земледелия Агрофизического НИИ Вячеслав Якушев.

— Способна ли наша планета в принципе прокормить растущее население?

— Сегодня мы можем говорить, что человечество недостаточно обеспечено продовольствием. Ежегодно в мире голодают около миллиарда человек. В то же время, на планете вполне хватит ресурсов для обеспечения абсолютно всех людей достаточным количеством продуктов. Другое дело, кто и как эти ресурсы использует.

— А как обстоят дела в России? Каковы наши позиции на мировом рынке продовольствия?

— По некоторым оценкам, Россия сегодня импортирует больше половины потребляемого внутри страны продовольствия. Это парадоксальная ситуация, учитывая, что у нас имеется огромное количество земельных, водных, лесных и других ресурсов. К сожалению, за последние 20 лет производство продовольствия в нашей стране значительно сократилось, и сейчас Россия занимает на рынке не соответствующее ее потенциалу место.

— На ваш взгляд, в чем причина сложившегося положения?

— Причин много, и все они "не первой свежести". Первая — кадры. Отток населения из деревни начался еще в 70-е годы, при советской власти. Это большая проблема. Никто не хочет оставаться. Молодым здесь неинтересно, неперспективно. Кроме того, происходит снижение посевных площадей. Поэтому встает вопрос об эффективности существующих агротехнологий для обеспечения хотя бы внутренних потребностей России.

— Как вы считаете, на какие технологии сегодня надо делать ставку, чтобы увеличить производительность и привлечь население к работе в сельском хозяйстве?

— Сегодня в мире все больше внимания уделяется точному земледелию. Его основные особенности заключаются в следующем. Традиционное земледелие всегда рассматривало сельскохозяйственное поле как однородный объект, на котором любые агротехнические операции проводятся с одинаковыми параметрами. Сегодня появились новые технические возможности, в том числе системы глобального позиционирования, такие как GPS и ГЛОНАСС. И это дало возможность дифференцированного выполнения агротехнических операций в системе точного земледелия. То есть на каждом конкретном участке поля можно проводить агротехническую операцию с теми параметрами, которые оптимальны именно для него. Фактически это выглядит так: трактор едет по полю и определяет свое местонахождение через систему глобального позиционирования; затем он дает команду на управляющий компьютер, который меняет по ходу движения дозу внесения удобрения.

Нельзя сказать, что точное земледелие чем-то принципиально отличается от обычного. Это просто новый технический уровень. Когда в ХХ веке стали внедрять тракторы, был похожий рывок. До этого было нормой запрягать коня и пользоваться плугом. Но когда появилась сельскохозяйственная техника, производительность труда выросла в десятки раз — хотя сам принцип, по сути, был тот же самый.

— А насколько увеличивается результативность при точном земледелии?

— Наш институт занимается внедрением точного земледелия в Ленинградской области с 2003 года, и в основном это обмолачиваемые культуры. Если сравнивать интенсивные технологии с точным земледелием, то ориентировочно на 30% экономятся удобрения, значительно увеличиваются урожайность. Причем сравниваемые технологии отличаются только методом внесения удобрений. Также повышается и качество зерна. Например, в нашем регионе в основном выращивается фуражное зерно. Но по некоторым показателям мы получаем из яровой пшеницы зерно хлебопекарного качества. Не скажу, что по всем, но хлеб из него можно печь. На юге страны на участках с точным земледелием наши коллеги выращивают зерно наивысшего качества.

Одно из самых главных преимуществ такой технологии состоит в том, что снижается антропогенная нагрузка на поле. Удобрение не вносится там, где не требуется. А там, где необходимо, мы даем точно отмеренную дозу, не увеличивая ее в неоправданном количестве. Ведь если потребность в удобрении по полю неравномерная, а везде вносится одинаковое количество, то естественно где-то будет больше, а где-то мы недовнесем.

— Вы упомянули, что внедряете эту технологию с 2003 года. Сейчас на календаре 2014-й. Почему точное земледелие у нас до сих пор используется в основном на опытных полигонах?

— Мне кажется, что здесь несколько причин. Во-первых, это достаточно молодая технология, и для мира в том числе. Только лет двадцать назад она начала внедряться в промышленном масштабе. Лидеры здесь европейские государства, США, Япония, Бразилия и Китай. В 2003 году, когда мы закупали технику для точного земледелия, способную дифференцировано проводить операции, она была примерно на 4 000 евро дороже обычной. Это были существенные деньги для российского производителя. Но самая главная причина – у нас раньше не производилась такая техника, способная вносить удобрения или проводить другие агротехнические операции дифференцированно. Сейчас ситуация начинает меняться. Но пока заводов, способных производить подобную продукцию, всего два — один в России, другой в Белоруссии.

— То есть начало все-таки положено?

— Да, но таких предприятий должно быть много! У нас есть производители тракторов. Но нужны именно орудия, способные дифференцированно проводить операции.

Нужно понимать, что если сейчас не потратить средства, не сделать нужных вложений, в будущем мы потеряем намного больше. На технологию точного земледелия переходит весь мир. При этом за границей деньги тоже считают. И обращают внимание на качество. В Европе за качественный продукт идет борьба — он стоит дороже на рынке. Точное земледелие позволяет, используя внутрипольную вариабельность по разным показателям, получать продукт более высокого качества, чем при обычном земледелии. Мне кажется, что переход к таким технологиям так же неизбежен, как замена лошади на трактор. Нам главное с этим не опоздать.

— А какие последствия нас ждут в этом случае?

— Нужно учитывать, что, по некоторым данным, 70% антропогенного влияния на нашу планету – это сельское хозяйство. Население растет, при этом многие голодают. Нам нужно научиться использовать пахотную площадь с гораздо большей эффективностью. С помощью точного земледелия мы сможем поднять урожайность как минимум в 2-3 раза относительно существующего среднего уровня. Сейчас в России собирают 20-30 центнеров с гектара, но можно увеличить этот показатель до 50-60 центнеров. А на наших опытных участках в хорошие годы мы получаем до 80 центнеров с гектара зерна амбарной влажности.

В случае, если не принять правильные меры, мы просто будем мало производить. Недостаточно для того, чтобы прокормить себя. И, соответственно, будем зависеть от экспорта.

— А на правительственном уровне на вашу работу обращают внимание?

— Мы выступаем на многих конференциях, в том числе на правительственном уровне. Но пока осознанной внятной программы поддержки точного земледелия нет. Я бы предложил дифференциацию помощи сельхозпроизводителю со стороны государства. Правительству следует начать поддерживать в первую очередь тех, кто использует современные технологии, кто собирает большие урожаи и соблюдает высокие экологические требования. Если такая дифференциация появится, то производителю будет выгодно использовать новые технологии.

Есть еще один момент. Если заинтересовать производителя, в особенности крупного, в использовании новых технологий в сельском хозяйстве, то это решит еще и кадровый вопрос на селе. Многие уезжают в город потому, что нет высокооплачиваемой и, самое главное, интересной работы. Технология точного земледелия подразумевает, что тракторист обязан владеть бортовым компьютером и системами спутниковой навигации. Здесь повышается общий уровень инженерной подготовки специалистов на селе, и это может быть стимулом для работы в сельском хозяйстве.

— Ваш институт сотрудничает с иностранными партнерами?

— Да. На Западе уделяется больше внимания этому направлению. Технологии там, без сомнения, более развитые. В 2003 году мы закупили всю технику у зарубежных партнеров. Сегодня многое может производиться и в России — например, разбрасыватели удобрений. Наш институт также может предлагать продукты в области систем, основанных на знаниях. Речь идет о программном обеспечении, о системах принятия решений.

За 11 лет, в течение которых наш институт занимается точным земледелием, серьезного прорыва в области систем, основанных на знаниях, мы пока у других не видим. У нас и наших коллег в Новосибирске есть разработки в этой сфере. Я думаю, что они есть и на Западе. Но на рынке их пока нет. Сельское хозяйство – это непаханое поле для информационных технологий, в частности, для систем обработки знаний. Нужно и можно развивать это направление, возможности для этого есть.

— На ваш взгляд, сколько времени потребуется, чтобы в России массово перешли на точное земледелие, если будет принято такое решение на правительственном уровне?

— Конечно, сразу это невозможно, потому что нужно обновлять огромнейший парк техники. Ее надо сразу закупать для точного земледелия. Но необходима не только техника, требуется еще программное обеспечение и, самое главное, – кадры. В стране необходимо организовать несколько центров по точному земледелию для подготовки специалистов. Желательно в каждом климатическом поясе. Учебные классы можно было бы проводить зимой, чтобы трактористов, инженеров и агрономов обучали тогда, когда у них меньше всего работы.

Все мероприятия надо проводить одновременно. Должна быть правительственная программа, которая стимулирует появление новых технологий. Притом это должны быть наши разработки, потому что в России и на Западе разные агрономические подходы. К примеру, оптический прибор N-сенсор не предусматривает работу с отечественными сортами. То есть вместе с прибором нужно покупать и их зерно. В нашем институте уже разработаны специальные калибровочные таблицы для этого прибора, позволяющие работать с нашими сортами. Но в хозяйствах подобных работ делать не будут. И им придется или импортные сорта покупать, или прибор не использовать.

Я считаю, что без этого комплекса мер России будет практически невозможно обеспечивать в будущем свою программу продовольственной безопасности на должном уровне.

— А есть ли у России шансы занять ведущие позиции на мировом рынке?

— Конечно — у нас все для этого есть! Не хватает только реальной государственной поддержки — не на бумаге, а на деле. И тогда мы сможем обеспечить не только собственную продовольственную безопасность, но и прокормить значительную часть населения других стран.

