*3282. Уголовный суд над сталинизмом

[Роман Попков]

https://openrussia.org/post/view/15884/
22 июня


Фотохроника ТАСС
В 75-ю годовщину начала Великой Отечественной войны Роман Попков на примере сталинского «оборонного кинематографа» показывает, к каким трагическим последствиям приводит милитаристская пропаганда

Вряд ли в истории России есть дата страшнее, чем 22 июня 1941 года. На рассвете летнего дня началась самая горькая и кровавая глава этой истории. И страна, узнавшая столько страданий, уже никогда не станет такой, какой она была вечером накануне войны.

Ценой колоссальных жертв и лишений народы Советского Союза остановили и уничтожили гитлеризм. Этот народный подвиг настолько свят, что даже нынешнее бесстыдные политические спекуляции государства на теме Великой Отечественной войны не могут его ни умалить, ни дискредитировать. Но помня о подвиге и о жертвах, необходимо помнить, почему эти жертвы стали для победы необходимы в таких ужасающих количествах. Помнить о преступном поведении руководства СССР и лично Иосифа Сталина в роковые дни накануне войны. Помнить об игнорировании донесений разведки о готовящемся вторжении. О бессмысленных чистках комсостава, критически ослабивших армию. О том расхлябанном состоянии, в котором находились вооруженные силы к 22 июня.

А еще — о формировании в советском обществе на протяжении второй половины 1930-х годов легкомысленных шапкозакидательских настроений: при помощи партийной трескотни, фанфаронства в СМИ, создания в кинематографе сказочного мира, враждебного реальности.

Характерная особенность практически любой милитаристской пропаганды — готовить в мирное время общество совсем не к тому, что это общество ждет, когда начнется война. Но случай со сталинской милитаристской пропагандой конца 1930-х — особенный. Советский Союз был обречен на большую, тяжелую войну, но людям объясняли, что война будет легкой прогулкой, враг будет разбит малой кровью, на чужой территории и в самые короткие сроки. Ужасно, что в Кремле, похоже, тоже в это верили.

Шок 1941 года был настолько силен, что в годы Холодной войны советская пропаганда уже не позволяла себе бахвальства и агрессивной легкомысленности, свойственных сталинским 1930-м. Но, похоже, со временем забываются все, даже самые трагические уроки. Тревожит то, что промывка мозгов в эпоху второй холодной войны интонационно становится все больше похожа на 1936-1939 годы. Только вот Гитлер мертв уже 71 год, и совсем непонятно, зачем снова и снова навязывать стране атмосферу «предвоенного времени».

Одна из целей этого материала — напомнить на примере произведений так называемого «оборонного кинематографа», работавшего на военный пиар сталинизма, что милитаристская пропаганда всегда врет и практически всегда эта ложь приводит к трагическим последствиям.

То, что СССР когда-нибудь будет воевать с Германией, советские люди в целом знали еще с тех пор, как Гитлер пришел к власти. Сотрудничество между Союзом и Германией, налаженное в годы Веймарской республики, было свернуто. Нацисты, одной из главных идеологических установок которых была борьба с большевизмом и Коминтерном, завоевание «жизненного пространства для арийской расы», по определению являлись врагами. Правда, между Германией и СССР не было сухопутной границы — их разделяла территория Польши. Но ничто не мешало большевикам и нацистам вести, например, прокси-войну друг с другом в Испании.

Советские фильмы, вышедшие на экран до советско-германского раздела Польши, описывали грядущую большую войну именно как войну с немцами. Например, в картине «Родина зовет» (1936 год) название страны, с которой воюет СССР, прямо не называется, но на вражеских самолетах нарисованы свастики. И судя по контексту, это явно не финские самолеты, у которых свастика тоже использовалась в символике ВВС, а бои между СССР и агрессором идут не только в воздухе, но и по широкому фронту на земле.

В фильме «Глубокий рейд» (1938 год) тоже нет названия враждебной страны, а униформа и каски вражеских солдат на немецкие не очень похожи (впрочем, это можно списать на безграмотных костюмеров), но вражеская авиация называется «Имперские воздушные силы», что в сочетании с готическим шрифтом и огромными дирижаблями-бомбардировщиками указывает, что речь идет скорее о Германской империи, чем о Британской.

В 1939 году происходит широкоизвестный геополитический маневр — заключается пакт Молотова-Риббентропа (в результате уничтожения Польши появляется та самая советско-германская граница), и почти на два года тема вражды с Третьим Рейхом становится ненужной. Но к этому времени сняты главные кинокартины в жанре «боевой фантастики» «Эскадрилья №5» и «Танкисты», в которых речь о стремительном разгроме Германии идет уже прямо, без каких-либо намеков.

«Эскадрилья №5» — настоящая жемчужина сталинского «оборонного кино». В первой же сцене зритель погружается в международный контекст. Два командира-летчика после занятий по немецкому языку говорят о необходимости проверить свою эскадрилью. Младший по чину на проверочный вопрос старшего демонстрирует полную осведомленность о причинах напряженного графика в войсках:

— Стало слишком сильно пахнуть порохом на границе!
— Совершенно верно, товарищ капитан. Война может начаться в любую минуту.
— Вот бы наша часть была дежурной!

После этого прогулочным, неспешным шагом командиры идут по военной столовой на огромной террасе под открытым летнем небом — на фоне пасторальных пейзажей и античных колонн: этим сталинским кинофильмам вообще свойственно стремление имитировать античную эстетику.

Конечно, горько смотреть эти сцены сейчас, зная, что произойдет всего через два года после премьеры.

Зная, что множество командиров в день начала войны будет в отпусках, огромная часть самолетов не успеет взлететь и погибнет на аэродромах, а люфтваффе на долгое время завоюет господство в нашем небе.

Но вернемся к фильму. Прогнозы советских летчиков оправдываются на сто процентов: в кадре возникает логово немецких фашистов — подземный бункер с громадной надписью на стене «С нами бог» по-немецки. Вражеский генерал, корча зловещие гримасы и поблескивая пенсне, объявляет, что пришел приказ разгромить большевиков.

Эти офицеры карикатурны до предела и больше похожи не на киношных фашистов более позднего советского кино, а на белогвардейцев в том нелепом виде, в каком их изображали в Советской России после гражданской войны. Они даже называют друг друга «ваше превосходительство». Из всех офицеров на классического киношного немца похож разве что начальник вражеской контрразведки — и то, потому что зачем-то говорит с ужасным акцентом.

Начальник контрразведки заверяет фашистского генерала, что за оставшиеся до войны шесть часов «разведке большевиков едва ли удастся получить сведения» о готовящемся нападении. Опять ужасает, насколько суровая реальность, стремительно приближавшаяся к создателям фильма и актерам, не похожа на кино: хотя советская разведка свое дело сделала, ни о какой нормальной подготовке к отражению агрессии, не говоря уж об упреждающей ударе, и речи не могло идти.

Кадры из фильма «Эскадрилья № 5»

В кино разведка доложила вовремя и точно. Советские летчики, спев перед полетом бодрую патриотическую песню, летят через границу и наносят сокрушительный бомбовый удар по укрепрайону гитлеровцев, из которого те планировали атаковать СССР. Фашистам не помогает даже то, что они внезапно перебазировали часть авиации, оставив на двух аэродромах муляжи самолетов. Наша разведка и тут работает оперативно: «Центр» узнает обо всем, сталинские соколы получают сообщение, меняют курс и все равно бомбят там, где нужно.

На земле Германия пытается атаковать, но колонна немецких танков была замечена бойцами РККА, как только перешла границу. Бойцы спускаются в отлично оборудованные подземные укрытия, захлопывают за собой металлические люки и одним поворотом рычага подрывают минное поле под немецкими гусеницами. Наступление врага полностью сорвано.

Уцелевшие фашистские истребители все же вступают в бой с нашими бомбардировщиками и, разумеется, терпят разгромное поражение со счетом 18:2.

Пилоты двух советских машин, которые все же чудом сбили немцы, выпрыгнули с парашютами и приземлились на вражеской (судя по всему, польской) территории. И тут начинается самое интересное. Они встречают бойцов антигитлеровского сопротивления, костяком которых являются немецкие солдаты — антифашисты, вступившие в сговор с польскими рабочими. Немецкий солдат отчитывается перед товарищами-подпольщиками, что его ячейке удалось распространить 120 экземпляров газеты.

Таким образом, на экране появляются еще две типажа немцев: простые солдаты Вермахта (убежденные коммунисты и рот-фронтовцы) и их антиподы, наймиты фашизма — пузатые штурмовики со свиными рылами. Оба эти типажа родом из агитационных газет германской компартии, из которых в Союзе и черпали основную информацию про наиболее вероятного противника.

Правда, в действительности в 1939 году штурмовые отряды, давно ослабленные эсэсэсовским террором, уже не играли в жизни Третьего Рейха никакой серьезной роли. А вот настоящие палачи, сотрудники СС, в фильме так и не появились, что тоже говорит о глубине знания создателями картины современной им Германии.

Штурмовики преследуют антифашистов, берут в плен одного из революционных немецких солдат, и тот погибает от офицерской пули с криками «Да здравствует коммунизм, да здравствует Тельман, Рот Фронт!»

Возможно, посмотрев когда-то «Эскадрилью №5», бойцы Красной армии в июне 1941-го вставали из окопов, кричали озверевшим оккупантам «Рот-фронт!» и получали в ответ пулеметные очереди…

В финале героические советские летчики, переодетые в немецкую форму, проникают во вражеские бункеры и наводят на них армады красной бомбардировочной авиации. Храбрецам удается уйти невредимыми благодаря помощи солдата-коммуниста по имени Фриц.

«Танкисты» были сняты практически одновременно с «Эскадрильей». В этой картине тоже рассказывается о стремительном разгроме немецкого фашизма, а бойцы и командиры много поют и музицируют в огромных, похожих на дворцы кабинетах с портретами Сталина и Ворошилова на стенах. Особенно изумительно смотрятся стоящие в этих же кабинетах гигантские статуи, по размеру вполне пригодные для ампирных станций московского метрополитена.

Помимо пения военные занимаются разгромом немцев. Здесь также после нацистских провокаций война перенесена на вражескую территорию, танкисты наступают.

В кадре в основном танки Т-26, Т-28 и БТ — летом 1941-го сотни таких машин будут гореть в отчаянных и безнадежных приграничных сражениях.

Но на экране у наступления хороший темп — на первых порах танкистам противостоит только немецкая конница, которую хладнокровно расстреливают из пулеметов.

А вот немецкое командование в «Танкистах» удивительно отличается по типажу от своих коллег в «Эскадрилье». Генерал Бюллер и его адъютант — тоже абсолютные белогвардейцы, а не немцы, тоже говорят «ваше превосходительство». Но тут белогвардейцы не карикатурные, а интеллигентные (хоть и враги).

Советское кино знает такой феномен — интеллигентных романтичных белогвардейцев. Вспомните офицера, певшего «Русское поле» под гитару в «Неуловимых мстителях». Да и герой Джигарханяна в «Неуловимых» очень обаятелен.

Двое немецких офицеров в «Танкистах» — такие же. Интеллигентные враги. Невольно ждешь, когда они обратятся друг к другу по имени-отчеству. Обсуждая Бюллера заочно в кругу товарищей, советский танковый командир дает ему достойную оценку: «Хороший профессионал, старый знакомый по 1918 году». Имеется в виду краткосрочное и катастрофичное для большевиков столкновение с кайзеровской армией в канун заключения Брестского мира.

Бюллер какое-то время вынашивает коварные планы заманить «большевиков» вглубь своей территории и уничтожить — он насмешливо относится к наступательной «наполеоновской» тактике РККА. Несмотря на истеричные вопли присланного из Берлина фанатичного нацистского комиссара (выполняет миссию карикатурного персонажа), Бюллер тянет время, готовя неприятелю ловушку. Кстати, одна деталь подмечена довольно точно: между профессионалами Вермахта и партийными бонзами действительно была неприязнь.

Если в «Эскадрилье» для героев-летчиков война с Германией — быстрая и легкая прогулка, то в «Танкистах» у героев задача чуть сложнее, напоминает квест. Но пусть успешно найден, виртуозные танкисты обходят фашистов с флангов, искуссно пройдя через реки и болота, громят врага, берут растерянного Бюллера в плен в его же штабе — тот не успевает даже застрелиться.

— У меня один вопрос: как вы прошли? Разве танки летают? — говорит ошеломленный генерал.
— Если нужно, советские танки летают, — отвечает советский танкист.

Теперь по телевизору опять любят рассказывать про летающие танки.

[Foto_history]

http://foto-history.livejournal.com/9581282.html
22nd-Jun-2016 08:20 pm

Такого не делали ни поляки в 1939-м, ни нацисты в 1944-м. Советская милиция расстреливала массово — из автоматов, через окошки для передачи пищи. Или бросала в камеры гранаты. Некоторые из этих камер пришлось замуровать — и эксгумацию провели уже зимой.

Июнь 1941 года запомнился на Западной Украине не только нападением нацистской Германии, но и кровавыми расправами, совершенными якобы своим же государством в тылу.

Речь идет о доселе неслыханном явлении, даже в практике Народного комиссариата внутренних дел (НКВД) СССР — массовых расстрелах политических заключенных в тюрьмах Западной Украины в течение конца июня — начала июля 1941 года.

Эта публикация посвящена массовым убийствами во Львове.

Первая страница расстрельного списка тюрьме № 3 в Золочеве. Четко видны надписи на документе — вынесение приговора начальником следственной части УНКГБ по Львовской области Шумаковым и наложение санкции к исполнению приговора прокурором Львовской области Харитоновым. Два человека решили судьбу тысяч... Архив Центра исследований освободительного движения (ЦИОД)

На примере Львова можно точно показать кровавую деятельность «доблестных борцов с контрреволюцией».

В самом Львове было три тюрьмы: № 1 — на Лонцкого, № 2 — Замарстыновская и № 4 — Бригидки. Тюрьма № 3 находилась в замке г. Золочева, что около семидесяти километров от Львова — сюда отправляли заключенных, когда львовские тюрьмы были переполнены (а все-таки были переполнены: в тюрьме на Лонцкого при лимите в 1500 человек находились 3 638 заключенных).

Левая часть предыдущего документа. Надпись красным карандашом, сделанная рукой следователя Шумакова: «Приговор как врагов народа расстрелять». И фамилии — Баренлейм (?), Дидух, Крачковский, Цверлинг, Бондарь, Мазурчак, Котик...

В тюрьмах Львовщины по состоянию на 22 июня 1941 года было 5424 заключенных. Большинству инкриминировали преступления по статье 54 уголовного кодекса УССР, то есть — контрреволюционную деятельность.

Немедленными официальными мероприятиями в решении проблемы переполненности тюрем стали приказ № 2445/М наркома государственной безопасности Меркулова от 23 июня 1941 г. и приказ начальника тюремного управления НКВД УССР капитана государственной безопасности Филиппова от 23 июня 1941 г.

Правая часть предыдущего документа. Надпись черными чернилами — разрешение на казнь — написана рукой прокурора Львовской области Харитонова: «Расстрел как врагов народа санкционирую».

В первом документе говорилось о срочном учете всех заключенных в тюрьмах и деление на подлежащих депортации в концлагеря ГУЛАГа, и тех, кого необходимо расстрелять (это задача возлагалась на местное руководство НКГБ).

Во втором документе говорилось об эвакуации заключенных, к нему прилагался «План эвакуации», согласно которому депортации из Львовской области подлежало 5 000 арестантов. Для этого выделялось 204 вагона.

Согласно инструкции НКВД СССР от 29 декабря 1939 г., один вагон эшелона вмещал тридцать депортированных лиц; следовательно, указанных вагонов хватало бы на эвакуацию 6800 заключенных. Однако эвакуировали только 1822 из 5 000 запланированных.

