166. Гаврила Попов

[Гаврила Попов]

РОДИЛСЯ я в Москве. По исторической случайности. Мои родители в это время учились в Тимирязевской академии. Это было замечательное учреждение, с великолепными, известными на весь мир преподавателями. Тимирязевка была одним из центров российской интеллигенции. Наряду с МГУ, МВТУ имени Баумана. Однако, родившись в Москве, детство и юность я провел на Дону. В школу пошел в хуторе Пухляковка. Дело в том, что там был единственный тогда в стране техникум виноградарства и виноделия, который готовил редких специалистов. Основал это учебное заведение генерал Пухляков, он же был автором многих сортов вина, в том числе "Пухляковского". Уровень и значение этого учреждения были высокими. Вот отца и послали туда директорствовать.

Закончив школу с золотой медалью, я поступил в МГУ на экономический. Учился, занимался комсомольской работой. После окончания меня оставили в аспирантуре. Но с пропиской было туго, и я вознамерился согласиться на предложение поработать в ЦК ВЛКСМ.

Спасибо покойному Лену Карпинскому, который был тогда секретарем ЦК. Он спросил меня: "Зачем ты сюда идешь?" Я ответил честно: "У меня просто других вариантов нет. Жениться из-за прописки я не хочу..."

Лен спросил: "Как у тебя с учебой?" А я был сталинским стипендиатом, все годы учился отлично, мои работы получали премии. Тогда он сказал: "Плюнь на все, пиши диссертацию. Сюда идут те, у кого диссертации не получаются".

Так я остался в науке. Это был период очень сложной борьбы разных экономических направлений. Иван Георгиевич Петровский предложил мне начинать изучать экономико-математические методы, связанные с электронными машинами. А я писал диплом по бухгалтерскому учету в колхозе. Моим учителем в университете был Сергей Кузьмич Татур. Уникальнейшая личность. Единственный оставшийся в живых член ЦК партии эсеров и единственный беспартийный профессор на экфаке в МГУ. У него на кафедре я и учился. А выбирал электронные машины при поддержке знаменитого Василия Сергеевича Немчинова.

Вскоре написал кандидатскую диссертацию, опубликовал книгу "Электронные машины в управлении экономикой". Я тогда был уверен, что весь бардак и субъективизм коммунистического руководства можно будет преодолеть, применив хорошую электронику и твердые математические методы. Я исходил из того, что все руководящие люди хотят, чтобы в стране было хорошо, но не умеют это осуществить. Поэтому если им дать технику и модель, то они... Наивным я был. После моей защиты Иван Георгиевич Петровский отправился в горком партии и получил для меня прописку, а на гонорар за свою книгу я купил двухкомнатную кооперативную квартиру.

Дальше в науке я проходил все положенные ступеньки, как в армии. Ассистент, старший преподаватель, доцент. Затем, по рекомендации Джермена Михайловича Гвишиани, я стал заведующим межфакультетской лабораторией проблем управления. Это было довольно высокое назначение.

Потом стал самым молодым доктором экономических наук в стране и самым молодым профессором. Еще горжусь тем, что создал в МГУ кафедру организации и методов управления.

Но постепенно я пришел к выводу, что здесь ничего не светит моей специальности, и собрался уехать работать за границу. Меня рекомендовали на пост заместителя директора Международного института системного анализа в Вене. Я был в Вене, когда позвонили ректор МГУ Рэм Хохлов, Станислав Шаталин, другие уважаемые мной люди, и в результате я вернулся в Москву, где был избран деканом экономического факультета МГУ. Вопреки желаниям парткома, райкома, горкома, ЦК. Вопреки всем. Все, что потом было, описать трудно. Поэтому, когда я говорил Анатолию Александровичу Собчаку - тебя сомнут, а он мне не верил, то я уже знал, как это делается.

Рэм Хохлов погиб в горах через год после моего избрания. Я ему говорил: "Рэм Викторович, уже не ваш возраст лазить на пик Коммунизма". Он мне отвечал: "Знаешь, если я на веревках над какой-нибудь пропастью часов восемь не повишу, я не войду в состояние, чтобы еще год ректором МГУ выдержать". Три года я был деканом. Получил несколько партийных взысканий. Но многое сделал. Все, кто сейчас известен экономической науке, - или студенты, или аспиранты, или преподаватели моего факультета: Ясин, Гайдар, Авен, Глазьев, Костин. Конечно, они очень разные. Но я сделал главное - дал им возможность овладеть мировым опытом. А дальше уже их выбор.

