*702. За что французы дали орден Геннадию Тимченко

[Дмитрий Гололобов]

http://slon.ru/russia/korotkaya_zhiz...-1029150.xhtml

Фото: EPA / ИТАР-ТАСС

Вчера стало известно, что Адвокатская палата Москвы лишила Алексея Навального адвокатского статуса.

На первый взгляд событие хотя, безусловно, и печальное, но абсолютно закономерное: статья 17 закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре» однозначно говорит, что статус адвоката прекращается Советом Адвокатской палаты субъекта Российской Федерации, в региональный реестр которого внесены сведения об адвокате, в случае вступления в законную силу приговора суда о признании адвоката виновным в совершении умышленного преступления. У Адвокатской палаты по факту нет никакого выбора.

Казалось бы, все – вопрос с адвокатской деятельностью Навального, на радость его врагам, закрыт. Для Навального и его врагов, может быть, и да. Но для многих его потенциальных последователей и для адвокатов – отнюдь нет. Прецедент лишения Алексея Навального статуса поднимает вопрос: а зачем ему вообще надо было становиться адвокатом? Кому в России нужно быть адвокатом, а кому – нет? Что адвокату можно, а чего – нельзя?

Начнем с того, что сам по себе адвокатский статус создавал для Навального проблемы. Во-первых, его критики постоянно пытались доказать, что он получил его в городе Кирове незаконно: то ли не сдавал как положено экзамен, то ли не имел соответствующего юридического стажа.

Сама деятельность Навального как адвоката тоже, по мнению критиков, была небезупречна: они насчитали всего 11 судебных актов, в которых вообще упоминалось его имя, и постоянно твердили, что Навальный – «адвокат липовый».

Короче, от своего статуса имел Алексей Анатольевич массу административных и пиаровских неудобств. Но не только это. Будучи адвокатом, господин Навальный поступательно как бы прошел три различные ипостаси, ни одна из которых не укладывалась в рамки классического понимания адвокатской деятельности, а иногда даже вступала в некие (пусть и не прямые) противоречия с определенными этическими стандартами деятельности адвоката. Итак, кем же на самом деле был Алексей Навальный, формально являясь адвокатом?

Защитник миноритариев. Как мы помним, совсем недавно основным занятием Навального была отнюдь не политика, а защита интересов акционеров в крупных корпорациях. Да, разумеется, подобная деятельность не запрещалась законодательством и адвокатскими этическими нормами, но в них особо и не укладывалась. А то, что у нас однозначно не прописано в законе и вроде бы разрешено, всегда генерирует в десять раз больше проблем, чем нечто безусловно разрешенное. И к этой категории относится любая разновидность схемы, в которой адвокат прямо или опосредованно владеет акциями той или иной корпорации и пытается с помощью подачи многочисленных исков навести там хоть какую-то видимость наличия корпоративного управления. Разумеется, одним акционерам деятельность Навального очень нравилась, однако были и такие, которым хотелось просто придушить «борца за их интересы». Во всяком случае юрист, занимающийся подобной деятельностью, всегда рискует пересечь грань, за которой его могущественные корпоративные «жертвы» легко обвинят его либо в примитивном корпоративном шантаже с целью заработать отступное, либо в злонамеренном «гноблении» на деньги конкурентов. А там уже и до обвинений в столь любимом нашими правоохранительными органами рейдерстве недалеко. Для занятия подобной деятельностью нужна поддержка определенных хорошо организованных «злобных» миноритариев, связь с соответствующими СМИ, выход на международные организации. Адвокатский статус тут только мешает: твои корпоративные «жертвы» с огромными бюджетами на юридические услуги и PR всегда могут передоговориться с твоими бывшими клиентами (проще говоря – перекупить их), чтобы они же на тебя жалобу и написали.

Антикоррупционер. Адвокат Навальный вел многочисленные антикоррупционные расследования, данные о которых публиковал и в своем блоге, и в многочисленных СМИ. Разумеется, новейшая история адвокатуры знает множество случаев публикации адвокатами либо адвокатских расследований, либо хорошо завуалированного компромата на процессуальных оппонентов. Но это все носило вторичный характер по отношению к их чисто адвокатской деятельности. Алексей Анатольевич был по факту первым, кто сделал абстрактную антикоррупционную борьбу разновидностью адвокатской профессии. Но закон, увы, есть закон. Итак, обратимся на минутку к закону об адвокатуре. Статья 1 гласит: «Адвокатской деятельностью является квалифицированная юридическая помощь, оказываемая на профессиональной основе лицами, получившими статус адвоката в порядке, установленном настоящим Федеральным законом, физическим и юридическим лицам (далее – доверители) в целях защиты их прав, свобод и интересов, а также обеспечения доступа к правосудию». Понятно, что антикоррупционные расследования, осуществляемые во благо (потенциальное) «всего российского народа», в это определение ну никак не укладываются. А если адвокат параллельно осуществляет публичный сбор средств на свои расследования, а также создает под это различные фонды, то тут возникает сразу такое количество вопросов, что никакой Институт государства и права РАН не ответит. Одним словом – раздолье прокурору. Можно, разумеется, возразить, что не только адвокатской деятельностью сыт адвокат: могут у него найтись и другие интересы. Но тут мы снова наступаем на грабли закона, который гласит: «Адвокат не вправе вступать в трудовые отношения в качестве работника, за исключением научной, преподавательской и иной творческой деятельности, а также занимать государственные должности Российской Федерации». Нет, разумеется, всю деятельность Алексея Навального на ниве антикоррупционной борьбы можно с достаточным основанием отнести к «иной творческой деятельности», только, боюсь, ни суд, ни Минюст, ни даже его бывшие коллеги по цеху подобное толкование бы не разделили. Итак, адвокатский статус не нужен и даже вреден для человека, постоянно ведущего антикоррупционные расследования: от следствия не прикроет, но проблемы создает.

