*255. Уроки «Правого дела»

[Алексей Макаркин]

http://www.mk.ru/politics/2017/06/27...ut-lyudey.html
Сталин как объединитель: положительные оценки деятельности генералиссимуса примиряют людей

Вчера в 16:41,

Иосиф Сталин в очередной раз был признан россиянами самым выдающимся государственным деятелем всех времен и народов. Таковым его признали 38% респондентов, опрошенных Левада-центром. Второе-третье места поделили Владимир Путин и Александр Пушкин — по 34%.

фото: Алексей Меринов

В первой десятке нет ни одного иностранца. Разве что Екатерина II — урожденная немка, но при этом русская императрица, писавшая по-русски не совсем складные, но многочисленные пьесы. Самый выдающийся, по мнению россиян, иностранец — это Наполеон, находящийся на 14-м месте. Но и в этом результате немало от российского патриотизма — гордости за победу над столь великим полководцем. Россия для респондентов безусловно центр мира, а зарубежная история их интересует очень мало. Равно как, кстати, и реальная жизнь современных государств: часто в их характеристиках россияне используют клише, заимствованные из телепрограмм.

Опрос интересен, в частности, тем, что его участники сами называют имена выдающихся — с их точки зрения — людей. Таким образом, социолог не «подсказывает» им варианты ответа. Неудивительно, что оказавшись перед необходимостью беседовать на необычную для них тему, россияне мобилизуют свои знания, оставшиеся после школьных курсов истории и литературы. Поэтому во многих ответах Пушкин соседствует с Лермонтовым, Суворов — с Кутузовым (хотя интерес к последнему — как и к Наполеону, и к Льву Толстому как автору «Войны и мира» — снизился после 2012 года, когда отмечалась двухсотлетняя годовщина первой Отечественной войны). Впрочем, нет еще одной классической пары — Толстой—Достоевский. Если эпичного Льва Николаевича россияне включают в «десятку» («Война и мир» с Тихоновым и Бондарчуком входит в советский кинематографический канон), то мятущегося Федора Михайловича они вспоминают куда реже. От сложнейших переживаний на грани (или за гранью) безумия люди стараются держаться подальше.

Интересно, что в благостном 2008 году — перед самым падением нефтяных цен — в аналогичном опросе умиротворенно настроенные россияне поставили на первое место Пушкина, причем с большим отрывом (47% против 36% у Сталина). Тогда же резко подскочил «исторический рейтинг» Путина — до 32%. В 2012-м, когда страна испытала и экономическую турбулентность, и массовые протесты, ситуация резко изменилась. Выросло количество сторонников «сильной руки» как опоры в ненадежном мире, и Сталин стал лидером с 42%. Путина же в числе выдающихся назвали всего 22% — сработал эффект разочарования в том, что в очередной раз не удалось добиться бескризисного развития. Пушкин тоже стал неактуален — с 29%: в период потрясений о музах вспоминают реже.

Прошло пять лет, и ситуация вновь изменилась. Сталин остался лидером, хотя и с несколько меньшим результатом. После присоединения Крыма до рекордного уровня поднялся рейтинг Путина, к которому вернулись элементы образа «военного вождя». Стал более популярным и Пушкин, хотя ненамного: время муз пока что не наступило и в ближайшее время вряд ли наступит.

Но, конечно же, наибольшее внимание наблюдателей привлекает высокая поддержка Сталина.