Теперь о том, как я попал в политику. После того как произошла история с Борисом Николаевичем, тем, кто выступал за демократию, надо было решаться на серьезные поступки. Или Горбачева через год-два сомнут, или нам надо было всем включаться в борьбу. Сомнений у меня не было - надо давать бой.

Меня выдвигали делегатом знаменитой 19-й партконференции. За меня проголосовало большинство факультетов. Но, когда до райкома дошло, меня зарубили. Думаю, Михаил Сергеевич тогда нужной твердости не проявил - хотя ему доказывали. А уже нужно было действовать жестко, в открытую. Поэтому, когда объявили выборы в народные депутаты СССР, у меня уже никаких сомнений не было - буду участвовать.

Выдвигался я сразу в нескольких местах. По своему Союзу научных обществ, по Горькому, по Воронежу. Люди понимали, что противостояние серьезное, и чаще всего задавали один вопрос - хватит ли у меня решимости держаться до конца. Дальнейшее хорошо известно.

Что же касается мэрского периода - это была в основном ошибка, но не только моя. Дело в том, что союз либеральной интеллигенции и реформаторов из КПСС возник потому, что у последних не было сил справиться с консерваторами в своем кругу. Партреформаторы решили нами воспользоваться для давления на своих коллег-ортодоксов. Но оказалось, ни мы, ни они реально не оценивали - до чего уже дошел народ. А он ни о каких полумерах говорить не хотел. Народ рвался свести счеты в прямом смысле слова.

Мы еле успевали за народным движением. Не успели закончить Съезд, как начались забастовки шахтеров. Потом подоспели российские выборы. Участвовать в них надо было обязательно. И тогда мы разделились. Афанасьев с Собчаком продолжали заниматься Съездом, Верховным Советом. Ельцин сосредоточился на России. Я - на Москве, где был избран сначала председателем Моссовета, а затем мэром. Сегодня я считаю, что демократам надо было остаться в оппозиции - чтобы сохранить себе доброе имя. Дело в том, что тот строй, который должен был заменить социализм, - это большая бюрократическая система, стоящая ближе к феодализму по характеру своих структур. Это строй, где командуют администраторы. Даже если хотите лечить животных или заниматься зелеными насаждениями - создавайте институт чиновников. Я уже не говорю о промышленности или о чем-то еще. Везде огромные структуры, в которых тон задают бюрократы, аппарат, члены правления, начальники отделов.

Постиндустриальный строй - это сращение собственника и бюрократа. Но бюрократ на первом месте. Конечно, кто-то из демократов мог бы стать чиновником, если склонность была. Хотя, как показал опыт, их почти всех съели. А я карьерой в аппарате никогда не интересовался. Не было никогда интереса к должностям. Иначе я бы в свое время ушел в ЦК комсомола. Да и позже мне десятки раз предлагали разные должности, вплоть до ЦК КПСС или Госплана. Но меня интересовали наука, мысль, теория.

Почему, спросите, все же пошел в мэры? Я всегда в таких случаях привожу очень простой пример. Война, 41-й год. Сколько ученых, врачей надели шинели, пошли воевать и добились успеха. Тот же Солженицын, десятки других. А после войны каждый возвращался в свою специальность. Только некоторые остались служить в армии, единицы. А большинство снова вернулись к своим занятиям. Поэтому, после того как в августе 91-го консервативная часть КПСС была отстранена, для меня вопрос был уже решен. Больше мне в исполнительной власти делать было нечего. Пока шла борьба, я еще был нужен. В августе 91-го Собчак и я смогли поднять москвичей и петербуржцев. И гэкачепистов это испугало. Они не решились перебить на улицах сотни тысяч людей. Ни Ельцин, ни кто-либо другой их не страшили. Они знали, как поступать со своими в своем кругу. Большой крови они испугались. Я вообще считаю, что в России была настоящая народная революция. Она началась в 89-м году и закончилась в 91-м. Она выполнила свою задачу - разгромила реакционную часть номенклатуры КПСС. И расчистила место для реформаторов и той же номенклатуры. Вот и все.

