*2909. Почему не стоит доверять мнению граждан

[Открытая Россия]

https://openrussia.org/post/view/13244/
3 марта 2016
Социолог «Левада-центра» Наталья Зоркая рассказала Зое Световой, как российское общество приспосабливается к государственному насилию, воспроизводя советскую стратегию выживания, и почему освобождение Васильевой интересует людей больше, чем убийство Литвиненко

Наталья Зоркая
Социолог «Левада-центра»
— «Левада-центр» занимается не только социологическими опросами, но и социально-политическими исследованиями. Что сегодня происходит с обществом и настроениями людей?
— Понятно, что населением все больше ощущается кризис, понятно, что сытые двухтысячные годы позволили людям почувствовать некий приемлемый достаток. Все это закончилось. За эти годы население отчасти цивилизовалось в смысле образа жизни, потребления, приблизилось к каким-то более-менее приемлемым стандартам жизни. И это в основном касается центра страны. Но при этом общество как общество не сложилось — оно не скреплено общим пониманием важности гражданских прав и свобод, в опросах они стоят на последнем месте по сравнению с тем, что люди ценят в жизни больше всего.
— А что ценится больше всего?
— Ценится так называемая стабильность. Скорее всего, это наследие советского времени, но несколько трансформированное: стабильность как отсутствие изменений.

Особая демократия

— «Левада-центр» проводил опрос о демократии, и 46% россиян назвали нашу демократию особой, соответствующей специфике страны. Что это за особая демократия такая?
— Тема особого пути России начала педалироваться с конца 1990-х, с началом путинской эпохи. Правые националистические идеологи настаивали на том, что Россия не должна идти европейским путем. И церковь тоже настаивала на особенности России, ее истории, ее цивилизации. Тогда уходили элиты, настроенные либерально и прозападно. Становилось понятно, что у нас не получится построить западную демократию. И дальше уже пошла вся путинская риторика о суверенной демократии, суверенной истории, что по сути является нонсенсом. Особая демократия — это пустое понятие. У людей не развито представление о том, что такое работающая демократия, нет практического опыта. Они плохо понимают самые элементарные вещи: например, у них нет представления о том, что демократия прежде всего включает в себя разделение властей. Когда мы задавали такие вопросы, их понимали 10% опрошенных.
— То есть большинство просто не понимает, что такое демократия?
— Нет. А гражданские, демократические ценности прав и свобод реализуются лишь небольшой частью общества, представленной структурно, — например, в тех правозащитных НКО и подобных гражданских структурах, которые подвергаются все большим преследованиям как «иностранные агенты». Но они не могут переломить общественную ситуацию, потому что их слишком мало, и они не в состоянии решить проблемы государственного устройства. Информации об их деятельности всегда было мало, а недоверие к ним — высоким. Единственная правозащитная организацией, которая имела высокий уровень доверия общества, — Комитет солдатских матерей, поскольку он занимался самыми болезненными для общества проблемами.
— Общество озабочено правами человека?
— Нет, проблема прав человека вообще очень плохо артикулируется. Когда мы проводили опрос по судебной реформе, мы спрашивали: «Чувствуете ли вы, что ваши права ущемляют?» 40% опрошенных отвечали: «Да, наши права ущемляют». А на вопрос, какие права ущемляют, могли ответить только 7–10%. Этот опрос мы проводили в 2009–2012 годы, но ситуация в этом смысле не меняется. В России эту «массу общественного мнения» трудно назвать общественным мнением в западном понимании. Мы скорее говорим об общественном массовом сознании — в частности, потому что оно не имеет никакого влияния, нет развитых межгрупповых коммуникаций, связей, взаимодействий. Не существует публичного пространства, нет реальных широких дискуссий о правах, законах, политике, нет реальных объяснений тому, что происходит в той или иной сфере.
Люди всегда будут недовольны тем, что происходит, не понимая, что происходит.
Возьмем реформу здравоохранения. Может быть, в ее проведении есть какое-то рациональное зерно, но никто не удосуживается людям объяснить, зачем нужно проводить именно эту реформу, к чему она приведет. Вся повседневная социальная актуальность провалена, люди живут, как могут, вечно считают себя жертвами, проигравшими. Это способствуют сохранению и усилению тоталитарных конструкций, которые держали советское общество. Начинают лучше всего работать самые большие упрощения: внешние враги, внутренние враги, национал-предатели, нас все хотят захватить, а мы особые, нас нельзя ни с кем сравнивать. На примере беспрецедентной по своей пропаганде антиукраинской кампании видно, как с помощью этих конструктов можно консолидировать по сути аморфное и апатичное общество. Но сейчас это начинает слабеть. Все высшие оценки власти связаны с внешней политикой, а внутренняя оценивается достаточно критично. Вся ответственность за углубляющиеся проблемы и кризис переносится на бюрократов и чиновников.

