*4157. Когда приходит экономическое чудо

[Дмитрий Травин]

http://www.vedomosti.ru/opinion/arti...icheskoe-chudo
Статья опубликована в № 3993 от 14.01.2016 под заголовком: Стратегия: История чудес

Политолог об исторических условиях модернизации

13.01.2016

К числу основных факторов, обеспечивавших экономическое чудо, надо отнести и военный переворот, как, например, в Чили в 1973 г.
REUTERS

На фоне тяжелого кризиса, поразившего Россию, все чаще возникает вопрос, при каких условиях может произойти выздоровление. Насчет мер чисто экономических разногласий среди специалистов почти нет. Любой эксперт, разбуди его ночью, быстро протараторит стандартный набор тезисов об улучшении инвестиционного климата, защите прав собственности, структурной реформе и т. д.

Набор этот уже пару десятилетий остается неизменным. И столь же неизменной остается неспособность властей добиться решительного прорыва. Раньше она прикрывалась высоким ростом ВВП, достигнутым за счет цен на нефть. А нынче наши проблемы очевидны даже школьнику.

Встает вопрос о политических условиях выздоровления. Не стоит думать, что это обязательно майдан. Беспристрастный анализ мирового опыта экономических чудес показывает совсем иную картину. Можно выделить пять основных трансформаций, благодаря которым разные страны переходили из разряда модернизирующихся в число развитых.

С грустью приходится констатировать, что самые яркие примеры экономических чудес являются следствием иностранной оккупации или военных поражений. Элиты, обслуживавшие старые режимы, без помех вычищались под контролем оккупационных властей, и у руля вставали нормальные люди, которых всегда оказывалось достаточно, несмотря на зачистки, проводившиеся раньше автократиями. Примерно так шли германская, итальянская и японская реформы после Второй мировой войны.

Англия стала промышленным образцом для Европы не после принятия Великой хартии вольностей и даже не после диктатуры Оливера Кромвеля, а после Славной революции 1688 г., которая была осуществлена благодаря вторжению войск Вильгельма Оранского из Голландии. Только при нем в Англии возникли нормальный инвестиционный климат, гарантии прав собственности и т. п. Французы с немцами обменялись своеобразными «услугами» в XIX в. Прусские реформы начались после поражения от Наполеона I, а стабильная демократия во Франции установилась после поражения Наполеона III от пруссаков.

Другая группа чудес тоже связана с иностранным воздействием, но иного рода. Центральная и Восточная Европа вернулись к рыночной экономике после того, как СССР отказался от диктата при Михаиле Горбачеве. Причем только в Польше переменам предшествовало массовое сопротивление режиму. В остальных странах, включая советскую Прибалтику, элиты без всяких майданов были готовы взять курс на Европу, как только большой брат отпустит вожжи.

В ряде стран Азии и Латинской Америки демократизации последних десятилетий происходили тоже под воздействием «большого брата», но по иному сценарию. Там никто ранее не насаждал авторитаризм извне. Он сам возник. Но американцы и европейцы не слишком любили диктаторов, и перемены в известной степени случались потому, что местным элитам удобнее было подстроиться под нормы свободного мира (откуда идут инвестиции), а не сохранять авторитарные режимы.

Надо заметить, что в ряде случаев эти режимы были экономически эффективны. Военный переворот в Азии и Латинской Америке иногда ликвидировал популистский режим и обеспечивал нормальное функционирование рыночного хозяйства. Самый яркий пример – экономическое чудо, случившееся в Чили при Аугусто Пиночете. Так что к числу основных причин, обеспечивающих подобные чудеса, мы должны отнести и военный переворот.

Применительно к вопросу, который мы здесь обсуждаем, путч (революцию сверху) надо обязательно отличать от революции снизу. Последняя, как правило, разрушает государство, и для нормального функционирования экономики его потом надо собирать по кусочкам. Путч (если, конечно, он не проваливается, как ГКЧП в 1991 г.) сохраняет государство, но при этом трансформирует элиту, приводя наверх людей с новыми идеями. Естественно, в истории было множество деструктивных переворотов, но если мы не пытаемся подогнать историю под наши идеалы, то не следует забывать и про те, которые способствовали экономическому развитию.

Бывают, конечно, и случаи позитивных последствий майданов. Хороший пример – французская революция 1830 г., в результате которой сформировалась Июльская монархия – миролюбивая и буржуазная. С известными оговорками сюда можно отнести американскую революцию (война за независимость США). США, бесспорно, яркий образец динамичной экономики, но ведь освобождались-то колонисты тоже из-под гнета весьма успешной страны.

Так что «умеренную революцию» можно отнести к числу условий, ускоряющих развитие. А вот «великие революции» почти всегда деструктивны, поскольку при полном разрушении старого режима новая элита формируется на базе популизма, что хорошо демонстрирует 1789 г. во Франции и 1917 г. в России.

Перебрав все яркие варианты (оккупации, путчи, революции) трансформации элит, обеспечивающих экономическое чудо, надо обязательно вспомнить чрезвычайно важный, но неяркий вариант – смену поколений. В России именно она уже много лет обеспечивает перемены. Великие реформы Александра II, хрущевская оттепель, горбачевская перестройка – все связано со сменой поколений элит. Примерно так обстояло дело во Франции у молодого Людовика XVI, запутавшегося в бюджетном кризисе. Примерно так проходила трансформация франкизма в Испании – с той лишь разницей, что экономические преобразования были проведены младореформаторами еще при жизни стареющего каудильо.

Российские элиты много лет живут и старятся вместе с монархом (вождем, президентом). Они тщательно пестуют свои устаревающие идеи и отстаивают свои групповые интересы, не давая пробиться молодым реформаторам. Наблюдателям часто кажется, что страна безнадежна, поскольку риторику стариков вынужденно перенимает карьеристская молодежь.

Но стоит новому вождю перетряхнуть властное болото, как масштаб перемен поражает воображение. Внезапно выясняется, что ни доминирующие в новых поколениях идеи, ни жизненные интересы молодежи совершенно не связаны с догмами старого режима. Почему так? Об этом отдельный разговор.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Содержание темы:
01 страница
01. Дмитрий Травин. Когда приходит экономическое чудо
02. Дмитрий Травин. Сервильна ли наша элита
03. Дмитрий Травин. Как правильно любить Путина
04.
05.
06.
07.
08.
09.
10.

[Дмитрий Травин]

https://www.vedomosti.ru/opinion/art...servilna-elita
Статья опубликована в № 4019 от 19.02.2016 под заголовком: Стратегия: Сервильна ли наша элита

Политолог о том, что перемены в России происходят при смене поколений лидеров

18.02.2016

При смене поколения правителей быстро выяснится, что желающих сохранять старую систему у нас немного и главный вопрос состоит в том, как обустроить Россию на новый лад
PIXABAY

Лет десять назад я беседовал с одним крупным оппозиционным политиком и был удивлен его трезвой оценкой перспектив протеста со стороны российского образованного класса. «Вы полагаете, наш офисный планктон взбунтуется, разобьет стенки аквариума и в гневе выплеснется наружу? – саркастически поинтересовался он. – Не будет такого».

Хотя с тех пор у нас прошли массовые протесты, оценка в целом оказалась верной. «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Но неготовность «разбить стенки» еще не означает, что элита заинтересована иметь в долгосрочной перспективе такие убогие институты, как нынешние.

В статье о возникновении политических условий для нормального развития я писал, что в России они традиционно приходят со сменой поколений правителей, а не в результате оккупаций, революций, путчей и тому подобных катаклизмов. Новая элита берет бразды правления, реализует новые идеи, и в застойном болоте вдруг пробуждается жизнь. Однако при взгляде на сегодняшнюю российскую элиту возникает вроде бы сомнение в ее способности переменить правила игры даже лет через 15–20.

Сомнения эти вряд ли обоснованны. Не следует думать, будто российская элита сервильна в отличие от свободолюбивой британской или американской. Она не хуже и не лучше элит тех стран, где возникало когда-то экономическое чудо. Если ее интересы в целом удовлетворяются правителями, она с ними сотрудничает. Если же нет... тоже сотрудничает, но ждет благоприятного момента для осуществления перемен. Именно таким моментом в истории России неоднократно бывали смены поколений лидеров, когда новый царь или вождь нуждался в новых идеях для своего будущего правления.

