*6266. 1917 год

[Иван Зацарин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/ies...vikov-s-makhno
5 июня 2016


100-летие Революции История народов России Сегодня в прошлом

6 июня 1919 года Нестор Махно объявлен Красной Армией вне закона «за развал фронта и неподчинение командованию».

Как легко заметить, среди покойников, спешно поднятых текущим украинским руководством из могил на борьбу с русской роднёй, кое-кого не хватает. Есть Петлюра, есть Бандера, есть даже Мазепа, — но нет единственного персонажа, который понимал свободу не как возможность «лечь под европейского спонсора» и старался последовательно, в силу умения и разумения, отстаивать интересы тех, за кого воевал.

Сегодня, когда мы справляем 97-летие первого разрыва большевиков с армией Нестора Махно, – об этом стоит поговорить.

Махно и Вольная территория

Фигура Нестора Махно выделяется среди прочих атаманов Гражданской войны по ряду причин. Во-первых, он не просто атаман, а «атаман идейный» – член анархического «Союза вольных хлеборобов» с 1906 года, экспроприатор, террорист, приговорённый к бессрочной каторге. Во-вторых, несмотря на анархические взгляды, единственный, кому удалось организовать и некоторое время поддерживать квази-государственную Вольную территорию (районы современных Донецкой, Запорожской, Днепропетровских областей Украины).

После Февральской революции Махно был освобождён из тюрьмы, вернулся на родину (сегодня – Гуляйпольский район Запорожской области), где был выбран председателем Гуляйпольского крестьянского союза (затем Совета рабочих и крестьянских депутатов). В этом качестве объявил себя комиссаром района, разоружил помещиков и буржуазию, подготовил проведённую осенью экспроприацию церковной и помещичьей земли. Решение земельного вопроса сразу же обеспечило ему лояльность и поддержку крестьян.

После оккупации территории нынешней Украины немецкими и австро-венгерскими войсками (1918 год) Махно перешёл к вооружённому сопротивлению. Созданная им Революционная повстанческая армия Украины (РПАУ) действовала в период 1918-1921 гг и насчитывала в разные периоды от нескольких до ста тысяч человек.

Проблема государства вообще является ключевой для понимания роли Махно в событиях 1917-1921 годов. Как мы знаем, в это время на территории современной Украины существовало как минимум три версии потенциальной государственности:

– украинская, последовательно представленная УНР, Украинской Державой (Скоропадский), снова УНР, а параллельно ещё Западноукраинской республикой;

– белогвардейская, предполагавшая восстановление государственности, зафиксированной Февралём 1917 года;

– Советская, соответственно, декларированная Октябрьской революцией (к ней можно также отнести Донецко-Криворожскую республику).

Логично, что в отношении к каждой из них у Нестора Махно было сформировано отношение, зависящее от совпадения взглядов на ключевые вопросы. Главным из них был, конечно же, вопрос земли.

УНР

Открыто о конфликте с УНР Махно объявил в декабре 1917 года: съезд Советов Гуляйполя вынес резолюцию «Смерть Центральной Раде!».

К моменту оккупации Вольной территории силами Австро-Венгрии (апрель 1918 года) УНР временно перестала существовать. Махно перенёс противостояние на правительство Скоропадского и войска Австро-Венгрии (активно – с июля 1918 года). После восстановления УНР (конец 1918-го) немедленно вступил в конфликт с ней. Основные конфликтные моменты Махно с украинским проектом государства – земельный вопрос и национализм.

При этом дважды (конец 1918 и середина 1919 годов) Махно шёл на заключение ситуативного союза с Петлюрой. Причины? Во-первых, оружие и боеприпасы, РПАУ испытывала постоянный дефицит того и другого. Во-вторых, общий враг – Белое движение.

Впрочем, сам Махно словом и делом доказывал, что союз не только ситуационный, но и фиктивный. В первый раз махновцы, получив оружие и припасы, обманом отбили у петлюровцев Екатеринослав, во второй – собирались поступить с Петлюрой как ранее с атаманом Григорьевым (арестовать на переговорах и расстрелять).

Белая гвардия

Добровольческая армия и армия Всевеликого Войска Донского, объединившиеся в 1919 году в Вооружённые силы Юга России (ВСЮР), для Махно были однозначным антагонистом («Главный наш враг, товарищи крестьяне, – Деникин»). Здесь идеология смешивалась с личными отношениями: для Махно лидеры Белого движения были прямыми наследниками тех, с кем он как анархист боролся с 1906 года (хотя строго говоря, это было не так — белые не были монархистами). В любом случае, именно фактор Махно и его рейд по тылам ВСЮР сорвал им наступление на Москву (1919), а также позволил УНР продержаться против Деникина дольше, чем можно было бы ожидать.

Большевики

С руководством советского правительства Нестор Махно заключал союз дважды и ждал от этого союза в первую очередь помощи оружием, однако это не значит, что его отношения с большевиками были такими же, как с руководством УНР.

