871. Дерьмократ Davidis

[Дерьмократ Davidis]

http://www.kasparov.ru/material.php?id=52A856962A4A0

Путь Болотной и Сахарова труднее пути Майдана
Наш путь объективно оказывается более тернистым и долгим
11-12-2013 (16:20)
Мы радуемся за украинцев и желаем им победить.

Естественно напрашиваются сравнения нашей Болотной и их Майдана. И выводы по итогам сравнения делаются, конечно, не в пользу московских протестов.

Причем, часто оказывается, что все дело в том, что у нас и лидеры трусливые, и народ нерешительный. Стенания по поводу того, какие мы все (за исключением редких пророков вроде А.Бабченко) по сравнению с украинцами жалкие и несерьезные, массово распространяются по интернету.

Трудно сравнивать характеристики личностей, трудно разобраться, где люди решительней и последовательней. Не берусь судить. Хотя, в общем, ожидать серьезного статистического отличия между активной образованной частью двух этнически, культурно и исторически близких народов особых оснований нет.

Но тем, кто все объяснения отличий динамики московских и киевских протестов сводит к неким свойствам психики их участников и вождей, стоит вспомнить про серьезные объективные отличия между украинской и российской ситуацией.

Во-первых, у Украины нет нефти и газа. Это очень важное отличие. Наличие их в России позволяет путинскому режиму быть полностью независимым от общества и бизнеса, давая ему источники средств и для личного благополучия, и для содержания аппарата подавления. У Януковича такого автономного источника средств нет, он зависит от налогов и от украинских олигархов, а значит, гораздо менее независим в своих решениях, чем Путин. Возможностей решить внутренний конфликт чисто силовыми средствами у него гораздо меньше.

Во-вторых, на Украине есть Западная Украина, большАя часть страны, в силу исторических причин тяготеющая к Европе. Помимо прочих исторических обстоятельств, важно, что там, как в Прибалтике или Польше и других "странах народной демократии" , Советская власть продержалась меньше пятидесяти лет, а не семьдесят, как в России и на Восточной Украине. А это очень важная разница. Связь времен и историческая память не успели прерваться. В России же своей Западной Украины нет. Самые крупные города, в первую очередь, Москва, которые в какой-то степени локализуют сторонников европейского пути России, конечно, и близко не могут играть той роли, которую играет Западная Украина.

В-третьих, совсем очевидное. Россию от Украины и всех остальных постсоциалистических стран (кроме, возможно, Сербии) отличает ее статус метрополии в империи до 1917 года, да и во времена СССР. В силу этого, в частности, на Украине демократическое, проевропейское движение в значительной степени является национально-освободительным; между патриотическим, национальным выбором и демократическим, европейским нет такого жесткого противоречия, какое в течение всего постсоветского времени существует в России. Робкие попытки преодолеть это противоречие проявились у нас только после начала массовых протестов 2011-2012 годов, их, в первую очередь, символизирует фигура А.Навального. Но эти попытки, конечно, не способны разрешить конфликт, складывавшийся веками. Ассоциация патриотизма и русскости с имперской державностью, особым неевропейским путем еще очень сильна в общественном сознании и всячески укрепляется властью.

Даже эти три ключевых различия (не углубляясь в совсем древние вопросы татаро-монгольского ига, крепостной зависимости, Запорожской Сечи, магдебургского права и т.д.) объясняют разные условия, в которых существуют схожие внешне протестные движения в России и на Украине. Среда, в которой существует украинский протест, включает в себя, в частности, политическую конкуренцию, реальную политическую оппозицию в парламенте, наличие нескольких центров влияния на власть, ограниченность (по сравнению с российским) пространства возможных репрессивных действий власти и гораздо меньшую ее консолидацию, гораздо более высокий уровень независимости от власти субъектов экономической деятельности.

Наш путь объективно оказывается более тернистым и долгим.

Разумеется, объективные проблемы, с которыми сталкиваются российские сторонники свободы и демократии в отличие от украинских единомышленников, не означают отсутствия субъективных ошибок. Но помнить об этих существенных различиях, занимаясь самобичеванием и бичеванием участников и "лидеров" российского протестного движения, стоит.

[Дерьмократ Davidis]

http://www.ej.ru/img/content/Notes/1...1320597281.jpg
8 НОЯБРЯ 2011 г.