Самое простое — и совершенно верное — объяснение этого феномена заключается в авторитарной культуре, свойственной российскому обществу. Оно не слишком уважает институты (тем более что не имело возможности убедиться на собственном опыте в их эффективности), зато делает ставку на сильного и справедливого лидера, способного навести порядок. Взлет демократического движения начала 90-х не был исключением — при всем своем антисталинизме и антитоталитаризме. Только тогда надежды возлагались на Бориса Ельцина, которого общественное мнение наделяло чертами чуть ли не сказочного богатыря. Разочарование в Ельцине привело к росту симпатий к Сталину: уже в опросе Левада-центра 1999 года его относили к числу выдающихся деятелей 35% респондентов. С тех пор ситуация принципиально не изменилась. Разве что россияне стали чаще оправдывать действия «вождя народов». Согласно другим опросам Левада-центра, в 2009 году основной причиной больших потерь СССР в войне с Германией 21% признавал роль сталинского руководства, действовавшего, не считаясь с жертвами. Сейчас — всего 12%.

В то же время обращает на себя внимание отсутствие в России сколько-нибудь мощного сталинистского движения. Сталин является героем для КПРФ — но позиции этой партии слабеют. Дело в том, что положительные оценки деятельности генералиссимуса объединяют людей, которые по другим вопросам придерживаются очень разных взглядов. Дело в разных сторонах сталинского мифа, которые становятся приемлемыми для идеологических оппонентов.

Так, поклонником Сталина может быть россиянин, лояльно относящийся к существующему в России политическому режиму — если он видит в Путине продолжателя дела советского вождя. Присоединение Крыма находится для него в одном ряду с экспансией Сталина на Запад в 1939–1940 годах, которую он однозначно воспринимает как справедливое возвращение исконных земель. А может быть и критик Путина с имперских или советских позиций. Он также ценит Сталина за его завоевания, но сильно разочарован в том, что российские войска в 2014 году не взяли Киев и Львов. Для него Сталин — это альтернатива нынешним лидерам России, которых он считает слишком слабыми и нерешительными.

Сталинистом может оказаться человек, для которого 90-е годы стали сильнейшей травмой: в Сталине он видит аскетичного героя в шинели, сурово каравшего представителей элит. Для этих людей их собственная драма (потеря работы, утрата чувства величия страны) заслоняет трагедию людей, расстрелянных, замученных, отправленных в лагеря и ссылки при Сталине, — отсюда и крайне эмоционально негативное отношение к любым упоминаниям о кровавых преступлениях «вождя народов», и стремление найти им любые оправдания. Но поклонников Сталина можно найти и среди тех, кто преуспел в 90-е и рассматривает его как «эффективного менеджера», успешно решавшего большие задачи. Войну выиграл, территорию страны расширил, заводы построил, да и умер в собственной постели — чего еще надо? О последних днях жизни диктатора, к которому долго боялись подступиться даже его слуги, они вряд ли задумываются.

Таким образом, сталинизм проникает в разные общественные группы. Общая причина видится в дефиците эмпатии, в атомизации общества, которое может объединиться на время и лишь против врага, которого ему укажут с телеэкрана. Чужие страдания вызывают мало сочувствия, что оправдывается циничной формулой «чего чужих жалеть, когда меня самого не пожалеют». В этих условиях самоуверенный социал-дарвинизм, основанный на принципе «победит сильнейший», оказывается не так уж несовместим с социальной завистью, с желанием «взять и поделить». Сторонники и того, и другого подходов могут видеть в Сталине родственную душу.

Впрочем, ни те, ни другие в большинстве не хотели бы жить в сталинские времена. Никому не хочется быть вытолкнутым из теплой постели и оказаться в черном «воронке». Никому не хочется потерять свое имущество (пусть даже приватизированную квартиру), не говоря уже о жизни. Поэтому мечты о Сталине преимущественно ограничиваются семейно-кухонными разговорами, самовыражением в Интернете да ответами социологам. Что, однако, не должно успокаивать, так как само оправдание сталинизма огромной частью россиян не свидетельствует о моральном здоровье общества.
Автор, первый вице-президент Центра политических технологий

[Алексей Макаркин]

http://polit.ru/article/2017/07/03/nemtsov/
03 июля 2017, 16:00

Цветы на месте убийства Бориса Немцова
Wikimedia Commons

Коллегия присяжных в Московском окружном военном суде признала всех подсудимых по делу об убийстве оппозиционного политика Бориса Немцова виновными и не заслуживающими снисхождения. По мнению юристов, всем пятерым грозит лишение свободны на срок вплоть до пожизненного.