Первый союз просуществовал примерно с февраля по июнь 1919 года. При этом о неоформленном сотрудничестве можно говорить уже с лета 1918 года: с апреля по июль Махно находился в РСФСР, участвовал в работе съезда анархистов, встречался с руководством ВКП(б), в том числе с Лениным. Первый партизанский отряд Махно создал как раз после этой поездки. В феврале же 1919 года РПАУ как автономная организационная единица (3-я Заднепровская бригада) вошла в состав вооружённых сил Украинской советской республики.

Разрыв с большевиками хоть и начинался с идеологии (Махно критиковал решения III Всеукраинского съезда Советов, в частности из-за пункта о национализации земли, а пресса большевиков в ответ клевала Махно), но связан был с организационными моментами. Из-за перебоев с поставками боеприпасов части Махно не сдержали натиск Добровольческой армии, оттеснившей махновцев до Умани – 600 км от родного Гуляйполя. Давно тянущийся конфликт с руководителем реввоенсовета РККА Троцким вылился а открытую фазу. Впрочем, даже после этого формально Махно был союзен большевикам и боевых действий против них не вёл. («Коммунисты – всё же революционеры… С ними мы сможем рассчитаться потом. Сейчас всё должно быть направлено против Деникина»). Союз с Врангелем отверг категорически, казнив парламентёра.

Второй союз оказался ещё краткосрочнее первого – с 2 по 17 ноября 1920 года, т.е. на время подготовки и реализации Перекопско-Чонгарской операции (ликвидация группировки Врангеля в Крыму). Впрочем, в конце 1920-го большевики действовали не персонально против Махно – шла окончательная зачистка территории Украины от банд, анархических объединений и всех видов возникших за время Гражданской форм государственности.

***

История взаимоотношений Нестора Махно с новой российской государственностью хотя и драматична, но показательна:

1. Земельный вопрос (а вовсе не козни немецкого Генштаба) управлял революционным движением России. Даже большевикам пришлось смягчить свою аграрную политику, чтобы перехватить у Махно социальную базу: в 1921 году продразвёрстка была заменена продналогом, что значительно упростило борьбу с РПАУ, большая часть которой по сути являлась вооружёнными крестьянами Новороссии.

2. Даже анархическая Вольная территория, армия которой была вынуждена искать снабжение на стороне, с точки зрения народной легитимности и эффективности оказалась успешнее украинского государственного проекта. Последний, в свою очередь, не смог толком распорядиться ни доставшимися им ресурсами, ни помощью иностранных союзников. В этом смысле нынешняя украинская государственность действительно скорее преемница УНР, нежели УССР.

Более того, анархист Махно за время своих метаний по Украине не допустил ни одного еврейского погрома. В отличие от Петлюры, застреленного как раз за них. Тоже весьма показательная характеристика для нынешней Украины, скорбящей по 90-летию убийства Петлюры на государственном уровне.

3. Конфликт между Махно и руководством ВКП(б) отнюдь не был неразрешимым, что показывает пример Григория Котовского, который вовремя сделал выбор между анархией и новой государственностью. Такой же выбор сделали многие анархисты, входившие в руководство Центробалта. Да и фигура самого Махно в целом говорит, что российские анархисты периода революции и Гражданской – анархисты скорее по отношению к царю, Белому движению и национальным правительствам. То есть отрицали они не государство в принципе, а государство, сохраняющее привычные формы эксплуатации.

Конкурировать же с государственностью, стоящей на другой, действенной и актуальной для своего времени идеологии, — не смогли ни национально-погромные правительства, ни белые, ни анархисты.

Поэтому история Нестора Ивановича Махно закончилась поражением, бегством за границу и смертью в эмиграции.

[Иван Зацарин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/zas...tsu-trotskogho
7 июня 2016

100-летие Революции Сегодня в прошлом

8 июня 1960 года председатель КГБ СССР Александр Шелепин вручил звезду Героя Советского Союза Рамону Меркадеру.

Убийство Троцкого редко используется как один из аргументов в публицистической сталиномахии – вероятно, потому, что фигура Троцкого также далеко не ангелоподобна. Тем не менее, оно приводится как пример политических расправ с несогласными и обоснование общей кровожадности советского строя.

Сегодня, когда мы справляем 56-ю годовщину присвоения Меркадеру звания Героя Советского Союза (Указ вышел 31 мая 1960 года, награждение состоялось, по одной из версий, 8 июня – в закрытой обстановке), стоит поговорить о малоизвестных фактах, которыми Лев Троцкий заслужил свою участь, и о том, как его политическое наследие аукается нам до сих пор.

Троцкий

Чтобы понять, за что Меркадера наградили, нужно вспомнить, кого он убил.

