*1101. Экономика России

[Общая газета]

https://web.archive.org/web/20000930...5/mat/i4.shtml
| Беседовала Маргарита ВОДЯНОВА |

На минувшей неделе правительство внесло на обсуждение в Думу проект бюджета 2000 года. Дан старт длительному и сложному бюджетному марафону, в результате которого многие его параметры, безусловно, претерпят изменения. Но основные экономические ориентиры будущего года ясны уже сегодня. О том, как изменится жизнь россиян, согласно правительственным расчетам, обозревателю «ОГ» рассказал министр экономики РФ Андрей ШАПОВАЛЬЯНЦ.

– Андрей Георгиевич, поделитесь секретом: что ожидает нас в следующем году?

– Хотя 2000 год будет непростым, могу сказать, что хуже, чем в этом, не будет. По нашей оценке, средневзвешенный курс доллара составит 32 рубля, инфляция – около 20 процентов. В 2000 году ситуация стабилизируется, и прирост денежных доходов населения составит 1,5–3 процента. С этой точки зрения ситуация станет даже немного лучше, чем сейчас.

Однако, по нашим прогнозам, в 2000 году закончится девальвационный эффект, когда цены на экспортно ориентированную продукцию росли, а зарплата и стоимость внутренних ресурсов оставались на прежнем уровне. Это значит, что правительству нужно принимать энергичные меры по поддержке отечественного производителя и стимулированию внутреннего спроса. Иначе нам не видать устойчивого экономического роста.

– Основная функция вашего ведомства состоит, кажется, в том, чтобы давать прогнозы по основным макроэкономическим показателям. Похоже, в нынешнем году вы с этой ролью не справились. В бюджете-99 фигурировал курс доллара 21,5, тридцатипроцентная годовая инфляция... На самом деле мы живем гораздо хуже. Вас не очень огорчает результат вашей работы?

– Вы дважды не правы. Во-первых, прогнозы – не предсказания. В своей прогнозной деятельности мы опираемся на реальную картину того, что происходит в стране. Скрупулезно собираем и отслеживаем информацию, взаимодействуем с другими министерствами, регионами, конкретными предприятиями.

Во-вторых, давать прогнозы – только одна из функций нашего министерства. Мы занимаемся также разработкой концепций развития основных отраслей промышленности, федеративных отношений и еще многим другим.

Теперь по существу вопроса. Несовпадение наших прогнозов с реальной картиной сегодняшнего дня обусловлено двумя причинами.

Во-первых, мы рассчитывали, что кредиты международных финансовых организаций поступят не в августе, а в феврале. Основанием для этого были результаты октябрьского раунда переговоров с МВФ и Всемирным банком. Во-вторых, мы недооценили последствия ослабления монетарной политики в конце прошлого года. Тогда, если помните, в рамках действий по поддержанию системообразующих банков были осуществлены довольно крупные эмиссионные вливания в экономику.

Естественно, что после этого последовал всплеск цен, который пришелся на январь–февраль 1999 года. А вот с марта по сегодняшний день мы живем в полном соответствии с нашими прогнозами – инфляция не выходит за уровень 2–3% в месяц.

Что касается курса доллара, то здесь картина аналогичная – его незапланированный рост пришелся на первые два месяца этого года. Причины я уже назвал. С марта курс колеблется в тех пределах, на которые мы рассчитывали.

– С учетом того, что случилось в начале года, и того, что может произойти до его конца, какой прогноз вы можете дать на 31 декабря?

– По нашим расчетам, темпы роста инфляции по итогам года составят 45 процентов. Чуть-чуть, на полпроцента, вырастет ВВП. Куда заметнее – процента на четыре с половиной – увеличится объем промышленного производства.

– Судя по проекту бюджета-2000, социальная сфера по-прежнему остается больным вопросом?

– В бюджете-2000 предусмотрены компенсационные выплаты, в первую очередь наименее обеспеченным слоям населения, пенсионерам.

Чего мы точно не допустим – так это того, чтобы накапливалась задолженность по зарплате и пенсиям. Для нас это очень важно. На сегодняшний день проблема задолженности перед бюджетниками всех уровней в целом решена. На первое сентября 1998 года мы имели долг в размере 22,1 млрд рублей, а сейчас он сократился почти на 8 млрд. Причем Центр свои обязательства практически полностью выполнил: долг федерального бюджета остался чуть более 2,5 млрд. Остальное – 11,9 млрд – задолженность региональных бюджетов.

Что до курса доллара, то он будет расти адекватно инфляции – на те же два-три процента в месяц. Конечно, при условии, что все параметры денежно-кредитной политики, заложенные в бюджете, будут выполнены.

– Есть опасения, что может быть иначе?

