![]() |
|
#1
|
||||
|
||||
![]()
https://iz.ru/news/249827
31 июля 2001, 19:09 Представляя столичной милиции ее нового начальника, министр внутренних дел затронул, наверное, самую болезненную для всей правоохранительной системы проблему: сокрытие реальных преступлений ради хороших показателей. Зеркальным отражением этого является представление замечательной отчетности путем раскрытия "преступлений", которые на самом деле всего лишь административные проступки. Словом, заклеймил министр "липу" в борьбе с преступностью... Но если оглянуться назад, в недалекое и уже далекое прошлое, мы увидим, увы, то же самое. Теперь мало кто помнит скандально знаменитого министра Щелокова; а он ведь, взяв в свои руки бразды правления ведомством, метал в эту "липу" громы и молнии еще похлеще. А она по-прежнему жива-здорова, способствует получению чинов и орденов и прикрывает истинное положение дел. Разве что размах стал не в пример грандиознее и откровеннее По данным милицейской статистики, за год зарегистрировано 3 миллиона правонарушений, подпадающих под статьи Уголовного кодекса. Из этих зарегистрированных по 1,7 млн возбуждены уголовные дела; осуждены 1,2 миллиона человек, из них к лишению свободы приговорены 400 тысяч. Статистика, кажется, в общем-то благополучная. Только дело в том, что на 3 млн зарегистрированных преступлений приходится 11 млн латентных, т.е. скрытых. Сейчас работа милиции оценивается по двум основным показателям: снижение уровня преступности и повышение раскрываемости преступлений. Совершенно очевидно, что эти требования как раз и толкают на "липу": сокрыть то, что не имеет перспектив быстро и легко быть раскрытым, и возвести в ранг преступлений проступки, за которые достаточно 15 суток. Если же учесть, что статистика преступности ведется тем же МВД, то сколь бы ни гремел министр с трибун совещаний, дело с места не сдвинется. А как же они там, за бугром, справляются с показателями? Заместитель начальника Следственного комитета МВД РФ Борис Гаврилов на одном из "круглых столов" сослался на их статистику, в частности, число зарегистрированных краж. В США ежегодно регистрируется таковых 11 млн, в Англии - 4 млн, а у нас - только 1,5 млн. Комментировать вряд ли стоит. За исключением разве того, что работу полиции там оценивают, но по иным показателям или вообще без формальных показателей. Если же и ведут подсчеты, то какие-то независимые институты. Подравняться под мировой уровень нам не так-то просто. Придется преодолевать давление традиции, менталитета, не говоря о прочно удерживающем позиции "порядке вещей". Десятилетиями наша экономика выпускала не товары и продукты, нужные населению, а показатели выполнения планов, никому не нужная продукция лишь сопровождала отчетные данные - они были главными. Именно поэтому у нас вместо провозглашенной президентом диктатуры закона господствует диктатура показателей. Если в области уголовных преследований она заставляет скрывать преступления, чтобы лучше выглядеть, то в области административных нарушений диктатура показателей толкает на преувеличения: больше оштрафуешь - лучше работаешь. В 1996 г. в административном порядке было наказано 70 млн граждан, а в прошлом уже на 5 млн больше - каждый взрослый. В 1998 г. президент РФ издал указ о разработке федерального закона о государственной системе выявления, регистрации и учета преступлений. Что это даст, пока неясно. Не исключено, что одни показатели заменят другими, к которым так же пластично приспособятся. К тому же усиление централизации милицейской службы - назначение начальников без обязательного согласования с местной властью - тоже сеет сомнения. Ибо все-таки качество милицейско-полицейской службы объективнее всего способно оценить только население городка, села, дачного поселка, городского квартала. Наверное, ушло то время, когда символом порядка был дядя Степа или Анискин - Жаров. Тогда спокойствие внушала сама фигура постового милиционера в людном месте. Еще раньше городового. Квартального, а потом участкового тоже знали. Сейчас на улицах только инспектора ГИБДД. Все остальное - вне доступности для людей. Может быть, это технический или иной прогресс? Но вот воспоминание о походе по злачным местам Нью-Йорка. В районе полуночи страшновато. Но чуть не на каждом перекрестке - стеклянная будка, а в ней - два парня в черном с кольтами и дубинками по бокам... |
#2
|
||||
|
||||
![]()
https://iz.ru/news/250141
Цитата:
В ожидании демократического правосудия Требование Виктора Тихонова еще раз заострило проблему, которая остается в центре внимания дискуссий о судебно-правовой реформе. Пока еще новый Уголовно-процессуальный кодекс не прошел всех положенных процедур, некоторые его кардинальные нормы предполагается ввести лишь в 2004 году. Так что приходится ссылаться на действующий, еще советского образца УПК, правда, со внесенными изменениями. Глава этого кодекса "Производство в суде присяжных" гласит: по ходатайству обвиняемого суд присяжных в краевом, областном, городском суде рассматривает дела о преступлениях, перечисленных в ст. 36 настоящего кодекса. В этой статье - полный перечень преступлений, которые подсудны судам этого уровня; в их числе и посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 действующего УК). Конституционный суд, как известно, вынес решение, имеющее силу закона, согласно которому обвиняемый, которому предъявлена статья, предусматривающая смертную казнь, может быть судим именно судом присяжных. Упомянутая же 277 статья такую меру предусматривает. И не так уж важно, что на смертную казнь наложен мораторий. Норма есть норма. И, наверное, именно поэтому прокурор области Владимир Токарев публично признал отказ в ходатайстве Тихонову "слишком поспешным", а зам. председателя Новосибирского суда Тамара Инденок заявила, что отказ "имеет разъяснительный характер". Что последнее значит, честно говоря, не очень понятно: если отказано - то отказано, а если нет - то как же судить без присяжных. Понятно другое: обвинительная власть просто боится суда присяжных. Об этом откровенно заявлял ни много ни мало - один из заместителей генерального прокурора. Однако открытое сопротивление суду присяжных не так страшно - оно преодолимо. Опаснее уже отмеченные случаи манипулирования и в этой форме судопроизводства. Причина в том, что вердикт присяжных никем отменен быть не может по существу - только в случае нарушения процессуальных норм. Вот здесь и таятся подводные камни. В Ростовском областном суде слушалось дело об убийстве сына большого чиновника. На седьмой день слушанья, когда обстановка в суде стала складываться не в пользу обвинения, прокурор выступил с ходатайством распустить коллегию присяжных по тому мотиву, что "адвокаты систематически затрагивают юридические процессуальные вопросы, не подлежащие рассмотрению с присяжными". Председательствующий ходатайство удовлетворил - распустил присяжных. Другой случай произошел в Московском областном суде. Там судили двух милиционеров, которые применяли такие методы допроса, добиваясь признания в убийстве, что подозреваемый сам скончался. Судебное следствие закончилось, присяжные удалились, вынесли обвинительный вердикт, вручили его судье - тут коллегию и распустили: вроде бы кто-то из присяжных вышел в коридор покурить, а там были участники процесса. Так и получается, что демократическое правосудие как бы учреждено, и как бы его нет. Эх, нам бы Манифест, наподобие того, что издал Александр II в ноябре 1864 года: "водворить в России скорый, правый, милостивый и равный для всех подданных наших суд, возвысить судебную власть, дать ей надлежащую самостоятельность и вообще утвердить в народе нашем то уважение к закону, без коего невозможно общественное благосостояние". И был ведь учрежден в только что выходящей из крепостного, считай, тоталитарного состояния России демократический суд. И хотя противников было не меньше, чем сейчас, начал действовать. И посягавшая на жизнь государственного деятеля Вера Засулич предстала именно перед таким судом. Как теперь бы сказали, на то была политическая воля. |
#3
|
||||
|
||||
![]()
https://iz.ru/news/250650
Цитата:
Поэтому когда в начале горбачевской перестройки юристы вытащили на свет основные понятия демократического государства - "разделение властей", "правовое государство", "третья власть", - их встретили в штыки. XIX конференция КПСС одобрила создание конституционного контрольного органа, но подчеркнула: "для обеспечения полновластия Советов". Отсюда и половинчатость в учреждении "третьей власти". Горбачев и Лукьянов, правившие тогда бал, ни в какую не согласились назвать новый правовой институт судом - только комитетом. Комитет конституционного надзора стал квазисудебным институтом, который не выносил обязательные для всех и не подлежащие обжалованию вердикты, а всего лишь давал рекомендательные заключения по проектам законов, самим законам, указам, постановлениям и иным нормативным актам. Так что одним из центральных игроков в правовом поле комитет так и не стал. Однако именно он впервые в российской