4661. Публикации Сергея Шелина

[Сергей Шелин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/06/15/1523213.html

15 июня 2016, 13:01
2016 год, который потрясет мир
В ближайшие месяцы в богатых странах может произойти больше перемен, чем за все время с начала века.

Европе и США предстоит многое переосмыслить. © Иллюстрация ИА «Росбалт»

Обозреватель
ИА «Росбалт»

Впереди не обязательно ужасы. Просто многое станет другим — и вполне вероятно, что скоро. Нынешний год еще не дошел до середины, но уже видно, насколько он необычен.

В ближайшие две недели две большие западные страны могут, так сказать, сменить свой имидж — если 23 июня Британия проголосует за выход из ЕС, а 26 июня на испанских выборах первое место получит возникшая словно бы ниоткуда левацкая партия Podemos.

И то, и другое не обязательно, но вполне возможно, хотя еще пару лет назад ничего подобного не снилось в страшных снах даже самым проницательным аналитикам.

Ирония ситуации в том, что, скажем Podemos, с ее социализмом, нежеланием платить внешние долги, антигерманизмом и враждебностью к европейским учреждениям — стопроцентный испанский аналог греческой СИРИЗЫ, которая уже обманула своих избирателей и подчинилась евросоюзовскому ультиматуму, так и не рискнув повести Грецию в свободное плавание.

Но лояльной составной частью европейского правящего класса актив СИРИЗЫ не стал и ждет повода отомстить. Если в Испании, гораздо более значимой стране, Podemos возглавит правящую коалицию, то заставить его играть по евросоюзовским правилам будет куда труднее, и в любом случае запас прочности ЕС еще несколько уменьшится.

И совсем уж трудно угадать, что останется от этого запаса, если уйдет Британия. Условия, которые этой весной выторговало ее правительство, и без того уже делают членство страны в Евросоюзе весьма условным. Ей и так дают почти все вольности, которых она требовала, и просят только не унижать ЕС хлопаньем дверью. Но и это вовсе не гарантировано.

Если к концу июня привычный облик Евросоюза сохранится, то буквально чудом. Чудеса, конечно, случаются. Именно чудом следует считать, что в прошлом месяце президентом Австрии не стал националист Норберт Хофер, который во втором туре отстал всего на 0,6% от довольно маргинального, но все же более системного Александра Ван дер Беллена (кандидаты от обеих тамошних главных партий отсеялись еще в первом туре).

А если бы несколько тысяч голосов легли по-другому, то Австрия сейчас уже дрейфовала бы в сторону клуба восточноевропейских национал-консервативных режимов, основанному орбановской Венгрией, пополнившемуся недавно Польшей и определенно становящемуся центром тяготения для сопредельных стран.

Но на одних только чудесах долго не удержаться. Тот Евросоюз, который мы знали до сих пор, существует сейчас по инерции и на каждом повороте что-нибудь теряет. Минимум — лицо. Как это происходит сейчас в попытках сговориться с Турцией о перекрытии пути нелегалам в обмен на безвизовый режим и якобы уж на этот раз серьезные, без обмана, переговоры о еэсовском членстве. Давно уже турецкая политическая система не была так далека от евростандартов, как сейчас. Но воля Евросоюза слаба, а у Эрдогана на руках козыри.

Кризис ЕС вызван неудачной попыткой создать европейскую политическую нацию. Поскольку этой нации сегодня не существует, то и демократический режим на европейском уровне возникнуть не может, и еврочиновников шельмуют как сообщество самозваных начальников, навязывающих свою волю народам. Их профессиональные навыки не ниже, а часто и выше, чем у многих национальных правительств. Но народного мандата у них нет.

Поэтому в годы нынешней «великой рецессии», когда Евросоюзу пришлось принимать неудобные и дорогостоящие решения, оплачиваемые в основном Германией, евробюрократов отодвинули, и ручным управлением занялся немецкий руководящий слой.

Естественно, это стало добавочной проблемой и подняло взаимное раздражение стран и народов на новый уровень. И на все это наложились упадок национальных политических классов, почти всюду потерявших престиж, и кризис политкорректных идеологий, все явственнее раздражающих простонародье.

А если смотреть глубже, то видишь общий для богатой части мира раскол между меньшинством, которое материально и морально выиграло от глобализации всех сторон жизни, и большинством, которое чувствует себя отстающим, беднеющим и ищет защиты у национальных правительств и утешения у леворадикальных, реакционных и регионалистских идеологий.