С каким идейным багажом придет элита к очередной переломной эпохе? Если бы власти могли навсегда законсервировать экономические условия нулевых годов, то мы и пришли бы к переменам с представлениями прошлого десятилетия, когда считалось, что свобода, конечно, лучше, чем несвобода, но при $140 за баррель и несвобода нам подойдет. Сегодня «бочка» в 4 раза дешевле со всеми последствиями, вытекающими из этого через ее худое дно. Консервировать консерваторам уже нечего. Содержимое сгнило, и надо каким-то образом снова зарабатывать на жизнь. Причем это касается как тех, кто не особо преуспевал в нулевые, так и тех, кто обильно черпал в свои карманы из нефтеносных бочек.

Бюрократия, на лояльности которой в первую очередь основано существование любого авторитарного режима, неплохо у нас зарабатывала официально, да к тому же большая ее часть могла пилить ресурсы, контролируемые государством. Но уже сегодня все очевиднее становятся внутриэлитные конфликты, связанные с разделом сфер влияния. Их жертвами оказываются то верхушка Минобороны, то бенефициары приватизации «Башнефти». К тому времени, когда произойдет смена поколений правителей, подобные конфликты станут обыденными, поскольку в борьбу за сокращающийся объем ресурсов вступают все разрастающиеся ряды претендентов. Риски утраты доходов и положения превысят выгоды от счастливых случаев, когда миллиончик-другой удается ухватить в обход конкурента. Понадобится вырабатывать новые правила игры, и момент смены поколений правителей окажется самым удачным для этого временем.

В похожем положении находится и бизнес. Он даже в лучшие годы часто жаловался на свою незащищенность. Но мужественно терпел. И если не зарывался, если делился, с кем положено, то в целом мог подсчитывать барыши. Но лет через 15–20 подсчитывать станет в общем-то уже нечего, если по-прежнему надо будет делиться. А данное требование, понятно, никуда не исчезнет, поскольку не исчезнет бюрократия, воспитанная в атмосфере нулевых. Более того, в нашей стране растет число пытливых юных умов, настроенных со студенческой скамьи на госслужбу, поскольку нулевые годы сформировали у их родителей представление, будто именно эта сфера деятельности наиболее доходна и перспективна. Эти юные умы уже не переквалифицируются в управдомы, когда обнаружат, что число бранзулеток для великих комбинаторов от госслужбы быстро сокращается с каждым годом развития страны по старому сценарию.

Кстати, вопрос о настроениях молодежи является самым важным применительно к проблеме, которую мы обсуждаем. Миллионы нынешних студентов составят через 15–20 лет костяк того офисного планктона, на лояльность и бесхребетность которого сетовал наш оппозиционный политик. Большинство из них не попадет в ряды бюрократии, способной пилить ресурсы, и не попадет в бизнес, способный худо-бедно зарабатывать. Но эти миллионы заполнят офисы государственных и деловых структур, где попытаются найти свое счастье.

В нулевые годы счастливцы, получившие хорошее рабочее место, имели постоянно растущие зарплаты, ездили отдыхать на зарубежные курорты, покупали квартиры и автомобили. Из всех прав человека они искренне интересовались лишь водительскими правами. Их интересы вполне совпадали с интересами властей, а потому они искренне за них голосовали. Но сегодня перестают работать социальные лифты, ранее возносившие молодежь на карьерные вершины или хотя бы на широкие плато. Люди среднего возраста не хотят освобождать места с хорошими зарплатами, а новых мест не прибавится. Если в 1990-е гг. старшие поколения быстро вымывались из деловой среды на пенсию, поскольку не готовы были к работе в условиях рынка, то ныне ничего подобного не предвидится. В известном смысле возрождаются брежневские времена, когда геронтократия все оккупировала. А значит, старые правила игры молодым вскоре придутся не по вкусу, как не по вкусу была советская система молодым людям 1970-х.

Таким образом, выходит, что интересы элиты все больше не вписываются в нынешнюю систему институтов. Стенки аквариума при этом, скорее всего, уцелеют, поскольку бить их – себе дороже. Но при смене поколения правителей быстро выяснится, что желающих сохранять старую систему у нас немного и главный вопрос состоит в том, как обустроить Россию на новый лад.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/02/20/1492174.html
20 февраля 2016, 19:09 | Власть | лояльность | народная любовь

Один футболист выразил свои чувства неподобающим образом - и поплатился за это. Чтобы не повторить его ошибку, следует соблюдать ритуал.

Всегда думайте о том, что он выиграет от вашей любви © Фото с сайта kremlin.ru

Кандидат экономических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Игрок «Локомотива» Дмитрий Тарасов любил Владимира Путина искренней и чистой любовью. Выразилась она, в частности, в том, что Тарасов показал после матча на турецком стадионе футболку с изображением российского президента. По всей видимости, так он надеялся внести личный вклад в борьбу с агрессором, коварно сбившим российский самолет над Сирией.

Агрессор, правда, не испугался грозного лика Путина. А «Локомотив» оштрафовал «несостоявшегося героя» на 300 тысяч евро, поскольку и сам клуб неминуемо будет оштрафован (согласно нормам УЕФА) на довольно крупную сумму. Понятно, что руководство «Локомотива» проконсультировалось в соответствующих инстанциях насчет того, можно ли наказывать игроков за выражение любви к президенту. И, посоветовавшись, впаяло Тарасову штраф. Впрочем, поскольку 300 тысяч евро, которые наш рядовой болельщик не видит даже во сне, для Тарасова соответствуют примерно полуторамесячной зарплате, игрок, скорее всего, быстро утешится и будет обожать Путина дальше. Ему, прямо скажем, есть за что любить Родину и ее президента.

Но в целом неразделенная любовь к главе государства становится проблемой: только встанешь с колен — получишь по шее. История с Тарасовым — это уже не первый и явно не самый печальный случай неправильного проявления чувств к национальному лидеру. В свое время жители Донбасса, решив беззаветно полюбить Путина, проголосовали на референдуме за выход региона из состава Украины. С тех пор Донбасс стал зоной перманентной катастрофы. Путин почему-то не полюбил его столь же сильно, как Крым, и, соответственно, не выпустил на донбасские поля такого количества зеленых человечков, какое могло бы предотвратить гражданскую войну.

В Нижегородской области давно уже действует религиозная секта поклонников Путина. Молятся перед его портретом. Казалось бы, всем им если не царствие небесное, то хотя бы крупные посты в РПЦ причитаются. Но нет — не вымолили себе бедолаги ни дотации, ни канонизации.

Правильно любить Владимира Владимировича Путина надо не только сердцем, но и головой. И для того, чтобы преуспеть на этом поприще, следует принимать во внимание ряд простых рекомендаций.

Во-первых, любовь к Путину — это всегда проект, а вовсе не проявление обычных человеческих чувств. Сам Путин, собственно говоря, тоже проект — точнее, человек, ставший проектом. Обожать его стихийно никому в нашей стране не возбраняется, но и последствия могут быть, как в случае проявления природной стихии — вплоть до разрушительных. Поэтому, если вы полюбили Путина, оглядитесь вокруг: нет ли рядом того, с кем можно разделить это светлое чувство. Как правило люди, пригодные для такой цели, обитают вблизи офисов партии «Единая Россия», прокремлевских молодежных организаций, а также вдоль трасс, по которым передвигаются байкеры. Коллективная любовь к президенту, естественно, не гарантирует вам жизненного успеха, но способна минимизировать вероятность негативных последствий.

Во-вторых, любовь к Путину должна осуществляться в соответствии с заранее составленным планом. Его следует утвердить в организациях, любящих главу государства давно и профессионально. Желательно — в кремлевской администрации. Но при отсутствии доступа к столь высокой инстанции можно добиваться решения вашей проблемы на региональном уровне или даже в системе местного самоуправления. Главное — не попасть в лапы к мошенникам. Сегодня существует немало лиц, утверждающих, будто они знают прямой путь к сердцу Путина и покажут его за небольшое вознаграждение. Но вы должны понимать, что в большинстве случаев это обыкновенная разводка. Если человек настойчиво демонстрирует вам кимоно или чекистскую кожанку, а также утверждает, будто он — внучатый племянник самого Ротенберга, бегите от него поскорее.