Беседовала Татьяна Хрулева

[Росбалт]

http://www.rosbalt.ru/business/2014/05/31/1274564.html
Росбалт, 31/05/2014 09:35

Фото из личного архива Владимира Попова

О том, почему Россия вынуждена импортировать продовольствие, хотя потенциал позволяет ей стать экспортером, в интервью "Росбалту" рассказал директор Северо-Западного научно-исследовательского института механизации и электрификации сельского хозяйства, академик РАН, доктор технических наук Владимир Попов.

— Учитывая имеющиеся биоресурсы, насколько вообще наша страна способна прокормиться самостоятельно?

— По оценке экспертов, Россия в состоянии обеспечить продовольствием не только себя, но и еще примерно 600-700 миллионов человек. То есть в целом речь идет о возможности "кормить" около миллиарда человек. Биоресурсы нашей страны, при использовании современных технологий, позволят производить такое количество продукции. Расчеты ученых показывают, что если провести модернизацию производства и применять интенсивные технологии на имеющихся сельскохозяйственных угодьях, то объемы производства продовольствия можно увеличить в 5-7 раз.

— То есть этих показателей можно добиться, несмотря на то, что значительная часть территории страны находится в зоне рискованного земледелия?

— Следует уточнить, что под термином рискованное земледелие обычно понимают значительное снижение урожая из-за погодных условий — как правило, отсутствия достаточного количества влаги, излишне обильных дождей, ранних заморозков. И здесь нужно учитывать, что по ряду параметров Северо-Запад, к примеру, может считаться более благоприятным для сельского хозяйства, чем южные регионы, где регулярно случаются засухи. В нашем регионе и в Сибири благодаря запасам воды можно добиться пусть и не столь высоких, как на юге, но, что очень важно, устойчивых показателей урожая.

Кроме того, на севере зачастую производится экологически более чистая продукция. У нас территории не столь загрязнены сельскохозяйственными химикатами. Учитывая климатические особенности, вредителей здесь меньше, а значит, и химических обработок также требуется меньше.

— На ваш взгляд, какова главная причина того, что при имеющихся ресурсах мы до сих пор не то что других не кормим, но и сами закупаем продовольствие в больших масштабах?

— Я считаю, главная причина заключается в том, что сельскому хозяйству в течение очень долгого периода времени не уделялось достаточно внимания и первоочередными считались совсем другие цели. Сначала на первом месте стояла индустриализация, затем война, потом восстановление после нее. Конечно, определенные подвижки были в 1960-70-е годы, когда стали появляться программы развития сельского хозяйства. Но потом опять все свернули.

— Сегодня остро стоит вопрос реформы сельского хозяйства. На ваш взгляд, какие основные шаги должны быть предприняты в этом направлении?

— Нашему сельскому хозяйству необходима поддержка в его модернизации. И эта модернизация обязательно должна быть частью государственной политики. Я имею в виду не только материальную поддержку, но и формирование внятной технической и технологической политики. Она должна предусматривать выбор наиболее эффективных технологий для различных природно-климатических зон и содействие в их освоении, а также обеспечение сельхозпроизводителей качественными семенами, техникой и удобрениями. Кроме того, важно уделять особое внимание обучению студентов и специалистов, а также соблюдению технологической дисциплины, что в последнее время не всегда происходит.

Затем нам необходим переход на более интенсивные технологии, более высокопроизводительную и надежную технику, увеличение в разы применения удобрений. Наша земля не позволяет получить высокие стабильные урожаи длительное время без применения химии. Важно понимать, что химия – это далеко не всегда плохо. Она в первую очередь предполагает эффективную и правильную подкормку растений. Главное — чтобы был грамотный подход.

Ну и, разумеется, мы должны уделять внимание инновационным технологиям, которые выводят на рынок качественно новый продукт. Приведу наглядный пример. Фуражное зерно у нас всегда сушили, измельчали и затем уже скармливали животным. Сейчас появилась новая технология, когда зерно плющат и консервируют. Она намного эффективнее, так как не надо нести огромные затраты на энергию во время сушки.

— И в итоге все эти меры помогут изменить роль сельского хозяйства в российской экономике?

— Конечно. Я думаю, что эти тенденции уже наметились. Взять хотя бы Ленинградскую область, которая является лидером в сельском хозяйстве страны по большинству отраслей. В этом регионе сегодня есть хозяйства с поголовьем более тысячи голов и надоем более 10 тысяч литров. Именно благодаря соблюдению правильной технологической политики они смогли выйти на европейский уровень. И это при том, что у нас степень поддержки намного ниже. Но эти хозяйства стали рентабельными, так как сейчас стала выше закупочная цена на молоко. И здесь надо обратить внимание на то, что нам необходимо регулирование сельскохозяйственного рынка — как на Западе, где даются гарантии того, что если вы произвели продукцию, то у вас ее обязательно купят.

— Скажите, а за счет чего российская сельскохозяйственная продукция может стать конкурентоспособной на международном рынке?

— За счет выравнивания условий конкуренции. Нам необходимо дотирование в таком же объеме, как во многих других странах. В Белоруссии дотации выше, чем у нас где-то в 2,5 раза, в США – только в 2 раза, но там и климатические условия лучше. В европейских странах дотации на сельское хозяйство выше наших в 5-6 раз. В Норвегии и вовсе в 11 раз. Соответственно, когда эта дотированная продукция приходит на наш рынок, она стоит дешевле. Поэтому наша продукция не всегда конкурентна. Именно дотации во многих государствах позволяют развивать производство и выравнивать диспаритет цен на продукцию, необходимую для развития сельского хозяйства, и на продукцию самого сельского хозяйства.

Если нам удастся решить эту проблему, то у нас есть возможность укрепить свои позиции на мировом рынке за счет производства качественных продуктов. Я говорю, например, об органическом земледелии. Мы можем выращивать продукты, которые произведены при меньшем использовании химии, менее загрязнены и выращены в более естественных условиях.

— На ваш взгляд, какова может быть роль России в мировом разделении труда в сфере сельского хозяйства?

— Я приводил цифры, что мы можем обеспечить продовольствием порядка 700 миллионов человек, помимо нашего населения. Это при имеющемся уровне развития технологий. В будущем, думаю, эта цифра может быть еще выше.

Ниша сельского хозяйства в мировом разделении труда многие десятилетия фактически не была нами освоена. Я говорю не только о последних двух десятилетиях. В 1930-е годы мы экспортировали сельскохозяйственную продукцию, но зачастую, что называется, отрывая от себя. Это было связано с долгосрочными контрактами и необходимостью переоснащать промышленность.

Я бы также хотел сказать, что нам необходимо в корне изменить понимание роли сельского хозяйства. Сегодня это совсем не примитивная отрасль, как долгое время у нас считалось. Это одна из самых сложных и наукоемких отраслей. В этой области возможны очень большие прорывы, поэтому вложения в нее более чем оправданы. Уровень эффективности здесь может быть очень большой. Я не говорю уже о том, что сельское хозяйство – это одна из наиболее стратегически важных отраслей для любого государства, наравне с обороной и медицинской сферой.

Беседовала Татьяна Хрулева

[Екатерина Алябьева]

http://slon.ru/biz/1107738/
Глава «Русагро» Максим Басов рассказал Slon, как он, молодой и амбициозный миллионер с американским образованием, очутился в гуще российского сельхозпроизводства, почему его собственный бизнес дважды прогорел и почему агропром – одна из самых инновационных и технологичных отраслей
Поделиться80
24 03 июня, 13:46

Американские санкции, похоже, дотянулись уже не только до банков. В апреле глава и совладелец агрохолдинга «Русагро» Максим Басов написал в Facebook, что крупный американский инвестфонд спешно продал долю в его компании. Басов предположил, что «Русагро» стала одним из заложников санкций против России. Скептики, однако, обращали внимание, что почти одновременно был опубликован финансовый отчет «Русагро», из которого стало известно, что в 2013 году прибыль холдинга упала на 26%. Басов возражает: надо смотреть на квартальные показатели, а они у компании сильные; да и сам он настолько верит в компанию, что недавно купил крупный пакет ее акций.

Максим Басов. Фото: ИТАР-ТАСС / Александра Мудрац

Сейчас Басову 38 лет. Компанией он руководит с 2009 года, а на российских сырьевых рынках работает еще со времен передела 1990-х – сначала как аудитор-консультант, а потом и как кризис-менеджер на крупных предприятиях. Как молодой и амбициозный миллионер с американским образованием очутился в гуще российского сельхозпроизводства, почему его собственный бизнес дважды прогорел и что случилось с «Русагро» в 2013 году, Максим Басов рассказал Slon в своем офисе в подмосковном поселке Коммунарка.
«В России гораздо лучше, чем в Америке»

– Ваша первая ступенька – Нью-Йоркский университет. Почему Нью-Йоркский?

– Моя мама очень хотела, чтобы я учился в США. И когда я окончил 11 классов в России, она меня отправила учиться в 12-й класс в американскую школу и очень хотела, чтобы я учился в университете. И я выбрал Нью-Йоркский университет, потому что мне казалось, что Нью-Йорк – это единственный город в Америке, где я был готов прожить еще три года. Совпало, что там была одна из двух лучших бизнес-школ США на уровне undergraduate – Штерновская школа бизнеса.

– По вашим словам понятно, что впечатление от Америки было не лучшим – от учебы в 12-м классе.

– Да, это правда. Это абсолютная правда. Но тем не менее я посчитал, что обучаться там мне будет полезно. У меня никогда не было сомнений, что я вернусь. Я в принципе уехал туда, чтобы вернуться. И у меня не было ни одного мгновения, когда бы у меня были другие ощущения.

– Получается, в 1992 году вы уехали, в 1996-м вернулись. И здесь по контрасту с Америкой ничего нет. На вас в тот момент это не произвело ошеломляющего впечатления?