истории начал "судить власть" - хотя бы тем, что официально и публично объявлял противоречащими Конституции ее акты. Закон о конституционном надзоре в СССР был принят Съездом народных депутатов в декабре 1989 г., и вскоре начал действовать Комитет конституционного надзора в составе 21 члена. Председателем избрали видного юриста, активного деятеля первых Съездов народных депутатов Сергея Алексеева. Первые же акты комитета вызвали положительные отклики мировой юридической общественности. В отечественных оценках преобладал скепсис. В эйфории ниспровержений кумиров хотелось решительных действий: "объявляется незаконным", "подлежит отмене". А между тем комитет принял несколько актов, имевших, как тогда говорили, судьбоносное значение. Первый же вердикт комитета вызвал шок у власти: объявлялся противоречащий Конституции указ президента СССР о "режиме Садового кольца". Этим указом запрещались митинги, демонстрации, шествия в центре столицы. Впервые на решение "первого лица" было наложено вето - еще год-два назад просто немыслимое. И президенту некуда было деться - юридически вето было безупречно. Пришлось указ отменять. То было первое одоление силы правом. Другим актом комитета, поколебавшим устои, было его решение о незаконности секретного законодательства. Было выявлено 3 тысячи правовых актов под грифом "Секретно", "Для служебного пользования", "Не для печати", в которых так или иначе ограничивались права людей. Граждане нарушали закон (или не получали положенное по закону), не имея возможности знать, что таковой существует. А ведь людей по этим актам ограничивали в правах, штрафовали, высылали, сажали. Комитет указал, что только опубликованный в открытой печати закон или иной акт, касающийся прав и свобод человека, может быть применен. Судьба Комитета конституционного надзора была предрешена судьбой самого СССР. Однако сразу же после подавления августовского путча на комитет возвели совершенно необоснованное обвинение в том, что он якобы не осудил ГКЧП, а о незаконности мятежа заявил лишь после его подавления. Это не так. Вот свидетельство Ивана Лаптева, тогдашнего спикера одной из палат Верховного Совета, бывшего главного редактора "Известий": "19 августа ко мне в кабинет ворвался С.С. Алексеев, председатель Комитета к.н. Он вручил мне заявление членов этого комитета, содержавшее жесткую оценку происходящего и напоминание, что Закон о чрезвычайном положении не предусматривает таких структур, как ГКЧП. Это было очень важно и очень серьезно". Заявление комитета было объявлено в тот же день по телевидению, а на другой день опубликовано. Так что наш первый Конституционный суд занял твердую позицию. Конституционная юстиция в лице Конституционного суда России сумела занять положенное ей место в правовом государстве. Она судит издаваемые законы. Вступает в конфликт с высшей властью. Предстоит 10-летний юбилей деятельности КС. Вспоминая о старте конституционного правосудия в нашей стране, хочется пожелать, чтобы по проторенному им пути поскорее двинулась и вся остальная судебная система. |
#4
|
||||
|
||||
![]()
https://iz.ru/news/250801
Закон, как известно, един для всех. Только мы все разные - и в этом самая главная проблема правосудия. Именно для того, чтобы сочетать эти два противоречивых начала, человечество придумывало различные формы судопроизводства от суда Божьего до суда присяжных. Собственно, ради этого, если говорить "по большому счету", затеяна в демократической России судебно-правовая реформа 24 августа 2001, 16:46 Конечно, очень важно, кто - прокурор или суд - будет давать санкции на арест, обыск и т.д., как будет обеспечиваться независимость судьи и где при этом гарантии от его своеволия. Но некоторые факты из нынешней судебной практики наводят на мысль: а в том ли все дело, кто будет арестовывать - прокурор или судья, и каковы будут наказания, если присяжные скажут "виновен"? Как сказал классик, справедливость исходит из фактов, а право - из принципов. Не укради - это принцип, кто ж спорит. Но вот гражданин Менчишкин украл газовый баллон - суд приговорил его к 4 годам лишения свободы. Некто Минкус похитил два электросчетчика - тоже 4 года. Женщина (муж и сын погибли в автокатастрофе, а младший остался инвалидом) украла сумочку - тюрьма. И, наконец, знаменитое, не раз приводимое Анатолием Приставкиным, дело о хищении козы - матери двоих детей дали пять лет, как рецидивистке, поскольку перед тем она похитила две курицы. Почему так жестоко, при всем при том, что красть нельзя? Что, перечисленные