*1085. Коммунизм

[А.И. тьФурсов]

XII
Историю кратократии вообще можно разделить на четыре периода:

1917 –1929 гг. – генезис;

1929 – 1945 гг. – ранняя стадия;

1945 – 1964 гг. – зрелая стадия;

1964 – 1991 гг. – поздняя стадия.

С генезисом все ясно: "Когда вещь возникает, ее еще нет" (Гегель). Ранняя стадия – это период, когда формирующаяся кратократия обретала контуры, реализовывала свою общность посредством не организаций, а фигуры харизматического лидера – вождя, а формой вертикальной мобильности был террор. Ранняя фаза – это сталинская фаза. Окончательное, причем ускоренное оформление кратократии произошло в годы войны.

Победа в войне, безусловно, упрочила режим (или систему), по крайней мере, в трех отношениях. Во-первых, она превратила СССР в подлинно мировую державу – одну из двух, и это не могло не укрепить комсистему в целом.

Во-вторых, думаю, правы те, кто считает, что победа придала сталинской системе легитимность национального, русского, российско-имперского типа; помимо интернациональной идейно-политической составляющей активно заработала национальная; теперь режим мог "бить с обеих ног".

В-третьих, системообразующий элемент советского общества - его господствующие группы, номенклатура – в результате и ходе войны получили не только новую, дополнительную легитимность, но и, так сказать, "пространство для вдоха": во время войны (плюс два предвоенных года - т.е. целых шесть лет) "партийный" и "государственный" аппараты не были объектом широкомасштабных репрессий, террор перестал быть средством административной вертикальной мобильности. Это позволило номенклатуре, различным аппаратным комплексам отстояться, откристаллизоваться, переплестись и упрочиться, стать структурой не только в себе, но и для себя; стать самодостаточным социальным агентом, не нуждающимся более в "харизматическрм лидере".

После 1945 г. Сталин столкнулся почти с монолитом и по сути не смог провести сколько-нибудь серьезной широкомасштабной чистки аппарата. Исключение – "ленинградское дело", в котором не Сталин использовал кого-то, а его использовали. Попытка организовать новый тур репрессий после XIX съезда партии окончилась смертью Сталина. Мощная сплоченная аппаратная номенклатура, ощущающая свою силу, единство интересов и корпоративную солидарность – это тоже результат Победы.

Еще один результат войны заключался в том, что с ее окончанием уже невозможна была война гражданская, которая в вялотекущей ("мягкой", "холодной") форме продолжалась после того, как в 1921 г. окончилась "горячая" гражданская война. В "холодной гражданке" выходила накопившаяся в народе социальная ненависть, которую высвободил слом старой системы. Новая система, находившаяся в процессе становления, использовала эту ненависть в городе и деревне, в коммуналке и на заводе. И хотя вялотекущая гражданская война фарсово испускала дух в 50-е годы в борьбе против космополитов и уже не страшном преследовании стиляг, в целом Великая Отечественная подвела черту под "холодной гражданкой", растворила ее в себе, смыла собой, объединила ее участников в некую целостность, дала им остро почувствовать общность, направляя ненависть против внешнего врага. В Великой Отечественной сталинская система начала бить преимущественно внешнего врага, ее репрессивный потенциал обрушился на Германию, и это безусловно способствовало ее укреплению – в краткосрочной перспективе – и победе. В среднесрочной перспективе такое укрепление работало против сталинского режима, так как существенно ослабляло возможность возврата к довоенной модели: в истории ничего нельзя реставрировать. В этом (но не только в этом смысле) победа в войне – последний подвиг сталинской системы, исчерпавший ее возможности и ставший началом ее конца.

Как только кратократия встала на ноги, она начала борьбу за физические, социальные и экономические гарантии существования. Сначала во главе с "четверкой" она избавилась от Сталина, а затем во главе с членом "четверки" – последним сталинцем Хрущёвым обеспечила гарантии физического существования. Хрущёв отличался от Сталина тем, что не был сторонником массового террора, прежде всего – против номенклатуры. Однако как и Сталин, он был противником фиксации социальных и экономических привилегий номенклатуры во времени, сторонником коллективизма и противником ведомств. (Ирония Истории: именно убогие хрущобы с их отдельными квартирами, а следовательно, индивидуализированным бытом, стали началом конца, "закатом" Совдепии).

Устранение Хрущёва означало, что кратократия сдала экзамен на зрелость и вступила в позднюю стадию своего развития – Оттепель сменилась теплым застойным летом и застойной "золотой осенью", "золотым веком" номенклатуры, когда, насколько это возможно при сохранении форм исторического коммунизма, реализовались консумптизаторская, индивидуально-потребленческая тенденция, "либерализм по-коммунистически", т.е. в сфере распределения и потребления (помимо прочего, отсюда – детант во внешней политике). Это потребовало несколько ограничить либерализм в других областях (идеология, литература, искусство), "материальный либерализм" застоя-застолья потребовал отказа от многих (хотя далеко не всех) форм "идеологического либерализма" хрущевских времен.

Параллельно с этим развивалась тенденция усиления позиции среднего уровня власти по отношению к центроверху. В 70-е годы реальная власть переместилась на уровень ведомств и обкомов при решающей роли первых. Взаимоусиливающее наложение двух тенденций – ослабление контроля центра и подрыв ранжированного потребления (вплоть до оформления "теневой экономики") – для страны в целом означало хаотическое и полное разграбление, уничтожение природных ресурсов, проедание будущего. Единственной реакцией центроверха на эти процессы могло стать и стало усиление репрессивного аппарата госбезопасности.

Однако в комбинации разложения кратократии с усилением репрессивного аппарата (призванного усилить режим на фоне нарастания экономических проблем, угасания доверия к власти, утраты населением веры в "идеалы коммунизма" и т.п.) была заложена бомба замедленного действия. Ведь репрессивные органы, будучи ведомствами, имеющими, разумеется, собственные интересы, выступали в качестве персонификаторов центроверхных, внеэкономических функций. Неслучайно на рубеже 70-80-х годов борьба "государственной" и "обкомовско-ведомственной" фракций кратократии приняла вид противостояния, а затем соперничества КГБ и МВД.

В любом случае дилемма кратократического общества – это дилемма, с одной стороны, растительно-рабского котлованного существования (смертеподобной жизни) и, с другой – жизни, выходящей за рамки барака и похлебки, но возможной лишь благодаря истощению системы, ее разворовыванию прежде всего привилегированными группами. Привилегии исторического коммунизма – это привилегии перераспределения, пережала как легального, так и нелегального. И, разумеется, обмена власти на материальные блага ("деньги"); а вот эти последние во власть не превращались, даже ныне, в Постсовке это крайне затруднительно, в совсистеме это практически было невозможно. Однако истощение системы как формы более или менее нормальной жизни означала, что реальная жизнь системы рассчитана лишь на 2-3 поколения. Не более.

В середине 60-х годов окончательно (но не без борьбы) подмяв "государство", кратократия в течение 15 лет (очень кстати тут произошло повышение мировых цен на нефть) раскрыла себя – в этот период она довела свои внутренние противоречия до предела, до вполне заметного внутри кратократии обособления двух ее групп. А именно, с одной стороны, той, что воплощала центральноуровневые и внеэкономические структуры системы ("неосталинисты"), с другой – той, что являла собой потребленческо-экономические и "среднеуровневые" (ведомство, обком) звенья власти ("либералы"). Эти противоречия вылились в более или менее скрытый конфликт между различными фракциями и ведомствами внутри кратократии (брежневский "клан" – противостоящие ему силы; МВД – КГБ и т.д.). Кратократия отперла и даже приоткрыла ларчик со своей "кощеевой смертью", обнаружила и обнажила ее. Смерть, таким образом, стала вопросом времени и техники.

Попытка Андропова разрешить дилемму кратократии в пользу центроверха внеэкономическим способом, путем ужесточения контроля над индивидуальным бытием кратократии, над "кадрами" преимущественнно административными средствами ("борьба с коррупцией" по методу, уже опробованному под руководством КГБ в "отдельно взятых республиках" – Азербайджане и Грузии) провалилась из-за сопротивления как самой кратократии, так и более широких слоев населения (провал "закавказского метода" на рубеже 70-80-х не означает, что он вообще бесперспективен; как знать, в ситуации разрушенного коммунизма элементы этого метода могут появиться на рубеже 90-х – "нулевых", правда, в качестве, скорее, не главного, а дополнительного средства. "Выкорчеванный сорняк прежней силы не берет").

В отличие от Андропова, Горбачёв был вынужден пойти другим путем. Будучи избран генсеком, он обнаружил далеко зашедшую дифференциацию (дивергенцию) внутри самой кратократии, неэффективную экономику, сложную международную и военно-стратегическую обстановку. Однако выяснилось не только это. Стало ясно, что в ходе своего развития (или разложения – в данном случае это одно и то же) кратократия центроверха утратила значительную часть своей реальной силы, которая "осела" на среднем уровне управленческих структур. Так сработал закон сегментации власти.

Задача состояла в том, чтобы вернуть эту власть. Возвращение власти центроверху требовало опоры на "государственно-коллективистско-внеэкономические" блоки, элементы системы (то, что как раз и не сработало у Андропова). Это стремление "опереться" вступало в противоречие с необходимостью решения другой задачи, объективно стоявшей перед Горбачёвым (независимо от того, как он сам ее понимал и формулировал). Речь идет о разрешении дилеммы кратократии в ключе, диаметрально противоположном андроповскому, – путем признания, легализации и "рыночного запуска" тех средств, которые кратократия накопила за брежневский период, о придании имеющемуся богатству адекватной формы, об экономизации власти и т.д. Причем сделать это надо было таким образом, чтобы укрепить прежде всего центроверх, высший уровень власти. Короче, следовало осовременить кратократию, модернизировать военно-промышленный комплекс и, самое главное, восстановить баланс власти между ее средним и высшим звеном по крайней мере на уровне конца 60-х годов.

Такой внутренне противоречивый комплекс мер по спасению ("перестройке") исторического коммунизма исключал возможность разработки сколько-нибудь осмысленного, цельного и долгосрочного плана. Искали не план, а прежде всего конкретную технологию, способную устранить противоречие между двумя центральными задачами. Как сказано в Библии, "ищите и обрящете, стуците и отверзнется". Нашли. Постуцали. Потом отверзлось – по полной программе, даже не по "принципу Черномырдина" (хотели как лучше, а получилось как всегда), а хуже.

Нашли такой ход: если не можешь вернуть власть наверх, если это создает проблемы, сделай так, чтобы "середина" утратила эту власть в пользу низа, по отношению к низу. "Демократия и гласность" стали искомой технологией. Ну а конкретная реализация началась летом 1988 г. с решения о совмещении должности партсекретарей и председателей советов различных уровней: не проходишь в райсовет, куда выбирают и непартийные, не проходишь в партийные руководители – вот тебе "демократия и гласность".

Однако реализация этой технологии началась не сразу, а только на втором этапе перестройки.

XIII
В истории перестройки можно выделить три этапа: начальный, который был скорее вербальным (оральным): апрель 1985 – апрель 1988; разгар перестройки: апрель 1988 – сентябрь/октябрь 1990; спад и провал перестройки: сентябрь/октябрь 1990 – август 1991 г.

На первом этапе основной властный, социальный конфликт развивался внутри кратократии в борьбе между двумя вариантами выхода из кризиса – "административным" и "социально-экономическим". Когда после письма Нины Андреевой (март 1988 г.) горбачевцы поняли, что сил для решающей победы над оппонентами им может не хватить и власть они могут потерять, они (впервые в истории кратократии) подключили к внутрикратократической борьбе население, позволив ему организовываться на политической основе. В кратократическом обществе было допущено возникновение политической сферы. В ходе борьбы второго этапа перестройки это стало еще одним, наряду с экономическим, каналом выхода, социального дезертирства из кратократии, еще одной формой ее разложения. Так рядом с кратократией стали возникать новые субъекты социальной борьбы – экономические и политические.

Основной конфликт второго этапа развивался между "реформаторами по-горбачевски" и этими новыми экономическими и политическими субъектами – группами, представлявшими собой продукт разложения кратократии, с одной стороны, и сторонниками умеренных реформ, главной целью которых было не допустить к пирогу аутсайдеров – новые экономические и политические группы.

Уже весной, а окончательно – в начале осени 1990 г., ситуация вышла из-под контроля реформаторов-горбачевцев, которые растерялись и по сути ушли "вглубь сцены" – октябрь 1990 г., отказ Горбачёва от "плана Шаталина – Явлинского".

С этого момента начинается третий период перестройки, главный конфликт которого развивается между новыми экономическими и политическими группами и частью номенклатуры, главным образом, республиканской областной и ведомственной (лучший пример – ситуация в РСФСР), с одной стороны, и консервативной кратократией, стремящейся подморозить реформы, поскольку они и их последствия вышли из-под контроля и грозят разрушить исторический коммунизм. Итог известен: путч, фактический запрет КПСС, распад СССР, конец исторического коммунизма.

Таким образом, "гибель русского коммунизма" есть закономерный результат длительной эволюции этого строя, развертывания основных его тенденций и противоречий, обусловленных социальной природой этого строя и его власти.

XIV
Однако крушение коммунизма, логику и причины этого явления можно и нужно рассматривать не только в рамках истории коммунистического порядка, но и более широко – с точки зрения истории России, точнее того, что мы с Ю.С.Пивоваровым назвали Русской Системой.

В истории этой системы Власть как системообразующий субъект несколько раз создавала привластные органы – господствующие социальные группы: боярство, дворянство, чиновничество второй половины XIX – начала ХХ в. и (с оговорками) советская номенклатура. Одна из регулярностей развития Русской Системы заключалась в том, что каждая последующая из этих групп, исторически выступавшая могильщиком предыдущей, была более многочисленной и в то же время более бедной, обладала меньшим имуществом, имела меньше собственности, вещественной субстанции. С этой точки зрения, номенклатура довела процесс, тенденцию вещественной десубстанциализации Русской Власти до логического завершения.

Когда-то в середине XVIв. псковский монах Ермолай Еразм подал проект ("сказку"), согласно которому служилых людей нужно было перевести на вознаграждение пайком, продовольствием – и за это, а не за поместья, они должны были служить. Ивану IV Грозному проект понравился, но реализовать он его не мог. Русской власти понадобилось три с половиной столетия, чтоб "сказку сделать былью", и во времена Иосифа IЕдинственного и Ужасного "создать" господствующий слой без собственности – номенклатуру.

Разумеется, большевики и номенклатура пришли к власти в результате революции, т.е. разрыва в истории, в исторической преемственности. Однако с точки зрения логики истории, логики развития центрального системообразующего субъекта Русской Системы (безотносительно его конкретной формы) – Власти, разрыва не было, была логическая преемственность, трансформация по линии Власти, господствующих групп. В этом плане неважно, кто социально заполнил новую форму, воплотил новую структуру Власти. С точки зрения самой этой Власти и Русской Системы важно было, что она логически вытекала из предшествующей, развивала ее. Большевики выполняли программу Русской Власти.

Когда-то Маркс и Энгельс заметили, что порой реакция выполняет программу революции. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что в случае большевиков революция выполнила программу реакции – то, что начал делать Александр III, но не смог доделать и что провалил его бесталанный и неталантливый сын.

В выполнении этой задачи большевики нашли нетривиальный ход (Э. Де Боно назвал бы его блестящим примером lateralthinking). Суть в том, что с 1860-х годов процессы социальной дезорганизации, социального распада в России обгоняли процессы социальной организации нового общества, при всех внешне блестящих и доселе невиданных в стране результатах. Практически все добольшевистские правительства, позднесамодержавная власть в целом стремились противостоять процессам распада, остановить их. Большевики пошли другим путем: они оседлали, направили и организовали процессы социальной дезорганизации, разрушения, довели их до конца, до завершения, до затухания, а потом уничтожили выдохшихся, ослабевших, опустошенных персонификаторов этих процессов и установили свою власть – Власть.

В плане русско-системном большевистская революция – это далеко не то, чем она является в плане русско-историческом, в Русской Истории и для нее. Номенклатура – это не только власть победившего народа, но и новая структура Власти Русской Системы, Власти, всегда относившейся к народу как к Популяции. Снятие этого внутреннего противоречия стало одновременно главной задачей номенклатуры и внутренним мотором ее развития (решение задачи должно было объективно прекратить и развитие номенклатуры, и ее как таковую, стать "окончательным решением" номенклатурного вопроса).

Коммунистическая номенклатура, однако, есть не просто господствующая группа без собственности на вещественные факторы производства (собственность на социальные и духовные факторы совпадает с властью, а точнее, представляет собой гомогенное присвоение, из которого еще не возникли путем взаимообособления власть и собственность), но такая господствующая группа, которая возникает на основе отрицания подобной собственности и функционирует посредством подобного отрицания.

Придя к власти как материально-бессобственническая группа, кратократия как любая господствующая группа должна была решить проблему передачи привилегий и статуса детям. Решение этой "внутрикоммунистической" задачи было теснейшим образом связано с решением другой русско-системной задачи, а именно, фиксации своего отношения к населению как к Популяции.

Коллективизация, с одной стороны, фиксация привилегированного положения номенклатуры после XVIIIсъезда ВКПб (увеличение зарплаты, создание спецшкол для детей, латентное проведение идеи неравенства – читай "Тимура и его команду" Гайдара и см. впервые опубликованную в 1939 г. "Книгу о здоровой и вкусной пище"), с другой, решили эту задачу внешне. Однако до тех пор, пока как минимум физические гарантии существования кратократии, т.е. сохранение жизни индивидов и их семей не были обеспечены, о какой передаче привилегий могла идти речь? Чего? Кому?

Решение в начале 50-х годов задачи-минимум поставило на повестку дня задачу-максимум – сохранение и передачу социальных и экономических привилегий и статуса. Однако в обществе без собственности сделать это было очень трудно. Система нашла свой выход, в соответствии со своей логикой: кратократия должна гарантированно получать высокий объем потребления. Как этого добиться при росте численности кратократии, не прибегая к террору, расчищающему место и обеспечивающему вертикальную мобильность? А очень просто: во-первых, затормозить, а затем приостановить ротацию, создать застой (вот он, родимый!), чтобы привилегий и возможностей, если и не передавать их, то "кормить" ими, хватило надолго – на детей и внуков; во-вторых, позволить увеличение численности кратократии, чтобы хватило как можно большему числу. Иными словами, кратократия пошла проторенным путем Русской Системы – экстенсивным, к которому добавила закупорку каналов вертикальной мобильности, что еще более усилило мобильность горизонтальную и экстенсив. Как следствие – порочный круг.

Правда, этот легальный выход был недостаточен, и кратократия "дополнила" его внелегальным – нарушением иерархически-ранжированного потребления посредством обмена власти на материальные блага, о чем речь шла выше. Однако это среднесрочное решение само оборачивалось долгосрочной проблемой: оно ослабляло систему, вело к нарушению внутрикратократического иерархопорядка (т.е. было хаосогенным фактором) и материально истощало систему. Все это стало очевидно на рубеже 70-80-х годов. Дальнейшее сохранение привилегий и статуса номенклатурой и обеспечения будущего детей требовало качественного сдвига: устранения застоя, уменьшения численности господствующей группы, резкого увеличения изымаемой у населения части производимого продукта – до уровня почти экспроприации (что во многом и произошло, приведя к обнищанию населения, сокращению его численности). Если при этом учесть, что легальных внеэкономических методов и форм эксплуатации не было, и требовались экономические, а эти последние, развивались очень медленно и давали незначительную прибыль, то функциональный источник криминализации, иллегализации экономики ясен (генетически уходит в брежневское время). К тому же сам переход от внеэкономических методов эксплуатации к экономическим не мог быть осуществлен, по крайней мере, сколько-нибудь результативно, на легальной основе. Экономическому накоплению должно было предшествовать внеэкономическое, легальному "капиталистическому" – нелегальное (криминальное) первоначальное (некапиталистическое). Вышло однако так, что некапиталистическое внелегальное накопление обрело тенденцию к самовоспроизводству и забило то, что теоретически могло бы стать капиталистическим.

Подчеркну: во-первых, кратократия в начале 1980-х должна была искать принципиально новые формы изъятия продукта, создаваемого населением, поскольку "застойная" структура исторического коммунизма все меньше и меньше справлялась с этой задачей: упор на силовые, внеэкономические факторы был не в интересах господствующих групп, к тому же это было практически невозможно; собственно экономических механизмов непосредственного присвоения продуктов у кратократии не было; в ситуации исчерпания экстенсивных факторов развития на рубеже 1970-1980-х годов кратократя в силу своего разбухания, многочисленности и населения по сути начали конкурировать в борьбе за "общественный пирог", за, грубо говоря, "расхищение государственной собственности". Если учесть, что сохранение (не говоря уже об увеличении/повышении) численности статуса и уровня жизни кратократии, объективно требовало покушения не только на, выражаясь марксистским языком, прибавочный продукт населения, но и на нечто большее и необязательно на необходимый продукт – грань между прибавочным и необходимым продуктом в катократическом обществе вообще зыбка и условна. Этим большим мог быть прежде всего "жизненный фонд", запас жизненной прочности, созданный за тридцать лет (50-80-е годы) "деленной жизни" (И.Дедков). речь идет прежде всего о сбережениях и стоимости рабочей силы ("труда"), зарплаты (а также пенсий, социальных гарантий и т.п.) в реальном измерении.

Во-вторых, искать новые формы эксплуатации населения в условиях рушащегося коммунистического порядка, угрозы нарастания социального хаоса надо было быстро.

Быстрых легальных средств не было, и естественно первым ходом, импульсом стало использование не легальных средств и каналов. Однако они по определению не могли стать главными, занять центральное место; в лучшем случае, их можно было использовать как очень важный, но дополнительный, вспомогательный механизм. Главные экономические и, что важно, легальные средства и факторы обеспечивали новые формы эксплуатации, лежали за пределами СССР/России. Это были мировая Капиталистическая система, мировой рынок, Запад. "Запад нам поможет", – словно вспомнили кратократы и присвоили слово и дело диссидентов, точнее, то из их слова и дела, что было связано с опорой на Запад в борьбе с властью.

Если в 50-70-е годы господствующие группы СССР добирали с Запада то, что не могли получить, добрать внутри страны, то с конца 80-х годов и уже, тем более, в 90-е они сделали Запад, мировой рынок средством добирания продукта в самой стране, подставив ее под "железную пяту" мирового капитализма и выступая в этой подставе посредниками. Разлагающаяся кратократия, а затем приватизаторы коммунизма начали использовать Запад, капитализм для резкого увеличения доли изымаемого у населения продукта – вплоть до экспроприации, до уничтожения жизненного фонда и заведомого обесценения рабочей силы (посредством увеличения цен, налогового пресса и т.п.).

Разумеется и западный капитал косвенно выступил соэксплуататором населения, а отчасти и новых господствующих групп. Однако главное заключается в том, что, открывая страну вовне, эти группы прежде всего поставили себе на службу, в качестве эксплуатирующе-экспроприирующего механизма, капитализм, так сказать, подковали "капиталистическую блоху", которая после этого перестала быть (у нас) капиталистической (а заодно легальной и производственной), а превратилась в паракапиталлистическую (а заодно внелегальную и перераспределительную). Знай наших! В "треугольнике" "новые господствующие группы – криминал – мировой капитал" возникало то, что именуют "tangledhierarchy", т.е. подвижная иерархия, когда в зависимости от ситуации и фазы процесса главным эксплуататором остальных "углов" (а через них – населения) поочередно выступает один из этих углов.

Русская власть, точнее то, что от нее осталось на данный момент, оказалась зажатой внутри этого "треугольника" и должна либо разрушить его, что практически невозможно, либо вытеснить новые господствующие группы и криминал из их "углов" и занять их место.

Нельзя сказать, что опора на капсистему как внешний фактор для того, чтобы получить политико-экономический рычаг по отношению к населению, – нечто абсолютно новое, некая новая стратегия. Отнюдь нет. Именно так действовал Иван Калита и все остальные Даниловичи в течение того периода, когда Русь была под Ордой. А именно – использовали Орду, т.е. внешнюю силу и в качестве органа насилия по отношению к населению (сейчас это не нужно) и в качестве выкачивания экономического продукта (дань Орде – "выход"), значительная часть которого "приминала" к княжеским рукам (князья собирали дань даже в те годы, когда по разным причинам не отсылали ее в Орду). Таким образом, господствующие группы посткоммунистической России пошли по пути Ивана Калиты, использовали то, что можно назвать "стратегией Калиты" или "принципом Калиты". Орда использовала Калиту, Калита (и Даниловичи) – Орду. Как Даниловичи, так и хозяева приватизированного коммунизма используют внешние факторы, силы и механизмы для упрочения своего положения, для превращения населения в популяцию. Только для Даниловичей это был, выражаясь по-монгольски, Дорнод Алтын Ордон (Восточная Золотая Орда), а для Борисовичей – Тимуровичей – Абрамовичей (новый – пятый? – интернационал) – это Баруун Алтын Ордон (Западная Золотая Орда).

Разумеется, сказанное выше – упрощенная схема. Разумеется, процессы, о которых шла речь, суть не результата заговора злодеев-плохишей, а объективные процессы борьбы за место под солнцем и в стане хозяев жизни, процессы стихийные и в то же время системные.

Антинародные? Да. в том же смысле, что и политика прислужников Орды – московских Даниловичей – по отношению к населению Руси в XIV – первой половине XV в.

