477. Мемория. Евгений Ясин

[Евгений Ясин]

http://www.echo.msk.ru/blog/yasin/1227858-echo/
29 декабря 2013, 11:50
После понедельника остаётся только вторник, и я надеюсь, что за это время уже ничего приметного в нашей общественной жизни не случится. Да и оглядываясь назад, на завершающийся год я ничего особо приметного не вижу, кроме двух событий, во-первых, успеха Алексея Навального на выборах московского мэра, когда он показал, что демократы, если им не мешать, могут набирать много голосов; во-вторых, освобождение (на прошлой неделе) Михаила Ходорковского после 10-летнего заключения. Может быть, это мой специфический взгляд, и другие люди найдут иные акценты. Но мне кажется наиболее важной линия политических реформ, демократизации современной России. На этой линии указанные события образуют два ярких пятна.

Обратимся на 20 лет назад: осенью 1993-го года президента Борис Ельцин распустил парламент, и 4 октября танки стреляли по Белому дому.

Ещё 5 лет назад: I съезд народных депутатов подводит итоги демократических выборов.

В России и в СССР начинается новая жизнь, воздух свободы перемешивается с назревающим экономическим кризисом, порождаемым крахом плановой экономики. После падения цен на нефть в 1986-ом году отсрочка для провозглашенного у нас социализма кончилась, с 1973-го года в мире уже начался отсчёт новой экономики с более дорогой нефтью и более инновационной, рассчитанной на производительность и экономию. В 1986-ом году спрос на топливо упал, чтобы повыситься уже только в 1999-ом году.

1991-ый год. У нас происходят решающие события: августовский путч, приход к власти демократических сил, распад СССР. Революция. С начала 1992-го года начинаются рыночные реформы. К концу года лидера реформ, Егора Гайдара отправляют в отставку, но основные реформы уже либо сделаны, либо запущены. Россия становится страной с рыночной экономикой. Её становление сопровождается трансформационным кризисом, в ходе которого Чубайс завершает массовую приватизацию и финансовую стабилизацию: в 1997-ом инфляция падает со 131% в 1995-ом году до 11% в 1997-ом году.

Упомянутые события 1993-го года означали поражение демократии в борьбе со становлением рыночной экономики. Поражение – я не оговорился. Принятая в декабре 1993-его года Конституция, во многом прогрессивная, содержала в то же время статьи, открывавшие возможности чрезмерной концентрации власти в руках президента. В дальнейшем эти возможности использовались всё больше.

У нас в конце 80-х – начале 90-х годов сложилась не полноценная демократия, а протодемократия, полупродукт, отражавший степень готовности страны к желаемым политическим переменам, слишком сложным, чтобы получиться сразу, как вышло с рыночной экономикой. Хотя и с ней вышло, конечно, не сразу.

1996-ый год. Выборы президента. Б.Н. Ельцин победил, хотя между его сторонниками образовались группы за выборы и за государственный переворот. За выборы выступали реформаторы и группа крупных бизнесменов, успевших воспользоваться первыми итогами рыночных реформ. Им было не до демократии.

Недостаток демократии чреват усилением бюрократии. Вскоре между олигархами, как назвали группу крупного бизнеса и бюрократами, в том числе реформаторами в правительстве, разгорается конфликт. Поначалу он был незаметен для публики, но, потом, когда преемником Ельцина стал В.В. Путин, конфликт вышел наружу. Открыто он проявился в 2003-ем году, когда началось судебное преследование М. Ходорковского и П. Лебедева.

Он вышел, на самом деле, раньше, когда объектом преследования стали В. Гусинский и Б. Березовский, но тогда ещё можно было думать, что борьба идёт за контроль над СМИ, а не бюрократии с бизнесом. Процесс над Ходорковским всё поставил на свои места. Проиграли не только олигархи, но и реформаторы. Победу одержала бюрократия, прежде всего силовая.

В сущности, с прихода нового президента в 2000-ом году, а в полной мере – с 2003-2004 гг. начался второй этап в развитии страны после революции 1989-93 гг. Я бы сказал, его главной целью была поставлена политическая стабилизация, включавшая и удержание власти в руках команды, которая получила её в 2000-ом году. Я называю этот режим «дефектной демократией», используя термин, предложенный западными политологами. В данном случае дефектность означает не только фальсификацию выборов, но применение гаммы приёмов, позволяющих правящей партии удерживать власть.