В-третьих, организованная коллективная любовь к Путину в соответствии с заранее утвержденным соответствующими инстанциями планом должна иметь ярко выраженные цели. Бесцельная любовь не запрещается, но и не поощряется. Человек, любящий Путина бесцельно, должен быть готов к тому, что на него будут смотреть, как на потенциально подрывной элемент: мало ли кого еще он захочет полюбить завтра! Поэтому при составлении плана любви следует сразу акцентировать внимание на том, что с этого будет иметь сам Путин: немедленное повышение рейтинга, улучшение результата на будущих президентских выборах или нарастание проблем для Обамы, Меркель, Эрдогана и прочих постоянно досаждающих президенту РФ персон. Планы, включающие создание проблем для Каспарова, Касьянова, Навального и Ксении Собчак, больше не рассматриваются в высоких инстанциях по причине их заведомо низкой эффективности.

В-четвертых, при всем значении Владимира Владимировича для наших современников, следует понимать, что он является лишь одним из элементов национальной символики, каковая представлена пятью культовыми фигурами: Путин, Гагарин, Матрешка, Чебурашка и Че Гевара. Использование каждого символа жестко регламентировано. Важно не перепутать, как, кому и каким образом следует поклоняться. Если бы Дмитрий Тарасов продемонстрировал туркам Чебурашку, это сберегло бы футболисту, как минимум, 300 тысяч евро и репутацию. Многолетний опыт показывает, что «национальный русский зверь Чебурашка» способствует смягчению международной напряженности и совместному потреблению алкогольных напитков представителями различных рас, этносов и конфессий. Тогда как образ Путина предназначен исключительно для внутреннего пользования и не применяется в ходе зарубежных визитов (за исключением тех случаев, когда вы приехали в другую страну на танке).

В-пятых, на период экономического кризиса временно устанавливается особый порядок любви к Путину, предполагающий по крайней мере безубыточность данного святого чувства для государства. Всякое юридическое и физическое лицо, обращающееся в высокие инстанции с предложениями, содержащими в себе любовь к Путину, должно получить справку в Минфине о том, что вызванное этой любовью воодушевление не нарушит нормального хода экспортно-импортных операций, не стимулирует отток капитала из страны и не будет использовано для укрытия доходов от налогообложения. Категорически запрещается любить Путина с экстремальными последствиями, ведущими к наложению на Россию экономических санкций, к снижению цен на нефть, а также к уплате штрафов международным организациям, в том числе ВТО, МВФ, УЕФА и др.

В-шестых, при наличии большого числа лиц, бескорыстно любящих Путина, государство оставляет за собой право провести конкурс для определения тех, кто будет иметь право выражать свои чувства к национальному лидеру официально в прайм-тайм по всем ведущим телеканалам страны. Участники конкурса должны продемонстрировать свою профессиональную подготовку, наличие необходимых атрибутов (бейсболок, футболок, чашек, кружек, карманных календарей, карманных банков и карманных политических партий), а также изъявить готовность вложить в свой порыв не только искренние чувства, но и значительные денежные средства. Тот, кто не обладает ресурсами для выражения любви к Путину на федеральном уровне, получает возможность делать это в регионах.

Инвестирование в любовь, в конечном счете, оборачивается хорошей прибылью на вложенные средства. Люди, любящие Путина с умом — целенаправленно, организованно и высочайше санкционировано, — имеют шанс, в отличие от незадачливого футболиста, не потерять несколько сотен тысяч евро, а приобрести. Важно лишь не прозевать момент, когда страну распилят и приобретать больше будет нечего. Это седьмая и самая главная заповедь любви.

профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/03/04/1495280.html
4 марта 2016, 10:32 | СМИ | власть | народ | пропаганда

Страна, которую нам показывают по телевизору, не существует. Но россияне пока не хотят этого замечать.

Выигрывает тот, кому удалось захватить телевизор © Фото с сайта kremlin.ru

Кандидат экономических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Четыре года назад (4 марта 2012-го) Владимир Путин в очередной раз победил на президентских выборах. С тех пор ему многого удалось достичь. Однако совсем не того, что могло бы спасти Россию от кризиса.

Сегодня часто говорят, что Россия расколота на имперское большинство, поддерживающее политику Кремля, и демократическое меньшинство, находящееся в оппозиции. На самом деле все значительно сложнее. Две противостоящих друг другу части общества не просто имеют различные взгляды на происходящие события, а живут фактически в двух разных странах. Или, точнее, видят перед собой две непохожих друг на друга России, поскольку одна часть населения смотрит на нее через телевизионный экран, а другая — через призму Интернета.

Россия телевизионная выглядит примерно следующим образом. Это страна, которая в конце 90-х стояла на грани распада, поскольку подверглась воздействию внешних и внутренних врагов. Олигархи и нанятые ими «либерасты» стремились расчленить Россию, поскольку в таком состоянии ее легче было бы захватить подкрадывающемуся к нашим границам Североатлантическому альянсу, который на самом деле представляет собой не военно-политический блок НАТО, а лишь группу европейских государств, являющихся марионетками США.

К счастью, появился Владимир Путин и жизнь быстро стала налаживаться. Выросли зарплаты и пенсии, появилась выгодная работа. Это стало следствием того, что Путин обуздал олигархов. Те перестали воровать и проплачивать деятельность «либерастов», а значит, больше денег стало оставаться народу. Россия поднялась с колен, укрепила армию и начала возвращать то, что ей принадлежит по праву: сначала Северный Кавказ, включая Абхазию и Южную Осетию, а затем Крым. Америка нас испугалась, но продолжает строить козни, из-за чего в магазинах нынче нет многих привычных продуктов. Цена на нефть упала из-за сговора США с арабами (и, возможно, турками). Теперь американцы хотят победить нас не с помощью национал-предателей, а с помощью экономических санкций. Но с нами Китай, страны БРИКС, и это означает, что мы не слабее Америки — как в военном, так и в хозяйственном плане.

Картина мира, формируемая Интернетом, — совершенно иная. Когда начинаешь сопоставлять информацию из множества имеющихся в Сети независимых источников, выясняется, что телевизионного мира не существует в реальности — он профессионально сконструирован специально для зрителей, которые время от времени превращаются в избирателей.

Во-первых, в конце 90-х из состава России собиралась выходить только Чечня. Башкирии и Татарстану Кремль позволил не отдавать федеральному центру часть нефтяных доходов, что полностью пресекло там сепаратизм. Сегодня уже и Чечня удерживается в составе федерации подобным способом. С той лишь разницей, что покладистые республики просто оставляли себе часть ими же и заработанного, тогда как в Чечню Москва вкладывает деньги, изымаемые у регионов-доноров. При такой финансовой поддержке у Рамзана Кадырова, естественно, сепаратистских идей не возникает. Вот когда деньги у Москвы кончатся…

О метафизическом отношении к богатству

Во-вторых, никакой расправы с олигархами не было. Нашумевшие истории с Березовским и Ходорковским создали представление, будто бы укрепляется государство. Однако почти все олигархические состояния 90-х так и остались у их хозяев, причем сильно увеличились в размерах. Кроме того, появились новые богачи из числа людей, близких к Путину, либо послуживших в путинской системе. При этом каждый олигарх должен понимать, что при первом же требовании со стороны Кремля он обязан перечислять деньги на любые нужды власти. Подобные трансферты гарантируют неприкосновенность состояний.

В-третьих, жизнь стала лучше совсем не потому, что Путин отнял деньги у олигархов, а благодаря росту цен на нефть. По этой же причине, кстати, увеличились и олигархические капиталы. И по этой же причине сейчас жизнь становится хуже. В президентах у нас все тот же Путин, но от былого экономического чуда не осталось и следа. Наши доходы обесцениваются из-за высокой инфляции, а у государства нет никакой возможности компенсировать их в соответствии с ростом цен на потребительском рынке. Дальше ситуация будет лишь усугубляться, если только цены на нефть не начнут по какой-то причине расти.