Фото: AP / East news

Ресурс терпения

— Правда ли, что из-за кризиса люди вновь, как в советское время, взяли на вооружение стратегию выживания?
— Большая часть населения все постсоветское время реализует адаптивный механизм выживания. В тучные нефтяные годы жить стало полегче, денег стало побольше, и люди могли себе чуть больше позволять. Но при этом практически не развивались новые типы экономической активности.
Сейчас тактика пассивно приспосабливаться, сокращая потребности, усиливается. Это привычное для большинства поведение: жить, затягивая пояса.
При этом важно понимать, что в обществе по прежнему не признается, не уважается успех — и экономический, и интеллектуальный. Он кажется подозрительным, нечестным, нечистым. Большинство не доверяет и завидует тем, кто достиг большего. Успех не вызывает в обществе уважения, потому что за это время не сформировался авторитет ценности успеха, да и вообще не возникли новые авторитеты в социокультурном, политическом смыслах слова.
— Сами люди как к кризису относятся?
— Юрий Левада называл это «ресурсом терпения» — приспособление без действия, без возмущения. Пока он остается большим даже на фоне углубляющегося кризиса. Вряд ли в ближайшие годы можно ожидать больших протестов. После череды репрессивных законов и судебных дел, последовавших за протестами 2011–2012 годов, о которых население так или иначе знает (в те годы около 40% россиян поддерживали массовые протесты в Москве и других городах), и сильнейшей пропагандистской кампании против оппозиции и протестных движений люди чувствуют, что активизм в любых проявлениях подавляется и преследуется, поэтому лучше приспосабливаться, терпеть и не вылезать.
— А доколе будут терпеть?
— Это очень трудно сказать, потому что мало людей, способных на объединение и солидаризацию. Точечные протесты будут, они происходят, но про них не всегда знают. Врачи провели три демонстрации — и все. В 2005 году самыми массовыми были протесты против монетизации льгот, но они были разрозненными: пенсионеры, отчасти студенты. Их никто не поддержал.
Общество глубоко равнодушно к слабым. Только в среднем классе появилась прослойка людей, склонных к пониманию общего блага, но пока это нарастет, должно пройти много времени.
Взять протесты дальнобойщиков: поддержка в Москве была огромной — по нашим опросам, их поддерживали 70%. Но это все равно не перерастает в больший протест, как было на Украине.
— Согласно одному из опросов «Левада-центра», люди боятся высказывать свое мнение. Этот страх растет?
— Страх был всегда в какой-то мере был и никуда не делся. Большая часть населения всегда держалась в пассивном страхе, который диктовал отказ от активного действия: «зачем я буду вылезать?» Абсолютно советский тип поведения — как можно меньше взаимодействовать с государством.
— Вас не удивляет, что люди честно признают, что боятся отвечать на вопросы?
— Нет, не удивляет. У нас сейчас уникальный и пока существующий опыт проводить опросы в условиях восстановления авторитарным режимом тоталитарных признаков и контроля, которое не вызывает особого сопротивления большинства. Своими опросами мы эти обстоятельства и состояния фиксируем. Таково наше общественное мнение: оно боится. В гитлеровской Германии не было опросов общественного мнения, когда нацисты пришли к власти. Я не хочу сравнивать напрямую, но все вопли о том, что мы деморализуем либеральную общественность публикацией высоких рейтингов президента, по меньшей мере, недальновидные, потому что такова реальность. Надо не отдельно выдергивать цифру и смотреть с недоверием на эти 86%, а смотреть на нее в сочетании с другими данными и вопросами.

