*802. Русские. Стереотипы поведения. Традиции. Ментальность.

[Толкователь]

http://ttolk.ru/?p=25059
14.10.2015


Голландский социальный антрополог Гирт Хофстеде составил универсальную модель определения особенностей культуры стран. Россия в его модели – авторитарное государство, с огромной дистанцией между властью и задавленным населением, но одновременно россияне отличаются высокой моралью и готовы жертвовать настоящим ради будущего.

Голландец Гирт Хофстеде знаменит предложенной им моделью, позволяющей сравнивать различные культуры и, тем самым, достигать некой степени понимания культурных различий и возможностей в отношении них.

В качестве способа понять другую (или свою родную) культуру Хофстед предлагает рассмотреть некоторые ключевые «измерения» в отношении рассматриваемой культуры. Вот краткий список этих данных на примере России и США. Иными словами, почему россияне не американцы.


Power Distance – Авторитарность

Это измерение, показывающее насколько велика готовность представителей культуры воспринимать различия в силе авторитета друг друга. Другими словами, насколько люди готовы подчиняться авторитету решений принимаемых за ними другими. На диаграмме мы видим, что Россия по этому показателю превосходит США больше, чем в два раза. Это означает, что средний американец вдвое меньше готов подчиняться чей-то воле, чем средний русский. Одновременно это означает, что средний американец вдвое больше полагается на собственные решения и не ждёт, что за него что-то решит начальство, чем средний русский.

В России подчинённые воспринимают иерархию как форму справедливого мироустройства, власть сама по себе является основополагающим общественным фактором, представления о котором предшествует рассуждениям о добре и зле, вопрос о легитимности власти не стоит на повестке дня, наличие привилегий у руководства воспринимаются как нормальное, а подчинённые обычно объявляются виновными в системных провалах и неудачах.

Страны с большой дистанцией власти характеризуются и большой неравномерностью доходов. По сути Хофстеде описал в качестве стран с высокой дистанцией власти страны с восточной (азиатской) моделью управления, модернизация власти в которых обычно происходит не за счёт перераспределения власти в структурах управления, а за счет персональной замены руководителей.

Individualism – Индивидуализм

Это степень независимости представителей культуры друг от друга. Этот индикатор показывает степень, до которой для среднего представителя культуры важно чьё-то мнение. На диаграмме мы видим, что для среднего русского чужое мнение почти втрое существеннее, чем для среднего американца. Иными словами, средний американец втрое больше «живёт своим умом» чем средний русский.

Masculinity – Соревновательность

Это степень ориентированности представителей культуры на успех. Высокий показатель соревновательности говорит о том, что для людей важно достижение результата, важна победа. Низкий уровень этого показателя говорит о том, что для людей важен процесс, им важно, чтобы нравилось делать то, что они делают, больше, чем получение конечного результата. На диаграмме мы видим, что средний американец двое больше настроен на результат, чем средний русский. Иными словами, средний русский вдвое больше склонен заниматься тем, чем ему нравится, даже если это не даёт желаемых результатов, чем средний американец.

Uncertainty Avoidance – Избегание Неопределённости

Это степень, до которой представители культуры насторожены в отношении неопределённости будущего. Высокий показатель говорит о том, что люди видят неопределнность как опасность и стараются её избегать, добиваясь гарантий, договорённостей, планов и определённостей. Низкий показатель говорит о том, что люди видят неопределённость в качестве открытия новых возможностей и не стремятся к предопределённости завтрашнего дня. На диаграмме мы видим, что средний русский примерно вдвое больше, чем средний американец, стремится к предопределённости будущего. То есть среднему американцу гарантий на будущее требуются вдвое меньше, чем среднему русскому, ему, наоборот, возможности подавай, шансы.

Long Term Orientation – Ориентация на долгосрочную перспективу

Это степень прагматичности в отношении планов на будущее. Другими словами, культура с высоким показателем более настроена на сегодняшние изменения ради достижения каких-то целей в будущем. Культура с низким показателем, наоборот, склонна «держаться за прошлое» и ассоциировать происходящее сейчас с историческим контекстом прошлого. Судя по диаграмме, русские почти в четыре раза более ориентированы на будущее, чем американцы. То есть для среднего американца сохранение традиций куда важнее, чем для среднего русского, а для среднего русского куда важнее учиться чему-то новому сейчас, чтобы достичь чего-то нового потом.

(индексы, названные «Новая Россия», определены для успешных на рынке финансистов и менеджеров и маркируют тенденцию развития российской управленческой культуры в современных условиях)

Indulgence – Распущенность

Степень, до которой представители культуры позволяют себе удовлетворять свои желания. Низкий показатель говорит о сдержанности, а высокий о «распущенности» представителей культуры. На диаграмме мы видим, что средний русский втрое более сдержан в потворстве своим «хочу», чем средний американец.

Исследователь Международного валютного фонда Роксана Михет продолжила совершенствовать методику Хофстеде, и вывела ещё один показатель – Мужественности. Михет делит общества на «мужественные» и «женственные». И если в первом типе общества преобладает преклонение перед достижениями личностей, героизмом, принятие того факта, что достижения должны хорошо материально вознаграждаться, то «женственные» общества отдают предпочтение взаимопомощи, скромности. У развитых стран «мужественность» выше, чем у развивающихся. Так, этот параметр довольно высок в США, в Китае, в южной Европе, особенно в Италии и на Балканах. Россия же с её «индексом мужественности» 36 из 100, очевидно женского рода (в США — 62, в Великобритании — 66).