наказания вынесены в точном соответствии со статьями УК? Всего этого нельзя объяснить лишь жестокосердием судей или свирепостью российских законов. Ведь судья оценивает доказательства, выносит приговор не только в соответствии с уголовными статьями, но и по внутреннему убеждению. К тому же судья теперь несменяем, его трудно наказать. Все это так. И тем не менее оправдательных приговоров меньше одного процента. Формально отмена приговора вышестоящим судом "за мягкостью наказания" никаких последствий для судьи не имеет. Однако "показатели" давят. Хотим мы того или нет, но внутри судейской системы они играют заметную роль. Долгие десятилетия суд рассматривался не как арбитр в состязательном процессе, а как орудие борьбы с преступностью; его ставили в один ряд с розыском, следствием и обвинением. Теперь это если и не сломано, то надломлено. Во время летних обсуждений судебных реформ их главный вдохновитель, замглавы администрации президента Дмитрий Козак, заявил об этом прессе. Больше того, он сказал то, что давно принято в мировой практике: суд не должен заниматься установлением истины - это удел философов; его пределы - исследовать материалы дела. Из них, из непосредственного общения с человеком на скамье подсудимых рождается внутреннее убеждение судьи. Но страх перед отменой "мягкого", тем более оправдательного приговора, перед тем, что дело могут отправить на новое рассмотрение тому же судье, пересиливает любые внутренние убеждения. Если к тому же учесть, что до сих пор в половине уголовных процессов не участвует прокурор, судье поневоле приходится брать на себя роль обвинителя. Президент настойчиво и последовательно строит вертикаль исполнительной власти. Наверное, это благо для упорядочения расхлябанного государства. Но суд, как говорилось, в эту схему не вписывается. Пирамида "третьей власти" должна быть отчетливо разрезана по горизонтали: судьи низшего звена делают свое дело, высшего - свое, а статистикой отмененных или измененных приговоров пусть занимаются профессора права. К сожалению, в принятом в первом чтении законе о статусе судей этого деления на горизонтальные сектора не заметно. Но здесь главное не сам по себе закон, главное - практика, направляемая разъяснениями пленума Верховного суда. В его постановлении от 1996 г. сказано: суды не должны назначать наказания, которые являются несправедливыми, как вследствие мягкости, так и вследствие суровости. Однако "вследствие суровости" приговоры практически не отменяются. Вследствие мягкости - сплошь и рядом. И это давит на судью, на его внутренние убеждения. Ведь что значит отменить приговор за мягкостью наказания и послать ему же на повторное расследование? Только одно: исказить его внутреннее убеждение; заставить забыть лица на скамье подсудимых и руководствоваться только "принципами", т.е. безличными статьями УК. Кстати Судебная система в правовом государстве занимает уникальное место. Нижестоящий суд не подчинен вышестоящему. Отмена приговора апелляционной или кассационной инстанции никак не затрагивает честь и должностное положение судьи. Судье в Европе или в Америке нет никакого дела, что будет с его решением в верхах: оставят в силе, отменят, вынесут другое. На доследование там не посылают, надзорного производства вообще нет. Сейчас у нас вводится апелляционное производство как самостоятельное, с заслушиванием подсудимых, свидетелей, адвокатов. И все равно отмена первого приговора нависает над судьей, как дамоклов меч. |
#5
|
||||
|
||||
![]()
https://iz.ru/news/250806
В связи с тем, что суд присяжных в Ставрополе вынес оправдательный вердикт Владимиру Муханину, бывшему милиционеру, и Ильясу Саралиеву, жителю Чечни, прокурор сделал заявление: приговор будет опротестован, "как необоснованный и незаконный". Заявление в правовом смысле сенсационное. Либо сделано оно сгоряча, либо дело в принципиальном неприятии самого суда присяжных. Не хочется допускать мысли, что прокурор не понимает саму идею и статус этого судопроизводства, закрепленного в Конституции России 24 августа 2001, 17:48 Дело в том, что вердикт присяжных и не должен быть "обоснован". Присяжные не юристы; действующие юристы вообще ими быть не могут. Это, как его называют, "суд улицы". По материалам дела, которые они слушали в зале заседаний, а в совещательной комнате - по внутреннему убеждению они выносят свой вердикт: виновен или не виновен. Вот и все основания, иных от присяжных не требуется. Тем более странно объявление вердикта незаконным. Собственно, вынося свое