Антинародная логика режима? Да. Но "пахнущая" не предательством, а логикой долгосрочного развития Русской Власти, формирования господствующих групп Русской Системы. В 1991 г. Русская Власть и ее персонификаторы, исчерпав, проев очередную историческую структуру, сбросили пришедшую в негодность коммунистическую форму, оболочку и в очередной раз революционным (с точки зрения Русской Системы в целом и контрреволюционным с точки зрения, отжившей свое, ее частной структуры – коммунизма) способом меняют систему по схеме "преемственность через разрыв", пускаясь в опасное приключение. Опасное много более, чем это могли себе представить горбачевцы и ельцинцы, поскольку их авантюра происходит во время серьезнейшего сдвига в капиталистической системе – здесь и придавить может (но это уже особая тема, к которой мы вернемся после знакомства с новой работой А.А.Зиновьева "Великий эволюционный перелом"); более того, здесь и Русская Власть как особый (моно)субъект исторического развития кончиться может – точка бифуркации. Отмечу еще раз: как не случайным, с точки зрения истории Русской Системы и Капиталистической Системы, было возникновение советского коммунизма, так не случаен, а глубоко закономерен его конец, сопровождающийся поломкой механизма социального иммунитета и началом "перестройки" в другую, по-видимому, более эксплуататорскую и менее эгалитарную структуру, что соответствует общему направлению нынешнего развития Капиталистической Системы, элементом которой и среднесрочной альтернативой которой был исторический коммунизм. Россия идет в том же направлении, что и весь мир. Богатые, конечно, тоже плачут. Но, как правило, бедные плачут больше. И чаще всего плакать начинают раньше богатых, у которых запасы для проедания больше.

Но вернемся в Россию, в 1990-е.

Продолжение следует.

[i] Wallerstein I. Japan and future trajectory of the world-system: Lessons from History? – Binghamton (N.Y.): Fernand Braudel Center for the studies of economies, historical systems, and civilizations, 1986. – P. 13-14.

[ii] Ключевский В.О. Курс русской истории // Ключевский В.О. Сочинения в 9 томах. – М.: Мысль, 1988. – Т. 3. – С. 27.

[iii] Пресняков А.Е. Московское государство первой половины XVII в. // Три века: Россия от Смуты до нашего времени. – М.: Изд-во И.Р.Сытина, 1912. – С. 37.

[iv] Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // К. Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, Изд.2-е. – Т. 3. – С. 47-48.

[v] Подр. см.: Фурсов А.И. Коммунизм как понятие и реальность // РИЖ. – М.: РГГУ, 1998. – Т. 1. – N 2. – С. 13-63.

[vi] Ленин В.И. ПСС. – Т. 24. – С. 441.

[vii] Ленин В.И. ПСС. – Т. 31. – С. 342.

Сcылка: http://www.razumei.ru/lib/article/1746

[А.И. тьФурсов]

http://worldcrisis.ru/crisis/1258851

Итак, коммунизм – великий и ужасный – умер, точнее скончался в виде фарса, которым для него (но не для людей, принимавших участие в событиях 19-21 августа) обернулся путч. Зиновьев не ставит точку на этих событиях, идет дальше – к октябрю 1993 г. Скажу сразу: на мой взгляд, интерпретация этих событий – самое слабое и уязвимое место в книге. Зиновьев не был очевидцем событий, следил за ними из-за рубежа, и в этом слежении эмоции порой пересиливали беспристрастный анализ. Если бы то, что написано в "Гибели..." о событиях 3-4 октября, было написано не Зиновьевым, я бы вряд ли взялся полемизировать на данную тему

XV
Итак, коммунизм – великий и ужасный – умер, точнее скончался в виде фарса, которым для него (но не для людей, принимавших участие в событиях 19-21 августа) обернулся путч. Зиновьев не ставит точку на этих событиях, идет дальше – к октябрю 1993 г. Скажу сразу: на мой взгляд, интерпретация этих событий – самое слабое и уязвимое место в книге. Зиновьев не был очевидцем событий, следил за ними из-за рубежа, и в этом слежении эмоции порой пересиливали беспристрастный анализ. Если бы то, что написано в "Гибели..." о событиях 3-4 октября, было написано не Зиновьевым, я бы вряд ли взялся полемизировать на данную тему. Однако, во-первых, это написано именно им, и уже потому заслуживает внимания; во-вторых, данная интерпретация имеет отношение не только к событийному ряду, но связана и с теоретическими построениями, и заслуживает, на мой взгляд, внимания, здесь есть о чем поспорить. Пойдем по порядку.

Рассуждая о событиях 3-4 октября 1993 г., Зиновьев пишет о том, что депутаты разыгрывали политический спектакль – согласен. Далее: "Они сделали все, чтобы предотвратить широкое народное восстание в стране, локализировать события в центре Москвы, где они заранее были обречены на нужный президентской клике исход". А вот здесь позвольте не согласиться. Во-первых, никаким "широким народным восстанием" и не пахло, и об этом пишет буквально на следующей странице сам Зиновьев, отмечая безразличие миллионов людей, наблюдавших телерепортажи о стрельбе по Белому Дому "будто это американский боевик".

Во-вторых, для победы в борьбе за власть в современном мире не нужны широкие народные восстания – это архаика, уходящая в прошлое; победы обеспечиваются в борьбе в городах, на ограниченном физическом пространстве плюс не безграничном виртуально-телевизионном и информационном пространстве.

В-третьих, противники Ельцина это прекрасно понимали, потому и попытались захватить Останкино.

В-четвертых, не выдерживает, на мой взгляд, критики сопоставление в "Гибели..." событий 3-4 октября 1993 г. и их последствий с большевистской Октябрьской революцией и ее последствиями. Совсем не выдерживает, и так и хочется сказать по Высоцкому: "Нет, ребята, все не так. Все не так, ребята". На этом следует остановиться подробнее, сведя построения Зиновьева в два тезиса, а мои возражения – в два антитезиса.

Тезис 1 Зиновьева. Большевистский переворот – взятие Зимнего дворца – был, как заметил Ленин, самой бескровной революцией в истории человечества, тогда как штурм Белого Дома в октябре 1993 г. осуществился регулярными войсками и милицией, которые были вооружены современными видами оружия и которые расправлялись с безоружными людьми по приказу высшей власти.

Антитезис 1 (мой). На самом деле штурм Белого Дома был не менее бескровным, чем штурм Зимнего. Белый Дом брали не "войска", а четыре танка и группа "Альфа", которая (спасибо "ей" и генералу Г.Н.Зайцеву) обеспечила бескровный арест депутатов. Штурм Белого Дома был всего лишь частью событий 3-4 октября. К сожалению, Зиновьев не пишет ни о крови у Останкино; ни о том, как накануне озверевшая толпа (вовсе не безоружная) избивала, гнала милиционеров, и менты в страхе бежали; ни о том, что в городе на два дня исчезла власть. Да, 4 октября менты отвели душу, досталось как участникам событий, так и тем, кто попал случайно – милиция, как правильно писали в газетах, мстила за пережитые 1-го и 2-го унижение и страх. Это – не в порядке оправдания, а в порядке справки.

Далее. Октябрьский переворот 1917 г. – это не только "штурм" Зимнего и события в Петрограде. Это еще и Москва. Лукавил Ильич, большевистский переворот, во-первых, не сводился к "штурму" Зимнего, во-вторых, не был самой бескровной революцией – в Москве крови хватило, и это только в октябре. Что происходило в Москве и Питере с ноября 1917 г. по март 1918 г., т.е. еще до начала Гражданской войны? Расстрел рабочих демонстраций, разгул чекистского и криминального террора, разгула матросни (см. воспоминания современников). Так ли было после августа 1991 г. и октября 1993 г.? Конечно, не так.

Что произошло с основными фигурантами по делу ГКЧП и теми, кто выступил против Ельцина в октябре 1993 г., что произошло с теми, кто их поддерживал? Были ли какие-то репрессии? Кого-то расстреляли, арестовали? Было массовое закрытие газет? Нет. Напротив, была амнистия (для главных лиц; для неглавных – не было, поскольку их даже не арестовали), были призывы – из среды самих победителей – не устраивать "охоту на ведьм" (правда, были и призывы противоположного характера, которые, впрочем, ни к чему не привели).

Вспыхнула после августовских или октябрьских событий гражданская война, как в 1918 г., ставшая результатом социальной политики большевиков и унесшая миллионы жизней? Был террор спецслужб, сравнимый с чекистским? Ничего этого не было.

Наивно думать, что в октябрьских событиях 1993 г. среди сторонников парламента были одни лишь "патриоты" и "борцы с эксплуатацией". Как и в любом движении таких было меньшинство. Основную массу – я видел эту толпу – составляли желавшие крушить, мародерствовать, безнаказанно применять силу; основное чувство – "хмельная радость в том, что "наша взяла", что гуляем и никому ни в чем отчета не даем".

Победи в октябрьских событиях парламент, Хасбулатов и К° – мало что во внутренней и внешней политике страны изменилось бы всерьез, произошел бы передел власти и имущества ("собственности"). А вот кровь бы полилась. По логике властного противостояния вокруг парламента сплотились все, кто жаждал реванша – и не только социального и политического, но также личного. И можно себе представить, что могли натворить эти люди, окажись они у власти. Разумеется, шла схватка двух "властных картелей" за власть и имущество, за передел. В такой ситуации именно голодные и обиженные льют кровь, тем более что кровь – хорошая завеса, хороший отвлекающий маневр при переделе. Скорее всего осень 1993 г. стала бы водоразделом не между гайдаровщиной, а между бескровным и кровавым периодами русской смуты конца XX в. Потому, например, для меня, сомнений, с какой стороны стоять – при всей неприязни к "демократическому" ворью – в октябре 1993 г. не было. Да, восторги 1991 г. по поводу крушения коммунизма и надежды на нормальную жизнь довольно быстро кончились, кончились позором. Но разве не позором Директории и личностей типа Барраса окончилась Великая (Великая!) французская революция? Позором. Но Робеспьер с его режимом хуже Барраса и его режима, вот в чем штука. Что же поделаешь, если, как говорил Вивекананда, революции – это время шудр, время, когда низкие поднимаются вверх, когда пешки прорываются на военную горизонталь, а слуга становится господином – тем самым, что не тонет.

Правила серьезной истории, чувство социальной ответственности и элементарная социальная брезгливость диктовали единственный, на мой взгляд, выбор, в правильности которого я не усомнился и ныне, зная результат, – при всем, повторю, позоре ельцинского правления, при всей отвратительности новых господствующих групп, мерзких в своей сытости, полуобразованности и уверенности в том, что все могут купить, всех могут обмануть, а потому имеющих право держать за дураков тех, кто не успел или не захотел урвать кусок побыстрее и любой ценой (как поет В.Бутусов: "Когда-то у нас было время. / Теперь у нас есть дела / Доказывать, что сильный жрет слабого, / Доказывать, что сажа бела"), мерзких в своем тщеславии. О, это тщеславие! Какую службу оно служит – ведь обязательно надо покрасоваться "без галстука". На самом деле получается действительно "без штанов", потому как – стриптиз, добровольный и откровенный. Ну где еще можно увидеть наивного "сына степей", рассказывающего про зарплату в 300 долл. в месяц и при этом покупающего пальто за 20 тыс. долл. и коллекционирующего "роллс-ройсы"?

А человек с внешностью Дуремара, обгладывающий куриную ножку в небедном интерьере и рассуждающий о скромности? А советники и "интеллектуальная обслуга" из бывших не то полудиссидентов, не то полукомсомольцев, но в любом случае таких, при виде которых просится: "А ты, мил-человек, не стукачок ли будешь?" И кошелек из бокового кармана во внутренний – быстро-быстро.

А хрустальные бокалы на завешанном скатеркой компьютере? А спортивные и тренировочные костюмы на фоне шикарной итальянской и французской мебели, словно охранник или слуга (потомственный) заскочили прибрать, да задержались перед камерой, поскольку хозяева запаздывают. Нет, не запаздывают. Их, этих хозяев – коммунистических – прогнали.

И все же власть этих хозяев, коммунистическая власть была хуже и страшнее, и не дай Бог вернуться в коммунизм, когда очередной партийный оберсвинорыл учит, как жить, во что верить, как писать (хорошо, что не как псать). Да, теперь этот свинорыл (или его сынок, зятек, дочка, внучка, "жучка" и т.п.) – предприниматель, губернатор, сенатор (только тоги не хватает). Ну и х... с ним. Теперь он не может диктовать, во что верить. А на кусок хлеба можно заработать. Независимость и профессионализм – вот наш ответ "посткоммунистическому Керзону"! В России труднее всего быть частным лицом (и, разумеется, русским – отметивший последнее Ю.Нагибин в конце жизни почти закричал: "Хочу назад, в евреи"). Принципы формирования и функционирования нынешних, посткоммунистических господствующих групп объективно создают необходимые условия, возможности реализации (во второй раз со времени петербургского самодержавия) русского проекта под названием "частное лицо". Необходимые, но недостаточные. Достаточные – это сами. Кто-то скажет: какое частное лицо! Жрать нечего, вымираем, туберкулез-гепатит-СПИД-наркомания-алкоголизм. Все так. Но в жизни всегда так: либо социальные гарантии и рабство, либо свобода и... ни в чем себе не отказывай. Но без гарантий. Каждый выбирает то, что ему по душе. Но мы немного отвлеклись, хотя, нельзя сказать, что не по делу.

XVI
Тезис 2 Зиновьева. Революция 1917 г. совершалась во имя освобождения трудящихся от векового рабства; о системах надо судить не потому, что они не сделали "для своего времени и в своих условиях для людей"; Октябрьская революция и рожденный ею строй "сделали для широких слоев населения России больше, чем любая революция в истории для народов своих стран", тогда как в событиях 3-4 октября 1993 г. "Ельцинская клика лишь выразила волю новых хозяев страны, российских грабителей, наживших баснословные богатства, за счет обнищания народа и разворовывания созданного трудом многих поколений народного достояния и сил Запада, осуществляющих дальнейший процесс колонизации России".

Антитезис 2 (мой). В свое время, еще в "Зияющих высотах", Зиновьев писал, что к самым тяжелым последствиям, к самым жутким системам приводит реализация именно самых утопических и эгалитарных идей и планов. Поэтому, "ради чего происходила революция 1917 г." – не аргумент, и как правильно отмечет Зиновьев, судить нужно по тому, что системы делали для своего времени и в своих условиях для людей. Что делали?

Борьба! Они обожествляли
Ее с утра и дотемна
И друг на друга натравляли
Людей, чтоб только шла она.
И тем людские связи руша;
Они – для счастья всей Земли
Живой страны, живую душу
Трясли вовсю и растрясли.
Пока ценой больших усилий
Устав от крови и забот
Пришли к победе... Победили –
Самих себя и весь народ.
[...]
И свято веря в правду Класса
Они, не зная правд других,
Давали сами нюхать мясо
Тем псам, что позже рвали их.
Все сами, сами развязали,
Стремясь, вести, владеть страной.
И просто мздой, не наказаньем
Пришел к ним год тридцать седьмой.

Это – "краткий курс истории ВКП(б)" по Науму Коржавину. Это – о том, что "сделали для своего времени и в своих условиях для людей". Так сделали, что уже в 1918 г. начали бастовать рабочие Петрограда, и большевики побежали от них и от матросов в Москву. Пройдет еще три года, и питерские рабочие бросят в лицо "Гришке третьему" (ленинскому соратнику, председателю Исполкома Коминтерна): "Ишь рожу отъел, а мы голодаем", и это станет прологом кронштадтского мятежа с его лозунгом "Советы без большевиков!" и борьбой с теми кто, как пел в одной из своих песен И.Тальков, шел "воевать за народную власть со своим же народом". Четыре года "горячей" гражданской войны и 20 лет, до конца 30-х, "холодной" гражданской войны – вот что сделали. Да, в конце 30-х, а потом – с конца 50-х советские люди в среднем стали жить лучше, чем россияне в начале XX в. Так ведь и весь мир стал лучше жить, чем в начале века. Вопрос – какой ценой (не говоря о том, что с начала 70-х проедали свое будущее: в 1967 г. для покупки зерна продали 50 т золота, а всего лишь через пять лет, в 1972 г., уже 458 т!)? Это очень важно, поскольку если вопрос о цене оставить, то придется исполнить гимн и капитализму (или, как предпочитает говорить Зиновьев, западнизму), который во второй половине XX в. для 1 млрд. человек сделал больше, чем все революции и эволюции в мире. Разумеется, гимн слагать не надо (тем более, что у капитализма хватает своих апологетов), надо поставить вопрос: какой ценой для прошлого, будущего и большей части населения Земли капитализм добился такого результата? Вот тогда-то и окажется, что полвека "золотой эпохи" для "золотого миллиарда" покоятся, во-первых, на жесточайшей эксплуатации населения большей части мира, включая Запад, в прошлом, эдак в течении 300-400 лет; во-вторых, на жесточайшей эксплуатации в настоящем огромной части населения планеты; в-третьих, на разрушении природной среды и, следовательно, проедании, эксплуатации будущего.

Но ведь все это можно адресовать и историческому коммунизму, построенному на костях, как минимум, двух поколений людей, изгадившему природу бывшей Российской империи и загнавшему на тот свет миллионы людей – ради них, конечно; только об них, болезных, у Власти душа и болела: "Все для тебя! Гордись, Отчизна!" (Наум Коржавин). Да, были успехи у исторического коммунизма, но их хватило максимум на 25-30 лет, на жизнь по сути одного поколения. Я, кстати, отношусь к поколению везунчиков, родившихся в 50-е, уже не знавших страха, репрессий, гордых Великой Победой, нашей военной мощью (у меня до сих пор бегут мурашки от тревожного восторга, когда я слышу слова "и в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ" или "и летели наземь самураи под напором стали и огня"; о музыке гимна Советского Союза я вообще молчу), освоением космоса, хоккейными победами и многим другим. Между тридцатью и сорока годами (моими и моего поколения) это все кончилось. Не могло не кончиться, было проедено. Долги – в прямом и переносном смысле – платить детям и внукам. Долги "коммунизма как реальности", между прочим.

Зиновьев совершенно прав, когда пишет в "Гибели...", что с теми природными факторами, которые имелись в России, достичь большего в советский период, было невозможно. Я бы, опираясь на работы М.К.Любавского, Л.В.Милова, А.П.Паршева и многих других, сказал так: в советский период из природных (и людских) факторов, которые имелись в России, выжали если не больше того, что было возможно, то по сути все; большего, я согласен с Зиновьевым, здесь уже вообще нельзя было получить. Но именно потому и наступил крах, Зиновьев сам назвал одну из его долгосрочных причин. Мы теперь можем сказать деятелям исторического коммунизма:

Вы здесь из искры раздували пламя.

Спасибо вам, я греюсь у костра.

Коммунизм, в отличие от того, что писал о нем Зиновьев в "Зияющих высотах" и других работах 70-80-х годов, на самом деле был рассчитан на очень непродолжительный срок – на три поколения, средний срок жизни одного человека. Символично, что коммунизм ушел в прошлое с 70-летними Брежневым, Сусловым, Устиновым, Черненко и примерно в том же состоянии, что и Черненко. Иначе и быть не могло, и дело не только в скудости ресурсов, которые можно было осваивать только посредством сверхэксплуатации населения, чтобы потом сверхэксплуатировать эти ресурсы (замкнутый порочный круг разорвать может только катастрофа), не только в системных характеристиках и противоречиях этого строя. Дело еще и в том, что коммунизм был функциональным негативом (антикапитализмом) капитализма на индустриальной стадии последнего. У исторического коммунизма не было какой-то своей, собственной, особой исторической производственной основы, базы; таковой была логически характерная для определенной стадии капитализма индустриальная система производства, только уступавшая по эффективности капиталистической, а с конца 50-х годов, несмотря на спутники, атомные ледоколы и прочее, уступавшая все больше и больше.

Показательно, что СССР так и не удалось решить задачу превращения страны в единое промышленно-хозяйственное (хозяйственно-экономическое) целое. Подобная задача ставилась и на XXIII, и на XXIV съездах КПСС, что как раз и говорит о ее невыполненности, ну а на рубеже 1970-1980-х годов СССР по сути фактически представлял собой неважно интегрированную и плохо координируемую совокупность ведомственных зон. Десять лет спустя "де-факто" превратилось в "де-юре", правда, сначала не по ведомственной, а по республиканской линии ведомственная "линия" активно "заработает" уже в посткоммунистической России.

Задачу, о которой идет речь, не удалось решить по простой причине: СССР не смог стать промышленной державой. Будучи промышленно-аграрной страной (не был СССР и аграрной державой; аграрные державы продают, а не закупают сельскохозяйственную продукцию и могут себя прокормить; советский режим состоялся за счет и на основе уничтожения крестьянства, а потому уже с начала 60-х годов должен был закупать зерно), СССР был военно-промышленной державой, т.е. лишь по одной промышленной линии – военной. Почти все наши успехи в промышленности были военными (либо так или иначе связаны с ними прямо или косвенно, пример – спутник), т.е. штучно-отраслевыми ("зато мы делаем ракеты"), а не массовыми, за счет этого массового, в ущерб ему – и чем дальше, тем больше в ущерб, обрекая развитие индустрии на экстенсификацию.

Перейти от индустриальной к научно-технической структуре производства советская система не могла – это ломало ее социально, как властно-производственную, экстенсивные же возможности к концу 70-х, как уже говорилось, по сути были исчерпаны. Как раз тогда, когда Запад совершил рывок в энтээровский мир, в котором историческому коммунизму не было места.

Да, только в виде коммунизма Россия как незападная и некапиталистическая страна могла сопротивляться капитализму, но только в течение исторически ограниченного времени, чуть меньше половины которого, кстати, капитализм был занят своими внутренними проблемами – борьба за гегемонию, войны. Времення зона успешного сопротивления сокращается до 30 лет (1945-1975). Это же и был период, когда советские люди материально в массе своей жили лучше, чем средние подданные Российской империи. Но, повторю, произошло это через три десятилетия после Октября ценой огромной крови, ценой превращения одной части народа в палачей, другой – в жертв (при быстрой перемене мест и участи) с ситуационным исполнением третьей роли – предателя, со всеми вытекающими последствиями для культурно-исторической сферы и генофонда населения – "неестественный отбор", который, помимо прочего и "отобрал" наверх Горбачёва, Ельцина, Чубайса и многих других. Салют Кибальчишу.

Не стану спорить о том, ради чего совершались события 3-4 октября. Отмечу лишь, что шла борьба за власть, за то, кто и как приватизирует коммунизм, власть и, естественно, будет присваивать, выражаясь марксистским языком, прибавочный и сверхприбавочный продукт трудящихся, а попросту говоря, грабить их, разворовывать созданное трудом многих поколений (добавлю только, что подавление октябрьского путча спасло страну от угрозы гражданской войны, а это немало). Но дело даже не в этом. Направление моего главного в данном контексте "полемического удара" – не октябрь-93, а октябрь-17.

Коммунистическая революция, пишет Зиновьев, совершалась во имя освобождения трудящихся от самодержавного рабства.

Антикоммунистическая революция, могут написать (и написали) многие, свершилась во имя освобождения трудящихся от коммунистического рабства.

"Это все – лозунги, пропаганда", – скажет кто-то о такой постановке вопроса. "Это все – лозунги, пропаганда", – скажу я о "свершении революции 1917 г. во имя освобождения трудящихся".

Все революции совершаются под лозунгами свободы, освобождения – иначе и быть не может, и под этим подписываются все (вспомним марксэнгельсовские рассуждения о революциях). Другое дело, что во всех революциях, будь то французская или русская, китайская или мексиканская, всегда присутствуют две революции. Одна – народная (крестьянская, пролетарская, социалистическая), антисистемная. Другая – системная, в потенции – антинародная, в которой в эмбриональном виде уже содержится генетическая программа новой системы неравенства и эксплуатации. Эти две революции – условно говоря, "комиссаров-начальников" и "крестьян-работяг" тесно, хотя со временем все менее, переплетены друг с другом, проникают друг в друга на эшеровский ("День и ночь") манер (революция в революции), но имеют разные цели, что и выявляется сразу же после победы. Предоставляю слово Зиновьеву: "История умчалась в прошлое, а контора с ее бумажками, печатями, скукой, званиями, распределением по чинам, волокитой, очковтирательством и прочими прелестями осталась. Надо... брать общество в том виде, как оно сложилось и существует на наших глазах. И тогда будет понятно, зачем носился Чапаев с шашкой наголо: отнюдь не для того, чтобы спасать страждущее человечество, а для того, чтобы, в частности, чиновники из аппарата всех сортов власти могли на персональных машинах ездить в спецраспределители за продуктами, которых нет в обычных магазинах, приобретать шикарные квартиры и дачи, пользоваться лучшими курортами и достижениями медицины...".

Вот тебе, Василий Иванович, и III Интернационал с Коминтерном. Аналогично Чапаеву могут смотреться из сегодняшнего дня, диссиденты (на брынцаловых с гусинскими они работали – привет от Крота Истории). Впрочем, исторически Чапаев и диссиденты (хорошая компания – амальгама) работали, конечно же, не на новых хозяев. Логически вышло – на них. Логика победила историю – так всегда бывает после революций. Но проходит время, и опять наступает кровавый карнавал, Праздник Истории, которая побивает Логику. Разделение трудов и результатов: одним – История, другим – Логика.

Народ совершал революцию 1917 г. для освобождения. Большевики – для захвата власти. Сначала в одной стране, потом – во всем мире. Взяв власть, большевики уже в декабре 1917 г. установили себе вполне "буржуазные" пайки, в 1918 г. комначальники уже купались в награбленной роскоши, а в 20-е быстро перешли к отмыванию награбленного в Гражданской войне и к систематическому разворовыванию того, что было создано трудом многих поколений, причем не только господствующими классами, но прежде всего крестьянством, которое с самого начала большевики хотели превратить в объект внутренней колонизации, во внутреннюю колонию, что в 1918 г. стало одной из причин Гражданской войны. Можно было бы ограничиться примером платоновского "Чевенгура", но я добавлю три цитаты.

