4978. Телеканал "Дождь"

[Игорь Яковенко]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=577805EAD81B9
Шендерович и "дождевики"
Про "Эхо" говорилось много. Есть повод поговорить про "Дождь"
02-07-2016 (22:24)

! Орфография и стилистика автора сохранены

То, что происходило 28.06.2016 в программе Hard days night на телеканале "Дождь", достойно показа на факультетах журналистики в качестве иллюстрации того, что есть журналистика, а что ею не является. Можно еще использовать эту передачу на факультетах социологии при рассмотрении темы о поколенческом анализе, когда надо показать, что случается с поколением в результате утечки мозгов. Можно использовать как пособие по логике, в смысле разбора логических ошибок. Одним словом, очень полезная получилась передача.

В программе Антона Желнова был Виктор Шендерович. В выведении его на чистую воду кроме автора и ведущего программы участвовали: Екатерина Винокурова, Сергей Ерженков, Анна Немзер и Владимир Роменский.

Разговор зашел о той травле и провокациях, которым систематически подвергается Шендерович.

Винокурова: Конечно же, мы ругаем нашу пропаганду, но проблема в том, что вы, к сожалению, периодически даете поводы… На лекции, которую вы читали в Лондоне, вы говорили о денацификации постгитлеровской Германии, о том, как немцев перед раздачей гуманитарной еды водили в кинотеатр, где показывали материалы по преступлениям Освенцима, и дальше сказали следующее: "Наша проблема в том, что нас победить-то некому, нас некому привести в этот кинотеатр. А плёночка наша поболее, чем немецкая, нам некому показать наши плёночки, нас некому заставить".

Шендерович: У вас есть возражение по сути того, что я сказал?

Винокурова: Вы понимаете, что подобные высказывания очень удобны для нашей пропаганды, потому что они дают только лишний повод обвинить российскую оппозицию в том, что мы "пятая колонна", которая желает военного поражения стране. И что вы сами фактически подбрасываете на этот вентилятор какие-то высказывания.

Шендерович: Катя, про вентилятор ничего не знаю. Возразите по сути сказанного.

Винокурова (с выражением оскорбленного патриотизма на лице): Я, например, не желаю никогда своей стране военного поражения. Я не хочу, чтобы нас победили.

Шендерович (удивленно): Я тоже не желаю своей стране поражения.

Роменский: Вы только что заявили, что за последнее время качество людей в России стало хуже.

Шендерович: Разумеется, стало хуже.

Роменский: Вы помогаете тем самым власти, которая показывает на вас пальцем и говорит, что оппозиционеры не любят народ и страну.

Шендерович: С каждым уехавшим образованным, свободным человеком ухудшается качество населения. Паскаль говорил, что если из Франции уедут 300 человек, Франция станет страной идиотов. Ухудшилось ли качество советского народа, когда уехали Растропович, Аксенов, Барышников, Бродский? Сильно, заметно ухудшилось! По нарастающей идет эмиграция свободных успешных людей. Остается молодежь с пуговичными глазами, которая уже ничего, кроме Путина, не видела.

Желнов (оскорбленно сверкая пуговичными глазами): Виктор, не сильное ли это все-таки для вас, как для писателя, обобщение – молодежь со стеклянными глазами? Вот мы, например, никуда не уехали.

Неловкая пауза.

Шендерович (задумчиво глядя на Желнова и остальных "дождевиков"): Да… молодежь.. (ищет слово).. разная…

В разговор вступает Анна Немзер и обвиняет Шендеровича в том, что он сам не проводит журналистские расследования, а только комментирует то, что накопали другие.

Шендерович: Есть много журналистских расследований. Вам непременно надо, чтобы какой-то факт выкопал персонально я? Это как-то влияет на мои выводы?

Желнов (убежденно): На качество, конечно, влияет. Это звучит поверхностно. Чувствуется непроработка материала.

Шендерович: Вам знакомы понятия "формат" и "жанр"?

Желнов: Я не вижу (у вас) аргументации.

Шендерович: Я не расследователь. Тот жанр, которым я занимаюсь, называется публицистика. "Былое и думы" читали? Как там с доказательной базой? А Дорошевич? Вы требуете доказательной базы внутри фельетона?

Винокурова (видно, что вопрос о том, читала ли она "Былое и думы", ее серьезно задел): Вы спрашиваете нас, читали ли мы "Былое и думы", Зощенко, слушаем ли мы Жванецкого. Но, например, тот же самый Жванецкий, по стилистике, он уже не современен. И ваш стиль уже где-то out of time. Винокурова цитирует Шендеровича, где он говорит, что человека нельзя заставить вымыться, и выносит приговор: Это неинтеллектуально, честно говоря.