Участники митинга-концерта «Мы вмест», посвященного годовщине присоединения Крыма к России. Фото: Николай Корешков / ТАСС

Страна без общества

— Как вы объясняете столь высокий рейтинг президента?
— Гипермобилизацию одобрения Путина дал Крым. С 2008 года его рейтинг снижался, в декабре 2013 года у него было около 60%, а после Крыма — подскочил до 87–88%. Подобное наблюдалось во время российско-грузинской войны, но кратковременно, поскольку Запад тогда отреагировал на события несопоставимо мягче, чем в случае Крыма и Украины. Теперь же беспрецедентная для постсоветского времени антизападная и антиамериканская риторика возвела Путина на высочайший пьедестал как главу «великой державы», которую боится, а значит, должен уважать весь мир.
Комплекс утраты роли великой державы — главная травма, которую так и не смогло изжить постсоветское общество, и именно он негативным образом консолидирует народ.
Негативным — поскольку все ведет к изоляции, войне всех со всеми, отказе от развития и будущего.
— Война в Сирии как-то влияет на рейтинг Путина?
— Она не повысила одобрения Путина. Сирийские операции в начале одобрялись, но я не уверена, что при ухудшении экономического положения населения показатели поддержки и дальше будут держаться на этом внешнеполитическом «топливе». Думаю, они будут падать, но, возможно, медленнее, чем с 2008 по 2011 годы. Произошел беспрецедентный случай объединения людей на агрессивной и воинственной риторике: кругом враги, украинцы — фашисты, а США — злейший враг. Мне кажется, что «отходняк» от этого должен быть более долгим. Но я все-таки верю в здравый смысл.
— А почему люди так купились на эту пропаганду?
— Людей устраивала пропаганда, потому что не было других оснований, чтобы почувствовать свою значимость. Сам-то ты понимаешь, что выживаешь и чуть лучше живешь, чем твой сосед, но ожидания будущего при этом у тебя не очень большие.
— Люди в основном сконцентрированы на себе, на своей семье?
— Это уже очень давно так. В определенном смысле можно говорить, что общества в современном понимании этого слова в России нет, как нет и политической нации.
— Что же тогда из себя представляет это общество?
— Оно полупатерналистское. Патерналистское сознание характерно для большинства, но важно, что люди уже ничего не ждут от этого государства: опыт 25-30 лет показывает, что особо ничего не дождешься, но сознание все равно сохраняется.
Активные, дееспособные группы надеются только на себя, на свои усилия и достижения.
Слой тех, кто добился успеха, возник, но весьма тонкий. Он существует как бы сам для себя, он не может передать другим группам новые смыслы, ценности, навыки, поскольку его собственная успешность и достижения вызывают у большинства подозрительность и зависть. Да и сами «успешные» не проявляют особой озабоченности положением большинства. Можно на простом примере показать: в 1990-е годы появилось много очень хороших школ. И где они теперь? Сейчас их всех сливают с другими. Я брала интервью у Евгении Абелюк, учительницы литературы лицея «Воробьевы горы». Она говорит: оказалось, никому не было интересно, как аккумулировать этот накопленный опыт, как его передавать и тем самым реформировать школу в целом, а не создавать отдельные ниши, где бы что-то происходило в кругу «своих». Это важнейшие проблемы сейчас: ориентация на ближний круг, очень слабая горизонтальная межгрупповая коммуникация, отсутствие публичной сферы и, собственно, публичности.
— Люди противопоставляют себя власти?
— Люди чувствуют себя зависимыми от власти, уязвимыми перед произволом чиновников. При этом они считают, что они ничего с этим сделать не могут, потому что защитить свои права они не в состоянии. По оценке большинства, суд не защитит таких, как «мы», поскольку он зависим от власти и коррумпирован. Такое представление парализует действие, люди идут в суд, только когда вынуждены: при разводе, разделе имущества, спорах о собственности. А против государства, нарушений прав и свобод пойдут единицы.
— По вашему описанию получается, что общество атомизировано, каждый варится в собственном соку, а о завтрашнем дне думают только в смысле выживания. Так?
— Горизонт будущего еще в 1990-е годы был очень коротким для большинства, поскольку оно было ориентировано на выживание и приспособление, а не на развитие. Массовое сознание стало обращаться к советским прошлому в поисках мифологизируемой стабильности, защищенности, предсказуемости происходящего. И сегодня около 80% опрошенных не планируют свою жизнь дальше, чем на год–полтора.
— Люди, выросшие при Перестройке, тоже заражены советским сознанием?
— Они в значительной мере им заразились, хотя в силу ресурса молодости и других жизненных перспектив у них горизонт планирования дальше. Но нужно учитывать, что в основном поколение родителей передало этому условному перестроечному поколению не опыт индивидуального выстраивания жизни, стремление к достижениям интеллектуальным и профессиональным, а все тот же опыт приспособления к системе и выживания. В России родители стремятся сделать все возможное, чтобы дети получили образование. Но это стремление сохраняет черты прежнего значения образования, нужного, чтобы вписаться в статусную иерархию, иметь возможность много зарабатывать в отдельных секторах занятости. То есть это образование «для корочки».

