Форум  

Вернуться   Форум "Солнечногорской газеты"-для думающих людей > Страницы истории > Мировая история

 
 
Опции темы Опции просмотра
  #11  
Старый 05.01.2017, 17:19
Аватар для Владимир Мещеряков
Владимир Мещеряков Владимир Мещеряков вне форума
Пользователь
 
Регистрация: 17.09.2014
Сообщений: 71
Сказал(а) спасибо: 0
Поблагодарили 0 раз(а) в 0 сообщениях
Вес репутации: 11
Владимир Мещеряков на пути к лучшему
По умолчанию Глава 32. О маршале авиации Новикове

Понимаю, что некоторые читатели, могут упрекнуть меня в чрезмерной увлеченности цитирования мемуаров, пусть даже и «знаменитых» военачальников Великой Отечественной войны. Но, согласитесь. Есть же, что почитать! Такое написать, думаю, было бы не под силу, даже знаменитому обладателю тонкого юмора, каким был Марк Твен.

Посудите, сами: «Меня встретили с радостью, все хотели услышать живое слово представителя Москвы». Ну, чем ни прилет летчиков с Большой Земли на полярную льдину к «Челюскинцам»? «Живое слово» из Москвы! Где такое возможно? Только в Ленинградском военном округе. Да, Новиков, только что телефонную трубку положил, после разговоров с Тимошенко. Слово «Ставка» колом им в горле стоит, что ли? Так боятся произнести. Им бы вместе, Мерецкову и Новикову, мемуары писать, на одной даче. Глядишь, договорились бы и без «живого слова»?

Интереснее другое. Командующего нет, и все вопросы обращены к начальнику штаба Никишеву. Случайно, не привез ли Мерецков бумагу, насчет того, чтобы оставить Новикова на месте, а не гнать того в Киевский округ? Там уже нашлась замена. После того, как «мавр» Птухин сделает свое дело, его заменят своим человеком из Главного управления ВВС Астаховым Ф.А. Тем более что он ранее, выполнял те же функции, что и Птухин: был командующим ВВС Киевского военного округа.

Еще одна тонкость. При издании мемуаров решили разъединить Клементьева и Попова. Посчитали, что их совместное отсутствие в штабе округа перед войной будет уж очень подозрительным. Пусть Клементьев останется в Ленинграде.

«Не успел я спросить об обстановке в войсках, как город подвергся налету вражеской авиации. Два немецких самолета прорвались непосредственно в небо над жилыми кварталами и начали бомбить их. Вскоре один самолет был сбит, о чем тотчас же сообщила местная противовоздушная оборона, положившая тем самым начало своей боевой деятельности».

Пока Мерецков обменивался «живым словом» с представителями штаба округа, время вышло и он «не успел спросить об обстановке в войсках». Какая жалость. Тут еще налетела «вражеская авиация» в количестве двух(!) самолетов и не дала новоявленному Главкому, по-человечески, обменяться мнениями с коллегами, что же надо делать по началу войны?

«Мы не знали планов врага и могли поэтому ожидать чего угодно: новых воздушных налетов; высадки десантов, особенно в районе Эстонии и Мурманска; массированных ударов со стороны финляндской границы. Помимо развертывания войск округа следовало скоординировать наши действия с работой тыла, наладить тесный контакт с партийными, советскими и хозяйственными органами и как можно скорее влиться в общие усилия страны, направленные на отпор врагу. Я приказал созвать Военный совет округа, и, не дожидаясь, пока подъедут отдельные его члены, находившиеся в других местах, мы приступили к делу».

Это Мерецков, так завуалировано выразился о командующем Ленинградским округом М.М.Попове и члене Военного совета Н.Н.Клементьеве. Действительно, зачем они нужны здесь, в Ленинграде, когда есть Главное командование Северо-Западного направления.

Что еще можно сказать по приведенному тексту? Насколько выразителен язык военных. Не каждый поэт, скажет такое об Эстонии – «район»? Правда, если под районом понимать Таллиннскую военно-морскую базу Краснознаменного Балтийского флота, тогда другое дело. Как читатель знает, контроль над ней «уплыл» из рук Ф.И.Кузнецова в устье Невы, к Кириллу Афанасьевичу.

Увы, также, не спросишь Мерецкова и о другом? А что, и после войны планы врага так и не узнали? Действительно, большое упущение, когда не знаешь, что к чему? Как же вы бедные воевали, незнамши намерения гитлерюг? Наверное, поэтому и были у нас такие большие потери. Если бы знали планы, то война бы была совсем другой. Раз, два и в дамках. И через месяц знамя Победы над рейхстагом. Жаль, не получилось. Здесь другое, жаркое на плите. Вот цель визитера из Москвы: пока нет Попова, Клементьева и, особенно, Жданова – быстро созвать Военный совет и приступить к «делу», ради которого Мерецков и приехал в округ. Но, что-то помешало нашим «героям» довести начатое «дело» до конца.

Несколько слов о М.М.Попове, командующем Ленинградским округом. Все, кто соприкасался с заговорщиками сорок первого года, даже, если и не был с ними «в одной упряжке», все равно, умирали странной смертью. По воспоминаниям маршала Голованова, Попов, якобы, сгорел на даче со своей любовницей, находясь в нетрезвом состоянии. Энциклопедия гласит, что смерть «настигла» Маркиана Михайловича в 1969 году. Как раз в этом году вышли «Воспоминания и размышления» Жукова. Может от радости по поводу издания книги бывший командующий округом и принял лишнее на грудь?

Как известно, перед самой войной Маркиан Михайлович Попов отправился с инспекционной поездкой на Кольский полуостров и встретился там с командующим 14-й армией и с командующим Северного флота. Вот что он вспоминал о той поездке:

«К концу нашей встречи А. Г. Головко сообщил, что миноносец, выделенный для комиссии по выбору аэродромов, на котором я должен был отправиться, к выходу в море готов, и предложил уточнить время этого выхода.

Не лежала душа, как говорится, к этому расставанию с сушей почти на месячный срок. Однако не выполнить директивы наркома, конечно, было нельзя».

Все что угодно можно было ожидать от деятелей нашей «пятой колонны», но чтобы командующего округом накануне войны отправлять на миноносце почти на месяц, неизвестно куда? – просто не укладывается в сознании. Судя по всему, в округ пришла соответствующая бумага, если читаем, что это была директива Наркомата обороны. И как же Маркиан Михайлович вывернулся в подобной ситуации? Он же не мальчик, чтобы не понимать последствия данной поездки накануне грозных событий на границе.