Режим, установившийся на втором этапе, контролировал развитие политических институтов примерно 11 лет. При этом многое говорило о возрождении методов, хорошо известных в России, особенно с советского периода, но также и с дореволюционных времен, включая даже период до отмены крепостного права. Можно понять, эти методы и приёмы были известны из прошлого и прежде всего приходили на память, когда властями ставились соответствующие задачи. Главным образом речь идёт о задачах, требовавших нарушения принципов верховенства права.

В 2011-ом году на парламентских выборах произошел первый качественный перелом. Фальсификации, допущенные на выборах, вызвали массовое протестное движение. Это была первая точка на вновь открывающемся пути к демократизации.

Победа на президентских выборах в марте 2012-го года дала В.Путину надежду вернуть общество в те рамки, в которое оно было втиснуто на втором этапе. Отсюда подходящая обстановка, подготовленная для проведения манифестации оппозиции 6 мая, которая позволила провести известные «болотные дела». Законы об «иностранных агентах», «Димы Яковлева» и др., спешно одобренные Федеральным Собранием и т.д.
Но, на мой взгляд, эта кампания не принесла желанных результатов. Это показали суд над А. Навальным и манифестация перед Госдумой в июле 2013-го года.

Теперь попытаемся уловить логику событий и роль в ней уходящего года.

Выборы 2011-го года позволили предположить, что второй этап политического развития России после демократической революции заканчивается. Начинается третий этап, суть которого – постепенное развитие современной политической системы в направлении демократизации. Эти выборы – первая точка. Вторая и третьи точки приходятся на 2013 год. Это успех Навального на выборах московского мэра. И, наконец, третья точка – освобождение Ходорковского. Обе точки пройдены при противостоянии и всё же при содействии нынешней власти.
Я ничего не хочу сказать, как говорили у меня на родине, в Одессе. Просто мы выходим в полуфинал. Кажется!?

Желаю всем счастья в Новом году!

[Евгений Ясин]

http://www.echo.msk.ru/blog/yasin/1232232-echo/
05 января 2014, 12:45
Первая передача в наступившем году обязывает быть доброжелательным и позитивным. Я постараюсь.

Ожидания, что касаются экономики. Говорят, что в США уже подъем, ожидают рост на 3%. Возможно, это окончание мирового кризиса, который начался в 2008 году. Не стал бы ориентироваться на подобные прогнозы. Я думаю, что заряд неблагоприятных тенденций, связанный с подорожанием природных ресурсов еще в 1973 году (переход от индустриальной к экономике), а также с решением председателя ФРС Алана Гринспена 2001 года улучшить настроение в деловом мире и в Америке после нападения террористов на Всемирный торговый центр и оживить американскую экономику (снижение учетной ставки ФРС с 6 до 1%), еще не исчерпали свою силу. Но более или менее равновесное состояние, видимо, уже достигнуто.

В России тоже. Прошлый год у нас кажется плохим, потому что наблюдалось значительное снижение темпов роста экономики. Но началось оно раньше, во второй половине 2012 года. А сейчас скорее дело подошло тоже к равновесию: стагнация с перспективой роста в нынешнем году на 1,5-2,0%. Мало, но дальнейшего падения ожидать не стоит. Нужен более интенсивный рост, но он, кажется, нам в этом году не светит. Но и спада не будет, рыночная экономика работает и минимальный уровень деловой активности обеспечит. Для роста же требуется заметное увеличение производительности, чтобы перекрыть снижение численности работников. Если даже производительность вырастет на 5%, как она росла до 2008 года, то все равно повышение объема ВВП не превысит 4%. Добиться же подъема производительности на 6% - это трудная задача, требующая серьезных реформ и улучшения настроения бизнеса и всего общества. Пока такое развитие событий не укладывается. Хотя, возможно, изменение в 2014 году политической ситуации в направлении, подсказываемом освобождением Ходорковского, создало бы задел на 2015 и последующие годы.

Теперь о политике. И здесь заметных изменений я не ожидаю. Президент Путин обеспечил себе устойчивое положение, а его предпочтение консервативно-патриотическому направлению в политике не сулит сигналов о сдвигах, способных оживить деловую активность и общественную жизнь.

Но выскажу пожелания. Хотелось бы, чтобы выросла активность либеральных и демократических сил. Оживление других направлений политической идеологии, левых или националистов всех мастей, чревато весьма негативными последствиями. Говоря о либералах и демократах, я, кончено, не имею в виду Жириновского, ибо его партия, заняв в своё время многообещающие понятия, сейчас окончательно определилась как сила националистическая. Но суть дела в том, что необходимые для успешного развития политические изменения в стране возможны только на путях демократии и либерализма. Причем, предпочтительно в умеренных формах.

Я также всем нам желаю, чтобы политические силы этих направлений укреплялись и добивались единства действий, хотя бы по конкретным вопросам.