По результатам исследований Хофстеде, характерной особенностью всех стран Восточной Европы (так называемого Восточно-европейского кластера культур) является высокая дистанция власти. В этом кластере лидируют Россия и Венгрия, имея самый высокий показатель дистанции власти. Среди наиболее значимых результатов исследования отмечается так называемый эффект маятника: контраст между тем, что, по восприятию российских респондентов, существует в практике (as is), и тем, что, по их мнению, должно быть (should be). Так, если индекс существующей дистанции власти в России оценивается как один из самых высоких, то индекс предпочитаемой дистанции власти оценивается почти в два раза ниже, что отражает стремление к противоположности. Российские респонденты хотели бы видеть в организационной культуре тенденцию к значительному снижению организационной вертикали

Среди общих выводов важным является следующий: Восточно-европейские общественные системы, включая Россию, выраженно «сориентированы на статусность» и их можно характеризовать как культуры власти (power culture). К историческому наследию этих культур относятся:

- Централизованное управление и распределение, существенный разрыв между менеджментом верхнего и среднего звена, командный стиль управления, и патерналистский тип лидерства.

- Людям с таким социально-историческим прошлым свойственно находиться в зависимости от своих начальников, ожидать, что начальник позаботится о них, и при этом избегать какой-либо личной ответственности.

- Одновременно с этим им свойственно переживать неэффективность, несправедливость, приобретенную социальную беспомощность, пессимизм, стресс и тревогу на рабочем месте, а также фаворитизм.

Среди культур, сотрудничество с которыми наиболее проблематично – культуры и нации с высокой дистанцией власти (как в России), потому что кооперация с ними зависит от прихотей отдельных людей, обладающих наибольшей властью. В современном мире культурной кооперации такие культуры, без сомнения, не могут быть в авангарде. Не исключено, что им предстоит некоторое время пробыть в одиночестве, пока они не поймут, что у них нет иного выбора, как присоединиться к кооперации.

[Толкователь]

http://ttolk.ru/?p=25136
23.10.2015

Бывший прокурор, учёный-криминалист Сергей Воронин связывает криминальный тип русской преступности с «русским характером»: низкая религиозность, неспособность к систематическому труду, истероидность. Он поясняет эти особенности на примере каннибала Маслича.

Воронин отработал в силовых органах (прокуратура, преподавание в вузах МВД) около тридцати лет. Он, кроме того, что практик – сторонник теорий Ломброзо и психоанализа. В своей учебной книге «Преступные психотипы: теолого–криминологический анализ преступного поведения» (Красноярск. Международный институт судебных экспертиз и права, 2012) он описывает, как влияет характер той или иной нации, а также конфессиональная принадлежность на особенности криминального психотипа. Мы публикуем отрывок из его книги, посвящённый «русскому характеру» (в сокращении).

***

Перед тем, как приступить к исследованию русского преступного психотипа, сразу же отметим условность самого этого термина – «русский христианин». Исторически сложилось так, что русскому народу вообще свойственен крайне низкий уровень религиозности. Он вспоминает о Боге лишь в самые тяжелые моменты своей жизни: в момент смертельной опасности, тяжелой болезни, войны и т.д. В остальное время русский человек живет по принципу абсолютного нигилиста: я не лезу в дела Бога, пускай и Он не лезет в мои дела!

***

Не в малой степени русскому пьянству способствует и исторически сложившееся отношение православной церкви к спиртным напиткам. Например, мы считаем, что евхаристия и прочие церковные обряды, так или иначе связанные с употреблением вина – это прямой путь к алкоголизму русской нации, узаконенный христианской церковью, с подведённой под это идеологической платформой и красивой риторикой «богослужения». Да и сама евхаристия очень напоминает обряд инициации вампиров. «Пейте вино, это – моя кровь!» – говорил Иисус своим ученикам, что они и делают до сих пор, во всем христианском мире, стараниями «дорогого» Учителя.

***

Экзистенциализм русского человека доведён до крайности и насквозь пропитан духом садомазохизма, часто ведущим к полному разрушению личности как в моральном, так и физическом плане. Пьянство – лишь одно из проявлений такого саморазрушения, которому русский человек отдаётся самозабвенно, со всей страстностью своей необузданной натуры. Саморазрушитель вообще, как известно, несёт в себе мощный деструктивный заряд, в т.ч. направленный на окружающих людей. Может быть это отчасти объясняет то обстоятельство, что русский человек испокон веков является прекрасным воином, и гораздо в меньшей степени – строителем.

***

Испытывая ипохондрию и жесточайшую скуку от ежедневного систематического труда, русский человек в силу эмоционально-волевых особенностей его психотипа более склонен к аффектированным поступкам, часто направленным на разрушение, чем на созидание. Не случайно энергетике русского преступника более отвечают преступления корыстно-насильственной направленности. Здесь есть агрессия и побуждающий к активным, часто разрушительным действиям, весьма привлекательный для русского человека корыстный мотив.

***

Однако доведённый до крайности русский экзистенциализм проявляется и здесь – русский человек может успешно создавать, когда им овладевает глобальная национальная идея, например, всемирного общественного переустройства (опять же осуществляемого в соответствии с русскими представлениями о «всемирном счастье»). Поэтому вполне очевидно, что коммунизм как теория садомазохистского толка бросил семена на весьма благодатную российскую почву – ведь пожертвовать собой во имя даже самой абсурдной и утопичной идеи для русского человека гораздо легче, чем заниматься ежедневным систематическим трудом созидания.

***

Весьма своеобразное отношение в России и к уголовщине. Фёдор Иванович Шаляпин в своих мемуарах по этому поводу писал: «Игра в разбойники привлекательна, вероятно, для всех детей повсюду, во всём мире. В ней много романтического – враг, опасность, приключения. Но особенно любима эта игра российскими детьми. Едва ли где-нибудь в другой стране разбойники занимают такое большое место в воображении и играх детей, как у нас.

