*2031. Жданов: неразгаданный сфинкс Ленинграда

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article8971.htm
13.04.2014, 05:33
Пятница, 22 июля 2011

2011-07-15
Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.

Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и начинает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля в нескольких главах. Автор - историк и публицист Алексей Волынец.

Глава 1. «ТОВАРИЩ АНДРЮША»: БОЛЬШЕВИК ИЗ ПРАВОСЛАВНЫХ

И сказал Господь: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе.
«Бытие» 18:1

Наш герой родился 26 февраля старого стиля 1896 г. в городе Мариуполе, в семье инспектора народных училищ. Вспомним, что ту же должность занимал отец Ленина при рождении будущего лидера русской революции. Но батюшка нашего героя был не только педагогом и чиновником – как ни странно, а, может, в чём-то и закономерно – отец будущего идеолога сталинского СССР изначально тоже специализировался на «идеологии». Ведь православие в те годы было именно официозной идеологией Российской монархии, а отец нашего героя – Александр Алексеевич Жданов – не только родился в семье сельского священника под Рязанью и закончил Рязанскую духовную семинарию, но в 1887 г. блестяще окончил высшее религиозное учебное заведение Российской империи – Московскую духовную академию. Обучаясь, а затем работая доцентом на кафедре Священного Писания Ветхого Завета, магистр богословия Александр Жданов и не подозревал, что через 60 лет его ещё нерождённый сын Андрей создаст в той же Москве аналогичное учебное заведение по идеологии. Только если в православной самодержавной монархии это была богословская академия, то в сталинском СССР аналогичное заведение будет называться Высшая партийная школа.

Впрочем, первые ростки «партийной школы» проявились еще тогда – отец нашего героя не только стал одним из первых в России исследователей Апокалипсиса и создателем популярного в семинариях Империи цикла лекций по истории Ветхого завета, но и увлёкся идеями марксизма и социал-демократии. Что, кстати, тоже не удивительно: искренняя вера в божественную справедливость (а отец Жданова, несомненно, был искренне верующим православным) обязательно приведёт личность к поиску справедливости и на земле. Если, конечно, личность не победит конформист. Сын сельского священника и увлеченный революционными идеями магистр богословия Александр Жданов конформистом не был – из-за конфликта с церковной бюрократией и подозрений в «крамольных» идеях он был со скандалом изгнан из Духовной академии.

В юности Жданов-отец успел поработать учителем в сельской школе, а человек с высшим образованием в провинциях полуграмотной Российской империи был ценным кадром по определению. И покинувший Москву магистр богословия нашел должность в сфере «народного просвещения», тем более что тема его магистерской диссертации звучала «Сократ как педагог». Кстати, студенты Духовной академии на прощание подарили изгоняемому начальством преподавателю привезенную из Иерусалима библию на арамейском языке – потом эта библия всегда хранилась в семье секретаря Политбюро ЦК ВКП(б)…

Чиновничья служба на ниве просвещения занесла инспектора народных училищ Александра Жданова в город Мариуполь. В те годы этот уездный город по количеству иностранных консульств уступал только Санкт-Петербургу – бурно развивавшаяся в Российской империи современная промышленность большей частью принадлежала иностранному капиталу, а Мариуполь был не только одним из крупнейших центров металлургии, но и основным торговым портом для обширного промышленного района с заводами и шахтами Донбасса. Наш герой родился рядом с металлургическими заводами, принадлежавшими немцам, бельгийцам и американцам. Его матушка, урождённая Горская, так же происходила из семьи потомственных богословов и священнослужителей и, как шутили в семье, «состояла в родстве чуть ли не со всем Священным синодом» - среди рода Горских были и ректоры Духовной академии, и епископы.

При рождении нашего героя никто, конечно, и помыслить не мог, что город Мариуполь когда-нибудь будет называться Жданов, и в городе Жданове все заводы будут нашими, а не немецкими или американскими. Символично, что город потеряет это своё новое имя, когда мы потерям и нашу страну со всеми заводами, газетами и пароходами.

Православный богослов и русский социал-демократ Александр Жданов стал первым учителем своего сына, благо знания и педагогический опыт позволяли. Отец принадлежал к той исконной русской интеллигенции, которая вела своё происхождение от Ломоносова и классиков русской литературы. Владея древнееврейским, древнегреческим, немецким и французским языками, зная европейскую культуру, увлекаясь идеями марксизма и социализма, он, тем не менее – выражаясь более поздним языком его сына – не «низкопоклонствовал перед Западом» и был далёк от всяческого новомодного «декаданса».

У отца мальчик не только получил начальное образование, любовь к русской литературе и народным песням, но и знакомство с обеими идеологическими доктринами – с православием и революционными идеями. Александр Жданов умер, когда сыну было всего 13 лет, но заложенное отцом наследие будет проявляться в деятельности сына всю жизнь, даже когда он станет вторым человеком в иерархии сверхдержавы Сталина.

От матери, имевшей прекрасное музыкальное образование, мальчик научился нотной грамоте и игре на пианино, на всю жизнь восприняв вкус к классической музыке.

После смерти отца, семья – мать, Андрей Жданов и три его сестры – переехали поближе к родственникам, в Тверскую губернию. Там наш герой в 1910 г. поступил в Тверское реальное училище и впервые познакомился с местными социал-демократами. Через два года подросток Жданов уже попадет в сводки губернской жандармерии. Примечательно, что наш герой сразу, практически без колебаний примкнёт в революционном движении не просто к социал-демократам, а к их самой радикальной, большевистской фракции Ленина.

В 1915 г. Андрей Жданов закончил Тверское реальное училище (всё на отлично, включая «Закон Божий», с одной четвёркой по рисованию), с того же года исчисляется его партийный стаж в РСДРП(б). Подпольная партийная кличка у нашего героя в те годы – «Юрий», позже этим именем он назовёт своего сына.

Шла мировая война, и первокурсник Московского сельскохозяйственного института убежденный большевик Андрей Жданов активно поддерживал политическую позицию Ленина – бойня, в которой сотнями тысяч гибнут русские люди за интересы английского и французского капитала, должна стать прологом мировой революции.

Ни российская монархия, ни её армия к мировой войне были не готовы. Не хватало всего – от винтовок до младших офицеров (и то и другое в первую очередь массово терялось на поле боя). Но если винтовки еще можно было за горы золота купить в Японии или США, то офицеров нельзя были ни «купить», ни назначать из солдат: большинство солдатской крестьянской массы было либо неграмотно, либо едва умело читать. Поэтому на роль офицеров стали призывать кого угодно, лишь бы с достаточным образованием, а таковых в России «которую мы потеряли» было не так уж много.

Так «неблагонадёжный» студент Жданов в 1916 г. попал в армию. Сначала Царицынский студенческий батальон, где служили неблагонадежные элементы из образованных, затем 3-я Тифлисская школа прапорщиков, один из 15 созданных по всей Империи центров ускоренной подготовки младших офицеров. Здесь Жданов не только изучал стрелковое дело с тактикой, но и познакомился с Грузией и её культурой. С детства склонный к музыке, с отличным слухом и способностями к игре на разных инструментах от рояля до аккордеона, юнкер Жданов быстро освоил некоторые грузинские мелодии и народные песни. Тогда он еще не подозревал, что буквально через несколько лет судьба на всю оставшуюся жизнь сведёт его с грузинским большевиком Джугашвили. И на совместных посиделках они будут хором петь русские, украинские и грузинские песни, по мере употребления водки переходя к матерным частушками и блатным куплетам. Впрочем, хоровое пение и потребление горячительных напитков будет совсем не главным занятием этой компании…

Пока же прапорщик Жданов был направлен командиром взвода в 139-й запасной пехотный полк в уездный городок Шадринск огромной, охватывавшей весь Урал, Пермской губернии. В истории России этот затерянный на южном Урале город прославился только «картофельными бунтами» в середине XIX века, когда чиновники Николая I заставляли казённых крестьян переходить с зерна на картошку и слёзно писали начальству: «картофку, окаянные, не берут для посадки…» Тёмные крестьяне сочли насильственную посадку неведомой «картофки» одним из признаков начинающегося конца света, Апокалипсиса (того самого, что изучал отец нашего героя в Духовной академии). Среди крестьян пошли раскольничьи слухи, что «картофель есть отрождение того заветного яблока, за которое лишился блаженства первоначальный человек, и что когда оно с проклятиями было брошено на землю, то от него родился картофель и, следовательно, семя сие есть антихристово»… Крестьян тогда просветили в ортодоксальном богословии при помощи войск, многих отправили просвещаться дальше на каторгу.

Заметим, что к 1917 году основная масса сельского населения, как оставшегося в деревне, так и одевшего солдатские шинели, в своём развитии недалеко ушла от своих бунтовавших против апокалиптического картофеля дедушек. На этом фоне начитанный московский студент и тифлисский прапорщик Жданов был не только высокообразованным человеком, но и безусловным авторитетом, способным убедить слушателя цитатами хоть из Маркса, хоть из Библии. При этом молодой прапорщик не сторонился солдат, здоровался с ними за руку, обращаясь «Товарищ!» В том строго сословном обществе, с извечным делением на «голубую кровь» и прочее быдло, это было смелым и эпатирующим шагом. «За унижение чести русского офицерства» прапорщика Жданова исключили из полкового офицерского собрания. Исключавшие Жданова командиры запасного полка не могли знать, что этот странный 20-летний прапорщик со временем получит золотые погоны генерал-полковника, вынесет самую страшную городскую осаду в истории человечества и маршалы сильнейшей армии мира будут первыми отдавать ему честь.

Но накануне 1917 г. прапорщику искренне не улыбалось отправляться на фронт погибать за интересы русского царя, британского короля и французского президента – и он вёл антивоенную пропаганду среди крестьян-солдат запасного полка. Впрочем, нелегальная политика была далеко не единственным увлечением 20-летнего парня. Он достаточно быстро познакомился с немногочисленной интеллигенцией уездного Шадринска, а вскоре стал публиковать свои статьи и заметки в единственной местной газете «Исеть». Её редактор – Николай Здобнов – был на несколько лет старше нашего героя, тоже отучился в одном из московских институтов и был нелегальным социалистом-революционером.

Эсеров Андрей Жданов не любил, на первом курсе Московского сельскохозяйственного института он был единственным социал-демократом среди поголовно сочувствовавших эсерам студентов. Но в Шадринске эсер Здобнов являлся одним из немногих, с кем можно было поговорить и поспорить «за политику». К тому же у жены эсера была подруга по шадринской гимназии Зинаида Кондратьева, дочь ссыльного, и ей не на шутку увлёкся наш молодой прапорщик. Провинциальная гимназистка из революционной семьи ответила взаимностью московскому студенту.

Влюбленный прапорщик Жданов при первой возможности прибегал из полка в редакцию газеты «Исеть» и развлекал её сотрудников и свою возлюбленную пением, а также организовывал любительские театральные спектакли. В ту «доисторическую эпоху», когда даже патефоны были роскошью, а радио еще воспринималось как элемент научной фантастики, людям приходилось развлекать себя собственными силами. И тут поющий и играющий на рояле прапорщик был вне конкуренции.

Тем временем, ранняя весна 1917 г. принесла товарищу Жданову не только взаимную любовь, но и не менее долгожданную революцию. Как только вести о февральских событиях в Санкт-Петербурге достигли Шадринска, Жданов откликнулся на них статьей в «Исети» от 15 марта 1917 г. «Перспективы рабочего движения». Это была, пожалуй, первая программная и идеологическая работа нашего героя – позднее он будет их писать сотнями, и вся большая страна будет внимательно вникать в его строки. Пока же большевик Жданов и его приятель эсер Здобнов в марте 1917 г. устроили в Шадринске «комиссию по организации митингов для разъяснения революции». В те далёкие времена редкостью были не только патефоны, но даже газеты были дефицитом и продуктом весьма сложной для тех лет техники, не говоря уже о том, что большинство неграмотного и малограмотного населения либо не могло их прочесть вовсе, либо просто не врубалось в прочитанное по слогам. Поэтому народные митинги были единственным всем доступным «средством массовой информации». Именно на этих солдатских и крестьянских митингах весны 1917 г. Андрей Жданов научился публично говорить с массами людей. Позднее все очевидцы, даже недоброжелатели, будут высоко отзываться о Жданове как об ораторе.

Наш герой был лидером маленькой группки большевиков в уездном городе. «Мещанское болото, - говорил он в 1917 г. о Шадринске, - засели здесь эсеры и меньшевики, а брехуны они несусветные…» Провинциальной революцией «рулили» эсеры – вскоре друг Жданова эсер Здобнов стал председателем Шадринской городской думы (на выборах эсеры получили 31 место из 33). Жданову приходилось много и безрезультатно спорить с другом и политическим соперником Здобновым.

Тем временем революция продолжалась, и к концу ноября 1917 г. в Шадринск пришли вести об октябрьских событиях. Большевик Жданов был в восторге. Но Октябрь в уездном городе обернулся так называемой «пьяной революцией».

В годы Первой мировой войны в России действовал «сухой закон». В условиях, когда самогонный аппарат был для большинства очень сложным техническим устройством, обычная прозрачная водка стала для масс населения, особенно для одетых в солдатские шинели мужиков, жутким дефицитом и предметом несбыточных мечтаний. А в Шадринске на местной винокуренной фабрике скопились огромные запасы спирта, предназначенного для отправки на военные заводы. Февральская революция и так сломала армейскую дисциплину, а уж после того как в Питере мало кому известные большевики скинули бессильное Временное правительство, мобилизованные солдаты сочли, что пора разъезжаться по домам. Но перед этим многие самовольно демобилизованные из многочисленных учебных полков решили заехать в Шадринск за вкусным спиртом… В итоге в конце ноября 1917 г. город оказался в руках неорганизованной, пьяной и вооруженной винтовками толпы. Как писал очевидец: «После этого весь город был подвергнут пьянству почти полтора месяца… Жертвами этого погрома пало 86 человек».

Хотя позднее многие политические недоброжелатели будут обвинять Жданова в склонности к лишней стопке водки, в дни «пьяной революции» главный в провинциальном городе большевик сохранял трезвую голову и вместе с председателем городской думы Здобновым организовал «Комитет общественного спасения». Основные запасы спирта успели вылить в воды реки Исеть. На языке вогулов «И сеть» - много рыбы. Подозреваю, в тот год рыбы в Исети стало поменьше.

Решительные действия бывшего прапорщика Жданова в ходе подавления «пьяной революции» фактически сделали его властью в уездном городе. В Рождественские праздники, когда Шадринск допивал последние остатки спирта, большевик Жданов совместно с анархистом Петровым «захватили» городскую типографию и провозгласили что в городе теперь вместо либерально-эсеровской газеты «Народная мысль» будет печататься анархо-большевистская газета. Не определились только с названием – то ли «Рабочий и крестьянин», то ли «Путь к коммуне». На следующий день в помощь Жданову из Екатеринбурга приехал матрос Хохряков с пулемётом «Максим», и исполнительная власть в Шадринске окончательно перешла в руки нашего героя… Кстати, этот балтийский матрос Хохряков был примечательной личностью – вскоре он застрелит при попытке к бегству задержанного в Екатеринбурге за антибольшевистскую агитацию двоюродного брата Ленина, затем поучаствует в расстреле последнего царя и погибнет в первых боях с белыми.

Но вернемся к Жданову. Несмотря даже на единственный в городе пулемёт, резолюция о поддержке городским сходом большевиков и Советов прошла в Шадринске с перевесом всего в один голос – вторая половина городского политического актива всё еще поддерживала правых эсеров и Учредительное собрание.

Приятель Жданова и его основной политический соперник Здобнов был еще летом от Пермской губернии избран депутатом «Учредилки» и уехал в Петроград принимать участие в Учредительном собрании. Сам Жданов в январе 1917 г. организовал и провёл в Шадринске уездный съезд рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. На съезде присутствовало четыре сотни человек, наш герой был избран уездным комиссаром земледелия.

На основе решений съезда Жданов тут же стал реализовывать основной ленинский лозунг «Землю - крестьянам!» Помещичьи земли еще до весеннего сева поделили между крестьянами, что обеспечило новой власти неведомых ранее большевиков поддержку большинства населения. Помимо банального раздела земли большевик Жданов предложил беднейшим крестьянам объединить свои усилия и организовать совместные хозяйства-коммуны. Весной 1918 г. при помощи Жданова под Шадринском на землях помещика Протопопова 15 крестьянских семей организовали коммуну с колоритным названием «Первый просвет новой жизни». Через несколько месяцев лидеров крестьянской коммуны расстреляют белогвардейцы.

Лето 1918 г. стало в России началом полномасштабной гражданской войны. Эсер Здобнов будет среди тех членов разогнанной «Учредилки», которые тем летом при помощи резидентов Антанты и чехословацкого корпуса начнут на Урале и Поволжье гражданскую войну против большевиков. Антанта навяжет этим либерально-демократическим повстанцам в качестве командующего адмирала Колчака. Колчак же, будучи бездарным, но амбициозным диктатором, вскоре начнёт арестовывать и расстреливать «призвавших» его ранее депутатов разогнанного Учредительного собрания. В итоге в 1919 г. эсер Здобнов попадёт в колчаковскую тюрьму и от расстрела его спасёт только стремительное наступление красных.

В это время большевик Жданов становится Екатеринбургским окружным комиссаром Красной Армии. По сути, он стал одним из первых организаторов РККА на Урале. Здесь ему придётся пережить тяжесть поражений в первых столкновениях с мятежным чехословацким корпусом, полками «Омской директории» и армиями «Верховного правителя Российского государства» Колчака. Именно в те месяцы появятся в истории нашей страны имена Фрунзе, Чапаева, Тухачевского, Блюхера. Бывший прапорщик Жданов играл в этих событиях куда менее заметную роль – он занимался вопросами политической пропаганды бойцов Красной Армии, местного населения и солдат противника. В условиях гражданской войны – особенно в условиях гражданской войны! – политическая пропаганда или, говоря современным языком, «информационно-психологическая война» была оружием не менее важным и действенным, чем винтовки и пушки. Одним из полководцев таких формально «бумажных» незаметных сражений и был 23-летний большевик Андрей Жданов.

Летом 1918 г., в самом начале гражданской войны, наш герой успел ещё и жениться на свой возлюбленной Зинаиде Кондратьевой. Убеждённый коммунист и атеист комиссар Жданов обвенчается с невестой по православному обряду в церкви. Показателен для его психологической характеристики и тот факт, что Жданов на всю жизнь сохранит доброе отношение к своему политическому противнику Николаю Здобнову.

Здобнов, освобожденный из колчаковской тюрьмы благодаря успехам большевистских армий, в результате всех этих потрясений отошёл от политики и в течение двадцати лет всей оставшейся жизни занимался исследованиями русского книгопечатания и книгоиздания, став классиком русской и советской библиографии. Жена Здобнова поддерживала отношения со своей бывшей подругой по гимназии Зинаидой Ждановой (в девичестве Кондратьевой). И, когда в 30-е годы воевавшего против большевиков бывшего эсера не раз арестовывали, из далекой Москвы звонили от уже всемогущего члена Политбюро ЦК ВКП(б) А.А.Жданова, и Здобнова освобождали. Летом 1941 г. уже пожилой человек Здобнов просится на фронт добровольцем. Но в начале войны органы госбезопасности лихорадочно «зачищают» все мало-мальски сомнительные и подозрительные элементы, и шадринский эсер вновь попадает в тюрьму. Его далекий всемогущий друг революционной молодости отрезан от России в Ленинграде, который окружают немецкие танки группы армий «Север». Арестованный Здобнов умирает в заключении в 1942 г. Через два года, вскоре после снятия блокады, в еще воюющем СССР в условиях тотального дефицита всего, с подачи Жданова, публикуется рукопись репрессированного эсера «История русской библиографии». Сохранённые благодаря Жданову научные работы Здобнова будут еще не раз переиздаваться во 2-й половине ХХ века.

Думаю, на основе уже изложенных фактов читателю понемногу вырисовывается психологический портрет нашего героя. Андрей Александрович Жданов, безусловно, был искренним фанатиком большевистской революционной идеи, способным на решительные насильственные действия при помощи популизма и пулемёта. Но при этом он не был фанатиком узколобым – в годы «воинствующего безбожия» был способен проявить уважение к религиозным чувствам других людей и даже в условиях гражданской войны мог сохранить человеческое отношение к своему политическому противнику.

В культурном плане для тех лет это был очень хорошо образованный человек, влюблённый в русскую классическую культуру, искренне презиравший морфинистский декаданс «серебряного века», хотя и способный оценить отдельные его произведения.

При этом Жданов из документов и отзывов современников предстаёт ещё и весьма талантливым человеком – искусный оратор, отличный журналист, способный музыкант и певец, неплохой актёр. Добавим, что даже его откровенные недоброжелатели (вроде злого на язык Никиты Хрущёва) уже после смерти называли Жданова обаятельным человеком. В дружеской компании он мог весело спеть оперную арию или русскую народную песню, сыграть на рояле или гармошке, жизнерадостно выпить водки и рассказать смешной анекдот. И всё это не мешало ему быть непоколебимым в своей убежденности «политическим солдатом».

В ходе гражданской войны Жданову пришлось быть «политическим солдатом» в самом прямом, не переносном смысле этого слова. Зиму 1918-1919 гг. он застал в политотделе 3-й армии восточного фронта. Тогда ему вместе с другими бойцами пришлось пережить самый тяжелый период боёв с Колчаком – то что большевики сразу же назвали «пермской катастрофой». В декабре 1918 г. 3-я армия под ударами екатеринбургской группы войск Колчака потеряла половину из своего 30-тысячного состава и оставила г. Пермь. Через 22 года, летом 1941-го Жданов вспомнит этот разгром и пермское отступление, тогда ему очень пригодиться опыт работы и обороны в самых катастрофических условиях. В январе 1919 г. для расследования причин поражения под Пермью по поручению Ленина в 3-ю армию прибыли Дзержинский и Сталин. Так наш герой впервые познакомился с будущим лидером советской сверхдержавы и мирового коммунизма.

К лету 1919 г., когда наступление Колчака было разгромлено и преуспевший в массовых расстрелах «Верховный правитель» начал своё отступление на восток прямо к иркутской проруби, комиссар Андрей Жданов отпрашивается в командировку к семье в Тверь. В дом матери и сестёр он привозит свою жену Зинаиду на последнем месяце беременности. В августе 1919 г. – когда Колчак отступает за Урал, а Деникин рвётся к Москве – у него рождается сын. Отец называет первенца Юрий, по подпольному имени, которое носил в нелегальной организации тверских социал-демократов.

В те дни Жданов хорошо знал: если деникинцы возьмут Москву, ни ему, ни его семье не жить. Он включается в подготовку формировавшихся в Твери кавалерийских частей – «комиссарит» в Тверской кавалерийской школе имени Коминтерна. Один из учеников Жданова, красный курсант Сергей Лемешев, увлеченно распевавший вместе с новым комиссаром строевые песни, в 30-40-е гг. станет ведущим оперным певцом Большого Театра.

В 1920 г. образованный и уже опытный молодой комиссар, к тому же имеющий в Твери хорошую дореволюционную репутацию и связи, быстро становится одним из самых авторитетных тверских большевиков. Ему поручают руководство губернской плановой комиссией и бюро по политической работе. Фактически, наш герой становится главным по экономике и идеологии в масштабах Тверской губернии.

Тверь в те годы из-за перипетий мировой войны достаточно случайно стала одним из научно-промышленных центров страны. Именно сюда был эвакуирован знаменитый «Русобалт» - Русско-балтийский вагоностроительный завод, единственный в бывшей Российской империи промышленно производивший автомобили и самолёты. Здесь же в годы мировой войны возникла основная радиостанция международной связи, в мастерской которой впервые в России начли производить радиолампы для радиоприёмников и радиостанций. И весь этот «хай-тек» начала ХХ века в условиях разрухи и разброда гражданской войны попал в ведение комиссара Жданова.

После раздела помещичьей земли в Шадринском уезде, это был первый опыт экономического управления для нашего героя. Понимая все свалившиеся на страну сложности, он активно поддержал противный марксистским догматикам НЭП. «Государство оставляет в своих рука максимум того, что при данном состоянии государственных ресурсов оно может удержать», - пояснял Жданов в «Тверской Правде». Тогда же, в 1920-21 гг. им написана целая серия статей о кооперации.

Помимо экономических проблем, Жданов занимался в Твери и организацией первой партийной школы, в которой читал лекции о развитии капитализма, об истории Интернационала, о кооперации и т.п.

По завершении основных боёв Гражданской войны в партии была объявлена первая чистка с целью убрать из организации случайно попавших в её ряды граждан. Рассматривались дела и биографии всех членов партии. Жданову смогли предъявить только «непролетарское» происхождение и венчание в церкви. Но первый вопрос снимался его дореволюционным стажем и активной деятельностью во время революции и гражданской войны, а по поводу венчания Жданов спокойно пояснил – «в бога, натурально, не верю», а венчался по настоянию родителей невесты «требовавших гарантий женитьбы». Комиссию по чистке партии эти ответы удовлетворили.

Активного и жизнерадостного Жданова тверские земляки за молодость прозвали «товарищ Андрюша». В конце 1921 г. тверские коммунисты избирают 25-летнего большевика председателем Губкома РКП(б), т.е. главным партийным начальником Тверской губернии.

На новой должности Жданова заметили в высшем партийном руководстве и уже через пол года ЦК РКП(б) принял решение перевести молодого и опытного большевика в руководство Сормовской партийной организации под Нижним Новгородом – там был один из важнейших центров промышленности, а губернская парторганизация часто конфликтовала с Москвой. В то время на Сормовском заводе производились первые в нашей стране танки, копии захваченных у интервентов машин – первые образцы танков русского производства носили личные имена «Борец за свободу товарищ Ленин», ««Борец за свободу товарищ Троцкий» и т.п.

Назначение было ответственным, а назначение по решению ЦК было явным повышением в партийной карьере. Но товарищ Жданов откровенно не хотел покидать родную Тверь с её налаженной партийной работой, более того – он не стремился к большой политической карьере управленца, предлагая ЦК «целесообразнее использовать меня на лекционной и пропагандистской работе, к которой имею способность». К тому же в это время наш герой свалился с тяжелейшей ангиной – конечно, ангина была менее опасна, чем свирепствовавшие в те времена холера или тиф – но в итоге болезни ослабленный годами гражданской войны организм получил осложнения на сердце. Фактически, совсем молодой человек стал инвалидом-«сердечником» и проблемы с сердцем теперь будут преследовать Жданова четверть века до самой смерти.

Партийная дисциплина не принимала отговорок, и в июле 1922 г. для нашего героя начался новый этап жизни. Тверской губернский комитет РКП(б) дал отъезжающему товарищу следующую партийную характеристику: «Выдержанный партиец губернского масштаба. Теоретически развит, хороший организатор. Советский и партийный работник, лектор, пропагандист, журналист…» Перед отъездом Жданова «Тверская правда» опубликовала тёплую прощальную статью, где тверяки желали удачи на новом месте «товарищу Андрюше».


Отец А.А. Жданова - преподаватель Московской Духовной Академии.

3-я Тифлисская школа прапорщиков. 1916 г. Юнкер Жданов слева.

Спасо-Преображенский Собор в г.Шадринске, в котором в 1918 г. венчались Андрей Жданов и Зинаида Кондратьева. Фото Прокудина-Горского. 1910 г.