– Я не терял связи с родиной. Тогда уже интернет стал появляться – я им активно пользовался, все изучал, газеты читал. Я бы не сказал тогда, что здесь ничего нет. Уровень жизни был, конечно, другой. Но мне казалось, что жизнь в России гораздо лучше, чем в Америке. Может быть с точки зрения развитости определенных форматов торговли и количества продуктов на полке Америка была лучше, но по всем остальным параметрам мне хотелось вернуться.

– Ну, например, по каким?

– Да по всем. Культурный уровень, интеллектуальный уровень моих товарищей, возможности – все! Я даже не могу разделить. Мне казалось, что мне будет гораздо комфортнее жить в России, чем в Америке. Больше того, в основном ребята, которые поехали со мной, все вернулись и живут сегодня здесь, в России, – и это мой круг общения.

– Вы из поколения людей, которые поехали учиться и вернулись, сделали здесь успешную карьеру в крупных корпорациях. Вы чувствуете этот поколенческий срез?

– Конечно, есть такая группа людей, которые после перестройки смогли поехать туда, отучиться и вернуться. Когда я работал в «Ренессанс капитал», в 1998 году в финансовом секторе их было очень много. И это были люди, которые хотели вернуться и вернулись. Потому что люди поехали тогда очень пробивные, с очень высоким интеллектуальным уровнем. И была такая идея, что мы, получив это образование, все вернемся и будем дома очень успешными, очень востребованными. Поэтому я спешил, я все свое университетское образование окончил за три года. Обычно четыре-пять лет учатся. Я просто брал более интенсивные курсы, более сложные, учился летом, я в общем очень много учился. Я год закончил – на следующий день улетел. Хотя у меня была возможность остаться в Штатах. Я просто взял и улетел. И многие так себя чувствовали – возвращались радостные. Потом это стало меняться по мере того, как уже другие люди стали уезжать, и уже по-другому стали восприниматься возможности, которые были здесь. Я так думаю.

– И вы в 96-м возвращаетесь, вы совершенно еще юны в тот момент...

– Да, 21–22 мне было. Я приехал, стал искать работу, мне сразу сделали предложение, и я его сразу принял и вышел на работу в Москве, в «Ситибанке». Потом в какой-то момент я понял, что мне неинтересно. Мне предложили, кстати, вернуться в Америку, сделать докторскую, когда я там был на тренинге. Но я решил пойти в инвестиционный банк. У меня была склонность к аналитической работе, «Ренессанс» как раз создавал новую аналитическую команду, которая потом стала лучшей командой в России, пока я там работал. Мне достался сектор металлургии. И я стал ездить по всей стране, изучать предприятия и писать отчеты – мне было очень интересно.

– Но предложение писать докторскую в Америке ведь тоже сулило какие-то перспективы, взлеты?

– Да, это неплохой уровень жизни, конечно же, но я понял, что в какой-то момент мне станет неинтересно, что я недостаточно еще стар, чтобы выбрать такую узкую стезю на годы вперед. Я решил, что нет уж. Я не хотел еще из России уезжать. Потому что жизнь, которую я вел, будучи молодым сотрудником «Ренессанс капитал» в 1997–1998 годах, была хороша. Это было время джаз-кафе, вечеринок, фондовых рынков, больших денег. Конечно, не таких больших, как сейчас, но тогда это были большие деньги. Я заработал на квартиру за короткий период времени. Это было время гигантов. Такая была движуха.

– А можете описать движуху?

– Было очень много работы, постоянно что-то происходило на фондовых рынках. Постоянно были какие-то проекты. Были очень веселые ребята. Москва жила вот этой… Не пир во время чумы, а что-то перед бурей – может быть, было такое же ощущение в воздухе. Вокруг деньги лились рекой. Всем была интересна Россия. Приезжали крупнейшие фонды, крупнейшие инвесторы. Мы чувствовали, что находимся на пике, на вершине горы.
«Были беспределы, уголовные дела, я рисковал жизнью»

– А в это время где-то рядом в Солнцеве разворачиваются события фильма «Бригада». Это же расцвет «криминальной России».

– Я не знал об этом. Вернее, я знал, но я даже не смотрел этот фильм, у меня не было времени на это. Я ездил по всей России. Я писал отчеты, я ездил по Челябинской области, по Свердловской области для «Норильского никеля», я ходил на дискотеки, я встречался с этими полукриминальными людьми, с красными директорами. Мне все это очень нравилось. Я в этом видел огромную энергетику.

– А ощущение риска там, где большие деньги?

– А я никогда не верил в риск. У меня по-другому сознание устроено, еще со школьных лет. Я по-другому воспринимаю мир, религиозно. Поэтому я не вижу никаких рисков, и их, я считаю, не существует.

– А были опасные ситуации?

– Конечно. Когда я потом работал в Сибири, конечно, я был на «стрелках», и меня МУР вызывал, предупреждал, что я заказан, что меня могут убить. Да, вот так. Но я всегда к этому относился спокойно.

– Как раз тогда ведь были громкие убийства в металлургии.

– Да, может, это чуть раньше было. Но когда я создавал «Кузбассуголь» – это Анжеро-Судженск, Ленинск-Кузнецкий, – да, это все было реально.

– То есть вы наблюдали дележ этого рынка.

– Но это было позже. Когда в 1998 году случился кризис и было понятно, что интересной работы для аналитика на фондовом рынке нет, я ушел в консалтинг в компанию McKinsey. Через три года мне надоело просто консультировать, и я решил, что я могу не только давать умные советы, но могу делать сам. И мне настолько захотелось реальных дел, что я ушел.

Сначала – с уважаемыми на тот момент мною партнерами Алексеем Резниковичем и Львом Николау в их бизнес. Там было две компании, одна занималась интернет-кафе, Cafemax, а вторая – Emax – занималась различными программными продуктами, это была такая ранняя пора интернета. Там не все пошло, как ожидалось, потом возникли разногласия с коллегами. Я считаю, что они не выполнили передо мной свои обязательства. Они мне обещали там долю, но когда я понял, что так не получится, я согласился на предложение Алексея Александровича Мордашова, которое он мне делал уже не раз, – «Северсталь» была клиентом McKinsey, – и я пошел туда. Там я был сначала заместителем директора по внешним инвестициям, курировал несколько направлений: уголь, телекоммуникации. А после этого, когда мы в результате моей работы купили компанию «Кузбассуголь», приватизация была, я ее возглавил.

– То есть Мордашов вам, 30-летнему, доверил…

– Мне было 27. У меня было 12 тысяч сотрудников, я уже даже точно не помню сколько. Компания всегда была убыточна. Были беспределы, уголовные дела, 32 дела, я рисковал жизнью. Да-да, Алексей Александрович поверил в меня, и когда ему говорили: да ты что, как ты можешь ставить парня такого молодого на такую должность, это же шахтеры? – он сказал: ну и что, я сам тоже был молодой, когда купил «Северсталь». Вот он мне доверил, поставил на меня, я очень ему благодарен.

И мы все разрешили, все у нас получилось. Компания вышла в прибыль, не сразу, правда, все реструктуризировали, выиграли все суды, решили проблемы с другими акционерами, решили проблемы с преступными группировками. У меня был под моим началом самый крупный ЧОП в Сибири, мы его создали. Я ездил с четырьмя охранниками, с автоматами, с пистолетами, у меня охранялся дом, семья не могла выходить. Но было время такое. Я получил в результате от Амана Гумировича [Тулеева, губернатора Кемеровской области с 1997 года] награду.

А когда я сделал свою работу, я вернулся в Москву, мне предложили позицию замгенерального директора «Северсталь-ресурса». Я полгода этим занимался, а потом решил, что хочу более напряженной, более интересной работы. Алексей Александрович мне ничего не предложил, и я поехал на Украину к Виктору Пинчуку, я был первым заместителем генерального директора «Интерпайпа» в течение трех лет. Мы много что пережили: и огромный рост – в 10 раз мы вырастили компанию по прибыли в течение года, – потом «оранжевую революцию». У нас отобрали ряд активов, жестко там пришлось с бандитами и политически.

Я уезжал на Украину, потому что у меня была идея в тот момент, что на Украине, может, реализуется проект либеральной России. В тот момент, когда посадили Ходорковского, мне казалось, что, может быть, там мы будем более счастливы. Но потом мне сделал предложение Алишер Бурханович Усманов – это был второй срок Путина, мне казалось, что в России я смогу сделать больше и что есть запрос со стороны власти к людям, которые захотят достичь успехов в рамках определенной культурной парадигмы. Я поехал, возглавил компанию «Металлоинвест» и три года занимался этим. «Металлоинвест» стала компанией с крупнейшими запасами руды в мире, крупнейшим производителем железной руды в России, в мире.

Потом Вадим Мошкович предложил мне возглавить компанию «Русагро», которая тогда была в 20–30 раз меньше, и заключить с ним опционное соглашение. Мне предложили стать совладельцем, что раньше не предлагали, а я хотел.

– Тогда вам задавали вопрос, как так? Молодому менеджеру предлагают сразу 5% акций – небывалый случай.

– Ну как молодому? Я уже был немолодой, я уже руководил компаниями, я имел очень успешный опыт. И потом, не сразу 5%, я должен был отработать.
«Этот бизнес несет добро»

– Вы говорите, что вы всегда выбираете из каких-то предложений и более-менее двигаетесь по течению: там, где растет отрасль или страна, туда вы и следуете.

– Ну естественно.

– И вот аграрный сектор, который до этого считался советской дырой, дотационной.

– Да, было такое.