***

Это косвенно подтверждают и данные обследований осуждённых в одной из исправительных колоний строгого режима Московской области, полученные психиатрами-экспертами института им. Сербского.

Было установлено, что 75% обследованных имели различные психические расстройства, из них 8,9% были признаны психопатами возбудимого круга. По данным Ю.М.Антоняна этот процент психопатов возбудимого круга в ИК строгого режима несколько варьирует и составляет 14,7%.

***

Особый интерес для криминолога представляет открытое Ломброзо явление аналгезии – притуплённой чувствительности преступников к боли. Это явление уже само по себе является абсолютно устойчивым симптомом многих форм психических расстройств, что также косвенно подтверждает наши данные о высоком проценте распространения психопатий среди осуждённых. Работая помощником прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях, не раз доводилось убеждаться в истинности данного вывода. И речь идёт не столько о проглоченных гвоздях и пуговицах, пришитых к телу, сколько о безразличном, поистине экзистенциальном отношении к своему здоровью и жизни.

В этой связи вспоминаются случаи массового «харакири» или «секуку» по-русски осуждённых.

***

Русский человек в силу преобладающей в его национальном характере акцентуации конституционально-возбудимого типа весьма склонен к реактивным истероидным состояниям, бурным психопатическим концертам, преследующим цель эпатировать окружающих либо хотя бы привлечь внимание к своей персоне. Иногда формой такого эпатажного поведения является совершение экстраординарных преступлений.

В качестве примера приведем дело людоеда Александра Маслича, возбужденное в1994 годуРубцовской прокуратурой. В помещении штрафного изолятора исправительной колонии УБ-14/9 Рубцовска за различные нарушения режима находились осужденные Маслич, Дзюба и Голузов. Все трое практически ровесники. Александр Маслич в свои 23 года уже четыре раза был судим – грабежи и угоны. Алексей Голузов на два года постарше, а судимостей на одну меньше – все по кражам и грабежам. У третьего сокамерника, Алексея Дзюбы, в 23 года вторая судимость и тот же набор – грабёж, кража, угон. Правда, Маслич был единственным среди них, имеющим статью за убийство, – уже в колонии задушил осуждённого из-за «возникших неприязненных отношений».

Распорядок в ШИЗО спланирован и утверждён на века: подъём, отбой да прием пищи. В промежутках скучно. Можно спать, а можно и просто, одурев от ничегонеделания, «чесать» языки. Несмотря на меньший опыт «отсидок», самым заводным в компании оказался Дзюба. По вечерам он рассказывал страшилки да фантазировал: дескать, неплохо бы посмотреть на мир, а для этого безотказный способ перевода в другую колонию – убийство. За убийство осуждённого, как правило, много не дают – всегда можно сослаться на «самооборону», договорившись с группой свидетелей.

Дзюбе долго не пришлось уговаривать корешей – убить так убить, чего же проще! Тем более, что Маслич – специалист. Придумали задушить первого, кого подсадят к ним в камеру. Новый сотоварищ оказался идеальным кандидатом. Во-первых, Л. был на десяток лет старше заговорщиков, во-вторых, дружелюбием не отличался.

Ночью, когда контролёр прикорнул на посту, Маслич и Дзюба накинулись на жертву. Но то ли Л. оказался посильнее, то ли поопытнее – ему удалось освободиться и отделаться синяками. На следующее утро, подыскав предлог, Л. перевёлся в другую камеру.

Троица затаилась в ожидании новой жертвы. Как-то вечером Дзюба предложил: «А что если нам человечинки попробовать? Людоедов обязательно на экспертизу в Москву отправят – покатаемся. А если повезёт – под придурков закосим!» Идея понравилась. Маслич припомнил, что когда был маленьким, слышал несколько историй, когда закрывали кафе и рестораны из-за того, что там, якобы, обнаруживали пирожки с человечиной. Саше тогда хотелось попробовать, как это все на вкус.

Голузов, по природе своей более инертный – он и выглядел недоразвитей всех – к предложению отнёсся без эмоций. Но ему тоже хотелось в Москву. Маслич чертил по вечерам на куске картона: «Хочется съесть кого-нибудь». Эта записка потом попадет в дело. Но больше в камеру никого не подсаживали. И однажды, когда Дзюба отправился спать, его сокамерников осенила идея: убить и съесть самого инициатора – Дзюбу. В тот же вечер Маслич выработал план, как всегда сопровождая свои мысли рисунками: на карточке появился маленький расчленённый человечек и бачок для питьевой воды, водруженный на огонь.

«Жертвоприношение» было намечено на ближайшую ночь, но сорвалось – по коридору почти до утра осуждённых водили в душ. Дверь же в камеру, в которой сидели эти трое, была сетчатая, чтобы легко наблюдать за происходящим внутри. Но следующий день выдался на редкость спокойным. Контролёр отправился на пост, соседи в камерах угомонились, а Дзюба на удивление быстро заснул. Маслич и Голузов дождались до полуночи и приступили.

Перед тем, как задушить, Дзюбу из каких-то соображений разбудили. Маслич накинул жертве тесемку на шею, а послушный Голузов ухватил за ноги. Дзюба даже не сопротивлялся. Потом приступили к разделке тела обломками от безопасной бритвы. Лёгкое Масличу показалось темным и малоаппетитным, и он выбросил «требуху» в унитаз, куда перед этим вылили кровь жертвы.