Вверху - прапорщик Жданов с невестой, г.Шадринск, 1917 г.

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article8984.htm
Пятница, 22 июля 2011

2011-07-19 Алексей Волынец

Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.

Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и продолжает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля. Автор - историк и публицист Алексей Волынец. Начало - здесь.

Глава 2. «ПОД ДУБОМ МАМВРИЙСКИМ...»

И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатёр, во время зноя дневного.
Он возвёл очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него…
«Бытие» 18:1, 18:2

В Нижегородской парторганизации Жданова приняли недружелюбно. Сюда в 1918-22 гг. уже пытались присылать начальников из центра – последовательно Кагановича, Молотова и Микояна – но даже эти нехилые ребята не удержались. Нижегородцы согласились назначить Жданова только на должность заведующего отделом агитации и пропаганды.

Но, как мы уже знаем, это была любимая работа нашего героя, и тут он развернулся, быстро отменив шаблоны и казёнщину. Пропаганда в исполнении Жданова стала интересной и для партийцев, и для непартийного населения, особенно молодёжи: проводились всяческие семинары, дискуссии, лекции по внешней политике и т.п. Слишком смелая вольность и увлекательность (как бы сказали сейчас – креативность) ждановской агитации вызвали даже некоторое недоумение со стороны высшего руководства РКП(б). Но именно эта деятельность позволила Жданову стать своим товарищем для нижегородских большевиков, ранее отторгавших «чужаков».

В итоге, в 1924 г. Андрей Жданов избран секретарем Нижегородского губернского комитета партии. В тот год умер вождь революции Ленин, и в партии развернулась борьба за лидерство между Троцким и Сталиным. Жданов еще с дореволюционных времён поддерживал фракцию Ленина и совершенно искренне считал Троцкого, примкнувшего к большевикам только летом 1917-го, недостойным руководства партией. Так наш герой попал в группировку Сталина. К тому же работавшему «на земле» Жданову занимавшийся практической рутиной Сталин был куда ближе, чем витавший после гражданской войны в политических эмпиреях «демон революции» Троцкий.

В декабре 1925 г. на XIV съезде партии Андрей Жданов избран одним из пятидесяти кандидатов в члены ЦК ВКП(б). Именно этот съезд переименовал Российскую компартию во Всесоюзную и принял решение о проведении в ближайшем будущем индустриализации. Тогда же, обращаясь к делегатам съезда, Сталин заявил: «Люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, жестоко ошибаются…» Без сомнения, наш герой был согласен с этими сталинскими словами.

Борьба с партийной оппозицией Троцкого, а затем и Зиновьева, в те годы была открытой, и Жданову на собраниях коммунистов приходилось многократно отвечать на самые неудобные вопросы. В архивах остались некоторые следы этих острых дискуссий – так 24 августа 1927 г. на районном собрании Сормовской парторганизации Жданова спросили: «Скажите, только не по-рабски, в работе партии и в отношении к оппозиции не сказываются ли безобразные качества Сталина, отмеченные Лениным в его характеристике?» Такие острые и неудобные вопросы в тех дискуссиях сыпались градом. Жданову, где логикой, а где и не без доли демагогии, удавалось убедить людей в правоте группировки Сталина.

Впрочем, внутрипартийная политическая борьба была не единственной и не самой сложной задачей для регионального партийного руководителя. Приходилось решать многочисленные проблемы, связанные с весьма бедственным, фактически полунищенским положением большинства рабочих и крестьян в отсталой и разоренной стране. А с 1927 г. навалились и вопросы, связанные с началом индустриализации – Нижегородский край с его промышленностью планировался одним из флагманов экономического обновления.

Жданову приходилось решать проблемы, связанные и с забастовками рабочих – протесты пролетариата особенно болезненно воспринимались партией. Значительная часть таких забастовок в промышленном Нижнем Новгороде была связана с разницей в оплате труда чернорабочих и квалифицированных пролетариев. Первые требовали повышения зарплаты, а вторые бастовали, когда часть зарплаты перераспределялась в пользу неквалифицированных. Жданову приходилось уговаривать и тех, и других, сам он выступал и против банальной уравниловки, и против большого разрыва в уровне доходов.

Но основной заботой губернского партсекретаря было создание в ходе индустриализации новых заводов. Современному гражданину России, после десятка лет блеяния об «удвоении ВВП», всяческих «инновациях», «инвестициях» и прочих «нанотехнологиях», даже удивительно, как за несколько лет, не залезая в долговую кабалу к иностранцам, большевики умудрялись осваивать совершенно новые технологии и создавать новые производства. С 1928 по 1932 г. в Нижегородском крае было введено в действие 78 новых заводов и фабрик, за тот же период с нуля освоено производство автомобилей, создано одно из ведущих в СССР химических производств и второе по объему в СССР бумажное производство и т.д. В начале 30-х годов ежегодный рост экономики Нижегородского региона составлял 25-26%, а в наше время у всех в мире вызывает удивление и зависть 10 % ежегодного экономического роста в Китае.

Советское «экономическое чудо» создавалось жестокой волей коммунистической партии. Главным проводником этой воли на земле Нижнего Новгорода и был Жданов. Это его наследство сейчас пилят на ГАЗе вороватые путинские менеджеры.

Об индустриализации в Нижегородском регионе можно написать не один десяток диссертаций, поэтому не будем погружаться в статистические и экономические подробности того периода. Упомянем только грандиозный по объёму и стремительный по срокам проект создания Горьковского автозавода. Данный проект, основанный на купленных у корпорации «Форд» самых современных для тех лет технологиях, затрагивал не только чисто экономические, но и внешнеполитические вопросы. Так наш герой впервые «вышел на международный уровень», в дальнейшем ему придётся серьезно заниматься и внешней политикой страны в целом и вопросами отдельных стран, от Финляндии до Кореи.

Но это будет чуть позже. А пока, на рубеже 20-30-х годов товарищу Жданову приходится решать и глобальные, и самые мелкие вопросы индустриализации. Здесь надо помнить, что тогда Нижегородский край был заметно обширнее и включал в себя не только нынешнюю одноименную область, но и современные республики Удмуртия, Чувашия, Марий-Эл и часть Кировской области. В годы индустриализации Жданову пришлось побывать во многих городах и весях этого края.

Помимо руководства общими вопросами создания новой экономики, глава нижегородских большевиков не забывал и мелочи, например, его авторству принадлежит целый букет новых пропагандистских приёмов – сейчас такое назвали бы «креативом в области социальной рекламы». Так в 1931 г. нижегородские пропагандисты первыми в нашей стране стали выпускать «ярлыки», говоря по-современному - «стикеры» со слоганами, где пропагандировалась индустриализация или в стихотворной форме клеймились бракоделы и прогульщики. Для каждого завода и поселка делались свои индивидуальные стикеры, с указанием конкретных проблем и их виновников, и местные пионеры наклеивали их на товары в магазинах – на бутылки кефира, папиросные и даже спичечные коробки… А на Горьковском автомобильном заводе (тогда он ещё именовался НАЗ – Нижегородский автомобильный) по инициативе Жданова соорудили деревянного верблюда на колёсах. На «верблюда» вешали информационные листки с указанием отстающих, которые после такой рекламы стремились поскорее «слезть с верблюда», т.е выполнить заданный объём работ или освоить новые станки и технологии.

В начале 30-х гг. Нижегородская область под руководством Жданова стала одним из крупнейших научно-промышленных центров не только в масштабах нашей страны, но и в масштабе всего мира. Не случайно иностранные СМИ в те годы именовали Нижний «Русским Детройтом». В те же годы в Нижнем Новгороде организованы шесть новых ВУЗов.

Здесь надо заметить, что и такой крайне сложный процесс как коллективизация сельского хозяйства в Нижегородском крае прошёл куда менее болезненно, чем в иных регионах страны. В крае одними из первых в СССР появились зажиточные колхозы-«миллионеры», основанные на базе сельских кооперативов 20-х годов. Так, председатель будущего богатейшего колхоза «Алга» Мустафа Саберов в татарских сёлах Сергачского района Нижегородчины записывал колеблющихся крестьян в колхоз весьма креативно: являлся на сельские сходы с телефонным аппаратом и разыгрывал перед крестьянами свой «звонок Сталину в Кремль». Ошарашенные селяне после такого действа становились в очередь на запись в колхоз, не сообразив, что у телефона будущего председателя отсутствует даже провод… Хитрый председатель в итоге не только создал процветающий колхоз, но и сохранил в селе действующую мечеть. А через несколько лет с богатой выручки колхозного урожая подарил самолёт По-2 знаменитому советскому лётчику-испытателю Валерию Чкалову, тоже уроженцу Нижегородского края. Заметим, что появившийся в 30-е годы в СССР настоящий культ лётчиков был во многом плодом именно ждановского «пиара», но об этом чуть позже.

В 1933 г. товарищ Жданов докладывал на IV Горьковской (Нижний только что переименован в Горький) краевой конференции ВКП(б): «В борьбе за технико-экономическую независимость Советского Союза от заграницы наш край также имеет огромное значение. Я перечислю только некоторые виды продукции, которые мы до последнего времени ввозили из-за границы и производство которых в нашем крае помогло Советскому Союзу освободиться от заграничного импорта — это специальные сорта стали (Выкса), автомобили грузовые, легковые и автобусы (ГАЗ), мотоциклы (Ижевск), шлаковозы и чугуновозы («Красное Сормово»), фрезерные станки и делительные головки (станкозавод), токарные и строгальные патроны (завод им. Орджоникидзе), хирургический инструмент (заводы им. Ленина и им. Горького), радиоаппаратура, аэропланы и т.д.»

Как говорится, сравните с текущей ситуацией, граждане РФ. Кстати, упомянутые Ждановым нижегородские аэропланы – это истребители, впервые выпущенные в 1932 г. на Нижегородском авиационном заводе (ныне НАЗ «Сокол»), дальние прадедушки МИГов, которые и сейчас стоят на вооружении российской авиации.

Понятно, что тот мощнейший экономический задел, за счёт которого и ныне еще существует наша страна, был создан среди прочих и трудом Андрея Жданова. Он возглавлял Нижегородскую парторганизацию 12 лет, и за эти годы в крае появилась не только новая экономика – численность местного населения увеличилась более чем на 10%, население Нижнего Новгорода выросло в три раза, и всё это в подавляющем большинстве были не приезжие издалека, а местные люди: русские, татары, чуваши... Сравнение с нынешней демографической ситуацией излишне.

Важнейшее экономическое значение Нижегородской области и успехи в индустриализации (на начало 30-гг. область показывала наивысшие темпы экономического роста в СССР) естественным образом повысили и значение главного областного коммуниста в партийной иерархии. На XVI съезде партии Жданова избирают членом ЦК ВКП(б). С 1930 по 1932 гг. зафиксировано восемь рабочих встреч Жданова со Сталиным, не считая переписки, телеграмм и телефонных звонков. Фактически, с начала 30-х годов наш герой входит в высшее партийное и государственное руководство СССР. Поэтому, когда в начале 1934 г. рассматривался вопрос, кого из региональных руководителей пригласить на работу в ЦК для помощи занятому в Ленинграде Кирову, выбор пал на секретаря Нижегородской организации. Так товарищ Жданов попал на работу в Кремль.

В прощальной речи на заседании Горьковского крайкома (Нижний уже был переименован в Горький) наш герой говорил: «Я покидаю горьковскую организацию с чувством глубочайшей благодарности, потому что она была для меня большой политической школой». Действительно, за 12 лет работы и жизни в Нижнем Новгороде товарищ Жданов не только сроднился с этим краем, но и приобрел значительный опыт управления обширной территорией размером с приличное европейское государство, опыт управления массами людей и сложным экономическим хозяйством. По сути, к 38 годам это был еще молодой и энергичный, но уже весьма умелый управленец государственного уровня с практическим опытом работы, в т.ч. в условиях хаоса революции, и с боевым опытом и с опытом действительно успешных экономических реформ. Сравнение с нынешними «эффективными менеджерами» опять налицо.

Данное сравнение будет куда более наглядным, если указать, что все эти годы авторитарный руководитель огромного края в центре России прожил с семьёй в двух комнатах коммунальной квартиры. Представьте губернатора Нижегородской области В. Шанцева, президента Удмуртской республики А.Волкова, президента Чувашский республики М.Игнатьева, президента республики Марий Эл Л.Маркелова и четвертинку кировского губернатора Белыха, живущих скопом в двух комнатах коммуналки... Из всех начальственных излишеств в нижегородский период товарищ Жданов был замечен только в пристрастии с коллегами по работе к игре в бильярд.

В Кремле Жданов был назначен третьим секретарем ЦК ВКП(б), ему поручили курировать сельскохозяйственный, «планово-финансово-торговый», политико-административный отделы, отдел руководящих парторганов, Управление делами и секретариат ЦК. Данную должность можно смело сопоставить с главой администрации президента в современной РФ. Де-факто, Жданов вошёл в пятерку высших руководителей СССР.

Лето 1934 г. прошло для нового секретаря ЦК партии в подготовке и проведении первого съезда писателей Советского Союза. В руководстве ВКП(б) Жданов считался не только опытным «менеджером» и специалистом по политической пропаганде, но и по праву слыл наиболее интеллигентным членом ЦК. Кто-то из льстецов (а у человека на данном уровне таковые появляются уже неизбежно) даже назвал Жданова «вторым Луначарским». Это, конечно, лесть, но наш герой, действительно, выделялся на фоне остальных членов высшего советского руководства повышенным интересом к вопросам культуры и искусства вообще и к роли творческой интеллигенции в новом обществе в частности.

Имевший по тем меркам хорошее гуманитарное образование Жданов не только знал все новинки литературы, музыки, кинематографа, но и пытался теоретически осмыслить вопросы о роли и месте интеллигенции в социалистическом государстве. Еще в 1917 г. в Шадринске в эсеровской газете «Исеть» им была опубликована статья «Об интеллигенции» - первая попытка нашего героя разъяснить данный вопрос. По мысли тогда ещё прапорщика Жданова сущность интеллигенции двояка – полупролетарская-полубуржуазная – интеллигент завис между классами. «Раз знание стало средством достижения целей, поставленных капиталом, то и его обладатели фактически превратились в рабов капитала. В то же время через этих недовольных рабов капитал осуществляет своё господство над трудом», - пишет Жданов в 1917 г. и далее отмечает, что существует и другая интеллигенция, которая «орудием врага – знанием – начинает бить его самого». Эту мысль о двойственности природы интеллигенции Жданов развивает и в статье «Человек документ», опубликованной в «Тверской правде» в разгар гражданской войны в 1919 г. – интеллигенция делиться им на «жирную» обслугу буржуазии и «тощую», примкнувшую к пролетариату.

В начале 30-х гг. Сталин, уделявший немало внимания вопросам новой советской культуры, использовал в практическом русле этот интерес Жданова к сущности интеллигенции. Первый съезд советских писателей стал своего рода коллективизацией и индустриализацией в литературной сфере – была выстроена достаточно эффективная система государственного и партийного управления в данной области. При этом целью этих мероприятий был не только «тоталитарный» контроль над пишущей братией, но - прежде всего - стояла цель сблизить литературу и всё еще малограмотные народные массы. В новом сталинском государстве литература должна была стать (и стала!) не утончённым развлечением для зажравшихся «элитариев», а средством воспитания и повышения культуры всего народа.

Не зря Сталин говорил с горечью о прошлом: «Россию били за отсталость военную, за отсталость культурную…» Культурная отсталость, как причина неудач и поражений русской цивилизации, не случайно названа одной из первых, сразу после военной. Вот эту культурную отсталость и должен был преодолеть Жданов. Именно поэтому все 30-е и 40-е годы наш герой будет требовать от творческих личностей и напряжения, и самоограничения разнузданных «талантов». Ясно, что не всем «гениям» это нравилось: ведь куда проще ковыряться в собственном мутном «я», вытаскивая из него козявки на потеху щедрой буржуазной публике. Такую скоморошью «литературу» мы наблюдаем сейчас. Не то что для создания мощной развитой цивилизации, но даже для сохранения уже имеющегося эта «литература» (иногда по форме и весьма искусная), естественно, не годится.

Именно отсюда – из обоснованного национальными интересами давления Жданова на творческие таланты – и произрастают те истоки перестроечной ненависти к Жданову и «черной легенды» о нём, как о гонителе творческой интеллигенции. И началось формирование этой «чёрной легенды» как раз в дни Первого съезда советских писателей летом 1934 г. Председательствовали на съезде Максим Горький и Андрей Жданов из города Горький – они были знакомы еще с 1928 г., когда знаменитый писатель посещал свою родину и молодой руководитель края был гидом у знаменитого нижегородца.

Понятно, что рулить этой банкой скорпионов, в виде собранных в одном месте писателей и поэтов (ведь всем известно как творческие личности нежно «любят» друг друга), приходилось практику Жданову – и неизвестно, что было сложнее: работать со вчерашними крестьянами, осваивающими новейшие импортные станки, или с литературными истериками и меланхоликами. Так что одной из задач Жданова как раз было не допустить превращение съезда в драку писательских амбиций и групп. Жданов потребовал, например, от РАППовцев (Российская Ассоциация Пролетарских Писателей) чтобы литературные дискуссии на съезде не переходили, как повелось у этих особенно «пролетарских» литераторов, в область политических обвинений. Но, помимо гиперактивных и карикатурно-революционных «пролетарских писателей», были и формально аполитичные, по словам самого Жданова, «неисправимые скептики и иронизёры, которых так немало в писательской среде». В общем, со всей этой разношёрстной и хлопотной братией Жданов удачно справился.

Съезд советских писателей не только сформировал литературную политику «социалистического реализма» на десятки лет вперёд – 1-й съезд советских писателей задумывался и стал эффективным пропагандистским действом для внешнего мира (а тогда интеллигенция всей планеты пристально следила за событиями в СССР). Эту сторону съезда тоже организовывал товарищ Жданов. Речь самого Жданова, на фоне литературных рассуждений о поэтике и романтике, была весьма деловой и откровенной:

«Наша советская литература не боится обвинений в тенденциозности. Да, советская литература тенденциозна, ибо нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной…»

Впрочем, искренне любивший русскую классическую литературу наш герой не удержался и призвал писателей при создании «социалистического реализма» осваивать литературное наследие прошлого. Увы, в силу обстоятельств и воспитания «трупный яд XIX века» оказывал существенное влияние на личные вкусы товарища Жданова – именно отсюда вырастет тот перекос советской культуры в идольском поклонении Пушкину или Льву Толстому. Хотя, к чести нашего героя добавим, что Жданов ценил Алексея Константиновича Толстого куда выше, чем морализатора Льва Николаевича.

Что же касается советской литературы 30-40-х годов, показателен факт – Жданова на съезде и позднее поддерживали писатели, которым в наши дни не нашлось места в нынешней России, в стране, где современная история литературы тех лет, как столичный подвал таджикскими дворниками, плотно заселена мандельштамами, булгаковыми и прочими зощенко, чьё литературное ёрничанье прекрасно вписывается в разлагающий быт наших дней. Об этом очень правильно сказал товарищ из всё того же Нижнего Новгорода Захар Прилепин:

«Меня возмущает сложившаяся литературная иерархия - которую, прямо скажем, либералы нам и навязали. История литературы XX века воспринимается как история борьбы писателей с советской властью. Но это полная ерунда же. Меня не устраивают, в том числе, и новые учебники литературы, где нет Алексея Николаевича Толстого (его убрали), где есть Пастернак, а нет Павла Васильева, где есть Солженицын, а нет Леонова, где есть Бродский, а нет Юрия Кузнецова. Надо ломать эти иерархии…»

Книги и имена соратников Жданова по литературному фронту – например, Леонида Соболева или Петра Павленко – по сути, спрятаны от современных читателей. А ведь тот же «Капитальный ремонт» Соболева, работавшего вместе со Ждановым над подготовкой писательского съезда летом 1934 г., по форме и содержанию, как минимум, не уступает «Белой гвардии» Булгакова. Политический подтекст современного перекоса настолько очевиден, что опять вспоминаются слова нашего героя на писательском съезде – «нет и не может быть в эпоху классовой борьбы литературы не классовой, не тенденциозной, якобы аполитичной…» Только сейчас в этой классовой борьбе у нас победил класс воров. Но вернёмся в дни, когда побеждали совсем другие люди.

На протяжении 1934 г. Жданову пришлось работать непосредственно со Сталиным и Кировым. Именно этой троицей в августе того года подписаны такие ключевые для сталинской идеологии работы, как «Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР» и «Замечания о конспекте учебника Новой истории» - эти, казалось бы рабочие записи, были опубликованы в «Правде» и стали поворотным моментом в советской идеологии и пропаганде, после лет революционного нигилизма наконец повернувшихся лицом к отечественной истории.

Данные тексты написаны Сталиным, Кировым и Ждановым во время короткого отдыха в Сочи на одной из правительственных дач. С этих дней можно говорить не только о политическом сотрудничестве, но и о начавшейся дружбе нашего героя и Сталина. По воспоминаниям сына Жданова Юрия, тогда 15-летнего подростка, как-то Сталин, удаляясь со Ждановым от отдыхающих детей, сказал: «А мы пойдёт к дубу Мамврийскому, там всегда встречались единомышленники». Семинарист Сталин и сын магистра богословия Жданов, несомненно, хорошо знали значение «дубравы Мамре» в православной традиции – под этим библейским дубом праотцу Аврааму явился христианский бог в виде трёх ангелов. Так товарищи Сталин, Киров и Жданов, в сталинской шутке (в которой всегда есть лишь доля шутки) предстали как те три ангела, причастные к сотворению нового мира, новой веры…

После успешного проведения Съезда советских писателей Жданов в сталинском руководстве стал главным руководителем и проводником политики в области культуры. Творческая интеллигенция всех мастей, всегда сообразительная в плане своих интересов, чётко поняла, кто теперь непосредственно сверху занимается её сферой и от кого зависит её свобода и финансовое благополучие. Для тех из них, кому в силу свинской сущности идеи развития советской страны были не интересны, имя Жданова сразу стало жупелом. Кстати, термин «жупел» изначально имеет библейское происхождение, хорошо известное и нашему герою и его отцу-богослову, – жупел это та самая горящая сера, которой пугают грешников в аду и которой христианский бог сжёг Содом и Гоморру.

А «содома и гоморры» в «творческой» среде всегда хватало с избытком. Прежде всего, Жданов активно выступил против «богемных» связей и «антипартийного покровительства» всяческих актрисок и балерин со стороны высших советских бюрократов. Именно отсюда, например, начался закат карьеры погрязшего в мелком разврате с такими «деятелями культуры» старого грузинского большевика Авеля Енукидзе. (Обиженный Авель быстро станет Каином, запутается в заговорщицких интригах и будет расстрелян в 1937 г., среди материалов дела будут фигурировать и планы убийства Жданова).

Но до 1937 г. мы ещё дойдём – пока же Жданову при помощи «большевистской критики» приходилось загонять в рамки куда более приличных товарищей. Так под удар ждановской критики почти одновременно попали два таких разных творца, как композитор Дмитрий Шостакович и поэт Демьян Бедный. Товарища Шостаковича поправили со страниц центральной советской газеты «Правда» при помощи статьи «Сумбур вместо музыки», где Жданов писал: «Молодой композитор вместо деловой и серьезной критики, которая могла бы помочь ему в дальнейшей работе, выслушивает только восторженные комплименты».

Текст этой статьи вообще заслуживает цитирования: «На сцене пение заменено криком. Если композитору случается попасть на дорожку простой и понятной мелодии, то он немедленно, словно испугавшись такой беды, бросается в дебри музыкального сумбура, местами превращающегося в какофонию. Выразительность, которой требует слушатель, заменена бешеным ритмом. Музыкальный шум должен выразить страсть. Это всё не от бездарности композитора, не от его неумения в музыке выразить простые и сильные чувства. Это музыка, умышленно сделанная «шиворот-навыворот», — так, чтобы ничего не напоминало классическую оперную музыку, ничего не было общего с симфоническими звучаниями, с простой, общедоступной музыкальной речью. Это музыка, которая построена по тому же принципу отрицания оперы, по какому левацкое искусство вообще отрицает в театре простоту, реализм, понятность образа, естественное звучание слова…»

Вообще ждановские слова – «на сцене пение заменено криком» - было бы неплохо напомнить и современной, прости господи, «музыкальной культуре». В 30-е же годы, всё было подчинено одной понятной цели: для полуграмотной и отсталой страны, изо всех сил рвущейся вперёд, нужна была «общая» для всех культура, одновременно и доступная большинству и в то же время поднимающая народ страны на новую ступень развития и интеллекта, а не эстетские изыски изощрённой богемы, рассевшейся по разным башням из слоновой кости. Понятно, что «творцам» из богемы и всей кормящейся вокруг них околокультурной «мафии» мобилизационные требования, которые озвучивал Жданов, не очень-то нравились. Но для развития страны и народа слезинками поэтов и сексуально-альтернативных поэтесс можно пожертвовать.

Старого большевика и нарочито пролетарского поэта Демьяна Бедного поправили немного с другой стороны. Его либретто к опере «Богатыри», где по сцене бегают придурковатые и анекдотичные русские и ёрнически высмеивается крещение Руси, назвали «чуждым советскому искусству», так как данное произведение «огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа», «дает антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси, являвшегося в действительности положительным этапом в истории русского народа».

Сталин писал Демьяну Бедному: «Критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлёкши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее… Вы стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения… что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата».

Слова эти, мягко скажем, актуальны и ныне. Тогда же, как видим, соратники из-под «дуба мамврийского» Сталин и Жданов привели в чувство национальную политику большой многонациональной страны – не допуская ни оголтелого национализма, ни столь же оголтелого интернационализма, зачастую оборачивавшегося против русского народа, его прав, его культуры и истории.

Однако борьба на культурном фронте была не единственной задачей товарища Жданова в те годы. Долго заседать в Кремле на кабинетной работе и разбирать склоки литераторов ему не пришлось. 1 декабря 1934 г. в Ленинграде был убит Киров.

Алексей Волынец


Сталин и Жданов - второй ряд второй слева - среди членов Нижегородской делегации на XIV съезде РКПб. Москва. Декабрь 1925 г.

Жданов во главе Нижнего Новгорода. Начало 30-х.

Жданов и Сталин в президиуме совещания передовиков урожайности.

Вверху - Жданов и Горький на съезде советских писателей 1934 г. Фото из газеты "Правда"

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article9017.htm

Понедельник, 8 августа 2011

2011-07-26

Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.

Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и продолжает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля. Автор - историк и публицист Алексей Волынец. Начало - здесь и здесь.

Глава 3. ВО ГЛАВЕ СТРАНЫ, ВО ГЛАВЕ ЛЕНИНГРАДА

…народ, живущий на земле той, силён, и города укреплённые, весьма большие.
«Числа» 13:29

Ленинград в те годы был особым городом. Даже после индустриализации он превосходил Москву как научно-промышленный центр. Не только для петербуржцев-ленинградцев, но и для иных жителей России город на Неве всё ещё сохранял столичный статус. В 20-е гг. Питер был центром партийной оппозиции Сталину и полем политической борьбы группировки Зиновьева и сталинской во главе с Кировым. Убийство Кирова резко ожесточило внутрипартийную борьбу.

Выбор Жданова на роль преемника Кирова в Ленинграде был не случайным. Среди убеждённых сторонников Сталина его кандидатура была идеальной для руководства городом. Жданов после 10 лет работы в Нижегородском крае одновременно обладал и значительным опытом политической борьбы и большим опытом управления крупным промышленным центром.