Фото: Александр Земляниченко / AP / East news

Привычка к государственному насилию

— Растет ли число людей, которые хотят уехать?
— Доля людей, которые бы хотели уехать, всегда составляла в среднем 10–15%. До начала протестов 2011 года она была даже чуть выше — 20%, что очень много. Реально из тех, кто хочет, уезжают 2%. Но эти чемоданные настроения — барометр того, что происходит в обществе. Они означают, что множество людей, живущих в этой стране, не видят для себя в ней желаемого настоящего и будущего. Причем эти настроения бывают сильнее в тех слоях населения, у которых нет возможности эмигрировать: например, среди образованных людей в провинции. «Посткрымский» синдром снизил процент желающих уехать — сейчас их 10–12%. Но продолжается вымывание через эмиграцию наиболее состоявшегося и квалифицированного слоя людей, просто массовые опросы не ловят такие статистически малые группы, а урон стране это наносит огромный.
— Как люди относятся к расследованиям о коррупции в российской власти?
— Общество оценивает уровень коррумпированности власти как очень высокий. Причем эти оценки были стабильно высоки до присоединения Крыма, после которого они несколько снизились: коррупция была вытеснена возрождением «великой державы» и собиранием «русского мира» — последним, правда, ненадолго. Когда в самом начале событий на Майдане, мы спрашивали, против чего протестуют украинцы, более половины опрошенных отвечали, что это восстание против коррумпированного режима Януковича. Казалось бы, это могло создать базу для солидаризации с Майданом и Украиной. Но беспрецедентная по масштабам, агрессии и лживости пропаганда блокировала эту солидаризацию, разожгла невиданную вражду и ненависть чуть ли не ко всему миру, переключила массовое сознание на поиски врагов, все дальше заводя массовое сознание в геополитические дебри и бредни. Однако эффект крымской кампании на фоне углубляющегося кризиса постепенно идет на спад. Возвращаясь к оценкам коррупции.
У людей есть устойчивое представление, что вся власть пронизана коррупцией, но столь же устойчиво и мнение, что коррупция в стране не наказуема.
Мы проводили опрос, когда отстранили Лужкова: тогда резко подскочило число людей, считавших, что Лужкова надо судить за все его коррупционные схемы и прегрешения, но в то же время большинство опрошенных не верили, что он понесет какую-либо ответственность. Так и получилось, и поэтому люди относятся с неким цинизмом к другим коррупционным скандалам. Путин в значительной мере выводится за скобки, особенно сейчас, на волне его сверхподдержки. Поэтому и история с убийством Литвиненко не вызвала среди большинства значительной реакции. Хотя то, что Евгению Васильеву отпустили по УДО, возмутило людей: 72 % опрошенных отнеслись отрицательно к освобождению, а 61% посчитали приговор слишком мягким.
— Это инфантилизм общества?
— Это не только инфантилизм. Это приспособленность к государственному насилию, к государственному произволу.
— Но это уже черты тоталитарного режима.
— Да, конечно. Код подчинения государственному насилию (а с ним связан и страх) не разрушился. Советский человек, который был основой тоталитарного режима, сейчас успешно воспроизводится во многих своих чертах: приспосабливающийся, слабый, лукавый, двоемыслящий.