– И вы становитесь совладельцем именно в этом бизнесе. У вас не было отчуждения при мысли, что вы будете заниматься вот этими бойнями?

– Ну я же осознанно сюда шел. Я очень люблю этот сектор. Есть, конечно, сектора, которые будут расти не меньше – это фармацевтика, медицинские услуги, некоторые хайтечные вещи, но таких секторов не так много в России. Больше того, у меня была история, когда я сам инвестировал деньги в этот [аграрный] сектор и потерял довольно много денег.

Это было, когда я работал в «Металлоинвесте» и мне захотелось стать совладельцем. Так как в «Металлоинвесте» мне не предложили стать совладельцем, я попытался реализовать свою потребность параллельно. Я инвестировал деньги в сельское хозяйство – в элеваторы, в землю. И потерял чуть меньше половины, потому что я сам не смог этим заниматься. А найти менеджмент на такой объем эффективного бизнеса я не смог. У меня половину украли, половину... просто неправильное решение было принято. Я сделал ошибку. То есть, очевидно, на тот момент времени надо было все бросить и самому этим заниматься, либо не надо было вообще этим заниматься.

– У вас брали интервью специализированные журналы, просили объяснить разницу в показателях «Русагро» прошлого года и позапрошлого, потерю в прибыли. Вы говорите, что это во многом влияние ВТО.

– ВТО – одна из многих причин. Там было совпадение многих для нас невыгодных внешних обстоятельств. На тот момент была высокая себестоимость сахара из-за его низкого содержания в свекле и низкая цена на сахар на рынке. То есть у нас такие ножницы в сахаре были. В масле у нас не было достаточного объема сырья, и завод стоял какое-то время. В мясе была высокая цена на зерно из-за неурожая позапрошлого года, и очень низкая цена на свинину, в том числе из-за ВТО. Эти три фактора сыграли против нас. Сейчас у нас, наоборот, совпадение огромного числа выгодных обстоятельств. У нас бизнес очень волатильный – то бывает плохо, то бывает хорошо. Очень трудно предугадать заранее.

– А в чем главный интерес этого бизнеса для вас? Вы же любите решать сложные аналитические задачи? Состыковать все эти факторы, чтобы с минимальными потерями пережить трудное время?

– Да. Это мне больше всего нравится. Это первое. Второе – здесь колоссальные возможности для роста. И в мире, и в Российской Федерации. И это правильный бизнес – на уровне эмоций. Производство продуктов питания для людей – это правильный бизнес. Есть другие бизнесы, которые мне не нравятся, а вот этот бизнес я считаю очень хорошим, потому что он несет добро. Понятно, что есть вопрос, есть ли вообще добро и зло или нет, но если на этом уровне говорить, то это бизнес, который создает пользу обществу.

– Как вы решаете эти задачи, сколько времени тратите на совещания – у вас же много городов?

– Мой рабочий день, наверно, на 80 процентов – общение. Это общение с людьми one to one или совещания. Аналитические темы: я даю задания либо другим людям, либо себе, и мой мозг параллельно работает над этим. То есть я не трачу на это время. Мозг – он настолько мощный, и есть еще бессознательная часть, о которой сознательная только догадывается; я даю задания, иногда на ночь, и мне мозг выдает предложения.

У нас 10 тысяч сотрудников, из них в Москве совсем мало, человек двести. Я в основном на телефоне, по видеосвязи, каждые две недели я выезжаю в большие поездки, чтобы побывать на заводах и встретиться с региональными властями.

– Вы видите из окна этот унылый пейзаж: разбитую дорогу, пылищу российскую, – когда ездите по регионам постоянно. У вас не возникает такого…

– Когнитивного диссонанса? Нет, конечно. Мне это очень нравится. Я всегда был религиозным человеком, с детства. И это многое объясняет для меня. Я подчеркну: это не какие-то нововведения, а я с университета примерно так осознавал себя, что весь мир – это, как сказать, иллюзия? Это не совсем иллюзия, но на уровне метафизики – это все разговор с богом. Поэтому в принципе разницы, смотреть на лучший пейзаж Италии или смотреть на эту красную многоэтажку, я не вижу никакой. И я не могу себе даже задать вопрос, который вы задали, потому что он для меня бессмыслен. То, что мне посылает бог, то, что вокруг меня, – это все символы, это все знаки, которые мне даются. В данный момент, когда я нахожусь здесь и сейчас, я занимаюсь этим. Я на этом стопроцентно сконцентрирован, я пытаюсь осознать этот момент. Я йогой занимаюсь постоянно. Моя единственная в жизни задача – это повышение моей осознанности.

– То есть весь этот знаменитый российский гедонизм: дорогие часы, дорогие машины – для вас это не важно?

– У меня, например, часов нет. Есть, но я их никогда не ношу. У меня нет личной машины. Не потому, что мне не нравится, я не против этого, просто я не этим живу.

– А общение высокого качества с равными по уму, простите за пафос, людьми?

– Я сделал все для того, чтобы здесь были перспективные, умные люди. На сегодня так и есть. И мне вполне нормально, я доволен общением. Но понимаете, у меня общение внутри происходит. Я чувствую, что я общаюсь с богом постоянно. Поэтому то, что я общаюсь с другим человеком, – это, по сути дела, сигналы, которые бог дает мне. Все вокруг меня – это бог. Как мне может не нравиться общаться с богом? Это невозможно. Сейчас я общаюсь с этим лицом бога, сейчас с другим лицом бога.

Плюс у меня мозг работает – можно, конечно, поспорить, может быть такое или не может, но я чувствую, что у меня параллельно идут сразу два процесса. Если я общаюсь с кем-то мне неприятным, то у меня вторая часть думает об интересной философской проблеме или о математике, осознает жизнь.

– Философия наших чиновников, силовиков, с которыми вам приходится иметь дело, вас не отвращает?

– Я не так много с ними общаюсь. И с теми людьми, с которыми я общаюсь, я могу сказать, что у нас есть разница во взглядах на многие вещи, но если мне нужно с ними работать, я работаю.

– Но вы же говорите о некоей миссии? А миссия, наверно, состоит в том, чтобы пространство вокруг себя расчищать, улучшать?

– Правильно.

– Вы пытаетесь их переубеждать в чем-то? Заставлять их не взятку дать, а пойти через дверь?

– Нет. Вот ты видишь окружающий мир – ты знаешь, что ты можешь улучшить, и ты этим занимаешься. Если ты видишь, что это невозможно улучшить или не нужно улучшать в данный момент, то ты этим не занимаешься.
«У нас рентная экономика, с этим надо мириться»

– Как вы смотрите тогда на ситуацию в российской экономике – можно ли ее улучшить? Проблема в чем?

– Мой рецепт хотите? Я считаю, что проблемы во многом объективные. У нас рентная экономика. Она была такой всегда, и эта рентная экономика подразумевает определенную структуру власти и общества. Когда рента очень большая, то многим выгодно просто захватить эту ренту и держать ее. И так будет до тех пор, пока Россия останется суверенным государством, а не колонией какой-то другой части мира. Поэтому с этим надо мириться. И это большая проблема, потому что мир движется к увеличению значения человеческого капитала. А рентная экономика этому противоречит. Но сломать эту рентную экономику практически невозможно, потому что для этого просто нет достаточных сил внутри общества. Поэтому, к сожалению, это объективная ситуация, когда Россия с точки зрения коэффициента развития человеческого капитала будет двигаться по-другому, чем другая часть мира, где нет такой ренты. Это факт.

Вместе с тем я считаю, что можно сделать некоторые усилия для того, чтобы этот человеческий капитал хотя бы не терять, а развивать. И очень понятны условия для этого. Первое – конечно же, демократизация, от которой никуда не уйти. Эта задача входит в противовес с задачами группы людей, которые сегодня находятся во власти, но я думаю, что какие-то элементы демократизации должны быть введены. Хотя бы надо начать с муниципальной реформы. Дать демократию выбора на местном уровне. Это позволит в том числе выращивать и выбирать лидеров, которые нужны сегодня даже нашей закрытой системе. Надо ввести выборы на уровне муниципалитетов, возможно, выборы милиции на уровне муниципалитетов.

Второе – это, конечно, приватизация. Экономика, в которой больше половины находится во власти государства, не имеет возможности для развития. Третья вещь – это, конечно, борьба с коррупцией. Очевидно, что коррупция на сегодняшний день – это инструмент верхушки, позволяющий обеспечивать контроль над обществом при отсутствии идеологии. Если будет такая коррупция, то перспектив тоже нет. С коррупцией надо бороться.

– Интересно, как?

– Есть много механизмов. Я считаю, что коррупцию на 50 процентов можно сократить в течение года, если бы было на то желание первого лица в стране. Надо просто заменить часть людей, поставить правильных людей и сказать, что воровать больше нельзя, будем наказывать. И все, никакой коррупции. Вернее, она останется на мелком уровне как культурная традиция, которая будет долго уходить. Это третье.

Четвертое – это меритократия, то есть брать хотя бы на некоторые государственные должности людей исходя из их навыков и возможностей. Правительство уже отчасти пытается это реализовать, но я считаю, что недостаточно. Я считаю, что это надо реализовывать и в силовых органах, и в органах управления, на уровне губернаторов.

– Для вас как для человека, которому интересны сложные задачи, понятна логика нашей экономической политики, Центробанка?

– Я считаю, что делается много ошибок.

– Если бы вам предложили возглавить, ну, тот же Центробанк, какой-нибудь орган?

– Мне очень нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Мы растем, открываются уникальные возможности с продолжением импортозамещения, со слабым рублем. То есть у нас работы просто непочатый край.

– Но этот рост – он же экстенсивный?