Бачок для воды укрепили над унитазом, развели костер из одеяла и брюк Дзюбы. Как можно сварить мясо в камере с сетчатой дверью, чтобы контролер в трех метрах ничего не учуял? Следователи прокуратуры утверждают: именно сетчатая дверь и сыграла свою роль – дело происходило летом, на окнах только решетки без стекол, и дым из камеры выдувало сквозняком в окно. Осужденные из соседних камер потом рассказывали, что в «двойке» всю ночь пели песню «Белый лебедь на пруду» и смеялись.

В 6.15 утра патруль начал обход. «Эй, гражданин начальник, сначала к нам подойдите, – закричал Маслич. – Мы Дзюбу съели! По-настоящему!». Уже находясь в следственном изоляторе в ожидании суда, Маслич задушил ещё одного сокамерника, который проиграл ему в карты, а отдать не смог.

В деле Маслича зафиксировано, что, являясь сиротой, в 12 лет он попал в интернат для малолетних преступников, где в течение ряда лет подвергался чудовищным издевательствам со стороны других подростков с трудной судьбой – пыткам, избиениям, изнасилованиям. Описание этих издевательств Масличем в ходе судебного допроса вызвало у многих присяжных заседателей слезы. Именно тогда закладывалась экзистенциальная сущность будущего убийцы-людоеда, поклявшегося на крови всей своей жизнью жестоко отомстить уголовному миру.

Поэтому не случайно, что всеми жертвами Маслича были осужденные ИК и заключенные СИЗО. Изученные нами заключения судебно-медицинских заключений показали, что мы имеем дело скорее не с реальным людоедством, а с его искусной симуляцией: органы и части человеческих тел были лишь надкусаны Масличем.

В этом и состоит квинтэссенция «русского куража» – некая бравада, дескать, смотрите и удивляйтесь, какой я омерзительный и страшный тип! Судебно-следственная практика показывает, что многие преступления корыстно-насильственной направленности и преступления против личности, совершённые в России, содержат элементы этого «куража»: маниакального, абсурдного желания эпатировать общество, запомниться хотя бы в таком варианте.

***

Ещё один экзистенциальный штрих в национальном психотипе преступника – отношение русского человека к власти и правоохранительным органам. Садомазохизм русского человека весьма своеобразно проявляется и здесь. В российской ментальности присутствует стойкое неприятие официальной власти, а противодействие ей (причем в любых, иногда совершенно абсурдных формах) часто оценивается обществом как проявление мужской доблести.

К такому выводу подводят многочисленные наблюдения за поведением задержанных в дежурных частях ОВД России. Бравадное, откровенно вызывающее поведение задержанных лиц по отношению к сотрудникам милиции, как правило, заканчивается одним и тем же – применением к «буйному» богатого арсенала спецсредств, в т.ч. милицейского «ноу-хау» под трогательным названием «поза кубика-рубика».

Понятно, что в этом факте ничего замечательного для нашего исследования нет, но любопытно другое, возвращаясь в камеру, «жертва полицейского произвола» с гордостью рассказывает сокамерникам об изуверствах сотрудников милиции по отношению к нему, моментально окружая себя ореолом народного мученика. Это и есть экзистенциализм в действии, обусловленный историческими условиями развития российского государства, выработавшими у русского человека абсолютно нигилистическое отношение к государственной власти и её представителям.

Правовой нигилизм гораздо в большей степени присущ русской ментальности, чем законопослушность, что определённо отличает нас от немцев и японцев, а также накладывает отпечаток на природу преступности в России как явления вообще.

[Avn_msk]

Александр Суворов писал: «Мы - русские! Какой восторг!». Согласимся с великим полководцем и вспомним 50 фактов о русском народе.

1. Корейцы в СССР называли русских «маозы», что переводится как «бородач».

2. Больше всего среди русских распространены гаполгруппы R1a, I1b, N1c.

3. Термин «Росcия», заменяя слово «Русь», ограниченно стал употребляться с XVI столетия, когда в Москве зародилась идея «Третьего Рима».

4. По состоянию на первое января этого года численность русских в России составляет 111 миллионов 500 тысяч человек.

5. Австрийский дипломат XVII столетия, Сигизмунд Герберштейн в «Записках о Московских делах» писал, что русских издревле называли «Россея» – «то есть народом рассеянным или разбросанным, потому что Россея, на языке руссов, значит рассеяние».

6. В Китае есть русская национальная область Шивей, больше половины её населения - русские.

7. Нейтральное обозначение русских на финском языке - «веняляйнен». «Рюсся» - уничижительное.

8. Русский язык является родным для 168 миллионов человек, для 111 миллионов - вторым языком.

9. Самый большой словарь языка из русских людей - у Пушкина. В него входит примерно 25000 лексем. Таким же примерно словарем обладал (на английском языке) Шекспир.

10. У русского народа было 19 цариц и царей из двух династий (Рюриковичи, Романовы).

11. С середины XVI века по начало XIX века между Россией и Швецией было 10 войн.

12. Негативное обозначение русских у эстонцев - «тыбла». «Тыбла» пришло от обращения «ты, бл.». Совет по СМИ считает, что слово «tibla» в первую очередь используется как обозначение Homo soveticus (человека советского).

13. Между Россией и Османской империе было 12 войн за 241 год. В среднем, одну Русско-турецкую войну от другой отделяло 19 лет.

14. Русский философ Иван Ильин писал: «Соловьев насчитывает с 1240 года по 1462 год (за 222 года) — 200 войн и нашествий. С XIV века по XX-ый (за 525 лет) Сухотин насчитывает 329 лет войны. Россия провоевала две трети своей жизни».

15. Первые фамилии у русских появились в XIII веке, но большинство оставалось «беспрозвищными» ещё 600 лет.