[Юрий Соломонов]

- Ваше имя связывают с идеей создания знаменитой группы. Почему МДГ поддержала Ельцина? Менялось ли ваше отношение к нему? Возможна ли в нынешней Думе такая оппозиция "агрессивно-послушному большинству"?

- Сегодня вы один из тех, кто хочет внедрить в России социал-демократические идеи. На чем основан ваш оптимизм?

- Вы увлечены работой в частном университете, который создали. Очевидно, что ваши студенты - первые, кому вы рассказываете о своих идеях по реформированию России. Поделитесь и с нашими читателями.

[Гаврила Попов]

ДЕЙCТВИТЕЛЬНО, еще до начала съезда я думал о том, что у нас должна быть оппозиция. Честно говоря, я не верил, что на моем веку осуществится падение коммунистической власти, и самое большее, что удастся, думал я - создать нормальную оппозицию, которая будет одергивать коммунистическую номенклатуру. Я даже вспоминал, что шести депутатов-большевиков в Госдуме России было достаточно, чтобы правда о Ленском расстреле стала достоянием всего мира. Теперь о том, почему оппозиция должна быть межрегиональной. Я прекрасно знал, как строится партийная система влияния на депутатов. Если от области прибыло на съезд 15 народных депутатов и из них три независимых, то эти трое полностью находятся под влиянием своих региональных номенклатурных лидеров. Единственная альтернатива, которую можно было построить, - это добиться, чтобы какие-то депутаты смогли вырваться из своих региональных партийных клещей. К счастью, партноменклатурщики дали нам аргумент - они уступили давлению защитников колхозного строя и разрешили Стародубцеву создать аграрную группу - тоже межрегиональную. Нас выручил прецедент.

Теперь о поддержке Ельцина. Никаких сомнений по отношению к нему у меня не было. Потому что я и сейчас уверен: никаких реформаторов в России, кроме реформаторов, созревших в партноменклатуре, быть не могло. Я хорошо изучал русскую историю и точно знал, что реформаторами у нас всегда были люди сверху, из правящего класса, из элитного слоя.

В 17-м году этот слой проиграл отряду матросов, и это обошлось нам слишком дорого. Поэтому я считал: или нас ждет очередная резня, или из правящего класса выделятся реформаторы типа Бориса Николаевича.

А самая грубая ошибка демократических сил была, конечно, в том, что Ельцина поддержали без всяких условий. Попались на его главном тезисе - он добивался, чтобы под предлогом борьбы с КПСС была отменена партийная система во власти. Устранить влияние партии из власти - было его мечтой. Видимо, не мог забыть пленумов, на которых его мордовали. Кроме того, устранением партии из власти (департизацией) он выводил себя из-под всякого контроля. А мы хотели, чтобы "Демроссия" превращалась в партию.

Я считаю, что Ельцин все годы проявлял достаточную твердость в реформаторском плане. Часто не знал - что делать, но зато был уверен - чего делать нельзя. Он мало в чем разбирался в части будущего. Но понимал, что в отступлении в прошлое - гибель.

Проблема не в Ельцине, а в том, что интеллигенция не имела программы преобразования России. И потому у нее не было базы, чтобы ставить условия Ельцину (как сейчас - Путину). Основная задача интеллигенции в обществе - выработать модель будущего страны, обсудить ее в своем кругу (в масштабах России всенародное обсуждение вести невозможно) и выйти на какие-то базисные концепции. Иногда мне приходится слышать, что в свое время такой программой были нашумевшие статьи Селюнина, Шмелева, Попова. Это не так. Все наши статьи имели разрушительный пафос. Они доказывали невозможность, неэффективность государственного социализма. Вот и все. И больше ничего в этих статьях не было. Поэтому с этой точки зрения я хочу сказать, что никто в России к 90-му году, к моменту прихода Ельцина к власти не имел развернутых концепций. План "500 дней" - это же смешно. Нужен был план на 15 лет. На безрыбье верх взяла схема чисто рыночная как самая примитивная. Нас убедили в том, что если все отпустить, то завтра наступит счастье. Эта модель и была реализована. Гайдар как специалист по Латинской Америке предложил соответствующий вариант. Если бы он изучал США, он знал бы Кейнса. Но он изучал Чили. Поэтому Гайдар, в рамках своих знаний, поступал логично. Кстати, для первых месяцев предлагал он правильно. Но главное в другом. Международный валютный фонд сделал все для того чтобы закрепить в России эту модель. Модель для страны Третьего мира.