Лев Троцкий – пожалуй, единственная фигура в русском революционном движении, которая по масштабности может соперничать с фигурой Ленина. На это указывает не только его роль в подготовке Октября, распропагандировании Петроградского гарнизона, создании Красной Армии, но и то, что даже враги полагали Троцкого таковым.

И вот так:

И даже так

Да и на советских плакатах Троцкий изображался не просто как рядовой революционер.

Словом, всё указывало на то, что после смерти Ленина (1924) именно Троцкий должен был возглавить Советский Союз. Как известно, на самом деле он его не только не возглавил, но постепенно был лишён своих постов (председатель Реввоенсовета, народный комиссар по военным и морским делам), сослан в Среднюю Азию (1928), а затем и вовсе выслан из СССР (1929) и лишён советского гражданства (1932). После нескольких лет скитаний осел в Мексике (январь 1937 года), где спустя три с лишним года и был убит.

Меркадер

Руководство СССР отрицало свою причастность к убийству. Однако именно в Советский Союз Меркадер отправился после окончания срока заключения.

Коротко о нём.

Меркадер родился в богатой испанской семье, жил во Франции. Был членом компартии Испании, участником Гражданской войны (с октября 1936-го). В 1938 году был завербован НКВД. В октябре 1939 года его переправили в Мексику, где в августе 1940-го он смертельно ранил Троцкого ледорубом.

За что?

После высылки из СССР Троцкий продолжил заниматься политикой. В частности – отстаивать свою идею перманентной революции, ставшую причиной своего главного идеологического конфликта с Иосифом Сталиным. Последний выступал за построение социализма в отдельно взятой стране, тогда как идеей Троцкого и его сторонников было использовать Россию, её возможности, ресурсы, граждан в качестве инструмента для мировой революции («…мировой пожар раздуем»). Впрочем, и с этим можно было бы мириться, если бы не одно большое «но». В полном соответствии с известной фразой: «Тот, кто слишком забирает влево, окажется справа – провернётся», Лев Давыдович провернулся.

Лидеры компартий Болгарии (Георгий Димитров), Германии (Эрнст Тельман), Чехословакии (Клемент Готвальд), Франции (Морис Торез) получали от него упрёки за приверженность тактике единого фронта (против фашизма). В первую очередь потому, что основным организатором этого фронта была ВКП(б). В Испании в разгар гражданской войны троцкисты выступили с лозунгом «Долой республику» – у молодого испанца Меркадера должны были возникнуть к Троцкому вопросы хотя бы уже за это.

Логичным продолжением этого проворачивания стало создание Троцким IV Интернационала, пытавшегося перехватить лидерство в мировом движении коммунистических партий.

В 1940 году Троцкий обратился с посланием к народу СССР, в котором призвал к смещению власти и реорганизации правительства («Долой Каина Сталина и его камарилью!»). И это – накануне войны с Германией, скорое начало которой сам Троцкий предсказывал ещё в 1936 году.

Это не оправдание политической расправы, а лишь указание на то, что причины, её вызвавшие, далеко выходили за привычную трактовку «маньяк Сталин убирал всех несогласных». Один из создателей советской власти стал злейшим и притом опасным врагом этой же власти.

Сам Меркадер незадолго до смерти вспоминал: «В 1940 году было уже очевидно, что Германия развяжет войну против Советского Союза. Находясь на Западе, я видел, что Троцкий является лидером довольно многочисленного антисоветского движения и что в случае войны оно может представить дополнительную угрозу для СССР за рубежом и внутри страны. Я был полностью убеждён, что если движение лишится своего лидера, то оно в значительной степени потеряет свою силу».

С точки зрения вектора своей деятельности Троцкий удивительным находился на одной платформе с каким-нибудь атаманом Красновым (тот, что «Хоть с чёртом, но только против большевиков»). Явно превосходя его по степени вредоносности.

Ну, а что дальше, все знают. Рамон Меркадер завёл роман с секретаршей Троцкого Сильвией Агелоф, постепенно стал привычным гостем в доме. В один из визитов попросил Троцкого почитать его статью и дать на неё рецензию. После чего нанёс удар легендарным инструментом. Был схвачен охраной, арестован, по приговору мексиканского суда отсидел 20 лет. 6 мая 1960 года вышел на свободу и сразу же был переправлен с Кубы в СССР.

Внезапное воскрешение

Сложно сказать, какими были бы советско-американские отношения в 1940-х, останься Троцкий жив. И как его фигура повлияла бы на создание антигитлеровской коалиции и послевоенные процессы, в частности холодную войну: известно, что бывший «демон революции» имел широкие связи в американском истеблишменте.

Во всяком случае, из одной из крупнейших ветвей американских троцкистов позже выросли печально знаменитые неоконсерваторы (из-за чего в американской публицистике существует даже специальный термин: «trotsky-cons»). Наиболее известен в этом смысле Ирвинг Кристол, один из основателей этого течения.