– Вы ошибаетесь. Это очень высокотехнологичная отрасль. Там есть биотехнологии. Есть фармацевтические субстанции, которые можно делать из животного сырья. Реально там технологии постоянно меняются. Разница между старыми и новыми технологиями дает гигантский прирост.

– Медведев разрешил в России выращивать ГМО с лета, потом это пытались запретить. Как вы думаете, сдвинется что-то, если таки пропустят эту инициативу?

– Ее не пропустят. Приняли закон, но не приняли список средств, которые можно использовать. И насколько мне известно, его не примут. Поэтому ГМО в России не будут разрешены.

– Это лобби производителей удобрений?

– Нет, производителям удобрений в принципе не так это важно – это просто позиция нашего высокого руководства. На мой взгляд, она нерациональна. Я думаю, это выбор внутриполитический – часть людей боятся этого, и правительство не хочет рисковать. Я считаю, что за ГМО будущее.

– И вам приходится работать в России, где вы не верите, что оно появится в ближайшие годы.

– Да. Да. Будем работать в тех условиях, которые есть.
«Российский рынок – самый дешевый в мире»

– Вы много общаетесь с иностранными партнерами, людьми, чьи деньги так или иначе задействованы в вашем бизнесе. Их отношение к бизнесу в России меняется в связи с политическим напряжением?

– Конечно. Россия рассматривается как очень перспективный рынок с точки зрения прямых инвестиций. Однако в последнее время в связи с замедлением экономического роста и замедлением накопления богатства у российских потребителей этот рынок становится менее интересен. До этого он был один из топовых. Сейчас, я думаю, он уже не так важен, но западные компании имеют здесь большие позиции. Например, для PepsiCo это рынок номер два после США. Для «Марса» мы очень важны. С точки зрения финансовых инвесторов Россия сейчас совсем не привлекательна, потому что фондовые управляющие, которые инвестируют в Россию и берут на себя риск исходя из волатильности, не вознаграждаются рынком. То есть люди не зарабатывают деньги в России.

Сегодня российский рынок – самый дешевый в мире. Дисконт российских ценных бумаг к ценным бумагам зарубежных компаний – рекордный за всю историю. Я могу сказать, что если бы такая же компания, как наша, была в другой стране мира (может быть, кроме Аргентины), то мы бы стоили как минимум в 4 раза дороже. Поэтому сегодня инвесторы и не хотят вкладывать деньги в наши бумаги, тем более если это американские инвесторы, деньги пенсионных фондов. Есть спекулятивные инвесторы, но спекулятивные инвесторы приходят, только если видят, что они купят, а потом продадут не спекулятивным инвесторам. В преддверии санкций никто не будет рисковать.

Здесь можно только играть на стратегии дивидендной доходности. То есть платить большие дивиденды. Некоторые компании этой игрой занимаются – например, мы начали в этом году выплачивать дивиденды и продолжим дальше.

– Уже принято решение, что миллиард рублей вы будете платить?

– Совет директоров рекомендовал, так что будем платить. Так как мы чувствуем, что есть такое пожелание инвесторов, наших акционеров, мы пойдем им навстречу.

– Ваш главный акционер – ваш начальник и собственник Мошкович?

– Он один из акционеров, есть другие, JPMorgan среди крупнейших, у нас там десятки фондов других. Они бы хотели видеть дивиденды, имеют право. Очевидно, что, если мы сделаем наши акции более привлекательными для наших текущих акционеров, может быть, это повысит интерес и перспективных инвесторов.

– Когда крупный американский фонд продал ваши акции, вы говорили, что это первое влияние негласных санкций: Обама как будто призвал фонды «продавать Россию». Вы в это верите? Или те объективные вещи, которые вы перечислили, они просто несравнимо более существенны для иностранцев?

– Все эти факторы очень важны. Нельзя сказать, какой из них более важный, какой нет. Понятно, что инвесторы продают, если не видят перспективы. Просто мне кажется немножко странным, что инвесторы, скажем так, поддерживали нас и ждали все эти годы, а сейчас, когда у нас лучший год в истории, когда мы начинаем платить дивиденды, сразу продают свою позицию. Какие на то были причины, я твердо не знаю, и, конечно, такой информации публично не существует.

– Вы даже во множественном числе говорите?

– Я думаю, что перспективные санкции и политическая ситуация, конечно же, повлияла на решения некоторых наших инвесторов.

– А кто-то из наблюдателей-аналитиков, может быть, это ваши злокозненные враги говорят, что санкции – это вечная отговорка, когда у компании не в порядке показатели операционной деятельности.

– Я думаю, к нам это не относится.

– Но через три дня после того, как вы сообщили о продаже акций, вышла отчетность, по которой прибыль упала на 26% в 2013 году.

– Вы знаете, никто из аналитиков не смотрит за весь год. Смотрят на то, что происходит сейчас. У нас четвертый квартал лучший в истории. Мы очень прибыльная компания. Вернее, это личное дело каждого аналитика, каждого инвестора. Я, например, акции покупаю. И моя доля уже выше 5%. Кто-то покупает, кто-то продает – в этом рынок и есть. Я считаю, что компания очень сильно недооценена, и поэтому покупаю. Кто-то, может, считает, что наоборот – впереди еще будут большие падения, – они продают. Каждый решает для себя сам.

[Анна Зиброва]

http://www.kommersant.ru/doc/2826293
По словам министра Александра Ткачева, это вынужденный процесс
06.10.2015, 18:42

Глава Минсельхоза Александр Ткачев прогнозирует рост цены на хлеб к весне 2016 года до 30 руб. за единицу продукции, что почти на 17% выше текущей стоимости. Министр связывает это с удорожанием стоимости пшеницы. Участники рынка резкого скачка цены на хлеб не ждут: они напоминают, что в себестоимости хлебобулочной продукции пшеница составляет не более 2,5%.

Сегодня министр сельского хозяйства Александр Ткачев заявил, что к апрелю следующего года цена за единицу хлебопродукции в среднем может подняться до 25–30 руб. с нынешних 22–25 руб. Причиной этого, по словам руководителя аграрного ведомства, является рост цен на пшеницу. Сейчас ее стоимость за килограмм составляет 10 руб., в то время как хлебобулочная продукция, представленная на прилавках сегодня, сделана еще из пшеницы по цене 8 руб. Министр отметил, что «рост цен на хлеб — это вынужденный процесс» (цитата по «Интерфаксу»), который приводит к увеличению доходов сельхозпроизводителей, но вместе с тем сдерживает покупательскую способность населения.
Цены вырастут до хлеба
Несмотря на то, что в этом году Россия собрала один из самых высоких урожаев зерновых, в ближайшее время хлеб может подорожать на 10%. Как стало известно "Ъ" в декабре 2014 года, уведомления поставщиков о предстоящем росте закупочных цен получило большинство крупнейших продовольственных ритейлеров

В Российской гильдии пекарей и кондитеров (РОСПиК), однако, считают, что нельзя проводить прямую параллель с удорожанием пшеницы и стоимостью хлебобулочных изделий. Глава РОСПиК Юрий Кацнельсон напоминает, что в себестоимости хлеба только 40% занимает сырье, из которого на муку приходится не более 10%. По подсчетам эксперта, пшеница в себестоимости хлеба не превышает 2,5%.

«Удорожание пшеницы на 20% приведет к росту себестоимости хлебобулочной продукции не более чем на 0,5%»,— делает вывод господин Кацнельсон. Как отмечают в РОСПиК, цены на хлеб так же, как и на все продовольствие, растут, однако хлеб дорожает на 3–3,5% медленнее остального продовольствия, стоимость которого выросла за год в среднем примерно на 16%. Резкого скачка цен на хлебобулочные изделия в гильдии не предвидят.

[Александр Калинин]

http://www.stoletie.ru/obschestvo/ne...ony_ga_589.htm
Около 40 миллионов гектаров земель сельхозназначения не работают на продовольственную безопасность страны

08.10.2015

Министр сельского хозяйства России Александр Ткачев, вслед за своими предшественниками, решил, что дальше так продолжаться не может. Тем более в условиях, когда сельское хозяйство, в отличие от многих других отраслей народного хозяйства, дает хороший процент роста в условиях жесточайшего кризиса и международных санкций и обещает стать той базой, которая и выведет страну из экономической прострации. Потому в ближайшие годы, по его словам, надо дополнительно ввести в оборот не менее 10 миллионов гектаров сельскохозяйственных земель. Много это или мало?

В стране, которая по площади пашни на душу населения входит в первую пятерку стран планеты, располагая 9 процентами сельхозугодий мира, площадь невостребованных земельных долей, по данным Росреестра, на 1 января 2011 оценивалась в 38,2 миллиона га – более 17 процентов.

Справедливости ради надо сказать, в южных черноземных районах, на Алтае, в тех регионах, которые являются житницей страны, свободных площадей практически нет. Другое дело - в Нечерноземье, в Сибири, на Дальнем Востоке. К примеру, на моей малой родине в Тверской области на некогда пахотных землях выросли не только кустарники – леса, жители собирают там не хлеб и картошку, а грибы. Причем, земля эта не бесхозна. Она скуплена и даже продана и не раз перепродана. И кому нынче принадлежит, не знают даже местные власти.

– В районе используется лишь 35 процентов пашни, остальная не в обработке. Причем, 20 процентов этой необрабатываемой земли без нашего ведома выкуплена неизвестными лицами и уже не один раз перепродана другим неизвестным лицам. Кем, кому, регистрационная палата не называет, ссылаясь на коммерческую тайну, - говорила мне глава Сандовского района Марина Тихомирова.