И потому конфликт, который в России сейчас существует, - это конфликт между людьми, которые готовы жить благополучно в стране Третьего мира, и людьми, которые хотят тоже жить благополучно, но при этом в цивилизованном государстве - с нормальной наукой, культурой, экономикой и пр.

Для второго варианта требуются серьезные разработки, обширнейшая дискуссия, труднейшая работа общественной мысли.

Исторический пример - отмена крепостного права в России. Вопрос обсуждался целое столетие. Поэтому к моменту, когда началась реформа, уже никаких дискуссий не было. Все варианты отработаны. Осталось выбрать.

То же при Ленине. Большевики свою теорию 15 лет разрабатывали - в подпольных спорах, в кабаках Женевы, в сибирских ссылках. Поэтому они ненавидели Достоевского за то, что изложил их идею - вырезать 100 миллионов, чтобы осчастливить оставшихся. Планы вырезания миллионов они не оспаривали. Судили-рядили лишь о том, стоит ли об этом говорить публично.

Именно для выработки программы я и хотел длительной работы в оппозиции. Но Ельцин оказался у руля корабля, который надо было куда-то вести. Он мог только воспользоваться единственным, что было готово - западной системой знаков дорожного движения. Больше ничего под руками не было.

И сейчас основная проблема страны не в Путине, а в том, сумеем ли мы начать обсуждение концепции развития. Но ни во власти, ни в оппозиции никто таких задач не ставит. Все всюду делят портфели и кабинеты.

Поэтому, когда меня спрашивают, возможна ли парламентская оппозиция вроде МДГ сегодня, я говорю - нет. Нынешних депутатов все время прямо или косвенно покупают - то правительство, то финансовая группировка, то они сами кому-то себя предлагают.

О социал-демократии. Сейчас она переживает гигантский перелом. Опубликован манифест, который подписали такие европейские лидеры, как Блэйр и Шрёдер. Блестящий документ. Лучший после Коммунистического манифеста. В манифесте социал-демократов есть, например, положение о том, что надо полностью прекратить собесовский вариант социал-демократии. Людей надо не кормить, а учить. Попавших в социальную беду надо научить другому виду деятельности.

Я думаю, что именно интеллигенция станет нормальной опорой социал-демократии. Это учителя, врачи, люди других профессий. Нередко слышу - да это не собственники, а бюджетники! Да нет, это прежде всего люди своего труда. Они же живут своей работой, знаниями. Это мы их сделали бюджетниками. Если будем душить частные университеты, школы, институты, если проголосуем за Зюганова, который вообще обещает восстановить только бесплатное образование, тогда никаких собственников-интеллигентов не будет. Для того чтобы учителя и врачи становились настоящей нашей опорой, они должны средства получать от граждан, а не от чиновников. А граждане, соответственно, платить меньше налогов. Еще один важный момент. Демократия начинается с улицы, с микрорайона, с села - там закладываются основы самоуправления. И местная интеллигенция в силах этот процесс организовать.

Чему я учу студентов, можно понять из моей книги "Будет ли у России второе тысячелетие?", где есть специальная глава об экономической и политической модели будущего России.

Экономическая модель, которую нам надо строить, я называю экономикой ограниченной открытости. Важно сохранить основную характеристику - открытость, потому что конкуренция должна быть двигателем. Но в то же время в условиях России надо ввести ряд ограничений. Наша экономика могла бы выглядеть следующим образом.