«После некоторых размышлений было найдено разумным доложить ему по телефону наши настроения. И вот нарком на проводе. Короткий доклад об обстановке на сухопутной границе, на море и в воздухе и откровенное заявление, что в этих условиях выход в море нецелесообразен.

«Хорошо, что позвонил, — прозвучал в трубке голос наркома. — Выход в море пока отложим. Немедленно возвращайся в Ленинград».

Присутствовавшие при этом разговоре с наркомом — комфлота (Головко) и командарм (Фролов) — усмотрели в отмене выхода в море некоторое подтверждение нашим опасениям».

Каким хорошим дяденькой оказался Нарком обороны Тимошенко. Сразу прислушался к разумным предложениям командующего округом. Однако думается, нашелся честный человек высокого ранга, который указал Тимошенко, чтобы тот повременил с подобным мероприятием. Семен Константинович подумал, и не стал, как говорят, «лезть в бутылку». Решение по длительному плаванию Попова было свернуто.

Не совсем понятно, что было бы, не позвони своевременно Маркиан Михайлович Семену Константиновичу? Так бы и уплыл командующий ЛВО на миноносце в неизвестном направлении на долгие дни.

Впрочем, вполне возможно, что подобного разговора с Тимошенко могло и не быть, а честный человек высокого ранга самолично отменил плавание Попова «к Северному полюсу». И такое по жизни случается, если, правда, наверху наличествуют честные люди.

Главное, все же, в данном событии то, что Попов, несмотря на препоны высшего военного начальства, отправился к себе домой, в устье Невы, а обрадованный Головко тут же подал команду на отмену выхода в море миноносца. Маленькие радости жизни. И командующий – на суше, и боевой корабль – остался под рукой.

«В Ленинград я возвращался поездом «Полярная стрела». День 21 июня, проведенный в вагоне, прошел спокойно…

В Петрозаводске, куда мы прибыли около 4 часов утра 22 июня, помимо ожидавшего нас командарма генерал-лейтенанта Ф. Д. Гореленко, встретили еще секретаря ЦК Карело-Финской ССР и начальника Кировской железной дороги.

Прежде всего, они сообщили о полученном распоряжении из Москвы: вагон командующего от поезда отцепить и вне графика безостановочно доставить его в Ленинград, для чего выделить отдельный паровоз. Этот паровоз уже готов, и через несколько минут можно отправляться…

Мы с членом Военного совета корпусным комиссаром Н.Н.Клементьевым ломали головы в догадках, что означает это распоряжение о срочной доставке нас в Ленинград. Что это не случайно, а вызвано какими-то особыми событиями, сомнений быть не могло…»

Странно, что ни командарм 7-ой армии Гореленко, ни, тем более, секретарь ЦК Карело-Финской ССР (может Куприянов?), не были осведомлены о предполагаемых событиях на границе с Германией. Получается, что ни по партийной линии до Петрозаводска ничего не дошло, ни – по военной. Хотя чему удивляться, помня, кто находился в Ленинграде на данный момент.

«На одной из станций, где-то на полпути до Ленинграда, около 7 часов утра наш более чем скромный состав сделал свою первую остановку. Явившийся в вагон комендант с противогазом на левом боку, символом боевой готовности, представившись, доложил, что остановка вызвана необходимостью проверить буксы и будет очень короткой, а дальше намечается следование до Ленинграда без единой остановки. Но самое главное, продолжал он с заметным волнением, примерно час тому назад по селекторной связи из Ленинграда передали только для сведения начальника станции и коменданта сообщение, что немцы около 4 часов утра отбомбили на западе ряд наших городов и железнодорожных узлов и после сильного артиллерийского обстрела перешли границу и вторглись на нашу территорию. Им обоим приказано приступить к проведению мероприятий по плану отмобилизования.

На наши вопросы, подвергся ли бомбежке Ленинград и об обстановке на финской границе, комендант ответить не мог и попросил разрешения удалиться, чтобы поторопить отправку. Вскоре мы тронулись и с не меньшей, чем раньше, скоростью устремились к Ленинграду, до которого, по расчетам того же коменданта, оставалось не более 3 часов пути.

Утром 22 июня мы вернулись в Ленинград. Здесь мы узнали, что началась война, давно казавшаяся неизбежной».

Будем считать, что Попов и Клементьев, все же, добрались до Ленинграда, если и не утром, 22 июня, как утверждает Маркиан Михайлович, то, во всяком случае, в самое ближайшее время наши путешественники, вроде бы, прибыли на место. Разумеется, что Военный совет прошел без них, и решения были приняты без их согласия.

Кстати, увидели новое начальство.

«В штабе округа находился генерал армии К. А. Мерецков, прибывший утром как представитель наркома.

… Я сразу же прошел в кабинет начальника штаба округа генерала Д. Н. Никишева, где застал … П. Г. Тихомирова, П. П. Евстигнеева и других генералов и офицеров, склонившихся над картами, разложенными на большом столе».

Как видите, в те, 60-е годы, когда были опубликованы данные воспоминания, еще не был решен вопрос со Ставкой, поэтому Попову, указали скромно написать о Мерецкове, как о представителе Наркомата обороны. Или у нас Мерецков, дескать, не был заместителем наркома Тимошенко? Конечно, был, но он сам, почему-то, обозначил себя представителем Главного командования. Ему ли не знать, кем он был, на самом деле, на тот момент?

А в штабе округа, в связи с войной, закипела жизнь.

«Звонили из армий, из Северного и Балтийского флотов, из Генштаба и из многих других мест, на запросы которых требовалось давать немедленные и исчерпывающие ответы».

Вот у нас и обозначился Балтийский флот. Ясное дело, что теперь Трибуц должен был звонить в Ленинград, а не Кузнецову в Паневежис. Кстати, как и командующий Северным флотом Головко.

Тут проясняется такое дело. Попов припоминает:

«Директивой Генштаба перед округом ставилась также задача с первого дня мобилизации принять от Прибалтийского Особого военного округа северную часть Эстонии с находившимся там 65-м стрелковым корпусом в составе двух дивизий и обеспечить оборону побережья Эстонской ССР и полуострова Ханко совместно с Краснознаменным Балтийским флотом. Вместе с командующим флотом вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем в конце мая мы побывали в Эстонии и на Ханко.