Митинг-концерт «Мы вместе» в честь годовщины присоединения Крыма к России. Фото: Анна Сергеева / ТАСС

«Восстание слабых»

— В сентябре пройдут парламентские выборы. Как, по-вашему, будет вести себя на них это атомизированное общество?
— Эти выборы не будут иметь значения. Большинство считает, что реально никакого выбора нет, что это чистая акламация — одобрение. Я думаю, что участие в выборах будет низким. Общество в целом деморализовано. В годы протестов активизировался лишь узкий слой людей, который не смог и не успел создать новые структуры, движения. Сейчас и этот слой сильнейшим образом деморализован.
— То есть люди не выйдут с протестом, если кризис будет продолжаться, если будут жесткие репрессии?
— Какие-то социальные протесты, возможно, будут нарастать, но все будет зависеть от развития ситуации. Скорее всего, это будут протесты, подобные тем, что были в 2005 году в связи с монетизацией. Юрий Левада называл их тогда «восстанием слабых». Хотя все-таки наросла какая-то часть общества, которая привыкла к более-менее достойной жизни — в смысле не только финансового благополучия, но и профессиональной деятельности, деловой активности, стремления жить в свободной и правовой среде. Посмотрим.
— Что вас как социолога больше всего поразило за последнее время в общественном мнении?
— Антиукраинская, антизападная и «крымнашистская» кампания. И то, с каким воодушевлением она была принята большинством.
Произошло фантастически быстрое возрождение всех самых дремучих комплексов: советских, тоталитарных, каких угодно.
Было представление, что скрепы этого рода существуют в массовом сознании, где-то в его глубине. Но что это так быстро выйдет на поверхность, что люди будут радоваться и торжествовать от такого чудовищного отката в советское прошлое, для меня стало потрясением. Потрясла и вспыхнувшая так сильно и яростно вражда к Украине. Уже была ненависть к Прибалтике, Грузии, Польше, возникавшая, когда эти страны высвобождались из-под влияния и давления России. Но нынешняя антиукраинская волна говорит мне о сильнейшей дегуманизации российского общества, которое не хочет знать никакой правды, а спокойно и даже с воодушевлением слушает сторону зла. Для меня это потрясение.

[Левада-Центр]

http://echo.msk.ru/blog/echomsk/1724478-echo/
09:14 , 05 марта 2016

Об этом свидетельствуют данные опроса «Левада-центра». При этом такую идею поддержали в основном женщины, что было предсказуемо, — сообщил «Эхо Москвы» социолог «Левада-центра» Степан Гончаров. В прошлом году, как отмечает Гончаров, желающих увидеть женщину-президента среди россиян было меньше. Женщина не способна быть политиком или президентом в нашей стране, — считает лидер ЛДПР Владимир Жириновский. В интервью «Эхо Москвы» он заметил, что перед Россией сейчас встает множество тяжелых проблем, с которыми смогут справиться только мужчины. Жириновский предположил, что женщина смогла бы стать в таких странах, как Чехия, Финляндия, Норвегия и даже США.

[Елена Мухаметшина]

https://www.vedomosti.ru/politics/ar...ppozitsionerom
Статья опубликована в № 4032 от 14.03.2016 под заголовком: Вот и нету вожаков

За полгода до выборов «Левада-центр» узнал, что россияне думают об оппозиции

13.03.2016
Для Ведомостей

Люди готовы будут выйти на протестные акции, но либо с коммунистами, либо с иными силами, но не с внесистемной оппозицией
А. Гордеев / Ведомости

За полгода до выборов в Госдуму все меньше россиян считают, что в стране есть оппозиция и что она вообще нужна, следует из опроса «Левада-центра»: число первых уменьшилось за год с 66 до 54%, число вторых – с 58 до 52%. В число самых известных оппозиционеров вошли лидеры ЛДПР и КПРФ Владимир Жириновский (его знают 69% опрошенных) и Геннадий Зюганов (63%), а также экс-глава ЮКОСа Михаил Ходорковский (45%), обогнавший основателя «Яблока» Григория Явлинского (44%). Лидер «Парнаса» Михаил Касьянов сравнялся по известности с Алексеем Навальным (по 36%).

Удовлетворенность жизнью падает и готовность протестовать растет (см. график), но фигуры – символы уличного протеста дискредитированы в массовом сознании, поясняет замглавы «Левада-центра» Алексей Гражданкин: «Люди готовы будут выйти на протестные акции, но либо с коммунистами, либо с иными силами, но не с внесистемной оппозицией». К тому же в оппозиции нет авторитетных и привлекательных для россиян фигур, а Ходорковский «хоть и вызывает интерес, но отношение к нему негативное», говорит социолог: «Оппозиция больше востребована в более благополучном обществе, когда же страна в критическом состоянии, у людей иная модель поведения, они хотят единства и порядка и призывают к тому, чтобы выяснение отношений между разными политическими силами было отложено». В то же время новые протесты могут быть серьезнее, чем в 2011 г., считает Гражданкин: «Сейчас протест может иметь более широкую социальную базу. Люди еще готовы потерпеть неудобства, виня во всем не власти, а неблагоприятную обстановку в мире. Но по мере ухудшения ситуации недовольство происходящим в конкретных городах может увеличиться и привести к всплескам активности – но не под лозунгами «Россия без Путина».