Цурюпа (май 1918 г.): "У нас нет иного выхода, как объявить войну деревенской буржуазии" (под деревенской буржуазией имелись в виду и середняки).

Троцкий (июнь 1918 г.): "Наша партия за гражданскую войну. Гражданская война уперлась в хлеб. Да здравствует гражданская война".

Свердлов (май 1918 г.): "Только в том случае, если мы сможем расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если мы сможем разжечь там ту же гражданскую войну, которая шла не так давно в городах... Только в этом случае мы сможем сказать, что мы и по отношению к деревне сделали то, что смогли сделать для городов".

Яснее не скажешь. Свердлов словно отвечает Зиновьеву (естественно не тому, который с Каменевыми и который О-Г.А.Радомысльский, а автору "Гибели...") на вопрос о том, что сделала власть для людей. Причем сделала сразу же после революции, чтобы эта революция – их революция, революция этой власти, новых хозяев, продолжалась, "перманентировалась". Ну а в 1929 г., после передышки, (см. "Зависть" Ю.Олеши), просто экспроприировала крестьянство, превратив его во внутреннюю колонию, как и предлагал Троцкий. "Мы пошли дальше левых", – хвастал Сталин.

[А.И. тьФурсов]

Поэтому насчет различий того, ради чего совершались коммунистическая и антикоммунистическая революции, не стоит. Теми, кто шел к власти в обоих случаях революция осуществлялась по одним и тем же причинам: власть и богатство. Теми, кто хотел освободиться и жить лучше, в обоих случаях двигало "это сладкое слово – свобода". И надежда на лучшую жизнь.

Хороших социальных систем не бывает, считает Зиновьев. Правильно. Я добавлю: не бывает хороших революций – ни по своей повседневности, ни по своему содержанию. Революция может быть трагической, героической, подлой, успешной, прогрессивной, провалившейся, карнавально-фарсовый, но никогда – хорошей. В том числе и большевистская. Что касается благих утопических намерений, то именно ими вымощена дорога в ад, в том числе – в социальный. И это естественно: поскольку утопия предполагает создание абсолютно справедливого социального строя, т.е. такого, где "внешние" социальные условия являются наилучшими по определению и не могут (не должны) вследствие этого быть изменены, это означает изгнание из общества субъектности, растворение ее в системности, в системных характеристиках. Группы и слои, воплощающие цельность, целостные стороны бытия такого общества, по определению должны всемерно укреплять систему в ущерб субъекту, системность – в ущерб субъектности: "Мы будем воспитывать нового человека всеми средствами, включая расстрел", – писал Бухарин в 1918 г.; ну что же, как говорил Шекспир, "ступай отравленная сталь по назначенью и она "ступила" – в 1938 г., когда щелкнул затвор, и "9 граммов свинца отпустили на суд его грешную душу" (И.Тальков). Слава Богу – "Богу" социальных законов – полностью интегрированных обществ нет, человек не робот, и реализация утопии невозможна (а если и возможна, то ненадолго, что не делает ее, однако, менее ужасной – читай три самых известных романа Андрея Платонова).

Не все просто и с "силами Запада" в случае с большевиками. Откуда Ленин прибыл в 1917 г.? Как? На чьи деньги? Кому сдали в фактическое разграбление огромную часть на западе страны по Брестскому мирному договору, означавшему не что иное, как предательство германского рабочего класса и его революции? В каких странах у видных коммунистических деятелей в 20-е годы были счета? В тех же, что и у антикоммунистических в 90-е. Да, История распорядилась так, что Германская империя рухнула, а вместе с ней – Брестский мир, и Ленину, в отличие от Горбачёва, удалось спасть рождающийся исторический коммунизм. Однако суть дела от этого не меняется.

XVII
Есть еще целый ряд позиций по которым можно поспорить с автором "Гибели...". За неимением места лишь назову, зафиксирую некоторые из них, скажем – шесть.

1. Русский коммунизм возник вопреки фундаментальным принципам не марксизма, как пишет Зиновьев, а "ортодоксального марксизма". Чтобы убедиться в этом, достаточно, с одной стороны, проанализировать логику работ Маркса о капитализме как мировой системе, как о мировой многоукладной системе (см. об этом работы В.В.Крылова), с другой – то, что написал Маркс после 1871 г., т.е. после Парижской коммуны. Успех коммунизма в России связан не столько с национальным характером русского народа (это вторично), а со спецификой его исторического развития, которое характеризовалось минимумом вещественной субстанции, наличием мощной Власти при имманентно неразвитых "классовых отношениях" и незначительной и краткосрочной роли собственности (особенно частной). Эти факторы формируют характер народа, а не наоборот.

2. Плановый характер советской экономики был на самом деле во многом фиктивным, с середины 50-х годов плановость была скорее лозунгом, "бумажной реальностью", идеологемой; главным была социальная, властная функция плановости, а не экономическая.

3. В партию на самом деле большинство вступало по карьеристским соображениям; другое дело, что "карьера" для разных слоев означала разное. Как заметил в работе "The Road to Wigan Pier" Дж.Оруэлл, если для интеллектуала социализм – это некие идеи и теории, то для работяги он – лишняя бутылка молока для ребенка. Перефразируя можно сказать, что в стране бедности и тотального дефицита сносно питаться в течение жизни – это уже социальная (социобиологическая) карьера.

4. Власть Ельцина вовсе не была неограниченной – если бы это было так, то октябрьских событий 1993 г. не было, как не было бы ни Чечни, ни "олигархического периода" 1996-1998 гг., ни многого другого. О какой безграничной власти в октябре 1993 г. можно говорить, если военные не проявили готовности штурмовать Белый Дом, если людей набрали поштучно, на основе личных договоренностей, всего на четыре танка?

5. Запад вел борьбу против СССР так или иначе с возникновения большевистского режима. Со второй половины 40-х годов шла глобальная "холодная война", но только в 80-е СССР "посыпался" – с чего бы? Ну, писал шеф ЦРУ Гейтс о том, что надо стимулировать внутренний вызов в СССР, а его предшественники тоже разрабатывали аналогичные схемы. Что же в сталинские или хрущевские времена не удалось простимулировать? Нет, только "западным заговором" здесь не отделаешься, нужны причины успеха заговора. Если бы "властная машина" была могучей, ее не удалось бы разрушить. Кстати, и здесь в объяснительной цепи Зиновьева я вижу противоречие: с одной стороны, он пишет о "западном заговоре" и его роли в крушении СССР; с другой, утверждает, что не мудрость и не мужество западных лидеров обеспечили им успех. Не знаю, можно ли назвать игры Рейгана со "звездными войнами" мудрыми, но именно они и решимость Рейгана "дожать" Советский Союз сыграли огромную роль в одностороннем отказе Горбачёва от "холодной войны" и последующим внешнеполитическим поражением.

Западным лидерам удалось настолько дезориентировать Горбачёва информвоенными манипуляциями со "звездными войнами", с одной стороны, запугать его, с другой – убедить Горбачёва в искренности своих намерений ("Ребята, давайте жить дружно") настолько, что он не смог использовать из военного потенциала социально и экономически разваливающейся системы то, что могло бы позволить "продать" выход из "холодной войны" и демонтаж страха значительно дороже. Это помогло бы сохранить более достойное место в международной системе и уж конечно же не бросать на произвол судьбы своих союзников (Афганистан, Куба). Спустя почти 70 лет сбылось предвидение любимца партии Николая Бухарина о том, что, возможно, настанет день, и нас, наших лидеров начнут колпачить на мировой арене.

Дело было в Екатеринославе. Бухарин рассказывал "народу" о внешней политике: "Сижу я частенько в кабинете Чичерина... Пугнем, говорю, Францию... Пусти-ка по прямому ноту в Варшаву!.. И Чичерин пугает... Мы-то с Чичериным хохочем, а из Варшавы, устами французских империалистов летит к нам по радио встревоженный и серьезный ответ... Мы, значит, в шутку, а они всерьез!.. Мы для забавы, а они за головы хватаются, и пупы у них дрожат!.. А что наш Красин в Лондоне выделывает! – заливался Бухарин, – Чудеса да и только!.. Англичане и во сне видят наши леса, нашу нефть, нашу руду и наш Урал... Международные политики, товарищи, – перешел на серьезный тон Бухарин, – в годы большого исторического сдвига, проделанного Российский Коммунистической Партией, оказались неподготовленными к тем формам дипломатии, которые выдвинул наш Ильич, и которые так исчерпывающе полно и тонко схватил и понял наш Чичерин, хотя тоже старый царский дипломат... Вся ошибка и самое страшное для мировых дипломатов это то, что мы говорим определенным языком, и слово "да" на языке нашей коммунистической дипломатии означает исключительно положительную сторону дела, т.е., чисто утверждающее событие "да"; они, выжившие из ума мирные дипломаты, в нашем открытом "да" ищут каких-то несуществующих в нем оттенков уклончивости, отрицания, и до глупого, до смешного бродят меж трех сосен... Вся, товарищи, суть дипломатии заключается в том, что кто кого околпачит!.. Сейчас, товарищи, мы колпачим!.. Может быть, настанет час, когда и нас будут колпачить, но сейчас, товарищи, повторяю, мы колпачим всю Европу!.. Весь мир!.. И на седой голове Ллойд Джорджа красуется невидимый для мира, но видимый нам, большой остроконечный колпак, возложенный нашими славными товарищами, Красиным, Литвиновым и Чичериным...".

В конце 80-х большой остроконечный колпак, видимый Бушу, да и другим, оказался водружен на лысую голову Горбачёва.

Да, можно было выйти из "холодной войны" с меньшими потерями даже с учетом того системного кризиса, в котором находился комстрой. Можно. Но не с такими господствующими группами, значительная часть которых капитулировала уже (еще?) на рубеже 70-80-х годов (неслучайно именно тогда СССР начал массовые продажи золота, а советская верхушка начала активно, а после смерти Андропова еще активнее, посылать отпрысков учиться за границу), не с такой верхушкой.

Конечно, ни Рейган, ни Клинтон, ни Ширак, ни Тэтчер далеко не Гегели (впрочем, политик и не должен быть интеллектуалом), вполне заурядные личности. Но за ними стояла, их подпирала мощная система. Серость последних советских руководителей, о которой пишет Зиновьев, привела к катастрофическим результатам потому, что за ней не было ничего.

"А король-то голый".

Иметь серых лидеров (и то не на долго) могут позволить себе богатые и сильные общества. Слабые, ослабленные, находящиеся в кризисе такой роскоши себе позволить не могут. Сильные лидеры, сильные разведслужбы, сильные интеллектуалы, не копирующие чужие образцы, а создающие свои, обладающие "зловещим интеллектуальным превосходством".

6. И последнее, о чем хочу упомянуть. На мой взгляд, позором великая история России и сама Россия окончилась не 3-4 октября 1993 г., как пишет в "Гибели..." Зиновьев, – эти события произошли уже после ее конца. Это, так сказать, "жизнь после смерти". Кстати, Чернобыльская катастрофа произошла год спустя начала генсекства Горбачёва, это, как уже говорилось выше, представляется очень символичным: Горбачёв и Чернобыль пришли вместе. Разумеется, не Горбачёв виноват в Чернобыле, не он причина; он, как и Чернобыль, – следствие. Как Горбачёв, так и Чернобыль в том виде, в каком они "происходили", и как система боролась с последствиями, могли произойти только уже по сути в разрушившемся, разложившемся и неуправляемом социуме. Один пример, приведенный В.Ровинским, участником ликвидации последствий катастрофы.

Дозиметры после 26 апреля искали несколько (!) дней – и это при сдвинутости страны и пропаганды на угрозе ядерной войны и наличии сети гражданской обороны! Нашли в последней день апреля. После этого додумались, что к дозиметрам нужны батарейки. Батарейки были только в магазинах. Но вот незадача: 1 и 2 мая – праздники, а 3 и 4 попали на субботу и воскресенье. Закрыто. И не оказалось, свидетельствует Ровинский, ни одного административного органа, способность приказать торговым организациям вскрыть пломбы, физически открыть магазины и (про)дать батарейки, обеспечив ими тех, кто боролся с последствиями катастрофы. Dasistfantastich, – сказали бы немцы. Realische-fantastich, отвечаем мы. Ну а далее последовало море лжи по поводу Чернобыля.

Так когда, говорите, наступил позорный конец великой России? Афганистан, Чернобыль и Мальта – 1979, 1986, 1989. 1979-1989 гг. – вот десятилетие позора. Вот когда наступила поздняя осень исторического коммунизма, его ноябрь. По Пушкину:

Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Сколько их! Куда их гонят?
Что их жалобно поют?
Домового ли хоронят?
Ведьму ль замуж выдают?
[...]
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне.

Это десятилетие и стало концом Великой России. Причем сколь стремительным, столь и закономерным. Кстати, в "Светлом будущем" Зиновьев утверждал, что уже к 50-м годам никакой России не существовало: "Революция, Гражданская война, коллективизация, бесконечные репрессии, Вторая мировая война – все это сокрушило Россию как национальное образование. России давно уже нет. И не будет больше никогда".

Я уже приводил мысль Зиновьева о том, что коммунизм – это система, которую создают серые и слабые для самозащиты. Какой же еще конец может быть у системы, про которую сам автор "Гибели..." когда-то писал, что в ней имитация дела и показуха важнее дела, что она плодит огромный слой паразитического населения и т.п.? Здесь даже слово "трагический" не подходит. По крайней мере, с системной, а не с человеческой точки зрения, здесь скорее подойдет Высоцкий с его, "и вот конец, он не трагичен, но досаден".

Вообще, нужно сказать, что интерпретация перестройки в "Гибели..." меня несколько удивила, ведь сам Зиновьев дал намного более сильный и убедительный анализ в "Катастройке" и "Кризисе коммунизма". Более того, в "Желтом доме" есть несколько мест, свидетельствующих о том, что Зиновьев вычислил перестройку, то, какой она должна быть. Правда, Зиновьев писал о том, какой должна быть перестройка в рамках коммунистического порядка, однако то, о чем он написал, могло реализоваться (и так оно и вышло) лишь на основе разрушения коммунистического порядка. А писал Зиновьев следующее. В развитии коммунистического социума, по мере его развития, происходит нарастание непредвиденного – с точки зрения первоначального замысла – и неподконтрольного власти (мы с Пивоваровым характеризуем это как нарастание несовпадения, разрыва между Русской Властью и Русской Системой, с одной стороны, и русской Системой и Русской Историей, – с другой). Разрыв между руководством и руководимыми приводит к тому, что руководство (власть) порой резко и внезапно для населения меняет курс, отказываясь от первоначальных замыслов; "это не есть просто обман руководимых. Это есть необходимая форма восстановления адекватности руководящей и руководимой системы, форма ликвидации разрыва... наши власти самими законами нашей системы обречены давать невыполнимые обещания и выполнять необещанные действия. Но выполнять последние так, будто они были задуманы заранее".

Все верно и очень хорошо. При этом Зиновьев писал, что в ходе развития общества меняется тип наиболее активного индивида, ломается система распределения (закрепления) индивидов в коллективах и по видам деятельности, растет средний интеллектуальный уровень населения, который превышает таковой руководства, но не может быть системно признан и зафиксирован и т.п., встает задача приведения в соответствие власти и общества. И здесь в разных работах Зиновьева возникает тема "нового Сталина" – не в смысле новой системы репрессий, а в смысле создания системы власти, адекватной новым условиям. Вот что пишет об этом Зиновьев (в "Желтом доме"): "Новый Сталин – это не так просто. И не потому, что еще побаиваются. А потому, что это должна быть перестройка всего организма страны. И без борьбы во всех звеньях системы управления ее не поведешь(выделено мной. – А.Ф.). Но на нее нужно время и затраты. Потери могут ослабить страну настолько, что она потеряет смысл вообще. И все же попытка должна произойти (выделено мной. – А.Ф.). "Новый Сталин" и неосталинисты (вспомним, что писал Зиновьев о горбачевском типе руководства, на первый взгляд неожиданно, но под определенным углом зрения совершенно верно, в плане отношений лидера и партии, сравнивая его со сталинским и именуя даже сталинистским. – А.Ф.) будут рваться к перестройке страны в духе сталинизма (еще раз напомню, что речь идет не о системе репрессий, а о модели сталинизма как определенном типе отношений лидера, аппарата и партии. – А.Ф.), ни считаясь ни с чем. На потери Им наплевать, Им лишь бы (выделено мной. – А.Ф.). Их не остановит даже то, что сами они могут стать жертвами возрожденного Ими чудовища".

Это написано в 1980 г.!

Естественно, Зиновьев не мог предвидеть всего – например того, что перестройка исторического коммунизма потребует его демонтажа – только так его господствующие группы, точнее их основная, средняя масса сможет сохранить власть и привилегии. Или того, что "Новый Сталин" окажется не одним человеком, а в силу сложности и противоречивости ситуации в стране и мире, скорости и разноскоростности изменений и логикослучайности социальной борьбы его роль будет распределена последовательно между несколькими физическими индивидами, функцию одного социального индивида должны будут выполнить несколько физических индивидов, сменяющих друг друга.

Но в целом Зиновьев вычислил правильно: партия рухнула, страна рухнула, "неосталинисты" (они же – "неогрозненцы", "неопетровцы"), не считаясь с потерями (развал СССР, ослабление России, Чечня и т.д.) провели (проводят) "перестройку всего организма страны", и некоторые из них уже стали жертвами этого процесса, который, похоже, и является пока главным чудищем, как это уже не раз бывало в русской истории.

Postscriptum
И последнее о горбачевизме, уже безотносительно работы Александра Александровича Зиновьева, или, скажем так, не столь жестко связано с ней, а потому, с точки зрения тематики данной работы, как выражаются в некоторых сегментах нашего социума, "для души и без протокола".

Нередко в заслугу Горбачёву ставят то, что он дал свободу. Здесь нет места разбирать эту линию апологетики Горбачёва. Буду краток. Подобная точка зрения – не хочу никого обидеть – точка зрения рабов и карьеристов. Свободу и права не дают – они "недавабельны" по своей природе; свободу и права либо имеют, либо берут. Иногда мирно, иногда с мясом и кровью угнетателя.

Свободу нельзя дать: рабы так и останутся рабами, а свободным она ни к чему. Это – если в виду имеется экзистенциальная свобода. Если же говорить о свободе социально-политической, точнее даже о ее внешних атрибутах, то и здесь слово "дал" не работает – "дал" свободу крепостным Александр II, дворянам – Петр III. К тому же, если рассуждать о свободах/несвободах социально-политических, внешне-атрибутивных, т.е. о них как о р е г у л я т о р а х поведения, то новая свобода, как правило, является и новой формой несвободы. Как скандировали в одной из пьес Р.Дюренматта входящие в Рим германцы: "Долой рабство! Да здравствует свобода и крепостное право!". Пример: теперь каждый гражданин России может – и имеет право – свободно выезжать за границу! Ну, что? Поехали? Щас, только шнурки погладим – и все разом. Свобода, "полученная" советским населением от Горбачёва, была побочным элементом, даруемой номенклатурой самою себе, любимой, свободой от последних обязательств перед этим самым населением, от необходимости заботиться о нем, хотя бы внешне и минимально. Так же, как в свое время нэп выполнял прежде всего не рыночную и не экономическую задачу, а эксплуататорско-перераспределительную за счет деревни в пользу города, его господствующих групп (посредством "ножниц цен"), так и "экономическое предпринимательство" и "рыночная экономика" 1990-х годов имели прежде всего нерыночные и неэкономические, а социальные, "классовые" цели. Так называемые экономические реформы, будь то горбачевские или, тем более, гайдаровские, никогда не были целью, субстанцией, они были средством и функцией (а уж что касается гайдаровских реформ, так они вообще уничтожили то, что в позднесоветское время было похоже на рынок, теоретически и потенциально могло стать им; собственно объективно это и было сутью "реформы" независимо от степени отрефлексированности ее целей).

Типологически "освобождение" по-горбачевски сродни "освобождению" по-хрущевски. Чтобы обезопасить себя от террора центроверха Власти, чтобы обеспечить себе и своим семьям гарантии физического существования, избавиться от "расстрельного эгалитаризма" сталинской эпохи и поставить "партию" над "органами", номенклатура должна была ликвидировать всю или почти всю систему широкомасштабных репрессий (маятник, в том числе террора, нельзя остановить "частично", в какой-то точке его можно демонтировать в целом), включая лагеря, из которых надо было выпустить людей. Об этом просто и ясно сказал в "Светлом будущем" Зиновьев: "Режим массовых репрессий рухнул также и по той причине, что репрессии теперь могли обрушиться только на ту часть населения, которая была оплотом, телом, исполнителем, истолкователем, апологетом и т.п. самого режима массового террора. Костер сталинизма потух не потому, что руководители партии решили его потушить, а потому что дотла сгорело все топливо, до сих пор поддерживавшее его. Гореть было больше уже нечему".

Еще более интересны рассуждения об ограничении репрессий и "размягчении режима" в "Желтом доме". Зиновьев пишет, "что из страха возвращения сталинских времен власти перестали поощрять и поддерживать те "инициативные группы", "активы" в коллективах, которые обеспечивают и воплощают контроль коллектива над индивидом, первичные коллективы – а каждый советский человек был приписан к какому-либо коллективу подобного рода – в 1950-1960-е годы постепенно начали терять способность выполнять эти функции (давить индивида. – А.Ф.) хорошо". В результате все больше и больше индивидов получало "возможность физически существовать независимо от первичных коллективов или возможности лишь формально числиться на работе, будучи независимым фактически".

Отмечу, что Зиновьев совершенно верно связывает освобождение индивида от коллектива, от революционного по происхождению народовластия над индивидом с усилением неравенства в коммунистическом социуме, с началом его разложения как такового, с наступлением зрелости того слоя, который я назвал кратократией. Получается, нормальная жизнь при коммунизме, свобода индивида возможны только при разложении этого строя? Естественно, что люди и пальцем не пошевельнули, когда он рушился. Кому хочется под ярмо коллектива, которое, к тому же, персонифицирует какая-нибудь карьерная сволочь. Кто же захочет быть в ее власти? И Зиновьев – не в "Гибели...", а в "Желтом доме" – отвечает: "Общество уже не хочет быть в их власти. И в этом его великая слабость. Слабость коммунизма – в улучшении его внутренних социальных условий. Считается, что коммунистический строй внутренне порочен, и если погибнет, то лишь под ударами извне. Возможно, так оно и произойдет. Но основой его гибели будет внутренняя слабость, порожденная отказом от народовластия", которое есть "ничем не ограниченная власть коллектива над индивидом".

[А.И. тьФурсов]

Не могу не согласиться, подписываюсь под этим и аплодирую.

Но из приведенной мной цитаты следуют, по крайней мере, три вывода, не очень хорошо сочетающихся с духом и выводами "Гибели...".

Во-первых, нормальная человеческая жизнь, а она немыслима без свободы, при коммунистическом народовластном порядке, невозможна (тогда, выходит, Горбачёв – не предатель, а герой?).

Во-вторых, комстрой обречен изнутри (тогда причем здесь предательство?) самим фактом своего противостояния стремлению человека быть человеком, носителем универсальной, а не естественной или системной социальности, "накопителем исключительности" (А.А.Зиновьев). "Если этот строй рухнет в силу внутренних причин, – пишет автор "Гибели..." в "Желтом доме", – то главной из них будет именно лишение широких народных масс (т.е. первичных коллективов) инициативы в подавлении инакомыслия и критиканства, заинтересованности в этом и умении делать это постоянно". А чуть выше он говорит о том, что с определенного момента сами власти начинают сочувствовать "критиканам" (как тут не вспомнить Александра II и его сановников, читающих Герцена, – история повторяется энный раз).

В-третьих, народовластные режимы не просто обречены, но им отпущены крайне непродолжительные исторические сроки ("срок"), они недолговечны, поскольку условия их существования – пещерно-казарменные формы и уровень жизни, эдакие неопервобытность, неодоклассовость, неоварварство, что противоречит само себе, стремлению человека жить лучше, мировому цвилизационному окружению и Капиталистической Системе, на обочине которой существует народовластный режим. Это – приговор (тогда что же удивляться гибели коммунизма и провалу "русского эксперимента"?).

В том, что с утратой коллективами монополии на подавление индивидов, т.е. утратой революционно-народовластных функций и потенциала исторический коммунизм пополз на свою Голгофу, я вижу аналогию с утратой самодержавием в XIX в. своего революционного потенциала. Перестав быть революционером и контрреволюционером одновременно и сохранив (с Николая I и в еще большей степени Александра III) вторую функцию, самодержавие уступило первую функцию революционерам – и вступило на путь к своей Голгофе, к своему "черному году". Таким образом, утрата Русской Властью будь то в антинародной или народной форме революционного потенциала ведет ее к гибели. Коммунистический порядок это продемонстрировал. Поддержание тонкого баланса между "революционностью" и "контрреволюционностью" и соответствующими им функциями, – умение добиваться революционных целей в форме и посредством реакции и реакционных, в форме и посредством революций – вот высший пилотаж, высший класс, супертехнология Русской Власти.

Баланс подобного рода, несмотря на мастерство исполнителей и (или) благоприятные обстоятельства, не мог быть длительным – 25-30 лет, не более. А вслед за ним, как правило, приходили "переходные эпохи" с такими господствующими группами, с такой социальной ситуацией и такими общественными нравами и вкусами, как в нынешней России. И ведь это, действительно не в первый раз.