Ловко замаскировали свои действия Жуков и компания. Значит, как помнит читатель, в соответствии с приказом Наркома обороны от 17 августа 1940 года Эстония вошла в состав Прибалтийского округа, а, следовательно, и Таллиннская военно-морская база попадала в сферу интересов данного округа. У нас же получается обратная картина. До начала войны флот находится в зоне действия Прибалтийского округа, а как только начинается война, то Трибуцу уже надо подчиняться другому сухопутному начальству. У Попова, ясно же читается, что «принять от Прибалтийского Особого военного округа», кроме всего прочего и Балтийский флот. Соответственно «обеспечить оборону побережья Эстонии». А как же Латвия с Литвой? Это пусть у Кузнецова болит голова.

Также Маркиан Михайлович поделился с читателями своими сомнениями по поводу ситуации на границе с Финляндией.

Трудно было найти причины тому, что ни немцы, ни финны не начали сразу же наступления одновременно с развертыванием боевых действий на западных границах нашей страны. Возможно, таков был план войны — начинать наступление против Ленинграда лишь после того, как обозначится значительный успех на западе, или же первоначальная пассивность противника объяснялась недостаточной готовностью финнов и гитлеровских корпусов на севере. В те часы было трудно найти ответы на эти вопросы, но следовало сделать только один вывод, что наступление на нашем участке фронта может начаться в любой день и даже в любой час. Соответственно этому следовало принять все меры к усилению обороны, повышению бдительности и находиться в постоянной готовности к отражению наступления противника. Нужные распоряжения были отданы штабу и начальникам родов войск и служб округа, а также всем командармам по телефону.

К большому сожалению, в округе крайне незначительными были запасы взрывчатки, противотанковых мин, колючей проволоки и других средств для усиления обороны. Эти запасы планировалось создавать во второй половине 1941 г., а в основном в 1942 г. Пришлось рекомендовать заинтересованным начальникам обратиться за помощью к местным властям и всемерно использовать местные ресурсы.

Особенно горячо и оперативно откликнулся на наши просьбы секретарь горкома партии А. А. Кузнецов, направивший сразу же в штаб округа ответственных представителей горкома, связанных с производством и промышленностью города.

Вот и появился товарищ А.А.Кузнецов, «особенно горячо и оперативно» откликнувшийся на просьбы военных. Он у нас проходил, как член Военного совета Северо-Западного направления первого состава. Теперь надо ожидать скорого появления Андрея Александровича Жданова.

А тут, вдруг, выясняется, что товарищ Мерецков спешит быстро ретироваться с данного театра военных действий, хотя, оказывается, за ним числились добрые дела.

«К. А. Мерецков порекомендовал приступить к выбору и рекогносцировке возможных оборонительных рубежей между Псковом и Ленинградом, с немедленным вслед за этим развертыванием на них оборонительных работ с привлечением свободных войск, а главное — местного населения.

Такой совет бывшего начальника Генерального штаба, бесспорно лучше кого-нибудь другого знавшего наши возможности и перспективы развития событий, заставил призадуматься.

… Мы с А. А. Кузнецовым, понимая всю политическую значимость этого вопроса, решили все же посоветоваться с А. А. Ждановым, срочно возвратившимся из отпуска.

Учитывая значение этих мероприятий, А. А. Жданов решил все же посоветоваться с И. В. Сталиным и сразу же доложил ему об этом по телефону. Разговор носил несколько затяжной характер. По фразам Жданова чувствовалось, что ему приходится убеждать Сталина, а по окончании переговоров, положив трубку, он сказал, что Сталин дал свое согласие, указав одновременно на необходимость провести большую разъяснительную работу среди населения.

27 июня на заседании Военного совета фронта после всестороннего обсуждения предложений, внесенных секретарями горкома и обкома партии, было принято постановление о прекращении строительства Ленинградского метро, электростанций и других объектов с передачей всей высвобождающейся рабочей силы, техперсонала, механизмов и автотранспорта на оборонительные работы».

Как видите, никто из наших героев не осмелился посоветоваться с Москвой по поводу развертывания оборонительных рубеже южнее Ленинграда, даже, представитель «наркома обороны» и «Главного командования», как Кирилл Афанасьевич Мерецков. Ждали секретаря обкома партии Жданова. Он и позвонил Сталину. Это произошло 26 июня, то есть, в то время, когда Сталин появился в Кремле. Как во многих воспоминаниях, так и у Попова, о Сталине до 26 июня не было упомянуто ни слова.

Интересно другое. Идет война, а рабочие метростроевцы продолжают подземное строительство. Неужели хотели завершить начатое дело до подхода немецких войск? Вроде бы пора рыть траншеи. Если бы со Ждановым, что-нибудь случилось, то, скорее всего, закончили бы строительство «электростанций и других объектов». Ну, дела! Мерецков, как и Новиков, просто, не хотели «замечать» войну.

У нас Кирилл Афанасьевич застоялся в очереди со своими воспоминаниями: хочет возразить по существу дела. Выясняется, что он наотрез отказывается от всех своих добрых начинаний по Ленинграду, и не хочет встречаться в своих мемуарах, ни с командованием Ленинградского округа, ни со Ждановым. И ведь, не прикажешь, и не заставишь! Пишет, что

« меня известили, что 23 июня в Ленинград прибудет из Мурманска командующий войсками округа М. М. Попов, а из Москвы — член Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданов.

Наступило утро второго дня войны. Я получил срочный вызов в Москву. Уезжая, распорядился, чтобы Военный совет округа поставил в известность уже находившегося в пути А. А. Жданова о намеченном. Позднее мне говорили, что Жданов прилагал много усилий к тому, чтобы быстрее выполнить этот план. В тот же день, то есть 23 июня, я был назначен постоянным советником при Ставке Главного Командования.

Вот так, представитель, «Главного командования»! Чего же не захотел встретиться с командующим округом и членом Политбюро? Испугался, что они сразу «раскусят», зачем ты прибыл в округ? Особенным диссонансом звучит «получил срочный вызов в Москву». С Новиковым, прямо два сапога – пара. Но, есть небольшая неувязочка: два маршала не договорились насчет Жданова. По-поводу его приезда, правда, как всегда, где-то посередине. Жданов из Сочи заехал, наверное, в Москву, прямо в Кремль к Сталину «пображничать» или «подписать пару приказов на расстрел кристально-честных военных», поэтому и задержался? А в Москву Мерецкова вызвали, наверное, для того, чтобы вручить удостоверение «постоянного советника при Ставке», а то, как же без удостоверения советы давать? Что с ним стало по приезде в Москву, Мерецков вспоминать не любит. Придется напомнить, что следователи на Лубянке не страдают излишней доверчивостью и с трудом верят в сказки про «добрых» дядей, которые очень «любят» свою Родину. Наверное, Жданов по приезду в Ленинград, выяснил цели и задачи, московского визитера из Наркомата обороны или новоиспеченной Ставки, товарища Мерецкова? По времени, это могло совпасть с бомбардировками Финляндии и ее вступлением в войну?