Немцов был застрелен на Большом Москворецком мосту Москвы вечером 27 февраля 2015 года. Исполнителем убийства следствие считает бывшего офицера чеченского батальона «Север» Заура Дадаева, еще четверых – Анзора и Шадида Губашевых, Тамерлана Эскерханова и Хамзата Бахаева – его сообщниками.

Первоначально обвиняемые дали признательные показания, но в суде заявили о своей невиновности. Однако присяжные признали всех пятерых виновными в незаконном хранении оружия и убийстве.

Прокомментировать для «Полит.ру» ход судебного процесса и его восприятие общественностью согласился политолог Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий, главный редактор «Политком.ру». По его оценке, общественная реакция на судебный процесс в первую очередь связана с тем, что на вопрос о причинах убийства ответов пока не было дано. Он также высказал мнение, что вердикт был в достаточной мере ожидаемым.

«Вопрос о том, кто мог это приказать, остановился на фигуре майора Руслана Геремеева (бывшего командира батальона внутренних войск МВД – прим.ред.), которого так и не смогли отыскать и привести в суд, чтобы он там рассказал свою версию случившегося и чтобы ему можно было задавать вопросы. И, соответственно, дальнейшее расследование было фактически обрублено. Хотя понятно, что эти подсудимые и, скорее всего даже предполагаемый организатор преступления Руслан Мухудинов (по данным Следственного комитета России, Мухудинов, с ноября 2015 года находящийся в международном розыске, за 15 млн рублей заказал убийство Немцова – прим.ред.) совершенно не тянут на роль заказчиков. Тот же Мухудинов – совершенно непонятно, что такого сделал Немцов, чтобы тот так обиделся.

Так что если говорить об общественных реакциях, то, наверное, как ни печально это говорить, для большей части общества эта тема не очень интересная. Дело в том, что одна из проблем нашего обществ а- страшный дефицит эмпатии, сочувствия. Людям, кстати говоря, не свойственна какое-то злорадство по поводу смерти человека – злорадство сейчас присутствует в интернете, но это достаточно узкий слой. Но в большинстве случаев в обществе нет ни сильного переживания, ни сочувствия, ни злорадства. Общество очень сильно атомизировано, и люди исходят из убеждения, что в этих вопросах каждый – сам по себе. Не раз видел формулировки наподобие «если бы меня убили, это не было бы интересно никому, кроме узкого круга моих родственников и знакомых; так почему я должен переживать из-за постороннего человека?».

Журналисты в здании суда / YouTube.com

Такой подход очень распространен и фактически означает, что человек отстраняется от проблемы, от переживаний, и если даже интересуется случившимся, то интересуется как этим как очередной историей, которую он может увидеть по телевизору или прочитать в Сети. Ему интересно разве что, чем все это закончится, осудят подсудимых или не осудят. И то, в общем-то, интерес довольно слабый. И вот это, на самом деле, большая, фундаментальная общественная проблема.

Кстати, это относится не только к убийствам – много к чему. Одно из следствий дефицита эмпатии – это высокий уровень одобрения деятельности Сталина. То есть значительная часть общества сочувствует не столько убитым, как сочувствовали не столько арестованным при Сталине, как самому Сталину. Как человеку, который «выиграл войну», «страну поднял», «расширил территорию». Вот из этого же ряда.

Что касается того меньшинства общества, которое Сталину не сочувствует, считает его преступником, убийцей, и которое очень сочувствует Немцову и хотело бы полного раскрытия его убийства, то для этой части общества нынешний результат дает очень частичное удовлетворение. Они исходят из того, что главное, как я уже говорил, – узнать, почему это произошло и кто за этим стоит. Так что удовлетворения они не испытывают или почти не испытывают.

Те люди, которые оказались на скамье подсудимых, выполняли приказ – в первую очередь, непосредственно убийца, – конечно, виновны. Но убийца – офицер, и он, конечно, не мог такого сделать по просьбе какого-либо предпринимателя или шофера Мухудинова, как нам говорят. Но понятно, что сами особенности следствия, и тот факт, что следователям так и не удалось допросить Геремеева, пусть они этого очень хотели, позволяют предположить, что в обозримом будущем вряд ли назовут того, кто это финансировал и, по сути, является главным преступником.

Поэтому, думаю, те люди, которые Немцову сочувствуют, будут ждать – ну и, наверное, в это же время будут предприниматься какие-то попытки узнать правду. Если где-нибудь, например, объявится Гереемев, то потерпевшая сторона потребует, чтобы его допросили. Да и следствие, наверно, в этом все еще заинтересовано. Другое дело – вопрос, когда это произойдет. Этого мы не знаем.

Тут есть еще важный вопрос: изменятся ли в дальнейшем настроения в обществе, повысится ли эмпатия? Это, опять-таки, неясно. Даже если в обществе будут расти протестные настроения, что является вполне реальной перспективой, то дело в том, что человек будет в первую очередь отстаивать свой интерес. То есть он будет протестовать не потому, что допущена большая несправедливость по отношению к большому числу сограждан; не потому, что совершено какое-то резонансное преступление – а только если затронут его интересы. Вот когда их затронут, он может и петиции подписывать, и на улицы выходить. Если же, с его точки зрения, имеется в виду что-то абстрактное, как правило человек на него не реагирует. Наверно, так оно на какое-то время еще и останется.

Протестующие на митинге / wikipedia.org

То есть если затронут его личный интерес, человек начинает кричать, протестовать, искать варианты того, как ему действовать. Но не раньше. Словом, подход утилитарный. И, в общем, происхождение его понятно: люди очень слабо связаны друг с другом, многие связи были утрачены, разрушены, уменьшены в период распада СССР. Плюс ушли многие иллюзии, и человек оказался в ситуации, когда он чувствует, что, во-первых, от него мало что зависит; а во-вторых – что он очень мало кому интересен, за исключением, может быть, своих ближайших родственников и друзей. Это и привело в такому положению дел», – сказал Алексей Макаркин.

Добавим: прокурор Мария Семененко заявила, что гособвинение удовлетворено вердиктом присяжных. Ожидается, что на следующем заседании суда, которое состоится 4 июля, прокуратура запросит конкретные сроки для обвиняемых, после чего судья уйдет писать приговор. Не исключено, что приговор будет оглашен в тот же день. Защита уже заявила, что намерена обжаловать его в связи с процессуальными нарушениями.

[Алексей Макаркин]

http://www.mk.ru/politics/2017/10/05...medinskiy.html
Мифы зачастую актуальнее научной истины
Сегодня в 16:12

На фоне громкой истории с рекомендацией лишить Владимира Мединского докторской степени, сделанной экспертным советом ВАК, произошла история куда менее заметная, но не менее примечательная. Минобрнауки на основании заключения того же совета отказалось присуждать эту же степень питерскому историку Кириллу Александрову, защитившего в прошлом году диссертацию о командном составе власовской армии. Причем если судьба степени Мединского до сих пор неясна — и, как представляется, после рассмотрения вопроса в следующих инстанциях (президиум ВАК и Минобрнауки) у него есть шансы остаться доктором, — то в деле Александрова, как говорится, поставлена точка.

фото: Наталья Мущинкина

Можно сравнить две диссертации. Работа Мединского была защищена в Российском государственном социальном университете (РГСУ) в ту пору, когда там буквально «пеклись» диссертации, ставшие затем объектом пристального внимания знаменитого «Диссернета». Но претензии к этому тексту связаны не с банальным плагиатом, а с явлением куда более интересным. Автор работы исходил из того, что абсолютный стандарт истинности — это национальные интересы России. Следовательно, все, что им противоречит, должно трактоваться как русофобская пропаганда. Или же в лучшем случае как заблуждения несведущих людей. Поэтому вся критика в адрес России и ее жителей, их нравов и обычаев, содержащаяся в записках посетивших страну иностранцев, автором решительно отвергается.

Иногда кажется, что автор диссертации обладает уникальной машиной времени, на которой он добрался до времен позднего средневековья и там увидел всю возможную лепоту — богомольных и высоконравственных русских людей, думающих о Боге, Родине и семье. А еще заезжих щелкоперов, выискивающих разные недостатки, не находящих их и за отсутствием оных занимающихся выдумками и искажениями по типу проделок мистера Джона Ланкастера Пека, в результате коих, как известно, «Клуб на улице Нагорной стал общественной уборной,/Наш родной центральный рынок стал похож на грязный склад./Искаженный микропленкой, ГУМ стал маленькой избенкой./И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ». А так как обезвредить и посадить, например, имперского барона Сигизмунда фон Герберштейна по объективным основаниям не удастся, то можно его заклеймить позором в диссертационном исследовании.

Понятно, что никакой машины времени у Мединского нет — а его методологию вкупе с занятным подходом к источникам (использование русских переводов — причем не всегда «свежих» — вместо оригинальных текстов) подробно проанализировали историки из экспертного совета. Впрочем, судьба министра пока не решена, и возможен вариант, на который намекнул председатель совета Павел Уваров — что вышестоящие инстанции отметят недостатки диссертации, но возложат ответственность на тех, кто участвовал в ее одобрении — от диссовета до оппонентов. А сам диссертант вроде и ни при чем — он же не воровал чужие мысли, а изложил свои, пусть и не совсем научные. В этом случае министр степень сохранит, хотя репутационный ущерб никуда не исчезнет.

Но хотелось бы обратить внимание на вопрос, который в связи с нашумевшей диссертацией, кажется, не обсуждался. А именно — работа Мединского, как и его популярные книги, разоблачающие мифы про русский народ, попали в очень благоприятный общественный контекст. Неслучайно эти книги стали бестселлерами — людям приятно читать о величии предков, это косвенно возвеличивает и их самих, наполняет национальной гордостью. После нескольких лет перестроечных разоблачений и начавшихся попыток осмысления истории прилавки книжных магазинов заполнили книги о мудрых государственных мужах (вплоть до Сталина и Берии), великих нравственных традициях (как православных, так и языческих) и войнах, всегда справедливых и почти всегда победоносных. А если в виде исключения «наши» терпят поражение, что это из-за удара в спину со стороны предателей-союзников или собственных изменников. Авторы таких работ, кажется, не догадываются в большинстве своем, что именно таким аргументом немецкие националисты оправдывали свое поражение в Первой мировой войне, мечтая о реванше. Что из этого вышло, хорошо известно.

Диссертация Кирилла Александрова — из совершенно другого ряда. О власовской армии в советское время вообще говорить было не принято — отсюда, кстати, распространенный и оскорбительный для ветеранов миф о том, что генерал Власов «сдал» свою 2-ю ударную армию немцам (на самом деле 2-я ударная с ее героической и трагической судьбой никакого отношения к «Русской освободительной армии» не имела). Тема тяжелая и неудобная — а раз так, то общественное сознание склоняется к тому, чтобы либо замолчать ее, либо ограничиться сформировавшимися еще в советские годы стереотипами вроде «предали из-за трусости или из-за изначальной враждебности к власти трудового народа». Которые в немалом количестве случаев имеют под собой основания, но недостаточны для понимания сложной и многогранной проблемы.