решение, присяжные и творят закон по данному конкретному делу. Незаконным вердикт может быть признан только в случае существенных процессуальных нарушений. Но в конце концов, дело не в этом конкретном вердикте, а в самом состоянии суда присяжных в России. В Конституции 1993 года право граждан на суд присяжных предусмотрено. К сожалению, этим правом мы лишь отметились "для Европы". Реально подавляющая часть населения не имеет возможности воспользоваться своим правом на демократическое правосудие. Суд присяжных сначала ввели в пяти регионах, потом присоединили еще четыре. Это из 89 республик, краев и областей (суд присяжных предусмотрен лишь на этом уровне). Получился, как говорят, парадокс: в Московской области можно, в самой Москве - нельзя. Какое-то порционное правосудие. Объясняют это традиционно: средств не хватает, помещения не приспособлены и т.д. На самом же деле объяснение одно: власть не хочет и не может сосуществовать с независимым судом. Между прочим, полтораста лет назад тоже с помещениями было туго и с финансами не очень. И сопротивление толпящихся у трона было не меньшее. Однако все это покрыла, как бы теперь сказали, политическая воля. Манифестом монарха Александра II двери судов присяжных были открыты по всей империи. И новые суды начали действовать. Выносить вердикты, не всегда угодные властям. Но последние склонили головы перед правосудием. В наши дни тоже вроде бы признали, что суд присяжных должен быть повсеместно (для случаев, предусмотренных законом). Об этом много говорили нынешним летом, когда обсуждали судебную реформу. Но за всем этим чувствовалось и еще даст себя почувствовать глухое сопротивление прокуратуры, следственных подразделений. Один из замов генпрокурора публично заявил о неприятии суда присяжных, однако в отставку не подал. Хотя как же это может быть: госчиновник против Конституции? Позиция обвинительной власти вполне объяснима: она не готова к состязательному процессу, а таковой может реализоваться в полной мере только перед не зависимыми ни от кого присяжными. Прокуроры за много десятилетий привыкли открывать ногой дверь в кабинеты судей, заранее обговаривать с ними приговоры. Они проигрывали в судоговорении адвокатам, но были спокойны: в приговор перепишут обвинительное заключение. И так все продолжается. Отсюда менее одного процента оправдательных приговоров в обычных судах и до 20 процентов - в судах с присяжными. Не во всем, как мы говорим, цивилизованном мире принята эта форма судопроизводства. Она присуща англосаксонской системе, но не принята "на континенте". Мы за образец взяли собственный опыт - дореволюционной России. В Англии, Америке присяжные решают вопрос: доказано обвинение или не доказано. У нас шире: виновен или невиновен, даже если обвинение подкреплено серьезными уликами. Извините уж за ссылку на заезженный пример: Вера Засулич стреляла в высшее должностное лицо, генерал-губернатора Трепова, но была оправдана присяжными, ибо, по их мнению, "не виновна". И никто не отменил вердикт, хотя власть была в шоке. При всем при том что присяжные независимы, они все же должны быть ответственными - если не перед властями, то перед обществом, перед самими собой. Каким образом такую ответственность реализовать? Рискованно в наше демократическое время говорить о цензах, в частности, об имущественном, как это было в царской России. Но все же стоит подумать и об этом, перед тем как суд присяжных ввести повсеместно. Та пока еще небольшая практика, которую мы имеем, не свидетельствует о посильной безответственности "суда улицы". Но людям, которые руководствуются не нормами, а совестью, выносят вердикт по внутреннему убеждению, надо представить неопровержимые улики, доказать, что совершенно преступление по злому умыслу, выиграть состязание с защитой. Удалось ли следствию представить неопровержимые улики в ставропольском зале суда? По крайней мере, сомнительно. Все же присяжные выносили свое решение по такому тяжкому преступлению, как террористический акт. История суда присяжных в той же Англии (США взяли ее готовенькой) насчитывает восемь веков. Там тоже бывало всякое, но эта форма судопроизводства стала частью культуры. У нас тоже есть, что называется, наработки - дореволюционный опыт. Теперь уже вряд ли суд присяжных отменят. Поэтому обвинительной власти следовало бы думать об убедительности доказательств, а не о том, как бы опровергнуть вердикт, вынесенный в полном соответствии с законом. |
![]() |
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1) | |
|
|