*280. Qui prodest?

[Общая газета]

https://web.archive.org/web/20001120...7/inter/i3.htm

Собеседник «ОГ» – ректор Российского государственного гуманитарного университета
Юрий Афанасьев.

Юрий Афанасьев

Беседовала Людмила БАКЛАГИНА

Фото Сергея ЗОНИЧЕВА

– Юрий Николаевич, вы близко общались с Горбачевым и Ельциным, знаете, из кого и как «делаются» президенты. Не возникало ли желания попробоваться в этой роли самому?

– В прошлом – никогда. А в будущем, думаю, такого желания не возникнет тем более.

– Почему так категорично?

– Могу назвать две главных причины. Первая – возможности президента очень ограничены временем. Как историк я совершенно четко представляю себе, что за четыре года нельзя сделать ничего существенного.

– Но мы не раз видели, что и за более короткий срок наши правители успевали такого наворотить!

– Вот именно, наворотить. Можно начать войну в Афганистане, в Чечне, в Косове или сделать так, чтобы капитал убежал из страны за границу. Позитивные же преобразования займут никак не меньше 15–20 лет. Тем более что за проведение серьезных реформ никто, в сущности, еще и не брался. Даже те, кого называли реформаторами, – я имею в виду команду Гайдара, Чубайса, – на самом деле работали в режиме чрезвычайной ситуации и до глубинных преобразований экономики и общества не доходили.

– Выходит, России полезнее иметь не президента, а царя, который правил бы пожизненно?

– В смысле фигуральном, да. У царя есть перспектива, время просчитать стратегию лет на двадцать вперед и сделать что-то обдуманное, неконъюнктурное. Конечно, я понимаю, что в реальности ввести у нас пожизненное царствование невозможно, но с исторической точки зрения для нынешней России четырехлетний срок для главы государства ничтожно мал.

– Но ведь ничто не мешает его удвоить.

– Вторая причина, почему меня не тянет в президенты, – в ясном понимании себя. По возрасту и воспитанию я принадлежу к уходящему поколению политиков, нас формировали советская школа, комсомол, партия, определенный набор книг, привычек, ценностей, – и ту конструкцию мозгов, которая образовалась под воздействием предыдущего опыта, изменить практически невозможно. Чтобы добиться принципиальных перемен в экономике, в политике, в общественной жизни, власть в России должна перейти к людям более молодым, с новым видением мира, другим образованием и психологическим строем. А это произойдет тогда, когда люди моего поколения уже не будут претендовать на президентские и другие должности. Мне не хотелось бы тормозить этот процесс смены поколений.

– Вы видите тех молодых политиков, которым не жалко уступать дорогу?

– Определенные черты нового мышления есть у Владимира Рыжкова, у Григория Явлинского, Сергея Кириенко, у новгородского губернатора Михаила Прусака. У них по-другому устроены мозги, они видят мир иначе, чем поколение Ельцина, и это прекрасно.

– Для политически неравнодушного человека, если уж он не хочет ни в президенты, ни в министры, есть еще одно благодарное поприще – партийная деятельность.

– Это в моей биографии уже было. Сначала – Межрегиональная депутатская группа, которая назвала себя первой официальной оппозицией КПСС и советской власти. Потом я был сопредседателем движения «Демократическая Россия». Вскоре многие члены этого движения смекнули, что партработа интересна только как способ получить должность в госаппарате, и стали действовать в этом направлении. Меня это нисколько не привлекало, я вернулся к прежним занятиям – науке и преподаванию.

Скорее всего, я попал в политику случайно. Это был конец 80-х годов, в то время очень многие жили надеждой на просвет в политической и духовной жизни, на лучшее будущее для России. Это был мощный вихрь, поднявший людей, которые никогда не предполагали, что втянутся в политику. На первом съезде народных депутатов СССР я сидел рядом с Родионом Щедриным – какой он политик?! Он был неравнодушен к происходящему в стране, пытался разобраться в нем и что-то сделать. Я оказался по соседству с ним в силу тех же обстоятельств. А как вид профессиональной деятельности политика меня совершенно не увлекает.

– Для этого вам чего-то не хватает или, наоборот, чего-то в избытке?

– Наверное, чего-то не хватает. Настоящему политику присуще умение не говорить правду – речь не идет о лжи, просто бывают случаи, когда лучше промолчать. А я так не могу, непременно скажу все как есть. Такое важное качество политика, как умение идти на компромисс, тоже мне недоступно. По складу характера я ученый, исследователь и знаю, что в науке не может быть компромиссов.

– В истории, говорят, бывают повторы. Какой из отрезков прошлого, на ваш взгляд, Россия повторяет сегодня?

– Последние годы справедливо сравнивают со временем Николая II и Распутина, когда внешняя и внутренняя политика определялась только личными интересами государя и его семьи. Вспомните: больной ребенок, воздействие Распутина на царицу, решения и поступки, не поддающиеся никакой логике... Сейчас в роли больного ребенка правящая семья, ее материальные интересы, которым подчинены и расстановка сил в правительстве, и даже авантюры, вроде недавнего косовского марш-броска.

– В этой аналогии Борис Ельцин ассоциируется с последним царем?

– Лучше поставить его вслед за Сталиным, Хрущевым, Брежневым. При всех своих личностных особенностях и антикоммунистических взглядах Ельцин все-таки продолжает старый ряд советских лидеров. Ничего несоветского, неноменклатурного в нем нет.

– С уходом Ельцина этот ряд прервется?

– Боюсь, что нет. Скорее всего, следующий президент будет выдвиженцем от союза губернаторов. Кого выберут региональные лидеры – Лужкова, Примакова, Степашина, – пока сложно сказать, но ясно, что этот человек станет выразителем административно-олигархических, номенклатурно-корпоративных интересов и будет править по-советски. А вот следующий за ним президент уже должен выйти из политиков новой формации. Поскольку я думаю, что Россия все-таки пойдет по либерально-демократическому пути, то будущее – за теми политиками, которые сейчас группируются вокруг «Правого дела» и «Яблока».

– Вы не хотите помочь «Правому делу» своим авторитетом?

– Меня не приглашали. Я ведь много критиковал либеральных демократов за их деятельность в правительстве. То, что они делали, на самом деле достойно самой строгой критики – наши сегодняшние экономические проблемы во многом порождены действиями Чубайса и Гайдара. Они были слишком увлечены финансовой стабилизацией, макроэкономикой, в результате они сформировали олигархов и совершенно не думали о создании среднего класса. В то же время я прекрасно понимаю, что либералы действовали в форс-мажорных обстоятельствах, и в принципе мои симпатии всегда были на их стороне. Но они, похоже, воспринимают мою критику так, словно я вообще не приемлю либеральных реформ. Очень жаль.

– У ваших студентов есть интерес к политике? Вы его поощряете?

– Они интересуются политикой, но скорее как политологией. Мне кажется, это очень хорошо. Молодым людям небезразлична судьба страны, но в то же время их не тянет на митинги, и, значит, есть гарантия, что у нас не произойдет ничего подобного французским событиям 1968 года. Университетские годы лучше всего потратить на интеллектуальное и культурное развитие, а потом, если кому-то покажется, что он созрел для занятий практической политикой, – пожалуйста. Себя я считаю не приспособленным для этого, но к людям, которые посвящают жизнь политике, отношусь без предубеждений.