На этом остановлюсь с твердым обещанием обсуждать отмеченные вопросы в течение всего 2014 года.

[Евгений Ясин]

http://www.echo.msk.ru/blog/yasin/1236372-echo/
12 января 2014, 12:00
Впереди год, от которого многое зависит. В том числе от расстановки сил между либералами и государственниками. Я преднамеренно упрощаю и сокращаю список до предела. Позже расскажу об усложнениях.

Сначала о либералах – сторонниках свободы.

Я сам либерал. И воспринял смысл этого понятия из моих экономических занятий. В экономике либеральная концепция означает, что надо дать достаточную свободу рыночным силам, чтобы рынок создавал достаточные стимулы для насыщения спроса, повышая цены, и тем самым снижая эффект от роста предложения. Таким образом для каждого товара на рынке находится точка равновесия, баланс спроса и предложения. Дефицита не бывает.

Кроме того, вам нужно, чтобы данный товар на рынок предлагало достаточное количество продавцов. Тогда между ними будет конкуренция, повышающая качество и разнообразие видов данного товара, а также снижающая цену. Цена будет снижаться, пока не будет достигнуто новое равновесие спроса и предложения. Это касается самых разных сторон рынка.

Но рынок подвержен многочисленным недостаткам. Например, порождаемые им мотивации среди агентов вызывают массу злоупотреблений, мошенничества, случаи насилия. Рынок неизбежно порождает богатых и бедных, богатые хотят реализовать свои преимущества, бедные хотят защиты. На всё это обращают внимание государственники и требуют принятия мер, которые устранили бы эти недостатки или, по крайней мере, ввели бы их в какие-то рамки. И они тоже правы. Вопрос в мере.

Дело в том, что если государство действует по каждому случаю негативных проявлений рыночных механизмов, тогда рыночные механизмы утрачивают свои позитивные свойства. Их заменяют бюрократические регуляторы или административные команды. Поток случаев, когда кажется необходимым государственное регулирование, быстро переполняет грань, когда рынок представляется худшим вариантом. Тогда бюрократия его разрушает, лишает свойств, которые, – что доказано в экономической науке, – оптимизируют удовлетворение потребностей и использование ресурсов. Во всяком случае, приближают экономику к состоянию оптимума.

Поэтому, признавая доводы государственников, я остаюсь либералом, прежде всего в экономике, в указанном смысле. Но при этом глупо отрицать пользу от системы законов и объективных судебных решений, которые вводят рынки в определенные рамки. Они должны быть таковы, чтобы предприниматель знал, что может добиться прибыли, роста выпуска и своего признания только одним путём – повышением производительности. Если же наблюдаются случаи извлечения ренты, других доходов, носящих антиобщественный характер, значит, лучшие рамки для функционирования рыночных механизмов не найдены.

Если они найдены, и только они ограничивают деятельность рыночных механизмов, то старые либералы говорят: государство выполняет роль «ночного сторожа», его экономические функции минимальны.

Есть другое понимание либерализма, политическое. Его придерживаются американцы, например, Нобелевский лауреат Пол Кругман, которого регулярно перепечатывает «Независимая газета». Либерализм в американском понимании означает, с одной стороны, выполнение всех требований в отношении прав и свобод человека, независимо от того, как на это реагирует рынок как экономический институт. Во-вторых, американский либерализм исходит из того, что бедные должны получать поддержку государства, чтобы минимальные (?) требования потребления прав и услуг были удовлетворены. Тогда возникают другие проблемы: рынок успешно работает в том случае, когда у его агентов есть необходимые стимулы для работы, для образования, для охраны здоровья, причем за счёт собственных усилий. Иначе экономика начинает замирать. Поэтому чрезмерное предоставление бесплатных благ и услуг становится вредным. Такие мысли в США высказывают консерваторы, многие из них являются республиканцами. Тогда как либералами считают демократов.

Но на мой, европейский, взгляд, именно позиция этих консерваторов является либеральной. Такого же мнения придерживается большинство европейских либералов: свобода важнее, чем справедливость, которую видят в высоких налогах и максимальных социальных выплатах.
Надо, однако, иметь в виду, что в разных странах развитие государства и общественных институтов шло разными путями. Американские консерваторы вооружены своими традициями, которые изначально предполагали полную ответственность личности за свою жизнь, полное самообеспечение. А у нас в России преобладает иная традиция: самодержавие, высокая степень централизации, власть государства, подавляющая граждан, требующая превосходства его нужд над личными правами. А заодно и патернализм, забота о бедных и убогих.

Различие позиций очевидно.

Могу сказать, что российские либералы не могут согласиться с этой позицией. Им ближе взгляды американских консерваторов, которые близки и европейским либералам.

Мои сегодняшние размышления могут показать абстрактными и мало злободневными. Но это не так. Они, возможно, такими кажутся в начале разговора. А я считаю важным начать такой разговор в новом, 2014-ом году. И мы увидим, они очень актуальны.

[Евгений Ясин]

http://www.echo.msk.ru/blog/yasin/1259848-echo/
16 февраля 2014, 11:42
Первого февраля был день рождения Бориса Ельцина. А 4 февраля в Высшей школе экономики Фонд имени Б.Н. Ельцина и Фонд «Либеральная миссия» отмечали эту дату.

На встрече не было лидеров высокого ранга. Правда, из эпохи 90-х и сподвижников Ельцина были государственный секретарь того времени Геннадий Бурбулис, а также два вице-премьера – Борис Салтыков и Яков Уринсон, ну и я – министр экономики и без портфеля в 1994–1998 гг.

Но что более важно, собрались люди, для кого содержание и значение событий того времени были интересны, по-настоящему. Во всяком случае для меня, непосредственного участника событий тех лет, этот вечер стал поводом, чтобы ещё раз задуматься о роли тех лет в нашей истории и, что особенно существенно, в её будущем.

Два момента я хочу сегодня обсудить. Во-первых, значение событий начала 90-х, включая роль в них Бориса Николаевича. Во-вторых, как мы сегодня откликаемся на эти события, можно ли ожидать их ощутимого влияния на наше будущее, на перспективы России.

По первому моменту. Я уже пожилой человек. В начале 90-х мне уже было около 60 лет. И то, что тогда происходило, мне представлялось не просто важным, а историческим переломным моментом в истории страны. Горбачёв, как я думаю, начинал перестройку, имея в виду прежде всего демократические цели. Он непосредственно их не достиг. Но они способствовали рыночным реформам, распаду СССР и формированию на его месте ряда национальных государств, ныне наиболее современного типа государственной устройства. Что же касается демократии как политической системы, то она не получилась тогда, её нет и сегодня. В лучшем случае, в терминах политологов В. Меркеля и А. Круассана – есть «дефектная демократия». Я полагаю, стараясь трезво смотреть на прошлое – Ельцин не был настоящим демократом. По своему характеру он был бойцом, настроенным на победу, в том числе на победу лично свою. Такую победу он одержал. Зато в новой Конституции, 20-летие которой мы недавно отмечали, президент получил полномочия, равные полномочиям Съезда народных депутатов, определённым в терминах государства, где нет разделения властей.

Но реформатором он был, причём очень масштабным. До него мы имели страну, построенную в виде феодально-бюрократической иерархии. Идеал коммунистического правления! После Бориса Ельцина мы получили рыночную экономику, систему с несравненно более гибкой сетевой структурой, с ячейкой в виде торговой сделки, в которой каждая сторона несёт всю полноту ответственности, но может рассчитывать на доверие и ответственность партнёров. История показала, что такая система несравненно эффективней и долговечней, чем иерархия, основанная на насилии.

Ельцин поверил Гайдару, и важнейший комплекс реформ был осуществлен буквально в 500 дней. Вы можете сомневаться. Да и реально реформы в части приватизации и финансовой стабилизации проводились дольше. Но всё же сегодня мы – страна с рыночной экономикой, где более или менее свободные цены, благодаря чему не бывает дефицита, мучившего нас 70 лет. И ещё есть относительная свобода предпринимательства, играющего всё более важную роль. Можете сомневаться в том, что у нас хороший, эффективный рынок. Но он есть. Это заслуга Ельцина и Гайдара. Заслуга столь важная, что я даже не буду стараться удлинять список.

Второй момент: наш отклик на события того времени сегодня и что можно ожидать в перспективе?

В том-то и дело, что, создав, рыночную экономику, эпоха Ельцина предопределила развитие в стране трёх крайне важных вещей: верховенство права, свободу конкуренции и демократию. По списку этих вещей уверен, у вас тоже есть сомнения и недоверия. Понимаю, сам испытываю подобные чувства. Но всё же я воспитан в традициях марксизма, включая представление о закономерностях исторического процесса. Сравнительно недавно я узнал, что в других терминах примерно о том же пишут приверженцы институциональной теории: Институты – правила игры, усвоенные большим числом людей образцы поведения, опирающиеся на устойчивые взаимосвязи в экономике.

Так вот, если вы восстановили рыночную экономику, вам придется ввести жёсткие стандарты права, регулирующие отношения между людьми, скажем, в торговле или при смене правителей. Иначе рынок будет неэффективным, и все будут страдать, пока массовое движение или разумность парламентариев не заставит принять на сей счёт строгие законы. А главное – их выполнять, всем ревностно следить, чтобы они выполнялись. На рынке нет (не должно быть) хозяина. Поэтому там должен быть жёсткий порядок, построенный на учёте интересов, прав и ответственности участников. Право становится условием свободы и эффективности. Право выше начальства. Или начальство с необъятными полномочиями, или свободный рынок со строгим порядком.
Право создаёт условия для свободы и конкуренции. Конкуренция создаёт стимулы к энергичной деятельности, к инновациям. В политической сфере это демократия.

Может быть, я ошибаюсь. Но наверняка это относится главным образом к срокам: предвидимые мною изменения, следующие за реформами, проведенными при Борисе Ельцине, могут произойти раньше или позже. Но движущие силы для них уже созданы. Они могут не произойти вообще, поскольку есть могущественные силы, им противодействующие. Однако в последнем случае судьба нашей страны может оказаться печальной, ей будет грозить упадок.

В таких случаях в обществе зреют мотивы, толкающие людей на борьбу за прогресс. Мы уже видели людей в такой борьбе после выборов 2011-го года. Это влияние Ельцина и Горбачёва.

[Евгений Ясин]

http://www.echo.msk.ru/blog/yasin/1289832-echo/
30 марта 2014, 06:41
Я выбрал эту тему, чтобы в нынешний период быстротекущих событий и их чрезмерно эмоциональных оценок напомнить известное высказывание: «В России за 20 лет меняется всё, а за 200 лет — ничего».

На самом деле это касается не только России, но всех, просто у нас преувеличенное представление о том, что и как происходит у нас. А, во-вторых, за 200 лет всё же происходят важные изменения, просто они требуют больше времени, и люди определенного положения обычно не видят либо начала этих изменений, либо их конца. Среди того, что происходит при их жизни, они вдруг узнают, если читают исторические сочинения, — нечто похожее на то, что было 200 лет назад. Например, в 90-е годы ХХ века находили много общего с реформами Александра II 60-х годов XIX века.

Но в этом нет ничего удивительного. И здесь вернусь к заголовку сегодняшнего анонса: «Институты меняются медленно». Но я только сейчас, через 25 лет после начала нынешних реформ и развития последовавших за ними событий, стал улавливать глубинную логику переживаемых нами изменений.

Обращусь к авторитету Дугласа Норта, одного из видных теоретиков институциональной школы. В одном из своих трудов, опубликованном у нас в 1993-ем году, он пишет о том, как формировались рыночные отношения, в том числе — отношения обмена (Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение / Thesis, вып. 2, 1993, М; цит. по «Экономическая история, хрестоматия», М., 2008, ГУ ВШЭ, 85–86).

Отвлекитесь от злобы дня, подумайте, Норт пишет о давних временах формирования рынков, размышляет о протекавших тогда процессах.

Сначала простая модель персонализированного обмена: небольшое число участников многократно совершают однотипные сделки друг с другом, хорошо зная всех участников. Обман, злоупотребления невозможны, транзакционные издержки весьма низки, несравнимы с издержками производственными. Но обмен втиснут в очень узкие рамки и пользы от него немного.

Второй шаг. Расширение обмена ведёт к увеличению числа участников и худшему знакомству их друг с другом. Они вступают в «мир специализированной взаимозависимости», где можно получать продукты более высокого качества, изготовленные с меньшими производственными издержками. Но это уже неперсонифицированный мир, где не все хорошо знакомы, где появляются возможности обмана и злоупотреблений, транзакционные издержки резко возрастают.

Третий шаг. Чтобы сохранить выгоды увеличения масштабов обмена и свести к приемлемым величинам, транзакционные издержки, стали создаваться сложные институциональные структуры, снижавшие размеры потерь. «В результате, — пишет Норт, — в современных западных обществах сложились системы договорного права, взаимных обязательств, гарантий, торговых марок, сложные системы мониторинга и эффективные механизмы проведения законов в жизнь. Короче говоря, мы имеем хорошо специализированные и надежно охраняемые права собственности.

...Обслуживание сделок поглощает огромные ресурсы (хотя в расчете на одну сделку эти издержки невелики), но производительность, связанная с выигрышем от торговли, возрастает ещё больше... За вышеперечисленными институтами стоит куда более сложная институциональная структура, которая позволяет специфицировать и защищать права собственности...

