*749. Тканевая несовместимость

[Владимир Абаринов]

http://grani.ru/opinion/abarinov/m.226577.html
12.03.2014
Патриотический угар, которым охвачена сегодня Россия, - отнюдь не стихийно возникшее настроение. Это продукт соответствующих технологий. Применяются они в России вот уже два века.

Отечественная война 1812 года - первый случай, когда властям потребовалась мобилизация общественного мнения, особенно мнения простонародья, у которого поначалу не было причин ненавидеть французов. Московский генерал-губернатор граф Ростопчин придумал выпускать "афиши", в которых заковыристым псевдорусским языком агитировал народ. Первая же "афиша" была написана от имени московского мещанина Карнюшки Чихирина, который, "вышед из питейного дома", обращался к Наполеону:

Сиди-тко лучше дома да играй в жмурки либо в гулючки. Полно тебе фиглярить: ведь солдаты-то твои карлики да щегольки; ни тулупа, ни рукавиц, ни малахая, ни онуч не наденут. Ну, где им русское житье-бытье вынести? От капусты раздует, от каши перелопаются, от щей задохнутся, а которые в зиму-то и останутся, так крещенские морозы поморят.

Ростопчин внушал горожанам, что посулы французского императора - обман: "Иной вздумает, что Наполеон за добром идет, а его дело кожу драть; обещает все, а выйдет ничего". И учил их разоблачать "пятую колонну": "Если кто из наших или из чужих станет его выхвалять и сулить и то и другое, то, какой бы он ни был, за хохол да на съезжую!"

Да и сам не отставал: обвинил в подрывной деятельности и тайных симпатиях к врагу московских масонов и мартинистов и выслал из Москвы почт-директора Ключарева - будто бы за содействие купцу Верещагину в распространении речи и письма Наполеона. (В речи, обращенной к князьям Рейнского союза, Наполеон обещал поразить "древних тиранов Европы" и вступить в северные столицы не позже шести месяцев после начала войны.) Пьер Безухов в "Войне и мире" едва не попадает в соучастники Ключарева. "Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда, - злобно говорит ему Ростопчин. - А я дурь выбью, в ком бы она ни была". Верещагина же постигла страшная участь - Ростопчин отдал его на растерзание толпе. По версии Толстого, граф тем самым отводил угрозу от себя самого: ведь он обещал, что город не сдадут, и теперь толпа, собравшаяся у его дома, ропщет об измене. "Народная толпа страшна, она отвратительна, - думает по-французски Ростопчин, покидая в коляске место расправы. - Они как волки: их ничем не удовлетворишь кроме мяса".

Для возбуждения патриотических чувств литератор Николай Греч стал издавать журнал "Сын Отечества", в котором публиковались вымышленные истории о героизме русского народа. "Так распространился, - пишет в своих воспоминаниях поэт Михаил Дмитриев, - рассказ о русском Сцеволе; о том, как старостиха Василиса (та самая Василиса Кожина, именем которой названа улица в Москве. - В.А.) перевязала голодных французов и привела их на веревке к русскому начальству; как один казак победил нагайкой троих артиллеристов и отнял у них пушку..." Вот пример такой байки - про русского Муция Сцеволу:

В армии Наполеона (как у нас на конских заводах) клеймят солдат, волею или неволею вступающих в его службу. Следуя сему обыкновению, французы наложили клеймо на руку одного крестьянина, попавшегося им в руки. С удивлением спросил он: для чего его оклеймили? Ему отвечали: это знак вступления в службу Наполеона. Крестьянин схватил топор и отсек себе клейменую руку. Нужно ли сказывать, что сей новый Сцевола был Руской?

Очередной угар случился по случаю подавления польского восстания в 1831 году. Не устоял перед поветрием и Пушкин. Он написал стихотворение "Клеветникам России", обращенное к депутатам французского парламента - "народным витиям", которые требовали от своего правительства оказать помощь восставшим. А потом и "Бородинскую годовщину" - оду на взятие Варшавы войсками генерала Паскевича, тоже обращенную к Европе. Князь Вяземский, не разделявший этих взглядов, назвал "Клеветникам России" "шинельными стихами", пояснив, что есть "стихотворцы, которые в Москве ходят в шинеле по домам с поздравительными одами". "Народные витии, - писал он, - могли бы отвечать ему коротко и ясно: мы ненавидим, или, лучше сказать, презираем вас, потому что в России поэту, как вы, не стыдно писать и печатать стихи, подобные вашим". "Вот воспевайте правительство за такие меры, - продолжал Вяземский, обращаясь к Пушкину, - если у вас колена чешутся и непременно надобно вам ползать с лирою в руках".

"Вяземский очень гонял его в Москве за Польшу, - писал Александр Тургенев брату Николаю. - Он только варвар в отношении к Польше. Как поэт, думая, что без патриотизма, как он его понимает, нельзя быть поэтом, и для поэзии не хочет выходить из своего варварства".

Но спустя 17 лет князь и сам впал в патриотический раж по сходному поводу. 1848 год стал годом бурных революционных событий в Европе. Николая I особенно встревожила венгерская революция, угрожавшая распадом империи Габсбургов. Он издал манифест, в котором утверждал, что восстание подняли отбросы общества:

Преступные обольщения, увлекающие легкомысленную толпу обманчивым призраком такого благоденствия, которое никогда не может быть плодом своеволия и самоуправства, проложили себе путь на Восток... В Венгрии и Трансильвании усилия австрийского правительства, разрозненные другой еще войной с врагами внешними и внутренними в Италии, не могли доселе восторжествовать над мятежом; напротив, укрепясь скопищами наших польских изменников 1831 года и других разноплеменных пришельцев, изгнанников, беглых и бродяг, бунт развился там в самых грозных размерах.

На подавление восстания были направлены русские войска под командованием того же Паскевича, вооруженного царским наказом "Не жалей каналий!"

Петр Вяземский разразился по этому случаю стихотворением "Святая Русь":

Когда народным бурям внемлю
И с тайным трепетом гляжу,
Как Божий гнев карает землю,
Предав народы мятежу;

Когда надменные ученья,
Плоды лжемудрости и тьмы,
Питают ядом обольщенья
Самолюбивые умы;

Когда рука слепой гордыни,
Не зная граней, ни препон,
Срывает общества твердыни:
Преданья, правду и закон;

Когда дух буйный и тревожный,
Когда разнузданная страсть,
Под знаменем свободы ложной,
Насилий воцаряют власть, -

О, как в те дни борьбы мятежной
Еще любовней и сильней
Я припадаю с лаской нежной
На лоно матери моей!

Как в эти дни годины гневной
Ты мне мила, святая Русь!
Молитвой теплой, задушевной
Как за тебя в те дни молюсь!

В 1853 году началась Восточная, она же Крымская, война. Русские стихотворцы ощутили бурный прилив религиозно-патриотических чувств. Вяземский - о ирония судьбы! - обращался теперь к "лженародным витиям" Европы. Федор Тютчев сладко предвкушал исполнение вековой мечты - завоевание Царьграда:

И своды древние Софии,
В возобновленной Византии,
Вновь осенят Христов алтарь.
Пади пред ним, о царь России, -
И встань как всеславянский царь!

Отличился и Федор Достоевский - он тоже мечтал о проливах и всеславянской империи:

Меч Гедеонов в помощь угнетенным,
И в Израили сильный Судия!
То царь, Тобой, Всевышний, сохраненный,
Помазанник десницы Твоея!
Где два иль три для Господа готовы,
Господь меж них, как сам нам обещал.
Нас миллионы ждут царева слова,
И наконец Твой час, Господь, настал!
Звучит труба, шумит орел двуглавый
И на Царьград несется величаво!

И это еще самое пристойное из всех "взвейтесь да развейтесь".

Именно в годы Крымской войны выражение "шапками закидаем" приобрело свой нынешний смысл - именно так будто бы собирался победить неприятеля в битве при Альме генерал Кирьяков. Сражение, увы, было проиграно. Как и вся война.

В апреле 1876 года турки потопили в крови болгарское восстание. Сообщения о зверствах башибузуков получили широкое распространение и внушили сочувствие к болгарам. Иван Тургенев написал стихотворение "Крокет в Виндзоре", в котором обличал равнодушие королевы Виктории. Королеве в крокетных шарах чудятся окровавленные черепа безвинных жертв:

"Мой доктор! На помощь! скорей!" И ему
Она поверяет виденье...
Но он ей в ответ: "Не дивлюсь ничему;
Газет вас расстроило чтенье.
Толкует нам "Таймс", как болгарский народ
Стал жертвой турецкого гнева...
Вот капли... примите... все это пройдет!"
И в замок идет королева.

Вернулась домой - и в раздумье стоит...
Склонились тяжелые вежды...
О ужас! кровавой струею залит
Весь край королевской одежды!
"Велю это смыть! Я хочу позабыть!
На помощь, британские реки!"
"Нет, ваше величество! Вам уж не смыть
Той крови невинной вовеки!"

В июне Сербия, а за ней и Черногория объявили войну Турции. Этот опрометчивый шаг был предпринят в расчете на поддержку России, где развернулось широкое общественное движение в поддержку братьев-славян. Повсюду организовывались славянские комитеты, собиравшие пожертвования и отправлявшие на Балканы добровольцев. Энтузиазм охватил и объединил вчерашних идейных противников: консерваторы надеялись победоносной войной сплотить империю, либералы рассчитывали, что освободительный пафос, наоборот, подорвет устои самодержавия, революционеры - что антидеспотическая волна перекинется и на Россию. И все жаждали реванша за поражение в Крымской войне.

Этому психозу славяно-православного братства, сродни недавней истерической сербофилии, поддались далеко не все. Константин Леонтьев написал статью под выразительным заголовком "Наше болгаробесие". Владимир Соловьев спустя десять лет после окончания войны, в которую Александр II был вынужден вступить, раскрывал идейное убожество тех, кого он называл "новейшими обскурантами":

Но истинное величие России - мертвая буква для наших лжепатриотов, желающих навязать русскому народу историческую миссию на свой образец и в пределах своего понимания. Нашим национальным делом, если их послушать, является нечто, чего проще на свете не бывает, и зависит оно от одной-единственной силы - силы оружия. Добить издыхающую Оттоманскую империю, а затем разрушить монархию Габсбургов, поместив на месте этих двух держав кучу маленьких независимых национальных королевств, которые только и ждут этого торжественного часа своего окончательного освобождения, чтобы броситься друг на друга. Действительно, стоило России страдать и бороться тысячу лет, становиться христианской со Святым Владимиром и европейской с Петром Великим, постоянно занимая при этом своеобразное место между Востоком и Западом, и все это для того, чтобы в последнем счете стать орудием "великой идеи" сербской и "великой идеи" болгарской!

Равнодушен к этой кампании остался и Лев Толстой. В восьмой части "Анны Карениной" он изобразил славянский вопрос просто как модное увлечение общества: "Все то, что делает обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользу славян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры - все свидетельствовало о сочувствии к славянам". Добровольцем на Балканы отправляется Вронский - но не из любви к сербам или болгарам, а потому, что ищет смерти. От нечего делать и для того, чтобы скорее забыть свою профессиональную неудачу, занимается славянским движением посредственный ученый Кознышев, убеждающий своего брата Левина: "В народе живы предания о православных людях, страдающих под игом "нечестивых агарян". Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил". "Может быть, - с сомнением отвечает на это Левин, - но я не вижу этого; я сам народ, и я не чувствую этого".

Позиция Толстого до такой степени возмутила издателя "Русского вестника" Каткова, что он наотрез отказался публиковать восьмую часть и поместил вместо окончания романа извещение для читателей о том, что "Вронский, в смущении и горе после смерти Анны, отправляется добровольцем в Сербию", "все прочие живы и здоровы, а Левин остается в своей деревне и сердится на славянские комитеты и на добровольцев".

Достоевский, прочитав окончание "Карениной", которое вышло отдельной брошюрой, обрушился на автора всей мощью своего угрюмого публицистического таланта и довел себя до форменного исступления:

Представим себе такую сцену: стоит Левин уже на месте, там, с ружьем и со штыком, а в двух шагах от него турок сладострастно приготовляется выколоть иголкой глазки ребенку, который уже у него в руках. Семилетняя сестренка мальчика кричит и как безумная бросается вырвать его у турка. И вот Левин стоит в раздумье и колеблется:
- Не знаю, что сделать. Я ничего не чувствую. Я сам народ. Непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть.
Нет, серьезно, что бы он сделал, после всего того, что нам высказал? Ну, как бы не освободить ребенка? Неужели дать замучить его, неужели не вырвать сейчас же из рук злодея турка?
- Да, вырвать, но ведь, пожалуй, придется больно толкнуть турка?
- Ну и толкни!
- Толкни! А как он не захочет отдать ребенка и выхватит саблю? Ведь придется, может быть, убить турку?
- Ну и убей!
- Нет, как можно убить! Нет, нельзя убить турку. Нет, уж пусть он лучше выколет глазки ребенку и замучает его, а я уйду к Кити.
Вот как должен поступить Левин, это прямо выходит из его убеждений и из всего того, что он говорит.

Достоевский писал это летом, но уже в ноябре, при появлении первых проектов мирных соглашений, он заговорил иначе:

...по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян!

Шапкозакидательской пропаганды хватало и в 1904 году - при объявлении войны Японии. Всем она казалась несерьезным противником. Владимир Гиляровский, в молодости понюхавший пороху на Балканах, сочинил такие куплеты:

Эй, микадо, будет худо,
Перебьем тебе посуду,
Разнесем дотла.

Тебе с нами драться трудно,
Что ни день, то гибнет судно,
Славные дела.

Ты расстанься-ка с мечтами
Шутить с нашими портами,
Будешь сам без них.

Лезешь сдуру к Порт-Артуру,
Потрепали твою шкуру
Мы в единый миг.

Будь умнее поскорее,
Вылезай-ка из Кореи,
Береги свой флот!

Поучись, как ходят раки,
Утекай-ка в Нагасаки
Задом наперед!

Стыдно с вашей желтой рожей
И на свет казаться Божий.
Ну, и сторона!

На Россию рваться брось-ка,
Ведь выходит - словно моська
Лает на слона.

Друг ты искренний Нью-Йорка,
А от нас, брат, будет порка
С плетью казака.

Лезешь сдуру к Порт-Артуру -
Там, брат, желтую-то шкуру
Спустят моряки.

Первые месяцы мировой войны ознаменовались немецкими погромами в Москве и Петербурге. Впоследствии многие общественные деятели России, отдавшие щедрую дань антинемецкой пропаганде, не могли понять, каким образом они подцепили этот вирус. Все разногласия Думы и правительства по внутренним вопросам были задвинуты в долгий ящик. Газеты вопили о "немецком засилье". Петроградский градоначальник князь Оболенский писал в частном письме: "Ты пишешь, что я напрасно штрафую Суворина (редактор "Нового времени". - В.А.), но ведь он ведет шантажную борьбу, требуя денег с разных немцев и вообще лиц с немецкими фамилиями. Вообще газеты все сволочь...".

В Петербурге варварскому разгрому подверглось германское посольство. Командир Отдельного корпуса жандармов генерал Джунковский с величайшим изумлением пишет, что в разгроме принимали участие "много лиц даже из высшего общества, не исключая и титулованных дам". Оправдываясь впоследствии перед Советом министров за бесчинства, министр внутренних дел Щербатов говорил: "Извольте-ка силой разгонять толпу, которая идет с царскими портретами и национальными флагами требовать искоренения немецкой крамолы".

А вот описание событий в Москве:

В это время к воротам предприятия подъехал полицмейстер Миткевич. "С назначением нового главноначальствующего, - заявил он перед толпой, - началась длительная борьба с немецким засильем..." С утра была разгромлена аптека "Феррейн В. К., т-во" на Никольской улице. Погромщики извлекли из подвалов все запасы спирта (пять пудов) и распили его. К середине дня многотысячная толпа собралась на Красной площади, скандируя требования об отречении императора и передаче престола великому князю Николаю Николаевичу, а также о пострижении императрицы в монахини. Вволю намитинговавшись, толпа начала расходиться в разные стороны... Валентин, сын Гроссе, передал погромщикам через служащего документы матери и свои, удостоверявшие, что хозяйка — купчиха второй гильдии и российская подданная. Однако документы уже никого не интересовали... В массовых грабежах были замечены даже "прилично одетые люди", дамы и, что представляется уж вовсе вопиющим, полицейские. Один из пострадавших рассказывал: "Прислуга моего брата Татьяна видела, как городовой таскал из моей квартиры вещи уже после погрома".

"Что такое патриотизм? - задавался вопросом Салтыков-Щедрин и пояснял причину своего недоумения: - Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: "правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!" или: "правда, что N пустил по миру множество людей, но зато какой христианин!"... Стало быть, несовместимость таких явлений, как казнокрадство и патриотизм, вовсе не настолько ясна, чтобы можно было считать поставленные выше вопросы окончательно упраздненными".

А Станислав Ежи Лец выразился так: "Любовь к родине не знает чужих границ". Как сегодня сказано.

[Владимир Абаринов]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w.../m.230122.html
Владимир Абаринов, 10.06.2014

В русской блогосфере растиражирована цитата из статьи Александра Дугина, в которой он восхищается Средневековьем и настойчиво предлагает этот проект России:

Новое Средневековье - блистательный концепт... Возникает выбор сущностной парадигмы Средневековья, предполагающей религиозное, героическое, иерархическое общество. Вопреки материалистическому, бытовому, прагматическому торговому строю, который доминирует в современности... И мы вправе ожидать реванша героев, их грядущей победы над торговцами, наступления эры доминации двух первых сословий - жрецов и воинов, священников и дворян... Двигаясь по пути либерализма, неизбежно придем к мультикультурализму, феминизму и однополым бракам... Новое Средневековье... как достойная России альтернатива современности является, на мой взгляд, оптимальным горизонтом.

Концепт не новый. Ему уже больше двух веков. Его автором считается Новалис, написавший в 1799 году статью "Христианство или Европа" для журнала "Атенеум", рупора молодых немецких романтиков, но Гете не понравились нападки на Просвещение и Реформацию, и он воспрепятствовал публикации. Автор статьи писал о пагубном, по его мнению, влиянии современных ему межличностных коммуникаций (ахтунг, юзеры социальных сетей!):

Частое и длительное общение людей между собой уменьшает их добрые начала, веру в то общее, что их объединяет, приучает их направлять все свои помыслы и чаяния на обретение благополучия; потребности и средства их удовлетворения становятся все более искусными, алчный человек нуждается во все большем времени, чтобы познакомиться с ними и обрести навыки в пользовании ими, так что не остается времени для тихого собирания души, для внимательного созерцания внутреннего мира.

Новалис сетовал на ненависть к религии, которая, по его словам, "распространилась на все предметы вдохновения, объявила еретическими фантазию и чувство, нравственность и любовь к искусству, будущее и прошлое, поместила человека в ряд природных существ и превратила бесконечно творческую музыку Вселенной в монотонное громыханье огромной мельницы". Он предсказывал возрождение христианства, которое породит "новую историю, новое человечество, сладчайшее объятие молодой удивленной церкви и любящего бога и благостное зачатие нового мессии. Кто не ощущает в себе сладкого стыда этой беременности?"

Непримиримым врагом либеральных ценностей был Константин Леонтьев, ставивший в один ряд железные дороги, пиджак, цилиндр, конституции и демагогию, убивающие поэзию сословного общества:

Не позволены уже более ни Бисмарки, ни Талейраны, ни Ришелье, ни Фридрихи и Наполеоны... Прекрасно; понятно, что механик, агроном ученый могут, как сыр в масле, кататься, обращая пышный шар земной в одну скучную и шумную мастерскую... Но что делать поэту и художнику в этой мастерской?.. Они и без того задыхаются больше и больше в современности. Не лучше ли сказать прямо, что и они вовсе не нужны что без этой роскоши человечество может благополучно прозябать.

Он пророчил неизбежную всеобщую катастрофу, после которой начнется "глубокое перерождение человеческих обществ":

...уж, во всяком случае, эта новая культура будет очень тяжела для многих и замесят ее люди столь близкого уже XX века никак не на сахаре и розовой воде равномерной свободы и гуманности, а на чем-то ином, даже страшном для непривычных...

Бердяев в своем эссе 1923 года "Новое Средневековье" чуть ли не дословно повторяет многие рассуждения Леонтьева. Он пишет, что Средние века напрасно пострадали от французских просветителей: костры инквизиции и прочие "свинцовые мерзости" начались уже в Новое время, а в Средневековье царили тишь да гладь да Божья благодать. В горниле мировой войны и революций, считает Бердяев, должен погибнуть

старый мир... с его рационалистическим просвещением, с его индивидуализмом и гуманизмом, с его либерализмом и демократизмом, с его блестящими национальными монархиями и империалистической политикой, с его чудовищной индустриально-капиталистической системой хозяйства, с его могущественной техникой и внешними завоеваниями и успехами, с безудержной и безграничной похотью жизни, с его безбожием и бездушием, с разъяренной борьбой классов и социализмом...

Что же придет ему на смену? Оказывается, корпоративное государство, "возврат к иерархическим началам" и господству "духовной аристократии".

Придется организоваться в хозяйственные союзы и корпорации, принцип конкуренции заменить принципом кооперации. Принцип частной собственности в вечной своей основе сохранится, но будет ограничен и одухотворен. Чудовищных частных богатств новой истории не будет. Равенства тоже не будет, но не будет и голодных и погибающих от нужды... Окончательно отомрут парламенты с их фиктивной, вампирической жизнью наростов на народном теле, неспособных уже выполнять никакой органической функции. Биржи и газеты не будут уже управлять жизнью... Монархии нового средневековья не будут формалистически-легитимистическими монархиями. В них принцип социального реализма будет преобладать над принципом юридического формализма. Окружать монархию будут не сословия, а социальные и культурные профессии в иерархическом строении. Но власть будет сильной, часто диктаторской. Народная стихия наделит избранных личностей священными атрибутами власти.

В поисках образца для подражания Бердяев с надеждой смотрел на итальянский фашизм и его дуче:

Мы живем в эпоху цезаризма. И значение будут иметь лишь люди типа Муссолини, единственного, быть может, творческого государственного деятеля Европы, который сумел подчинить себе и государственной идее воинствующе-насильнические инстинкты молодежи, дал выход энергии.

Читать все это сегодня невозможно без чувства неловкости и даже стыда. Хотя бы потому, что мы знаем, во что обошелся человечеству возврат к новому средневековью. Демократия не только не погибла, но и доказала свою силу.

Но не погиб и концепт. В прошлом году общественность самого разного толка отметила 90-летие бердяевского опуса. Ему же посвящен и текст Дугина. Роман о новом средневековье написал Владимир Сорокин и в своем интервью по этому поводу сочувственно отозвался о работе Бердяева - правда, изменил знак с плюса на минус. Гривуазно-гламурный вариант нового средневековья представлен в саге "Игра престолов", тошнотворно-натуралистический – в фильме "Трудно быть богом". А полюбуйтесь на динамику запросов по словосочетанию "средние века" в Гугле – в 2013 году наблюдается явный всплеск интереса.

А где в мире больше всего интересуются "Игрой престолов"? В Казахстане, России, Украине и Белоруссии.

Тема нового средневековья сейчас одна из самых обсуждаемых в России, вплоть до полного ее опошления и профанации.

А вот прилетела весть из Вены: там, оказывается, состоялась встреча "предводителей российского евразийского движения" с "европейскими правыми популистами, аристократами и предпринимателями", как выражается цюрихская Tages-Аnzeiger. Мероприятие, проходившее в закрытом режиме, было организовано по случаю 200-летия Венского конгресса. Его участники обсуждали, как спасти Европу от либерализма и не возродить ли ради такого святого дела Священный Союз. Францию представляла депутат Национального собрания от партии "Национальный Фронт" и внучка ее отца-основателя Марион Марешаль - Ле Пен, Австрию - председатель Партии свободы Хайнц-Кристиан Штрахе, Болгарию - Волен Сидеров, вождь партии "Атака", едва ли не самой праворадикальной в Европе, европейскую аристократию - принц Сикст-Генрих Бурбон Пармский и Серж фон дер Пален, потомок графа Петра Алексеевича Палена, известного сановника времен императора Павла Петровича и предводителя успешного заговора против него. Такой вот антилиберальный интернационал.

Свадебными генералами на встрече были Александр Дугин и живописец Илья Глазунов. А ее организатором и главным распорядителем - Константин Малофеев, российский олигарх и спонсор главарей "Донецкой народной республики" Бородая и Стрелкова-Гиркина. Об этой теплой компании и о том, что связывает эти персонажи между собой, немало интересных деталей сообщает Николай Митрохин.

Он, в частности, пишет о Гиркине и иже с ним, что это

люди, всерьез воспринимающие идею реванша в окончившейся девяносто с лишним лет назад Гражданской войне. Как известно, для Гиркина бои в Донбассе – это компенсация проигранных Добровольческой армией сражений 1919-1920 годов. Именно их он активно разыгрывал в своих реконструкциях в последние годы, а его риторика пронизана ныне понятными лишь историкам апелляциями к реалиям той эпохи.

Подстрекательская и провокаторская роль Дугина в донбасском мятеже хорошо известна и по видеозаписи SaveFrom.net его разговора с "министром иностранных дел" ДНР Екатериной Губаревой, и по его записям в фейсбуке, похожим на инструкции или директивы (для примера – фрагмент записи от 28 апреля):

Складывается впечатление, что Одесса и Харьков слишком доверяют подлецам и иудам из старой политической элиты. Только народное восстание судьба всего Юго-Востока. Строгая ортодоксия донецкого и луганского пути. ДНР - уникальная зона освобожденного русского мира. Там Донецк, и Славянск, и Мариуполь, и Краматорск. И не менее прекрасен Луганск. Юго-Восточный Фронт должен объединить земли русского мира в нового военно-политического субъекта - Новороссию. Очень жаль, что Одесса и Харьков, где настроение людей целиком и полностью на нашей (то есть на своей, народной) стороне, все еще пассивны в смысле политического самоопределения и организации самообороны. Николаев, Херсон и Днепропетровск, полагаю, должен приступать к партизанским действиям против тоталитарных репрессий хунты...

Русский мир, имперский реванш, новое средневековье, расстрельные приказы Сталина... Концепт "Лоскутное одеяло". Небезынтересно, кстати, название сайта, где я нашел статью Новалиса: "Алтайский отдел Союза русского народа".

Между тем президент России потихоньку дает задний ход. В интервью французскому телевидению перед поездкой в Нормандию он отредактировал собственный афоризм - назвал распад СССР не геополитической, а гуманитарной катастрофой ХХ века, и не крупнейшей, а одной из.

Что будет с Гиркиным и его войском по возвращении в Россию? Глеб Павловский предрекает - или рекомендует Кремлю - "украинизацию" российской политики:

Мне кажется, нас ждет реэкспорт "новороссийской" восточно-украинской методики сюда. Вырастет роль неформальных силовых групп, в отношении которых можно развести руками - бог их знает, кто такие! Так же, как в 90-е годы, найдя труп, говорили - видимо, это связано с его предпринимательской активностью. Такие вещи, будучи точечными инъекциями, действуют сильнее, чем возбуждение дел и аресты. Потому что это концентрированный страх в ампулах. Вообще будет расти зрелищность политики.

А Николай Митрохин дает иной прогноз:

И чем все эти "герои Донбасса" займутся? Уедут защищать интересы России в Сирии? Но раньше она для большинства из них не была особо притягательной. Вернутся к реконструкторским и казачьим игрищам? Конечно, нет. Это к войне они готовились все эти годы, компенсируя ее отсутствие играми. Однако, почуяв кровь в прямом, а не в переносном смысле и не без основания чувствуя себя преданными и проданными, они будут тяготеть к повторению своего украинского опыта... "Боевые братства" сделали свое дело, а в качестве независимого и авторитетного в определенных кругах политического субъекта они для российской власти (да и для России вообще) крайне опасны. Поэтому борьба с ними будет вестись не на шутку.

Правы, возможно, оба. "Ночь длинных ножей" не исключает "зрелищности". Средневековье, возможно, уже наступило. В конце концов, как сказал Станислав Ежи Лец, "у каждого века свое средневековье". А Умберто Эко не без сарказма вопрошал: "Что же нам нужно, чтобы создать хорошие Средние века?" Или, как утешала людей мудрая муха Ахумдус в лучшей фэнтези моего детства - сказке Александра Шарова "Человек-Горошина и Простак": "Среднее", конечно, хуже "хорошего", но лучше "плохого". Не нужно быть мухой, чтобы додуматься до этого".

[Владимир Абаринов]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w.../m.231063.html
14.07.2014

Разбирая недавно проект нового русского средневековья, который придумал и энергично продвигает Александр Дугин, я обнаружил, что он совпадает с мировым трендом увлечения Средними веками. Определяющую роль в этом поветрии сыграли квазиисторические сериалы в жанре фэнтези, прежде всего "Игра престолов". Причем оказалось, что в России и на Украине у этой саги больше поклонников, чем на Западе.

Популярные сериалы - отличный пропагандистский ресурс. И вот подтверждение.

Первый канал показал сюжет, в котором беженка из Славянска рассказывает, как киевские каратели казнили ребенка:

Взяли ребенка трех лет - мальчика маленького в трусиках, в футболке, как Иисуса, на доску объявлений прибили. Один прибивал, двое держали. И это все на маминых глазах. Маму держали. И мама смотрела, как ребенок истекает кровью. Крики. Визги. И еще взяли надрезы сделали, чтоб ребенок мучился... А потом, после того как полтора часа ребенок мучился и умер, взяли маму, привязали до танка без сознания и по площади три круга провели. А круг площади – километр...

Драматург Владимир Голышев резонно предположил, что источник рассказа беженки - сцена из "Игры престолов", в которой королева Дейенерис видит на подступах к городу Миэрин страшную картину:

На каждом шагу ее встречали обугленные поля и отравленные колодцы. Хуже того, к каждому указательному столбу вдоль прибрежной дороги от Юнкая они приколачивали по ребенку. Маленьких рабов прибивали еще живыми, вспарывая им животы и неизменно вытягивая одну руку в сторону Миэрина. Даарио, возглавлявший авангард, отдал приказ снимать детей, чтобы Дени их не увидела, но она запретила ему это делать, как только узнала об этом. "Я хочу их видеть, - сказала она. - Хочу увидеть всех до единого, и сосчитать их, и заглянуть им в лица. И запомнить".

Но нетрудно найти и другие источники. Истязание младенца, причем обязательно на глазах у матери, - это архетипический сюжет, закрепленный в коллективном бессознательном. Такой же, как и насилие над женщинами побежденной стороны. В книге пророка Закарии Господь угрожает Иерусалиму наказанием за идолопоклонство: "И соберу все народы на войну против Иерусалима, и взят будет город, и разграблены будут домы, и обесчещены будут жены" (Зах., 14:2). А вот пророчество Исаии о Вавилоне: "И младенцы их будут разбиты пред глазами их; домы их будут разграблены и жены их обесчещены" (Ис., 13:16).

Вспомним кадры покорения Пскова из "Александра Невского": монахи Тевтонского ордена бросают в огонь русских православных младенцев...

Во время русско-турецкой войны 1877-1978 годов русская пресса была заполнена статьями о турецких зверствах. Они производили огромное впечатление на Достоевского, который пересказывал их в своем "Дневнике писателя":

Утонченности в мучениях таковы, что мы не читали и не слыхивали ни о чем еще подобном прежде. С живых людей сдирается кожа в глазах их детей; в глазах матерей подбрасывают и ловят на штык их младенцев, производится насильничание женщин, и в момент насилия он прокалывает ее кинжалом, а главное, мучат в пытках младенцев и ругаются над ними.

В другой главе "Дневника" он гневно восклицает, обвиняя в страданиях славян, разумеется, Европу:

О цивилизация! О Европа, которая столь пострадает в своих интересах, если серьезно запретить туркам сдирать кожу с отцов, в глазах их детей! Эти, столь высшие интересы европейской цивилизации, конечно, торговля, мореплавание, рынки, фабрики, - что же может быть выше в глазах Европы?.. да будут прокляты эти интересы цивилизации, и даже самая цивилизация, если, для сохранения ее, необходимо сдирать с людей кожу.

Особенно возмущали Достоевского новочеркасские дамы, которые пришли на вокзал провожать пленных турок с букетами и "конфектами". Он на них так разозлился, что тут же выдумал историю, как один из этих пленников, "когда тронулся опять поезд, громко харкнул и энергически плюнул в самую группу гуманных русских дам, махавших отходящему поезду вслед платочками".

Составной частью военной машины пропаганда стала в годы Первой мировой войны. И сразу же она взяла на вооружение так называемый гендерный дискурс. Ведь принадлежность к нации сродни семейным отношениям, недаром в грозную годину пропаганда мобилизует риторику близкого родства: "родина-мать", "братья и сестры". Распространенный прием военный пропаганды – феминизация своей страны и маскулинизация противника: безжалостный враг топчет тело и отнимает честь родины. Мотив мученичества беззащитных женщин и детей отчетливо виден в рисунках из британских журналов: немецкие оккупанты используют их в качестве живого щита, расстреливают юного бойскаута-разведчика, убивают французскую крестьянку за то, что она плюнула в лицо немецкому солдату, пытавшемуся ее обнять, казнят полоумную французскую девушку Розетту по обвинению в шпионаже.

Широчайшее распространение получила история британской медсестры Эдит Клавель, расстрелянной немцами в оккупированной Бельгии. Слова "изнасилование Бельгии" стали слоганом антинемецкой пропагандистской кампании в США. Германию изображали в виде обезумевшей гориллы, собирающейся надругаться над невинной девушкой. "Уничтожь взбесившуюся тварь!" - гласил призыв на плакате.

Но самый близкий аналог – это пропаганда времен Великой Отечественной войны. Советская пресса тех лет была заполнена описаниями зверств немецких оккупантов. Их авторы не жалели самых мрачных красок:

Но если цифры потеряли власть над сердцами, спросите четырех танкистов, почему они торопятся в Берлин. Лейтенант Вдовиченко расскажет, как немцы в селе Петровка нашли его фотографию; они пытали сестру лейтенанта Аню каленым железом - "где русский офицер?", потом привязали крохотную Аллочку к двум дубочкам и разорвали ребенка на две части, мать должна была глядеть...

Фриц взвыл: "Что он плохого сделал?" Он не говорил этого прежде... Девятнадцать месяцев он спокойно убивал, грабил и вешал. Теперь он взвыл: "За что?"... За то, что в Кисловодске мы нашли пятилетнюю девочку со вспоротым животом. За то, что в Калаче мы нашли трехлетнего мальчика с отрезанными ушами...

С помутневшим, исступленным взором бросаются немецко-фашистские кобели на женщин чужой национальности, дыша им в лицо смрадом гнилых зубов, пачкая их каплями своей отравленной слюны...

А женщины в освобожденных деревнях рассказывали бойцам о том, как немцы убивали детей на глазах у матери...

Я видал фотографии, найденные в кармане немецкого офицера: русские девушки, раздетые догола, плачут, окруженные фрицами... Открыты публичные дома в Смоленске, в Харькове, в Новгороде, в Витебске, повсюду, где хозяйничают немцы...

Если мне скажут, что так оно все и было, я не стану возражать. Дело ведь сейчас не в этом, а в том, что именно по этим образцам пишутся сегодня "репортажи" о бесчинствах фашистской "киевской хунты" на освобожденных от вооруженных сепаратистов территориях. Интервью беженки из Славянска лишь повторяет сообщение от 8 июля:

...Это от подруги... она лично видела... Зашли украинские войска в город, у них сведения - кто в ополчении, поймали женщину, мужчину, привязали их к бронетранспортерам за ноги и тягали живых по площади, потом окровавленных бросили в машину и увезли куда-то. Потом зашли в квартиру, забрали ребенка шестилетнего, вынесли его на площадь, прибили его к стенду с вывеской, ну которая рекламная, и он висел до тех пор, пока не привели отца ополченца, когда прибежал отец, они его на глазах у всех растреляли...

Но и это еще не самое страшное. Оказывается, на Донбассе "появились иностранные врачи со спецоборудованием. Они изымают органы из убитых и даже тяжелораненых бойцов". "Славянские ополченцы" находят сотни трупов со вспоротыми животами и без внутренних органов. Вот для чего "местный олигархат, США и Европа потратили и продолжают тратить неимоверные деньги на дело «Украинской демократической революции»".

Страшилка о "черных трансплантологах" сопровождает теперь любой вооруженный конфликт. Сирийский врач насчитал и задокументировал уже 18 тысяч таких случаев - он обвиняет в изъятии органов "турецкую мафию". На территориях, подконтрольных "хунте", врачи-убийцы орудуют беспрепятственно. Более того: охотники за органами детей появились уже и в Москве.

В этом мутном потоке уже не удивляют сведения о зомбировании населения Украины, в том числе с помощью питьевой воды:

Обнаруженное соединение – не что иное как "Психотропное ОМЗ" (оружие массового зомбирования). В сочетании с информационным телевизионным воздействием, публикациями СМИ, оно применяется на украинцах с целью внедрения конкретных мыслей, целей и установок... Подозрения в применении "Психотропного ОМЗ" падают и на американскую компанию Coca-Cola и швейцарскую Nestle.

Средневековье, о котором мечтает Дугин, уже наступило. Завтра, видимо, толпа пойдет убивать лекарей-чужеземцев и колдунов, наславших порчу на народ.

[Владимир Абаринов]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w.../m.231555.html
29.07.2014

Я заметил, что самое неосновательное суждение, глупое ругательство получает вес от волшебного влияния типографии. Нам все еще печатный лист кажется святым. Мы всё думаем: как может это быть глупо или несправедливо? ведь это напечатано!

Пушкин писал это 184 года назад, а кажется, будто написано вчера. "Мы на информационной войне!" - говорят себе и друг другу труженики кремлевского агитпропа и несут с экранов и газетных полос отчаянную чушь, конкурируя лишь в беспредельности вранья. Куда там пропаганда советских времен! Тогда сидел на ток-шоу Валентина Зорина "Девятая студия" завотделом международной информации ЦК КПСС Евгений Замятин, а напротив него замзав международным отделом того же ЦК Вадим Загладин, вальяжные и многомудрые, один заминал, другой заглаживал, оба едва не засыпали от скуки. Проявлять темперамент в таких передачах считалось неприличным. Разногласий между ними не было ни малейших, разве что чисто стилистические: один называл антисоветизм правящих кругов США пещерным, а другой мягко уточнял: не пещерный, а прямо-таки зоологический. То есть в пещерах-то еще люди живут, хоть и первобытные, а заокеанские правящие круги - чистые звери. Но все это без эмоций и нажима, вяло, без огонька.

Сейчас тоже все участники так называемых дискуссий дуют в одну дуду, но делают это страстно, вдохновенно, источая ядовитую слюну. Оппоненты в этих зрелищах отсутствуют по определению, потому что оппонент - это же национал-предатель, пятая колонна, а с предателем какой может быть разговор? По нему тюрьма плачет. Игра идет в одни ворота, а точнее сказать - играют в поддавки с самими собой, причем игроки даже не отдают себе отчет в коварстве этого занятия. Представления об окружающем мире у них в точности такие, как у странницы Феклуши из "Грозы":

В одной земле сидит на троне салтан Махнут турецкий, а в другой - салтан Махнут персидский; и суд творят они, милая девушка, надо всеми людьми, и что ни судят они, все неправильно, И не могут они, милая, ни одного дела рассудить праведно, такой уж им предел положен. У нас закон праведный, а у них, милая, неправедный; что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив.

"Предел положен". Все, что исходит от Америки, - подлая интрига, козни и заговор против России. Других забот у них нет. Спят и видят, как нас завоевать, расчленить и поработить. Ради этой заветной цели ни перед чем не остановятся. Евросодом, понятное дело, у Америки в прислужниках ходит. И только простые европейцы изнывают под этим двойным игом, с робкой надеждой обращая взоры к своему спасителю на востоке. Только там еще осталась настоящая вера, духовные скрепы, моральные ценности. Потому и злобствуют слуги антихриста, корчатся в бессильных попытках погубить Россию. Извести не изведут, но гадят много.

Такая примерно картина мира.

Но почему же публика верит всей этой ахинее? Неужели только потому, что ее произносит телевизор?

Есть мнение, что это специфика русской души. О русском легковерии писал академик Лихачев:

Центристские позиции тяжелы, а то и просто невыносимы для русского человека.
Это предпочтение крайностей во всем в сочетании с крайним же легковерием, которое вызывало и вызывает до сих пор появление в русской истории десятков самозванцев, привело и к победе большевиков... Несчастье русских - в их легковерии.

О том, как легко народ верил бредням бояр Смутного времени, позволял морочить себе голову, можно многое прочесть в "Истории" Карамзина, постоянно употребляющего слово "легковерие". Вот рассказ о состряпанном деле против Романовых:

Вельможа Семен Годунов, изобрел способ уличить невинных в злодействе, надеясь на общее легковерие и невежество: подкупил казначея Романовых, дал ему мешки, наполненные кореньями, велел спрятать в кладовой у боярина Александра Никитича и донести на своих господ, что они, тайно занимаясь составом яда, умышляют на жизнь венценосца. Вдруг сделалась в Москве тревога: синклит и все знатные чиновники спешат к патриарху; посылают окольничего Михайла Салтыкова для обыска в кладовой у боярина Александра; находят там мешки, несут к Иову и в присутствии Романовых высыпают коренья, будто бы волшебные, изготовленные для отравления царя. Все в ужасе - и вельможи, усердные подобно римским сенаторам Тибериева или Неронова времени, с воплем кидаются на мнимых злодеев, как дикие звери на агнцев...

А вот как Григорий Отрепьев решил назваться царевичем Димитрием:

Мысль чудная уже поселилась и зрела в душе мечтателя, внушенная ему, как уверяют, одним злым иноком: мысль, что смелый самозванец может воспользоваться легковерием россиян, умиляемых памятию Димитрия, и в честь Небесного Правосудия казнить святоубийцу!

Личность царевича должна была удостоверить перед народом его мать Марфа, и она сделала это, пишет Сергей Соловьев:

Царь встретил ее в селе Тайнинском и имел с ней свидание наедине в шатре, раскинутом близ большой дороги; говорят, Марфа очень искусно представляла нежную мать, народ плакал, видя, как почтительный сын шел пешком подле кареты материнской.

Происходит дворцовый переворот, царя Димитрия убивают, главарь заговорщиков Василий Шуйский садится на трон. Чем же он объясняет, что сам целовал крест на верность Димитрию, встречал его на Москве колокольным звоном, уверял народ, что это и есть чудесно спасшийся царевич, хотя при царе Федоре вел в Угличе следствие и объявил, что царевич сам себя заколол в припадке падучей болезни? Оказывается, это был результат колдовства, как гласит царская грамота - пресс- релиз, сказали бы мы сегодня:

...а как его поймали, то он и сам сказал, что он Гришка Отрепьев и на государстве учинился бесовскою помощию, и людей всех прельстил чернокнижеством...

Отрекается от самозванца и царица Марфа в особой грамоте. На нее, оказывается, колдовство не подействовало - она солгала, потому что смертельно боялась Лжедмитрия:

Он ведовством и чернокнижеством назвал себя сыном царя Ивана Васильевича, омрачением бесовским прельстил в Польше и Литве многих людей и нас самих и родственников наших устрашил смертию; я боярам, дворянами всем людям объявила об этом прежде тайно, а теперь всем явно, что он не наш сын, царевич Димитрий, вор, богоотступник, еретик.

Вполне могу себе представить царицу Марфу на телевизионном ток-шоу в сопровождении экспертов по чернокнижию и политологов-международников, раскрывающих публике глаза на злобные происки Литвы и Польши, действующих по указке мировой закулисы. Нынешнее время ведь тоже смутное, когда мутится зрение и происходит помрачение умов.

Но ведь советскому телевизору мы не верили, издевались над ним, пародировали. Почему же сегодняшняя аудитория Киселева, Соловьева и Мамонтова им в рот смотрит?

Парадоксальный ответ дал Салтыков-Щедрин в своей сказке "Обманщик-газетчик и легковерный читатель". У него там газетчик лжет, пугает публику разными напастями, а читатель всему верит, хоть с ним никакая напасть и не приключается.

Смекнул газетчик, что его обманы по сердцу читателю пришлись, - начал еще пуще поддавать. "Никакой, говорит, у нас обеспеченности нет! не выходи, говорит, читатель, на улицу: как раз в кутузку попадешь!" А легковерный читатель идет гоголем по улице и приговаривает: "Ах, как верно газетчик про нашу необеспеченность выразился!" Мало того: другого легковерного читателя встретит и того спросит: "А читали вы, как прекрасно сегодня насчет нашей необеспеченности газетчик продернул?" - "Как не читать! - отметит другой легковерный читатель, - бесподобно! Нельзя, именно нельзя у нас по улицам ходить - сейчас в кутузку попадешь!"

Но вдруг газетчику пришла фантазия правду писать: "Истина, так истина, черт побери! Обманом два каменных дома нажил, а остальные два каменные дома приходится истиной наживать!"

И начал он каждый день читателя истиной донимать! Нет дифтерита, да и шабаш! И кутузок нет, и пожаров нет; если же и выгорел Конотоп, так после пожара он еще лучше выстроился. А урожай, благодаря наступившим теплым дождям, оказался такой, что и сами ели-ели, да наконец и немцам стали под стол бросать: подавись!

Читателю читать истину очень понравилось. Тут-то с ним и вышел казус:

И вот, однажды, вышел легковерный читатель франтом на улицу... Не успел он несколько шагов сделать, как случилась юридическая ошибка, и его посадили в кутузку.

Ну а газетчик "четвертый каменный дом под крышу подводит и с утра до вечера об одном думает: чем ему напредки легковерного читателя ловчее обманывать: обманом или истиною?"

Сказка Щедрина (кстати, вырезанная по требованию цензуры из готового номера "Отечественных записок", что по-своему добавляет ей смысла) похожа на литографии Маурица Эшера, построенные на оптическом эффекте: смотришь на них и не знаешь, вверх ведет лестница или вниз, вогнута поверхность или выгнута. Когда же газетчик лгал, а когда писал правду? Последняя фраза как будто разъясняет, что лгал всегда, но нет ли и в этой фразе подвоха, выражаясь современно, фейка?

Описанное Щедриным очень похоже на случившееся с нами. При советской власти зритель-читатель на всякий случай не верил ничему, о чем ему сообщали газеты и телевизор, – у него был иммунитет к государственной пропаганде, что-то вроде прививки. Услышит он что-нибудь от телевизора – тотчас к приемнику, вражеские голоса послушать, пусть расскажут, как оно на самом деле было. Все ясно и понятно: здесь лгут – там правду вещают. Ну а потом наступила свобода слова - и действие прививки кончилось, газеты и телевизор стали резать такую забористую правду-матку, что иностранным голосам за ними было не угнаться. Проводить вакцинацию стало некому. Мятущаяся душа зрителя-читателя вздрогнула и привыкла к мысли, что пресса теперь говорит чистую истину. Тут-то пресса и превратилась опять в агитпроп. И всем стало хорошо, удобно и спокойно, потому что однозначности взыскует русская душа, а тут опять "мы", "они" и "наше дело правое".

Но есть и еще одна причина – комплекс вины, в отношении которого срабатывает механизм вытеснения. Об этом я прочел недавно в фейсбуке:

Осознать и признать реальность - означает признать себя частью страны- агрессора и, более того, страны-террориста. Взять на себя долю ответственности за кровавые преступления, которые прямо сейчас совершает твоя страна, - это слишком тяжело. Гораздо проще включить механизм отрицания реальности, безоговорочно и слепо верить в любую, самую нелепую и необоснованную информацию и дезинформацию, которая должна доказать себе самому, что мы, и я в том числе, не виноваты.

Я не сторонник концепции коллективной вины. Но вот коллективное самооправдание для меня совершенно очевидно. Об этом с горькой иронией писал Томас Манн, которого после Второй мировой войны "внутренние эмигранты" обвиняли в том, что он, эмигрант внешний, не возвращается на родину строить новую Германию:

Теперь они сообщают мне, что еще живы, что всегда тепло вспоминают меня и завидуют мне, счастливцу, живущему в швейцарском раю, что они, как я, конечно, понимаю, никогда не сочувствовали этим проклятым нацистам. Многие из непричастных, однако, состояли долгие годы в партии. Теперь они подробно рассказывают, как все эти годы они были одной ногой в концентрационном лагере, а мне приходится отвечать им, что всерьез принимать я могу только тех противников Гитлера, которые были в этих лагерях обеими ногами, а не одной ногой в лагере, а другой в партии.

Пелена с глаз у моих соотечественников рано или поздно спадет. И мы начнем все сначала. Как говорил в аналогичном случае Ланцелот: "Дракон вывихнул вашу душу, отравил кровь и затуманил зрение. Но мы все это исправим". И добавлял: "Работа предстоит мелкая, хуже вышивания".

[Владимир Абаринов]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w.../m.231854.html
07.08.2014

Однажды Алексей Кудрин, в ту пору министр финансов, посмотрел в Лондоне мюзикл об Иосифе Прекрасном и повторил на экономической конференции историю о том, как мудро Иосиф истолковал вещий сон фараона. Кудрин намекал на себя самого - он тоже, как Иосиф, скопил в изобильные годы долларов "весьма много, как песку морского, так что перестал и считать, ибо не стало счета". Но что бы стали делать Иосиф и Кудрин, если бы тощим годам не предшествовали тучные?

Именно такое испытание стране учинил вдруг Владимир Путин, объявив Западу "антисанкции" на сельхозпродукцию. Сразу несколько блогеров, проявив конгениальность, написали, что тем самым президент присоединился к санкциям ЕС против России. И впрямь: те ограничивают свой экспорт в Россию, а он ограничил импорт, наказав собственных граждан.

Вряд ли указ Путина нанесет сокрушительный удар по экономике стран Европы. Россия - второй после США импортер аграрной продукции ЕС. Ее доля составляет 10 процентов, в денежном выражении - 11,4 миллиарда евро. Однако российский рынок, судя по всему, достиг своей предельной емкости: за два последних года объем российского сельскохозяйственного импорта не изменился, оставаясь на уровне 28 миллиардов евро. Поэтому взоры европейских производителей устремлены на быстрорастущий рынок Китая. Китай сегодня третий по значению импортер сельхозпродукции в мире, а Россия - пятый. Виды продукции, поставляемой в Россию, занимают скромное место в структуре европейского аграрного экспорта: фрукты, сыр, свинина - по 3 процента, вино и крепкие напитки - по 7. Россия могла бы наказать Европу прекращением поставок пшеницы - она четвертый по значению экспортер этого товара в ЕС (в 2012 году - 1 миллион тонн). Но она этого не делает.

Не станут российские санкции катастрофой и для каждой отдельной страны ЕС. Крупнейший в Европе аграрный экспортер - Франция. Но и в ее экономике доля сельского хозяйства составляет всего три процента, доля продовольствия во французском экспорте - 9,7 процента. А Россия не входит даже в первую десятку импортеров французских сельхозтоваров.

Не играет критической роли экспорт в Россию и для американского сельского хозяйства: в прошлом году его объем составил 1,2 миллиарда долларов - это 0,8 процента и 23-е место среди стран-импортеров американского продовольствия.

А вот для России запрет сельхозимпорта из США из ЕС может означать продовольственный кризис. По словам министра сельского хозяйства РФ Николая Федорова, в 2013 году импорт продовольствия вырос на 4 процента и достиг почти 42 миллиардов долларов. При этом отечественное производство молока сократилось на 3,5 процента, а цены на продовольствие выросли в среднем по стране на 14,9 процента. Больше всего подорожал картофель - на 63 процента, овощи - на 29, молочные продукты - на 28 процентов. Годом прежде министр говорил, что доля импортного мяса во внутрироссийском потреблении составляет 23,6 процента, молочных продуктов - 19,4 процента.

Аналитики из журнала "Эксперт" утверждают, что продовольственный импорт может быть легко замещен отечественным производством. Однако они все-таки рассчитывают на постепенное замещение. А из-за президентского указа все должно произойти в течение года. При этом правительству поручается "принять меры по обеспечению сбалансированности товарных рынков и недопущению ускоренного роста цен на сельскохозяйственную и продовольственную продукцию", а также обеспечить "реализацию комплекса мероприятий" и "иных мер", "направленных на увеличение предложения отечественных товаров".

Что это за "иные меры", мы прекрасно понимаем: в отсутствие частных инвестиций на подъем сельского хозяйства будут направлены бюджетные средства. Министр Федоров в марте этого года говорил, что ему необходимо 30 миллиардов рублей дополнительно к запланированным 170 миллиардам. Но в марте не шла речь о полном замещении импорта из США и ЕС. Чиновники и потенциальные получатели дотаций, видимо, уже потирают руки в предвкушении грандиозного распила. При такой дотационно-коррупционной схеме и контроле государства за ценообразованием продовольственного изобилия ждать не приходится. Фиксированные цены обернутся пустыми прилавками и стремительной инфляцией.

Все это мы помним по тем временам, когда советским премьером (к счастью, почти последним) был Николай Рыжков. В продовольственных магазинах тогда было два товара: консервы из морской капусты и турецкий чай, состоявший не столько из листьев, сколько из веток. Были еще пакетики с сухой приправой хмели-сунели, только приправлять этим мусором было нечего. Продавцы от нечего делать сооружали из банок и коробок художественные пирамиды, достигнув в этом деле большого мастерства.

На самом деле никакого импортозамещения и не нужно. Принятая в феврале 2010 года Доктрина продовольственной безопасности РФ исходит из архаичной концепции самообеспечения страны в условиях полной изоляции. Эта идеология осажденной крепости предусматривает, что Россия должна обеспечивать себя зерном на 95 процентов, сахаром - на 80 процентов, мясом - на 85, молоком - на 95. Но в условиях глобализированной экономики этого не требуется. Всемирная продовольственная организация понимает под продовольственной безопасностью доступность, разнообразие и качество еды для каждого домохозяйства. США - великая сельскохозяйственная держава, но она же и крупнейший импортер сельхозпродукции - ввозит продовольствия почти столько же, сколько вывозит. Потому что есть на свете такая замечательная вещь, как международное разделение труда: там, где растет кофе, не растет капуста, и наоборот.

Но чтобы так разумно понимать продовольственную безопасность, не надо видеть врага в любой другой стране и клацать зубами на весь свет.

[Владимир Абаринов]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w.../m.232270.html
22.08.2014

Наше время даст обильную пищу социопсихологам будущего, но нам от этого не легче. Мы вынуждены жить в атмосфере массового психоза, дышать миазмами ненависти. Откуда эта напасть всеобщего одичания? То и дело слышишь: "истерия", "паранойя", "Россия сошла с ума". Но это все диагнозы для индивида. Общество не человек, оно не может сойти с ума.

В XIX веке верили, что психология общества суть психология отдельного человека. "Соединяясь в общество, - писал Джон Стюарт Милль, - люди не превращаются в нечто другое, обладающее другими свойствами... В общественной жизни люди обладают лишь такими свойствами, которые вытекают из законов природы отдельного человека и могут быть к ним сведены".

На рубеже веков, когда на политическую арену вышли массы, появилась новая концепция. Грядет "эра толпы", предсказал Гюстав Лебон и перечислил свойства толпы: внушаемость, легковерие, нетерпимость, импульсивность, раздражительность. Самое же главное в том, что многочисленность голов отнюдь не делает толпу умнее отдельного человека: наоборот, растворяясь в толпе, человек глупеет и дичает. "Становясь частицей организованной толпы, - считал Лебон, - человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации".

В качестве примера такой коллективной деградации он приводил французский революционный Конвент: "Члены Конвента, взятые отдельно, были просвещенными буржуа, имевшими мирные привычки. Но, соединившись в толпу, они уже без всякого колебания принимали самые свирепые предложения и отсылали на гильотину людей, совершенно невинных; в довершение они отказались от своей неприкосновенности, вопреки своим собственным интересам, и сами себя наказывали".

С Лебоном спорил Габриель Тард. Толпа, утверждал он, феномен древний; ее состав случаен, размер ограничен. Наш век - век "усовершенствованных способов передвижения и моментальной передачи мысли на всякое расстояние" (Тард имел в виду телеграф); это "эра публики". Под публикой он имел в виду аудиторию ежедневных газет: "Люди не соприкасаются между собой, не видятся и не слышат друг друга; они рассеяны по обширной территории, сидят у себя по домам, читая одну и ту же газету" - и тем не менее они составляют единое целое, виртуальное сообщество, сказали бы мы сегодня. Тард называл это "внушением на расстоянии". Что же заставляет людей вступать в эту незримую связь? Жажда единения, боязнь остаться в одиночестве. Мы бросаем читать газету, увидев, что она датирована вчерашним числом. Но разве информация, напечатанная в ней, так уж совсем не интересна? Дело вовсе не в злободневности, доказывает Тард, а в том, что мы не хотим читать ее в одиночестве. Пользователям социальных сетей это чувство отлично знакомо.

С классическими трудами по социальной психологии перекликаются оценки современных аналитиков. В опубликованном посмертно интервью покойный социолог Борис Дубин горько констатировал: "Уже на первом и втором путинском сроке... страна превратилась в придаток к телевизору. Тогда исследователи общественного мнения осторожно, между собой, обсуждали, что, вообще говоря, мы изучаем эффект СМИ, а не общественное мнение, о котором не может быть речи".

Не менее резко выражается Глеб Павловский: "Власть "Останкина" - вот новая власть в нашей невертикальной, дисперсной олигархии. "Останкино" воздействует на страну сильнее, чем правительство. Это, конечно, власть, как любая власть". И задает вопрос, который всем нам приходит в голову: "Останкино" играет на путинской клавиатуре и уже во вторую очередь населением России. Вопрос в том, верит ли в это Путин".

В самом деле: если президент - первый и главный потребитель своей пропаганды, то он же и ее первая жертва. Так замыкается порочный круг: Александр II был вынужден объявить войну Турции, потому что возбужденное пропагандой общество требовало от него защитить "братьев-славян". Да и Первую мировую развязали не столько цари, сколько публицисты.

Для того чтобы побороть боязнь остаться в меньшинстве, в положении презренного маргинала - "национал-предателя", по нынешней терминологии, - существуют различные психологические механизмы. Один из них называется bandwagon effect. Bandwagon - это фургон с оркестром, сопровождавший в прошлом избирательные кампании в США. Запрыгнуть в этот фургон означает на американском политическом сленге перебежать на сторону побеждающего кандидата. Решение присоединиться к большинству часто бывает следствием информационного каскада: сигналы, полученные от других, заставляют человека отказаться от собственного мнения. Часто в таких ситуациях возникает феномен множественного невежества: человек внутренне отвергает норму, которую поддерживает публично.

Это лишь самые элементарные из когнитивных искажений, позволяющих современному человеку, не склонному к рефлексии и лишенному твердых убеждений, обрести почву под ногами в пугающем его и таком изменчивом мире.

Я не говорю сейчас о людях, проявляющих политическую лояльность по вполне осознанным мотивам. Рядовым гражданам эти проявления никаких выгод не приносят. В их энтузиазме много бессознательного, чисто русского конформизма, который еще ждет своего исследователя. Испытанная стратегия этого конформизма - найти и демонизировать несогласного. В данном случае демонизировать буквально - не случаен и выход новой экранизации "Бесов" Владимира Хотиненко, и громкая презентация в Москве картины с тем же названием никому прежде неведомого живописца Юрия Данича, изобразившего в непристойном виде вожаков оппозиции. Но не будем забывать, что Достоевский считал одержимой бесами всю Россию, а не одних лишь революционеров. Именно это говорит в своем предсмертном монологе прозревший Степан Трофимович:

Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века!

Но кто же у нас читает сегодня книги, тем более Достоевского!

[Владимир Абаринов]

http://anonymouse.org/cgi-bin/anon-w.../m.232704.html
05.09.2014

Российский МИД за словом в карман не лезет. Такое впечатление, что там наступил праздник непослушания: долго в цепях нас держали, теперь наконец можно наплевать на весь этот лицемерный дипломатический бонтон: "Вот все у нас, как на параде, салфетку - туда, галстух - сюда, да "извините", да "пожалуйста", "мерси", а так, чтобы по-настоящему, - это нет! Мучаете сами себя, как при царском режиме".

Один из последних перлов такого сорта - заявление министра Лаврова о том, что Россию из "восьмерки", оказывается, никто не исключал - просто остальные семеро не явились на саммит в Сочи.

Москва ведет себя как школьник среди взрослых дядей и теть. В самом деле: где грозная запись в дневнике, вызов родителей в школу, решение педсовета? Нас никто не исключал, это они злостно прогуляли мероприятие.

Министр в своих публичных высказываниях еще как-то держится в рамках этикета. Анонимные заявления МИД РФ написаны куда более разухабисто. О министре обороны Украины Валерии Гелетее ведомство на днях выразилось так: "Степень адекватности главы военного ведомства Украины, опубликовавшего на своей странице в "Фейсбуке" упомянутый пост, - предмет для исследования специалистов не в военной области". Иными словами - Гелетея должны обследовать психиатры.

Удостоился недавно выволочки и министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус, не одернувший журналиста, как это любят делать российские руководители: "Вызывает также недоумение проявленная Л. Фабиусом снисходительность к откровенно провокационному вопросу журналиста, поставившего на одну доску Россию и т.н. Исламское Государство как главных нарушителей международного права".

Строгий выговор российский МИД объявил постоянному представителю США в ОБСЕ Дэниелу Баэру: "Вызывает возмущение, что американский дипломат, который уже неоднократно позволял себе одиозные выпады против России, на этот раз перешел все допустимые границы дипломатического приличия. Его голословные претензии не только, как обычно, не были подкреплены конкретными фактами, но и изобиловали откровенными оскорблениями и хамством в адрес нашей страны".

Видимо, Москва считает хамством сравнение "гуманитарных конвоев" с игрой в наперстки: "Коллеги, хотя в наши дни это не так часто можно увидеть, но в 1980-х годах на многих перекрестках в Нью-Йорке можно было найти человека за карточным столом, заманивавшего наивных прохожих для участия в игре. Предметом этой игры был шарик под одним из трех пластиковых стаканчиков, которые жулик быстро передвигал перед вашими глазами, призывая вас следить за шариком. Остановившись, он спрашивал, под каким стаканчиком находится шарик, - и прохожий всегда поддавался на хитрость и угадывал неверно. Кремль играет в жульническую игру - направляет колонну, которая служит "потемкинской деревней", чтобы отвлечь внимание мира от своих вопиющих действий, которые и являются причиной гуманитарных проблем".

В данном случае Госдепу предложено сделать оргвыводы: "Рассчитываем, что в Государственном департаменте США призовут своего постпреда изменить неподобающий дипломату высокого ранга стиль поведения на площадке ОБСЕ, которая должна служить не трибуной для огульных и грубых выпадов, а местом взаимоуважительного и конструктивного разговора по ключевым проблемам европейской безопасности и выработки коллективных решений. Иначе с этим персонажем будет не о чем разговаривать".

В этих текстах заметно смешение стилей. С одной стороны, на Смоленской площади еще, как видно, не перевелись мастера советской риторики со всеми ее "огульно", "одиозно" и "откровенно провокационно". Вот "облыжно" только пока не попадалось - или я пропустил. С другой - уже очень хочется изъясняться без "мерси" и "пардон", как это делает первое лицо. С третьей - авторы заявлений забавно демонстрируют свою "воцерковленность". Они, например, очень полюбили слово «кощунство»: самолет Шойгу не пускают в воздушное пространство Польши - "кощунство", высказывания Гелетея - "кощунственное прикрытие своего желания усидеть в занимаемом кресле любой ценой", указание на участие России в развязывании Второй мировой войны - "вероломное кощунство, стирающее грань между добром и злом".

Прежде заявления, составленные в таком фельетонном стиле, поручалось публиковать ТАСС: все понимали, что "ТАСС уполномочен заявить" то-то и то-то советским правительством, однако само правительство считало неудобным выражаться таким образом. Ну а теперь чего жеманничать. Новый мировой порядок строим.

Из случаев, когда русская дипломатия позволяла себе подобные эксцессы, вспоминается прежде всего грамота Ивана Грозного английской королеве Елизавете от 24 октября 1570 года. Царь предложил королеве военно-политический союз, но Елизавете такой союз был совершенно ни к чему, Московия интересовала Лондон лишь как торговый партнер, поэтому в ответном послании Елизавета уклонилась от предложения. Иван разгневался и в новой грамоте разразился неистовой бранью. "Мы чаяли того, - писал он, - что ты на своем государьстве государыня и сама владееш и своей государьской чести смотриш и своему государству прибытка". Но оказалось, что государством правят другие люди, и не какие-нибудь родовитые бояре, а "мужики торговые". "А ты пребываеш в своем девическом чину как есть пошлая девица". Слово "пошлая" здесь употреблено не в современном значении; царь имел в виду "обыкновенная девица", намекая, по-видимому, и на то, что она засиделась в девках (королеве-девственнице было тогда 37 лет). Весь тон грамоты был крайне оскорбительным. Британские историки утверждают, что ни до того, ни после Елизавета не получала ничего более грубого.

Но Елизавета проявила истинно королевское достоинство. Направляя в Москву своего посла Антона Дженкинсона, она писала царю: "Он правдиво разскажет вашему пресветлейшеству, что никакие купцы не управляют у нас государством и делами, но что мы сами печемся о ведении дел, как приличествует деве и королевне, поставленной преблагим и превысочайшим Богом; и что никакому государю не оказывается более повиновения его подданными, чем нам нашими народами. За каковую милость преблагаго и превысочайшаго Бога, мы приносим Ему смиреннейшия и величайшия благодарения".

В декабре 1852 года дипломатическая Европа была встревожена демаршем Николая I: в послании императору Франции Наполеону III он назвал его "добрым другом". Согласно тогдашнему этикету, монархи обращались друг к другу со словами "мой дорогой брат". Для Николая этот вопрос был принципиальным. Племянник Наполеона I Луи-Наполеон Бонапарт был избран в 1848 году президентом Французской Республики, а в 1851-м совершил государственный переворот и после плебисцита восстановил наследственную монархию. Спустя еще год он был провозглашен императором. Однако Венский конгресс лишил династию Бонапартов права на французский престол. Своим демонстративным обращением Николай фактически указывал на нелегитимность нового монарха. Особенно абсурдным император считал порядковый номер (сын Наполеона I никогда не правил, хотя отец дважды отрекался от престола в его пользу). Встревоженный министр иностранных дел Франции Друэн де Люис пригласил для объяснений русского посла в Париже графа Киселева и тотчас пожалел об этом - посол дал объяснения, граничащие с оскорблением. Австрийский и прусский послы заверяли Николая, что их монархи намерены поступить точно так же, однако те, по выражению Николая, "обманули и дезертировали". В итоге Россия оказалась в полном одиночестве. Русский царь еще не понимал, что это грозное предвестие войны. Таков вес слова в дипломатии!

Что касается большевиков, то они так жаждали признания Западом, что готовы были исполнять дипломатический этикет во всех деталях. Двор короля Георга V отличался в этом отношении особой требовательностью. Американский посол в Лондоне однажды отказался надеть на вечерний прием положенные по этикету панталоны до колен и чулки. Сын короля попытался уговорить его прибыть во дворец в брюках, а потом переодеться, но посол решительно отверг подобный маскарад. Зато когда глава советского диппредставительства (из английского источника неясно, кто именно это был; вероятно, Григорий Сокольников) обратился в Москву с вопросом о панталонах, ему ответили: "Если будет нужно, наденьте и юбку".

Никита Хрущев считается ярким образчиком неполиткорректного моветона, но по меньшей мере одним выражением он обогатил лексикон американской публицистики. Выдающийся политический лексикограф Уильям Сэфайр в своем словаре приводит пример русской идиомы, употребленной Хрущевым: "Когда русский премьер Никита Хрущев услышал в 1955 году о предположении Запада, что со временем верность Советского Союза коммунизму может и зачахнуть, он ответил: "Ждите, покуда креветка научится свистеть". Креветку вместо рака вставил, видимо, переводчик. В таком виде пословицу стали употреблять американские журналисты.

Недавно борзописцы из департамента информации МИДа решили порадовать публику небанальным креативом. Их опус по случаю нового витка санкций содержит сразу два нестандартных для дипломатического языка оборота. Во-первых, сказано, что "в очередной раз пойдя на поводу у Вашингтона по вопросу о дополнительных антироссийских санкциях, Евросоюз выступил в качестве "унтер-офицерской вдовы". Во-вторых, что "Евросоюз окончательно сел "на иглу" Вашингтона и киевских сказок относительно событий, происходящих на Украине".

Я с нетерпением ждал официального перевода на европейские языки. Мне эта задача представлялась столь же трудной и почетной, как поиск эквивалента знаменитой "кузькиной матери". Но мидовские переводчики не оценили подарка и написали просто "наказал сам себя". А "сел на иглу" превратилось в "попался на удочку".

Откуда берется весь этот словесный мусор, эти безымянные щелкоперы в мундирах дипломатов? МИД деградировал, потому что от него теперь ничего не зависит - вся внешняя политика делается в другом месте, послы довольствуются ролью почтовых ящиков, даже экспертизы от ведомства давно никто не ждет и не требует. По сведениям The New Times, Сергей Лавров не входит в ближний круг принимающих решения. Сотрудники МИДа просто маются бездельем. Для них сочинение шапкозакидательских комментариев - один из немногих способов отличиться, обратить на себя внимание. Жалкое занятие.

В "Войне и мире" есть такая сцена: приближенный к Александру I князь Долгоруков рассказывает Андрею Болконскому о недоумении, возникшем при получении послания от Наполеона. Кому адресовать ответ: консулу, императору, генералу Бонапарту? Дипломат Билибин иронически предлагает: "узурпатору и врагу человеческого рода". Для Билибина это остроумная шутка (он же в конце концов находит приемлемое решение - "главе французского правительства"), а для нынешнего МИДа скоро сгодится как дипломатический новояз.