![]() |
|
#1
|
||||
|
||||
![]()
http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/04/29/1511200.html
29 апреля 2016, 19:30 | Президент | социалка | указы | стратегия | планирование | бюрократия «Майские указы» издавались в надежде осуществить в наши дни второе издание «жирных лет». ![]() Растрата ресурсов ради иллюзорных целей, опирающихся на ложные приоритеты, ожидаемого результата не принесла. © Фото с сайта kremlin.ru Обозреватель ИА «Росбалт» До четвертой годовщины подписания Владимиром Путиным легендарного пакета из 11 указов остается еще несколько дней. Но явное их психологическое родство с Первомаем, который издавна был у нас праздником солидарности трудящихся с властями, располагает к тому, чтобы вспомнить о них уже сейчас. В народном сознании «майские указы» если с чем-нибудь и ассоциируются, то разве что с невыполненными обещаниями поднять зарплаты в образовании и медицине до уровня средних по стране. В действительности, это подробнейший план, которому подчинена работа всех казенных ведомств. Что-то вроде пятилетки (точнее, шестилетки, сообразно очередному президентскому сроку Владимира Путина – с 2012 по 2018 годы), где расписаны экономические, социальные и даже демографические показатели, коих надлежит достигнуть. Некоторые из них (например, уровень смертности в дорожных происшествиях) определенно зависят не только от стараний чиновников, но и от Всевышнего, а многие другие (такие, как темпы роста ВВП или скорость обновления рабочих мест) даже и в такой бюрократизированной экономике, как наша, плохо подчиняются начальственным повелениям. Но сама совокупность контрольных цифр выражала представления нашего руководящего круга и его первого лица (по состоянию на 7 мая 2012 года) относительно того, что возможно и желательно достигнуть. Вот несколько плановых показателей, отобранных из несметного множества прочих как самые выразительные: - «Обеспечить увеличение к 2018 году ожидаемой продолжительности жизни в Российской Федерации до 74 лет». То есть, на 4,2 года по сравнению с 2011-м (69,8). - «…Увеличение к 2018 году размера реальной заработной платы в 1,4–1,5 раза». - «…Увеличение производительности труда к 2018 году в 1,5 раза относительно уровня 2011 года». - «…Увеличение объема инвестиций не менее чем до 25 процентов внутреннего валового продукта к 2015 году и до 27 процентов – к 2018 году». Сдержим улыбку. Цифры взяты не совсем с потолка. У их сочинителей была база для сравнений. Вот чего достигли за шестилетку с 2003-го по 2008-й, в так называемые «жирные годы», вспоминаемые в Кремле как золотой век. Продолжительность жизни выросла тогда на 2,8 года (до 68 лет в 2008-м; реальная заработная плата – в 2,04 раза; производительность труда – на 45,6% (в том числе в обрабатывающих отраслях - на 52,8%); доля инвестиций в основной капитал увеличилась с 18,2% до 21,4% ВВП. Теперь понятно, откуда все взялось. В 2012 – 2018 годах предполагалось обеспечить такие же темпы экономического роста, как и в 2003 – 2008 годах (а в новейших отраслях даже и более высокие), но достичь этого более низкой ценой, без опережающего роста заработков и прочих трат на народонаселение. Вместо этого в указах были прописаны два добавочных мотора роста: мероприятия из мобилизационного арсенала (рост инвестиций, и особенно инвестиций государственных - в госпрограмму вооружений) и усиление нажима на управленческий аппарат. Чтобы чиновничество быстрее поворачивалось, его со всех сторон обложили указами, поручениями, предписаниями, нормативами. Прочувствуйте интенсивность бумагооборота: «Во исполнение «майской стратегии»… подготовлены и приняты 69 федеральных законов… Утверждено более 200 нормативных правовых актов… Издано 274 поручения, еще 134 поручения издано в их развитие. Всего 408 поручений, из них 341 исполняется правительством…» Кто охотно, кто нет, кто ущербом для себя, а кто и с очевидной выгодой, но федеральное и региональное чиновничество до сего дня подчиняется бесчисленным замысловатым ритуалам, «исполняя майскую стратегию». И вот что в сухом остатке: Продолжительность жизни сейчас 71,4 года (на 1,6 года больше, чем четыре года назад). Задачи шестилетки вряд ли будут выполнены даже наполовину. Но на фоне прочего это чуть ли не единственный положительный результат. Реальная заработная плата в 2015 году была всего на 4,3% выше, чем в последнем «доуказном» году - 2011-м. Даже если посчитать нынешний наш спад уважительным обстоятельством, хотя он порожден нашей же хозяйственной системой, и никакого мирового кризиса вокруг нет, – так вот, даже и отбросив год спада, увидим, что за трехлетку с 2012 по 2014 годы реальная зарплата поднялась только на 15%, т.