Политик. Плох тот российский адвокат, который не мечтает быть политиком и вместо того, чтобы помогать в исполнении законов, самому их писать. И мы постоянно видим добрую дюжину различных адвокатов – от Астахова до Кучерены, которые вольготно присосались к груди российской политики. Но являются ли они по сути своей адвокатами? Может, адвокатское сообщество и хотело бы ответить на это вопрос, только, очевидно, побаивается. Но тем не менее российская действительность убедительно доказывает, что там, где начинается политика, кончается адвокатура. Либо ты политик и занимаешься тем, чем в России занимаются другие политики (для некоторых, например, это включает приобретение недвижимости в Майами), либо ты адвокат и занимаешься только своими клиентами. А если человек хочет по каким-то ему известным причинам сохранить себе гордый статус «адвокат», то выглядит это все как в старом анекдоте, когда на сарае написано одно, а лежат там по факту дрова. И все это, увы и ах, полностью применимо и к господину Навальному: решил стать политическим лидером – разберись со своим статусом, а то за тебя это сделают другие.

Короткая адвокатская жизнь Алексея Навального (2009–2013) преподает всем его потенциальным последователям-адвокатам-политикам один простейший урок: в России даже хорошего юриста можно испортить адвокатским статусом, если он ему фактически не нужен. И может, не совсем плохо, если тебя от него кто-то вовремя избавит.

[Дмитрий Гололобов]

http://slon.ru/russia/pochemu_ne_sle...-1027104.xhtml
Фото: Игорь Зарембо / РИА Новости

Председатель Следственного комитета Бастрыкин все-таки сдержал свое слово: о бывшем министре обороны господине Сердюкове появились новости. Как раз те, которых так долго многие ожидали: против него возбудили уголовное дело.

Конечно, с одной стороны, в России возбуждение уголовного дела против бывшего министра – событие по умолчанию радостное. Но и настораживающее. Многие говорят, что настоящее дело Сердюкова, дескать, ерундовое, грозят ему-какие-то пустяки, и никто его на зону не пошлет. Но, как известно, в России вороны, женщины и уголовные дела нападают исключительно стаями. Так что нельзя никак исключать, что уголовные дела господина Сердюкова будут множиться еще быстрее, чем у Навального. И отвечать по всей строгости российских законов ему все-таки придется.

А есть ли вообще смысл начинать уголовное преследование и (чисто гипотетически) сажать Сердюкова? Давайте заглянем в самую главную российскую книгу – Уголовный кодекс. Часть вторая статьи 43 Уголовного кодекса РФ гласит: «Наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений». Как же будут исполнены задачи уголовного наказания в отношении бывшего министра обороны, налогового чиновника и руководителя мебельного магазина, если суд вынесет в отношении него обвинительный приговор?

Сначала разберемся с самым главным – с социальной справедливостью. Проще говоря, со знаменитым лозунгом «Вор должен сидеть в тюрьме». И тут довольно любопытно сравнить дела Ходорковского и Сердюкова. Тем более второй сыграл в разгроме бизнес-империи первого чуть ли не роль главного исполнителя. Ведь именно руками Сердюкова накручивались налоговые претензии к ЮКОСу. Когда был посажен Ходорковский, то очень быстро стал популярен вопрос: «Почему сидит один Ходорковский?» Дескать, то, что ему приписывается Генеральной прокуратурой – уклонение от уплаты налогов, нарушения в ходе приватизации и прочее, – делалось без всяких исключений всеми олигархами. И не только ими. Но за всех сел и сидит один Ходорковский.

Есть ли с этой точки зрения хоть какая-либо разница с делом Сердюкова? Смешно даже предположить, что Сердюков – главный вор и коррупционер в России. Максимум – один из самых крупных неудачников, поскольку попался. И то отнюдь не благодаря деятельности доблестных следственных органов, а из-за сложной системы подковерных интриг. Лозунг дела Ходорковского, таким образом, без малейшего изъятия применим к делу Сердюкова: «Почему один Сердюков в тюрьме, а все остальные коррупционеры на свободе?» Не знаете, где найти подобных коррупционеров, – да поройтесь в том же блоге Навального, и за полчаса накопаете пару сотен ничуть не менее господина Сердюкова годных для посадки.