Первая группа - отрасли свободной конкуренции. То есть сферы, в которые мир может приходить, конкурировать с нашей продукцией и брать, если получится, верх. Типичный пример - автомобильная промышленность. Нам тут никогда ничего не светит. Это область, в которой есть только один вариант: как можно быстрее открыть внутренний рынок для создания филиалов крупных автомобильных концернов. Вторая группа - отрасли, которым государство должно оказать небольшую помощь. Например, сельское хозяйство. Предположим, наша картошка стоит 20 центов. А мировая цена 15 центов. Поэтому по всем законам рынка мы должны покупать за 15 центов. Но я считаю, что этот расчет только по цене - неправильный. Последствие такой "выгоды" - переселение миллионов людей из села в город, потому что картошкой они уже не смогут заниматься. А чем смогут?

Поэтому я считаю, что государство может доплатить от себя селу 5 центов, как это делается в Европе в ряде стран.

Третья группа - отрасли экспорта, которые распадаются, в свою очередь, на две. Первая - это та, которую мы в силу божественных судеб можем развивать - лес, нефть, газ. Но главная группа - отрасли высоких технологий. Надо найти такие, где мы обязаны стать первыми в мире. И я тут особых проблем не вижу, потому что даже наши хакеры лучшие в мире. Упор можно сделать на биотехнологии. У нас гигантская биомасса леса. Группа отраслей могла бы базироваться на пресной воде, у нас самые крупные в мире запасы. В общем - надо искать.

Группа отраслей высоких технологий должна стать базой высокой науки, культуры, всего, что может двинуть страну вперед. Эти отрасли должны быть по преимуществу государственными. Потому что здесь обычно сосредоточены многолетние, длительные теоретические исследования. Возможна, конечно, и частная структура масштаба "Майкрософта", но это, по сути, то же государство, только иначе названное. Разумеется, и ВПК входит в эту схему.

[Юрий Соломонов]

- Что вы думаете о той политике, которая начинает осуществляться сегодня в стране?

- И.о. президента поддержал идею проведения референдума, в который включен земельный вопрос. Ваше мнение?

- Ваша оценка происходящего в Чечне.

[Гаврила Попов]

СЛОЙ, из которого вышел Путин, отличается нелюбовью к дискуссиям и неумением применять методы обсуждения. Но, в отличие от секретарей обкомов, эти люди привыкли к стратегическим планам. Они выучены строить долгосрочные схемы. Правда, по тем публикациям, что успели появиться, можно судить, что новой власти пока нечего предложить народу. Отсюда обращение к поверхностным лозунгам о державности, государственничестве, о моральных устоях семьи. Верно, одни слова. Что касается идеи референдума, поддержанной Путиным, то я считаю, что для России никакое из крайних решений по земле неприемлемо. Дело в том, что у нас совершенно разные регионы. В царской России это различие понимали, когда реализовали шесть схем реформы 1861 года. Поэтому я считаю, что главная проблема не в том, какая форма собственности, а в том, как найти вариант, при котором крестьянин сможет на земле эффективно работать.

Скажем, для меня оптимальной могла бы быть пожизненная аренда земли. Но тогда я должен иметь право ее перепродавать. Я же не могу быть крепостным, привязанным к этой аренде. Или второй вариант: я собственник земли, но тогда государство должно сделать то же, что и во всем мире, - обязать меня использовать землю именно для сельского хозяйства. Вот две формы, за которые я бы проголосовал на референдуме. А вообще земельное законодательство во всем мире чрезвычайно сложное, и в ряде стран, где собственность частная, перед фермерами встают такие регламенты, что нам и не снились. А мы хотим снова по-большевистски. Либо все общее, либо все частное.

В свое время я прочел замечательную фразу Валуева, был такой министр. Он говорил: "Одна из основных бед крестьянской реформы в том, что до решения вопроса добрались люди, которые никогда лично хозяйство по многу лет на земле не вели"...

Теперь о Чечне. Боюсь, что либеральные интеллигенты со мной не согласятся. Но хочу напомнить, что американцы, воодушевленные идеями европейского Просвещения, по существу уничтожили индейцев. Конфликт был мирно неразрешимым - одни снимали скальпы, другие собирались строить демократическую Америку.