е. еще до нефтяного краха чуть не вдвое отставала от контрольных цифр. Еще хуже дело обстоит с производительностью труда. За 2012 – 2014 годы она поднялась в целом по экономике только на 6,0%. А в кризисном 2015-м еще и снизилась и составила только 103,5% от уровня 2011 года (в том числе, в обрабатывающих отраслях четырехлетний прирост производительности составил 10,9%). Сравнивать это топтание на месте со стремительными темпами «жирной» шестилетки просто смешно. И понятно, что инвестиционным чудом тоже не пахнет. В прошлом году инвестиции в основной капитал составили 20,7% ВВП вместо 25%, запланированных на 2015 год. В 2008 году было больше. Огромные государственные вложения в вооружения привели к спаду почти всех прочих инвестиций, особенно частных. Хотя до окончания действия «майских указов» еще два года, можно говорить не о какой-нибудь там частичной неудаче, а о полной несостоятельности всего проекта. Главная причина этой несостоятельности – не в незнании механизма нефтяного ценообразования и сопутствующей этому неспособности предвидеть падение нефтедоходов. В первое «указное» трехлетие, с 2012 по 2014 годы, средняя цена барреля Urals была гораздо выше, чем за 2003 – 2008 годы, но утопичность «майских указов» уже тогда успела выявиться в полной мере. Хозяйственное благополучие «жирных лет» стимулировали вовсе не только нефтедоллары. Но еще и свободнорыночное наследие девяностых и начала нулевых; и недостаточная на тот момент спаянность и меньшая безответственность кланово-олигархической руководящей касты; и умеренный, по сравнению с нынешним, размер государственно-силовых трат. Попытка выпустить «жирные годы» как бы вторым, «улучшенным» (и одновременно удешевленным) изданием исходила из непонимания подлинных слагаемых тогдашнего процветания, из утопической веры в мобилизационный миф и волшебную силу бюрократического действия. Но мало назвать это очередной несбывшейся мечтой. Невыполнимые указы реально пытались выполнить. Транжирство ресурсов ради иллюзорных целей, опирающихся на ложные приоритеты, стало камнем на шее страны. Осознанием неудачи сегодня, видимо, проникается уже и сам автор указов. Достижение контрольных цифр переносят на неопределенное будущее, чтобы избавиться от обязательств, формально их не отменяя. Четко просматриваемая цель хозяйственных мероприятий последнего времени – добиться хотя бы экономической стагнации, воспринимаемой сегодня как утраченный рай. Но даже и возврат в стагнацию потребует материальных жертв. Ведь после «майских указов» осталось много неоплаченных счетов. |
#2
|
||||
|
||||
![]()
http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/05/24/1517150.html
24 мая 2016, 15:40 ![]() Сочинять реформы можно и даже предписано. Но у авторитарно-феодального режима совсем другие заботы. Обозреватель ИА «Росбалт» Не берусь предсказывать, какую резолюцию примет Экономический совет при президенте на заседании в среду, которое анонсируется как историческое. Но, скорее всего, провозгласят что-то неясное и обтекаемое. «Мы только начинаем», — сказал накануне Алексей Кудрин. И в самом деле, это мероприятие, видимо, положит начало целой череде таких же совещаний и программотворческих собеседований. Лишена смысла сама задача, которую хочет решить Владимир Путин. Можно, конечно, собрать всех высокопоставленных лиц, в которых он видит знатоков экономики, — и состоящих в правительстве, и не состоящих; и реалистов, и шарлатанов — и спросить у них, как обеспечить быстрый экономический рост. Но любой разумный человек скажет, что простейший способ этого добиться — поручить статистическому ведомству ежегодно рапортовать о стремительном подъеме. Совсем недавно Росстат изменил методику вычисления ВВП, и сразу оказалось, что у России этот показатель (если считать в рублях) на одну десятую больше, чем человечество думало до сих пор. Ничто не мешает таким