*153. Матвиенко. Итоги

[Владимир Кара-Мурза]

https://openrussia.org/post/view/13081/
27 февраля

Говорят, что время лечит.

Неправда. Уже год с той страшной, проклятой ночи, — а как будто вчера. И, как ускоренной съемкой, рапидом, отматывается в голове по часам тот день, навсегда разделивший жизнь на «до» и «после».

Проснулся рано утром в Томске (накануне проводили мероприятие). Еще затемно добирался до аэропорта. Прилетел в Москву. Доехал на электричке из Шереметьево. Поехал в Думу, к Диме Гудкову. Была его жена Лера, помощник Саша Соловьев, зашел Вадим Прохоров. Сидели в Димином кабинете, смеялись, что-то пили. Пятница, вечер. Впереди выходные.

Обменялись сообщениями с Б.Е. «Кум, завтра часов в 6 вечера встречаемся?» — «Хорошо» — «До завтра». Всё собирались увидеться, никак не могли друг друга поймать: то он в отъезде, то я. Наконец оба в Москве, договорились на субботу 28-е.

Так и не стираю эту переписку. «Хорошо» — «До завтра». 27 февраля 2015. 23:06.

По-настоящему близких друзей совсем мало. Таких, с кем можно поделиться чем угодно, спросить совета (не раз так помогавшего в жизни), рассказать, чего не расскажешь даже жене. Надежный. Очень теплый. Очень светлый и искренний. При этом сложный, эмоциональный, иногда ранимый, совсем не тот «глянцевый» образ, который ему лепили столько лет. Всегда умевший поддержать, заразить своим оптимизмом, даже когда самому было трудно.

Такой друг всегда рядом, даже когда физически на расстоянии. Всегда, если что — всего один телефонный звонок.

Такой друг — навсегда. Знаю: всю жизнь буду мысленно сверяться с ним, думать, как поступил бы он. Когда будет совсем трудно, просить совета. И знаю, что он ответит. Оттуда, сверху. Найдет, как.

А дочке, когда подрастет, буду рассказывать, кем был ее крестный, о котором она запомнит только то, что дарил ей кукол и спал у нас дома на диване. И кем бы он мог еще быть, если бы наша страна в очередной раз не пропустила верную развилку…

Иногда, когда было особенно тоскливо, спрашивал его: «Кум, мы же доживем до того дня, когда все это кончится?» Он всегда отвечал одно и то же: «Ты — точно доживешь».

Мы доживем. И назовем этот мост его именем. И улица будет, и памятник. А лучшая память ему будет — Россия, такая, какую он хотел. Такая, каким был он сам. Более добрая, более честная, более человечная. В которой не будет столько подлости, вранья и агрессии. Этот день придет. Обязательно придет. Как он тоже любил говорить, «всё у нас получится».