РИА Новости

Традиционный день усиленного разжигания межнациональной розни, по странному недоразумению именуемый Днем народного единства, принес всплеск публичных деклараций о том, что «Хватит кормить Кавказ!» Причем, если предыдущий подобный всплеск, весной этого года, объединил, как сообщали, 150 человек участников митинга на Чистых прудах и примкнувшего к ним со статьей «Захребетники России» Владимира Милова, то теперь этот лозунг был объявлен основным для собравшего не менее 5 тыс. человек «Русского марша». Впрочем, важнее не это, а то, что к поддержке этого лозунга склоняется, вслед за Миловым, и часть политиков либерального фланга российской оппозиции.

Это движение националистов и либералов навстречу друг другу объяснимо. Националисты пытаются закамуфлировать свои ксенофобские вожделения, способные отпугнуть больше народу, чем привлечь, умеренным и имеющим как бы даже экономический характер лозунгом. Часть либералов берет этот лозунг на вооружение, пытаясь с его помощью выйти за пределы обычной для себя, но до сих пор не слишком успешной рациональной аргументации и обратиться к более отзывчивым эмоциональным струнам народной души.

Совершенно верные, на мой взгляд, оценки заигрыванию либералов с националистической риторикой дал Сергей Алексашенко в своем открытом обращении к Милову и Навальному.

Трудно не согласиться с тем, что корень проблем страны не на Кавказе, а в Кремле, с тем, что противопоставление наций является серьезной угрозой для нашей страны.

Но эти аргументы в то же время носят несколько общий характер, они, скорее, ставят под сомнение, чем опровергают лозунг «Хватит кормить Кавказ!»

В этой связи разумным было бы попытаться понять, какое конкретное содержание есть у этого лозунга и к чему могла бы привести его реализация.

Само требование перестать «кормить Кавказ» базируется на нескольких иногда неявно подразумеваемых, а иногда и явно высказываемых посылках.

Попробуем критически рассмотреть эти посылки.

1. Республики Северного Кавказа получают неслыханно большие дотации из федерального бюджета.

Получают. Но, как видно из таблицы, основанной на данных Росстата, не самые большие. Более того, эти дотации сокращаются. Лозунг же «Хватит кормить Камчатку и Магадан!» вряд ли может рассчитывать на поддержку сколько-нибудь значимого числа россиян. С другой стороны, даже если прекратить дотации Северному Кавказу, неравномерность бюджетной обеспеченности остальных регионов никуда не денется. Если кому-то сама идея перераспределения доходов от более богатых к более бедным кажется несправедливой, то именно об этом, вероятно, и стоит говорить, поскольку в существующей бюджетной системе дотационными являются 70 субъектов федерации из 83-х.

Объективные условия республик Северного Кавказа исключительно хороши (молодое население, изобилие ресурсов), и только федеральные дотации позволяют северокавказцам лениться, избегать экономического роста и повышения собираемости налогов. Низкие доходы местных бюджетов – результат лени и нежелания работать и развивать экономику. Волевым решением эту ситуацию можно изменить достаточно легко. «Такими благоприятными условиями – демография, природные ресурсы, география – не могут похвастаться подавляющее число регионов России. Тем не менее, эти ресурсы не используются должным образом», – пишет, например, Владимир Милов.
Тезис откровенно смешной. Примерно такие же отличные условия есть в большинстве стран мира (Зимбабве, Афганистан, Папуа-Новая Гвинея), субсидий им никто не платит, но ни экономического роста, ни модернизации что-то не видно. Нет никаких оснований считать, что в результате сокращения или отмены дотаций Северному Кавказу вырастет производительность труда и собираемость налогов, возникнут новые предприятия и начнут использоваться, наконец, «должным образом» имеющиеся ресурсы. Гораздо вероятнее иной и прямо противоположенный результат: еще большее ослабление институтов государственной власти, снижение экономической активности и доходов бюджетов, рост бедности и насилия.
Неблагодарные республики Северного Кавказа вместо признательности за субсидии демонстрируют высокий уровень нетерпимости к христианству и рост поддержки ваххабизма, а также экспортируют в остальную Россию нежелательные практики: терроризм, преступность, коррупцию в сфере образования.
С фактами спорить не приходится, да и незачем. Хотя оговорку о том, что, по любым оценкам, террористами и ваххабитами является явное меньшинство населения республик Северного Кавказа, сделать следует.

Но вопрос в том, как связаны субсидии и упомянутые негативные явления. И, что важнее, в том, какие основания ожидать изменений к лучшему в случае отмены или сокращения дотаций. Вопрос этот, впрочем, риторический.