– Нет. У нас есть четкая финансовая программа исполнения бюджета до конца года. Более того, появилась возможность получить дополнительные доходы, которые бюджетом предусмотрены не были.

– Андрей Георгиевич, согласитесь, то, что абсолютно реальные доходы оказались не заверстаны в бюджет, было маленьким лукавством правительства?

– Общеэкономические показатели оказались лучше, чем мы прогнозировали. Этому есть простое объяснение: в бюджет не закладывались дополнительные налоги, которые удалось собрать благодаря изменению ситуации на мировых нефтяных рынках. Кто же в декабре мог предположить, что так все с нефтью обернется? Так что не надо искать хитрого финансового умысла в наших действиях.

– В прежние времена в Министерстве экономики все время рождались какие-то планы реформирования хозяйства России. Что-нибудь подобное происходит ли сейчас?

– У нас никогда не останавливалась работа по формированию программных подходов к реформированию экономики. Мы разработали среднесрочную программу развития, рассчитанную на три года. В нее вошли согласованные с МВФ и Всемирным банком планы по структурной перестройке экономики, меры по стимулированию реального сектора, начиная со второй половины нынешнего года. Понятно же, что факторы, которые обусловили экономический рост в первом полугодии, постепенно начинают исчерпываться. И надо думать, как обеспечить рост в дальнейшем.

– Как реально структурная перестройка экономики может быть осуществлена в России, где власть живет отдельно и от экономики, и от людей?

– Да с чего вы взяли, что власть живет отдельно? В министерствах работают такие же люди. Мы сейчас создаем нормативно-правовую базу, которая обеспечит регулирование естественных монополий, создание действенных механизмов банкротства. Чтобы можно было реально выключить нежизнеспособное производство и оставить на плаву то, что действительно требует государственной поддержки. В свою очередь, бюджетная поддержка предусматривает создание адресных инвестиционных программ. Мы начинаем конкурсный отбор тех проектов, которые являются точками роста и обеспечивают развитие России.

Все это делается для того, чтобы создать новые рабочие места, чтобы у людей была уверенность в завтрашнем дне.

– Есть мнение, – и весьма распространенное, – что хороших инвестиционных проектов у нас мало. Много плохих. Это так?

– Не согласен. Да, у нас много слабо проработанных проектов, где не определены источники финансирования, не ясны рынки сбыта, не изучена конъюнктура спроса. Но это не значит, что сами проекты плохие. Просто мы выдвигаем достаточно жесткие требования.

Есть немало и хорошо проработанных проектов. Например, создание самолета «Ил-96». Или сборочное автомобильное производство в Таганроге. А всего конкурсный отбор в Минэкономики прошли 280 проектов, которые финансируются и за счет инвестиций, и за счет бюджета развития, который наконец со второго полугодия у нас заработал. Так что давайте смотреть в будущее с большим оптимизмом.

[Общая газета]

https://web.archive.org/web/20010121...mat/mar2.shtml

Стоит ли ждать осеннего наступления инфляции

Дмитрий ДОКУЧАЕВ

В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ в экономических кругах широко обсуждается тревожный сценарий развития событий на октябрь. Якобы окончательно перестанет действовать соглашение нефтяных «генералов» о сдерживании цен, резко взлетит стоимость бензина и прочих нефтепродуктов. После чего лавинообразно подскачут цены на все потребительские товары, поскольку в них «сидят» издержки на топливо. Страна опять столкнется с высочайшей инфляцией...

Насколько оправдан подобный сценарий? – с этого вопроса началась наша беседа с министром Российской Федерации по антимонопольной политике и поддержке предпринимательства Ильей ЮЖАНОВЫМ.

После того как в мае разразился бензиновый кризис, нами, силами территориальных антимонопольных органов, были созданы оперативные штабы, которые и по сей день продолжают следить за ситуацией на рынке нефтепродуктов. Мы проводим регулярные проверки, еженедельный мониторинг цен, делаем запросы по поводу их изменения. То есть оказываем постоянный психологический прессинг на продавцов, производителей и оптовиков, чтобы не допустить необоснованных скачков цен на бензин.

Но пределы нашей компетенции ограничены законом о конкуренции на товарных рынках. Мы не можем заменить ни Минтопэнерго, ни правоохранительные, ни налоговые службы. Штат антимонопольных органов – всего 1300 человек на всю Россию. Понятно, что это не та армия, которая может решить проблему целиком. Если на весь Краснодарский край у нас 22 работника, они просто физически не могут побывать во всех районах одновременно, поскольку районов в крае больше, чем людей.

Может ли ваше ведомство каким-то образом воздействовать на тех, кто неоправданно повышает цены, скажем, на тот же бензин?