Александров занялся изучением истории не рядовых солдат, а власовского офицерского корпуса. И много лет поработав в архивах (как в российских, так и зарубежных), перелопатив массу литературы, в том числе редкой, собрал массу информации об этих людях, которые в большинстве своем оказались советскими офицерами, чьи биографии мало отличались от биографий их сослуживцев. Видимых причин ненавидеть советскую власть у большинства из них не было — лишь меньшинство подвергалось репрессиям. Зато при этой власти они смогли сделать карьеру, на которую вряд ли могли рассчитывать при царе. Что касается трусости, то возникает вопрос о том, почему люди, имевшие заслуги перед страной (многие имели государственные награды и другие отличия), честно служившие многие годы, вдруг оказались на противоположной стороне.

Автор предположил, что дело в восприятии этими людьми большевистской репрессивной политики. И проследил, как некоторые из них служили в районах, где происходили восстания против власти или голод начала 1930-х годов. Все они прошли через период массовой «чистки» в армии, когда арестовывали их командиров и сослуживцев. Поэтому когда у них появилась возможность, то они выступили против власти, которой они служили, но втайне не считали своей. В ходе своей научной работы Александров тщательно выяснил детали биографий власовцев, попутно исправил немалое число ошибок, которые имели место в исторической литературе. Только один пример. Бывший советский генерал Маркис Салихов, разжалованный в начале войны в полковники и вскоре попавший в плен, значился как казненный в 1946 году. Однако Александров установил, что на самом деле Салихов жил в эмиграции под другой фамилией и даже оставил мемуары, которые историк обнаружил в архиве Гуверовского института.

Защищал Александров свою диссертацию в Санкт-Петербургском институте истории РАН — солидном научном учреждении, известном высоким качеством исторических исследований. Решение присудить докторскую степень было принято почти единогласно (17 за, 1 воздержался). Однако и во время защиты, и потом автора обвиняли в отработке «технологии измены и практики предательства», в восхвалении Власова, в оскорблении ветеранов и в других грехах. На историка даже подавали жалобу в прокуратуру, но найти статью УК, по которой его можно было бы привлечь к ответственности, не удалось. Дело дошло до того, что патриоты-энтузиасты пытались инкриминировать Александрову «публичные призывы к развязыванию агрессивной войны», что совсем расходилось со здравым смыслом.

В результате пошли другим путем — экспертный совет ВАК рекомендовал диссертацию не утверждать, а министерство к этой рекомендации охотно прислушалось. И вряд ли здесь сыграло решающую роль мнение коммунистов и православных активистов (в отличие от известной истории с «Матильдой», в этом случае они были вместе). Скорее, речь шла о позиции куда более серьезных людей, искренне уверенных в том, что историки должны заниматься патриотическим воспитанием населения на основе стандарта истинности в виде национальных интересов, если следовать методологии диссертации Мединского.

Наверное, этим объясняется и позиция совета. Как ни странно на первый взгляд, но оказалось легче написать негативный отзыв на диссертацию министра, чем защитить работу историка. Аппаратные позиции Мединского слабеют — к нему негативно относятся уже не только либералы, но и многие православные патриоты (из-за его позиции по той же «Матильде»). Один из заместителей арестован по «делу реставраторов». Переназначение при формировании правительства в следующем году министру совсем не гарантировано. А в случае с Александровым вопрос, как говорится, государственный, связанный с защитой патриотических ценностей в условиях противостояния с Западом. Это та же тенденция, что и в случае с «удушением» Европейского университета — одного из лучших вузов Петербурга.

Только вот в чем проблема — все это российское общество уже проходило. И во времена «православия, самодержавия, народности», и в годы советского официального патриотизма. И каждый раз поддерживаемые государством исторические концепции вызывали разочарование, затем резкое неприятие и рушились под влиянием сильных общественных эмоций. Другое дело, что затем на смену одним мифам, основанным на текущем понимании национальных интересов, приходили другие — но, быть может, стоит хотя бы попытаться прервать эту грустную тенденцию.