Сташинский Петр Васильевич (1904-1941 гг.), уроженец с. Борщевичи Ново-Яричевского р-на Львовской области. Арестован 9 октября 1940 г. Член «Просвіти», организации «Сила» и ОУН. Обвиняемый по ст. 54 пп. 6, 11 УК УССР. Расстрелян в тюрьме № 1 г. Львова на улице Лонцкого 26 июня 1941 года. Фото довоенных времен, сделанное на площади Рынок во Львове. Архив ЦИОД

3602 человека остались в тюрьмах Львова. А куда делись эшелоны — документы молчат.

Сами же экзекуции начались 22 июня — расстреляны приговоренные к смертной казни. Из промежуточного отчета начальника тюремного отделения УНКВД Львовской области Лермана известно, что по состоянию на 24 июня в тюрьмах Львова и Золочева было расстреляно 2072 человек.

26 июня утвердили расстрельные списки — еще 2068 человек подлежали уничтожению. Их убили в течение 24-28 июня.

Трупы расстрелянных заключенных в камере тюрьмы на Лонцкого. Львов, 1 июля 1941 года. Некоторые такие камеры немцам пришлось замуровать, чтобы избежать эпидемии. Повторную эксгумацию провели в феврале 1942 г., когда ударили морозы. Архив ЦИОД

Таким образом во Львовской области было расстреляно 4140 заключенных. Однако подсчеты не согласуются: осталось в тюрьмах 3 602 лица, а расстреляли больше.

Ответ на этот вопрос дает докладная того же Лермана: здесь речь шла также о поступлении новых заключенных. Тюремные документы на этих людей должным образом не оформляли.

В большинстве случаев даже не оглашали обвинений, однако уверенно называли причастными к ОУН, шпионами, диверсантам — то есть лицами, которые подлежат расстрелу.

Процесс эксгумации расстрелянных заключенных в тюрьме. 3 июля 1941 г., г. Львов. Для проведения этих работ немцы принудительно согнали львовских евреев. Архив ЦИОД

Это лишь один фрагмент трагической статистики. Истинная картина раскрывается, если взглянуть на всю карту Западной Украины — около 24 тысяч убитых.

Сначала применяли привычную для НКВД практику: индивидуально, в спецкамере, выстрел в затылок. Когда приближался фронт, а планы не были выполнены — расстреливали массово: сгоняли заключенных в камеры подвалов и через дверцу для передачи пищи стреляли из автоматического оружия.

Окошко открывалось — и узник, вместо еды для поддержания жизни, видел средство уничтожения... последнее, что видел в жизни).

Львовяне ищут среди расстрелянных своих родных во дворе тюрьмы № 1. Львов, 3 июля 1941 г. Архив ЦИОД

А в последние дни — бросали в камеры гранаты. Или открывали двери камер; заключенные выходили в коридор, думая, что их отпускают, и в этот момент их расстреливали из автоматического оружия.

Тела вывозили грузовиками и хоронили в спецместах, которые сегодня постепенно открывают археологи.

Однако перед самым приходом немцев чекисты, спеша, хоронили убитых во дворах и подвалах тюрем. Впоследствии раскопки этих гекатомб стали материалом для нацистской пропаганды — конечно, не из соображений человечности.

Происходило также и уничтожение эвакуированных заключенных в центрально-восточных областях Украины — в пересыльных тюрьмах Умани, Киева и Харькова. Эти города были так называемыми промежуточными пунктами этапирования, где происходило перемешивание заключенных, чтобы избежать восстаний и массовых побегов во время депортации.

Нацистская пропаганда расстрелянных в тюрьмах — в основном украинцев, поляков и евреев — называла фольксдойче. Надпись немецкого корреспондента Губнера на фото последствий массовых расстрелов заключенных. Архив ЦИОД

Заслуживает отдельного внимания Залищицкая трагедия на Тернопольщине, когда из тактических соображений был разрушен железнодорожный мост через Днестр, а с обеих сторон пустили два эшелона по семь вагонов с заключенными (14 вагонов, каждый с 50-70 арестованными).

НКВД решил проблему быстро: вагоны облили горючим, подожгли и сбросили в реку. Берега Днестра здесь очень высокие и крутые — не выжил никто.

Конечно, советская пропаганда «повесила» все эти преступления на нацистов (как, впрочем, и расстрелы польских военнопленных), и, к сожалению, эти мифы привидениями ходят даже сегодня.

Удивление и ужас на лице львовянки, которая только что вошла во двор тюрьмы. 3 июля 1941, г. Львов. Архив ЦДВР

Западная общественность пережила шок от увиденного. Ведь такого не делали поляки в начале Второй мировой в 1939-м (тогда тюрьмы открыли и освободили всех политических заключенных, и даже предупреждали о том, что двигаться нужно исключительно на восток, поскольку в прифронтовой зоне бывших узников могут и расстрелять).

Впоследствии, в 1944-м такое не сделали и нацисты (администрация оставляла живыми узников концлагерей перед приходом союзников). И это страшное в своей бессмысленности массовое убийство арестованных стало одним из главных факторов укоренения антисоветских позиций тогдашнего и последующих поколений.

Ежегодно львовская община приходит в тюрьмы, помянуть погибших, а в бывшей тюрьме № 1 на Лонцкого ныне действует музей-мемориал памяти всех жертв оккупационных режимов.

[Сергей Пархоменко-кук]

http://echo.msk.ru/blog/serguei_park.../1789402-echo/
18:33 , 23 июня 2016

автор
журналист

Завтра я улечу в Барнаул. А через два дня, в воскресенье, на карте «Последнего адреса» появится еще один, шестнадцатый по счету, географический пункт, где на стенах домов есть мемориальные знаки с именами репрессированных.

Это будет село Сростки, Бийского района Алтайского края, от Барнаула 192 километра. Появится табличка «Последнего адреса» там, где жил колхозник Макар Леонтьевич Шукшин арестованный и расстрелянный в 1933 году по обвинению в подготовке «вооруженного восстания или вторжения с целью захватить власть». Макару Шукшину был 21 год. Его сыну Василию Шукшину — три.

Дом, где жили Шукшины, не сохранился, на этом месте построен новый, и семья, которая в нем живет, согласилась поставить знак на своей стене.

Так вот собирая всякие полезные бумаги и документы для этой поездки, я спросил у коллег в «Мемориале», не знают ли они чего-нибудь особенного про эти Сростки. В ответ они прислали мне документ из своего архива: и я думаю, что за все время моей работы в «Последнем адресе» это, может быть, одно из самых сильных и впечатляющих свидетельств нашей общей истории, которое мне довелось увидеть.

Это письмо, полученное «Мемориалом» в 1988 году, когда, собственно, никакого «Мемориала» и не было еще, а была инициативная группа. Письмо написано на желтоватой бумаге — частью простой, частью в клеточку, вырванной из школьной тетрадки. Его отправил в Москву один из членов краевого Совета ветеранов войны и труда: это список, который составили жители Сросток, вспоминая своих убитых или отправленных в лагеря земляков. Они были убиты не на войне, а за несколько лет до ее начала.

Там перечислено 85 человек — от руки, но очень аккуратно, с датами рождения, с указанием должности в колхозе и с указанием на то, чем и когда кончилась их жизнь. Односельчане составили этот список для музея «Мемориала», которого тогда еще не было, и которому предстояло появиться только через много лет.

Конечно, может быть и жаль, что мы с Владимир Рыжков (это он прислал заявку в «Последний адрес» и повезет меня в Сростки) начинаем в этом селе с единственного в этом списке человека, чье имя знакомо всей стране, благодаря замечательному сыну, которого он в последний раз видел трехлетним ребенком. Но я очень надеюсь, что после того, как мы этот первый знак там поставим, оттуда придут еще заявки.

И мы поедем туда еще, чтобы там были еще имена на таких же знаках «Последнего адреса» из этого списка 85 жителей Сросток. И из пока не составленных таких же списков в соседних селах — тоже.

[Правда.ру]

http://www.pravda.ru/world/nationals...8094-stalin-0/
05 сен 2003 в 01:18

В этом году, а отнюдь не через год, как принято считать, Иосифу Сталину исполнилось бы 125 лет. Недавно в Гори была обнаружена метрика рождения Иосифа Джугашвили, согласно которой он родился не 21 декабря 1879 года, а 6 декабря 1878 года. По мнению начальника кафедры философии Новороссийской государственной морской академии Вадима ДЕНИСОВА, пока неясно, по каким причинам Сталин сам себя "умолодил". Сам же Денисов не так давно завершил научное исследование "И.В.Сталин: объект и субъект историографии 30-х годов".
- Более 50 лет Сталин был на политической арене: преследуемый революционер, один из руководителей партии и правительства, диктатор, однако даже спустя полвека после его кончины дискуссии о его роли в истории Отечества не утихают, — считает Вадим Денисов. — Деяния Сталина в советскую эпоху оказались таковы, что их осудила та самая партия, руководителем которой он был. Первым таким документом, опубликованным в советской печати, стало постановление ЦК КПСС "О преодолении культа личности и его последствий", принятое 30 июня 1956 года.

Более резко Сталин критиковался на XXII съезде КПСС в 1961 году, в том же году его тело вынесли из Мавзолея и захоронили на Красной площади. А вот "вторым изданием" критики негативной роли Сталина в истории стали годы так называемой "перестройки" (1985-1991 гг.), когда правые руководители КПСС — М.Горбачев, А.Яковлев, Э.Шеварднадзе и другие решили направить страну по пути модернизации социализма: в сторону "технологизации", демократизации, либерализации. На рубеже 80-90-х годов произошел своего рода публицистический взрыв "сталиноведения", в эти же годы заложился и фундамент концептуального осмысления роли Сталина в новой и новейшей истории страны.

- Для вас первым толчком к изучению феномена Сталина стало...

- Стало то, что белые пятна истории всегда интересны по себе. К тому же этот вопрос входит отдельной темой в читаемый мною курс отечественной истории.

- Многие сравнивают Сталина с последним монархом в истории нашей страны.

- Отчасти можно так сказать. Кстати, и Иван Грозный, и Петр Первый были его любимыми персонажами российской истории, образцами государственных "управленцев", которыми он неоднократно восхищался. В политическом плане Сталин формировался как социалист, как революционер. До октября 1917 года для него главным была критика власти, которую предстояло свергнуть. "Державником", восприняв имперские традиции, он стал уже с конца 20-х годов. Меня самого "сталинская проблема" заинтересовала в 13-летнем возрасте, когда я впервые прочел материалы XXII съезда КПСС. Интересно, что еще до постановления от 30.06.1956 года был знаменитый закрытый доклад Н.Хрущева партийному съезду, но ведь его впервые опубликовали только в 1989 году, а выступления членов ЦК и того позже. Однако критика времен перестройки была уже более глубокой, чем в 50-е и 60-е годы. Хотя "белых пятен" полно до сих пор — многие документы той эпохи до сего дня сверхсекретны.

- Удалось ли проследить, как менялась критика?

- Поначалу критика Сталина сводилась к критике его личных качеств. В перестроечные годы уже появляются сомнения в моральности созданной советской модели в целом, делаются попытки объяснить, почему вообще сложился режим личной власти Сталина.

- Не секрет, что с критикой Сталина сегодня согласны не все, многим видится только положительная роль "отца народов".

- У меня сложилось такое впечатление, что для людей старшего поколения палаческие деяния Сталина становятся с каждым годом все более виртуальными. Если репрессии не коснулись их лично, то, как правило, в Сталине они видят крупного исторического деятеля, освободителя мира от коричневой чумы. Во многом это верно, но действительность, увы, не так однобока.

Когда настоящее проблемно и далеко не идеально, то происходит эффект идеализации прошлого, это характерно для человеческой натуры. Примерами такого подхода к истории на бытовом уровне являются высказывания в духе, что раньше и "музыка была лучше", и "фильмы более искренними", и "жили мы в тесноте, но не в обиде". С государственной точки зрения к заслугам Сталина я бы добавил тот факт, что он первым из наших руководителей железной рукой покончил с бандитизмом на национальных окраинах.

- В последнее время приходится читать и о том, что в итоге долголетней внутрипартийной борьбы Сталин оказался на вершине власти еще и как наименьшее зло.

- В любом случае борьба за власть свелась бы к борьбе двух линий — левацкой и правой. Иные "сценарии" развития события можно лишь прогнозировать, опираясь на работы Троцкого, Бухарина, Рыкова, Томского и других деятелей партийной верхушки. К примеру, Троцкий объективно сыграл главную роль в поворотном моменте истории, октябрьский переворот — в первую очередь его заслуга. Сам Троцкий — человек крайне жестокий, но как теоретик оценивался выше, чем Сталин. Вообще же сегодня трудно сказать, как было бы на самом деле, захвати власть кто-то другой. Сомнению не подлежит одно — в закулисной борьбе Сталину не было равных. В конце концов его окружение оказалось окружением подпевал.

- Знакомясь с истинными судьбами многих советских деятелей 20-30-х годов, узнаешь, что многие из них имели возможность и желание убрать Сталина, но предпочли почему-то пустить пулю в свой лоб.

- Главный ответ, почему партия не выступала против Сталина при жизни, — люди боялись за себя, за детей, за близких. Но вот в упоминаемом постановлении 1956 года на это дается более лукавый ответ — дело не в недостатке личного мужества, а в том, что выступление против Сталина было бы понято как выступление против народа, ибо в первую очередь с его именем были связаны многие прорывы.

- Чего больше достоин Сталин с позиций нынешнего времени — суда или памятника?

- Хотя я отношу себя к поколению, живущему в послесталинское время, я меньше антисталинист, чем, например, мой отец. Он в 1942 году за чтение сброшенной фашистами с самолета листовки получил по доносу 10 лет. Но ему повезло: отсидев 2 месяца, вернулся в свою часть командиром саперного взвода. Как специалист он нужен был на фронте, а не в лагере. Но за всю жизнь в адрес Сталина ни одного хорошего слова от него я не слышал. А вообще я считаю, что суд или разбирательство историков должны быть обязательно. Люди должны выяснить правду о своей истории. А памятник... Сталин был и остается выдающейся личностью нашей эпохи, по поводу которой любое крайнее решение довольно щепетильно само по себе.

- Вадим Вячеславович, для создания своей работы вам пришлось ознакомиться с более чем полутора сотней первоисточников, работами других авторов. Какая из них произвела на вас наибольшее впечатление?

- Работа Троцкого "Сталин". Ее автор — один из немногих, кто боролся с тем человеком, о котором написал. А оценку Троцкого историко-пропагандисткой деятельности Сталина я даже выделил в тексте: "Я не думаю, что во всей человеческой истории можно найти что-нибудь, хотя бы в отдаленной степени похожее на ту гигантскую фабрику лжи, которая организована Кремлем под руководством Сталина".

Евгений ЛАПИН
Новороссийский рабочий

["Ежедневный журнал"]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=7917

20 МАРТА 2008 г.

Термин «катынское преступление» – собирательный, он обозначает расстрел в апреле–мае 1940 года почти 22 тысяч польских граждан, содержавшихся в разных лагерях и тюрьмах НКВД СССР:

– 14 552 польских офицеров и полицейских, взятых в плен Красной Армией в сентябре 1939 года и содержавшихся в трех лагерях НКВД для военнопленных, в том числе –

– 4421 узник Козельского лагеря (расстреляны и захоронены в Катынском лесу под Смоленском, в 2 км от станции Гнездово),

– 6311 узников Осташковского лагеря (расстреляны в Калинине и захоронены в Медном),

– 3820 узников Старобельского лагеря (расстреляны и захоронены в Харькове);

– 7305 арестованных, содержавшихся в тюрьмах западных областей Украинской и Белорусской ССР (расстреляны, по-видимому, в Киеве, Харькове, Херсоне и Минске, возможно, и в других не установленных местах на территории БССР и УССР).