Шендерович: Я прекрасно понимаю, какую ярость вызывают мои тексты, и я готов вызывать эту ярость.

Роменский (радостно – поймал на слове): Да вы провокатор!

Шендерович: Да, публицистика и сатира должны быть провокативны.

Желнов: Тогда вы должны уважать своего коллегу Дмитрия Киселева: он тоже провоцирует.

Шендерович (ошарашен таким сравнением): Не обижайте меня. Киселев не провоцирует, а лжет. Он тысячи раз пойман на лжи.

Желнов: Про историю с НТВ. Я не знаю, насколько вы всерьез себе приписываете статус человека, который повлиял на развал НТВ, я имею в виду программу "Итоги", историю с крошкой Цахес, вот этот миф.

Шендерович: Так что все-таки: миф или я себе приписываю?

Желнов: я много раз слышал, как этот миф тиражировался, и вы его не опровергали.

Шендерович рассказывает о том, как во время встречи руководства НТВ с главой кремлевской администрации были сформулированы 3 пункта капитуляции НТВ: прекращение журналистских расследований о коррупции в Кремле, изменение информационной политики по освещению чеченской войны и исчезновение из программы "Куклы" Первого лица (с заглавной буквы).

Желнов: Вам приятно осознавать важность свою такую на этом фоне.

Шендерович довольно терпеливо объясняет, что для него важность представляет качество его текстов и мнение о них его референтной группы, все остальное интересует мало.

Немзер: Вот Навальный занимается созиданием (!?), а у вас общая модальность деятельности разрушительно-нигилистическая.

Шендерович цитирует Фазиля Искандера: "Сатира – это оскорбленная любовь" и объясняет, что его сатира – это любовь к Родине, которая проявляется в острой нелюбви к администрации, которая эту Родину гробит.

Роменский (радостно): То есть вы не только провокатор, но и нигилист!

Шендерович (немного устало): Нигилист – человек, который отрицает существование добра, а я занимаюсь проповедованием таблицы умножение и правил гигиены.

В "Постскриптуме" к передаче Шендерович сказал, что ему было любопытно подойти к зеркалу, к которому он еще не подходил.

Виктор Шендерович человек вежливый и глубоко интеллигентный. К тому же он еще и корпоративный человек. Поэтому, когда он пообщался с теми, кого почему-то считает коллегами, то не счел возможным сказать все, что о них думает. К тому же "Дождь" обычно называют в первой тройке тех, кого считают отдушинами в бетонной стене российской пропаганды. Так и говорят: вот есть отдушины – "Новая газета", "Эхо" и "Дождь".

Про "Эхо" писалось много, в том числе и мной. Есть повод поговорить про "Дождь". Конечно, никакой черной краски. Она неуместна. Отлично, что "Дождь" есть. С его прямыми трансляциями. С присутствием в эфире тех, про кого без "Дождя" кто-то никогда бы не узнал, а кто-то забыл. Спасибо.

Но! Вот тут надо тщательно подбирать слова, чтобы не обидеть. Потому, что первое, что приходит в голову после просмотра этой передачи – их всех покусала Леся Рябцева. Пробралась в студию, залезла под стол и цапнула по очереди каждого ведущего.

Поскольку это весьма слабая гипотеза, придется рассмотреть иные.

Шендерович и "дождевики" - это люди с кардинально разными представлениями не только о профессии. Это само собой. У них принципиально разные культурные основы и разные взгляды на устройство жизни. И это совершенно нельзя сводить к оппозициям: "умный-глупый" и "талантливый-бездарь".

Шендерович, конечно, очень талантливый человек. Но не в этом причина того, что у них не получился разговор. Некоторые из "дождевиков" тоже весьма одаренные люди. Та же Анна Немзер пишет просто замечательно.

Причина в том, что Шендерович и "дождевики" принадлежат к разным поколениям. У них поколенческий разрыв. Отцы и дети. Шендеровичу – под 60, "дождевикам" - под 30 или немного "за".

Социализация Шендеровича и его формирование как журналиста и писателя проходили в плотной профессиональной и интеллектуальной среде. Дерьма и халтуры хватало и в прошлые времена. Но, несмотря на то, что утечка мозгов и талантов была всегда, но в 70-е, 80-е и 90-е еще не все уехали. И еще оставалась и взыскательная аудитория и та самая референтная группа коллег, слова которых: "знаешь, старик, тут ты написал что-то… ну, короче, ты больше так не делай, ладно?", - были страшнее увольнения, а похвала дороже гонорара.