же порядком перенастроить инструментарий подсчета темпов роста, и воодушевляющая статистика, необходимая для президентской кампании-2018, будет обеспечена. Безусловно, в качестве дополнительного материала нужна еще и какая-нибудь долгосрочная программа развития и процветания. Но техника изготовления таких прожектов давным-давно отлажена, и очередное сочинение в этом неувядающем жанре («Стратегия-2030») будет изготовлено в срок — с помощью Экономсовета или без таковой. Проблемы обнаруживаются лишь в тот момент, когда об экономическом росте начинают говорить не как о фигуре казенного пиара, а как о практической задаче. Во-первых, реальный рост экономики прекратился у нас еще в прошлом десятилетии. Уровень производства вышел на свой максимум в середине 2008-го, и в последующие восемь лет ничего похожего на настоящий подъем не было. Были колебания вниз и вверх, но сейчас уровень производства ничуть не выше, чем тогда. Столь долгая стагнация не может быть случайной. Она неразрывно связана с основами нашей системы, и излечение потребует изменения глубинных ее устоев. Во-вторых, ни сегодня, ни на ближайшую перспективу не предвидится даже умеренных колебаний, направленных вверх. Экономические итоги апреля подтверждают предположения о том, что 2016-й станет еще одним годом ухудшения большинства хозяйственных и социальных индикаторов. Возможно, это ухудшение мало-помалу заканчивается, но признаков перехода к сколько-нибудь быстрому росту нет. Их не предвидится ни в 2017-м, ни в 2018-м. Достижение даже двухпроцентных темпов подъема через пару лет выглядит оптимистичной перспективой. И третье, оно же — главное. Скорость роста ВВП, хотя бы и подсчитанная честно, — это только статистика. Наша страна остро нуждается не в «темпах», а в оздоровлении социальной, экономической и политической систем. Побочным продуктом системного оздоровления стал бы и рост ВВП, но в любом случае не сразу (см. п.1). Сама по себе архаичная постановка задачи — обеспечьте, мол, четырехпроцентный ежегодный подъем (чтобы можно было хвалиться тем, что российская экономика растет чуть быстрее, чем мировая) — уже дает фору шарлатанам, готовым пообещать что угодно, и ставит в невыгодное положение реалистично мыслящих экспертов. В президентском Экономсовете представлены три доктрины. Первую из них назову шарлатанско-лоббистской. Это умеренное крыло Столыпинского клуба, которое не заходит так далеко, как академик Глазьев, однако требует хотя бы несколько сотен миллиардов, а желательно и триллион эмиссионных рублей ежегодно под различные малорентабельные проекты, которым покровительствует. Вторая доктрина — назову ее чиновно-реалистичной — это позиция более или менее сплотившихся силуановского Минфина, набиуллинского Центробанка, улюкаевского Минэкономразвития, а также примкнувшего к ним президентского экономического помощника Андрея Белоусова. Они, так сказать, принимают ситуацию такой, какая она есть, и не дерзают давать вождю советы, которые могут не понравиться ни ему, ни его ближнему кругу — например, о крупном сокращении военно-охранительных трат. Вместо этого они предлагают рядом с гигантской авторитарно-феодальной хозяйственной машиной выделить местечко и живой экономике. А поскольку других источников для ее подъема нет, то сугубо за счет широких масс — не допуская роста реальных доходов, упростив и удешевив процедуру увольнения наемных работников, повысив пенсионный возраст, обложив людей добавочным накопительно-пенсионным налогом и т. п. В отличие от абсолютно безответственной первой, эту вторую позицию критикуют сейчас с большой энергией и аттестуют как абсолютно антинародную. Справедливо будет добавить, что антинародность в ней найти легко, но ее там не больше и не меньше, чем в той политике, которая и так уже осуществляется. Можно подумать, что доходы наших граждан сейчас растут, а взимаемые государством взносы идут на накопительные счета будущих пенсионеров. Нет, в апреле 2016-го реальные доходы были на 7,1% ниже, чем в апреле 2015-го, когда кризис был уже в полном разгаре. А накопительная часть пенсионных взносов конфискуется несколько лет подряд. «Реалисты» предлагают оформить эти накопившиеся сюрпризы и импровизации в некую связную политику. Разумеется, она уродлива, как и сам ее