*1488. Доктор Лиза

[Новое время]

№ 31 (293) от 30 сентября 2013
Чернухина Юлия

О вооружённой проверке в фонде Доктора Лизы

В благотворительный фонд Елизаветы Глинки «Справедливая помощь» пришла вооруженная проверка. Чего хотят власти от Доктора Лизы, которая помогает государству делать то, с чем оно не справляется, — разбирался The New Times

Исполнительный директор фонда "Справедливая помощь" Елизавета Глинка

По мирному фонду Доктора Лизы, оказывающему помощь бездомным и малоимущим, потоптались люди в форме: сначала явился участковый с пистолетом и угрозами, потом пугать бомжей пришли три сотрудника патрульно-постовой службы с автоматами. Фонд проходит сейчас процедуру переоформления договора аренды, так что всполошились даже закаленные сотрудники «Справедливой помощи» — опасаются, что их выселят.

Наезд

20 сентября в 11 утра в фонд Елизаветы Глинки «Справедливая помощь» пришел участковый из ОВД по району Замоскворечье Артем Прощук. Он заявил, что проводит срочную проверку на основании жалобы, «спущенной в отдел из окружного УВД по ЦАО г. Москвы». В жалобе говорилось, что в фонде «разводят бомжей», что сюда приходят «непонятные личности», а сама Доктор Лиза вступила в Совет по правам человека при президенте РФ, чтобы захватить подвал, в котором ютится ее фонд. Кроме того, неизвестный жалобщик утверждал, что в неких автобусах «Москва — Липецк», припаркованных у Павелецкого вокзала (фонд Глинки несколько лет кормит на этом вокзале бездомных. — The New Times) и якобы принадлежащих Доктору Лизе, «под прикрытием лежат гастарбайтеры».

Как рассказала The New Times Елизавета Глинка, участковый Прощук вел себя бесцеремонно, напугал всех висящей на поясе кобурой, разговаривал с сотрудниками фонда грубо и пренебрежительно, копию с жалобы сделать не разрешил, мотивируя отказ тем, что это может повредить жалобщику. Удалось лишь узнать, что жалоба прислана в окружное УВД из предвыборного штаба Сергея Собянина — так по крайней мере значилось в шапке документа.

Участковый предложил Глинке написать объяснительную. «Я ответила: вы действительно считаете, что я на весь этот бред должна отвечать? Я ничего писать не буду, кроме того, есть 51-я статья Конституции», — вспоминает глава фонда. Прощук возмутился и пригрозил «уставной проверкой и подробным обыском».

Когда Доктор Лиза сообщила участковому, что позвонит своему адвокату, полицейский заявил буквально следующее: «Порядочные люди адвокатам не звонят, значит, вам есть что скрывать». Потом он потребовал договор аренды и устав фонда. По словам Глинки, она «так и не могла понять, что от нее хотят».

Проверка длилась два часа. Обстановка накалялась, пришлось срочно принимать меры. Елизавета Глинка позвонила главе столичного Департамента социальной защиты населения Владимиру Петросяну. Тот сначала просто не мог поверить, что в фонде такое творится, а потом попросил к телефону участкового Прощука. «Я ни с кем разговаривать не буду», — отрезал полицейский.

Тогда заместитель Петросяна Андрей Бесштанько в срочном порядке подготовил и переслал через твиттер бумагу от Департамента соцзащиты, где говорилось, что деятельность «Справедливой помощи» законна и осуществляется в рамках соглашения с Департаментом. Участковый молча положил документ в свою папку и вскоре ретировался.

Но это, как выяснилось позже, было только начало. После того как участковый ушел, а Доктор Лиза уехала по делам, во двор дома, где располагается фонд, зашли трое сотрудников ППС с автоматами через плечо. Офицер и два сержанта интересовались каким-то фондом, «который детей, что ли, ищет». После сложных переговоров по рации с использованием ненормативной лексики выяснилось, что вооруженные люди сами не знают, что ищут — ни точного адреса, ни названия учреждения начальство им не сообщило.

Полицейские метались по двору, громко переговариваясь по рации. И все это время в помещение фонда входили и выходили посетители. Многие психически нестабильные «клиенты» Глинки ужасно пугались, увидев автоматчиков. Хуже всего, по словам Доктора Лизы, отреагировала одна женщина, страдающая шизофренией, которая иногда приходит за помощью: «Она стала обзванивать всех знакомых и рассказывать, что произошел захват здания. Теперь она сюда долго не заглянет — ей все время кажется, что они снова придут».

Сотрудники ППС во дворе фонда Доктора Лизы

«Слишком много совпадений»

«Мне кажется, это превышение властных полномочий. Я хочу разобраться, почему общение произошло в такой жесткой форме, почему не дали снять копию с жалобы, почему пришел участковый не с моего участка, почему это все совпало и случилось именно в период заключения нового договора аренды здания. Здесь слишком много совпадений — испуганы не только больные, но и сотрудники фонда», — говорит Елизавета Глинка.

Участковый Артем Прощук, с которым The New Times связался через несколько дней после инцидента, никаких сомнений в своей правоте не испытывал. На «чужой» участок он пришел, потому что заменял находившегося в отпуске коллегу Александра Боголепова. О том, как эта жалоба могла прийти из собянинского предвыборного штаба, который к тому моменту уже десять дней как закрылся, полицейский, по его словам, не задумывался, но предположил, что ее написали еще перед выборами и прислали в отделение по факсу. На вопрос, стоило ли вообще проводить проверку по такой абсурдной жалобе, ответил, что «жалобы приходят часто и разного содержания». От причастности к появлению во дворе фонда автоматчиков решительно открестился: «Наряд ДПС или ППС? Я понятия не имею — я туда никого не направлял». А на вопрос, собирается ли он предпринимать в отношении фонда еще какие-то действия, отреагировал встречным вопросом: «А надо? Ну пока все нормально, беспокоиться не о чем».