"Дождевики", как и новые "эховцы" - это дети "нулевых", они, действительно, кроме Путина ничего не видели и вершиной профессии многие считают попадание в кремлевский пул. Они выросли и сформировались в крайне разреженной профессиональной атмосфере. В крохотных островках того, что когда-то называлось российской журналистикой.

На фоне Киселева, Толстого и Караулова они, действительно, светочи и кумиры. Но только на фоне этих, с федеральных каналов. А они решили, что они просто кумиры и светочи. Без всяких "на фоне".

Этим неплохим и, наверное, способным ребятам никто не объяснил и не показал, что такое журналистика. Не научил культуре мысли. И поэтому у них логические ошибки в каждом фрагменте интервью. Им не объяснили, что бывают жанры в журналистике, и поэтому они пристают к сатирику и публицисту с требованиями, чтобы он занимался расследованиями. Не видят промежуточных форм общения с собеседником между дифирамбом и троллингом. Им никто не сказал, что им надо учиться слову у Гоголя и Чехова, а юмору не только у Урганта (Екатерина Винокурова все пыталась намекнуть Шендеровичу – вот, мол это современный юмор, не то, что у вас с Жванецким), а и у Зощенко с Жванецким, у того же Шендеровича. Они, эти славные "дождевики", напоминают тех юных кубофутуристов, которые требовали "бросить Пушкина, Толстого и Достоевского с парохода современности". У некоторых это само проходит с возрастом, некоторым надо объяснять.

Морали в конце колонки не будет. Что с этим делать – понятия не имею. Наверное, жить и ждать. И приближать конец нынешнего сумрака. Когда цензура спадет и таких "Дождей" будет сотня, возникнет конкуренция и славные "дождевики" вынуждены будут либо учиться профессии, либо уйти из нее. Причем, не по вине режима, а в силу профессионального отбора. И тот и другой вариант будет на пользу делу.

[Ирина Петровская]

Маленький, но гордый и оптимистичный канал живет — не убивается

12:06 11 июля 2014

Все же надежда была. Маленькая такая надежда. Точнее — две, но о-о-о-чень маленькие: на то, что Совет Федерации не одобрит поправки к закону «О рекламе», скоропостижно принятые Госдумой, а если и одобрит (СФ у нас одобрительный в основном), то президент Путин наложит на них свое вето. Последняя надежда умерла первой: президент ввиду отбытия в длительную командировку подписал все принятые Госдумой законодательные акты в ночь накануне заседания Совета Федерации, о чем сам же и сообщил на встрече с Общественной палатой еще ДО ТОГО, как сенаторы проголосовали за злополучные поправки. Вот был бы цирк с конями, если бы сенаторы чего-то вдруг не одобрили! Но не подвели государственные мужи своего президента. Все вышло как надо. А кому это надо и почему все решалось в такой спешке — пусть теперь думают аналитики и пострадавшие от поправок так называемые «платные каналы».

Хотя что тут особенно думать-то? «Мелкие», независимые и несогласные должны покинуть поляну. Вот канал «Дождь», к примеру, душили-душили, душили-душили, а он все рыпается и никак не может понять, что кончилось его время и нет ему места в дружной и монолитной семье тех, кто давно понял, как надо, и теперь отлично себя чувствует.

Причем нет ему места в буквальном смысле, и в самое ближайшее время он обязан выметаться из помещения на «Красном Октябре», ибо кончился срок аренды, и продлевать его арендодатель не намерен. Ладно, не намерен, допустим. Это дело арендодателя. Но именно на это «свято место», как сообщила генеральный директор «Дождя» Наталья Синдеева, въедут структуры медиахолдинга LifeNews. Вот уж воистину — «где стол был яств, там гроб стоит». Ну, в смысле — «Они сошлись. Волна и камень, / Стихи и проза, лед и пламень / Не столь различны меж собой».