Катынь – только одно из целого ряда мест расстрелов – стала символом казни всех вышеперечисленных групп польских граждан, так как именно в Катыни в 1943 году были впервые обнаружены захоронения убитых польских офицеров. На протяжении последующих 47 лет Катынь оставалась единственным достоверно известным местом захоронения жертв этой «операции».

Предыстория

23 августа 1939 года СССР и Германия заключили договор о ненападении – «пакт Риббентропа–Молотова». Пакт включал секретный протокол о разграничении сфер интересов, согласно которому, в частности, Советскому Союзу отходила восточная половина территории довоенного польского государства. Для Гитлера пакт означал снятие последнего препятствия перед нападением на Польшу.

1 сентября 1939 года нацистская Германия напала на Польшу, развязав тем самым Вторую мировую войну. 17 сентября 1939 года, в разгар кровопролитных сражений Войска Польского, отчаянно пытавшегося остановить стремительное продвижение немецкой армии в глубь страны, по сговору с Германией в Польшу вторглась и Красная Армия – без объявления войны Советским Союзом и вопреки действовавшему договору о ненападении между СССР и Польшей. Советская пропаганда объявила операцию Красной Армии «освободительным походом в Западную Украину и Западную Белоруссию».

Наступление Красной Армии стало для поляков полной неожиданностью. Некоторые не исключали даже, что ввод советских войск направлен против германской агрессии. Понимая обреченность Польши в войне на два фронта, польский главнокомандующий издал приказ не вступать в бой с советскими войсками и оказывать сопротивление только при попытках разоружения польских частей. В результате сопротивление Красной Армии оказали лишь немногие польские части. До конца сентября 1939 года Красной Армией были взяты в плен 240–250 тысяч польских солдат и офицеров, а также пограничников, служащих полиции, жандармерии, тюремной стражи и т.п. Не имея возможности содержать столь огромную массу пленных, сразу после разоружения половину рядовых и унтер-офицеров распустили по домам, а остальных Красная Армия передала в десяток специально созданных лагерей военнопленных НКВД СССР.

Однако и эти лагеря НКВД оказались перегруженными. Поэтому в октябре–ноябре 1939 года большинство рядовых и унтер-офицеров покинули лагеря военнопленных: жителей территорий, захваченных Советским Союзом, распустили по домам, а жителей территорий, оккупированных немцами, по договоренности об обмене пленными передали Германии (Германия же взамен передала Советскому Союзу захваченных в плен немецкими войсками польских военнослужащих – украинцев и белорусов, жителей территорий, отошедших к СССР).

Договоренности об обмене касались и гражданских беженцев, оказавшихся на территории, занятой СССР. Они могли обращаться в немецкие комиссии, действовавшие весной 1940 года на советской стороне, за разрешением вернуться к постоянным местам жительства на польских территориях, занятых Германией.

В советском плену были оставлены около 25 тысяч польских рядовых и унтер-офицеров. Кроме них не подлежали роспуску по домам или передаче Германии армейские офицеры (около 8,5 тысячи человек), которых сосредоточили в двух лагерях военнопленных – Старобельском в Ворошиловградской (ныне Луганской) области и Козельском в Смоленской (ныне Калужской) области, а также пограничники, полицейские, жандармы, служащие тюремной стражи и т.п. (около 6,5 тысячи человек), которых собрали в Осташковском лагере военнопленных в Калининской (ныне Тверской) области.

Узниками НКВД стали не только военнопленные. Одним из основных средств «советизации» захваченных территорий стала кампания непрекращающихся массовых арестов по политическим мотивам, направленных прежде всего против должностных лиц польского государственного аппарата (включая избежавших плена офицеров и полицейских), членов польских политических партий и общественных организаций, промышленников, крупных землевладельцев, коммерсантов, нарушителей границы и других «врагов советской власти». До вынесения приговора арестованных месяцами держали в тюрьмах западных областей УССР и БССР, образованных на захваченных территориях довоенного польского государства.

5 марта 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о расстреле «находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков», а также 11 000 арестованных и содержавшихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии «членов различных контрреволюционных шпионских и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков». Основой для решения Политбюро стала записка наркома внутренних дел СССР Берии в ЦК ВКП(б) Сталину, в которой расстрел перечисленных категорий польских пленных и заключенных предлагался «исходя из того, что все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти». При этом в качестве решения в протоколе заседания Политбюро была дословно воспроизведена заключительная часть записки Берии.

Расстрел

Казнь польских военнопленных и заключенных, относящихся к категориям, перечисленным в решении Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года, была осуществлена в апреле и мае того же года.

Все узники Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей военнопленных (кроме 395 человек) были отправлены этапами примерно по 100 человек в распоряжение Управлений НКВД соответственно по Смоленской, Калининской и Харьковской областям, которые проводили расстрелы по мере прибытия этапов.

Параллельно шли расстрелы заключенных тюрем западных областей Украины и Белоруссии.

395 военнопленных, не включенных в расстрельные предписания, отправили в Юхновский лагерь военнопленных в Смоленской области. Затем их перевели в Грязовецкий лагерь военнопленных в Вологодской области, из которого в конце августа 1941 года они были переданы на формирование Польской армии в СССР.

13 апреля 1940 года, вскоре после начала расстрелов польских военнопленных и заключенных тюрем, была проведена операция НКВД по высылке на поселение в Казахстан их семей (а также семей других репрессированных), проживавших в западных областях УССР и БССР.

Последующие события

22 июня 1941 года Германия напала на СССР. Вскоре, 30 июля, между советским правительством и польским правительством в изгнании (пребывавшим в Лондоне) было заключено соглашение о признании недействительными советско-германских договоров 1939 года, касающихся «территориальных перемен в Польше», о восстановлении дипломатических отношений между СССР и Польшей, образовании на территории СССР польской армии для участия в войне против Германии и освобождении всех польских граждан, находившихся в СССР в заключении в качестве военнопленных, арестованных или осужденных, а также содержавшихся на спецпоселении.

За этим договором последовали Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 года о предоставлении амнистии польским гражданам, находившимся в заключении или на спецпоселении (к тому времени их было около 390 тысяч), и советско-польское военное соглашение от 14 августа 1941 года об организации польской армии на территории СССР. Армию планировалось сформировать из амнистированных польских узников и спецпереселенцев, прежде всего из бывших военнопленных; ее командующим был назначен генерал Владислав Андерс, срочно выпущенный из внутренней тюрьмы НКВД на Лубянке.

Осенью 1941 – весной 1942 годов польские официальные лица неоднократно обращались к советским властям с запросами о судьбе тысяч пленных офицеров, не прибывших к местам формирования армии Андерса. Советская сторона отвечала, что сведений о них нет. 3 декабря 1941 года, на личной встрече в Кремле с польским премьер-министром генералом Владиславом Сикорским и генералом Андерсом, Сталин предположил, что эти офицеры, возможно, сбежали в Маньчжурию.

(К концу лета 1942 года армия Андерса была эвакуирована из СССР в Иран, позже она участвовала в операциях союзников по освобождению от гитлеровцев Италии.)

13 апреля 1943 года германское радио официально сообщило об обнаружении в Катыни под Смоленском захоронений польских офицеров, расстрелянных советскими властями. По распоряжению немецких властей установленные фамилии убитых стали зачитываться по громкоговорителям на улицах и площадях оккупированных польских городов. 15 апреля 1943 года последовало официальное опровержение Совинформбюро, согласно которому польские военнопленные летом 1941 года были заняты на строительных работах западнее Смоленска, попали в руки немцев и были расстреляны ими.

С конца марта по начало июня 1943 года германская сторона при участии Технической комиссии Польского Красного Креста провела эксгумацию в Катыни. Были извлечены останки 4243 польских офицеров, по обнаруженным личным документам установлены имена и фамилии 2730 из них. Трупы были перезахоронены в братские могилы рядом с первоначальными захоронениями, а результаты эксгумации летом того же года опубликованы в Берлине в книге «Amtliches Material zum Massenmord von Katyn». Найденные на трупах документы и предметы немцы передали для детального изучения в Институт судебной медицины и криминалистики в Кракове.

(Летом 1944 года все эти материалы, кроме малой их части, тайно спрятанной сотрудниками краковского института, были вывезены немцами из Кракова в Германию, где, по слухам, сгорели во время одной из бомбардировок.)

25 сентября 1943 года Красная Армия освободила Смоленск. Только 12 января 1944 года была создана советская «Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров», председателем которой назначили академика Н.Н. Бурденко. При этом уже с октября 1943 года специально откомандированные работники НКВД–НКГБ СССР готовили фальсифицированные «доказательства» ответственности германских властей за расстрел польских офицеров под Смоленском. Согласно официальному сообщению, советская эксгумация в Катыни проводилась с 16 по 26 января 1944 года по указанию «комиссии Бурденко». Из вторичных могил, оставшихся после немецкой эксгумации, и одной первичной могилы, которую немцы не успели исследовать, были извлечены останки 1380 человек, по найденным документам комиссия установила личные данные 22 человек. 26 января 1944 года газета «Известия» опубликовала официальное сообщение «комиссии Бурденко», согласно которому военнопленные поляки, находившиеся летом 1941 года в трех лагерях западнее Смоленска и оставшиеся там после вторжения германских войск в Смоленск, были расстреляны немцами осенью 1941 года.

Для «легализации» этой версии на мировой арене СССР попытался использовать Международный военный трибунал (МВТ), судивший в 1945–1946 годах в Нюрнберге главных нацистских военных преступников. Однако, заслушав 1–3 июля 1946 года показания свидетелей защиты (представленных немецкими адвокатами) и обвинения (представленных советской стороной), ввиду очевидной неубедительности советской версии МВТ принял решение не включать катынский расстрел в свой приговор в качестве одного из преступлений нацистской Германии.

3 марта 1959 года председатель КГБ при Совете Министров СССР А.Н.Шелепин направил первому секретарю ЦК КПСС Н.С.Хрущеву совершенно секретную записку, подтверждавшую, что 14 552 пленных – офицеров, жандармов, полицейских «и т.п. лиц бывшей буржуазной Польши», а также 7305 заключенных тюрем Западной Украины и Западной Белоруссии были расстреляны в 1940 году на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года (в том числе 4421 человек – в Катынском лесу). В записке предлагалось уничтожить все учетные дела на расстрелянных.

При этом на протяжении всех послевоенных лет, вплоть до 1980-х, МИД СССР многократно предпринимал официальные демарши с утверждением об установленной ответственности гитлеровцев за расстрел польских военнослужащих, захороненных в Катынском лесу.

Но «катынская ложь» – это не только попытки СССР навязать мировому сообществу советскую версию расстрела в Катынском лесу. Это и один из элементов внутренней политики коммунистического руководства Польши, приведенного к власти Советским Союзом после освобождения страны. Другое направление этой политики заключалось в широкомасштабных преследованиях и попытках очернить участников Армии Крайовой (АК) – массового антигитлеровского вооруженного подполья, подчинявшегося в годы войны польскому «лондонскому» правительству в изгнании (с которым СССР разорвал отношения в апреле 1943 года, после того, как оно обратилось в Международный Красный Крест с просьбой расследовать убийство польских офицеров, чьи останки были обнаружены в Катынском лесу). Символом клеветнической кампании против АК после войны стала расклейка на улицах польских городов плаката с издевательским лозунгом «АК – заплеванный карлик реакции». Одновременно карались любые высказывания или действия, прямо или косвенно подвергавшие сомнению советскую версию гибели пленных польских офицеров, в том числе попытки родственников установить на кладбищах и в костелах памятные плиты с указанием 1940 года как времени смерти их близких. Чтобы не потерять работу, чтобы иметь возможность учиться в институте, родственники вынуждены были скрывать, что член их семьи погиб в Катыни. Польские органы госбезопасности разыскивали свидетелей и участников немецкой эксгумации и принуждали их к заявлениям, «изобличающим» немцев как виновников расстрела.

Советский Союз признал вину только через полвека после казни пленных польских офицеров – 13 апреля 1990 года было опубликовано официальное заявление ТАСС о «непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных», а сами злодеяния квалифицировались в нем как «одно из тяжких преступлений сталинизма». Тогда же президент СССР М.С. Горбачев передал президенту Польши В. Ярузельскому списки расстрелянных польских военнопленных (формально это были списки-предписания на отправку этапов из Козельского и Осташковского лагерей в распоряжение УНКВД по Смоленской и Калининской областям, а также список учетных дел убывших военнопленных Старобельского лагеря) и некоторые другие документы НКВД.

В том же году прокуратура Харьковской области возбудила уголовные дела: 22 марта – по факту обнаружения захоронений в лесопарковой зоне Харькова, а 20 августа – в отношении Берии, Меркулова, Сопруненко (бывшего в 1939–1943 годах начальником Управления НКВД СССР по делам о военнопленных и интернированных), Бережкова (начальника Старобельского лагеря военнопленных НКВД СССР) и других сотрудников НКВД. 6 июня 1990 года прокуратура Калининской области возбудила еще одно дело – о судьбе польских военнопленных, содержавшихся в Осташковском лагере и бесследно исчезнувших в мае 1940 года. Эти дела были переданы в Главную военную прокуратуру (ГВП) СССР и 27 сентября 1990 года объединены и приняты ею к производству под № 159. ГВП образовала следственную группу во главе с А.В. Третецким.

В 1991 году следственная группа ГВП совместно с польскими специалистами провела частичные эксгумации в 6-м квартале лесопарковой зоны Харькова, на территории дачного поселка УКГБ по Тверской области в 2 км от поселка Медное и в Катынском лесу. Основным результатом этих эксгумаций стало окончательное установление в процессуальном порядке мест захоронения расстрелянных польских узников Старобельского и Осташковского лагерей военнопленных.

Через год, 14 октября 1992 года, по распоряжению президента России Б.Н. Ельцина были обнародованы и переданы Польше документы, изобличающие руководство СССР в совершении «катынского преступления» – упомянутые выше решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года о расстреле польских узников, «постановочная» записка Берии к этому решению, адресованная Сталину (с собственноручными подписями членов Политбюро Сталина, Ворошилова, Молотова и Микояна, а также отметками о голосовании «за» Калинина и Кагановича), записка Шелепина Хрущеву от 3 марта 1959 года и другие документы из Президентского архива. Так стали достоянием общественности документальные доказательства того, что жертвы «катынского преступления» были казнены по политическим мотивам – как «закоренелые, неисправимые враги советской власти». Тогда же впервые стало известно, что расстреляны были не только военнопленные, но и заключенные тюрем западных областей УССР и БССР. Решение Политбюро от 5 марта 1940 года предписывало, как уже говорилось, расстрелять 14 700 военнопленных и 11 тысяч заключенных. Из записки Шелепина Хрущеву следует, что военнопленных примерно столько и расстреляли, однако заключенных было расстреляно меньше – 7305 человек. Причина «недовыполнения» неизвестна.

25 августа 1993 года президент России Б.Н. Ельцин со словами «Простите нас…» возложил венок к памятнику жертв Катыни на варшавском мемориальном кладбище «Повонзки».

5 мая 1994 года заместитель начальника Службы безопасности Украины генерал А. Хомич передал заместителю Генерального прокурора Польши С. Снежко поименный алфавитный список 3435 заключенных тюрем западных областей УССР с указанием номеров предписаний, которые, как известно с 1990 года, означали отправку на расстрел. Список, сразу же опубликованный в Польше, стал условно именоваться «украинским списком».