Термин «оппозиция» искажен: если в европейском смысле это легальная и уважаемая часть политического процесса, то в России это не часть государства, а что-то стоящее вне его, говорит политолог Дмитрий Орешкин: «Это напоминает советскую систему, где не было оппозиции, а были диссиденты, которые пытались все разрушить и которые не являются частью политической системы, по словам властей». Бинарная модель, где есть только белое и черное, дискредитирует все политические институты, уверен эксперт: «Часть думает, что их все равно обманут, другую устраивает Путин». В результате можно предполагать, что «Единая Россия» потеряет около 10% голосов, а левые партии прибавят, считает Орешкин: «Чем меньше людей интересуются политикой, тем лучше для вертикали, потому что есть 20 регионов, где ни о какой демократии говорить не приходится и которые «сделают выборы».

[Елена Мухаметшина]

https://www.vedomosti.ru/politics/ar...hit-nem-hoteli
Статья опубликована в № 4041 от 25.03.2016 под заголовком: Мудрый лидер и жестокий тиран

Его считают одновременно и мудрым лидером, и жестоким тираном

25.03.2016
Для Ведомостей

Россияне все лучше относятся к Иосифу Сталину
В. Филонов / МТ

Россияне относятся к Иосифу Сталину все лучше, следует из опроса «Левада-центра» (см. графики). Позитивное отношение резко выросло и стало преобладать над негативным в марте 2014 г., а в марте 2016 г. уже 54% опрошенных заявляли, что Сталин сыграл положительную роль в истории страны. Примерно столько же респондентов считают его мудрым руководителем, который привел СССР к процветанию. При этом 60% россиян не хотели бы жить и работать при таком руководителе, но это число сокращается – в октябре 2008 г. таких было 74%. В то же время две трети опрошенных считают Сталина тираном, виновным в уничтожении миллионов невинных людей, хотя 23% из них признаются в позитивных чувствах к нему. Около половины опрошенных считают сталинские репрессии преступлением, но все больше тех, кто полагает, что в них была политическая необходимость.

Россияне хотели бы жить в другие, более благополучные времена, а для каждого времени подходит свой тип руководителя, который мог бы решать задачи этого времени, поясняет замдиректора «Левада-центра» Алексей Гражданкин: «Сталин, по мнению россиян, был подходящей фигурой для руководства страной во время войны, в критическое время, когда требовалась жесткая рука. И сейчас он более подходящая фигура. При этом жить в такие времена россияне бы не хотели». В последние два года тип такого руководителя, который опознается под именем Сталин, стал более востребован – это связано с изменением климата в стране, говорит социолог. Сталин – самая противоречивая фигура истории, изменение его восприятия связано с тем, насколько такой стиль руководства соответствует эпохе, в которой мы живем, подчеркивает Гражданкин: «При этом волна беспокойства, которая была в 2014 г., идет на спад, и если никаких новых раздражителей для общественного мнения не появится, если внешняя обстановка и материальное положение не будут усугубляться, то и отношение к нему и такому типу руководителя постепенно будет меняться».

Есть социальная память, и люди помнят, что время Сталина – это война и жесточайшее раскулачивание, а жить в такое время не хочется, говорит политолог Алексей Макаркин: «Хочется поиграть в компьютерную игру, где маршал Жуков берет Берлин, но жить в стране, где тебя могут выкинуть из дома, не хочется. Так что Сталин – это еще и эпоха. Жить скорее хочется как при Леониде Брежневе, хотя это тоже не идеал». Нынешние сталинисты могут поностальгировать, что при Сталине был порядок, но сами при таком порядке оказаться бы не хотели, считает эксперт: «Образ Сталина очень противоречив: он выиграл войну и был борцом с коррупцией, элита при нем не могла раскрутиться, считают россияне, при этом они понимают, что страшновато жить при таком правителе, и когда говорят о цене вопроса – можно ли оправдать террор с моральной точки зрения, – то считают, что оправдания этому нет. Так что вроде бы неплохо, если бы вождь величие обеспечил, но с другой стороны – страшновато». Отношение к Сталину будет зависеть от информационной ситуации, положение будет ухудшаться, число стихийных сталинистов вырастет, полагает Макаркин, но масштабного роста позитивного отношения вряд ли можно ожидать.

