*96. Дмитрий Орешкин

[Дмитрий Орешкин]

https://snob.ru/profile/8894/blog/102315
17:09 / 17.12.15

Путин то ли устал, то ли постарел. Раньше он реагировал на вопросы очень четко и быстро, а теперь мямлит, путается в словах. В целом все это похоже на советские времена, когда было «да и нет не говори, черный с белым не бери» и читать и слушать все нужно между строк. Раньше на таких пресс-конференциях президент делал несколько неожиданных заявлений — этаких сюрпризов, но теперь и их не было. Разве что готовность России к отмене визового режима с Грузией. Это всех удивило, но мне не кажется, что это на что-то влияет. Грузия — не такой уж важный экономический и социальный партнер для России, да и на тенденцию Грузии к сближению с Западом и вступлению в НАТО отмена виз не повлияет.

Президент не может и не должен демонстрировать какие-либо панические настроения, даже если они есть, но во время выступления стало понятно, что его оценки российской экономики оказались слишком оптимистичными. Он в завуалированной форме признал это, хоть и привел позитивную статистику. Но все приведенные им цифры касаются только среднесрочной перспективы, то есть целых десятилетий. А все, что измеряется одним-двумя годами, он постарался зажевать.

Конечно, он сказал, что пик кризиса мы уже прошли, но об этом нам говорили уже не раз. Дай бог, в макроэкономическом смысле он и правда пройден, но в микроизмерении все только начинается. Раньше на поддержку социальных стандартов активно тратился резервный фонд, а теперь ресурсов все меньше. И, даже если кризис не будет усиливаться, он будет становиться все более заметным для обычных людей. Инфляция, рост коммунальных платежей — все это впереди.

Еще стало понятно, что у центральной власти нет ресурсов для серьезной военной акции на Украине. Это ясно не по тому, что было сказано, а скорее по тому, чего не прозвучало. Да, Путин упоминал экономические и политические договоренности и взаимные претензии, но не шло речи о том, что Украина наш враг и надо защищать русский народ. Никакого бряцания оружием.

Подготовила Юлия Дудкина

[Елена Селиванова]

https://www.opentown.org/news/99977/?fm=60435
18 дек 18:12

источник: sobesednik.ru

Политика

Президент России Владимир Путин на пресс-конференции Фото: Александр Алёшкин / Собеседник

Sobesednik.ru проанализировал пресс-конференцию Владимира Путина с политологом Дмитрием Орешкиным.

17 декабря состоялась одиннадцатая пресс-конференция Владимира Путина. Sobesednik.ru обсудил с политологом Дмитрием Орешкиным главные темы встречи президента с представителями СМИ и изменения в риторике Путина.

— Путин опытный политик, и на все острые вопросы он умеет не отвечать — что, кстати говоря, он сегодня продемонстрировал на этой конференции. Были неприятные вопросы и про Ротенбергов, и про Чайку, и про экономику тоже.

Проблема в том, что их бессмысленно задавать, потому что он «зажуёт» их. Скажет, что «нас это тоже волнует», скажет, что проблема под контролем.

Он не говорит, его ли дочь [Екатерина Тихонова] или нет — он говорит, что не хочет говорить о своей семье. И это предсказуемо. Он говорит, что, когда его просят взять проблему с мальчиком обгоревшим под личный контроль, он так сильно по этому поводу переживает. Но ответа, берет он под контроль или нет, — нет. На прямой вопрос прямого ответа нет. Есть рассуждения рядом.

Поэтому, мне кажется, не очень конструктивно рассуждать, какие вопросы ему не были заданы. Можно задать кучу неприятных вопросов, но всё равно он на это не ответит. Например, почему за эти 10 лет мы так и не слезли с нефтяной иглы? Найдёт, что ответить.

Но дело даже не в этом. Дело в том, что такого рода мероприятия надо воспринимать не в том жанре, что он говорит, а читать между слов и между строк. О чём он не говорит, то есть.

Мне показалось в данном случае очень важным, что он не говорил о том, что необходимо защищать русский народ на Украине — «мы ради этого пойдём на любые жертвы» и так далее. То есть между строк прописано, что на войсковую операцию на Украине путинская Россия сейчас не готова. Было сказано про экономические проблемы, про равноправность, про обмен пленных. Но нигде не было сказано, что нашему терпению приходит конец, что русские люди погибают под игом укрофашизма; не сказано про Новороссию и так далее.

Из этого следует очевидный вывод, что у путинской России нет ресурсов и она понимает, что любые жёсткие действия на Украине встретятся со слишком серьёзными международными издержками. Фаза «горячего» [противостояния] закончена, начинается фаза «холодной войны», когда вдавливают друг другу мозоли в экономическом пространстве, в информационном пространстве, какие-то там используются методы диверсий, провокаций, ещё чего-то. Но не танки, не крупнокалиберная артиллерия. Обстрелы, конечно, будут продолжаться, но де-факто сложившаяся линия разделения нарушатся всерьёз не будет. Это позитивная новость, во всяком случае для Украины.

— Это связано с санкциями, которые на нас были наложены Западом?

— Конечно. Это просто очевидно. Тут не только дело в санкциях, не только дело в экономике. Просто исчерпан формат ресурсов — и экономические, и военные, и дипломатические. Понятно, что если что-нибудь жёсткое учудить, последует новый цикл санкций. Запад этого категорически не хочет, но он будет вынужден это сделать. То есть исчерпался ресурс новизны. Когда от Путина такого не ждали, как было в Крыму. Теперь ждут. Любое его действие сразу получит контрдействие, поэтому он вынужден на Украине купировать конфликт, замораживать конфликт, перебрасывая внимание и риторику на Сирию. На Украине ничего красивого не получилось. Получилось много проблем. Украина развернулась на Запад. Ну это длинный разговор, нет смысла в него углубляться. Так что Украина забыта. Там особенно выдающихся побед добиться не удалось, поэтому аккуратно выводим эту тему из фокуса общественного внимания Зато говорим о том, какая ужасная Турция.

— А что-нибудь ещё между строк вы заметили?

— Между строк я заметил некоторое разочарование Владимира Владимировича в экономической ситуации. Хотя он говорил, что всё хорошо, ВВП почти удвоился и так далее. Но беда в том, что мы уже второй раз слышим о том, что «пик кризиса пройден». Первый раз мы об этом слышали полгода назад. Значит, конечно, он как рационально мыслящий человек понимает, что говорить о том, что мы идём от победы к победе, как-то совсем не кстати. Но тем не менее было понятно, что ситуация хуже, чем ожидалась. Значительно хуже. Но что в этом удивительного? Ничего.

Если напрячься, то многие вспомнят, что недавно кто-то с таким же выражением лица, мимикой и риторикой говорил о том, что нефть не может упасть ниже $60, потому что это будет означать разорение всего сектора добычи нефти из сланца в США, потому что там себестоимость $60. Сейчас она $38, и про те слова давно уже все забыли.

Так что, конечно, экономика — самое главное. Но тут это у него не между строк. В отличие от советских времён он не может не говорить об этом, поэтому он достаточно доброкачественно на всё ответил. Хотя то же самое про пенсионный возраст: давно ли было сказано, что «мы никогда не пойдём на увеличение пенсионного возраста»? Хотя все вменяемые экономисты несколько лет назад говорили, что в России такая демографическая ситуация, что это так или иначе придётся делать. Но сейчас он об этом заговорил, добавив, что это нужно делать в правильное время. Ну кто стал бы спорить, что нужно делать в правильное время? На самом деле правильное время прошло. Так что сейчас по-любому придётся делать в неправильное время. Точно так же, как слезать с нефтяной иглы и переходить на импортозамещение. Об этом было сказано много, в том числе Дмитрием Анатольевичем Медведевым — все замечательные слова про модернизацию и прочее... Ну, проехали благополучно.

— Может быть, я чего-то не понимаю... Много было сказано, что Путин — опытный человек, который может выйти из любой ситуации, найти нужные слова. Вот, например, тема Чайки, Турчака, Ротенберга. Были заданы конкретные вопросы, было видно, как он на них неконкретно ответил. Я увидела, что он...

— Не готов отвечать, не хочет отвечать?

— Да.

— Ну, это нормально, что здесь такого? На что вы надеялись? «Доколе мы будем терпеть произвол кооператива "Озеро"»?

— Нет, но Вы говорите, что он отвечает на «неудобные» вопросы «удобными» ответами. Но вот мы видим: он же не отвечает на них так. Видно другое. Что это значит?

— Ну, понимаете, тут для кого как. Для вас видно, а для тех, кто Путину симпатизирует, нет. Конечно, это «жёваная бумага». Ну а что в такой ситуации можно ответить?

С моей точки зрения, нынешний Путин сильно уступает Путину образца трёхлетней давности. Тогда он был конкретен, язвителен, не жевал бумагу. Сейчас он экал, мекал, переговаривался, оговаривался... То есть победного настроя чисто стилистически, хотя он и старался, не было. То ли он сильно устал, то ли он сильно разочарован, деморализован, то ли просто состарился. Он на этой пресс-конференции звучал не столь убедительно, как обычно.

То, что вы увидели, что он ушёл от ответа — может быть, это ваше мнение. Раньше на это не обращали внимания. На мой взгляд, он и раньше уходил от серьёзных вопросов. Просто он уходил с победным видом. Раньше его, например, спрашивали про повышение пенсионного возраста, он отвечал: «Нет, никогда». Победный ответ. Никакого он смысла не имеет, потому что всё равно придётся. Ему говорят, что надо слезать с нефтяной иглы — а он: «Нет, у нас наоборот развивается...»

А сейчас такая ситуация, что всем очевидно, что мы не просто на нефтяной игле — она и плодоносить перестала. Раньше он мог победоносно, прошу прощения, втирать очки. И те, кто не очень в теме, верили: раз человек говорит — значит, так оно и есть. А сейчас-то понятно, что это всё не так. Поэтому эта риторическая победоносность, его стиль поблёкли немного. Произошла та самая ситуация, которая у Андерсена в сказке описана: «Позолота вся сотрётся, свиная кожа остаётся». Значит, позолота стёрлась, а свиная кожа оказалась очень плохо выделанной и сильно похожей на газету «Правда» — такая слабенькая кожица. Причём к тому же скукоживается.

Вот такой вот реальной экономической мощи за этими аргументами нет. И на этом фоне — это уже не все, но многие понимают — победоносная риторика влёгкую уже не работает. Приходится говорить, что у нас не всё хорошо, у нас есть отдельные трудности, которые мы, сплотившись, преодолеем. Это уже немного другая стилистика.

И вот тут непонятно — то ли с Путина позолота сползла, то ли ситуация такая нерадостная, что ему, глядя в глаза, и спокойно втирать очки уже трудно.

То же самое про военнослужащих на Украине: раньше говорили, что там никого нет, а теперь там есть, выполняют какие-то задачи — и не понятно: какие, в каком качестве, в качестве военнослужащих или не военнослужащих, наёмников или добровольцев. Он же об этом не сказал. Раньше бы это поглотилось: «Нет, это не наши люди». А теперь как-то воспринимается по-другому.

Соответственно, это интересный момент. Это мы стали иначе воспринимать, у нас ухо более критическое стало, или это он сам? Я думаю, и то, и то имеет место. Готовность воспринимать победоносную риторику немного испарилась — и с нашей стороны, и с его.

— Каким дальше будет поведение Владимира Путина, его политика?

— Главный инстинкт Владимира Путина — инстинкт личной безопасности. Все мы помним, как он организовывал инаугурацию. Все помнят пустую Москву и одинокий Mercedes, на котором въехал Путин. Потому что ему кто-то рассказал, что «болотники» [те, кто выходил на митинг на Болотную площадь — ред.] намерены организовать теракт. ФСО зачистила полгорода, чтобы всё это прошло.

Исходя из этого, можно понять, что будет дальше. Нарываться на серьёзный конфликт с Западом, с США, с НАТО он не может себе позволить. Он традиционно использовал победоносную риторику, балансируя на лезвие ножа, потому что то, что можно ему, нельзя европейцам. Европейцам и американцам не простит народ, если они хоть каким-то боком подставляют своих избирателей под угрозу военного конфликта. У Путина можно. Ему это не только прощают, но даже и поддерживают. Никто ему не напомнил про 224 человек из разбившегося самолёта. Ну а что напоминать, что это непросчитанные риски, что это плата за вторжение в Сирию?

У него есть явное преимущество в том, что он может блефовать гораздо чаще и ярче, чем западные политики, потому что за десятую долю того, чем Путин кормил РФ, [политика на Западе] давно бы отправили в отставку. Вспомните эту замечательную историю с Колином Пауэллом и той самой пробиркой — на этом его карьера кончилась. Его подставили, он поверил. Он просто был дезинформирован. Он подставил США. И всё, привет! Одна крупная ошибка, и человека больше как политика нет.

[Прим. редакции: перед вторжением в Ирак тогдашний госсекретарь США Колин Пауэлл в Совбезе ООН демонстрировал якобы доказательства наличия у Ирака оружия массового поражения, обосновывая вторжение американской коалиции и свержение Саддама Хусейна.]

Политолог Дмитрий Орешкин Фото: Global Look Press

У нас «иракского» [масштаба] — сколько угодно таких ошибок. Начиная с удвоения ВВП до $60 за баррель как минимум и так далее. Масса чего было сказано, включая отсутствие наших военных в Крыму и последующее признание. И всё это наше общественное мнение прощает, наш парламентаризм, политические партии даже аплодируют. Но даже этот ресурс гибкости, а точнее говоря податливости, приближается к исчерпанию.

Поскольку врать Путину было бы совсем неловко — он всё-таки постсоветский человек, — он не отвечал на прямые вопросы, выглядел менее уверенным, не было в нём лихости, которая ему присуща. Так что в некотором смысле, в тональности, в скорости, в решительности он сильно уступал самому себе, — заключил в комментарии для Sobesednik.ru Дмитрий Орешкин.

[Дмитрий Орешкин]

https://snob.ru/profile/8894/blog/102811
16:19 / 30.12.15

По данным агентства Bloomberg, 15 декабря Владимир Путин и госсекретарь США Джон Керри обсуждали будущее сирийского лидера Башара Асада: российский президент считает, что Асад может выиграть выборы в 2017 году, а США разрабатывают правила голосования, которые уменьшат его шансы на победу. Политолог Дмитрий Орешкин рассказал «Снобу», какие перспективы ждут сирийского президента на выборах и почему России не стоило вмешиваться в дела Сирии

Вмешательство России в сирийский конфликт стало ошибкой года, и единственный позитивный момент в этой истории — то, что с Путиным стали разговаривать и договариваться лидеры других стран. Но разговаривают, как с человеком, который влез в приличное общество с гранатой в кармане и грозится ее взорвать; то есть всё это сотрудничество — вынужденное. Военные действия в Сирии — слишком дорогая цена за такую коммуникацию. Российский президент куда проще бы справился со своей задачей, если бы остался в Большой восьмерке, но для этого не нужно было устраивать конфликт с Украиной.

К сожалению, путинское понимание геополитики сильно устарело. Оно соответствует концу 19 века или 30-м годам 20 века, когда контроль над территориями был жизненно важен и все было устроено по принципу «кто контролирует территорию, тот ее и доит». Но на самом деле силовой контроль ничего на дает — экономического развития не происходит. Понятно, что для Сталина, например, было важно удерживать территории в своей власти из соображений безопасности. Но ведь все они в итоге деградировали в экономическом плане. Так что российский президент поклоняется не тем богам.

Вот и сейчас Россия надолго увязла в Сирии. Башар Асад в военном смысле некомпетентен, и под его контролем в лучшем случае будет около трети сирийской территории, остальная часть уже превратилась в дикое поле. По телевизору нам могут рассказывать, что это случилось под влиянием Запада, но на самом деле это объективный и естественный процесс, связанный с ростом фундаменталистских исламистских настроений в мире. Вернуть контроль над всей Сирией уже невозможно и даже удержать то, что Асаду удалось взять под контроль, очень трудно. Реальная легитимность власти определяется не силой, а наличием равновесия между властью и системой ценностей в социуме. Как только в Сирии прекращаются бомбардировки, там начинают расползаться революционные настроения, и если уничтожить ИГ как государство еще можно, то его идеологию — нельзя. Только вместе со всеми людьми, которые ее придерживаются.

Получается, Россия так и будет оставаться в Сирии в роли жандарма, чтобы гасить вспышки революционных настроений, которые будут возникать то тут, то там, и за что в данном случае воюет Путин — непонятно. Зона нестабильности будет разрастаться, в войну будут ввязываться Турция и Ирак, и на все эти угрозы придется отвечать России, потому что она уже связалась с Асадом. А если бросить все это и оставить Сирию в покое, то уже через три месяца Асада не будет — а это еще большее геополитическое поражение, чем в случае с Украиной.

[Дмитрий Орешкин]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=29184
13 ЯНВАРЯ 2016,

ТАСС

Опять обрели былую силу советские анекдоты. А новых, за ненадобностью, не появилось. Анекдотом (причем так себе) стала сама жизнь. Ей-богу, уже вплоть до мышей. Даже писать ничего не надо – можно снова выходить с чистым листом: всем и так все ясно. Год-пустышка. Год-дегенерат. Леся Рябцева – главная героиня. О, она заставила говорить о себе! Чем же? Написала удивительную книгу, сняла фильм, добилась небывалого успеха в бизнесе или науке? Нет, все проще. Пристроилась к созданному более одаренными и квалифицированными людьми проекту и с непосредственностью милой провинциалки вымазала его дерьмом.

Очень своевременная технология. И востребованная.

Путин-широкая спина

Человек года Владимир Путин. Заставил говорить о себе пуще Леси. Успехов тоже таскать, не перетаскать. Извлек Россию из клуба развитых стран, развернул с запада на восток, несколькими решительными ходами окружил кольцом врагов, вдвое уронил рубль, удвоил количество бедных и теперь с оскорбленным видом коллекционирует предательские удары в спину. От Турции, от Белоруссии, от Египта, Украины и Китая. Никого не забыли? Еще Молдова, Приднестровье, Польша… Наверное, следует также упомянуть нефтяной баррель – тоже повел себя как скотина.

Открыть ли секрет? Все чаще кажется, что никакие это не удары, а давно предсказанные и заслуженные пинки. Не в спину, а пониже. А куда еще, если именно этим местом он повернулся ко всему белу свету? Зато место большое, есть чем гордиться.

Действительно, как о таком своеобычном человеке не поговорить.

Странно, но он, кажется, ожидал чего-то другого. Хотя в переводе с советского «удар в спину» означает всего лишь плохо просчитанные риски и низкий уровень компетентности. Вы когда-нибудь слышали, чтобы Меркель, Обама или Кэмерон жаловались на удар в спину? У них тоже бывают ошибки. Но в открытом обществе это так и называется: просчет, неудача, глупость. За такое там принято получать критику и нести ответственность.

Иное дело у нас. И.В. Сталин терпеливо выкармливал Гитлера в надежде запустить его, как ежа, в штаны к Европе (терминология Н.С. Хрущева). Почти два года с начала Второй Мировой войны немецкие самолеты, летавшие бомбить Лондон, заправлялись советским горючим, фашистская военная машина кормилась русским хлебом и металлом. А потом – ах, надо же! – «вероломное нападение», «удар в спину» и стальной еж ворочается в штанах совсем другой страны. Которая, обливаясь кровью, до 1943 года обороняется от него опять же голой задницей – а чем еще, при таком-то гениальном уровне стратегического планирования?

Тут одна надежда – на героев пропагандистского фронта. И они не подвели! Эффективный менеджер с его дальновидными расчетами по-прежнему воспринимается как образец для подражания. В то время как страна и народ, которым сталинская вертикаль на поколения вперед сломала демографический хребет и инфраструктурный потенциал, продолжают платить по счетам.