«Белорусский список» до сих пор неизвестен. Если «шелепинское» число расстрелянных заключенных верно и если обнародованный «украинский список» полон, то в «белорусском списке» должны значиться 3870 человек. Таким образом, к настоящему времени нам известны имена 17 987 жертв «катынского преступления», а 3870 жертв (заключенные тюрем западных областей БССР) остаются безымянными. Места захоронения достоверно известны только для 14 552 расстрелянных военнопленных.

13 июля 1994 года руководитель следственной группы ГВП А.Ю. Яблоков (сменивший А.В. Третецкого) вынес постановление о прекращении уголовного дела на основании пункта 8 статьи 5 УПК РСФСР (за смертью виновных), причем в постановлении Сталин, члены Политбюро Молотов, Ворошилов, Микоян, Калинин и Каганович, Берия и другие руководители и сотрудники НКВД, а также исполнители расстрелов признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных пунктами «а», «b», «c» статьи 6 Устава Международного военного трибунала в Нюрнберге (преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности). Именно такая квалификация «катынского дела» (но по отношению к нацистам) уже была дана советской стороной в 1945–1946 годах при внесении его на рассмотрение МВТ.

Главная военная прокуратура и Генеральная прокуратура РФ через три дня отменили постановление Яблокова, а дальнейшее расследование поручили другому прокурору.

В 2000 году на местах захоронений расстрелянных военнопленных были открыты польско-украинский и польско-российские мемориальные комплексы: 17 июня в Харькове, 28 июля в Катыни, 2 сентября в Медном.

21 сентября 2004 года ГВП РФ прекратила уголовное дело № 159 на основании пункта 4 части 1 статьи 24 Уголовно-процессуального кодекса РФ (за смертью виновных). Сообщив об этом общественности лишь через несколько месяцев, тогдашний Главный военный прокурор А.Н. Савенков на своей пресс-конференции 11 марта 2005 года объявил секретными не только большинство материалов расследования, но и само постановление о прекращении «катынского дела». Тем самым был засекречен и содержащийся в постановлении персональный состав виновных.

Из ответа ГВП РФ на последовавший запрос «Мемориала» видно, что виновными признаны «ряд конкретных высокопоставленных должностных лиц СССР», чьи действия квалифицированы по пункту «б» статьи 193-17 действовавшего в 1926–1958 годах Уголовного кодекса РСФСР (превышение власти лицом начальствующего состава РККА, имевшее тяжелые последствия при наличии особо отягчающих обстоятельств).

ГВП сообщила также, что в 36 томах уголовного дела встречаются документы, имеющие гриф «секретно» и «совершенно секретно», а в 80 томах – документы с грифом «для служебного пользования». На этом основании доступ к 116 из 183 томов закрыт. Осенью 2005 года с остальными 67 томами, «не содержащими сведений, составляющих государственную тайну», были ознакомлены польские прокуроры.

Борис Ельцин, Катынь, 1993 годВ 2005–2006 годах ГВП РФ отказывала в рассмотрении поданных родственниками и «Мемориалом» заявлений о реабилитации как жертв политических репрессий ряда конкретных расстрелянных польских военнопленных, а в 2007 году Хамовнический районный суд г. Москвы и Московский городской суд подтвердили эти отказы ГВП.

В первой половине 1990-х годов наша страна совершила важные шаги на пути к признанию истины в «катынском деле». Общество «Мемориал» считает, что сейчас нам надо вернуться на этот путь. Необходимо возобновить и довести до конца расследование «катынского преступления», дать ему адекватную юридическую оценку, предать гласности имена всех виновных (от принимавших решения до рядовых исполнителей), рассекретить и обнародовать все материалы следствия, установить имена и места захоронения всех расстрелянных польских граждан, признать казненных жертвами политических репрессий и реабилитировать их в соответствии с российским законом «О реабилитации жертв политических репрессий».

Справка подготовлена Международным обществом «Мемориал»

[Открытая Россия]

https://openrussia.org/post/view/16143/
3 июля 2016
Биофизик, генетик, историк науки и правозащитник Валерий Сойфер, автор переизданной в 2016 году книги «Сталин и мошенники в науке», прочитал в лондонском клубе «Открытая Россия» лекцию о том, как в Советском Союзе уничтожали науку и ученых и какую роль сыграл в этом Сталин.
Я думаю, вам не нужно какое-то вступление о том, что собой представлял товарищ Сталин. В декабре 1939 года старейший биохимик, академик Алексей Николаевич Бах вышел на срочно созванное заседание членов Академии наук СССР и сделал доклад о важнейшем вкладе товарища Сталина в науку. Он впервые назвал Сталина корифеем науки. В течение долгого времени советская пропаганда создавала впечатление, что успехи военной техники, строительство ДнепроГЭС, огромных заводов, плотин, каналов — это все следствие ума и прозорливости товарища Сталина. Этой пропаганде верили многие люди.

Так получилось, что однажды я в Москве заболел тяжелым воспалением легких и болел около двух месяцев. У меня папа был членом партии с дореволюционным стажем — было такое понятие «большевик с дореволюционным» и «большевик со стажем с 1917 года». От него нам остались тома сочинений товарища Ленина: в коридоре стояло 35 томов, за ними располагались тома Сталина. Делать мне было нечего, я взял первый том и с огромным трудом начал его читать. С трудом, потому что язык Ленина был корявым, вялым, все фразы были выкрученными. Было очевидно, что человек мучился, предавая свои мысли бумаге, а как сказать гладко, он не знал. Было заметно, что нередко Ленина душила невероятная злоба. Первый том я прочел с трудом, второй был тоже нелегким. К третьему тому я втянулся, четвертый начал читать с неослабевающим интересом, потому что стало ясно, какой страшной машиной был товарищ Ленин, насколько это был внутренне несгибаемый (нельзя сказать «бандитствующий», потому что он не был бандитствующим) и злобный человек.
Я начал понимать, почему Ленин ненавидел многих. Это стало ясно еще до публикации всяких писем Ленина, например, письма Горькому о том, что интеллигенция не мозг нации, а говно.
Таких документов еще не было в 35-томном издании. Лишь позже появились все его письма Дзержинскому, что надо несогласных с большевиками интеллигентов расстрелять или повесить.

В 1974 году на базе моей лаборатории создали Всесоюзный НИИ прикладной молекулярной биологии и генетики. И вдруг нам передали базу Т. Д. Лысенко «Горки Ленинские». Я, конечно, поехал в Горки. Не без труда мне удалось попасть и в соседнюю усадьбу, в которой жил перед смертью Ленин. Многое там поражало, одна из деталей была такой. На первом этаже здания, перед лестницей на второй этаж, где Ленин умирал, была маленькая будка, в которой на стене висел телефон. Я зашел в будку. Над аппаратом под стеклом в плохонькой рамочке было прикреплено написанное от руки распоряжение: «Товарищу Сталину! Прикажите расстрелять телефониста, который скажет, что он не может соединить вас с Кремлем». Такой «человечный» человек был. Такой «замечательный» человек.

Прочтя труды Ленина и Сталина, я осознал, как советское руководство с самого начала захвата власти и все годы позже ненавидело интеллигенцию, как они боялись ее, как старались загнать в определенные рамки. Позже знакомство с этой страстью советских вождей превратилось в важную часть моей жизни. Сначала я складывал выписки из разных статей и книг в шкаф, потом в какие-то папочки. Количество папочек разрасталось. Конечно, Мариэтта Омаровна Чудакова, присутствующая здесь, что большая честь для меня, знает, как писать исторические книги. Она знает, какую роль играют эти папочки. Так получилось, что я написал сначала одну, потом вторую книжку. И потом я начал понимать, что вранье, существовавшее в советское время, всеобъемлюще. Я начал серьезно изучать историю биологии.
Я знал с довольно раннего возраста, что Сталин лично разгромил генетику в СССР. Но я не знал, что, например, квантовая физика мешала Сталину, что его раздражала теория резонанса Лайнуса Полинга.
Потом я узнал, что он запретил психологию детского воспитания — педологию. Потом я стал узнавать больше, больше и больше. И в конце концов я написал книгу «Сталин и мошенники науки». Первое издание было менее обстоятельно. Сейчас, в 2016 году, вышло второе издание. В этой книге я постарался, во-первых, объяснить, каким образом Сталин пришел к мысли уничтожить Ленина, во-вторых, как он добился устранения Бухарина, Рыкова, а до этого — Троцкого и всех остальных, кто был с Лениным. Затем я понял, каким образом он сумел подавить интеллектуальную мысль, что он для этого делал, какие письма писал, какими он пользовался приемчиками, кто ему помогал, кто выступал против ученых — были такие. Но были и люди, которые не боялись даже в лицо ему говорить правду.

Эти накопленные сведения составили основу этой книги. Конечно, я не покрыл всю сферу науки, потому что это слишком широко. Есть замечательная книга Анатолия Сонина «Физический идеализм» — прекрасная книга, написанная литературным языком, очень хорошо читающаяся, которая раскрывает, что творилось в физике.

Волею судьбы получилось так, что я, студент Тимирязевской академии, познакомился с Игорем Евгеньевичем Таммом еще до того, как он получил Нобелевскую премию по физике. Я стал бывать у него дома, он помог мне стать студентом физического факультета. Я потерял четыре года, зато приобрел многое другое. Я знал выдающихся физиков непосредственно: Ландау читал нам лекции и так далее. Поэтому я понимаю, что книжка Сонина не просто одухотворена идеями, но что она еще и покоится на мощных фактах. А я взял другие сферы. И вот сегодня мы об этом поговорим.

Сталин-Джугашвили — сын сапожника, мама без образования. Отца он боялся — отец его бил каждый день. Джугашвили поступил в трехлетнее Горийское духовное училище и проучился в нем шесть лет почему-то, не знаю почему. После этого был принят на первый курс Тифлисской православной семинарии. В советское время писали, что он был отличником. Два года назад грузинское правительство опубликовало эту страничку.
Наверху написано, что это Джугашвили Иосиф. Вот здесь очень странная вещь: родился… Кто-то из вас помнит, когда он родился? 21 декабря. А вы посмотрите, что тут написано: 8 декабря. Какого года он родился? 1879-го официально, да? А здесь что написано? 1878 год. То есть он еще и наврал позже в своей биографии.
Оценки у него были замечательные. Вы посмотрите: в сентябре-октябре — три, четыре, три, два, три, два, три. А в следующие два месяца, в ноябре-декабре: два, три, два, три, два.
Что такое? Оказывается, он был двоечник, троечник. А в следующем академическом году? Оценки точно такие же. Одна из выставленных Джугашвили оценок мне очень нравится. Вы когда-нибудь такое видели? Два с половиной. Тут два таких «два с половиной» — за «Священное писание» и за «Богословие». То есть и в Богословии, и в Священном писании он был, извините, не отличник. И по многим другим предметам. А посмотрите, как много предметов, по которым нет оценок. Это означает, что он вообще был необразованным человеком. Говорили в советское время, что его выгнали из семинарии за участие в революционных делах. Я уверен, что его выгнали за неуспеваемость — вот за эти двойки.

С ним учился Иосиф Иремашвили, который позже стал меньшевиком и депутатом независимой Грузии. Он сидел за одной партой с Джугашвили и в Гори, и в Тбилиси. Поскольку Иремашвили указом Ленина выслали из советской России, он оказался в Германии, где в 1932 году издал на немецком языке книгу «Гибель Грузии». Вот что он пишет:
«С детских лет целью его жизни стала месть, и этой цели он подчинил все. [Он] стал жестоким и бессердечным, в нем выработалась глубокая неприязнь ко всем, кто был выше его по положению, непрерывно и однозначно накапливалась ненависть. Триумфом для него было достигать победы и внушать страх».
Интересно, что пока Иремашвили жил в Грузии, мама Сталина-Джугашвили продолжала привечать его, и он был воспитателем старшего сына Сталина Якова. То есть он хорошо знал семью. Эти слова — не выдумка пропагандиста или какого-то агитатора.

В СССР было привычно думать, что Сталин за границу не ездил. Ну в Потсдаме был, на Потсдамской конференции. Ну в Иране, возможно, побывал, в Тегеране — правда, ходят слухи, что двойник ездил, а не он. На самолетах не любил летать — боялся. Поездами ездил. Но вы посмотрите, какая была юность у товарища Сталина. Он много раз в начале XX века посещал европейские страны. В 1905 году он познакомился с Лениным в Таммерфорсе. С 23 апреля по 8 мая 1906 года побывал в Стокгольме и Копенгагене. С 30 апреля по 19 мая 1907 года — в Лондоне. 1 июня 1911 года — в Париже. С 10 ноября по конец декабря 1917 года — в Кракове. В январе 1913 года — месяц в Вене. В Кракове он встретился с Николаем Бухариным.

В советское время биографы Сталина утверждали, что он редактировал шесть газет в Грузии в 1905-1907 годах. Сейчас грузинским правительством опубликованы фамилии тех, кто редактировал газеты, приписанные Сталину. Ни в одной из этих газет редактора Сталина нет. Это было очередное надувательство советских людей советскими пропагандистами.

Но тем не менее, в нем, видимо, жило это желание витийствовать. Он задумал написать статью «Марксизм и национальный вопрос». Но языков-то он не знал, а вся литература по этому вопросу была не на грузинском и не на русском, каким он владел не очень сильно, а на немецком, французском, часть — на английском. Поэтому кто-то ему должен был помочь. Этим человеком стал Николай Иванович Бухарин. Он несколько месяцев, когда они вместе жили в Кракове, а потом переехали в Вену, переводил ему работы по национальному вопросу, изданные сторонниками Маркса. Сталин написал работу «Марксизм и национальный вопрос». И даже язвительный Троцкий говорил, что это единственная приличная работа Сталина. Ленин ее запомнил. И поэтому когда в 1917 году свершился переворот, он назначил Сталина наркомом национальностей, именно основываясь на этой статье. То есть Бухарин открыл ему дорогу в жизнь. То, что Сталин потом сделает с Бухариным, ужасает.
Бухарин, конечно, тоже хорош был. На одном из заседаний Политбюро — я недавно нашел эти записи — он сказал: «Коба, ты ведешь себя, как мелкий восточный деспот».
Я представляю, какие зазубрины на самомнении товарища Сталина оставили слова Бухарина, но все-таки расстрелять — это было за гранью человеческого поведения.

Конечно, все большевики, которые в царское время были кто в тюрьме, кто в ссылке, привыкли к особому поведению: надо было таиться, скрываться, говорить неправду, в то же время бояться окружающих, даже из своей среды, не доверять друг другу. Эти низменные чувства не просто копились в этих людях, они были сутью их философии, сутью их жизненной позиции и поведенческих реалий. И поэтому, конечно, когда они пришли к власти, когда силою чудес — а это, в общем, до известной степени было чудом — они захватили власть, они не перестали оставаться с комплексом своих страстей.

И тут вдруг они осознали, что есть Академия наук, какие-то ученые с отличным от них модусом вивенди. Оказывается, об их действиях неодобрительно высказывается, не таясь, какой-то И. П. Павлов, нобелевский лауреат. Что такое Нобелевская премия? Что-то нехорошее. Павлов вдруг пишет в правительство Советской России, что «вы создаете не новое общество, а вы сеете хаос и ненависть». Такое написать! Ему даже председатель правительства Молотов ответил. Ну как же, нобелевскому лауреату надо отвечать. Но ученые в большинстве своем были инородным, неприятным, каким-то зловонным телом, источавшим упрямство, независимость. А там у них еще устав есть — в Академии наук. Они еще тайным голосованием членов избирают. Кроме того, они еще проводят независимые заседания, там какие-то научные общества.
Конечно, в Политбюро еще до смерти Ленина накапливалась неприязнь к этим независимым, и Ленин сам был против интеллигенции.
Замечу попутно, что мною написана и не полностью опубликована книга «Ленин и Сталин против интеллигенции». С 1925 года отрицательное отношение большевистского руководства к интеллигенции приобрело систематический характер. Хронология вмешательств в деятельность ученых со стороны большевиков под руководством Сталина может быть представлена в кратком виде в следующей форме.