Примечательно, что в те годы Ленинград всё ещё рассматривался и в качестве потенциальной столицы. Сын нашего героя Юрий, бывавший 15-летним подростком на сталинской даче вместе с отцом, вспоминал разговор Сталина, Жданова и Кирова за пять месяцев до гибели последнего. «В 1918 году, - говорил Сталин, - в Москву правительство переехало под давлением внешних обстоятельств. Немцы угрожали Питеру. Но переезд правительства был временной мерой. Да и какая Москва столица! Ленинград - вот столица: революционная традиция и культура. Но дело это далекого будущего. Сейчас не до этого. Тридцать верст до Сестрорецка...»

Действительно, в революционной логике 30-х годов европейский город с именем вождя первой социалистической революции, крупнейший научный, промышленный и культурный центр страны куда более подходил на роль столицы социализма. Но для этого надо было, как минимум, «советизировать» Прибалтику и Финляндию, чьи границы пролегали в нескольких десятках км. от Ленинграда, как максимум же – провести социалистические революции в Европе.

По решению Политбюро назначенному руководить Ленинградской парторганизацией Жданову предписывалось каждый месяц 20 суток проводить в Ленинграде и 10 суток в Москве – так у нашего героя одновременно появился рабочий кабинет в Кремле и рабочий кабинет в Смольном. Опытный управленец Жданов быстро создал свою «ленинградскую команду». Его заместителем по горкому партии стал 30-летний Алексей Кузнецов. Планирование городской экономики возглавил 32-летний Николай Вознесенский, будущий начальник Госплана СССР. Можно перечислить еще немало фамилий – Попков, Родионов, Капустин, Косыгин и др. Показательно, как в короткие сроки Жданов на новом месте создал эффективную и преданную ему группу работников. При этом, по многочисленным воспоминаниям очевидцев, отношения в ждановской команде строились на товарищеской, дружеской основе. Так Анастас Микоян уже в 80-е гг. вспоминал о Жданове и его ленинградских подчинённых: «Они искренне хорошо относились друг к другу, любили друг друга, как настоящие друзья».

Надо заметить, что Жданов был очень волевым и жестким, даже жестоким руководителем, другие тогда и не выживали. Но вопреки распространённому в те годы «командному стилю» руководства, когда начальник с матерком гнул подчинённого в «бараний рог», Жданов проводил свою жесткую политику совершенно иначе – вежливо, без брани, заменяя мат колкими шутками, которых его младшие коллеги боялись больше, чем любого крика. При этом, допуская и жесткое психологическое давление и «подколки» по отношению к своим непосредственным подчинённым, каждый из которых сам был крупным начальником в государственной и партийной иерархии, Жданов был неизменно вежлив и предупредителен с рядовыми работниками и обслуживающим персоналом, обращаясь к ним, даже совсем молодым, всегда на Вы и по имени-отчеству – никакого «барства» и начальственного чванства по отношению к обычным людям Жданов не позволял ни себе, ни терпел его в других. Вообще всякие «аристократические» замашки и подчеркнутое неравенство вызывали у Жданова, одного из первых людей СССР, искреннее отвращение. Публичное высокомерие и барство, столь распространённое ныне в современной культуре с её «наследственным постельничим» Никитой Михалковым и барствующей плебейкой Пугачёвой, при Жданове, в его бытность ведущим идеологом страны, всячески гнобились и искоренялись.

Наш герой и люди его времени очень хорошо помнили старую, сословную, полуфеодальную Россию. Это сейчас былой дворянский «аристократизм» воспринимается как приправленная «хрустом французских булок» милая безобидная традиция, тогда же у людей еще очень прочно сидело в личной памяти, как горстка выродившихся «бар» в полном соответствии с законодательством Империи считала остальной народ низшими существами с минимумом прав. Отсюда проистекало отвращение нашего героя ко всяческому «аристократизму» и «барству» во всех его проявлениях – от быта до культурной среды. Как-то рассердившись на родственницу, которая любила твердить: «Мы – аристократы духа», Жданов в сердцах сказал: «А я – плебей!» Он искренне считал себя частью того самого plebs’а, простого народа в его классическом ещё античном понимании.

Рассказывая о 30-х годах, естественно, не обойти уже затасканную и стараниями антирусской пропаганды набившую оскомину тему репрессий. Да, наш герой был замешан в репрессиях, символом которых стал 1937 год. Более того, он был одним из инициаторов этих репрессий: именно Жданов вместе со Сталиным подписал известную телеграмму в ЦК о назначении наркомом внутренних дел Ежова.

Природа социальных явлений, именуемых ныне шаблонно «массовые репрессии», сложна и неоднозначна – тут переплелись самые разные причины и поводы: борьба за власть в верхах правящей партии и борьба за тёплые места среди чиновничества, попытки сталинского руководства любыми мерами в условиях тотального дефицита квалифицированных кадров экстренно построить эффективно действующую систему и реальные происки антисталинской оппозиции, борьба с коррупцией и искренняя шпиономания в условиях надвигающейся мировой войны, личные амбиции тысяч людей, общее ожесточение нравов в обществе, где почти каждый мужчина прошёл школу убийства в мировой и гражданской войне, и многое другое.

В том самом 1937 году Жданов, как один из секретарей ЦК, несколько раз выезжал из Ленинграда для проведения разбирательств на местах в Татарстан, Башкирию и Оренбургскую область. По результатам этих ждановских командировок было «репрессировано» 1172 чиновника – от расстрелянных до просто лишённых синекур и исключенных из партии. Среди обвинений, выдвинутых Ждановым местным боссам, были не только политические обвинения, но и обвинения в коррупции и разложении. Так расстрелянному в 1938 г. главе Оренбургского облисполкома Васильеву инкриминировали не только связь с «врагами народа» Бухариным и Рыковым, но и растрату денежных средств, «барский характер» и масштабные спекуляции алкоголем. Естественно, ныне данный чиновник реабилитирован как «жертва сталинских репрессий». А как иначе? Разве ж можно убивать коррумпированных чиновников? Этак всех нынешних губернаторов Российской Федерации надобно пять раз расстрелять, не говоря уже о ком-то другом…

Показательно, что в своих личных записях за 1937 год Жданов оставил крайне важную для характеристики того времени фразу: «Социальная база – бунт чиновников против партии». Именно так наш герой воспринимал причины явления, ныне именуемого «массовыми репрессиями». И во многом эти слова соответствовали действительности тех лет. Помимо репрессий, в те же годы Жданов, как один из высших руководителей партии и государства, инициирует и совершенно иные процессы. Именно наш герой первым потребовал устранить в партийной и государственной жизни практику препон и исключений, как говорил сам Жданов, «по биологическому признаку», когда «недостаточная идеологическая выдержанность и социальная направленность какой-нибудь прабабушки может испортить карьеру потомков на целый ряд поколений». (Эти ждановские слова были напечатаны в «Правде» 20 марта 1939 г.) В итоге, по предложению Жданова отменили существовавшие с 20-х гг. партийные, образовательные и прочие карьерные ограничения для лиц, «происходивших из интеллигенции, крестьянства и прочих непролетарских сословий».

На XVIII съезде партии большевиков Жданов в своем выступлении публично отметил ошибки и неэффективность массовых «чисток», сказав что «враждебные элементы» использовали их «для травли и избиения честных работников». Кстати, на том съезде половина высших руководителей правящей революционной партии была моложе 35 лет и лишь менее 20% делегатов были старше сорока. Большевики тогда были молодыми, и в прямом и в переносном смысле этого слова. Сейчас из всех политических партий в РФ таким составом может похвастаться, пожалуй, только та партия, которую нельзя больше называть. Как результат 1937 г. Жданов отметил и следующее: «Если несколько лет тому назад боялись выдвигать на руководящую партийную работу людей образованных и молодежь, руководители прямо душили молодые кадры, не давая им подниматься вверх, то самой крупной победой партии является то, что партии удалось, избавившись от вредителей, очистить дорогу для выдвижения выросших за последний период кадров и поставить их на руководящую работу».

Здесь Жданов не ошибся: именно эти выдвинувшиеся к концу 30-х гг. молодые кадры, выдвинувшиеся и на основании личных способностей и за счёт ускоренного репрессиями «социального лифта», обеспечили выживание и победу в Великой Отечественной войне, послевоенное восстановление нашей страны и её превращение в мировую сверхдержаву. Так что обильная кровь на руках товарища Жданова по итогам «репрессий» имеет среди прочего и этот немаловажный для нас результат.

Именно созданная в 1937-39 гг. «ленинградская команда» Жданова в 1941-44 гг. вынесла на своих плечах 872 дня блокады. Более того, еще в 1935 г. Жданов весьма амбициозно заявил на пленуме Ленинградского горкома ВКП(б): «Мы, ленинградцы, должны давать партийные кадры на экспорт». Действительно, при Жданове Ленинград во многом стал «кузницей кадров» в масштабах всей страны. Один из ленинградских помощников Жданова, Николай Вознесенский уже в 1937 г. возглавил Госплан СССР, став ведущим руководителем советской экономики. В том же 1937 г. еще мало кому известный уроженец Санкт-Петербурга, бывший кооператор и выпускник текстильного института Алексей Косыгин утвержден Ждановым на пост директора ткацкой фабрики «Октябрьская».Уже через год Жданов назначает этого толкового 33-летнего специалиста главой Ленинградского горисполкома. Еще через год Косыгин по предложению Жданова избирается в ЦК ВКП(б), становится наркомом и возглавляет всю текстильную промышленность страны. И ещё через год, в 1940 г. Алексей Косыгин назначается заместителем председателя правительства СССР. На этом посту, а затем и во главе правительства мировой державы СССР Косыгин проработает 40 лет до 1980 г. Все экономические и научные достижения нашей страны во 2-й половине ХХ века будут связаны с именем Косыгина. Равно как за сорок лет управления второй экономикой мира с личностью Косыгина не будет связана ни одна коррупционная история, которая могла бы позволить усомниться в абсолютной бескорыстности «вечного» Председателя Совета Министров СССР. Но вспомним, что этого человека практически мгновенно, за год заметил, оценил и выдвинул именно герой нашего повествования. При этом выдвинул на самый верх способного молодого специалиста не ради создания собственной «мафии» и устойчивых коррупционных связей, а ради общего дела, ради как можно более эффективного развития страны.

В 1938 г. выходит в свет сталинская библия большевизма «Краткий курс истории ВКП(б)», эта работа на уровне идеологии оформляет окончательный приход группировки Сталина к абсолютной власти. «Курс» на два десятка лет становится ключевой идеологической работой, определяет исторические и политические воззрения коммунистов всей планеты – от Китая до Западной Европы. Одним из основных авторов «Краткого курса истории ВКП(б)», наряду со Сталиным, является Жданов. Ему же в том году принадлежит и конструирование в масштабах всей большевистской партии и страны продуманной системы идеологической подготовки и изучения «Курса». Как это ни странно (а, возможно, и закономерно) созданная сыном профессора богословия система изучения «Краткого курса истории ВКП(б)» подозрительно напоминает традицию РПЦ в изучении православной доктрины – и там, и там не приветствуется «кружковщина» и «групповщина» в изучении основного документа. Желательно чтобы с Библией или «Кратким курсом истории ВКП(б)» человек знакомился индивидуально и сугубо лично или же штудировал на более продвинутом уровне под непосредственным руководством священника (политработника), а вот групповое любительское изучение «священного писания» без участия специально обученного профессионала (священника или политработника) не одобряется, а то ведь так можно хором непрофессионалов доизучаться до всяких «ересей» и прочего «троцкизма».

С ноября 1938 г. Жданов возглавил отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). В его компетенцию входили «наблюдение и контроль за органами печати и дача редакторам необходимых указаний». В марте 1939 г. Жданов избран членом Политбюро. Фактически освободив Сталина от большинства текущих дел в ЦК, наш герой получил возможность осуществлять полный, едва ли не единоличный контроль над всей партийно-идеологической сферой, стал курировать и комсомол. С той поры склонный к чёрному юмору Сталин порой называл Жданова «надзирателем по идеологии».

Считается, что к концу 30-х гг. в СССР установился культ личности Сталина. Это всё же упрощение – «культ личности» помимо самого Сталина состоял из целого ряда «малых культов личности» ближайших соратников кремлевского вождя. В ареопаг «малых культов личности» закономерно вошел и наш герой. Как пелось в те годы в «Ленинградском предвыборном марше»:

От полюса до Дагестана
Родные для нас имена:
Калинин, Литвинов и Жданов –
Их знает и любит страна.

Скромная революционная деятельность нашего героя в приуральском Шадринске 1917-го года удостоилось даже целого предложения в сталинской библии большевизма, в том самом «Кратком курсе истории ВКП(б)». Даже отживавший последние годы в изгнании Лев Троцкий обиженно заметил из-под мексиканских кактусов: «…нынешний ленинградский наместник Сталина, но еще десять лет назад никто решительно в партии не знал самого имени Жданова». Тут товарищ Троцкий немножко согрешил против истины, ну да обиженных ледорубом бьют…

Не стоит сводить этот коллективный «культ личности» эпохи Сталина к банальному тщеславию тех кремлёвских вождей – тогда, в условиях всё еще полуграмотной, по сути крестьянской патриархальной страны с её достаточно примитивным политическим созданием, такой «культ личности» создавался не только сверху, но и спонтанно рождался самим обществом снизу. Одновременно, этот «культ личности» служил весьма важным и действенным средством управления тем патриархальным обществом. И, заметим, управлялось тогда государство и общество посредством «культа личности» вовсе не для банального личного обогащения героев данного культа.

Но вернёмся еще раз к 1937 году. Это сейчас он стараниями антирусской пропаганды ассоциируется исключительно с «массовыми репрессиями». Массы же граждан СССР в тот год куда больше занимали и волновали совсем иные вопросы и темы. Так, в 1937 г., в столетие со дня смерти Пушкина, СССР буквально погрузился в самый настоящий культ поэта. Начался он во много благодаря стараниям именно Жданова, который был искренне влюблен в русскую классическую культуру и, одновременно, как глава Ленинграда не мог обойти стороной историю крупнейшего русского поэта, самым тесным образом связанного именно с городом на Неве. По поводу Пушкина и его творчества в 1937 г. на граждан СССР обрушилась самая рекламная компания, организованная Ждановым. И в том году культ личности человека с пером и бакенбардами вполне мог посоперничать с культом личности человека с усами и трубкой.

Тогда же Жданов немало внимания уделил и изучению творчества другого петербургского и русского классика – Достоевского. Самого Фёдора Михайловича наш герой считал творцом огромного таланта, но с юности смертельно напуганным инсценировкой смертной казни по экстремистскому «делу Петрашевского» и оттого прятавшим свой пожизненный страх за маской демонстративной реакционности и истеричной религиозности. При Жданове изучением творчества Достоевского в Ленинграде занимался уроженец Пскова, специалист по русской литературе XIX века, близкий приятель писателей Вениамина Каверина, Всеволода Вишневского и начальника НКВД по Ленобласти Серго Гоглидзе профессор филологии Ленинградского университета Орест Цехановицер. Докторскую диссертацию «Творческий путь Достоевского» профессор должен был защищать осенью 1941 г., но в конце июня того года обратился к Жданову с требованием зачислить его добровольцем в действующую армию. В должности полкового комиссара профессор филологии и специалист по Достоевскому в августе 1941 г. водил бойцов морской пехоты в контратаки во время обороны Таллина и погиб во время знаменитого «таллинского перехода». Такими были русские литературоведы у товарища Жданова.

Добавлю, что в том же 1937 году, помимо культа Пушкина, наше герой довёл до апогея и иной культ – культ полярников. Полярные одиссеи «челюскинцев» и «папанинцев», благодаря Жданову (точнее, как сказали бы сейчас, благодаря срежиссированному им «пиару»), с замиранием сердца переживала вся наша страна. В результате научный подвиг стал цениться в СССР не меньше, чем подвиг военный или революционный. Думаю, не стоит пояснять, насколько такой ждановский «пиар» был важен для развития страны. Можно сколько угодно распинаться про Сколково и инновации, но без такого искреннего народного культа научного подвига любой «пиар» будет уходить в свисток. Так что констатируем факт – и как «пиарщик» (говоря по старинному «пропагандист-агитатор») товарищ Жданов, любивший гармошку и водку, даст фору всей нынешней администрации президента РФ с их кокаиновым креативом.

Кстати, интерес Жданова к полярным морским экспедициям не был случайным. Будучи главой Ленинграда, он по должности обязан был заниматься и крупнейшей в стране ленинградской судостроительной промышленностью и самой крупной в СССР военно-морской базой в Кронштадте. Так что не удивительно, что в конце 30-х гг. в сталинском Политбюро товарищу Жданову, помимо иных вопросов, поручили курировать все вопросы судостроительной промышленности, морского транспорта и военно-морского флота. В итоге нашему герою в 1939-41 гг. пришлось вместе с наркомом ВМФ Николем Кузнецовым не только участвовать во всех крупных манёврах Балтийского флота, но и помотаться по берегам СССР от Мурманска и Севастополя до Владивостока. Именно по результатам дальневосточной командировки Жданова было начато строительство военно-морской базы и города Находка, самого южного города на Дальнем Востоке нашей Родины. Жданов лично на миноносце Тихоокеанского флота осмотрел залив Находка и, по свидетельству очевидцев, высказался: «На этом месте будет прекрасный город-порт». Действие вполне в духе Петра I. Равно как в духе императора Петра было и то, что базу и город стали строить зеки ГУЛАГа. Строительство шло на месте деревеньки Американка, безнаказанно расстрелянной в 1919 г. орудиями британского крейсера «Кент».

Закономерно, что имя Жданова упоминается и во всех мемуарах крупнейших конструкторов советского оружия в предвоенные годы. Так ведущий конструктор нашей артиллерии Василий Грабин вспоминает свои совещания у Жданова с участием главного конструктора танков КВ (а позднее и ИС) Жозефа Котина. Именно Жданов утрясает споры создателя пушки и создателя танка. Крупнейший советский авиаконструктор Александр Яковлев, по чьим проектам было произведено рекордное в мире количество самолётов – 70 000, вспоминает свои совещания у Жданова вместе с другим знаменитым авиаконструктором Ильюшиным (чьи самолёты летают до сих пор), где решались вопросы создания и производства новых самолётов. Примеров воспоминаний инженеров и конструкторов о совместной работе со Ждановым можно привести множество. Написаны они в годы, когда наш герой давно умер, и никто не был обязан ни вспоминать его, ни тем более вспоминать его сугубо положительно. Но из всех мемуаров людей науки и дела Жданов предстаёт весьма толковым управленцем, менеджером, который по-деловому и квалифицированно организует и координирует работу технических специалистов. Нет нужды пояснять, насколько такая «менеджерская» функция необходима в любом сложном производстве – её значение для достижения требуемого результата вряд ли меньше, чем значение работы сугубо технических специалистов. Так что, основываясь на мемуарах создателей советского оружия, отметим и эту заслугу товарища Жданова – именно он, продираясь через все сложности совсем молодой, еще неопытной советской промышленности, координировал работы по созданию новых образцов оружия непосредственно перед Великой Отечественной войной.

Нарком флота Кузнецов вспоминал, как Жданов в перерыве между поездками на дальние базы флота и маневрами балтийских крейсеров показывал ему «места нового жилищного строительства на Охте и Международном проспекте». При Жданове в 30-е гг. население города увеличилось почти на треть, перевалив в 1939 г. отметку в 3 миллиона и лишь немного уступая в численности Москве. Именно Жданов начал в растущем городе массовое жилищное строительство, из-за близости границы с северо-запада Ленинград стали развивать на юг по Пулковскому меридиану, вдоль Московского шоссе (ныне Московского проспекта). Нарком Кузнецов приводит слова Жданова: «Обсуждали возможность строительства города по берегам Финского залива. Места там хорошие, но слишком близко от границы…»

Вот этими вопросами слишком опасной близости государственных границ к растущему Ленинграду предстояло плотно заняться нашему герою в 1939-40 гг., во время Финской войны. Когда в декабре 1939 г. провалился первый наскок на линию Маннергейма, Жданову пришлось возглавить военный совет Северо-западного фронта, созданного для прорыва финских укреплений на Карельском перешейке. Непосредственно боевыми действиями командовал будущий маршал Тимошенко, но всю логистику и тыловое обеспечение фронта держал в своих руках Жданов. Всего за месяц был проведен огромный объем работ по строительству новых путей сообщения и организации бесперебойного снабжения армии всем необходимым. Линия Маннергейма была взломана, финны согласились на все советские условия. Граница была отодвинута от Ленинграда на 150 километров. За эту безопасность города на Неве Жданову пришлось принести и личную жертву: в день подписания мирного договора, накануне прекращения огня в уличных боях во время штурма Выборга погиб рядовой Антон Жданов, племянник нашего героя.

Летом 1940 г. именно Жданов руководил присоединением Эстонии к СССР. Нас так долго пугали проамериканскими «оранжевыми революциями», что уже пора бы вспомнить, кто их придумал и как такие «революции» проходили при товарище Сталине.

19 июня 1940 г. Жданов, как уполномоченный ЦК ВКП(б) по Эстонии, прибыл в Таллин. 21 июня он продиктовал последнему эстонскому президенту Пятсу (тоже прапорщику Первой мировой) состав нового просоветского правительства, а 5 июля ещё и указ о проведении досрочных парламентских выборов. Все эти действия, как и полагается «оранжевой революции», сопровождались хорошо организованными просоветскими демонстрациями народа в Таллине. Выборы проходят уже 14 июля, участвует 84% населения Эстонии, 92% голосует за просоветский блок. А ровно чрез одну неделю, 21 июля первая сессия нового эстонского парламента принимает решение об установлении в стране советской власти и образовании Эстонской Советской Социалистической Республики. На следующий день, 22 июля принята декларация о вступлении Эстонии в состав СССР и сделано официальное эстонское обращение с соответствующей просьбой к Верховному Совету СССР. В тот же день эстонский президент Константин Пятс подаёт прошение об отставке и полномочия президента – в строгом соответствии с эстонской Конституцией! – переходят к новому премьер-министру, уже написавшему заявление о вступлении в Компартию эстонскому поэту-футуристу Ивану Варесу (ценил товарищ Жданов поэзию, ценил!) 30 июля бывший «самостийный» эстонский президент Пятс, кстати, пришедший когда-то к власти в результате военного переворота, уезжает – нет, не поближе к банковским счетам в просвещенную Европу, а в солнечную Башкирию (ну не мог же он, как прапорщик прапорщику, отказать в такой маленькой просьбе товарищу Жданову…) Еще через одну неделю, 6 августа 1940 года Верховный Совет СССР издаёт постановление о принятии в состав союзного государства Эстонской ССР. Да, это вам не «газовые войны» с Украиной и Белоруссией и не жалкий «нашистский» пиар на памятнике советским солдатам в Таллине. Ну и как видите, под скромным обаянием товарища Жданова и стоящих на таллиннском рейде кораблей Балтийского флота даже знаменитая эстонская неторопливость куда-то подевалась.

С началом Второй мировой войны нашему герою приходилось заниматься и куда более важными вопросами глобальными политики, чем решение судьбы северо-западных «лимитрофов». Жданов в 1939-41 гг. участвовал во всех совещаниях у Сталина по вопросам отношений с гитлеровской Германией и позиции СССР по поводу начавшейся в Европе новой войны. В архивах остались его многочисленные записные книжки – загруженный разнообразными вопросами Жданов усеял их рабочим записями, зачастую краткими и не всегда понятными постороннему фразами и отрывочными мыслями. Кое-что историкам и архивариусам удалось вычленить среди неразборчивых и зачеркнутых карандашных строк. В книжке за 1939 год присутствуют фразы:

«Тигры и их хозяева.
Хозяева тигров нацелили на Восток. Сифилизованная Европа.
Повернуть тигров в сторону Англии.
Англия – профессиональный враг мира и коллективной безопасности.
Не жалеет средств для дискредитации Советского Союза.
Отвести войну на Восток – спасти шкуры».

Для человека, знакомого с геополитическими раскладами в начальный период Второй мировой войны, даже такие отрывочные строки говорят о многом. При этом за всеми глобальными вопросами войны и мира, проблемами управления страной и вторым мегаполисом Советского Союза товарищ Жданов никогда не оставлял без внимания и близкие ему вопросы культурной политики. В 1940 г. Политбюро организовало специальную комиссию по предварительному просмотру художественных фильмов. По инициативе Сталина туда включили Жданова, и позднее лидер СССР часто обращался к нашему герою, во многом ориентируясь именно на его вкус и мнение. Со Ждановым работали самые выдающиеся представители советского кинематографа – Александров, Довженко, Эйзенштейн. Выражаясь современным языком, наш герой по поручению Сталина выступал этаким генеральным продюсером всея советской Руси. Забавный факт – именно Жданов официально предложил советским режиссёрам выводить в кино отрицательные образы «начальства». Занимался наш герой и сугубо прикладными вопросами бюджетного финансирования кинематографа.

14 мая 1941 г., буквально накануне войны, Жданов провел собрание советской кинематографической элиты, по сути, съезд советских кинематографистов. «Каждый фильм в нашей стране представляет общественное и политическое событие» – выступил Жданов пред кинотворцами. (Задумаемся: нынешние перлы «аристократичного» барина Михалкова – это ведь тоже общественные и политические события, только направленные уже против народа и общества).

«Сталин учит, – продолжает Жданов, – что для того чтобы прийти к новому общественному строю нужен определенный уровень культуры… Решение основной экономической задачи – догнать и перегнать передовые страны Европы и Америку – упирается в значительной мере в нашу некультурность, невежество, грязь…»

Бдует небезынтересным процитировать еще один отрывок из стенограммы выступления Жданова на том совещании, где наш герой обратил внимание ведущих советских кинематографистов на темы, которые партия большевиков считала актуальными в последние предвоенные дни: «Вы нашу линию представляете в отношении международной политики — линию независимости, самостоятельности, и, вместе с тем, линию расширения фронта социализма, всегда и повсюду тогда когда обстоятельства нам позволяют. Вспомните прошлый и позапрошлый годы — Прибалтика, Западная Украина, Молдавия, Северная Буковина и т.д. Вы отчетливо понимаете, что если обстоятельства нам позволят, то мы и дальше будем расширять фронт социализма. Я думаю, что вы отчетливо понимаете, что это связано с тем, что мы в нашем народе должны воспитывать непримиримость к врагам социализма и готовность пойти на жертвы, готовность на то, чтобы дать смертный удар любой буржуазной стране и любой буржуазной коалиции. Мы должны воспитывать наш народ в духе активного, боевого, военного наступления и эта одна из задач кино и его работников, и это есть обязанность наших киноработников и наших советских граждан, понимающих проблему нашего развития, понимающих, что столкновение между нами и буржуазным миром будет, и мы обязаны кончить его в пользу социализма».