[Алексей Левинсон]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...ko-bolshinstvo
Статья опубликована в № 4053 от 12.04.2016 под заголовком: Наше «мы»: Немногопартийность

Для такого общества парламент и партии не имеют практического значения
12.04.2016

«Левада-центр» предложил будущим избирателям несколько вопросов об их отношении к политическим партиям. Излагаемое ниже – не электоральный прогноз, а обсуждение того, как выглядит наша партийная система в глазах российских граждан.

Существуют всего пять партий, про которые более половины избирателей говорят, что их «знают», (что скорее значит «признают»). Это «Единая Россия», КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия» и «Яблоко». Однако между таким «знанием» и готовностью поддержать партию своими голосами есть разница. Она и для ЕР – в разы, а для прочих – в десятки раз. Выходит, что граждане не будут за них голосовать не потому, что их не знают, а как раз потому, что их знают.

Какой парламент нужен нам? Многопартийный или малопартийный или вообще однопартийный? За такой парламент, в котором заседают «множество относительно небольших партий», выступают лишь 8% избирателей. Четверть россиян вполне устроила бы Дума с одной-единственной партией (и мы догадываемся с какой). Но наиболее распространенное мнение (45%) следующее: нам нужна система из «двух-трех больших партий». Вот какова, казалось бы, воля электората. Но голосов этих же самых избирателей даже на две большие партии не наберется, не говоря о трех. «Единая Россия» может претендовать на название «большой», ее поддержать сегодня намерены около 40%, но тех, кто обещает проголосовать за КПРФ и ЛДПР, вместе взятых, менее 20%.

Наш нынешний парламентаризм – сложное явление. Исполнительной власти, при всей ее склонности к гегемонии, парламент, безусловно, нужен. И не только как декорация, и не только как «принтер». Да, Дума не место для дискуссий, но она стала действительно одной из площадок, где «решаются вопросы», где сталкиваются и находят компромисс интересы. Дело только в том, что интересы – осознанные, а далее и оформленные, получившие своих выразителей – есть отнюдь не у «всего народа», не у «большинства», а лишь у «меньшинств», каковыми у нас являются бизнесы, корпорации, организации. В этом ничего порочного нет. Дело за тем, чтобы все общество предстало как сложный конгломерат «меньшинств» – профессиональных, региональных, социальных и проч. Их представители посредством какой-то партийной системы войдут в парламент для согласования своих многообразнейших интересов. Заметим попутно, что это переплетение меньшинств прочнее, жизнеспособнее единого монолитного большинства. Ведь единство такового обеспечивается каким-то единым и единственным фактором, а в конгломерате меньшинств факторов взаимозависимости и связи – множество.

Общество пока видит себя лишь как «большинство». Для такого не разобравшегося внутри себя большинства парламент и партии – вещи с символическим, а не практическим значением. Потому сейчас (пока телевизор их не растормошил) 46% еще не имеют сколько-нибудь оформленных решений об участии в выборах. И ровно пополам разделились ожидания публики насчет того, будут предстоящие выборы «реальной борьбой за власть и места в Думе» или это «будет лишь имитация борьбы, а распределение мест в Думе будет определено по решению властей».

Автор – руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»

[Открытый город]

https://www.opentown.org/news/112819...BB%D0%B5%D0%B5
источник: navalny.com

Смотрите, интересно. Опрос Левада-центр: о чём граждане хотят спросить Путина на его прямой линии (она будет в четверг).

Вся любимая Кремлём и Путиным повестка, плотно забившая телеэкраны — Сирия, Турция, Украина, Донбасс, терроризм и международные отношения — в самом конце рейтинга.

Уступает даже графе «без толку спрашивать».

http://www.levada.ru/2016/04/1...

Люди хотят узнать о том, почему лекарства такие дорогие, рубль такой дешёвый, как прожить на пенсию и «когда перестанете ставить у власти своих дружков».