Идея перманентной революции трансформировалась в неоконсерватизме в идею распространения американской модели демократии всеми способами, включая насильственное свержение неугодных режимов. А также жёсткое противостояние СССР, а затем и России. Фактически Югославия, весь сегодняшний Ближний Восток, Украина – это продолжение партии Льва Троцкого, прерванной в 1940 году. Просто ведут её теперь другие игроки и в других интересах.

***

Впрочем, преступление Троцкого, за которое он был казнён, — не в том, что он вырастил русофобскую идеологическую обслугу правящего класса США. Не одни, так другие это бы сделали.

Главное преступление Льва Давыдовича состояло в том, что он действовал против государства, в воссоздании которого принимал активное участие. И действовал, обладая по-настоящему большим влиянием на него даже на расстоянии.

А государства не могут признавать ничьих прошлых заслуг — если вопрос стоит об очевидных национальных интересах.

[Иван Зацарин]

http://histrf.ru/biblioteka/book/tie...body-savinkova
12 июня 2016

100-летие Революции Сегодня в прошлом

13 июня 1921 года в Варшаве состоялось учредительное заседание «Народного союза защиты Родины и свободы» Бориса Савинкова.

Тот факт, что Красная армия во многом была создана и управлялась бывшими офицерами императорской армии, известен довольно широко. Менее известно, что Белая армия (её иногда ошибочно считают преемницей армии императорской, что далеко не верно) многим обязана эсеру-террористу Борису Савинкову.

Сегодня, когда мы справляем 95-летие «Народного союза» Бориса Савинкова, стоит поговорить о подзабытых страницах обеих революций и Гражданской войны.

До революции

Из уже известных нам персонажей Борис Савинков, пожалуй, напоминает Юзефа Пилсудского, недаром они потом сотрудничали. Можно даже сказать, что Пилсудский – это Савинков, у которого получилось.

На путь революционной борьбы Савинков свернул ещё в конце XIX века, во время учёбы в Петербургском университете, из которого он был исключён. Его несколько раз арестовывала полиция (1897, 1899, 1901). Последний арест повлёк за собой ссылку в Вологду, из которой он бежал в Швейцарию. Там он не просто вступил в партию эсеров (1903), но и стал членом боевого крыла партии.

Деятельность боевого крыла эсеров в общем виде была показана в романе «Статский советник» Б. Акунина, скомпилировавшего своих террористов из реальных дел народовольческой и эсеровской эпохи. Учитывая, что Савинков пришёл в партию всего через год после создания боевой организации, можно сказать, что он, так или иначе, имеет отношение ко многим из примерно 300 наиболее заметных её терактов.

Постепенно Савинков стал заместителем главы БО, а затем и возглавил её (1908). Однако Савинкову пришлось создавать боевое крыло фактически заново: в начале 1908 года глава боевой организации эсеров Евно Азеф выдал полиции наиболее боеспособную группу – Северный боевой летучий отряд. Почти все его члены были казнены. К 1910 году Савинков восстановил боевое крыло, однако организованные им теракты оказались неудачны и в следующем году группу распустили. Савинков уехал во Францию, где занялся сочинительством: писал автобиографические произведения о моральных терзаниях террориста.

После революции

В Россию он вернулся только в начале апреля 1917 года. И жизнь как-то сразу наладилась. По крайней мере, путь от комиссара 7-й армии до комиссара Юго-Западного фронта он проделал примерно за два месяца. Затем, в июле 1917 года, стал товарищем (то есть заместителем) Керенского (тогда – военный министр во Временном правительстве), а в конце августа, во время корниловского мятежа, даже успел побыть военным губернатором Петрограда и командующим войсками Петроградского военного округа (да-да, Лавр Корнилов был союзником Савинкова). Но через несколько дней подал в отставку.

Очередным толчком к бурной деятельности стала Октябрьская революция. Савинков, как и большинство эсеров, отнёсся к ней отрицательно (при том, что сам к тому времени эсером уже не был – его исключили из партии в октябре 1917-го). А потому очень быстро оказался в рядах её врагов. Созданный им «Союз защиты Родины и свободы» планировал антибольшевистское восстание в Москве, Казани, Ярославле, но организация была раскрыта.

После провала «Союза» бежал, в результате оказавшись в Уфе, где к тому времени образовалось Временное Всероссийское правительство («Уфимская директория») – одни из наследников Временного правительства на не контролируемых большевиками территориях. Среди членов правительства было несколько эсеров, и Савинкова по старой памяти отправили во Францию с заданием выбить у Антанты помощь. К слову, через некоторое время после его отъезда один из членов этого правительства (Александр Колчак) арестовал всех входивших в него эсеров, выслал их в Китай, а сам стал Верховным правителем России.