«Мы помогаем делать государству то, с чем оно не справляется. Я не преступница, я не понимаю, почему со мной надо так разговаривать»

Вышедший из отпуска участковый Александр Боголепов, на чьей территории находится здание фонда, тоже не увидел в случившемся ничего сверхъестественного. «Окружное УВД по ЦАО спустило бумагу, на которую был срочно нужен ответ, вот и все. Я был в отпуске, другой участковый провел проверку, бомжей кормить у нас не запрещено, о чем заявителю дали письменный ответ. Ну люди ненормальные, пишут разное», — пояснил он The New Times. Кстати, сам Боголепов, по его словам, относится к фонду хорошо и не раз лично помогал его сотрудникам в решении текущих вопросов.

The New Times направил запрос в ГУ МВД России по г. Москве, но там за три дня не смогли подготовить комментарий.

Помощь для всех

С кем же так решительно сражаются мужественные московские полицейские по наводке неизвестных «доброжелателей» из предвыборного штаба мэра Собянина? И какой такой криминал мог привидеться им в деятельности «Справедливой помощи»?

Фонд Доктора Лизы на Пятницкой занимает небольшой подвал во дворе дома, в котором находятся еще несколько организаций. Девиз фонда — «Мы пытаемся помочь тем, кому не поможет уже никто». За день в подвал приходят до 100 нуждающихся в помощи людей: малоимущих, у которых не хватает средств на одежду и еду, бездомных, в том числе и больных — особенно их много осенью и зимой. Есть у Доктора Лизы на попечении и психические больные. «Инвалиды получают продуктовую помощь от государства один раз в год, а у меня 57 малоимущих семей получают помощь раз в неделю», — поясняет Елизавета Глинка.

У фонда в подвале два помещения: кухня и общая комната, где находятся сотрудники и куда приходят нуждающиеся. Вот пожилая пара принесла пакет с вещами, какой-то мужчина привез бутылки растительного масла и гречку. К главе фонда подходит женщина и тихим голосом благодарит за помощь.

Иногда Доктор Лиза пишет отчеты в ЖЖ. «Бездомных меньше, приходят на перевязки и за одеждой. Матрасы в тюрьму купили, подписали договор и кучу всяких бумаг для ФСИН. Бабушку Храмову завтра отправляем домой — начнет делать ремонт и купит себе козочку. Две новые больные — одна без гражданства, вторая гражданка Украины. История простая и страшная — приехали работать, заболели. Обе — в терминальной стадии рака. Гражданка Украины поедет в Киевский хоспис, Елена (без гражданства) ехать никуда не может» — так начинается один из ее постов. Далее она перечисляет нужды своих подопечных: салфетки марлевые большие, бинты широкие…

Елизавета Глинка помогает тем, кому все отказывают в помощи

Квартирный вопрос

Несколько лет Доктор Лиза добивается для фонда более просторного помещения, потому что зимой, когда бездомных приходит особенно много, организация не может справиться с их наплывом и приходится отказывать в помощи. Она просит предоставить ей на платной основе отдельно стоящий большой дом в ЦАО с двумя входами, чтобы бездомные проходили через один, а малоимущие и психически нездоровые — через другой.

В декабре 2011 года запрос по этому поводу в столичный Департамент имущества писал уполномоченный по правам человека в Москве Александр Музыкантский. После этого для нужд Доктора Лизы и ее подопечных предложили три здания: два на Покровке и одно в Большом Сухаревском переулке. Но использовать их по назначению было невозможно. «Во-первых, было непонятно, кому принадлежат эти здания. Во-вторых, в них нельзя было попасть — двери заколочены, ключей нет. И в-третьих, в одном из этих домов была полуразрушена и протекала крыша, не было ни отопления, ни водоснабжения, ни света», — рассказала The New Times пресс-секретарь «Справедливой помощи» Лана Журкина.

От предложенных зданий пришлось отказаться, дело застопорилось, и фонд остался в своем подвале. А в начале июля 2013 года, в разгар кампании по выборам мэра Москвы, от столичного правительства вдруг пришел документ за подписью Сергея Собянина: врио мэра предлагал бесплатно предоставить Доктору Лизе подвал на Пятницкой, который она сейчас арендует по рыночным ценам. 20 августа это предложение было подкреплено соответствующим распоряжением правительства Москвы. Чтобы заключить новый договор, нужно было расторгнуть предыдущее соглашение и подать документы в Департамент имущества, что фонд и сделал. Но выборы закончились — и все опять зависло.

Тут-то как раз и явился с проверкой старательный участковый Прощук, породив у сотрудников «Справедливой помощи» подозрения о том, что никакого нового договора не будет. Правда, когда Елизавета Глинка задала этот вопрос заместителю мэра Москвы по вопросам экономической политики и имущественно-земельных отношений Наталье Сергуниной, та заверила, что теперь новый договор о бесплатной аренде будет подписан «очень быстро».

«Пока не расстреляют, никуда не уеду»

«Я не преступница, я не понимаю, почему со мной надо так разговаривать. Мы — частный фонд, мы не иностранные агенты, у нас нет грантов. Нам хотелось независимости. Я не могу понять, что полицию так не устраивает, — мы помогаем делать государству то, с чем оно не справляется», — сетует Доктор Лиза.