фундамент. И, кстати, быстрого подъема экономики не обеспечит, поскольку боится тронуть гигантский затратный сектор, висящий гирей на шее экономики. Но некоторую хозяйственную устойчивость теоретически создать могла бы. А доктрина номер три — это предложения Алексея Кудрина и его круга. Хоть и с дипломатической осторожностью, они касаются также и политических проблем. Кудрин предлагает, например, переделать судебно-охранительную систему — как минимум, в корпоративных интересах бизнеса. Как и «реалисты», он — сторонник подавления инфляции и сведения бюджета с минимальным дефицитом. Но менее щедр на мероприятия, которые не понравятся рядовым людям. Он тоже за повышение возраста выхода на пенсию, но вроде бы против отмены государственной накопиловки, а его предложения об урезании расходов нацелены в первую очередь на госсектор и военно-промышленный комплекс. Если отвлечься от нашей действительности, то ничто не мешает сказать, что, например, постепенное повышение возраста выхода на пенсию — вполне разумная идея. Если, конечно, сами пенсии станут больше. И говорить об экономии госсредств и затягивании поясов тоже вполне правомерно, ведь нефтедоходы упали навсегда. Но при условии, что экономия начнется не с образования и медицины, а пояса будут затянуты сначала на околоказенных магнатах, и только потом на всех остальных. Из чего как раз и вытекает, что крупные перемены у нас сейчас почти невероятны. Те из них, которые действительно обновили бы систему, напрямую бьют по интересам тех, кто принимает решения, и поэтому неосуществимы. А дальнейшие мероприятия по перекладыванию проблем на народ будут все более и более непопулярны. Наш режим называют феодальным не ради красного словца. Он именно таков. Странно было бы предлагать феодалам взяться за строительство современной рыночной экономики, которая находится за пределами их понимания и к тому же не обещает им ничего доброго. И не время навязывать рядовым людям новинки, являющиеся передовыми или выдаваемые за таковые. Дело не только в гражданской неразвитости масс, хотя она и очевидна. Даже вполне разумные вещи при навязывании их сверху вполне разумными начальниками сплошь и рядом не встречают в низах понимания. А уж когда за внедрение прогресса берется наша казенная машина, простой человек инстинктивно этот прогресс отторгает, подозревая, что его хотят ограбить, и чаще всего оказывается прав. Поэтому экономические решения — по крайней мере те, которые предстоит принять в этом году, — не будут подчинены каким бы то ни было стратегическим программам. Они станут импровизированными ответами на накопившиеся проблемы, одна из которых совершенно очевидна. Попытка аккуратно выполнить бюджетный план по расходам привела к тому, что к маю накопленный с начала года дефицит федерального бюджета вырос до 1,23 трлн руб. и достиг 4,7% ВВП при плане 3%. Только в апреле бюджетный дефицит подскочил на 0,52 трлн руб. (8,6% ВВП за этот месяц). Придется выбирать. Либо урезать траты — а другого способа сделать это, кроме как сократить военные расходы, уже не осталось. Либо, что вероятнее, смириться с этим дефицитом — а значит и с очередным всплеском инфляции и сопутствующей ему новой хозяйственной встряской, почти неизбежными через несколько месяцев. Но это почти рутина. Куда интереснее вопрос, какие выводы будут сделаны из фактически уже состоявшейся бюджетной неудачи-2016. Главной экономической битвой нынешнего года станет, видимо, схватка ведомств и лоббистов за расходные позиции бюджета на 2017 год. Она уже начинается, и достигнет кульминации осенью. В этой феодальной дележке стихийным порядком и будут установлены среднесрочные экономические приоритеты нашей державы. Ну, а программы, конечно, должны составляться и живо обсуждаться. Они придают красоту и смысл нашей некрасивой и не очень осмысленной действительности. |
#3
|
||||
|
||||
![]()
http://www.profile.ru/pryamayarech/i...avma-byudzheta