Хронология вмешательств Сталина в науку
1925–1926 — Академия наук лишена автономии, ее устав отменен.
1929 — ученые обвинены в отставании от успехов практики.
1930 — на встрече с партбюро ИКП Сталин объявил, что не приемлет генетические принципы Вейсмана в эволюционном учении и предпочитает ламаркизм дарвинизму.
1930 — деборинская школа философов обвинена в «меньшевиствующем идеализме», около 200 учеников Деборина арестованы, десятки расстреляны.
1935 — Сталин аплодирует Лысенко в Кремле, после того как последний обвиняет ученых во вредительстве.
1935–1936 — призывы американского ученого Германа Меллера (будущего Нобелевского лауреата) поддержать медицинскую генетику отвергнуты.
1936 — педология (педагогическая психология) запрещена.
1937 — первый в мире Институт медицинской генетики закрыт.
1936–1939 — приказано провести диспуты генетиков и сторонников Лысенко,
на которых генетика была бы осуждена, а лысенковщина прославлена.
1935–1944 — кампания против теории относительности, космологии, квантовой теории и теории строения вещества.
1947 — кампания против западноевропейской философии.
1948 — полный запрет генетики.
1948 — постановление ЦК партии о Всесоюзном совещании по физике,
на котором должны быть осуждены «враждебные марксистской идеологии буржуазные основы» теории относительности Эйнштейна, квантовой теории»
и нескольких других областей.
1949–1950 — осуждена теория резонанса в квантовой химии.
1950 — осуждена клеточная теория и заменена «теорией присхождения клеток из живого вещества».
1950 — проведена «павловская сессия АН и АМН ССССР», на которой объявлено, что условные рефлексы наследуются человеком.
1950 — опубликована статья Сталина «Марксизм и вопросы языкознания».
1952 — опубликована дилетантская брошюра «Экономические проблемы социализма в СССР».
Сначала давление оказали на Академию наук. В 1925-26 годах Академию наук лишили автономии, устав ее отменили. В это время в Политбюро еще состояли Троцкий, Пятаков, Рыков — это все люди ленинского, как говорили, набора. В 1929 году Сталин обвинил ученых в отставании от успехов практики. На Политбюро ЦК ВКП(б) утвердили список тех, кого академики должны принять в число ее действующих членов.

На выборах ученые «прокатили» всех большевиков, после чего руководство партии и правительства занялось выкручиванием рук академиков, и с нарушением устава было проведено еще два раунда выборов, чтобы «продавить» в академики всех рекомендованных Сталиным кандидатов.

В этот момент в газетах появились даже письма рабочих — например, с завода «Красный треугольник» из Ленинграда, в которых рабочие с гневом задавали вопросы: «Какое это у них там тайное голосование? На каком году советской власти?» — и было выставлено требование: «Отменить это все! Пусть голосуют прилюдно! Да и вообще надо закрыть эту Академию!»

В 1930 году Сталин пришел на заседание партбюро Института красной профессуры философии и естествознания — в составе бюро были полюбившиеся ему ученики профессора Деборина Митин, Юдин и Ральцевич — и высказался по поводу ученых, заявив, что надо их скрутить, не только философов, но и представителей естествознания. Деборинскую школу философов он обвинил в «меньшевиствующем идеализме», а также заявил, что не приемлет генетические принципы Вейсмана.

В 1930 году ЦК партии специальным постановлением запретило работу деборинской школы философов. В течение нескольких лет около двухсот учеников Деборина были арестованы, десятки из них расстреляны. В 1935 году Лысенко выступил в Кремле и сказал, что ученые — это такие же враги народа, как те, кто ненавидит яровизацию. «Вы что думаете, в ученом мире не такие же враги, как в вашем крестьянском деле?» — сказал он, обращаясь к залу. Сталин вскочил, захлопал и закричал в зал: «Браво, товарищ Лысенко, браво!»

Все газеты это напечатали. С этого времени лысенкоизм пошел в гору. В 1935-36 годах начались гонения на медицинскую генетику. Я буду об этом специально говорить ниже. В то время ученик великого Томаса Моргана, будущий нобелевский лауреат Герман Меллер, который был страстным коммунистом в Америке, приехал на четыре года работать в СССР. Он был прекрасным ученым-генетиком, но разделял популярную тогда веру, что все человечество за одно поколение можно изменить, используя, как сейчас бы сказали, генную инженерию, а тогда называли «искусственным осеменением» женщин специально собранной спермой. Он сетовал, что у Ленина сперму не собрали, — можно было бы десятки тысяч женщин осеменить ею. Он написал яркую книгу «Out of the Night» («Из ночи») о евгенике и послал Сталину, приложив письмо на 17 страницах с выражением восторга перед сталинским гением. Он предложил кремлевскому вождю поддержать медицинскую генетику и вообще генетику в СССР. Сталин не ответил.
Позже, в день отъезда Меллера в 1937 году из Советского Союза, его ближайшего друга Агола и переводчика книги на русский язык с английского расстреляют по личному приказу Сталина.
В 1936 году была запрещена в СССР педология — педагогическая психология. В 1937 году был закрыт первый созданный в мире Институт медицинской генетики. В 1936-39 годах было приказано провести диспуты генетиков и сторонников Лысенко, на которых генетика была бы осуждена, а лысенковщина прославлена. В 1935-44 годах шли инициированные большевиками кампании против теории относительности, космологии, квантовой теории и теории строения вещества, в 1947 году — против западноевропейской философии, в 1948 году при личном участии Сталина генетика была полностью запрещена. В том же 1948 году вышло постановление ЦК партии о Всесоюзном совещании по физике, на котором должны были осудить «враждебные марксистской идеологии буржуазные основы» теории относительности Эйнштейна, квантовой теории и нескольких других областей. В 1949-50 годах была осуждена теория резонанса в квантовой химии, в 1950 году — клеточная теория (она была заменена нелепой «теорией происхождения клеток из живого вещества»). В 1950 году была проведена Павловская сессия АН и АМН ССССР, на которой было объявлено, что условные рефлексы наследуются человеком. Тогда же Сталин опубликовал статью «Марксизм и вопросы языкознания», внесшую политические мотивы в языкознание, а в 1952 году вышла в свет его дилетантская брошюра «Экономические проблемы социализма в СССР», определившая в значительной мере экономическое отставание СССР. Это неполный список.

Иногда ученым удавалось что-то отстоять. Например, Берия, который руководил советским атомным проектом после смещения Молотова с этой должности, задал руководителям проекта вопрос о предложении Сталина запретить исследования в квантовой и релятивистской физике. И. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон, И. Е. Тамм, которым адресовался вопрос, объяснили, что тогда создать атомную бомбу в СССР не удастся. И Сталин милостиво разрешил данные запреты не осуществлять. Я спрашивал руководителя атомного проекта Советского Союза Юлия Борисовича Харитона о роли Берии в проекте, и Харитон ответил: «Вы знаете, он нам очень помогал».

Но тем не менее многие отрасли физики все-таки были запрещены. Исследования в области релятивистской физики сильно прижали, и многих физиков посадили. Нельзя забывать, что Л. Д. Ландау сидел, П. Л. Капица провел несколько лет практически под домашним арестом, он три года не мог выйти за ограду дачи, М. П. Бронштейна, Б. М. Гессена, С. П. Шубина расстреляли. А Бронштейн был крупнейшим физиком, опередившим современную ему науку на почти полстолетия. Таких запретов в истории советской науки было много.
Потери ученых в мире науки, я думаю, несравнимы в Советском Союзе и в нацистской Германии. В нацистской Германии их в тысячи раз меньше, хотя там тоже были гонения, но все-таки не такого масштаба.
Скажите, пожалуйста, у кого-то есть вопросы, может быть, возражения?

Вопрос из зала:

— Мой вопрос заключается в том, что, может быть, неправильно показывать вот эти компании, которые были против ученых, против противников режима, как вы говорите? То же самое было и в Америке. Например, американское правительство. Почему там нет настоящей коммунистической партии и уже давно не было?

Валерий Сойфер:

— Вы знаете, я не буду отвечать на этот вопрос. Вы извините, это выходит за рамки науки. Вы хотите вторгнуть меня в политологию, а я в ней не эксперт. Извините, я вас прерву. Я рассказываю о Сталине, я рассказываю о том, что было в Советском Союзе. Простите, я не буду этого касаться.

Вопрос из зала (продолжение):

— Хорошо. Тогда по поводу Сталина. Не кажется ли вам, что это манипуляция? Вы показываете его учебную успеваемость. Что она нам говорит? Ничего. Это же манипуляция.

Валерий Сойфер:

— Кому как. Я вас понял. Да, это, конечно, с моей стороны вроде бы некультурно. Но с другой стороны, мне, например, было очень удивительно узнать, что он был двоечником и троечником. Вот не знал я про это. Я же верил, что он отличником был!

Так вот, если весь этот показанный список запретов пройти, то можно понять, что это не было случайностью, что это была целенаправленная линия на уничтожение того, что либо персонально не нравилось вождю, либо не нравилось кому-то еще, и они доводили сведения до вождя.
Без решения Сталина ни один вопрос в Советском Союзе не возникал. Контроль был всеобъемлющим. И к этому, по-моему, идут в России сегодня — к тому, чтобы установить довольно крепкий контроль за всем.
Так вот, вернусь к началу лекции, к философии. Вы знаете, что Троцкий говорил, что Сталин — это «самая выдающаяся посредственность в нашей партии». Конечно, Сталин Троцкого ненавидел и сделал все для того, чтобы его уничтожить. Как он добился этого? В 1923 году в партии состояло 386 тысяч человек, в конце 1924 года число большевиков удвоилась и составило 735 тысяч человек, в 1927 году еще раз удвоилось — их стало 1 236 000, в 1930 году — 1 971 000, в 1934 — 2 809 000 человек.
Если в 1917 году большевиков с высшим образованием было более половины состава партии (в целом 54%, из них 32% с оконченным и 22% — с неоконченным), то в результате сталинского «орабочивания» партии число лиц с высшим образованием к 1927 году упало до 1%, причем более четверти членов партии (27%) не имели даже начального образования. «Промывка мозгов» этих людей примитивными лозунгами и обвинениями Троцкого и его сторонников, а затем Бухарина, Рыкова и других образованных ленинцев в «умствовании», «пренебрежении интересами рабочего класса и передового крестьянства» не представляла больших затруднений.
Манипулировать новыми членами партии было очень легко — достаточно опубликовать брошюру «Вопросы ленинизма» Сталина, и все все поймут. А всяких умников слушать нечего: они ж слишком умные, они слишком возгордились. И это стало знаменем.
Сталин придумал, что надо стать известным в научном мире. Он решил приобрести признание в научном мире следующим образом. Он ходил в Большой театр, любил оперу. Серго Орджоникидзе поймал самого крупного философа Абрама Моисеевича Деборина, увидев его в театре, и сказал: «Пойдемте. Иосиф Виссарионович хочет с вами познакомиться». Привел его в ложу. Как позже написал Деборин в воспоминаниях, Сталин стал его угощать красным вином, яблоками, что в то время было, конечно, не так просто, и предложил ему дружбу. Он спросил Деборина, хочет ли тот вступить в партию большевиков. Деборин вспоминал: «Я тут же согласился. Я не был против». Хотя он был раньше меньшевиком. На следующий день в «Правде» появилось сообщение, что Центральный Комитет принимает Деборина в члены партии без кандидатского срока, сразу. Но оказалось, что от Деборина требовалось одно: объявить публично, что есть философ более глубокий, чем они все, — товарищ Сталин.

Троцкого уже выслали, он уже за пределами. Сначала был в нынешнем городе Алма-Ате, в Верном, а потом его выгнали из Советского Союза. Он был сначала в Турции, потом переехал в Норвегию, затем оказался в Южной Америке.

Деборин отказался прославить Сталина как философа. Тогда Сталин решил приблизить двух его ближайших учеников — Стэна и Карева. Стэна Сталин стал приглашать к себе домой, и Ян Стэн ездил к нему домой и читал ему лекции по философии Гегеля. Одна из знакомых семьи Стэна оставила воспоминания, в которых я прочел, что Стэн был латыш горячий, и его доводила до бешенства неспособность Сталина понять азы гегелевского учения.
И тогда он кричал на ученика и хватал за лацканы пиджака. Представляете, Сталина хватать за лацканы пиджака! Конечно, Стэна очень скоро расстреляли.
Карев также не пошел на признание Сталина ведущим философом. И тогда был выведен на подмостки другой человек — человек, отсидевший сибирскую ссылку за бандитизм, бандит-уголовник Емельян Ярославский. Он поработал на посту секретаря ЦК партии, но Сталин его понизил до председателя Союза безбожников. Этот союз издавал журнал «Безбожник». Емельян Ярославский выступил публично, заявив, что вот тут деборинцы не признают Сталина выдающимся философом, а он таковым является. Деборинцы не поняли, кого представляет Емельян Ярославский, написали письмо с протестом в журнал «Безбожник», а потом в журнал «Под знаменем марксизма». Это письмо подписало 10 человек. И судьба всех оказалась одинакова, — рано или поздно всех расстрелял Сталин.

Однако Сталин нашел трех учеников Деборина — Митина, Юдина и Ральцевича. Те стали к нему ходить на приемы и опубликовали в «Правде» статью о том, что Сталин — великий философ. Они опозорили имя своего учителя Деборина, начали борьбу против «деборинщины». Сталин пришел к ним и провел с ними два часа, и только в 2002 году стенограмму этой встречи опубликовали. Я не понимаю до сих пор: она была в личном архиве Сталина, в его личных вещах — почему он ее не уничтожил? Потому что из нее следуют важные выводы о том, какие методы Сталин насаждал в науке. Вот почитайте, пожалуйста, цитату из стенограммы.

Сталин сказал: «Они [деборинцы] занимают господствующие позиции в философии, естествознании и в некоторых тонких вопросах политики. Это надо суметь понять. По вопросам естествознания черт знает что делают, пишут о вейсманизме и т.д. и т.п. — и все выдается за марксизм. Надо разворошить, перекопать весь навоз, который накопился в философии и естествознании. Надо все разворошить, что написано деборинской группой, разбить все ошибочное. Стэна, Карева — вышибить можно; все разворошить надо. Для боя нужны все роды оружия, нужна амуниция».

Таким образом он выступил не только против философов. В тот день, 9 декабря 1930 года, он также высказался три раза по поводу естествознания. Это не было какой-то случайностью. Такие повторы отражают с несомненностью, что уже тогда его мозг корежила нелюбовь к естественным наукам. Далее на этой встрече он говорит: «Ваша главная задача теперь — развернуть вовсю критику. Бить — главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били. Я отнюдь не проповедую несмелость. Наоборот — нужна смелость».
Сталин заменил термины «научная дискуссия», «научная критика», «несогласие с оппонентами», «возражения оппонентам» словечком «бить». Это много значит. Он учил не научной полемике. Он призывал «партийно бить».
Это понятие вошло в арсенал советской пропаганды, философии и всего прочего. И это было очень важным.

Следующая область, которую я хотел бы более подробно обсудить, была психология детского воспитания или педология. В 1936 году ее запрещают. Почему? Троцкий ее поддерживал. Значит, надо отменить. И тут же в «Правде» появляется статья, что «педологи» нажимали на то, что есть какая-то наследственность, есть какие-то гены, и эти гены будто бы управляют развитием детей. А внешняя среда только способствует развитию ребенка под контролем генов, что является простой глупостью. Никаких генов нет.