Итак, абсолютно очевидно, что никакие задачи «восстановления социальной справедливости» посадкой Сердюкова не решаются и решаться в принципе не могут. Его посадка это как максимум, с точки зрения подавляющего большинства, хоть раз слышавшего о деле «Оборонсервиса», не что иное, как банальная месть человеку, забравшемуся на вершину социально-пищевой пирамиды с помощью удачной женитьбы и гибкости позвоночника. Не более. Про «социальную месть» в Уголовном кодексе, слава богу, ничего пока не сказано, хотя, наверное, в подавляющем числе резонансно-политических дел это полностью соответствовало бы истинному положению вещей.

Теперь зададимся следующим вопросом: а будет ли посадка господина Сердюкова способствовать его «исправлению»? Про то, как исправляет российская тюрьма, написано книг больше, чем про падение Римской империи. Хотя вряд ли, разумеется, бывший министр обороны выйдет с зоны закоренелым преступником и примкнет к какой-либо банде. Вряд ли он будет сидеть с теми, кто сможет его научить чему-то плохому и вытатуировать пару куполов на груди. Вряд ли он будет считать на зоне, как рядовой зэк, передачи или дни до свиданий. Вряд ли его будет вербовать местный опер. Вряд ли у него будут проблемы с УДО (если, разумеется, это согласуют). И вряд ли он напишет о ней что-то вроде мемуаров, которые написал не менее известный узник иной эпохи – Юрий Чурбанов. Не то сейчас время. Словом, гипотетическая отсидка министра обороны – не более чем намек на старую поговорку: не за воровство отец сына порол, а за то, что тот попадался. Причем и в случае с Сердюковым, и со многими другими попадался отнюдь не потому, что что-то там украл, смошенничал или возглавил ОПГ (хотя часто и не без этого). Попадался – значит угодил в некую хитро расставленную административную ловушку, был сдан подчиненными, подписал ненужную бумажку, ну и так далее. Таким образом, любой более или менее серьезный российский чиновник никогда не сидел за «воровство» и сидеть в обозримом будущем не будет. Чиновник сидит только за то, что подставился. И, соответственно, кого не нужно подставил. И наиболее подходящим термином тут будет уже, кажется, хорошо и надежно забытый: «назначен отсидеть». Вряд ли хоть у кого-то возникнут малейшие сомнения в том, что, если такое несчастливое стечение обстоятельств для господина Сердюкова и случится, то он будет именно «назначен отбыть срок», а не «посажен по приговору суда». Причем «назначен» с соответствующими условиями и гарантиями, под которые он будет спокойно себе служить каким-нибудь библиотекарем или каптером в образцовой колонии, куда строго по согласованному графику будут привозить журналистов, чтобы показать народу, «что у нас и министры обороны сидят». На самом деле, конечно, он не сидит, а «служит». Просто немного в ином качестве. Так что и тут задача, поставленная Уголовным кодексом, остается невыполненной.

Про то, что отправка бывшего министра обороны на зону будет как-то способствовать «предупреждению совершения новых преступлений», вообще не хотелось писать, чтобы не обидеть авторов Уголовного кодекса. Ведь в данном случае эффект будет достигнут совершенно противоположный декларируемым им целям: в связи с посадкой Сердюкова появится реальная возможность совершенно спокойно списать не один десяток коррупционных дел. В конце концов, не каждый же день для удовольствия толпы и демонстрации успехов российского правосудия министров сажать. Можно, например, одного в пятилетку. Один вроде как «сидит», зато остальные члены всевозможных дачных кооперативов живут совершенно спокойно. В итоге имеем не предупреждение, а поощрение совершения новых преступлений плюс еще покрытие старых. Словом, хоть Уголовный кодекс переписывай, а то читать просто стыдно.

Итак, и возбуждение, и гипотетический процесс, и уж совсем гипотетическое осуждение бывшего министра обороны не имеют ничего общего ни с уголовным правом, ни со справедливостью, ни с борьбой против коррупции.

[Дмитрий Гололобов]

http://slon.ru/russia/kak_spasti_arc...-1020801.xhtml


Фото: REUTERS / Christian Hartmann
Мадонна выступила в поддержку узников Greenpeace.

До нее письмо на ту же тему писал Владимир Владимировичу Путину сэр Пол Маккартни. До них – еще кто-то, не менее известный. Результат оказался полностью предсказуемым. То есть абсолютно нулевым.

Все это уже имело место совсем недавно. Вспомнили? Да, именно – дело Pussy Riot. Там тоже писем и обращений к «Путину и Ко» писали не меньше, и результат был точно такой же. Полный ноль.