Это сейчас мы уже привыкли утирать плевки, терять и проигрывать, и озвученная Ждановым здоровая агрессия растущей русско-советской цивилизации кажется непривычно брутальной и откровенной. Но именно эта демонстративная нацеленность на победу и доминирование есть первый признак сверхдержавы. В наши дни так ведут себя США и Китай. Когда-то, во времена Сталина и Жданова, такой была и наша страна, настроенная на победу в планетарном масштабе. В преддверии великой войны нашей Родине уж точно не нужны были рефлексирующие неврастеники или колеблющиеся созерцатели – нужны были характеры бойцов, когда человеческие чувства и интеллект становятся средством достижения победы, а не растворяются в диванном самокопании или салонном (ныне тусовочном) развлечении. Именно этот бойцовский дух и формировал у граждан СССР своей деятельностью на «культурном фронте» товарищ Жданов. Разнообразные апологеты пассивного удовольствия, любители «вернуть Курилы японцам», «попить баварское» и приобщиться к иным «общечеловеческим ценностям», конечно же, никогда не смогут ему этого простить.

Алексей Волынец

Жданов и юная свинарка Анна Герасимова на совещании передовиков сельского хозяйства Ленобласти 1936 г.

Жданов в середине 30-х.

Жданов и Сталин в конце 30-х.

Открытка конца 30-х г.г. - Жданов голосует на выборах.

Вверху - Оранжевая революция по-сталински. Жданов с новым правительством Эстонии в июле 1940 г. во врмя присоединения Эстонии к СССР.

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article9038.htm



Понедельник, 8 августа 2011

2011-08-01

Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.

Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и продолжает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля. Автор - историк и публицист Алексей Волынец. Начало - здесь, здесь и здесь.

Глава 4. БЛОКАДА

Не войдет он в этот город и не бросит туда стрелы… По той же дороге, по которой пришел, возвратится, а в город сей не войдет… Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего.
«Книга пророка Исайи» глава 37

19 июня 1941 г. Жданов, у которого обострились проблемы с сердцем, с разрешения Политбюро отправился в отпуск. Близился к концу июнь, прошла уже треть теплого сухого сезона, благоприятного для германского нападения, и сталинское руководство сочло, что появились некоторые шансы избежать вторжения этим летом. Вечером 21 июня Жданов прибыл в Сочи на лечение и отдых. Уже утром следующего дня он отправился обратно в Москву.

23 июня была образована Ставка Верховного Главнокомандования, высший орган стратегического руководства военными действиями в начавшейся великой войне. Жданов был назначен постоянным советником Ставки. Вечером 24 июня зафиксировано совещание Жданова и Сталина. Предполагается, что помимо общих вопросов начавшейся войны, они обсуждали ситуацию с Финляндией, которая, не объявляя войны, де-факто уже выступила на стороне Германии.

Жданов не был профессиональным военным, но имел немалый опыт управления и кризисного руководства. В июле 1941 г. он возглавил Военные советы Северного и Северо-Западного фронтов. Уже в конце июня в Ленинграде по его распоряжению начали формироваться дивизии народного ополчения и стали эвакуироваться первые группы граждан.

Ленинградское ополчение изначально не входило в планы военных и формировалось по инициативе городского и партийного руководства, как отклик городских властей на десятки тысяч добровольцев, явившихся к военкоматам в первые дни войны. Но уже в июле 1941 г., когда стало понятно катастрофическое развитие ситуации в Прибалтике, незапланированные ополченческие дивизии потребовались на фронте, на дальних подступах к Ленинграду. Часть этих формировавшихся по городским районам и заводам дивизий по решению Жданова получила звание гвардейских. Но, в отличие от появившейся только в сентябре 1941 г. армейской гвардии, восходившей традициями к гвардии Петра I, ленинградские ополченцы-гвардейцы именовались так в честь бойцов революционной красной гвардии 1905 и 1917 гг. Благодаря развитой промышленности Ленинграда, эти дивизии народного ополчения (ДНО) были неплохо вооружены, даже на фоне регулярных стрелковых дивизий. В итоге эти подготовленные по инициативе Жданова ополченцы сыграли важную роль в боях июля-августа 1941 г. на Лужском рубеже, когда была остановлена первая попытка немецких танковых и моторизованных частей наскоком выйти к Ленинграду.

Вот что пишет о личном составе дивизий ЛАНО – Ленинградской армии народного ополчения – ведущий современный историк Великой Отечественной войны А.Исаев в книге «От границы до Ленинграда»: «Промышленные рабочие были достаточно высокообразованным и мотивированным контингентом… Уровень образования и, соответственно, уровень абстрактного мышления делали их неплохими солдатами с точки зрения индивидуальных качеств бойца и младшего командира. Это достаточно ярко продемонстрировала 2-я ДНО, результативно противостоявшая немецким подвижным соединениям. Боеспособность ополченцев 2-й ДНО оказалась на уровне курсантов ленинградского пехотного училища». Роль Жданова в создании ополченческих дивизий и роль этих дивизий в спасении Ленинграда отрицать не приходится.

Очевидец приводит слова Жданова на совещании Ленинградского партийного актива в Смольном 20 августа 1941 г.: «Враг у ворот. Вопрос стоит о жизни и смерти. Либо рабочий класс Ленинграда будет превращен в рабов и лучший его цвет будет истреблен, либо соберем всё в кулак…»

Впрочем, опасение вызывали не только немцы, но и наступавшие им навстречу финны, которые 3 сентября 1941 г. перешли старую границу по реке Сестре, прорвавшись в Белоостров, ныне находящийся в черте Петербурга. Как позднее вспоминал командовавший на данном направлении 23-й советской армией генерал Александр Иванович Черепанов, в тот день ему позвонил Жданов: «Товарищ Черепанов, - услышал я его усталый, но твердый голос, - ленинградцы болезненно переживают потерю Белоострова. Постарайтесь вернуть его». Упорные бои за переходивший из рук в руки Белоостров и местные ДОТы Карельского укрепрайона продолжались до ноября 1941 г.

В те дни Жданову, наверняка, не раз приходилось вспоминать дни «пермской катастрофы» декабря 1918 г., когда он лихорадочно пытался организовать оборону Перми от наступающих колчаковцев – только в этот раз ситуация была куда сложнее и трагичнее, но и опыта и ресурсов было куда больше.

История блокады и борьбы за Ленинград в 1941-44 гг. может занять не один десяток книг. Трагедию блокады, вызванную стремительным наступлением агрессора, и поныне используют для создания «чёрной легенды» о Жданове. Тут истеричные обличители или злонамеренные очернители русской истории вешают на нашего героя всех собак, используя и объективных трудности и самые нелепые выдумки.

Типичный образчик такой писанины хочется даже процитировать: «За 900 дней блокады ответственность должно нести партийное руководство, и в первую очередь самый бездарный чиновник - первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) товарищ А.А.Жданов, который к героическому подвигу жителей города никакого отношения не имел. Первый секретарь блокаду "проспал": много пил, много ел, занимался физкультурой, чтобы сбросить лишний вес, на передовую не ездил и хозяйством не занимался».

К сожалению, остаётся неизвестным, кто должен нести ответственность за столь впечатляющие умственные способности автора данной цитаты, сам автор в силу ярко выраженной мозговой альтернативности нести такую ответственность явно не может. Поэтому бесполезно задавать ему, например, вопрос об ответственности за 900 дней блокады таких одарённых личностей как Гитлер или Маннергейм – объективность и логика не в чести у тех, кто разоблачает сталинских сатрапов между бизнес-ланчем и офисом.

Очерняя Жданова, лепилы кирпичиков в «чёрную легенду» любят противопоставлять «самому бездарному чиновнику» то уполномоченного ГКО по снабжению Ленинграда Алексея Косыгина, то второго секретаря Ленинградского горкома Алексея Кузнецова. При этом очернителям и разоблачителям оказывается не под силу сделать простое логическое заключение, что именно «бездарный» Жданов и выдвинул этих людей в руководство страны и города.

Некоторые элементы «чёрной легенды» о Жданове в годы блокады мы рассмотрим ниже. Сейчас же заметим одно – с 1941 по 1945 год на Северо-западе России и в Ленинграде Андрей Александрович Жданов, фактически, играл ту же роль, что и Сталин в масштабах всей страны. Как убоги и бессмысленны утверждения, что можно выстоять и выиграть мировую войну при бездарном лидере или «вопреки» негодному главнокомандующему, так же бессмысленно отрицать роль Жданова в спасении Ленинграда. Именно Жданов осуществлял там и тогда высшее государственное руководство, именно сформированная им в довоенные годы команда управляла городом, пожалуй, в самых беспрецедентно суровых военных условиях Второй мировой войны.

Эвакуация мирных жителей из Ленинграда началась 29 июня 1941 г., задолго до того как немцы вышли на дальние подступы к Ленинграду. К сентябрю, когда гитлеровцы окончательно замкнули кольцо блокады, из города было эвакуировано, т.е. фактически спасено от смерти 700 000 человек, из них почти половина - дети. Добавим, что масштабная эвакуация городского населения проводилась и в течении всей блокады (с начала блокады до весны 1942 г. по «дороге жизни» и авиацией эвакуировано свыше полумиллиона ленинградцев).

Позднейшие претензии о том, что надо было эвакуировать в два-три раза больше, не выдерживают критики, если подходить к данному вопросу не с обличительным пафосом, а с учетом военных реалий тех дней. В первых числах сентября 1941 г. было принято решение экстренно эвакуировать из города еще миллион жителей, но уже через несколько суток блокадное кольцо замкнулось. С учетом сложившейся в те дни ситуации на фронте и тотального превосходства немцев в подвижных и танковых соединениях, обвинять в окружении Ленинграда сложно даже военное руководство. Тем более не обоснованы такие обвинения в адрес гражданских властей города.

Даже в наше мирное время эвакуация в столь сжатые сроки такого количества людей (всего, с учетом беженцев из окрестных областей, за лето первого военного года из города вывезено до миллиона) является сложнейшей задачей. Тогда же эвакуация проводилась в условиях тяжелейшей войны, когда все транспортные системы были задействованы для нужд сражающейся армии, да и само размещение миллионов беженцев в тыловых областях было непростой задачей и немалой нагрузкой для воюющей страны. Тотальная эвакуация была невозможна и в силу особого значения ленинградской промышленности для всей нашей обороны. Ленинград во второй половине 1941 г., даже после эвакуации почти сотни промышленных предприятий, производил четвертую часть основных видов вооружения, выпускавшихся тогда в СССР. Значение этой ленинградской продукции в самый критический момент войны очевидно. В дальнейшем, даже после установления блокады часть военной продукции Ленинграда – от артиллерии до радиостанций и авиационного оборудования – направлялась на другие участки советско-германского фронта. Так в конце 1941 г. в решающий момент битвы под Москвой войскам, оборонявшим столицу СССР, из Ленинграда самолетами доставлялись миномёты и автоматическое оружие.

В сентябре 1941 г., на момент установления блокады в городе находилось два с половиной миллиона человек. С учетом жителей пригородов, оборонявших город войск и Балтийского флота, в кольце блокады оказалось свыше трёх миллионов человек. В июле-августе 1941 г. предвидеть всё дальнейшее развитие событий и не допустить блокаду мог, пожалуй, только человек с машиной времени или хотя бы с атомной бомбой в кармане. Но ни в Смольном, ни в Кремле в те дни ни у кого таких артефактов не было…

К началу блокады в городе были созданы запасы продовольствия, достаточные для снабжения населения и войск в течении немногим более месяца. В июле было ещё невозможно предвидеть окружения города, тем более многомесячную осаду. Создать же всего за один август месяц в условиях идущей войны полугодовые запасы продовольствия для такого мегаполиса было просто не реально. К тому же проходившие через город и оседавшие в городе массы беженцев, формирование и передислокация войск осложняли накопление таких запасов. Городу требовалось свыше 1 000 000 килограмм муки ежедневно. Вопреки «чёрной легенде» о Бадаевских складах, после их бомбардировки немцами было потеряно 3 тысячи тонн муки из необходимых городу ежедневно 100 тысяч.

Подготовка транспортного маршрута по Ладоге началась еще до установления блокады в конце августа. Уже 12 сентября, всего через четверо суток после захвата немцами Шлиссельбурга, в город по озеру пошли первые баржи с хлебом. Можно не пересказывать всю героическую историю «Дороги жизни» – бесспорно, что эта единственная артерия для спасения города были использована руководством страны и Ленинграда по максимуму.

Осенью 1941 г. город пережил два смертельных кризиса. Первый в сентябре, когда существовала реальная угроза захвата Ленинграда, и город готовился отдать свою жизнь как можно дороже. Достаточно сказать, что на улицах было построено более 4000 дотов и дзотов, оборудовано более 20 тысяч огневых точек, а при минировании городских объектов, на случай их захвата немцами, использовано свыше 300 тон взрывчатки. Второй смертельный кризис был в ноябре, когда на Ладоге остановилось судоходство, но толщина ледового покрова ещё не позволяла начать транспортировку по льду, и продовольственное снабжение упало до минимума. В эти кризисы город выстоял, пережил и первую трагическую зиму. К весне 1942 г. уже можно было не сомневаться, что город врагу не сдастся и будет спасён.

Посмотрим, как прожил Жданов этот самый тяжелый период блокады. В сентябре 1941 г. у него, старого «сердечника», случился инфаркт, когда немцы взяли Шлиссельбург и замкнули кольцо вокруг Ленинграда. Приступ болезни сердца Жданов перенёс на ногах. Об этом свидетельствуют документы, зафиксировавшие осенью 1941 г. его многочисленные встречи, переговоры и переписку с работниками города, командующими армиями и частями Ленфронта, с представителями Москвы и верховным главнокомандующим Сталиным. Надо заметить, что в самые критические моменты германского наступления переговоры между старыми товарищами - одним в Кремле и другим в Смольном - были весьма острыми, на грани нервной ругани. Что, впрочем, психологически совершенно понятно. Заметим, что в адресованных Жданову документах того периода Сталин прямо называет Ленинград «второй столицей нашей страны». Так что никакого «сна» у Жданова первой военной осенью не было.

В ноябре 1941 г., когда в Москве проходил знаменитый военный парад на Красной площади, Жданов выступил на собрании партактива в Смольном: «Русские люди много раз смотрели смерти в глаза, проявляя при этом непоколебимую душевную силу: они и на этот раз не дрогнут, но надо рассказать народу правду такой, какая она есть...» Тему особого значения русской нации в СССР Жданов поднимал и в довоенное время, в годы войны он не раз обращался к русской национальной гордости, не оставит он «русский вопрос» и после войны – но об этом позднее.

Начальник Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии генерал Дмитрий Васильевич Павлов, непосредственно занимавшийся вопросами снабжения блокадного города, воспоминал о руководителе Ленинграда: «Жданов умел слушать людей и быстро реагировать на вопросы - дар, присущий немногим. Он был требователен, за упущения в работе никому не давал спуска. Но все это делалось в такой форме, что самолюбие подчиненных не задевалось. Он умел владеть собой. Даже в самые мрачные дни осады города Жданов казался бодрым, уверенным, и только близкие к нему люди иногда могли уловить его душевное волнение… Обеспечение жителей города продовольствием находилось под наблюдением Жданова, от его взгляда не ускользала ни одна важная деталь в жизни города».

Павлов, вспоминая как в декабре 1941 г. Жданов летал из осажденного Ленинграда в Москву, в ставку главного командования для доклада Сталину, приводит слова Жданова: «По окончании доклада Сталин подошел ко мне, обнял, поцеловал и выразил восхищение мужеством ленинградцев…»

Если смаковать не только сочинённую в тёплых креслах истеричную публицистику разоблачителей ужасов сталинизма, а попробовать почитать иную литературу, то становится заметно, что во множестве воспоминаний людей, занимавшихся военной экономикой и производством в блокадном городе, Жданов присутствует именно как центральный руководитель, решавший многочисленные проблемы блокадной жизни, техники и промышленности. Так, один из инженеров Военно-воздушных сил Ленинградского фронта Алексей Лаврентьевич Шепелев вспоминает:

«С каждым днем всё труднее становилось выполнять возросшие заказы авиационных частей. Требовалось организовать ремонтные работы непосредственно на аэродромах, создать в полках подвижные авиационно-ремонтные мастерские (ПАРМы).

Составив проект постановления Военного совета фронта по этому вопросу, я обсудил его с главным инженером, а затем представил командующему. Генерал-майор авиации А.А. Новиков написал на документе, что он ходатайствует перед Военным советом о принятии такого решения. Затем Александр Александрович вернул мне бумагу и сказал:

- Доложите суть дела первому члену Военного совета Андрею Александровичу Жданову. Поскольку вы инженер, вам, как говорится, и карты в руки!

Признаюсь, я немного растерялся. Ведь Андрей Александрович Жданов был не только членом Военного совета фронта, но прежде всего членом Политбюро ЦК ВКП(б), секретарем Центрального Комитета партии, первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б).

- Боюсь, что товарищ Жданов не станет со мной разговаривать, - высказал я опасение. - Ведь совсем недавно Военный совет решал вопрос о нештатных ремонтных базах. И вдруг - новое дело - ПАРМы…

- Не робейте и не теряйте времени, - ободрил меня командующий. - Андрей Александрович сейчас в кабинете, и на приеме у него пока мало народу. Генерал А. А. Новиков помолчал немного и, как бы размышляя вслух, продолжал:

- Товарищ Жданов хорошо относится к авиаторам, заботится об укреплении наших ВВС. Он знает, как дорог нам каждый отремонтированный самолет, и непременно поможет.

И вот я в приемной А.А. Жданова. Его секретарь то отвечает на телефонные звонки, то сам кого-либо вызывает.

Первый член Военного совета Ленинградского фронта принял меня довольно быстро. Здороваясь, он приветливо улыбнулся, и это как-то сразу помогло мне освободиться от скованности.

Я не раз слушал выступления А.А. Жданова на торжественных собраниях, партактивах и партийных конференциях, но наедине с ним оказался впервые. Андрей Александрович выглядел усталым, чувствовалось, что он постоянно недосыпает и не совсем здоров. Мой доклад он слушал внимательно, вопросы задавал четкие, лаконичные, иногда делал записи в блокноте.

Затем Андрей Александрович переговорил по телефону с секретарем Ленинградского горкома партии по промышленности, чтобы уточнить производственные возможности некоторых предприятий, и с командующим ВВС фронта генералом А. А. Новиковым. У товарища, отвечавшего за работу городского транспорта, он выяснил, сколько можно выделить автобусов для нужд фронта.

Видный деятель партии А.А. Жданов подошел к решению нашего вопроса с таким же глубоким пониманием, с каким относился к мероприятиям государственного масштаба. По решению Военного совета фронта нам дали 50 автобусов. Получили мы и необходимое станочное оборудование. Эти автобусы довольно быстро переоборудовали в ПАРМы. Так был решен очень важный для нас вопрос…»

И вот такие, именно деловые воспоминания о рабочих встречах с товарищем Ждановым присутствуют во множестве у работников всех отраслей блокадного города – от военных до начальников цехов на заводах города. Это деловое описание очевидцами решения Ждановым множества технических и организационных проблем обороны Ленинграда является лучшим опровержением «чёрной легенды» о «самом бездарном чиновнике», якобы «проспавшем» блокаду. Здесь добавлю, что в условиях окружения с сентября 1941 г. решением Совнаркома СССР на Ленинградский горком ВКП(б) были возложены функции всех отраслевых наркоматов. Т.е. Жданов в годы войны официально являлся «министром всех министерств», руководителем всех без исключения государственных и экономических структур в городе. Он же, как первый член Военного совета Ленфронта, был и одним из военных руководителей обороны.

В тех жесточайших условиях не забывал товарищ Жданов и вопросы войны за души и разум людей – чтобы оценить эту деятельность достаточно хотя бы бегло ознакомиться с тем, какие книги издавались в блокадном городе.

Можно еще вспомнить и такой специфический орган блокады, созданный Ленинградским горкомом ВКП(б), как «Комиссия по рассмотрению и реализации оборонных предложений и изобретений». По сути, на нужды обороны был мобилизован весь интеллект ленинградцев и рассматривались, просеивались всевозможные предложения, способные принести пользу осажденному городу. Вот где, действительно, были настоящие «инновации», без пиара.

Помимо военных задач, вопросов продовольственного снабжения и военной экономики, городским властям во главе со Ждановым пришлось решать массу самых разных проблем, жизненно важных для спасения города и его населения. Так для защиты от бомбардировок и постоянного артиллерийского обстрела в Ленинграде было сооружено свыше 4000 бомбоубежищ, способных принять 800 тысяч человек (стоит оценить эти масштабы). Наряду со снабжением продовольствием в условиях блокады стояла и нетривиальная задача предотвращения эпидемий, этих извечных и неизбежных спутников голода и городских осад. Именно по инициативе Жданова в городе были созданы специальные «бытовые отряды». Усилиями властей Ленинграда, даже при значительном разрушении коммунального хозяйства, вспышки эпидемий были предотвращены – а ведь в осаждённом городе это могло стать опасностью не менее страшной и смертоносной, чем голод. Сейчас эту задавленную в зародыше угрозу, т.е. спасенные десятки, если не сотни тысяч жизней, когда заходит речь о блокаде, практически не вспоминают.

Зато альтернативно одарённые всех мастей любят «вспоминать» как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, кои обильными тиражами наплодили ещё в «перестроечном» угаре. Разоблачители «сталинской тирании и большевистских преступлений» то и дело любят повторять эту развесистую клюкву уже второй десяток лет. О том, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в «лаун-тенис» (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «буше» (ещё одно красивое слово) и как объедался персиками, специально доставленными самолётом из партизанских краёв. Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в развесистых персиках…

К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходиться конкурировать с жёлтой прессой. И эти набившие оскомину байки после миллионных тиражей «перестроечных» разоблачений и двадцати лет либеральной пропаганды всё ещё остаются в массовом сознании.

Вот что рассказывает в изданном в Петербурге в 1995 г. сборнике «Блокада рассекреченная» писатель и историк В.И.Демидов: «Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестёр, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т.п.), Жданов отличался неприхотливостью: «каша гречневая и щи кислые - верх удовольствия». Что касается «сообщений печати», хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, - недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. «Корки от апельсинов» обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (это «факт» из финского фильма «Жданов - протеже Сталина»). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором - вместе с «помойкой» - особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко - во флигеле во дворе Смольного. И «блины» ему личный шофёр (ещё один «факт» из печати, из «Огонька») не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, принятый им ещё от С.М. Кирова, «дядя Коля» Щенников. Писали про «персики», доставлявшиеся Жданову «из партизанского края», но не уточнив: был ли зимой 1941-1942 года урожай на эти самые «персики» в псковско-новгородских лесах и куда смотрела головой отвечавшая за жизнь секретаря ЦК охрана, допуская к его столу сомнительного происхождения продукты...

Оператор располагавшегося во время войны в Смольном центрального узла связи Михаил Нейштадт вспоминал: «Каких-то там излишеств не помню. Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов. Учёт был строжайший. Поэтому все эти разговоры о «праздниках живота» больше домыслы, нежели правда… Жданов был первым секретарём обкома и горкома партии, осуществлявшим всё политическое руководство. Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всём, что касалось материальных вопросов». Ставший после войны известнейшим ленинградским журналистом Михаил Хононович Нейштадт спустя 60 лет дает и свое личное мнение о нашем герое: «Жданов был высококультурный и эрудированный человек. Сталин советовался со Ждановым: «Андрей Александрович, а как вы считаете?..» Но говорил Жданов очень длинно, путано». Последнее суждение, вероятно, родилось на фоне лаконичного и чёткого Сталина, свидетелем переговоров которого со Ждановым в годы блокады постоянно являлся связист Нейштадт.

Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал её и установил жёстко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов военсовета (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьёву): «Теперь будет так…».

Участник боёв на Невском пятачке, командир 86-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизия народного ополчения) полковник Андрей Андреевич Матвеев упоминает в мемуарах, как осенью 1941 г. после совещания в Смольном видел в руках Жданова небольшой черный кисет с тесемкой, в котором член Политбюро и Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшейся ему пайковый хлеб: хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперёд.

Конечно, это не были 125 грамм, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет. Действительно, в период блокады высшее государственное и военное руководство Ленинграда снабжалось куда лучше, чем большинство городского населения, но без «персиков» (здесь господа разоблачители явно экстраполируют на то время свои нравы и нравы современного начальства: уж эти-то точно не будут затягивать пояса ради какой-то там страны и народа).

Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении – это как предъявлять такие претензии солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан, или обвинять лётчиков и подводников, что они кормились лучше рядовых пехотинцев. В блокадном городе всё без исключения, в том числе и эта иерархия норм снабжения, было подчинено цели обороны и выживания, так как разумных альтернатив тому, чтобы устоять и не сдаться, у города просто не было.

Здесь мы подходим ещё к одному «разоблачительному» мифу, косвенно бьющему по Жданову: якобы Ленинграду было лучше капитулировать и не переживать ужасов голодной блокады. Некоторым категориям современных граждан, действительно, близки призывы «расслабиться и получать удовольствие», пока их имеют. Но рассмотрим, к чему тогда могло привести город буквальное следование такому совету.

Для начала приведём несколько цитат, свидетельствующих о вполне деловых планах на будущее города наших добрых германских и финских соседей. Вот Франц Гальдер, начальник штаба командования Сухопутных войск Германии, 8 июля 1941 года пишет в своем дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву и Ленинград с землёй, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы». А вот его подчинённый Альфред Йодль, начальник оперативного отдела командования Сухопутных войск, 7 октября 1941 г. сообщает генерал-фельдмаршалу Вальтеру фон Браухичу: «Капитуляция Ленинграда, а позже и Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником… Нельзя кормить их население за счёт германской родины…».

Вот уже сам партайгеноссе Гитлер 16 сентября 1941 года вещает в беседе с бригаденфюрером СС Отто Абецом, немецким послом в занятом германскими войсками Париже: «Ядовитое гнездо Петербург, из которого так долго азиатский яд источался в Балтийское море, должен исчезнуть с лица земли…. Азиаты и большевики должны быть изгнаны из Европы, период 250-летнего азиатства должен быть закончен». Как видим, художник-акварелист куда более романтичен, чем приземлённые солдафоны Гальдер и Йодль.

Вот отрывок из еще одной директивы от 23 сентября 1941 года «Die Zukunft der Stadt Petersburg»: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта… Финляндия точно также заявила о своей незаинтересованности в дальнейшем существовании города непосредственно у ее новой границы».

Финские соседи, действительно, недвусмысленно выразили эту свою незаинтересованность. 11 сентября 1941 года президент Финляндии Ристо Хейкки Рюти заявил немецкому посланнику: «Ленинград надо ликвидировать как крупный город». Позднее товарищ Жданов прямо в Финляндии посадит господина Рюти как военного преступника на 10 лет, в том числе и за эти слова. После смерти Жданова подельник Гитлера по блокаде Рюти будет тут же амнистирован. Но об этом немного позднее.

Может быть, все эти вполне тянущие на подготовку геноцида людоедские цитаты всего лишь просто слова, громко сказанные в разгар войны, типа эренбурговского «убей немца»? Не будем повторять, что всё это вполне официальные и деловые высказывания и документы вполне официальных высших должностных лиц двух государств, а посмотрим уже не на слова, а на конкретные дела.

Никакой крупный город, тем более мегаполис не может существовать без систематического снабжения хотя бы продовольствием (не говоря уже об иных видах снабжения – топливом, электричеством и т.п.) Даже если не проводить целенаправленный геноцид, а просто разрушить системы такого снабжения и не заниматься их восстановлением, то он будет обречен на вымирание в течение года-двух. Население начнет разбредаться по ближним и дальним сёлам, чтобы как-то кормиться. Часть сумеет влачить такое существование на грани, часть будет неизбежно и массово умирать. И чем крупнее город и выше концентрация населения - тем трагичнее его судьба.