Гены в то время изучали в Институте экспериментальной биологии под руководством директора — Николая Константиновича Кольцова. Я расскажу о нем подробнее. В 1917 году, еще до революции, группа — сейчас бы мы сказали бизнесменов — состоятельных людей России устанавливают общество, которое дает деньги на создание Института экспериментальной биологии. Кольцов был необычным человеком: он закончил Московский университет, его отправили для подготовки к профессорскому званию в Европу, он поработал в лучших лабораториях Европы, в 1904 году открыл цитоскелет. Спустя 30 лет тот же цитоскелет открыл один бельгиец Кристиан Рене де Дюв и получил за это Нобелевскую премию.

Кольцов, вернувшись из Европы в Россию, попал в страну, переживавшую революцию 1905 года. Кольцов публикует книгу против расстрела и борьбы с рабочими, называет все фамилии расстрелянных рабочих. Его изгоняют из Московского университета. Он переходит в частный университет Шанявского. Потом туда принимает своего учителя, который его и изгонял. Тоже хорошая характеристика, какой был человек: взять человека, который тебя выгнал с работы, пригласить к себе! Мензбира он взял к себе на кафедру в университет. И это, в общем, было его жизненной позицией.

Вот еще одно событие в жизни Кольцова. В 1917 году группа интеллигентов была недовольна позицией большевиков, потому что начались обыски — у Плеханова обыск был два раза. Собираются все члены группы недовольных на квартире Кольцова, их всех арестовывают. Крыленко, молодой человек, генеральный обвинитель, обвиняет их в борьбе против советской власти. Приговаривают, по-моему, восьмерых к расстрелу, Кольцова в том числе. Максим Горький, близкий друг Кольцова, едет к Ленину и уговаривает выпустить Кольцова, потому что он крупный ученый.
Кольцова приговорили к расстрелу, но сразу выпустили, и он тут же продолжил руководить Институтом экспериментальной биологии.
Могу сказать вам точно, что усилиями Кольцова и его учеников была создана экспериментальная биология в Советском Союзе. Штатных сотрудников в институте было немного — меньше двадцати человек. Он не разгонял институт до немыслимых размеров. Но каждый ученик Кольцова стал лидером в своей области исследований. В 1927 году Кольцов печатает гипотезу о том, что существуют наследственные молекулы, каждая из них размером с хромосому, картинку дает такую.

Слушайте, хромосому видно глазом в микроскоп. Такого размера молекула? Никакой супрамолекулярной химии еще не существовало. Он первым в мире высказывает такое предположение. Затем он публикует картинку, на которой наследственная молекула представлена в виде двух зеркальных половинок. Когда в 1988 году я приехал в Америку, после того как меня лишили советского гражданства, я стал с первого дня работать в университете штата Огайо профессором. Джеймс Уотсон согласился пригласить меня в колд-спринг-харборскую лабораторию попрактиковаться в работе с новыми приборами. Я приехал. Мне эта практика была нужна, потому что десять лет я был в СССР безработным. Я ему говорю: «Джим, я сейчас не знаю, даже не понимаю, что они делают вокруг». Он говорит: «Приезжай сюда. Деньги на билет есть?» — «Есть». — «Всему за две недели научим. Ну ты же знал всю биологию, давай, чего там». Уотсон почти каждый день приходил в 12 ночи в лабораторию, где я работал, чтобы пообщаться. И в один из первых вечеров я его спрашиваю: «А гипотезу Кольцова, Джим, вы знаете?». — «Нет». Я говорю, что я позвоню жене в Коламбус в мой университет и попрошу ее прислать по факсу картинку Кольцова. У меня в «Арифметике наследственности» в 1969 году она была опубликована. Жена мне ее прислала, я ему показываю. Он на меня глянул вот так сбоку, я держу рисунок Кольцова, а он говорит: «Он химии не знал». Я отвечаю: «Он как раз знал химию».

В общем, Кольцов опередил науку на 27 лет, потому что в 1953 году Нобелевскую премию за гипотезу о структуре ДНК получили Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик. А Кольцов предсказал, что наследственные молекулы должны расходиться на половинки и каждой половинке надо достраивать вторую половину, то есть осуществлять репликацию ДНК. В 1957 году Артуру Корнбергу за ферменты репликации дали Нобелевскую премию.
Три Нобелевские премии потеряла Советская Россия.
Продолжая рассказ о Кольцове, хочу сказать еще об одном его начинании. В 1919 году он решил, что надо применять законы генетики к человеку и создал первую лабораторию генетики человека, которую назвал лабораторией евгеники. Слово «евгеника» позже стало употребляться в негативном смысле в результате нападок, в основном, публицистами и некоторыми учеными. Евгеника первоначально предполагала изучение генетики человека. Собственно, этим Кольцов и занимался.

Затем знаменитый московский врач Зеленин — люди старшего поколения помнят «капли Зеленина» — создал Институт клинической терапии в Москве и учредил в нем кабинет генетики человека — по кольцовским лекалам. Это просто калька кольцовской программы. Зеленин пригласил заведующим кабинетом еще одного страстного большевика — Соломона Григорьевича Левита — Левита, как называли его ученики. И Левит создает совершенно фантастическую лабораторию в институте, который он позже возглавил. Когда я готовился к лекции, я хотел назвать болезни, огромное количество болезней, наследственный характер которых был изучен сотрудниками Левита. Они оказались впереди западной науки на 70 лет. Их исследования были на высочайшем уровне.

Но Левит за шесть лет до этого, в 1929-30 годах, сделал ошибку: он подписал письмо «десяти» против заявления Ярославского, что Сталин — высочайший светоч философии, а также опубликовал статью, в которой не согласился с тезисом Сталина, что теория отстает от практики в СССР. Сталин этого не забыл. Левита арестовали, институт разогнали. Вскоре Левита расстреляли как немецкого шпиона, потому что он в студенческие годы работал в лаборатории Ронна в Германии.

Я покажу часть обвинительного заключения Левита. Это жуткий документ, это жуткая история.
То есть уничтожить в своей же стране новое направление — надо было обладать особым складом характера.

Когда Левита выгнали из партии в декабре 1936 года, Меллер понял, что надо делать: он сумел сбежать из СССР. Вы знаете, что многие приехавшие строить коммунизм американцы не смогли убрать ноги из советского ада. Но он нашел способ. Шла война в Испании, он приписался к группе переливания крови. Чтобы забрать его, приехала бригада из Испании, ничего не оставалось делать — его выпустили. На следующий день после отъезда расстреляли коллегу Левита, с которым они провели год у Меллера в США, — Агола, расстреляли переводчика его книги, институт вскоре закрыли. Расстреляли Левита.
Все десять человек, подписавшие письмо против Ярославского, были расстреляны. Медицинскую генетику закрыли.
Как я сказал, в 1935-м году Лысенко выступил в Кремле — по-видимому, в 1934-м году у него уже была встреча со Сталиным — и заявил, что ученые — такие же классовые враги, как и борцы с яровизацией. А затем Сталин приказал провести в журнале «Под знаменем марксизма», которым стал руководить не Деборин, а Марк Борисович Митин (между собой мы звали его «Мрак Борисович») совещание, на котором ославить генетику. Это было одно из последних совещаний, на котором выступал Николай Иванович Вавилов перед арестом в 1940 году. И выступал Лысенко. Последний заявил: «Я не признаю менделизм, я не считаю формальную менделевскую генетику наукой. Мы, мичуринцы, возражаем против хлама, лжи в науке, отбрасываем застывшие, формальные положения менделизма-морганизма».

Кто так вульгарно и напористо говорит? Человек, окончивший заочно киевский — тогда еще не столичный, поскольку Харьков был столицей Украины — агрономический институт. Человек, который ничего серьезного в жизни не сделал. Поверьте мне, я выпустил большую монографию о трудах Лысенко, я знаком был лично с ним, мы с ним долго беседовали, он звал меня к себе в аспирантуру. Я тогда отказался, он сухо попрощался и сказал: «Знаешь, если я тебя встречу и не узнаю, ты не обижайся. У меня память на лица плохая».

После выступления против ученых в 1935 году Лысенко стал ведущим человеком в биологической науке. Но в годы Второй мировой войны в Политбюро ЦК партии Вознесенский, Андрей Александрович Жданов, частично Молотов поняли, что такое Лысенко. Уже начали поступать в ЦК партии письма против монополии Лысенко.

Например, был такой выдающийся генетик Антон Романович Жебрак, белорус по национальности и тоже пламенный коммунист, он тоже отработал в лаборатории Моргана два года в Калифорнии. В Политбюро Жебраку пообещали, что будет создан институт генетики. В общем, уже после Второй мировой войны стало ясно, что Лысенко несдобровать. Но Лысенко нашел путь к Сталину.

Сталин передал ему в конце 1946 года мешочек с 210 граммами ветвистой пшеницы, выращенной якобы в Грузии, и потребовал изучить, можно ли поднять урожаи пшеницы в СССР с помощью ветвистой. В 1947 году Лысенко наврал Сталину, что опыты в Горках Ленинских подтвердили правоту сталинского предположения, что есть основания надеяться, что сотрудники Лысенко действительно получат великолепный сорт. И что с помощью этого сорта можно будет накормить наконец население страны.

Средний урожай пшеницы в СССР был тогда, как сказал Молотов на съезде партии, 7 центнеров с га. А Лысенко написал 27 октября 1947 года Сталину, что она может давать до 150 центнеров с га: «Ветвистая пшеница может давать очень высокие урожаи, порядка 50—100—150 и больше центнеров с гектара. В 1951 году, засевая только 50 тысяч гектаров, можно будет иметь 500 тысяч тонн пшеницы для Москвы. Эта фантазия буквально меня захватила, и я прошу Вас разрешить нам проведение этой работы в 1948 году, а потом, в случае удачи этого опыта, помочь нам в деле дальнейшего развертывания этой работы».
Хрущеву Лысенко обещал накормить страну мясом. Он коровок в Горках, как выяснил корреспондент Аграновский, кормил шоколадом — надеялся таким путем резко повысить надои молока.
Дети Хрущева — Рада и Сергей — устроили как-то отцу небольшой скандальчик. Они стали говорить: «Папа, что ты поддерживаешь этого проходимца?» Хрущев слушал-слушал, потом хлопнул кулаком по столу, начал стучать, пена изо рта пошла. Он закричал, что этих морганистов-вейсманистов ненавидит, так как они разговаривают между собой на каком-то тарабарском языке. «А этот парень Лысенко, хоть и сволочь, но свой парень. И если он даже не в 10 раз повысит производительность животноводства, а всего на 50%, нам этого хватит».

Иными словами, Лысенко умел приврать. Вот смотрите, как красиво Лысенко просил у Сталина сохранить его во главе науки в СССР: «Эта фантазия буквально меня захватила, и я прошу Вас разрешить нам проведение этой работы в 1948 году, а потом, в случае удачи этого опыта, помочь нам в деле дальнейшего развертывания этой работы».

Что это значит? Ученый спрашивает у секретаря ЦК разрешения проводить эксперименты. А что секретарь ЦК понимает в экспериментах? Нет, он был непростым шарлатаном. Позже он послал Сталину второе письмо, в котором написал с пафосом: «Как важны были ваши биологические советы, товарищ Сталин, Вы мне глаза открыли». Вот как надо писать, понимаете? Надо же знать, кому пишешь.

[Открытая Россия]

Сталин на одно из его писем в 1937 году отвечает: «Очень хорошо, что вы обратили внимание наконец на проблему ветвистой пшеницы. Что касается теоретических установок, вейсманисты и все прочие, отрицающие наследственность приобретенных признаков, ничего не понимают. Будущее принадлежит Мичурину». Подпись: «Иосиф Сталин».
С этого момента разгром генетики в Советском Союзе подошел к финальной точке.
Не важно было для Сталина, что генетика в Советском Союзе была хорошо развита. Все-таки, несмотря на все давления, несмотря на закрытие Института медицинской генетики и разрушение кольцовского института, были центры, где многое изучали, где многое делали.

Например, группа Серебровского сумела показать, что ген делим на единицы. Когда Сеймур Бензер это же показал на бактериофагах, я позже как-то спросил его: «А вы знали работы Серебровского, Дубинина, Сидорова и остальных?» Он говорит: «Нет». Я послал ему. Он потом говорит мне: «Валерий, это фантастика. Это же 1920-30-е годы, а мы бьемся до сих пор».

Так что генетика была довольно сильная. Ее запрещают. Сталин редактирует доклад Лысенко, подготовленный для сессии ВАСХНИЛ. Сам сидит и редактирует проект доклада Лысенко! И там, например, утверждалось, что вся буржуазная наука — это заблуждение. Сталин на полях страницы пишет: «Ха-ха-ха, а математика?» Лысенко, конечно, тут же свои слова убирает. Сталин спрашивает: «А почему критика Вейсмана пропущена?» Лысенко вписывает восемь абзацев про Вейсмана. То есть Сталин непосредственно руководил разгромом генетики в стране.

Вслед за тем, конечно, важной задачей стало внедрить в умы советских людей понимание того, что такое советская власть, что такое большевизм, как нужно воспитывать детей. Знаете, ходила в анекдотах старая шутка, что секретари райкомов знают две вещи: как и когда сеять и убирать пшеницу и как воспитывать детей в школах.
Сталину хотелось, чтобы будущие поколения были сталинскими по духу и по уму, по развитию. Надо было, чтобы сталинские уроки наследовались в поколениях.
В те годы нередко повторяли, что Иван Петрович Павлов, один из двух нобелевских лауреатов, ставших ими до 1917 года (второй — Мечников), поддерживал наследование благопривлеченных признаков. Он об этом сказал в Лондоне и Нью-Йорке, приехав в 1935 году в эти страны. По этому поводу поднялся большой шум. Кольцов с женой приехали к Павлову в Колтуши, под Ленинград, и показали ему, где его ученик, якобы доказавший такое наследование, сделал ошибку. В Колтушах переставили опыты — перепроверили. И показали, что экспериментатор, который проводил первоначально опыты, ошибся в своих выводах.

Однако Павлов вскоре скончался, и в 1949 году Сталин потребовал от своего нового зятя Юрия Андреевича Жданова, начальника управления науки ЦК КПСС, чтобы была проведена научная сессия, на которой бы ославили тех, кто против наследования преподанных людям уроков сталинизма. А кто против? Академик Иван Соломонович Бериташвили, человек, который создал зоопсихологию, до сих пор признанный лидер этой науки. К числу противников Павлова была отнесена крупнейший физиолог Лина Соломоновна Штерн, которая разработала теорию гематоэнцефалического синдрома, открыла фермент дегидрогеназу, изучала многие болезни и старение (ее единственную из арестованных членов Еврейского антифашистского комитета не расстреляли) и Леон Абгарович Орбели, прямой ученик Павлова, в прошлом его студент, а позже — ученый, которому сам Павлов поручил стать директором института, генерал армии. Стать генералом без одобрения Сталина было нельзя. Но Орбели стал упрямиться. Он не поехал на сессию ВАСХНИЛ в 1948 году. Он нигде не прославил Лысенко. А тут еще случилась еще одна позорная страница в истории сталинской науки.
В 1950-м году Сталин приказал прославить Ольгу Борисовну Лепешинскую. Старая большевичка Лепешинская встречалась с Лениным в годы их жизни в эмиграции в Европе, ее муж Пантелеймон Лепешинский был близко знаком с Лениным, хотя последний его не ставил высоко среди большевиков. Нашлись потом историки, которые писали, что Ленин говорил, что Понтейчику легко живется за спиной его жены: она и накормит, и напоит, так как содержала столовую в Вене.