Я достаточно много изучал Кавказ. Хочу сказать, что чеченцы - это люди совершенно особой идеологии, психологии, менталитета. Это народ, который оседлал перевалы Кавказа и жил - или грабя купцов, или защищая их.

Когда Россия захватила земли справа и слева хребта, этот грабеж внутри страны для России стал неприемлем. Россия лишила чеченцев основ жизни. Россия им мирной альтернативной жизни просто не предложила. С самого начала Россия обрекла их на голодную смерть. Началась борьба. Так что по-своему чеченцы правы. Но точно так же права и Россия. Этот конфликт - лишь часть огромного противостояния, только примета страшной проблемы, решение которой постиндустриальная модель США и Европы не предлагает.

Возьмите жителей Саудовской Аравии. При всем достатке они остались для Европы людьми третьего сорта. Даже шейх какой-нибудь не может ощущать себя полноценным жителем Европы. При всех своих "мерседесах". Поэтому у него остаются три варианта. Или чудачествовать. Или поехать в Америку и пытаться там выбиться в люди (выучиться в американском университете, получить специальность и остаться там же жить). Или объявить, что вся европейская жизнь построена неправильно, и надо начать эту жизнь исправлять по своим критериям. По критериям ислама, вернее его ваххабитского варианта.

Я думаю, что как XX век был столкновением марксизма и его противников, так весь ХХI век будет столкновением двух моделей цивилизации - постиндустриальной и какой-то еще. А мы, Россия, будем местом, где эти модели столкнутся. Как это не раз бывало.

Что же касается позиции либеральной интеллигенции по Чечне, то она должна действовать в соответствии со своими убеждениями. Эта позиция верна уже потому, что осуждает неприемлемые методы ведения войны, нарушения прав человека и т.д. И надо следовать своим взглядам. И больше ничего. Даже если не будет ожидаемого результата - все равно останется немало.

Самоуважение.

[Екатерина Михайловская]