Достаточно посмотреть на ситуацию с населением трёх крупнейших по численности городов СССР, захваченных немцами в 1941 г. В Киеве население на начало войны было около миллиона – в конце 1943 г. население уменьшилось в пять раз, менее 200 тысяч. В Харькове за три года оккупации население уменьшилось с примерно 800 тысяч человек до 190 тысяч. В Минске к лету 1944 г. население города сократилось более чем в пять раз и составило едва 50 тысяч человек из 270 тысяч жителей в 1941 г. А ведь австрийский художник не высказывался по поводу этих населённых пунктов…

Лишь часть населения крупных городов в условиях оккупации сумела самостоятельно прокормиться по деревням «натуральным хозяйством». Значительная часть городских жителей в течение двух-трёх лет оккупации умерла от недоедания и болезней в отсутствие всякой военной блокады. Соотношение умерших и выживших в этих городах получается не менее, даже более страшным, чем в осаждённом голодающем Ленинграде. При этом заметим, что Минск был относительно небольшим городом, а почти миллионные Киев и Харьков находятся на территории чернозёмной Украины с достаточно развитым и щедрым сельским хозяйством.

Теперь представим в такой ситуации трёхмиллионный мегаполис Петербург-Ленинград, к тому же расположенный на Северо-западе России с весьма проблемным земледелием, где и без блокады, просто в условиях войны и немецкой власти на оккупированных территориях царили голод с массовой смертностью. Это Париж мог быть объявлен «открытым городом», немцы милостиво разрешили побитым французам сохранить свои муниципальные и государственные структуры, богатые колонии и даже армию (только эта армия дисциплинированно передала немцам все тяжелые и осадные орудия, которые три года использовались для артобстрела блокадного Ленинграда). В России такой «либерализм» Гитлером не предусматривался.

С учётом приведённых выше раскладов, понятно, что никакой разумной альтернативы у стойкой обороны «второй столицы» не было, захват или капитуляция неминуемо влекли ещё большие человеческие жертвы. Это не говоря уже о военном и политическом ущербе от падения Ленинграда – слом фронта от Мурманска до Москвы и прочие потери, что делало наше поражение в той войне практически неизбежным.

Отсюда и проистекала необходимость обороны города буквально любой ценой, ибо цена поражения крыла всё и всех. Отсюда происходит, в том числе и эта находящаяся вне морали мирного времени система распределения пайков в осаждённом голодающем городе. Логика той тотальной войны была безжалостной - без иерархии норм снабжения, если бы ключевые для обороны города лица (высшее руководство, командование, лётчики и т.п.) так же умирали от голода, итогом был бы развал ленинградского фронта и гибель в оккупации подавляющего большинства городского населения.

Показательный рассказ о Жданове в военном Ленинграде оставил Гаррисон Солсбери, шеф московского бюро «Нью-Йорк таймс». В феврале 1944 г. этот хваткий и дотошный американский журналист прибыл в только что освобожденный от блокады Ленинград. Как представитель союзника по антигитлеровской коалиции он посетил Смольный и иные городские объекты. Свою работу о блокаде Солсбери писал уже в 60-е гг. в США, и его книгу уж точно невозможно заподозрить в советской цензуре и агитпропе. По словам американского журналиста, большую часть времени Жданов работал в своем кабинете в Смольном на третьем этаже: «Здесь он работал час за часом, день за днем. От бесконечного курева обострилась давняя болезнь, астма, он хрипел, кашлял... Глубоко запавшие, угольно-темные глаза горели; напряжение испещрило его лицо морщинами, которые резко обострились, когда он работал ночи напролет. Он редко выходил за пределы Смольного, даже погулять поблизости...

В Смольном была кухня и столовая, но почти всегда Жданов ел только в своем кабинете. Ему приносили еду на подносе, он торопливо ее проглатывал, не отрываясь от работы, или изредка часа в три утра ел, по обыкновению, вместе с одним-двумя главными своими помощниками… Напряжение зачастую сказывались на Жданове и других руководителях. Эти люди - и гражданские, и военные - обычно работали по 18, 20 и 22 часа в сутки, спать большинству из них удавалось урывками, положив голову на стол или наскоро вздремнув в кабинете. Питались они несколько лучше остального населения. Жданов и его сподвижники, так же как и фронтовые командиры, получали военный паек: 400, не более, граммов хлеба, миску мясного или рыбного супа и по возможности немного каши. К чаю давали один-два куска сахара. При такой диете они худели, но не изнурялись, никто из высших военных или партийных руководителей не стал жертвой дистрофии. Но их физические силы были истощены. Нервы расшатаны, большинство из них страдали хроническими заболеваниями сердца или сосудистой системы. У Жданова вскоре, как и у других, проявились признаки усталости, изнеможения, нервного истощения». Действительно, за три года блокады наш герой, не прекращая изнурительной работы, перенёс «на ногах» два инфаркта. Его одутловатое лицо сердечника позднее даст повод сытым разоблачителям, не вставая с тёплых диванов, шутить и лгать о чревоугодии Жданова во время блокады.

Валерий Кузнецов, сын Алексея Александровича Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), ближайшего помощника Жданова в годы войны, ответил на вопрос корреспондентки о питании ленинградской верхушки и столовой Смольного в период блокады:

«Я обедал в той столовой и хорошо помню, как там кормили. На первое полагались постные, жиденькие щи. На второе – гречневая или пшенная каша да еще тушенка. Но настоящим лакомством был кисель. Когда же мы с папой выезжали на фронт, то нам выделяли армейский паек. Он почти не отличался от рациона в Смольном. Та же тушенка, та же каша.

- Писали, что в то время, как горожане голодали, из квартиры Кузнецовых на Кронверкской улице пахло пирожками, а Жданову на самолете доставлялись фрукты...

- Как мы питались, я уже вам рассказал. А на Кронверкскую улицу за все время блокады мы приезжали с папой всего-то пару раз. Чтобы взять деревянные детские игрушки, ими растопить печку и хоть как-то согреться, и забрать детские вещи. А насчет пирожков... Наверное, достаточно будет сказать, что у меня, как и у прочих жителей города, была зафиксирована дистрофия.

Жданов... Понимаете, меня папа часто брал с собой в дом Жданова, на Каменный остров. И если бы у него были фрукты или конфетки, он бы наверняка уж меня угостил».

По воспоминаниям многих очевидцев Жданов и Кузнецов, при соблюдении всей партийной субординации, были близким друзьями. Так Анастас Микоян в своих написанных много десятилетий спустя и изданных в перестроечные времена мемуарах рассказывает: «Когда началась блокада и немцы стали обстреливать город, Жданов практически переселился в бомбоубежище, откуда выходил крайне редко. Прилетая в Москву, он сам откровенно рассказывал нам в присутствии Сталина, что панически боится обстрелов и бомбежек и ничего не может с этим поделать. Поэтому всей работой «наверху» занимается Кузнецов. Жданов к нему, видно, очень хорошо относился, рассказывал даже с какой-то гордостью, как хорошо и неутомимо Кузнецов работает, в том числе заменяя его, первого секретаря Ленинграда».

Тут Микоян явно лукавит - настоящий трус вряд ли будет открыто признаваться в своей трусости и рассказывать о храбрости другого человека. Да и в те суровые десятилетия откровенно трусливые люди во власть не лезли по вполне понятным причинам. Хотя вообще есть сомнения в аутентичности некоторых моментов в мемуарах Микояна: над ними «поработали» в перестройку – при более поздних исследованиях были обнаружены явные расхождения изданных мемуаров с рукописью бывшего наркома (это к вопросу о добросовестности «перестроечной» публицистики). Другое дело, что сам Жданов мог вполне искренне не считать себя храбрым человеком на фоне тех, кто ходил в атаки, а свойственный ему юмор позволял руководителю блокадного Ленинграда иронизировать и над собой.

Но здесь стоит разобраться с вопросом о личной храбрости Жданова, так как мифотворцы «черной легенды», наряду с прочими «персиками» часто предъявляют нашему герою обвинения в трусости, в частности, любят рассказывать, как он якобы за всё время блокады ни разу не появлялся на фронте. Оставим за скобками тот факт, что тыл для осаждённого Ленинграда, простреливавшегося немецкой артиллерией, был понятием весьма условным – даже относительно безопасный Смольный был далеко не «ташкентским фронтом». Но миф о том, что Жданов не показывался на фронте, разоблачается многими свидетелями.

Так, однофамилец нашего героя, командующий артиллерией Ленфронта Николай Николаевич Жданов вспоминал, что руководитель Ленинграда за время блокады неоднократно присутствовал под немецким огнём на артиллерийских наблюдательных пунктах, чем весьма нервировал свою охрану и военных, опасавшихся, что немцы могут убить секретаря ЦК ВКП(б). А лейтенант Пётр Мельников, командир батареи на Ораниенбаумском плацдарме, вспоминал, как Жданов приезжал в расположение его части, осматривал укрепления и беседовал с бойцами. Это, конечно, не передовые окопы, но в них не часто лазят и генералы действующих армий всех стран, не говоря уже о высших политических руководителях. Так что из всех политических деятелей стран, участвовавших во Второй мировой войне, Андрей Александрович Жданов смело может претендовать на то, что он дольше всех находился и работал в непосредственной близости к фронту.

Кстати, командующий артиллерией Ленфронта отмечал и чисто военные заслуги нашего героя: «Пожалуй, самым активным поборником уничтожения немецких батарей был А.А.Жданов, который не только следил за контрбатарейной борьбой, но и в зависимости от положения на фронте и общей ситуации войны предлагал соответствующие методы борьбы. Так, например, А.А. Жданов предложил самостоятельные артиллерийские операции, смысл которых заключался в том, чтобы не только уничтожать наиболее активные батареи, но, самое важное, взорвать снаряды на огневой позиции до их применения батареями немцев в обстреле Ленинграда и тем самым лишить эти батареи возможности участвовать в разрушении города».

Но помимо чисто военного фронта у Жданова был еще один специфический фронт – знаменитая «Дорога жизни». Он неоднократно лично выезжал на Ладогу. Шофер М.Е. Твердохлеб вспоминал первый рейс по ледовой дороге: «Как только мой «газик» взошел на землю, встречающие гурьбой бросились ко мне, вытащили из машины и я оказался в крепких объятиях круглолицего человека в мохнатой ушанке. Это был Жданов… - «Твоего подвига ленинградцы никогда не забудут!» - Сказал мне Андрей Александрович, еще раз стиснул в объятиях и побежал ко второй подошедшей машине…»

В марте 1942 г., когда «Дорога жизни» накануне ледохода позволила накопить в городе хоть какой-то запас еды, Жданов обмолвился в одном из разговоров с руководством городского комитета комсомола: «Ну, теперь я богач, у меня на 12 дней продовольствие есть».

Роль Жданова как руководителя блокадного города и одного из высших государственных деятелей СССР в годы войны до сих пор должным образом не оценена потомками. В Петербурге стоит памятник Маннергейму, убивавшему ленинградцев блокадой. Памятника Жданову, создававшему «Дорогу жизни», в городе нет.

Алексей Волынец

Командующий Северо-западным направлением К.Е.Ворошилов и член Военного совета А.А.Жданов август 1941 г.

Открытка 1942 г.

Командующий Ленинградским фронтом Л.А.Говоров и член Военного совета фронта А.А.Жданов.

Журнал «Ленинград» - орган ленинградского отделения Союза писателей СССР выходил и в блокадном городе.

Генерал-полковник Жданов от имени правительства СССР подписывает перемирие с Финляндией 19 сентября 1944 г.

Вверху - Генерал-майор А.А.Кузнецов в Смольном прикрепляет медаль «За оборону Ленинграда» генерал-лейтенанту А.А.Жданову 3 июня 1943 г.

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article9103.htm

Вторник, 16 августа 2011

2011-08-12 Алексей Волынец


Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.

Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и продолжает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля. Автор - историк и публицист Алексей Волынец. Начало - здесь, здесь, здесь и здесь.

Глава 5. НАЦИОНАЛ-БОЛЬШЕВИЗМ И «ДОКТРИНА ЖДАНОВА»

Окончание Второй мировой войны Жданов встретил в Финляндии. Именно он, как представитель правительства СССР, еще 19 сентября 1944 г. подписал соглашение о перемирии с Финляндией и возглавил Союзную контрольную комиссию, которая от имени союзников по антигитлеровской коалиции – нашей страны, США и Великобритании – контролировала после перемирия внешнюю и внутреннюю политику Хельсинки. Примечательно, что Жданов подписал соглашение не только как представитель СССР, но по поручению и от имени британского короля.

В Финляндии, только что участвовавшей в блокаде Ленинграда, Жданов взялся за дело круто. Он сумел заставить финнов даже немного повоевать против своих недавних германских союзников в скоротечной, но жестокой «Лапландской войне», а на территории Финляндии появились базы нашего флота, наконец перекрывшего поставки в Германию шведской руды. Вышли из подполья и были введены в правительство финские коммунисты. В марте 1945 г. прошли выборы, на которых победили левые партии, ориентировавшиеся на СССР. Сменился и состав финского правительства, премьер-министром под влиянием Жданова был назначен оппозиционер Паасикиви. Союзная контрольная комиссия определила список подлежащих запрету профашистских организаций Финляндии.

При ждановской комиссии действовала так называемая Инспекция, укомплектованная нашими «особистами», которая была, по сути, разведкой и контрразведкой СССР на территории Финляндии. Часть финских офицеров и шюцкоровцев попытались организовать партизанскую и диверсионную войну против нашей страны, но несостоявшиеся «партизаны» и их базы с оружием были вскрыты Инспекцией Союзной контрольной комиссии. Под давлением Жданова, финская полиция арестовала руководство финского генштаба во главе с генерал-лейтенантом Айро и ликвидировала так называемое «Карельское академическое общество», идейным вдохновителем которого являлся ректор Хельсинского университета Неванлинна (бывший председатель комиссии по вербовке добровольцев в батальоны СС) и профессор Арно Саксен (между прочим, бывший член геббельсовской комиссии по «Катынскому делу», чью клевету сейчас радостно повторяет всяческая антирусская шушера от Ельцина до Путина и Медведева).

6 августа 1945 г. Жданов передал новому финскому премьер-министру Паасикиви письмо, в котором указывалось, что советское правительство решило восстановить с Финляндией дипломатические отношения. По свидетельству очевидцев, на дипломатических приёмах в правительственных учреждениях Хельсинки или в отеле «Торнио», где располагалась штаб-квартира Союзной контрольной комиссии, товарищ Жданов общался с финнами на французском языке.

Под воздействием Союзной контрольной комиссии в сентябре 1945 г. финский сейм одобрил чрезвычайный закон о наказании виновников войны. По этому закону, обладавшему обратной силой, были осуждены бывший президент Рюти, бывшие премьер-министры Рангель и Линкомиес, бывший посланник Финляндии в Берлине Кивимяки и ряд финских министров, виновных во вступлении Финляндии в войну против СССР и блокаде Ленинграда.

Финляндия начала выплату репараций в 300 миллионов долларов (свыше десяти миллиардов современных долларов), представители комиссии Жданова активно искали и возвращали в СССР награбленное финнами во время войны имущество. Престарелый финский президент Маннергейм, недавно осаждавший Ленинград, униженно просился у Жданова отпустить его «на лечение» за границу – Жданов со свойственным ему едким юмором ответил, что президент независимой Финляндии может ездить куда угодно, но лучше бы ему скататься в Крым… Фактически, Жданов превратил Финляндию в послушного сателлита нашей страны, не случайно во 2-й половине XX века в западной политологи использовался термин «финляндизация» для обозначения формально независимых, но полностью подконтрольных более сильным соседям стран.

Между Москвой, Ленинградом и Хельсинки Жданов работал до апреля 1946 г. Еще 29 декабря 1945 г. на заседании Политбюро была намечена новая структура управления СССР после окончания Второй мировой войны – товарищ Жданов вошел в первую пятёрку высших лиц государства. 13 апреля 1946 г. Политбюро утвердило распределение обязанностей между новым составом секретарей ЦК ВКП(б), на Жданова возложили руководство Управлением пропаганды ЦК, руководство работой всех партийных и советских организаций в области пропаганды и агитации, а также руководство Отделом внешней политики ЦК. С учетом роли и места идеологии в то время, фактически, Жданов от имени ЦК стал курировать все вопросы внутренней и внешней политики СССР. При этом получили новые высокие должности в центральном аппарате ЦК и представители его «ленинградской команды» - так Алексей Кузнецов возглавил управление кадров ЦК.

25 февраля 1946 г. Андрей Жданов был награжден орденом Ленина. Наряду со Сталиным он стал подписывать высшие распорядительные акты в стране – совместные постановления ЦК и Совета Министров, с ним согласовывались практически все решения, принимавшиеся Политбюро и иными партийными органами. В таком объеме полномочия имел лишь сам Сталин. По сути, на протяжении трёх послевоенных лет, 1946-48 гг., Жданов почти официально был вторым человеком в СССР. Как отмечал позже Молотов, «Сталин Жданова больше всех ценил».

В РФ ближайшим аналогом положения Жданова в государстве будет должность главы президентской администрации – при этом у секретарей ЦК в отличие от современных высших чиновников не было счетов в зарубежных банках или личных дворцов на берегах чужих морей, но было куда больше реальной власти в масштабах государства и всей планеты.

Наша страна вышла победительницей во Второй мировой, во внешней и внутренней политике появились новые задачи, новые возможности, а вместе с ними новые проблемы и вызовы. Страна уже имела шансы стать сверхдержавой и рулить планетарной политикой, но одновременно существовали и глобальные сложности – от восстановления разрушенной войной экономики до новых отношений с бывшими «союзниками». Изменившаяся ситуация требовала новых методов работы, и это хорошо понимал товарищ Жданов. Как руководитель Управления пропаганды ЦК, он первым делом начал крутую реорганизацию партийной идеологии и всего идеологического аппарата, где за годы войны в тёплом тылу накопилось немало карьеристов и схоластиков.

Прежде всего, Жданов решил взять с бывших фронтов и армий тех молодых людей, кто получил хорошее довоенное образование и в то же время уже знал жизнь и имел фронтовой опыт – именно с их помощью предстояло решать встающие перед страной и обществом новые грандиозные задачи. Жданов привлекает в пропагандистский идеологический аппарат молодых фронтовиков, изгоняя из структур ЦК карьерных «философов» и «идеологов», сытно пересидевших войну и не видевших ни боёв, ни практики реальной жизни.

Именно так в редакцию центральной партийной газеты «Правда» попал учившийся в Московском университете Дмитрий Шепилов, бывший рядовой московского ополчения, закончивший войну генералом гвардейской армии в Вене. Позднее он, проиграв в конфликте с Хрущёвым, оставит очень интересные мемуары, в том числе и о своём послевоенном руководителе Жданове.

Шепилов описывает свою первую встречу с нашим героем: «…пятый этаж в доме на Старой площади. Огромный кабинет, отделанный светло-бежевым линкрустом. Письменный стол в стиле барокко и большущий стол для заседаний. Книжные шкафы. Многочисленные книги, газеты, журналы. Тоже на столе.

Передо мной стоял человек небольшого роста с заметной сутулостью. Бледное, без кровинки лицо. Редкие волосы. Темные, очень умные, живые, с запрятанными в них веселыми чертиками глаза. Черные усики. Андрей Александрович был в военном кителе с погонами генерал-полковника. …Внешний облик, его манера держаться и говорить, его покоряющая улыбка – все это очень располагало к себе. Этот первый разговор был очень продолжительным и впечатляющим. Жданов очень откровенно изложил положение дел на идеологическом фронте и свои соображения – как следовало бы решать назревшие вопросы. Говорил он живо, остроумно, интересно, с взволнованной страстностью. Он всё время прохаживался по кабинету и помогал своей речи выразительными жестами. Иногда он вплотную подходил ко мне и пытливо заглядывал в глаза, словно желая убедиться, что аргументы его убедили собеседника. Время от времени он останавливался, чтобы отдышаться: все знали, что у Жданова больное сердце».

Шепилов излагает почти прямую речь Жданова о глобальных идеологических и психологических проблемах послевоенного СССР: «Положение достаточно серьезное и сложное. Намерение разбить нас на поле брани провалилось. Теперь империализм будет всё настойчивей разворачивать против нас идеологическое наступление. Тут нужно держать порох сухим. И совсем неуместно маниловское прекраснодушие: мы-де победители, нам всё теперь нипочем. Трудности есть и будут. Серьезные трудности. Наши люди проявили столько самопожертвования и героизма, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Они хотят теперь хорошо жить. Миллионы побывали за границей, во многих странах. Они видели не только плохое, но и кое-что такое, что заставило их задуматься. А многое из виденного преломилось в головах неправильно, односторонне. Но, так или иначе, люди хотят пожинать плоды своей победы, хотят хорошо жить: иметь хорошие квартиры (на Западе они видели, что это такое), хорошо питаться, хорошо одеваться. И мы обязаны всё это людям дать.

Среди части интеллигенции, и не только интеллигенции, бродят такие настроения: пропади она пропадом, всякая политика. Хотим просто хорошо жить. Зарабатывать. Свободно дышать. Хорошо отдыхать. Вот и всё. Им и невдомек, что путь к хорошей жизни – это правильная политика. Товарищ Сталин постоянно твердит нам в последнее время: политика есть жизненная основа советского строя. Будет правильная политика партии, будут массы воспринимать эту политику как свое кровное дело – мы всё решим, создадим и достаток материальных и духовных благ. Не будет правильной политики, не воспримут массы политику партии как свое кровное дело – пропадем.

Поэтому настроения аполитичности, безыдейности очень опасны для судеб нашей страны. Они ведут нас в трясину. А такие настроения ощутимы в последнее время. В литературе, драматургии, кино появилась какая-то плесень. Эти настроения становятся ещё опаснее, когда они дополняются угодничеством перед Западом: «Ах, Запад», «Ах, демократия», «Вот это литература», «Вот это урны на улицах». Какое постыдство, какое унижение национального достоинства! Одного только эти господа воздыхатели о «западном образе жизни» объяснить не могут: почему же мы Гитлера разбили, а не те, у кого урны красивые на улицах».

Как видим, проблемы, разрушившие утративший свои идеи поздний СССР, предсказаны Ждановым уже на следующий год после великой победы. Но товарищ Жданов собирался не только констатировать, он стремился эффективно решать данные проблемы. В силу объемности такой темы, как внутренняя политика СССР в конце 40-х годов, расскажем лишь об отдельных моментах этой деятельности нашего героя.

Одной из важнейших проблем оставался крайне низкий уровень жизни народа из-за чудовищных разрушений и потерь недавней войны. При этом СССР было необходимо не только восстанавливать разрушенное хозяйство, но и тратить огромные ресурсы на обеспечение безопасности в ходе начавшегося противостояния с бывшими «союзниками». Здесь показательны слова из выступления Жданова на заседании Сталинградского обкома, в полностью уничтоженном войной героическом городе. «В ЦК нет людей, которые считают, что вы можете за полгода построить все жилье и все клубы. У нас нет таких людей, которые думают, что вы можете делать чудеса...», – говорил Жданов руководителям послевоенного Сталинграда. Но, отмечая все бытовые сложности, он добавил: «Надо перекрывать недостатки, если хотите объективные, внимательностью. Русский человек очень терпелив, а внимание и заботу он ценит очень высоко. Он вам простит и двойные нары, но не простит вам отсутствия элементарного внимания».

После войны Жданова особенно занимали именно эти вопросы подготовки партийных руководителей, способных не только мобилизовать и заставлять людей, но и проявлять внимание к жизни и нуждам народа. Изменения в общественном сознании, умах и настроениях советских людей, вызванные войной, потребовали от партии пересмотра методов руководства, свойственных эпохе индустриализации и войны. Как писал Жданов в одном из партийных документов: «Необходимо помнить, что культурный уровень и политическая активность рабочих, крестьян, интеллигенции и, прежде всего, коммунистов, быстро растёт, и ими нельзя руководить без глубокого понимания существа дела, путем администрирования и прикрикивания. Партийный работник, пытающийся руководить с помощью окриков, теряет авторитет в глазах коммунистов, глазах народа, который уважает только хорошо знающих своё дело и растущих руководителей».

Для подготовки таких руководителей Ждановым была создана целая новая система. Уже 2 августа 1946 г. принято постановление «О подготовке и переподготовке руководящих партийных и советских работников». В соответствии с даным постановлением учредили целую сеть партийных школ (первая такая школа была образована Ждановым еще в 1944 г. в Ленинграде), были созданы Высшая Партийная Школа при ЦК ВКП(б) и Академия Общественных наук для подготовки теоретических кадров партии, а также восстановлена Военно-Политическая академия Вооруженных сил. По решению Жданова, все руководящие партийные работники в зависимости от должности и имевшегося образования должны были пройти обязательное двух- или трехгодичное обучение в таких школах и в дальнейшем регулярно раз в три года проходить в них переподготовку.

Показателен широкий круг предметов, читавшихся в партийных школах эпохи Сталина и Жданова – от лекций по военному делу до курса современного искусства (включая обязательное посещение театров и вставок). Как отмечал Жданов, это было необходимо, чтобы сформировать «особый партийный вкус». Будучи руководителем внутренней политики, Жданов занимался и вопросами выборов в СССР. Да, как это не покажется странным после десятилетий «антитоталитарной» пропаганды, в те годы в сталинском государстве регулярно проходили центральные и местные выборы со всяческой предвыборной агитацией и соблюдением всех демократических формальностей. В предвыборный период население активно шантажировало партийные органы, угрожая, если не будут решены какие-либо бытовые проблемы, не голосовать или голосовать против партийных кандидатов (разъяснение о возможности голосовать «против» входило в обязанности предвыборных агитаторов). Так что выборы были весьма хлопотным периодом для местных партийных органов. Процитируем стенограмму высказываний Жданов об их работе с населением во время выборов и сразу после: «Вопрос принципиальный, кончаем с этим делом или нет после выборов? Райкомы и райисполкомы относятся к этому делу очень легко, так как они имели дополнительную нагрузку в смысле того, что во время выборов и избирательной кампании им приходилось решать ряд бытовых вопросов... Поэтому некоторые наши райкомы и райисполкомы с большим удовольствием прекратили это дело, для них это обуза. А как смотрит на это дело сам избиратель? ... По-моему избиратель смотрит так, что когда мы были нужны вам, когда нужны были наши голоса, вы занимались нами, а как только мы за вас проголосовали, вы о нас забыли до следующих выборов…» Не сложно заметить, что эти слова Жданова по поводу выборов актуальны и в наши дни. По мнению Жданова партийные органы и прежде всего его Управление агитации ЦК ВКП(б) в области внутренней политики должны стать аналитическим центром, отслеживающим и контролирующим изменения общественного мнения страны. По сути, выражаясь современным языком, наш герой являлся главным пиарщиком и главным социологом в СССР.