Владимир Плотников, президент АККОР, на одном из фермерских съездов приводил такие цифры: если в 90-х годах в России засевалось 117,3 миллиона гектаров, то в 2007-м – лишь 76,3 миллиона. 41 миллион гектаров – а это две с половиной Франции – не засевается. Причем, каждый год страна продолжает терять по миллиону гектаров. А в то же время около 50 тысяч фермеров в России не имеют земли вообще. Потому что к лучшим землям не подступиться. Они для своих и наших, за мзду и взятку.

В Воронежской области тысячи гектаров черноземов уже скуплены через подставных лиц на граждан других стран. По смехотворным ценам – 100 долларов за гектар лучшей в мире земли.

Но даже если землю продают по ценам совсем не смешным, с аукциона, крестьянин, фермер или любой другой человек, желающий работать на ней, изначально будет в проигрыше перед обладателями толстых кошельков.

Вот свидетельства глав муниципальных образований и руководителей хозяйств.

Александр Лагутин, Новосибирская область:

– Когда едет крупный олигарх с большим кошельком и своим нотариусом, скупает земельные доли… У меня одним днем было продано 120 долей, находящихся в аренде. И никто не мог их остановить.

Юрий Давыдов, Московская область:

– У меня работает более ста человек приезжих. Если построить им жилье, это будут уже постоянные кадры. Рядом деревня Стулово, 30 гектаров земли прилегает к ней. Двадцать лет она не использовалась, находится в муниципальном распоряжении. Я обратился к главе района, как бы сделать там поселок. Он спрашивает: у тебя денег много? Земля для строительства выделяется обязательно на конкурсной основе. Но только я объявлю конкурс, из Москвы приедут дяди с большими деньгами, скупят эту землю, а ты останешься ни с чем. Я нашел закон, проверил, действительно так…

Земля уже давно не является общенародным достоянием. Самые благородные идеи провалились именно по этой причине.

Например, одно время пытались наделить землей под строительство жилья многодетные семьи. Казалось, вон ее сколько, бери - не хочу. Оказалось, нет, вся она кому-то да принадлежала.

То же может произойти и на Дальнем Востоке, где переселенцам обещают подарить сразу по гектару земли. В условиях финансовой нестабильности все, кто имел деньги, от банков до организованных преступных группировок, закапывали свои денежки в землю. Не для того, чтобы на ней что-то выращивать. А чтобы потом с выгодой продать. Рейдерские захваты крестьянских паев стали нормой.

К примеру, группа мощных московских банков заняла земли Московской области, мошеннически собрав свидетельства у половины земельных дольщиков. И по подложным документам право на эту землю зарегистрировали. Так же действовали и другие олигархические структуры. По словам депутата Государственной Думы Антона Белякова, часть пайщиков сами продавали земли, другие же даже не догадывались, что их участок продан. Документы общих собраний, записи в похозяйственных книгах и т.п. легко подделываются, и доказать что-либо, особенно спустя несколько лет, весьма сложно.

Бывший министр сельского хозяйства, ныне депутат Госдумы Геннадий Кулик рисует такую схему рейдерских захватов. Поскольку владельцы пая по закону могли продать его только членам своего кооператива, то действовали рейдеры обычно через главных агрономов: «Можешь паи покупать, покупай». Тот звонит: столько-то человек согласны. А по закону, если одна треть дала согласие, можно собирать собрание и принимать решение о создании нового кооператива. Приезжает машина с нотариусом, оформляет протоколы. А теперь и того легче. Приходят в деревню, говорят: «Слушай, не хочешь платить налог за бумажку на землю? Мы поможем». Вручают деньги, отрывают талон – все по закону. Участок определили, столбы поставили, бумаги получили. Эти земли ушли. Дальше переводят их в любую категорию, чтобы заработать на ней огромные деньги. Все попытки закрыть этот процесс упираются в Гражданский кодекс. Надо его менять. С точки зрения юридической скупщики паев делают все в пределах закона.

Но не все земли переводились в иные категории. Разве что вокруг промышленных центров, мегаполисов да где есть что из нее взять, е примеру, песок, щебенку и т.д. Большая часть ее оказалась в залоге у банков, и что делать с ней, никто не знает. Другая часть была перекуплена кем-то у кого-то для чего-то, и тоже пустует. Есть еще одна категория пустырей – так называемые выморочные земли (доли умерших людей или отказавшихся от земельной собственности). По закону, они должны были перейти в муниципальную собственность, но в большинстве случаев так и не перешли, потому что у муниципалитетов нет денег на межевание, кадастровую оценку и прочие процедуры. А принять помощь фермеров, которые предлагают ее взамен на ее долгосрочную аренду, не могут в силу того, что им запрещено заниматься коммерческой деятельностью.

Вся эта земля так и «гуляет», не принося пользы ни ее владельцам, ни государству.

Депутаты даже издали специальный закон – «О нецелевом использовании земель сельскохозяйственного назначения», но он так и не вернул эти земли в сельхозоборот.

Потому как на стадии его разработки не было дано определения, что же такое нецелевое использование. Не прописали процедуру изъятия. А главное, оставили (умышленно или по недомыслию) много лазеек, по которым недобросовестные собственники земель легко уходят от ответственности.

Все эти вопросы обсуждались и в бытность министра сельского хозяйства Николая Федорова. Уже тогда с удивлением было констатировано, что хотя в законодательстве предусмотрена административная ответственность за неиспользование или нецелевое использование сельхозземель и даже изъятие ее в судебном порядке у нерадивых собственников, хотя Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях разрешает штрафовать нарушителей, но ни наказаний, ни штрафов никто не боится, а поди докажи, что земля не по назначению используется.

Попутно выяснилось, что за нерадивыми землевладельцами и арендаторами никто особо и не следит. Ни местные власти, ни милиция, ни прокуратура. Представитель Минэкономразвития в такой ситуации предложил даже понаблюдать за землей из космоса. Говорили, что неплохо было бы еще увеличить штрафы. Да при этом разработать меры стимулирования, включая налоговые, для тех, которые используют свою землю по назначению и эффективно.

Но поговорить поговорили, а ситуация мало поменялась. Если не сказать, что не поменялась вообще. А то и усугубилась.

Теперь новый Министр делает новую попытку. Может, у него получится?

Его предложение, увы, не ново, и заключается в том, что если сельхозземля не используется по назначению в течение трех лет, ее надо изымать через суд. Сейчас этот срок составляет пять лет. Но даже если будет доказано, что земля в течение этих трех лет не используется по назначению и может быть по закону у собственника изъята, есть много способов ухода от ответственности. Самый простой – переписать ее на родственников. Жену, тещу, внучку, жучку, кошку, мышку. И каждый раз местной власти или Россельхознадзору придется три года ждать обещанного отношения к брошенным землям, зная наверняка, что репка на ней так и не вырастет.

И сколько из космоса ни наблюдай, сколько муниципальные власти в бездействии ни упрекай, дело не в их желании или нежелании следить за частными землевладениями.

Ну, предъявит руководитель муниципального образования претензии ему, мол, что же ты, Ваня, земельку-то бесцельно пользуешь, а он: «Как это бесцельно? У меня там коза пасется». Или: «Я там лекарственные травы собираю». Вот и возьми его голыми руками.

Но, допустим, взяли. Выставили эту землю на торги, чтобы передать ее в другие, честные и хозяйственные, руки. А если не купят? Ведь сколько в нее, родимую, поросшую кустарником и лесом, теперь вложить надо? В этом случае, по инициативе Ткачева, регион обязан будет приобрести ее в госсобственность за полцены. Так денег же нет, милый, у местной-то власти на эти цели. В своем-то кармане, может, и нашлось бы на сотку-другую, а в общественном кошельке – мышь сдохла.

Вот и получается, уделяй не уделяй внимания взаимодействию контролирующих ведомств за соблюдением земельного законодательства и введению сельскохозяйственного регламента, создавай не создавай межведомственных рабочих групп по совершенствованию законодательства в сфере государственного надзора - толку не будет, если в законодательстве не появится четкого определения, что же это такое - нецелевое использование земли.
Специально для «Столетия»

[Полит. ру]

http://polit.ru/article/2015/11/03/kaluga/
03 ноября 2015, 14:30 Калужская область


Открытие роботизированного молочного комплекса в ООО «Калужская Нива»

3 ноября в деревне Болдасовка Ферзиковского района состоялась сдача в эксплуатацию второй очереди роботизированного молочного комплекса в ООО «Калужская Нива».

В торжественной церемонии приняли участие губернатор области Анатолий Артамонов, министр сельского хозяйства области Леонид Громов, генеральный директор ООО «ЭкоНива – АПК Холдинг» Штефан Дюрр, представитель Социал-демократической партии Германии Маттиас Плацек.

Штефан Дюрр, Анатолий Артамонов и Маттиас Плацек

Комплекс, рассчитанный на содержание 1800 голов скота, является одним из самых крупных в стране. Первая очередь сельхозпредприятия с установкой восьми доильных роботов была введена в эксплуатацию два года назад. Инвестор хозяйства - ведущий российско-германский аграрный холдинг «Эко Нива-АПК», который возглавляет Штефан Дюрр.

Открывая комплекс, Анатолий Артамонов подчеркнул, что применение инновационных технологий в области доения, содержания и кормления животных позволяет значительно повысить эффективность производства молока и его качества: «Важность реализации подобных проектов для развития аграрной сферы региона невозможно переоценить, ведь благодаря им молоко, которое производится в Калужской области, отличается своим высоким качеством», - сказал глава региона. Он также выразил надежду на то, что на базе «Калужской Нивы» будет создано предприятие по переработке молока. «Сегодня в России сложились уникальные условия для сельскохозяйственного производства, благодаря чему за год в нашем регионе объем производства молока увеличился на 15 процентов. В следующем году мы планируем выйти на такие же показатели, развивая и совершенствуя эту отрасль», - отметил губернатор.