С возрождением вертикали тема мифологических побед на фоне практических провалов вновь стала актуальной. С логически неизбежным довеском в виде вредителей, предателей, отравителей, расхитителей и ударов в спину. А также выродков, отщепенцев, извращенцев, клеветников и прочих бешеных собак. Должен же кто-то ответить, если у вождя дебет с кредитом не бьется.

Достигнутые за отчетный период успехи поражают. Всего за один, максимум полтора года гибридной войны В.В. Путину удалось отодвинуть Украину (с ее трехсотлетней историей лояльности) как никогда далеко от России и сплотить в едином порыве к ЕС и НАТО. При этом, конечно, у нас категорически не принято вспоминать, что история затевалась с прямо противоположной целью – вернуть Украину под могучую руку Кремля в Евразийский и Таможенный союзы. Причем всю целиком. Почему же вышло наизнанку?! Да предатели же, Ваше сиятельство! «Пятая колонна». Удар-с в спину-с. Не прикажете ли расстрелять, как бешеных собак?

Приднестровье, некогда воспетое А.А. Прохановым как последний оазис социализма, форпост России в Европе и индустриальное сердце Бессарабии (сейчас он точно такими же штампами живописует Донбасс – плохой признак для местного населения!), за 25 лет не только провалилось в черную дыру коррупции, монополии, хозяйственной и демографической катастрофы, но по итогам новороссийской эпопеи В.В. Путина в дополнение ко всему еще попало в блокаду между Молдовой и Украиной. И понемногу разворачивается к ЕС. А что делать, если туда идет ¾ продукции?

Планировщики новороссийской саги рассчитывали, что трусливые хохлы, как положено младшим братьям, испугаются и, размазывая кровавые сопли, побегут прятаться за овин. Но они почему-то ведут себя иначе. Как подло с их стороны! Кругом измена, трусость и обман – какие еще могут быть объяснения? В. Нуланд своими печеньками нанесла удар в спину.

Вместо проворовавшегося Приднестровья-1 (только у Газпрома тамошней мафией за 20 лет украдено и распилено 6 млрд. долларов), которое с протянутой рукой уходит на Запад, мы имеем отличные шансы получить Приднестровье-2 в Донбассе. С тем же вертикальным союзом народно-патриотических гопников и спецслужб, социалистической (на самом деле мафиозной) монополией, коррупцией и предсказуемым коллапсом в перспективе. Только расположено оно на 900 км восточнее (так неуклонно ширится «Русский мир»!) и стоить России будет на порядок дороже. Хотя бы потому, что там в 10 раз больше населения. В действительности цена будет выше, ибо после гибридной войны во имя защиты русского населения промышленность, инфраструктура и жилой сектор в зоне обитания этого самого населения разбиты в хлам.

Защита вышла что надо: по данным ООН на конец 2015 г., 9 тыс. убитых, 20 тыс. раненых с обеих сторон и 2.5 млн беженцев В. Нуланд в основном, понятно, русских. Из которых более половины худо-бедно нашли приют и поддержку как раз под крылом тех самых киевских русофобов. И даже смогли, участвуя в выборах, сформировать там местные органы власти, состоящие отнюдь не из ставленников «укрофашизма». То есть повели себя как матерые перебежчики, цинично переметнувшиеся в стан предателей.

Ничуть не удивительно, что Кремль, оценив итоги братской защиты, усиленно пытается запихнуть тлеющий уголь Донбасса (вместе со спасенными там русскими) назад за шиворот Порошенко. Чтобы тот платил за перебитую на всенародном празднике борьбы с киевской хунтой посуду. А также за сбитый над территорией Украины малазийский «Боинг», за падение цен на сталь в 4 раза и вообще за все-все-все, что превратило Донбасс в развалины. Не Путину же платить! Как и предсказывалось, героическое военное перетягивание Донбасса сменилось его мирным перепихиванием.

В принципе, ничего нового: аналогичным образом крупный лубянский патриот Д.О. Рогозин требует от Молдавии плату за газ, украденный его друзьями в суверенном Приднестровье. Молдавия его, естественно, посылает. Они там в Кишиневе такие предатели!! Жители ДНР/ЛНР, учившие диалектику не по Гегелю, не всегда успевают за извивами кремлевской политической мысли и в простоте своей все чаще жалуются, что Путин их «слил». Видимо, они тоже ожидали чего-то другого.

Образцы и приоритеты

Какой он все-таки странный, наш народ-победитель. Смотрит интервью президента Путина по центральным каналам и верит. Наблюдает, как председатель ЦИК РФ В.Е. Чуров в краткие часы досуга облачается в церковный стихарь и учит прихожан Родину любить, говорить правду, приобщаться к духовным скрепам — и тоже верит. Читает про подвиги эффективного и бескорыстного тов. Сталина — опять верит!! Хотя, казалось бы, давно пора понять устройство мормышки.

Почему-то товарищи упускают из виду очевидный медицинский факт: И.В. Сталин был самым крупным частным собственником в истории человечества. И, кстати, самым большим либералом – только для себя. Безраздельно владел, распоряжался и при необходимости отчуждал природные ресурсы, денежные средства и население самой богатой страны мира, занимающей 1/6 часть планеты. Куда там султану Брунея, не говоря уж про мелочь вроде Абрамовича! Их жалкие яхты близко не стояли с персональной линией метро от ближней дачи до рабочего места в кремлевском офисе. Вот масштаб, так масштаб.

Вместо этого довольно прозрачного и где-то даже тривиального наблюдения народ-победитель (он же народ-богоносец), не щадя себя, углубляется в требующие недюжинных затрат ума и воображения споры о том, в какой именно степени тов. Сталин был суров, а в какой справедлив и кирзовые либо яловые сапоги он носил как свидетельство близости к людям труда. Стыдно признаться, но для дискуссий такого уровня мы еще не доросли. С нашей крестьянской точки зрения эка невидаль – эксплуататор в сапогах. У богатых свои причуды. Вон, хозяин ИКЕА ездит на Вольво чуть ли не 80-го года выпуска, а Билл Гейтс носит такие же джинсы и свитеры, что и рядовой клерк из его корпорации. А что, в самом деле, им свои миллиарды на утренний бутерброд что ли намазывать?

Неудивительно, что многочисленные продолжатели дела великого вождя все как один в первую очередь тоже укрепляют свою личную вертикаль. Выслав, расстреляв или посадив всех потенциальных конкурентов. А к решению вопроса о персональном метро и прочих удобствах приступают чуть погодя, во вторую очередь. Порой удовлетворяясь, в зависимости от масштаба, отжимом у спасенного населения автомобилей, жилплощади, драгоценностей, денежных средств, а также средств производства, если таковые еще остались. Понятно, во имя человека труда и общенародного счастья. Не для себя же!

Когда в спасенном от законной власти Крыму развернулось ударное гопничество, патриотическое отжимание и перетягивание лакомых приморских кусков и героическое воровство федерального бюджета, отдельные романтики «Русской весны» оказались разочарованы. Спикер севастопольского парламента г-н Чалый даже подал в отставку, объяснив, что новой властью за год для горожан ничего не сделано. Как это не сделано?! Еще как сделано. Просто не для всех. Тем не менее, ощущение удара в спину осталось. Хотя не очень понятно, кто кому нанес: Меняйло Чалому или Чалый Меняйло? Или оба друг другу? Казалось бы, одухотворенные русские люди. Должны были спина к спине давать отпор, плечом к плечу крепить фундамент и рука об руку идти к светлому будущему. Но нет, не получается! Ясное дело, без вредительства не обошлось.

Крымчан честно и откровенно предупредили, что за счастье быть на Родине они должны быть готовы встретить хоть камни с неба. Полные энтузиазма крымчане к камням охотно приготовились: дело нехитрое. Но тупого воровства, скачка цен, коррупции и номенклатурного идиотизма параллельно с безответственностью почему-то не ждали. И, тем более декабрьских ночей без электричества. Опять разочарование: мы так не договаривались! Про идиотизм и воровство никто не предупреждал. Камни с неба давай! Где камни?! Украли, небось…

Для восстановления доброго имени ВЦИОМу следовало бы провести в Крыму телефонный опрос: «Что бы вы предпочли – камни с неба или рост цен на лекарства?» Уверен, большинство решительно выступило бы за метеоритный поток. Где-нибудь через 4 миллиарда лет, после столкновения с «Млечным путем». Ибо наш мужественный народ смел до безрассудства, свято хранит боевые традиции отцов и дедов. Но при этом себе на уме. Чем, в конце концов, и дорог. С другой стороны, при вертикальном руководстве иначе и не выживешь. Так что удивляться нечему.

Сурово брови в телевизор насупить, сглотнуть комок в горле, утереть сжатым кулаком скупую мужскую слезу, дать отпор и поиграть желваками – это все он прекрасно знает и умеет. Учить не надо. Но в то же время хорошо видит, что надутый кровью, грязью и враньем пузырь новороссийского мифа лопнул. Видит, да не скажет! Особенно врагам, которые сегодня буквально всюду. Поэтому он лучше пока помолчит — так оно здоровее будет.

Будучи глубоко русским человеком, В.В. Путин ведет себя примерно так же. В 2015 г., в отличие от 2014 г., он аккуратно избегал даже самого термина «Новороссия». И не зря. Весной 2015 г. Олег Царев, лидер сказочного новороссийского парламента и виртуального движения «Новороссия» признал, что проект «заморожен». Об этом же сказал и глава МИД ДНР Александр Кофман. Лидеры самопровозглашенных республик сошлись на том, что то ли предпосылки не созрели, то ли фальстарт случился, но в любом случае вышла некоторая промашка. Не уточняя, понятно, с чьей стороны. Мы же русские, в конце концов! Чего там мелочиться. Подумаешь, 9000 убитых и 20 000 раненых. С кем не бывает. Конь о четырех копытах, и тот спотыкается…

И никому в голову не придет вежливо спросить: «Уважаемые господа из вертикали! А вы никогда не попробовали быть хоть чуть-чуть умнее коня?»

В связи с переоценкой стратегических планов главной заботой вертикальных сказочников в 2015 г. стало выведение некрасивых бурых пятен с белого фрака (или уже френча?) Собирателя Земель Русских. Которые, к тому же, появились там не пойми зачем — как выяснилось апостериори. Ладно, допустим. Но как тогда быть с патриотическим воем 2014 г. про 20 миллионов русских, 25 лет изнемогающих под гнетом укронацизма?! Да никак. Забудьте. Сказано же — фальстарт. Пусть себе дальше изнемогают, им не привыкать. Может, со временем предпосылки дозреют. Хотя вряд ли. И вообще нам не до этого. Надо освободительный бюджет осваивать. Думаете, легко?

Вообще-то, если со стороны посмотреть, возможно и другое объяснение всей этой истории. Настоящей целью с самого начала было как можно больней наказать Украину за отказ возвращаться в кремлевское стойло. А изнемогающие под гнетом русские – не более чем предлог. Ну, что с ними сделается? Что по ту сторону границы, что по эту. Пробоины замажут глиной, окошки заткнут тряпьем, зиму на буржуйках продержатся. Покойников зароют. Бабы новых народят… Проехали, в общем. Кто старое помянет, тому глаз вон. Мы же патриоты! Нам, как великий народ, надлежит решать только величественных задач, понял-нет, дарагой? Не отвлекаясь на пустяки и нехороший разлагающий скептицизм, мамой клянусь…

Мировой масштаб

Следующая остановка – изнемогающие под гнетом мирового империализма братские народы Сирии, Ирана и «Хезболлы». Разве ж мы не мусульмане? Разве не патриоты? Разве можем в нелегкий час испытаний не протянуть руку помощи и отказаться от выполнения интернационального долга? Пепел Афганистана стучит в наше широко распахнутое сердце. Прям свербит под переносицей, честное слово.

Вскоре после того, как путинские соколы отбомбились в Сирии, 224 хорошо отдохнувших соотечественника, включая 25 детей, были убиты над Синаем. Опять удар в спину! Мы же так искренне верили в спецслужбы братского Египта! Так верили! Никому в голову не пришло перед началом операции принять дополнительные меры безопасности для защиты соотечественников на пассажирских рейсах. И, надо признать, египтяне до конца держались профессионального кодекса чести: так и не признали, что на борту состоялся теракт. Если бы не предательство англичан, французов (производителей самолета), турок (акционеров авиакомпании) и прочих шкурно заинтересованных лиц, все было бы с чувством глубокого удовлетворения спущено на тормозах.

Народу уже честно и ненавязчиво было рассказано про криво приваренный французами хвост, про многочисленные конфликты экипажа с жадными турецкими хозяевами, про давно выработанный технический ресурс борта и аварийные запросы на посадку незадолго до крушения.

Народ, понятное дело, поверил. Про французов-то и турок? Да в одну калитку. Мы же их били, откуда у них приличные самолеты?! Ежу понятно, сам развалился. Точно так же народ верил и Сталину с Молотовым, когда те втирали про необходимость оказать братскую помощь немецкому пролетариату в справедливой борьбе с развязавшими Вторую мировую войну британскими империалистами. Кто ж знал, как оно в итоге повернется! Но Сталин-то с Молотовым здесь причем? Они же только добра и справедливости хотели. Как и В.В. Путин с С.В. Лавровым. Ну, и еще чтобы с нами считались.

Поскольку завоевать уважение выдающимися экономическими, научными, культурными, технологическими и социальными достижениями за последние 50 лет (после того, как окончательно вымерли люди еще той, дореволюционной закваски и образования) никак не получается, остается последняя опция: опять достать из-под ватника Кузькину мать.

Мать Кузьмы во льдах геополитики

К сожалению, даже в этом победоносном контексте В.В. Путин более походит на зазевавшегося рыбака, перепрыгивающего с льдины на льдину во время ледохода. Бросил снасти, улов, на ходу уже и сам ватник скидывает. Не до жиру, быть бы живу! Внешний мир, затаив дыхание, наблюдает и тревожится: не дай бог, Кузькину мать обронит. Легко ли джентльмену без ватника-то?! Может, ему какую-никакую материальную помощь от месткома выписать? Так ведь, поди, опять в наперстки проиграет…

При взгляде из России угроза видится несколько иначе. Кузькиной матери мы не боимся — черт с ним, с Воронежем, в конце концов. Хуже, что вместо другого берега, до которого он чает доскакать – зыбкий советский мираж. А позади раскисшие льдины миражей вчерашних, предательски не оправдавшие доверия. Превращение рубля в мировую резервную валюту; 25 миллионов квалифицированных рабочих мест; тихая гавань или островок (они там плоховато разбираются в геоморфологии) стабильности; торговля нефтью за рубли и альтернативная нефтяная биржа; удвоение ВВП; пройденный пик кризиса и баррель, который не может стоить дешевле 60 долларов; 30 тысяч одних курьеров; выкопать пруд, построить мост и чтоб на мосту торговали купцы…

Впереди ледяная мгла. И растущие подозрения, что земли обетованной за ней нет. И купцов тоже. Если по чести, ее и в былые годы не было: у кромки паковых льдов им. И.В. Сталина можно было бить китов, спасать «Челюскина», выживать (впроголодь), воевать (числом, а не умением), громоздить идолов и сочинять героические легенды — но никак не строить конкурентоспособную экономику и государство. Процесс распада потихоньку продолжается. Нехорошие потрескивания доносятся даже из царства батьки Лукашенко, который долго справлялся с ролью общенародной Снежной Королевы лучше Путина. Но, видать, и Батьку достало глобальное потепление. Казахстан тоже косится в сторону: уж слишком эксцентрично ведет себя ледовый жонглер.

Зачем даром слова тратить – постсоветский геополитический реванш полнее всего описывается опять же пустым белым листом. Наши МИГи будут в Риге, не смешите мои «Искандеры», жалкий Европейский союз, пеньковой косичкой вкрученный в могучий кран Газпрома, неминуемый крах империи доллара и глупые американцы, прыгающие в космос на батуте, – куда в 2015 г. делся весь этот рождественский вертеп? Тонем, братцы! И одновременно еще горим. Ну, в смысле синим пламенем патриотизма и державничества.

Сколько раз их по-хорошему предупреждали: не садись на газовый пенек, не ешь нефтяной пирожок. Козленочком станешь! Но им все пофиг: империя зла, полюбишь и козла. И хоть бы раз, козлы, подумали – кому они в Риге нужны со своими МИГами? Кому от них станет лучше, кроме выдающегося русского патриота по фамилии Линдерман? Ему, впрочем, тоже лучше не станет, потому что он усталый состарившийся мазохист, тщетно ищущий порки от властей то в Риге, то в Москве. Он уже всем надоел, и ему уже все надоели. И вы, господа, со своими МИГами тоже.

У вертикали остается одна, целиком вынужденная стратегия. Вперед и вниз, к полной и окончательной заморозке и анабиозу. «Железный занавес», ватная изоляция, «холодная война», суровые нитки, духовные скрепы. Цель ничто, движение все. Иначе Гаага, черенок от лопаты, бог знает что еще с цепями и шестеренками из линдермановского секс-шопа. Страшно. Не спать, замерзнешь! Полоса, вчера казавшаяся черной, сегодня выглядит белой – а как иначе, если цель лежит внизу и задана иллюзией былого величия. Где мы решительно давали отпор вражеским козням, сплоченно преодолевали временные трудности и твердой поступью скакали к светлому будущему. В действительности необратимо отставая от конкурентов. Пока в конце концов не допрыгались до закономерного итога.

Что случилось с путинской элитой? Она заблудилась

Который, милые, год нынче на дворе? Решающий, определяющий или, как надеются оптимисты, завершающий? Да кто ж его знает. И какая, собственно, разница, если в советском мифологическом тумане не предусмотрено ни времени, ни пространства. Патриарх Кирилл вслед за президентом Путиным повторяет, что Россия ведет в Сирии оборонительную войну. Господи, покажите ему на карте, где Сирия и где Россия! Он даже не понимает, что перепевает Галича полувековой давности: «Граждане, отечество в опасности, наши танки на чужой земле…»

Они действительно утратили чувство реальности. И, кажется, им это нравится. Дарит иллюзию силы. За счет приобщения к иллюзии величия.

Ну нарисуйте, пожалуйста, на глобусе – нет, даже не реальные, а хотя бы ментальные границы вашего «Русского Мира». Обозначьте, где вы их себе мыслите. И прикиньте, как намерены оплачивать их возвращение, обеспечивать силовой и административный контроль, привлекать инвестиции, оплачивать социальные программы. Только, по возможности, честно.

Ответ «как Сталин» не проходит, ибо нечестен. При Сталине не платили пенсий, доля стариков в структуре населения была втрое ниже (долговременное наследие счастливых царских времен и бэби-бума сравнительно сытых лет НЭПа), образование в старших классах было платным, еду выдавали по карточкам и жилой площади приходилось менее 7 кв. м. на человека. Сейчас, для справки – почти 25 кв. м. И все равно мало.

Если честно возвращаться к сталинским стандартам, придется согласиться, чтобы к вам (к вам, конкретно!) в квартиру подселили десяток новых жильцов, втрое-вчетверо увеличив нагрузку на квадратный метр. Чтобы зарплату платили деревянными рублями (а трети населения вообще не платили). Да! Еще придется уничтожить каждого второго мужчину в возрасте старше 60 лет и женщину старше 55. Чтобы не дармоедствовали на могучем оборонном бюджете Родины.

При таких (и еще многих других – всех не перечислишь!) материальных ограничениях и сегодняшних политических реалиях, включая «гибридную войну», память о Голодоморе и пр., и пр., прикиньте для себя. Малороссия в «Русский Мир» реально входит или уже нет? А Киев – мать городов русских? А «Белая Русь» под властью суверенного батьки? А Восточная Пруссия? Гренадскую волость, за которую хлопцы, покинув хату на Лубянке, ездили воевать в 1936 г., не забыли? Как сами-то думаете — через 5-10 лет соседи будут ближе к Москве или отшатнутся еще дальше и необратимей, опасаясь ледогона с Кузькиной матерью и керосинкой в руке?

И еще. (Только опять по возможности честно!) Скажите, что надлежит сделать, чтобы хотя бы существующие границы «Русского Мира» в среднесрочной перспективе удержать, уж не замахиваясь на ваши сказочные. Побольше ракет и атомных подводных лодок или понадежней рубль, побогаче экономику, поярче культуру и язык, почестнее выборы и СМИ, повыше международный имидж и престиж?

Женский батальон

Нет, все мимо и зря. Не врубаются. Любая, пусть хотя бы словесная четкость и конкретность невозможна и недопустима в мареве путинской дурман-машины. Опять в ходу вербальные пузыри без адреса и смысла, значение которых радикально меняется в зависимости от того, кто их произносит. Кощунство, глумление, святыни, заветы, духовность…

Для меня, например, кощунство – это использование драгоценного русского языка, чтобы пороть восторженную ахинею или глумливо врать народу через ТВ. А для тех, кто этим кормится (в том числе в рясах) – наоборот, святотатственна сама мысль о том, что они всего лишь паразитируют на народе и языке, которого, в общем-то, недостойны.

Быстрое разрастание словесного желе закономерно влечет за собой ренессанс такого занятного феномена как политическое кликушество. Оно столь же необходимо и органично в путинском ландшафте, как явления предателя-вредителя или удара в спину. Поменьше рационального, побольше ада и визга. Чем хуже реальные дела, тем выше ценится надрывность, когда В.В. Путин и избранный им курс не по хорошему мил (на трезвую голову там и вправду хорошего немного), а по милу хорош. Соответственно, на эстраду выходит ансамбль девчат-комсомолок из деревни Потемкинская, готовых грудью согреть и защитить утомленную несправедливыми ударами спину любимого начальника.

Темп речи ускоряется, напор усиливается. Содержательная часть идет лесом. «Как мать говорю и как женщина…» Понятно, в этом непростом жанре в первую очередь преуспевают лица мужского пола, вроде Д. Киселева. Но и у настоящих женщин тоже порой получается совсем неплохо. Вспомнить хотя бы гражданку Тимашук, которая преуспела в разоблачении врачей-отравителей. Без ее кликушеской арии спектакль 1952 г. много потерял бы в смысле зрелищности и эффективности. Милые дамы придают вялотекущей патриотической истерике живительную нотку пряности и стервозности, на что растерянной маскулинной оппозиции ответить совершенно нечем.

Кликушество полезно и интересно еще и тем, что оно заразно в социальном смысле. В былые времена женщины впадали в истерику целыми деревнями; бывало, болезнь распространялась сразу на несколько соседних сел. Но до масштабов целой страны эту форму коллективной реакции на стресс смог распространить только гений тов. Сталина. Даже не имея телевидения, он сумел заставить миллионы пребывающих в застарелой фрустрации граждан искать и находить затаившихся шпионов и врагов среди соседей, коллег, друзей и ближайших родственников.

Сегодня мы только в начале этого славного пути. Но стилистика уже узнаваема.

Мы же себя показали наконец? Считаться заставили?! С колен поднялись?! А они, подлецы, нас в ответ санкциями! Предатели!

Да, да, конечно. Поднялись, показали и заставили. Еще как! Вон, Леся Рябцева показала. И Кристина Потупчик тоже. И у Ирины Яровой тоже совсем неплохо получается. А еще Мария Захарова, Валентина Матвиенко, Вероника Крашенинникова и вся прочая обобщенная Света-из-Иванова. Жаль, давно г-жи Нарочницкой не видно – все ли у нее в порядке? Или по-прежнему укореняет «Русский Мир» в Париже? Нелегко ей, поди, без МИГов и Кузькиной матери. Но все равно от напора этих сладкоголосых сирен любой клеветник и отщепенец, подкравшийся для удара в спину, трепещет и бежит.

С ними трудно спорить. Ведь где-то там, в суровом поединке неизвестно с кем мы действительно кого-то одолели. Пресекли, выслали, вскрыли, дали духовными скрепами по сопатке, начистили нюхальник и выписали пендюлей. Безальтернативно заняли достойное место! (Где-то наравне с Турцией, позвольте уточнить?!) Ах, как вам не стыдно лезть со своей шовинистской конкретикой в прекрасный мир женских фантазий! Вы еще спросите, сколько это стоит. Мы всегда знали, что Путина критикуют лишь уроды и завистники за деньги Госдепа, а теперь это очевидно буквально любому, у кого есть глаза…

Короче, враг наголову разбит и в панике отступает. По всем направлениям. Какая разница, где и когда. Везде и всегда! В день какой, неведомо, в никаком году…

В этой взмыленной среде хорошо подготовленная кликуша с ведром развесистой клюквы стоит матерого боевого слона. Ладно, ладно, бог с ними, довольно. Но дальше-то что?

А дальше будет только лучше! Тоже по всем направлениям, азимутам, радиусам и векторам. За исключением отдельных недочетов — у кого не бывает? — мы своих недостатков не скрываем, мы с ними боремся и боролись, и было бы гораздо лучше, если бы некоторые не раскачивали лодку — не лили воду на мельницу — не отравляли своим присутствием — не вставляли палки в колеса, елки в палки, руки в брюки, дедку в клетку, клетку на скрепку, бабку за попку… А также ложку дегтя в чувство локтя. Вот! Съел?!

Может им на допинг провериться, как нашим олимпийским чемпионкам по легкой атлетике?

Светлое будущее

Задача на 2016 г. – остановить и законсервировать текущее прекрасное мгновенье. На максимальный срок. Улучшить все равно не удастся — и все это понимают. А консервация для вертикали как раз задача понятная и привычная. Ее решение определяется вовсе не повышением уровня жизни, экономическим ростом и прочей чуждой нам ерундой, а высотой, длиной и толщиной «железного занавеса».

Поэтому пафос наступающего года ясен: это будет год небывалой духовности. И небывалой цензуры. В частности, из классического новогоднего приветствия «Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты…» вырежут вторую часть, где пытливая советская детвора интересуется подарками и дедушкиной сексуальной ориентацией. Для решения этой архиважной задачи уже создан специальный фонд и объявлен тендер. Так что подарков точно не будет. Насчет ориентации скоро увидим. А до той поры будем тянуть и жевать идеологическую резину вне времени и пространства.

2016 г. не будет ни решающим, ни определяющим — эти понятия утратили смысл еще 40 лет назад вместе с разговорами о более высокой производительности обобществленного труда и исторических преимуществах планового социалистического хозяйства. Не будет он и обещающим: все уже обещано до нас, причем не единожды. Хочешь – не хочешь, ему остается быть только отвлекающим, запрещающим и вдохновляющим. Других вариантов нет.

Опасность в том, что вертикаль не знает ничего более вдохновляющего и отвлекающего, чем маленькая победоносная война. А подходящих соперников вдоль забора уже не осталось. С Украиной не вышло, с Турцией и НАТО страшно, с ИГИЛ как-то вязко и беспросветно… Прибалтика? Опять НАТО. Остается переключаться на внутренних врагов.

Года на два, пожалуй, хватит. На три – уже сомнительно. Но раньше или позже все равно рухнет. И тогда начнется вовсе не аккуратное возвращение к нормальным европейским нормам жизни (на что почему-то надеется прогрессивная общественность), та же война – только не маленькая и не победоносная. На территории России. Между группировками силовиков, созданными режимом вроде бы для обеспечения баланса и безопасности.

Вертикальные режимы не только заводят страну и население в социальный и хозяйственный тупик – это бы еще полбеды, но и крайне затрудняют мирный выход из этого тупика. Он так устроен, что оттуда легче вниз, чем вверх. После падения вертикали в тупике остаются горы оружия, толпы потерявших работу мужчин, умеющих только воевать, миллионы фрустрированных граждан с пропагандистскими отрубями в голове и критическое количество карьерных авантюристов, всем жизненным опытом приученных презирать разного рода конституции, писаные законы, нормы и прочие права человека. Единственный настоящий закон, который они знают и понимают, въелся в каждого советского человека: кто сильнее, тот и прав… Я начальник – ты дурак… Винтовка рождает власть… И т.д. Наши победоносные люди выше и вне (опричь) закона! Они не ошибаются. Они и есть закон!

Вообще-то говоря, это называется мафией. Когда наступает время выбираться из тупика, группировки хорошо подготовленных вооруженных людей, приученных считать себя выше всех, начинают активно выяснять, кто кого из них сильнее. То есть правомочнее. Чтобы из такой ситуации вырулить без гражданской войны, надо обладать не только большим политическим талантом, но и элементарным везением. Кто может быть уверен, что нам повезет?

В этом смысле русско-украинская гибридная война 2014-15 гг. – всего лишь отложенная плата за долгое существование сталинского СССР. Ельцин с Кравчуком сумели договориться о мирном расставании – возможно, потому что у обоих были слабые политические позиции и отчаянный дефицит материальных ресурсов. Путин (благодаря не им проведенным экономическим реформам и крайне удачной сырьевой конъюнктуре) смог увеличить запас ресурсов и укрепить свои политические позиции. После чего вместо того, чтобы заняться дальнейшим экономическим ростом и приближением государственного аппарата к реальным нуждам граждан и регионов РФ, пал жертвой пошлых советских соблазнов. Не устоял, захотел исправить «историческую катастрофу» и восстановить Великий-Могучий — как это виделось в его травмированном Лубянкой сознании.

Исправил, низкий ему поклон. Теперь ясно, что робкая надежда отделаться от сталинского мафиозного наследия единовременной выплатой 1991 г., не оправдалась. Процесс продолжится: мертвый через систему выморочных приоритетов прочно держит живого. Значит, Воронежу все-таки следует приготовиться – просто так гэбэ и прочие силовики своих эксклюзивных прав не отдадут. Даже если бы – допустим! – захотели.

В самом деле, куда в случае перехода к реальной демократии денется Чечня вместе с ее специфическим вождем и воинством? Будут сидеть и смирно ждать следователя с вопросами о десятках бессудно убитых – начиная с Немцова и Политковской? Едва ли. Скорее, будут до последнего защищать свое суверенное право мочить, кого считают нужным, пилить федеральный бюджет и держать смердов (лохов) любой национальности в страхе и покорности. А если что, к их услугам моральная и материальная поддержка всего братского мусульманского мира.

Благодаря победоносным усилиям В.В. Путина, распад СССР в сравнении с все более вероятным распадом РФ вполне может показаться детским утренником. В соответствии с уже описанным сценарием: то, что вчера казалось черной полосой, на самом деле было белой.

Но это еще не скоро. До всего надо дожить. Так что с Новым годом вас.

Фото: Россия. Казань. 30 декабря 2015. Покупатель в магазине с брендовой продукцией "Вежливые люди" в международном аэропорту города. Егор Алеев/ТАСС

[Дмитрий Орешкин]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=2015
6 ОКТЯБРЯ 2005 г.
moscow_city.izbirkom.ru
Декабрьские грозы – большая редкость. Но, с другой стороны, ведь глобальное потепление. Если в 1993 г. явка на первые выборы в Московскую Городскую думу превысила 57% (конечно, благодаря совмещению с федеральными выборами), то в 1997 г. она снизилась до 31, а в 2001 – до 29 процентов. И вот ВЦИОМ сообщает, что в декабре 2005 на выборы собираются идти опять аж 57%. Из этого числа 39 пойдут железно, а еще 18 - скорее всего. Поскольку благими намерениями мостят известно, какие дороги, явка, полагаю, составит 40 плюс-минус 5 процентов. Что все равно значительно выше, чем в золотой лужковский век.

Климат все-таки меняется?

Мне кажется, Москва раньше других регионов выходит из по-своему сладкого постперестроечного раздраженного покоя. В начале 90-х грезилось, будто достаточно отменить коммунистический диктат, слезть с кушетки – и свобода нас встретит радостно у входа в общеевропейский супермаркет. И братья чек нам отдадут. К концу 90-х стало ясно, что мечты идиота сбылись бесповоротно – только этого мало. Братья оказались сволочеватые, а публика в супермаркете не всегда восхищалась вольнолюбивой привычкой народа-богоносца справлять малую нужду под прилавок. Кто-то, с одной стороны, за эти беды должен был ответить, а кто-то, с другой стороны, – спасти и защитить. Ответом на сей глубинный запрос пришли Лужков на московском Олимпе и Путин на федеральном. Сильные лидеры. Они – умеют!

Обретя искомое, народ-богоносец во главе с интеллигенцией как носительницей лучших его черт с облегчением перевел дух и занял привычную позицию на кушетке: все вокруг воры и подонки. Один приличный человек – прокурор. Да и тот, по чести сказать, свинья. Но хоть меру знает и населению слова говорит. Как положено, часть из устроившихся на кушетке акцентировала мысль о приличном человеке, а часть – о свинье. Но и те и другие с готовностью делегировали начальству эксклюзивное право на политическое действие. Целомудренно сохраняя себя, любимых, в покое и нравственной чистоте кушеточного созерцания. Зачем выборы в такой традиционной ситуации?!

И вот – не совсем по своей воле – общественное мнение опять вынуждено слезать босыми ногами на холодный декабрьский пол. Один Олимп явно идет на конфликт с другим. Столкновение грозит ущемить едва-едва появившиеся частные интересы сограждан, у которых от долгого лежания на основном предмете российского политического быта завязался какой-никакой жирок на брюшке. В конце концов, смачно плюнув на выборы и демократию, они вовсе не обещали плевать на собственные материальные интересы. И слава богу. Значит, народ не хуже любых прочих.

А тут беда катит в глаза! Питерские у стен белокаменной. Лужковскую бригаду в лице Шанцева, Бооса, Меня, сделав предложения, от которых невозможно отказаться, развели по провинциям. Мадам Батурина активно выводит средства из цементно-строительного бизнеса. Равно как и месье Ресин. Сам глава клана ускоренно строит редуты вокруг Мосгордумы. Которую ему, возможно, позволят контролировать в качестве утешительного приза и гарантии спокойной старости. А возможно, и не позволят.

Кто такой спикер Лужков без полномочий мэра, без бюджета, аппарата и проверенной в боях команды? Усохшая и побледневшая копия спикера Грызлова. Не власть, но тень власти. Что такое «Единая Россия», если она очевидно расколота на федеральную и городскую группы, которые слушают, соответственно, Грызлова и Лужкова? Два профсоюза бюрократов, которые делят не путевки в пансионат, как во времена СССР, а Клондайк-Сити с валовым производством 100 млрд у.е. в год и городским бюджетом около 15-17 млрд у.е.

Что думает крупный, средний и мелкий бизнес Москвы, привыкший под Лужковым худо-бедно проворачивать за год те самые 100 миллиардов? Велика Россия, а отступать некуда: губернаторских постов на всех не хватит. Вздыхая, он смекает, что а) придется по новой договариваться с новым начальством и брать на себя повышенные социалистические обязательства; б) хорошо бы сохранить хоть минимальные гарантии того, что начальство эти социалистические обязательства не задерет так, что от конвертиков придется переходить к мешкам. А что, кроме парламента, может служить хоть какой-то гарантией?

Давно кончилось первое время наивных выборов в плену идеологических иллюзий. На глазах кончается второе время циничного наплевательства на все и всяческие иллюзии – а заодно и на выборы. Начинается третье время – выборов по конкретному интересу. Москва, декабрь 2005 будет первой вешкой на этом повороте.

За 15 лет мы прошли огромный путь политического взросления. Если поглядеть со стороны, прошли по европейской, в общем-то, траектории. А сейчас есть реальная угроза сбиться. Тоже по-европейски – но в тупичок. Лет на 5-10. На выборах в Мосгордуму будут испытываться принципиально новые аранжировки политических интересов. Впервые будет рационально и по-новому представлен левый фланг. Не в смысле воплей о Ленине/Сталине, которые живее всех живых, а в смысле внятной социал-демократической программы экономических соблазнов. «Родина» будет целеустремленно прокачивать тему неприязни к «гостям столицы» – и это тоже новая и эффективная формулировка интереса значительной группы москвичей.

На этом фоне привычные рассуждения о свободах, правах человека и прелестях рыночной экономики, которые раздаются с правого фланга, выглядят откровенно провальными. Очень хорошо, что удалось объединиться. Теперь бы еще объяснить, для чего это сделано. На языке, привязанном к интересам и страхам конкретного москвича.

В стилистике третьего времени. Иначе на выборы и ходить не стоит.

[Дмитрий Орешкин]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=2135
20 ОКТЯБРЯ 2005 г.
yahoo.com/afp
Китайский опыт — один из маяков, проливающих спасительный свет на сумерки межеумочной постсоветской эпохи. Он интересен сам по себе, как говорилось в советские времена — «объективно». Но еще более интересно его субъективное восприятие нашими согражданами. Воспитанные в простоте истмата, они чувствуют себя сиротами в сложном и огромном мире, который вдруг обрушился на их неокрепшие головы. И, понятное дело, хватаются за соломинку. Гребут, гребут на свет маяка! Мол, у китайцев все как надо – и держава в порядке, и экономический рост по 10 процентов в год! Душами соотечественников обуревает глубинная жажда опоры, подчинения и величия. В миражах этой испепеляющей жажды подвиги Китая приобретают поистине мифологическое величие.

Известный силой духа экономический сектант Андрей Паршев в замечательной во всех отношениях книге «Почему Россия не Америка» («Крымский Мост», Москва, 2001) уверенно говорит: «Китай, это уже очевидно, победил Запад в экономическом соревновании. Мало того, что его ВВП догнал американский – это настоящий ВВП, не дутый сферой услуг, как в США. И долларов китайская казна набрала столько, что выброси их на валютные биржи, и доллар рухнет». И в другом месте, для вящей крепости веры, добавляет: «С 70-х годов даже уровень жизни в США постоянно снижается... процесс этот просто незаметен». Незаметен, по мнению Паршева, оттого, что глупые американцы не видят, как за обновляющейся номенклатурой товаров буржуазная экономика прячет их реальное удорожание.

Такова простая реальность мифа. Но есть и другая, несколько более сложная. Она такова. В Китае только что прошел пятый пленум ЦК КПК. К пленуму двое тайконавтов совершили второй в истории страны пилотируемый космический полет. Прогресс налицо. И, в самом деле, не маленький. В июле рейтинговые агентства S&P, Moody и Fitch опять повысили стране кредитный рейтинг. Мировой Банк по итогам 2004 года поместил экономику КНР на седьмое место в мире. Ее объем составляет примерно одну седьмую часть экономики США и превышает объем экономики РФ. Правда, в пересчете на душу населения Россия опережает Китай в разы, а Америка – в десятки раз. Тем не менее, если нынешние темпы роста сохранятся, китайцы по валовому продукту догонят США к 2046 году. То есть мифологическая реальность Паршева опережает более трезвую реальность Мирового банка почти на 50 лет.

Вряд ли они совпадут даже по прошествии этого срока. Дело в том, что КНР в результате тридцатилетнего роста приблизилась к порогу, когда требуется качественный прорыв. Примерно как СССР к концу 60-х. В терминах экономики это значит, что настала пора переходить от экстенсивного хозяйства к интенсивному. Сегодня 8-9 процентный годовой рост (10% на самом деле в прошлом) в Китае сопровождается 15-процентным ростом потребления энергии. С трудовыми ресурсами дела обстоят так же. Если прорыва не будет, завтра рост окажется слишком дорог в деньгах, слишком разрушителен в экологии (неконтролируемое увеличение отходов) и жестко ограничен в естественных ресурсах – в том числе в критически важных для Китая земельных и водных.

В терминах социологии это значит, что прибитое маоизмом население через одно поколение научилось держать голову чуть увереннее. Раздражение властью зреет и внизу, и наверху. С этим, в частности, связан небывалый даже для Китая уровень закрытости пленума и крайне обтекаемые формулировки итоговых документов.

В 2004 г. зафиксированы 74 000 протестных акций населения против отдельных недостатков отдельных органов власти в отдельных провинциях. Вряд ли эти выступления можно назвать массовыми — в сумме число их участников составило, по официальной, оценке около 3 млн человек. Но для социалистического Китая поразителен сам факт их появления. Хотя оно и понятно. Как следует из августовского (2004) отчета Национального статистического бюро, среднемесячный доход примерно 350 миллионов жителей урбанизированной и процветающей приморской полосы, включая Пекин и Шанхай (именно здесь туристы и эксперты воочию наблюдают то, что называется китайским чудом), составляет примерно 130 долларов на человека. Включая миллионеров, естественно. В то время как для 700 миллионов сельских обитателей континентального Китая, где нет ни супергородов, ни зарубежных инвестиций, ни оплачиваемой работы, средний доход составил 31 доллар в месяц.

От 80 до 100 миллионов человек вообще без работы. Безработных в Китае больше, чем у нас в России работающих. Люди рвутся из голодной провинции в города, соглашаются на любые условия за любые деньги. 10-12 часовой день – не редкость. Охрана труда, медицинское обслуживание – не сравнимы даже с нашими мерками, не говоря о западных. Социальных пенсий по старости для большинства нет в помине. Нет и свободы перемещения. Если зону экономического чуда по-восточному пафосно уподобить поезду, идущему в будущее, то мест для всех в нем явно не хватает. Так у нас в 70-х было с Москвой. Административная машина, призванная уравновешивать диспропорции, перенапряжена, раздражена. И, что самое неприятное, обречена работать против интересов экономического развития.

Президент Ху говорит о необходимости сократить разрыв между бедными и богатыми. Он имеет в виду людей, но действует и на уровне территорий. У нас это называлось «стереть грань между городом и деревней». Центральная власть отбирает все больше ресурсов у процветающего приморья, приоткрытого рыночной экономике, и направляет их на державные интересы. Полет в космос – 6 миллиардов долларов. Укрепление армии и перевооружение – еще 30 миллиардов (официально) или 90 миллиардов («в серую», по оценке министра обороны США Рамсфельда). Приподнявшиеся региональные элиты ропщут или плетут «контрреволюционные заговоры». В ответ их подвергают чистке с обвинениями в баснословной коррупции. Для ведения административной войны с «поясом экономического чуда» власть вынуждена все сильнее опираться на поддержку военных, укреплять вертикаль и концентрировать полномочия. Впервые за многие годы первое лицо опять замкнуло на себя функции президента, генсека и Верховного главнокомандующего.

Опыт зоны «чуда» и интересы экономики требуют дальнейшей либерализации, конкуренции, экономической открытости, децентрализации и активизации частной инициативы. Интересы военно-промышленного комплекса, партийных идеологов и бюрократии, которые представляются публике как интересы стабильности и верности социалистическим идеалам, требуют прямо противоположного. Конфликт почти не проявляется на поверхности, но тем, кто жил в СССР, пузыри, всплывающие из омута, напоминают что-то очень знакомое. Более всего параллелей с переломной эпохой Хрущева-Брежнева.

Тоже мощный рывок экономики, освободившейся от оков параноидальной директивности Сталина. Тоже космос. Тоже жилищное строительство. Ощущение, что вот-вот «догоним и перегоним». Оттепель 60-х. Открытость миру. «Мы вас закопаем!» — сорвавшееся с уст Хрущева в адрес США. Но, с другой стороны, нарастающее беспокойство высшей бюрократии от утраты контроля, от проникновения чуждых влияний, появления каких-то странных форм низовой социальной активности…

Иногда совпадения смешны – вплоть до деталей. Вместо привычного жесткого пятилетнего плана КПК после пленума впервые выходит к народу с документом, название которого, следуя советской традиции, можно перевести как «основные направления экономического развития». Слова становятся все более неуловимы, а дела – все более предсказуемы.

Первый и важнейший шаг — ограничить свободу информации, усилить идеологический пресс. Приструнить всех слишком умных. Иначе массы людей, живущих как ласточки, в лессовых норах и питающихся впроголодь, начинают задаваться ненужными вопросами. Ненужные вопросы влекут за собой требования повышения уровня жизни. Повышение уровня жизни увеличивает издержки и снижает конкурентоспособность китайского экспорта. То же самое происходит, если либерализовать валютный курс. Чтобы не допустить того и другого, нужна жесткая административная рука. Но эта рука неизбежно душит потребление на внутреннем рынке, а значит, тормозит его рост. Чем, с одной стороны, усиливает зависимость страны от внешних рынков (именно поэтому Китай, вопреки Паршеву, никак не заинтересован в обвале доллара), а с другой – провоцирует социальную напряженность внутри. Давить которую правительство вынуждено не экономическими, а силовыми методами.

Пятый пленум сделал выбор в пользу китайской версии брежневизма. Как и в СССР конца 60-х, элита естественным образом предпочла сохранить и консолидировать власть и статус, вместо того чтобы шире раскрыть двери для модернизации. Обновленческий импульс Дэн Сяопина иссякает, наткнувшись на интересы партийной бюрократии.

Хотя слова, само собой, китайцами произносятся прямо противоположные. Это тоже знакомо. Можно ожидать, что еще несколько лет будут укрепляться внешние признаки государственной мощи и хорошо смотреться экономические показатели при едва заметном, но необратимом внутреннем торможении. Зона социального протеста понемногу переместится из маломощного и потому неопасного сельского Китая в зону бурного экономического роста, на которую Ху Цзиньтао хочет – не хочет, будет вынужден накидывать административную узду и все грубее ущемлять интересы ее обитателей. Столичный пояс Китая будет из года в год наращивать оранжевый (мандариновый?) оттенок.

Сколь долго будет накапливаться разрушительный потенциал и в какой форме он прорвется – бог ведает. Может, власть отреагирует «маленькой победоносной войной» против Тайваня, которую нарастивший мускулы военно-бюрократический аппарат затеет с целью сплотить нацию. Может, очередной массовой кампанией чистки коррупционеров и разложенцев. Может, будет гражданская война, конфликт с исламом где-нибудь в Синьцзяне или территориальные претензии к нашей Сибири. Может, что-то еще радикально иное с китайской спецификой.

У нас, если помните, эпоха брежневского гниения-процветания сопровождалась событиями в Чехословакии, вылазкой в Афганистан, но – главное – нарастающим чувством безысходности, отставания, ненужности и пустоты всего того, что из года в год долдонили стареющие персонажи с трибуны мавзолея. СССР с его директивной экономикой так и не смог перебраться через порог интенсификации. Для этого нужна была иная мотивация, иное соотношение прав гражданина и государства, иной уровень экономических свобод. И совершенно точно для этого не нужна была руководящая и направляющая сила с ее торжественными и неуловимыми по смыслу пленумами.

В результате у нас случилось все то, что случилось.
В Китае вряд ли будет мягче. Скорее, наоборот. Нам как соседу надо быть готовыми к любому варианту. Как оно ни повернись, мало все равно не покажется.
Между тем экономисты патриотического лагеря еще лет 5-10 будут лечить болящие души сограждан поучительными историями про китайский опыт. И про то, что виноват во всем, конечно, тлетворный Запад, заговорщики и разные прочие прихвостни.

А как же иначе? В противном случае им и жизнь не мила.

Обсудить "Чудо в перьях" на форуме

[Дмитрий Орешкин]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=2269
7 НОЯБРЯ 2005 г.
foto.rambler.ru
На неделе агентство Moody's в очередной раз объявило о повышении кредитных рейтингов Москвы и Питера. Прогноз – стабильный. Если вспомнить, что за 2004 Москва произвела валового продукта на 100 млрд долларов, собрав в свой бюджет за счет налогов около 17 миллиардов, становится ясно, что город в качестве профит-центра готов дать фору нефтегазовым полям Сибири.

Как же так? Ведь не сеет, не пашет, живет, сволочь, нетрудовыми доходами… Несправедливо. «Ты москвич?» – спрашивал трудовой народ у чванливых столичных жителей в советскую эпоху. И, получив утвердительный ответ, добавлял: «А где же твои колеса?» Сегодня шутка устарела — столичные жители пересели на иномарки, — но продолжают по-прежнему раздражать провинцию.

«Боже милостивый, — пишет «деревенщик» Василий Белов («Слово к Москве»), — почему Москва так безжалостна, так жестока к тем людям, которые кормят ее и поят, обувают и одевают, защищают от врагов и захватчиков?.. Мои пожилые соседки, которые день и ночь трудятся не покладая рук, не знают, куда деть молоко… А вы, дорогие москвичи, едите новозеландское масло и финский творог…» И в конце патриотичный вывод: «Долги города русскому крестьянству достигли астрономических цифр!»
Оскорбленное нравственное чувство оказывает странное воздействие на мозг писателя. Каким образом город ухитрился накопить астрономические цифры долгов перед селом, если он эгоистично не берет его продукцию? Видимо, долг совести. Тогда понятны и космические масштабы.

Вопрос серьезней, чем кажется. Ну да, раздвоение сознания. Ну да, шизофрения. Если бы в одной писательской голове, то и говорить нечего: считай, норма. Однако феномен очень широко распространен и явно имеет социальную природу. Общественное сознание смотрит на реальность, как известное сельскохозяйственное животное на новые ворота и совершает мучительный выбор: то ли реальность неправильная, то ли мои представления о ней. Само собой, выбор часто делается не в пользу реальности.

То есть Москва процветает неправильно. Беззаконно. Несправедливо. Антинаучно. Подобно раковой опухоли на здоровом теле. За счет мировой закулисы и врагов русского народа. А как же иначе? Иначе вся моя вера летит к черту, и какой же я тогда капитан-исправник!

Это и есть ментальный раскол. Признать реальность Москвы или отбросить ее как морок, мираж, вражескую пропаганду? Примерно так поступили в свое время красные кхмеры. Опираясь на лозунг Мао «Деревни окружают город», они разметали столицу Пномпень и истребили ее население. Оставляя в стороне моральные аспекты (зарублено свыше миллиона человек), в чисто функциональном смысле страна после этого замечательного эксперимента осталась без центра управления, обучения, культурной и научной жизни, медицинского обслуживания и пр. Победивший в битве за справедливость красный кхмер, если у него заболела жена или сын захотел получить образование, оказался вынужден решать эти проблемы с помощью деревенского колдуна. Или цитатника Мао. Что, в конечном счете, отбросило Кампучию не на десятки, а на сотни лет в прошлое.

В этом варварство материализма. Столица как социально-географический феномен действительно втягивает в себя безумные индустриальные, людские, пищевые ресурсы. А что она производит взамен — услуги? Деньги? Идеи? Кадры? Ценные указания? Как на грех, все какое-то не очень материальное. Выходит, налицо неравноценный обмен, несправедливость и, прямо сказать, эксплуатация.

И здесь очень кстати подворачивается Маркс с его простой идеей для простых людей: философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его! Как изменить? А на основе очевидных представлений о справедливости. То есть эксплуататоров перебить, равенство учредить. Переводя на географический язык — стереть грань между городом и деревней. Милое дело!

И ведь сработало. Но только там, где идеологией удалось напрочь заслонить реальность. Потому что в реальности всюду в мире растут города. И чем они быстрее растут, чем сильнее богатеют, тем лучше живется и всем прочим гражданам. Всюду они втягивают в себя ресурсы, производя взамен нечто все более эфемерное. Подумаешь, деньги! Раскрашенная бумага. Подумаешь, образование! У нас каждая кухарка научится управлять государством. Подумаешь, менеджмент! Пролетарий, получив завод в свои руки, справится не хуже!

Просто есть справедливость симметричная, а есть – асимметричная. Настоящая реальность – асимметрична. А вымышленная, в упрощенной и адаптированной для люмпен-пролетариата форме, – всегда подчеркнуто симметрична. Потому что дураку непонятна разница между ним и умным человеком, и успехи последнего кажутся ему несправедливыми. А умному – понятна. И он лучше других знает, чем платит за то, что снаружи выглядит как успех.

Марксизм, как верно подметил Сталин в беседе с редактором своей биографии В. Мочаловым в 1946 г., – есть религия рабочего класса. Религия, претендующая на звание материалистической и научной, но на самом деле факты реальности легко приносящая в жертву идейной догме. Город – один из таких фактов. Как социальное явление, он самым откровенным образом показывает, что окружающее пространство («объект эксплуатации») нуждается в нематериальных ценностях, которые город производит, по крайней мере, не меньше, чем сам «эксплуататор» нуждается в твороге и добрых советах от Василия Белова.

Иначе бы городов на лике земли не было. А они – есть. Более того, именно они содержат многочисленных «поильцев и кормильцев», взыскующих социальной справедливости. Уж где-где, а в СССР сельское хозяйство всегда было дотационным и держалось за счет прямой подпитки из города — либо деньгами, либо демпинговой соляркой, комбикормом, студентами в качестве рабочих рук. Кому, как не Василию Белову это знать.

Ведь и книги г-на Белова издаются не в пасторальной сельской тишине, а на городских полиграфических комбинатах. И раскупаются тоже в основном горожанами. Равно как и газета «Завтра», где он публикуется. Да и вообще книжное и газетное дело без города немыслимо. Не только в смысле материального производства бумаги и типографской краски, но, прежде всего, в смысле воспроизводства нематериальной интеллектуальной среды. Именно в городе (в глобальном смысле слова) рождаются и реализуются прогрессивные технологии. Например, майкрософтовские, на основе которых наши ревнители социальной справедливости создают патриотические сайты и верстают газеты, полные инвектив в адрес глобалистов и прочих врагов отечественной идентичности.

В эпоху, когда экономика все более становится нематериальной, сервисной и информационной, грубость и хамское унижение реальности до уровня материалистических представлений о том, как «оно должно быть устроено», становятся не только социально опасными, но и откровенно смешными. Вы-то откуда знаете, как оно должно быть? Кто напел г-ну Белову, что именно он — носитель русской идентичности и имеет право от ее имени вещать? Почему не мы здесь – в интернациональной, космополитической и конкурентоспособной Москве? Только потому, что у него лапти под лавкой лежат и лампадка перед иконой теплится?

Если Россия хочет быть конкурентоспособной в современном мире, она вынуждена ставить на города. Ставить на лидеров. На тех, кто берет на себя ответственность, рискует, ошибается и успевает исправить ошибку прежде, чем догонят конкуренты. Город — это место, где туже стиснуто социальное пространство и теснее сжато социальное время. Где за один день человек получает больше данных, совершает больше встреч, тратит и получает больше денег и принимает больше решений. Уже только за счет этой интенсивности, тесноты и спешки, которая всех нас так утомляет и раздражает, он, трижды проклятый и москвичами, и, тем паче, «гостями столицы», оказывается таким изворотливым, продуктивным и — богатым.

И не странно ли, что именно в нем, так явно перенаселенном, находятся все новые и новые рабочие места, новые профессии, новые способы производства, новые услуги, новые идеи и новые деньги? И ведь находятся. И люди едут и едут. Проблемы возникают. Проблемы решаются…
Город тянет за собой страну. Он придумывает для нее новые решения. Он – мозг, окно в будущее. За это ему страна, грубо говоря, и платит.

Обсудить "Город как олигарх. Часть I" на форуме

[Дмитрий Орешкин]

http://3.3.ej.ru/?a=note&id=2298
10 НОЯБРЯ 2005 г.
fotomoscow.homefree.ru
Город — реальность, которая раздражает. Но которую надо понимать и уважать. У него своя мера ответственности: беда, если он свихнется на величии, впадет в маразм или в летаргию, не сможет произвести для страны элиту, которая способна распознать и вовремя остановить сползание социума в бездну. Русская катастрофа 1917 года, в частности, была связана и с этим: не нашлось в столичных городах, среди лидеров, вменяемых и решительных людей, чтобы задавить кровавый хаос в зародыше. А потом – пошло-поехало. От неспособности дать теоретический отпор до неспособности защитить право и закон. А затем и собственность. А затем и жизнь. А затем и страну, и народ.

В конечном счете – даже грубо-материальную структуру расселения, то есть сеть тех самых российских городов.

Потому что впереди идет идея. А материя – следом. Сталин это знал лучше других. Идеологию он хранил пуще всяких там людей, городов, сел и прочей материальной мелочи.

В результате реализации революционных идей в СССР произошла деградация географического скелета городов по сравнению с досоветской эпохой. До революции у страны было две конкурирующие столицы плюс стремительно развивавшиеся Киев, Баку, Владивосток и Владикавказ, Одесса, Харьков, Ростов, Воронеж, Ярославль, Архангельск, Новониколаевск (Новосибирск) и масса других городов, естественно забиравших функции региональных столиц и точек роста. Процесс шел даже быстрее, чем в США, где росли Чикаго, Детройт, Сан-Франциско, Филадельфия и т.д. Но советская власть затормозила, а местами обратила вспять процесс развития городов как самодостаточных центров социальной и экономической активности. Питер пал первым – как бы в наказание, что не смог удержать революцию. А затем страна вернулась к политике городов-заводов, что почти буквально повторяет сценарий восемнадцатого века: комбинат и при нем мрачный город как место размещения полукрепостных трудовых ресурсов. И не более того.

Города как свободные фокусы социального (политического, культурного, демографического, рыночного) пространства были замещены городами как центрами оборонки. Москва же стянула на себя непропорционально много функций, отобранных у провинции: культуру, всю политику, всю инновацию, почти всю науку. Поэтому, когда оборонка оказалась неактуальной, у огромного числа наших городов не оказалось в запасе альтернативы.

Здесь кроется дополнительный источник неприязни к столице. Для патриотов советского быта сам по себе факт стремительного роста столичной экономики за счет развития сектора услуг сегодня смотрится как предательство. Город второго порядка, вся жизнь которого была замкнута на военное производство за счет госзаказа, а не на рынок и не на интересы населения, искренне не понимает, как можно расцвести столь быстро и легко, как Москва. Людям кажется, что Москва поднялась не за счет собственных преимуществ, а за счет эксплуатации окружающих. Однако в Москве тоже лежали и ЗИЛ, и завод «Москвич», и многие другие производства, для продукции которых не оказалось места на рынке. Тоже был кризис. Но поскольку у столичного города были в запасе ресурсы иного плана – прежде всего, людские, — на месте вымирающих гигантов выросли новые, немыслимые прежде места трудоприложения.

Впрочем, в антимосковских настроениях своя логика, конечно, есть. Но слегка кривоватая. Москва как плод властной гипер-централизации в советскую эпоху не столько сама процветала, сколько других тормозила. То, что в ней была колбаса, а в Красноярске не было, сегодня не кажется бог весть каким преимуществом. Тем не менее, когда поводок отстегнулся, именно Москва ушла в отрыв. Не на колбасе – на людях. Сегодня, через 15 лет, другие города худо-бедно тоже начали подтягиваться. Ну и дай бог. А вот до села, откуда все, что было способно передвигаться, убежало, ушло, уползло еще в брежневские времена, возрождение дойдет еще не скоро.

Восстановление идет быстрее, чем деградация, но меньше чем за поколение невозможно восстановить то, что рушилось в течение трех. А покуда структура не восстановится – отрыв лидера будет раздражающе велик.

Спасение не в культивировании обид и комплексов, а в способности смотреть в лицо реальности. Москва – лидер. Она, в частности, обязана создавать правовое, инфраструктурное, политическое пространство, способствующее развитию подопечных территорий. И как раз в этом отношении претензии к ней сегодня оправданы: вместо того чтобы помочь регионам развиваться, она опять пытается их встроить в советскую «вертикаль», отбирая ресурсы на государевы нужды. Эта ложная трактовка лидерства даст горькие плоды не сегодня и не завтра, а через несколько лет. Ведь страна и люди живут не Москвой, а провинцией. Значит, оставьте деньги там, где люди и где страна. Они без вас лучше разберутся… Однако – Государство! А вот оно как раз живет не провинцией, а Москвой. В Москве – министры. В Москве – программы. В Москве – казначейство, оборона, полиция и прокуратура… В Москве – о! — Кремль.

Москва как город стране очень нужна. Москва как Кремль нужна не столько стране, сколько Государству. Чувствуете разницу? Вот и решайте.

Точно можно сказать, что России, которая по площади равна Канаде вместе с Австралией, физически остро не хватает десятка-другого межрегиональных столиц, чтобы осуществлялось эффективное управление гигантской территорией. То есть решение не в том, чтобы негодовать в адрес единственного нашего супер-города, а в том, чтобы создать условия для роста сопоставимых с ним конкурентов. Пусть Москва растет себе как Москва. Но совершенно незачем и даже опасно для регионов ей расти как Кремлю. Он и так себе лишних полномочий набрал – не справляется.

В течение последних 10-15 лет вдогонку пустились – с разной мерой успеха – такие столицы второго ряда, как Питер, Казань, Нижний, Самара, Екатеринбург, Ростов, Пермь, Красноярск, Новосибирск и некоторые другие в. Причем чем либеральнее была городская среда, тем лучше получалось. Что естественно. А, например, Воронеж, Ульяновск, Уфа, Челябинск – при очень неплохом потенциале остались явными аутсайдерами. Только из-за затянувшегося пребывания у власти начальников советского образца.

А сегодня, глядишь, и столица стала что-то слишком часто оглядываться на Красную площадь. Выгоды роста и своего центрального положения Кремль все очевиднее использует для фиксации преимуществ и удушения инициативы снизу. То есть лидер вместо того, чтобы искать более гибкие и совершенные методы, адекватные сложности окружающего пространства, предпочитает упрощать это пространство до уровня собственного понимания.
Ему опять виднее, «как оно должно быть устроено». Он знает лучше. Интересно, столичная среда снова проглотит эту пилюлю, или все-таки за время свободы она успела поднакопить сил для исполнения своей главной функции?

Обсудить "Город как олигарх. Часть II" на форуме

[Дмитрий Орешкин]

https://openrussia.org/post/view/12775/
13 февраля 2016
Политолог прочел в лондонском клубе «Открытая Россия» лекцию «Сталин и Золотая Орда: миф евразийства в путинском ''русском мире''». Мы публикуем видеозапись и текст его выступления.
Я буду говорить про Золотую Орду, немножко про Сталина и немножко про Путина. Дело в том, что Россия и Азия — это очень актуальная тема для русской культуры XIX века, и потом, на 100 лет она выпала из поля внимания. Она была табуирована, про нее забыли.

Весь XIX век обсуждались проблемы азиатчины в России, или татарщины, как ее называли. Блок пишет про скифов; последователи Блока, исходя из панмонголизма, пишут про евразийство — этот термин пародируется выражением о том, что Россия это скорее, тогда уж, «азиопство», а не евразийское государство, и так далее.

Но когда думаешь об этом, сразу возникает вопрос: что такое Азия? Это же не Индия, и не Персия, и не Япония. Вот что такое азиатство? Обидный такой термин — я прошу заранее прощения за неполиткорректность, терминология еще не отстоялась.

Мне кажется, что дискуссию через 100 лет надо бы было развернуть и сделать конкретней. Дело в том, что Азия — это слишком общий термин, а на самом деле есть азиатские оседлые цивилизации, которые оставили после себя города, памятники архитектуры, замечательную письменность, и есть азиатские номадические или кочевнические культуры. Вот как раз с ними Россия и взаимодействовала — через Батыя, через Мамая, и поэтому термин «азиатство», или «азиатчина» — с уничижительным оттенком, относится, прежде всего, именно к ним.

И как бы ни относились русские люди к этой вот азиатчине, на самом деле наша культура очень многое приняла от них и освоила.
Чтобы быть более конкретным, я хотел бы добавить географическую составляющую, а именно — отношение к ландшафтам. Потому что, если представить себе географическую среду, географическую оболочку как некую запоминающую поверхность, то от номадов, кочевников, на ней практически ничего не осталось. А от оседлых цивилизаций остались памятники, остались и материальные напоминания, осталась вполне состоявшаяся письменная культура.

Прежде всего, первый раздел касается незримого присутствия азиатской, кочевой составляющей в русской культуре.

В 1825 году, будучи 26 лет от роду, Александр Сергеевич Пушкин пишет статью, которая называется «О предисловии г-на Лемонте к переводу Басен И. А. Крылова». Вот что пишет Пушкин, который был плодом лицея, плодом европейской культуры, которого дразнили в лицее, как француза. То есть человек, который воспринял западную культуру в более отчетливой форме, чем кто-либо другой в России:

«Г-н Лемонте напрасно думает, что владычество татар оставило ржавчину на русском языке. Чуждый язык распространяется не саблею и пожарами, но собственным обилием и превосходством… Рассмотрение сего вопроса завлекло бы нас слишком далеко. Как бы то ни было, едва ли полсотни татарских слов перешло в русский язык».

Тот редкий случай, когда Александр Сергеевич ошибается: следы тюркско-монгольских языков очень активно присутствуют в России, просто они стали уже русскими, и мы их не замечаем как чужие, — это наши слова. Я сегодня утром подобрал несколько десятков слов от А до Я, пришедших в голову, чтобы вступить в спор с Пушкиным: амбар, алтын, баклажан, балык («рыба» по-турецки), башмак, булат, болван (памятник или идол), боярин, диван, жемчуг, изюм, ишак, кадык, казан, карандаш, караван, караул, кобура, кафтан, кушак, лошадь, нагайка, сарай, табун, таракан, телега, тулуп, халат, чемодан, штаны, фарфор, ярлык (княжеский ярлык давал хан Золотой Орды на княжение российским князьям).

Мы пользуемся какао «Золотой ярлык», об этом не догадываясь. Более конкретные примеры и более интересные — русское слово «барин»: во времена Чингисхана его личная армия, особо доверенные люди были обеспечены близким к нему тейпом, если сейчас такими словами говорить, или кланом, или народностью, которая называлась «баарын». Они получали от Чингисхана первоочередные задачи, выполняли функцию телохранителей, получали первый кусок при дележе награбленной добычи.

Баарын — это этноним (название народности, племени, нации и т.д. — Открытая Россия). В Россию он пришел и трансформировался в термин «боярин». При царях, при великих князьях были бояре, которые не всегда отличались родовитостью, хотя это было желательно, но главным образом их благополучие, их статус зависели от приближенности к государю, а потом, еще через несколько столетий, это слово трансформировалось в термин «барин» — русский, оседлый, который совершенно не является каким-то конником, личным охранником и так далее, а наоборот, интересуется вполне оседлыми видами на урожай, крепостными девками, с удовольствием выписывает французские журналы и детей своих учит по европейскому канону.
И как бы ни относились русские люди к этой вот азиатчине, на самом деле наша культура очень многое приняла от них и освоила.
«Богатырями» называют наши патриоты тех, кто защищает людей в Донецкой и Луганской республиках от киевской хунты.

Кто-нибудь из присутствующих знает, как по-монгольски называется рубаха? Для меня интересно было узнать, что она называлась «уурубаха», со сдвоенным «у».

А вот такая бесформенная одежда, которая у немцев называется «кухлянка», у современных бурятов, потомков великого Чингисхана, называется «буулуза», с двумя «у». Ну, «куфейка», «сарпан» — это аналог сарафана, тоже, кстати, из восточных языков.

Для меня как для географа очень важно и понятно про четыре основных направления в географии: восток и запад — это славянские слова (на востоке солнце встает, на западе оно падает), а юг — это монгольское слово «джук», или «дзюк», означает направление, главное направление в монгольском представлении о мире. Вплоть до того, что хан назывался государем, сидящим лицом в направлении к югу.

Поэтому фамилия Зюганов переводится с монгольского как «Южаков». Такое русское слово, как «дорога», происходит от монгольского «дорга», которое в современном монгольском языке есть и обозначает «начальник».

В славянском языке то, что называется «дорогой», обозначается терминами «шлях», «путь»; если с Запада брать заимствованные термины, то «тракт», «трасса», а «дорога» — это был посаженный ханом начальник — «дорогá» или «д'арга», который собирал дань с вверенных ему территорий и отправлял ее в ставку хана. Соответственно, то направление, которое соединяло этого самого наместника со ставкой хана, и называли «дорогами». В русский язык это пришло как форма, отражающая «путь».
Надо иметь в виду, что была разница между терминами «д'арга» — хозяин той земли, которая существовала в рамках подотчетной великому хану территории, и «баскак», который выполнял те же самые функции, но в запредельных территориях. То есть он как бы обеспечивал сбор дани с формально не подчиняющихся великому хану территорий. Значит, «д'арга» — это как бы свой, «баскак» — это где-то там за пределами официально установленных, достаточно расплывчатых границ.

Например, Худяков, первый исследователь Казанского ханства, пишет, что территории податные, с которых собиралась дань, назывались при Казанском ханстве «дорогами». Алядская «дорога» — 166 алпаунских, то есть данных, податных дворов, Аркская «дорога» — 99 дворов, Зюрейская «дорога» — 203 двора.

Когда в документах Ивана IV пишут, например, «воинство Ногайской дороги» — это не значит, что это дорожные войска; это означает, что это воинство или орда, которая подчиняется ногайскому руководителю.

Ну, такие слова, как «нефть», «майдан» (по-турецки — «площадь»), «таможня» (от слова «тамга» — «печать»), — понятно, да? Слово «хозяин» — от слова «ходжа» («уважаемый человек»).

Любители обсценной лексики, конечно, меня бы осудили, если бы я не упомянул, что у забайкальских бурятов есть такой объект поклонения, называется «вечно цветущий, животворящий бугор», ему и сегодня поклоняются. Он осуществляет в картине мира бурятов связь человека с небом, мужское начало, тягу к высокому, сухому и правому. Кстати говоря, насчет одежды: правая сторона — мужская, левая – женская, — это тоже монгольская традиция.
Ну и называется, естественно, этот объект поклонения — «хуйбалдог»; противостоит ему женское, земное, низкое, влажное и восточное в монгольских языках.
То есть я хочу сказать, что мы дышим культурой, как воздухом, не понимая, откуда она взялась, и ощущаем его дефицит только, когда воздуха не хватает.

И политики точно так же следуют каким-то неосознанным культурным нормам, представлениям о благе, системам ценностей, приоритетов, которые унаследованы из прошлого, и мы их воспринимаем, как аксиому, которая даже не обсуждается. И даже не рефлексируем по этому поводу.

Но вот, слава богу, за последние лет 50 развилась такая наука как кочевниковедение — довольно противный термин. И она выработала такое понятие как вождество. Вождество — это еще не государство.

Государство — это устоявшаяся система с устоявшимися институтами и, прежде всего, обеспечения сбора налогов, с понятными процедурами престолонаследия, суда, прав граждан, распределения обязанностей.

Вождество от этого отличается тем, что оно целиком замыкается у кочевых групп на одного человека, у которого есть харизма, который объединяет различные группы кочевых народностей для одной великой цели, которая, как правило, связана с грабежом соседей, более богатых и более оседлых.

Чингисхан — типичный вождь. Есть такие понятия, как сложное вождество, когда несколько вождей объединяются, — или даже суперсложное вождество. Ну, и специалисты-антропологи, как всегда, активно спорят, что такое империя Чингисхана — это все-таки государство или суперсложное вождество?

Сколько ученых, столько и мнений, но важна сама постановка вопроса.

Вождество — это очень характерная вещь, в особенности для ордынской организации пространства.

Быстренько, пунктиром, обозначим ценности ордынской, или кочевой, правильнее сказать, культуры. Гендерные приоритеты: про мужское я сказал, про женское — это земля, ее трогать нельзя, из двух соображений. Отчасти это недостойно мужчины, отчасти — это предмет поклонения, как положено поклоняться матери. На конкретной практике это выразилось в том, что монголы носили сапоги с загнутыми вверх носками — называются «гутулы». Для того, чтобы случайно не поранить землю, которая, с одной стороны, мать, а с другой стороны, ковыряться в земле — это западло, это для людей более низкой касты. Люди длинной воли, кочующие рыцари, аристократы степей до этого не унижались.

Это прослеживается вплоть до современности. В Узбекистане, который наследовал традиции хана Узбека, было такое уничижительное название оседлых земледельцев в низовьях Амударьи. До сих пор «сарт» в глазах узбека — это презрительное наименование, которое можно примерно перевести, как некоторые московские аристократы иногда говорят, «колхозник» или «землерой».

Вот высшей силой, силой неба, кочевой аристократ призван отбирать у этого землероя землю и использовать ее для поддержания своего воинства в порядке. Касательно организации пространства — я уже говорил про юг, запад и восток. Соответственно, если великий хан сидит лицом к югу, значит, у него справа запад, правая мужская рука, войско правой руки самое уважаемое, а слева восток — там тоже есть войско левой руки.

Но хан — центр пространства. В кочевой структуре нет городов: где хан и его ставка — там и столица; сегодня здесь, а завтра там. Конечно, это упрощение. На самом деле есть устойчивые зимовья и была столица ханства Каракарум. Но это не европейские города, это нечто другого порядка.

Милитаризация вполне очевидна для ордынской структуры, где каждый член орды по совместительству еще и воин, — вплоть до женщин.

Народ верстается не по этническим признакам. Те же самые «баарыны» — это все-таки этнос, а в основном делили на тысячи и на тьмы. Тьмы — это примерно дивизия, несколько тысяч человек, и в них помещались люди разного разговора, разной культуры, разных корней. Их верстали по военному признаку: не страна, а единый военный лагерь — идеал для советской модели управления.
Отчетливая доминанта — коллективная собственность на ландшафте. Для кочевников невозможно сказать,
что эта земля принадлежит именно такому человеку.
Эта земля принадлежит роду или конкретной орде, или, если хан поместил туда какую-нибудь свою тьму, то этой тьме. А частной собственности на землю не может быть, потому что не может быть никогда.

Когда Геннадий Андреевич Зюганов говорил, что земля, как мать, не продается, он практически точно цитирует монгольские установки раннего Средневековья. Тот же самый Плано Карпини, в начале XIII века путешествовавший по великой степи, пишет про устои орды: «Все настолько находится в руке хана (в некоторых переводах — императора), что никто не смеет сказать, что вот это мое, а вот это его, ибо все принадлежит хану. То есть все имущество, включая скот вьючный и людей. И по этому поводу даже был недавно опубликован приказ хана». Это начало XIII века, кстати, когда в Англии в 1215 году публикуется «Великая хартия вольностей». То есть хан и только хан обладает экономической субъектностью, он персонифицирует этот народ и конкретно распоряжается вот этими угодьями, ландшафтами и так далее. Он может их кому-то передать, а может их у кого-то изъять.

Очень важной особенностью кочевого хозяйства является бесприбыльность — прибылей нет как понятия и, соответственно, о чем не говорят специалисты, это я уже пытаюсь сказать: безинвестиционность.

Монголам никогда бы в дурном сне не пришло бы в голову развивать какие-то территории, которые они грабят. Они пришли и забрали то, что им положено по закону, как они считают, а там выживут-не выживут, бог с ними, это их проблемы, до следующего года, когда они опять пришлют от баскаков какой-нибудь продовольственный отряд, который изымет излишние или не излишние накопления. Бесприбыльность и, соответственно, безинвестиционность.

Понятная тяга к экстенсивному хозяйству: если ты хочешь быть мощнее, ты должен держать под собой большую территорию. Дело в том, что с условного гектара земли при самой скверной организации землепользования, самой примитивной форме хозяйства 4 центнера зерна можно снять. Это 400 кг, грубо по килограмму в день, семью уже можно прокормить, а отару овец — никогда.

Для скотоводов, кочевников нужна гораздо большая территория, экстенсивное хозяйство, а земледелие — оно интенсивное. И тот же самый гектар через 2000 лет, благодаря удобрению земли, благодаря повышению технологии ее обработки, благодаря изобретению и выведению новых видов сельскохозяйственных культур, уже приносит и 40 центнеров зерна с гектара, и 60, и может прокормить гораздо больше людей.

В кочевой среде ландшафт не изменяется. И его продуктивность и экологическая емкость не меняются. Отсюда рост может быть только экстенсивным. То есть монгольская культура скользит по поверхности ландшафта без его преобразования.

Отсюда, кстати говоря, кольцевая концепция времени, которая характерна для примитивных народов. Европейская культура воспринимает время векторно, потому что отец построил дом, этот дом перешел сыну, сын обнес дом забором или построил сарай, передал это внуку. И время приобретает хозяйственный смысл.

Понятно, что завтра будет не таким, как сегодня; вектор — время. А у монголов это цикл — зимние кочевки, летние кочевки. И так будет всегда.

Я немножко упрощаю ситуацию, но на самом деле это так. Время без следа проходит над этим ландшафтом, а ландшафт не меняется, не меняется его экологическая емкость. Отсюда возникает то, что Лев Николаевич Гумилев называл суперсистемой, потому что ему нравились кочевые законы, потому что ему сильно не нравились оседлые, которые он воспринимал через сталинскую призму. Ему казалось, что кочевье символизирует свободу и справедливость.

На самом деле нет. С точки зрения ландшафтоведения, конечно, принципиальная разница. И, как бы нам нравилось-не нравилось, оседлые культуры со временем выигрывают по эффективности соревнование с кочевыми. Суперсистема — это кочевники, которые паразитируют или используют оседлые культуры для того, чтобы получать там то, что им нужно, а взамен обеспечивают некоторым образом управление. То, что специалисты по кочевниковедению называют экзополитарностью, то есть внешним.
Для них это не их земля, а чужая. Они ее контролируют, они из нее берут дань, но не сильно о ней заботятся.
Вот эта экзополитарность — очень характерная особенность кочевого хозяйства. Здесь есть смысл вспомнить про любимого Гумилевым Елюя Чуцая. Это конфуцианец, который сыну Чингисхана Угэдэю сказал: «Ты завоевал Поднебесную на коне, но управлять ею с коня нельзя». И Угэдэй согласился, потому что свою логику Елюй Чуцай подтвердил расчетами выгодности.

Идеалом монгола было бы уничтожить оседлые поселения, чтобы там была пустыня и, соответственно, места, где можно разводить скот. Но Угэдэю стало понятно, благодаря Чуцаю, что гораздо удобнее ежегодно брать дань с этой территории, не разрушая ее.

Таким образом, он пошел на измену кочевым ценностям, за что, кстати, был порицаем своими братьями. И уже потомком Чингисхана он перешел к полуоседлой культуре, под движением вполне понятных экономических интересов.

Еще одной замечательной особенностью монголов была технология ведения военных действий, которая на их языке называлась «хашар». Это значит «люди белой кости», а «люди белой кости» — это потомки чингизидов, сами в бой не лезут. Они становятся в тылу у «черной кости». А это — мобилизованная из окружающих территорий, не монгольская, соответственно, не аристократическая публика, которую в спину расстреливают из лука, если они бегут. А вперед они идут на штурм, и если выживут, то наиболее отличившиеся могут быть приняты, наряду со всеми, в среду, скажем так, аристократии. Хашар.

В советские времена «хашаром» стали называть народную стройку. Вот в Узбекистане «хашар» переводится на русский как «народная стройка». Это значит — приехали начальники, согнали презренных землероев-сартов и заставили их, например, рыть оросительный канал или строить дорогу.
Методом хашара в 1946 году обеспечивалась газификация России. Первый газопровод из южного Поволжья в Москву строился именно этим методом. Всех колхозников из деревень, которые были на 7 километров влево и вправо от трассы газопровода, в обязательном порядке сгоняли рыть канаву. При этом, не отменяя, естественно, никаких колхозных норм выработки и нисколько не заботясь о том, как они будут кормить семьи. Бесплатно, в качестве такой обязаловки, они вырыли эту трассу, в которую была положена труба. И в конце 40-х годов, в Москве появился газ, за что все были очень глубоко признательны Иосифу Виссарионовичу Сталину, потому что он такой эффективный менеджер. Понятно, что в 46-м году, ко всему прочему, был еще общий послевоенный голод, особенно на территории южной России, в Ростовской области, в Поволжье, на Украине и в Молдавии, вплоть до людоедства, о чем есть масса справок из тогдашнего МГБ.

Кончили историю приоритетов монголов. Переходим к Ивану Грозному.

Русские князья были более или менее оседлыми. Например, Иван III построил в Москве белокаменный Кремль с помощью итальянских мастеров, что, в общем-то, признак вполне оседлой культуры, — потому что поселения, которые условно назывались городами, в Золотой Орде никогда не обносились тынами или стенами. Считалось, что хан настолько велик, что если кто-то покусится на такое поселение, то он в ответ получит такую карательную экспедицию, что мало никому не покажется. Строить защитные сооружения вокруг города никому в голову не приходило.

А в оседлых культурах — и в европейских, и, соответственно, в Восточной Европе, и в России, это было более чем органично. И вот Иван III построил нам с помощью итальянцев Кремль.
А Иван IV, его внук, уже настолько усилился, что решил двигаться дальше на Восток и по необходимости
при этом стал использовать кочевые традиции.
С одной стороны, он обладал европейским оружием и европейскими навыками ведения боевых действий, и в этом смысле он был гораздо продвинутей. А с другой стороны, его система ценностей в значительной степени заимствована была у Батыя. В частности, гениальная находка, которая называется «опричники». То есть он создал опричное воинство людей без роду и племени, как этих самых гвардейцев при хане, благосостояние которых зависело только и исключительно от доброго отношения хана или государя — Иван IV уже наименовал себя царем. Иван III еще был великий князь, еще только примеривался к званию царя, а Иван IV называл себя царем.

Так вот, это опричное воинство (опричь — это значит «кроме») подчинялось только воле хана. Оно откровенно, последовательно, по указанию Ивана грабило земства. Земства — эти самые презренные землерои. Но уже не во внешних каких-то территориях, как поступали кочевники, а на своих собственных землях.

Это, с одной стороны, собирало под руку Ивана огромные ресурсы для ведения войны, а с другой стороны — позволяло ему обеспечивать свою эксклюзивную власть.

Основной его политической задачей была борьба с вотчинным и землевладением. Вотчина — это значит «от отца получено», отчина. Тогда это называлось «княжата». Княжата — это княжеские дети. Иван Грозный видел в них угрозу, и не без оснований.

На самом деле это были обычные европейские феодалы, которые хотели сидеть на земле, построить вокруг своего имения стену и там быть полновластными хозяевами.
Иван Грозный их боялся. Поэтому он княжат преследовал с помощью опричников. Это, можно сказать, спецслужба, специально при нем существовавшая и уничтожавшая вотчинное землевладение.
Иван Грозный потом освободившиеся земли отдавал в награду своим дружинникам — или, точнее говоря, своим опричникам. В частности, поэтому князья Вяземские, род Вяземских, вместо того, чтобы сидеть на реке Вязьме, получили землю в Поволжье. И постоянное тасование, — непозволение княжеским родам укорениться в земле, — обеспечило Ивану Грозному контроль и неограниченную личную власть.

При этом он пользовался вполне монгольскими манерами. Он ставил начальников, и так они и назывались — «дорга». Он договаривался, в частности, и с татарскими князьями. Например, город Касимов, — он до сих пор Касимов — это было передано в землепользование Касиму, князьку татарскому. Это в низовьях Оки, недалеко от Рязанской области. Все очень понятно.

Ермак Тимофеевич шел в Сибирь как абсолютный носитель монгольских ценностей. Но при этом у него было оружие и опыт ведения Ливонской войны в 1580 году, уже в конце XVI века. Поэтому он всего с 540 гвардейцами смог завоевать у хана Кучума значительную часть Сибири, хотя у того было войско объемом 10 тысяч человек, а податное сословие исчислялось 30 тысячами. Ермак «объясачил» Сибирь, то есть заставил сибиряков — местное население — платить дань пушниной себе и государю.

Местничество — абсолютно монгольская традиция. У нас этот термин понимается совершенно неправильно как отстаивание интересов местности. Это не так. Местничество — это борьба за место при троне государя, с правой руки, с левой руки. Кто ближе к государю, тот первый в очереди на получение благ.

У Пушкина сказано про его предков: «Боярин Пушкин умер, Сицких пересев». То есть место Пушкиных стало ближе к государю, чем каких-то там неизвестных никому Сицких. Местничество по правую руку и по левую руку, как у ордынцев — воинство левой руки, воинство правой руки. Шуйские, соответственно, — это те, кто слева сидит. Десницкие — это «десница», правая сторона. Там шла постоянная борьба. Ну и ситуация понятная: власть и сила — единственный и эксклюзивный источник благосостояния.

Вот при этом Иван Грозный сломал систему землепользования, понизил общую эффективность хозяйства, но собрал ресурсы, выжал их из своей страны вполне баскаческими методами, для того, чтобы увеличивать, экспансионировать свою власть и свои территории.
Расплатой стало, естественно, Смутное время.
Потому что резко упала производительность труда. Оставшиеся после Ивана выделенные люди, которые назывались опричниками, друг с другом все время воевали за первое место.
Победил в результате Борис Годунов — один из царских опричников, который получил в наследство разваленную, крайне неэффективную экономику, в которой доминировали кочевые приоритеты вместо оседлых. Естественной расплатой было новое время — в виде того, что называлось Смутное время.

Достаточно вспомнить казус города Новгорода, который пошел поперек Ивану IV: он был привлечен в конфедерацию русских княжеств еще во времена Ивана III, и Иван Грозный сровнял его с землей. Несколько тысяч новгородских граждан он уничтожил, а черный люд вообще не считался. Точно так же, например, Тимур поступил с Ургенчем — он уничтожил город и засыпал территорию солью, чтобы тот никогда не восстановился.

Города бессмертны. Вместо старого Куня-Ургенча появился новый Ургенч. Новгород тоже восстановился, но никогда уже не был таким влиятельным центром, каким он был до Ивана. Он был наравне или выше современных ему Риги, Ревеля и других городов. Теперь это довольно тихий провинциальный город в России. То есть произошел надрыв хозяйственной системы.

У Пушкина, кстати, это интересно написано. Он каким-то божественным талантом понимал психологию и логику. Борис Годунов, когда на Москве начинаются нестроения и неурядицы, не понимает народ, которым он руководит. Он жалуется: «Я отворил им житницы… Они ж меня пожаром упрекали!»

То есть на самом деле он сначала выжал из окружающих территорий опричными методами хлеб, потом в сложный момент он решил раздать этот хлеб народу, чтобы заслужить его благорасположение.

Естественно, эта система пылесоса — высасывание ресурсов земли — работает только в одну сторону, потому что раздача реализуется людьми, приближенными к государю, и, конечно, она несправедлива. Конечно, бедным достается меньше, тем, кто приближен к этой власти, — больше. И на самом-то деле если бы шла речь о благосостоянии народа, то лучше бы было просто у них меньше брать и позволять им побольше работать на основе частной собственности. Но это в голове у Бориса Годунова не укладывается.

Вся эта пылесосная ситуация — высасывание в одном направлении ресурсов, к центру, под руку к хану, для того, чтобы он реализовывал какие-то свои великие проекты, — осознавалась умнейшими людьми XIX века. Например, Алексей Константинович Толстой, автор знаменитого «Князя Серебряного» или трилогии «Царь Борис», «Царь Фёдор» и так далее или замечательных стихов типа «Колокольчики мои, цветики степные», был славянофилом и при этом западником. И он по этому поводу все время дискутировал со славянофилами-восточниками. Вот он пишет Михаилу Стасюлевичу 12 ноября 1869 года: «Московский период нас отатарил, но из этого не следует, что мы татары. Это ни что иное, как проходящий morbus ignoble — постыдная болезнь нашей истории». И тому же Стасюлевичу — редактору и автору, — через месяц, в декабре 1869 года, он, цитируя свое собственное стихотворение, которое было написано про такую вот Киевскую Русь, начинает с цитаты:

И вот, наглотавшись татарщины всласть,
Вы Русью ее назовете.

И при этом пишет дальше: «Вот именно так поступали глубоко симпатичный мне Константин Аксаков и Хомяков, это известные славянофилы, когда они гуляли на Москве в кучерских кафтанах с косым татарским воротом. Не с этой стороны стоит подходить к славянству. Оно — элемент чисто западный. (Толстой считал, что реальное, настоящее славянство исходит из Новгородской республики, из аристократической республики, из оседлой республики. Правда, он этими терминами насчет оседлости не пользовался.) «Славянство — элемент чисто западный, а не восточный, не азиатский. Тьфу на этот антагонизм славянства к европеизму», — пишет Толстой Стасюлевичу.
Здесь, кстати, надо вспомнить об образе русских богатырей. Эти кучерские кафтаны с татарским воротом, в которых ходят славянофилы, чтобы показать свою близость к народу и славянским корням, — с точки зрения Толстого, это смешно.

А если вы посмотрите на всю не самого высокого качества живопись, которая показывает наших князей и героев, живопись, формирующую визуальный образ русского боярства, то увидите эти самые загнутые носы на сапогах. Вот эти знаменитые сапожки с загнутым носом, с гутулом татарским — тоже незримый признак, заимствованный из татарской культуры формально.

Потому что на самом деле это земледельческие страны уже, но вот этот гутул, который символизирует запрет на взаимодействие с землей, теперь уже привязан к образу русского витязя.
Короче говоря, в нашей культуре есть две составляющие, которые взаимодействуют, борются, возводят друг на друга напраслину. Одна связана
с кочевыми традициями, унаследованная от Золотой Орды через Ивана IV. Вторая, — это оседлая, которая, поневоле, европейская.
Потому что из Европы берутся более прогрессивные технологии, как строительство Кремля, использование земли, инструментарий, вооружение и так далее.

И вот эти две составляющие — они в нас есть, никуда от этого не деться. Просто иногда одна доминирует, иногда — другая. После всплеска кочевых восторгов, наступает вполне очевидная и закономерная расплата, связанная с разрушением этих неформальных оседлых культур землепользования.

В частности, тот же Толстой пишет насчет Смутного времени, что:

Поляки и казаки,
Казаки и поляки
Нас паки бьют и паки.
Мы ж без царя, как раки,
Горюем на мели.

Потому что, действительно, утрачена иерархия власти и права на землю.

Я уже рассказывал про то, как изменился смысл термина «баарын» и эволюционировал в русского «барина». Ровно то же самое произошло с «помещиком». Этот термин, который появился во времена Ивана Грозного, когда имения княжат распределялись между верными государю опричниками. И это называлось «испомещение», то есть верного государева человека помещали на землю. И его благо зависело только от власти царя. Если царь начинал испытывать к нему антипатию, он отправлял его в опалу, и земля изымалась. Земля в наследственную собственность ему не предоставлялась. Испомещение — это временщиковое помещение. Временно тебе дана эта территория, соответственно инвестировать в нее не было большого экономического смысла. Да они и не хотели. Они были воины — эти опричники. Они не были хозяевами.

Но процесс шел, и «испомещение» постепенно перешло в термин «помещик». А помещик стал через несколько столетий тем же самым барином — оседлым русским хозяином, который плохо ли, хорошо ли, занимался улучшением своих угодий.
После Смутного времени сформировалась династия Романовых, которую патриот и, скажем так, пропагандист евразийства Александр Гельевич Дугин скромно называет трехсотлетней эпохой романо-германского, то есть европейского ига на Руси.
В представлении Дугина, появление лицея, который был плодом усилий Екатерины II и Михаила Сперанского (сначала Сперанский, потом лицей), появление Александра Сергеевича Пушкина, появление Петербурга, появление армии (кстати говоря, «армия» — европейское слово), флота (это тоже заимствование из английского языка), таких наших предметов гордости, как ракеты, скажем, или балет, — это все пришло из Европы, но мы это воспринимаем как свое.

Ну так вот, в течение этого «ига» наращивались правовые механизмы защиты частной собственности. Дворянство, которое получило дополнительные права во времена Екатерины II, приехавшей к нам из Германии, усилилось, потом сменилось буржуазией. И после реформ Александра II, который, кстати говоря, был другом детства Алексея Константиновича Толстого, начался безумный экономический рост в России: и демографический, и экономический, и культурный тоже.

Никто не знает, во всяком случае, советское образование и не хочет нам сказать о том, что в пореформенной России до начала XX века промышленное производство росло самыми высокими темпами в мире. Это не связано с низкой базой. База отсчетная была действительно низкая — после реформ доля России в мировом промышленном производстве была всего 3,4%. Основная часть принадлежала Америке, значительная часть — Британии, Германии, Франции. А через 30 лет российская доля выросла до почти 6%. То есть больше, чем в 1,5 раза.

Америка тоже выросла, но не в 1,5 раза, а на треть, относительно своих прежних вариантов. А доля Англии и Франции снизилась. Доля Германии тоже продолжала расти. То есть эти проценты были не только за счет внутреннего роста, но еще и каждый процент или доля процента отгрызалась у конкурентов. И то, что Россия сумела увеличить свою долю, значит, что она сумела уменьшить долю у крупнейших своих конкурентов.

Такой замечательный аналитик и специалист по экономической политике, как В. Ильин, который так же известен, как Владимир Ленин, написал книгу, которая называется «Развитие капитализма в России». Там написана, среди прочего, интересная формулировка, что Россия росла темпами истинно американскими. И это действительно так. Вот города — оседлая культура — развивались стремительно.

Все вы наверняка были в Риге, в Одессе, в Киеве, в Харькове. Там центр города — это конец XIX — начало XX века, до 1913 года. Самые красивые дома, самые красивые проспекты, самая красивая архитектура, самые замечательные памятники — это как раз завершающая эпоха империи Романовых. Я нисколько не идеализирую. Понятно, что там была тьма варварства, глупости, преступности и так далее. Но в долгой дистанции понятно, что это был стремительный экономический рост. За последние 10 лет перед революцией в Москве численность населения увеличилась на треть.
Представляете себе, если бы в современную Москву
за 10 лет понаехало 30%, что бы было? Москва нынешняя с трудом переносит прибавление
5-10% приезжих, а тогда было 30%. Между прочим,
это была одна из основ Октябрьской революции.
Когда люди из деревни, вырванные из прежнего контекста, попадали в чужой, не адаптированный для них социум и, соответственно, легко поддавались на идеологические провокации со стороны революционеров.

Идеалы революции вполне низовые и в значительной степени ориентированы на Азию. Общенародная собственность — опять, в общем-то, монгольский приоритет — коллективная собственность на землю, экспроприация экспроприаторов. «Грабь награбленное!» — прямо так и говорили. То есть отъем кем-то произведенных стоимостей — понятно, произведенных с помощью эксплуатации.

Консолидация, мобилизация, милитаризация — подъем народа на великий путь вперед, к какому-то светлому будущему, на великий поход к коммунизму. Деградация социальных институтов, уничтожение независимой прессы, независимых судов, парламента, партий и их замена вождизмом. Вождь от лица народа, то есть орды, владеет всем, что собственно, есть в этой стране. Применительно к Сталину, это промежуточное состояние между идеологическими установками, которые корнями идут к кочевой системе ценностей, — экспансия, централизация власти, мобилизация, вдохновение народа, вождизм — и вполне понятными хозяйственными трендами, которые необходимы для того, чтобы заниматься той же экспансией: нужны заводы, нужно оружие.

Он вынужден маневрировать между этими двумя — идеологической стенкой и стенкой экономических ограничений.

Если так посмотреть на сталинскую эпоху, то легко увидеть некоторые красноречивые черты.

Болванопоклонничество — то, что называлось язычеством в царской России: мумия обожествленного предка, место обрядов, инициация молодежи, где принимают в пионеры и так далее. Памятники Ленину довольно сильно напоминают скифские бабы, которые символически размечали пространство, принадлежащее кочевым племенам. Это наша земля — она символически обозначена этими довольно однотипными сооружениями, как, в принципе, и памятники Владимиру Ильичу, которые тоже достаточно однотипны, но они размечают пространство. В каждом городе есть площадь Ленина, улица Ленина, Советская улица или площадь. И это все символически приводит к тому, что пространство делается единым, цельным в символическом смысле.

Виртуализация. Поскольку реальной экспансии не получается, то все большую роль приобретает идеологическая составляющая, хотя вполне прагматически и даже технически мыслилась и территориальная экспансия. Мировая Республика Советов, война в Испании, попытки поддержать социалистические революции во всех странах — это все экспансия. А в культуре это выглядело, как писал молодой Павел Коган:

Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.

Откровенная романтическая, экспансионистская логика.

Вождество. Кстати говоря, у Радзинского — это, конечно, не самый надежный источник, но интересный, — написано, что в библиотеке Сталина была книжка, которую написал Алексей Николаевич Толстой, называлась «Иван Грозный». Она вышла в 1941 году, и на ее обложке рукой Сталина несколько раз написано слово «учитель» и внизу потом написано: «выстоим». Это написано в 1942 году во время Великой Отечественной войны. В кризисной ситуации он черпал у Грозного стандарты и образцы управления этой огромной страной, не знаю, осознанно или не осознанно. А Грозный черпал это от Золотой Орды.

Синкретизм и уничтожение институтов. Мы уже говорили, что Дума, партии, разделение властей — в принципе уничтожены. Деградация понятийной картинки до одномерной: вот мы, вот враги. Эта картинка характерна для военного мышления. Например, очень интересная вещь — родоплеменные символы идентичности: родина-мать, отец народов. Довольно дико было бы услышать, что «великий вождь американского народа Барак Обама принял представителя братского канадского народа», да? А для России, это вполне органично — «братские народы», «великий вождь», «братья и сестры» — апелляция к самым простым родоплеменным признакам близости и идентичности.

Интенсивность. Какая интенсивность? Никакой. Даже Сталин вынужден строить города ради военного комплекса, но это очень примитивные города, где поселенческая часть выполняет функции какого-то спального цеха при военном комплексе. И в искусстве тоже самое — с намеренной расплывчатостью границ «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней», «от Москвы до самых до окраин», «на земле, в небесах и на море». Это очень интересная замашка на глобальную роль при ограниченности материальных ресурсов и при попытке построить коммунизм и социализм в отдельно взятой стране.

Время как вечность. Построим коммунистическое общество — и настанет счастье бесконечное и безвременное.

Бескорневой культ. Советский человек не должен иметь своего дома, своей семьи. «Мать моя Родина, я большевик», а живут люди в бессемейности, в коммуналке, в общаге, в казарме, в бараке, в лагере. Идеальный коммунист равен идеальному опричнику. Он целиком зависит от вождя и у него ничего своего нет — все только то, что ему дает партия. Такая же, в некотором смысле, экзополитарность — есть определенный круг людей, партия как нечто вроде ордена меченосцев, и органы карательные — нечто вроде элиты, которые созданы при Сталине и никаким законам не подчиняются, кроме воли вождя.

Централизация-мобилизация и высасывание ресурсов из территорий и людей, выжимание этих ресурсов для того, чтобы усилить государственность. И милитаризация: «Народ и армия едины» — вполне ордынский лозунг, единый военный лагерь. Конечно Сталин не знал про то, что монголы использовали такую технологию, но идеология заградотрядов, в принципе, поразительным образом напоминает то, что делали монголы.

Общенародная собственность, та же самая идеологическая сказка. Еще в 1780 году Семен Десницкий, первый русский экономист-юрист, после того, как прослушал курс лекций в Шотландии (кстати, читал ему не кто иной, как Адам Смит), вернулся в Россию и написал «Соображения о сущности собственности», и там он, в частности, говорит, что понятие собственности в 1780 году — это время Екатерины II — по сути дела определяется тремя понятиями или тремя правами. Владеть (юридическое право собственности), распоряжаться (инвестировать, приумножать, каким-то образом оперировать собственностью) и отчуждать (отторгать, дарить, наследовать, продавать).

Как советский народ мог владеть общенародной собственностью, виртуально распоряжаться или отчуждать? Да никак. А могла это делать только сталинская номенклатура, и это тоже в принципе ассоциируется с заметкой Карпини насчет того, что никто не может сказать: «Вот это — мое, а вот это — хана», потому что все принадлежит хану. У советского человека не было даже своего жилья, оно было казенное, и, если советский человек вел себя плохо, то его могли выселить за сто первый километр, лишив этого самого жилья. Оно по наследству не передавалось.

Антизападничество — такое рыцарское презрение к торгашам, землероям современной Европе. Это уже сейчас у нас: «бабы», «трусы», «геи», «толерасты» и так далее. В экономическом плане отход от Запада выражается в переносе столицы от форточки, которую прорубил Петр I, в Москву, подальше от сквозняков — вредно для здоровья этой вертикали.

Колхозы — идеальный пример солидарной ответственности для удобства взимания дани с помощью баскаков-продотрядов. Сталин пишет о том, что увеличился вывоз товарного хлеба благодаря реализации. И он-таки увеличился, но за счет того, что ничего не оставалось колхозникам. Приезжали чужие люди, городские продотряды, выгребали под метелку, колхозники могли помирать сколько им угодно. У колхозников не было никакого интереса повышать производительность, потому что приедут и отберут. В результате — голодомор, до 7 миллионов жертв. Но хлеба изъято больше, чем в царские времена. Потому что царь с помощью налогов изымал условно десятину, а коммунисты забирали все.

Почему это работало? Очень интересна логика Иосифа Виссарионовича Сталина, озвученная им 5 июля 1928 года в «О программе Коминтерна». Вот что он говорит про колхозы: «Сразу национализировать всю землю не везде можно. Чем развитее капиталистическая страна (то есть чем она более оседлая и чем там более укоренены институты собственности. — Дмитрий Орешкин), тем труднее провести национализацию всей земли, ибо тем сильнее там традиции частной собственности на землю (абсолютно здравое рассуждение. — Дмитрий Орешкин). В капиталистически развитых странах частная собственность на землю существует сотни лет, чего нельзя сказать о капиталистически менее развитых странах, где принцип частной собственности на землю не успел еще войти в плоть и кровь крестьянства. У нас в России крестьяне даже говорили одно время, что земля ничья, земля божья». Поэтому ее легче национализировать.

[Дмитрий Орешкин]

Это прямо противоречит принципам марксизма, которые говорили, что чем сильнее развит капитализм, тем больше пролетариата и тем легче там произойдет пролетарская революция. Но зато это соответствует правде жизни.
В стране, где еще живы кочевые традиции равенства, солидарной ответственности (которую специально насаждали ханские баскаки), легче провести национализацию и организовать колхозное движение.
Переселение народов — абсолютно кочевая практика.

Вряд ли Сталин подражал кочевникам, но он легко гонял с места на место поволжских немцев, поляков, чеченцев, греков, ингушей. Русских переселяли в Сибирь не по доброй воле, как делал Столыпин, когда переселил 3 миллиона, обеспечивая очень сильную экономическую поддержку (из них 27% вернулись, то есть имели такую возможность). Сталин делал это под жестким государственным контролем. Назад вернуться было нельзя. Экзополитарность. Город грабит деревню, деревня для него чужая. Там кулаки сидят на хлебе и не хотят поделиться с революционным городом. Надо все забрать, и пусть подыхают. В интеграле — падение производительности труда и усиление государства, экспансия.

Отсюда проблемы Путина. Он, конечно, не Сталин, и он живет в совершенно другой стране. Но приоритеты, система ценностей в той или иной степени заимствованы из советской системы.
Он даже не Сталин-light, а гибридный Сталин — как «гибридная война». Это как бы системная шизофрения.
В системе теоретических представлений Родина должна быть большой и сильной. Чем больше, тем богаче. Отсюда бурная радость по поводу того, что Крым наш. А на практике это империя наизнанку, как было при Сталине, за гиперэксплуатацией своих собственных центральных земель, как раньше говорили, «метрополии», идет трата ресурсов на периферию.

В результате по итогам развития советской державы в цивилизационном центре мы имеем «черную дыру» с возвышающейся над ней одним супергородом.

Реальная практика нуждается в урбанизации, укреплении частной собственности, правовых гарантий, конкуренции, квалификации. А идеология заимствована советская. Отсюда возникает расщепление между пропагандой и практикой. На практике мы теряем рубль, на практике люди беднеют, а в теории мы поднимаемся с колен и даем всем отпор, что вызывает бурные аплодисменты. Изоляционизм. Вроде как экспансия, а де-факто Россия потеряла Украину, Россия теряет Приднестровье, Россия теряет статус равного партнера с другими развитыми странами мира.

Отжатие частной собственности — дело Ходорковского и ЮКОСа. Передача ее приближенным к трону людям, которые тоже нервничают, потому что у них нет полной гарантии. Они знают, что их собственность ограничена пребыванием вот этого великого президента-царя-хана. До тех пор, пока он есть, собственность у них. Они знают, что это незаконно.

Презрение к закону, презрение к правовым гарантиям частного человека перед властью и вождя — тоже очень характерные особенности гибридной путинской вертикали. Презрение к правовым институтам, которые были созданы в 90-х годах. Худо-бедно были конкурентные выборы, был независимый суд, независимая пресса, и парламент, с которым президенту Ельцину приходилось ой как нелегко. Сейчас все это — потемкинские деревни.

Он сейчас будет испытывать то же самое, что и Борис Годунов: «Я отворил им житницы», я о народе забочусь, я ему увеличил зарплату — не потому, что выросла производительность труда, она снизилась, — а потому что было отжато из ресурсов природы, из территории «земляное масло», которое называют нефтью.

Вот это и есть империя наизнанку. В пропагандистском пространстве «крымнаш» — это замечательно. А то, что каждый год он стоит минус 125 миллиардов рублей из российского бюджета, — об этом как-то не говорится. Это не так уж много — спины российскому бюджету 125 миллиардов не сломят, но если за три года — получается почти 400 миллиардов, и это как раз та сумма, относительно которой в 2016 году в бюджет внесено предложение об изъятии пенсионных накоплений.
Триста сорок два миллиарда рублей будет изъято
из пенсионных накоплений — это как раз примерно сумма, которая уходит на содержание Крыма
за три года. Плюс еще примерно 300-350 миллиардов
на строительство моста.
В некотором смысле это иррационально. Это следование великим приоритетам, унаследованным из прошлого, но приоритеты эти кочевые. И здесь все очевиднее происходит системный конфликт между, условно говоря, русскими европейцами и русскими не то чтобы азиатами, но носителями ордынских ценностей. И когда нам говорят, что Путин — продолжатель великой традиции царской России, — это обман. Потому что тот же Пушкин говорил, что «правительство — единственный европеец в России. И если бы оно стало стократ хуже, никто бы этого не заметил».

Сейчас в России гораздо больше европейских людей в крупных городах. Не потому, что они какие-то другие, а потому что они жизнью вынуждены быть оседлыми — у них есть свои интересы, оседлые, соответственно, европейские практики. А правительство все больше тянет в азиатскую сторону. Поэтому и возникает раскол и между пропагандой, и между властью и народом. В пропагандистском пространстве полное единение, а на практике — люди, которые вдруг видят, что у них денег все меньше, а цены растут. И этот раскол будет только увеличиваться, потому что власть не в силах поменять свои приоритеты.

Чтобы было понятно, что такое интенсификация пространства, — простой пример. Площадь Японии составляет 380 тысяч квадратных километров. Для справки — территория республики Коми — 420 тысяч квадратных километров, то есть побольше, чем у Японии. Иркутская область — 775 тысяч, равно в два раза больше, в Японии. Если бы представить, что Япония была бы субъектом Российской Федерации, то она бы по площади была на тринадцатом месте. Выше нее была бы Архангельская область (у нее 413 тысяч квадратных километров), а ниже — Амурская область (360 тысяч квадратных километров). Но какое население? Население Японии 128 000 миллионов человек, в России — 143, с Крымом 145. Совместимые цифры. Представляете себе все население России можно загнать на территорию Архангельской или Амурской областей или в республику Коми, как это будет выглядеть? И при этом японцы производят в четыре раза больше валового внутреннего продукта, чем вся Россия. Вот на этом клочке территории, большая часть которой занята сейсмически опасными горами, они построили оседлую культуру с немыслимой интенсификацией сельского хозяйства. А мы с 17 миллионами квадратных километров боремся за то, чтобы присоединить еще Крым, не имея возможности и желания интенсифицировать свою собственную территорию.

Это так глубоко укоренилось в нашем сознании, что объяснить это невозможно. Поэтому с каждым годом вертикаль власти будет нести все большую нагрузку, ее действия будут все менее эффективны, и мы будем под действием этих приоритетов все быстрее идти в тупик. И удивительным образом будет обостряться расхождение между пропагандой и реальностью.

Сейчас нам тот же самый Дугин очень страстно рассказывает про Новороссию, забыв, что Новороссия — это феномен как раз европейской России. Новороссию присоединила с помощью армии, организованной по европейским принципам и с помощью европейского оружия, Екатерина II, немка с немецкими, европейскими представлениями о реальности. А всплеск экономического роста в Новороссии начался после реформ Александра II, когда стал активно приходить западный, европейский капитал.

Например, город Донецк изначально назывался Юзовка, потому что построил его англичанин Джон Хьюз, который построил там металлургическое шахтное производство с помощью, естественно, европейских технологий. И именно после реформ 1861-1865 годов начался стремительный рост новороссийской территории.

Тогда она за счет частного капитала и строительства железных дорог стала самой насыщенной в транспортном, инфраструктурном отношении территорией. Там и по сей день железные дороги представляют собой самый плотный комок по всей России. А в советскую эпоху она так и осталась на уровне угольно-стального комплекса, с которым Маргарет Тэтчер еще в 1980-х годах боролась, потому что спрос на уголь падал, и ей надо было сокращать почти миллион горняков, занятых в угольной отрасли. У нас с этим не боролись, и, естественно, Донбасс благополучно проспал все советские информационные и модернизационные рывки, которые благополучно совершились в европейском пространстве.
Поэтому я думаю, что в ближайшем будущем у нас будет неизбежным новое, условно говоря, Смутное время. Технически неизбежно — потому что наступит конфликт между ценностями, которые ставятся во главу угла,
и реальными возможностями территории.
Мы опять тратим деньги на какую-то экспансионистскую идеологию вместо того, чтобы инвестировать их в свою собственную территорию. Дороги по-прежнему остаются проблемой. Не то, чтобы у нас во власти были дураки — дураками их точно не назовешь. Но система ценностей у них дурацкая. И объяснить это чрезвычайно трудно.

При этом, когда экономисты говорят, что ничего страшного, и революции не будет, я с ними согласен, — можно жить и при такой экономике. И Белоруссия живет при такой убогой экономике. Но есть еще система ценностей, где все зависит от одного человека. А раз так, то всегда будет соблазн перехватить этот руль и стать во главе этой системы. Это значит, что когда уйдет Путин, это новое опричное воинство начнет друг с другом разборки за то, кто окажется первым. Хорошо, если они смогут решить это мирным способом. Но далеко не факт. Поэтому для меня кажется достаточно понятным, что «Смутное время» приближается.

Как оно будет выглядеть? Кто же знает? Но это системная неизбежность, как следствие возврата к условно облегченному промежуточному сталинизму в нашей стране.

С моей точки зрения, без него нельзя было обойтись, он естественен. Без этого возврата мы вряд ли могли бы существовать, но это уже совершенно другая история.
А смысл моего выступления заключается в том, чтобы мы понимали, что в нас борются две противоположных интенции. И обе, в общем-то, искренние.
Одна часть людей искренне верит, что чем обширнее Россия, тем она богаче. А вторая часть, которая решает экономические проблемы, понимает, что на повестке дня опять интенсификация вместо экстенсивности, опять большой риск проспать очередную технологическую революцию, которую сейчас переживает Запад. Я напомню, что Советский Союз распался под разговоры о необходимости перевести хозяйство на интенсивные рельсы, о необходимости внедрять плоды научно-технической революции. То есть люди все понимали. Но для того, чтобы это сделать, надо было вернуться к укорененной в частной собственности системе ценностей, а это было нельзя.

Вот и сейчас то же самое. Институты частной собственности разрушены, государственная структура замкнута на одного человека, и в некотором смысле это опять напоминает такое псевдовождество. Так или иначе, когда эта система рухнет, у нас начнется проблема дележки территорий и власти. Ничего хорошего это нам не обещает.
Максим Дбар:

— Вы говорите, что у российской государственности две основы: азиатская, более отсталая, и европейская — более прогрессивная и более эффективная. Почему за последние 300-400 лет в силу эволюционных преимуществ более эффективная европейская основа не вытеснила более отсталую азиатскую?

Дмитрий Орешкин:

— Во-первых, смысл моего выступления был как раз в том, что у меня нет претензий к азиатам. У меня есть претензии к кочевой культуре. Вот есть доминанта кочевая. Почему этого не произошло? На самом деле это произошло. За 300 лет романо-германского, европейского «ига» Россия очень быстро поднялась именно в европейском направлении. Но это сопровождалось серьезными диспропорциями.

В частности, благодаря этому европейскому росту произошел огромный всплеск демографии. И благодаря открывшемуся рынку был огромный спрос на трудопредложение. Благодаря выходу из крепостной зависимости у крестьян появилась серьезная заинтересованность в том, чтобы развивать свое хозяйство. Соответственно, появилось неравенство — появились кулаки, которые эффективнее вели свое хозяйство. И появились «лузеры» этого процесса — бедняки, байбаки.

Эти люди ушли в город. Город их принять не смог, и, мне кажется, это очень важная социологическая проблема. Потому что в деревне каждый человек на виду, под контролем микросоциума.
Все знают, у кого какие замашки, кто кого может убить или побить. Деревня — саморегулирующийся мир, довольно жестко регулирующий, а в городе человек попадает в анонимную среду. Над ним нет никого, кто за ним следит. Деревенского мира там нет. Он попадает в город неквалифицированным, дезадаптированным. Он видит всю несправедливость. Эти люди живут впятером в одной комнате. За работу им платят мало, потому что труд неквалифицированный. Одного человека можно выгнать и взять на его место точно такого же. И у люмпен-пролетариата из предместий есть, как мне кажется, неизбывная тоска по справедливости.

Потом к ним приходят люди и начинают объяснять, что когда все будет равным у всех, когда не будет богатых и бедных, ты заживешь значительно лучше. И человек эту пропаганду воспринимает легко, потому что он был вырван из прежнего мира и не адаптирован в новом мире.
Мне представляется очевидной связь с тем, что происходит в Северной Африке. Огромное количество вчерашних крестьян приезжают в Триполи или Каир, селятся в городских предместьях. Неквалифицированные, дезориентированные и легко воспринимающие пропаганду исламизма.
Исламские революции кажутся мне очень похожими на нашу революцию 1917 года. Но наша революция была на фоне роста. Значительная роль и вина принадлежат государю-императору Николаю Александровичу Романову. Потому что его дед Александр II говорил: «Лучше провести реформу сверху, пока крепостное право не отменено снизу». У него хватило ума, и Россия на это благодарно откликнулась удивительными темпами роста. Но борцы за свободу Александра II убили.

И Николай Романов, Николай II, это очень хорошо помнил. Поэтому, когда настала пора еще дальше двигаться по пути либерализации и удовлетворения растущих городов, он был категорически против.

После революции 1905 года была создана Дума, и думская оппозиция требовала вполне разумных вещей: сделать так, чтобы государь, по английскому образцу, царствовал, но не правил. Она требовала так называемого ответственного правительства. В терминах думских лидеров это значило, что правительство отвечает перед парламентом.

Государь-император воспринимал это как покушение на свою ответственность, на свою царственную роль. И, в этом смысле ему очень помогала императрица Александра, которая говорила, что всех этих гучковых и милюковых надо сослать в Сибирь, потому что они покушаются на династию.

А у нее еще был частный интерес — она родила замечательного сына и воспринимала Россию как собственность государя, и сам государь так ее воспринимал. Но при этом собственность у него была не безграничная. Он не был ханом. У него было царское имение, например, в Эйлатане, в Туркмении, и были государственные земли, на которые он не покушался. И был еще могучий частный сектор, который рос.

Но чем быстрее росла экономика, чем быстрее росли города, тем больше прав они предъявляли для того, чтобы гарантировать свои достижения. Царь, когда отдавал команды о формировании Думы, говорил тем, кто формировал избирательный закон, что этот закон надо построить таким образом, чтобы в Думе были представлены, говоря современным языком, самые лояльные классы, а именно, земледельцы-крестьяне и землевладельцы-помещики. А вот чтобы городов там было поменьше. Причем речь шла не о пролетариате, а именно о буржуазии.

Тогда главным врагом государь были именно буржуа, стремительно растущие города, у которых были бешеные деньги, и они требовали себе все большего внимания. И действительно, они рядились с государем, то есть, торговались с ним. Это было ему совершенно невозможно. Кроме этого, он боялся, что его вульгарно застрелят. Поэтому он предпринимал совершенно глупые безответственные попытки удержать власть всеми силами, и, в результате, доигрался до Февральской революции 1917 года, которая, кстати, была никакой не революцией масс, а революцией элит.

А потом уже во всей своей прелести проявила себя Дума. Там задавали тренд левые популисты, социалисты. Консервативные слои Думы были подавлены риторически. И огромная разрушительная деятельность левых популистов, в частности, в лице Керенского и других министров, привела к стремительному росту инфляции, ухудшению экономической ситуации — и все это на фоне войны. Так что это была революция консервативных низов, которые чувствовали себя проигравшими в этом быстром росте. Рост всегда сопровождается перераспределением ресурсов, и лидеры получают от роста много, а те, кто ниже, получают от этого меньше. Разрыв очень велик. В частности, это сопровождается ростом городов. Село начинает чувствовать себя обиженным по отношению к городам.

А на селе есть огромный избыток населения. Почему Столыпин пытался переселять русских крестьян из центральной России в Сибирь и Туркестан? Потому что был дефицит пахотных площадей. Но население растет, а площади остаются те же самые.

А большевики подключились с довольно бессовестной пропагандой. Ведь на самом деле объем помещичьего землевладения не прошел 10% от общих запасов земли. Абсолютное большинство земли принадлежало крестьянам, но в большей части успешным, то есть кулакам.

Оттого, что землю отобрали бы у помещиков, лучше жить заведомо не стало бы. Ее было немного, но использовалась она гораздо более эффективно — потому что использовались современные технологии.

И вот эта довольно забубенная и безответственная пропаганда нашла себе горючий материал, который даже после ошибочных решений Николая и после безответственного поведения Думы все равно был в меньшинстве.

Ведь произошло очень простое явление — разгон Учредительного собрания. Было решено в рамках законности организовать Учредительное собрание и там решить будущее России.

Было понятно, что в «Учредилке» большевики окажутся в меньшинстве. Большевики с помощью вооруженных матросов разогнали Учредительное собрание. Город Петербург поднялся на мирные протесты и был расстрелян из пулеметов. Все, произошел военный перехват власти.

А после этого началась ситуация чудовищного ухудшения экономики, чудовищной пропаганды и чудовищного насилия.

Только засчет насилия «оккупационный» режим большевиков и удержался в России. За счет насилия и совершенно бессовестной пропаганды. Когда люди умирали с голоду, вся пресса была полна сообщений об успехах советского сельского хозяйства и экономики.
Вся страна хором спасала «Челюскина»,
в то время как миллионы людей умирали с голоду,
и об этом никто не знал.
Это гораздо хуже, чем та смертельная стыдная болезнь, о которой пишет Алексей Константинович. Чудовищная страница в нашей истории, но она есть... куда деться?

Вопрос из зала:

— «Смутное время» звучит, как будто это натуральная эволюция, как будто так все и должно произойти в итоге. По вашему мнению, возможно, что один преемник будет сменяться другим преемником, и элиты сменятся, но структура останется той же? И в итоге мы все ближе и ближе будем двигаться к состоянию Северной Кореи.

Дмитрий Орешкин:

— Нет никакой предначертанности. Я бы был очень разочарован, если бы из моего доклада можно было бы сделать вывод о том, что все понятно и будущего нет. Есть субъективный фактор, есть личности, которые могут в эту ситуацию вмешаться. Если даже будет преемник — кстати, это не самый плохой вариант, во всяком случае без кровищи, — то этот преемник будет вынужден проводить какие-то реформы, хотя бы для того, что бы обеспечить паритет вооруженных сил.

И при этом есть глубоко презираемый и третируемый в СМИ Запад, который все-таки дает пример мирного эволюционного развития, в том числе и в смысле территориального дележа.

Но я не очень верю, что у наших элит хватит ума, доброй воли и ответственности для того, чтобы так себя повести. Для того, чтобы провести реформы, надо быть или таким наивным человеком, как Горбачев, который думал, что он удержит ситуацию под контролем, или таким отчаянным человеком, как Гайдар с Ельциным. И тот, и другой сгорели. И тот, и другой в глазах общественного мнения — глубоко третируемые, презираемые то ли идиоты, то ли предатели.

На самом деле они сделали очень многое, но не то что бы их труды пропали даром. Нет, наша экономика гораздо лучше и наше общество гораздо лучше, при всех его недостатках.

Но если приведется преемник, он волей или неволей (если он рационален) будет вынужден проводить оптимизацию этой системы. Другой вопрос, что преемник-то может быть и иррациональным. Вполне может быть, что власть перейдет к условным «черным полковникам», потому что очень сильна интенция в наших элитах, что Горбачев был трус и дурак, и если бы он пару раз стрельнул из пулемета, вся эта московская публика разбежалась, и Советский Союз и дальше бы сиял на небосклоне.

Может, и сиял бы, но тогда уже всем было понятно, что так жить нельзя — от чекиста и до члена ЦК партии до последнего водопроводчика было понятно что приехали. А вот сейчас пока еще нет такого ощущения, что приехали.

Поэтому мне кажется даже более вероятным, что преемник попытается завинчивать гайки и может действовать жестче, чем Путин. Во всяком случае, силовое крыло хотело бы видеть страну по сталинскому образцу, единым военным лагерем.

Там есть люди, которые искренне полагают, что надо заткнуть рот всем слишком умным, что надо ввести прямое военное управление, и все будет окей. И эта система ценностей аксиоматична, с ней трудно спорить. Они могут проиграть спор не тебе, потому что они твою логику не воспринимают, а только реальности. То есть тогда страна будет идти вниз до той поры, пока не станет очевидно, что приехали.

Я надеюсь, что именно благодаря большей продвинутости нашего общества, большей информационной открытости, — потому что мы можем говорить то, что считаем нужным, и это в стране даже позволяется, — процесс осознания произойдет раньше.

В Советском Союзе мы 70 лет к этому шли, хотя в принципе можно было бы осознать еще в 32-м году, когда были достигнуты чудовищные экономические результаты. Не осознали, потому что об этом не говорили, это не обсуждали. Сейчас я думаю, это произойдет быстрее. Поэтому теоретически все может быть. А практически — как бы преемник не оказался покруче Владимира Владимировича.

Вопрос из зала:

— Вы сказали, что наблюдаются некоторые сходства между господином Сталиным и Путиным. Товарищ Джугашвили был известен созданием культа личности. Каковы варианты развития событий, как возрождение знаменитой фразы: «Спасибо товарищу Путину за наше счастливое детство!»

Дмитрий Орешкин:

— Так это уже есть. Путин будет вежливо отбрыкиваться, ему это будут навязывать. Уже не кто иной, как господин Володин, сказал, что есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России.
Между прочим, так оно и есть. Поскольку на него
все замкнуто в рамках вождества, велики шансы,
что и государственная система распадется.
В этом смысле Путина к этому подталкивают.
Почему-то принято считать, что Путин такой нехороший. А я думаю, что в значительной степени его сделали, его привели к этой ситуации. Когда на выборах все нотабли, все региональные лидеры поняли, что он сильный человек, они стали под него подстраиваться — даже без особенного давления с его стороны.

И тут надо быть человеком величайших духовных качеств и силы, чтобы не поверить в то, что ты действительно какой-то выдающейся.

Все говорят, что ему везет, что он сильный, что он нагнул Обаму, он поднял Россию с колен. И мне кажется, что Меркель права, когда она говорит, что Путин живет в какой-то своей реальности.

Он же действительно теряет берега. Я бы на его месте потерял через две недели, если бы вся страна от Калининграда до Владивостока говорила мне, какой я умный. Если бы он ушел через два срока, он бы остался в памяти России как великий президент. Ему простили бы и Беслан, и «Норд-Ост», и подлодку «Курск», и отжатие собственности, потому что в принципе он шел в более или менее в правильном направлении.

Третий срок — это уже слишком. И, конечно же, сейчас будет игра с этим «спасибо товарищу Путину за наше счастливое детство». Уже ведь так и говорят по телевизору. Хотя он как бы говорит: «Ну что вы, о чем вы…».

У того же Пушкина в «Борисе Годунове», помните, в самом начале бояре обсуждают, что будет, и один князь говорит другому: «Узнать немудрено… Борис еще поморщится немного, что пьяница пред чаркою вина, и наконец по милости своей принять венец смиренно согласится». Смиренно согласится стать отцом всех народов — а куда денешься?
Вопрос из зала:

— Неважно, какой будет смена власти. Предположим, к власти придет условно прозападный, либеральный элемент. Достаточно ли будет сил у демократического государства после смены власти, после смены курса? Насколько хватит сил, чтобы избежать отката к железной руке в условиях, когда люди не привыкли к демократической смене власти?

Дмитрий Орешкин:

— Я не знаю ответа, потому что достаточно или не достаточно — это только на практике выясняется. Сейчас этого элемента стало значительно больше, чем в советские времена. Вот те самые 15% (100 минус 85 — получается 15) — от них требуется огромное мужество, чтобы этого не поддерживать, огромная самостоятельность. Просто значительная часть как всегда примыкает к большинству.

На самом деле я думаю, что такой элемент — это не 15%, а процентов 35. Он просто молчит, не хочет отвечать, попадает под влияние пропаганды телевизора. Но тем не менее поразительно, что 15% не соглашается. Ведь если вы возьмете 15% от 145 миллионов, — это почти 20 миллионов человек.

Конечно, в основном это горожане, образованные люди, состоятельные. Вам, наверное, будет интересно узнать, что у 14% моих соотечественников есть иностранные паспорта. Интересное совпадение: то есть они могут выехать за границу, у 9% есть долларовые счета в банках.

Это меньшинство на самом деле есть, оно не боится высказывать свою точку зрения, что уже хорошо. И вопрос только в том, как оно представлено в элитах. Потому что чем больше я читаю и думаю про прошлое моей выдающейся страны, тем становится очевидней, что на самом деле революция была не народным каким-то проявлением, как нам говорят, а внутриэлитными разборками. Гражданская война — это не война народа против правительства, а это война одной группы элит против другой группы элит с пропагандистским подтягиванием народа в качестве бойцов.

Ну так вот, мне кажется, что чем выше в небеса взлетает идеология и чем дальше она отрывается от реальной практики, тем скорее наступает то, что называется когнитивный диссонанс.

Он уже наступает: люди говорят, да, Путин молодец, Путин поднял с колен, присоединил Крым, но почему за мой счет? И этот червь сомнения начинает шевелится. Год назад он не шевелился. Как долго он будет шевелится, я не знаю, и хватит ли ресурсов? Мне кажется, что ресурсов больше.

Ну и на самом деле Советский Союз существовал 70 лет. Путинская Россия пока живет 15 лет. И если быть совсем откровенными, то это начинается, по крайней мере в моем летосчислении, наверное с грузинской войны, может быть, с мюнхенской речи, — это меньше десяти лет. Так что точно что-то произойдет, на вашем веку — точно.

Вопрос из зала:

— В девяностые годы, в ельцинские — Горбачев не успел, но вот во время этих ельцинских реформ, почему все равно пошли по экстенсивному пути, стали в большой степени использовать нефтедобычу, расширять ее, почему не сумели перейти на интенсивный путь и почему не попытались толком?

Дмитрий Орешкин:

— Может, вы меня осудите, но я думаю, что 90-е годы сильно недооценены. Я не очень понимаю, почему вы говорите про экстенсивный путь, ведь тогда цены на нефть были где-то около 20 долларов и меньше.

На самом деле Зюганов очень сильно критиковал Ельцина за то, что происходит приватизация нефтяной отрасли. Он говорил, что это наверняка отразится в суммарном падении добычи нефти, потому что была крупная советская система добычи, и, как казалось Зюганову, она эффективно работала, а теперь все это раздробят, и добыча нефти упадет.

Но она не упала и не выросла. На самом деле она снизилась, потому что мощности были исчерпаны, нужны были инвестиции, и только с приходом, условно говоря, Ходорковского, который вычистил кадровый состав, который гораздо эффективнее организовал добычу, начался рост — это уже вторая половина девяностых.

А в начале нулевых цены на нефть начали расти, и потом еще быстрее. То есть в девяностые-то годы как раз была интенсификация. Просто об этом никто не скажет.

Я сейчас вам по пальцам назову пять интенсивных технологических революций, которые произошли в 90-х годах: компьютерная революция — с 90-х годов у нас в стране производились счетные машины системы «Искра» в Смоленске, на них работать было невозможно. В 90-х появляются компьютеры, что, кстати говоря, в советскую эпоху было невозможно по определению, потому что любой ксерокс стоял на учете в КГБ, пишущие машинки хотели поставить — какой к черту компьютер, да вы что?

Плюс к компьютерной в конце девяностых произошла революция интернета, плюс революция мобильных телефонов. В советские времена мы стояли десять лет в очереди на телефон, чтобы его в квартире получить, — и тут она была решена. Строительная революция — технологии строительные изменились, началось стремительное жилищное строительство. А самое главное — экономическая революция: рубль стал конвертируемым, появился смысл его зарабатывать, появился смысл его инвестировать, появился класс собственников, появилась экономика, которая откликается на рыночный, платежеспособный спрос. Не то что тихо-мирно из начальства спускается сверху.
Только за счет открытости в Россию притекло сразу несколько технологических революций. А за нулевые годы я как раз никакой такой революции не наблюдаю.
Так что, может быть, я несправедлив, но мне девяностые годы кажутся гораздо более плодоносными для России.

Хотя те люди, которые в советскую эпоху работали на военных заводах (а у нас 80% заводов были военных), и люди, которые работали на шахтах в Донбассе, девяностые годы воспринимают как нечто ужасное. Потому что ребята из Горловки зарабатывали 700-800 рублей в месяц легко — те, которые рубили уголь. Они за год могли заработать на автомобиль «Жигули», мечту любого советского человека. И им этот автомобиль предоставляли без очереди, поскольку они были пролетарии. Точно так же с военными заводами: там было отдельное финансирование, отдельное снабжение. Люди хорошо работали, и все это рухнуло.

И сейчас люди говорят, что мы голодали. Ну да, я тоже, ну, не голодал, но жил за счет гуманитарной помощи в начале девяностых в Москве, как и все научные сотрудники. Но потом кто-то реализовался, кто-то нет. И эти ребята с очень большими претензиями к 90-м годам, потому что они не думают, что нефть упала в цене, они не думают, что уголь перестал так высоко цениться, они не думают, что они зарабатывали деньги, потому что им Центральный Комитет давал, как пролетариату, а не потому что они производили рыночно нужную продукцию. Это как бы их не касается — они жили хорошо, а потом в 90-е годы стали жить плохо, и вот Ельцину нет прощения. Но мне кажется, его очень много в чем можно обвинить, но в том, что он реализовывал экстенсивную модель, — тут я что-то не совсем понимаю вас, честно сказать.

Реплика из зала:

— Автомобильные заводы были закрыты. В общем что-то произошло с промышленностью…

Дмитрий Орешкин:

— У нас когда говорят «промышленность», имеют в виду оборонку. Значит, до революции группа Б — так называемое производство товаров народного потребления — была больше половины в общем производстве ВВП. После революции ее уменьшили до четверти. Это считалось очень хорошо, потому что группа А — это индустриальная мощь.

На самом деле группа А, — как один неглупый школьный учитель сказал: «Запомните, дети, группа А — это Абарона». Производили огромное количество стали, из этой стали производили оружие, которое никуда не продавалось. Соответственно, не было рыночного спроса, потому что негде было продать. Соответственно, в казну не возвращались деньги.

А платить надо было геологам, которые разведывали руду, металлургам, которые её выплавили, инженерам, которые построили эти танки, металлургам, которые сделали этот броневой лист и так далее. В результате все время приходилось подпечатывать фальшивые деньги. Вот это экстенсивное хозяйство — когда денег все больше, а стоят они все меньше.

Когда оказалось, что рынок не предъявляет спроса на эти самые танки… Я, кстати, напомню, что, когда Советский Союз развалился, в нем было 63 900 танков, — это больше, чем у всего остального мира вместе взятого. И они никаким боком не помогли спастись этой замечательной государственной структуре.

Кому, зачем еще раз производить эти танки, еще раз лить этот самый чугун, если людям нечем платить зарплату? Все это схлопнулось. И во всем этом в глазах общественного мнения виноваты, конечно, Ельцин и Гайдар.

Но должны же быть какие-то доброкачественные объяснятели, которые людям, желающим понять, должны говорить о том, что на самом деле это заложено.
Так же, как Смутное время заложено предшествующей традицией, эта экономическая катастрофа была заложена совершенно безумными экономическими приоритетами советской эпохи.
Но об этом люди не хотят говорить. Ну и, соответственно, 90-е годы — это «лихие». Ну и, конечно, пропаганда еще подливает, потому что, по советской традиции, всегда хули своего предшественника и на него вали все вины.

И до сих пор 90-е годы обвиняют, когда надо объяснить, почему у нас какие-то проблемы. Ну не Путин же в этом виноват! Ельцин. Извините, мне кажется, я не совсем ответил на ваш вопрос, но я действительно не вижу признаков экстенсивности.

Реплика из зала:

— Вы ответили.

Дмитрий Орешкин:

— Да? Спасибо.

А вот экстенсивное в советскую эпоху. Что делает Хрущев? Сельское хозяйство провалено. 44 миллиона тонн зерна покупают ежегодно после 1961 года в Канаде, Соединенных Штатах. Притом что у нас самые большие запасы чернозема и всего прочего. Хрущев с целью увеличения производства сельских продуктов осваивает Казахстан, поднимает целину.

Гораздо более простое решение — не отбирать у крестьян то, что они производят, хотя бы половину им оставить. И они бы эту проблему решили.

Я как работник географии помню, как обсуждались в ЦК партии, не в самом высшем, а на уровне экспертов, проблемы интенсификации. Ребята из экономического отдела ЦК говорили: «У нас большую часть картошки производят на частных землях, на приусадебных хозяйствах. А колхозные картофельные поля вроде как ничего не дают». То есть 1% земель, которые в руках у крестьян в качестве подсобного хозяйства по 20 соток на нос, обеспечивает треть всего производства картофеля. И они стали думать про те самые 6 соток поганых, для того, чтобы дать народу эти 6 соток, чтобы тот производил себе картошку. Это в конце ХХ века!

А дать земли в частные руки — это нельзя, это табу. Приезжали голландцы к нам в институт и спрашивали: «Мы не понимаем, почему в Советском Союзе строят эти чудовищные пятиэтажки, а не строят, как у нас в Голландии, частные дома?» И наши люди им говорили: «А у нас земли не хватает». Это голландцам, которые у моря отвоевывают сушу! И даже не понимали, как это смешно выглядит.

Вопрос из зала:

— У меня вопрос исторический. Вы сказали о влиянии кочевой татаро-монгольской культуры на Россию. Я с этим не могу не согласиться, но хотел бы отметить два момента. Первый: если вы когда-нибудь имели возможность осмотреть (на старославянском здесь, наверное, никто не может читать), величайшее произведение и памятник культуры тех времен «Хождение за три моря» Афанасия Никитина... Я не мог не заметить, что Афанасий Никитин очень часто оперирует не столько татарскими словами, сколько арабскими, в том числе цитатами из Корана. Второй момент — это монеты различных чеканок, различных князей, таких, как Дмитрий Донской, Иван III, князь Василий III. Я был удивлен, когда увидел, что на одной стороне этих монет, как правило, надпись на старославянском, а с другой стороны на арабском, в том числе цитаты из Корана. И вот, суммирую свой вопрос: не считаете вы, что Россия так же имела сильное влияние арабской культуры и арабской религии? Если да, в каком виде она сохранилась сейчас?

Дмитрий Орешкин:

— Конечно, считаю. Тот же самый Афанасий Никитин путешествовал не как Плано Карпини — в земли Великого хана. Он путешествовал южнее, как раз в Иран и до Индии. Естественно, он оттуда привез и свои языковые соображения и религиозные тоже.

Я меньше всего хотел бы, чтобы от моих слов осталось ощущение, что только это и было. Я хочу сказать, что мы недооцениваем кочевое влияние. Я хочу внести в обсуждение новую тематику — не этническую, а именно хозяйственного уклада и системы ценностей.

Это нисколько не мешало русским купцам через Волгу спускаться в Каспий и дальше до Ирана и там торговать. Очевидные были связи. Тот же самый Великий шелковый путь проходил через Северный Кавказ — там навалом персидских материалов.

Насчет денег: среди специалистов по исторической нумизматике активно обсуждается даже такая понятная вещь, как генезис термина «копейка». У нас говорят, что это «копейные деньги», потому что там изображен Георгий Победоносец с копьем в руке. Есть некоторые эксперты, которые это выводят к названию монеты, которая называлась «копек» — скорее где-то в Персии, чем в кочевых территориях. Да и вообще, монету бьют в оседлых территориях. Кочевые государства свои монеты бить не могут — у них нет металлургии.

Что касается древнерусских княжеств, то же самое — каждый князь был суверен, каждый князь бил свою монету. В документе, в котором Иван III завещает своим наследникам, как раз сказано, что необходимо ограничить удельных князей в праве бить или печатать свою монету. Отныне монету может печатать только Москва.

Иван III — это дедушка Ивана IV. Произошла консолидация власти, естественно с учетом персидских влияний, — как без этого? Я хотел просто приподнять некоторую значимость того, что мы пропускаем мимо ушей, что очень серьезное влияние было и кочевой культуры. Византия очень близко взаимодействовала с Персией и с тем же Китаем, и через Византию мы много оттуда получили.