Франсуа Рабле. «Гаргантюа и Пантагрюэль»
После развратной вечеринки в помещении администрации зашел сам галава. Увидев лежавшую на полу Татарчук, у которой платье задралось до плеч, а нижнее бельё было разорвано, движимый состраданием, Галава администрации бросился к ней узнать, что случилось, и, узрев непоказанное место, вскричал: «О бедная Татарчук! Кто тебя так поранил?»
Тут в помещение администрации зашёл К.О.Тупографщик. Галава администрации ему говорит: «Кирилл, куманёк! Поди-ка сюда, ты мне нужен по важному делу!» Как только К.О.Тупографщик подошёл, к Галаве администрации он ему говорит: «Кирилл, дружочек! Эту бедную женщину опасно ранили между ног, отчего произошёл явный перерыв в её земном бытии. Посмотри, как велика рана,-от заднего прохода до пупа. Ампана четыре будет,-нет, пожалуй все пять с половиной наберутся.
Это её кто-нибудь пестом так хватил. Рана по-моему свежая. Так вот я тебя о чём попрошу: что бы на неё не насели мухи, обмахивай её получше хвостом и внутри и снаружи. Хвост у тебя хороший длинный. Махай, голубчик, пожалуйста, махай, а я пойду найду ваты, что бы заткнуть рану,-все мы должны помогать друг другу, так нам господь заповедовал. Махай сильней! Так, так, дружочек, махай лучше, такую рану должно почаще обмахивать, иначе бедной Татарчук невмоготу придётся. Махай, куманёчек, знай себе махай! Господь недаром дал тебе большой хвост, с толстым концом. Помахивай и не скучай. Добрый мухоотмахиватель, который, беспрестанно отмахивая мух, махает своим махалом, никогда не будет мухами отмахнут. Махай же, проказник, махай, мой куманёчек! Я не стану тебе мешать». Затем он пошёл за ватой и, немного отойдя, крикнул: «Махай, махай, куманёк! Махай, куманёчек, и не сердись, что приходится махать много. Я тебя сделаю главным махателем, хочешь-при королеве Фаевской, хочешь-при доне Андрюхе Вржавском. Только смотри махай! Махай, и всё!» Бедный К.О.Тупографщик усердно махал и так и сяк, и внутри и снаружи, а в это время Татарчук издавала звуки и смердела, как сто чертей. Несчастный К.О.Тупографщик находился в весьма затруднительном положении, ибо не знал, как ему повернуться, что бы благоуханные татарчуковы ветры не дули прямо на него. Когда же он зашёл с другой стороны, то увидел, что на заду у неё тоже дыра, не такая, впрочем, большая, как та которую он обмахивал, и вот из неё-то и исходило это зловонное и отвратительное дуновение. Наконец, Галава администрации возвратился и принёс столько, сколько едва поместилось в восемнадцати вязанках, и начал пропихивать вату палкой; когда же он засунул добрых шестнадцать с половиной вязанок, то пришёл в изумление: «Что за черт! Какая глубокая рана! Да туда войдёт ваты больше двух тележек».
К.О.Тупографщик, однако ж, остановил его: «Константин Андреевич, дружище! Будь добр, не запихивай туда всю
вату, оставь немножко,- там, сзади, есть ещё одна дырка: вонь оттуда идёт, как от сотни чертей. Я задыхаюсь от этого мерзкого запаха».
|