Если же рассматривать требование перестать «кормить Кавказ» и попытки его либерального обоснования в целом, следует отметить несколько моментов.

Во-первых, республики Северного Кавказа выдаются за неких единых субъектов, которых чему-то можно научить, которые способны делать какие-то выводы и принимать решения. Например, развить, наконец, экономику в свете перспективы скорого сокращения дотаций.

Представляется, однако, что элиты республик Северного Кавказа не сильно озабочены народным благом, а народы не имеют никакого влияния на принятие решений, становясь субъектом политики в той степени, в какой готовы к вооруженной борьбе. Тогда кто является объектом воздействия?

Кроме того, такая конструкция предполагает, с одной стороны, отстраненность от Северного Кавказа, отношение к нему как к чему-то внешнему. Как к черному ящику, у которого есть вход и выход. И если изменение сигнала на входе не дает ожидаемого изменения сигнала на выходе, то тем хуже для ящика. «Это ваши проблемы, решайте их сами, и нам все равно, как вы будете их решать», — говорят такие «либералы». С другой стороны, такой подход фактически предполагает коллективную ответственность населения Северного Кавказа. Северный Кавказ и составляющие его республики рассматриваются для простоты как неразделимые целостности. Такой подход нормален по отношению к чужой стране, но невозможен применительно к гражданам своей, за которых государство несет ответственность.

Во-вторых, авторы идеи прекращения «кормления Кавказа» рассматривают субсидии как некий дар федерального центра Северному Кавказу. Между тем, хотя бы минимальное выравнивание качества жизни в разных регионах — обязанность государства. Если на Северном Кавказе живут равноправные граждане России, то они имеют право на доступ к образованию, здравоохранению, на безопасность и обеспечение государственными услугами. Очевидно, что сейчас, несмотря на наличие субсидий, уровень доступа к этим благам и качество этих благ совершенно неудовлетворительны. Но трудно представить, что ситуация изменится к лучшему, если еще и сократить субсидии. Требуется (и не только на Северном Кавказе) радикальная демократизация системы государственного и местного самоуправления, восстановление каналов обратной связи от общества к государству, прозрачность деятельности государственных органов, но они никак не могут заменить недостающих денег. В случае реализации упомянутых изменений, возможно, действительно федеральную помощь региону можно будет сократить, но именно после их реализации. Оснований рассчитывать на противоположную последовательность действий нет (впрочем, при существующем режиме и оснований для надежд на демонтаж порочной вертикали власти нет).

В-третьих, идеологи сокращения дотаций Кавказу смешивают причины и следствия. Да, на Северном Кавказе тяжелая экономическая ситуация, низкий уровень собственных доходов бюджета. В Чечне, Дагестане, Ингушетии, а теперь, похоже, и в Кабардино-Балкарии – вялотекущая гражданская война. Поток мигрантов с Северного Кавказа течет в Россию, увеличивая этим уровень межэтнической напряженности. Коррупция и произвол во властных структурах выше, чем в России. Но все это имеет место в силу сложного комплекса исторических, экономических, политических и культурных причин, а не в силу наличия крупных федеральных дотаций. Авторы предложений о снижении или отмене дотаций, перечисляя беды Северного Кавказа, не пишут о главном: что случится благодаря этому. Ослабнут или наоборот усилятся негативные тенденции и проявления?

Можно полагать, что сейчас существенная часть дотаций разворовывается властными элитами северокавказских республик, а населению достается сравнительно немного. Но при сокращении дотаций бедность, а значит и религиозный фанатизм, и вооруженное подполье только усилятся. Усилится и поток мигрантов из этого региона. Вряд ли это тот результат, которого хотят апологеты отмены дотаций. Но для политиков, тем более либеральных политиков такой примитивно популистский подход вряд ли допустим. Наиболее незрелая часть общества предъявляет запрос на противопоставление хороших «нас» и плохих «их». Но пытаться ответить на этот запрос фактическим опусканием себя на уровень этой, самой темной части общества, отказываясь от анализа последствий реализации предлагаемых идей — подход, невозможный для содержательной политической позиции.

Если же жители Северного Кавказа воспринимаются кем-то как граждане второго сорта, то следует прямо обозначить предложение отделить эти республики, а не камуфлировать его эвфемизмами типа «Хватит кормить Кавказ».