После окончания Второй мировой и начала «Холодной войны» внутренняя политика была особенно тесно переплетена с политикой внешней. Внешнеполитическое положение оказывало значительное влияние на ситуацию внутри СССР, что внимательно учитывалось в идеологической деятельности Жданова. Он уделял много внимания проблемам освещения международного положения в средствах массовой информации: «Вопросы международной жизни иногда разъясняются не с точки зрения политики Советского Союза в зарубежных делах, а главным образом излагают политику Маршалла, Трумэна, политику Америки, беда еще в том, что при этом разъяснение вопросов внешней политики делается не в боевом, наступательном духе, а в духе защиты, обороны…»

Необходимость такого изменения объяснялась Ждановым тем, что «сейчас идет борьба за человека в пропаганде... Англия и Америка ведут антисоветскую пропаганду, они клевещут на советского человека, они, кроме того, отравляют советского человека, настраивают в свою пользу против государства, против нас…»

В 1946-47 гг. Жданов наладил сбор и изучение данных о методах и организации английской внешней пропаганды, достигшей заметных успехов в годы Второй мировой войны. На совещаниях Политбюро он доказывал, что Запад понимает противостояние двух систем прежде всего как войну за господство в сознании людей, а пропаганда и контрпропаганда являются обязательным атрибутом великой державы, частью военной машины, которая заменяет военные силы, когда они вынуждены бездействовать.

С деятельностью Жданова в конце 40-х годов связана и попытка привить советскому человеку новый планетарный взгляд на мир, думать о далеких землях и континентах – не зря именно в те годы пошел поток переизданий старой русской «ориентальной» литературы о путешествиях, кругосветных плаваниях, первопроходцах и т.п. СССР выходил на новый уровень и его гражданам требовались глобальные масштабы мышления. Жданов в своей идеологической деятельности и пытался раздвинуть эти географические рамки мышления наших людей, побудить их поднять голову от мелочей районного быта к высотам большой политики, привить им вкус к управлению планетой. Сам Жданов участвовал в управлении планетой в прямом смысле этого слова – как руководитель Отдела внешней политики ЦК он, по сути, был партийным министром иностранных дел и от имени партии курировал деятельность МИДа СССР. Но главное, Жданов от имени ВКП(б) осуществлял оперативное руководство и взаимодействие со всеми коммунистическими партиями мира. Период 1946-48 гг., наряду с активной работой внутри страны, для Жданова стал чередой сплошных встреч, переговоров и переписки с руководством и активистами почти всех иностранных компартий.

Это было время, когда наша Родина, израненная мировой войной, под руководством сталинской команды буквально за несколько лет достигла пика своего идейного и геополитического влияния. В Восточной Европе – в Чехословакии, Болгарии, Румынии, Польше и Венгрии – именно в 1946-48 гг. по технологиям, напоминающим пресловутые «оранжевые революции», к власти пришли коммунистические партии. На западе Европейского континента, во Франции и Италии компартии насчитывали сотни тысяч членов, имели многочисленные парламентские фракции и десятки тысяч неплохо вооруженных бывших партизан с припрятанными в ожидании близкой революции стволами. В те годы представители Коммунистической партии Франции открыто заявляли в парламенте, что начнут партизанскую войну, если США развяжут боевые действия против СССР – и их слова не были голословными, среди членов ФКП помимо множества бывших партизан имелись даже офицеры французского генштаба. В Греции шла масштабная партизанская война местных коммунистов за власть против американцев, англичан и их местной прислуги. Даже во франкистской Испании коммунисты вели партизанские и террористические действия, с не меньшим размахом, чем поддерживаемые с Запада бандеровцы или «лесные братья» на территории Западной Украины и Прибалтики.

Еще большим был масштаб коммунистического движения в Азии. Вооруженные силы Компартии Китая насчитывали три миллиона штыков и вели успешную гражданскую войну против ориентировавшихся на США чанкайшистов. На севере Корейского полуострова бывшим заместителем товарища Жданова по Ленинградскому обкому генералом Штыковым и бывшим капитаном советской армии Ким Ир Сеном создавалось новое социалистическое государство. Во Вьетнаме обморозивший на похоронах Ленина уши старый коминтерновец Хо Ши Мин вел полномасштабную партизанскую войну против французских колонизаторов и уже претендовал на власть во всём бывшем французском Индокитае. На Филиппинах десятки тысяч местных коммунистов, ранее партизанивших против японцев, начали повстанческую войну против войск США. В Индонезии партизаны-коммунисты контролировали обширные освобождённые районы этой голландской колонии. Проводили свои первые съезды коммунистические партии и организации арабского Востока и Африки.

На другой стороне Земного шара, в Латинской Америке многочисленные компартии уже готовились начать герильи против местных банановых диктатур. И даже в США после окончания Второй мировой войны коммунистическая партия насчитывала свыше ста тысяч членов, в том числе десять тысяч рядовых и офицеров US-army.

Излишне повторять, что все эти силы ориентировались на идеи и голос Москвы. В практическом плане этим «голосом Москвы» и был Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) во главе с товарищем Ждановым.

Жданов первым среди высших руководителей СССР встретился с 33-летним Ким Ир Сеном, который спустя полвека, когда имя нашего героя на Родине всячески очернялось в «перестроечном» угаре, с большим уважением вспоминал об этой встрече в Москве. Архивы Жданова сохранили материалы его рабочих встреч с Энвером Ходжей и Никосом Захариадисом – первый в годы Второй мировой возглавлял албанских партизан, второй командовал партизанской армией в греческой гражданской войне 1946-49 гг. Примечательно, что именно эти люди все дальнейшие десятилетия без колебаний и до конца сохраняли верность сталинской политике и традиции.

По свидетельству генерал-лейтенанта Ивана Ковалева, бывшего в 1946-49 гг. фактическим представителем Сталина при ставке Мао Цзедуна, лидер китайских коммунистов, уже побеждая в гражданской войне и готовясь к первому визиту в Москву, «имел желание встретиться ещё со Ждановым, считая его крупным политическим деятелем и теоретиком». И такая оценка нашего героя крупнейшим коммунистическим лидером Азии и основателем современного Китая явно не случайна.

Вершиной деятельности Жданова на посту «партийного министра иностранных дел» стало создание Коминформа – Информационного бюро коммунистических партий, учреждённого девятью коммунистическими партиями Европы. 22 сентября 1947 г. в польском городке Шклярска-Поремба, в ещё недавно немецкой Силезии, под председательством Жданова представители компартий СССР, Югославии, Польши, Чехословакии, Румынии, Венгрии, Болгарии, Франции и Италии создали международную организацию, официальной задачей которой провозглашался обмен информацией и координация действий европейских компартий. Но, фактически, Коминформ представлял собой модифицированную версию Коминтерна, новый инструмент для нового издания мировой революции. Это был не только шаг на пути консолидации коммунистических сил в Восточной Европе, но и инструмент влияния СССР, его политики, идеологии и культуры на социалистические и коммунистические круги западноевропейских стран – по сути, одна из необходимых ступеней, превращения нашей страны в руководящую миром сверхдержаву.

Это у нас об этом ничего не известно и не написано ни строчки, а, к примеру, в Италии существует обширная литература и публицистика, посвященная выступлению Жданова на первом совещании Коминформа в адрес Итальянской коммунистической партии с требованием «большей идеологической жёсткости» – исследуются и обсуждаются последствия этих ждановских слов для итальянской политики и даже философии и культуры, вплоть до живописи и кинематографа. О восприятии и авторитете Жданова в итальянской интеллектуальной среде конца 40-х гг. ХХ века свидетельствуют слова знаменитого сицилийского художника-футуриста Ренато Гуттузо, через несколько дней после смерти Жданова в 1948 г. писавшего: «Жданов умер, он был, как всем извест¬но, одним из лучших людей на земле: один из кристально чистых большевиков, твердый как кристалл. Наша война потеряла одного из наиболее доблестных воинов».

К нашему же стыду мы практически ничего не знаем и о том огромном влиянии, которое некогда оказывали рождённые в нашей стране идеи на соседние народы и страны. Не знаем о том самом настоящем культе СССР, который когда-то исповедовался массой людей во всём мире. Одним из создателей и проводником этого мирового культа нашей Родины и был Жданов, чьё имя и заслуги сейчас очернены и забыты.

На первом заседании Коминформа 22-28 сентября 1947 г. центральным стал один из докладов Жданова «О международном положении», 22 октября он был опубликован в «Правде». На Западе этот доклад нашего героя является аналогом фултонской речи Черчилля, с которой в нашей исторической традиции отсчитывается начало холодной войны. Но противники СССР в этой самой холодной войне отсчитывали «официальное» начало глобального противостояния именно с доклада Жданова. Тут враги СССР привычно лукавили – Черчилль в присутствии Трумэна высказал эти положения западной доктрины в марте 1946 г., официальный идеологический ответ СССР устами Жданова последовал лишь осенью следующего, 1947 года.

Просравший за годы войны Британскую империю сэр Уинстон Черчилль обиженно вещал: «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике, через весь континент, был опущен «железный занавес». За этой линией располагаются все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти знаменитые города с населением вокруг них находятся в том, что я должен назвать советской сферой, и все они, в той или иной форме, объекты не только советского влияния, но и очень высокого, а в некоторых случаях и растущего контроля со стороны Москвы… Коммунистические партии, которые были очень маленькими во всех этих восточноевропейских государствах, были выращены до положения и силы, значительно превосходящих их численность, и они стараются достичь во всем тоталитарного контроля… В большом числе стран, далеких от границ России, во всем мире созданы коммунистические «пятые колонны», которые работают в полном единстве и абсолютном послушании в выполнении директив, получаемых из коммунистического центра».

Жданов в своём докладе ответил на претензии Черчилля и лишь констатировал уже сложившийся факт международной политики: «Сформировались две противоположные политические линии: на одном полюсе политика СССР и демократических стран, направленная на подрыв империализма и укрепление демократии, на другом полюсе политика США и Англии, направленная на усиление империализма и удушение демократии...»

И поныне актуальны тезисы товарища Жданова об особенностях политики США: «Экспансионистская внешняя политика, вдохновляемая и проводимая американской реакцией, предусматривает одновременную активность по всем направлениям:

1) военно-стратегические мероприятия,

2) экономическая экспансия и

3) идеологическая борьба.

…Одним из направлений идеологической «кампании», сопутствующей планам порабощения Европы, является нападение на принцип национального суверенитета, призыв к отказу от суверенных прав народов и противопоставление им идей «всемирного правительства». Смысл этой кампании состоит в том, чтобы приукрасить безудержную экспансию американского империализма, бесцеремонно нарушающего суверенные права народов, выставить США в роли поборника общечеловеческих законов, а тех, кто сопротивляется американскому проникновению, представить сторонниками отжившего «эгоистического» национализма… идея «всемирного правительства» используется как средство давления в целях идейного разоружения народов, отстаивающих свою независимость от посягательств со стороны американского империализма».

Жданов недвусмысленно дал понять, что в новых условиях важнейшим долгом коммунистов во всех странах, особенно там, где они входят в состав правительства, является оказание помощи и поддержки Советскому Союзу. «Поскольку во главе сопротивления новым попыткам империалистической экспансии стоит Советский Союз, – говорил он в своём докладе, – братские компартии должны исходить из того, что, укрепляя политическое положение в своих странах, они одновременно заинтересованы в укреплении мощи Советского Союза, как главной опоры демократии и социализма». Далее он выразил несогласие с тем, что некоторые деятели компартий подчеркивают свою независимость от Москвы: «Нарочитое подчеркивание этой «независимости» от Москвы, «отречение» от Москвы по сути дела означает угодничество, приспособленчество, подыгрывание тем, кто считает Москву врагом». Так идейный авторитет СССР Жданов искусно конвертировал в прямое геополитическое влияние.

Наш герой весьма ловко ответил и на всяческие обвинения СССР в тоталитаризме: «В идеологической борьбе против СССР американские империалисты, не разбираясь в политических вопросах и демонстрируя свое невежество, выделяют, прежде всего, идею о том, чтобы изобразить Советский Союз как силу якобы антидемократическую, тоталитарную, а США и Англию и весь капиталистический мир как демократию. Эта платформа идеологической борьбы – защита буржуазной лжедемократии и обвинение коммунизма в тоталитаризме – объединяет всех без исключения врагов рабочего класса, начиная от капиталистических магнатов и кончая лидерами правых социалистов, которые с величайшей готовностью подхватывают любую клевету на СССР, подсказанную их империалистическими хозяевами. Стержнем этой мошеннической пропаганды является утверждение о том, что признаком истинной демократии служит якобы многопартийность и наличие организованного в оппозицию меньшинства. На этом основании английские лейбористы, не жалеющие сил для борьбы против коммунизма, хотели бы обнаружить антагонистические классы и соответствующую борьбу партий в СССР. Невежды в политике – они никак не могут понять, что в СССР уже давно нет капиталистов и помещиков, нет антагонистических классов и нет ввиду этого множественности партий. Они хотели бы иметь в СССР милые их сердцу буржуазные, в том числе псевдосоциалистические партии, как империалистическую агентуру. Но, к их прискорбию, история обрекла эти эксплуататорские буржуазные партии на исчезновение».

В 40-е гг. Советский Союз вполне успешно отбил идеологическое наступление Запада внутри и снаружи. Примером такого успешного ведения психологической войны за пределами нашей страны может служить ситуация с перебежчиком Кравченко. Подготовка к войне идей против СССР на Западе началась ещё до конца Второй мировой. В 1944 г. некто Виктор Кравченко, работавший в США в советской комиссии по закупке вооружений, «выбрал свободу», т.е. дезертировал из своей сражающейся страны и остался в США, где и опубликовал книгу “I choose freedom». Обосновывая свою свободу от защиты Родины, господин Кравченко расписал ужасы НКВД и весь прочий набор ныне привычных штампов. По сути, это был первая попытка распространить на Западе такой пробный «Архипелаг ГУЛАГ» со всеми традиционными страшилками. Книгу в 1946-48 гг. активно стали издавать в США и Западной Европе, перебежчик Кравченко сделался весьма состоятельным господином. Но это брежневский СССР, впав в идейный маразм, носился со всяческими «солженицинами», а СССР Сталина и Жданова быстро организовал активную контрпропагандистскую кампанию. Издатели дезертира Кравченко погрязли в судебных исках и разгромных газетных статьях, авторами которых были европейские коммунисты, участники движения Сопротивления. В итоге этот первый «Архипелаг ГУЛАГ» был ошельмован, как заказной пасквиль, а его автор через несколько лет покончил жизнь самоубийством, доказав, что в отличие от того же Солженицына у него ещё присутствовали некие остатки русской совести…

Внутри СССР растущей идеологической агрессии США были противопоставлены аксиомы Жданова о «безродном космополитизме» и «низкопоклонстве перед Западом». В отличие от провозглашенного в СССР принципа интернационализма, пресловутый «космополитизм», рядившийся в тогу «общечеловеческих ценностей», справедливо разоблачался как самый настоящий западный шовинизм, несущий высокомерное презрение ко всем иным культурам и идеям, кроме буржуазных культуры и быта Запада. В наши дни такой «безродный космополитизм» именуется «толерантностью» и «политкорректностью».

В те же годы в СССР всяческое низкопоклонство перед Западом, столь распространённое среди отечественной якобы «интеллигенции» и чиновничества, было объявлено одним из тяжелейших идейных и духовных проступков. В марте 1947 г. Ждановым подготовлено Постановление Совмина СССР и ЦК ВКП(б) «О Судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах». Отчасти Жданов использовал опыт дореволюционных офицерских судов чести. Текст опубликованного в «Правде» постановления был подписан Сталиным и Ждановым. Данные Суды чести, избиравшиеся общим тайным голосованием из работников соответствующих министерств и ведомств, должны были выкорчёвывать у своих коллег благодушное и угодническое отношение к иностранным структурам и воспитывать советский (по сути – русский) корпоративный дух. Как указывалось в постановлении, суды чести должны были заниматься «рассмотрением антипатриотичных, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке». Излишне говорить, что после смерти Сталина опыт этих судов был ошельмован и предан забвению.

Для тех лет Жданов очень чётко понимал все тонкости перманентной психологической войны против СССР, не зря он уже тогда говорил, что «в упаковке и даже в таре есть политика, которую проводят американцы». Такое на первый взгляд гипертрофированное высказывание в действительности очень верно. Достаточно вспомнить, как велись на броскую иностранную упаковку советские люди эпохи Брежнева и позднего совка, как на эту яркую и пустую упаковку променяли своё содержание великого народа и великой державы…

Защищая страну и народ от иностранного морока, Жданов, однако, не стремился замкнуть их в собственной скорлупе. Наоборот, СССР по его замыслу должен был стать центром активного притяжения всего лучшего в остальном мире. Помимо прочего, наш герой прекрасно понимал необходимость научного обмена опытом и результатами исследований между разными странами. В его рабочих записных книжках тех лет присутствует кратко сформулированный план: «СССР как средоточие мировой научной литературы». Далее под заголовком «Вопросы инолитературы» он отмечает суть этого плана: «Создание фундаментальной библиотеки мировой научной литературы всех стран + журналы и газеты». Началом реализации данной программы Жданова стало учреждение по его инциативе «Государственного издательства иностранной литературы», которое не подчинялось никакому министерству и действовало, по сути, на правах госкомитета при Совете Министров СССР.

Практическая деятельность Жданова, второго человека в СССР, в короткий период 1946-48 гг. настолько обширна и разнообразна, что не может быть освещена в полном объёме даже в одной монографии, не говоря уже об одной статье. Помимо всех указанных выше аспектов его деятельности, кратко опишем еще одно весьма важное направление его работы.

Глобальные изменения в стране и мире после 1945 г. должны были отразиться и в основнойм документе правящей в СССР партии – в Программе ВКП(б). Жданов вместе со Сталиным готовил проект этой новой Программы. И здесь можно говорить даже об идейной борьбе двух старых друзей, подельников и соратников вокруг одного из самых принципиальных вопросов нашей истории – русского вопроса.

В 1947 г. Жданов вносит в проект новой партийной программы следующие слова: «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ», который «по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций». По сути, такой вариант партийной программы официально закреплял ведущую и центральную роль русской нации в СССР. В подготовленном Ждановым проекте программы партии провозглашалась и особая роль русской культуры, как самой передовой из культур составляющих СССР народов – в ждановском проекте предусматривалось, что ВКП(б) «будет всячески поощрять изучение русской культуры и русского языка всеми народами СССР».

Все эти предложения в будущую программу партии были отклонены лично Сталиным. Можно лишь предполагать какие споры шли между вождём СССР и Ждановым по столь сложному вопросу. Баланс и отношения между нациями в Советском Союзе являлись настолько тонкой материей, да еще осложнённой и внешним давлением врагов и идеологией планетарной миссии СССР, что тут сразу не ответить однозначно, кто прав в этом великом и скрытом от всех споре двух единомышленников, товарищей, соратников и просто друзей – Сталин или Жданов...

Кстати, Жданов, как ведущий идеолог сталинского СССР, не обошел стороной и актуальный в послевоенные годы вопрос об объединении всех славянских народов. Ведь сразу после 1945 г., впервые за тысячи лет истории возникло первое политическое объединение всех славян, то самое о котором всяческие дореволюционные «славянофилы» и монархисты могли только мечтать. Лишь победившие в мировой войне большевики смогли обратить в реальность эту мечту. Вопрос официального оформления политического объединения славянства рассматривался в марте 1948 г. на заседании ЦК ВКП(б), в те дни когда в Москве с большим размахом проходил Первый общеславянский Конгресс учёных-славистов. Жданов, учитывая международную обстановку, сказал по поводу славянского союза следующее: «Мы можем дать этим повод американской пропаганде для обвинения нас в том, что славянство объединяется против США. Могут сказать, что Конгресс есть звено в цепи подготовки славян к столк¬новению с Америкой. Это, конечно, не значит, что мы фактически не объединяем славян, это объединение идёт. Но не надо высту¬пать сейчас с этим, пусть пальма первенства в объединении блоков принадле¬жит самим американцам. США и Англия ищут сейчас всякого повода для того, чтобы обвинить нас в объединении славян против них. Зачем мы будем давать им в руки этот козырь?»

Не сложно заметить, что Жданов всячески одобрял это фактическое объединения всего славянства вокруг сталинского Кремля, он лишь предлагал временно отказаться в этом деле от всяческих формальностей, дабы не давать в руки геополитических соперников лишние пропагандистские доводы. По замыслу «партийного министра иностранных дел» создателями всяческих блоков и коалиций и, соответственно, инициаторами мирового раскола в глазах остального мира должны были выглядеть именно враги нашей Родины. В послевоенные годы из всего высшего сталинского руководства Жданов являлся одним из наиболее активных и последовательных сторонников идеи русского патриотизма. Так, выступая в 1945-48 гг. по вопросам минувшей Отечественной войны, он неизменно подчёркивал, что «победа в войне была одержана благодаря великому советскому народу и его руководящей силе – русскому народу». На заседании Центрального комитета ВКП(б) в январе 1948 г. Андрей Александрович Жданов окончательно резюмировал понятие пролетарского и советского интернационализма: «Если в основе интернационализма положено уважение к другому народу, то нельзя быть интернационалистом, не уважая и не любя своего собственного народа».

Для более эффективного представления в масштабах СССР интересов именно русских областей, Жданов вскоре после войны предложил в рамках Всесоюзной коммунистической партии образовать Российское бюро ВКП(б). Ведь в отличие от РСФСР остальные союзные республики имели собственные компартии, что позволяло им более настойчиво продвигать свои интересы в союзных министерствах и ведомствах. Незадолго до смерти Жданов даже предпринял некоторые шаги для реализации идеи такого бюро, в частности, в 1947 г. было опубликовано созданное по его предложению историческое исследование «Русское бюро большевистской партии: 1912-1917».

Но при этом не стоит думать, что идологические новации Жданова в «русском вопросе» были возвращением к банальному национализму или являлись казённым «патриотизмом» - наш герой всегда оставался убежденным и фанатичным революционером-коммунистом с футуристическим уклоном в глобальные проекты будущего. Провозглашая авангардную роль русской нации в СССР или ценность русских национальных традиций в построении коммунистического будущего, он не отрацал наличия в истории России глубоких национальных проблем. Но Жданов предлагал разделить историю Российской империи на историю политики враждебных эксплуататорских классов и общую историю русского народа, который, наоборот, явился освободителем всех иных народов империи от колониального и социального угнетения, свергнув первым феодально-буржуазную верхушку и указав тем самым пример остальным народам нашей страны и всего мира. Эта идеологическая доктрина Жданова позволила органично включить достижения всей дореволюционной русской истории в идеологию сталинского СССР.

Не случайно данная национальная грань коммунистической идеи, наиболее активным и последовательным выразителем которой в 30-е и особенно в 40-е годы был товарищ Жданов, во многих западных политологических и исторических исследованиях именуется национал-большевизмом. Достаточно вспомнить известную книгу «Национал-большевизм» Михаила Агурского или опубликованное уже в нашем веке фундаментальное исследование Давида Бранденбергера «Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)». Так что, для сведения всяческих борцов с экстремизмом из «правоохранительных» органов РФ, по авторитетному мнению разных «британских учёных» за национал-большевизм надо привлекать прежде всего генералиссимуса Сталина и генерал-полковника Жданова.

Но вернёмся от путинских борцов с национал-большевизмом к сталинским национал-большевикам. В данной статье дана самая краткая попытка описать глобальные проблемы, которые приходилось решать товарищу Жданову в те три коротких года, что отвела ему судьба после Великой Отечесвтенной войны. На грандиозном, действительно планетарном фоне этих масштабных дел и задач практически теряется тот основной «грех», который вот уже седьмой десяток лет с пеной у рта никак не могут простить Жданову те граждане, что в современной России после развала СССР с выгодой приватизировали для себя звание «интеллигенции». Речь идёт конечно же о пресловутом постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) о ленинградских журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 г. Впрочем, об этой стороне многогранной деятельности Жданова читайте уже в следующей главе.

Алексей Волынец

Жданов в 1946 г.

Обложка журнала Тайм 9 декабря 1946 г.

Портрет Жданова 1947 г. Художник Ефанов

Вверху - глава контрольной комиссии Жданов и премьер Паасикиви во время выборов в Финляндии 1945 г.

[Алексей Волынец]

http://www.apn-spb.ru/publications/article9215.htm

Понедельник, 12 сентября 2011

2011-08-31
Фигура возглавлявшего Ленинград в 1934-1945 гг. Андрея Александровича Жданова и в наши дни вызывает ожесточенные споры. Его ненавидит и проклинает либеральная интеллигенция, поминают добрым словом коммунисты и многие пожилые горожане, а нынешние хозяева Смольного о нем предпочитают умалчивать.

Жданова можно назвать неразгаданным, неизученным сфинксом Ленинграда. До сих пор так и не увидела свет его биография. «АПН Северо-Запад» восполняет этот пробел и продолжает публикацию жизнеописания этого выдающегося исторического деятеля. Автор - историк и публицист Алексей Волынец. Начало - здесь, здесь, здесь, здесь и здесь.

Глава 6. ЖДАНОВ. ИТОГИ

Срубите это дерево, обрубите ветви его, стрясите листья с него и разбросайте плоды его; пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его; но главный корень его оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается небесною росою… «Книга пророка Даниила» 4:11, 4:12

Во все времена и у всех народов внимание, даже негативное, сильных мира сего к творцам и их творчеству считалось и считается законным поводом для гордости этих самых творцов. Вот совсем недавно один из олигархов 90-х, Пётр Авен, вдруг пожелал отвлечься от борьбы за бывшую народную собствнность и стал самым высокооплачиваемым литиретурным критиком – разродился аж целой полемической статьёй в адрес романа «Санькя» нижегородского писателя-нацбола Захара Прилепина. Однако, никому в голову не пришло объявить провинциального литератора жертвой гонений со стороны столичной финансовой олигархии… Но вот внимание сталинского ЦК к литературным вопросам уже в годы разрушившей нашу страну «перестройки» велено было считать несомненным признаком махрового тоталитаризма и дремучей диктатуры. Поэтому имя Жданова, как одного из инициаторов и проводников такого внимания, в перестроечной публицистике стало настоящим жупелом антисоветской и постсоветской «интеллигенции». И для создания и поддержания пущей черноты такого жупела всегда размахивают постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград». Но попробуем хотя бы кратко разобраться с содержанием и сутью постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г.

Для начала процитируем второй и третий абзацы постановления:

«В журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание… Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами.

Предоставление страниц «Звезды» таким пошлякам и подонкам литературы, как Зощенко, тем более недопустимо, что редакции «Звезда» хорошо известна физиономия Зощенко и недостойное поведение его во время войны, когда Зощенко, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь как «Перед восходом солнца»…»

Зная плоды творчества Зощенко, попробуем ответить – а что не так, что не соответствует действительности в этих строках? Труды гражданина Зощенко действительно не преисполнены героического пафоса и не несут выгодного СССР политического содержания. Даже большие поклонники зощенковского творчества не назовут его идейным советским писателем, вроде Островского, Шолохова или Фадеева. Тем не менее, жизненный и творческий путь Михаила Михайловича Зощенко в СССР вполне благополучен, скажем прямо – до неприличия благополучен, особенно на фоне тех грандиозных и трагических событий, что происходили в нашей стране в 20-30-40-е гг. Единственной проблемой Зощенко всю жизнь было его весьма близкое к «психушке» душевное состояние, но это уж точно сугубо личная беда данного гражданина. Годы войны этот уроженец Петербурга и житель Ленинграда провёл в благополучной и сытой эвакуации, сначала в Алма-Ате, потом в Москве. Персональную эвакуацию ему, как известному писателю, обеспечила советская власть и конкретно тот самый Жданов. И что же писал этот писатель в те дни, когда его родной город и сотни тысяч его жителей умирали от голода, сражаясь с вражеской блокадой? А писал Зощенко в сытой и комфортной эвакуации повесть «Перед восходом солнца».