И тут, совершенно естественно, должен возникать вопрос: а почему у нас как ни кричи вверх – все глухо? Где логика и уважение международных ценностей? Почему открыто плюют на сэра Пола и Мадонну? У Мадонны вон пара десятков миллионов подписчиков на одном Фейсбуке – и не может достучаться до ВВП.

Хотя ларчик открывается совсем не сложно. Итак, когда известному лицу, принимающему основные для страны решения, доложили, что на шельфовую платформу Газпрома «напали пираты из Greenpeace», то лицо (не надо быть экстрасенсом, достаточно просто читать последние десять лет газеты, чтобы понять его мысли) подумало чрезвычайно просто: «Если я уступлю так называемому «международному давлению» и милостиво кивну на письма всевозможных артистов раз, то потом при каждом удобном случае они будут танцевать в храмах и лезть на арктические платформы, а мы их по первому свистку с Запада – выпускай! Нет уж, надо преподать достойный урок! Ходорковского посадили – стали платить налоги, девчонок посадили – перестали танцевать в храмах, болотников посадили – перестали скалывать зубную эмаль у ОМОНа. А этих посадим – перестанут лезть на платформы. Плохая, но педагогика! Другой у меня, кстати, нет. Решено: дадим «по полной». Где там у меня телефон главного педагога Бастрыкина?» И точно такая же логика абсолютно стереотипно применяется в каждом резонансом деле: от Квачкова до Сноудена.

Разумеется, после того как решение «мочить» принято, остановить его исполнение практически невозможно. Нет тормозов у ракеты «Тополь». Она должна долететь и взорваться (хотя бы в воздухе). Так и с делом Arctic Sunrise: у него теперь не может быть хорошего конца, только плохой или очень плохой. В зависимости от выбора и инициативы участников.

И на фоне этой абсолютно беспросветной российской политической мглы совершенно резонно встает второй вопрос: а что делать? Как разорвать «шаблон» Владимира Путина?

Думаете, что это невозможно? Да этого просто никто пока не пытался сделать. Вся проблема в узости мышления и стереотипных российских подходах: посадка – «политика» – зона (план №1). Все вертится исключительно в пределах этой формулы. С абсолютно предсказуемым концом. Да, это замечательно, что весь экипаж Arctic Sunrise торжественно внесли в список «политузников». Только, похоже, что нужно это отнюдь не самим членам экипажа, а тем людям, которые их туда вносили. Можно поставить галочку в соответствующем списке заданий. В нем, правда, последним пунктом значится: «Торжественная встреча на выходе из зоны и пресс-конференция».

А как конструктивно решить проблему Arctic Sunrise? Очень просто. Только решение будет для многих весьма и весьма неприятным. Можно даже сказать, что просто встанет поперек горла. Итак, план №2 (план №1 – см. выше):

Руководство Greenpeace публично признает допущенные нарушения и незаконность своих действий.

Руководство Greenpeace публично приносит извинения Российской Федерации и Газпрому.

Руководство Greenpeace публично дает обещание впредь ни при каких обстоятельствах не предпринимать подобных действий на российском арктическом шельфе.

Руководство Greenpeace увольняет должностных лиц, официально ответственных за допущенные нарушения.

Greenpeace в полном объеме компенсирует нанесенный Российской Федерации и Газпрому ущерб.

После этого адвокаты обвиняемых обращаются с новым ходатайством об изменении обвиняемым меры пресечения, скажем, на залог, который также вносит Greenpeace. Затем, в зависимости от обстановки, следуют иные ходатайства, ведущие к прекращению дела.

Я понимаю, что это непривычно и прецедентно. Что соглашаться с властью, а тем более просить у нее прощения, ну никак не принято и вообще жутко противно. Но снова вспомним Pussy Riot: там пошли по пути общественного нажима (вернее, его попытки) и безграничной политизации дела. И к чему это в итоге привело? Нет, конечно, кое-кто на этом деле заработал и сделал себе имя. Недорого и без «двушечки».

Разумеется, никто не может запретить сделать все то же самое и в этот раз. Как мы помним еще из советской школы, повторение – мать учения. Недаром происходящие события (письма звезд, в частности) удивительно напоминают дело «танцующих девушек». Есть вcе шансы его не только повторить, но и углубить. В России вообще многократное наступание на одни и те же грабли – любимый вид национального спорта.

Людям же, реально принимающим решения за Greenpeace (надеюсь, что никто не сомневается, что таковые имеются), надо только понять, что они хотят: вернуть три десятка человек в семьи или создать три десятка новых «политузников» и еще много лет иметь возможность постоянно говорить о «кровавом оскале путинского режима» и зачитывать письма из зоны на пресс-конференциях. Хотя, разумеется, трудно рассуждать о том, как поведут себя командиры Greenpeace, если ты не знаешь их реальных целей.

Дело Pussy Riot очень убедительно показало, что «политика» явно важнее, чем 2х2 (по два года двум девушкам). Но в случае с Arctic Sunrise необходимо дать ответ на более сложную формулу: важнее «политика», чем 30х (значение срока подставьте сами, но он явно будет не маленький). Какой будет ответ? Надеюсь, что те, кому положено, правильно угадают, потому что в конце задачника заранее подготовленный ответ отсутствует.