Я далек от того, чтобы отстаивать имперскую позицию «единой и неделимой» России. Более того, я согласен с идеями, например, Дмитрия Фурмана о том, что путь России к демократии практически неизбежно связан с созданием русского национального государства, несмотря на гигантские материальные, моральные и другие издержки, неизбежные при этом. Но путь насильственного отделения Северного Кавказа и теоретически и практически немыслим, он мыслим только как признание свободного выбора народов национальных республик, выбора, возможного в условиях свободной, демократической России. Ставить вопрос иначе, как это делает, например, Алексей Широпаев, означает запрягать лошадь позади телеги.

РИА Новости

Впрочем, эта тема требует отдельного обсуждения. Здесь я закончил бы большой цитатой из одной из последних статей покойного Дмитрия Фурмана:

«Нужно также преодолеть архаическую национально-государственную жадность, инстинктивное нежелание отдавать «свое», ибо исходя из презумпции «единства и неделимости» России решить будущие проблемы невозможно. Естественно, что никого не надо выталкивать из федерации. Построение новых независимых государств — дело очень трудное, и вполне вероятно, что, если нерусским народам будет действительно гарантирована автономия с сопутствующей реальной возможностью выйти из России, они ею не воспользуются. Но при этом надо понимать: удержание Чечни и других республик не только не стоит того, чтобы вновь надевать на себя смирительную рубашку властной вертикали, но, более того, их независимость стала бы для русского народа не утратой, а приобретением. Разумеется, новое «сжатие», «уменьшение» России все равно будет переживаться болезненно. Оно объективно не может не быть очень трудным, в ряде аспектов даже более трудным, чем распад СССР. И компенсацией этой боли может быть только осознание того, что потеря миниимперии есть обретение «нормального» национального русского демократического государства».

Резюмируя, можно утверждать, что сокращение или отмена дотаций могут быть предметом осмысленной дискуссии только в связи с радикальной демократизацией республик Северного Кавказа, а такая демократизация, очевидно, невозможна без смены режима, установившегося в стране в целом. Попытки вырвать вопрос о «кормлении Кавказа» из общедемократического контекста по сути являются не только заведомо бессодержательным, но и вредным популизмом.

Все вышесказанное ни в коей мере не значит, что либералы должны уходить от обсуждения межнациональных проблем и проблем федерализма. Наоборот, как и по любым реально волнующим общество вопросам, либералы обязаны предлагать свои варианты ответов. Но эти ответы должны быть конкретными и продуманными, а не лозунгово-демагогическими.

[Дерьмократ Davidis]

http://www.ej.ru/?a=note&id=24171
15 ЯНВАРЯ 2014

ИТАР-ТАСС

Фракция «Единая Россия» внесла в Мосгордуму законопроект, согласно которому все 45 депутатов столичного парламента будут избираться по одномандатным округам. Таким образом, голосование по партийным спискам уходит в прошлое. По мнению депутатов от партии власти, инициатива направлена на демократизацию выборного процесса в столице и позволит избирателям голосовать за конкретных кандидатов и их программы.

Это решение вполне ожидаемо, всё-таки для того и принимали осенью федеральный закон, предусматривающий для Москвы и Петербурга такую возможность. Стоило ли это оговаривать, чтобы не пользоваться? Не думаю, что я буду очень оригинален: вполне понятно, что на безличном уровне восприятия партия «Единая Россия» способна набрать гораздо меньше, чем совокупность индивидуумов, которые не декларируют своей принадлежности, потому что как цельная конструкция «ЕР» очень сильно потеряла в поддержке за последние годы. Это вещь вполне очевидная. Более того — понятно, что в пропорциональной системе каждая политическая сила и каждое направление, которое имеет какую-то общественную поддержку, получает свою долю. Даже при самом кривом методе её подсчёта могут быть какие-то искажения, но логика такова, что каждая достаточно большая часть получит представительство. А в мажоритарной системе победитель забирает всё. Избавившись от негативных коннотаций, связанных с «Единой Россия», не выступая в качестве представителей этой партии, с одной стороны, но имея очевидное преимущество в материальных ресурсах, располагая административной поддержкой, с другой, и рассчитывая на конкуренцию со всеми остальными кандидатами, представители партии власти могут делать ставку на следующий сценарий. Будет представитель власти — и будут все остальные, кто против власти, а заодно ещё и те, кто «против всех» — графа, которую они к тому моменту успеют ввести и которая выступит на этом же протестном поле. И в этой ситуации, поскольку пропорциональности нет, а выборы однотуровые, естественным образом получится, что все голоса распылятся, и победит имеющий небольшую, но консолидированную поддержку кандидат власти. По крайней мере, таков расчёт.