16. К моменту всеобщей паспортизации в 1930-х фамилию имел каждый житель СССР.

17. По мнению Вернадского слово «русский» восходит к иранскому «рухс» (или «рохс»), что значит «свет, светлый, белый».

18. В годы Великой Отечественной войны, по оценке М. В. Филимошина, погибло почти 6 миллионов русских.

19. Единственное односложное прилагательное в русском языке - «злой».

20. 24 мая 1945 года Иосифом Сталиным был произнесен очень важный тост: «За русский народ!».

21. В русском языке 441 слово со словом «люб». В английском - 108.

22. Мода на фамилии пришла на Русь из Великого княжества Литовского.

23. Русские сами себя в Древней Руси называли русинами, и русаками. В болгарском языке русин оставался этнонимом для русских вплоть до начала XX века.

24. Слово «росичи» - неологизм автора «Слова о полку Игореве». Больше это слово как самоназвание русских нигде не встречается.

25. Окончания «-гда» в центрально-русской топонимике: Вологда, Судогда, Шогда – наследие мерянского народа.

26. В селе Русское устье (71 градус северной широты) живут русскоустьинцы - выходцы из казаков и поморов. Диалект русскоустьинцев чрезвычайно редкий – не «акающий» или «окающий», а «шаркающий».

27. Русский язык занимает пятое место по общей численности говорящих на нем человек.

28. Русское приветствие «здравствуйте» исследователи обнаружили впервые в летописи, датированной 1057 годом. Автор хроник записал: «Здравствуйте же многие лета».

29. Фамилия «Романовы» не сразу зарепилась за династией. Побыли и Яковлевыми, и Захарьины-Юрьевыми. Романовыми они стали по имени правнука Фёдора Кошки, сына Андрея Кобылы.

30. В каждой русской избе обязательно была так назывемая «нищая лавка» у двери. Чтобы на неё мог садиться нищий, или другой непрошенный гость.

31. В 1910 году Российская империя занимала предпоследнее место в Европе по среднедушевому потреблению алкоголя, меньше пили только в Норвегии.

32. «Медвежьи потехи» в России запрещали дважды: в 1648 и в 1867 году, однако вплоть до 20-х годов XX века по улицам действительно ходили медведи.

33. Русский драки не боится. Кулачные бои были любимой потехой русских парней ещё в 1048 году, когда о них писал летописец Нестор.

34. На Руси мужчин встречали не по одежке, а по бороде. Люди с плохо растущей бородой признавались чуть ли не вырожденцами. Безбородые, как правило, оставались в бобылях.

35. Русская народная «мерка» алкогольных доз, записанная Далем: — Первую чашу пить — здраву быть, вторую пить — ум веселить, утроить — ум устроить, четверту пить — неискусну быть, пятую пить — пьяну быть, чара шестая — мысль будет иная, седьмую пить — безумну быть, к осьмой приплети — рук не отвести, за девятую приняться — с места не подняться, а выпить чарок десять — так поневоле взбесят.

36. Какой русский без балалайки? Тем не менее, балалайки не раз запрещали, отбирали у владельцев и сжигали за городом - боролись со скоморошеством. Второе рождение инструмент получил в середине XIX века - Василий Андреев, дворянин и одаренный музыкант сделал балалайку снова модной.

37. Русский мат встречается уже в новгородских берестяных грамотах, датируемых XI веков. Назывался он тогда «лая матерная» и изначально включал в себя исключительно употребление слова «мать» в вульгарном контексте.

38. Русское матерщинное слово на букву «Б» запретила Анна Иоанновна. До этого оно было вполне легальным и часто употреблялось со значениями «блуд», «обман», «заблуждение», «ересь», «ошибка».

39. Матрешка на самом деле не русская, а японская игрушка, но именно в России она стала настоящим культом.

40. Русский народ - народ шахматист. Уже в XII веке в шахматы на Руси играла не только знать, но и простые люди. Это доказали археологические раскопки. Однако, и шахматы у нас хотели запретить: на Шестом Вселенском соборе предлагали предавать шахматистов анафеме.

41. Самыми распространенными на Руси подвижными играми были: лапта, городки, пекарь, клюшкование, чиж и коняшки.

42. Великорусский лапоть отличался косым плетением лыка; белорусский и украинский – прямым.

43. Не все блюда, которые считаются русскими, на самом деле такими являются. Пельмени родом из Китая, винегрет - из Скандинавии.

44. На Руси валенки имели разные названия: в Нижнем Новгороде их называли «чесанками» и «катанками», в Тамбовской и Тверской областях – «валенцами», в Сибири – «пимами». Валенки из козьей шерсти именовали «волнушечками» и «выходками», а из овечьей – «катанками».

45. У русских женщин на Руси была масса профессий: плакальщицы профессионально плакали, пластильщицы мешали массу для пастилы, горшечницы лепили горшки, наузницы плели узлы.

46. Отношение к хлебу на Руси было строго регламентировано специальными «хлебными правилами»: от благосления при выпечке до того, что хлеб нельзя ломать, выбрасывать и класть на стол без скатерти.

47. Культ семечек у русского народа связан с революцией. Именно тогда они стали «захватывать города». Михаил Булгаков писал в рассказе «Столица в блокноте»: «Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки».

48. Повивальная бабка на Руси оставалась с новоиспеченной матерью аж 40 дней – помогала купать, лечить и …вить. Витьем раньше называлось пеленание.