В-четвертых, Североатлантический альянс приближался к российским границам, поскольку его об этом просили страны, которые России не доверяли. В их число входили Чехия, Словакия, Венгрия, Польша, республики Балтии, но не Украина и не Грузия. Не доверяли России те страны, которые в прошлом сталкивались со вторжениями на их территорию советских (а раньше царских) войск. Доверяли те, у которых с нами были издавна дружественные отношения. После историй с Крымом и Южной Осетией настроения в Украине и Грузии существенным образом меняются в пользу опоры на мощь Запада. И хотя в НАТО их сейчас не примут, ментально эти страны стали уже нашими противниками.

Хлеб из кормового зерна — уже реальность

В-пятых, привычные продукты исчезли из магазинов совсем не в результате санкций, принятых против России странами Запада, а в результате санкций, принятых нашими властями против Запада. Кремль противостоит западному миру по принципу «бей своих, чтоб чужие боялись». Антироссийские же санкции сводятся к мерам, которые рядовой гражданин на себе толком даже не чувствует: черный список для чиновников и политиков, желающих ездить в Европу и США, ограничения на кредитование российских компаний, ликвидация сотрудничества между российским и западным бизнесом в военной сфере…

Какова же реальная картина мира в отличие от картины телевизионной?

Россия была в 90-х единым государством, им же и осталась. Орловщина или брянщина никакого сепаратизма не знают. Чечня жила сама по себе, и ныне сама по себе живет, входя в состав России и активно поглощая российские ресурсы. Русские жители оттуда сбежали и возвращаться не собираются. Не только туристы, но даже следователи боятся в Чечню нос сунуть, поскольку гарантий безопасности там нет ни для кого.

Экономика поднялась в нулевые годы на дорогой нефти, а затем рухнула. Сегодня мы имеем в целом столь же неконкурентоспособную хозяйственную систему, как в тот год, когда Путин появился в Кремле. Уровень жизни населения, конечно, повыше, чем в конце 90-х, но за 16 лет благосостояние выросло во всех нормальных странах мира, кроме самых уж безнадежных. Россия, может, и приподнялась с колен, но тут же села на корточки. Поза, как известно, весьма неудобная. Если ничего не делать — скоро шлепнемся на задницу.

Нас ждет безнадега

Дифференциация доходов в России была очень большой и такой же остается по сей день. Но причиной проблемы являются вовсе не олигархи (они — лишь следствие), а всевластие бюрократии, которое в умах телезрителей превращается в мудреное понятие «государственное регулирование». Бюрократия и впрямь все регулирует, но с помощью взяток и откатов. Причем чем больше бюрократическое государство «заботится» о народе, тем больше становятся масштабы коррупции.

Единственная радость на этом безрадостном фоне: Североатлантический альянс нам как не угрожал, так и не угрожает. Положа руку на сердце, мы все это понимаем. Даже те, кто твердит об угрозах. Поскольку при сегодняшнем соотношении сил мы бы либо проиграли натовцам войну, либо совместно с ними уничтожили человечество. Как тот, так и другой исход был бы ужасен. И тот, кто верит в реальность подобной войны, должен был бы уже от ужаса попасть в психушку.

Но наши мозги пока еще держатся, поскольку «натовская угроза» — это имитация, которая очень нравится большинству населения. Ведь если НАТО хочет напасть, но не решается, значит мы очень сильны. Несмотря на кризис, снижение уровня жизни и запредельную коррупцию. Для телезрителя это — хорошая новость. Вернее, не новость, а иллюзия, имитация. «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад», — как точно подметил в свое время Пушкин.

Путин все же — великий имитатор. Поэтому и выигрывает одни выборы за другими.

профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

http://www.rosbalt.ru/blogs/2016/03/10/1496659.html
10 марта 2016, 16:22 | Коррупция | взятки | госзаказы

У взяточничества, процветающего среди российских чиновников, есть нюансы. Понять их можно, обратившись к истории.

Взяточничество как древняя русская традиция © Иллюстрация ИА «Росбалт»

Кандидат экономических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Недавно один умный и хорошо знающий Россию иностранец спросил меня, почему многие русские не стесняются демонстрировать свой роскошный образ жизни, явно не соответствующий их законным доходам. Ведь очевидно же, что эта роскошь — следствие коррупции. Казалось бы, если уж ты воруешь у государства, то живи скромно, как гражданин Корейко из «Золотого теленка». Иначе все тебя будут презирать. Неужели в России не презирают?

Я ответил, что презрение людей из «низших социальных слоев» (включая журналистов или профессоров, вроде меня) этих нуворишей вряд ли волнует. А вот в их собственном кругу ситуация складывается прямо противоположным образом. Там стыдно быть бедным, зато важно быть успешным. Причем любой ценой. Конечно, за глаза и там могут возмущаться незаконными источниками богатств. Но при этом будут принимать любого коррупционера за своего, иметь с ним дело, вращаться с ним в одном обществе. Профессора или журналиста в этом обществе продемонстрируют лишь изредка, как диковинку — когда тем вдруг удастся чем-то прославиться.

Все это я обнаружил давно, но каковы причины формирования такой ситуации, сказать было сложно. Пожалуй, впервые приблизиться к пониманию проблемы мне удалось после прочтения раздела о коррупции в новой книге петербургского профессора Бориса Миронова «Российская империя: от традиции к модерну». Это, пожалуй, самое фундаментальное на сегодня исследование российской истории императорского периода. Три тома большого формата и невероятной глубины — как в прямом, так и в переносном смысле слова. В каждом томе почти по тысяче страниц текста с иллюстрациями и масса интереснейшей информации о том, как существовала Россия на протяжении двух с лишним столетий.

По сути, это социально-политическая энциклопедия нашей страны. Упор в ней сделан не на популярные ныне жизнеописания бесконечных князей, царей и героев (хотя и такие разделы имеются), а на жизнеописание народа. На то, как он трудился и отдыхал, молился богу и поклонялся государю, колонизировал окраины и модернизировался в крупных городах. «Коррупция» — лишь небольшой, но очень содержательный раздел второго тома.

«В XVII — первой половине XVIII в., — отмечает Миронов, — подношения чиновникам являлись составной частью их содержания. Закон преследовал только те подношения, которые провоцировали чиновника на нарушения закона. Такие незаконные подношения назывались „посулами“, в то время как законные, способствующие быстрому и благожелательному рассмотрению дела в соответствии с законом и обычаем — „почестями“. „Почесть“ символизировала уважение и желание просителя попасть под покровительство чиновника, „посул“ — предложение нарушить закон. С современной точки зрения грань между „почестью“ или подарком и „посулом“ является зыбкой, однако население и чиновники ее сознавали, поэтому и „посул“ во много раз превосходил „почесть“. Чиновника, принявшего незаконное решение, всегда подстерегала опасность — жалоба пострадавшей стороны и наказание. Между тем принятие подарка ничем не угрожало. По-видимому, львиная доля подношений имела целью ускорить решение дела по возможности в благоприятном смысле, и сравнительно редко подарки приводили к нарушению закона».

В сегодняшней России данная картина выглядит примерно следующим образом. «Посул» — это явное злоупотребление властью, когда, например, чиновник финансирует проект создания дороги, стадиона или военного объекта с издержками, сознательно завышенными в два-три раза, и получает часть этой суммы в качестве отката (остальное кладет себе в карман строительная фирма). «Почесть» — это когда чиновник не растрачивает специально бюджетные деньги, но при размещении какого-то госзаказа протежирует одному из претендентов в ущерб другому — столь же достойному. Чиновник не наносит никакого ущерба государству, поскольку бюджетные деньги в любом случае будут потрачены (причем, может быть, даже с пользой), но фирма, которая получит заказ, получает значительную выгоду. И за это она готова платить влиятельному лицу, благоприятно к ней расположенному.

В такого рода «почестях» часто нет вообще никакого нарушения закона. Даже в том случае, когда госзаказы распределяются по конкурсу. Всегда можно найти множество законных способов вообще отсеять заявки конкурентов, к «почестям» не прибегающих, или по крайней мере найти убедительные доводы в пользу протежируемой фирмы как самой лучшей и достойной. И если люди, получающие «почести» за такого рода операции, покупают себе «Мерседесы» или дома на Рублевке, то разве будут они стесняться своей показной роскоши? Даже сам исторический термин наводит успешных чиновников на мысль, что это награда за их управленческий талант, за их высокое положение, за их умение выстроить сложную систему отношений, благодаря которой и государству ущерб не наносится, и бизнес получает выгодные заказы.