Другое дело, что тут могут быть сюрпризы. Могут быть объединения между оппозиционными группами, праймериз, позволяющие выставить в конечном итоге единого кандидата, власти могут недооценить степень недовольства своими представителями, недооценить качество кампании, которую могут провести оппозиционные кандидаты, но это всё мы увидим уже в процессе. А вообще, с точки зрения электоральных технологий, это вполне разумное и логическое действие со стороны властей, хотя, конечно, и жульническое.

Если бы выборы проходили по пропорциональной системе, и такой жёсткой необходимости консолидации оппозиционных сил, как при выборах по одномандатных округам, не было бы, а было бы достаточно создавать небольшие объединения, которые претендуют только на преодоление проходного барьера, то «Единая Россия» всё равно почти наверняка была бы на первом месте, но где-то в районе 30%. Т.е. не имела бы большинства. Естественно, надо точно смотреть по опросам, но результаты последних выборов заставляли ожидать примерно такого результата. В связи с этим ясно, почему они не оставили даже четверти на пропорциональную систему — это было бы наглядным подтверждением уровня поддержки «Единой России». На фоне этого процента большая доля, полученная по одномандатным округам, была бы сильно опорочена, поскольку выглядела бы результатом жульнической манипуляции, призванной преодолеть недоверие к партии, продвигающей этих людей к власти. Поэтому они не могли позволить себе даже маленький пропорциональный список — не потому что по нему прошло бы много людей, а потому что была бы слишком заметна разница.

Фото ИТАР-ТАСС/ Валерий Шарифулин

[Дерьмократ Davidis]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w...=note&id=25976
4 СЕНТЯБРЯ 2014,
По мере приближения 21 сентября – даты, на которую назначен общероссийский Антивоенный Марш в Москве, все больше споров о том, что значит требование мира. В частности, все больше упреков к организаторам Марша в том, что они, якобы, лукавят, выдвигая требования только к российской власти. К этим упрекам присоединился Олег Кашин, один из лучших и талантливейших, на мой взгляд, журналистов России (такая оценка его журналистского таланта, конечно, вовсе не означает согласия со всеми его переменчивыми и, по моему мнению, весьма сумбурными позициями по разным вопросам).

Думаю, это хороший повод ответить не только и не столько Кашину.

Сам Олег Кашин высказал претензию к моему «фейсбучному» «лайку» под очередными «итогами дня» популярного украинского военно-политического аналитика Дмитрия Тымчука, руководителя группы «Информационное сопротивление». «Вот под этим текстом стоит лайк Сергея Давидиса — организатора митинга за мир в Москве (21, что ли, числа). Прочитайте текст, слова «мир» в нем нет, зато есть «каждый комплект оторванных ручек-ножек агрессоров — это очередной шаг к прозрению полоумного российского общества», «достойная участь оккупанта — быть закопанным в безымянной могиле, как собака, еще и на чужбине», «Господин Путин, забирайте, пожалуйста, свое мясо назад. Не надо поганить им нашу землю. Не ходите, в общем, на этот марш, если вы против войны», — пишет Кашин.

Ответ на этот упрек стоит разделить на две части. Касающуюся меня и моего «лайка» и содержательную, касающуюся собственно Марша и его позиции относительно мира.

Сам формат «лайка» в «Фейсбуке», конечно, не предполагает, что «лайкнувший», подписывается под каждым словом и интонацией автора. И в данном случае с моей стороны он означает поддержку в целом позиции и интенций Тымчука и, шире, политической линии, которую автор символизирует. Тымчук и его сводки по итогам дня, начинающиеся традиционным обращением «братья и сестры», за последние полгода стали своеобразным символом сопротивления, в том числе вооруженного, агрессии против Украины, посягательствам на само существование украинского государства и его европейский выбор. Лично я в этом полностью солидарен и с Тымчуком, и с украинским народом.

Однако важная разница между нами в том, что Тымчук — гражданин и патриот Украины, страны подвергшейся агрессии и защищающейся от нее, а я — гражданин и патриот России, страны, организовавшей и осуществляющей эту агрессию.