http://www.panorama.ru/gazeta/1-30/p20gh.html

Фото С.Чапнина

«Его главное достоинство в том, что он всегда прекрасно чувствует куда ветер дует» – сказала о Попове одна очень Важная Персона в ту пору, когда в кресле хозяина Москвы еще прочно сидел В.Сайкин. «Этот знает, чего он хочет» – хмыкали некоторые влиятельные либералы, слушая поповскую речь на московском митинге 2 февраля. После триумфальной победы реформаторов в Москве, в ответ на недоуменные вопросы москвичей, где тот новый курс, за который они голосовали, люди, близкие и новой власти, значительно покачивали головами: «Затишье перед бурей».
Буря разразилась в конце мая. Первым ударом грома стало решение о продаже по паспортам. Решение, безусловно, недемократичное и, к чести москвичей, непопулярное. На Попова, в недавнем прошлом автора пламенных статей против системы прописки, обрушился шквал упреков. Люди легко верят плохому о своих ближних. Гораздо приятнее поверить в то, что власть в несколько недель развратила апостола демократии, чем согласиться с тем, что ситуация на рынке настолько плоха, что спасти положение можно только за счет унижающих человеческое достоинство мер.
Психологический шок, вызванный ими, не прошел для москвичей бесследно. Человеку, который получает по паспорту пять катушек ниток, ясно, что такая жизнь ненормальна. Москвичи, которые в течение многих десятилетий принимали свое положение как должное, начинают осознавать всю гнусность такой системы. Легко ли получать свою «законную» пачку чая под завистливыми взглядами «гостей столицы».
Да, товаров на прилавках в последние недели не прибавилось: зато значительно поубавилось лицемерия.
В стоячее болото московской жизни вслед за первым камнем полетело еще несколько: реорганизация торговли, передача столичной земли в собственность Моссовета, экспроприация зданий. После этого стало ясно, что Попов пришел к власти со своей экономической программой. Не просто с могучей идеей о благодетеле-рынке, а именно с программой – что? кто? почем? У этой программы, очевидно, масса недостатков, критики уже их сосчитали. Но есть одно неоспоримое достоинство – она реально существует.
У Попова есть команда – это уже видно. Есть тылы – чтобы не покушаться на чужие тайны, назовем только премьер-министра Молдовы Мирчу Друка (бывшего поповского аспиранта). По действиям команды Попова понятно, что в возможность экономических реформ в масштабе Союза они не верят и плестись за Абалкиным не намерены. Это тоже немало.
В Моссовете сидят решительные люди. 27 июня они отобрали у ведомств землю и теперь намерены требовать с них немаленькую арендную плату. Союзные учреждения хотят остаться в Москве – пусть платят. 29 июня Моссовет принял решение об экспроприации у ведомств и организаций всех жилых строений. Отныне все здания Москвы, весь ее жилой фонд, кроме ЖСК, является муниципальной собственностью.
Стоимость земельных участков в Москве огромна. Муниципалитет из нищего на паперти превратился во владельца громадного, хотя и расстроенного состояния. Миллионер может позволить себе делать роскошные подарки своей возлюбленной. Ответственные лица из комиссии по экономике уже делали заявления о том, что многие москвичи получат в подарок от Моссовета бывшие ведомственные и дэзовские квартиры. Правда, не все, а только те, кто не имеет «излишков». Остальным придется квартиры выкупать. Говорят, что недорого, но кто его знает. И не везде съемщики квартир в пределах Садового кольца вряд ли получат их в подарок. Это было бы чересчур накладно. Однако, даже учитывая эти оговорки, практически даром получит квартиры в собственность очень большая группа людей.
Собственная (своя!) квартира значит очень много. До сих пор средний москвич всю жизнь снимал у государства или ведомства более или менее пристойный угол. Посему имя ему было «съемщик». А съемщика всегда можно выгнать – было бы желание. Государство делало это реже, ведомства – чаще, но факт остается фактом: съемщик находился в постоянной зависимости от хозяина.
Если Моссовет сдержит свое обещание, а это вполне реально, то изменится положение миллионов людей. Квартира, которую «дали», станет «моей» квартирой. Моя квартира принадлежит мне. Она стоит какие-то деньги, довольно много. Стоимость московских квартир, скорее всего, будет расти. Это значит, что средний москвич станет богаче. Квартиру можно будет продать, значит, ее можно будет купить. Возникнет рынок жилья, посреднические фирмы и т.п. Маховик перемен будет раскручиваться все быстрее и быстрее.
Хорошо это или плохо? Хорошо для тех, кто выиграет, и плохо для проигравших. Я считаю, что это хорошо для большинства, но это мое личное мнение. Во всяком случае, за решениями Моссовета просматривается совершенно иной, чем до сих пор, способ жизни.
Возьмем планы реорганизации торговли. Попов хочет отдать все «торговые точки» или в частное владение, или кооперативам («арендный подряд»). И пусть торгуют как хотят. Не совсем так, конечно: будут коммунальные налоги, контроль за качеством пищевых продуктов, еще, наверное, что-то. Но все равно будет можно значительно больше, чем до сих пор. Если эта акция удастся – то ее первыми следствиями станут рост цен и увеличение предложения товаров. Разумная налоговая политика может отчасти – но только отчасти – ограничить рост цен.
Существенное подорожание так или иначе неизбежно, поэтому хитрый Попов стелет себе перинку. Чтобы москвичам было мягче падать, им будет гарантирован скромный социальный минимум. Кстати, вы уже снялись на визитку? По другой версии, вместо или вместе с визиткой будут московские боны (см. в «Панораме» №6 статью «Московская валюта»). Все сверх минимума – вы сможете купить за деньги. За большие деньги, правда. Но купить, а не достать. Вам это подходит? Значит, вы сторонник нового курса.
Вам это не подходит? Вы не хотите «зарабатывать на жизнь»? Предпочитаете просто работать, то есть делать непонятно что за маленькие деньги? Вы получите ваш социальный минимум.
Изменение климата в Москве уже чувствуется. Другие разговоры, другой ритм жизни. Город понял, что он в разрухе, но, может быть, не понял главного. Того, что изнурительная семидесятилетняя война кончилась. Коммунисты еще номинально у власти в стране, но Москва уже забыла фамилию своего партийного босса. Еще доживает свой век на трибуне Моссовета кумир из папье-маше. Но под ним – новые люди и новые речи. Команда Попова держит нос по ветру, а ветер дует прочь от коммунизма.