А тут и Д.Г.Павлов вовремя подоспел со своим «покаянием». Короче, взяли, как говорят, «за хобот» Кирилла Афанасьевича, бывшего Главкома Северо-Западного направления, да в кутузку. Сам ли не захотел писать о своем сидение на Лубянке или редактора отсоветовали, но факт, есть факт. Данные об этом эпизоде из жизни Мерецкова в данной книге мемуаров отсутствуют. Разумеется, есть даже воспоминания третьих лиц, которым, дескать, доподлинно известно, что сотворили с «честнейшим» Мерецковым в застенках Берии.

Приведу небольшой отрывок из книги Коняева Н.М. «Власов. Два лица генерала», в которой упоминается и наш герой.

«…На десятый день войны его арестовали (1-е июля), и весь июль и август сорок первого года Мерецков просидел в камере НКВД, где следователь Шварцман дубинкой выбивал из него признание, что Мерецков вместе с врагами народа Корком и Уборевичем планировал заговор против товарища Сталина. Когда Шварцман уставал упражняться с дубинкой, он начинал читать избитому генералу показания его друзей. Сорок генералов и офицеров дали показания на Мерецкова.

Спасла Кирилла Афанасьевича, как утверждает легенда, шутка Никиты Сергеевича…

- Вот ведь какой хитрый ярославец! – сказал он. – Все воюют, а он в тюрьме отсиживается!

Иосифу Виссарионовичу шутка понравилась, и 9 сентября Мехлис и Булганин отвезли «хитрого» генерал-арестанта на Северо-Западный фронт. Ольга Берггольц записала рассказ чекиста Добровольского, служившего тогда комиссаром 7-й армии, командовать которой сразу после своего освобождения был назначен Кирилл Афанасьевич.

- «Ходит, не сгибаясь, под пулями и минометным огнем, а сам туша – во! - Товарищ командующий, вы бы побереглись.

- Отстань. Страшно – не ходи. А мне – не страшно. Мне жить противно, понял? Неинтересно мне жить. И если я захочу что с собой сделать – не уследишь. А к немцам я не побегу, мне у них искать нечего. Я уже у себя нашел.

Я ему говорю: – Товарищ командующий, забудьте вы о том, что я за вами слежу и будто бы вам не доверяю. Я ведь все сам, как вы, испытал.

- А тебе на голову ссали?

- Нет. Этого не было».

Не так уж и важно, мочился Шварцман во время допросов на голову Кириллу Афанасьевичу или это Ольга Берггольц для пущей крутизны придумала. На наш взгляд, если подобное и имело место, то узнать это Добровольский мог только от своих коллег чекистов, от того же Шварцмана, например. Едва ли генерал стал бы ему рассказывать такое про себя».

Мне думается, что Николай Михайлович Коняев, приведший данный рассказ со слов поэтессы О.Берггольц, все же сам отнесся к данным событиям с определенной иронией. Согласитесь, что по-другому их и нельзя воспринимать.

С определенными сложностями пришлось столкнуться и следователю Шварцману, так как довольно трудно «выбивать» то, что уже давно «выбито» еще в 1937 году. Враги народа Корк и Уборевич давно расстреляны. Трудно понять, чего хотел добиться Шварцман от Мерецкова? Чтобы тот подтвердил решение суда, о вынесении тем товарищам смертного приговора, так что ли?

Кроме того, не совсем ясно в отношении сорока генералов. Это, что же, те самые, которые были арестованы вместе с Корком и Уборевичем? И их четыре года «колбасили» дубинками, чтобы они дали показания на Мерецкова? Или это другие генералы, попавшие в сети НКВД, и в связи с другим делом, более позднего периода – начала войны? Довольно сложный текст для восприятия.

Насчет «сорока генералов» не берусь ни подтверждать, ни отрицать. Достаточно одного генерала Павлова, который показал на Мерецкова, как на заговорщика. Павлову, на удивление, быстро заткнули рот пулей 22 июля и сразу одним (остальные 39 генералов, неизвестны), но очень важным свидетелем-обвинителем, стало меньше. То, что замечен «след» Никиты Сергеевича Хрущева, сразу говорит о том, кто настаивал и подписал смертный приговор Дмитрию Павлову. Удачной оказалась и «шутка Никиты Сергеевича», которая позволила Мерецкову выйти «сухим из воды».

Продолжим, по порядку. «Ходит, не сгибаясь под пулями…а сам туша – во!» Во-первых, потому и не сгибается, что живот мешает. Во-вторых, где он их нашел, эти пули и прочее. Что, командующий армией, по брустверу окопа ходит, что ли? Да, он за десятки километров от передовой. Не каждая пуля долетит до середины армейского штабного блиндажа, а уж о мине, скромно промолчим. Теперь о комплекции командующего 7-ой армией. Если, « туша – во!», это, как прикажите понимать, после двух месяцев изнурительных допросов «в камере НКВД»? Тогда в свете всего выше изложенного рассмотрим вопрос и об испражнениях неких следователей на голову выдающегося военачальника Мерецкова. Обратите внимание, что это не рассказ самого Кирилла Афанасьевича, а, некие воспоминания Добровольского, в пересказе, как выясняется не самой Ольги Федоровны Берггольц, а ее сестры.

Довольно витиеватый путь данных фантазий, пришедших к автору книги. Если у читателя хватило желания дочитать до этих строк, то значит с психикой у него все нормально. Поэтому могу спросить, но не удивляйтесь вопросу: «Не было ли у вас, читатель, желания справить малую нужду в своей комнате?» Можно поставить вопрос и по другому: « А на работе, в кабинете или комнате, где проводите рабочий день, не было ли попыток испражниться «в уголок»? Я, почему спросил насчет психики? Как поговорка гласит: «Умный поймет, а дурак не догадается?» Не дай бог, какой-нибудь недоумок-демократ, из пишущей или читающей братии, решится на проведение подобного эксперимента у себя дома?

Как после этого работать и жить в данной комнате, которая становится туалетом? Предполагаете ли вы, что следователь Шварцман и другие его коллеги, смогут сделать то, что вам, то есть, нормальному человеку, только в страшном сне может такое представиться: мочиться в своем рабочем кабинете или комнате? Кому эта тема «мила», отвечаю на их предполагаемый вопрос, что это могло, дескать, произойти в камере, где сидел «несчастный» Мерецков? Скажу, что данные «герои», как правило, проходят следствие под пристальным контролем со стороны высокопоставленных лиц, которые сильно заинтересованы в раскрытии заговора. Так скажите, Вы бы, на их месте стали бы применять пытки, чтобы добиться признания? Не забывайте, что смерть подследственного сразу обрывает все нити, которые ведут к расследованию заговора. Вспомните, Никиту Сергеевича Хрущева, который при помощи «шутки» добился освобождения Кирилла Афанасьевича.