Анатолий Артамонов

В свою очередь Штефан Дюрр выразил готовность дальнейшего сотрудничества с калужским регионом, поддержав предложение губернатора по созданию перерабатывающего производства. Он также акцентировал внимание на том, что молочный комплекс является уникальным проектом по своей мощности и функционированию: «Я убежден в том, что мы сделаем этот комплекс таким, чтобы вся Европа могла приехать сюда и увидеть, в каких масштабах можно строить роботизированные фермы».

Приветствуя собравшихся, Маттиас Плацек отметил важность развития сельского хозяйства и подчеркнул, что за доильными роботами – будущее аграрной сферы.

В ходе экскурсии почетные гости осмотрели животноводческий комплекс. В настоящее время в хозяйстве возведены три коровника, в которых установлены 32 робота. Обустроены родильное отделение и площадка для молодняка, полностью механизированы процессы содержания и кормления. На фермах содержатся порядка двух тысяч животных, в том числе 973 коровы. До конца года дойное стадо планируется довести до 1350 голов. Общая сумма инвестиций в проект составила 992 миллиона рублей.

Справка:

ООО «Калужская Нива», основанное в феврале 2006 года, входит в ведущий аграрный холдинг России «ЭкоНива-АПК». Сельхозпредприятие специализируется на производстве молока, выращивании картофеля европейской селекции, кормов, а также на племенном животноводстве.

[Николай Травкин]

http://www.mk.ru/blogs/posts/o-ryvke...meshhenii.html
Может быть оно и безвредно.

Мало того, если привлечь в ТВ-шоу пару модных диетологов и стайку уже закончивших карьеру, но ещё сохранивших фигуру спортсменок в статусе депутаток и они поведают, что вся эта прелесть от регулярного потребления пальмового масла, то страна поверит и в полезность данного привозного чудо-продукта.

Ну, а то, что его при такой полезности ложками не едят в странах более-менее развитых, это политолог С.Марков разъяснит особенностями национального организма.

Не принимает же наш менталитет демократию в ихнем виде?

Вот, а у них с пальмовым маслом такая же история.

А для наших-то пищеварительных систем этот пальмовый ингредиент - вековая, можно сказать, мечта.

И неудержимый позитив оценки любых, даже противоположных на следующий день действий власти, плюс некая загадочность облика в отношении душевного состояния политолога только подчёркнут - этот зря не скажет, видать по всему давно пальмовое масло потребляет.

Т.е., при желании нам могут объяснить чего угодно. Кроме одного, что пальмовое масло - наш отечественный продукт.

А ежели оно импорт, то как же мы им можем осуществлять импортозамещение?

[Политикус.Ru]

http://politikus.ru/events/682-obem-...na-rekord.html
12-03-2012, 14:00 •

Российская Федерация наращивает экспорт зерна, что позволит ей стать одним из самых крупных поставщиков данной продукции в мире. Учитывая, что текущий зерновой год ведет отсчет с 1 июля 2011 года по 30 июня 2012 года, уже экспортировано 21,5 миллион тонн зерна, хотя до окончания периода расчета еще три с половиной месяца. Данный показатель экспорта уже является рекордным для нашей страны, но экспортеры зерна не собираются останавливаться на достигнутых результатах. По прогнозу генерального директора Института конъюнктуры аграрного рынка (ИКАР) Дмитрия Рылько, совокупный экспорт зерна из Российской Федерации может достигнуть 26 миллионов тонн зерна, что даст в конечном счете рост экспорта более чем на 50% (уже на сегодняшний момент превышение составило уже 27%, а поставки на экспорт.

[Эксперт online]

Компания Выручка в 2014
«Мираторг»
74 058
«Группа “Черкизово”»
68 700
«Эфко»
61 391
«Русагро»
59 112
«ГК “Агро-Белогорье”»
57 600
«Данон Россия»
40 904,9
«Юг Руси»
37 644,1
ГК «Продимекс»
35 201,2
«Продо»
33 600
«Приосколье»
32 635

[Владимир ВОРСОБИН]

http://www.msk.kp.ru/daily/26472.4/3341563/
обозреватель
(вчера, 01:00)
Фермер, оказывается, еженедельно грузовиками возит из столичных сетей списанный хлеб и бесплатно кормит им скотину

Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

Как один мужик в Подмосковье занимался импортозамещением по закону [фото, видео]

Смелые мечтатели и их хрупкие возлюбленные, вопреки трудностям, идут к исполнению своих мечтаний

Слышать об этой странности я конечно слышал.

Отъедешь от Москвы на сотню километров, влезешь в вьюгу, застегнешь на простудном ветру последние пуговицы, пощупаешь ботиночками пашню деревенскую. Настроишься на смертную тоску. С коровами. Надоями. Урожаями…

Кстати, господа патриоты русские, столичные, диванные, ну есть же небольшой грех, да? При слове «фермерство», зеваем, скролим, закрываем газетную страницу - зачем нам нудный стон «импортозамещателей», когда вокруг такие славные военные марши?

Но странная штука - где-то под Серпуховым (километров 50 на юго-запад), в деревеньке Большое Грызлово городской снобизм слетает как шелуха. И думаешь - вот где жизнь. Вот где Шекспир. И ты, глотая вьюгу, кричишь тупо-искреннее «Ни хрена себе!»

А в ответ эхом русский просторный мат. Мол, не то слово…

Но с одной поправочкой.

Александр Сивак, ставший в интернете известным как «плачущий фермер» просит: «Только напиши там себе в статье - не плакал я».

«Не могу - отвечаю, - Плакал. В интернете и кадры есть».

Причем кадры с просмотрами под сотню тысяч. Стоит один из самых крупных фермеров Подмосковья, смотрит, как его скотину из теплушек господа-кавказцы в поле на мороз выгоняют, палками коров и поросят бьют. Во имя закона российского трудятся. А судебные приставы стоят в стороне, наблюдают.

«Не плакал - злится Сивак, - Да, скотину жалко. Поросят суточных, подохли. Сердце болело. Но не было слез…

- А ты бы не плакал? - глядит в сторону.

Для русского мужика решающе важно.

Пожимаю плечами. Я наблюдал много чудных деревенских историй, но в этой было что-то особенное. Это был деревенский триллер, который начался с одной единственной мысли, проросшей на беду у фермера в голове.

Мысль-то хорошая. Идеологически грамотная. Ее Сиваку год назад внушил сам президент.

«Импортозамещение же тогда объявили.– тяжело вздохнул «плачущий» фермер, и безнадежно махнул рукой. - Скотину за что побили? За что меня на улицу выбросили?

В полуразрушенных теплицах бывшего колхоза доживают свой век последние десятки тощих коров
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

ПРИСПИЧИЛО ДАЛЬНОБОЙЩИКУ СТАТЬ ХОЗЯИНОМ...

Начнем с того, что Сивак по всем законам жизни русской не должен существовать. Вот лишнее это. Ну зачем Большому Грызлово фермер? В селе как-то не принято заниматься земледелием. На пашнях растут березовые леса, в полуразрушенных теплицах бывшего колхоза доживают свой век последние десятки тощих коров. В соседнем сарае дагестанцы режут привезенных откуда-то баранов.

То есть нормальная летаргическая деревня, населенная стариками и дачниками. Оцепеневшая. Готовая умереть хоть завтра.

И вдруг, местному дальнобойщику, Сиваку приспичило стать фермером. Чуть ли не единственным на весь район. Практичный и бойкий водила, объездивший всю Россию вдоль и поперек, продает недостроенный дом, машину, и становится типичным российским крестьянином 21 века. Чей бизнес напоминает… анекдот.

Сивак даже не понимает, чего я улыбаюсь.

«Все ж было хорошо - доказывает мне он, - Купил я дойное стадо, поросят. Директор московской фирмы, купивший местный колхоза, хороший мужик - брал с меня за аренду пять тысяч рублей, потом вообще три. Я ж ферму в порядке держу, ее охранять не надо. Бычков на откорм давал… Стадо росло. Меня даже в районе заметили, стали приглашать на фермерские съезды, конференции…

В этот момент мы подъехали к разоренной приставами ферме. Из-за угла вышли два хмурых типа.

«Мои работники, - отрекомендовал Сивак.

Гляжу с сомнением. Что-то знакомое было в их обветренных, загорелых лицах.

«Ну как сказать - фермер вздыхает, - Официально, конечно, они у меня не работают. У них и документов-то нет. Живут в вагончике.

Сиваку приспичило стать фермером
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

- Бомжи - киваю, - Сколько платите?

- Не обижаю. 15 тысяч.

Сивак почувствовал - что-то не так. Всплеснул руками.

- А кто на селе по вашему работает?! - заворчал он, - Конечно, они, бомжики. Вон, тетушку видишь? Я ее спас - в Воронежской области с квартирой обманули, а я возможность жить даю. Вон, Серега… Эй, Серега, у тебя паспорт есть?

- Сгорел - хрипит Серега, - 100 рублей дайте. Пожалуйста. Надо.

- Завтра - отмахивается фермер, - Хорошо. Возьму я на работу не бомжа, а официально какого-нибудь Васю из этой деревни тысяч на 50 - он будет работать? Да, ни в жизнь не будет! А эти будут за 15 - им деваться некуда… В селе сейчас пожалуй, только они и работают…

С долей ужаса смотрю на бомжей, на чьих плечах держится деревня русская. И нечаянно - ну, как это бывает с городскими журналистами - задаю вопрос о кормах.

С кормами у фермера тоже полный порядок. Потому что свободной земли в округе нет.

Попробуйте перечитать это предложение снова. Можете еще…

Но это поймет только русский фермер.