Иными словами, чиновники рассматривают дополнительное вознаграждение, получаемое от бизнеса, как справедливую часть своей зарплаты, поскольку государство (как они полагают) им сильно недоплачивает. Уйдя со своего поста в бизнес, такие чиновники часто и впрямь могут получать намного более высокую зарплату, чем дает им государство. Вот они и сравнивают чиновничий оклад с потенциально доступным им менеджерским вознаграждением, а потом сами добирают разницу между ними.

Как убедительно демонстрирует Борис Миронов, именно из государственных «недоплат» выросла в России вся система «почестей». В XV—XVI вв. вообще не существовало бюджета на содержание аппарата. «Представители княжеской администрации за исполнение своих обязанностей получали от управляемого населения „корм“, обычно 3 раза в году — на Рождество, Пасху и Петров день (29 июня по старому стилю). При вступлении в должность население платило им „въезжий корм“. <…> В XVII в. система оплаты изменилась: наиболее значительные и регулярные подношения приказные получали за ведение дел, а праздничное кормление и другие „почести“ сохранялись как дополнительная добровольная доплата». Объяснялось все это, по-видимому, тем, что при неразвитой фискальной системе значительно проще кормить чиновника на месте за счет населения, чем собирать налоги, формировать в Москве огромный бюджет, а затем выплачивать каждому предписанную законом зарплату.

Государство долго рассматривало такого рода коррупцию в качестве нормального инструмента работы бюрократического аппарата. «В Уложении 1649 г., почти полтора столетия служившего базисом российского законодательства, принятие посула не подвергалось запрещению, — напоминает Борис Миронов. — Чиновники подлежали уголовному преследованию только тогда, когда получение посула вело к совершению иных преступлений против интересов службы и правосудия — от вынесения неправосудного приговора до служебного подлога».

Естественно, по мере того как в России формировалось государство современного типа, чиновники стали получать жалование из бюджета, но оно даже в XIX веке часто не покрывало элементарных потребностей Акакий Акакиевичей на приобретение шинелей. «Без взяток, — отмечает Миронов, — чиновники, в особенности в низших рангах и канцелярские служители, просто вымерли бы. Поэтому верховная власть и правительство <…> снисходительно относились к взяткам». Николай I говаривал, что во всей России лишь он один не берет взяток, и хотя это явно было преувеличением, слова императора можно трактовать так, что взяток не брал только тот, кому они были не нужны.

Нынешнее чиновничество на шинелишку, понятно, себе и так зарабатывает. Но общая логика получения «почестей» продолжает действовать, поскольку они считаются справедливым вознаграждением. При этом к тем, кто берет миллиардные «посулы», сами получатели «почестей» часто относятся как к бесчестным губителям страны. Не по чину берут, не по совести и не по понятиям.

[Дмитрий Травин]

https://www.vedomosti.ru/opinion/art...tsiya-sobitiya
Статья опубликована в № 4053 от 12.04.2016 под заголовком: Стратегия: Шланг модернизации

Политолог о рациональном выборе пути российским обществом
12.04.1600:15

Новое поколение делает рациональный выбор модели развития, а не следует мистическому обряду
Елена Пальм / Интерпресс / PhotoXPress

Каждый год в один из последних мартовских дней на Гагаринской улице Санкт-Петербурга прохожие могут наблюдать странную картину. Из старинного мраморного дворца, где расположен Европейский университет, вываливается большая толпа студентов во главе с ректором, ведущими профессорами и рядом почетных гостей. Они выстраиваются вдоль фасада и растягивают длиннющий пожарный шланг, а затем торжественно вносят его в здание.

Случайно проходящий мимо зарубежный этнограф решит, наверное, что это у русских такие магические практики. «Поклонение шлангу» способствует накачиванию знаниями студенческих голов и совершенно незаменимо в преддверии сессии. В общем, культура у них такая. И даже Европейский университет фатальную зависимость от культуры преодолеть не может.

Однако неслучайный человек знает, что ритуал этот порожден не вековой русской культурой, а конкретными событиями недавней истории университета. Восемь лет назад пожарные закрывали его под предлогом несоблюдения ряда норм. А эта их активность, в свою очередь, определялась (как полагают многие) слишком пристальным вниманием, с которым университетские ученые изучали некоторые авторитарные черты российской политической системы.

Сформировавшийся ритуал есть следствие не культуры, а особенностей исторического пути. Внос шланга – не бессознательное следование заветам отцов и дедов, а совершенно сознательно избранное рациональное действие, от которого люди могут в любой момент отказаться, если сочтут это правильным.

Примерно так же обстоит дело с историей нашей страны. Нынешний авторитарный режим, нынешний экономический кризис и нынешняя патриотическая эйфория многими пессимистами интерпретируются как фатальная зависимость России от культуры. Как заложенная в национальной культуре неспособность русских к демократии, рыночному хозяйству и принятию ключевых европейских ценностей. Представление о фатальности культуры приводит к выводу, будто и через 50, и через 100 лет русские будут отторгать состязательность в политике и экономике, но при этом настаивать на необходимости силового состязания за территории.

Но на самом деле если мы профессионально проанализируем ход российской истории, то вряд ли придем к подобным радикальным выводам. Есть более простое и естественное объяснение, вытекающее из конкретных фактов, а не из абстрактных теоретических схем.

Сформированная в СССР экономика была ориентирована в значительной степени не на удовлетворение потребностей граждан, а на военные цели. Миллионы людей работали либо непосредственно в ВПК, либо в смежных с ним отраслях. Переход к рынку означал неизбежную структурную перестройку, в результате которой эти миллионы должны были перейти на выпуск товаров, за которые потребитель готов заплатить деньги. Кто-то действительно смог адаптироваться к новым требованиям, кто-то долгое время бедствовал, но в любом случае у этих миллионов осталось тяжелое ощущение от «лихих 90-х» и от испытанных в годы реформ трудностей. Более того, к ним добавились те миллионы, которые пострадали при переходе к рынку от иных причин: от неконкурентоспособности многих «постсоветских» заводов в сравнении с китайскими, от наплыва западных иномарок, лучших по качеству, чем наши «консервные банки» на колесах.

Все эти миллионы оказались заложниками истории. Не вина их, а беда состояла в том, что готовились они трудиться в рамках одной хозяйственной системы, а вынуждены были перестраиваться на совершенно другую. Причем многие – в 40–50 лет, когда уже трудно менять навыки и получать иное образование. Естественно, у людей, попавших в подобную передрягу, сформировалось стойкое отторжение идей демократии и рынка, с которыми у них стали ассоциироваться жизненные трудности. Сформировалось оно по совершенно конкретным, рациональным причинам, а вовсе не потому, что некие культурные стандарты (идущие чуть ли не от Ивана Грозного) были заложены в их головы.

Впоследствии благодаря притоку нефтедолларов у нас вновь появилось много хороших рабочих мест. И теперь конкретные причины стимулировали общество избрать ту модель управления, при которой жизнь стала улучшаться.

Если бы в народной культуре была заложена склонность к подчинению любой авторитарной власти, то ее бы приняли еще четверть века назад из рук ГКЧП. Но тогда на фоне нарастающих экономических трудностей авторитаризм вовсе не казался соблазнительным, и Россия осуществила попытку модернизации западного типа. Рынок худо-бедно был сформирован в 1990-х, а затем уже нефтедоллары стимулировали принять его в сочетании с авторитаризмом.

Кому-то, наверное, может показаться схоластическим проведение различий между фатальной зависимостью от национальной культуры и гибкой зависимостью от исторического пути. Но на самом деле от этих различий зависит понимание будущего России. Если наши проблемы порождены зависимостью от культуры, то положение безнадежно. Культуру крайне тяжело трансформировать, попытки сделать из русских людей немцев могут вызывать справедливое отторжение многих. Но наши проблемы никак не связаны с необходимостью менять такие фундаментальные основания культуры, как язык, вера, обычаи. Ни в языке, ни в вере, ни в обычаях не кроется отторжения рынка и демократии.