Я уверен, что практически вся политика руководства нашей страны по отношению к Украине в течение последнего года направлена против интересов России и ведет ее к катастрофе, поэтому нет большой разницы в наших оценках Путина, российской власти и пропаганды в целом.

Но граждане России, воющие и погибающие в Украине на стороне мятежников, для Тымчука — просто враги, на которых он смотри сквозь прорезь прицела. Вполне понятно, что в его эмоциональных текстах нет сочувствия и понимания по отношению к ним. Сочувствие, понимание, уважение к павшим у Тымчука объяснимо расходуются на своих: на солдат украинской армии, бойцов добровольческих батальонов, мирных жителей, погибающих в ходе разожженной руководством России войны. В конце концов, в военной публицистике Эренбурга или стихах Симонова мы тоже вряд ли встретим сочувствие и понимание по отношению к немецким солдатам.

И если сознательные и информированные российские участники этой войны, такие как Стрелков, Бородай, Безлер, Бабай или Моторола, для меня такие же враги, как и для Тымчука, то многие «простые» российские добровольцы, обманутые наведенной фата-морганой русского мира, увидевшие в войне героический и, как им показалось, благородный выход из бедного и бесперспективного провинциального прозябания, — уже другое дело. Каждый случай индивидуален, но мне жаль большинство из этих обманутых и обманывающихся людей.

Тем более другое дело — военнослужащие. Двадцатилетние парни из маленьких городков Ставрополья, Псковской, Костромской, Ивановской области или Мордовии — тоже жертвы этой войны. Их смерти и увечья — еще одно преступление российской власти. Можно сколько угодно говорить о том, что они пришли на чужую землю с оружием в руках, что они выполняли преступный приказ, но требовать от них вырваться из своей среды, своего образования, опыта, окружения, да даже и возраста — значит, требовать практически невозможного. Если одурманивающей пропаганде оказалось подвержено большинство наших сограждан, включая весьма образованных и самостоятельно мыслящих, то чего можно требовать от вчерашних срочников, зачастую принужденных подписать контракт? Вспомним, продолжая аналогию, что на Нюрнбергском процессе вермахт не был признан преступной организацией, а сама по себе служба в нем и участие в агрессивной войне — преступлениями.

Так что, «лайкая» текст Тымчука, я соглашаюсь не с формой, а с содержанием его анализа, в котором, увы, нет ничего уникального. Да, гибель наших солдат на украинской земле оказывается трагической платой за прозрение российского общества. Да, посылая их на необъявленную войну, российская власть обрекает наших (все равно наших!) ребят на безвестную смерть и тайное захоронение. Да, эта преступная необъявленная война должна быть как можно скорее прекращена.

Но, в конце концов, мои «лайки» в «Фейсбуке» — мое частное дело, не имеющее отношения к Антивоенному Маршу, одним из многих десятков причастных к организации которого я имею честь быть.

Более важный вопрос — о том, чего и от кого требует Антивоенный Марш. Тот же Олег Кашин спрашивает меня: «Это Марш за мир или за победу АТО?»

Главное требование Марша ясно изложено на странице мероприятия в том же «Фейсбуке»: «Мы требуем прекращения безответственной агрессивной политики российской власти».

Именно это является общей позицией, объединяющей организаторов. Как российские граждане мы, в первую очередь, отвечаем за действия нашей страны, за участие в боях наших солдат, за поток наших танков, установок залпового огня и прочей боевой техники через границу с Украиной. Все это делается от нашего имени и за наши деньги. В то же время мы и по сути уверены в том, что именно прекращение прямого вмешательства в дела Украины со стороны нашей страны — первый и ключевой шаг к миру. В этом мы не оригинальны, такую же позицию не раз высказывало и мировое сообщество в лице многих государств и международных организаций.

У организаторов нет солидарной позиции по поводу того, как Украине следует после прекращения такого вмешательства решать конфликт, который станет после этого действительно внутренним. Да это и не наше дело, а внутреннее дело Украины и самих украинцев.

Размышляя об этом уже вне прямой связи с требованиями Антивоенного Марша, стоит попытаться понять, как вообще мыслим переход к миру из нынешней трагической ситуации.