Елизавета Глинка вполне могла бы позволить себе жить в свое удовольствие: на родине ее мужа Глеба Глинки, американца русского происхождения, у нее собственный дом, там живут ее дети, и она тоже могла бы спокойно жить в Америке. Но…

«Мы хотели вернуться в Россию, когда вырастут дети, но это получилось раньше: когда заболели родители, мне пришлось приехать сюда и ухаживать за ними, — объясняет Доктор Лиза. — Почему я не уезжаю? Мне очень нравится моя работа. А вообще я стараюсь об этом не думать. Пока не расстреляют, я никуда не уеду, но пока только пришли с оружием».

фотографии: «Справедливая помощь», Илья Питалев/РИА Новости
3,211

[Newsru.com]

http://www.newsru.com/religy/29sep2015/dr_lisa.html

Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП) наградила главу благотворительного фонда "Справедливая помощь" Елизавету Глинку, известную как Доктор Лиза, орденом святителя Луки Крымского

Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП) наградила главу благотворительного фонда "Справедливая помощь" Елизавету Глинку, известную как Доктор Лиза, орденом святителя Луки Крымского. Об этом РИА "Новости" сообщила накануне помощница Глинки Наталья Авилова.

Почти с самого начала конфликта на Украине Елизавета Глинка регулярно посещает Донбасс с гуманитарными миссиями - для передачи медикаментов и продуктов питания в больницы, а также для эвакуации больных детей из зоны боев. Многих детей с родителями она сопровождала на лечение в российские медучреждения. В конце августа Доктор Лиза открыла в Москве "Дом милосердия" для семей с детьми, которые уже прошли лечение и нуждаются в реабилитации.

Для самой Доктора Лизы вручение награды стало неожиданностью. "Я сама о вручении мне этой награды узнала из почты - получила письмо сегодня утром", - цитирует Авилова слова Глинки.

Елизавета Глинка окончила Московский государственный мединститут имени Н.И. Пирогова по специальности врач-реаниматолог, позднее в Дартмутском колледже получила второе образование "врач паллиативной медицины". В 1999 году основала первый в Киеве хоспис. Вернувшись в Россию, учредила благотворительную организацию "Справедливая помощь". Фонд создан для оказания помощи бездомным, безнадежным больным, одиноким пенсионерам и инвалидам, которые лишились жилья и средств к существованию.

Святитель Лука Крымский, имя которого носит орден, - в миру Валентин Войно-Ясенецкий - хирург, ученый, автор трудов по анестезиологии, доктор медицинских наук, а также духовный писатель, доктор богословия. С 1946 года был архиепископом Симферопольским и Крымским. УПЦ МП причислила архиепископа Луку к лику святых в 1995 году, РПЦ канонизировала его в 2000 году.

[Анна Рудницкая]

http://expert.ru/russian_reporter/2007/07/doctor_liza/
05 июл 2007


К ней приходят умирать, а она помогает людям жить — до последней минуты. Врач Лиза Глинка — создательница первого киевского хосписа для людей, больных раком, теперь хочет открыть в Москве первый хоспис для неонкологических больных

Сорокадвухлетний компьютерщик Саша не мог дышать. Если во время очередного приступа удушья Лиза оказывалась рядом, он держал ее руку липкими от страха пальцами и не отрываясь смотрел взглядом, умоляющим не уходить. Когда человек не может дышать, ему очень-очень страшно. А когда у него при этом рак печени с метастазами по всему телу, ему и так есть чего бояться и с чем бороться.

Саше срочно был нужен оксигенератор — прибор, позволяющий дышать. Стоит он $1700. Про Сашу и про прибор Лиза Глинка, известная среди завсегдатаев «Живого журнала» как doctor_liza, написала в своем интернет-дневнике. Ей тут же ответили: вас читают больше 2000 человек, прибор стоит 1700, если каждый скинется по доллару… Лиза отложила все дела, намеченные на один из ближайших вечеров, чтобы пригласить всех своих виртуальных друзей-читателей в кафе, познакомиться с ними лично, поговорить за жизнь и собрать деньги для Саши. Она готова была сидеть там хоть до утра. Но не понадобилось. В тот же день с ней связались два человека, которых она до этого никогда в жизни не видела: бизнесмен Артем и его жена Марина сказали, что готовы купить прибор, и наутро привезли его к ней домой. Так у Лизы освободился вечер, и мы смогли поговорить.
Реклама

Я боялась знакомиться с ней лично. Больше года читая ее дневник, смеясь и плача над ним, я боялась… Чего? Наверное, увидеть, что она помогает безнадежно больным не только из любви и сострадания к ним, а еще и по каким-то другим причинам. Например, что так она помогает не им, а себе.

К счастью, я боялась зря. Маленькая, хрупкая доктор Лиза с глазами в пол-лица оказалась веселой, ироничной и в доску своей.
Депутаты и помощники

Последние несколько месяцев Лиза живет в Москве и ухаживает за двумя десятками больных. Помочь Саше ее попросил руководитель фирмы, где он работает, — читатель ее дневника в интернете. Дома у Лизы в ожидании отправки на лечение живет 16-летняя девочка Лена. У Лены рак, и дома ей почему-то было плохо. Спрашиваю: «Как она вас нашла?» «Значит, надо было, — отвечает Лиза. — Ко мне от хорошей жизни не приходят». В Москве она помогает тем, кому хуже всего — кто не может или не хочет лечиться в больнице или в хосписе. Как тот же Саша, который после второй операции просто сбежал из больницы и с тех пор не верит никаким врачам кроме нее. А в свободное от работы с больными время Лиза уже несколько месяцев общается с депутатами, бизнесменами и чиновниками. Она хочет открыть в Москве первый хоспис для людей с неонкологическими заболеваниями.

— Пока все хосписы и в Киеве, и в Москве заняты исключительно онкологическими больными, — и это правильно. Потому что это самая тяжелая категория больных — они нуждаются в постоянном обезболивании. И, как правило, самая бедная, потому что к тому моменту, когда наступает последняя стадия заболевания, они уже нищие и материально, и морально, и у них нет никаких сил. Но ведь помощь необходима не только раковым больным. Эта идея зрела у меня давно. Подтолкнула меня к ней мама одного мальчика, Вадима, у которого был врожденный дефект сосудов головного мозга. Его прооперировали не сразу после разрыва аневризмы, а только на пятый день. Он лежал в коме в реанимации, и над мамой все время висел этот дамоклов меч: во-первых, чем платить за лечение, а во-вторых, что будет, когда его выпишут? Не может же он все время занимать такую дорогую койку, да? А ему постоянно нужен аппарат искусственного дыхания, нужен уход. И я задумалась — а куда вообще девают таких больных? На днях из отделения реанимации одной из ведущих московских клиник выписали ребенка с опухолью головного мозга, который считается «неперспективным». Мальчик не может дышать и глотать — все только с помощью аппарата. Но он в сознании, он все понимает. Написал маме записку: «Куда меня везут?» А везут его в Калужскую область. Представляете, как оборудована реанимация в Калужской области? Я считаю, это антигуманно — сознательно ухудшать условия жизни человека, пусть даже «неперспективного».

— Вы хотите сделать хоспис для людей после нейрохирургических операций?

— Не только. Для них, возможно, прежде всего, но не только. Там обязательно будут койки для больных с рассеянным склерозом, с другими заболеваниями нервной системы. Когда мы проводили в РИА «Новости» онлайн-конференцию по этой теме, один вопрос был от мужчины с диагнозом «рассеянный склероз». Он спросил, как я отношусь к эвтаназии. Отношусь резко отрицательно и считаю, что каждому человеку должно быть обеспечено право на достойную смерть — в срок, без боли, в окружении близких.

— На каком этапе сейчас находится этот проект?

— Двигается. Непонятно, куда и с какой скоростью, но двигается. Сделано большое дело — нам взялся помогать Сергей Миронов, спикер Совета Федерации. Он дал поручение Зурабову…

— Звучит так себе.

— Согласна. Но кто еще, Аня? Никого ведь больше нету. Миронов поручил Зурабову разработать законопроект о мерах по улучшению качества помощи обреченным больным и развитию паллиативной медицины. Если Зурабов согласится и такой законопроект будет утвержден, то на помощь неонкологическим больным по всей России будут выделяться средства из бюджета. Надеюсь, это не просрут, как нацпроект «Здоровье». И второе, что сделал Миронов и за что я ему лично благодарна, — он написал, что окажет помощь в создании первого пилотного учреждения подобного рода.

— А почему вы обратились именно к нему?

— Мы с ним общались до этого. Он помогал одному моему киевскому больному — мальчику-сироте, которого подобрали на железной дороге. И я поблагодарила его за помощь. После этого мы встретились, и я рассказывала ему про ситуацию с онкологическими больными. Про то, что их никуда не берут, про взятки, которые требуют в больницах, про то, как продают квартиры и закладывают дома, чтобы заплатить за лечение. И он сказал: я все понимаю, у меня была такая проблема в семье, я знаю, как умирают от рака — я буду помогать, и никакого пиара мне не надо. Так что когда у меня возникла идея с неонкологическими больными, я снова к нему пошла. Мне референт сказал в приемной: «Вы приготовили бумаги? У вас есть 15 минут». А у меня бумаг вообще никаких нет. Думаю — что же я ему скажу за 15 минут? Я тогда решила не затрагивать ситуацию в целом, а попытаться помочь маме конкретного ребенка, Вадима. Я объяснила, в чем дело, и сказала, что мама собирается продавать квартиру. Показала ему документы этого мальчика и счет из больницы. Миронов сразу написал резолюцию: «Оплатить немедленно». После этого мы проговорили еще почти два часа. Все те важные люди у него в приемной готовы были меня разорвать.

Фото: Игорь Гаврилов

— Тем, кто не знает, как умирают от рака, есть шанс что-то объяснить?

— Да мне кажется, все так или иначе с этим сталкивались. Не в семье, так на работе, у соседей. Люди почему-то закрываются от этого, считают, что надо помогать тем, кого можно вылечить. В «ЖЖ» мне кто-то писал, что ему хочется прийти и убить и меня, и моих больных, потому что я развращаю народ и иду против естественного отбора, а деньги, которые я трачу на безнадежных, надо вкладывать в высокие технологии… Так ведь вложили уже. Из-за этих высоких технологий и получаются инвалиды, которые раньше бы просто не выжили. Но об этом как-то не задумываются. В общем, моя работа считается непродуктивной.

— Кто еще вам помогает?

— Саша Чуев, депутат Госдумы. Тоже не ради пиара. Просто он — жалостливый. Да, да, жалостливый. Он, наверное, самый небогатый депутат, ездит на довольно старой «Волге»…

— На «Волге»?!

— Ага. Честное слово. Он единственный мне сказал, что я могу звонить ему в любое время дня и ночи, если нужна какая-то срочная помощь. Моим больным часто ведь требуется что-то, чего я при всем желании сама не могу обеспечить, — решение каких-то материальных проблем, например. И я действительно могу и звоню ему в любое время, и он действительно помогает.
Дети и взрослые

На холодильнике у Лизы (в ее московской квартире) висит распечатанное на принтере письмо от младшего сына: «Мама, пожалуйста, помоги всем в хосписе. Я ужасно скучаю, не знаю, что буду делать. Пиши мне обратно длинное письмо. С любовью, Леша». Несколько лет назад под подушкой у сына Лиза обнаружила не менее трогательный текст. На большом плакате от руки корявыми буквами было написано: «ХОСПИС ОТНИМАЕТ РОДИТЕЛЕЙ!»

Лизина семья — муж и два сына, 21 и 16 лет, — живет в Америке. Раз в два месяца, а то и чаще, она пересекает Атлантику, чтобы на 7–10 дней попасть в Киев. И помимо этого обязательно прилетает каждый раз, когда в хоспис поступает ребенок.
«Если Зурабов согласится и такой законопроект будет утвержден, то на помощь неонкологическим больным по всей России будут выделяться средства из бюджета. Надеюсь, это не просрут, как нацпроект “Здоровье”»

— Иначе просто нельзя, для персонала это самое большое испытание. В мае мы похоронили трех детей — 7, 5 и 2 лет. Я думала, от меня уйдут все. Но все остались… Самый маленький ребенок, кстати, был из Москвы. Я не знаю, почему его здесь в хоспис не положили. Меня поставили перед фактом: умирающий ребенок находится на снятой в Киеве квартире, и его попросили забрать. Он умер буквально через два часа.

— За шесть лет вы нашли какие-то слова для родителей таких детей?

— Сколько смертей — все разные. Иногда я ничего не говорю, молчу вместе с ними. Иногда объясняю, что есть вещи, которые надо пережить, потому что сделать уже ничего нельзя. Был у нас папа, который вел себя совсем неадекватно. Пришли медсестры и сказали, что он грозится их всех поубивать. А до этого он уже все иконы топором порубил. Он метался по палате — я впервые видела человека, который в кровь сдирал кожу на ладонях — и кричал: «Зачем это все?..» Девочка, его дочка, страшно болела и страшно погибала. Какие-то баптисты увезли ее в Германию и пытались лечить, но безуспешно. Ее мама сказала мне, что, когда они летели назад, она молилась, чтобы самолет разбился, и все это кончилось… И вот разъяренный отец мечется по палате, а я стою у двери, караулю выход, чтобы он кого-нибудь действительно не убил, и совершенно не знаю, что делать. А потом говорю: «Если вы сядете, вы сможете подержать Наташу на руках». И он вдруг остановился, поднял на меня глаза и спросил: «А можно?» — «Конечно, можно». Мы быстренько отцепили все трубки, он взял девочку, обнял ее и так и держал на руках. Я даже не увидела, когда ребенок умер. Он сам сказал: «Она ушла». И спросил: «Можно, я еще подержу?» Еще он сказал, что она так хотела туфельки с камушками, а он не успел их ей купить… Тогда я говорю: «Давай мы с тобой сейчас возьмем бумажку, обрисуем ножку, и ты обязательно купишь ей эти туфельки». Он положил бумажку в карман, сказал мне: «Ну, вы там все формальности с похоронами уладьте», — и поехал за туфлями...

— Родители не воспринимают смерть ребенка как наказание себе?

— Нет. Скорее как чудовищную несправедливость. Они вообще о себе не думают. У родителей умирающих детей даже лексика меняется. Причем дети не обязательно маленькие. Бывает, что умирает 30-летний человек, с которым сидит мама. И «я» у нее исчезает совершенно. Они говорят «мы»: «мы поели», «мы пописали», «нам лучше». Они отождествляют себя с ребенком и потом умирают вместе с ним. Они приходят в хоспис на 9-й и на 40-й день. У меня было несколько матерей, которых я не узнала — так они изменились. Совершенно другие лица. Не измученные, не заплаканные — просто другие. Хотя вообще женщины мужественнее мужчин. Истерик у них почти не бывает.

Фото: Игорь Гаврилов

— А у персонала?

— Бывает. Они у меня очень эмоциональные, санитарки особенно. Есть в хосписе один человек, который не может плакать, — это я. А им всем разрешено.

— Вы где плачете?

— У меня есть подруга — Вера Миллионщикова, директор первого московского хосписа. Вот с ней я могу выплакаться. Она очень близкий мне человек: я, наверное, священнику не рассказываю того, что могу сказать Вере. Ну, и мужу еще. Он хоть и говорит иногда: «Меня ты выслушаешь, когда я буду умирать», — на самом деле очень меня поддерживает. Хотя я, как правило, стараюсь «не брать работу домой».

— Сколько времени вам удается проводить с детьми?

— Пока не началась работа в киевском хосписе, мы не расставались ни на один день. Младшего я кормила грудью до пяти лет. Поэтому мы, конечно, привязаны друг к другу. Когда я не с больными — я с ними. Младший с десяти лет летает со мной в хоспис. Сидит дома с няней и ждет, когда я приду и мы пойдем погулять. Однажды он мне сказал: «Знаешь, мама, когда ты умрешь, я не буду писать на твоей могиле “Глинка Елизавета Петровна”, потому что тогда будут приходить все больные и их родственники. Я напишу “мама”, и тогда буду приходить только я». А старший любит вырезать статьи о том, как трудно работать людям в хосписе, и присылать мне. При этом они моих больных… ну, любят тоже, да. Но они научились разделять мою работу и меня.
Мед и кислород

В созданном Лизой киевском хосписе живет попугаиха Жанна, которая умеет ругаться с интонациями самой Лизы, а больные пользуются баром, составленным из подарков врачам других отделений. Медсестры во время обхода вместе с лекарством предлагают, как в самолете, на выбор — белое или красное. И дневник Лизы в интернете — это не наблюдения врача за больными, а рассказы о людях. Люди разные — чаще бедные и даже нищие, но иногда вполне состоятельные, благородные и не очень, борющиеся и смирившиеся. Они любят, ревнуют, ненавидят, ссорятся, мирятся, смотрят телевизор и играют с детьми. Доктор Лиза пишет не про умирание, а про жизнь в присутствии смерти.

«Вся разница между ними и нами — в том, что они приблизительно знают свой срок, а мы нет», — сказала она однажды.

— Зачем вы себе «ЖЖ» завели?

— Это не я. Мне его друг завел года два назад. Я тогда вообще была в Сербии.

— Что вы там делали?

— Работала верной женой, потому что мой муж был там в командировке, трудился над каким-то законопроектом. Я в компьютерах ничего не смыслю, так что друг сам все сделал, прислал мне пароль и имя — Доктор Лиза. Это он меня так назвал, не я. И сказал: все пишут в «ЖЖ», так что ты тоже пиши. Самый первый комментарий был: «А зачем вам это нужно?»

— И зачем вам это нужно?

— Сейчас уже трудно сказать, привыкла как-то. А сначала это была единственная площадка, с которой я могла рассказать о проблемах своих больных.

— Я помню, вы писали о том, как удивились, когда ваши читатели первый раз собрали какие-то деньги для пациентов хосписа…

Фото: Игорь Гаврилов

— Не деньги, нет, это был тоже оксигенератор. Мне его просто привезли. Дело в том, что на Украине его купить нельзя — нелицензированное оборудование. У меня было два, которые я с большими сложностями привезла из Америки. Кое-как их хватало. А потом появился ребенок, которому была нужна кислородная подушка, и я написала в «ЖЖ», что у меня есть мечта — чтобы мне купили оксигенератор. Моя подруга Наташа Лосева перепостила эту запись в куче разных интернет-сообществ, и все получилось.

— А почему нельзя лицензировать это оборудование на Украине?

— Потому что на Украине оно не производится. А любая импортная аппаратура должна закупаться по тендеру. А тендеры не проводятся... Какие тендеры, если там за последние два года меняется пятый министр здравоохранения?

— Говорят, вы ужинали с самим Ющенко.

— Неправду говорят — обедала, а не ужинала. В армянском ресторане два года назад. С Ющенко и Ириной Хакамадой, которая тогда входила в попечительский совет моего фонда и приехала в Киев открывать первую детскую палату в нашем хосписе. И Ющенко мне сказал, что я — украинская мать Тереза. (Хохочет.) Это ужасно, Аня! Мне так стыдно!
«Сложился какой-то образ железной леди. Это потому, наверное, что они все думают, будто я работаю с умирающими — с теми, кому нельзя помочь. А их только вылечить нельзя, а помочь можно и нужно. Так что я работаю с живыми»

— Почему стыдно-то?

— Ну, ужасно! Какая я мать Тереза?! Короче, посидели мы втроем в этом армянском ресторане. А потом он прислал… Он же пчеловод — прислал 100 килограммов меда. Я ехала куда-то на вызов, а тут мне звонят из хосписа и говорят: тебя от Ющенко ждут. Кто?! Не знаем, говорят, стоят какие-то два лба с бидонами. Пришлось возвращаться и принимать мед.

— Чем-то еще, кроме меда, он вам помог?

— Да. Он помог продвижению строительства отдельно стоящего здания, которое должно открыться в сентябре. Достаточно было его звонка, чтобы выделили участок и деньги на двухэтажный корпус на 25 мест. Все палаты там одноместные, и это будет единственный хоспис на всем постсоветском пространстве с двумя детскими палатами.

— Вы написали в «ЖЖ», что московский проект станет для вас последним — больше никакой оргработы. Устали?

— Устала общаться с чиновниками, олигархами, депутатами. Не мое это. Мне легче пять больных посмотреть, чем на один прием в Госдуму сходить. Так что если все получится с этим пилотным проектом, то я закрою «ЖЖ», удалю из телефонной книжки все контакты депутатов и буду заниматься только больными — в Москве и Киеве.

— Есть что-то, чего вы боитесь?

— Я боюсь грузовиков и тракторов, которые подрезают, когда я еду на «скорой» к больному. В лифте боюсь застрять, когда иду на вызов, — такое было несколько раз, а кнопочки сигнализации не всегда работают… Я могу сказать, чего я не боюсь. Я не боюсь своих больных. Грязи, крови, рвоты не боюсь. В остальном я нормальная женщина! Боюсь темноты, боюсь высоты. Крыс, собак, тараканов. Я же живой человек. Хоть меня и спрашивают иногда: «У вас ПРАВДА есть дети?», «У вас ПРАВДА есть муж?..» Сложился какой-то образ железной леди. Это потому, наверное, что они все думают, будто я работаю с умирающими — то есть с теми, кому нельзя помочь. А их только вылечить нельзя, а помочь можно и нужно. Их можно утешить и обезболить. Так что я работаю с живыми.
***

Поздно вечером мы поехали к Саше — повезли ему оксигенератор. Первый раз я ехала по Москве с мигалкой и почти непрерывно орущей сиреной реанимобиля, который вместе с водителем и врачом-реаниматологом Лизе «одолжили» ее добровольные московские помощники. Теперь я знаю, как снять сериал «Скорая помощь» в миллион раз дешевле, чем это сделали его создатели: достаточно просто 40 минут держать в кадре глаза водителя реанимобиля, которые я видела в зеркале заднего вида. Только два раза отвлеклась на визг тормозов и громкий мат: сначала — когда наперерез «скорой» с включенной сиреной бросился на перекрестке белый «мерседес», торопясь проскочить перед нами, а потом — когда тот же номер на другом перекрестке проделал автомобиль ГИБДД. Но мы доехали.

Фото: Игорь Гаврилов

Спальный район где-то на Пражской, панельный дом, чистый подъезд. Дверь открыла Сашина мама — седая женщина в халате. Саша ждал нас сидя в кресле, из пододеяльника на разобранной постели выглядывала кошка. Лиза обнялась с ним, поцеловала в щеку, стала расспрашивать про самочувствие. Распаковали подарок. Когда попытались подсоединить какие-то проводки к Сашиной груди, чтобы опробовать прибор, кошка выползла из-под одеяла и зашипела. Выставить ее за дверь не получилось: она тут же вернулась через дырку. Ее сделал в двери Саша.

— Я и ручку приделал, — сказал он.

Лиза засмеялась:

— Я же тебе говорила, он у нас шутник!

Но Саша не шутил: внизу двери, у самого пола, рядом с треугольной дыркой была прибита самая обыкновенная дверная ручка. Для кошки.

Сашина мама, минут десять молча наблюдавшая за нами, вдруг вышла из комнаты и вернулась с большим портретом молодой красивой женщины.

— Сестра его, — сказала она, кивая на Сашу. — Погибла. Замерзла зимой на остановке. Нашли через три месяца.

На оборотной стороне портрета было написано: 1955–1978. Двадцать три года.

Когда мы уходили, она попыталась вручить Лизе пакет с какими-то баночками: грушевым вареньем, солеными огурцами и чем-то еще.

— Я возьму, — сказала Лиза. — Только не сейчас — вы же знаете, какая я суеверная. Я обязательно возьму, когда Саше станет лучше.

Но пока этот текст готовился к печати, Саше резко стало хуже. Чтобы получить обезболивающее, депутату Чуеву пришлось лично везти районного онколога к Саше домой.
№7 (7)

Глинка Елизавета Петровна.

Родилась в Москве. Закончила 2-й Московский медицинский институт, специализация — реаниматолог-анестезиолог. В 1985-м, выйдя замуж за американского адвоката русского происхождения, уехала в США, где получила вторую специальность — онколога. Там же, в Америке, впервые познакомилась с деятельностью хосписов, после чего принимала участие в работе первого московского хосписа, а потом, уехав на два года вместе с мужем на Украину, создала первый хоспис в Киеве (2001 год). Президент международного фонда поддержки хосписов VALE.

[Станислав Садальский]

доктор Лиза
Лиза, Лиза… я до последнего надеялся на чудо
то, что это ее телефон умер, а не она
то, что она в воздухе, но в другом самолете, поэтому недоступна

есть такая избитая фраза "незаменимых нет"… не люблю ее, в оригинале она имеет совсем другой смысл, это слова Сталина, обращенные в 30-х к зарвавшимся руководящим работникам...

Незаменимы все. С уходом каждого человека у кого-то угасает душа и рушится мир - у детей, родителей, любимых, любящих

Скорблю обо всех, о пилотах и артистах, о военных и журналистах, просто Лизу я знал, она была для меня неким ориентиром, о ней я всегда вспоминал, когда становилось очень тоскливо, ведь профессии врача и актера похожи, медицина и искусство призваны лечить. Значит, все не зря, - думал я, - если есть на свете Глинка, значит, все будет хорошо
она приходила ко мне на спектакли, иногда оставляла свои комментарии у меня в журнале, и я всегда радовался, встречая глазами ее аватар…
Не верю

[Мария Блохина]

http://polit.ru/article/2016/12/26/doctour_lisa/
26 декабря 2016, 09:59

Елизавета Петровна Глинка

Утром воскресенья произошло крушение летевшего в Сирию самолета Минобороны РФ ТУ-154, на борту которого находились 92 человека. До последнего оставалась надежда, что судьба уберегла от трагедии Елизавету Глинку, или просто — Доктора Лизу. В течение нескольких часов после первых сообщений о катастрофе поступали противоречивые данные о том, была ли она на борту самолета, когда он после дозаправки в аэропорту Адлера отправился в Сирию. Ряд СМИ со ссылкой на свои источники сообщали о том, что она сошла с самолета в Сочи и по какой-то причине не полетела дальше, поначалу даже источники в Минобороне допускали такую возможность. Несколько часов за новостями и ее страницами в соцсетях следили тысячи людей, для которых она была больше, чем просто филантропом и благотворителем, известный своей помощью тем, кто в ней нуждается. Но чуда не произошло.

Последняя надежда была утрачена, когда появилось подтверждение мужа Елизаветы — Глеба Глинки, который сказал, что она действительно была на борту самолета, направлявшегося на авиабазу Хмеймим из Подмосковья. Выжить после такого крушения шансов не было, обломки разрушившегося лайнера были разбросаны в радиусе нескольких километров.

Елизавета Глинка посвятила свою жизнь помощи людям. В 1986 году она получила высшее образование во 2-м Московском государственном медицинском институте им. Н. И. Пирогова по специальности детский реаниматолог-анестезиолог. В течение нескольких лет, проведенных в США, Глинка работала в хосписах, этот опыт она затем применила в Первом Московском хосписе, а затем в конце 90-х Глинка основала первый хоспис при Онкологической больнице Киева, после чего продолжила работать в этом направлении в Москве.

Доктор Лиза хорошо известна многим по деятельности благотворительного фонда «Справедливая помощь», который она основала в 2007 году. В течение уже почти десятилетия фонд оказывает материальную и медицинскую помощь больным раком и другим тяжелобольным людям, которые не имеют возможности оплачивать лечение. Также волонтеры фонда регулярно помогают бездомным, каждую среду они кормят людей на Павелецком вокзале, раздают им не только еду, но и лекарства, организовывают помощь медиков и юристов.

Все происшествия последних лет, которые несли угрозу жизни и здоровью людей, сопровождались активной деятельностью Доктора Лизы. Она никогда не оставалась в стороне. В этот раз она направлялась в сирийскую Латакию, чтобы передать в университетский госпиталь Тишрин закупленные медикаменты. Понятно, что лично она это делать была не обязана, вполне можно было ограничиться посылкой. Но это была бы уже не Глинка. Как вспоминает ее подруга Катерина Гордеева, доктору Лизе нужно было видеть все своими глазами, чтобы острее чувствовать, иначе ощущение реальности происходящего теряется.

Две недели назад она получила государственную премию РФ за выдающиеся достижения в области благотворительной и правозащитной деятельности из рук президента, после чего, получив слово, особенно подчеркнула, что самое главное право – это право на жизнь, но в это непростое время оно безжалостно попирается. «Мне очень трудно видеть убитых и раненых детей Донбасса, больных и убитых детей Сирии. Трудно сменить привычный образ горожанки на жизнь 900 дней во время войны, в которой сейчас гибнут ни в чем не повинные люди. <…> Мы, правозащитники, вне политики, так же и те люди, кого мы защищаем. Мы на стороне мира, диалога и сотрудничества со всеми людьми».

Глинка также напомнила, что деятельность, которой она и ее коллеги занимаются, всегда сопряжена с серьезными рисками, но каждый осознанно идет на них: «Завтра я лечу в Донецк, а оттуда – в Сирию. Так же как и десятки других добровольцев, которые занимаются гуманитарной деятельностью. Мы никогда не уверены в том, что мы вернемся назад живыми, потому что война – это ад на земле, и я знаю, о чем я говорю. Но мы уверены в том, что добро, сострадание и милосердие работают сильнее любого оружия».

Председатель Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека Михаил Федотов был одним из первых, кто опубликовал прощальное письмо Елизавете Глинке. «Доктор Лиза была всеобщей любимицей. И было за что: это она в течение многих лет практически ежедневно оказывала паллиативную медицинскую помощь, кормила бездомных, одевала, давала им приют. Это она под пулями вывозила больных и раненых детей из Донбасса, чтобы они смогли получить помощь в лучших больницах Москвы и Санкт-Петербурга. Это она организовала для детей с ампутированными конечностями приют, где они проходят реабилитацию после больницы. Это она вместе с другими членами СПЧ моталась по СИЗО и колониям в разных концах страны, стараясь выслушать всех, кто в этом нуждался, помочь всем. Это она буквально выбивала из руководителей регионов деньги на помощь хосписам, больницам, приютам, интернатам. Это она собирала по московским аптекам специальные средства, которые помогли украинской летчице Надежде Савченко сохранить жизнь во время ее длительной голодовки. Спасать жизнь других – это была ее миссия повсюду: в России, в Донбассе, в Сирии...

Мы до последнего надеялись на чудо. А она сама была чудом, небесным посланием о добродетели», — говорится в некрологе, опубликованном на сайте Совета.

В своей последней записи в Facebook Елизавета Глинка вспомнила подругу, которая работала главным врачом Первого московского хосписа. Шесть лет назад Вера Миллионщикова умерла. Этот пост и многие ее другие сообщения, наполнены надеждой, как и вся ее жизнь: «Я жду и верю, что война закончится, что все мы перестанем делать и писать друг другу напрасные, злые слова. И что хосписов будет много. И не будет раненых и голодных детей. До встречи, Вера!» Теперь комментарии к этой записи стали своеобразной книгой прощания, где пишут все те, кто не успел сказать что-то важное, пока Доктор Лиза еще была с нами.

У «Полит.ру» с Елизаветой Глинкой была своя история дружбы: в 2012 году она была избрана Человеком года и получила премию «Полит.ру» «Шестое доказательство». Лично присутствовать на присуждении она не смогла, но в интервью по этому случаю рассказала о том, что такое для нее та самая справедливая помощь: «Я никогда не думала раньше, что моя работа будет борьбой. Но сегодня за каждого бездомного, за каждого обреченного пациента приходится сражаться. Нет никакой справедливости в том, что за их и свои права каждый день приходится бороться, но есть в том, что если ты борешься за справедливость, то ты ее добиваешься».
См. также:

Доктор Лиза: «Смерть научила меня терпеть»
Репортаж «Полит.ру» о работе фонда Доктора Лизы — «Без дома»
Публичная беседа о благотворительности «Кто добрее»