Впрочем, миссии Савинкова это не отменило. Параллельно он пытался как-то устроить собственную будущность, для чего встречался с Пилсудским и Черчиллем – основными идеологами противостояния с Советской Россией. У Пилсудского Савинков занимался формированием русских подразделений – они принимали участие в советско-польской войне. По некоторым данным, ему удалось поставить под ружьё более 20 тысяч человек.

Возрождение своего разгромленного большевиками в 1918 году «Союза защиты Родины и свободы» было не только попыткой пристроить оказавшихся не у дел бойцов этих русских подразделений (советско-польская война завершилась в марте 1921 года), но и резкой сменой вектора. К тому времени даже слепому было очевидно, что Белое движение проиграло борьбу за Россию. «Народный союз» Савинкова был в какой-то мере возвратом к его прошлому, это была его собственная эсеровская партия, декларировавшая борьбу против большевиков, против монархистов, за самостоятельность всем народам Российской империи и главное – за оставление крестьянам земли, которая перешла в их пользование во время революции и Гражданской. Последнее должно было обеспечить поддержку будущему восстанию.

Финал

Восстания, однако, не получилось. Пилсудский на время утратил реальную власть в Польше, а без него местные власти старались соблюдать Рижский мир и с Советской Россией по мелочам не ссориться. С 1922 года Савинков попал в разработку ОГПУ. С помощью задержанных в СССР соратников его убедили в том, что подпольная противостоящая большевикам организация существует и имеет шансы на успех. В 1924 году проникшего в СССР Савинкова арестовали, судили, приговорили к расстрелу, заменив его 10 годами тюрьмы.

В заключении Савинков написал статью, в которой развил своё признание власти большевиков, сделанное во время суда. А также написал несколько открытых писем эмигрантам. Такие письма от знаковых фигур были частым приёмом идеологической обработки эмиграции. Кроме Савинкова их писал и Яков Слащёв-Крымский.

Не исключено, что как и его, Савинкова в результате определили бы куда-нибудь на работу. Но в 1925 году он покончил с собой в тюрьме, выпрыгнув из окна знаменитого дома на Лубянке. Вернее – в персональном тюремном санатории, который ему организовало ОГПУ (с возможностью посещать рестораны и театры). Для авантюриста такого уровня финал вполне подходящий. До сих пор ходят слухи об убийстве, разумность которых не выдерживает простого вопроса: «Его по приговору могли совершенно законно поставить к стенке ещё в 1924-м, смысл какой?»

Неудобная фигура

История Савинкова интересна даже не столько им самим, хотя личность действительно незаурядная, сколько тем, как в этой личности отражаются события 1917 – 1921 годов.

Во-первых, Савинков сходу уничтожает базовые стереотипы о золотопогонной армии, которая против большевиков и за батюшку-царя. Экс-глава боевой организации эсеров Савинков – один из создателей этой армии. Краснов, Деникин, Колчак, Врангель, Корнилов – проще назвать, с кем он не был связан и для кого не выбивал деньги и помощь по всем столицам Европы.

Во-вторых, пример Савинкова заставляет переосмыслить массовость поддержки Белого движения. Как эсер, пускай и бывший, он не мог всерьёз ему симпатизировать. Программа Савинкова – в его «Народном союзе». Что заставляло его более трёх лет пахать на «беляков»? Антибольшевизм. Ощутимая часть Белого движения – те, кто по разным причинам не принял государственный проект большевиков, но выбрал наиболее влиятельную противостоящую им силу. То есть это не столько проект альтернативной государственности, сколько отрицание государственности, предложенной «красными».

И как неизбежное следствие – переход под врага, который отрицал существование России вообще.

[Андрей Сорокин, Вадим Эрлихман]

http://histrf.ru/biblioteka/book/soo...mannierghieima
15 июня 2016

100-летие Революции История народов России

Формально нет особого криминала в том, чтобы зафиксировать тот факт, что когда-то в Санкт-Петербурге прилежно учился и служил офицер русской армии, а позже маршал и президент независимой Финляндии. Это же правда. Тем более, что чисто арифметически это даже в какой-то мере справедливо: из 83 лет своей жизни барон Карл Густав Эмиль Маннергейм полвека прослужил России и лишь 33 года – своей родной Финляндии.

А если делать вид, что после 1917 года никакой России не было, то признать заслуги бравого кавалергарда и разведчика перед нашей Родиной – дело самое естественное.

Но после 1917 года Россия была. Та же самая, что и до 1917 года. И был Маннергейм. Тот же самый, что и до 1917 года, только – её враг.

Этого факта тоже стесняться нечего: мало ли было у России побеждённых врагов, достойных уважительных слов? Вот хоть Фридриха Великого вспомнить, хоть Наполеона (солдатам его «Великой Армии» стоит себе памятник на Бородинском поле и никого не смущает).

С непобеждёнными врагами в истории России, признаться, туго. И Маннергейм – не исключение: получил, как миленький, всё положенное.