Вот как описывает время реформ, 1870-е годы в Петербурге М.Н.Покровский: "Через пять лет после того, как было подавлено польское восстание, "Петербург Чернышевского" стал "Петербургом кафешантанов и танцклассов": такое впечатление произвел он на наблюдателя, видевшего русскую столицу в разгар реформ и вернувшегося туда после долгого отсутствия в разгар "поре*форменного" настроения. Буржуазная монархия стояла в полном цвете. "После освобождения крестьян открылись новые пути к обогащению, и по нимхлынула жадная к наживе толпа. Железные дороги строились с лихорадочной поспешностью. Помещики спешили закладывать имения в только что открытых частных банках. Недавно введенные нотариусы и адвокаты получали громаднейшие доходы. Акционерные компании росли, как грибы после дождя, и учредители богатели. Люди, которые прежде скромно жили бы в деревне на доход от ста душ, а не то на еще более скромное жалованье судейского чиновника, теперь составляли себе состояния или получали такие доходы, какие во времена крепостного права перепадали лишь крупным магнатам". В то же время "вкусы общества падали все ниже и ниже. Итальянская опера, прежде служившая радикалам фору*мом для демонстраций, теперь была забыта. Русскую оперу... посещали лишь немногие энтузиасты. И ту, и другую находили теперь скучной. Сливки петербургского общества валили в один пошленький театр, в котором второстепенные звезды парижских малых театров получали легко заслуженные лавры от своих поклонников – конногвардейцев. Публика валила смотреть "Прекрасную Елену" с Лядовой в Александрийском театре, а наших великих драматургов забывали. Оффенбаховщина царила по*всюду". Разочарованный Петербургом провинциал искал утешения в литературных кружках, но утешения и тут было мало. "Лучшие литераторы (Покровский цитирует по "Запискам" Кропоткина. – А.Ф.) – Чернышевский, Михайлов, Лавров – были... в ссылке... Другие, мрачно смотревшие на действительность, изменили своим убеждениям и теперь тяготели к своего рода отеческому самодержавию. Большинство же хотя и сохранило еще свои взгляды, но стало до такой степени осторожно в выра*жении их, что эта осторожность почти равнялась измене...". "Чем сильнее радикальничали они десять лет тому назад, тем больше трепетали они теперь. Нас с братом очень хорошо при*няли в двух-трех литературных кружках, и мы иногда бывали на их приятельских собраниях. Но как только беседа теряла фривольный характер или как только брат, обладавший боль*шим талантом поднимать серьезные вопросы, направлял раз*говор на внутренние дела или же на положение Франции, ко*торую Наполеон III вел к страшному кризису 1870 г., – так кто-нибудь из старших уже наверное прерывал разговор громким вопросом: "А кто был, господа, на последнем представлении "Прекрасной Елены"? или: "А какого вы мнения, сударь, об этом балыке?" Разговор так и обрывался".

Буржуазный либерализм, казалось, так же "крепко умер, как в свое время император Павел. "Отеческое самодержавие" давало буржуазии все, что ей было нужно: его лозунгом на берегах Невы, как и на берегах Сены, было – "обогащайтесь!". Но чего же буржуазия как класс может другого требовать? Она становится оппозиционной лишь тогда, когда существующий порядок начинает мешать обогащению, революционной – лишь тогда, когда защитники этого порядка, в черносотенном ослеплении и упрямстве, начинают прямо разорять буржуазию своими нелепо "охранительными" мерами"[i].

Оффенбаховщина – вот стиль переходных эпох, заполненных обогащением, приватизацией, финансовыми спекуляциями, – будь то Россия 90-х, Россия 1870 г. или Франция 1860 г. Говоря о последней, З.Кракауэр отмечает, что оперетта ("оффенбаховщина" по Покровскому) могла возникнуть и развиваться "потому, что общество было опереточным"[ii]. Господство финансового капитала, засилье парвеню, дилетантский вульгарно-пышный двор, большое количество аутсайдеров и второстепенных фигур на первых ролях, продажные политики и продажные журналисты, продажные женщины и продажная жизнь: продажа и обогащение как стиль жизни, практически узаконенный аморализм, – все это выходит на первый план во время старения и крушения систем.

В этом (но только в этом) – социокультурном – плане крушение коммунизма в 1991 г. – это не водораздел между эпохами, а середина некой эпохи начавшейся в самом конце 70-х, совпав с вводом советских войск в Афганистан, и, по-видимому, подходит к концу на наших глазах, устав и издыхая от собственного непотребства. Символом социокультурного единства последних десяти позднекоммунистических и первых десяти посткоммунистических лет, объединяющим их, является для меня Алла Пугачёва. Она, как заметил Н.Н.Разумович, мой покойный коллега по ИНИОН РАН, привнесла в эстраду "свежую струю советской торговли" (услышано от Ю.С.Пивоварова), лабаза, вульгарности. Но это полностью соответствует "торгашизации" ("экономизации", "консумптизации", "коррупции") кратократии на поздней стадии развития, на стадии разложения ее и ее общества. Тут ампир и величие не пройдут, даешь непотребство ("люблю безобразия!"). Поэтому анекдот, в котором Брежнев присутствует как "мелкий политический деятель эпохи Пугачёвой"; вручая ей награду, Ельцин расскажет этот анекдот, заменив фамилию "Брежнев" на фамилию "Ельцин", что вдвойне верно и символично, правильно передает, отражает ситуацию. В социокультурном плане Пугачёва как явление, как социальный индивид в известном смысле шире явлений Брежнева и Ельцина, включает, охватывает их в нечто вроде русской "Второй империи" конца XX в. Пугачёва как зеркало разложения кратократии? А что? Каков социальный слой такие и зеркала, неча на них пенять.

В 90-е мы продолжаем жить (существовать) в процессе разложения исторического коммунизма, тенденции распада, разложения доминировали над всеми иными. Одним из выражений этого доминирования, очень символичным, и является феномен Пугачёвой как социального индивида, в который, кроме нее самой, входят и многие другие, – от распутиных и королевых до боренек моисеевых и прочей бездари. Не самое приятное дело писать обо всем этом, но что поделаешь, если некоторые эпохи лучше всего читаются по продуктам разложения, по "социальным экскрементам". Они – воплощение эпохи. Одно утешение – эпоха социального дрыгоножества, похоже, подходит к концу. Не потому, что победило нечто иное, а просто все, что должно было сгнить, сгнило. В воздухе – приближение какого-то другого времени. Лучше или хуже – неизвестно (кроме того: для кого – лучше или хуже?), но другого. С другим стилем. Посмотрим.

Ну а теперь вернемся к вопросу о террористической брутально-народной форме коммунистического строя (к "диктатуре наемных работников доиндустриального типа", как однажды охарактеризовал ее В.В.Крылов), которая к рубежу 40-50-х годов уже не соответствовала ни состоянию, ни уровню советского общества, ни объективным задачам его развития в этот период, ни мировой ситуации. Это – не говоря о том, что в обществе сложилась потенциальная взрывоопасная ситуация и нужно было выпустить пар, что и было сделано с помощью Оттепели. Это – не говоря о том, что 50-е – начало 60-х стали периодом перестройки, трансформации господствующих групп советского общества, а, как правило, такие периоды становятся временем послабления (силы и средства уходят на другое, нежели подавление населения, плюс недосмотры и "зевки" со стороны властей, помноженные на традиционный русский бардак – об этом тоже есть у Зиновьева). Все это в комплексе и обусловило "освобождение".

Здесь я хочу сделать "лирическое отступление" и заметить мимоходом, что хрущевский период советской истории, в который кратократия осуществила внутрисистемную, структурную перестройку, а потому ей было много не до чего, вскрывает многие тайны этого слоя и советского общества в целом. Однако именно этот период фальсифицирован (как нэп и перестройка, кстати), на него нашлепнули ярлык "оттепель", весьма удобный как для властей, хозяев коммунистического порядка, так и для советской "либеральной интеллигенции".

"Оттепель" рисовалась как период противостояния, борьбы интеллигенции и власти (и той части "творческой интеллигенции", которая ее поддерживала, так сказать "Новый мир" против "Октября", Дудинцев против Кочетова). Эта борьба была представлена в качестве стержня, основного содержания хрущевского периода. Для "либерального" сегмента совинтеллигенции, особенно "творческого пошиба", такая интерпретация служила комплексаторно-психологическим мифом двойной утраты в послехрущевский период – значения для власти и в глазах власти и социальных позиций и исключительности положения в массово грамотном обществе. Миф об "оттепели", как геройском, хотя и проигранном сопротивлении власти, стал средством изживания травмы для многих, особенно для тех, кто не пошел в диссиду.

Власть этот миф очень устраивал; и она его косвенно, втихаря поощряла. Ведь вымышленный конфликт позволял скрыть реальный, опасно обнажающий социальную суть системы, ее настоящие конфликты – между двумя тенденциями развития кратократии и их персонификаторами, спрятать основную операцию в акцию прикрытия. Если "либеральная интеллигенция" отражала интересы советских партийных "либералов", то "охранительная" – "неосталинистов" (хотя во многих отношениях они были дальше от Сталина, чем Хрущёв). В мифе об "оттепели" творческая "обслуга" неосталинистов ретуширована, как и "либералы" от власти, на .сцене остаются "либеральная интеллигенция" и "консервативная власть". Это примерно то же самое, как если бы в "Трех мушкетерах" Дюма основными противоборствующими сторонами были бы кардинал, Рошфор и миледи с одной стороны, и слуги мушкетеров – Гримо, Мушкетон, Базен и Планше, – с другой. Во потеха была бы. Но так – со слугами – в голову никому не приходит. А с интеллигенцией – пожалуйста. Я не приравниваю здесь интеллигенцию к слугам, обслуге в уничтожительном смысле слова. Речь идет о нормальной социосистемной характеристике, о характеристике социальной функции. Как в Капиталистической Системе основная функция среднего класса – обслуживать социальный верх и его интересы, так же и в советской системе слой, именуемый "творческой интеллигенцией" обслуживал интересы господствующих групп; не было в этой системе никаких иных массовых групп подобного рода, кроме совслужащих различного уровня (от корректора "Нового мира" до его главного редактора Твардовского), и их отношения с властью носили служебный характер. другое дело, что сама власть, господствующие группы не были едиными, тем более начиная с 1950-х годов, и "советская интеллигенция", особенно приближенная к власти, воспроизводила эту дифференциацию, наличие противоборствующих сил.

В столкновениях и взаимных укусах "либерального" и "охранительного" сегментов советской интеллигенции лишь отражался главный социосистемный конфликт в среде господствующих групп; эти столкновения часто выполняли роль "штабных игр" "неосталинистов" и "либералов", "пробных шаров", деклараций о намерениях, провокаций, неопасной формы выяснения отношений и т.п.

Нынешние, т.е. посткоммунистические "демократы" и "патриоты" на своем идейном языке и в соответствии со своими интересами во многом разыгрывают ту же партию, что "либералы" и "неосталинисты" в советское время. если это и не наследство по прямой, то все же нечто близкое. А поскольку задача любого послеельцинского правителя будет заключаться в стабилизации властной ситуации и хотя бы минимальной консолидации господствующих групп (далеко не везде даже на Западе подобные группы "консолидированы" в единый господствующий класс), поскольку перед ним будет стоять задача дифференциации, разъятия процесса приватизации исторического коммунизма на реприватизацию ("национализацию") власти и дальнейшую приватизацию имущества, то можно предположить, что "патриотизм" и "демократия" как два элемента единой, но внутренне противоречивой стратегии "нового русского" пикника на обочине капитализма. Как два лика одной и той же системы, власти способной реализовать и материализовать свой собственнический потенциал лишь за пределами своих границ. Иными словами, "патриотизм" и "демократия" суть не столько идейные комплексы, сколько различные практические подходы к переделу властной и вещественной субстанции и материализации этого процесса одновременно в стране и вне ее, inandoutatthesametime: "я здесь и не здесь", как злой дух из "Шах-Намэ" Фирдоуси.

It's a dirty trick? No. It's a dirty world. Вот с этой формулой из романа С.Шелдона мы вернемся к теме "свобода и Горбачёв".

Ленин, кажется, сказал: "Не надо быть идиотами демократии" (как тут не вспомнить киплинговское: "Умей мечтать, не став рабом мечтанья"). Перефразируя Ильича, замечу: "Не надо быть идиотами свободы". Не в том смысле, чтобы отказываться от нее или отказываться ее взять, не в том смысле, чтобы не радоваться, когда людей выпускают из лагерей и слабеет социальный контроль номенклатуры, а в том смысле, чтобы понимать: зачем, почему, кому выгодно, с какой целью. Только такого рода понимание делает человека субъектом социального действия с присущей ему (субъекту) атрибутикой, прежде всего – целеполаганием.

Разумеется, лучше так, как при Хрущёве и Горбачёве, чем как при Сталине. И вообще нужно помнить, что степень свободы и демократичности общества определяется степенью и демократичностью форм организации господствующих групп. Это – ясно. И все же необходимо также понимать причины, корни, природу, происхождение конкретной появляющейся в данном обществе свободы-послабления. Хотя бы потому, что происхождение, генезис явления определяет его дальнейшее развитие; зная корни, можно прогнозировать крону. Ясно также, что свобода-функция будет неизбежно отличаться от свободы-субстанции по своим качествам и возможностям, да и среднесрочные (уже среднесрочные) результаты ее развития будут иными.

Горбачёв никому ничего не дал (точнее, сколько дал, столько и взял), никого ни от чего не освободил (точнее, освободил: Запад от страха перед нашей ядерной бомбой; вспомнить бы ему вовремя Герцена, который писал, что людей внешне можно освобождать только в той степени, в какой они освободили себя внутренне; "внешне" освобождение Запада Горбачёвым в Мальте обернулось Югославией-99 и много чем другим. Спасибо, освободитель, за это можно и пиццу дать порекламировать. Разумеется, Горбачёв так не хотел. Но с политических деятелей спрашивают не за то, что хотел, а за результат. Жесткая, но во многом справедливая русская народная поговорка, гласит: "За "нечаянно" бьют отчаянно". Но опять же, не сам Горбачёв вылез на первые роли – хотя и сам тоже, но, главное, его выдвинула Система. С нее и спрос.

Свобода, которую якобы дал Горбачёв, есть, прежде всего, побочный продукт ослабления Власти. Власть в России всегда давала, старалась давать то, что ей либо уже почти не принадлежит, то, что она не может удержать, либо то, что ей уже не нужно – не так уж нужно, то, чем можно пожертвовать – "на тебе, убоже, что мне не гоже".

Власть в России, будь то самодержавная или коммунистическая, допускала чуждые, неимманентные ей формы представительства (от земских соборов до парламента и думы с ее думаками), позволяла местное самоуправление и озабочивалась гласностью (слово, модное и при Александре II, и при Горбачёве), как правило, в периоды своего ослабления. Тогда, когда не было сил и средств для управления на местном уровне – управляйтесь сами ("губная реформа" Ивана Грозного, земская реформа Александра II). Когда не хватало сил и морального авторитета, как в первой половине XVII в. (а как пришли в себя, так и восстановили в полном объеме "систему Грозного", только уже не на чрезвычайной, а на системной основе – не ЧК, а ГПУ, да заглотали левобережную Украину с Киевом – тут более соборы и не понадобились, все вышли. Вон.) или в 1905-1917 гг. Короче, демократия и гласность, представительство и самоуправление в России есть не столько результат прогресса систем(ы), сколько их (ее) упадка, деградации, путь вниз, а не путь вверх. Внешне, особенно у робких умов это создает впечатление, что вот-вот Россия дотянется до западных образцов (Избранная Рада, Александр II, Горбачёв) и превратится в нечто похожее на Запад. Кажется, остается всего лишь один шаг – вот тут-то штаны и рвутся, и Россия проваливается: в опричнину, в революцию 1917-1929/33 гг.), в крах перестройки.

Так же, как "демократизации господствующих групп" (Г.Федотов) посредством опричнины, гвардии Петра I или большевиков не суть реальная демократизация общества, а процесс, у которого иные причины и следствия, чем у этой последней, "демократизация" управления, расширение политического представительства в России имеет иные причины/следствия, чем на Западе, выполняет иную функцию – функцию облегчения бремени Власти, обеспечения ей передышки для вдоха, для сосредоточения. Ну а сосредоточились и – "А подать сюда Ляпкина-Тяпкина".

Разумеется, между эпохами Ивана Грозного, с одной стороны, и Александра IIи Михаила Горбачёва, с другой, есть много существенных различий, из которых в данном случае для нас наиболее важным является то, что связано с включением России/СССР в мировую капиталистическую систему. В мир-капиталистическом, мир-системном контексте появление и развитие западоподобных форм обретает, помимо ослабления Власти, еще и другой источник, другую причину, другой фундамент – мировой капиталистический. Уже в реформах Александра IIэтот источник вполне очевиден, как и ослабление Власти, вползание России в очередную Смуту. Комбинация, наложение двух этих факторов и связанных с ними причинно-следственных рядов породили в 1860-1910 гг. сложную динамику, несводимую однозначно уже ни к логике Смуты, ни к логике включенного развития и невиданную до того в русской истории. "Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить ту Россию, в которой мы когда-то (т.е. вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье...", – писал о России второй половины XIX в. Бунин.

Не знаю, как счастье – барам виднее (если бы в России начала XX в. не было массы социально несчастных и обездоленных, большевики не победили бы, а Бунину не пришлось бы partirpourlaFrance). Сомневаюсь насчет мощи (Берлинский трактат, Порт-Артур, Цусима, Первая мировая война), а вот насчет богатства, сложности и разнообразия форм жизни – согласен. Ослабление Русской Власти, помноженное на эффект включенности в Капиталистическую Систему действительно породило феномен пореформенной России, которую унес Ветер Истории, то бишь революций 1905-1907 и 1917-1929/33 гг. Кстати, по логике Зиновьева, следовало бы предъявить обвинения за это Николаю II, его военачальникам, поддержавшим отречение от престола (проведенное, кстати, с нарушением закона Российской империи), Милюкову, Гучкову, Набокову-старшему и многим-многим другим, самоуверенным и недальновидным людям, раскачивавшим лодку и открывшим "боярскую" фазу русской Смуты начала ХХ в.

В событиях 70-90-х годов в СССР роль фактора включенности в капиталистическую систему тоже очевидна: цены на нефть, НТР, "понижательная волна" ("Б-фаза") кондратьевского цикла, начавшаяся на рубеже 60-70-х годов и накрывшая собой СССР в конце 80-х годов. И в этом случае "демократизация" Власти, введение в СССР внешне западоподобных и демократических форм и ценностей стали результатом совпадения, наложения (взаимоусиливающего резонанса) и взаимодействия ослабления Власти в соответствии с ее собственной логикой и действием законов мировой капиталистической системы, в данной конкретной ситуации эту власть еще более расшатывающих. Отсюда – "новое мышление", "примат общечеловеческих ценностей над классовыми", "перестройка" и "гласность". А куда деваться, если ослабли, и враждебный класс к стенке припер? Это как "братья и сестры" в выступлении Сталина 3 июля 1941 г.

Все эти ценности, включая свободу, разом и появились – как это было у Деточкина: "А воблу только что поймали". Вот так и тут.

Все сыпалось – изнутри и под давлением извне, и Горбачёв лишь признал, легализовал (ему не пришлось нчать, только углбить) процессы распада коммунистического порядка. У него не было другого выхода, особенно после провала андроповской попытки подморозить "исторический коммунизм". И эта безвыходность ситуационно делает Горбачёва в системно-историческом плане фигурой трагической. Горбачёв исходно не предавал коммунистический строй, это строй "предал" его, в том числе и тем, что выдвинул на первый план. Выдвинул и (уродец-то) преставился, оставив без средств и руководства к действию.

Часто говорят о том, что Горбачёв был лишен стратегического вдения. Правильно. Но проблема сложнее и шире: в 80-е к власти вообще пришло поколение руководителей не умевших стратегически мыслить, но способных лишь реагировать на обстоятельства, а потому обреченных отставать, догонять, спотыкаясь, и проигрывать – мордой в грязь. Этот приход, однако, был прежде всего системным (системно-личностным), а не просто личностным. Горбачёв (и другие) был адекватен системе, которая уже в 70-е утратила стратегический потенциал, а следовательно и стратегические ориентиры развития: "Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу". Авторханов в воспоминаниях пишет, что когда он в 20-е годы сидел в тюрьме, один из его сокамерников сказал, что после Ленина к власти может прийти только уголовник. Перефразируя сокамерника Авторханова можно сказать, что после Горбачёва к власти мог прийти только антисистемный человек, только так можно было удержать систему.

И он пришел, понимаешь. Не такой антисистемный, как Пугачёв, но тоже с Яика.

Уже в 70-е система вступила на путь, конечным пунктом которого оказались "Чубайс с соавторами" и "распродажа империи". Продано в середине 90-х! Но уже в середине 70-х годов выдвижение в руководство шло в соответствии с состоянием Системы и логикой борьбы в разрушающемся историческом коммунизме, в котором ведомственные и региональные интересы начинают господствовать над национальными, клановые – над региональными, а семейные – над клановыми. С этой точки зрения – крушения и утраты властной целостности, злокачественного нарастания социальной сегментации – брежневское семейство есть лишь робкий набросок, предтеча "Семьи" (как когда-то Максим Горький был предвестником-буревестником Григория Распутина), а Горбачёв отражение/воплощение ситуации, когда среднесрочные цели и стратегия господствуют над долгосрочными, а краткосрочные – над среднесрочными.

Однако "краткосрочных стратегий" не бывает, краткосрочная стратегия – это тактика. Логикой утраты целостности – и времени! – Горбачёв был обречен на тактику. Повесть о его генсекстве-президентстве вполне можно было бы назвать по Прусту: "В поисках утраченного времени". В известном смысле, главным противником русского коммунизма стало Время, которое сжало его в точку.

Однажды английский военный историк Б.Лиддел-Гарт заметил, что Германию победило ее пространство: в конце войны Райх имел 8-миллионную армию, но не было пространства, которое она могла бы защищать; реализовался вековой немецкий кошмар, геоклаустрофобия, побуждающая к расширению Lebensraum. Не буду сейчас спорить с Лиддел-Гартом "по немецкому вопросу" (здесь можно было бы заметить, что немецкая армия была в целом уже хреновенькой), отмечу только, что пространство вокруг Германии – "от тайги до британских морей" – "сжала" Красная армия, потому и защищать было нечего. Но сейчас – не об этом. Перефразируя Лиддел-Гарта, можно сказать, что советский коммунизм был побежден временем, которое "сжимал" в точку он сам, проедая будущее, а капитализм ему "помогал", ограничивая возможность пространственной экспансии – той самой, о грядущем победоносном характере которой постоянно писал Зиновьев в 70-80-е годы. В 80-е с коммунизмом произошло нечто, по крайней мере, внешне, похожее на то, что случилось с самодержавием за 100 лет до этого: окончание экспансии и промышленная революция на Западе в целом (помимо других факторов) подвели самодержавие к "последней черте", а Россию к двум революциям. В 70-80-е годы конец экспансии, "упершейся" в бывшие португальские колонии в Африке и Афганистан, с одной стороны, и НТР на Западе – с другой, в целом немало способствовавшая (Рейган, "Звездные войны" и т.п.) тому, чтобы положить конец этой экспансии, подвели СССР к пропасти, к антикоммунистической революции.

История повторяется дважды? По крайней мере, sictransitgloriamundi.

Сложнее обстоит вопрос не со строем, а со страной. Но дело в том, что страна ("государство") и строй ("партия") в системе исторического коммунизма – интегральное целое. Например, Горбачёв о своих гонорарах в бытность генсеком говорил: "Я сдал все гонорары государству. Все до копейки, до цента". И это при том, что деньги он сдавал в кассу управления делами ЦК КПСС Н.Е.Кручине. И конечно же прав Г.Зюганов, заметивший в марте 1992 г., что "сломав партийный стержень, державу превратили в разбегающиеся галактики".

Можно ли было "сломать стержень" и не дать "галактикам" разбежаться? Почти невозможно (вспомним, кстати, что и за разгромом самодержавия в феврале 1917 г. последовал разгром старой России в октябре 1917 г.), исключительно трудно, поскольку ограничителем разбегания был нерушимый блок ЦК КПСС и его "соседей" – КГБ, а он-то как раз и прогнил.

Поставим вопрос по-другому: могли ли позднесоветские руководители предпринять что-либо серьезное? Те, которые оказались у власти – причем по логике гниения строя (как делали карьеру горбачевы, яковлевы, кравчуки, алиевы, шеварднадзе – на основе профессиональной компетентности и высоких моральных качеств?) не могли. Здесь – без вариантов.

Бедненький бес
Под кобылу подлез.
Поднатужился,
Поднапружился,
Приподнял кобылу, два шага шагнул,
На третьем упал, ножки протянул.

Мог ли этот тип руководителей придумать и сделать что-то путное? Я вас умоляю.

[i] Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен в 4-х томах. 1934. – Т. IV. – С. 142-143.

[ii] Кракауэр З. Оффенбах и Париж его времени. – М.: Аграф, 2000. – С. 214.

Андрей Ильич Фурсов
Русский исторический журнал. – М., 1999. – Т.II, N 2. – С.274-402.

[Дмитрий Куликов]

http://www.odnako.org/almanac/material/show_34058/
Введение в политэкономию советского социализма: почему её необходимо рассматривать как часть русского историко-культурного кода и использовать при проектировании посткапиталистической модели экономики.