[Дмитрий Гололобов]

http://carnegie.ru/commentary/2015/12/07/ru-62192/imr4
07.12.2015

Многие думают, что в войне с терроризмом цивилизованный Запад бьется против дикого Востока, христианство против ислама, демократия против восточных деспотий. Но если проанализировать юридическую сторону проблемы, то получится, что цивилизованный мир воюет отнюдь не с террористами, а сам с собой, с теми нормами и правилами, которые он себе установил и вынужден соблюдать

Борьба с терроризмом напоминает борьбу со СПИДом: все признают опасность явления, регулярно появляются сообщения, что наконец найден способ его победить, но оно остается хроническим и непобедимым, порождая новые и малоисследованные формы. Создается впечатление, что на самом деле никто не знает, как надо бороться с терроризмом в XXI веке: все вроде бегут, но никто не знает куда.

Пытать или не пытать

После 11 сентября 2001 года борьба с терроризмом приобрела отчетливые циклические черты. Как только случается очередной громкий теракт, так во всех развитых странах принимают новый антитеррористический закон. Например, в Британии за последние пятнадцать лет их приняли аж целых восемь: Terrorism Act 2000; Anti-terrorism, Crime and Security Act 2001; Prevention of Terrorism Act 2005; Terrorism (Northern Ireland) Act 2006; Terrorism Act 2006; Counter-Terrorism Act 2008; Terrorism Prevention and Investigation Measures Act 2011; Counter-Terrorism and Security Act 2015. Несмотря на разницу в названиях, логика всех их проста: все больше денег на борьбу с террористами, все больше прав спецслужбам и правоохранительным органам, все меньше прав задержанным и подозреваемым в терроризме.

Многие думают, что в войне с терроризмом цивилизованный Запад бьется против дикого Востока, христианство против ислама, демократия против восточных деспотий. Но если проанализировать не политику и пиар, а сугубо юридическую сторону проблемы, то получится, что цивилизованный мир воюет отнюдь не с террористами, а сам с собой. Вернее, с теми нормами и правилами, которые он себе установил и которые вынужден соблюдать.

Каждая микроэпоха борьбы с терроризмом начинается со своеобразного периода «юридической анархии», которым активно пользуются спецслужбы, а правозащитников никто не слушает. Например, после 11 сентября 2001 года спецслужбы США весьма творчески подошли к проблеме «запрета пыток». Нет, они не пытались отменить сам запрет, поскольку такой путь был бы наименее эффективен и создал бы массу юридических проблем. Вместо этого пошли двумя путями.

Во-первых, было творчески переработано на уровне разъяснений от исполнительной власти само понятие пыток. То есть заставлять человека не спать и немного топить его в чане с водой – это вроде некое «жестокое обращение, допустимое в критических для нации условиях», но все-таки не пытка. Во-вторых, нельзя пытать в юрисдикции судов США, а вне юрисдикции этих самых судов, где-нибудь в секретных тюрьмах, очень даже можно.

Прошло доброе десятилетие, понадобились сотни решений различных судов и десятки обещаний президента, чтобы определиться с тем, что такое пытки и что секретные тюрьмы вне юрисдикции – это не совсем соответствует принципам свободы и демократии. Но за это время людей замучили очень много. Ни американская Конституция, ни Верховный суд не помешали.

Следующие волны террористической активности, в том числе знаменитые лондонские теракты, повлекли за собой временную слепоту в отношении законов о свободе интернета и о защите личной жизни. Потом стало выясняться, что слушать всех подряд, включая глав дружественных государств, не просто некрасиво, но еще и противоречит американской Конституции, не говоря уже о Европейской конвенции. Да, суды в итоге определились, что прослушивать и читать переписку все-таки надо у тех, кто конкретно подозревается в причастности к терроризму, плюс под конкретным судебным контролем, а не по сиюминутному желанию генералов спецслужб. Но сколько людей к тому времени уже прослушали и перезаписали.

Когда проводили эксперимент с британской системой контроля за электронной перепиской, она смогла собрать и проанализировать 70 тысяч электронных сообщений за 10 минут. То есть современные системы могут читать, не напрягаясь, все, что пишет целая нация. И до сих пор непонятно, кого там разрешают читать суды, а кого – нет. На это понадобится, очевидно, еще лет десять.

Да, все это было, обо всем этом кто с удовольствием, а кто и со стыдом вспоминают, но, в конце концов, вопрос не в частных нарушениях закона. Проблема в том, что сам по себе постоянный бег по кромке закона не помогает решить проблему терроризма в принципе и, скорее всего, помочь не может.