Однако судьба русского генерала и финского вождя весьма поучительна для нас сегодня. Давайте обратим внимание на две его ипостаси – как «соотечественника» и как лидера государства-лимитрофа в годину лихорадочного переустройства миропорядка. В обеих ипостасях Маннергейм – кристальный лабораторный образец, весьма ценный для изучения и некоторых реалий современности и ближайшего будущего.

Отметим, что более обстоятельно и компетентно рассказать о Маннергейме, чем сделал это на днях санкт-петербургский историк Баир Иринчеев, просто невозможно. Поэтому рекомендуем к его познавательной беседе с Дмитрием Пучковым и обратиться. В этом же очерке эпизоды и логика биографии нашего героя будут необходимым подспорьем в исследовании.

В кавалергарды – по бедности

Менять родины Маннергеймы повадились издавна, это такая семейная традиция, можно сказать. Ещё в XVII веке далёкий предок Маннергейма, Генрих Маргейн, перебрался из Германии в Швецию и начал добывать там железо, необходимое воинственной державе. Его потомки в свою очередь перебрались в соседнюю Финляндию (которая, впрочем, тогда была той же Швецией). И там верно служили сперва шведским королям, потом русским царям, когда Финляндия из шведской провинции стала русской.

На этом рубеже, кстати, отличился прадед нашего героя Карл Эрик Маннергейм: он сумел уговорить Александра I даровать Финляндии автономию, за что получил титул графа. Правда, родившийся 149 лет назад, 16 июня 1867 года, Карл Густав Эмиль (или просто Густав) принадлежал к младшей ветви рода – всего лишь бароны, к тому же небогатые.

Собственно, по бедности Густав и оказался кавалергардом. Когда мальчику было 13 лет, его отец вконец разорился и уехал в Париж, бросив семью. Мать вскоре скончалась, и Густава, за которого некому было платить, выгнали из кадетского корпуса. Тогда он решил поступить в Николаевское училище в Петербурге, где готовили кавалергардов – военную элиту империи.

Обучение там было бесплатным, но нужно было сдать университетские экзамены и хорошо знать русский. Оба этих условия юноша выполнил – языки давались ему легко, и к концу жизни он выучил их целых десять, включая китайский. По иронии судьбы, хуже всего он знал «родной» финский: вплоть до ХХ века шведы, составлявшие всего 12% населения страны, были правящей элитой, считая финнов грубыми мужиками.

Светские похождения и воинские подвиги

Потом была служба в столичном Кавалергардском полку, похождения по дамам, кабакам, скачкам, игорным домам и прочие типичные приключения импозантного офицера в светском Петербурге. Женитьба на богатой дочери московского полицмейстера. Впрочем, Анастасия Арапова (так её звали) скоро перестала быть и женой, и богатой – из-за страсти мужа к карточной игре. Это расставание Маннергейм пережил: в Петербурге и окрестностях оставалось ещё много достойных его внимания княгинь, графинь, балерин.

Одна из них, польская княгиня Мария Любомирская, подметила потом важную для нашего исследования черту: «Густав был человек увлекающийся, никогда и ничем не умел дорожить».

В общем, образцовый русский офицер начала ХХ века – служивший при этом Империи со всей подобающей лихостью.

Командовал эскадроном в русско-японскую (и геройски себя проявил, к слову). После заключения мира его, уже полковника, отправили в научную (то есть разведывательную, по правде говоря) экспедицию в Западный Китай. За два с половиной года Маннергейм проехал 14 тысяч километров верхом, нанёс на карту районы, где прежде не бывал ни один европеец, собрал большую коллекцию древностей. Летом 1908 года он прибыл в Пекин и, посетив по дороге Японию, вернулся по железной дороге в Петербург. Он стал вторым после адмирала Колчака офицером, принятым в Русское географическое общество на правах почётного члена. Командовал уланским полком в Польше, подружился со своим начальником, генералом Брусиловым, и влюбил в себя добрую половину местных дам.

В августе 1914-го Маннергейм (теперь генерал) и его уланы отразили наступление немцев у города Красник, за что барон был награждён золотым Георгиевским оружием. Не раз он первым мчался в атаку впереди своих уланов и ни разу не был ранен – утверждал, что его хранит серебряный талисман, подаренный кем-то из возлюбленных. В следующем году он стал командиром 12-й кавалерийской дивизии в составе армии своего старого знакомца Брусилова и участвовал в знаменитом прорыве.

В награду за успешно проведённую на Румынском фронте операцию Маннергейма отпустили в Петроград подлечить полученный на сопках Маньчжурии ревматизм.

Как раз к Февральской революции и подоспел.

Выбор родины

Генеральский мундир в феврале 1917-го не был особо популярен среди революционных солдат и матросов, и Маннергейму пришлось, переодевшись в гражданское, тайком бежать из гостиницы «Европейская». Через Москву он отбыл на фронт, который быстро разваливался. Барон пробовал поднять сослуживцев на решительные действия, но они боялись гражданской войны и надеялись, что Временное правительство само наведёт порядок.