Одна из основателей «Дождя» и бывший его креативный продюсер Вера Кричевская, узнав об этой новости, написала пронзительные строки: «Вспоминается давний публичный разговор Альфреда Коха с Евгением Киселевым во время развала старого НТВ. Евгений Киселев в студии «Гласа народа», сидя напротив Альфреда Коха, сказал: «Вот представьте, к вам в дом, в котором выросли ваши дети, пришли шлюхи и устроили бордель». Вот с «Дождем», вот буквально в дом, который мы строили, в котором буквально родились наши дети, в котором они выросли и делали уроки, привели шлюх устраивать там бордель. Это надругательство. Надругательство, которое стало частью государственной идеологии… Это место было создано вопреки здравому смыслу. Этот канал был создан вопреки здравому смыслу. И именно по этому «вопреки» там была жизнь и именно из-за этого «вопреки» так тяжело убить. Не убивается. Это место создавалось с огромной любовью, со страстью. И всего этого не станет, как только туда придет другой арендатор. Они не получат главного — энергетики и легенды места. А это главная «капитализация» «Дождя». Именно против этой энергетики государство развернуло всю свою мощь, а не выйдет».

А ведь и правда — редкой живучести оказался этот маленький, но гордый канал. «Тебя так убить, или желаешь помучиться?» — словно спрашивают «дождевиков» сильные мира сего, изгаляясь, подобно главарю басмачей Абдулле из легендарного «Белого солнца пустыни». «Лучше, конечно, помучиться», — словно отвечают «дождевики», ухмыляясь, подобно красноармейцу Сухову. Сила, конечно, пока на стороне условного Абдуллы, обложившего условного товарища Сухова со всех сторон. Но как говаривали герои другого фильма: «В чем сила, брат? Сила — в правде». Ощущая за собой эту силу, вопреки всем сложившимся обстоятельствам, и живет «Дождь».

Вера Кричевская в процитированном уже тексте изумлялась и восхищалась тем, как удается Наталье Синдеевой не впадать в отчаяние и уныние. Изумляюсь и я, глядя, как она не только руководит опальным каналом, но и еженедельно с недавних пор выходит в эфир «Дождя» с собственной одноименной программой: красивая, живая, оптимистичная, душа и лицо своего optimistic channel. Она не называет это интервью и не считает себя интервьюером — просто зовет по-приятельски поговорить людей, которые ей интересны, преимущественно — журналистов, уже прошедших свой тернистый путь в профессии, но не скурвившихся, не сдавшихся, не подстроившихся под изменившуюся «линию партию»: Ирену Лесневскую, Юрия Сапрыкина, Павла Лобкова, Алексея Пивоварова.

На минувшей неделе Синдеева как раз с Пивоваровым общалась. И уже ближе к финалу, признавшись, что скучает по Пивоварову и прежним энтэвэшникам в эфире, вдруг погрустнела, словно примеряя судьбу коллег на себя, и спросила своего гостя: вот, мол, и ты, и Леня Парфенов и многие другие птенцы «гнезда Парфенова» ушли с ТВ — вы как-то обмениваетесь своими состояниями? Каково это — оказаться вне эфира после многих лет работы в нем? «Те, кто работал на НТВ в разные годы, едины, — ответил Алексей Пивоваров. — Нас связывает химия, что ли. Времена не выбирают, а то, что было, то не вернется. Может, будет что-то другое. Поэтому не спрашивай: почему прошло? Скажи: спасибо, что было».


Павел Лобков, в отличие от Алексея Пивоварова, ушедшего из кадра на менеджерскую должность, остался на ТВ и успешно трудится на «Дожде». Переживший разные этапы перерождения, а потом и вырождения НТВ и умудренный этим печальным знанием, он в разговоре со своей начальницей ее оптимизма насчет будущего «Дождя» поначалу не разделяет. Но к концу программы Наталье Синдеевой даже его, скептика и циника (как он сам себя называет), кажется, удается обратить в свою веру. Она с такой убежденностью говорит, что «Дождь» никогда не кончится, пусть и будет идти в другом месте, куда скоро ему предстоит перебраться, что Павел Лобков тут же вызывается поработать грузчиком, перетаскивая на себе оборудование из старого помещения в новое. «Отлично, — сияет белозубой улыбкой Синдеева. — Мы будем показывать в прямом эфире, как будем переезжать».

И меня, зрителя, тоже пробивает через экран эта ее уверенность, что все у них будет хорошо. В короткой перспективе (как писала Вера Кричевская) — нет. А в долговременной — да. Ну, или почти наверняка — да. Всякой кошке, играющей с пойманной мышкой, тоже, вероятно, всегда кажется, что мечущейся и ополоумевшей от предсмертного ужаса маленькой зверюшке никуда не деться от ее когтистой лапы. Однако мышки мышкам рознь и самым шустрым из них все же удается найти лазейку и оставить кошку с носом. Не говоря уже о том, что и кошки со временем дряхлеют, утрачивают охотничий нюх и азарт и становятся абсолютно бесполезными в деле ловли мышей. Кот из дома — мыши в пляс.