«Вся земля кругом давно скуплена. - объясняет - Никто на ней не работает, хозяева ждут удобного случая ее продать. Например, кто-нибудь придет вместо Путина, да и разрешит строить на селькохозяйственных землях. Смотри… (показывает на соседнее поле) Видишь ряды столбов? Видишь дороги новые (действительно поле словно шахматная доска расчерчена свежей щебенкой) - эту землю из «сельхозназначения» уже умыкнули. Продают под коттеджное строительство. Купили за рубль, продадут за миллион. У остальных пока этот фокус не получается, ждут, но закон требует - обрабатывать надо… (радуется фермер).

Местные нелюдимого, зажиточного Сивака почему-то недолюбливают
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

- И? - не понимаю его оптимизма.

- Я этим (охватывает рукой серые просторы) бесплатно пользуюсь, сено заготавливаю. Хозяева с моей помощью от проверяющих отбрыкиваются - работы на земле ведутся. И мне хорошо. Так и живем…

Кстати (фермер явно решил усилить впечатление) - скотину, думаешь, чем кормлю?

Молчу. Решаю, не удивляться. Потому как «если на Святой Руси человек начнет удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит» (спасибо, Салтыков Щедрин)

- Московским хлебом. - смотрит гордо.

Фермер, оказывается, еженедельно грузовиками возит из столичных сетей списанный хлеб и бесплатно кормит им скотину.

А теперь представьте, что этот уютный кривой мир был разрушен такой же кривой загогулиной.

В жизни Сивака вдруг появилось Государство.

ДЕРЕВЕНСКАЯ ДРАКА, ТОПОР И ЗАПОЙ

Жить без своей земли русскому мужику дело привычное, тысячелетнее, вот и Сивак особо не беспокоился. Стадо росло. Кредиты выплачивались. Ну да и тут как-то криво.

Проценты бешеные. - говорит фермер, - Мне бывало надо тысяч 50 на пару недель перехватить, и занимаю под 10 процентов. В месяц. Беру 50, отдаю 55.

Но скоро в хозяйстве появился трактор.

И новый арендодатель. Московские владельцы бывшего колхоза назначают в Большое Грызлово свежего управляющего. Будущего заклятого врага Сивака - Игоря Кима.

Ким - самый таинственный персонаж этой истории. Я так и не смог его увидеть, хотя тот был на расстоянии вытянутой руки, его тело находилось за железной дверью кабинета конторы.

Но скоро в хозяйстве появился трактор
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

Но все мои попытки достучаться до хозяина вызывали тяжелые вздохи сотрудников.

- Не советую сейчас с ним разговаривать - прохрипел его работник (судя, по виду, у него тоже сгорел паспорт) - Спит.

Прихожу утром. Спит. Прихожу вечером - спит.

В деревне уважительно шепнули - расстроился наш Ким из-за этого Сивака. Запой.

Местные нелюдимого, зажиточного Сивака почему-то недолюбливают. И в ставшей уже легендарной «зарубе», болели за управляющего. Благо драка размашистая, деревенская.

Началось все с неуклюжей попыткой наладить общий бизнес. Затем банальная ссора из-за денег. И понеслось. Управляющий мстительно увеличивает арендную плату втрое. Сивак старательно лепит дулю - «а ты кто такой?» Не платит. Ким требует очистить ферму и выйти вон. Начались поджоги - кто-то «очень неустановленный» несколько раз пытается спалить контору Кима (бросает подожжённую тряпку), управляющий бежит в полицию, умоляя арестовать Сивака.

Полиция пожимает плечами.

Тогда Ким врывается с топором на ферму. Сивак от топора уворачивается, но получает по касательной в ногу (обошлось царапиной). Сивак бежит в полицию, умоляя арестовать Кима.

Полиция пожимает плечами.

Тогда Ким решил действовать цивилизованно и культурно - подает на выселение фермера в суд. И тщательно заваливает ферму врага навозом.

Вот тут от большой крови деревню Большое Грызлово спасает президент, произнеся в телевизоре волшебное слово «импортозамещение».

Сивак бежит за помощью к государству, в подмосковное правительство. Потому что, ему из телевизора сказали: «у России надежда только на тебя, наш отечественный производитель».

«К ЧЕРТУ ТАКИЕ ЗАКОНЫ!»

Теперь Сивак на власть зол люто.

На кадрах, где нанятые Кимом в подмогу судебным приставам кавказцы палками выгоняли его скотину, где фермер стоит посреди разоренного визжащего хозяйства, разбрёдшегося по полям (в итоге скотины пропало почти на миллион рублей), на лице кроме слез отчаянная злость.

И дело даже не в том, что его лютый враг Ким победил, грубо выселив Сивака из фермы (хотя местные приставы уверяют, что выполнили решение суда аккуратно, а фермер сам увел скотину в поля, и куда-то ее дел, да и вообще - сам виноват в неисполнении судебного решения)

Фермер так и не понял - что это? Почему так! Он крестьянин! Он дает молоко и мясо! А тут какие-то клерки, бумаги, судебные исполнители… Да, пусть по закону. Сивак даже и с этим согласен. И что?!

В Большом Грызлове пока тихо
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

«Посмотри вокруг - учил меня он, - Ты говоришь, закон-закон, а где справедливость, скажи? Герой соцтруда, легенда нашего района Валентина Рыбакова платит за аренду земли 20 тысяч рублей за гектар - то есть она работает, а кто-то пожинает. Справедливость? А ты знаешь, что в Подмосковье запланировано строительство семи агрокомплексов по 2,5 тысячи голов каждый? Думаешь, для нас русских крестьян? Не-е-е. Вьетнамцы будут здесь работать! Потому что чиновникам выгоднее мега-проекты доить, а не со мной возиться. Да к черту такие законы (бьет по рулю он).

Тут, кстати, еще одна история….

КАК ФЕРМЕР К МИНИСТРУ ХОДИЛ

Еще до своего выселения зашел как-то Сивак к министру. Главе сельского хозяйства Московской области Дмитрию Степаненко. Сельхоз ведомство после трогательных публикаций в прессе о несчастном безземельном фермере, экстренно выделило Сиваку два участка по 10 гектар каждый.

Но фермер - что поразительно! - идет к благодетелю с тайно включенным диктофоном…

На записи слышно:

- Слишком много от вас шума. - вздыхает чиновник - Район выделил вам участок?

- Да, 10 гектаров. (равнодушно)

- Вы забираете свои слова обратно (в прессе - В.В.), что мы ничего не сделали для вас.

- А вы считаете, что с вашей помощью земля была выделена? - начинает кипятиться Сивак, - А второй участок почему не выделили?

- Вы сначала за первый скажите спасибо. - свирепеет министр, - С вами трудно вести конструктивный диалог.

- Уже не получается. Вы меня пригласили, чтоб поругать немножко? - огрызается фермер.

Речь заходит об угрозе выселения.

- Почему не платите за аренду фермы? - спрашивает министр.

- Отношения сложились такие, неправильные. Раньше отношения были хорошие, ну знаешь (тут фермер не заметно для себя перешел на ты) - ты мне я тебе.

Министр тихо говорит «Боже» и пытается уйти.

- Пока вы не ушли… - останавливает его фермер, - Коль я получил землю, то на этой земле надо построить ферму. (как вьетнамцы, видимо - В.В.) Я хотел ее построить на 200 голов дойного стада. Есть бизнес-план, подрядчик…

- Что вам нужно? - спрашивает чиновник.

Фермер все-таки спас часть стада, и снова загнал его на уже другую чужую ферму
Фото: Виктор ГУСЕЙНОВ

- Деньги на развитие. Где я ж возьму.

- А где я возьму?! Есть же специальные программы! - возмущается министр. - Мне докладывают, что вы просите 95 миллионов рублей. Как может государство дать просто так 95 миллионов?!

- Мне в администрации сказали - просите больше, а там сколько дадут.

В разговор вступает помощник министра:

«У нас есть такой Фермер Шаляпин - получил 7 миллионов субсидию, а отчитался по документам лишь за два - вздыхает помощник министра. - По вашему, любому Васе можно дать землю и деньги, и он будет фермером?

- Ах так! - с обидой рычит Сивак, - Значит, не будет фермы! Я поменяю свою профессию. А Вася ваш не сделает, у него мозгов не хватит! Поймите, хочу добиться истины! Ведь наш президент то тому фермеру даст 50 миллионов, то этому….

После этого разговора Сивак был выброшен на улицу. Строго в соответствии с российским законодательством.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Тамбовский везунчик

В Большом Грызлове пока тихо. Фермер все-таки спас часть стада, и снова загнал его на уже другую чужую ферму. На выданной государством пашне корчует деревья. Весной собирается наконец-то строиться.

Я на прощание спросил у фермера - о каких 50-ти миллионах он вдруг вспомнил. Да, судя по гуглу, был такой случай - во время визита Путина в Тамбовскую область, к тогдашнему премьеру вдруг подошел бойкий мужик вроде Сивака и попросил денег. Тогдашний премьер рекомендовал одному из «госбанков» поспособствовать.

- Точно! - кивает Сивак с завистью - Бывает же такая удача. Счастливчик.

Потом, уже вернувшись в редакцию, я позвонил смелому тамбовскому фермеру Перелыгину.

«Да пропади они пропадом эти миллионы, - кричал мне в трубку тамбовский фермер Перелыгин, - Под любыми предлогами делается все, чтобы ничего у меня не получилось. Деньги выдали только через год и то, только половину. А без полной суммы, я запустить пельменный цех и цех полуфабрикатов невозможно - три года стоит оборудование. В итоге мое имущество, в которое вложили 30 миллионов хотят продать за торгах. Меня пускают по миру судебные исполнители с их чертовыми параграфами и законами!!! Где ж она - справедливость…»