Лепешинская в середине ХХ века придумала, что можно выращивать живые клетки из прежде живого, хотя в данную минуту и неживого вещества. Сталин будто бы прочитал и одобрил ее работу, после чего началась вакханалия. Была проведена сессия трех академий: Академии наук СССР, Академии меднаук и ВАСХНИЛ, на которой было объявлено, что отныне в СССР клеточная теория отменена. На сессии выступили многие академики, профессора и научные сотрудники с более низкими рангами, которые признали домыслы Лепешинской высочайшим достижением сталинской науки. Академик Сперанский даже произнес прочувствованную речь о том, что вот 79-летняя старушка Ольга Борисовна достойна высочайших похвал. Мы ее не поддерживали, за что стыд нам всем и позор! Как мы не заметили великого ученого?! Сталин выдал Лепешинской Сталинскую премию в сентябре 1950 года — эти премии выдавали всегда в декабре в день рождения Сталина.
Лысенко на сессии трех академий выступил с заявлением, что теория Лепешинской дает понять, каким образом из пшеницы можно получать овес. Или как кукушка превращается в пеночку, а пеночка — в кукушку.
Они же проповедовали все это. Последователи Лепешинской перещеголяли ее саму: Бошьян объявил, что вирусы образуются из микробных клеток через стадию кристаллов. Другой последователь из Ереванского медицинского института обнаружил, что в музейном шкафу ленточный червь эхинококк, вынутый из берцовой кости человека еще до войны и хранившийся в формалине (формалин убивает все живое), превратился в банке в кости. Одна из доцентов Ростовского университета растирала перламутровые пуговицы в ступке, и из них якобы возникали живые клетки. Она говорила: «А что особенного? Перламутр-то вначале живым был». Вот такого рода наука расцвела в Советском Союзе при Сталине.

Неудивительно, что Сталин приказал провести Павловскую сессию. Он написал следующее Юрию Андреевичу Жданову: «Теперь кое-что о тактике борьбы с противниками теории академика Павлова. Нужно сначала собрать втихомолку сторонников, организовать их, распределить роли и только после этого собрать то самое совещание, где нужно будет дать противникам генеральный бой. Без этого можно провалить дело. Помните: противника нужно бить наверняка с расчетом на полный успех. 6 октября 1949 г. Привет (И. Сталин)».

Интересно, не правда ли? Научная дискуссия должна напоминать сходку бандитов. Надо собрать втихомолку сторонников, организовать их. Распределить роли.

Разве это не язык главаря бандитов? Я написал в книжке, что Сталин — главарь бандитов. Мне жена говорит, что бандиты говорят матерным языком, но ведь это же и есть матерный язык. Как это понять? Распределить роли, затем нужно будет дать противникам генеральный бой, без этого можно провалить дело. Слушайте, это уже привычное Сталину дело. Помните его советы 1930-го года, когда он учил митиных, что противника нужно бить наверняка, то есть до смерти?

Вот, собственно говоря, основное содержание научной части моей книги. Я думаю, что, конечно, кроме научного содержания, мы можем говорить о некоторых общих закономерностях вообще интеллектуальной жизни при Сталине. Ведь чему он учил? Учил вранью! Когда академики выступали на сессии ВАСХНИЛ 1948 года, когда они громили генетику, или когда они выступали в 1930 году против Деборина, а позже — против теории Лайнуса Полинга, когда многие люди, как Константинов, Лисицын, выдающиеся совершенно люди писали письма Сталину с протестом против этого, значит, всегда была борьба страстей наивысшего уровня. Разве науке нужна борьба страстей, а не тщательный подход к постановке экспериментов и продумыванию теоретических раскладок? Неужели политические мотивы нужно вносить в науку? Это ведь очень важный вопрос.

Затем вопрос о том, как научить вранью.
Ведь вранью учили. И массы вырастали в этой атмосфере кривых зеркал. Сталинщина была царством кривых зеркал. Можно было смотреть в зеркало, и говорить не то, что там было. И говорить во всеуслышание.
Да, я увидел. Кое-кто из крупных поэтов писал о Сталине: «Вы были нам опорой и порукой, что от расплаты не уйти врагам». Это же что-то кошмарное! В результате вырастали поколения, которые знали, как надо себя вести. На этой основе неправды создавалась экономика, которая не работала. Ведь дилетантская брошюрка «Экономические проблемы социализма» в самом деле заложила развал Советского Союза. Ведь это было основой для разрушения.

Кроме того, появились беспринципные гонители правды по воле партии. Послушайте, что это такое — «воля партии», которая должна быть дана народу? А почему не партия должна у народа спросить, что народ хочет? Почему противопоставлять и сбивать лбом чаяния народа и волю партии? Это же неправильно! Ведь это не просто не по-человечески — это непрактично. Один за это Сталин ответственен? Да нет. Ведь те секретари ЦК, министры и так далее, которые подписывали приказы вслед за постановлением ЦК, — они тоже несут ответственность за это. Таким образом, это было всеобщее оглупление верхушки правящей элиты, всеобщее оглупление народа. Кому это было нужно? Разве страна от этого становилась крепче?

Затем, конечно, когда речь идет о выражении мнения масс, это тоже оксюморон. Масса? А единица? Вот вчера мы здесь стояли с Михаилом Борисовичем, и я ему сказал: «В моих глазах я вас видел только за решетками вот в этих судах по телевизору. То, как вы держались, было для меня большим уроком. Просто решающим уроком». Потому что я увидел, что вдруг человек мягкий, спокойный, с улыбкой, без какого-либо внешнего раздражения, владеющий собой.

Роль Сталина в науке, конечно, отражает его роль в обществе. Но это специфическая тема. Конечно, без науки нет будущего. Без науки невозможно построить сильное государство. Потому что на науке не только образование построено, а значит, и следующие поколения, но основаны и техника, и медицина, и транспорт, и все другие области жизнедеятельности — все вокруг. Невозможно в современном мире без этого. Потому важно изучение, познание того, что творилось при Сталине.

Я спрашиваю каждый год своих студентов в США, так повелось с первого года моей работы в США в Университете штата Огайо в городе Коламбус: а кто знает, кто такой Сталин? 150 человек слушали меня на моем первом курсе молекулярной генетики в тот 1988 год. Оказалось, что не знал никто. Я очень удивился. Я стал задавать этот вопрос каждый год. Так вот, я думаю, почему надо спрашивать о Сталине. Студенты в Америке не знают фамилию «Сталин». Но надо вспомнить о том, какие беды были.
И противоядие от бед находится в знании того, что может случиться в обществе, если обществом руководят люди, учившиеся на двойки и тройки, не усвоившие ничего, но вбившие себе твердокаменно, что все, что они ни скажут, — это и есть истина в высшей степени.
Этому мы должны научить, это мы должны помнить. Спасибо за внимание.

Я, конечно, виноват перед первым господином, задавшим свой вопрос, когда отказался рассуждать о нравах в США. Но я не хочу осуждать Америку и не имею на это права. Я не специалист по американизму. Я прожил 28 лет в Америке, я люблю эту страну. Но тем не менее мне кое-что не нравится. Да. Ну так и что? Я это высказываю на выборах, когда я ставлю галочку за одного или за другого кандидата. Скоро опять буду принимать участие в выборах президента.

Так, какие вопросы, если они есть? Может, кто-то хочет мне возразить?

Вопрос из зала:

— Как вы относитесь к тому, что сейчас группы людей ходят по улице с транспарантами «За Ленина, за Сталина»? Неужели они настолько двоечники-троечники?

Валерий Сойфер:

— Я, конечно, обращаю на это внимание, поэтому книжка издана в России. Сейчас у меня готов английский вариант, я постараюсь найти издателя. По поводу того, двоечники-троечники ли они: а может, они все отличники? И получали сталинские стипендии? Конечно, нет. Те, кто получали сталинские стипендии, сейчас на демонстрации ходить не могут.

Идеология сильной руки в России очень сильна исторически. Непростой вопрос. И я думаю, что в присутствии профессора Чудаковой мне не надо особенно распространяться, потому что она специалист в этой области. Но мне кажется, что в русском обычае — я не могу, не хочу говорить «в русском народе» — в русском обычае сильная рука всегда ценилась: и когда пороли, и когда ссылали. Да, были всегда разные пропорции людей. Во-вторых, общество неоднородно — оно неоднородно здесь, оно неоднородно в Америке. Всегда есть люди, которые вырываются из общей среды. В-третьих, мне кажется, что пропаганда, которая сейчас ведется в России, не явно, но совершенно отчетливо направлена на то, чтобы дать понять: величие русского народа было вот тогда-то и тогда-то, и «мы не позволим». Это тоже очень мощный фактор воздействия на людей.

Затем, мне кажется, свита делает короля, и надо посмотреть на свиту. И, конечно, посмотреть на свиту сейчас очень сложно. Потому что мы знаем все, до личной жизни кандидатов в президенты США, но мы ничего не знаем о многих личностях в России. Мы не понимаем, не знаем, кто там сегодня бумажки перекладывает. Поэтому я думаю, что раз это многофакторный процесс, то он требует очень тщательного анализа, с одной стороны: компьютерного подхода, потому что мы живем в компьютерное время, для сопоставления численных характеристик того, сего. И не будучи специалистом в политологии, я ответить качественно и серьезно не могу, а личностно меня корежит.
Я понимаю, что люди хотят свалиться в пропасть еще раз, и очень активно идут к краю. И я не хочу сказать: «Дай вам бог!» Потому что с ними-то бога нет.
Есть такая тенденция: думать, что что-то от кого-то зависит. Я не знаю, ответил ли я на ваш вопрос, но я старался.

Вопрос из зала:

— Если позволите, два коротких вопроса. Во-первых, инакомыслие на протяжении всей истории: так или иначе ученые всегда преследовались, инквизиция сжигала Джордано Бруно. Мы знаем много подобных исторических эпизодов. Насколько разгром науки в эпоху Сталина уникален, или это же еще один пример тоталитарного отношения? И второй вопрос: роль религии в современной России относительно науки. Мы видим, например, что в Курчатовском институте открывается церковь, в других институтах тоже растет роль религии. Как вы оцениваете в современной России влияние религии на науку?

Валерий Сойфер:

— Спасибо, оба вопроса очень хорошие. Я думаю, и я, собственно, для этого и написал книгу, что есть возможность системно объяснить отношение к науке в сталинское время. Я не зря сказал, что в нацистской Германии такого не было, хотя это был тоталитарный режим. Там было более ясное понимание роли науки. Гейзенберг, Паули и другие работали все-таки. Поэтому это было массово, это были не единичные примеры, это не было результатом того, что, допустим, какой-то математик увел у Сталина невесту, и поэтому Сталин решил не давать Нобелевские премии математикам. Нет, это было системное отношение к науке. Почему — я пытаюсь понять, и мне кажется, это было связано с тем, что большевики по своей натуре были направлены против свободомыслия, независимости Академии наук, вольнодумия профессуры.

Ведь это пример только из науки, а что творилось в преподавании! У меня есть литература на эту тему — может, я когда-нибудь напишу, что творили ЧК, ВЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД и КГБ в отношении преподавания, как давили свободное преподавание. На этот счет накоплена огромное количество фактов.
Сталин ведь не зря павловскую сессию проводил: он думал, что уже удалось создать особую популяцию советских людей, и надо, чтобы их дети наследовали эти советские признаки.
Поэтому по первому вопросу я могу честно сказать, даже настаивать: отличие моей работы заключается в том, что я не избегал частностей, а пытался через частности показать общее в этих процессах.

По поводу церкви. Ну слушайте, если вы в Лондоне пришли слушать лекцию о мошенниках и науке, значит, вы же все понимаете, ну о чем тут говорить? Противно даже говорить на эту тему, просто противно. Патриарх в России вдруг заявляет, что ему квартиру затопили. Судить надо известного человека за то, что он залил квартиру патриарха. Это просто ужас! Какое может иметь отношение церковь к сегодняшнему дню? Это безобразие, когда они со свечками стоят, это у меня не вызывает никакого чувства святости. Я говорю, когда я видел Ходорковского на суде за решеткой, я честно понимал, что он святой человек. Вот когда я вижу всю эту публику, я понимаю: это ряженые. А что они там творят… Ох, они еще не то покажут. Книжка очень современная. Потому что вот к этому идет, мне кажется, что это жуткая беда сегодня. Я что-то очень разошелся, но я правду сказал.

Вопрос из зала:

— Если сравнить век нынешний и век минувший, то, что сегодня происходит с Академией, не кажется ли повторением пройденного?

Валерий Сойфер:

— Как не кажется? Я опубликовал 8 февраля статью, ее на сегодняшний день прочло в «Троицком варианте» 40 тысяч читателей, а в интернете 400 тысяч ссылок. Собственно, вот для чего писать такие книжки сегодня. Ну зачем молекулярному биологу, биофизику вообще заниматься этой темой? Потому что я вижу, что к этому идут: они хотят повторения этого. Еще немножко, и выскочит какой-нибудь новый Трофим Денисович или Ольга Борисовна.

Вопрос из зала:

— Сталин сказал, что новый советский человек создан, так кажется, что он, таки да, создан.

Валерий Сойфер:

— Потому что пропаганда остается. Методы промывки мозгов осталась в очень большой степени по вчерашним рецептам. Поэтому и возникают 86%, возникают эти демонстрации, возникают протесты против Академии. А то, что разогнали Академию… Будущее России убито, понимаете? Убито, на мой взгляд. Я это написал, я это напечатал, и я знаю, что человек, который науськивал на это В. В. Путина, не просто глубоко безнравственный человек, он еще и плохо образован.

Понимаете, выйти на заседание сената России и заявить, что в Америке создают служивого человека, может только циник и крупный — не мелкий, а крупный — жулик. Я работаю 28 лет в Америке, занимаюсь молекулярной генетикой, я знаю многих очень крупных биологов. У нас в университете создали самый крупный в Америке BioDefence Center. Нет, выращиванием служивого человека в США не занимаются, это неправда.

Или говорят о вреде ГМО. Простите, а вы что в лондонских магазинах покупаете, хоть вам и говорят, что генно-модифицированые организмы вредны? Ваши парламентарии тоже большие «знатоки» этого дела. Это не хорошо. Говорят, что генные инженеры берут гены от жутких животных — от каракатиц, аскарид — и вводят в продукты для человека. Слушайте, ну если хороший ген есть у каракатицы, и она живет в мутной воде, почему не взять ген, который помогает это делать, и не вселить это в пшеницу? Почему ген устойчивости к насекомым не вселить в пшеницу? Почему повышающий качество белка ген не вселить в пшеницу? Этим занимаются все фармацевтические компании мира.

Один из моих друзей стал директором крупнейшей исследовательской компании в одной из крупнейших фармацевтических фирм. Я его спрашиваю: «Юра, а бюджет-то у вас какой?» Он говорит: «Да, Валерий Николаевич, небольшой, три миллиарда долларов». Небольшой бюджет, конечно.
И вдруг этот Ковальчук вылезает и заявляет, что генно-модифицированная пища опасна для русского человека. А мы в Америке едим только такие продукты, сто процентов, ничего другого нет.
Есть, конечно, прилавки, на которых выставлены естественно выращенные продукты — organic food. Но сорта-то те же! Да, при выращивании organic products не добавляют гербицидов, да, там не портят посевы какими-то вредными химикатами, но сами-то организмы генно-модифицированы. Слушайте, а когда в древнем Египте палками били по верхушкам пальм, чтобы пыльца перелетела с дерева на дерево, это же была генная инженерия, они же искусственно переопыляли! И с тех пор вся селекция основана на том, чтобы передать гены одного организма другому.

Очень долгое время не удавалось передавать эти гены, потому что ДНК не проникает, как правило, через клеточные и внутриклеточные мембраны, пока не сделали маленькую машиночку, которая бомбардирует ДНК, и та, как снаряд, влетает в ядро. Вот эта ДНК-бомбардировка стала основой процесса введения ДНК в клетки, сейчас это понятно.

Конечно, цинизм крепчает. Я помню, как на одной из выставок в Манеже, по-моему, Леже в книге отзывов кто-то — или дама молодая, или кто-то из студентов — написал: «Маразм крепчал!» — без подписи. Вот маразм крепчает и сейчас.

Вопрос из зала:

— Если пофантазировать, при каких условиях вы могли бы вернуться в Россию? Что должно произойти, что может произойти, чтобы такие люди, как вы, вернулись обратно?

Валерий Сойфер:

— Вернуться обратно в Россию, где закрыли Академию наук, — это интересно. Я создал в СССР ВНИИ прикладной молекулярной биологии и генетики. Поскольку я не был членом партии, назначить меня директором было нельзя. Меня назначили на странную должность научного директора. Я в этот момент сделал ошибку и написал письмо Брежневу. Ну понимаете, я ходил беспартийный, писал обзоры двум членам Политбюро — Кулакову и Полянскому, они их читали, и я видел замечания на полях, мне показывали. Но в партию не вступал. Таким образом, я немножко понимал, что и как происходит, но я также понимал и то, что многое делается неправильно. Поэтому я написал письмо с вопросом, почему не прислушаться к академику Сахарову. Если есть аргументы против Сахарова, то, Леонид Ильич, эти аргументы надо представить на публике, и народ оценит и поймет, и я думаю, что Сахаров оценит. Надо ответить на его аргументацию. Все-таки книжка «Размышление о мире, прогрессе и демократии» — это же не просто так, это речь трижды Героя социалистического труда, создателя водородной бомбы. А поскольку бомбу создавал и Сахаров, то я знал от Тамма многое об Андрее Дмитриевиче. Тамм, в частности, мне сказал, когда мы как-то гуляли зимой вдоль Москвы-реки: «Знаете, Валера, его привел мне Лев Давидович Ландау, я с ним поговорил и сказал ему: "Вам в физику идти не надо, у вас гуманитарный склад ума". Как же я ошибся! Я же с ним потом водородную бомбу делал». Спустя много лет я спросил Сахарова: «Андрей Дмитриевич, а это правда? Мне Игорь Евгеньевич говорил, что вас Ландау к нему привел?» Он говорит: «Но это полная неправда, я с Ландау познакомился у Тамма позже».
После отправки письма Брежневу о Сахарове меня уволили с работы. И девять с половиной лет я был безработным в Советском Союзе.
Мы клеили обои, мазали потолки, я могу паркет постелить. Так кормили двоих детей — работы не было почти десять лет. У меня были приглашения почти из сорока американских университетов. Я с первого дня, как приехал в Америку, стал работать профессором. Я не был безработным в Америке, я был безработным в России. Сейчас я на пороге восьмидесятилетия, мне скоро 80 лет стукнет. Кладбище мы купили — двухэтажное, каменное, кирпичное. Теперь у нас споры, кто на первом этаже будет лежать. Дети с нами, внуки уже по-русски не говорят.

Я до сих пор не теряю связи с Россией и печатаю книжки по-русски, по-английски, напечатал уже какое-то количество. Поэтому я не вижу пути назад. Буквально на днях я спрашивал вице-президента Академии наук России: «Ну а как сейчас? Что происходит?» Он мне говорит: «Валера, все хорошие выпускники университетов, все до одного уезжают на Запад или на Восток. В позапрошлом году хорошие выпускники, все до одного уехали».
Из статистических отчетов, опубликованных на Западе, известно, что в позапрошлом году из России уехало 410 тысяч образованных специалистов. Слушайте, потерять 410 тысяч за один год!
Я помню, как я говорил Борису Георгиевичу Салтыкову — он был тогда министром науки РФ, а потом вице-премьером, — что два миллиона уехали. Он говорит: «Нет, Валерий Николаевич, не может быть». Потом проверил через какие-то органы и написал мне: «Валерий Николаевич, 2 миллиона 200 тысяч». То есть я был прав. Слушайте, при таких темпах, что вы здесь сидите, а? Можно я вас спрошу: вы поедете?

«Что должно было бы случиться, для того чтобы вы вернулись?» Я не фантаст. Если говорить про будущее вообще, то общими словами можно сказать: «Разрушишь науку, не будет будущего». И я думаю, что это правильно. А сказать, какое будет будущее? Ну откуда я знаю? Я закончил книжку двумя стихотворениями. У меня к каждой главе эпиграфы, некоторые из них очень хорошие. Так вот, строки из Н. Гумилева:

Не творите дела злого —
Мстят жестоко мертвецы.

А это ведь правда: злые дела мстят авторам зла.

Второй эпиграф к заключению такой:

…А разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, —
не умер Сталин.
(Борис Чичибабин)

Позвольте и мне спросить присутствующих: скажите, есть у кого-то несогласие с тем, что я говорил? Есть у кого-то ощущение, что все это слабовато? Я все-таки сумел развеять то, о чем в начале лекции мне было сказано одним из присутствующих в этом зале?
Реплика из зала:

— С тем, что происходит сейчас в России, совершенно верно, но ваш тезис изначально был: «Роль Сталина в науке».

Валерий Сойфер:

— В разгроме науки.

Вопрос из зала:

— Хорошо. Почему бы вам не обратить внимание на сильные стороны? Вы однозначно, что называется, в теме. Вы могли бы нам рассказать о том, что хорошего Сталин сделал. Вы жили в то время и знаете, и мы можем вам доверять. Я не сталинист, но взгляд должен быть, мне кажется, объективный. Ведь многие известные авторы отмечают, что Россия до сих пор проедает тот импульс, который был заложен Иосифом Сталиным для развития науки, для развития государства и промышленности. И, конечно, что сейчас делает Путин? Он просто проедает это. Он, как вы правильно сказали, разогнал Академию наук и продолжает.

Валерий Сойфер:

— Я понимаю ваш вопрос. И я готов на него очень кратко ответить. Скажите, пожалуйста, сколько Нобелевских премий выдали ученым в Англии? В США 73 сейчас живут. Я говорю об ученых. Нет, я не говорю о премиях мира, Сахарову тоже выдали такую же премию, но не надо же сравнивать Сахарова с Обамой, а? Давайте не будем. Как говорила моя бабушка, «божий дар с яичницей не сравнивают», пусть он меня простит, я за него голосовал.
Это показывает, что Россия страна дураков? Почему в ней так мало Нобелевских премий? А потому, что наука была задавлена.
Да, сумели, скажем так, украсть секреты атомного оружия. В Англии началось это воровство, и я знал лично двух людей, которые этим занимались и продолжили в Америке. Правда, в 1939 году Харитон и Зельдович опубликовали статью о том, как надо делать атомную бомбу, — раньше всех, раньше Лизы Метнер. Да, сделали самое великое достижение, королевское, очень мощное, и головановская книжка «Королев» потрясающая. Вот поэтому мне кажется, что положительное отсутствует, как бы на меня сейчас ни смотрели.

Создана военно-промышленная мощь, еврейских мальчиков никуда не брали, а в военные учреждения — сколько угодно, пожалуйста. И это была гибель. Теперь вы говорите, что надо вспомнить и хорошее. Да, надо вспомнить. И я написал об этом в книге. Да, военное дело. Да, некоторые вещи в машиностроении, но Павлов писал: «Ваши ДнепроГЭС и "Магнитка" напоминают мне строительство пирамид в Египте и труд заключенных в странах, где их порабощали и сажали».

Затем, конечно, большой успех в языкознании. Прав был Юз Алешковский: «Товарищ Сталин, вы большой ученый, в языкознаньи знаете вы толк. А я простой советский заключенный, и мне родимый брат тамбовский волк». То есть я не вижу положительного у Сталина, а вижу только то, что позволяла партия, а это было безобразием.
Русские наследуют то, что им оставили: не учение великих предков, а все-таки искривленные мозги.
Поэтому я думаю, что и морально моя работа аргументирована, потому что нечего мне сказать о положительных сторонах. Я сказал в книге о тех, кто боролся со сталинизмом, и они были. Кольцов в 1939 году написал письмо трем заведующим отделами ЦК партии и в газету «Правда», в которой было сказано: «То, что печатала "Правда" о выступлениях на декабрьской сессии, было явной неправдой. Генетика — это точная наука. Что бы делали агрономы, если бы им не преподавали агрохимию? Точно так нельзя заниматься агрономией без знания генетики». И люди, которые занимались экономикой сельского хозяйства: два Чаяновых, Кондратьев и другие… То, что делалось в экономике ими и Кондратьевым, было отвергнуто и загублено. То же происходило во многих гуманитарных областях, когда затыкали рот и заплевывали. Разве это было нормальное существование науки?

А как это вдруг академики бросились подписывать 27 декабря 1939 года постановление Академии наук об избрании Сталина почетным членом академии? В постановлении сказано: «Вы корифей советской науки». Слушайте, как это было можно?
Все они кинулись к столу президиума, чтобы поставить разборчиво свою подпись, и Николай Иванович Вавилов подписал сорок вторым. Никто не встал и не сказал: «Братцы, это подписывать нельзя, это неэтично, негуманно, это противоправно». Но все были подавлены страхом репрессий.
Поэтому мой ответ на ваш вопрос простой: что посеяли, то и унаследовали. И мне нечего сказать. Мне кажется, что талант русского народа был довольно большой. Как я сегодня вам рассказал, Кольцову можно было дать три Нобелевские премии, но его отравили в 1940 году, как сказал мне директор лаборатории мавзолея. Считалось, что Кольцов приехал в Ленинград на конференцию и умер от инфаркта, и вдруг Илья Борисович Збарский, директор лаборатории мавзолея МГУ, сказал мне в разговоре: «Да нет, его отравили, подсунули бутерброд». Позже он написал это в книге «Пост номер один».

Была целая лаборатория ядов и бактерий, созданная при Ленине, и одним из руководителей был такой Муромцев Сергей Николаевич. Интересно, что в Большой советской энциклопедии нет статей про академиков из ВАСХНИЛ, и вдруг я открываю третье издание энциклопедии и вижу статью о Муромцеве — оказывается, он крупный ученый. Ну конечно, он генерал этих замечательных органов! Ни об одном академике ВАСХНИЛ нет статей, а о нем есть. Ну как же, позаботились, свои ребята. Поэтому это весь ответ на ваш вопрос.

Может, я плохо образован и не патриот, хотя я считаю, что я патриот. Я уговорил Сороса дать эти деньги на науку и образование в России. Все-таки это моя работа, не чья-нибудь. Я его постоянно уговаривал дать денег советским ученым. Потом звонит мне главный редактор Nature и мой друг Джон Мэддокс из Лондона и говорит: «Твой Джордж-то сегодня миллиард заработал». Я говорю: «А что он сделал?» — «Да он чуть британское правительство не свалил: он скупил фунты стерлингов, а потом продал их и на этом заработал миллиард». Я говорю: «О как, интересно». Я позвонил Соросу домой в Нью-Йорк, жене говорю: «А где Джордж?» — «А он в Москве». Я смотрю, в Москве 11 часов вечера, думаю: не спит — и звоню в Москву: «Джордж, опять вы гений». А он мне отвечает: «Вот теперь я твоим советским ученым дам 100 миллионов долларов. Организуй пресс-конференцию в Вашингтоне, я приеду послезавтра». Я горжусь этим. Слушайте, мы помогли 150 тысячам человек лично получить деньги, когда они голодали. Понимаете, когда я узнал, что академик Василий Николаевич Орехович, директор Института биохимии, голодает… В свое время моей лаборатории выделяли место в его институте, правление нашей программы присудило ему грант заслуженного соросовского профессора. И вдруг я узнаю, что постаревшие Ореховичи наняли прислугу. Мать моя, радость-то какая, у Василия Николаевича прислуга на деньги Сороса. Так что нет, я не враг, но многие вещи меня коробят.

Мариэтта Чудакова:

— Тут несколько раз коснулись российских мозгов: способны ли на что-то в России, способны ли что-то создавать, возможны ли какие то-успехи? Перед тем, как я поехала сюда, я смотрела замечательное видео, минут 10-12, с Петербургского экономического форума. Сказать, что зал слушал, оцепенев, — это ничего не сказать. Достаточно было на Германа Грефа посмотреть, который сидел в президиуме. Ну все просто оцепенели, потому что один экономист говорил о потрясающем контрасте между способностью мысли российских людей, об их мозгах, простите, и о их неспособности полностью реализовать свои идеи. Он, например, упомянул, — я этого не знаю, — что у нас были две Нобелевские премии за лазер.

Валерий Сойфер:

— Да, конечно, Прохоров и Басов.
Мариэтта Чудакова:

— И, естественно, он задает вопрос: а где лазер? У нас был первый спутник в 1957 году. Я видела это в фейсбуке, а человек, который это все выложил, говорит в начале: «Мы, конечно, сами все это прекрасно знаем, но приятно послушать, как он нас размазывает». Он очень медленно говорил, спокойно. Но вот этот контраст он выявил, я его тоже сама знала прекрасно. Как говорится, все наши черепановы и все наши кулибины есть в одном экземпляре. Как известно, ничего не удается реализовать испокон веку.

Валерий Сойфер:

— И тот успех, по-моему, не существовал.

Мариэтта Чудакова:

— Ну не существовал, сейчас скажете. По крайне мере, он абсолютно недвусмысленно показал, что мозгов навалом. Господа, может, кто забыл уже в этом зале? И четко и ясно сказал, почему не удается, говоря уже о сегодняшнем дне, — из-за режима.
Если вы не разрешаете демонстрации, если вы не разрешаете людям высказывать свои мысли, то как вы можете ждать, что будет реализация?
А перед этим как раз был другой маленький видео сюжет. Наш бизнесмен Потапенко только вякнул что-то критическое, и нам показывают (не знаю, кто это снял, сами органы что ли?): вскрыли уже его кабинет и вяжут его, на глазах руки уже заламывают. Здесь тенью какой-то несколько раз в ваших словах прозвучало вроде такого, что Россия неспособна на успехи. Мозги-то при нас, только вот не получается.

Валерий Сойфер:

— Спасибо, Мариэтта Омаровна. Упаси меня бог, я никогда не могу сказать, что я учился в плохой стране, в плохой школе. Мои учителя были великолепными, потрясающими. Я считаю, что мозги ведь не зависят от власти. Вообще говоря, мозги, я думаю, зависят только от одного — от образования, и в зависимости от образования прогресс разный. Почему я уговаривал Сороса дать деньги Советскому Союзу, России, ученым, образованию? Именно поэтому: я хотел, чтобы это поддержали.

Я согласен с тем, что реализация зависит от общественного устройства, от денег, которые передаются: какая часть валового продукта передается на науку, какая часть дается на гранты, какая часть дается государственным лабораториям (их немного и в Англии, и в Америке), какая часть дается университетам на образование, что происходит в школах. Я, например, считаю, и я это во всеуслышание говорю, что американская средняя школа сейчас в плачевном состоянии, в безумном состоянии. Учат играть. У меня внучка и внук сейчас празднуют окончание двенадцатилетней школы. Чему их научили? Да это же ужас, просто кошмар какой-то!

Что будет? Я думаю, что будет плохо, что это обязательно отрыгнется. Поэтому говорить о том, что у русских мозги… Да извините, неправда это.
А вот то, что уехали, — это правда, и то, что в любом американском университете есть русские профессора, — это правда.
Я думаю, что то же и в Англии, я знаю многих здесь из России. Я думаю, что вот это — катастрофа России, вот это беда. И на этом можно было бы и закончить. Потому что в России надо менять общественное мышление, государственное мышление, управленческий аппарат, отношение к науке и образованию. Потому что отношение осталось то же самое — отрицательное, как при Сталине.