Из родной Финляндии доходили те же вести: смута, голод, развал, раскол в обществе. И одновременно – уверенный курс на национальную независимость. Причём, что характерно – без мятежей, в политическом и более-менее законном русле (насколько можно говорить о законности в послефевральской России). Временное правительство, в общем, с финским сепаратизмом по факту смирилось, хотя и непоследовательно: передавало всё больше и больше автономных прав, но не признавало суверенитет. Так, в июле 1917 года парламент Финляндии принял закон о передаче себе верховной власти (то есть провозгласил независимость, по сути), но Временное правительство его не признало, парламент распустило и в здание ввело войска.

В конечном итоге в сентябре Российская империя перестала существовать де-юре: Временное правительство её наконец-то официально упразднило и провозгласило буржуазно-демократическую Российскую Республику. Но что это за республика такая, кто в ней власть, где её границы и как теперь быть, например, с финнами, – всё это отложили до Учредительного собрания, которое когда-нибудь соберётся и всё разъяснит.

Так или иначе, державы, которой давал присягу генерал Маннергейм, не стало. И осенью он увольняется из русской армии. И едет в Финляндию, которая уже откровенно не связывает своё будущее с Россией – хотя формально её суверенитет признает только Советское правительство 31 декабря 1917 года, как бы мимоходом, в череде других более важных забот.

«Соотечественник»

Можем ли мы обвинять Маннергейма в предательстве? Нет.

В конкретный момент у него оказалось две родины – как и у миллионов подданных Российской империи в тот же момент и миллионов граждан СССР в 1991 году. Единственное, что отличает Маннергейма от большинства мирных обывателей, – он мог делать сознательный выбор. И имел одинаково убедительные нравственные аргументы для любого решения. Он выбрал Финляндию. Это, по крайней мере, логично.

В те годы отдельные граждане выписывали кренделя и позагогулистее. Вон адмирал Колчак – тот вообще поступил на службу в британский флот (разумеется, с принесением соответствующей воинской присяги), настолько любовью к Родине пылал. А потом, в этом иностранном звании, провозгласил себя ещё и «Верховным правителем России». С медицинской точки зрения, конечно, было бы любопытно понаблюдать за развитием этого казуса – но Красная армия и иркутская ЧК, как известно, пресекли колчаковские художества самым действенным образом.

Маннергейм же в конкретном 17-м году, повторим, никаких кренделей не выписывал: спасти монархию, которой присягал, он уже не мог, «малая родина» осталась за границами этой империи – ей он и присягнул. Эту логику можно понимать и надо уважать.

А для нас стал, как это называется сегодня, «российским соотечественником» – связанным культурно и исторически с Россией, но отныне имеющим гражданские обязательства перед другим государством.

И во всём, что происходило дальше, вообще никакой роли не играют персональные привязанности или неприязни нерядового гражданина заграничной суверенной Финляндии Маннергейма к заграничной суверенной России. Всё, что происходило дальше, подчиняется строго и исключительно логике национального самоопределения юной Финляндской Республики.

Забегая вперёд, скажем что в Великую Отечественную против России воевал не предатель Маннергейм, а внешний враг Маннергейм, исполняющий воинский долг перед Финляндией и в интересах Финляндии. И никакие спекуляции насчёт «продолжения гражданской войны», никакие параллели с генералом Власовым здесь неуместны. Маннергейм – военный противник. А раз тов. Сталин его не повесил и даже оставил в президентах, – значит, и не военный преступник.

Неумолимая логика лимитрофа

…А дальше была финская гражданская война – одновременно с нашей, но полностью самостийная. В ней противостояние белой и красной идеологий было полностью подчиненно логике становления национальной государственности – отдельной от России.

Судьба российской государственности белого Маннергейма не волновала ни капельки: это не его проблемы, не финские. Отрезало. Да, в 1918 году он был готов пособить такому же белому, но русскому Юденичу в наступлении на красный Петроград – но в качестве внешней силы, из классовой солидарности. А не стал помогать в конце концов именно потому, что Юденич Финляндию как раз никакой «внешней силой» не признал – у нас, мол, «единая и неделимая». Да? Ну, тогда удачи вам, ваши большевики – вы и спасайтесь. Держитесь там.

Единственное, чем интересовала Россия финляндского военачальника Маннергейма, – так это плохо лежащими территориями, которыми можно поживиться в пользу молодого национального государства, очистив их от этнически чуждого населения. Говорят, Маннергейм не одобрял геноцид русских – он, мол, хотел только красных уничтожать. Но часто путался – потому что какое же возрождение национального самосознания без геноцида? В общем, кого зря «лахтари» (мясником) не назовут. Маннергейма – назвали, причём сами финны. Будь ты хоть трижды бывшим русским генералом – против логики государства-лимитрофа не попрёшь.

А Финляндия на заре своей государственности – типичный лимитроф и есть. Собственно, сам термин этот появился именно тогда – после 1917 года, и называли этим словом конкретно новые государства, образовавшиеся в российском приграничье и на её же бывших территориях. И, разумеется, все признаки государства-лимитрофа Финляндия заполучила, что называется, в обязательном ассортименте.

Это лихорадочное формирование собственной историко-культурной идентичности (разумеется, националистической, какой же ещё?) путём агрессивного отрицания идентичности «русской»: последняя автоматически объявляется для внутреннего употребления чуждой и враждебной – потому что надо же как-то всё это объяснять населению.

Это переход под протекторат любой третьей державы, конкурирующей с Россией. Что опять же естественным путём воспроизводит на новом витке антироссийскую агрессию в той или иной форме – потому что такая агрессивность становится не просто внутренним государствообразующим элементом, но и главной (а то и единственной) статьёй внешнеполитического дохода.

Это такая ситуация, когда национально-государственный суверенитет имеется только в представлении самого лимитрофа, но никого больше не интересует. В результате – втягивание лимитрофа в большую авантюру, которая и ставит саму эту государственность на грань исчезновения. И вот тут уже – как повезёт: а если быть точным – как договоришься с… Россией.

Эта логика лимитрофа не знает исключений – ни в начале ХХ века, ни в его конце, ни сегодня. Под вышеизложенное описание подходят и Украина, и Прибалтика, и Грузия, и Молдавия… Совершенно не подходят только Белоруссия и Казахстан (а также Армения с Киргизией) – но ровно потому, что у них есть настоящий суверенитет, и они от не него не отказались в пользу воображаемых «пряников для лимитрофа». Реальный же суверенитет отличается от лимитрофного тем, что суверенное государство любого размера и влияния живёт не чужим умом, а своим. А по своему уму антироссийская агрессия, оказывается, без надобности.

Так вот. Никакой «соотечественник» Маннергейм с логикой лимитрофа ничего не сделает – даже если вдруг захочет, хоть у него на столе будут стоять девяносто портретов последнего императора всероссийского. Попала белка в колесо – крутись и не пищи.

И всю обязательную программу для лимитрофа (и даже с лихвой) Маннергейм со своей Финляндией прошёл – честно исполняя долг перед родиной. И гражданская война, и этнические чистки, и неприкрытая вражда, и антироссийские провокации, и полновесная война, и в конце концов – трепетное ожидание великодушия от победителя с искренней готовностью исполнить любой его каприз. (На подробностях не останавливаемся – опять перенаправляем вас к рассказу Баира Иринчеева и Дмитрия Пучкова).

Итог нам известен.

Фигура маршала и президента Финляндии Маннергейма поучительна сегодня именно тем, что с 1917-го до 1944-го он в рамках одной персональной биографии тщательно собрал все шишки во всех без исключения закоулках судьбы лимитрофа, ничего не пропустил. На заметку нынешним наследникам: никаких других закоулков и никакого другого финала в этой судьбе нет.

***

Итак, чему учит нас сегодня судьба Карла Густава Маннергейма?

Первое. В понятии «российские зарубежные соотечественники» главное слово – «зарубежные». Да, они говорят и думают по-русски, но у них есть конкретные гражданские обязательства перед теми государствами, в которых они живут – по доброй воле и с удовольствием или по трагическому стечению обстоятельств. В конце концов, любой Порошенко и любая Грибаускайте – такие же «соотечественники», как и Маннергейм.

И строить себе абстрактные иллюзии насчёт всяких «пятых колонн» – это опасное заблуждение. Наши зарубежные соотечественники нам, гражданам суверенного государства Российская Федерация, ничего не должны. И те решения, которые принимают соотечественники в Крыму и в Донбассе, – это их выбор, их самостоятельные решения, по своей совести, а не потому что кто-то в Москве так захотел.

Второе. Раз уж в доме завелось лимитрофное государство, – его внутреннюю логику не перешибить воззваниями к братским чувствам и общему прошлому, уступками и покаяниями. Вывести лимитрофа, если такая задача стоит, можно только терпением, добрым словом и известно чем.

Третье. Помните про портрет Николая II, который до конца дней стоял на столе у Маннергейма? Это, конечно, можно трактовать как любовь к России и верность конкретному правительству, которое когда-то в ней рулило. Но такая трогательная ностальгия никак не помешала ему быть врагом России – той, которая есть здесь, сейчас и на самом деле. И вот этот урок единства и преемственности истории «от противного» – он, думается, и есть самый полезный. Исступлённое поклонение Николаю ли, Сталину ли, любой ли другой кем-то там «потерянной России» не может быть оправданием отрицания России реально существующей – и заканчивается сами видите чем.