[Максим Соколов]

30 января 2014, 16:32 | Общество |
O том, как телеканал «Дождь» стал нерукопожатным

Эскапада телеканала «Дождь» была оскорбительна весьма для многих, и попытки отстоять безусловное право на выступления такого рода и в дальнейшем — любые-де вопросы могут свободно ставиться и обсуждаться — представляются малоубедительными.

Постановка вопроса «Прекратила ли Н.В. Синдеева пить коньяк по утрам?» (тем более что можно придумать и иные действия, совершаемые по утрам, а равно и по вечерам), скорее всего, вызовет у sujet de question дальнейшие слезы и потому должна быть возбранена. Вряд ли руководство оптимистического канала будет приветствовать и постановку вопросов, касающихся господдержки «КИТ Финанса» и роли в этом деле лучшего министра финансов в мире. Резонно будет замечено, что это вовсе не любой вопрос, но какая-то грязная инсинуация, а равно антисоветская (вар.: жидочекистская) свистопляска.

Умственные способности руководства «Дождя», позволяющие угадывать встречные ходы других и предупреждать их, вообще выглядят крайне убого. Отстаивая право канала на постановку любых острых вопросов, Н.В. Синдеева одновременно указывает, что «если человек высказал свою позицию — фашиствующую, гомофобскую, — то за это можно увольнять». Даже не фашист, а фашиствующий — то есть не кулак, обладающий хоть какими-то объективными признаками, а подкулачник, которым сельский активист может объявить любого, хоть сирого бобыля. Резервируя за собой столь широкое право произвольного прекращения деловых сношений, странно отказывать другим — например, кабельным провайдерам — в столь же широком праве.

Всё это выглядит малопривлекательно, но, впрочем, русский человек довольно отходчив. Гнев — дело человеческое, злопамятство — дьявольское.

Употребление даже такого сильного средства, как дубина народной войны, имеет внятное временное ограничение — «и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью». Если уж самолюбивый герой с чудесным жребием довольно быстро стал вызывать презрительную жалость — «Поделом им, м… й в г….!» — то уж оптимистический канал, который против великого императора, что вошь против тигра, тем более стал порождать сказанное чувство почти что сразу. Оно, конечно, «И ученье у них дубоватое, // И приемы у них грязноватые, // И на этих людей, // Государь-Пантелей, // Палки ты не жалей, // Суковатыя» — но все-ж таки pas trop de zèle.

Может быть, в итоге успешной вестернизации, о необходимости которой так долго говорил тот же «Дождь», русский народ утратит отходчивость, но пока он по-прежнему пребывает в архаическом состоянии и мстительные мероприятия отключающих провайдеров вызвали скорее снисходительную к «Дождю» реакцию — «Да ладно, черт с ним».

Ведь последовательное применение к пусть сто раз виновному (предположим, что так) принципов «рукопожатности», они же «лишение огня и воды» по римскому праву, они же «когда средь оргий жизни шумных меня постигнул остракизм» — это совсем не масло сливочное. Взывая к рукопожатности, то есть к регуляции конфликтов не силами государственной машины, но мощью гражданского общества — «Смирись перед великим народом!», апологеты гражданственности не учитывают, что такой способ вполне действенен, но довольно чувствителен для объекта воздействия. Порой даже не менее, а более чувствителен, нежели в том случае, когда регулирование берет на себя холодное чудовище в лице государства.

Скажут, что в данном-то случае роль гражданского общества, то есть негосударственных институтов, была мнимой. По форме учили «Дождь» уму-разуму они, но по сути мы же знаем, как было всё на самом деле: позвонило значительное лицо из важной инстанции, и все взяли под козырек. Может быть, да, а может быть, нет. Лично я со свечкой не стоял и в отличие от киберактивистов и Н.В. Синдеевой способностью незримо проникать сквозь стены не обладаю.

Но при этом не учитывается, что чья бы воля тут ни была — хоть возмущенных субъектов гражданского общества, хоть высокопоставленного сатрапа, — форма воздействий была негосударственной. Члены гражданского общества сочли «Дождь» нерукопожатным и приняли чувствительные меры. Если в следующий раз сатрапы будут точно ни при чем, экзекуция будет выглядеть примерно так же и поротая задница будет так же гореть.

Так что лучше заранее приготовиться к живительному воздействию гражданского общества, которое не всегда есть каравай, объедение.

Читайте далее: http://izvestia.ru/news/564880#ixzz2s5r5mfs7

[С.М.Ярош]