По вполне рациональным причинам российское общество 1990-х плохо отнеслось к той конкретной форме, в которой приходилось принимать рынок и демократию. Но со временем проблемы 1990-х уходят в прошлое, а те поколения, которым хуже всего пришлось в годину перемен, меняются на поколения, для которых старые проблемы уже не имеют никакого значения. Перед этими поколениями стоит новый рациональный выбор. Если авторитарная модель будет их устраивать, она сохранится надолго. Но при низких ценах на нефть, экономической стагнации и бегстве капитала она вряд ли будет устраивать общество в тот момент, когда для России вновь откроется окно возможностей. Причем уйдет авторитаризм в силу столь же рациональных причин, как и те, по которым он к нам пришел.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

https://www.vedomosti.ru/opinion/art...onalnaya-ideya
Статья опубликована в № 4073 от 13.05.2016 под заголовком: Национальная идея: Российская мечта

Политолог о том, как работает российская мечта
13.05.1600:43

Шашлык в парке соответствует среднему классу в российской шашлычно-социальной иерархии
Валерий Мельников / РИА Новости

На праздниках я, кажется, нашел нашу национальную идею. Хотя вроде не сильно искал ее и не сильно даже на этот счет беспокоился. Дело было так. Накопилось много работы, и 8 мая мне целый день пришлось сидеть за компьютером. А вечером захотелось пройтись, размять ноги. Пошел к Финскому заливу – взглянуть на закат. Путь к берегу от моего дома лежит через парк. Правда, он лишь с фасада парк, а глубже – дикий березняк, разросшийся как придется. С фасада – празднование: фонтаны, экраны, певица поет все, что положено петь в это время и в этом месте. А дальше, в березняке – празднование дикое, государством не регулируемое. Поистине народное.

Под каждой березкой – компания: с пивком, с шашлычком. И кучи мусора повсюду. Хлам, гниль, пищевые отбросы. Все, что народ не допил и чем недозакусывал в течение долгого празднования, начинающегося с международной солидарности трудящихся, а завершающегося Великой Победой. Был бы здесь доктор Онищенко – отправил бы парк под санитарные санкции. На том пятачке, где еще не загажено, мигом образуются пивко и шашлычок. Так и гуляют. В меру своего скромного материального положения и усилий муниципальных властей по благоустройству территории.

Те, кто побогаче, отдыхают, естественно, по-другому. Садятся в машину, берут жену, детей, собаку, пиво, мангал и шашлычок и отправляются на противоположный берег залива – на Карельский перешеек. Туда, где пляж, сосны и свежий ветер. Мусору там тоже немерено. И сквозь пробки прорваться непросто. Однако природа. Не парк вонючий, где свежий мусор по выходным ложится на землю, обильно удобряемую собачками в будни.

Те, кто еще богаче, садятся в дорогую машину и отправляются в кафе и рестораны. Шашлычок там влетает в копеечку, зато не нагажено. Гулять можно цивилизованно, в хороших санитарно-эпидемиологических условиях.

В кафе, правда, порой тесновато. А праздник требует простора. Поэтому те, кто еще богаче, плюют на зарубежные заразы, международный терроризм и сложную внешнеполитическую обстановку, берут жен и детей, садятся в самолет и отправляются туда, где природа чистая, солнце теплое, вода мокрая, кухня оригинальная, а пиво и валюта крепки, несмотря на мягкотелость местных политиков, отказывающихся сопротивляться диктату США.

Наконец, во всей этой шашлычной иерархии мы доходим до высшей социальной страты, отличающейся тем, что ее представители улетают в чистые страны не тогда, когда положено по нашему трудовому распорядку, а когда душа этого просит. И если попросит она не ко Дню Победы, а, скажем, на Октоберфест, то нет проблем: виза в кармане, деньги на карточке, шашлычок с пивом уже ждут в том месте, куда запросилась душа.

Такая у нас получается социальная иерархия. Если есть чем отпраздновать – уже хорошо. Если ешь и гадишь в разных местах – еще лучше. Если нагадил и есть рядом, кому за тобой прибрать, – просто супер. А если вдруг есть возможность на праздник Победы уехать к тем, кого победили, то счастья хватит до Дня народного единства.

Не стоит думать, однако, что та социальная группа, с которой начался наш анализ, – самое дно общества. В нашей шашлычно-социологической иерархии она представляет собой средний класс. Или, возможно, средненький, чтоб не слишком уж пафосно звучало. Ниже его находятся жители множества малых городов, где грязь в местах отдыха такая же, но не всегда есть работа и деньги, чтобы позволить себе хоть самый скромный праздник с приличной выпивкой и закуской. А еще ниже находятся бесчисленные мигранты, мечтающие о том, чтобы осесть наконец в России. Хоть в самом скромном месте. Хоть без закуски. Хоть там, где не ступала нога доктора Онищенко, но есть зато какие-то средства для выживания.

Кто выжил, тот закрепился на достигнутых рубежах. Кто закрепился, может взяться за пиво и шашлычок. Кто заработал на шашлычок, берет кредит на машину, чтобы кушать мясо не на помойке, а на взморье. Кто при машине, копит деньги на приличный отдых в чистой стране.

Читатель уже решил, наверное, что двинуться вверх по этой иерархической лестнице и есть наша национальная идея. А вот и нет. В таком виде идея уж слишком похожа на американскую, и, значит, ничего национального в ней не имеется. Суть национальной идеи я понял, сопоставив все увиденное вокруг со свежим клипом Шнура «В Питере – пить», появившимся на YouTube прямо перед праздниками и набравшим за десяток дней около 7 млн просмотров.

В клипе пяток героев – офисный клерк, продавщица, гаишник, мигрант и интеллигентная дама – пытаются худо-бедно взобраться по иерархической лестнице на более высокую ступень. Или хотя бы закрепиться на достигнутой. Но каждый из них в определенный момент срывается, посылает всех туда, куда обычно Шнур всех посылает, бросает работу, стабильный доход и соответствующую ступень иерархической лестницы, а после ударяется в дауншифтинг. Причем в групповой. Что, конечно, приятнее. С водкой, шавермой и прогулками по ночному Санкт-Петербургу.

В общем, стремление взлететь по шашлычно-иерархической лестнице вступает в неразрешимое (можно вслед за марксистами даже сказать – антагонистическое) противоречие со столь же сильным стремлением послать все на три буквы. Поскольку лестница эта представляет собой примерно такую же помойку, как парк, с которого я начал рассказ. Только не в физическом, а в моральном смысле.

Так вот. Национальная идея состоит в том, чтобы достичь высшей ступени шашлычно-иерархической вертикали, на которой ты можешь в любой момент послать всех на... сорваться с места, отправиться в другое место (где шашлыки сочнее, вода мокрее и т. д.), удариться в дауншифтинг (даже групповой), а после вернуться на ту же самую ступень иерархии и сделать вид, что ничего не было. И другие сделают вид, что ничего не было. И тебе за это ничего не будет.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

https://www.vedomosti.ru/opinion/art...laznit-rossiyu
Статья опубликована в № 4116 от 14.07.2016 под заголовком: Стратегия: Кто соблазнит Россию

Политолог о том, что для попыток развития нам все время нужен красивый западный пример
14.07.1600:53

Необходимость догнать и перегнать всегда была для России модернизационным стимулом
AP

Модернизация России всегда зависела от состояния того мира, в котором она находилась. Движение вперед определялось появлением ярких образцов. Застой – исчезновением примеров для подражания.

Исторически первой моделью, на которую ориентировалась наша страна, была Византия. Киевская Русь взяла у греков христианство и в пакете с ним получила все ключевые институты того времени. Внешнее великолепие Царьграда служило залогом того, что при движении по греческому пути все у нас сложится неплохо – как с военной мощью, так и с богатствами. Если в бога веруешь правильно, то господь о тебе позаботится лучше, чем о «латынских еретиках».

Увы, в середине XV в. византийский образец рухнул под ударами османов. Царь, как выяснилось, был «ненастоящим». Подрастающая Московия оказалась вдруг сама по себе, без авторитетного родителя. Впрочем, переходный возраст располагал к поиску. Мы родили концепцию «Москва – третий Рим» и заявили, что приняли христианство не от греков, а от самого апостола Андрея. Тут же выяснилось, что Рюриковичи происходят от Пруса – брата цезаря Августа, а значит, они сами по себе цезари.