Для человека, ценящего свою Родину, достаточно ознакомиться с этим произведением и просто сопоставить в уме, что происходило в нашей стране в те дни, месяцы и годы, когда писалась эта повесть. Напомню, что происходила – как ни пафосно – Великая Отечественная война. Для тех же, кто не знаком с этим плодом творчества Зощенко, хорошее представление о нём даёт аннотация нашего блестящего публициста и литературоведа Дмитрия Быкова. По его мнению, данная повесть это «исповедальный рассказ о том, как автор пытался победить свою меланхолию и страх жизни. Он считал этот страх своей душевной болезнью, а вовсе не особенностью таланта, и пытался побороть себя, внушить себе детски-жизнерадостное мировосприятие. Для этого (как он полагал, начитавшись Павлова и Фрейда) следовало изжить детские страхи, побороть мрачные воспоминания молодости. И Зощенко, вспоминая свою жизнь, обнаруживает, что почти вся она состояла из впечатлений мрачных и тяжелых, трагических и уязвляющих…»

Вот так вот – гибнут миллионы соотечественников в страшной войне на истребление с могущественным иностранным агрессором, а гражданин Зощенко сытно трудится: со смаком описывает, как «пытался победить свою меланхолию». Ленинград во главе со Ждановым в 1941-44 гг. пытается победить голод, а гражданин Зощенко вдохновенно воюет со «страхом собственной жизни». Думаю, если Вы, читатель, не претендуете на звание патентованного «интеллигента», уже одного этого факта достаточно, чтобы согласиться со словами постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г., что небесталанный графоман Зощенко таки действительно «пошляк и подонок литературы».

Принимая во внимание время создания данного опуса Зощенко, вполне понятны и раздражённые слова Жданова: «В этой повести Зощенко выворачивает наизнанку свою подлую и низкую душонку, делая это с наслаждением, со смакованием….» Заметим, что кардинально отличаясь по стилю и цели слова Дмитрия Быкова о данном произведении Зощенко вполне смыкаются со словами Жданова – в одном случае «изжить детские страхи, побороть мрачные воспоминания молодости», в другом – «вывернуть наизнанку свою подлую и низкую душонку». Но это в наше благополучное время, когда сверху уже или ещё не падают чужие бомбы, любители такого типа творчества вправе ценить все эти рефлексии и самокопания. В других же исторических условиях, во время войны и сразу после, такое «душевное» выковыривание творцом собственных соплей неизбежно вызовет у сражающегося большинства лишь справедливое раздражение и праведную злобу в отношении духовного дезертира. Не случайно Константин Симонов в мемуарах, отдав дань писательской солидарности при упоминании данного постановления Оргбюро ЦК, всё же не удержался и осторожно заметил, что «к Зощенко военных лет не питал пиетета». В переводе с аккуратного языка мемуаров Симонова-писателя на простой язык Симонова-фронтовика, это «не питал пиетета» явно будет звучать в совсем нецензурной форме.

Из сокращенной и обобщенной стенограммы докладов товарища Жданова на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде: «Зощенко, как мещанин и пошляк, избрал своей постоянной темой копание в самых низменных и мелочных сторонах быта. Это копание в мелочах быта не случайно. Оно свойственно всем пошлым мещанским писателям, к которым относится Зощенко». Русские читатели начала XXI века, к сожалению, неплохо знакомы с современными образцами подобного творчества подобных писателей. Кстати, гражданин Зощенко тогда поспешил прогнуться под ждановскую критику и уже в 1947 г., как всхлипнут его биографы в постперестроечных панегириках, «в состоянии тяжелейшей депрессии пробовал писать» рассказы… про войну. Эти вымученные рассказы Зощенко будет с молчаливой просьбой унылого шизофреника посылать в секретариат Сталина. А пошляком Зощенко, несомненно, был – и не потому, что так говорил Жданов, и даже не потому что Геббельс во время войны использовал для своей пропаганды отдельные перлы зощенковского юмора. Только настоящий пошляк будет после 1956 г. старательно рассказывать всем окружающим, как тиран Сталин хотел убить его, бедного и талантливого Зощенко… Сталин, жаждущий убить Зощенко – вот уж, действительно, весьма пошлый анекдот.

Но продолжим дальше цитировать знаменитое постановлении Оргбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. Третий абзац: «Журнал «Звезда» всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусстве для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».

Можно не разделять критический пафос этих строк, но также сложно не признать их правдивость – поэзию гражданки Горенко (более известной под псевдонимом Ахматова) даже её поклонники никак не назовут преисполненной комсомольского задора и советского оптимизма. К чести самой Ахматовой, а её жизненный путь, в отличие от презираемого ею Зощенко, не был лёгким, она, по воспоминаниям современников, со здоровым чёрным юмором в приватных разговорах отмечала, что данные строки постановления вполне соответствуют действительности – свой образ «аристократического эстетства и декадентства» Ахматов несла открыто и до конца.

Но если, опять же, дать себе труд вспомнить в какое сложное для страны время изображала весь этот «аристократизм», «эстетство» и «декадентство» эвакуированная в 1941 г. по распоряжению Жданова из Ленинграда в Ташкент гражданка Горенко («А.Ахматова»), то не сложно понять то раздражение, которое сам Жданов излил в своём уже упоминавшемся выступлении по поводу данного постановления Оргбюро ЦК и его литературных героев: «Не то монахиня, не то блудница, а вернее блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой… Такова Ахматова с её маленькой, узкой личной жизнью, ничтожными переживаниями и религиозно-мистической эротикой. Ахматовская поэзия совершенно далека от народа. Это – поэзия десяти тысяч верхних старой дворянской России…»

Тем, кто, надрываясь, строил из бывшей полуграмотной монархии военно-научную сверхдержаву, лирические трели Ахматовой, действительно, казались узкими и ничтожными. Зато теперь, в наши дни, благополучно просрав большую страну и отдавшись в чужие хозяйские ручки, можно приятно расслабляться и без ждановских помех наслаждаться творчеством Ахматовой:

Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом –
Я к тебе никогда не вернусь…

Благо «чудотворные иконы» в наши дни, в отличие от устремлённой в будущее науки, давно не в дефиците.

Возвращаясь же к упомянутым «ждановским гонениям на интеллигенцию и литературу» (именно так ту историю определяет перестроечная и либеральная публицистика), необходимо отметить, что фигурантов постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 г., вопреки распространённым ныне стереотипам, не посадили в чёрный voronok и не отправили убирать снег в GULAG. Зощенко, правда, исключили из Союза писателей СССР, но тут критики «советского тоталитаризма» впадают в шизофрению – обвиняя этот самый Союз писателей, как инструмент идеологического диктата, они почему-то одновременно обвиняют советскую власть и в исключении всяческих творцов из этого самого союза. Но как уже упоминалась в одной из предыдущих статей цикла о Жданове, элементарная логика не в чести тех, кто приватизировал для себя термин «интеллигенция» и прикрывает свою творческую несостоятельность старательным разоблачением сталинской эпохи.

Показательно, что практически одновременно с этими «гонениями на литературу» Жданов поддержал начинающего русского писателя Ивана Ефремова, будущего классика отечественной научной фантастики. Советские издатели долго не могли оценить этот ещё непривычный жанр и экзотические для того времени рукописи Ефремова пылились в редакциях. Отчаявшись, писатель обратился с жалобой к Жданову и тот рассмотрел в фантастике ученого-палеонтолога огромный потенциал. Вскоре у Ефремова вышли его произведения «Звёздные корабли» и «На краю Ойкумены», а советская научная фантастика с тех пор заняла подобающее место в книгоиздании СССР – захватывающий образ великого и светлого будущего, сопряженный с культом научного поиска, был куда важнее для развития страны и народа, чем мещанские рефлексии Ахматовой и прочих зощенко.

Кстати, в пресловутом постановлении от 14 августа 1946 г., помимо Зощенко и Ахматовой, критически упомянут еще ряд драматургов и поэтов. Но так как их имена куда менее известны и удобны, разоблачители сталинского тоталитаризма и создатели уже литературной «чёрной легенды» о Жданове не спешат поднимать их на щит. Хотя, по мнению Вашего покорного слуги, в постановлении действительно есть некоторые перегибы. Например, в отношении поэмы уроженца Бердичева (хорошо, что не Шепетовки!) Александра Абрамовича Хазина «Возвращение Онегина» несколько поспешно сделан вывод что «под видом литературной пародии дана клевета на современный Ленинград»:

Идет широкими шагами
Онегин дальше. Вот вдали
Легко вздымаясь над волнами
Идут к причалу корабли.
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных
И с ними (новый вариант)
Выходит старший лейтенант.
Уже цветут деревья скверов,
Шум у Гостиного двора,
Спешит и мчится детвора
В Дворец советских пионеров
И, как взлетевший вверх амур,
Висит под крышей штукатур.

Впрочем, такая оценка литературного юмора - это уже дело тонкостей вкуса, о котором, как известно, не спорят, а тем более не спорят с ЦК партии Сталина. К тому же в творчестве советской интеллигенции в последующие десятилетия действительно оказалось немало сомнительного юмора – венец эволюции этого гыгыканья в лице всяческих хазановых и жванецких закономерно пришёлся на катастрофическую «перестройку», а юмористы быстренько выродились в прикормленных шутов «князей мира сего» и дебильный «аншлаг» для опущенных народных масс. Так что, подумаем, может быть, товарищ Жданов и тут был не так уж неправ, пытаясь прижучить увлечение легковесным мещанским юморком.

Но еще раз повторим: и данное постановление, и вообще всё это направление деятельности Жданова, пусть и самое известное в среде истеричной «интеллигенции», занимало лишь малую и далеко не самую важную часть среди обширных государственных задач нашего героя в те годы, когда наша Родина из пепла Великой Отечественной поднималась на борьбу за мировое лидерство. Кое-что из этой деятельности товарища Жданова удалось, хотя бы бегло, осветить в предыдущих главах. Теперь же самое время рассказать о взаимоотношениях Андрея Жданова с первым лицом государства, которое мы потеряли.

Все оставившие мемуары современники отмечают дружеские отношения Жданова и Сталина. Не удивительно – даже такие почти небожители нуждаются порой в обычных человеческих чувствах, включая дружеские и приятельские. Вероятно, их первое шапочное знакомство произошло в январе 1919 г. на фронте под Пермью. С середины 20-х гг. контакты становятся всё чаще, а к началу 30-х совместная работа и политическая борьба перерастают в дружбу – товарищи большие начальники не только вместе работают, но и совместно расслабляются после работы. В самом начале их общения свою роль сыграло знакомство Жданова с грузинской культурой, а затем и явная общность литературных и художественных вкусов обоих.

Секретарь Московского горкома ВКП(б) Г.Попов вспоминал об одном из типичных вечеров на сталинской даче в Кунцево: «Сталин любил русские народные песни. Он подошел к радиоле и начал проигрывать песни в исполнении Лидии Руслановой. После этого А.Жданов сел за рояль и начал исполнять классику. Наигравшись за роялем, он взял в руки гармошку и выдал русскую. Кто-то ударился в пляс…»

Уже отставной Хрущёв спустя почти четверть века вспоминал о Жданове в быту и своё первое знакомство с ним в середине 30-х годов: «Жданов на XVII съезде ВКП(б) был избран секретарем ЦК, а до этого работал в г. Горьком. С ним я был лучше знаком, чем с Кировым. Помню нашу первую встречу. Мы соревновались раньше с Нижегородским краем. И теперь наша делегация на съезде пригласила в гости Горьковскую делегацию. Не помню, где мы собрались. Жданов был веселым человеком. Тогда он у нас выпил и еще до этого выпил. Одним словом, вышел на подмостки и растянул двухрядную гармонь.

Он неплохо играл на гармони и на рояле. Мне это нравилось. Каганович же о нем отзывался презрительно: «Гармонист». Но я не видел в этом ничего предосудительного. Я сам когда-то в молодости пытался учиться такой игре, и у меня была гармонь. Однако я никогда не играл хорошо, а он играл хорошо. Уже после, когда Жданов стал вращаться в среде Политбюро, было видно, что Сталин к нему относится очень внимательно. Тут брюзжание Кагановича в адрес Жданова усилилось; он часто ехидно говорил: «Здесь и не требуется большого умения работать, надо иметь хорошо подвешенный язык, уметь хорошо рассказывать анекдоты, петь частушки, и можно жить на свете». Признаться, когда я пригляделся к Жданову поближе, в рабочей обстановке, стал соглашаться с Кагановичем. Действительно, когда мы бывали у Сталина (в это время Сталин уже стал пить и спаивать других, Жданов же страдал такой слабостью), то, бывало, он бренчит на рояле и поет, а Сталин ему подпевает. Эти песенки можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя. Их могли лишь крючники в кабаках петь, а больше никто. Свидетелем подобного времяпрепровождения я бывал неоднократно».

Простим отставному Хрущу стариковское злословие – действительно, наряду с классикой, русскими, грузинскими и украинскими народными песнями в совместный репертуар Сталина и Жданова входили матерные частушки и блатные куплеты, а сам товарищ Жданов любил не только сыграть что-нибудь музыкальное, но и хорошо выпить. Захмелев, он частенько заваливался спать на квартире или даче Сталина, но порой гостеприимный тиран, подвыпив, бывал не в духе и, ворча, – «Своя квартира есть!» - начинал выпроваживать уже осоловевшего собутыльника к тайному злорадству остальных членов «ближнего круга», которые не без ревности воспринимали особо приятельские отношения Сталина и Жданова. Это ехидное наблюдение оставил Анастас Микоян, впрочем, отметивший: «Что касается Жданова, то Сталин перед войной стал к нему особенно хорошо относиться». Вообще некоторая ревность высших иерархов сталинского руководства к слишком уж дружившему с вождём Жданову чувствуется во всех оставленных мемуарах.

Стенограммы и воспоминания сохранили нам Андрея Александровича обильно и к месту цитирующего стихи и прозу из русской классики, этим его речь заметно отличается от лексики иных высших руководителей, весьма далёких от литературных изысков. Колоритное наблюдение в этом плане оставил и Вячеслав Молотов: «Ворошилов – матерщинник. И Сталин – не прочь был. Да, мог. Были такие случаи. Жданов мог иногда так, под веселую руку. От души. Душу отвести умеют люди именно таким образом. Но это так, незло…» Отсутствие у Жданова в общении с подчинёнными характерной начальственной ругани отмечают и все иные очевидцы.

Когда врачи запретили Жданову спиртное, тот оставался единственным трезвенником на вечеринках у Сталина, и любивший порой напоить соратников вождь следил, чтобы товарищ Жданов не покушался на рюмку. Милован Джилас, один из руководителей Югославской компартии, позже заделавшийся прозападным «диссидентом», описывал один из таких общих ужинов на даче Сталина в 1948 году:

«Слева от меня сидел молчаливый Молотов, а справа говорливый Жданов. Последний рассказал о своих контактах с финнами и с восхищением подчеркнул их пунктуальность в доставке репараций.

– Все вовремя, отлично упаковано, великолепного качества. Мы допустили ошибку, не оккупировав Финляндию. Все было бы в порядке, если бы мы это сделали, – заключил он.

Молотов:

– А, Финляндия – это мелочь.

Как раз в то время Жданов проводил встречи с композиторами и готовил «постановление» о музыке. Он любил оперу и походя спросил меня:

– У вас в Югославии есть опера?..

Жданов был единственным, кто пил апельсиновый сок. Он объяснил мне, что делает это из-за больного сердца.

– Насколько серьезна ваша болезнь? – спросил я.

Со сдержанной улыбкой он ответил с присущим ему притворством:

– Я могу в любой момент умереть, а могу прожить очень долго. – Он явно выказывал преувеличенную чувствительность, реагировал быстро и слишком легко».

«Психологические» инсинуации о притворстве Жданова оставим на совести Джиласа – эти мемуары он писал, уже глубоко погрязнув в «диссидентстве», специально для публикации на Западе. Кстати, упомянутое Джиласом «постановление о музыке» появилось в феврале 1948 г. Тогда на совещании композиторов в Кремле, товарищ Жданов, рассматривая историю взаимоотношений народов на Кавказе (одна из критикуемых опер была как раз по этой животрепещущей теме) походя произнес следующие слова: «Помехой же дружбе народов на Северном Кавказе являлись в то время чеченцы и ингуши». Как мы знаем в 1948 г. такой помехи на Кавказе, благодаря кавказцам Сталину и Берии, уже пять лет как не было.

Дмитрий Шепилов, работавший в аппарате Жданова, оставил колоритные зарисовки, как его начальник готовил документы, касавшиеся в т.ч. вопросов советской музыкальной культуры:

«Помню, в каком состоянии творческой одержимости вынашивал он свое выступление по вопросам музыки. Он собирал по крупицам и всесторонне продумывал высказывания Маркса и Энгельса, штудировал эстетические работы Плеханова, статьи, записи бесед, письма Ленина. На столе у него лежали стопки книг В. Стасова, А. Серова, письма П. Чайковского с закладками, пометками, подчеркиваниями.

Найдя в литературе какой-нибудь поразивший его образ или формулировку, он горел желанием поделиться своими мыслями и чувствами. Он нередко звонил мне на 3-й этаж в самое неожиданное время - утром, глубокой ночью:

- Вы можете зайти сейчас? Я приходил.

- Слушайте: «Музыка должна высекать огонь из сердец людей». Бетховен. По поводу его Пятой симфонии. Представляете себе, какое высочайшее предназначение музыки: высекать огонь из сердец людей.

Или:

- Вы штудировали «Критические статьи» Серова о музыке? Ну, батенька, какие же здесь золотые россыпи. Слушайте: «В мелодии — главная прелесть, главное очарование искусства звуков; без неё всё бледно, бесцветно, мертво, несмотря на самые принужденные гармонические сочетания, на все чудеса контрапункта и оркестровки». А модернисты изгоняют мелодию, то есть умерщвляют душу музыки!»

Завершая же тему музыкальных пристрастий Жданова, отметим, что он любил не только классику или хулиганский «шансон» тех лет, но из современной ему музыки особо выделял Шостаковича, которого хотя порой и критиковал, но мог наиграть на рояле, а по утрам пел жене именно из Шостаковича «Не спи, вставай, кудрявая!» Вспомним, что знаменитая блокадная премьера 7-й симфонии композитора состоялась по прямому указанию Жданова.

По свидетельству очевидцев Жданов был одним из немногих, кто мог упорно спорить со Сталиным по отдельным вопросам – впрочем, всегда признавая безусловное первенство и интеллектуальное превосходство «вождя всех народов». В отношениях Сталина и Жданова был еще один важный и тонкий момент. По словам сына Жданова, Юрия, как-то после войны наедине с ним Андрей Александрович однажды обронил фразу: «Я не хочу пережить Сталина». Пожалуй, он был единственным, кто среди сталинского окружения мог произнести такие слова. Жданов являлся безусловным лидером, но при этом не был обуреваем той безудержной жаждой власти, что характерна для всех стремящихся в первые вожди – он искренне болел за близкое ему дело, которому посвятил всю жизнь, был опытным и авторитарным руководителем, но к верховной власти изо всех сил явно не рвался. Оттого и не хотел пережить Сталина, ведь как мудрый человек понимал, что будет после смерти вождя, и какая борьба развернется за вакантный трон.

Тем более что такая непрекращающаяся и незаметная на поверхности борьба шла постоянно. Это закономерность любой человеческой иерархии, а руководитель уровня Жданова это уже не отдельный человек – за каждым из ближайших соратников Сталина стояли даже не сотни, а тысячи людей на разных уровнях государственной машины. За Ждановым шла одна из таких крупнейших и наиболее влиятельных в стране группировок, позднее вошедшая в историю как «ленинградская группа». После Второй мировой войны сопоставимыми по влиянию были группировки Маленкова и Берии, хотя в период 1946-48 гг. они несколько уступали по весу ждановской. Борьба таких «кланов» во власти является естественной и неизбежной у всех народов во все времена, даже вне зависимости от субъективных желаний и целей отдельных лиц.

Отношения между Ждановым, Маленковым и Берией были сложными, хотя и не стоит их сводить только к банальной драке за власть «под ковром» – многое их разъединяло, но не меньше и связывало в единую упряжку. Судя по всему, Жданов, прекрасно понимая все особенности такой «внутривидовой борьбы» и даже умело одерживая в ней верх, не считал абсолютную власть самоцелью. Кстати, наверняка, поэтому чрезвычайно жадный до власти Сталин так ценил и приближал Жданова – знал его несомненные способности, его безусловную преданность общему делу и в то же время видел отсутствующую у Жданова всепоглощающую жажду власти. Т.е. Жданов получался идеальным вторым, идеальным замом. Поэтому властелин мог не опасаясь приближать его к себе и искренне дружить, тем более что человеческие симпатии и вкусы у Сталина и Жданова явно совпадали – их дружба, хотя и была обременена тяжким грузом гигантской власти, но, несомненно, была естественной и искренней.

Ограничивало Жданова и состояние здоровья – напряженная деятельность в 20-30-е годы, действительно каторжный труд в годы войны и не многим меньшие нагрузки в 1946-48 гг. всё тяжелее сказывались на его больном сердце. Уже в январе 1948 г. Жданов был вынужден просить Политбюро продлить ему отпуск на две недели для лечения. А 10 июля по решению Политбюро Жданову предоставили для лечения двухмесячный отпуск. 12 июля состоялась последняя беседа Сталина и Жданова, тему и содержание их беседы история для нас не сохранила.

Некоторые «перестроечные» разоблачители пытались представить этот отпуск по болезни как отставку или «опалу» Жданова – якобы Сталин был недоволен его сыном, Юрием Ждановым, который, работая в отделе науки ЦК, весной 1948 г. публично критиковал некоторые взгляды академика Т.Д.Лысенко. Сталин, внимательно отслеживавший все материалы основных научных дискуссий, распорядился, чтобы Жданов-младший опубликовал в «Правде» свою заметку с опровержением допущенных «наездов» на Лысенко. По воспоминаниям Ю.А. Жданова, его отец, прочитав письмо сына в «Правде» с признанием выступления против Лысенко ошибочным, сказал со свойственным ему юмором: «Ну вот, мне пора на пенсию. Ты будешь писать и публиковать опровержения, на гонорар от них и будем жить». Несмоненно, что болевший Жданов очень устал за эти годы, морально и физически ему было нелегко выносить напряжение той титанической власти.

Последние недели своей жизни наш герой провел в доме отдыха «Валдай», принадлежавшем Ленинградскому обкому партии. 30 августа к Жданову по поручению Сталина приехал Заместитель Председателя Совета Министров СССР Николай Вознесенский (председателем Совмина был сам Сталин). Вознесенский и Жданов прогуливались по дорожкам парка, и очевидцы слышали произнесенную с усмешкой Ждановым фразу: «Судьба политического деятеля всегда трагична…» 31 августа 1948 г. Жданов умер. Алексей Рыбин, личный телохранитель Сталина с 1931 года, в воспоминаниях рассказал о реакции вождя СССР на смерть Жданова:

«Что касается самого Сталина… С 1930 по 1953 год охрана видела его «в невесомости» всего дважды: на дне рождения С.М.Штеменко и на поминках А.А.Жданова.

Все видели, что Сталин относился к Жданову с особым теплом. Поэтому после похорон устроил на даче поминки. Уезжая вечером домой, Молотов наказал Старостину:

- Если Сталин соберется ночью поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть.

Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около нее, Сталин попросил:

- Откройте дверь.

- На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, - возразил Старостин.

- Повторяю: откройте дверь!

- Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.

- Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! - вспылил Сталин. - Вы мне больше не нужны.

- Есть! - козырнул Старостин, однако с места не двинулся.

Возмущенно пошумев, что его, Генералиссимуса, не слушается какой-то охранник, Сталин ушел спать. Утром Старостин обреченно понес в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил:

- О чем вчера говорили - забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу.

Интересной была ситуация, правда же? Ну, ее психологические тонкости вы сами оцените. А я подчеркну лишь вот что: если Сталин все-таки хотел поливать цветы и даже запомнил весь ночной разговор, значит, был не очень пьяным. Ведь так? Хотя чисто по-житейски тут все понятно - человек похоронил самого лучшего собеседника. С кем теперь обсуждать новые художественные книги? Потому имел полное право утолить свое горе».

На даче Сталин закрыл и больше никогда не открывал рояль, на котором играл Жданов. После смерти друга вождь СССР, несомненно, понимал, что и ему осталось уже немного отмерянной жизни. Жданов стал одним из первых в целом поколении руководителей социалистической системы, ушедших из жизни в период 1948-53 гг. Обычно обращают внимание только на смерть Сталина и её последствия для СССР, но забывают, что тогда произошла настоящая смена поколений. В течение короткого отрезка времени умер целый ряд наиболее опытных и убежденных руководителей международного коммунистического движения: Андрей Жданов, Георгий Димитров, Хорлогийн Чойбалсан, Лев Мехлис, Иосиф Сталин, Клемент Готвальд… Эта «смена поколений» и её влияние на дальнейшие судьбы СССР и коммунизма до сих пор в должной мере не оценена историками.

Западные газеты в сентябре 1948 г. разразились массой статей о неожиданной смерти одного из высших руководителей СССР. Так британская «Daily Express» писала: «Жданов - ненавистник Запада… руководитель агрессивной антизападнической фракции в Политбюро». В газете «Times» сообщалось, что Жданов руководил обороной Ленинграда «с умением и энергией, которые заслужили ему всемирное восхищение. Несмотря на свою беспощадность, он действительно пользовался преданной поддержкой населения города, и когда, наконец, натиск немцев ослабел, его влияние в руководящих органах Советского Союза еще больше усилилось». «News Chronicle» в редакционной статье, посвященной смерти Жданова, писала: «Жданов был в своем роде великим человеком, и если верно, что он намечался преемником Сталина, то он заслуживал этот пост... И все же он не был другом демократии. Именно Жданов, как вдохновитель Коминформа, объявил холодную войну Америке и Англии в Варшаве в сентябре прошлого года… Мы не знаем, было ли что-либо личное в его враждебности к Западу».

В 1954 г. в Госдепартамент США был представлен секретный доклад ЦРУ о соперничестве в высшем советском руководстве группировок Жданова и Маленкова – и спустя 6 лет после смерти Жданова оценкой его влияния и деятельности американские спецслужбы занимались самым серьёзным образом. Данный доклад был рассекречен совсем недавно.

Причины смерти Жданова и в наши дни оцениваются не однозначно - документы сохранили явные нестыковки в медицинском диагнозе, но дальше начинаются лишь предположения: была ли это естественная врачебная ошибка, или же произошедшее не случайно и связано с внутриполитической борьбой. Тем более что скоропостижная смерть нашего героя вскоре породила два громких политических процесса – «ленинградское дело» и «дело врачей». Впрочем, эти «дела» требуют отдельных серьёзных исследований. Здесь ограничимся лишь замечанием, что «ленинградское дело» стало победой группировок Маленкова и Берии над бывшей группировкой Жданова. Через полгода после его смерти на «ленинградцев» повесили и реальные ошибки, которые у них действительно были, и те «антисоветские» преступления, к которым они не были причастны. В более травоядные времена дело ограничилось бы увольнениями, тогда же, в 1950 году, верхушку «ленинградской группы» (А.Кузнецова, Н.Вознесенского, П.Попкова, всего 25 человек) расстреляли.