Система антимонопольного законодательства выстроена таким образом, что мы не можем наказывать моментально. Мы не гаишники, которые могут нарушителя остановить и тут же штрафануть или права отнять.

Мы, выявив факт нарушения или получив жалобу от потребителя, возбуждаем административное дело. Собирается комиссия, которая вправе применить штрафные санкции, если выявит сговор или какие-то иные нарушения законодательства. Решение комиссии можно обжаловать в суде, затем проигравшая сторона вправе подавать апелляцию... Процедура может длиться долгие месяцы. Все уже забыли, что 16 мая в Питере произошел скачок цен на бензин, а мы, может быть, только в октябре накажем виновных.

Наши методы – штрафы, предписания, представления о возбуждении уголовных дел – по сути, полицейские. Они, конечно, позволяют выловить отдельную рыбку в мутной воде. Но противостоять росту цен в целом следует, безусловно, иными – макроэкономическими – методами.

Какими именно?

Не далее как неделю назад мы направили в правительство доклад о тех мерах, которые могли бы позитивно повлиять на ситуацию. Таких мер, в общем-то, две. Первая – введение более высоких экспортных пошлин на нефтепродукты. Этим уже занимается правительство, хотя еще в июле подобная идея под влиянием нефтяных генералов просто отбрасывалась. Сейчас решается вопрос, должен ли быть размер пошлины за тонну нефти 7,5 или 10 евро. Повышение пошлины как рыночный инструмент защиты внутреннего рынка безусловно лучше, чем принятие чисто административных мер вроде квотирования или прямого запрета на экспорт мазута.

И вторая мера – переход внутри России к открытой биржевой торговле нефтепродуктами с использованием стандартных контрактов, фьючерсов, опционов. Это позволило бы нам более точно прогнозировать ценовую ситуацию. Те же фьючерсы, хотя лишь 5 процентов из них реализуются реальными товарными поставками, во всем мире считаются пусть и игровым, но признанным прогнозным инструментом.

А что вы думаете о том картельном соглашении нефтяных компаний, которое было заключено по инициативе первого вице-премьера Николая Аксененко? Ведь рост цен на бензин все равно не остановился...

Ну, во-первых, я не приемлю термин «картельное соглашение». Мы до последнего дня перед подписанием вносили в текст соглашения поправки, чтобы оно не противоречило антимонопольному законодательству. Во-вторых, если вспомнить его текст, там заключена возможность роста цен во втором полугодии в размере половины дефлятора за первое полугодие. То есть если средний индекс роста промышленной цены с января по июль составил 24, то стоимость бензина с июля по декабрь может вырасти на 12 процентов.

Что касается нарушений соглашения, то наши проверки показывают, что их, по большому счету, нет. Ведь, вспомните, объектами соглашения были не уличные бензоколонки. Речь там шла о «замораживании» цен на топливо для трех крупных групп пользователей: сельского хозяйства, нужд обороны и северного завоза.

И хотя нам, антимонопольщикам, по нашей природе, сама идея такого соглашения не очень нравится, справедливости ради следует признать, что по крайней мере на 2–3 прошедших месяца оно позволило инфляцию пригасить.

Именно пригасить! Но не получится ли так, что цены не рванули в августе, так рванут в октябре?

Повторяю, многие положения соглашения связаны с сезонными пиками: например, северный завоз, уборка урожая. Сентябрь-октябрь проходит и все: больше ценового давления по этим направлениям не будет. Те же энергоресурсы, которые сейчас туда усиленно вкладываются, просто выйдут на рынок по иным ценам. Тем самым острота проблемы будет смикширована.

До сих пор мы с вами говорили о нефтяном секторе рынка. А как меняются цены на другие продукты и товары?

Истина банальна: если дорожает топливо, то дорожает все. Весь вопрос в пропорции. Конечно, можно в три раза поднять цену на хлеб, потому что в три раза выросла цена на бензин. На самом деле это неправильно, поскольку можно точно рассчитать долю затрат на топливо в конечной цене продуктов.

Но в свободном рыночном ценообразовании нельзя до бесконечности поднимать цену. Важно то, каков платежеспособный спрос потребителей. Литр бензина раньше стоил 3 рубля, сейчас, скажем, 6–8 рублей, но его покупают. Где гарантия, что будут покупать и дальше при росте цен? Тогда придется цены снижать. То, что я вам рассказываю, – отнюдь не фантастика. С этим пришлось столкнуться нашим телефонным ведомствам. Они резко задрали вверх тарифы на междугородные переговоры, и народ перестал говорить по межгороду или перенес все звонки на ночное – льготное – время. В результате реальная масса дохода оказалась той же, что и до роста цены. «Невидимая рука рынка» сработала: тарифы выросли – платежеспособный спрос упал.