Вооружившись возбуждающей идеологией, Московия при Иване Грозном пошла воевать с Западом. Но оказалось, что для побед недостаточно объявить себя третьим Римом. Вскоре поляки уже сидели в Кремле. И хотя Смута закончилась для нас благополучно, в начале XVII столетия стало ясно, что нужно вновь ориентироваться на очередной зарубежный образец. На этот раз не в идейном, а в чисто инструментальном смысле.

Целый век прошел в активных попытках перенимания западного военного опыта, а затем (при Петре) стали перенимать еще и опыт построения государства. Завершился этот этап развития так же, как предыдущий. Образец рухнул. Случилось это в ходе Великой французской революции, ставшей не просто заварушкой, а потрясением основ. Сильнейший абсолютистский режим Европы оказался «ненастоящим», так же как раньше греческий православный царь.

Узурпатор Бонапарт прошелся по Европе, как Осман по Византии. Но поражение потерпел от нас. Внезапно оказалось, что именно Российская империя является единственным достойным наследником старого режима, рухнувшего вместе с Бастилией. Мы вновь стали крутыми, бросили учиться и попытались установить в Европе свои порядки, сводившиеся в основном к тому, чтобы не допускать новых «майданов». На этой великодержавной волне власть начала утверждаться в духе «православия, самодержавия, народности». Интеллектуалы позиционировали себя как славянофилов и возгордились народными истоками.

Дело кончилось поражением в Крымской войне. Хотя этот конфуз был, конечно, не сопоставим по значению с польской интервенцией времен Смуты, вывод пришлось делать тот же самый: пора вновь в обучение. На этот раз учиться надо было не христианству и даже не военно-государственному строительству, а экономике. Поскольку, как ни молись богу и как ни выстраивай фрунт, войска не поспевают к месту баталий без железных дорог, дороги не строятся без железа, железо не плавится без горнодобывающей промышленности... А промышленность требует иностранных капиталов и дешевой свободной рабочей силы, которую может дать только отмена крепостничества.

Новым образцом для нас стали англо-американский и немецкий капитализм. Эффективная организация труда заворожила даже большевиков, стремившихся поначалу учиться у Запада развитию «производительных сил». Но вновь случился конфуз. Сталинская индустриализация на фоне Великой депрессии показала, что мы круче. А потом была еще и победа в Великой Отечественной. В общем, учиться мы бросили, осудили космополитизм, закрутили гайки и заявили американцам устами Никиты Хрущева, что мы их закопаем. Очередной рывок к великодержавию обернулся провалом. Закопать не закопали, но очень проголодались.

Перестройка означала очередную попытку чему-то научиться, причем в устах ее прорабов речь теперь шла даже не просто об экономике, а о примате общечеловеческих ценностей. Поначалу дело пошло неплохо. Но стоило лишь нам обнаружить огрехи в западных ценностях, как все встало.

Рынок западных стран оказался подвешен на пирамиде госдолга. Капиталы ушли в Китай. Мультикультурализм обернулся терактами. Евробюрократия разрослась почище нашей номенклатуры. Все это в совокупности является отнюдь не лучшим объектом для подражания.

Опыт показывает, что развитие России зависит не только от нашей способности учиться на зарубежных примерах, но и от способности мира эти примеры создавать. Как только рушился соблазнительный образец, так сразу появлялись «Москва – третий Рим», «православие, самодержавие, народность», «долой безродный космополитизм» и, наконец, «Крым наш». Амбициозные лозунги разных эпох воздействовали на общество, конечно, совершенно по-разному, но само их появление вместо импорта институтов являлось вне зависимости от времени отражением одной и той же проблемы – утраты отечественными элитами представления о том, что этот импорт вообще необходим.

Подобные метаморфозы не являются, кстати, сугубо российским феноменом. Когда под воздействием деградации Святого римского престола ушел соблазн ренессансного гуманизма, Германия объявила реформацию, спровоцировав тем самым столетие религиозных войн. Когда возникло сомнение в эффективности британского фритредерства, Бисмарк перешел к протекционизму. А когда оказалась неработоспособной веймарская демократия, выстроенная по западному образцу, немцы начали экспериментировать с нацизмом.

Уже очевидно, что Россию заводит в экономический тупик изоляционизм последних лет. Но эйфория так просто не трансформируется в политику здравого смысла. Скорее на фоне долгой стагнации она сменится апатией. А выход из апатии во многом зависит от того, появятся ли на Западе в ближайшие десятилетия по-настоящему соблазнительные образцы развития. Если Америка с Европой не наведут порядок в собственном доме, невелика вероятность того, что мы пристроим к этому дому свою уютную комнатку.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

https://www.vedomosti.ru/opinion/art...sskaya-utopiya
Статья опубликована в № 4165 от 21.09.2016 под заголовком: Стратегия: Либеральная утопия

Политолог о поиске сермяжной правды и долгом пути модернизации
21 сентября 00:35


Попытки либералов найти сермяжную правду сродни попыткам изобрести вечный двигатель
Е. Разумный / Ведомости

Один из отцов-основателей российского рынка шокировал участников научной конференции в Петербурге мыслью о необходимости национализации либерализма. Мероприятие было посвящено 25-летию гайдаровской реформы, но отец-основатель вместо оптимистичных фраз о том, что мы сегодня живем по Гайдару, предложил критический взгляд на успехи либералов в духе известного ленинского выражения «узок их круг, страшно далеки они от народа».

Доклад о национализации оказался самым интересным, поскольку вскрыл важную проблему. В либеральных кругах существует ментальный кризис, связанный с тем, что России не удалось стать страной, разделяющей европейские ценности. В приватных беседах и научных спорах все явственнее ощущается грусть, выраженная даже сильнее, чем в советские времена. Если в 1970-х сторонники перемен полагали, будто развитию мешает лишь заскорузлая власть, то сегодня проблемы увязываются с народным менталитетом. Народ же, как известно, в отличие от власти переменить нельзя.

В итоге те либералы, что побогаче, размышляют об эмиграции. Те, что победнее, – о «внутренней эмиграции». Привыкшие ворчать отводят душу сетованиями на «неправильный народ». А привыкшие реформировать сетуют на неправильных либералов и стремятся их национализировать.

Представители разных групп порой недолюбливают друг друга, но всех их сближает одна особенность. Либералы страдают «руссоцентризмом». Наши проблемы они видят во всем богатстве красок, тогда как зарубежная ситуация ими идеализируется. Либералы часто рисуют фантастическую картину успехов либерализма на Западе, затем размещают нашу страну на этом ярком западном фоне и в итоге обнаруживают, что выглядит она довольно мрачно. А после – начинают сетовать, что опять, мол, ничего у нас с реформами не вышло.

«Руссоцентризм» проявляется обычно в трех интеллектуальных сферах – исторической, политологической и социологической.

Сколько мифов рождается из-за пристального внимания к отечественной истории, тогда как представления об истории зарубежной остаются на уровне школьных учебников! Только русские ищут особый путь! Только в России царь хороший, бояре плохие! Лишь у нас революции радикальны, а гражданские войны кровавы! Лишь у нас не защищена собственность от наездов!

Эти представления не соответствуют действительности. Можно написать толстый том о поисках в прошлом особого пути теми народами, которые символизируют ныне европейский путь развития. А всемирная история наездов, распилов и откатов могла бы стать увлекательнейшим чтением, при том что глава о России оказалась бы в этой книге не самой большой. Отличие успешных стран от неуспешных состоит не в том, что в первых либералы узнали сермяжную правду, а во вторых нет. Отличие в том, что успешные страны прошли долгий путь модернизации, в ходе которого народ трансформировался и принял те ценности, которые раньше ему были не свойственны. Трудолюбие немцев, демократизм англичан, пацифизм итальянцев и американская толерантность – все это продукты модернизации, а вовсе не национальные особенности.

Российский народ тоже трансформируется. Нельзя не признать, что сегодня в нас гораздо больше европейского, чем во времена ГУЛАГа или опричнины.

Попытки либералов найти сермяжную правду сродни попыткам изобрести вечный двигатель. Стремление быстрее войти в Европу понятно. Но надо еще долго крутить педали, чтоб изменить страну. И не стоит мечтать о чудодейственных открытиях в сфере российского менталитета, позволяющих уже завтра примирить общество с либеральными ценностями.