49. У тайного русского сообщества офеней (бродячие торговцы) был свой особой язык. Вот три пословицы, переведенные на офеньский: 1. Век живи, век учись – дураком помрешь. – Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись – смуряком отемнеешь.
2. Кто не работает – тот не ест. – Кчон не мастырит, тот не бряет.
3. Без труда не выловишь и рыбку из пруда. – Без мастыры не подъюхлишь и псалугу из дрябана.

50. Широк русский человек! В середине XIX века двое екатеринбургских золотопромышленников поженили своих детей. Свадьба шла целый год.

Алексей Рудевич

[Татьяна Шабаева]

http://www.mk.ru/social/2015/11/10/s...edinyayut.html
Российское общество так и не выработало систему ценностей, поддерживаемую большинством граждан
Вчера в 14:45, просмотров: 6545

фото: Алексей Меринов

Три недели, со второго по двадцать второе ноября, москвичи голосуют за то, хотят ли они переименовать станцию метро и иные транспортные объекты, названные именем Петра Войкова. Достоверно известно о его косвенной причастности к жестокому убийству царской семьи, однако мнение о его личном участии в этом злодеянии оспаривается и отчасти основывается на том, что еще в советское время он сделался символом этого преступления. Итак, голосование «за или против Войкова» — не столько восстановление справедливости, сколько публичная борьба символов.

Можно лишь догадываться, почему власть, которая, не дрогнув ни единым мускулом, переименовала «Братеево» в «Алма-Атинскую», Большую Коммунистическую в улицу Солженицына, а «Улицу Подбельского» в «Бульвар Рокоссовского», в этот раз вдруг решила «спросить народ». Самая печальная догадка: именно по причине одиозности персонажа и выдающейся черноте вменяемого ему злодейства. Можно было не сомневаться в том, что на все три недели голосования народ обретет тему для самых яростных обсуждений. Обсуждений, от которых ничего — по существу — не зависит.

Мы — общество, которое разъединяют символы. Причисляя себя к определенной социально-политической группе, мы подписываемся на приятие определенных символов. Кто для вас выше критики? Последний российский монарх — Николай II? Ленин? Сталин? Путин? А может быть, академик Сахаров? Выбирайте. По большому счету, от вашего выбора все равно ничего не будет зависеть.

Изобилие символов в России сочетается с унифицированностью (и мумифицированностью) политических движений. Да, Ленин и Путин отличаются вроде бы очень сильно. А вот КПРФ и «Единая Россия» — почти не отличаются. Да, академик Сахаров и Путин — вовсе не близнецы-братья. Однако в либеральных завихрениях, которые дают о себе знать в российской столице, снова и снова мелькают вхожие во власть персоналии. Впрочем, можно назвать это консолидацией элит — тогда все начинает выглядеть гармонично, словно так и задумано.

Но эта гармония внешняя. На практике она оборачивается как противоречивыми заявлениями (и действиями) власти — так и странным бытованием государственной идеологии, которое правильнее назвать то ли «намеренным отсутствием», то ли «трагической слабостью».

Так, недавно глава Минобрнауки Дмитрий Ливанов, выступая в политологическом Кеннановском институте в Великобритании, заявил, что детско-юношеская организация «Российское движение школьников» воссоздаст «традиции внешкольного воспитания детей, которые были в Советском Союзе, но уже на внеидеологической основе» — при этом министр сослался на скаутов. Но ведь у скаутов есть идеология, пусть на практике проявленная менее отчетливо, чем в пионерском движении. В книге основателя скаутского движения Бадена-Пауэлла прописано следующее посвящение в скауты: «Начальник отряда: «Могу ли я доверить вам под честным словом, что вы будете: во-первых — исполнять свой долг перед Богом, Родиной и государственной властью? Во-вторых — ежедневно оказывать добрые услуги людям? В-третьих — исполнять все законы скаутов?»… Новичок: «Я обещаю своим честным словом: во-первых — исполнять свой долг перед Богом, Родиной и государственной властью; во-вторых — ежедневно оказывать добрые услуги людям; и в-третьих — исполнять все законы скаутов».

В нынешнем атеистическом мире Бога из скаутской клятвы иногда убирают. Зато, к примеру, в современном руководстве скаутов Эстонии «железным правилом» названо «стать знающим, полезным членом семьи, общества и государства»; скаут должен назубок знать всю государственную символику Эстонии, а в государственной хронологии — подробно, в деталях! — заучить все положенное про «насильственную оккупацию Советским Союзом».

Итак, либо российский министр образования не вполне представляет себе, что такое скауты, — либо слегка лукавит, но ни тот, ни другой вариант не послужит к укреплению идеологии и «присущей российскому обществу системы ценностей», на которую он ссылается. Кстати, какая у нас система ценностей, если уж говорить именно о системе?

В нашем обществе все еще есть те, кто считает праздником 7 ноября (годовщину Октябрьской революции), — и те, кто хочет полюбить 4 ноября (День народного единства). Характеризуются обе группы тем, что к «другому» празднику они относятся не просто с меньшим воодушевлением и даже не только равнодушно — а фактически с резким неодобрением. И уж совсем трудно найти — за пределами узкого специфического круга — тех, кто считает праздником 12 июня, т.н. «Декларацию о суверенитете». Здесь, как и на уровне персоналий, проявляется резкое неприятие символов друг друга. Чужих героев мы считаем не просто негероями — а Геростратами, которые прославили себя лишь разрушением.

И потому за всех и вся приходится отдуваться 9 мая — единственному действительно общенародному празднику. Но чем дальше — тем труднее эксплуатировать его в таком качестве, несмотря даже на то, что в этом году власть разрешила почти спонтанное общенародное шествие «Бессмертный полк». Живое единение с прошлым, безусловно, освежило символ. Однако победа семидесятилетней давности, даже самая величественная, не может быть главным символом современного государства: людям нужно будущее.