Терроризм с инстаграмом

Для многих террорист – что-то вроде басмача с плакатов 20-х годов. Но современные террористы, которых так боятся в Европе, – это не какие-нибудь дикие восточные люди в грязных чалмах, с цветастыми молитвенными ковриками и унылыми женами, закутанными в паранджу, которые впервые проехали в лондонской подземке. Современные террористы – это прекрасно говорящие по-английски (немецки, французски) молодые люди, окончившие нормальные школы и в массе своей учащиеся в европейских и американских университетах, с твиттерами, фейсбуками, инстаграмами, четко знающие свои права и понимающие, как разговаривать с полицией.

У них в друзьях такие же, как они, айтишники и юристы. Но никто не знает, что у них в головах. Сегодня он в пабе празднует день рождения английского друга, а завтра – в поясе шахида шагнул в вагон метро в час пик. С такими не справишься «старыми добрыми» пытками и прослушками. Прослушки они давно научились обходить с помощью хитрых программ и игровых приставок; если попробовать кого-нибудь пытать, то можно получить бунты похлеще лондонских. А западные тюрьмы в эпоху брейвиков давно уже никого не пугают.

Что тут делать западному правосудию и западным спецслужбам? Ясно, что надо разбираться с террористами не после терактов, а до них. То есть фактически карать за еще не совершенные преступления.

Причем постоянно следить за всеми подозрительными, а потом устраивать обыски и суды, ни у какой секретной службы ни бюджета, ни сил не хватит. В одной Британии под постоянным подозрением в причастности к террористическим организациям находятся приблизительно три тысячи человек. Причем они-то об этом догадываются и ведут себя соответственно.

Так что же остается? Высылать подозрительных подальше – на историческую родину. При этом лишать любой возможности вернуться назад. Для этого лишать гражданства или, применительно к европейским реальностям, статуса политического беженца. Переместить всех неблагонадежных как можно дальше от теплой уютной Европы – этого подсознательно сейчас желают и чопорные европейские политики, и бюргеры с пивными животами.

Лишенцы XXI века

С момента, как зашла речь о лишении гражданства и возможных депортациях, у цивилизованной Европы начался жесткий генетический конфликт с сомой собой. С той системой обеспечения прав человека, которая строилась в Европе десятилетиями, с расчетом, что человек человеку брат, а не заложник.

В нескольких решениях Европейского суда по правам человека, включая относительно недавнее Saadi v. Italy, четко написано, что потенциальных террористов, соверши они хоть сто преступлений в стране, где они проживают, нельзя отсылать туда, где с ними могут нехорошо обращаться. А все евротеррористы, как правило, жестко преследуются и на своей исторической родине. Так что у европейских правоохранителей дрожат руки, когда они должны посылать человека фактически на пытки. И никому не хочется за это отвечать.

Европейский суд справедливости пришел к весьма предсказуемому решению по делу Germany v. B and D, в котором указал, что нельзя лишать человека статуса политического беженца только потому, что он поддерживает террористическую организацию, а также принципы вооруженной борьбы. Теперь некоторым сторонникам терроризма можно уверенно смотреть в будущее.

Тем не менее Великобритания, испытывающая наибольшие проблемы с беженцами, тщательно подготовилась к встрече с новой террористической угрозой и не оставляет надежды эффективно разбираться с будущими террористами. Во-первых, еще в 2005 году было разрешено издавать специальные приказы об ограничении деятельности и усиленном надзоре за потенциальными террористами. Не ходи, не слушай, отмечайся. Во-вторых, категорически запрещено героизировать и восхвалять террористов. Что живых, что мертвых. В-третьих, подозреваемых в терроризме можно без предъявления обвинения держать в заключении до 28 дней. А потом выпустить не извинившись. В-четвертых, разрешено отзывать паспорта.

Наконец, если и раньше гражданства можно было лишать, но сделать это в отношении лиц, у которых есть только британское гражданство, было практически невозможно, то недавние изменения в закон позволили обойти и это ограничение. «Паспорт и гражданство – это привилегии, а не право», – было официально заявлено всем сомневающимся. В довершение картины Британию поддержал в своем недавнем решении по делу Sher and others v. The United Kingdom и Европейский суд, который указал, что в интересах национальной безопасности можно держать в заключении подозреваемых 28 дней без предъявления обвинения.

Пока Британия лишила гражданства всего несколько десятков человек, подозреваемых в причастности к терроризму. Понятно, что на этом дело не остановится: не для того столь долго и болезненно вносились изменения в законодательство. Молодые британцы соответствующего происхождения и соответствующих взглядов рискуют, таким образом, быть высланными в страны, где они никогда раньше не были, без всякой надежды на возвращение.

Разумеется, что не пройдет и десяти лет, как и эта схема борьбы с терроризмом будет разрушена через европейские суды, поскольку уже отстроенная в Европе система защиты прав человека по своей сути глубоко антагонистична интересам защиты общественной безопасности, а армия юристов и толерантные суды готовы отстаивать интересы новой волны беженцев.

Может быть, и хорошо, что права человека в Европе надежно защищены. Однако это не снимает вопроса, что же делать для того, чтобы рано или поздно в одной из европейских столиц не был взорван ядерный заряд? Тогда лишать кого-либо гражданства будет уже поздно. Но панацеи против терроризма пока еще никто не придумал.

[Дмитрий Гололобов]

http://carnegie.ru/commentary/2016/01/22/ru-62550/it2b
22.01.2016

Марина Литвиненко во время пресс-конференции по поводу обнародования доклада судьи Роберта Оуэна по делу Александра Литвиненко. Фото: AP/ТАСС

Представленный доклад по «делу Литвиненко», полный оговорок и недосказанностей, показал, что даже самая передовая правовая система в современном мире все равно сильно ограничена в возможности расследовать некоторые сложные дела

Судья Роберт Оуэн наконец выпустил следственный доклад по делу о смерти Литвиненко и в нем упомянул о возможной причастности президента Путина и тогдашнего главы ФСБ Патрушева к преступлению на территории Великобритании. Значит ли это, что всеми уважаемый Британский суд принял решение, что Патрушев и Путин являются лицами, непосредственно заказавшими убийство бывшего сотрудника ФСБ? Правда ли, что Британский суд дошел чуть ли не до обвинений Путина в сотрудничестве с тамбовской преступной группировкой и целом ряде убийств российских политиков?

Британский не-суд о динозаврах

А был ли, собственно говоря, суд? Разумеется, нет. Доклад был подготовлен и выпущен не судом и даже не чем-то подобным суду или трибуналу. Расследование проводилось на основании британского Inquiries Act 2005, который позволяет соответствующему министру назначить в случае необходимости своим указанием независимое расследование тех или иных обстоятельств, вызывающих общественный интерес. Что и было сделано по «делу Литвиненко».

Согласно статье второй Inquiries Act, лица, проводящие расследование, не имеют права делать выводы о чьей-либо личной гражданской или уголовной ответственности. Таким образом, в заключении расследования имеются выводы только об обстоятельствах дела.

Наконец, никто не лишал тех, кто упомянут в выводах расследования в качестве лиц, причастных к преступлению, права на справедливое судебное разбирательство. И для того, чтобы признать Патрушева и Путина и даже Ковтуна с Луговым виновными хотя бы в мелком хулиганстве, необходимо провести суд с соблюдением всех требований о юрисдикции и иммунитетах, а иначе назавтра Басманный районный суд объявит господина Кэмерона и половину британского правительства в розыск, и мировой юридический порядок окончательно слетит с катушек. Так что не надо делать поспешных выводов: никакой особой юридической силой по сравнению с теми же ежегодными отчетами Госдепа США о состоянии прав человека в различных странах британский доклад не обладает.

Выводы расследования не более авторитетны с формальной международно-правовой точки зрения, чем выводы всеми не любимого Следственного комитета РФ, и только аура авторитета, которая окружает британскую судебную систему и британских судей, делает их более весомыми, чем заявления прокуратуры РФ или Аргентины. Как и в экономике, у британцев тут лучшая кредитная история. Однако судебные слушания и вынесение приговора она все-таки не заменяет. Но важно понять и то, что уважаемое расследование вообще не захотело приходить ни к каким определенным выводам о виновности Кремля в гибели Литвиненко и в отношении участия Путина и Патрушева в деле ограничилось оговоркой «probably». Опять же в узко юридическом смысле слова это «probably» означает, как в известном анекдоте, возможность встретить динозавра на Пикадилли: 50:50, то ли встречу, то ли нет. Ведь возможность причастности, пока она не доказана судом и не подтверждена приговором, равна возможной непричастности. Таким образом, акт расследования утрачивает в этой части юридическое значение. А так, конечно, любому человеку с навыками логического мышления ясно, что Путин может быть ответственным за любое событие, связанное с Россией, за прошедшие 16 лет.

Несомненное сотрудничество

Один из ключевых вопросов «дела Литвиненко» – это вопрос о его сотрудничестве с британской MI6 и другими спецслужбами. Анализ показаний свидетелей, включая ближайших родственников самого Литвиненко, занимает довольно много страниц убористого текста. Одно в этом тексте отсутствует – более или менее внятный анализ секретных документов британских спецслужб, ради которого, собственно говоря, и затевалось дорогостоящее расследование. Есть цитаты нескольких представителей британского правительства, которые в один голос говорят о том, что недопустимо раскрывать данные о секретных агентах специальных служб, поскольку это может нанести вред и агентам, и всей национальной безопасности.

С этим трудно спорить, но это было ясно и до начала расследования. Правда, следует оговориться, что из анализа показаний ближайших родственников самого Литвиненко следует, что с MI6 он все-таки в каких-то формах сотрудничал, да и с другими спецслужбами тоже.

Патриотично настроенные граждане тут бы произнесли длинную тираду о присяге и долге офицера, о чести, о предательстве Родины и тому подобных юридически абсолютно нерелевантных в данном случае вещах, но мы ограничимся только простым упоминанием того, что бог – каждому судья и нам не дано знать обстоятельств, в которых покойный Александр Литвиненко сотрудничал с разведкой бывшего потенциального противника, или, как сейчас чаще говорят, партнера. Однако у Российского государства в лице ФСБ были основания считать своего бывшего сотрудника предателем, ну или перебежчиком. А с такими спецслужбы других государств тоже не всегда ласковы.

Президенты-убийцы

Еще один вопрос, на который пытается ответить «дело Литвиненко», – вопрос о пределах властно-политического усмотрения лиц, являющихся выразителями суверенной воли соответствующих государственных образований. Иными словами: о праве президентов убивать. Не своими, разумеется, руками.

В том, что президенты и премьер-министры самых разных, в том числе и наицивилизованнейших стран убивают, нет никакого сомнения. Спецназом, спецслужбами, беспилотниками. В Ираке, Иране, Сирии, Афганистане, много где. Соответствующие права предоставлены им законами государств или решениями представительных органов власти.

Но то террористы и в третьем мире, а это «белый человек» в столице Европы, да еще по указанию Путина. То есть покушение на убийство было совершено не как привычно, по решению более цивилизованной страны на территории менее цивилизованной, а, наоборот, по возможному указанию главы государства, которое считается менее цивилизованным в одном из центров западного мира. Хотя опять же с точки зрения международного права – афганец, случайно убитый осколком ракеты с беспилотника во время ликвидации террориста, принципиально не отличается от Литвиненко. Отличается степень сочувствия одному и другому. К тому же мировая история знает случаи, когда руководители государств или организаций, которые считались террористами и были объектом многочисленных и как бы легитимных покушений, потом оказывались рукопожатными политиками. Такие превратности судьбы претерпели Фидель Кастро, Ясир Арафат, несколько раз в обе стороны полковник Каддафи, сейчас Башар Асад и т.д.

Так что если принять сугубо теоретическое юридическое допущение, что Путин и дал поручение ликвидировать какого-либо «изменника Родины», то это до некоторой степени сделано в пределах международно, по умолчанию, признаваемых полномочий президента суверенной державы. Президенты убивали и будут убивать, и ничего с этим не поделать даже Верховному суду США. Разница опять же не в действии, а в репутации самой державы, которой с точки зрения западного общественного мнения непозволительно то же, что иногда (тоже, впрочем, не всегда) прощается собственным лидерам – в силу уже упомянутой другой кредитной истории.

Британская часть

Одним из изящно обойденных в «деле Литвиненко» стал вопрос об ответственности самой Британии за судьбу взятого ею под опеку политического беженца. Приехали какие-то иностранные агенты, убили британского гражданина, намусорили полонием в центре столицы – неприятно, но при чем тут напрямую британские влати. Однако существует весьма неприятное для правительств всех стран Евросоюза явление: так называемое Osman duty. Проистекает оно из вынесенного в 1998 году решения Европейского суда по «делу Osman v United Kingdom [1998] EHRR 101».

Из этого решения следует, что если правительство в лице уполномоченных органов знало о наличии реальной угрозы жизни лицу, находящемуся в его юрисдикции, и ничего по этому поводу не предприняло, то оно несет ответственность за гибель или вред здоровью, причиненный такому лицу. Надо сказать, что британское правительство и британские суды за последние два десятилетия сделали буквально все возможное, чтобы это решение ЕСПЧ не воплотилось во что-либо серьезное. Так как, по их обоснованному мнению, претворение настоящего решения в судебную практику приведет к быстрому коллапсу правоохранительной системы, поскольку полиция будет отвечать за смерть каждого лица, на чью жалобу о возможных угрозах жизни она адекватно не прореагировала.

Но британские суды – это одно, а Европейский суд имеет свое виденье прав человека и поэтому продолжает упорно настаивать на наличии у государства обязанности защищать своих граждан. И «дело Литвиненко» замечательно бы вписалось в практику европейского правосудия: политический беженец, выходец из спецслужб и враг ФСБ, близкий соратник Березовского, внештатный сотрудник MI6. А что уважаемая британская полиция сделала для его охраны от потенциальной угрозы со стороны российского режима?

В русле представленного отчета о расследовании подобные допущения кажутся чем-то почти фантастическим, но Европейский суд еще и не такое обращал в реальные юридические решения. Так что любой мало-мальски знающий европейское и британское правосудие эксперт может заметить, что в данном случае британские власти не абсолютно беспристрастны и в настоящем деле у них есть глубоко спрятанный собственный интерес.

Для меня как практикующего в Британии юриста этот доклад показал, что и у британского правосудия бывают неудачи. Особенно в тех случаях, когда они не имеют возможности адекватно расследовать сложное дело, а договариваться с непривлекательным с репутационной точки зрения Путиным не хотят и в результате показывают, что возможности даже самой передовой правовой системы в современном мире, к сожалению, ограничены. В этой истории в итоге жаль самого Литвиненко, его семью и деньги британских налогоплательщиков. Больше жалеть некого.