За Мерецковым грешки тянутся с 1937 года. Вот что написал о нашем герое в ВИЖ № 3 за 1989 год д.и.н. полковник О.Ф.Сувениров. Он, конечно, симпатизирует Кирилл Афанасьевичу, тем не менее, данную статью почитать стоит.

«Широко известна, например, личность одного из крупных военачальников второй мировой войны Маршала Советского Союза К.А.Мерецкова. Казалось бы, его военная карьера сложилась вполне успешно. В 30-е годы он занимал посты начальника штаба Белорусского военного округа и начальника штаба ОКДВА. В конце 1936 года отличился при оказании помощи республиканцам в Испании, в июле 1937 года сорокалетний комкор стал заместителем начальника Генерального штаба РККА. Но в октябре 1937 года на Мерецкова поступает «сигнал», а, по существу, донос от одного из работников штаба ОКДВА. «Обвинения» были составлены по примитивнейшей, типичной для тех лет схеме: Мерецков, мол, работал в свое время в штабе Белорусского военного округа, а командующим там был Уборевич; Уборевич – разоблаченный «враг», значит, и Мерецков, очевидно, враг, но еще не разоблаченный. Мерецкова стали «таскать» и проверять по всем линиям. Наконец 14 декабря 1937 года начальник ПУ РККА П.А.Смирнов предписывает: «Послать т. Николаеву (НКВД). Дело о Мерецкове всячески разбиралось». Мерецков продолжает работать заместителем начальника Генштаба. Но крылья у него были уже подрезаны. В характеристике на Мерецкова военком Генштаба И.В.Рогов пишет 20 июля 1938 года: « За последнее время работал не с полным напряжением, явно проявлял боязнь в принятии решений и даче указаний. Избегал подписывать бумаги и резолюций на бумагах никаких не писал, настроен был нервно и имел подавленное настроение. В разговоре со мной очень часто вспоминал, как его вызывали в НКВД и какие он давал объяснения». Проходит полтора месяца, и в дополнение к характеристике отмечается: «По-прежнему Мерецков настроен нервно и неоднократно в разговоре с командармом Шапошниковым говорил, что «вот на меня все показывают, а я ведь ничего общего с врагами не имел».

Гитлеровская военщина ликовала. Начальник германского генштаба генерал фон Бок, оценивая военное положение летом 1938 года, сказал, что с русской армией можно не считаться как с вооруженной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили ее в инертную машину».

Сначала Мерецкова прикрыл Смирнов: «дело…разбиралось». Это, случайно не тот, Смирнов, который будет подписывать вместе с Тимошенко и Хрущевым Постановление Военного Совета Киевского военного округа «О состоянии кадров командного… состава» в марте 1938 года? То-то, инициалы его убрали, чтоб не догадались. Затем, видимо, у Мерецкова нашлась рука и «помохнатее». Так до самой войны и прокантовался на самых верхах. А как посмотреть на характеристику данную Роговым: «избегал подписывать бумаги и резолюций на бумагах никаких не писал»? Замаскированный саботаж. Помните, как военные из Генштаба волокитили дело о перешивке железных дорог в западных областях Украины и Белоруссии, а также со строительством УРов на западных границах. Тоже, небось, избегали ставить подписи и резолюции. Документы месяцами лежали без движения и дело тормозилось.

В отношении автора, полковника Сувенирова, можно сказать следующее. Есть хорошая русская пословица: «Не хвались на рать едучи, а хвались возвратяся с нее». Это по поводу написанного о «ликовании гитлеровской военщины». Почувствовал ли на себе фон Бок в 1941 году под Москвой моральный дух русской армии и где он, потом, оказался от ее «инертного» воздействия?

И в заключение темы о Мерецкове. А как же, спросите вы, насчет Рокоссовского, которому зубы повышибали на допросах? Дорогой мой читатель. Увы, Константина Константиновича допрашивали подонки, бывшие во времена Ягоды и сохранившиеся при Ежове. Достались в наследство и Берии. Они были врагами народа, проникшими в органы госбезопасности. К тому же, на Рокоссовского был написан еще и ложный донос. Его непосредственный начальник (кто?) дал санкцию на его арест. Его уничтожали, как порядочного человека, те же самые враги, которые потом помогли избежать заслуженного наказания Мерецкову. Лаврентий Павлович с первых дней прихода на пост главы НКВД, стал избавляться от этой нечисти. Думаю, что в центральном аппарате к 41-ому году, их число сильно поубавилось. Полностью утверждать, что таких не было, не буду, но «мочевой» вопрос, все же, поставлю под большое сомнение. Хотя, знаете, не могло ли это быть выражением, определенного презрения к подследственному со стороны его подельников по камере? Только версия и не более.

Уже не раз говорилось, что Сталин был не всевластен, и я приводил примеры его бессилия против товарищей по партии. Видимо, именно Политбюро выпустило Мерецкова. Но, в данном случае за подозрительным генералом (видимо, Сталин, все же, настоял на этом), должен быть контроль. Опеку, за «настоящим коммунистом» Кириллом Афанасьевичем, осуществлял лично, Лев Захарович Мехлис. Подробнее, об этом можно почитать у Ю.Мухина в его книге «Если бы не генералы».

Думается, рассказ Никиты Сергеевича о Мерецкове не будет лишним в описании данного полководца. У Хрущева, и без увеличительного стекла видно, что в роли Берии выступал, лично, он сам. Как всегда, в его мемуарах все кручено-перекручено и шиворот-навыворот.

Итак, Никита Сергеевич вспоминает о Кирилле Афанасьевиче:

«Так вот, Берия еще при жизни Сталина рассказывал об истории ареста Мерецкова и ставил освобождение его себе в заслугу: «Я пришел к товарищу Сталину и говорю: «Товарищ Сталин, Мерецков сидит как английский шпион. Какой он шпион? Он честный человек. Война идет, а он сидит. Мог бы командовать. Он вовсе не английский шпион. Я и сейчас не могу понять, кто же его арестовал?»

Неужели Лаврентий Павлович не догадался спросить у самого Мерецкова: «Кто, мол, тебя побеспокоил арестом?»

А может английские спецслужбы разочаровались в Кирилле Афанасьевиче и сдали его нашим органам контрразведки? То-то, все время речь идет о Мерцкове, как об английском шпионе.

«Берия валил все на Абакумова. Но кто такой Абакумов? Человек Берии. Он в своей деятельности прежде отчитывался перед Берией, а уж потом перед Сталиным. Следовательно, Абакумов не мог арестовать Мерецкова, не посоветовавшись с Берией и без санкции Сталина. «И вот, – продолжает Берия, – Сталин сказал: «Верно. Вызовите Мерецкова и поговорите с ним. Я вызвал его и говорю: «Мерецков, ты же глупости написал, ты не шпион. Ты честный человек, ты русский человек. Как ты можешь быть английским шпионом? Зачем тебе Англия? Ты русский, ты честный человек». Мерецков смотрит на меня и отвечает: «Я все сказал. Я собственноручно написал, что я английский шпион. Больше добавить ничего не могу и не знаю, зачем вы меня опять вызвали на допрос». – «Не допрос. Я тебе хочу сказать, что ты не шпион. Ступай в камеру, посиди еще, подумай, поспи, я тебя вызову». Его снова увели в камеру. Потом, на второй день, я вызвал Мерецкова и спрашиваю: «Ну, что, подумал?» Он стал плакать: «Как я мог быть шпионом? Я русский человек, люблю свой народ и верю в свой народ». Его выпустили из тюрьмы, одели в генеральскую форму, и он пошел командовать на фронт».

Чудеса следственного дела! Вот Павлов не догадался так сказать, как Мерецков, мол, «я русский человек, люблю свой народ и верю в свой народ». Поэтому его не только не выпустили, но и расстреляли. А это были бы вещие слова для «Берии». Сказал бы, как Мерецков, и одели бы «в генеральскую форму» и «пошел бы командовать на фронт». Не догадался, вот и попал под трибунал!

А хитер же, Никита Сергеевич! Ох, и хитер! Ловко вызволил подельника из тюрьмы? Кстати, какой же национальности был Хрущев, если так усердствовал за русского Мерецкова? И еще! С чего бы это, вдруг, возник вопрос о крови? Разве Кириллу Афанасьевичу поставили в вину его, якобы, нерусскость? Коли, усердно оправдывался: «я русский человек». Тут, что-то не так. Павлов, как известно, не плакал, доказывая, что он русский человек и все такое прочее.

Кто же был тем человеком, которым прикрылся в своем рассказе о Мерецкове Никита Сергеевич Хрущев, читатель узнает, когда мы затронем «дело о врачах» начала 50-х годов.

Давайте-ка, отложим Ленинградские проделки Кирилла Афанасьевича и вновь вернемся к делам Жукова и Новикова в 1946 году. В Википедии по «Трофейному делу» есть ряд лиц из числа работников НКВД арестованных «по причастности к данным событиям». Вся «тонкость» состоит в том, что все эти лица представляли собой начальников оперативных секторов Восточной Германии. Ознакомьтесь с этим скромным списком.

Алексей Сиднев (начальник оперативного сектора МВД по Берлину), арестован в декабре 1947;

Григорий Бежанов (начальник оперативного сектора НКВД Тюрингии), арестован в декабре 1947;

Сергей Клепов (начальник оперативного сектора НКВД(?) Саксонии), арестован в декабре 1947.

Давайте поближе познакомимся с их биографиями и послужными списками. Единственное мое дополнение – это приведение к общему знаменателю даты их смерти. У Бежанова было указано, пришлось добавить и к остальным. Стилистика сохранена. Все сомнительные места и то, на что надо обратить внимание – подчеркнуто.

Сиднев Алексей Матвеевич (1907(1907) - 1958); сотрудник органов госбезопасности; Генерал-майор (26. 05. 1943г.). Член ВКП(б) с 1931г. С 1928 в РККА. Окончил военно-инженерную школу (1932).

1939 – служба в органах госбезопасности (НКВД); работа на руководящих должностях в особых отделах Ленинградского военного округа.

В 1939-41 начальник Особого отдела НКВД Ленинградского ВО.

(апрель 1943 - 1944 г.) начальник УКР СМЕРШ Карельского фронта. 1944-1945 – заместитель начальника управления военной контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта;

В 1945-47 начальник оперативного сектора НКВД – МГБ Берлина.

В 1947 году он был переведен из Германии на должность министра государственной безопасности Татарской АССР.

Арестован в 1948 году, до 1953 находился в заключении. В 1953 уволен из МВД СССР. Умер в 1958 году в возрасте 51 года.

Бежанов Григорий Акимович (1897 – 1965) деятель НКВД, генерал-майор (9.07 1945), бывший министр госбезопасности Кабардино Балкарской АССР.

Родился в 1897 году в армянской семье.

В 1917 - окончил Тифлисское коммерческое училище.

До 1920 - учился в Петроградском институте инженеров путей сообщения.

В 1920 - добровольцем вступил в Красную Армию.

В 1938-1939 - первый заместитель наркома госбезопасности Абхазии. Участвовал в Великой Отечественной войне, в годы блокады Ленинграда занимался организацией эвакуации и снабжения.

С 1943 - начальник Ставропольского краевого управления госбезопасности. С 1944 - министр госбезопасности Кабардино-Балкарской АССР

Депутат Верховного Совета СССР II-го созыва 1946 - 1950 от Кабардино-Балкарской AССР.

С мая 1945 - начальник оперативного сектора МВД в Тюрингии.

Министр госбезопасности Кабардинской АССР генерал-майор Григорий Акимович Бежанов был арестован 10 декабря 1947 г и осужден Военной коллегией Верховного суда 17 октября 1951 г. по Указу ЦИК от 7. 08. 32 г. и статьям 193-17 а УК РСФСР на 10 лет лишения свободы. Определением Верховного суда СССР от 23 июля 1953 г приговор по его делу был отменен, дело прекращено и Бежанов был реабилитирован. Умер в 1965 году в Тбилиси в возрасте 68 лет.

Клепов Сергей Алексеевич (1900(1900) — 1972) — деятель НКВД, генерал-майор (9 июля 1945 года), член ВКП(б).

С 1939 года по февраль 1941 г. — начальник Дорожно-транспортного отдела НКВД Львовской железной дороги.

февраль — июль 1941 года — начальник VI-го отдела II-го управления НКГБ СССР, майор государственной безопасности.

июль 1941 г. — 26 сентября 1941 г. — начальник Управления НКВД по Смоленской области, майор государственной безопасности.

30 сентября 1941 г. - начальник Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР, майор государственной безопасности.

4 июня 1942 года — декабрь 1942 г. — начальник Управления НКВД по Орджоникидзевскому краю, старший майор государственной безопасности. декабрь 1942 г. — май 1943 г. — заместитель начальника II-го управления НКВД СССР.

май 1943 г. — ноябрь 1946 г. — заместитель начальника III-го управления НКГБ — МГБ СССР, комиссар государственной безопасности — генерал-майор.

ноябрь 1946 г. — 1947 год — начальник Саксонского оперативного сектора Советской военной администрации в Германии, генерал-майор.

В 1947 году арестован. В 1953 был освобождён. С октября 1953 года числится в запасе. В 1954 году был реабилитирован. Умер в возрасте 72 лет.

Сначала о Сидневе. С началом войны возглавлял Особый отдел НКВД Ленинградского военного округа. Это значит – по Новикову. Затем заместитель начальника управления военной контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта – это, по Жукову. Далее, еще интереснее. Начальник оперативного сектора НКВД – МГБ Берлина. Здесь, у нас могут быть «и белка, и свисток»? Кто должен был заниматься расследованием гибели Берзарина? А куда сначала привезли Ф.Паулюса? К Жукову в Потсдам, под Берлином. Потом, чья-то рука его упрятала в Татарию, но в 48-ом арестован – это, по Жукову. В 1953 освобожден, и резко уволен из органов. Через пять лет скончался в возрасте 51-го года. Из-за барахла «мочить» не будут. Здесь интерес – спрятать «концы в воду» навечно.

О Бежанове. Очень сильно «затемнен». Начальный период войны обозначен как контур, но понятно, что связан с Ленинградом. Это, по Новикову и видимо, по Жукову, Крюкову и Руслановой. Барахлишко из блокадного Ленинграда. Далее, в 1944 году «передернули карту». Какой может быть министр в 44-ом году? Это события 46 года. А вот в 1945 году очень интересный факт из биографии. С мая 1945 - начальник оперативного сектора МВД в Тюрингии. Догадайтесь, любители географии: в каком землячестве (или области) Германии находится город Плауэн, куда Руденко ездил «консультировать» Паулюса?

Бежанова «мариновали» на следствии 4 года. А то, «скромному» Новикову, после ареста через три недели суд и 5 лет? Наверное, даже и не покраснел, когда говорил об этом. Помните, знаменитого Глеба Жеглова из кинофильма «Место встречи изменить нельзя», который говорил вору Ручечнику, что у того на лбу отпечатан «закон семь-восемь». Бежанову отпечатали тот же закон и, действительно, получил «десятку». Но, может было, это было лишь прикрытие, трудно судить. Однако, как и все подельники, после 53-го освобожден и реабилитирован.

О Клепове. Сильно «наследил» в Германии. В послужном списке все вычищено, никакой конкретики. После смерти Сталина – Берия, удивляться не приходиться, сразу на свободу «с чистой совестью».

По Новикову, рука не поднимается поставить точку. Познакомьтесь с выдержкой из статьи Александра Вайса (http://gazeta.aif.ru/online/longliver/)

«Разбирая сверхсекретный архив бывшего Политбюро ЦК КПСС, исследователи недавно обнаружили то злополучное заявление Новикова, сочинение которого и было, как теперь понятно, изначальной причиной и целью его ареста. Оно напечатано на машинке, и только фамилия допрашиваемого вписана в текст рукой Александра Александровича (сам бывший главком ВВС впоследствии утверждал, что печатный текст абакумовский подручный Лихачёв заставлял его ещё и переписывать от руки, но рукописный экземпляр заявления не обнаружен)».

Разве нормальный человек может выдержать такие «изуверства» Абакумовских палачей? – переписывать от руки машинописный текст своих же показаний. Хорошо, что хоть место на листе было оставлено, чтобы Новиков вписал свою фамилию, а то, как «исследователи» обнаружат, что это подлинные материалы допросов? Сам же А.Вайс пишет, что «рукописный экземпляр заявления не обнаружен».

Естественно, чтобы затруднить определение подлинности протоколов допросов Новикова, фальсификаторы и подсунули обществу машинописные листы, оставив место, только, для подписи «Новикова». Чтобы не так бросалось в глаза, что это подделка. Хоть, что-то же должно быть написано в протоколах рукою подследственного? Решились оставить одну только подпись (одну подпись легче подделать, нежели все протоколы), а все остальное – машинописный текст. Пишущая машинка, что? – она железная; краснеть от стыда, что ложь печатает – не будет.

«Проблемам боеспособности и аварийности советской авиации в покаянном послании маршала, как ни странно на первый взгляд, посвящено всего два коротких абзаца. А остальные десять листов отведены описанию «беспредельного коварства» и неблагодарности маршала Жукова, который, оказывается, всю войну сознательно и методично вёл подкоп под вождя. Приведём один короткий фрагмент написанного Новиковым под диктовку Лихачёва:

«Жуков очень хитро, в тонкой и осторожной форме в беседах со мною, а также в разговорах с другими лицами, пытался приуменьшить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования. В то же время Жуков, не стесняясь, выпячивал свою роль в войне как полководца. И даже заявлял, что все основные планы военных операций разработаны им…»

Дело-то, значит, было в Жукове, а вовсе не в «аварийности самолётов»! Недаром в верхнем левом углу этого заявления Сталин первоначально написал: «Новиков про Жукова». Затем перечеркнул фамилию Новикова и после слова «Жуков» начертал с нажимом: «В мой архив. И.Сталин».

В статью вкралась неточность. Как это «написанного Новиковым»? – когда, ясно читается, что текст машинописный. Однако проницательности данному автору не занимать: сразу догадался, что «аварийность самолетов», не при чем. Тогда, почему же, товарищи по перу, неустанно Сталина-младшего к этому делу привлекают? И главное, насчет пометки сделанной Сталиным-старшим.

Хочу сделать замечание Ю.Мухину, чтобы сильно не иронизировал по поводу надписи «В мой архив. И.Сталин» на ряде документов, в том числе и на этом. Как же «исследователи» обнаружат «важные» документы в архивах без данной надписи? Посудите сами. Где «исследователи» обнаружили данный документ? Правильно, в архиве «бывшего Политбюро ЦК КПСС». А как он туда попал из «личного архива Сталина»? «Верные люди» принесли. К тому же, никто бы и не догадался, что это документ из «архива Сталина», если бы «сам Сталин» не сделал нужную пометочку. Вождь, судя по всему, заботился о будущих «исследователях» по делу Жукова, Новикова и им подобных. Хоть одно «хорошее» дело Сталин, да «сделал» – карандашиком черканул: «В мой архив». Более того, чтобы не сомневались, в чей? – уточнил: «И.Сталин». А то, все ругают его и ругают, конца и края нет. Пусть хоть разок похвалят, за надпись на документах.

Вот и про кумулятивные авиабомбы (ПТАБ) отняли у Верховного приоритет в применении. Почитайте, что написал А.Хоробрых, который, тоже, в свое время, брал интервью у маршала Новикова. Александр Александрович, даже не поперхнулся, когда рассказывал о событиях 1944 года на Украине под Корсунь-Шевченковским. Во всяком случае, автор очерка ничего подобного, в речи Новикова, не заметил.

«- С боевым использованием ИЛ-2 против танков, - рассказал мне Александр Александрович, - у меня связано воспоминание об одном довольно любопытном разговоре со Сталиным. Произошел он 13 февраля сорок четвертого, когда фашисты пытались вызволить свои войска, окруженные в районе Корсунь-Шевченковского. "Скажите, товарищ Новиков, - глядя прямо в глаза, спросил меня Верховный, - можно остановить танки авиацией?" Секунды были отпущены мне на раздумье. Очень короткие секунды потому, что они протекали под пристальным взглядом Сталина. Где, сколько танков, когда - я не знал. А он задал вопрос, ждет».

Сталин глядит в глаза Новикова и думает: «Соврет или не соврет?» Вот, каково быть, на месте Сталина? Ведь, получается, что одни лжецы среди военного руководства. Один Жуков чего стоит! Но, как видно, и Новиков ему мало в чем уступает.

«И тут мне вспомнилась Курская дуга. И я твердо ответил: "Остановить танки можно!" - "Завтра утром летите на фронт и принимайте меры, - приказал Сталин и добавил: - Нашумели о котле, а захлопнуть его не можем".

Да, товарищ Новиков, согласен с вами! Сталин, может и сказал такое, только подумал другое: «Эх, Саша, Саша. Когда же ты врать отучишься? Ладно, лети на Украину, да передай Жукову, чтобы эту победу себе не приписывал. Кроме того, передай в будущее, военным историкам, что ПТАБы, на Курской дуге все же я, как Верховный Главнокомандующий, предложил применять, а не вы, «дорогой мой стратег». Кроме того, к этому делу «не примазывайтесь» и меня, за дилетанта, в военном деле, не держите. Совесть, надо иметь, да и стыдно, небось, должно быть, за содеянное».

Но, впрочем, вряд ли данные субстанции души, как стыд и совесть, присутствует у таких людей, как Новиков и компания?

«На другой день я был у генерала С.А. Красовского, командовавшего 2-й воздушной армией. Положение оказалось очень серьезным. В районе Шендеровки передовые части врага разделял только 12-километровый просвет, а у наших наземных войск ни горючего, ни достаточного количества боеприпасов – распутица. Александр Александрович замолчал, чему-то улыбнулся. - И все-таки приказ Сталина был выполнен, - продолжил он, - 15 февраля штурмовики, вооруженные кумулятивными бомбами - на борту каждого но двести пятьдесят полуторакилограммовых бомб - нанесли несколько массированных ударов по наступавшим танкам гитлеровцев и остановили их. Авиаторы хорошо решили свою задачу. Многие были награждены, а мне 21 февраля присвоено звание Главного маршала авиации...»

Не совсем понятно, чему «своему» улыбнулся Новиков. То ли «12-ти километровому просвету», то ли тому, что у наших «войск ни горючего ни боеприпасов». А может тому, что снова обманул Сталина и выхлопотал очередное звание? Потом ведь жаловался: за что в 1946 году, лишили всего? Для маршала, мог быть и подогадливее.

В завершение темы о Новикове несколько слов о «деле авиаторов». Обратимся к статье Марка Галлая «Я думал: это давно забыто» (http://testpilot.ru/review/gallai/ithink/shahurin.htm). Написано в ней про Шахурина, с которым мы тоже познакомимся в данной работе. Но, так как они с Новиковым проходили по одному делу, поэтому поместил данную выдержку из статьи М.Галлая, здесь, в данной главе. Смысл статьи такой: якобы, данные фигуранты пострадали из-за некачественного выпуска самолетов. Определенные доброхоты, даже, приплели к этому делу Василия Сталина (имеется виду, якобы, его письмо на имя Сталина-отца). Однако, Марк Галлай, судя по всему, не сомневается, что именно, по самолетам им и отмерили по 5 и 7 лет тюрьмы, соответственно. Но сначала отрывок из статьи.

«И вот - сталинская благодарность. Суд под председательством знаменитого генерала юстиции В. Ульриха приговорил его к семи годам заключения за "превышение власти" и "выпуск нестандартной, недоброкачественной и некомплектной продукции". Обращает на себя внимание то, что из всего многочисленного корпуса руководителей авиационной промышленности - от заместителей наркома до директора самого малого авиационного завода - не попал под суд ни один! Шахурин никого за собой не потянул. Надо полагать, что далось ему это непросто: ведь таким образом получалось, что всю "нестандартную, недоброкачественную и некомплектную" продукцию выпускал он один, самолично, без соучастников. Не очень-то убедительный результат судебного разбирательства. Впрочем, причем тут убедительность? Пришла команда "сверху" посадить (хорошо хоть, что не расстрелять!) - и посадили».

Автор восхищается мужеством подследственного Шахурина: «никого за собой не потянул», а подумать, почему так получилось, для летчика-испытателя почему-то, не получилось. Вариантов всего два.

Первый. Их привлекли к ответственности совсем по другим обстоятельствам, поэтому никого из наркомата авиационной промышленности, тем более директоров авиационных заводов не привлекли к этому делу. Соответственно, нашим «героям» могли отмерить и совсем другие сроки заключения, а не те, которые фигурируют в открытой печати, в настоящее время.

Второй. Дело сфальсифицировано следователями Хрущевского разлива, чтобы спрятать концы истинного дела по Шахурину, Новикову и другим. Прикрыли, якобы, делом о дефектных самолетах.

М.Галлай недоумевает: «Не очень-то убедительный результат судебного разбирательства». А что же вы хотели при фальсификации дела? Что напечатали на пишушей машинке, то и получилось.

Какой бы эпизод из военной жизни наших вышеприведенных «героев» мы не разбирали, всегда в повествование вклинится Жуков со своими недобрыми делами. Так стоит ли удивляться о его причастности к делу Николая Зори?
Ответить с цитированием
 

Метки
вмв


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 17:13. Часовой пояс GMT +4.


Powered by vBulletin® Version 3.8.4
Copyright ©2000 - 2025, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot
Template-Modifications by TMS