Ни 1917 год, ни 1991-й — знаменовавшие образование нового российского государственного устройства — в качестве памятных дат не вселяют радости. Но что тогда? Воссоединение России с Крымом — событие, впервые за долгие годы воодушевившее если не всех, то очень многих русских, — пока оставляет уйму неотвеченных вопросов из разряда «что же дальше». Может быть, сделать общенародным символом научно-технического прорыва запуск спутника и полет Гагарина? Но даже вышедший в 2013 году художественный фильм о первом космонавте (хорошо сделанный!) показан был скромно и не сопровождался большим энтузиазмом. Это понятно: чтобы подобного рода символ работал, надо брать в космосе новые планки, а имена Циолковского, Королёва, Гагарина, Терешковой, Леонова — должны отскакивать от зубов уже в первом классе... чего сегодня нет даже близко.

Единого учебника истории в российских школах тоже нет. Не потому, что он не нужен. Не потому, что он непременно вышел бы формализованным и скучным. Его нет потому, что массы, даже консервативные, не готовы прийти к согласию о том, что в нем написать, а среди наиболее громких точек зрения звучит такая: ничего единого не надо, пусть будет полная свобода выбора. О том «историко-культурном стандарте», который сейчас существует, московский учитель истории Леонид Кацва отозвался так: «Я готов на пари написать в соответствии с этим стандартом два учебника, один из которых будет ультралиберальный, а другой ультраортодоксальный, консервативный, и оба будут соответствовать ИКС». Он добавляет: «И это следует отнести к достоинствам историко-культурного стандарта, поскольку его авторы как могли минимизировали ущерб».

Итак, при наличии огромного количества символов, вызывающих у тех или иных наших сограждан искренние горячие чувства, — у нас в символическом поле нет почти ничего общего, и интеллигенция, казалось бы, призванная формулировать смыслы, даже считает это достоинством (или свободой). Но колоссальный парадокс заключается в другом: у большинства из нас — общие реальные проблемы. Мы все озабочены состоянием образования, здравоохранения, трудовой незащищенностью, вымиранием деревень и прозябанием малых городов, неконтролируемой иностранной миграцией, увеличением разрыва между богатыми и бедными… У нас много общего в поле реальности.

Но обсуждать мы предпочитаем символы.

[Уинстон Черчилль]

Русские могут казаться недалекими, нахальными или даже глупыми людьми, но остается только молиться тем, кто встанет у них на пути.

[Егор Холмогоров]

http://www.rus-obr.ru/lj/34080
12/11/2015 - 00:36.

Русские — оседлый народ с самосознанием народа движущегося, поэтому перемещение в пространстве, познание и освоение его является, видимо, основным аффектом русских. При этом русское мышление насквозь географично: каждая деталь пространства для русских имеет свое имя и свой смысл.

В детстве меня поражало это в нашей деревне под Козельском, на рубежах старинной Засечной Черты. Каждый холм и каждый перелесок имели своё название — вот Кадалба с колодцем, вдалеке виднеется Широкий верх, а правее, визуально не отличишь, уже Аверина вершина. Через Малашенки петляет Кобедняя дорожка, ведущая к обедне, в церковь соседнего села. В детстве я помнил не менее полусотни названий, размечавших пространство всего в 2–3 кв. км.

Русские — нация географов. Мы мыслим пространственными образами и измеряем свою жизнь подобно Владимиру Мономаху в его «Поучении» — «путями». Один из древнейших и популярнейших жанров русской литературы — «хождения». Путевых заметок — сперва паломников в Иерусалим (хождение игумена Даниила) и Царьград (хождение Антония Новгородца), а затем и в далекие загадочные земли — как у тверича Афанасия Никитина, отправившегося по Волге поторговать в ближнем Дербенте, пограбленного на пути астраханскими татарами и оказавшегося, в итоге, за три моря в далекой Индии.

Рассказ Афанасия Никитина — удивительная драма, в которой конечной целью далекого путешествия является… родной дом, возвращение на Русскую землю. «Господи боже мой! Пути не знаю, иже камо поиду!» — восклицает он, затерявшись в дебрях Востока. Он меняет города, имена, страны, в какой-то момент начинает путаться между русским, турецким и персидским языками. Но, наконец, найдя путь на Родину, придя «к Балаклаве и оттуда в Гурзуф», в момент смерти на полшага где-то между Феодосией и Смоленском, шепчет: «А Урусь ерь таньгры сакласын… Бу доньяда муну кыбить ерь ектур» (Русскую землю Бог да сохранит! На этом свете нет страны подобной ей).

Даже рай для нас не рай, если не имеет географических координат. В середине XIV века Новгородский архиепископ Василий отправил владыке Тверскому Федору послание, где авторитетно объяснял, что рай, откуда был изгнан Адам, существует и по сей день, и новгородский купец Моислав, плавая по северным морям, видел этот рай на горах среди северного сияния.

Порой мне кажется, что поиском земного рая является и весь длящийся уже много сот лет русский поход на Северо-Восток. Сперва от Холмогор до Колы и дальше к Груманту (Шпицбергену), затем по пермским рекам за Камень (Урал). И вот уже от начала похода Ермака (1581) до прохождения Семеном Дежневым (1649) будущего Берингова пролива проходит всего 68 лет. Трудно сказать, нашли ли мы свой рай, но мы точно нашли на этом пути свое Эльдорадо, которое оказалось гораздо более долгосрочной ставкой, нежели серебряные рудники Потоси, Острова Пряностей, рисовые поля Бенгалии и нефтяные пустыни Алжира.

Пережившие свой колониальный дефолт и утратившие большую часть активов соседи стремятся теперь доказать, что Сибирь — это тоже колония, что Россия не имеет ни на неё, ни на Арктику никакого права, что эти богатства должны служить всему человечеству (считай, держателям козырей мировой финансовой системы). Где-то это делается под видом экологии, где-то, как в книге Александра Эткинда «Внутренняя колонизация», под видом культурологии. Но итог всегда один: «Русские коварно захватили Сибирь, а теперь должны с нами поделиться, тем более что работают они с нею плохо и им самим она в тягость».
Вся эта лукавая риторика не учитывает одного — той самой географичности русского исторического сознания. Знание — власть. Изучить, описать, открыть — значит, овладеть. Русское же движение «навстречу солнцу» всегда было не только и не столько завоеванием, сколько изучением, описанием, картографированием. Здесь достаточно сравнить с восприятием своего движения на Запад американцами, которые попросту не замечали географии. Они видели «фронтир», преодолевали его на своих фургонах, но в этом установлении власти не было романтики географического познания.

Наша же Священная История — это история русского пространственного расширения и освоения, история открытия России. Наши «светские» святые — это землепроходцы, путешественники, первооткрыватели. Дежнев, Поярков и Хабаров, Беринг, Челюскин и Крашенинников, Крузенштерн, Коцебу, Беллинсгаузен и Лазарев, Литке и Невельской, Потанин, Пржевальский, Козлов, Семенов Тянь-Шанский и Арсеньев, Папанин и Чкалов. Впрочем, и некоторые церковные святые — Стефан Пермский, Трифон Печенгский, Иннокентий Аляскинский — по праву могут считаться и землепроходцами.

Прозвучавшие на заседании Русского географического общества предложения усилить изучение географии в школах, проводить географический диктант, снимать о путешественниках увлекательные фильмы (мечтаю, кстати, увидеть сериал о Г.И. Невельском), наконец создать русскую «географическую Википедию» — всё это хорошо, но недостаточно. Нам необходимо «географизировать» всю картину мира нашего общества и особенно молодежи, и, в частности, преподавание истории. Просто потому, что совпадение или несовпадение тех образов, которые дают СМИ, литература или учебники истории, и наших подсознательных «пространственных» эмоциональных ожиданий — это вопрос жизненного тонуса и психологического здоровья нации.

Когда мы ищем ту или иную концепцию для пресловутого единого учебника истории, мы всё время запутываемся в непримиримых идеологических противоречиях. Еще хуже то, что изложение нашей истории попадает в капкан «неинтересности» — её всё время оказывается скучновато писать и еще скучнее учить (не верите — вспомните, как вы маялись над 18 томами «Истории» Соловьева).

Мы упорно пытаемся написать «Историю государства Российского». А наше государство местами весьма эффективно и надежно, но почти всегда неромантично. Там же, где в нашей политической истории начинается «романтика», быстро начинает хлюпать кровь. Либо немного пресная стабильность, либо «веселая и страшная» смута — раскачиваться бесконечно на этом маятнике уже, признаться, надоело. Наш устоявшийся исторический нарратив по сути держит нас в перманентной депрессии.

Романтичность русской истории придает бег пространства — история народной колонизации, присоединений и воссоединений земель, их открытия и описания. Именно история пространственного расширения, история географического изучения Русской земли и планеты Земля русскими путешественниками, история великих русских географических открытий и должны стать стержнем преподавания не только географии, но и курса русской истории.

При таком подходе наша история предстает историей смелых и мужественных людей, смекалки, находчивости, разума и силы духа. Пережив вместе с Арсеньевым приключения его четырех книг или перезимовав на льдине с Папаниным, наш школьник уже, наверное, не будет прежним, станет взрослее.

Мы остро нуждаемся в обновлении географического образа России, в полноценной разработке её гуманитарной географии. Где список наших исторических городов, в привязке к которым мы бы запоминали нашу историю и культуру? Где концепция исторических регионов России? Ведь познать наше пространство расчлененным по субъектам федерации или унылым границам федеральных округов попросту невозможно. Где десятки, сотни увлекательных туристических маршрутов, соединяющих географию с природоведением и историей?

У нас нет пока даже символического вектора нашего пространства. Точнее, есть очень опасный, по часовым поясам — с Запада на Восток. Россия начинает представать нежизнеспособно растянутой страной, где люди живут в разных временных измерениях. Начинаются метафизические спекуляции о «России между Востоком и Западом, между Европой и Азией», превращающие нас в бесконечную промежность.

Как ни парадоксально, альтернативная «развертка» России нащупана в нашем гимне: «От южных морей до полярного края». Вектор — с Юга на Север, совпадающий с историческим вектором, не расчленяет, а собирает наше пространство. Ось русского исторического движения — с Юго-Запада (от Крыма и Тьмутаракани) на Северо-Восток. И наш «Восток», тот самый, из-за которого Россию все время впихивают «между», это на самом деле Север.

Россия начинается в Европе, но движется не в Азию, а в Арктику. По сути мы не «Евразия», а «Евроарктика». Характерно то, как гармонично уравновешивают друг друга восстановление русского Юго-Запада («назад, к Херсонесу!») и движение вперед, к Северному полюсу, где Россия энергично отстаивает свои арктические права. Казалось бы, земля давно уже закончилась. Но нет, остался еще почти бескрайний Океан, который русское сознание воспринимает как населенную живую среду. Не как водную пустыню, но как подводную землю.

Ощущение этого поступательного бега пространства радует тогда, когда не радует всё остальное. Русская география возвращается.

[Екатерина II]

Нет народа, о котором было бы выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как народ русский.