В Евросоюзе все это усугублятеся замысловатостью и громоздкостью системы управления, разнородностью земель и племен и прочими местными особенностями, которые в спокойные времена несут в себе обаяние Европы, но сейчас увеличивают ее хрупкость и неустойчивость.

В США — по существу то же самое, только в более простом исполнении. Все-таки одна держава, одна нация, одна демократия. И все наболевшее вырывается наружу посредством такой отработанной и наглядной процедуры, как президентские выборы.

Противники словно бы специально подобраны. Клинтон — идеальное олицетворение опостылевшей системы, а Трамп и Сандерс воплощают гигантское озлобление, накопившееся против этого статус-кво, предлагая взамен фальшивые или утопические альтернативы. И с каждой неделей победа единственного системного претендента выглядит все менее предопределенной.

Именно сходство трудностей и кризис лидерства по обе стороны Атлантики делают несвоевременным и малореальным грандиозный план экономического слияния США и Евросоюза. Проект Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (TTIP), еще недавно казавшийся близким к осуществлению, будет, похоже, в нынешнем году убран в долгий ящик.

И у Америки, и у Европы есть реальные способы начать выбираться из своих проблем. Путей даже несколько. Но пока нет общественных или хотя бы верхушечных коалиций, сплотившихся ради того, чтобы действительно взяться за то, что назрело.

Ни в Европе, ни в Америке не видно сегодня больших лидеров и воодушевляющих идеологов, которые появлялись в переломные моменты прошлого. Никого, похожего на Жана Монне, Кеннеди, Тэтчер, Рейгана, Коля.

Значит, кризис должен сначала стать еще глубже. Этим, видимо, и запомнится 2016 год.

[Сергей Шелин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/06/17/1524238.html
17 июня 2016, 23:08

За неимением другого фундамента Путин и лидеры Евросоюза пробуют играть в сотрудничество поверх взаимных санкций.

От геополитической напряженности устали все. © Фото с сайта chryseosgate.com

Обозреватель
ИА «Росбалт»

Начну с того, что никоим образом не считаю прошедший ПМЭФ местом принятия серьезных решений. В том числе, и касающихся российско-евросоюзовских дел. Но приезд на это мероприятие нескольких европейских сановников, их укромные собеседования с Владимиром Путиным, протокольная необходимость для главы России произнести там речь, адресованную не столько своим, сколько Западу — все это сделало ПМЭФ чем-то вроде научного исследования, в ходе которого были замерены параметры политической атмосферы.

И в первую очередь — атмосферы российско-европейских отношений. Их пикантность определяется сейчас тем, что хотя европейские санкции не будут отменены, поскольку сдвигов в Донбассе нет, но обоюдное желание как-нибудь наладить отношения совершенно очевидно.

Карикатура Александра Сергеева, из архива газеты «Час пик» Что станет с Россией, когда геополитика увлечет всех

В начале 1970-х, в похожей ситуации, рассуждали о желательности «разрядки международной напряженности». При переводе на российский политический жаргон XXI века «международная напряженность» превратилась в «геополитическую». И именно на ПМЭФе Путин впервые публично ответил на знаменитую просьбу Кудрина ее «смягчить»: «Нынешняя геополитическая напряженность… Есть риск, что она может усилиться, даже искусственно провоцироваться. В наших общих интересах найти созидательный, конструктивный выход из этой ситуации…».

Видимо, это означает, что в одиночку, мол, «смягчать» не станем, но если хотите «искать выход», то можем вместе с вами этим заняться.

Первым «поиски выхода» начал французский экс-президент Саркози, который объявил публике, что якобы умолял Путина сделать великодушный жест и отменить продуктовое самоэмбарго: «Самый сильный должен протянуть руку первым, самый сильный — это Россия, это президент Путин».

Точность, с которой знатный европеец попал в резонанс с нашей домашней пропагандой, изображающей спор с Европой именно как столкновение крутого пацана с кучкой робких слабаков, делает честь его растущей придворной квалификации. После чего эстафету у нового коллеги принял пресс-секретарь Песков: «Заниматься какой-то благотворительностью и отменять контрмеры — не знаю, насколько это было бы разумно».

Этот обмен шутовскими репликами, предпринятый ради развлечения почтеннейшей публики, предварял главное мероприятие ПМЭФа — переговоры президента Путина с главой Еврокомиссии Юнкером. О санкциях и контрсанкциях собеседники то ли вовсе не говорили, то ли просто сообщили друг другу, что они останутся. Но при этом беседа «прошла в хорошей атмосфере», а ее финалом стал уговор «поддерживать тесный контакт».

Противоречие тут кажущееся. На сегодняшний день обоюдные санкции сильно потеряли в важности для обеих сторон.

Россия, будем считать, просто привыкла. Неотложные долги уже выплачены в 2014-м — 2015-м. Сограждане приспособились к суррогатам, изготовляемым взамен европейской еды, и почти не ропщут. Однако желание смягчить конфликт есть. Как минимум, в двух важных для наших верхов пунктах — в персональных въездных ограничениях и в доступе к привычным западным партнерам по бизнесу.

Что же до Евросоюза, то он существенного материального ущерба не нес изначально. Потеря продуктового рынка на десяток миллиардов евро в год, составлявшего всего одну двухсотую внешней торговли ЕС, ударила только по узкому кругу бизнес-друзей нашей страны. А на газпромовские угрозы уменьшить или перекрыть подачу газа давно уже не обращают внимания, ввиду очевидного их несоответствия рыночным реалиям.

Но при этом европейское начальство, измученное домашними раздорами, брекситом, беженским кризисом и турецкими ультиматумами, страстно хочет избавить себя от любых добавочных хлопот, будь то новая вспышка боев в Донбассе или российская силовая жестикуляция на восточных границах ЕС.

Поэтому обе стороны ищут формулу некоего частичного восстановления сотрудничества — так сказать, поверх санкций, отмена основного пакета которых выглядит сегодня делом неблизким.

С формулой явно есть проблемы. Хотя Владимир Путин попробовал изложить ее в своей установочной речи: «Желание создать зону свободной торговли с Евразийским экономическим союзом выразили уже более 40 государств… Уже в июне с нашими китайскими коллегами мы планируем дать официальный старт переговорам о создании всеобъемлющего торгово-экономического партнерства в Евразии с участием государств Евразийского экономического союза и Китая… Хорошо понимаю наших европейских партнеров, которые говорят о непростых решениях для Европы в ходе переговоров по созданию трансатлантического партнерства… Ставка лишь на одно региональное объединение явно сужает ее возможности… Проект, о котором я только что сказал, проект „большой Евразии“, открыт, безусловно, и для Европы, и уверен, такое взаимодействие может быть взаимовыгодным…».

Короче, Россия вместе с Китаем и неназванными сорока странами чуть ли не в этом месяце соорудит какую-то неслыханную «большую Евразию», а Европе пора перестать увлекаться проектом трансатлантического партнерства с США и поспешить в объятия нового гигантского альянса. И, конечно же, среди этих великих начинаний санкции забудутся сами собой.

Про это можно сказать только то, что ни одно европейское должностное лицо в такие игры играть не станет. Нет и не может быть ни сорока стран, свободно торгующих с Россией, бизнес-сословие которой люто ненавидит свободную торговлю, ни китайско-российской «великой Евразии», о рождении которой человечество почему-то оповестили в отсутствие ее предполагаемого лидера Си Цзиньпина, не нашедшего времени заглянуть на ПМЭФ, как, впрочем, и второе, и третье лица КНР.

По сути, «великая Евразия» была дезавуирована почти сразу же — в речи Нурсултана Назарбаева, который демонстративно избегал этого словосочетания: «Огромные перспективы имеет формирование общих точек экономического роста между Евразийским экономическим союзом (интеграционный проект, реализуемый Россией — ред.) и „Экономическим поясом Великого Шелкового пути“ (конкурирующий интеграционный проект, реализуемый Китаем — ред.) Другой важный проект — тесное взаимодействие ЕС с АСЕАН. В этом плане мы приветствуем и поддерживаем инициативы России…»

Если отжать евразийские грезы, то в сухом остатке европейцы обнаружили скромное, но понятное предложение Путина: «В качестве первого встречного шага возобновить диалог на техническом уровне между экспертами по широкому кругу вопросов. Это торговля, инвестиции, техрегулирование, таможенное администрирование. Таким образом, мы сможем наработать базу для дальнейшего сотрудничества и взаимодействия». Считаю вероятным, что они его примут.

Санкции и контрсанкции — плохой фундамент, но желание хоть что-то на нем построить является взаимным. Разрядка международной — то есть, простите, геополитической — напряженности при нынешнем состоянии дел не может быть устойчивой. Однако попытку поиграть в нее и поглядеть, что из этого выйдет, стороны предпримут.

[Сергей Шелин]

http://www.profile.ru/pryamayarech/i...utnaya-planeta
26.12.2016
В 2016-м заветная мечта Кремля, как никогда, приблизилась к исполнению: мир действительно становится многополярным. Но в этом мире России будет неуютно

«Попытки создать однополярный мир не утвердились. Мы живем уже в другом измерении», – сказал недавно Владимир Путин. С этим не поспоришь. Уходящий 2016‑й действительно был самым «многополярным» годом после Второй мировой. Формальные правила вроде бы еще прежние – ни G7, ни G20 никто не отменял, Генассамблея ООН принимает резолюции, Совбез заседает, но то, что принято называть международной атмосферой, меняется на глазах. События перестают укладываться в логику, к которой человечество так привыкло в эпоху гегемонии сначала двух, а потом и одной сверхдержавы.

Избрание Дональда Трампа, козыряющего изоляционизмом. Brexit. Миграционный кризис в ЕС и сопутствующий ему взлет правого популизма и евроскептицизма. Сирия и Ирак, раздираемые на куски местными и неместными, ближними и дальними.

Пыль пока не осела. Подлинный размах перемен станет понятен позже. Но очевидно повсеместное усиление интереса к realpolitik, нацеленной на достижение каждым мировым игроком собственных, а не коллективных целей, как бы эти цели ни понимались.

Поскольку путинская Россия именно так и действует уже давно, то ее вождю самое время напомнить о своей духовной победе. Она налицо. Но ирония ситуации в том, что побед практических прошедший год нашей державе как раз и не принес. Скорее, наоборот, обозначил пределы возможностей.

2016‑й стал еще одним годом хозяйственного спада и снижения стандартов жизни. Крымский экстаз прошел, а повседневность вгоняет рядового россиянина в уныние.

Вес России в мировой экономике продолжает снижаться. Уровень производства в конце 2016‑го не выше, чем был в середине 2008‑го, на тогдашнем предкризисном пике. Вошедший у нас в моду тезис о «потерянном десятилетии» если и выглядит преждевременным, то самую малость. Ведь в сколько-нибудь заметный подъем в 2017‑м – 2018‑м не верит никто, включая и составителей казенных прогнозов.

Даже самое святое – военные траты – в 2017‑м – 2019‑м запланировано слегка сократить. Не оттого, что больше не хочется, а потому, что потолок возможностей российской экономики достигнут. Расходовать 6% ВВП на военные цели – это слишком много, чтобы страна могла развиваться, и одновременно слишком мало, чтобы она была сверхдержавой. Общемировые военные расходы в двадцать с лишним раз больше.

Если realpolitik станет законом международной жизни, то какая роль на этом глобальном толковище достанется России, стране с размером экономики впятеро меньше китайской или американской? С хозяйственной мощью и военными тратами, которые ощутимо уступают, скажем, суммарному потенциалу трех других стран–участниц войны в Сирии – Турции, Саудовской Аравии и Ирана?

2016‑й как раз и стал временем осознания этого факта. Террористическое убийство российского посла в Анкаре уж точно более вопиющее событие, чем годом раньше сбитие самолета у турецких границ.

Контраст между крайней взвинченностью кремлевской реакции тогда и предельной ее аккуратностью теперь бьет в глаза. За год к Путину и его кругу пришло понимание, что Турция слишком сильна, чтобы безответно служить объектом пропагандистского попирания. Хочешь не хочешь, турок приходится брать в долю и мириться с тем, что они получат в Сирии свой кусок.

В 1980‑е старцам из советского Политбюро даже и в голову бы не пришло взять кого-то в долю в Афганистане. Но родился многополярный мир, и Россия в Сирии – лишь один из полюсов.

А ведь на планете есть игроки и посильнее, вполне способные потребовать от Москвы за свою благосклонность куда более высокую плату. Если прежние ограничения и тормоза и в самом деле исчезнут, то не только нашему начальству все станет дозволено.

Некоторое утешение можно найти в том, что многополярность свалилась на человечество довольно неожиданно и мало кто понимает, как с ней теперь обходиться.

Голосование за Brexit успешно состоялось, но полгода спустя британские усилия клонятся к поискам такого способа уйти из Европы, чтобы на самом деле там остаться. Трамп победил, но признаков по-настоящему революционного скачка в прошлое пока не заметно.

Есть еще надежда, что глобальный поворот к realpolitik окажется не таким уж радикальным. Если да, то это будет в интересах России, по крайней мере, долгосрочных. Ведь для нашей страны многополярье – совсем не такое уютное место обитания, как это грезится нашим правителям.