Бывший замначальника Следственной части по особо важным делам МГБ полковник Владимир Комаров, курировавший «ленинградское дело», позднее рассказал, как его вызвал Абакумов, министр госбезопасности: «Абакумов меня строго предупредил, чтобы на суде не было упомянуто имя Жданова. «Головой отвечаешь», - сказал он».

«Ленинградскую группу» разгромили группировки Маленкова и Берии. В тени этой подковёрной борьбы как раз сложилась группа сторонников Хрущёва, которая чрез несколько лет сразу после смерти Сталина в союзе с Маленковым уничтожит клан Берии, а еще через четыре года скинет с вершин и самого Маленкова, чтобы в свою очередь, спустя семь лет быть отодвинутой вниз людьми дорогого Леонида Ильича… Впрочем, это уже совсем другая история – вернёмся к посмертной биографии нашего героя.

Весной 1949 г. покойный Андрей Жданов стал родственником Сталина – его сын Юрий женился на Светлане Аллилуевой, дочери Сталина. Не смотря на критику зятя за ненужную дискуссию с академиком Лысенко, престарелый властитель сохранял благожелательное отношение к сыну своего умершего друга. У Светланы и Юрия Жданова родилась дочка, внучка и Сталина, и Жданова, позднее она стала известным в СССР вулканологом. Когда же осенью 1952 г. Юрий Жданов и Светлана Аллилуева разошлись, Сталин в привычной ему манере высказал дочери: «Ну и дура! В кои-то веки попался порядочный человек, и не смогла его удержать…»

До конца жизни – умер Юрий Андреевич Жданов в 2006 году – он избегал обсуждать вопрос смерти отца, повторяя, что при любом раскладе несколько ленинградских инфарктов в годы блокады не оставляли отцу долгих лет жизни. Кстати, очень показательно, что в отличие от отпрысков, например, Хрущёва, сыновья и Жданова, и Берии, и Маленкова прожили очень достойные жизни, не променяли Родину на западные коврижки, всю жизнь занимались отечественной наукой: Юрий Андреевич Жданов – доктор химических наук, Андрей Георгиевич Маленков – доктор биологических наук, Серго Лаврентьевич Берия - конструктор ракетных систем. Эти достойные биографии сыновей среди прочего тоже характеризуют непростые личности их отцов.

Сразу после смерти нашего героя по инициативе Сталина ЦК и Совмин приняли постановление об увековечивании памяти Жданова. Город Мариуполь, где он родился, получил имя Жданов. С октября 1948 г. главный ВУЗ Ленинграда стал официально именоваться Ленинградский ордена Ленина государственный университет имени А.А.Жданова, это же имя получил целях ряд институтов по стране.

Дислоцированной в Ленинградском военном округе 70-й стрелковой дивизии (в 1940 г. штурмовала Выборг, в июле 1941 г. наносила один из первых спешных контрударов по немцам под Сольцами, в 1942 г. форсировала Неву у Московской Дубровки, в 1944 г. участвовала в Таллинской наступательной операции) 22 октября 1948 г. было присвоено имя А.А.Жданова. Тогда еще никто не знал, что подразделения дивизии имени Жданова в 1962 г. появятся на Кубе, а с 1980 г. будут вести боевые действия в Афганистане. Уже после распада СССР части именно этой дивизии в 1992 г. будут прекращать резню в Абхазии, а позднее поучаствуют в обеих чеченских войнах.

В последний день 1952 г. на Балтике вступил в строй крейсер «Жданов». В 1965 г. крейсер с именем нашего героя стал первым в СССР кораблём управления, предназначенным для координации действий флота в масштабах всего мирового океана.

Закономерно, что гибель нашей страны, Союза Советских Социалистических Республик, не обошла стороной имя и память Андрея Жданова. 18 января 1989 г. появилось сообщение ЦК КПСС «Об отмене правовых актов, связанных с увековечением памяти А.А. Жданова». Горбачёвские «прорабы перестройки» цинично писали: «В партийные и советские органы, средства массовой информации поступают многочисленные обращения трудящихся с предложением отменить правовые акты, увековечивающие память А.А. Жданова. ЦК КПСС обстоятельно изучил этот вопрос и принял соответствующее постановление…»

Перефразируя известную народную мудрость, отметим: «Скажи мне, кто твой враг, и я скажу кто ты». Андрей Александрович Жданов и после смерти может гордиться, что врагами его памяти оказалась такая выдающаяся мразь, как Горбачёв или Александр Яковлев… Тогда в угаре «разоблачения» в Ленинграде (ещё Ленинграде) едва не переименовали Ждановскую набережную на берегу реки Ждановка – но все же вспомнили, что данное название существует с XVIII века и не имеет отношения к А.А.Жданову.

В течение 1989 г. в агонизирующем Советском Союзе демонтировали все памятники Жданову. В том же году крейсер управления «Жданов» исключен из состава кораблей ВМФ и в ноябре 1991 г., за месяц до официального сообщения о прекращении существования СССР, продан частной зарубежной фирме на металлолом.

Один из центров советской металлургии город Жданов снова обозвался Мариуполем и в 90-е годы стал центром вывоза украинского металлолома в Турцию.

Примечательно, что на историческом сайте Мариуполя к статье о переименовании города добавлен эмоциональный, но верный комментарий с запоздалым раскаянием:

«Мне стыдно и горько признаться, что я, 29 летний мужик, позволил горбачевским краснобаям вовлечь себя в гнусное дело по переименованию нашего города Жданова. Прошу прощения у жителей города, которых я вовлек в это гнусное дело. …гнусность этого дела не в имени города - Мариуполь, а в том, что вся эта наша возня в составе инициативной группы была частью информационной войны против советского народа, в результате которой наш город подвергся разграблению и жизненные ресурсы его питают города врага».

Интеллект, воля, вкус Жданова были выше всего того якобы интеллигентного быдла, которое наплодилось в хрущевско-брежневские годы и «приватизировало» для себя термин интеллигенция. Собственно Жданов и был настоящим русским интеллигентом. Поэтому доморощенная псевдо-интеллигенция и мстила ему с таким искренним ожесточением в годы «перестройки», когда «черная легенда» Жданова-гонителя интеллигенции была немногим менее ненавистна и ужасна, чем титаническая фигура «сатанинского» Сталина.

Это на Западе существует обширная научная литература, внимательно исследующая «ждановщину» и деятельность Жданова, например: Ra'anan G. International Policy Formation in the USSR: Factional «Debates» during the Zhdanovshchina. Archon Books, 1983; Hahn W. Postwar Soviet Politics. The Fall of Zhdanov and the Defeat of Moderation. 1946-1953. Ithaca; Kees Boterbloem. The life and times of Andrei Zhdanov, 1896-1948. McGill-Queen's Press, 2004. И это только малая часть зарубежных научных исследований о Жданове. Как видим, на Западе изучали и ныне внимательно изучают историю деятельности Жданова, как государственного руководителя, который наиболее успешно противостоял западному идеологическому давлению. У нас же на эту тему присутствует лишь истеричный, хотя и многотиражный вой перестроечных «огоньков»…

Этот цикл статей о Жданове, строки которого ты сейчас видишь, читатель, и в 2011 г., к сожалению, является наиболее полным материалом о биографии А.А.Жданова, когда-либо опубликованным на русском языке. В России нет ни одного научного исследования о его жизни и деятельности. Лишь десяток научных статей, да вышедшая в 1998 году минимальным тиражом в провинциальном Шадринске 30-страничная брошюра «Андрей Александрович Жданов: опыт политической биографии». Вот и всё. Зато всяческая «интеллигенция» познала истину о Жданове из перестроечной публицистики и даже сейчас продолжает дежурно истерить, едва заслышав это имя.

Так, в сентябре 2008 г. «Литературная газета» опубликовала короткую заметку в десяток строк о 60-летии со дня смерти Жданова, заметка была опубликована в юмористической рубрике и написана в пародийном жанре, имитируя стиль советского официоза. Но диванным борцам со сталинизмом, как уже упоминалось, не доступны ни вкус, ни логика – некая группа членов Союза писателей Санкт-Петербурга тут же разразилась гневной эпистолой в адрес Жданова и «Литературки», клеймя Жданова и призывая к ответственности редактора газеты. Вот они корифеи русской литературы, принципиальные и бесстрашные борцы с умершим 60 лет назад человеком - Валерий Попов, Илья Штемлер, Илья Фоняков, Николай Крыщук, Александр Танков, Александр Рубашкин, Галина Гампер, Андрей Балабуха, Николай Прокудин, Давид Раскин. Ни минуты не сомневаюсь, дорогой читатель, что тебе бесконечно близки имена этих всемирно известных творцов, этих искрящихся гениев русской словесности, отлитых в граните отечественной литературы где-то между ног Фаддея Булгарина и грудей Зинаиды Гиппиус. Ведь многие ночи напролёт, читатель, ты плакал от избытка чувств над ранящими душу строками господина Штемлера (а может господина Фонякова?), ведь теми же бессонными ночами ты, читатель, оставив тёплый кров, сквозь непогоду спешил занять длинные очереди у книжных магазинов, дабы купить очередной бестселлер госпожи Гампер (или господина Рубашкина?) Не ты ли, читатель, неоднократно проклинал интриги Нобелевского комитета, и в этом году снова коварно не присудившего премию по литературе гениальному господину Танкову (или не менее гениальному господину Раскину?)

Короче, не сомневаюсь, дорогой читатель, что по прочтении этого цикла статей о сталинском сатрапе Жданове, ты прекрасно понимаешь, что один из создателей мировой сверхдержавы СССР, руководитель обороны Ленинграда, революционер и генерал-полковник Жданов Андрей Александрович и в подмётки не годится господам Попову, Штемлеру, Фонякову, Крыщуку, Танкову, Рубашкину, Гампер, Балабухе, Прокудину, Раскину и прочим «интеллигентам», расплодившимся на развалинах нашей страны.

Dixi.

Сталин на похоронах Жданова

Сталин у гроба Жданова. Художник А.М. Герасимов

Крейсер "Жданов"

Могила Жданова у Кремлевской стены

Посмертная маска Жданова
978+226=1204

[Владимир Кузнечевский]

http://www.stoletie.ru/territoriya_i...partii_436.htm
Новый взгляд на политическое наследие Андрея Жданова
14.10.2016

Сталин в политике всегда оставался холодным прагматиком. Когда для достижения одной политической цели, которую он сам же для себя и формулировал, было необходимо подымать политический вес русского народа, он это делал. Когда же ему казалось, что пришло время делать обратное, поступал иначе. Не уяснив этой истины, нам никогда не понять и действительных пружин знаменитого «ленинградского дела»…

Сегодня, к сожалению, можно только гадать о том, сознательно Жданов с приходом в Кремль начал выдвигать в руководящее звено партии и государства этнически русские кадры или это были интуитивные, основанные на проявлении национального самосознания действия, которые подтолкнул сам Сталин своим «коренным поворотом» в национальном вопросе прочь от ленинских интенций и исторической школы Покровского. Документов тех лет, которые подтверждали бы эту догадку, в архивах не осталось.

Остались только позднейшие мемуарные воспоминания Н. Хрущёва о том, что с момента переезда в Кремль Жданов в кратких разговорах с ним в 1930–1940-х годах постоянно возвращался к теме, что русский народ в Советском Союзе незаслуженно обойдён в своём социальном и материальном положении.

Остаётся, однако, фактом, что с 1934 года Жданов начинает настойчиво выдвигать наверх русские кадры. И тенденция эта была настолько явственной, что биограф Жданова Алексей Волынец в своих позднейших публикациях прямо называет эту тенденцию «аппаратной революцией Жданова».

В 1935 году он «вытаскивает» из Сталино (ныне Донецк) руководителя группы планирования и учёта Комиссии советского контроля при СНК СССР 30-летнего Н.А. Вознесенского и ставит его во главу Ленинградской городской плановой комиссии, а потом делает его заместителем председателя горисполкома Ленинграда. В 1937 году освобождается должность председателя Государственной плановой комиссии при СНК СССР, и Жданов, по воспоминаниям А. Микояна, рекомендует Сталину поставить на эту должность Н. Вознесенского, что и происходит.

В 1937 году Жданов ставит директором ткацкой фабрики «Октябрьская» 32-летнего выпускника текстильного института А.Н. Косыгина, а через год назначает его заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома.

В 1937 году Жданов «разглядел» на заводе «Большевик» (бывший Обуховский) 30-летнего заместителя конструкторского бюро Д.Ф. Устинова, и в 1938-м он добивается перед Сталиным назначения Устинова директором завода, а в 1941 году Дмитрий Фёдорович становится наркомом вооружений.

В самом Ленинграде Жданов формирует свою собственную команду. Уроженец старого русского городка Боровичи Алексей Александрович Кузнецов, пройдя до этого школу работы в партаппарате Новгородчины, был замечен ещё Кировым и поставлен на руководство Дзержинским райкомом города, а в августе 1937 года, в 32 года, становится ближайшим помощником Жданова и вторым секретарём горкома.

В 1939 году в команду Жданова включается человек с очень непростой биографией – инженер Я.Ф. Капустин. В 1935 году он проходил производственную стажировку в Англии. В 1937-м его исключили из партии за производственные ошибки (потом восстановили). Тем не менее Жданов вводит его в горком на должность секретаря по промышленности.

Кроме того, заместителем министра Вооружённых сил СССР становится близкий Жданову человек, бывший командующий Ленфронтом маршал Л. Говоров, а начальником Главного политического управления Советской армии – генерал И. Уткин, бывший руководитель Горьковского автозавода. Были и другие назначения подобного рода…

В декабре 1945 года Жданов начинает «подтягивать» к себе своих сторонников. Секретарями ЦК становятся А. Щербаков, Н. Патоличев, А. Кузнецов. В особенности сильные позиции занимает последний, которому Сталин с подачи Жданова не только доверил всю работу с партийными кадрами, но и вручил селекцию кадров Министерства госбезопасности...

С 18 июля по 13 августа 1944 года Жданов лично написал несколько вариантов проектов резолюции совещания историков, и генсек не принял ни один из них, оставив в конечном итоге это многомесячное совещание без завершения.

Изучивший все архивные документы, оставшиеся от этого совещания, А.Л. Юрганов особо обращает внимание на карандашную правку Сталина на автографах Жданова по этому совещанию, и прежде всего – по трактовке патриотизма.

В 1944 году Жданов по старой памяти отталкивался от позиции Сталина 1934 года по этому вопросу и не смог угадать интенций вождя. Если в 1934-м, подымая историческую роль русского народа, Сталин готовил страну к грядущей войне с мировым империализмом и потому ему был нужен тогда русский патриотизм, то во второй половине 1944 года Сталину стал нужен патриотизм не русский, а советский. Что же говорить про год 1947-й?! В 1945-м генсек по инерции ещё скажет тост в честь русского народа, но на самом-то деле он уже начал перекладывать в идеологии руль с национальной почвы на классовую (русский народ в годы войны своё дело сделал, наступила пора объяснять всем, что Германию победил не русский солдат, как считал весь западный мир, а советский).

Поэтому осенью 1944 года на автографе Жданова, где речь шла о взглядах историков, Сталин напишет: «Сов. патриотизм окреп в годы Отечественной войны. Единство народов» – и пояснит: «Попытки подменить квасным патриотизмом. Истинные и квасные патриоты в прошлом. Чернышевский – Пушкин. Аракчеев – царизм».

О чём конкретно шла речь? 13 августа 1944 года Жданов в предлагаемом проекте резолюции совещания напишет: «Ведущая роль русского народа в борьбе за социализм, таким образом, не навязана другим народам, а признана ими добровольно в силу той помощи, которую оказывал и оказывает другим народам русский народ в деле развития их государственности и культуры, в деле ликвидации их прежней отсталости, в деле строительства социализма. Это не может не наполнять каждого русского чувством гордости». Но вождь эту позицию решительно отринет: весь абзац о «ведущей роли русского народа» Сталин предложил убрать.

И далее.

Жданов пишет: «Советский патриот любит свою страну и любит свою нацию». Сталину этот намёк на русскую нацию явно не понравился, он подчёркивает слова «свою нацию» и на левой стороне пишет: «Какую?»

Помет Жданова на этой странице нет, по-видимому, вождь эту свою правку ему не показывает. На этом в сентябре 1944 года сотрудничество генерального секретаря ЦК и его первого заместителя по провалившемуся совещанию историков заканчивается, и Андрей Александрович отбывает в Ленинград…

В 1947-м ситуация 1944 года повторилась, только ещё жёстче со стороны вождя. Работа над проектом Программы партии под непосредственным руководством Жданова шла несколько месяцев. К написанию текста были привлечены практически все хоть сколько-нибудь грамотные теоретики. Поступающие от разных коллективов предварительные проекты внимательно прочитывались Ждановым, Н. Вознесенским и А. Кузнецовым. Андрей Александрович докладывал Сталину, что работа идёт, но что вождю не стоит просматривать предварительные тексты, ему будет доложен окончательный вариант.

Но Жданов плохо знал своего непосредственного начальника. В РГАНИ хранятся тексты с уничижительными, а порой и просто издевательскими на них пометами вождя.

Окончательная, сводная редакция была написана П.Н. Федосеевым, М.Б. Митиным и Л.А. Леонтьевым, отредактирована Д.Т. Шепиловым, и в августе 1947-го Жданов представил её своему шефу. Сталин быстро, но внимательно прочитал и после некоторого размышления отверг. О конкретной работе над этим документом мне поведали в 1984 году во время работы в Президиуме АН СССР два его соавтора – П.Н. Федосеев и М.Б. Митин. Как рассказывал вице-президент АН СССР П.Н. Федосеев, Сталин на этом документе оставил очень краткую резолюцию: «В мой архив». XIX съезд партии состоялся, как известно, лишь в 1952 году, уже не только без умершего в августе 1948 года Жданова, но и без расстрелянных 1 октября 1950 года по «ленинградскому делу» Н. Вознесенского и А. Кузнецова…

Между тем под руководством Жданова, Кузнецова и Н. Вознесенского в довольно сжатые сроки был подготовлен такой проект Программы ВКП(б), в котором центральное место, как пишет А. Волынец, занимала «новация в определении места и роли русской нации в СССР» в трактовке её государствообразующей роли.

Что же такого написали Жданов и Вознесенский в своём проекте партийной Программы, что так сильно напугало вождя и что в конечном итоге закончилось «ленинградским делом»?

Первое, и главное, проект ждановской Программы возвещал: «Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков) ставит своей целью в течение ближайших 20–30 лет построить в СССР коммунистическое общество», то есть построить в Советском Союзе коммунизм к 1980 году.

20 лет спустя советские люди услышат, что партия под руководством Н. Хрущёва приняла новую Программу КПСС, которая провозглашала, что в 1980 году советские люди будут жить при коммунизме. Никто тогда не знал, что Никита Сергеевич просто-напросто переписал тексты «ленинградцев», которые Сталин в 1947 году глубоко упрятал в секретные архивы. Но Хрущёв то ли не дочитал до конца программу Жданова и Вознесенского, то ли не решился переписать всё, что они написали. Между тем «ленинградцы» столь подробно разработали цели, задачи и даже детали продвижения советского общества к коммунизму, что это вызывает удивление даже и сегодня, во втором десятилетии XXI века.

В проекте Программы «красной тряпкой для быка» было не только придание характера политического фактора «общественному мнению», что вождь никогда и на дух не принимал, но и была сформулирована мысль о всенародных голосованиях «по большинству важнейших вопросов государственной жизни как общеполитического, хозяйственного порядка, так и по вопросам быта и культурного строительства». Причём предполагалось, что граждане и общественные организации должны получить право законодательной инициативы по вопросам не только внутренней, но и внешней политики.

Сформулированы положения о принципе выборности руководителей всех рангов, ограничении сроков их пребывания во власти и альтернативности кандидатов при выборах.

Ну и наконец, одно из самых главных положений проекта Программы: роль русского народа в продвижении советского общества к коммунизму. Жданов с Вознесенским словно бы забыли о прецеденте 1944 года и записали в тексте положение о «ведущей роли русского народа в борьбе за социализм».

Всё это вызвало такую мощную реакцию отторжения у вождя, что Сталин не стал даже, по своему обыкновению, делать пометы на полях документа, комментировать эти положения.

Между тем Сталин получил от Жданова не только проект партийной Программы, но и текст «Генерального хозяйственного плана развития СССР на 1946–1965 годы», подготовленный специалистами Госплана СССР во главе с Н.А. Вознесенским.

Сталина пугали не только настроения «ждановцев», но и глубина и настойчивость в проявлении этих настроений. Ведь Жданов открыто записал в проекте новой партийной Программы: «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ… [который] по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций»…

И далее: «Русский рабочий класс и русское крестьянство под руководством ВКП(б) дали всем народам мира образцы борьбы за освобождение человека от эксплуатации, за победу социалистического строя, за полное раскрепощение ранее угнетённых национальностей».

В развитие и углубление этой мысли в проекте Программы подчёркивалась и особая роль русской культуры как самой передовой из культур составляющих СССР народов – в ждановской формулировке это звучало так: «ВКП(б) будет всячески поощрять изучение русской культуры и русского языка всеми народами СССР»…

По-видимому, в голове Сталина все эти моменты накапливались, а результатом стало то, что в конечном итоге вождь отклонил все наработанные группой Жданова подготовительные материалы к созыву XIX съезда ВКП(б) в 1947 году, отправил их в архив, а потом отказался и от самой идеи созыва партийного съезда, согласившись на его проведение уже после расправы с «ленинградцами» – в 1952 году.

Следует, однако, подчеркнуть, что расхождение между Сталиным и Ждановым по вопросу о Программе ВКП(б) и вообще по подготовке к XIX съезду партии совсем не испортило их личные взаимоотношения. Сталин по-прежнему почти безоговорочно доверял своему заместителю по секретариату ЦК и поручал ему наиболее сложные и трудные дела. Таким делом была реинкарнация Коминтерна…

После этого были ещё важнейшие поручения генсека в сфере философских дискуссий, было наступление на литературу и музыку в конце 1947 – начале 1948 года. Сталин всюду на первые позиции выставлял своего первого заместителя по секретариату ЦК, и Жданов всюду действительно играл первую скрипку.

Все эти сталинские атаки на культурную жизнь советского общества в послевоенное время играли важную роль в закреплении сталинского политического режима.

Все эти поручения Сталина фактически приостановили формирование Ждановым так называемой русской партии в высшем и высоком звеньях политической власти.

Сам он всё в большей степени в буквальном смысле тонул во всех этих навязываемых ему Сталиным политических мероприятиях, а в его команде практически перестали появляться новые люди.

Последним крупным событием в этом плане можно считать назначение 26 марта 1946 года нижегородского воспитанника Жданова 39-летнего Михаила Ивановича Родионова, который с должности первого секретаря Горьковского обкома партии сразу же шагнул на должность председателя Совета министров РСФСР, стал членом оргбюро ЦК ВКП(б) и депутатом Верховного Совета СССР, который своим первым заместителем в российском правительстве сразу же поставил 40-летнего заместителя председателя Ленинградского горсовета Михаила Басова (оба они будут расстреляны в 1950 году)…

Считается, что главными фигурантами этого «дела» были заместитель Сталина в Совете министров СССР, председатель Госплана СССР Н.А. Вознесенский, секретарь ЦК ВКП(б) по кадровым вопросам А.А. Кузнецов и министр образования РСФСР, ректор Ленинградского государственного университета А.А. Вознесенский. На мой взгляд, мнение неверное. После нескольких лет изучения доступных к настоящему времени документов в российских государственных архивах, бесед с сыном А.А. Вознесенского, Л.А. Вознесенским и изучения весьма немногочисленной мемуарной литературы участников событий тех лет и их родственников у меня сложилось твёрдое убеждение, что подлинным вдохновителем того феномена, который позже получил название «ленинградское дело», были секретарь ЦК КПСС, член политбюро ЦК А.А. Жданов (1896–1948) и председатель Совета министров РСФСР в 1946–1949 годах М.И. Родионов (1907–1950). Именно эти двое выступили идейными вдохновителями процесса возрождения государствообразующей роли русского народа в Советском Союзе.

И оба поплатились за это своими жизнями и потянули за собой и все последующие жертвы. Но если о Жданове ещё существует какая-то литература, большей частью представляющая его в абсолютно ложном, негативном свете, то в отношении Михаила Ивановича Родионова, едва ли не единственного настоящего идейного воспитанника Андрея Александровича ещё по партийной и советской работе в Нижегородском крае, не известно вообще ничего.

Мне пришлось в буквальном смысле по крохам восстанавливать его жизненный путь и его идейное кредо, его контакты с А.А. Ждановым и Сталиным. К сожалению, удалось немногое.

Но и это немногое должно стать известным гражданам страны, за которых отдали свои жизни «ленинградцы»…

К сожалению, приходится констатировать, что в «ленинградском деле» и на сегодняшний день остаётся очень много недоговорённостей и просто «белых пятен».

Президиум ЦК КПСС на следующий день после смерти Сталина поручил «привести в порядок бумаги тов. Сталина» Маленкову, Берии и Хрущёву. Но Никита Сергеевич перехватил инициативу, и в то время как первые двое были заняты «более важными делами» – делили между собою властные функции в государстве, – Хрущёв с помощью своего старого знакомого, первого заместителя министра внутренних дел Ивана Серова (в бытность Хрущёва первым секретарем ЦК КП Украины Серов был членом Политбюро ЦК КП Украины) в первые же недели после смерти Сталина сумел убрать из архивов все упоминания о своём участии в «ленинградском деле». В результате в январе 1955 года и июне 1957-го пленумы ЦК КПСС «назначили» основными ответственными за организацию этого преступления Берию и Маленкова. В принципе из этой посылки приходилось исходить и мне при написании настоящей книги…

Из доступных на сегодняшний день архивов становится ясно, каких масштабов ущерб русской нации был нанесён в 1949–1953 годах. Фактически была выбита из управленческих структур едва не вся интеллектуальная элита русского народа, которая благодаря энергичному напору Андрея Александровича Жданова сумела выдвинуться в эти структуры в предвоенные, военные и послевоенные годы…

С годами внимание историков и публицистов к «ленинградскому делу» растёт, в особенности со стороны этнически русских историков. Последнее объяснимо. Первый биограф А.А. Жданова, уроженец Московской области Алексей Волынец, в частности, объясняет это тем, что в целом речь вообще-то идёт о росте «самосознания русского народа», подчёркивая, что А.А. Жданов в этом плане «являлся последним концептуальным национальным идеологом русского государства»…

Отношение Сталина к «русскому вопросу» после войны поменялось радикально, генсек вновь вернулся к реанимации ценностей Октября 17-го.

Ещё раньше у него сформировалась даже своего рода фобия (страх) на этот счёт: если какая-то республика захочет отделиться по каким-то соображениям, то это поставит под угрозу существование всей созданной им империи.

Как свидетельствует в своих мемуарах А. Микоян, Сталин в поведении Жданова, Н. Вознесенского, А. Кузнецова, П. Попкова и других стал отмечать проявление элементов именно такого поведения, и это его сильно обеспокоило, так как он понимал, что если РСФСР обособится и начнёт защищать свои национальные, республиканские, экономические интересы, лишившиеся поддержки союзные республики восстанут и СССР распадётся…

Из новой книги В. Кузнечевского «Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг.» – М.: Центрполиграф, 2016. – 288 с.
По материалам «Литературной газеты»

[Огонек]

https://docs.yandex.ru/docs/view?url...%B0.pdf&nosw=1

[Огонек]

[Огонек]