Мыслим ли сколько-нибудь мир посредством немедленного прекращения огня и остановки войск на тех рубежах, где они находятся сейчас (подозреваю, что именно этот вариант близок многим критикам Марша, включая Олега Кашина)? Наверное, да, при выполнении нескольких условий. Немедленное введение на спорных территориях международного управления без участия России как стороны конфликта, установление реального контроля международных вооруженных сил, например, войск ООН, на линии прекращения огня и на границе Украины и России, роспуск незаконных вооруженных формирований и административных органов. Амнистия, освобождение пленных и заложников, возвращение беженцев, проведение свободных и конкурентных выборов под международным контролем, возможно, спустя время, референдума о статусе территорий. Получается что-то вроде мирного плана Порошенко под мощным международным контролем.

Реалистичен такой план установления мира? Нет, даже если бы стороны конфликта на него согласились. У международного сообщества нет ни ресурсов, ни воли для того, чтобы взять под реальный контроль территорию с несколькими миллионами жителей и большим количеством никому не подчиняющихся вооруженных людей (а последнее обстоятельство означает еще и неизбежные серьезные потели в рядах миротворцев).
Мыслим ли сколько-нибудь прочный мир без упомянутого внешнего контроля, просто посредством немедленного прекращения огня на тех рубежах, где сейчас находятся войска? Нет, поскольку между сторонами полностью отсутствует доверие, а ДНР и ЛНР через открытую границу получают военную поддержку со стороны России, при этом претендуя то на всю территорию Донецкой и Луганской областей, то и вовсе на семь областей Юго-Востока Украины. При этом никакие заслуживающие уважения и доверия выборы и референдумы в условиях террористической диктатуры, установленной в ЛНР и ДНР, невозможны, да и просто признать легитимным такой status quo не сможет ни Украина, ни мировое сообщество. Украина — потому что законно избранная власть не может согласиться с оккупацией или захватом никем не уполномоченными бандитами существенной части территории, населенной миллионами граждан страны. Долг любой власти в таком случае — первым делом установить порядок, защитить граждан, а потом решать остальные вопросы. Мировое сообщество — потому что немотивированный силовой захват вооруженными самозванцами при поддержке соседней страны части территории государства — неприемлемый прецедент, рушащий сложившийся международный порядок.

Разумеется, баланс военных сил может стабилизировать линию фронта на каком-то рубеже, а истощение сил — снизить накал боевых действий, но такую ситуацию невозможно назвать миром, только временной вынужденной передышкой для продолжения войны.

Так что установление мира в результате прекращения военной поддержки мятежников нашей страной и быстрого успешного завершения АТО выглядит, пожалуй, самым реалистичным сценарием.

Вопрос же о праве наций на самоопределение, который традиционно поднимается в этой связи противниками мира и прекращения вмешательства нашей страны, в данном случае некорректен.

С одной стороны, потому что этот вопрос может и должен обсуждаться в рамках политической дискуссии после установления мира; в условиях войны никакое волеизъявление народа выяснить невозможно.

С другой стороны, потому что это право не является абсолютным, а уравновешено принципом суверенитета государств. Донбасс — не колония Украины, там не было и нет геноцида (вообще, ни один противник украинского государства не погиб до того, как вооруженные бандиты не начали неспровоцированно силой захватывать власть) или этнических чисток (как, например, в Косово). За 23 года существования Донбасса в независимой Украине там, кажется, вовсе не было столкновений или беспорядков на этнической почве.

Ну и, с третьей стороны, не нашей стране, где ради недопущения независимости Чечни было убито 100 тыс. чеченцев, где введен уголовный запрет даже на обсуждение возможности самоопределения, где сажают за решетку граждан за одно намерение провести публичную акцию в поддержку федерализации, говорить о праве на самоопределение граждан другого государства.

Эти размышления, повторяю, напрямую не касающиеся Антивоенного Марша, я привел затем, чтобы высказать простую мысль. «Мир» — не абстракция, в проведении Марша за мир вообще, с требованием ко всем сторонам стать добрыми, гуманными, разумными и перестать воевать смысла не больше, чем в проведении Марша за установление царства Божьего на земле.

Требовать можно от конкретных субъектов конкретных действий, ведущих к установлению мира. Организаторы Антивоенного Марша 21 сентября требуют от российской власти прекращения агрессии против Украины и, в первую очередь, прекращения военного вмешательства на территории Украины.