Стоимость (Werthgegenstandlichkeit) тем отличается от вдовицы Квикли, что неизвестно, с какой стороны за неё приняться.
К. Маркс, «Капитал. Критика политической экономии» (т. I)

Учение Маркса всесильно, потому что оно верно.
В. Ленин, «Три источника и три составных части марксизма»

Мировой кризис, данный нам в ощущениях, прежде всего, как кризис экономический, в ближайшие годы со всей остротой поставит вопрос о том, какая социально-экономическая система должна прийти на смену обанкротившемуся современному финансовому глобальному капитализму. Этот вопрос будет актуален для всей европейской цивилизации. В том числе и для нас.

Сегодняшний так называемый «курс на дно», который проводит наше правительство, обусловлен не только субъективным фактором, который не обсуждает в стране только ленивый, но во многом и объективной проблематикой. Дело в том, что никто сегодня не знает, как именно должна быть устроена новая мировая хозяйственная система или хотя бы как должна быть устроена наша собственная национальная (региональная) система. Для того чтобы перейти к проектированию, необходим анализ ситуации и опыта проектирования таких систем.

Важнейшей сферой анализа и рефлексии является марксистская политэкономия, поскольку все предыдущие хозяйственно-экономические системы были спроектированы либо на её основе, либо в конкуренции с ней, либо даже вопреки ей. Но никак не без неё.

Мы нуждаемся в рефлексии и анализе нашей советской политэкономии (которая, по всей видимости, пока так и не описана и не оформлена), а задача создания такого научного предмета, сформулированная в середине прошлого века, так и не выполнена. Что из нашей советской хозяйственно-экономической системы мы возьмём с собой в будущее, когда нынешняя система рухнет? Или ничего? И правы ли были либеральные критики, когда утверждали, что советская система есть тупиковая, ошибочная линия развития цивилизации? Думаю, это не так. Но для содержательного ответа на эти вопросы одного лишь мнения недостаточно.

Нужно выделить политэкономическую формулу нашего социализма и отнестись к ней как к части нашей культуры. Культура (по понятию) — это то, что транслируется и воспроизводится из поколения в поколение. Если мы сможем сделать частью нашей (мировой) культуры действительную политэкономию нашего социализма, значит, мы сможем его воспроизвести в смысле генетического кода, а не в смысле материальной тождественности.

Историческая судьба марксистcкой политэкономии будет решаться в ходе текущего кризиса, так же как и историческая судьба, смысл и культурное значение нашего социализма — то есть 70 лет нашей с вами российской истории.

Маркс и всемирное торжество капитализма

Пришло время, для кого-то впервые, а для кого-то заново, читать Карла Маркса. Ничего удивительного, поскольку Великая мировая капиталистическая революция, о которой он столь долго (много) и давно говорил, наконец-то свершилась. К началу XXI века капитализм полностью овладел планетой, экономическая форма организации человеческого хозяйства и даже человеческой жизни стала базовой и единой — капиталистической. И Адам Смит, и Карл Маркс стали великими нормировщиками способа жизни и деятельности современного человечества, описав и создав образцы экономического поведения современного человека, его мировоззрения и, соответственно, образцы базовых способов самоопределения и действия.

Более того, Маркс даже сумел опровергнуть самого себя, что под силу лишь действительно великим мыслителям. Критикуя и развивая Смита, творчески применив идеи Гегеля о развитии как базовом историческом процессе и о «негативном классе» как основном агенте такого исторического процесса, Маркс окончательно сформировал проект и программу капиталистического общества. Оно, в соответствии с установленными им нормами (открытыми «законами») общественного развития, достигло не только прогнозируемого, но и более «развитого» уровня, включив в себя и ту площадку, где был поставлен эксперимент «социализма-коммунизма» в одной отдельно взятой стране. Историческая практика опровергла тезис Маркса «бытие определяет сознание», поскольку его же (Маркса) проектное мышление определило сначала общественное сознание, а потом и общественное бытие.

С одной стороны, марксистская политэкономия базировалась на рефлексии ранних этапов развития капитализма, обусловленных реформацией и наукой (и эту рефлексию начал обеспечивать уже Смит). С другой — содержала проектную (прожектную) компоненту в виде идеи коммунизма, существовавшего на тот момент только в мышлении (сознании), ибо нигде и никогда в истории человечества практики коммунизма-социализма не было, то есть не было соответствующего бытия. Это «бытие» было создано (СССР) по воле чисто проектного мышления (сознания) и послужило мощнейшим механизмом процессов исторического развития для всего человечества.

Не будем пересказывать Маркса в этой статье. Надеюсь, что тот, кто её прочтёт, возможно, заставит себя осилить и «Капитал» или, по крайней мере, первую главу этого произведения — самую сложную и вместе с тем самую важную, поскольку она, собственно, и есть основа основ политической экономии. Глава называется «Товар», но на самом деле это есть изложение сути политической экономии — теории стоимости. Субстанция стоимости и субстанция труда — два «кита» марксистской политэкономии — проектная культурно-нормативная конструкция по отношению к современному мировому капиталистическому обществу.

Начиная с реформации, через английскую революцию (буржуазную в марксистских терминах) капиталистический общественный строй утверждал священное право собственности и экономическую свободу человека, то есть свободу извлечения прибыли из общественных отношений, возведя накопление этой прибыли (капитал) в суть исторического процесса. Осмысление Марксом капитала как самовозрастающей стоимости создало новый дивный мир, в котором с пути исторического прогресса (пути самовозрастания стоимости) должны были быть устранены все и любые препятствия в виде «феодальных пережитков», прежде всего таких, как государство и церковь. Должно было остаться только общество. Новое общество капитала, подчиняющее себе и государство, и человека.

Прожект Маркса и русская модернизация капитализма

Собственно, европейские капиталистические революции происходили на континенте в течение 250 лет — от 1640-х годов в Англии до февраля 1917-го в России.

Февральская буржуазная (капиталистическая) революция в России, случившаяся на фоне Первой мировой войны, привела к полному уничтожению власти как базового типа социального отношения на огромной территории Российской империи. В этом «абсолютном вакууме» власти образовалось свободное социальное пространство, в которое большевики поместили прожектную идею коммунизма, и она начала формировать новый тип социального строя, то есть новое государство, новое общество и даже нового человека. Наверное, ни в каких других исторических условиях такое не было бы возможно. Во всех других европейских революциях капитал замещал собой позицию властвующего, сохраняя само отношение «властвующий-подвластный». В России же в результате революции и войны было уничтожено само это властное отношение. Власть как социальную функцию пришлось создавать заново, формируя и новый тип властвующих и новый тип подвластных. И всё это в рамках марксистского прожекта коммунизма.

Коммунизм был и остаётся прожектом, социальной утопией, а вот проект социализма, да ещё и «в одной отдельно взятой стране» предстояло создать.

Коммунистический прожект Маркса требовал отмирания и полного исчезновения государства при коммунизме. Это логично. Маркс считал капитализм, утвердившийся в его время в нескольких странах Западной Европы, прогрессивным строем по сравнению с предшествующим ему феодализмом. А капитализм, в свою очередь, требует в своей идеологии максимального ослабления влияния государства на капитал. Более того, он требует подчинения государства капиталу. Дальше Маркс двигался логически: если государство теряет своё значение уже при капитализме, самом прогрессивном строе XIX века, то на следующем «шаге прогресса» (при коммунизме) государство должно отмереть вовсе.

Но это произойдёт в процессе коммунистического строительства. А на первом этапе (социалистическом) необходимо «новое сильное государство» (пролетарское, в отличие от буржуазного), первым действием которого будет полная государственная собственность на средства производства. Это внятно растолковывает Энгельс в «Анти-Дюринге», и это есть ключевой компонент модернизации капитализма до социализма, практически реализованный Лениным-Сталиным.

Советский проект, огосударствивший производственные отношения и, главное, право изъятия капиталистической маржи, модернизировал базовые процессы капитализма, сильно продвинув их в историческое «завтра».

Фундаментальная природа производственных отношений в капиталистическом обществе, нормированная Марксом, при советском социализме никуда не делась. Однако вводился очень жёсткий принцип перераспределения прироста капитала. Другими словами, частнособственническое присвоение маржи было заменено государственным изъятием и дальнейшим перераспределением в контурах социально-экономического воспроизводства, развития и потребления.

Таким образом, советский проект ни в коей мере не устранял эксплуатации труда через главный политэкономический механизм стоимости (ведь капитал — это, прежде всего, политэкономическая сущность, а лишь потом социальная группа-класс), но был общественной системой, в которой государство как институт сохраняло контроль и управление над институтом и сущностью капитала (самовозрастанием стоимости). Устранялось базовое противоречие между общественным характером производства и частным присвоением его результатов.

Штрихи к постмарксистской политэкономии

Проектировщиками и управляющими реализацией проекта новой социальной реальности выступили Владимир Ленин и Иосиф Сталин, используя коммунистический прожективизм Маркса в качестве массовой социальной идеологии (светской веры). Реальная модернизация капитализма и марксизма русскими заключается в том, что мы спроектировали и реализовали общественную систему государственного управления капиталистическими производственными отношениями и перераспределения самовозрастающей стоимости в целях исторического развития социального целого страны. Цели этого развития должен был определять новый правящий класс — проектная бюрократия в лице номенклатуры КПСС.

Ещё раз подчеркнём, что проект СССР не устранял ни базового отношения эксплуатации труда в процессе создания стоимости, нормированного Марксом в качестве основного политэкономического «закона», ни неравенства как основного социального исторического вызова. Однако он задавал такие образцы социально-производственных отношений, в которых и эксплуатация, и проблема равенства переходили на качественно иной уровень, становясь на данном историческом этапе социально приемлемыми, не разрушая социального целого.

Более того, государственное управление капиталом позволяло применять и режимы «сверхэксплуатации» — именно такова политэкономическая природа так называемого сталинского социализма 30–50-х годов вместе с репрессиями. Это — с одной стороны. С другой стороны, советская модернизация капитализма до социализма создавала качественно новые управленческие возможности для развития этого социального целого. Государственно-плановый характер советского капитализма если не разрешал одно из базовых капиталистических противоречий между неограниченными возможностями производства и ограниченным потреблением, то, по крайней мере, давал возможность им управлять.

Советский социализм стал возможен во многом ещё и потому, что Ленин, изучая империализм как современную ему фазу развития капитализма, сложившуюся уже после Маркса, зафиксировал два новых принципиально важных фактора в развитии капитализма, которых не углядел Маркс: сращивание капитала и государства (фактическое подчинение государства капиталу и установление контроля капитала над ним) и монополизация сфер обращения капитала, фактическое превращение рынка в диктат монополий (сверхкорпораций). Это уже был капитализм 2.0, если считать капитализмом 1.0 то, что описывал Маркс. Советский социализм учитывал оба эти политэкономических фактора капитализма 2.0 (названного Лениным империализмом).

Мы тоже произвели «сращивание» государства и капитала, только с обратным знаком (государство подчинило себе производственные отношения и процесс формирования стоимости) и монополизировали рынок через институт хозяйственно-экономического планирования и проектирования.

Сталин был организатором этого проекта социализма. В своей последней работе «Экономические проблемы социализма в СССР» он пытался найти политэкономическую формулу для развития социализма. По всей вероятности, такую формулу составить пока не удалось, марксистская теория стоимости и труда остаётся и сегодня непроблематизированной и непреодолённой.

Где зарыта сущность возможной постмарксистской политэкономии? Эвристический ответ, который «напрашивается», — в труде. Маркс раскрыл природу субстанции стоимости, указав, что главным её «оператором» является труд. Товарищ Сталин, по всей вероятности, ошибался, утверждая, что обобществление средств производства в СССР отменило наём и эксплуатацию труда. Политэкономическая формула советского социализма «от каждого по способности — каждому по труду» оставалась сугубо идеологической, без ответа на вопрос о сущности и логических операторах труда.

«Что есть труд?» — главный вопрос новой политической экономии (социалистической). Субстанциональная природа труда является пока философским секретом, раскрыть его — значит создать новую политэкономию, шагнуть в «постмарксизм».

Капитализм 3.0: как результат конкуренции двух капитализмов

Экономическая эффективность советской социалистической формы организации хозяйства (производственных и воспроизводственных отношений) была в разы более мощной, чем нормативно-капиталистическая, описанная Марксом и реализующаяся в западном мире. Это легко доказывается даже математически.

К началу 70-х годов мы установили военный и экономический паритет с основным цивилизационным конкурентом в лице США. И это несмотря на неравные стартовые условия в начале ХХ века, три гигантские войны (Первая мировая, Гражданская, Великая Отечественная) и огромные убытки всех видов от этих войн. Тем не менее наши темпы роста оставались высокими, тогда как соперник уже не мог поддерживать даже установившийся в это время паритет.

Либерально-демократические адепты любят указывать, что по уровню жизни (по потреблению) мы отставали от США. Это не так. Мы к этому времени имели с западным миром принципиально различную социальную структуру. Эти структуры вообще нельзя сравнивать. Дело в том, что в нашем обществе не было богатых и сверхбогатых. Богатство и особенно сверхбогатство формируется как раз на основе частнособственнического присвоения капиталистической маржи (результатов эксплуатации и сверхэксплуатации в терминах Маркса). У нас его и не было. Мы её (маржу) перераспределяли. Если в анализе уровня жизни (потребления) в американском обществе исключить кластер богачей и сверхбогачей, а в оставшемся обществе взять среднее, то уровень советской жизни (потребления) на начало 70-х годов окажется не ниже, а возможно, и выше американского. Сравнение двух разных обществ (со сверхбогатыми и без оных) сродни выведению показателя «средняя температура по больнице», предельно бессмысленного самого по себе, и абсурдного полностью, если в него также включить температуру тел в морге.

Советский проект сыграл огромную историческую роль, выступая прототипом развития для базового капиталистического проекта, нормированного Марксом (капитализм 1.0), и для империализма (капитализм 2.0), описанного Лениным.

В США реформы Рузвельта и кейнсианство модернизировали капитализм-империализм для конкуренции с советским социализмом (возникла даже теория «конвергенции» систем). Созданные с оглядкой на СССР шведский социализм, европейский социализм (особенно специально спроектированное «государство всеобщего благосостояния» в Германии) были проекциями принципиальной советской политэкономической схемы государственного перераспределения капиталистической маржи.

Советская модернизация капитализма была радикальной и максимально эффективной в экономическом смысле, а все западные проекции были «добавками» и «присадками», изобретёнными для сохранения текущей социальной стабильности.

Под давлением советского проекта-образца капитал на Западе начал отдавать часть самовозрастающей стоимости на нужды перераспределения путём налоговых и других изъятий. Однако, во-первых, капитал стремится избежать вовсе или минимизировать такие изъятия (вся офшорная система — лишь малая часть таких механизмов), во-вторых, капитал является активным «лоббистом» целей и направлений перераспределения изъятого у него ресурса, поскольку он, капитал, есть реальный правящий класс в современном обществе. Поэтому даже изъятый у него ресурс капитал старается направить через перераспределение на цели, ведущие к его самовозрастанию (например, войны). Советский проект решал эту проблему радикально: вся маржа от капиталистических производственных отношений сразу и полностью (без остатка) изымается в целях государственного перераспределения.

Политэкономия советского социализма (модернизированного капитализма Маркса и империализма Ленина) экономически оказалась сверхэффективной. После Второй мировой войны, особенно к началу 70-х годов, это стало очевидно для западного мира.

Западный капитализм-империализм оказался экономически неконкурентоспособен и вынужден был бороться с советским проектом внеэкономическими методами, которые должны были позволить как бы преодолеть базовые основания политэкономии капитализма — марксистскую теорию стоимости.

Первым шагом такой борьбы стало создание общества потребления. Проект «общество потребления» по замыслу проектировщиков должен был создать иллюзию преодоления одного из базовых противоречий капитализма, зафиксированных Марксом, — между неограниченным и предельно экспансионистским характером производства при капитализме и ограниченным и зависимым характером потребления. Маркс, а за ним и Ленин рассматривали это противоречие как сущностную границу развития капитализма.

Общество потребления создало качественную и убедительную имитацию того, что эта сущностная граница может быть преодолена. За счёт чего? За счёт того, что финансовый ресурс в расчёте на получение ссудного процента был направлен не в сферу производства, где он функционировал довольно давно по нормам и законам, сформулированным Марксом, а в сферу конечного потребления, где эти нормы и законы не действовали.

Конечное потребление не порождает ни стоимости, ни капитала, а значит, принципиально не может обслуживать и удовлетворять ссудный процент. Он может удовлетворяться только за счёт прироста кредиторской задолженности потребляющего. Как выяснилось, это может продолжаться довольно долго (в рамках человеческой жизни) — тем более если государство, контролируемое капиталом, прилагает целевые усилия для поддержания этой системы в квазистабильном состоянии. Например, государство не только начинает дотировать потребление, но и предельно либерализует финансовую сферу обращения капитала, которая в течение нескольких десятилетий практически полностью «отрывается» от сферы производственной.

Финансовая сфера не является самодостаточной, она возникает лишь в связи со сферой производственных отношений (нормировано Марксом), и только в этой связи в ней функционируют «законы» капиталистической деятельности (нормы политэкономии). В оторванной от производства финансовой сфере базовые сущности капитализма изменяют своё значение и функции. Например, категория стоимости (базовая для капитализма) является умопостигаемой и умозаключаемой в нашем мышлении только в связи с анализом капиталистических производственных отношений и сохраняет свои свойства в финансовом обороте, неразрывно связанном с производством. Стоимость в финансовом обороте, оторванном от производства, не нуждается ни в каком логическом (политэкономическом) обосновании и, в принципе, имеет произвольное (фиктивное) значение.

На следующем шаге государство в целях обеспечения квазистабильного состояния системы потребительского общества начинает активно занимать само. И оно занимает не только на поддержание «общества потребления» (роста закредитованности потребителя и прямого потребления за счёт государства), но и на воспроизводство самой системы капитализма-империализма (оборона, правопорядок, медицина, пенсии, базовое образование, капитальные затраты), взявшей на себя часть нагрузок, возможных только при радикально модернизированном капитализме-империализме (советском социализме). Все три контура (кредитование потребителей, сверхприбыль на фиктивной стоимости в чисто финансовом обороте и кредитование государства на потребление и воспроизводство) начинают работать по принципу пирамиды. Она сохраняет квазиустойчивость только до тех пор, пока можно обеспечивать всевозрастающий приток кредитов, достаточный и для поддержания прямых расходов системы, и для оплаты всё возрастающих процентов на уже взятые кредиты.

И наконец, финальный шаг: государство (управляемое капиталом) переходит к эмиссионному обеспечению поддержки всех вышеперечисленных систем собственного воспроизводства, включая «общество потребления».

Всё. Некатастрофического сценария выхода из этой ситуации не существует. Пирамиды и пузыри — неотъемлемая часть капитализма, однако они всегда были внутри капиталистической системы, организованной и воспроизводящейся по «законам»-нормам, зафиксированным Марксом, а сейчас сами капиталистические производственные отношения находятся внутри «лохотрона». Так мир ещё не обманывали. В этом суть современного финансового капитализма-империализма (капитализма 3.0).

Крушение СССР как предисловие к глобальной катастрофе

Проигрывая политэкономически советскому социализму в 50– 60-е годы ХХ века, США реализуют концепцию общества потребления внутри западного мира и расширяют сферу потребления (т.н. рынки) за счёт крушения «британского», «французского» и других империализмов. Однако возможности системы практически исчерпаны к началу 70-х. США в жесточайшем кризисе, СССР празднует победу в соревновании систем. Политэкономия советского социализма обеспечила нам преимущество в экономическом соперничестве.

США и капитализм-империализм ответили нам внеэкономически. Так называемая «рейганомика» — один из величайших обманов в истории человечества. Никаких чудес либерализма там проявлено не было, хотя нас именно в этом всё время убеждает либеральная пропаганда. Секрета у «рейганомики» ровно два: 1) отказ от золотого обеспечения доллара, реализованный ещё до Рейгана в середине 70-х, и 2) возможность «неограниченного» кредита, реализующаяся с начала 80-х.

Максимальное за всю историю США увеличение их госдолга произошло при президенте Рональде Рейгане — на 188% (с 834 млрд в 1980 году до 1,525 трлн в 1986 году). 800 млн долларов влито безвозвратно в систему. Это в миллионах долларов начала 80-х, которые по своему весу превышают сегодняшние раз в 5–7.

В годы президентства Джорджа Буша-старшего госдолг вырос ещё на 46%. Итого за 10 лет более чем на 200%.

К началу 90-х возможности кредитной подпитки системы для США были практически исчерпаны, но тут пали СССР и весь соцлагерь. Включение соцлагеря в долларовую систему обращения и многомиллионное увеличение рынка подарили США «золотые годы» президента Клинтона, госдолг при котором вырос «всего» на 17%.

К концу 90-х ресурсы расширения рынков за счёт соцлагеря были исчерпаны. Президентство Дж. Буша-младшего принесло США увеличение госдолга ещё на 77,5%. Кредитоваться реально далее было невозможно. Не у кого больше брать в долг. В этом действительная природа кризиса 2008 года.

В президентство Обамы «найдено решение»: кредитование будет производиться из чистой эмиссии.

Итак, госдолг США в абсолютном выражении вырос с 834 млрд в 1980 году примерно до 17 трлн 234 млрд долларов в 2013 году. За 33 года абсолютный прирост долга составляет около 16,6 трлн долларов США — в среднем около 0,5 трлн в год.

Полтриллиона долларов безвозвратных и бесплатных (расходы только на печать) вливаний в экономику — действительное и единственное объяснение возможности высокого уровня жизни (потребления). Это внеэкономический способ организации деятельности, который оказался возможным на некоторое время и был применён США по отношению к конкурентному способу политэкономической организации советского модернизированного капитализма (социализма).

На этом и надорвался Советский Союз. Мы уже не могли конкурировать с потреблением, основанным на «неограниченном и невозвратном кредите». Мы успешно соревновались политэкономически, но проиграли мошеннической схеме. Причины и механизмы падения советского проекта гораздо шире и многообразнее и не могут быть сведены к этому, но в политэкономическом анализе эта — одна из самых главных причин.

Даже и причины предательства советской партноменклатуры имеют прежде всего политэкономическую природу. Наша советская элита хотела быть наследственной. «Священное право собственности» на капитал — единственный механизм «гарантий» наследственного воспроизводства правящего класса, как казалось советской номенклатуре. Очень смешно утверждение о том, что Горбачёв и Ельцин опровергли Маркса. Став властными носителями процессов капиталистической революции (контрреволюции) 1991 года, они его ещё раз подтвердили. Приватизация — до сих пор базовый экономический процесс нашего общества.

СССР пал, не найдя адекватного ответа в политэкономической действительности. В 1991 году свершилась (завершилась) российская капиталистическая революция (буржуазная контрреволюция), вернувшая нас в февраль 1917 года — не в смысле материальной реальности, а в смысле действительности политэкономии. Сегодня базовый капитализм, описанный Марксом и модернизированный за 150 лет до своей версии 3.0 (глобальный финансовый капитализм-империализм), является тотальной общемировой системой. Мы же вернулись из проекта советского социализма к базовому проекту западного капитализма, нормированному Марксом и введённому им же в человеческую культуру и историю.

С 1991 года мы пытаемся построить капитализм-империализм, описанный Лениным, однако для российской капиталистической империи уже нет геополитического и политэкономического «свободного места». Конкуренты империалисты нас «в упор» не видят в таком качестве. Мы должны «развалиться» и стать частями других империй.

Постсоветское положение России в мире империалистического капитализма функционально-логически сильно напоминает положение Германии второй половины XIX — первой половины XX веков. Сформировавшемуся тогда в Германии капитализму не было места в мире, поделённом империализмом. Это очень важный для понимания нынешней исторической ситуации момент.

Кризис, на пороге которого мы находимся как часть глобального современного мира, будет самым жёстким и жестоким из всех известных нам кризисов капиталистической-империалистической системы. Тому есть несколько причин.

Во-первых, капитализм действительно стал глобальным, и практически не осталось в мире стран, не включённых в капиталистические производственные отношения.

Во-вторых, к своему пределу вышло одно из фундаментальных противоречий капитализма (детально обсуждённых Марксом и потом Лениным) между безграничными возможностями производства с целью извлечения прибыли и ограниченными возможностями потребления как способом извлечения и фиксации этой прибыли. Расширять потребление и, соответственно, рынки больше некуда — капитализм и так планетарная система.

В-третьих, накопленные в западной (американской) финансовой пирамиде затраты должны быть признаны в качестве убытков и списаны. Закроется величайшее финансовое мошенничество в истории человечества. Системная синергия этих причин не оставляет шансов для некатастрофического сценария развития событий.

Лучшее, что пока можно сказать, — это то, что третья глобальная война как способ преодоления кризиса пока не очевидна, но весьма вероятна, ну а массовый хаос и большое число региональных конфликтов представляются уже практически неизбежными.

За время функционирования эмиссионно-кредитной системы организации хозяйства западного мира (капитализм 3.0) сформированы гигантские затраты, которые капиталу с неизбежностью придётся списать в убыток. Так велят законы политической экономии. И их пока никто не отменил, а те, кто так утверждает, — врут.

Наши либеральные «братья» любят говорить, что «преступный» режим Путина существует только за счёт доходов от производства нефти и газа (что во многом правда) и это приведёт его к неминуемому банкротству и падению, но при этом, по их мнению, существование «демократического» режима в США только за счёт доходов от эмиссии (производства денежных знаков) к банкротству США не приведёт. В чем больше экономического смысла — в потреблении за счёт природной ренты или потреблении за счёт печатного станка?

Самые продвинутые и думающие члены мирового капиталистического правящего класса всё же считают, что списать долги в убытки западному миру всё-таки придётся. Радикального (в разы) падения жизненного уровня западных жителей при этом, конечно же, избежать не удастся, но все бунты и возмущения будут подавлены, все «нагрузки на капитал» в виде расширенного потребления, медицины, образования, социальных и пенсионных страховок необходимо «сбросить» и вернуться к базовому, нормированному ещё Марксом капитализму — с сохранением, конечно же, господства капитала над государством (государствами), описанному Лениным.

По всей вероятности, кризис приведёт к тому, что глобальный мир станет опять «региональным». Наши американские «друзья» это в какой-то мере понимают. Вся эпопея со сланцевыми углеводородами нужна, прежде всего, для обеспечения новых региональных экономических систем энергией. В ситуации обрушения мировой финансовой системы и в какой-то степени невозможности глобальных расчётов и глобальной торговли «своя» энергия — важнейшее условие для становления новой макрорегиональной экономики.

Политэкономическое проектирование в России: предпосылки и задачи

Есть некоторые особенности и надежды.

Мы не развалились в 90-е на кучу малых государств, пригодных для управления мировым капиталом.

Мы сохранили и сейчас воспроизводим наш ядерный меч-щит.

Мы не дали (в значительной мере) приватизировать наши природные ресурсы мировому капиталу.

Мы боремся за наш государственный суверенитет и сопротивляемся полному подчинению нашего государства капиталу.

У нас есть союзник — Китай, который, конечно же, политэкономически наследовал СССР в том смысле, что и наш советский опыт, и тысячелетняя китайская традиция государственности и государственной бюрократии пока позволяют ему держать капитал под своим государственным контролем. И в самом Китае, и с китайским государством как таковым идёт борьба. Её итоги не очевидны. Так же как и наша судьба.

В нашей культуре и истории содержится политэкономический рецепт преодоления кризиса, мы его помним и знаем. Нам необязательно возвращаться к базовому капитализму или строить империализм «по Ленину» (некоторые считают, что вернуться придётся ещё «глубже», к докапиталистическим отношениям, то есть к некой форме феодальных), поскольку мы несём в себе политэкономический «секрет» модернизированного советского капитализма (социализма) и можем предложить его миру в трудную минуту.

Нам надо готовиться к неизбежному — к реорганизации мировой хозяйственно-экономической системы. У нас есть год-два. Нынешнее либеральное правительство России не способно выступить инструментом проектирования и организации новой системы. Вместе с мировым банкротством должно будет уйти и это правительство либерального курса. Курс «на дно», который оно сегодня реализует, находится внутри глобального курса западной финансово-экономической системы к своему банкротству, очевидного сегодня в рамках политэкономического анализа.

Если мы хотим исторически выжить, нам придётся выйти за рамки существующей в мире хозяйственно-экономической системы и предложить для себя и, возможно, для других новую хозяйственно-экономическую модель. Её ещё только предстоит спроектировать. Проектировать нужно с учётом и рефлексией нашего советского опыта, опираясь на всю нашу историю целиком.

Нам придётся установить и защищать свой экономический суверенитет, позитивно решив проблему новой валютно-финансовой системы, в которой деньги перестанут быть лишь знаками, а вновь будут обеспечены реальными ценностями. Вопрос о региональном (не только в территориальном смысле) валютно-финансовом союзе — одновременно и вопрос достаточности объёма рынка. БРИКС, Евразийский союз, ШОС — возможные проекции такого объединения.

Нам придётся установить и защищать государственный характер изъятия (решив вопрос и объёма и механизма) и распределения прибавочного продукта (маржи).

Нам придётся создать функцию и аппарат планирования и проектирования хозяйственно-экономического развития страны. При современном уровне компьютерного развития для этого совсем необязательно возрождать материальный аналог советского Госплана.

Нам придётся сделать процесс освоения нашей территории основным воспроизводственным процессом.

Нам необходимы качественно иные интенсивность и плотность процессов мышления и деятельности в нашей стране. Действительным направлением инноваций должна стать робототехника, средства автоматизации производства и, главное, средства автоматизации управления производством.

Нам придётся ответить на вопрос о логической и онтологической сущности категории труда как на вопрос о действительных основаниях экономики посткапиталистического общества, которое должно иметь новую постмарксистскую политическую экономию.
P.S. Переделал и эту тему. На старую было 5,539 заходов.

[Википедия]

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%...B8%D0%B7%D0%BC
Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Основные понятия
Марксистско-ленинская философия

Коммуни́зм (от лат. commūnis — «общий») — в марксизме гипотетический общественный и экономический строй, основанный на социальном равенстве, общественной собственности на средства производства[1]. После XIX века термин часто используется для обозначения спрогнозированной в теоретических работах марксистов общественно-экономической формации, основанной на общественной собственности на средства производства. Такая формация, согласно работам основоположников марксизма, предполагала наличие высокоразвитых производительных сил, отсутствие деления на социальные классы, упразднение государства, изменение функций и постепенное отмирание денег[2]. По мнению классиков марксизма, в коммунистическом обществе реализуется принцип «Каждый по способностям, каждому по потребностям!»[3].

Содержание

1 Различные определения коммунизма
2 Этимология
3 История коммунистических идей
4 «Научный коммунизм»
5 Исторические формы коммунизма
5.1 Примитивный коммунизм
5.2 Утопический коммунизм
5.3 Военный коммунизм
5.4 Еврокоммунизм
5.5 Анархо-коммунизм
5.6 Левый коммунизм
6 Прогнозные даты перехода к коммунистической форме общества
7 Полный коммунизм как высшая фаза коммунистической формации
8 В культуре и в произведениях искусства
9 См. также
9.1 Критика коммунизма
10 Примечания
11 Литература
12 Ссылки

Различные определения коммунизма

Фридрих Энгельс в проекте программы Союза коммунистов «Принципы коммунизма» (конец октября 1847 года): «Коммунизм есть учение об условиях освобождения пролетариата. <…> 14-й вопрос: Каков должен быть этот новый общественный строй? Ответ: Прежде всего, управление промышленностью и всеми отраслями производства вообще будет изъято из рук отдельных, конкурирующих друг с другом индивидуумов. Вместо этого все отрасли производства будут находиться в ведении всего общества, то есть будут вестись в общественных интересах, по общественному плану и при участии всех членов общества. Таким образом, этот новый социальный строй уничтожит конкуренцию и поставит на её место ассоциацию. <…> Частная собственность неотделима от индивидуального ведения промышленности и от конкуренции. Следовательно, частная собственность должна быть также ликвидирована, а её место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества.»[4]

Карл Маркс (1844): «<…> коммунизм есть положительное выражение упразднения частной собственности; на первых порах он выступает как всеобщая частная собственность.»[5] «Коммунизм как положительное упразднение частной собственности — этого самоотчуждения человека — <…> есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он — решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение.»[6]

Словарь Вл. Даля (1881, орфография оригинала): «Комунизмъ, политическое ученіе о равенствѣ состояній, общности владѣній, и о правахъ каждаго на чужое имущество.»[7]

Философский словарь (1911): «Коммунизм — учение, отвергающее частную собственность во имя людского блага. Всё зло в общественных и государственных отношениях проистекает из неравномерного распределения блага. Чтобы устранить это зло, коммунизм советует сохранить права собственности лишь за государством, а не за частными лицами. Первым, рекомендовавшим коммунистический идеал, был Платон (ср. его „Политию“).»[8]

Настольная книга для священно-церковно-служителей (1913): «Коммунизм проповедует принудительное общение имуществ, отрицая все виды частной собственности. Распространяя принцип коллективизма, то есть общности, не только на производство и распределение, но и на самое пользование произведёнными продуктами, или на их потребление, и подчиняя всё это общественному контролю, коммунизм тем самым уничтожает индивидуальную свободу даже в мелочах обыденной жизни. <…> Проповедуемое коммунизмом общение имуществ ведёт к ниспровержению всякого правосудия и к совершенному разрушению благосостояния и порядка семейного и общественного.»[9]

Эррико Малатеста в книге «Краткая система анархизма в 10 беседах» (1917): «Коммунизм есть форма общественной организации, при которой <…> люди соединятся и вступят во взаимное соглашение, имея целью — обеспечить за каждым возможно большее благосостояние. Исходя из принципа, что земля, рудники и все природные силы так же, как накопленные богатства и все, созданное трудом прошедших поколений, принадлежит всем, люди при коммунистическом строе условятся работать сообща с целью производить все необходимое для всех».[10]

В. И. Ленин (декабрь 1919): «Коммунизм есть высшая ступень развития социализма, когда люди работают из сознания необходимости работать на общую пользу».[11]

Философский словарь. под ред. И. Т. Фролова (1987): коммунизм есть «общественно-экономическая формация, особенности которой определяются общественной собственностью на средства производства, соответствующей высокоразвитым общественным производительным силам; высшая фаза коммунистической формации (полный коммунизм), конечная цель коммунистического движения».[12]

Словарь иностранных слов (1988): «1) сменяющая капитализм общественно-экономическая формация, основанная на общественной собственности, на средства производства; 2) вторая, высшая фаза коммунистической общественной формации, первой фазой которой является социализм.»[13]

Англоязычный словарь Merriam-Webster (одно из нескольких значений): «тоталитарная система правления, в которой единственная авторитарная партия контролирует находящиеся в государственной собственности средства производства».[14] С 1990-х годов в таком значении термин также используется в русскоязычной литературе России и других стран бывшего СССР[15].

Социологический словарь Н. Аберкромби, С. Хилла и Б. С. Тернера (2004): «Под коммунизмом понимают скорее не реальную практику, а определенную доктрину. Этим понятием обозначаются общества, в которых отсутствует частная собственность, социальные классы и разделение труда.»[16]

Этимология

В современном виде слово заимствовано в 40-х годах XIX века из французского языка, где communisme является производным от commun — «общий, общественный».[17] Слово окончательно сформировалось в термин после публикации «Манифеста коммунистической партии» (1848 год). До этого использовалось слово «коммуна», но оно характеризовало не всё общество, а его часть, группу, члены которой использовали общее имущество и общий труд всех её членов.
История коммунистических идей

На ранних ступенях развития человечества первобытный коммунизм на основе общности имущества был единственной формой человеческого общества. В результате имущественного и социального расслоения первобытно-общинного строя и появления классового общества коммунизм из реально существующей практики перешёл в разряд существующей в культуре мечты о справедливом обществе, Золотом веке и тому подобные.

Коммунистические воззрения при своём зарождении опирались на требование социального равенства на основе общности имущества. Одними из первых формулировок коммунизма в средневековой Европе были попытки модернизации христианской теологии и политики в форме философии бедности (не путать с нищетой). В XIII—XIV веках её разработали и пытались применить на практике представители радикального крыла францисканцев. Они одинаково противостояли мистической или монашеской аскезе и абсолютизации частной собственности. В бедности они видели условия справедности в мире и спасения общества. Речь шла не столько об общем имуществе, сколько об общем отказе от имущества. При этом идеология коммунизма была христианско-религиозной.

Лозунгами революционной борьбы для радикальных участников гуситского движения в Чехии XV в. (Ян Гус), Крестьянской войны в Германии XVI в. (Т. Мюнцер) стали призывы о свержении власти вещей и денег, о построении справедливого общества на основе равенства людей, в том числе и с общим имуществом. Хотя основа этих идей была сугубо религиозной — перед Христом все равны и обладание или не обладание собственностью не должно нарушать этого. Выдвигалось требование соблюдения равенства в религиозных обрядах. Несколько веков позже появляется эгалитарный коммунизм — основная составляющая буржуазных революций XVII—XVIII века, в частности в Англии XVII в. (Дж. Уинстэнли) и Франции конец XVIII в. (Г. Бабёф). Возникает светская идеология коммунизма. Развивается идея создания общины, в которой реализуется свобода и равенство людей друг перед другом через общее общинное владение собственностью (или улаживая эгалитарным образом конфликт между индивидуальной и коллективной собственностью). Собственность уже не отрицается, а делается попытка её подчинения на благо всей общины.

Теоретическая разработка первых систематизированных представлений о коммунистическом образе жизни опирались на идеологию гуманизма XVI—XVII вв. (Т. Мор, Т. Кампанелла) и французского Просвещения XVIII в. (Морелли, Г. Мабли). Ранней коммунистической литературе была свойственна проповедь всеобщего аскетизма и уравнительности, что делало её нацеленной на противодействие прогрессу в области материального производства. Основная проблема общества виделась не в экономике, а в политике и морали.

Следующая концепция коммунизма появилась в контексте рабочего социализма — от Ш. Фурье до К. Маркса и Ф. Энгельса. Происходит осознание экономических противоречий как механизма развития общества. В центр проблематики общества ставится труд и его подчинение капиталу.

В первой половине XIX в. появились труды А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна и ряда других социалистов-утопистов. В соответствии с их представлениями, в справедливом общественном устройстве важную роль должны играть идеи о труде как наслаждении, расцвете способностей человека, стремлении к обеспечению всех его потребностей, централизованном планировании, распределении пропорционально труду. Роберт Оуэн не только занимался разработкой теоретической модели социалистического общества, но и на практике осуществил ряд социальных экспериментов по внедрению таких идей в жизнь. В начале 1800-х годов в фабричном посёлке Нью-Ленарке (Шотландия), обслуживающем бумагопрядильную фабрику, на которой Оуэн являлся директором, он провёл ряд успешных мероприятий по технической реорганизации производства и обеспечению социальных гарантий рабочим. В 1825 в штате Индиана (США) Оуэн основал трудовую коммуну «Новая гармония», деятельность которой закончилась неудачей.

Ранние социалисты-утописты видели необходимость введения в коммунистическое общество развитого аппарата подавления свободы личности по отношению к тем, кто в том или ином смысле проявляет желание подняться над общим уровнем или проявить инициативу, нарушающую установленный свыше порядок, и потому коммунистическое государство по необходимости должно быть основанным на принципах тоталитаризма, в том числе автократии (Т.Кампанелла[18])[19].

Эти и другие социалисты-утописты обогатили представление о справедливом общественном устройстве идеями о труде как наслаждении, расцвете способностей человека, стремлении к обеспечению всех его потребностей, централизованном планировании, распределении пропорционально труду. При этом в утопическом обществе допускалось сохранение частной собственности[источник не указан 1488 дней], имущественного неравенства. В России наиболее крупными представителями утопического социализма были А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский.

В 40-х годах XIX века классовая борьба между пролетариатом и буржуазией выступила на первый план в наиболее развитых странах Европы (Лионские восстания в 1831 и 1834, подъём движения английских чартистов в середине 30—х — начале 50-х гг., восстание ткачей в Силезии в 1844).

В этот период немецкие мыслители К. Маркс и Ф. Энгельс весной 1847 примкнули к тайному пропагандистскому обществу «Союз коммунистов», организованному немецкими эмигрантами, с которыми Маркс познакомился в Лондоне. По поручению общества они составили знаменитый «Манифест коммунистической партии», опубликованный 21 февраля 1848 г. В нём они провозгласили неотвратимость гибели капитализма от рук пролетариата и привели краткую программу перехода от капиталистической общественной формации к коммунистической:

Пролетариат использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, то есть пролетариата, организованного как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму производительных сил. Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения, то есть при помощи мероприятий, которые экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во всем способе производства.

Сама программа содержит 10 пунктов:

Эти мероприятия будут, конечно, различны в различных странах.

Однако в наиболее передовых странах могут быть почти повсеместно применены следующие меры:
1. Экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты на покрытие государственных расходов.
2. Высокий прогрессивный налог.
3. Отмена права наследования.
4. Конфискация имущества всех эмигрантов и мятежников.
5. Централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.
6. Централизация всего транспорта в руках государства.
7. Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану.
8. Одинаковая обязательность труда для всех, учреждение промышленных армий, в особенности для земледелия.
9. Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней.
10. Общественное и бесплатное воспитание всех детей. Устранение фабричного труда детей в современной его форме. Соединение воспитания с материальным производством и т. д.

Так возник марксизм. Карл Маркс, однако, жестко критиковал утопичный «грубый и непродуманный коммунизм» тех, кто просто распространял принцип частной собственности на каждого («общая частная собственность»). Грубый коммунизм, по утверждению Маркса, является порождением «всемирной зависти».

Многие из анархистов, современников Маркса, также выступали за общественную (коммунальную) собственность (Петр Кропоткин называл свою систему «анархо-коммунизмом»), но они отрицали централизацию, которая пропагандируется в марксизме, из-за ограничений свободы личности.

В 1864 г. был создан марксистский Первый интернационал. Марксисты основали социал-демократические партии, в которых выделилось как радикальное, революционное направление, так и умеренное, реформистское. Идеологом последнего стал немецкий социал-демократ Э.Бернштейн. В созданном в 1889 г. Втором интернационале до начала 1900-х годов в Интернационале преобладала революционная точка зрения. На конгрессах принимались решения о невозможности союза с буржуазией, недопустимости вхождения в буржуазные правительства, протесты против милитаризма и войны и т. п. В дальнейшем, однако, более значительную роль в Интернационале стали играть реформисты, что вызвало обвинения со стороны радикалов в оппортунизме.

В первой половине XX века из наиболее радикального крыла социал-демократии выделились коммунистические партии. Социал-демократы традиционно выступали за расширение демократии и политических свобод, а коммунисты, пришедшие к власти сначала в России в 1917 г. (большевики), а затем и в ряде других стран, были противниками демократии и политических свобод (несмотря на то, что формально заявляли об их поддержке) и сторонниками вмешательства государства во все сферы жизни общества.

Поэтому уже в 1918 г. возникло люксембургианство, противостоящее с одной стороны пробуржуазной политике ревизионистской социал-демократии, а с другой, большевизму. Его основателем была немецкая радикальная социал-демократка Роза Люксембург.

4 марта 1919 года по инициативе РКП(б) и лично её лидера В.Ленина для развития и распространения идей революционного интернационального социализма, в противовес реформистскому социализму Второго интернационала был создан Коммунистический интернационал.

Взгляды ряда теоретиков коммунизма, которые признавали прогрессивное значение Октябрьской революции в России, но подвергали критике её развитие, а некоторые даже отвергали социалистический характер большевизма, видя в нём государственный капитализм, стали называть левым коммунизмом. Левая оппозиция в РКП(б) и ВКП(б) в 1920-е годы выступала за внутрипартийную демократию, против «нэпмана, кулака и бюрократа». «Левая оппозиция» в СССР прекратила свое существование в результате репрессий, но идеология её лидера Л.Троцкого, высланного из страны, (троцкизм) стала достаточно популярной за рубежом.

Коммунистическая идеология в том виде, в каком она стала господствующей в СССР в 1920-е годы, получила название «марксизм-ленинизм».

Разоблачения сталинизма на 20-м съезде КПСС, советский курс на экономическое развитие при политике «Мирного сосуществования» вызвали недовольство лидера китайских коммунистов Мао Цзэдуна. Его поддержал лидер Албанской партии труда Энвер Ходжа. Политика советского лидера Н. С. Хрущёва была названа ревизионистской. Многие коммунистические партии Европы и Латинской Америки вслед за советско-китайским конфликтом раскололись на группы, ориентированные на СССР, и т. н. «антиревизионистские» группы, ориентированные на Китай и Албанию. В 1960-е—1970-е годы маоизм пользовался значительной популярностью среди левой интеллигенции на Западе. Лидер КНДР Ким Ир Сен, лавируя между СССР и Китаем, в 1955 провозгласил идеологию «чучхе», которая преподносится как гармоничная трансформация идей марксизма-ленинизма на основе древнекорейской философской мысли.

Политика и теоретическое обоснование деятельности ряда коммунистических партий Западной Европы, в 1970-х и 1980-х годах критиковавших руководство КПСС в мировом коммунистическом движении, концепцию диктатуры пролетариата и недостаток политических свобод в странах, принявших советскую модель социализма, получила название «еврокоммунизм».
«Научный коммунизм»

Понятие, введённое в СССР в 1960-е, которым обозначалась «одна из трёх составных частей марксизма-ленинизма, раскрывающая общие закономерности, пути и формы классовой борьбы пролетариата, социалистической революции, построения социализма и коммунизма. Термин „научный коммунизм“ („научный социализм“) употребляют также в широком смысле для обозначения марксизма-ленинизма в целом.»[20]

Также название учебного предмета в вузах СССР с 1963 года.[21] Был обязательным для студентов всех вузов наряду с «историей КПСС» и «марксистско-ленинской философией» до июня 1990 года.[22]

В рамках научного коммунизма доказывалась необходимость диктатуры пролетариата для достижения коммунизма, хотя идея коммунизма, как общества, основанного на общей собственности, не указывает на политическое устройство такого общества.

Термин «Научный коммунизм» появился в конце XIX века для выделения марксистских коммунистических идей от других. Добавление «научный» возникло потому, что К.Маркс и Ф.Энгельс обосновали необходимость изменений в общественном устройстве изменениями в способах производства. Они подчёркивали объективный характер исторического движения к коммунизму. Г. В. Плеханов писал, что научный коммунизм не выдумывает новое общество; он изучает тенденции настоящего, чтобы понять их развитие в будущем.[источник не указан 1699 дней]

Фридрих Энгельс предсказывал ряд основных черт коммунистического общества: анархия в производстве заменяется планомерной организацией производства в масштабе всего общества, начинается ускоряющееся развитие производительных сил, исчезает разделение труда, исчезает противоположность между умственным и физическим трудом, труд превращается из тяжелого бремени в жизненную потребность — самореализацию, уничтожаются классовые различия и отмирает само государство, вместо управления людьми будет происходить управление производственными процессами, коренным образом изменится семья, исчезает религия, люди становятся хозяевами природы, человечество становится свободным. Энгельс предвидел в будущем небывалый научный, технический и общественный прогресс. Он предсказывает, что в новой исторической эпохе «люди, а вместе с ними все отрасли их деятельности, сделают такие успехи, что они затмят всё сделанное до сих пор».[23]
Исторические формы коммунизма
Примитивный коммунизм

Согласно Энгельсу[24], наиболее древние человеческие сообщества охотников-собирателей, существовавшие до возникновения классов, можно назвать «примитивным коммунизмом». Примитивный, или первобытный, коммунизм характерен для всех народов, находящихся на ранних ступенях развития (т. н. первобытнообщинный строй, по археологической периодизации совпадающий в основном с каменным веком). Для примитивного коммунизма характерно одинаковое отношение всех членов общества к средствам производства, и соответственно единый для всех способ получения доли общественного продукта. Отсутствуют частная собственность, классы и государство. В таких обществах добытая пища распределяется между членами общества в соответствии с необходимостью выживания общества, то есть по потребностям членов в индивидуальном выживании.[25] Вещи, производимые каждым человеком для себя самостоятельно, находились в общем доступе — общественной собственности.[26] На ранних этапах не существовало индивидуального брака: групповой брак был не просто главной, а единственной формой регулирования отношений между полами.[27] Развитие орудий труда привело к разделению труда, что стало причиной появления индивидуальной собственности, возникновения некоторого имущественного неравенства между людьми.[28]
Утопический коммунизм

Классическим выражением этого вида коммунизма может служить работа Томаса Мора «Утопия» (1516), в котором рисуется идиллическая картина примитивного коммунизма, противопоставляемая феодализму. К XVII веку формируются новые, более развитые версии утопического коммунизма, выраженные во взглядах Мелье, Морелли, Бабёфа, Уинстенли. Своего апогея утопический коммунизм достиг в XIX веке в концепциях Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Чернышевского.
Военный коммунизм

Официальное название экономической практики в России во время Гражданской войны на территории Советской России в 1918—1921 гг. Элементы военного коммунизма были введены большинством стран-участниц 1 и 2 мировых войн[источник не указан 1476 дней]. Основной целью являлось обеспечение населения промышленных городов и РККА оружием, продовольствием и другими необходимыми ресурсами в условиях, когда все существовавшие прежде экономические механизмы и отношения были разрушены войной. Основными мерами военного коммунизма были: национализация банков и промышленности, введение трудовой повинности, продовольственная диктатура на основе продразвёрстки и введении пайковой системы, монополия на внешнюю торговлю. Решение о прекращении военного коммунизма было принято 21 марта 1921 года, когда на X съезде РКП(б) был введен НЭП.
Еврокоммунизм

Еврокоммунизм — условное название политики некоторых коммунистических партий Западной Европы (таких, как французская, итальянская, испанская), критиковавших недостаток политических свобод и отчуждённость партии и властей, по их мнению, существовавших в принявших советскую модель социализма странах. Переход к социализму, по мнению сторонников еврокоммунизма, должен осуществляться «демократическим, многопартийным, парламентским» путём.[29] В своём отказе от диктатуры пролетариата еврокоммунизм был близок социал-демократии (хотя еврокоммунисты и не отождествляли себя с ними).
Анархо-коммунизм

Социально-экономическое и политическое учение об установлении безгосударственного общества, основанного на принципах децентрализации, свободы, равенстве и взаимопомощи. Идейные основы анархо-коммунизма были заложены известным учёным и революционером Петром Алексеевичем Кропоткиным. Наиболее известными вехами в истории анархо-коммунистического движения стали повстанческое движение Нестора Махно в ходе Гражданской войны в России, а также действия испанских анархо-синдикалистов в годы Гражданской войны в Испании 1936—1939 годов. Кроме того, необходимо отметить, что анархо-коммунизм является идейной базой существующего по сей день анархо-синдикалистского Интернационала, основанного зимой 1922—1923 годов.[30]
Левый коммунизм

Левый коммунизм — термин, которым принято обозначать взгляды ряда теоретиков коммунизма, которые после второго конгресса Коминтерна выступили с критикой ленинизма с левой позиции. Левокоммунистическе группы осуждали политику фронтизма, участие в выборах, «право наций на самоопределение» как форму буржуазного национализма. На данный момент самыми известными левокоммунистическими организациями являются Интернациональное коммунистическое течение, Международная коммунистическая тенденция (бывшее ИБРП) и боргдисткая Международная коммунистическая партия.
Прогнозные даты перехода к коммунистической форме общества

В. И. Ленин в 1920 году относил построение коммунизма к 30-м — 40-м годам XX столетия:[31].

Первый Секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущёв объявил в октябре 1961 года на XXII съезде КПСС, что к 1980 году в СССР будет создана материальная база коммунизма — «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!».
Полный коммунизм как высшая фаза коммунистической формации

Согласно марксизму, «коммунистическая общественно-экономическая формация», или, кратко, «коммунизм» состоит из двух фаз: низшей — которая в марксизме называется социализмом и высшей — так называемого «полного коммунизма». При социализме существует государство, причём государственная власть сильнее, чем при других формациях, элементы буржуазного права и другие остатки капиталистической формации. Также при социализме существуют личная собственность, существует мелкое частное производство (приусадебные участки) и мелкая частная торговля (рынки). Однако, крупная частная собственность при социализме уже отсутствует. Поскольку средства производства становятся общей собственностью, слово «коммунизм» применимо уже и к этой фазе.

По Марксу,

…На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, — лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: «Каждый по способностям, каждому — по потребностям».[32]

Анархо-коммунисты с концепцией двух фаз не согласны и считают, что для наступления полного коммунизма и ликвидации государства не нужна предварительная стадия усиления государства.

Многие авторы не раз отмечали, что потребности человека безграничны, поэтому при любой, даже самой высокой производительности труда требуются механизмы распределения и ограничения, например, деньги. На это марксисты отвечали следующее:

Государство сможет отмереть полностью тогда, когда общество осуществит правило: «каждый по способностям, каждому по потребностям», то есть когда люди настолько привыкнут к соблюдению основных правил общежития и когда их труд будет настолько производителен, что они добровольно будут трудиться по способностям. «Узкий горизонт буржуазного права», заставляющий высчитывать, с черствостью Шейлока, не переработать бы лишних получаса против другого, не получить бы меньше платы, чем другой, — этот узкий горизонт будет тогда перейден. Распределение продуктов не будет требовать тогда нормировки со стороны общества количества получаемых каждым продуктов; каждый будет свободно брать «по потребности».

С точки зрения буржуазной легко объявить подобное общественное устройство «чистой утопией» и зубоскалить по поводу того, что социалисты обещают каждому право получать от общества, без всякого контроля за трудом отдельного гражданина, любое количество трюфелей, автомобилей, пианино и т. п…
…"обещать", что высшая фаза развития коммунизма наступит, ни одному социалисту в голову не приходило, а предвидение великих социалистов, что она наступит, предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя, способного «зря» — вроде как бурсаки у Помяловского — портить склады общественного богатства и требовать невозможного.[33]

В культуре и в произведениях искусства

Путь к звёздам прокладывают коммунисты. Почтовый блок СССР 1964

В детской энциклопедии «Что такое? Кто такой?» (1968) о коммунизме говорилось[34]:

Коммунизм — самое разумное и справедливое устройство общества, строй свободы, радости и счастья.

В советской научно-фантастической литературе коммунистические мотивы имели первостепенное значение с самого зарождения жанра в стране.

Наше дело — превратить советскую научную фантастику в оружие борьбы за коммунизм и за распространение коммунистических идей во всём мире путём повышения художественности и идейности произведений.

— И. Ефремов. Наука и фантастика // Литературная газета, 17 сентября 1963

Однако в 1930—1950-е годы это была в основном «фантастика ближнего прицела», описывающая переход к коммунистическому обществу, но не само это общество.

И. А. Ефремов ярко и позитивно описал гуманное коммунистическое общество будущего в своём знаменитом романе «Туманность Андромеды» (по которому был снят и одноимённый фильм). Развитие представлений этого автора о людях коммунистического будущего дано в повести «Сердце Змеи» и романе «Час Быка».

Своё видение коммунистического будущего давали А. Богданов («Красная звезда»), братья Стругацкие («Мир Полудня»), Станислав Лем («Магелланово облако»), Г. Мартынов («Гианэя», «Гость из бездны»), Г. Альтов («Опаляющий разум»), В. Савченко («За перевалом»), В. Назаров («Зелёные двери Земли»), так и антиутопии — В. Войнович («Москва 2042»).

Описание коммунистического общества в фантастике Запада представлено в сериале «Звёздный путь». Коммунистическое общество будущего в своих произведениях описывали Г. Уэллс («Люди как боги», «Машина времени»), У. Ле Гуин («Обделённые»), Т. Старджон («Искусники планеты Ксанаду»).
См. также

Анархо-коммунизм
Антикоммунизм
Неокоммунизм
Коммунистическая партия
«Манифест коммунистической партии»
Моральный кодекс строителя коммунизма
Первобытный коммунизм
Полный коммунизм
Национал-коммунизм
Социализм
Сталинизм
Троцкизм
Утопизм
Левый коммунизм
Посткапитализм

Критика коммунизма

Памятник жертвам коммунизма
Чёрная книга коммунизма
Резолюция Совета Европы 1481
Декларация о преступлениях коммунизма
Термин «коммунистические преступления» в законодательстве Польши
Массовые убийства коммунистичеких режимов (англ.)русск.
Критика правления коммунистических партий (англ.)русск.

Примечания

↑ Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. Коммунизм. (недоступная ссылка с 15-05-2013 (301 день)) Экономический словарь, М.: ИНФРА-М, 2007
↑ Частная собственность должна быть также ликвидирована, а её место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества. Уничтожение частной собственности даже является самым кратким и наиболее обобщающим выражением того преобразования всего общественного строя, которое стало необходимым вследствие развития промышленности. Поэтому коммунисты вполне правильно выдвигают главным своим требованием уничтожение частной собственности. (Фридрих Энгельс «Принципы коммунизма»)
↑ С введением социалистического общественного строя государство само собой распускается и исчезает. <…> [Рабочий] получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. <…> Когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы, и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своём знамени: "Каждый по способностям, каждому по потребностям! " (К.Маркс «Критика готской программы»)
↑ Фридрих Энгельс Принципы коммунизма // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные Сочинения. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1985. — Т. 3. — С. 122.
↑ Маркс. Экономическо-философские рукописи 1844 года, часть «Коммунизм» (название работы и части присвоено Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС; русский перевод по рукописи). // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е, Т. 42, стр. 114 (курсив — как в источнике).
↑ Маркс. Экономическо-философские рукописи 1844 года, часть «Коммунизм» (название работы и части присвоено Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС). // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е, Т. 42, стр. 116 (курсив — как в источнике).
↑ Толковый словарь живаго великорускаго языка Владиміра Даля. — Второе изданіе. СПб, 1881, Том II, стр. 149, статья «Комуникація».
↑ Брокгауз-Ефрон. Философский словарь логики, психологии, этики, эстетики и истории философии под редакциею Э. Л. Радлова. С.-Петербург, 1911, стр. 131.
↑ С. В. Булгаков. Настольная книга для священно-церковно-служителей. Киев, 1913, стр. 1690.
↑ Малатеста Э. Краткая система анархизма в 10 беседах. — Харьков, 1917. — 70 с.
↑ В. И. Ленин. Речь на I съезде земледельческих коммун (ПСС, т. 39, стр. 380.)
↑ Философский словарь. под ред. И. Т. Фролова, М.: Издательство политической литературы, 1987, стр. 206.
↑ Словарь иностранных слов. — 15-е изд., испр. — М.: Рус. яз., 1988, стр. 240.
↑ communism Словарь Merriam-Webster Online Dictionary (англ.).
↑ См. интервью А. И. Солженицына «Выбраться из-под обломков коммунизма»: «Известия» 1994, № 83, 4 мая, стр. 5.
↑ Н. Аберкромби, С. Хилл, Б.С. Тернер. Социологический словарь = The Penguin Dictionary of Sociology. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: ЗАО «Издательство «Экономика», 2004. — С. 203. — 620 с. — ISBN 5282023342
↑ Коммунизм. Школьный этимологический словарь русского языка
↑ Т.Кампанелла лат."Civitas solis" («Город солнца»)
↑ О культе личности и его последствиях. Доклад XX съезду КПСС.(Доклад Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС 25 февраля 1956 г. До сведения общественности доведён в устной форме. Опубликован позже в «Известия ЦК КПСС», 1989 г., N 3)
↑ Значение слова «Научный коммунизм» в Большой советской энциклопедии
↑ А. М. Ковалёв. Научный коммунизм
↑ Госкомитет СССР по народному образованию упраздняет государственный экзамен по «марксизму-ленинизму и научному коммунизму» в вузах страны. Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст. Т. V. СПб, Сеанс, 2004.
↑ Маркс и Энгельс. том 20, предисловие // Маркс К., Энгельс Ф. Полное собрание сочинений. — ИНСТИТУТ МАРКСИЗМА—ЛЕНИНИЗМА ПРИ ЦК КПСС. — М. — Т. 20. — С. 13.
↑ http://www.hrono.ru/libris/lib_e/engels_sem00.html Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства
↑ Семенов Ю. И. Первобытная коммуна и соседская крестьянская община //Становление классов и государства. М., 1976. С. 25-37; его же. Основные этапы эволюции первобытной экономики //Народы Азии и Африки. 1984. № 1.
↑ 11. Radcliffe-Brom A. R. Andaman Islanders. N. Y., 1961 (1 ed.- 1922), Spencer G. В., Gillen F. J. The Arunta. A Stud} of Stone Age People. V. I. L., 1927. P. 37; Sharp L. Ritual Life and Economics of Yir-Yoront of Cape York Peninsula. Oceania. 1934 V. 5. N 1. P 38; Bunzel R. The Economic Organisation of Primitive Peoples // General Anthropology. 1938. P. 346; Goldman S. Tribes of Uaupes-Cagueta Regionb // Handbook of South American Indians. Washington, 1948. V. 3. P. 785; idem. The Cubeo. Indians of the Northwest Amazon. Urbana, 1963. P. 75. Thomas E. M. The Harmless People. I,., 1959. P. 21.
↑ Ю. И. Семёнов. Брак и семья: возникновение и развитие
↑ Первобытнообщинный строй // Большая советская энциклопедия. Т. 19. М. Издательство «Советская энциклопедия». 1975. С. 356—359.
↑ Сантьяго Каррильо «Еврокоммунизм и государство» (1977)
↑ Дамье В. В. Из истории анархо-синдикализма. (Опубликовано: Дамье В. В. Анархо-синдикализм в XX веке. — М.: ИВИ РАН, 2001)
↑ «Тому поколению, представителям которого теперь около 50 лет, нельзя рассчитывать, что оно увидит коммунистическое общество. До тех пор это поколение перемрёт. А то поколение, которому сейчас 15 лет, оно и увидит коммунистическое общество, и само будет строить это общество…Поколение, которому теперь 15 лет… через 10—20 лет будет жить в коммунистическом обществе…(Гром аплодисментов)» — В. И. Ленин «Задачи союзов молодёжи» // Речь на III Всероссийском съезде Российского Коммунистического Союза Молодежи 2 октября 1920 года. Ленин. ПСС. Том 41. стр. 317. М. 1963 г.
↑ Маркс К. Критика Готской программы
↑ Ленин В. И. Государство и революция.
↑ Коммунизм // Что такое? Кто такой?. — 1968.

Литература

Коммунизм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Коммунизм / Научный коммунизм: Словарь под редакцией академика А. М. Румянцева (1983)
Каутский Карл. Из истории культуры. Платоновский и древнехристианский коммунизм (пер. Львовича, СПб., 1905),
В.И. Ленин. Три источника и три составных части марксизма
С. Платонов. После коммунизма :М., 1990
Резолюция ПАСЕ № 1481 «О необходимости международного осуждения преступлений тоталитарных коммунистических режимов» (25 января 2006 года)

Ссылки

Би-Би-Си:«Коммунизм: проект, пытавшийся изменить мир»

[Википедия]

http://ru.wikipedia.org/wiki/%CC%E0%...F1%EE%F4%E8%FF
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Коммунизм

Марксистско-ленинская философия — философское учение, созданное на основе взглядов К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина, и обретшее законченную форму в СССР в 1930-е годы в Кратком курсе истории ВКП(б). Марксистско-ленинская философия является основой идеологии марксизма-ленинизма, ставшей базовой на протяжении десятилетий в XX веке для социалистических стран, ряд которых развили собственные варианты марксизма-ленинизма (маоизм, чучхе).

В настоящий момент, после распада СССР и социалистического лагеря, марксистско-ленинская философия, лишившись административной поддержки, во многом утратила своё значение, сохраняя его лишь в Китае, КНДР, Вьетнаме и на Кубе.

Содержание

1 Основные положения
2 Средство идеологического контроля
3 См. также
4 Примечания
5 Литература

Основные положения

Сторонники марксизма-ленинизма утверждают, что он развивает и последовательно проводит материалистический принцип в понимании объективного мира и мышления, дополняя его диалектическим подходом, развивая, по словам В. Ленина[1], диалектическую логику как «учение не о внешних формах мышления, а о законах развития „всех материальных, природных и духовных вещей“, то есть развития всего конкретного содержания мира и познания его, то есть итог, сумма, вывод истории познания мира». По их мнению, марксистско-ленинская философия упраздняет различение между онтологией, логикой и теорией познания.

Критики марксистко-ленинской философии, в том числе марксисты, указывают на догматизм и начётничество, при котором цитаты из трудов «классиков марксизма-ленинизма» становились абсолютными аргументами в любой философской дискуссии. Они отмечают расплывчатость основных понятий диалектики и необоснованность претензий марксистско-ленинской философии на научный статус[2][3].
Средство идеологического контроля

Марксистско-ленинская философия стала средством идеологического контроля в советской науке, который в некоторых случаях приводил к кампаниям репрессий, в ходе которых целые научные направления объявлялись «буржуазными» и «идеалистическими», а их приверженцы подвергались гонениям и репрессиям, вплоть до физического уничтожения[4]. Как отмечает крупнейший специалист по истории российской и советской науки проф. Лорен Грэхэм: "С моей точки зрения, марксизм-ленинизм где-то помог, а где-то стал препятствием для науки. Самый наглядный пример — история с Лысенко. Это тот случай, где марксистско-ленинская идеология помешала. Но в других случаях — и я в своей книге это указывал — марксистско-ленинская философия помогала развитию науки"[5]. Примером является сессия ВАСХНИЛ 1948 года, в результате которой генетика в СССР оказалась под запретом до 1952 года и биологическая наука оказалась в застое почти на 20 лет[6]. Любопытно, что в ходе этой дискуссии «идеалистическим» было объявлено понятие о наследственном веществе (то есть материи), а «материалистическим» — содержащий элементы телеологии неоламаркизм Т. Д. Лысенко и неовиталистская теория «живого вещества» О. Б. Лепешинской.

Примечания

↑ ПСС, т. 29, с. 84
↑ Карл Р. Поппер Что такое диалектика? // Институт философии РАН Вопросы философии : Журнал. — М., 1995. — В. 1. — С. 118*-138. — ISSN 0042-8744.
↑ Поппер К. Логика и рост научного знания. — М., 1983. — С. 246.
↑ Loren R. Graham (2004) Science in Russia and the Soviet Union. A Short History. Series: Cambridge Studies in the History of Science. Cambridge University Press. ISBN 9780521287890
↑ Опора для логоса
↑ Александров В. Я. Трудные годы советской биологии

Литература

Основы марксистско-ленинской философии / Константинов Ф. В., Богомолов А. С., Гак Г. М. и др. — 2-е изд. — М., Политиздат, 1973. — 544 с.

[Михаил Ломоносов]

http://www.esperanto.mv.ru/wiki/%D0%...B8%D0%B7%D0%BC

Коммунизм (от латинского communis — общий) — общественно-экономическая формация, особенности которой определяются общественной собственностью на средства производства, соответствующей высокоразвитым общественным производительным силам; в узком смысле — высшая фаза коммунистической формации (полный коммунизм), конечная цель коммунистического движения.

Наиболее последовательную и глубокую разработку коммунизм как общественный идеал и тип социального устройства общества получил в трудах Маркса, Энгельса, Ленина, в созданной ими теории научного коммунизма. Опираясь на исследования объективной логики всемирной истории, они пришли к выводу, что в поступательном движении человечества в процессе смены общественно-экономических формаций за капитализмом с естественно-исторической необходимостью последует установление такого общественного строя, в котором всеобщее благополучие и равенство, свободное развитие личности будут достигнуты на основе высочайшего развития материального производства, преодоления частной и утверждения общественной собственности. Коммунизм позволит преодолеть отчуждение человека от созданных им материальных и духовных ценностей, существенные различия между классами и социальными группами, между городом и деревней, умственным и физическим трудом, добиться полного удовлетворения разумных потребностей людей.

Классики марксизма не претендовали на то, чтобы дать детальную картину коммунистического будущего. В их представлении коммунизм — открытая перспектива, естественно-историческая направленность развития цивилизации, а не завершённое идеальное состояние.

Переход к коммунизму — закономерный процесс, предпосылки и условия которого создаются при капитализме.

Капитализм развивает мощные производительные силы, придаёт процессу производства общественный характер, в противоречие с которым вступает сохраняющаяся частная форма присвоения (частная собственность), т. е. капиталистическая эксплуатация рабочего класса, трудящихся. С развитием капитализма, в особенности на империалистической его стадии, это антагонистическое противоречие обостряется до крайности, что проявляется во всех сферах общественной жизни в различного рода кризисных явлениях. Капитализм становится тормозом общественного прогресса.

В то же время капитализм создаёт объективные материальные предпосылки коммунистического преобразования общества: это развитие производительных сил и формирование революционного класса. Высокий уровень развития крупного машинного производства создаёт необходимость и возможность уничтожения частной собственности на средства производства. Только порождённый развитием машинного производства современный крупно-промышленный пролетариат может и вынужден осуществить коммунистическое преобразование общества.

Противоречие между общественным характером производства и частной формой присвоения разрешается путём устранения частной собственности и замены её общественной в ходе социалистической революции. Освобождая себя, рабочий класс освобождает всё общество от эксплуатации и угнетения.

С победой социалистической революции начинается становление новой общественно-экономической формации. В своём развитии она проходит следующие этапы:

переходный период от капитализма к социализму;
первая, или низшая фаза коммунизма — социализм;
высшая фаза коммунизма.

Классическое определение сущности переходного периода дал Маркс в «Критике Готской программы»: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата» [1]. Характер и продолжительность переходного периода зависят от уровня развития общества, при котором начинается процесс социалистических преобразований, а также от международных условий. Это период сосуществования и борьбы различных экономических укладов при ведущей, а затем и господствующей роли социалистического способа производства, период классовой борьбы между господствующими трудящимися классами и свергнутыми, но ещё не ликвидированными эксплуататорскими классами, борьбы между социалистической и буржуазной идеологиями. Развитие материального производства и классовой борьбы позволяет довести до конца процесс обобществления средств производства и устранения эксплуататорских классов и классовых антагонизмов. Государство рабочего класса является основным орудием преобразования общества в этот переходный период.

Результатом переходного периода является построение общества, основанного на общественной собственности на средства производства, общества, в котором продукты производства распределяются по труду. Переход к социализму означает, что коммунизм как формация начинает развиваться на своей собственной основе — на основе общественной собственности на средства производства,

Крупное машинное производство образует как необходимую историческую предпосылку, так и материальную основу нового общества. Материально-техническую базу социализма образует высокоразвитое крупное машинное производство. Производительные силы, освобождённые от оков частной собственности, получают простор для ускоренного развития. Общество планомерно регулирует всё производство. Труд, являясь обязанностью всех членов общества, приобретает непосредственно-общественный характер, не опосредованный рынком.

Социализм — это общество, в котором нет антагонистических классов, нет эксплуатации человека человеком. Развёртывается процесс преодоления старого разделения труда, а также социальных различий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. Рабочая сила перестаёт быть товаром. Совокупный общественный продукт распределяется на общественные нужды (возмещение потреблённых средств производства, резервный или страховой фонд, издержки управления, расходы на просвещение и здравоохранение, фонды для нетрудоспособных и т. д.), на индивидуальное потребление трудящихся. Однако существующие различия в производственной деятельности, обусловленные прикованностью работников к орудиям труда и характером труда (умственный и физический, квалифицированный и неквалифицированный труд), а также распределение по труду (т. е. пропорционально труду), являющееся применением равной меры к неравным индивидам (различным по способностям, по семейному положению), предопределяют тот факт, что на данной стадии ещё не может быть осуществлено полное социальное равенство. Преобразование производственных отношений обусловливает изменение всех других общественных отношений. Вместе с исчезновением классовых антагонизмов внутри общества исчезают и антагонизмы между нациями и народами, которые устанавливают новые по своей природе отношения дружбы и сотрудничества.

По мере исчезновения классовых антагонизмов и классовых различий исчезают внутренние причины, порождающие политические функции государства, происходит постепенное отмирание таких функций. Вместе с тем развиваются функции управления экономикой. Органы общественного самоуправления занимаются управлением не людьми, а вещами и производственными процессами, и поэтому при социализме по своей сущности они уже не являются государством, хотя и могут сохранять некоторые старые формы органов государственного управления (аналогично тому, как рабочие квитанции при социализме сохраняют внешнюю форму денег, в то время как по своей сущности они уже не являются деньгами).

Стихийное развитие общества всё более превращается в сознательно, планомерно направляемый процесс. Качественно возрастает роль науки, возникает культура нового типа, идёт процесс отмирания религии. Вместе с изменением всех общественных отношений изменяется и сам человек. Постепенно создаются условия для всестороннего свободного развития каждого члена общества и всего общества в целом.

Социализм не является особой общественно-экономической формацией, а представляет собой относительно длительную первую фазу единой коммунистической общественной формации. Обе фазы коммунистического общества имеют единую социально-экономическую основу — общественную собственность на средства производства. Но они различаются прежде всего по характеру трудовой деятельности, по способу распределения, что определяется в конечном счёте различным уровнем развития производительных сил.

Переход к высшей фазе коммунизма в представлении Маркса, Энгельса, Ленина связан с коренным изменением характера труда, который станет непосредственно общественным и превратится в первую жизненную потребность, что откроет возможность целостного человеческого развития. Формой регулирования общественных отношений при коммунизме будут общепринятые нормы нравственности и справедливости, соблюдение которых станет привычкой. Организация общества будет строиться на началах общественного самоуправления. Развернутое определение сущности коммунизма сформулировано Марксом в «Критике Готской программы»: «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!» [2].

Полный коммунизм будет основан на высшем развитии производительных сил, материального и духовного производства (автоматизация, кибернетизация). Труд станет свободной творческой деятельностью, первой потребностью человека, превратится в полной мере в непосредственно-общественный труд. Высшему развитию производства будет соответствовать способ распределения по потребностям. Основу общественных отношений будет составлять единая общественная (всего общества) собственность на основные средства производства. Исчезнут классовые различия, старое (классовое) разделение труда, существенные различия между городом и деревней, умственным и физическим трудом, что приведёт к осуществлению полного социального равенства, будут исчезать национальные различия. В конечном счёте сложится единое коммунистическое общество в масштабе всей планеты.

Развитие общества окончательно превратится в сознательный, планомерно направляемый процесс. Будет осуществлено научное управление не только развитием производства, но и всего общества. Духовное производство станет играть определяющую роль в совокупном общественном производстве. Разовьются все формы духовной культуры. Полностью отомрёт религия.

Классическое определение конечной цели коммунистического преобразования общества дано в «Манифесте Коммунистической партии»: «На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [3].

Свободное всестороннее развитие каждого члена общества и всего общества в целом — такова высшая гуманистическая цель коммунистического преобразования общества. Завершается предыстория и начинается развитие подлинно человеческого общества. Человечество совершает скачок из царства необходимости в царство свободы.
Литература
[1] К. Маркс. Критика Готской программы. К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч., изд. 2, т. 19, с. 27.
[2] К. Маркс. Критика Готской программы. К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч., изд. 2, т. 19, с. 20.
[3] К. Маркс и Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии. К. Маркс, Ф. Энгельс, Собр. соч., изд. 2, т. 4, с. 447.

["Коммерсантъ Власть"]

http://www.kommersant.ru/doc/609896
19.09.2005, 00:00

ФОТО: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ
На прошлой неделе комиссия по политическим вопросам ПАСЕ обсуждала предложение осудить неонацизм и устроить Нюрнбергский процесс над коммунизмом.

Анатолий Приставкин, писатель, советник президента РФ. Ничего не сказал бы. Коммунисты извратили изначальные общечеловеческие, романтические идеи коммунизма. В нашей стране был бандитский коммунизм, во главе которого стояли преступники. Они создали извращенные понятия о чести, справедливости.

Любовь Слиска, первый вице-спикер Госдумы (фракция "Единая Россия". Не знаю, я при коммунизме не жила, он ведь еще не наступил. Но когда у власти были коммунисты, по крайней мере была ответственность и безопасность. И если ПАСЕ поднимает этот вопрос, то как быть с террористами? В Риге есть улица Джохара Дудаева, и они это не осуждают.

Борис Немцов, председатель совета директоров концерна "Нефтяной", советник президента Украины. Мне и при советской власти жилось всегда интересно. Среди коммунистов было много приличных людей, как и среди других групп людей. Бороться с коммунизмом надо было раньше, в 1991 году. Сейчас другая угроза — фашизм. ПАСЕ отстает.

Айрат Хайруллин, владелец компании "Красный Восток", депутат Госдумы (фракция "Единая Россия"). Лучше всех в защиту коммунизма могут сказать коммунисты. Идея всеобщего равенства ведет к деградации. Но, несмотря на все жестокости коллективизации, экспроприации и переселения народов, люди в СССР были намного добрее. Если бы в конце 70-х в СССР разрешили частную собственность, сегодня была бы другая страна.

Егор Лигачев, бывший член Политбюро ЦК КПСС. Коммунизм принес свободу. У людей было все необходимое для жизни, не было безработных, было бесплатное жилье. Сейчас все это утрачено, миллионы людей бедствуют. Докладчикам в ПАСЕ нужна популярность. Они решили на одну доску с фашизмом поставить коммунизм, но это никогда не будет правдой.

Валерия Новодворская, лидер партии "Демсоюз". Не вижу повода защищать коммунистов, они не сделали ничего хорошего. Я не слышала, чтобы на Нюрнбергском процессе адвокат сказал, что его подзащитные невиновны. Хотя тот же Гитлер построил автобаны, устранил безработицу, водил рабочих в театр.

Александр Яковлев, президент международного фонда "Демократия", бывший член Политбюро ЦК КПСС. Мне нечего сказать в защиту тех, кто устроил "красный террор", тех, по чьей вине в гражданскую войну погибли 20 миллионов человек. За период правления коммунистов не было сделано ничего хорошего. Сталинский фашизм нельзя обелить. Он не менее страшен, чем гитлеровский. Настало время коммунистам покаяться за все грехи.

Герман Греф, министр экономического развития и торговли РФ. Я не тот человек, у которого надо искать аргументы в защиту коммунизма.

Александр Осовцов, директор проектов общественной организации "Открытая Россия". У любого явления есть если не оправдание, то объяснение, но оправдать с этической стороны коммунизм невозможно. Я готов согласиться, что Гитлер и Сталин — два обличья одного зла.

Игорь Губерман, литератор. Это было что-то чудовищное, но в то же время что-то грандиозное. Если бы в России был хоть один Нюрнбергский процесс, сейчас она жила бы по-другому. А так палачи-исполнители продолжают спокойно жить дальше.

Владимир Жириновский, вице-спикер Госдумы, лидер ЛДПР. В СССР было много достижений: меньше всего преступников, бедных, не было бомжей, разгула наркотиков, проституции. Общество было более гармоничное. Все было бесплатно или за малые деньги. У чиновников были скромные дачи, но только на время службы. Если провести опрос, 99% проголосует за возврат эпохи позднего Хрущева—Брежнева.

Сергей Доренко, тележурналист, член КПРФ. Идея общественной солидарности и ответственности не нуждается в защите. Я уверен, что обсуждение этой темы в ПАСЕ инициировали прибалты или "молодая" Европа. Новые независимые страны Восточной Европы постоянно доверительно сообщают взрослым о своих детских проблемах и комплексах и очень гордятся тем, что научились мастурбировать. К этим детским проблемам я отношу и борьбу с коммунизмом.

Николай Шаклеин, губернатор Кировской области, в 1998-2003 годах член ПАСЕ. Идеи коммунизма во многом совпадают с гуманизмом и религиозными догмами. Другое дело, что воплощение не всегда было правильным.

Виктор Толоконский, губернатор Новосибирской области. Коммунизм не требует защиты, его идеи широко известны в мире. Для меня это жизнь, для страны — история. А историю не переписывают, ее надо уважать. В ПАСЕ должны обсуждать более важные для Европы проблемы.

Ирина Хакамада, лидер партии "Наш выбор", сопредседатель "Комитета-2008". Коммунизм требует оценки, но внутри страны, внешнее вмешательство контрпродуктивно. Любые решительные действия взорвут страну. Ведь у нас все — правительство, парламент, администрация президента, Академия наук — в прошлом коммунисты.

Марк Захаров, худрук театра "Ленком". У меня нет аргументов в его защиту. "Нам нечего терять, кроме своих цепей" — это основа бомжеобразной психологии, которая отрицает культуру и искусство, про это еще Ленин говорил. Ну а если переименовывать коммунистические улицы и города, мы столкнемся с большими социальными трудностями.

Сергей Иваненко, первый зампред партии "Яблоко". Проблема коммунистической идеологии не в том, что она что-то плохо говорит, а в реализации. Европа не может переписать ни нашу, ни свою историю. Хотя коммунизм и опасен, но это — вчерашний день. Однако я не собираюсь оправдывать идеологию, которая привела к краху страны.

Александр Проханов, главный редактор газеты "Завтра". Красно-желтый китайский гигант красноречивее любых речей в защиту коммунизма. И если Европа осудила бы коммунизм, ему бы это было только выгодно на фоне возвышения Китая. Китай смог бы показать свою мощь среди этих карликовых государств Европы.

Сергей Бабурин, вице-спикер Госдумы, лидер фракции "Народно-патриотический союз 'Родина'". Благодаря коммунизму была осуществлена модель социально справедливого общества, и весь мир стал жить лучше. Чем больше пройдет времени, тем больше мы будем понимать и жалеть, что потеряли советскую цивилизацию. Судить идеологию, социальное явление может только идиот.

Андрей Коркунов, председатель совета директоров Одинцовской кондитерской фабрики. Сначала надо определить его вину в открытом суде, а уж потом искать оправдания. У меня на заводе коммунизм проявляется в том, что в столовой бесплатное питание.

Валерий Драганов, председатель комитета Госдумы по экономполитике (фракция "Единая Россия"). Ничего хорошего не припомню. Коммунисты имели претензии к моему папе, потому что он был болгарином. В плодороднейшей Бессарабии мои бабушка и дед умерли с голоду. Коммунисты истребляли собственный народ. Но общеевропейский судебный процесс не нужен. В странах сами разберутся, а у ПАСЕ это тоже получается по-большевистски.

Дмитрий Рогозин, лидер парламентской фракции "Родина". Расшаркиваться перед ПАСЕ я не собираюсь даже по такому серьезному поводу. Но для себя я давно определил разницу между коммунистами, которые в 1941 году первыми поднимали солдат из окопов, и теми, кто, прикрываясь историей, пытается решить свои мелкие политические задачки.

Алексей Митрофанов, депутат Госдумы (фракция ЛДПР). Коммунизм — одно из важнейших течений в мире, идея равенства всегда будет преследовать человека. Но никакую идею нельзя доводить до абсурда! Пример надо брать с норвежцев и шведов, которые пришли к коммунизму через преобразования в экономике, а не вырезая своих же сограждан. Они гораздо большие коммунисты, чем тот же Зюганов!

[В.А. Истархов]

http://ruspravliga.org/articles/89-o...owall=&start=3
Под словом "Ленин" надо понимать не одного какого-то человека, а всю преступную коммунистическую партию того времени, где главарём выступал Ленин. Так что за все преступления Ленина, Троцкого, Сталина должна отвечать ВСЯ коммунистическая партия. Вообще ВСЕ марксисты - это самые большие мракобесы в мире.
Сейчас тема голодомора в СССР поднята и известна. Однако мало кто знает, что не Сталин был единственным, кто придумал раскулачивание с помощью голодомора. Мировая сионистская мафия работает в мировом масштабе. Она не только в СССР руками Сталина творила свои зверства. В 1929 г. ОНИ организовали мощнейший кризис в США. А в 1932 г. сионистская мафия организовала аналогичный сталинскому голодомор и раскулачивание в США. Только называлось это по-другому: вместо раскулачивания – дифармингом. Но результаты были аналогичные – около 7 миллионов человек в США погибли. А оставшихся загоняли в трудовые лагеря на принудительные работы по типу работ в сталинском ГУЛАГе.
http://maxpark.com/community/4489/content/1829924 .
Творил все эти зверства президент США Франклин Рузвельт (еврей по национальности, мать Сара Делано и марксист по убеждениям). В отличие от Гувера, предыдущего президента США, проповедующего свободу личности и ограничение власти государства, Рузвельт строил тоталитарное государство по типу Сталина. Рузвельт, которого Гувер называл марксистом, вырвал у Конгресса законодательную инициативу и присвоил её себе. Присвоил себе также право вето на выходящие в США законы. Не нравившиеся ему законы он нагло топил. Он использовал право вето 635 раз. То есть вёл себя как наглый диктатор и оккупант, в точном соответствии с ленинской диктатурой так называемого пролетариата.
Все основные СМИ США того времени (пресса и радио) уже принадлежали сионистам. Поэтому сионистам было легко провести своего ставленника полупарализованного урода Рузвельта в президенты США. Рузвельт (с помощью сионистского лобби) избирал сам себя на пост президента США ЧЕТЫРЕ раза подряд. Такого никогда не было в истории США. Он бы и ещё 44 раза выбрал бы сам себя, но подох в 1945 г.
Рузвельт практически уничтожил институт распределения властей и сконцентрировал практически всю власть в руках исполнительной власти. Состав исполнительных органов Рузвельт практически утроил. Заметим попутно, что и Путин удвоил госаппарат, особенно карательные органы, ФСБ, МВД, прокуратуры, суды, которые уже более чем в 2 раза превышают численность всей российской армии.
Во время самого жестокого голода 1931-1933 гг., когда сталинская банда людей довела до такого состояния, что матерям приходилось есть своих младенцев, Сталин активно вывозил за границу зерно. В 1932 г. Сталин вывез в Западную Европу 18,1 миллиона центнеров зерна. В 1933 г. – 10 миллионов центнеров. Аналогичное зверство творил и Рузвельт. В 1932-1933 гг. американцы умирали с голоду, а в США в это время был переизбыток продовольствия. Не случайно и в США, и в СССР главным символом на флаге является сатанинская пятиугольная пентаграмма. Неслучайно также, что оба эти сатаниста (и Сталин, и Рузвельт) воевали вместе против Гитлера во время Второй Мировой войны. А после Сталин и последователь Рузвельта новый президент США сионист Трумен вместе в 1948 г. создали государство Израиль.
Заметим попутно, что Путин, именем которого названа улица в Израиле, уже ликвидировал продовольственную безопасность России. Путинская Россия уже сама себя прокормить не способна. В любой момент ей могут устроить голодомор.
Мировая сионистская мафия никогда не отказывалась от голодоморов, как средства порабощения народов. Сегодня ОНИ это планируют делать с помощью ГМО. У американских и канадских фермеров уже нет натуральных семян для пшеницы, ржи и картофеля. Им всовывают искусственные ГМОшные. Примерно 17 лет назад уговорами, подкупом властей, давлением через банки (почти все фермеры контролируются банками, выдающими им кредиты), всеми мыслимыми и немыслимыми способами фермеров заставили культивировать генетически измененные растения, в том числе пшеницу.
Особенностью этих ГМОшных растений является то, что через поколения их семена не прорастают. И фермерам приходится вновь обращаться к производителям генетически модифицированных организмов за новыми семенами. Но главное не в этом – фермеров обязывают сеять ТОЛЬКО генетически изменённые семена, причём, механизмов сделать этого – масса.
Второе – практически полностью уничтожен семенной фонд Канады, т.е. запасы обычного, не генетически модифицированного зерна, которые держали фермеры для следующих урожаев. Специально нанятые люди следят, чтобы фермер ни в коем случае не сеял зерно для будущих урожаев. Он должен закупать только у монополистов. В случае отказа у него начинаются очень серьёзные проблемы – подставки со сбытом продукции, отказ продавать средства химической защиты растений, которые находятся в руках тех же корпораций, проблемы с сельхозтехникой и кредитами и так далее. Это давление исключительно сильно и переламывает даже самых упрямых.
То есть война против крестьян – самых независимых людей сионистская мафия ведёт по всему миру.
ПЯТАЯ ДОКТРИНА – ЗАМЕНА ЭКСПЛУАТАЦИИ ЧЕЛОВЕКА ЧЕЛОВЕКОМ НА ЭКСПЛУАТАЦИЮ ЧЕЛОВЕКА ГОСУДАРСТВОМ
Коммунисты в качестве своей якобы альтернативы указывают на понятие капитализм. Но это ложная альтернатива, пропаганда для засорения мозгов. Понятие капитализм – понятие размытое, лучше им не пользоваться. Под ним можно понимать весьма разные режимы. На Западе люди живут не в условиях так называемого капитализма, а в условиях более-менее свободного мира, где есть свобода предпринимательства, свобода торговли, какие-то демократические свободы и какие-то гражданские права.
Надо научиться мыслить не категориями измов, а категориями свободы или рабства. Для оценки режима надо смотреть не на измы, а на степень прав и свобод и степень рабства.
Чем коммунизм отличается от капитализма? По большому счёту НИЧЕМ.
Коммунизм – это монопольный государственный капитализм. Это худшая разновидность капитализма, потому, что государство выступает в роли монопольного и безжалостного эксплуататора. У рабочего нет выбора, кроме как работать на государство, причём на любых самых жёстких условиях. Других собственников нет и частная собственность запрещена.
Коммунистическая пропаганда кричала о необходимости уничтожения эксплуатации человека человеком. Ну хорошо, предположим, уничтожили и что взамен? А взамен ещё более худшее: эксплуатация человека - государством. Это безусловно гораздо более худшая форма эксплуатации, потому, что государство выступает в роли единственного монопольного эксплуататора. В Совдепии кричали, что эксплуатация уничтожена. Однако советский рабочий получал в 10 раз меньше, чем рабочий в демократических странах и жил в 100 раз хуже и в материальном и в правовом отношении.
ШЕСТАЯ ДОКТРИНА – УНИЧТОЖЕНИЕ ВСЕХ РЕЛИГИЙ. МАТЕРИАЛИЗМ – В КАЧЕСТВЕ НОВОЙ РЕЛИГИИ.
Коммунистическая идея считалась атеистической. Все религии коммунизм запрещал. Главным принципом этого атеизма считался принцип: материя – первична, сознание – вторично. Очевидно, что этот принцип ложен. Например, показываю на пальцах:
Вот книга, материальный объект. Я её поднимаю, теперь опускаю, теперь поворачиваю. Что с ней происходит? Что является причиной движения этого материального объекта? Моя мысль. Моё сознание – первично, движение книги – вторично. Возникла мысль поднять – книга поднимается. Возникла мысль опустить – опускается. А мои руки – это просто рычаги управления.
То есть сознание – первично, материальные процессы – вторичны. И так везде. Когда Вы строите дом, то вначале есть общая идея дома, потом она конкретизируется и только потом дом строится и появляется на своём месте в задуманном виде. Также и с обществом. Вначале есть проект общества – и только потом общество начинает жить по этому проекту. Вначале была придумана порочная и мракобесная коммунистическая идея, коммунистический проект и только потом это мракобесие было реализовано в России, Китае, Камбодже.
Маркс в своём Манифесте пишет: «Обвинения против коммунизма, выдвигаемые с религиозных, философских и вообще с идеологических точек зрения, не заслуживают подробного рассмотрения» (с. 44). Это типичная наглая сионистская манера дискуссий. То есть чужие аргументы не рассматриваются вообще и просто отметаются на том основании, что они рассматриваются с другой точки зрения. А другие точки зрения сионисты не допускают. Причём, в состав других недопустимых точек зрения входят не только религиозные взгляды, но и любые идеологические и даже философские взгляды. То есть на умного человека сразу же навешивается ярлык и далее затыкается рот: он же философ, он не пролетарий, что его слушать, его аргументы не рассматриваются.
Маркс пишет: «Нас обвиняют в том, что коммунизм отменяет вечные истины, он отменяет религию, нравственность...» (с. 45). Ну и что? «Коммунистическая революция ... самым решительным образом порывает с идеями, унаследованными от прошлого» (с.46).
Вот откуда идёт гимн этого проклятого интернационала: «ВЕСЬ мир насилья мы разрушим ДО ОСНОВАНЬЯ, а затем...» У Маркса вообще есть два любимых слова: «уничтожить» и «разрушить». Ну хорошо, всё уничтожили и всё разрушили. До основания. А что же затем? Что нового будет построено? А вот что – продолжение гимна интернационала: «Мы наш, мы новый мир построим, КТО БЫЛ НИЧЕМ, ТОТ СТАНЕТ ВСЕМ!». Вот что они задумали. Перевернуть всё вверх ногами. Бездельников, уродов, бандитов, аморальных негодяев и садистов посадить наверх общества, а лучших людей страны загнать в ГУЛАГ или просто уничтожить. Здесь, правда, Маркс не первопроходец. Он этому всему научился у Иисуса Христа, который проповедовал то же самое: «Так, будут последние первыми и первые последними» (от Матфея 20:16). Корни-то у коммунизма и христианства одни и те же – иудейские. Поэтому у коммунистов всё наоборот: чёрное названо белым, а белое – чёрным, плохое – хорошим, а хорошее – плохим. Если коммунисты что-то хвалят, то с вероятностью 90% – это какая-нибудь редкостная мерзость. Если что-то ругают, то с вероятностью 90% – это что-то хорошее и достойное уважения.
СЕДЬМАЯ ДОКТРИНА – ДОКТРИНА МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Идеологи коммунизма прекрасно понимают, что коммунистическое общество не конкурентно демократическому правовому обществу со свободой слова, свободой торговли, свободой предпринимательства. Поэтому они никогда не собирались строить коммунизм в одной стране, чтобы показать всем его прелести. Они понимали, что только разрушив ВЕСЬ мир до основанья можно построить такую мерзкую рабовладельческую систему. Поэтому в уставе компартии СССР было записано, что компартия СССР – это не отдельная самостоятельная партия, а ЧАСТЬ мирового интернационала.
Лозунг мировой революции убрал только М.Горбачёв.
КОРНИ КОММУНИЗМА
Не надо думать, что Маркс был самым первым сатанистом и придумал сам с нуля такую мракобесную идеологию, как коммунизм. Всякая идеология имеет глубокие корни. Маркс был не только евреем, но и потомком раввинов. За Марксом стояли большие сионистские структуры, структуры тайного мирового правительства. Кто этого не понимает, советую прочитать хотя бы книгу Энтони Саттона «Уолл-стрит и большевистская революция». Или книгу Ральфа Эпперсона «Невидимая рука». Или мой «УРБ». Кто понимает истоки коммунизма, тот понимает, что коммунизм – это не борьба бедных против богатых, это борьба супербогатых против всего мира!
В юности Маркс верил в христианского бога. Но за время своего пребывания в университете изменил свои взгляды. Перемена произошла после его вступления в тайную секту, называемую «Церковь Сатаны». В соответствии с традициями секты Маркс отпустил мощную бороду и отрастил длинные волосы.
В 1846 г. Маркс и Энгельс вступили в группу, называвшуюся «Союз Коммунистов», которая возникла из организации, известной как «Союз Справедливых». А этот Союз, в свою очередь, являлся ответвлением парижского масонского «Союза Отверженных», основанного немецкими эмигрантами в Париже. Эти эмигранты были из масонов Иллюминатов.
На втором конгрессе «Союза Коммунистов» Маркс и Энгельс были выбраны для написания Манифеста коммунистической партии. При написании этого документа Маркс и Энгельс столкнулись с затруднениями, они плохо умели писать коротко. Это вынудило ЦК Союза известить их в резкой форме, что если Манифест не будет готов к 1 февраля 1848 г., то в их отношении будут приняты меры. С чьей-то подачи им предложили взять за основу вышедшую 5 лет назад книгу Теодора Дезами «Кодекс общности», откуда они и передрали основные идеи в Манифест компартии. А сам Теодор Дезами свои премудрости заимствовал у Иллюминатов, в частности от иудея и масона Адама Вайсхаупта.
Почему вожди «Союза Коммунистов» так гнали Маркса и Энгельса и требовали готовности документа именно к 1 февраля? Потому что были уже запланированы «самопроизвольные» революции для всей Европы. И они должны были «самопроизвольно» вспыхнуть по уже намеченному расписанию.
Эти спланированные «самопроизвольные» революции начались: 24 февраля 1848 г. в Париже, 1 марта в Бадене, 7-8 марта в Берлине, 12-15 марта в Вене, 13 марта в Парме, 18-22 марта в Венеции, 10 апреля в Лондоне, 7 мая в Испании, 15 мая в Неаполе, 12 июня в Праге, 27-30 июля в Хорватии. Точно так же 64 бунта в этот год «самопроизвольно вспыхнули» по всей России.
Таким образом, Манифест компартии был издан 1 февраля 1848 г. в Лондоне как объяснение причин уже спланированных революций. К счастью для народов Европы, почти все эти коммунистические революции провалились.
Если посмотреть на Манифест Маркса и Энгельса, то легко увидеть, что все принципы Иллюминатов полностью вошли в Манифест Маркса, а именно такие принципы Иллюминатов:
1. Уничтожение организованного правительства (у Маркса в Манифесте «Ниспровержение господства буржуазии, завоевание пролетариатом политической власти» (с. 39)).
2. Уничтожение частной собственности (у Маркса с. 39).
3. Уничтожение патриотизма и национализма (у Маркса «Рабочие не имеют отечества» (с. 44)).
4. Уничтожение семьи (у Маркса «Отмена права наследования» (с. 46); «Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми внушают тем более отвращения...» (с. 43); «Коммунистам можно было бы сделать упрёк разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно прикрытой общности жён официальную, открытую» (с. 44).).
5. Уничтожение религий (у Маркса: «Коммунизм отменяет вечные истины, он отменяет религию, нравственность...» (7, с. 45)).
Но и Иллюминаты были не первыми. Принято считать, что евреи первые придумали однобогую (монотеистическую) религию. На самом деле, однобогую религию придумали не евреи, а для евреев. У древних евреев, до Моисея, было всё в порядке. У них был стандартный пантеон Богов (Ханаанский пантеон), где было МНОГО Богов, а главным Богом был Бог Эль (бык Эль).
Исторически первым монотеистом был египетский фараон Аменхотеп IV (1389 – 1358 гг. до н.э.), сменивший своё имя на Эхнатона (тот, который угоден богу Атону). Эхнатон был революционером и провёл грандиозную революцию в религиозной, светской и экономической жизни Египта.
Эхнатон внешним видом напоминал мутанта или инопланетное существо: имел фигуру гермафродита: женоподобные ягодицы и грудь; яйцеобразную голову, которую он скрывал под специальным головным убором; слишком тонкую и слабую шею; длинные крючковатые пальцы; очень длинные ступни. Очевидно, что такое тело Эхнатона не могло происходить от двух египтян чистой крови.

Если вы посмотрите на Бафомета – символическое изображение дьявола сатанистами и сравните Бафомета с Эхнатоном, то сходство будет более чем очевидным.

Обратите также внимание, что во лбу этого дьявола горит сатанинская пятиугольная звезда, как у всех советских солдат. Троцкий, создатель красной армии им эту сатанинскую звезду на лоб наклеил. Спросите у ЛЮБОГО советского военного, что у него на лбу и когда это появилось? Он не только не ответит, у него вопросов никогда не возникает по этому поводу. Что наклеили, то и наклеили. Партия сказала: «Надо!» Комсомол ответил – «есть!». То есть советского человека превратили в послушного пластилинового биоробота.
Существует достаточно обоснованная точка зрения о том, что Эхнатон и его сестра-жена Нефертити были представителями неземной сатанинской цивилизации. Эхнатон был женат на своей родной сестре Нефертити, имевшей такую же уродливую голову (скрывавшуюся под специальным головным убором) и тонкую длинную шею. И все их дочери имели такие же признаки вырождения. Естественно, сионисты пропагандировали Нефертити как символ женской красоты. Всё, как положено у сионистов: уродливое должно считаться прекрасным.

Эхнатон запретил знания о множестве Богов и запретил главного Бога Египта – Бога солнца Амона. Вместо Амона Эхнатон пропагандировал одного-единственного бога – бога солнечного диска Атона. Эхнатон не только полностью запретил упоминание о Боге Амоне, но и запретил произносить и писать на папирусе и камне само имя Амона. Но этого ему было мало. Эхнатон одним из первых стал переделывать историю. «Он приказал на тысячах памятников культуры стереть и уничтожить имя Амона. На стены, на колонны, в глубину гробниц – всюду устремлялось зоркое око людей Эхнатона, чтобы неумолимо стереть имя Бога Амона и Богини Мут, его супруги. Разбить имя Бога – значило убить душу его, свести на нет его победы и завоевания». Это означало переделку и фальсификацию всей истории Египта. Святилища древних египетских Богов были поруганы и разграблены.
Эхнатон инакомыслия не терпел, свободы информации не терпел, стремился к концентрации власти, был одним из первых идеологов коммунизма. Эхнатону не долго удалось изгаляться над Египтом. Через 16 лет его свергли, и к власти пришёл Тутанхамон. Храмы Атона также разрушили, а имя Эхнатон также не только предали поруганию, но и запретили называть. Называли его не иначе как «сверженный преступник Ахенатон».
Но дело «сверженного преступника» Эхнатона, к глубокому сожалению, не умерло. Духовными учениками и наследниками Эхнатона стали древние ессеи, жившие коммунами. В секте ессеев впоследствии стажировался Иисус Христос.
Принципы древних ессеев взял за основу основоположник Баварских иллюминатов иудей Адам Вайсхаупт и разработал совершенно секретный документ под названием «Новый завет Сатаны». Взяв у Вайсхаупта основные принципы за 5 лет до издания коммунистического Манифеста, Теодор Дезами издал книгу «Кодекс общности». Сатанисты и масоны 31-й степени Карл Маркс и Фридрих Энгельс аккуратно переписали у Дезами все коммунистические принципы и изложили всё это в своём «Манифесте коммунистической партии». А из-за этой книжонки были пролиты реки крови. Так что мировая история началась не вчера и имеет более глубокие корни, чем это кажется на первый взгляд.
Тема коммунизма очень велика и в принципе это не тема для одной лекции. Но основные моменты мы разобрали. Поэтому я на этом остановлюсь. Благодарю за внимание.