28.09.2016 В пользу прекращения гонки вооружений нет ничего, кроме здравого смысла. Ведь антивоенного лобби в России не существует В разгар совещания, созванного Путиным, чтобы потолковать о новой госпрограмме вооружений, произошло, если верить не назвавшим себя очевидцам, что-то вроде скандала. Министр финансов Силуанов, этот общеизвестный затягиватель поясов на простых людях (21‑е место по популярности в рейтинге министров ВЦИОМ; оценка деятельности – 3,11 по пятибалльной шкале), поругался с народным любимцем, министром обороны Сергеем Шойгу (1‑е место в том же рейтинге популярности; 4,67 балла). Любимец народа требовал под эту госпрограмму 22 триллиона рублей на 2018 – 2025 годы, а скаредный финансист пытался отделаться 12 триллионами, ссылаясь на перегруженность бюджета военными тратами и желательность хоть как-то выполнять государственные обязательства перед нуждающимися согражданами. Встречные доводы полководца напоминали реплику курсанта-летчика из вампиловской пьесы: «У тебя каприз, а я дал себе слово не опаздывать». В том смысле, что в 2012‑м начальство дало себе слово обновить военную технику на 70%, а состоявшееся в последующие годы сокрушительное падение госдоходов, вызванное обвалом нефтяных цен, – это вовсе не повод, чтобы притормаживать набранный темп перевооружения. Глава нации предоставил спорщикам несколько месяцев на утряску разногласий. Но предварительная битва, которая во многом предопределит исход главной, состоится гораздо раньше. Федеральный бюджет на 2017 год надо будет принять уже в октябре. И по нему можно будет судить, чья возьмет. Российский военный бюджет в январе сократился в 50 раз Благодаря первой, далеко еще не выполненной до конца госпрограмме вооружений расходы по статье «Национальная оборона» выросли с 1,52 трлн руб. в 2011‑м до 3,18 трлн руб. в 2015‑м. А если добавить еще и сопутствующие траты, то в прошлом году российские военные расходы поднялись до 5% ВВП (оценка стокгольмского SIPRI). Для того чтобы грозить соседям, этого больше чем достаточно. И даже гораздо больше. А вот догнать супердержавы шансов все равно нет: китайские военные траты втрое, а американские – в девять раз выше. Не говоря о том, что российский военно-промышленный комплекс и не думает укладываться ни в собственные сметы, ни в утвержденные графики сдачи своих изделий. И как-то само собой вышло, что в 2016‑м текущее финансирование военных статей слегка сократилось, отставая от годового плана (примерно такого же по своим объемам, как и в прошлом году) процентов на пять, а то и на десять. Никакого политического смысла и никакой филантропии финансовое ведомство в эти урезки не вкладывает. Просто текущие государственные доходы, которые оно делит между алчущими, оказались на одну десятую меньше, чем было официально расписано при утверждении нынешнего бюджета. Еще суровее экономить на одних только социальных, образовательных и медицинских тратах становится задачей почти не решаемой и в любом случае политической, то есть такой, в которую Силуанов, как всякий умный чиновник путинской эпохи, углубляться не хотел бы. Философия бюджетного проекта на 2017‑й, который Минфин попытается в октябре узаконить, ничего мудреного и высоконаучного в себе не несет: в следующем году (а желательно также и в 2018‑м и 2019‑м) зафиксировать главные государственные траты приблизительно на том же фактическом уровне, на котором они будут исполнены в 2016‑м. Это означает, помимо прочего, и уменьшение расходов по военным статьям на несколько процентов, но вовсе не в реале, а только против текущего годового плана, который выполнен все равно не будет. Такое решение, даже если удастся его продавить, не будет пацифистским ни в одном из смыслов этого слова. Российские военные траты все равно останутся непомерно высокими и лишенными любой целесообразности, кроме лоббистской. Вникать после этого в прочие детали бюджета, взвешивая экономическую и социальную целесо-образность отдельных направлений его расходов, – занятие условное. Невоенный бюджет России – это сейчас то, что осталось от военно-силового. Такая уж у него родовая травма. Если главную его часть удастся заморозить хотя бы на уровне, который еще как-то совместим с финансовым и социальным равновесием, – это максимум возможного в стране, где отсутствуют сколько-нибудь значимые хозяйственные лобби, рискующие противостоять военно-промышленному комплексу, а рядовые люди и знать не желают, что военные траты – это деньги, извлеченные из их карманов, которые можно было бы потратить на более насущные их нужды. |
![]() |
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1) | |
|
|