[Дерьмократ Davidis]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=29345
18 ФЕВРАЛЯ 2016,

ТАСС

Полемика вокруг решения вопроса Крыма в некоем неопределенном будущем, вышедшая на новый виток после первого тура дебатов будущих участников праймериз Демократической коалиции ПАРНАС, на мой взгляд, лишена всякого смысла. Хотя бы потому, что обсуждаемые действия относятся к неопределенному будущему и совершенно немыслимы в нынешних обстоятельствах. Я имею в виду не наличие власти, которая сама и совершила преступление — оккупацию и аннексию Крыма, а настроения и мнения российского общества. Разумеется, ничье мнение не обязано совпадать с мнением большинства, даже и подавляющего, но при обсуждении конкретных планов невозможно не учитывать их исполнимость или неисполнимость.

Дискуссия о выходе из ситуации, сложившейся после оккупации и аннексии Крыма, как раз из тех дискуссий, которые не направлены на результат и на победу над реальным общим врагом, а просто являются поводом для того, чтобы как следует переругаться. Это, вообще говоря, классика отечественного оппозиционного дискурса: всегда находились охотники найти повод для размежевания, уводящего от совместных действий, будь то оценка приватизации и реформ 90-х или отношение к участию в российских «выборах».

Я вовсе не имею в виду, что разговор о ценностях лишен смысла и избыточен. Именно ценности являются основой размежевания между сторонниками и противниками правящей в России диктатуры. И в ситуации с Крымом есть важные ценностные вещи, по которым трудно представить разные мнения. Это осуждение аннексии и оккупации, признание их полностью противоправного, с точки зрения международного, российского и украинского права, характера, непризнание фальшивого «референдума», осуждение массовых нарушений прав человека, репрессий, похищений и убийств, наблюдаюшихся в Крыму, отъема собственности и выдавливания из Крыма противников оккупационной власти, признание права на Родину крымскотатарского народа. Не думаю, что сторонник демократии и прав человека может не разделять этих ценностных позиций.

Иное дело — интеллектуальная задача выхода из крымского тупика. Любое сколько-нибудь комплексное позитивное решение не сводится к моральной позиции, оно предполагает учет многих факторов. И с моей точки зрения, например, сторонник демократии не может не учитывать волю людей, о судьбе которых идет речь, которая и является, в конечном счете, источником права. Я лично всегда безусловно поддерживал и поддерживаю Революцию Достоинства, мужественный порыв украинского народа на киевском Майдане, героическую и жертвенную борьбу украинцев с внешней агрессией, бандитами и террористами в Донбассе, был одним из организаторов обоих московских Маршей мира. Я не снимаю с себя части вины за все зло, сотворённое путинским режимом в отношении Украины, хотя ни разу не голосовал за Путина и никогда не поддерживал его. Лично мне ни за чем не нужен Крым. Мне неприятны имперские комплексы, желание сильной руки, ностальгия по СССР, безответственность и мракобесие, крепко засевшие, кажется, в головах многих жителей Крыма. Но я не считаю, что мы можем руководствоваться при решении сложных проблем одной лишь безусловной поддержкой «своих» (для меня в данном случае это выбравшая европейский путь развития и ставшая жертвой внешней агрессии Украина). Принципы демократии универсальны и должны применяться даже там, где их применение приведет к неприятному результату, а права есть даже у неприятных нам людей. Нынешний спор напоминает мне в этой связи старый спор 90-х и более поздних годов о природе демократии (велся он, впрочем, не только и не столько словами, сколько делами). Одни (и они были, кажется, в меньшинстве) считали, что «демократия» — это система, основанная на демократических принципах. Другие (и к их числу принадлежали, кажется, многие из нынешних сторонников простого решения крымского вопроса) принадлежали к лагерю понимавших под «демократией» власть «демократов».

Но я не хотел бы поддаваться на провокации и углубляться здесь в обсуждение сути дела, всех проблем, коллизий и ограничений, связанных с гипотетическим решением крымской проблемы (я уже немного высказывался на эту тему). Тем более что такое прожектёрство невольно вызывает в сознании образ пресловутых пикейных жилетов.

Я понимаю желание тех, кто хотел бы найти простое решение крымского вопроса. Я бы сам был бы очень рад, если бы оно было возможно. Но недаром говорится, порой «простота хуже воровства».

Но чего я не понимаю, так это пафоса морального обличения и претензий на обладание истиной, которые демонстрируют представители самозваной демократической инквизиции, их уверенности в том, что только они знают простой способ решения сложной проблемы.
Как тут ни вспомнить Александра Галича:

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!".

Фото: Россия. Симферополь. 20 января 2016. Жители города во время акции "КрымРоссияНавсегда" в честь Дня республики Крым. Алексей Павлишак/ТАСС