Однако, что-то мне подсказывает, что в четверг с народом поговорят больше о взятии и восстановлении нашей родной Пальмиры, а вовсе не о «воровство чиновников, Сердюков и Васильева».

[Алексей Левинсон]

http://www.vedomosti.ru/opinion/colu...-stalo-porovnu
Статья опубликована в № 4063 от 26.04.2016 под заголовком: Наше «мы»: Чем богаты

Как россияне воспринимают свое материальное положение
25.04.2016

Социологи предлагают людям несколько формул для описания их материального положения. Ответ с формулировкой «Нам хватает денег на питание и одежду, покупка более дорогих вещей, таких как телевизор или холодильник, вызывает у нас проблемы» выбирает в последние годы половина опрошенных (весной 2014 г. – 57%, нынешней весной – 55%). С точки зрения этого большинства, есть те, кто беднее, чем они. Это заявляющие «Нам хватает денег на питание, но не хватает на одежду» (два года назад их было 12%) и говорящие «Нам не хватает денег даже на питание» (их было 2%). Будем условно именовать эту часть населения «бедные».

Есть другая часть, которая может себе позволить больше, чем «среднее» большинство. Назовем их «зажиточные». Это 26% выбиравших в апреле 2014 г. ответ «Мы можем покупать некоторые дорогие вещи, такие как холодильник или телевизор, но не можем купить автомобиль» и еще 2% говорящих, что у них нет этих материальных ограничений. Динамика тучного десятилетия состояла в том, что «бедных» становилось меньше (они попадали в «средние»), а «зажиточных» больше (туда поднимались из «средних»).

Посмотрим, как в последние два года ощущали свое положение три возрастные группы, которые мы условно назовем «молодежь» – с 18 до 25 лет, далее «активный возраст», а с 55 лет – «пожилые». В апреле 2014 г. в среде молодых было совсем мало (6%) относивших себя к тем, кого мы обозначили как «бедные». Среди людей активного возраста таких было вдвое больше (12%), в старших возрастах – еще вдвое больше (24%). «Зажиточных» было около трети и среди молодых (31%), и среди активного населения (34%). А в старшем возрасте их было вдвое меньше. Таким образом, два года тому назад в молодежной среде преобладание соотношения «зажиточных» над «бедными» было пятикратным, в среде активного населения – трехкратным. Среди старшего возраста, наоборот, «бедных» было в полтора раза больше, чем «зажиточных»: 24 и 15% соответственно.

Положение среди пожилых неблагоприятное, но оно оказалось устойчивым. К нынешнему марту соотношение оставалось почти таким же: 26% «бедных» и 14% «зажиточных». А вот в более молодых возрастах перемены были очень резкими. «Зажиточных» стало ощутимо меньше: в молодежной категории показатель снизился с трети до четверти (с 31 до 25%), в группе активного возраста их стало 29% вместо 34%. Но наиболее сильно ощутили кризис те, кто беднее. «Бедных» стало почти в 2 раза больше среди активного населения (20% вместо 12%) и втрое больше среди молодежи (19% вместо 6%).

Итак, весной 2014 г. у нас во всем населении «бедных» было вдвое меньше, чем «зажиточных» (14 и 28% соответственно). Теперь, весной 2016-го, их поровну (23 и 23%). Часть публики винит в ухудшениях упавшие нефтяные цены, часть – наших чиновников. Доля считающих, что дела в стране «идут в правильном направлении», которая составляла 58% весной 2014 г., снизилась до 51% нынешней весной. Однако доля одобряющих деятельность Владимира Путина на посту президента как была равна 82%, так и осталась равна 82%.

Автор – руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра»

[Newsland]

http://newsland.com/user/4297807604/...identa/5207564
16:19 29.04.2016

Согласно опросу Левада-центра, лишь 17% опрошенных россиян приняли бы участие в массовых демонстрациях в поддержку политики президента и правительства.

При этом 73% респондентов сказали, что не принимали бы участие в таких мероприятиях.

Кроме того, в демонстрации с протестом против экономической и социальной политики властей лишь 11% согласились бы принять участие. При этом 79% опрошенных ответили на этот вопрос отрицательно.

Ранее опрос показал, что деятельность Владимира Путина на посту президента России одобряют 82% граждан.
Источник: www.gazeta.ru