В политологической сфере следует внимательно взглянуть на современный Запад и отказаться от представлений о его либеральности. Либерализм нигде и никогда не побеждал безоговорочно. Не победит он и в России. Современный Запад – это великий компромисс трех идеологий: либерализма, социализма и национализма. Все западные политические силы, кроме абсолютно маргинальных, признают этот компромисс на практике даже тогда, когда на словах его отрицают.

От либерализма великий компромисс взял демократию и права человека. От социализма – государство благосостояния. От национализма – признание абсурдности иллюзий о растворении нации в космополитических сообществах. Ни в одной стране Запада либерализм не может добиться того, чтобы государство ужалось до размеров, присущих ему в XIX в. И ни в одной стране либерализм не может открыть границы для мигрантов, невзирая на место их происхождения.

Есть, наконец, и социологические иллюзии нашего либерализма в отношении народной ментальности. Мы часто ищем на Западе идеального избирателя, не поддающегося промыванию мозгов и прагматично сравнивающего программы конкурирующих партий. При сопоставлении с нашим обывателем, берущим идеи из телеящика, мы начинаем возвеличивать умненького-благоразумненького западного гражданина. Но при ближайшем рассмотрении этот гражданин оказывается столь же плотно нафарширован догмами, как наш. Только к счастью для западных демократий это конструктивные догмы, не мешающие развитию.

Разница между Россией и нынешним Западом состоит не в ментальности масс, а в той повестке дня, которую предлагают народу элиты. Здесь они используют народные страсти, чтоб поживиться на патриотической волне. Там – отсекают политический авантюризм, сужая для рядового избирателя пространство выбора до выбора между партиями, признающими великий компромисс. Так было не всегда (вспомним хотя бы национал-социализм), однако модернизация за долгие годы смогла сделать элиты конструктивными и примирить их с народом.

Если в сегодняшней России мы будем требовать полной победы либерализма (особенно в ближайшие годы) и разрабатывать «вечный двигатель» либеральных идей, национализируя оторвавшуюся от народа элиту, то будем постоянно наталкиваться на то же самое, на что наталкивались алхимики Средневековья и доморощенные механики Нового времени. Модернизация – процесс долгий. И осуществлять ее нужно с достоинством. Без суеты и без идейных метаний.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

[Дмитрий Травин]

https://www.vedomosti.ru/opinion/art...8-pamyat-iroda
Статья опубликована в № 4199 от 09.11.2016 под заголовком: Стратегия: В память царя Ирода

Политолог о постмодернистском обращении с историей
08 ноября 22:24

В Орле увековечили преступника, погубившего истинно святого человека. Вот уж в полном смысле оскорбление чувств верующих
Сергей Мокроусов / РИА Новости

Некие политические деятели, называющие себя православной общественностью, обрушились на еще не законченный и, соответственно, никому не показанный фильм питерского кинорежиссера Алексея Учителя «Матильда», где рассказывается о любви Николая II и балерины Кшесинской. Нет смысла в этой связи говорить в очередной раз о вреде цензуры в искусстве. Люди, искусству чуждые, все равно ничего не поймут. Интереснее подойти к этой истории с позиции, на которой формально стоят сами представители «православной общественности».

Оскорбляет ли фильм чувства верующих, можно будет выяснить лишь тогда, когда его посмотрят все желающие. Но есть другое недавно случившееся событие, о котором можно высказаться вполне однозначно. Установка памятника Ивану Грозному в Орле. Комментарии на этот счет сводились в основном к тому, что царь осуществлял массовые репрессии, а потому не достоин монумента. Апология же Ивана Васильевича состоит обычно в том, что репрессировал он не так уж много народу и дела его определялись государственной необходимостью.

Неверующих людей, считающих возможным убивать сограждан в интересах государства, трудно переубедить. Но с верующими другая история. Дело в том, что среди лиц, с которыми жестоко расправился Иван Грозный, находился и митрополит Филипп Колычев. Судя по историческим свидетельствам, человек он был весьма достойный. У Русской православной церкви (РПЦ) есть вполне определенная позиция относительно Колычева. Его чтут ныне как святителя Филиппа Московского. То есть РПЦ признает, что жил он как святой и умер, приняв мученическую кончину.

Получается, что, если взглянуть на историю с памятником Ивану Грозному не с позиций гражданского общества, а с позиций Церкви, то ныне в Орле увековечили преступника, погубившего истинно святого человека. Вот уж в полном смысле оскорбление чувств верующих. Причем настоящих верующих, а не политизированных граждан, использующих православие как инструмент для реализации своих карьерных устремлений.

Если ставить сегодня памятники Ивану Грозному, то затем можно перейти к установке монументов царю Ироду как «великому государственному деятелю». Или увековечить античных императоров, устраивавших гонения на христиан. Смутьяны, мол, разлагали империю, готовя «майдан» против божественных цезарей, тогда как правители «крепили духовные скрепы», утверждая Первый Рим – предшественник нашего Третьего.

Элементарная логика предполагает, что если Филипп Колычев признан святым человеком, то в православной стране не может быть никакого памятника его убийце. Или, во всяком случае, появление такого памятника должно вызывать решительный протест со стороны миллионов истинно верующих христиан.

Но ничего подобного у нас не происходит. Проще всего объяснить это массовым невежеством. Можно предположить, что население страны вообще не знает ничего про трагедию митрополита Филиппа. Даже нашумевший семь лет назад фильм Павла Лунгина «Царь» население не смотрело, предпочтя ему голливудские триллеры. О «Звездных войнах» православная общественность информирована лучше, чем о реальном конфликте добра со злом, случившемся в нашей стране в 60-х гг. XVI в. Об Иване Васильевиче в народе существуют представления довольно схематичные, поэтому пропагандистам чрезвычайно легко выпятить одни черты грозного государя и скрыть от масс другие.

Впрочем, по большому счету, думается, дело не только в отсутствии информации. Наше государство, неоднократно заявлявшее о том, что берет на вооружение консервативную идеологию и собирается хранить лучшие традиции старины, на самом деле обращается с историей в духе постмодерна. Поскольку такой подход очень удобен для укрепления власти в ситуации, когда эпоха великих идей ушла в прошлое, население не готово бороться за свои взгляды, – и доминировать начинает общество потребления, в котором история потребляется примерно как модная одежда. Сегодня носят в полоску, а завтра – в крапинку. Сегодня сочетают одни аксессуары, а завтра другие.

И происходит это не только потому, что политические кутюрье активно внедряют в сознание широких масс свои идеи, а еще и потому, что содержание идей в общем-то массам безразлично. Главное – быть в тренде. Быть вместе со всеми. Не выделяться. Не прослыть лохом, отставшим от моды. Не прослыть неудачником, который из-за приверженности своим идеям остается без денег, статуса и связанных с ними материальных благ.

История с георгиевской ленточкой, по сути дела, похожа на историю с Иваном Грозным. В духе постмодерна мы увязываем эту ленту с победой в Великой Отечественной войне, хотя тогда Красная армия сражалась под красным флагом, а георгиевские цвета ассоциировались с «проклятым царизмом». Особенно с недавно прошедшей Первой мировой, в ходе которой большевики (и товарищ Сталин, в частности) искренне желали поражения своему правительству, поскольку это способствовало бы революции.
В России установление памятников персонажам с сомнительной исторической репутацией принято оправдывать местом в истории. Дескать, памятник Ивану Грозному устанавливается в том числе потому, что этот царь оставил глубокий след в прошлом

Владимир Мединский – типичный политический деятель эпохи постмодерна. И не случайно он занимает ныне пост министра культуры. Судя по многочисленным искренним и иногда довольно жестким высказываниям, Мединский в принципе не воспринимает историю как науку, задачей которой является поиск истины. История для него является одним из важнейших инструментов государственного строительства. Наряду с армией, полицией, судами, прокуратурой, госаппаратом и средствами массовой информации. В СМИ можно компоновать различные факты так, чтобы извлечь из них максимальную пользу для решения агитационных задач, и в истории – точно так же. Хороша та история, которая работает на нас, и плоха та, что работает против.

У этнографов есть знаменитая история про индейца, которого спросили, что такое зло и что такое добро. «Зло – это когда у меня украли лошадь, – ответил дикарь. – А добро – это когда я украл». Примерно так мы сегодня и живем, не задумываясь о долгосрочных последствиях происходящего.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге