*184. Как нам обустроить Россию

[Александр Солженицын]

СЕМЬЯ И ШКОЛА



Хотя неотложно все, откуда гибель сегодня, -- а еще неотложней
закладка долгорастущего: за эти годы нашего кругового наверстывания --
что будет тем временем созревать в наших детях? от детской медицины,
раннего выращивания детей -- и до образования? Ведь если э_т_о_г_о не
поправить сейчас же, то и никакого будущего у нас не будет.
О многобедственном положении женщины у нас -- знают все, и все уже
говорят, тут нет разнотолковщины, и нечего доказывать. И о падении
рождаемости, о детской смертности, и о болезненности рожденных, об
ужасающем состоянии родильных домов, ясель и детских садов.
Нормальная семья -- у нас почти перестает существовать. А болезнь
семьи -- это становая болезнь и для государства. Сегодня семья --
основное звено спасения нашего будущего. Женщина -- должна иметь
возможность вернуться в семью для воспитания детей, таков должен быть
мужской заработок. (Хотя при ожидаемой безработице первого времени это
не удастся так прямо: иная семья и рада будет, что хоть женщина
сохранила пока работу.)
И такая ж неотсрочная наша забота -- школа. Сколько мы выдуривались
над ней за 70 лет! -- но редко в какие годы она выпускала у нас
знающих, и то лишь по доле предметов, да и таких-то -- только в
отобранных школах крупных городов, а Ломоносову провинциальному, а тем
более деревенскому -- сегодня никак бы не появиться, не пробиться,
такому -- нет путей (да прежде всего -- "прописка"). Подъятие школ
должно произойти не только в лучших столичных, но -- упорным движением
от нижайшего уровня и на всех просторах родины. Эта задача -- никак не
отложнее всех наших экономических. Школа наша давно плохо учит и дурно
воспитывает. И недопустимо, чтобы должность классного воспитателя была
почти не оплаченным добавочным бременем: она должна быть возмещена
уменьшением требуемой с него учебной нагрузки. Нынешние программы и
учебники по гуманитарным наукам все обречены если не на выброс, то на
полнейшую переработку. И атеистическое вдалбливание должно быть
прекращено немедленно.
А начинать-то надо еще и не с детей -- а с учителей, ведь мы их-то
всех забросили за край прозябания, в нищету; из мужчин, кто мог, ушли
с учительства на лучшие заработки. А ведь школьные учителя должны быть
отборной частью нации, призванные к тому: им вручается все наше
будущее. (А -- в каких институтах мы учили нынешних, и какой
идеологической дребедени? Начинать менять, спасать истинные знания --
надо с программ институтских.)
В скором будущем надо ждать, очевидно, и частных платных школ,
обгоняющих общий подъем всей школы, -- для усиления отдельных предметов
и сторон образования. Но в тех школах не должно быть безответственного
самовольства программ, они должны находиться под наблюдением и
контролем земских органов образования.
Упущенная и семьей и школой, наша молодежь растет если не в
сторону преступности, то в сторону неосмысленного варварского
подражания чему-то, заманчивому исчужа. Исторический Железный Занавес
отлично защищал нашу страну ото всего хорошего, что есть на Западе: от
гражданской нестесненности, уважения к личности, разнообразия личной
деятельности, от всеобщего благосостояния, от благотворительных
движений, -- но тот Занавес не доходил до самого-самого низу, и туда
подтекала навозная жижа распущенной опустившейся "поп-масс-культуры",
вульгарнейших мод и издержек публичности, -- и вот эти отбросы жадно
впитывала наша обделенная молодежь: западная -- дурит от сытости, а
наша в нищете бездумно перехватывает их забавы. И наше нынешнее
телевидение услужливо разносит те нечистые потоки по всей стране.
(Возражения против всего этого считаются у нас дремучим
консерватизмом. Но, поучительно заметить, как о сходном явлении звучат
тревожные голоса в Израиле: "Ивритская культурная революция была
совершена не для того, чтобы наша страна капитулировала перед
американским культурным империализмом и его побочными продуктами",
"западным интеллектуальным мусором".)
Уже все известно, писалось не раз: что гибнут книжные богатства
наших библиотек, полупустуют читальни, в забросе музеи. О_н_и--т_о все
нуждаются в государственной помощи, они не могут жить за счет кассовых
сборов, как театры, кино и художественные выставки. (А вот спорт, да в
расчете на всемирную славу, никак не должен финансироваться
государством, но -- сколько сами соберут; а рядовое гимнастико
атлетическое развитие дается в школе.)




ВСЁ ЛИ ДЕЛО В ГОСУДАРСТВЕННОМ СТРОЕ



Приходится признать: весь XX век жестоко проигран нашей страной;
достижения, о которых трубили, все -- мнимые. Из цветущего состояния мы
отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище.
Сегодня у нас горячо обсуждается: какое государственное устройство
нам отныне подходит, а какое нет,-- а этим, мол, все и решится. И еще:
какая б новая хлесткая партия или "фронт" нас бы теперь повели к
успехам.
Но сегодня воспрять -- это не просто найти удобнейшую форму
государственного строя и скороспешно сочинить к нему замечательную
конституцию, параграф 1-й, параграф 45-й. Надо оказаться
предусмотрительней наших незадачливых дедов-отцов Семнадцатого года,
не повторить хаос исторического Февраля, не оказаться снова игрушкой
заманных лозунгов и захлебчивых ораторов, не отдаться еще раз
добровольно на посрамление.
Решительная смена властей требует ответственности и обдуманья. Не
всякая новозатейщина обязательно ведет прямо к добру. Наши
несравненные в 1916 году критики государственной системы -- через
несколько месяцев, в 1917, получив власть, оказались совсем неготовы к
ней и все загубили. Ни из чего не следует, что новоприходящие теперь
руководители окажутся сразу трезвы и прозорливы. Вот, победительный
критик гнусной СИСТЕМЫ (как он назвал ее из обходливой осторожности),
едва избравшись к практическому делу, тут же и проявил нечувствие по
отношению к родине, питающей столицу. Москва уже 60 лет кормится за
счет голодной страны, с начала 30-х годов она молчаливо пошла на
подкуп от властей, разделить преимущества, и оттого стала как бы
льготным островом, с другими материальными и культурными условиями,
нежели остальная коренная Россия. Оттого переменилась и психология
московской имеющей голос публики, она десятилетиями не выражала
истинных болей страны.
Вот, в кипении митингов и нарождающихся партиек мы не замечаем,
как натянули на себя балаганные одежды Февраля -- тех злоключных восьми
месяцев Семнадцатого года. А иные как раз заметили и с незрячим
упоением восклицают: "Новая Февральская революция!" (Для точности
совпадения высунулись уже и черные знамена анархистов.)
После людожорской полосы в три четверти века, если мы уже так
дорого заплатили, если уж так сложилось, что мы оказались на том краю
государственного спектра, где столь сильна центральная власть, -- не
следует нам спешить опрометчиво сдвигаться в хаос: анархия -- это
ПЕРВАЯ гибель, как нас научил 1917 год.
Государству, если мы не жаждем революции, неизбежно быть плавно
преемственным и устойчивым. И вот уже созданный статут потенциально
сильной президентской власти нам еще на немалые годы окажется
полезным. При нынешнем скоплении наших бед, еще так осложненном и
неизбежным разделением с окраинными республиками, -- невозможно нам
сразу браться решать вместе с землей, питанием, жильем,
собственностью, финансами, армией -- еще и государственное устройство
тут же. Что-то в нынешнем государственном строе приходится пока
принять просто потому, что оно уже существует.
Конечно, постепенно мы будем пересоставлять государственный
организм. Это надо начинать не все сразу, а с какого-то краю. И ясно,
что: с_н_и_з_у, с м_е_с_т. При сильной центральной власти терпеливо и
настойчиво расширять права МЕСТНОЙ жизни.
Конечно, какая-то определенная политическая форма постепенно будет
нами принята,-- по нашей полной политической неопытности скорей всего
не сразу удачная, не сразу наиболее приспособленная к потребностям
именно нашей страны. Надо искать СВОЙ путь. Сейчас у вас самовнушение,
что нам никакого собственного пути искать не надо, ни над чем
задумываться,-- а только поскорей перенять, "как делается на Западе".
Но на Западе делается -- еще ой как по-разному! у каждой страны
своя традиция. Только нам одним -- не нужно ни оглядываться, ни
прислушиваться, что говорили у нас умные люди еще до нашего рождения.
А скажем и так: государственное устройство -- второстепеннее самого
воздуха человеческих отношений. При людском благородстве -- допустим
любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве --
невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет
справедливости и честности -- то это проявится при любом строе.
Политическая жизнь -- совсем не главный вид жизни человека,
политика -- совсем не желанное занятие для большинства. Чем размашистей
идет в стране политическая жизнь -- тем более утрачивается душевная.
Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа.
Кроме ПРАВ человек нуждается отстоять и душу, освободить ее для жизни
ума и чувств.




А САМИ-ТО МЫ -- КАКОВЫ?



Источник силы или бессилия общества -- духовный уровень жизни, а
уже потом -- уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже
всеобщее изобилие -- не могут быть венцом человечества. Чистота
общественных отношений -- основней, чем уровень изобилия. Если в нации
иссякли духовные силы -- никакое наилучшее государственное устройство и
никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом
дерево не стоит. Среди всех возможных свобод -- на первое место все
равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не
предусмотришь никакими законами. ЧИСТАЯ атмосфера общества, увы, не
может быть создана юридическими законами.
Разрушение наших д_у_ш за три четверти столетия -- вот что самое
страшное.
Страшно то, что развращенный правящий класс -- многомиллионная
партийно-государственная номенклатура -- ведь не способна добровольно
отказаться ни от какой из захваченных привилегий. Десятилетиями она
бессовестно жила за счет народа -- и хотела б и дальше так.
А из бывших палачей и гонителей -- кто хоть потеснен с должностей?
с незаслуженного пенсионного достатка? До смерти кохали мы Молотова,
еще и теперь Кагановича, и сколько неназванных. В Германии -- всех
таких, и куда мельче, судили, -- у нас, напротив, ОНИ же сегодня грозят
судами, а иным -- сегодня! -- ставят памятники, как злодею-чекисту
Берзину. Да где уж нам наказывать государственных преступников? да не
дождаться от них и самого малого раскаяния. Да хоть бы они прошли
через публичный моральный суд. Нет, видно поползем и так...
А -- славные движущие силы гласности и перестройки? В ряду этих
модных слов -- нет слова о_ч_и_щ_е_н_и_е. И вот в новую гласность
кинулись и все грязные уста, которые десятилетиями обслуживали
тоталитаризм. Из каждых четырех трубадуров сегодняшней гласности --
трое недавних угодников брежневщины, -- и кто из них произнес слово
СОБСТВЕННОГО раскаяния вместо проклятий безликому "застою"? И с
вузовских гуманитарных кафедр поныне самоуверенно вещают все те же,
кто десятилетиями оморачивал студентам сознание. Десятки тысяч
образованцев у нас огрязнены лицемерием, переметчивостью, -- и мы ни от
кого не ждем раскаяния, и весь этот душевный гной пусть так и тянется
с нами в будущее?
А -- душетлительная казарменная "дедовщина" для наших сыновей?
Разве это изгладится когда-нибудь с них?
А всеобщая озлобленность наших людей друг ко другу? -- просто так,
ни за что. На тех, кто ни в чем не виноват.
Да удивляться ли и взрыву уголовной преступности -- среди тех, кому
всю их молодую жизнь были закрыты честные пути?
У прежних русских купцов было КУПЕЧЕСКОЕ слово (сделки заключались
без письменных контрактов), христианские представления, исторически
известная размашная благотворительность,-- дождемся ли мы такого от
акул, взращенных в мутном советском подводьи?
Западную Германию наполнило облако раскаяния -- прежде, чем там
наступил экономический расцвет. У нас -- и не начали раскаиваться. У
нас надо всею гласностью нависают гирляндами -- прежние тяжелые жирные
гроздья лжи. А мы их -- как будто не замечаем.
Криво ж будет наше развитие.
Хотелось бы подбодриться благодетельными возможностями Церкви.
Увы, даже сегодня, когда уже все в стране пришло в движение --
оживление смелости мало коснулось православной иерархии. (И во дни
всеобщей нищеты надо же отказаться от признаков богатства, которыми
соблазняет власть.) Только тогда Церковь поможет нам в общественном
оздоровлении, когда найдет в себе силы полностью освободиться от ига
государства и восстановить ту живую связь с общенародным чувством,
какая так ярко светилась даже и в разгаре Семнадцатого года при
выборах митрополитов Тихона и Вениамина, при созыве Церковного Собора.
Явить бы и теперь, по завету Христа, пример бесстрашия -- и не только к
государству, но и к обществу, и к жгучим бедам дня, и к себе самой.
Воскресительные движения и тут, как во всей остальной жизни, ожидаются
-- и уже начались -- СНИЗУ, от рядового священства, от сплоченных
приходов, от самоотверженных прихожан.




САМООГРАНИЧЕНИЕ



Самый модный лозунг теперь, и мы все охотно повторяем: "права
человека". (Хотя очень разное все имеем в виду. Столичная
интеллигенция понимает: свобода слова, печати, собраний и эмиграции,
но многие возмущены были бы и требовали бы запретить "права", как их
понимает чернонародье: право иметь жилище и работать в том месте, где
кормят, -- отчего хлынули бы миллионы в столичные города.)
"Права человека" -- это очень хорошо, но как бы нам САМИМ следить,
чтобы наши права не поширялись за счет прав других? Общество
необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если мы не хотим над
собой насильственной власти -- каждый должен обуздывать и сам себя.
Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют
общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы.
Большинство, если имеет власть расширяться и хватать -- то именно так и
делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.)
Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве
сопротивлений -- но на сознательном самоограничении: на том, что мы
всегда обязаны уступать нравственной справедливости. Только при
самоограничении сможет дальше существовать все умножающееся и
уплотняющееся человечество. И ни к чему было все долгое развитие его,
если не проникнуться духом самоограничения: свобода хватать и
насыщаться есть и у животных. Человеческая же свобода включает
добровольное самоограничение в пользу других. Наши обязательства
всегда должны превышать предоставленную нам свободу.
Только бы удалось -- освоить нам дух самоограничения и, главное,
уметь передать его своим детям. Больше-то всего самоограничение и
нужно для самого человека, для равновесия и невзмутности его души.
И тут -- много внутренних возможностей. Например, после нашего
долгого глухого неведения -- естественен голод: узнавать и узнавать
правду, что же именно было с нами. Но иные уже сейчас замечают, другие
заметят вскоре, что сверх того непосильный современный поток уже
избыточной и мелочной информации расхищает нашу душу в ничтожность, и
на каком-то рубеже надо самоограничиться от него. В сегодняшнем мире --
все больше разных газет, и каждая из них все пухлей, и все наперебой
лезут перегрузить нас. Все больше каналов телепередач, да еще и днем
(а вот в Исландии -- отказались от всякого телевидения хоть раз в
неделю); все больше пропагандистского, коммерческого и
РАЗВЛЕКАТЕЛЬСКОГО звука (нашу страну еще и поселе измождают долбящие
радиодинамики над просторами), -- да как же защитить ПРАВО наших ушей
на тишину, право наших глаз -- на внутреннее вИдение?
Размеренный выход из полосы наших несчастий, который Россия сумеет
или не сумеет теперь осуществить,-- трудней, чем было встряхнуться от
татарского ига: тогда не был сокрушен самый хребет народа, и не была
подорвана в нем христианская вера.
В 1754 году, при Елизавете, Петр Иванович Шувалов предложил такой
удивительный -- ПРОЕКТ СБЕРЕЖЕНИЯ НАРОДА.
Вот чудак?
А ведь -- вот где государственная мудрость.




* ПОДАЛЬШЕ ВПЕРЁД *



Нельзя надеяться, что после нынешнего смутного времени наступит
некое "спокойное", когда мы "сядем и подумаем", как устраивать
будущее. Исторический процесс -- непрерывен, и таких льготных передышек
нам никто "потом" не даст, как не дали "сесть и подумать"
Учредительному Собранию. И как ни жжет сегодняшнее -- о нашем будущем
устройстве все же надо думать загодя. (Мне же -- и возраст мой не дает
уверенности, что я еще буду участвовать в обсуждении этих вопросов.)
До революции народ наш в массе не имел политических представлений
-- а то, что за тем пропагандно вбивали в нас 70 лет, вело лишь к
одурению. Сейчас, когда мы двинулись к развитию у нас политической
жизни, уже обсуждаются и формы будущей власти,-- полезно, чтоб избежать
возможных ошибок, уточнить содержание некоторых терминов.




О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ФОРМЕ



Освальд Шпенглер верно указывал, что в разных культурах даже сам
СМЫСЛ государства разный и нет определившихся "лучших" государственных
форм, которые следовало бы заимствовать из одной великой культуры в
другую. А Монтескье: что каждому пространственному размеру государства
соответствует определенная форма правления и нельзя безнаказанно
переносить форму, не сообразуясь с размерами страны.
Для ДАННОГО народа, с его географией, с его прожитой историей,
традициями, психологическим обликом,-- установить такой строй, который
вел бы его не к вырождению, а к расцвету. Государственная структура
должна непременно учитывать традиции народа. "Так говорит Господь:
остановитесь на путях ваших и рассмотрите и расспросите о путях
древних, где путь добрый, и идите по нему." (Иерем. 6, 16).
Народ имеет несомненное право на власть, но хочет народ -- не
власти (жажда ее свойственна лишь процентам двум), а хочет прежде
всего устойчивого порядка. Даже христианский социалист Г. П. Федотов
после опыта 1917 года настаивал, что власть должна быть сильной и
даже, писал он: не зависеть от совета законодателей и отчитываться
перед ним лишь после достаточного срока. (Это, пожалуй, уже и
слишком.)
Если избрать предлагаемый далее порядок построения институтов
свободы СНИЗУ, при временном сохранении центральной власти в тех
формальных чертах, как она уже существует,-- то это займет у нас ряд
лет, и еще будет время основательно обсудить здоровые правила
государственного построения.
О будущем сегодня можно высказываться лишь предположительно,
оставляя простор для нашего предстоящего опыта и новых размышлений.
Окончательная государственная форма (если она вообще может быть
ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ) -- дело последовательных приближений и проб.
Платон, за ним Аристотель выделили и назвали три возможных вида
государственного устройства. Это, в нормальном ряду: монархия, власть
одного; аристократия, власть лучших или для лучших целей; и политейя,
власть народа в малом государстве-полисе, осуществляемая в общем
интересе (мы теперь говорим -- демократия). Они же предупредили о
формах деградации каждого из этих видов, соответственно: в тиранию; в
олигархию; в демократию, власть толпы (мы теперь говорим -- в
охлократию). Все три формы могут быть хороши, если они правят для
общественного блага, -- и все три искажаются, когда преследуют частные
интересы.
С тех пор, кажется, никто и не создал практически ничего, что не
вошло бы в эту схему, лишь дополняли ее формами конституций. И если
обминуть еще полное безвластие (анархию, власть каждого сильного над
каждым слабым); и не попасться снова в капкан тоталитаризма,
изобретенного в XX веке; то нельзя сказать, чтоб у нас был широкий
выбор: по всему потоку современности мы изберем, несомненно,
демократию.
Но, выбирая демократию, -- надо отчетливо понимать, ч_т_O именно
мы выбираем и за какую цену. И выбираем как средство, а не как цель.
Современный философ Карл Поппер сказал: демократию мы выбираем не
потому, что она изобилует добродетелями, а только чтоб избежать
тирании. Выбираем -- с сознанием ее недостатков и поиском, как их
преодолевать.
Хотя в наше время многие молодые страны, едва вводя демократию,
тут же испытывали и крах -- именно в наше время демократия из формы
государственного устройства возвысилась как бы в универсальный принцип
человеческого существования, почти в культ.
Постараемся все же уследить точный смысл термина.




ЧТo ЕСТЬ ДЕМОКРАТИЯ И ЧТo НЕ ЕСТЬ



Алексис Токвиль считал понятия демократии и свободы --
противоположными. Он был пламенный сторонник свободы, но отнюдь не
демократии. Дж. С. Милль видел в неограниченной демократии опасность
"тирании большинства", а для личности нет разницы, подчинилась ли она
одиночному тирану или множественному, Г.Федотов писал, что демократию
исказил атеистический материализм XIX века, обезглавивший
человечество. И австрийский государственный деятель нашего века Иозеф
Шумпетер называл демократию -- суррогатом веры для интеллектуала,
лишенного религии. И предупреждал, что нельзя рассматривать демократию
вне страны и времени применения.
Русский философ С. А. Левицкий предлагал различать:
ДУХ ДЕМОКРАТИИ: 1) свобода личности; 2) правовое государство;
и вторичные, необязательные признаки ее: 1) парламентский строй;
2) всеобщееизбирательное право. Эти два последние принципа совсем не
очевидны.
Уважение к человеческой личности -- более широкий принцип, чем
демократия, и вот о_н_о должно быть выдержано непременно. Но уважать
человеческую личность не обязательно в форме только парламентаризма.
Однако и права личности не должны быть взнесены так высоко, чтобы
заслонить права общества. Папа Иоанн-Павел II высказал (1981, речь на
Филиппинах), что в случае конфликта национальной безопасности и прав
человека приоритет должен быть отдан национальной безопасности, то
есть целости более общей структуры, без которой развалится и жизнь
личностей.
А президент Рональд Рейган (1988, речь в Московском университете)
выразил так: демократия -- не столько способ правления, сколько способ
ограничить правительство, чтоб оно НЕ МЕШАЛО развитию в человеке
ГЛАВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ, которые дают семья и вера.
У нас сегодня слово "демократия" -- самое модное. Как его не
склоняют, как им не звенят, гремят (и спекулируют).
Но не ощутимо, чтобы мы хорошо задумались над точным смыслом его.
После горького опыта Семнадцатого года, когда мы с размаху
хлюпнулись в то, что считали демократией, -- наш видный кадетский лидер
В. А. Маклаков признал, и всем нам напомнил: "Для демократии нужна
известная политическая дисциплина народа".
А у нас ее и в Семнадцатом не было -- и нынче как бы того не
меньше.




ВСЕОБЩЕЕ-РАВНОЕ-ПРЯМОЕ-ТАЙНОЕ



Когда в 1937 Сталин вводил наши мартышечьи "выборы" -- вынужден был
и он придать им вид всеобщего-равного-прямого-тайного голосования
("четыреххвостки"),-- порядок, который в сегодняшнем мире кажется
несомненным как всеобщий закон природы. Между тем, и после первой
Французской революции (конституция 1791 г.) голосование еще не было
таковым: оставались ограничения в неравенства в разных цензах. Идея
всеобщего избирательного права победила во Франции только в революцию
1848. В Англии весь XIX век находились видные борцы за
"конституционный порядок" -- такой, который бы обеспечивал, чтобы
никакое большинство не было тираном над меньшинством, чтобы в
парламенте было представлено все разнообразие слоев общества, кто
пользуется уважением и сознает ответственность перед страной, -- это
была задача сохранить устои страны, на которых она выросла. С 1918
сползла ко всеобщему избирательному и Англия.
Достоевский считал всеобщее-равное голосование "самым нелепым
изобретением XIX века". Во всяком случае, оно -- не закон Ньютона, и в
свойствах его разрешительно и усумниться. "Всеобщее и равное" -- при
крайнем неравенстве личностей, их способностей, их вклада в
общественную жизнь, разном возрасте, разном жизненном опыте, разной
степени укорененности в этой местности и в этой стране? То есть --
торжество бессодержательного количества над содержательным качеством.
И еще, такие выборы ("общегражданские") предполагают НЕСТРУКТУРНОСТЬ
нации: что она есть не живой организм, а механическая совокупность
рассыпанных единиц.
"Тайное" -- тоже не украшение, оно облегчает душевную непрямоту или
отвечает, увы, нуждам боязни. Но на Земле и сегодня есть места, где
голосуют открыто.
"Прямое" (то есть депутаты любой высоты избираются прямо от нижних
избирательных урн) особенно спорно в такой огромной стране, как наша.
Оно обрекает избирателей НЕ ЗНАТЬ своих депутатов -- и преимущество
получают более ловкие на язык или имеющие сильную закулисную
поддержку.
Все особенности избирательной системы и способов подсчета голосов
подробнейше обсуждались в России комиссиями, партийными комитетами
весной и летом 1917, из-за чего Учредительное Собрание и упустило
время. И все демократические партии высказались против выборов 4-х --
3-х или даже 2-х-степенных: потому что при таких выборах тянется
цепочка личного знания кандидатов, избираемые представители теснее
связаны со своей исходной местностью, "с местной колокольней", -- а это
лишало все партии возможности вставлять своих кандидатов из центра.
Лидер кадетов П. Н. Милюков настаивал, что только ПРЯМЫЕ выборы от
БОЛЬШИХ округов "обеспечат выбор интеллигентного и политически
подготовленного представителя".
Кому что нужно.


СПОСОБЫ ГОЛОСОВАНИЯ




Цель всеобщего голосования -- выявить Волю Народа: ту истинную
Волю, которая будет все направлять лучшим образом для народа.
Существует ли такая единая Воля и какова она? -- никто не знает. Но
замечательно, что приразной системе подсчета голосов мы узнаем эту
волю по-разному и даже противоположно.
Большинству у нас сейчас не кажется важным, как именно устроена
система голосования, а между тем она влияет существенно.
Состязуются в мире по крайней мере три системы подсчета:
пропорциональная, мажоритарная и абсолютного большинства.
Пропорциональная система почти не проводится иначе, как ПО СПИСКАМ
(разумеется, партийным): в каждом округе (на несколько депутатских
мест сразу, так партиям удобнее агитировать и контролировать) от
каждой партии предлагается список кандидатов, И отдельный кандидат уже
тем лишен личной ответственности перед избирателями, а только -- перед
партией; избиратели же лишены выбрать сами определенного
представителя, кому доверяют, а выбирают только партию. (Различают две
под-системы: "связанных списков", когда избиратель не может
переставлять порядок желательности в списке, партия сама отберет,
такой способ особенно применяется при малой грамотности населения; и
под-система "свободных списков", где избиратель может отдать
предпочтение кандидатам внутри списка или даже предложить свой список,
что, и правда, очень затрудняет технику подсчета. Есть третий вариант,
когда округа делятся на под-округа, лишь с одним именем в каждом, но
все равно затем окружная комиссия производит подсчет по партиям и, по
пропорции, предоставляет места именно партиям, а не лицам. Во всех
случаях выбор ЛИЦ достается в основном партиям.)
В 1917 все партии от кадетов до большевиков предпочитали именно
этот способ, и при многокандидатных округах. Это усиленно одобрял
влиятельный кадет И. В. Гессен: партиям так наиболее удобно
организоваться и действовать, а "при системе единоличных выборов
руководящая роль нередко ускользает из рук партий"; одобрял и всем нам
известный В. И. Ульянов-Ленин: он назвал "одним из самых передовых
способов выбирать", когда выбираются "не отдельные лица, а партийные
представители". Видно, не зря этот способ ему нравился.
Пропорциональные выборы по спискам чрезмерно усиливают власть
партийных инстанций, составляющих списки кандидатов, и дают перевес
большим и организованным партиям. И это особенно потому выгодно
партиям, что они могут рассовать своих центральных активистов по
дальним округам, где те не живут, и так обеспечить их избрание. На
этом -- чтобы не требовалось от кандидата жить в своем округе --
особенно настаивал кадетский съезд летом 1917: это "дает возможность
для ЦК централизовать производство выборов". Да и все другие партии --
на том же. Так сказать, ЦЕНТРАЛИЗОВАННАЯ ДЕМОКРАТИЯ.
При пропорциональной системе малые меньшинства обычно могут
получить какой-то голос в представительном собрании, но создается
множество парламентских фракций, и силы распыляются в раздор. Или это
толкает партии поправлять свое положение через беспринципные коалиции
с изъянами для своей программы -- но лишь бы набрать голосов и
захватить правительство. В сегодняшнем мире есть разительные примеры
такой государственной слабости и долгих правительственных кризисов.
При мажоритарной системе тоже бывают такие противоестественные
компромиссы между партиями, но в виде еще предвыборных блоков. При
этой системе партия (или блок), едва опередившая других, получает
подавляющее число мест, а едва позади -- полный проигрыш: даже получив
49% голосов -- бывает можно совсем не получить парламентских мест. А
при неточном распределении избирательных округов может случиться и
так, что мажоритарная система дает победу меньшинству. Так было,
например, во Франции в 1893, 1898, 1902: некоторые победившие депутаты
получили меньше голосов, чем побежденные; в двух последних случаях
совсем не были представлены в палате депутатов -- 53% избирателей.
Зато при этой системе создается устойчивое правительство.
Вводимая теперь у нас система выборов по абсолютному большинству
(для чего возможен 2-й тур) также выталкивает мелкие партии, но дает
возможность торговать голосами между 1-м и 2-м турами.
При системе двух партий, как в Соединенных Штатах, независимые
кандидаты ничего не решают, избиратель несет свой голос одной из двух
партий (обе -- с сильным партийным аппаратом и богатейшей поддержкой).
Не сразу, не всегда в одну избирательную кампанию, но при этой системе
общественное недовольство находит выход, однако негативный: только бы
сменить вот эту, правящую, партию -- без гарантии, чтО сделают
сменщики.
Итак, всего лишь от способа подсчета голосов может ошеломительно
измениться и состав правительства иего программа, выражающая,
разумеется, Волю Народа.
Но вообще и всякое голосование, при любом способе подсчета, -- не
есть поиск истины. Здесь все сводится к численности, к упрощенной
арифметической идее, к поглощению меньшинства большинством, а это
опасный инструмент: меньшинство никак не менее важно для общества, чем
большинство, а большинство -- может впасть и в обман. "Не следуй за
большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от
правды" (Исход, 23, 2).
К тому ж избирательные кампании при большой численности
голосующих, среди незнакомых избирателей, бывают столь суетливы,
визгливы, да при частом пристрастии массовых средств информации, что
даже отвращают от себя значительную часть населения. Телевидение хотя
и выявляет внешность кандидата, манеру держаться, но не
государственные способности. Во всякой такой избирательной кампании
происходит вульгаризация государственной мысли. Для благоуспешной
власти нужны талант и творчество -- легко ли избрать их всеобщим
голосованием на широких пространствах? Сама по себе -- такая система не
понуждает политических деятелей действовать выше своих политических
интересов, и даже наоборот: кто будет исходить из нравственных
принципов -- легко может проиграть.
А. Токвиль, изучая США в XIX веке, пришел к выводу, что демократия
-- это господство посредственности. (Хотя чрезвычайные обстоятельства
страны выдвигают и в ней сильные личности.)

[Александр Солженицын]

НАРОДНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО



А уж пройдя избрание -- кандидат становится НАРОДНЫМ
представителем.
Афинская демократия отвергала всякое "представительство" как вид
олигархии. Но она могла себе это позволить при своей малообъемности.
Напротив, французские Генеральные Штаты в 1789, едва собравшись,
провели закон, что отныне каждый депутат есть лишь часть этого
коллективного собрания, КОТОРОЕ И ЕСТЬ ВОЛЯ НАРОДА. Тем самым каждый
депутат отсекался от своих избирателей и от личной ответственности
перед ними.
Наши четыре последовательных Государственных Думы мало выражали
собой глубины и пространства России, только узкие слои нескольких
городов, большинство населения на самом деле не вникло в смысл тех
выборов и тех партий. И наш блистательный думец В. Маклаков признал,
что "воля народа" и при демократии фикция: за нее всего лишь
принимается решение большинства парламента.
Да и невозможны точные народные наказы своим депутатам на все
будущие непредвидимые случаи. И -- нет такого импульса, который
заставлял бы нынешних избранцев стать выше своих БУДУЩИХ выборных
интересов, выше партийных комбинаций и служить только основательно
понятым интересам родины, пусть (и даже неизбежно) в ущерб себе к
своей партии. Делается то, что поверхностно нравится избирателям, хотя
бы по глубокому или дальнему смыслу это было для них зло. А в таком
обширном государстве, как наше, тем меньше возможность проверять
избранцев и тем большая возможность их злоупотреблений. Контрольного
механизма над ними нет, есть только возможность попытки отказать в
следующем переизбрании; иного влияния на ход государственного
управления у народного большинства не остается. (А ведь ни при каком
другом представительстве -- гражданском, коммерческом, поверенные не
могут иметь больше прав, чем доверители, и теряют мандат, если
выполняют его нечестно.)
Но и так, парадоксально: при той, частой, системе, когда
правительство формируется на основе большинства в парламенте, члены
этого большинства уже перестают быть независимыми народными
представителями, противостоящими правительству, -- но всеми силами
услужают ему и подпирают его, чтобы только оно держалось любой ценой.
То есть: законодатели подчинены исполнительной власти.
(Впрочем, принцип ПОЛНОГО разделения законодательной,
исполнительной и судебной власти -- не без спорности: не есть ли это
распад живого государственного организма? Все три распавшиеся власти
нуждаются в каком-то объединяющем контроле над собой -- если не
формальном, то этическом.)
И еще: все приемы предвыборной борьбы требуют от человека одних
качеств, а для государственного водительства -- совершенно других,
ничего общего с первыми. Редок случай, когда у человека есть и те и
другие, вторые мешали бы ему в предвыборном состязании.
А между тем, "представительство" становится как бы профессией
человека, чуть не пожизненной. Образуется сословие "профессиональных
политиков", для кого политика отныне -- ремесло и средство дохода. Они
лавируют в системе парламентских комбинаций -- и где уж там "воля
народа"...
В большинстве парламентов поражает -- перевес юристов, адвокатов.
"Юрократия". (Тем более, что законов такое изобилие, их система и
юридическая процедура так сложны, что рядовой человек становится не
способен защитить себя перед законом и на каждом шагу нуждается в
дорогостоящем покровительстве адвоката.)




И ЧЕМ МОЖЕТ ОБЕРНУТЬСЯ



Конечно, демократическая система дает возможность острого
наблюдения за действиями чиновников. Хотя, как ни удивительно, и
современные демократии обросли грузной бюрократией.
Однако: и во всеобщих выборах большинство далеко не всегда
выражает себя. Голосование часто проявляется вяло. В ряде западных
стран больше половины избирателей и даже до двух третей -- порой вообще
не являются голосовать, что делает всю процедуру как бы и
бессмысленной. И числа голосующих иногда раскалываются так, что
ничтожный перевес достигается довеском от крохотной малозначительной
партии -- она-то как бы и решает судьбу страны или курс ее.
Как принцип это давно предвидел и С. Л. Франк: И при демократии
властвует меньшинство. И В. В. Розанов: "Демократия -- это способ, с
помощью которого хорошо организованное меньшинство управляет
неорганизованным большинством."
В самом деле, гибкая, хорошо приработанная демократия умеет лишить
силы протесты простых людей, не дать им звучного выхода.
Несправедливости творятся и при демократии, и мошенники умеют
ускользать от ответственности. Эти приемы -- распыляются по учреждениям
демократической бюрократии и становятся неуловимы. Сегодня и из самой
старинной в мире демократии, швейцарской, раздается тревожное
предупреждение (Ганс Штауб): что важные решения принимаются в
анонимных и неконтролируемых местах, где-то за кулисами, под влиянием
"групп давления", "лоббистов".
И при всеобщем юридическом равенстве остается фактическое
неравенство богатых и бедных, а значит более сильных и более слабых.
(Хотя уровень "бедности", как его сегодня понимают на Западе, много,
много выше наших представлений.) Наш государствовед Б. Н. Чичерин
отмечал еще в XIX веке, что из аристократий всех видов одна всплывает
и при демократии: денежная. Что ж отрицать, что при демократии деньги
обеспечивают реальную власть, неизбежна концентрация власти у людей с
большими деньгами. За годы гнилого социализма накопились такие и у нас
в "теневой экономике", и срослись с чиновными тузами, и даже в годы
"перестройки" обогатились в путанице неясных законов и теперь на
старте ринуться в открытую, -- и тем важней отначала строгое
сдерживание любого вида монополий, чтоб не допустить их верховластья.
А еще удручает, что рождаемая современной состязательной
публичностью интеллектуальная псевдо-элита подвергает осмеянию
абсолютность понятий Добра и Зла, прикрывает равнодушие к ним
"плюрализмом идей" и поступков.
Изначальная европейская демократия была напоена чувством
христианской ответственности, самодисциплины. Однако постепенно эти
духовные основы выветриваются. Духовная независимость притесняется,
пригибается диктатурой пошлости, моды и групповых интересов.
Мы входим в демократию не в самую ее здоровую пору.




ПАРТИИ



Ныне пришло к тому, что мы так же не мыслим себе политическую
жизнь без партии, как личную без семьи.
Троцкий за месяц до октябрьского переворота возгласил: "Что такое
партия? Это группа людей, которая добивается власти, чтобы иметь
возможность выполнить свою программу. Партия, которая не хочет власти,
недостойна называться партией."
Конечно, большевицкая партия -- это образчик уникальный. Однако
само явление партий -- древнее, и уже настолько давно было пОнято, что
еще Тит Ливий написал: "Борьба между партиями есть и всегда будет
гораздо худшая беда для народа, чем война, голод, мор или любой другой
гнев Бога."
"Партия" -- значит ЧАСТЬ.
Разделиться нам на партии -- значит разделиться на части. Партия
как часть народа -- кому же противостоит? Очевидно -- остальному народу,
не пошедшему за ней. Каждая партия старается прежде всего не для всей
нации, а для себя и своих. Национальный интерес затмевается партийными
целями: прежде всего -- что нужно своей партии для следующего
переизбрания; если нечто полезное для государства и народа проистекло
от враждебной нам партии -- то допустимо и не поддерживать его.
Интересы партий да и само существование их -- вовсе не тождественны с
интересами избирателей. С. Крыжановский считал, что пороки и даже
крушение парламентского строя происходят именно из-за партий,
отрицающих единство нации и само понятие отечества. Партийная борьба
заменяет где уж там поиск истины -- она идет за партийный престиж и
отвоевание кусков исполнительной власти. Верхушки политических партий
неизбежно превращаются в олигархию. А перед кем отчитываются партии,
кроме своих же комитетов? -- такая инстанция не предусмотрена ни в
какой конституции.
Соперничество партий искажает народную волю. Принцип партийности
уже подавляет личность и роль ее, всякая партия есть упрощение и
огрубление личности. У человека -- взгляды, а у партии -- идеология.
Что можно тут пожелать для будущего Российского Союза?
Никакое коренное решение государственных судеб не лежит на
партийных путях и не может быть отдано партиям. При буйстве партий --
кончена будет наша провинция и вконец заморочена наша деревня. Не дать
возможности "профессиональным политикам" подменять собою голоса
страны. Для всех профессиональных знаний есть аппарат государственных
служащих.
Любые партии, как и всякие ассоциации в союзы, не более того,
существуют свободно, выражают и отстаивают любые мнения, на свои
средства могут иметь печать,-- но должны быть открыты, зарегистрированы
со своими программами. (Всякие тайные союзы, напротив, преследуются
уголовно как заговор против общества.) Но недопустимо вмешательство
партий в производственный, служебный, учебный процесс: это все -- вне
политики.
Во всяких государственных выборах партии, наряду с любыми
независимыми группами, имеют право выдвигать кандидатов, агитировать
за них, но -- без составления партийных СПИСКОВ: баллотируются не
партии, а отдельные лица. Однако выбранный кандидат должен на весь
срок своего избрания выбыть из своей партии, если он в таковой
состоит, и действовать под личную ответственность передо всей массой
избирателей. Власть -- это заповеданное служение и не может быть
предметом конкуренции партий.
Как следствие: во всех ступенях государственного
представительства, снизу доверху, воспрещается образование партийных
групп. И, само собой, перестает существовать понятие "правящей
партии".




ДЕМОКРАТИЯ МАЛЫХ ПРОСТРАНСТВ



Из высказанных выше критических замечаний о современной демократии
вовсе не следует, что будущему Российскому Союзу демократия не нужна.
О_ч_е_н_ь н_у_ж_н_а. Но при полной неготовности вашего народа к
сложной демократической жизни -- она должна постепенно, терпеливо и
прочно строиться СНИЗУ, а не просто возглашаться громковещательно и
стремительно сверху, сразу во всем объеме и шири.
Все указанные недостатки почти никак не относятся к демократии
малых пространств: небольшого города, поселка, станицы, волости
(группа деревень) и в пределе уезда (района). Только в таком объеме
люди безошибочно смогут определить избранцев, хорошо известных им и по
деловым способностям и по душевным качествам. Здесь -- не удержатся
ложные репутации, здесь не поможет обманное красноречие или партийные
рекомендации.
Это -- именно такой объем, в каком может начать расти, укрепляться
и сама себя осознавать новая российская демократия. И это -- самое наше
жизненное и самое ваше верное, ибо отстоит в нашей местности:
неотравленные воздух и воду, наши дома, квартиры, ваши больницы, ясли,
школы, магазины, местное снабжение, и будет живо содействовать росту
местной нестесненной экономической инициативы.
Без правильно поставленного местного самоуправления не может быть
добропрочной жизни, да само понятие "гражданской свободы" теряет
смысл.
Демократия малых пространств тем сильна, что она НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ.
Демократия по-настоящему эффективна там, где применимы НАРОДНЫЕ
собрания, а не представительные. Такие повелись -- еще с Афин и даже
раньше. Такие -- уверенно действуют сегодня в Соединенных Штатах и
направляют местную жизнь. Такое посчастливилось мне наблюдать и в
Швейцарии, в кантоне Аппенцель. Я писал уже об этом в другом месте, не
удержусь тут повторить кратко. На городской площади собраны, плотно
друг ко другу стоят все имеющие право голоса ("способные носить
оружие", как предлагал в Аристотель). Голосование -- открытое,
поднятием рук. Главу своего кантонального правительства, ландамана,
переизбрали очень охотно, с явной любовью, -- но из предложенных им
законопроектов тут же вслед проголосовали против трех: доверяем тебе!
правь нами -- но без э_т_о_г_о!
А ландаман Раймонд Брогер в программной речи сказал: Вот уже
больше полутысячелетия наша община не меняет существенно форм, в
которых она правит сама собою. Нас ведет убеждение, что СВОБОДА
связана с нашими обязательствами и нашим самосдерживанием. Не может
быть свободы ни у личности, ни у государства без дисциплины и
честности. Народ -- решающий судья во всех важных вопросах, но он не
может ежедневно присутствовать, чтоб управлять государством. И поэтому
в управлении неизбежна примесь аристократического или даже
монархического элемента. (То же говорил и Аристотель.) Правительство,
продолжал Брогер, не должно спешить за колеблющимся переменчивым
народным голосованием, только бы переизбрали вновь, не должно
произносить зазывных речей избирателям, но двигаться против течения.
Задача правительства: действовать так, как действовало бы разумное
народное большинство, если бы знало все во всех деталях, -- а это
становится все невозможнее при растущих государственных перегрузках.
Именно демократическая система как раз и требует сильной руки, которая
могла бы государственный руль направлять по ясному курсу.
Демократия малых пространств веками существовала и в России. Это
был сквозь все века русский деревенский мiр, а в иные поры -- городские
веча, казачье самоуправление. С конца прошлого века росла и проделала
немалый путь еще одна форма его -- ЗЕМСТВО, к сожалению, только уездное
и губернское, без корня волостного земства и без обвершения
всероссийским. Октябрьский переворот насильственно сломал всякое
земство, заменив его СОВЕТАМИ, от самого начала подмятыми компартией.
Всей историей с 1918 эти советы опорочены: они никогда не были
реальным самоуправлением на каком-либо уровне. Вносимые сейчас робкие
избирательные изменения тоже не могут эту форму спасти: она не
обеспечивает МЕСТНЫХ интересов с их влиянием черезо всю структуру
снизу вверх. Я полагаю, что "советы депутатов" надо, шаг за шагом,
снизу вверх, заменить земской системой.
Много лет занимавшись государственной историей предреволюционной
России, я использую тут опыт наших лучших практических деятелей и
умов, соединенный с моей посильной разработкой. Разумеется, тот опыт
не может быть просто перенесен в сегодняшнюю растерзанную страну, где
искажены самые основы жизни, но и без него вряд ли наш подъем
произойдет здоровыми путями.
Я использую тут и предреволюционные русские понятия в выражения,
чтобы не строить еще третий ряд. Какие-то из них жизнь заменит, другие
-- приживутся.




ЗЕМСТВО



Будем различать четыре ступени его:
-- местное земство (некрупный город, район крупного, поселок,
волость)
-- уездное земство (нынешний район, крупный город)
-- областное земство (область, автономная республика)
-- всероссийское (всесоюзное) земство.
Нам, совершенно отученным от действительного самоуправления, надо
постепенно осваивать этот ход, с низших ступеней его. От залетных
политиканов храни нас Бог -- но иметь политические навыки полезно
многим в многим в населении.
Голосование может производиться только за отдельных лиц. В объеме
местного земства они, обычно, избирателям хорошо знакомы.
Избирательные кампании желательны самые скромные и краткие: лишь
деловое оповещение о личных программах, биографиях и убеждениях; на
эту процедуру не должны тратиться никакие государственные средства, а
местные -- по усмотрению местных сил. Также и многие подробности
процедуры должны решаться на местах, и они могут весьма разниться от
местности к местности.
Но всеобязателыны должны быть:
1) ЦЕНЗ ВОЗРАСТНОЙ. Какого возраста должен достичь избиратель,
чтобы быть допущенным к решению народной судьбы? В наше время незрелая
юность не получает устойчивого воспитания ни в семье, ни в школе,
поверхностно нахватана в образовании и порой шатка к самым
безответственным влияниям. Не следует ли повысить порог до 20 лет? (По
суждению местностей или национальных областей этот возраст может быть
установлен и выше.) А быть избранным -- лишь с 30 лет? с 28?
2) ЦЕНЗ ОСЕДЛОСТИ. И избиратели, и тем более избираемые должны
быть укоренены в данной местности, тесно связаны с ее интересами,
основательно их понимать; недавние приезжие или вовсе случайные -- не
могут тут иметь ответственности суждения. Для избирателей оседлость не
должна бы быть меньше трех последних полных, без существенного
перерыва, лет. (Каждая местность может устанавливать у себя и выше.)
Для избираемых -- не меньше пяти последних лет (или, допустим: три
последних года непрерывно плюс пять лет в прежнее время).
В местное земство избирается какое-то число законодателей
("гласных"). Они утверждают административных лиц, постоянно
ответственных перед ними в своей деятельности. В волости, малом
поселке это может быть всего один человек. На уровне уезда это:
уездная земская управа, которую выделяет из себя или набирает из
специалистов уездное земское собрание.
Новоизбранные -- перенимают власть от существующих местных и
районных советов депутатов, а те упраздняются.
Выборы в местное земство -- только прямые, выборы в уездное --
зависят от размеров уезда и надежной всеизвестности кандидатов. При
значительной территории и густоте населения -- надежнее применить
двухстепенные выборы: местные земства тотчас же заменяют собой местные
советы, работают половину своего срока, а затем, сознакомясь в себе,
выделяют из себя пропорциональную долю в уездное земское собрание до
конца срока, до следующих выборов (На эти полсрока продляется
существование прежнего райсовета и райисполкома.)
На первый избирательный срок (2 года?) ничто выше уездного земства
не избирается. При нашей политической неумелости -- местное и уездное
земство в ходе практического управления своею местностью станут и
школой управления, и в них начнут проявляться и формироваться деятели,
способные к более широкому охвату. Убеждает и пример недавних
шахтерских забастовочных комитетов и "союзов трудящихся", проявивших
такое сознание и такую организованность.




СТУПЕНИ ПЕРЕДАЧИ ВЛАСТИ



При географической обширности и бытовых условиях нашей страны
прямые всегосударственные выборы законодателей в центральный парламент
не могут быть плодотворны. Только выборы трех-четырехстепенные могут
провести кандидатов и уже оправдавших себя и укорененных в своих
местностях. Это будут выборы не отдаленных малознакомых людей, только
и пофигурявших в избирательной кампании, но выборы по взаимному
многолетнему узнаванию и доверию.
В конце первого (или даже второго) избирательного срока проводятся
выборы третьей ступени: областного земского собрания. Их производят
уездные земские собрания (и земское собрание областного города): из
своей изученной среды выделяют отведенную им для области
пропорциональную долю на весь следующий срок: сами же после этого
подвергаются очередному переизбранию.
Составленное так областное земское собрание тут же заменяет собой
облсовет, вместо облисполкома формирует для исполнительных действий
областную земскую управу, само же, в долготу принятого избирательного
срока, собирается только на очередные сессии, а в промежутках члены
собрания живут в своих уездах.
(После того как вся система станет работать устойчиво, сам
избирательный срок может быть повсюду удлинен.)
Тут следовало бы не опустить совета нашего выдающегося земца Д. Н.
Шипова: дабы исправить возможные упущения от выборных случайностей,
каждое собрание имеет право не голосованием, а при полном согласии
приобщать в свой состав, не более пятой части от своего объема, всем
известных полезных и необходимых местных деятелей. В предстоящих
условиях это даст и путь некоторым успешным деятелям райсоветов,
облсоветов, затем и Верховного Совета -- быть плавно принятыми в состав
новой власти.
Чем авторитетнее будет областное земство -- тем, соответственно,
сильней самостоятельность и самопопечение автономных национальных
республик и областей.
Не берясь тут предугадывать роль и место нынешних Верховных
Советов Российской Федерации, Украины и Белоруссии -- естественно
предложить, чтобы в конце следующего срока областные земские собрания
выделили бы из себя делегатов в Палату Союза (заменяющую Совет Союза)
Всеземского Собрания (заменяющего Верховный Совет депутатов), а сами
были бы по тому же принципу переизбраны уездными собраниями.
Нынешняя система равномочных палат Совета Союза и Совета
Национальностей совсем не плоха, если бы выполнялась без показности и
без мошенничества. Палата Национальностей могла бы остаться во
Всеземском Собрании вообще без изменений -- только с тем простором для
каждой нации, что отведенные ей места она сама решает, каким порядком
замещать: общими выборами или полномочиями по достоинству, и на какие
сроки.
Существующий сегодня Совет Союза составлен по смутному смешанному
принципу: частью территориальным голосованием, частью делегированием
от КПСС и от организаций. Это -- неприемлемо даже и на переходный (4-х?
6-летний?) период и должно быть как-то исправлено. Кроме того, он
неуклюж и огружен еще и Съездом депутатов, от чего законодательная
работа только двоится и осложняется.
Успешное построение земской системы, увершаемой Всеземским
Собранием, требует, чтобы поработали и набрались опыта уездные и
областные собрания, и областяне, хорошо узнав друг друга, могли бы
выделять во Всеземское Собрание делегации (либо постоянные на долготу
срока, либо посменные на часть его), в которых областной опыт сливался
бы со всероссийским и всегда надежно был бы представлен в нем.
Парламент не может быть отвлеченно "центральным": он должен состоять
из реальных и авторитетных представителей областей, да еще с
непременным условием, чтобы они определенную заметную часть года жили
в своей местности, не то теряют право представлять ее. (Это -- и в
Соединенных Штатах так.)




СОЧЕТАННАЯ СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ



Имеется в виду разумное сочетание деятельности централизованной
бюрократии и общественных сил.
Такое сочетание бывало периодами и в Московской Руси: местное
самоуправление вело не только местные дела, но в часть
общегосударственных, однако под надзором центральной власти.
В 1899 С. Ю. Витте ложно-доказательным рассуждением, что
самодержавие якобы несовместимо с широким местным самоуправлением,
удержал Николая II от расширения прав земств. (Вскоре вослед Л.
Тихомиров, народоволец, ставший монархистом, опроверг это рассуждение,
но не был услышан.)
Централизованная бюрократия инерционно старается ограничить
области общественного самоуправления. Но это нужно лишь самой
бюрократии, а никак не народу, да и не правительству. В здоровое время
у местных сил -- большая жажда деятельности, и ей должен быть открыт
самый широкий простор. Как формулировал Тихомиров: во всем, где
общественные силы и сами способны поддерживать общеобязательные нормы,
действие правительственных учреждений излишне и даже вредно, так как
без нужды расслабляет способность нации к самостоятельности. Повсюду,
где допустимо прямое действие народных сил -- в форме ли местного
самоуправления или деятельности еще каких-то отдельных общественных
ассоциаций, союзов, -- это прямое действие должно быть им открыто.
Кроме того, этот общественный подпор незаменим для контроля над
государственно-бюрократической системой и заставляет любого там
чиновника служить честно и поворотливо.
Такую сочетанную систему, деловое взаимодействие администрации
правительственной и администрации местных самоуправлений, Д. Шипов
называл ГОСУДАРСТВЕННО-ЗЕМСКИМ строем.
Но особое соотношение сложится в нынешний переходный и может быть
не столь краткий период. Пока общественные силы будут медленно
нарастать снизу, набираться государственного опыта, растить свои кадры
-- существующая бюрократия, привыкшая к бесконтрольному всевластию,
будет упираться и всячески не уступать своих прав. Однако неизбежно
резкое сужение их от возникновения хозяйственной самостоятельности в
стране. Кроме того, в нынешних свежеизбранных, переходных советах уже
показывают себя конструктивные силы, которые помогут этому расширению
общественной самостоятельности.




ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ О ЦЕНТРАЛЬНЫХ ВЛАСТЯХ



Сегодня президентская власть -- никак не лишняя при обширности
нашей страны и обилии ее проблем. Но и все права Главы Государства, и
все возможные конфликтные ситуации должны быть строго предусмотрены
законом, а тем более -- порядок выбора президента. Подлинный авторитет
он будет иметь только после всенародного избрания (на 5 лет? 7 лет?).
Однако для этого избрания не следует растрачивать народные силы жгучей
и пристрастной избирательной кампанией в несколько недель или даже
месяцев, когда главная цель -- опорочить конкурента. Достаточно, если
Всеземское Собрание выдвигает и тщательно обсуждает несколько
кандидатур из числа урожденных граждан государства и постоянно живших
в нем последние 7-10 лет. В результате обсуждений Всеземское Собрание
дает по поводу всех кандидатов единожды и в равных объемах публичное
обоснование и сводку выдвинутых возражений. Затем всенародное
голосование (в один-два тура, по способу абсолютного большинства)
могло бы производиться без напряженной изнурительной избирательной
кампании. (Очевидно разумно, по американскому образцу, предусмотреть и
должность вице-президента: его кандидатуру называет для себя кандидат
в президенты, и они выбираются вместе.)
Если в течение срока избрания Всеземское Собрание тремя четвертями
в каждой палате признАет, что президент исполняет свои обязанности
неудовлетворительно, оно должно опубликовать доказательные соображения
о том -- и они выносятся на народное голосование, как и возможные новые
кандидаты. Напротив, если по истечении срока президентства Всеземское
Собрание двутретным большинством в каждой палате продолжает
поддерживать этого президента -- нет видимых причин не оставить его на
следующий срок без нового народного голосования. Если президент умрет
во второй половине своего срока, -- вице-президент заступает его пост
до конца срока; если в первой половине -- всенародные выборы проводятся
заново.
Президент назначает совет министров по своему усмотрению,
предпочтительней -- из специалистов, принятых на основании конкурса и в
качестве государственных служащих; не желательно -- из членов
законодательных палат. Министры отчитываются как перед президентом,
так и перед обеими палатами, но ими не могут быть сменены. (Можно не
упустить из предсмертной программы П. А. Столыпина: двух-трехлетняя
Академия для занятия высших государственных должностей из наиболее
способных, отлично окончивших институты, с открытыми мотивированными
общественными или персональными рекомендациями; в Академии --
факультеты по профилю министерств. Среди министерств Столыпин выделял
министерство местных самоуправлений -- в помощь им.)
По определению нашего правоведа В. В. Леонтовича: правительство
отличается от администрации (бюрократии) тем, что решает НОВЫЕ задачи,
а администрация -- старые, установившиеся. Соответственно -- и требуемый
высокий ранг квалификации и [в оригинале: КВАЛИФИКАЦИИИ] министров;
если же правительство само отдастся бюрократизации, то оно потеряет
способность вести страну.
Но и вся работа в административной системе должна никак не быть ни
наградой, ни привилегией, не приносить никаких личных преимуществ.
"Плодотворно только то правительство, которое видит в себе не что
иное, как обязанность",-- писал М. Н. Катков. А после всего, пережитого
нами, всякая ВЛАСТЬ как понятие -- уже в неизбывном долгу перед
народом. Чтобы теперь исправлять и нагонять все разваленное --
правительственные учреждения должны отдавать все силы, возможно иметь
удлиненный рабочий день.
Мы -- почти ни в чем не можем копировать Швейцарию: и по размеру
ее, и оттого что она создалась как союз независимых кантонов. Но
несомненно можем перенять у нее: при определенном числе тысяч подписей
-- вносится законопроект, который палаты обязаны рассмотреть; при
другом, большем числе (у нас -- миллионов) -- становится обязательным
плебисцит по выдвигаемому вопросу. Эта законодательная инициатива масс
добавляет гибкости в государственную жизнь.
Кроме таких плебисцитов и редких выборов президента -- никакие
более всенародные голосования не стали бы нужными.




СОВЕЩАТЕЛЬНАЯ СТРУКТУРА



Добавляю эту главу никак не к сегодняшнему моменту,-- но, мне
кажется, весьма важную для нашего отдаленного государственного
будущего.
Вспоминая свой богатый думский опыт, В. Маклаков выделял: самые
прочные успехи демократии достигаются не перевесом большинства над
меньшинством, а -- соглашением между ними. Для страны с политической
неопытностью он даже предлагал создавать ТРЕТЬЮ палату парламента "из
опытного и культурного меньшинства": создание такой преграды будет
мешать свободному разливу демократии, но для нее самой менее опасно,
чем неограниченная власть большинства.
Делая и еще шаг в этой мысли: очевидно, надо искать форму
государственных решений более высокую, чем простое механическое
голосование. Все отдавать на голосование по большинству -- значит
устанавливать его диктатуру над меньшинством и над ОСОБЫМИ МНЕНИЯМИ,
которые как раз наиболее ценны для поиска путей развития.
Высокий уровень деятельности всех государственных властей
недостижим без установления над ними этического контроля. Его могла бы
осуществлять верховная моральная инстанция с совещательным голосом --
такая структура, в которой голосование почти вообще не производится,
но все мнения и контрмнения солидно аргументируются, и это -- наиболее
авторитетные голоса, какие могут прозвучать в государственной работе.
В нашей истории для того есть прочное подобие: Земский Собор в
Московской Руси. Как писал Д. Шипов: когда у нас собирались Земские
Соборы, то не происходило борьбы между Государем и Соборами, и
неизвестны случаи, когда бы Государь поступил в противность соборному
мнению: разойдясь с Собором, он только ослабил бы свой авторитет.
Соборность -- это система доверия; она предполагает, что нравственное
единство -- возможно и достижимо.
Такому плану идеально могла бы соответствовать Дума (Соборная
Дума? Государственная Дума?), собранная как бы от народной совести --
из авторитетных людей, проявивших и высокую нравственность, и
мудрость, и обильный жизненный опыт. Но -- никак не видно несомненного
метода отбора таких людей.
Известным заменителем могла бы быть Дума, составленная от
социальных слоев и профессий, можно сказать -- от СОСЛОВИЙ.
(По Далю, первое значение этого слова: люди общего им занятия,
одних прав; второе: состояние, разряд, каста.)
Это два самых естественных принципа взаимодействия и
сотрудничества людей: по общей территории, на которой они живут; и по
роду их занятий, направлению их деятельности. Мы -- каждый имеем свою
работу, специальность, и тем получаем полезное место в структуре
общества. Обезличенное полное равенство людских выражений -- есть
энтропия, направление к смерти. Общество живо именно своею
дифференциацией. Несут на себе государство -- те люди, которые думают,
работают и создают все, чем живет страна. Чем лучше нация организована
в социальных группах, тем явственней проступают ее творческие силы (Л.
Тихомиров).
В рассвобожденном нашем обществе с годами несомненно разработаются
и сплотятся жизнедеятельные сословия -- сословия не в кастовом смысле,
а -- по профессиям и отраслям приложения труда. Слишком долго у нас
всяким делом ведали и руководили те, кто ничего в нем не понимают.
Наконец каждое дело должны вести знающие. А совета по каждому делу
никто не даст лучше, чем представители данной специальности.
(Сословия, основанные на духовном и деловом сотворчестве людей одной
профессии, никак не следует путать с ПРОФСОЮЗАМИ.
В сословии -- ты естественный член уже по одному роду своей работы.
Профсоюз -- это организация для борьбы за зарплату и материальные
выгоды, куда не каждый вступает и не каждого принимают.)
В дополнение к земскому, территориальному представительству могло
бы нарасти и действовать представительство сословное. (И часть
энергии, непроизводительно растрачиваемой в партиях, направится в
конструктивную сословную деятельность.)
Процедуру выборов (или назначения) своих депутатов в Соборную Думу
каждое сословие определяло бы само. Они посылают гуда (ведущие
сословия -- и по два) не политических депутатов и не для отстаивания
своих политических интересов, а -- самых опытных и достойных, кому
доверяют общие суждения по роду деятельности своего сословия.
Для удобства сосредоточения работы число членов Думы не должно бы
превосходить 200-250 человек. (Сословий может оказаться и больше, но
может посылаться один представитель от группы родственных некрупных
сословий.)
Мнение без голосования -- вовсе не новинка. Например, у горцев
Кавказа долго держался порядок не общего голосования, а -- "опрос
мудрых".
Всякое мнение, суждение или запрос, основательно мотивированное и
обращенное более чем половиной Думы к президенту, совету министров,
любой из двух палат или к верховной судебной власти, -- публикуется. И
запрошенная инстанция либо должна принять это суждение в руководство,
либо опубликовать в двухнедельный срок мотивировку, по которой запрос
отвергается. (В исключительных случаях военной тайны обмен происходит
не публично; но члены Думы и в этом случае вправе получить любую
нужную информацию о президентской, правительственной, законодательной
или судебной деятельности.)
Так же, более чем от половины Думы, может быть выдвинут кандидат в
президенты.
Если же суждение Соборной Думы принято без голосов против -- оно
накладывает запрет на любой закон, на любое действие любого
учреждения,-- и тот закон, то действие должны быть изменены. Таким же
путем может быть наложено вето и на любую кандидатуру в президенты.
Добавление совещательной и весьма сведущей Соборной Думы --
накладывает на все виды властей умственный и нравственный отпечаток. А
возможности улучшить общество одними лишь политическими средствами --
невелики.
"Цель общежития -- установить между людьми нравственный порядок"
(М. М. Сперанский).-- "Свобода и законность, чтобы быть прочными,
должны опираться на внутреннее сознание народа" (А. К. Толстой). --
"Политическая крепость прочна только тогда, когда держится на силе
нравственной" (В. О. Ключевский).
Право -- это минимум нравственных требований к человеку, ниже
которых он уже опасен для общества. "Во многих случаях то, что
является правом, запрещается моралью, которая обращается к человеку с
заповедями высшими и более строгими" (П. И. Новгородцев).
Нравственное начало должно стоять выше, чем юридическое.
Справедливость -- это соответствие с нравственным правом прежде, чем с
юридическим.




* ДАВАЙТЕ ИСКАТЬ *



В этой сжатой работе я не имел возможности говорить об армии,
милиции, судебной системе, большинстве вопросов законодательства,
экономики и о профсоюзах. Моя задача была лишь -- предложить некоторые
отдельные соображения, не претендующие ни на какую окончательность, а
только предпослать почву для обсуждений.
Разумное и справедливое построение государственной жизни -- задача
высокой трудности, и может быть достигнуто только очень постепенно,
рядом последовательных приближений и нащупываний. Эта задача не угасла
и перед сегодняшними благополучными западными странами, надо и на них
смотреть глазами не восторженными, а ясно открытыми, -- но насколько ж
она больней и острей у нас, когда мы начинаем с катастрофического
провала страны и разученности людей.
Непосильно трудно составлять какую-либо стройную разработку
вперед: она, скорее всего, будет содержать больше ошибок, чем
достоинств, и с трудом поспевать за реальным ходом вещей. Но и: нельзя
вовсе не пытаться.
В основу предлагаемой работы положены мысли многих русских
деятелей разной поры -- и, я надеюсь, их соединение может послужить
плодоносной порослью.

Июль 1990

Автор передает гонорар жертвам Чернобыля

[Андрей Клепач]

http://www.politjournal.ru/index.php...8806&issue=231


– Недавно исполнилось 20 лет с момента публикации статьи Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию». Как вы считаете, в какой мере это обустройство удалось совершить?

– Статья Александра Исаевича была предупреждением о грядущем развале СССР и о подходах к строительству новой России. СССР уже нет, а пути создания новой устойчивой общности России, Украины, Белоруссии и Казахстана, о которой писал Солженицын, мы ищем, и этот процесс получил новое дыхание в связи с образованием Таможенного союза и перезагрузкой отношений с Украиной с приходом команды В. Януковича. За последние 10 лет Россия сделала большой рывок в своем обустройстве, и, как сказал премьер-министр Путин за рулем «Калины», в главном, в основном все делалось правильно. Конечно, не все получилось так, как планировалось. Несмотря на высокие темпы роста, удвоение ВВП за десятилетие не состоялось. Этому помешали как мировой кризис, так и наши внутренние барьеры. Однако проводимая экономическая политика была все же не просто политикой развития экономики и поддержания макроэкономической стабильности, но именно программой возрождения России и собирания русского мира.

– Чем вызвана необходимость формулирования понятия русского мира? И в связи с этим: как сделать проект «Русский мир» успешным, как его реализовать?

– Речь идет о программе модернизации и обустройства России, которая включает в себя несколько важных аспектов: геополитический, экономический, региональный, социальный и духовный.

– Что включает в себя геополитический аспект?

– В первую очередь собирание русского мира вокруг России и новое позиционирование России в мире, формирование новой устойчивой геосоциальной системы совместного развития и безопасности, где Россия играет инициативную роль одного из архитекторов нового концерта держав и лидера интеграции на евразийском пространстве, «Русский мир» – это сфера естественного политического и экономического влияния России, сообщество стран с общими историческими корнями, стран, для которых совместное, дружественное развитие вместе с Россией приносит экономический и политический выигрыш, создает новые возможности развития и безопасности.

По уровню экономического развития в соответствии с целевыми показателями Концепции долгосрочного развития к 2020 году Россия может и должна войти в пятерку стран–лидеров по объему ВВП (по паритету покупательной способности) наряду с США, Китаем, Индией и Японией, обогнав Германию. Сейчас мы делим 6-е место с Великобританией. Эти страны вместе с Евросоюзом составят ядро нового концерта держав XXI века, который будет играть ведущую роль в поиске ответов на вызовы современного мира.

Мы сейчас, как и много раз в своей истории, находимся на развилке. Попытка модернизации (петровской, советской, рыночной 90-х годов) была связана с разрывом со своей традицией и попыткой приобщения к Западу, его передовым образцам.

Хотя мы по-прежнему пытаемся найти свое место в Евросоюзе, точнее вместе с Европой, и переживаем переформатирование отношений с США, главным приоритетом стала интеграция евразийского пространства. Создан Таможенный союз, начинается по-новому формирование Единого экономического пространства и консолидация ЕврАзЭС.

Можно сказать, что реализуется стратегическое уравнение для образа будущего: создание нового центра силы в постсоветской Евразии путем объединения потенциала России, энергетических ресурсов Каспия и промышленных активов и человеческого капитала Украины. Количественным символом этого уравнения может быть превращение рынка 142 млн в рынок для 250 млн человек и увеличение масштабов экономики как минимум на треть. Обладая 5% численности населения планеты, 10% мирового промышленного потенциала, 25% запасов базовых видов природных ресурсов, СНГ производит около 4,5% мирового ВВП и дает всего 2% мировой торговли. Однако это один из достаточно динамичных регионов мировой экономики – его потенциальный рост 5–7% против 1,5–2% в Еврозоне и США.

Интеграция – это всегда не только экономическое сближение, а духовная общность. Россия только тогда может быть лидером, когда предлагает миру не только экономические или военные достижения, но и духовный пример, определенный идеал, а не антиидею нового варварства русской мафии, коррупции. «Русский мир» включает в себя русскую диаспору, духовное собирание всех, кто дорожит русской культурой и Россией, формирование национальных элит в соседних странах, дружественных России. Последнее можно назвать клубом друзей России.

– Хотелось бы подробнее поговорить об упомянутом вами клубе друзей России. Что имеется в виду?

– «Русский мир» выходит за пределы СНГ и включает в себя русские диаспоры, а также национальные общности, тяготеющие в той или иной форме к России, имеющие или имевшие с ней общую историческую линию развития. В этом смысле «Русский мир» включает в себя и балтийские страны, Грузию и после выхода из СНГ русские диаспоры в других странах.

«Русский мир» является частью европейской христианской цивилизации, который не стремится раствориться в западноевропейских институтах, а претендует на самостоятельное развитие и лидерство в формировании Большого евразийского пространства, объединяющего Россию, Центральную Азию и Закавказье, являющегося мостом между европейской цивилизацией и цивилизациями Китая, Индии.

– Но как Россия сможет создать это новое евразийское пространство? Например, должна ли она брать на себя расходы по развитию теперь уже соседних стран ради осуществления этого проекта?

– Мы предлагаем нашим соседям не только доступ на масштабный российский рынок и определенный дисконт на российские энергоносителя, но и новую форму организации экономической жизни. Его основные элементы – новый формат зоны свободной торговли, создание Таможенного союза, формирование на его основе Единого экономического пространства (ЕЭП), консолидация сообщества ЕврАзЭС. Вовлечение в интеграционные процессы Украины, в том числе, возможно, и путем ее вступления в ЕЭП или ЕврАзЭС, участие в общих проектах и поощрение совместных инвестиций, обмен активами и создание совместных предприятий (прежде всего в авиастроении, космической промышленности). Возможно, для преодоления торговых конфликтов и барьеров имело бы смысл создать по таким важным товарам, как зерно, трубы и прокат, межгосударственные соглашения по примеру европейского соглашения угля и стали, с которого начинался общеевропейский рынок. В ЕврАзЭС создан Антикризисный фонд. Надо чтобы он выступал не только как стабилизационный, антикризисный фонд, но и как фонд развития, поддержки совместных проектов и помощи в развитии, преодолении (уменьшении) отсталости стран Центральной Азии (Таджикистана, Узбекистана, Киргизстана). Это значительные затраты России и Казахстана как более обеспеченных стран. Но за соразвитие и за дружбу надо платить. Издержки превращения Центральной Азии в регион отсталости и нестабильности будут выше. Когда мы окончательно выйдем из кризисной полосы, нам, скорее всего, понадобится свой собственный проект восточного партнерства ради развития, российский аналог плана Маршалла для Центральной Азии. Еще раз отмечу, интеграция – это не благотворительность, не только издержки, но и значительный выигрыш для самой России. Без партнеров мы не сможем набрать нужный динамизм и вес в мировой экономике. Вместо затрат на замещение украинской или белорусской продукции (хотя в определенной части и это необходимо), которую они делают дешевле, мы бы сосредоточились на развитии новых производств.

– А где географические границы евразийского партнерства?

– Интеграционное поле России включает в себя не только бывшие республики СССР. В интеграционных процессах важно участие Ирана с его крупным внутренним рынком и большой ролью в экспорте углеводородов. Конечно, международные санкции накладывают свои ограничения, но двери для сотрудничества не закрыты, и здесь перспективен не только двух-, но и многосторонний формат, например, через Ассоциацию прикаспийского сотрудничества. Новый взлет переживает и партнерство с Турцией. И Ближний и Средний Восток – это перспективные рынки для российского экспорта и инвестиций. К тому же и Турция, и Иран – активно реализуют свои проекты евразийского пространства развития, и России важно, чтобы они не входили в конфликт с нашими интересами.

– Если вернуться к нашим внутренним проблемам, то в чем заключается экономическое обустройство России?

– В выступлениях президента и премьера неоднократно говорилось, что цель проводимой политики – это создание динамичной, конкурентоспособной по мировым меркам национальной экономики, совмещающей эффективное использование природных богатств России и транзитного потенциала с созданием современной экономики знаний и технологий, создание экономики, в которой производство идей и инноваций, служение человеку (его образованию и здоровью, обеспечению безопасности) обеспечивает достойный уровень жизни. Мы многократно декларировали, что идем от экономики ресурсной и финансовой ренты к экономике, основанной на творческом производительном труде и знаниях, прежде всего на адаптации открытий.

– Но это только декларация, а на деле – «ресурсное проклятие»?

– Нет, не декларация, но системный, хотя и не во всем последовательный выбор. Начавшийся период умеренно высоких (или более низких, чем перед кризисом) цен на углеводороды и сырье, кажется, сам собой избавил нас от «ресурсного проклятия». Однако ресурсы, как и экспортная рента, сами по себе не «проклятие», а напротив, один из важнейших источников нашего роста и в прошлом, и в будущем. Столь же верно, что все «беды от ума» или от его неправильного устройства. В нашей экономике сырьевой и энергетические комплексы (а это почти 40% ВВП) имеют норму прибыли в разы выше, чем в машиностроении и инновационных секторах (включая науку и образование, все вместе – около 10% ВВП). Однако для перспективных месторождений на шельфе и в Сибири нынешних прибылей сырьевиков не хватает. С другой стороны, инновационный высоко- и среднетехнологичный бизнес не имеет ни достаточных собственных средств, ни достаточной поддержки от банков и институтов развития. Нам еще предстоит создать эффективный механизм стимулирования глубокой переработки сырья и развития интеллектуалоемких высокотехнологичных производств, в том числе и путем конверсии сырьевых доходов в экономику знания и разработок. Глубокая переработка сырья и новые прорывные технологии – это формула новой российской промышленной революции, или второй индустриализации.

Во время кризиса инновационные расходы государства, в отличие от бизнеса, не сократились, а с учетом мер по поддержке предприятий даже выросли. Шаги в этом направлении – государственные программы развития авиационной и космической техники, производства композитов, ядерных технологий и новых отечественных лекарств. Стартовали конкурсы научных и прикладных разработок в университетах, софинансированных бизнесом и государством. Расходы невелики – около 1% ВВП, надо их увеличивать, но главное – не только количество денег, а новая инновационная среда и новые субъекты самих инноваций.

– Значит, все же деньги и инновации врозь?

– Нет. Без достаточного финансирования мы не обеспечим прорыв в научных исследованиях и не поднимем образование. Расходы надо увеличить вдвое, до уровня, сопоставимого с нашими конкурентами. Однако делать это должно не только государство, но и бизнес, который ориентирован на импорт западных технологий, а не на развитие собственных и доведение их до мирового уровня. Фактически нам надо создать конкурентоспособный национальный сектор исследований и разработок, инжиниринговых компаний, научных и технических центров мирового уровня. И предпосылки для этого есть. Можно назвать Курчатовский центр, который получил сейчас новый статус, ЦАГИ и проект создания центра авиационной науки в Жуковском, кораблестроительный институт Крылова, ВИАМ и другие.

Нам нужна программа не только поддержки молодых ученых, но и инженерных школ и подготовки квалифицированных рабочих кадров. Другими словами, программы «русский ученый» и «русский инженер», сопоставимые с тем, что делается для обеспечения жильем военнослужащих, для сельской интеллигенции в рамках нацпроекта АПК. И это вопрос не только денег и программных мероприятий, но и престижа, моды на то, чтобы открывать новое, быть изобретателем, мастером, а не только экономистом или юристом.

– Кстати, о селе и продовольственной безопасности. Мы все-таки можем себя прокормить?

– Разумеется, можем. Более того, несмотря на нынешний неурожай (и эмбарго на экспорт зерна), Россия становится одним из крупных экспортеров зерна, а в перспективе и мяса. В долгосрочной перспективе мы будем одной из великих аграрных держав.

– В недавнем интервью «Коммерсанту» премьер-министр Путин сказал, что ключевым показателем развития страны является настроение граждан, «которое напрямую отражается в демографии». Как вы считаете, как это можно осуществить?

– При сокращающемся населении Россия не сможет ни освоить свои пространства, ни стать одним из лидеров мировой экономики. Сейчас есть позитивные сдвиги, впервые за несколько десятилетий рождаемость повысилась. Но народонаселение – это не просто рождаемость и смертность, это и социальное обустройство, прежде всего российской глубинки, наполнение жизни людей и общества смыслом. Сбережение русского народа, о котором говорил Солженицын, это процесс не только физического, но и духовного выздоровления.

При этом нам надо создать условия и для цивилизованной миграции, защиты их прав, создания условий для ассимиляции, вхождения в «Русский мир». Без мощного притока мигрантов мы не сможем обеспечить нормальное развитие восточных регионов.

– Я как раз хотел спросить. Вот, например, Владимир Путин, когда был в Якутии и во время своего автопробега, говорил о планах развития Сибири и вообще регионов. Есть ли уже конкретные программы, как это осуществлять, за чей счет – государства или частного бизнеса? Как найти баланс между явно необходимой децентрализацией и сохранением единого пространства?

– Тут есть несколько направлений, над которыми необходимо работать. Во-первых, новая программа освоения Сибири, Арктики и Дальнего Востока. Далее инструменты – ФЦП, поддержка системных бизнес-проектов средствами инвестфонда (возможно создание ряда восточных региональных фондов или компаний развития за счет средств инвестфонда), ограниченные налоговые льготы под особые зоны, а также целенаправленная миграционная политика, государственная поддержка геологоразведки, стимулирование приграничного сотрудничества регионов.

Новая национальная конкурентоспособность включает в себя эффективное и бережное отношение к российской земле, ее богатствам, создание условий для эффективного освоения Сибири и Арктики и подъема, сохранения душевной и экологической чистоты глубинных российских провинций. Нам еще предстоит нащупать оптимальное число и компоновку российских регионов. По оценкам некоторых экспертов, это число близко к 30–40, что сопоставимо с количеством царских губерний. Нам не хватает самостоятельных, вне столиц центров экономического и культурного развития. Такими локомотивами могут стать и уже становятся (кризис ускорил этот процесс) Свердловская и Челябинская области, то есть «Большой Урал», Новосибирск и Томск, регионы «Большого Поволжья» (Татарстан, Нижний Новгород, Самара–Тольяттинская агломерация, Пермский край).

Можно сказать, что формируется новая сотовая структура российского пространства.

– А как же с дорогами? Какое региональное развитие при нашей транспортной инфраструктуре?

– Конечно, без прорыва в развитии транспортной инфраструктуры, мы не сможем освоить новые и обеспечить модернизацию старых регионов. Заложенные (хотя и не в полностью) в Концепции развития транспортной системы проекты по созданию транспортных артерий в обход Москвы, скоростных железнодорожных магистралей в случае своей реализации изменят образ жизни многих городов и деревень Центральной России (Нижнего Новгорода, Белгородской, Тамбовской, Липец-кой, Воронежской и Курской областей). В условиях кризиса многими транспортными проектами пришлось пожертвовать, но через год-два нам надо возобновить масштабные транспортные проекты, подкрепив их новыми технологиями строительства, современной системой стандартов и создав более конкурентную среду.

– Но что получит каждый человек, как изменится его жизнь?

– Дорога близка каждому, но, как я понимаю, вы имеете в виду вопрос о жилье. Во время кризиса были затрачены миллиарды на поддержку ипотеки и жилищное строительство. Но мы так и не решили в полной мере проблему строительства доступного по цене и качественного жилья (жилья эконом-класса). Все острее становится вопрос не только квадратных метров и километров дорог, но качества городской среды. Назрел проект нового города, новой градостроительной политики, нацеленной на создание городской среды, комфортной для человека и природы. Общество задумалось над этим – примером может служить проект журнала «Эксперт», посвященный новому городскому жилью. Но новую градостроительную политику, как и реформу жилищно-коммунального хозяйства, еще предстоит реализовать. В этой же связи надо рассматривать и проект «Русская деревня – новая крестьянская усадьба (двор) и облик села».

– Для осуществления всех этих преобразований нужны экстраординарные усилия, мобилизация. Как вы считаете, успешное решение всех этих задач возможно только авторитарным путем, при ограничении социальных свобод?

– Модернизация всегда связана с концентрацией, мобилизацией сил общества. Обустройство России, как писал и в своей статье 1990 года Солженицын, требует от русского народа самоограничения. Однако самоограничение – это не отказ от свободы. Это скорее отказ от избыточного потребления, расточительности, произвола. Мы сейчас, и перед кризисом, и в ходе его, качнулись в сторону госкапитализма, как и в сторону консолидации корпораций, и это оправданно. Однако от свободы, в том числе и предпринимательской свободы, никто не отказывается. Сравнивая нашу экономику с китайской, проще увидеть, в чем мы проигрываем, но есть и потенциальные преимущества. Это более высокий уровень экономической свободы, без чего невозможно настоящее инновационное развитие, экономическое и социальное творчество. Вряд ли российский госкапитализм надо демонтировать и обогащать недостатками западного финансового либерального капитализма. Скорее наши институты, как и экономика в целом, нуждаются в серьезной модернизации, усилении диалога, обратной связи от бизнеса, общества к власти.

Наверно, от последних лет испытаний есть накопление определенной усталости в обществе, в бизнесе, возможно, требуется новая энергетика, новая свежая кровь. И этого нельзя получить по команде сверху, необходима дерзость, смелость снизу, то есть свободное действие.

– Мы опять должны вернуться к приватизации, либерализации и конкуренции, демонтажу госкорпораций?

– И приватизация, и конкуренция – это не панацея, а одни из постоянных факторов нашего развития в 1990-е и 2000-е годы. Правительство сейчас вновь планирует активизировать приватизацию, но не это меняет качество экономического развития. Главное не в пропорции – больше или меньше государства в тех или иных секторах, а том, чтобы государство сосредоточилось на тех проектах и видах деятельности, где конкуренция, работа на прибыль не срабатывает. Другими словами, реализовывалось разделение труда, а не замещение бизнеса государством и наоборот. «Кесарю – кесарево, Богу – богово».

Экономика не может двигаться только конкуренцией. С 2004 года правительство начало строить систему стратегического управления в экономике. Вначале это была волна разработки стратегий развития тех или иных секторов экономики, переформатирование федеральных целевых программ и превращение их в действительно мощный инструмент развития экономики. Стартовали национальные проекты. Два года назад развернута работа по правительственным проектам (более 50) в различных секторах экономики. С 2011 года начинается разработка государственных программ. Так или иначе, но действующие программы и стратегии охватывают около половины экономики, и их вклад в экономический рост, по нашей оценке, уже сопоставим с эффектом от внешнеэкономической конъюнктуры. Россия выстрадала стратегический программный подход к развитию экономики, и нам нужны проекты и решения на 10–20–30 лет вперед.

– Может ли модернизация обернуться не обустройством, а очередным расстройством России?

– Искусство управления, наверно, в том и состоит, чтобы перестройка экономики и общества прошла без срывов и катастроф. Менеджер всегда стремится найти баланс между энергией развития и поддержанием стабильности. В модернизации есть внутреннее противоречие. Оно не в противопоставлении модернизации и инновационности, частичных улучшений и прорыва в новое качество. Вызов в другом.

Можно представить обустройство России без модернизации как возврат к своим традициям – свое-образный консервативный поворот. Можно возрождать и сохранять традиции, но нельзя вернуться в прошлое и отказаться от будущего. Обустройство России неизбежно включает в себя модернизационный момент, проект будущего. Важно, чтобы будущая, новая Россия сохраняла преемственность со своими основами, была органичной. Наверно, тогда российское развитие приобретет устойчивость и разомкнет драматический круг взлетов и падений.

Беседовал Олег ДАВЫДОВ

ИЗ ДОСЬЕ

Андрей Николаевич Клепач родился 4 марта 1959 г. в Москве.
В 1981 г. окончил экономический факультет МГУ им. Ломоносова.
В 1981– 1984 гг. – аспирант экономического факультета МГУ. С 1987 г. кандидат экономических наук.
В период с 1991 по 1998 г. – старший научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. С 1993 по 1996 г. – доцент Высшей школы экономики. С 1996 по 1997 г. – доцент экономического факультета МГУ.
В 1998 г. возглавил лабораторию Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, в январе 1999 г. стал директором Департамента исследований ЦБ России. В 1999–2004 гг. – исполнительный директор аналитического фонда «Центр развития».
В 2004 г. стал директором Департамента макроэкономического прогнозирования Министерства экономического развития и торговли РФ. В 2008 г. назначен заместителем главы Минэкономразвития России, курирующего вопросы прогнозирования, развития секторов экономики, стратегического планирования бюджетирования.
Автор более 50 научных публикаций.
Женат, имеет дочь.
Владеет английским и французским языками.

[Тоталитарная пресса]

http://svpressa.ru/society/article/47334/
30 августа 2011 года 18:41 | Виталий Словецкий


Если ничего не менять, через 70 лет в нашей стране будет жить не более 38 миллионов человек

Демографы и социологи бьют тревогу: в ближайшие годы Россия столкнется с последствиями катастрофического спада рождаемости, случившегося два десятилетия назад. Демографическая яма Второй мировой войны несколько глубже, но яма 1990-х значительно масштабнее : число россиян, не родившихся в результате спада рождаемости, в несколько раз превышает число россиян, не родившихся в результате той войны. По мнению экспертов, если в стране не будет срочно внедрён комплекс мер, направленных на усиленное стимулирование рождаемости, в недалеком будущем Россия может прекратить существование!

На прошлой неделе председатель комиссии Общественной палаты РФ по социальным вопросам и демографической политике Елена Николаева на круглом столе «Почему россиян становится меньше?», прошедшем в РИА Новости, сказала: «Тотальная бедность остаётся одним из главных препятствий к повышению рождаемости…» С ней согласны не все.

Секуляризация – главная причина низкой рождаемости

Другие специалисты придерживаются мнения, что бедность – далеко не главная причина стремительного снижения количества рождающихся в стране детей.

- Одной из основных причин сокращения рождаемости является секуляризация – отход от духовных ценностей. Решение о рождении ребёнка всегда нерационально, оно не связано с материальной выгодой. Чем больше альтруизма, чем больше ориентации на духовные ценности – тем выше рождаемость, - комментирует ситуацию директор Института демографических исследований Игорь Белобородов. - Другая причина катастрофической ситуации с рождаемостью – урбанизация: переезд огромной части населения из сельской местности и маленьких городов в большие города. Сломался семейный уклад, хозяйственные отношения, изменилась культура. Реализация карьерных устремлений женщин стала проходить в антисемейном русле. Названные факторы явились катализатором демографической трагедии, которая наблюдается в последние 20 лет. С начала 1990-х годов население страны стало огромными темпами сокращаться. Такое наблюдалось и ранее, например, в 1965 году уровень рождаемости упал ниже порога замещения поколений. Перечисленное ставит большой и жирный знак вопроса на существовании народа, как национального и культурологического феномена.

«СП»: - Какое количество детей должно быть в семьях, чтобы предотвратить вымирание страны?

- На одну семью – 2,5 – 2, 6 ребёнка при нормальной ситуации в стране. Но, учитывая то, что уже два десятка лет у нас наблюдается депопуляция, коэффициенты должны быть другими. Для того, чтобы избежать демографической ямы, стране необходим запас демографической прочности - не менее 3 – 3,2 детей на одну семью. А через 15-20 лет каждой семье необходимо будет иметь не менее четырёх детей просто для замещения поколения. О демографическом росте и речи не идёт.

«СП»: - Что следует предпринять правительству для улучшения демографической ситуации?

- Нужны не только льготы, пособия и компенсации, которые, бесспорно, надо увеличивать. Необходим государственный стандарт, аналогичный тому, какие существуют при производстве товаров и строительстве: профилактика разводов и абортов, программы по укреплению семьи. Мы давно предлагаем ввести государственную норму, запрещающую изображать семью в негативном контексте. Телевидение, кино и шоу-бизнес активно эксплуатируют семейные темы. Нужно установить чёткие правила игры: семья должна изображаться в виде двух родителей, разумеется, разнополых, имеющих не менее трёх детей. Через телепрограммы, мультфильмы, интернет и прочие средства коммуникации следует распространять такой вид семьи.

Сегодня реклама, в которой показаны семьи, выглядит удручающе. Там, в основном, один ребёнок. Для молодёжи это является примером для подражания.

По прогнозу ООН, население России к 2050 году сократится со 142 миллионов до 100 миллионов человек. К 2080 году в стране может остаться лишь 38 миллионов человек. Экономический рост, цены на нефть, стабилизационный фонд уже не имеют стратегического смыла для народа, поскольку не способны повлиять на повышение рождаемости.

А население Индии к 2050 году увеличится с 1,1 миллиарда до 1,6 миллиардов человек, Китая – с 1,3 миллиардов до 1,4 миллиардов, Пакистана – с 158 миллионов до 305 миллионов, Саудовской Аравии - с 25 миллионов до 50 миллионов.

«Россию излечит смена власти»

- В нашей стране не только кошмарное сокращение рождаемости, но и сверхсмертность. При имеющемся в России потенциале прирост населения должен составлять ежегодно 400 тысяч человек, - говорит член комитета Государственной думы по охране здоровья Олег Куликов. - За два десятилетия в стране была разрушена практически вся социальная сфера. Огромное количество жителей умирает от сердечно-сосудистых заболеваний, пищевых и алкогольных отравлений. В России страшная алкологизация и наркотизация населения.

Увеличивается число заболевших инфекционными болезнями.

Всё это сказывается, и далее будет сказываться на численности жителей.

Население страны росло до 1992 года, когда оно достигло исторического максимума – 148,6 миллионов человек. С того времени население не сокращалось только в 1994 и 2009 годах, из-за того, что его естественная убыль (превышение количества умерших над количеством родившихся - «СП») перекрывалась миграционным приростом. С 1992 года естественная убыль составила 12,9 миллиона человек.

Из-за спада рождаемости в 1990-е годы резко сократилось число женщин детородного возраста.

Наиболее высока рождаемость в северокавказских республиках и в местах компактного проживания мусульманского населения. В большинстве остальных регионов число рождающихся детей сокращается. Дальше будет хуже.

Низкая рождаемость характерна не только для России, но и для большинства развитых стран. Однако стоит заметить, что причины вызывающие низкую рождаемость в России и в развитых странах резко отличаются. У значительной части населения благополучных государств, причина снижения рождаемости детей – эгоцентризм: наследники должны быть обеспечены, родители – больше заниматься собой, следовательно, детей должно быть как можно меньше. В России иное: потеря социальной уверенности и как результат – устрашающие темпы снижения рождаемости. Такой скорости за столь короткое время, не знала ни одна страна в мире.

Власти практически не уделяют внимания здравоохранению. Много разговоров, огромное число пиар-акций, а дела никакого.

«СП»: - Неужели нет выхода?

- Чтобы исправить ситуацию власть должна разработать комплексные программы по содействию молодым семьям, по организации досуга, придать школам воспитательную функцию. Политику страны нужно направить на поддержание духовно-моральных ценностей семьи, а она направляется на их разрушение.

Необходимо не на словах, а на деле бороться с алкоголизмом и табакокурением. А власть и мы, законодатели, проигрываем алкогольному и табачному лобби.

Власть не слышит и не понимает народ: у них разные магазины, разный отдых, разные образовательные учреждения.

Россия больна. Больна почти смертельно. Лекарством для неё может стать только смена власти.

В последние годы благодаря активному претворению семейной политики значительного роста рождаемости добились многие государства. Великобритании удалось поднять рождаемость с 1,63 детей на женщину до 1,94, Греции - 1,25 ребенка на женщину до 1,51. Увеличилось количество рождённых детей в Норвегии, Финляндии, Нидерландах, Исландии, Испании, Австралии и Латвии.

Из досье "СП".

Во Владивостоке провели исследование, в ходе которого задавали горожанам вопрос: «Как вы думаете, в чём причины низкой рождаемости в городе? Отметьте не более трёх причин».Наиболее значимыми причинами низкой рождаемости жители назвали материальные трудности, жилищные условия, бытовую неустроенность, недостаточную поддержку семей со стороны государства, проблему с детскими садами. Недостаточное медицинское обслуживание, наркомания и алкоголизм хотя и не являются основными причинами низкой рождаемости, но были отмечены людьми как дополнительные факторы, влияющие на эту ситуацию.

- Утрата «материнского инстинкта» - это болезнь духа. Она поражает средний класс. В последние годы населению внушалась новая система потребностей. Россияне приняли стереотипы западного общества потребления. Произошло ускользание национальной почвы, - говорит владивостокский правозащитник, исследователь социальных явлений Олег Романов. - В дореволюционной России, где было много бедных людей, в семьях имелась потребность рожать большое количество детей. Причин было несколько: дети являлись помощниками в семье, опорой родителям в старости, заметное влияние на рождение детей оказывала церковь.

Не хотят рожать и в Псковской области. Местные жители говорят, что работы нет, кругом разруха. Правда, администрация региона распространила информацию, что за четыре года благодаря реализации приоритетного национального проекта «Здоровье» рождаемость в области повысилась на 11 процентов.

- Откуда они взяли такие данные?! Все, кто могут, бегут отсюда. Кому повезло – получили эстонские паспорта. Рожать здесь – безрассудный поступок, - говорит врач из города Печоры Валентина Архименкова. – Власти, вместо того, чтобы рапортовать о повышении рождаемости, нужно разобраться, что мешает её росту. И увидеть причину нежелания людей иметь детей.