Институциональная надёжность имеет принципиальное значение, поскольку она означает, что, несмотря на постоянное расширение сети взаимозависимости, ... мы можем быть уверенными в результатах» (там же, стр. 87)

Извините за длинную цитату, я её сокращал, как мог. Но мне было очень важно дать читателями и слушателям представление об институциональной основе рыночной экономики. Это касается и политической системы. Исключительно важно понять, какую огромную роль играет эта институциональная сеть для современного общества. Не знаю, привлек ли я ваше внимание.

Рыночная экономика вновь появилась в России 25 лет назад. Необходимые для её работы институты были разрушены большевиками почти до основания. Их нужно было создавать заново. И надо признать, многое уже сделано. Но, увы, далеко не всё. Снова мы наблюдаем столкновение нововведений, важных для развития рыночных механизмов, для повышения эффективности экономики и, с другой стороны, традиций, идущих от советского и даже гораздо более далекого прошлого; от противостояния иерархии и сети, приказа и договора.

Институциональные структуры рынка и демократии формируются медленно, иногда в них пробиваются традиционные формы, снижающие эффективность, но облегчающие приживаемость новых институтов. А иногда и затрудняющих. Жизнь полна противоречий, но такова жизнь. Важно, чтобы необходимые для рыночной экономики свободы и конкуренции, верховенство права приживались и шаг за шагом усиливали своё влияние.

До встречи.

[Евгений Ясин]

http://www.echo.msk.ru/blog/yasin/1317646-echo/
11 мая 2014, 06:42
Тектонические сдвиги в современном мировом сообществе в нашей части мира происходят в основном между нашей страной, недавней Великой империей, и странами европейской цивилизации Запада, ныне наиболее развитыми технологически и институционально.

После II Мировой войны в течение 40 лет положение в мире определялось противостоянием двух сверхдержав – США и СССР, и двух коалиций стран: западных, капиталистических, к которым затем добавилась Япония, и восточных, социалистических. В связи с перестройкой и реформами, распадом СССР, обстановка радикально изменилась. Главное изменение – крушение коммунистического режима, переход России и большинства других бывших союзных республик к рыночной экономике.

В течение последующих 10–12 лет мы стремились приобщиться к этой цивилизации, чтобы пожать её плоды, а её ведущие носители показывали готовность помочь нам в этом деле. Тогда я сам активно участвовал в нашем сотрудничестве и, – можете считать меня наивным простаком, – не видел никаких свидетельств хитрых манёвров и тайных замыслов. Желание воспользоваться новыми возможностями было искренним и сильным с обеих сторон. Конечно, сложности жизни вскоре проявились, но был период, наверное, между 1992-ым и 1998-ым годами, когда чувства дружбы и солидарности преобладали.

Потом, на переломе столетий, началось некоторое охлаждение. Администрацию Клинтона остро критиковали республиканцы в преддверии выборов. Русские каждый раз создавали предлоги: то кризис 1998-го года, то какие-то «махинации» российских ловкачей. Мне казалось, что Моника Левински и мы стали важнейшим фактором поражения демократов в США. Вряд ли это было так, но в общественном мнении развитых стран витало какое-то пресыщение Россией и рыночными реформами.

Сейчас говорят, что Путин с начала своего первого президентского срока был весьма ориентирован на Запад, ставил вопрос о вступлении России в НАТО, но встретился с прохладным отношением партнёров. Видимо, демонстрируя дружбу, они все в своём круг склонны были приписывать себе победу в холодной войне и проводить в России в какой-то мере политику победителей.

Вспоминаю события в Югославии, саммит в Стамбуле: нотки пренебрежительного отношения к нам проскальзывали.
Но более заметно отношения между Россией и Западом стали меняться с конца первого президентского срока Путина, когда в 2003–2004 годах в российской внутренней политике стали проявляться тенденции к ограничению демократии, особенно к положению в СМИ, к выборам, к бизнесу. Можно сделать выводы об отходе России от политики, которая позволяла причислять её к новым членам сообщества демократических стран.

При этом экономическое положение страны улучшалось, нефть дорожала, Россия могла позволить себе бóльшую независимость. Последний момент тесной дружбы, как я помню, это звонок Путина новому Президенту США с выражением солидарности после нападения террористов на Всемирный Торговый Центр и готовность совместно бороться с терроризмом. Конечно, это было полезно для приравнения к терроризму борьбы с сепаратистами в Чечне, но всё же единство интересов России и западных стран было подчеркнуто.

Всё же после этого в отношениях между Россией и странами Запада пролегла грань обособления, особенно из-за ограничений демократии. У нас принято зубоскалить относительно пренебрежительного или даже неприязненного отношения западных политиков или бизнесменов к различным ценностям демократии, которые порой мешают конструктивной работе, применяются формально. И в этом мы ищем оправдание для себя: дескать, отживающие символы. Но если посмотреть серьёзно, то обычно мы должны увидеть глубинный слой взаимосвязанных норм, ценностей, институтов, которые заставляют людей в большинстве развитых стран, пусть со смешком, но очень серьёзно относиться к свободе и демократии, к своим и чужим правам. Это не шутки, это пласты культуры, сложившейся за последние 150–200 лет. Культуры, которую и мы должны ныне создать и усвоить у себя. Повышение благосостояния зависит от культуры много больше, чем от цен на нефть.

Следует также отметить, что, осуществив в 90-е годы важные реформы, мы всё же оказались последней распавшейся империей, поданные которой в своё время привыкли пользоваться привилегированным положением, а сейчас многие чувствовали его утрату, ощущая ко всему враждебное отношение вчерашних своих сограждан или соседей.
Новая волна обострения отношений возникла в 2008-ом году в связи с событиями вокруг Южной Осетии и Абхазии. Очевидно, они были связаны с переплетением узлов напряжения внутри распавшейся империи. Тяготение России к восстановлению, хотя бы отчасти, своего прошлого положения было заметно. Но в то же время проявилась и осторожность в преступании границ.

Крым стал следующим шагом. Соблазняло то обстоятельство, что русское большинство готово было высказаться за присоединение к России. Шаг был сделан, а последствия его пока не вполне ясны. Однако наши имперские амбиции ещё раз проявились, в том числе в эйфории, охватившей большинство россиян в связи с этим поводом.
Открывалась ещё одна возможность присоединение к России юго-восточных регионов Украины, скажем Донецкой и Луганской областей. Вновь сработала осторожность, Россия предпочла какое-то правовое решение, чем ещё один акт проявления имперских амбиций.

К тому же ситуация здесь не то, что в Крыму.

Согласно исследованию Киевского международного института социологии, в областях Юго-Востока (Днепропетровская, Донецкая, Запорожская, Луганская, Николаевская, Одесская, Харьковская, Херсонская) за отделение от Украины и последующее присоединение к России в середине апреля 2014 года высказалось не более 15% опрошенных, против – 70%. В Луганской и Донецкой областях, наиболее радикальных, приветствовали бы присоединение к России 30 и 27% (Максим Вихров). Но ситуация и сейчас, после Одесского кровопролития 2 мая, ещё далека от разрешения. Я сейчас говорю только о российском выборе, который ещё не определен до конца и окончательно будет зависеть от расстановки сил в Украине.

Всё же в последнем развитии событий в российских верхах можно говорить, видимо, о противостоянии двух основных сценариев.

Один из них – авторитарно-консервативный, набирающий силу с 2003–2004 гг., повышение цен на нефть – источник ресурсов, не зависящий от энергии и настроений населения, – питал его усиление. Его черты – 1) ограничение демократии, развитие иерархии господства-подчинения, сходной с советской структурой; 2) опора на национальные традиции, величие империи. Возможны колебания курсов – от «оттепели» до тоталитарного режима, признаки которого проявились в последние месяцы. На мой взгляд, этот сценарий представляется лишенным перспективы.
Другой сценарий – либеральный. Демократическим его называть не буду, чтобы избежать сравнений с Жириновским. Хотя речь идёт именно о либеральной демократии. Мало кто считает этот путь перспективным. Но соответствующих ему взглядов, согласно социологическим исследованиям, придерживается 15–20 % российского населения. Но именно этот сценарий определяет путь к преодолению кризисных явлений и росту экономики.

Именно его я имел в виду, когда писал о России накануне подъёма. Думаю, у нас ещё будет возможность поговорить о нём в скором времени. В том числе в связи с украинскими проблемами. Этот путь ведёт к возможно более тесному экономическому и политическому сотрудничеству с Западом.

[Евгений Ясин]

http://echo.msk.ru/blog/yasin/1359488-echo/
14 июля 2014, 11:42
Так получилось, что я имею прекрасную возможность встретиться в эфире с радиослушателями в новой передаче – «Выбор ясен». Я воспользуюсь этой возможностью.

26 июня с.г. в Высшей школе экономики состоялся научный семинар, на котором как основной докладчик выступил Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике». Я просил его изложить свои суждения о нынешней внешней политике России и он назвал свой доклад так: «Россия на фоне распадающегося мира: ревизионист поневоле».

Суть этого доклада близко подходит к тем тектоническим сдвигам, которые в последние годы связаны с Россией.

Прошлый раз я писал в анонсе к заключительной передаче «Тектонический сдвиг», что СССР накануне своего распада играл роль второй сверхдержавы и полюса, притягивающего страны, стремившегося противостоять глобальной политике развитых капиталистических стран. С распадом сверхдержавы и крахом коммунизма обозначился важный структурный сдвиг, поистине тектонический, в мировой расстановке сил.

Одни, главным образом на Западе, назвали его нашим поражением в «холодной войне». Лукьянов в своём докладе отметил, что Россия, принявшая роль преемника СССР, поначалу присоединилась, как казалось, к группе рыночных и демократических стран, в большинстве развитых. Но она не была той страной, которая понесла поражения в холодной войне.

Она эту войну выиграла как страна, ибо смогла освободиться от бремени коммунизма. Именно он потерпел поражение в холодной войне.

Но то, что многие деятели на Западе рассматривали Россию как проигравшую сторону, а себя – как победителей, толкало их к выводу, что Запад не должен оглядываться на своего вчерашнего противника, которому не пристало проявлять какие-то амбиции в его новом положении. Россия с таким отношением, когда оно проявлялось, была не согласна. Это стало ясно после поворота самолёта с Примаковым после бомбардировок Белграда, а затем – с рейдом на Приштину во время событий в Косово.

Выражение Лукьянова «ревизионист поневоле» означает на деле, что и в событиях в Украине с февраля 2014-го года Россия подчеркивала в своей политике, что не она как бы поменяла курс, оказывая силовое давление на новое украинское руководство, а то, что она уже давно придерживается политики защиты своих интересов как региональной державы, т.е. державы, имеющей свою сферу влияния и предупреждающей, чтобы другие в эту сферу не лезли. Тем самым она проявила в своей политике характер былой Империи, которую многие наши соотечественники считают чертой национального характера, от которого мы не можем избавиться.

Я был модератором на семинаре, где выступал Лукьянов, и здесь я хотел бы передать точку зрения, которую я там изложил.

Мы не потерпели поражения в холодной войне. Мы как нация её выиграли, избавившись от коммунизма. Реально мы были заинтересованы в том, чтобы примкнуть к группе развитых стран и, сотрудничая с ними, добиться важных для нас институциональных изменений, а именно – создать эффективную рыночную экономику с достаточно сильной конкуренцией, пробудить свободу и энергию предпринимательства, обеспечить верховенство права, в том числе среди предпринимателей и чиновников, вырастить демократическую политическую систему прежде всего как институт общественного контроля.

Но это была одна точка зрения, свойственная, скорее, группе реформаторов. Была и другая точка зрения. Она, скорее, думала, об ущемлении достоинства России. О том, что теперь нужно доказать непреклонность русского характера и восстановить силу и величие державы. Империи, которую как символ величия следует восстановить.

Моё мнение таково: эта вторая точка зрения одержала у нас верх в период около 2003-го года. Она рождалась в ходе конфликта между бизнесом и бюрократией, представляла интересы бюрократии и победила как раз тогда, когда цены на нефть после 15-летнего перерыва снова пошли вверх. Падение деловой активности вследствие угроз бизнесу, когда верховенство права в стране было к тому же опущено до предела, отчасти компенсировалось ростом нефтяных цен. За счёт этого фактора в основном был осуществлен восстановительный рост. В 2008-ом году объем ВВП превысил уровень 1990-го года. Уровень конечного потребления вырос, с учётом повышения платности жилья, здравоохранения, образования повысился против 1990 г. на 30–35%. А против нижней точки 1998-го года он повысился на порядок. Это факты, с которыми всем придётся считаться. Самое главное, что не только цены на нефть, но и преимущества стимулов рыночной экономики также сыграли свою роль. А на поверхности всё выглядело так, будто успехи новой Россией достигнуты благодаря восстановлению порядка и Империи. Точнее, власти, вдохновляемой имперскими идеалами. На самом же деле реальное восстановление произошло в основном по иным причинам, но они лежали в глубине, хотя создавали впечатление, что они были главными. Россия встала с колен и теперь её уже не вернёшь в ущербное состояние.

Но потом начался новый кризис. Он должен напомнить нам, что выбор пока не сделан и мы находимся перед вызовом, может быть, самым сложным за весь период между Крымской войной 1854–56 гг. и нынешними событиями в Украине. Только ответить на него уже нельзя силовыми методами. Систематическая, постоянная и продуманная работа, ориентированная на созидание, на реформы институтов, распространение новых ценностей и норм. По иному сценарию, чем тот, по которому события развиваются сейчас.

До встречи.