*611. О национальной демократии, государственничестве и патриотизме - Форум "Солнечногорской газеты"-для думающих людей

Егор Холмогоров · #1 10.07.2012, 07:08

http://www.rus-obr.ru/lj/18778
сб, 30/06/2012 - 23:41.

Надлежит сказать несколько слов о национально-демократическом отношении к государству.

В этом вопросе врагами национальных демократов создано немало враждебных мифов, а сами н-д часто ленятся их развеивать.

Например, распространяется дезинформация о том, что национальные демократы питают патологическую ненависть к государству, к чиновникам, являются едва ли не анархистами или, по крайней мере, минархистами.

Соответственно любое, даже нейтральное высказывание, наши враги пытаются подать как "антигосударственное".

Поэтому необходимо дать по данному вопросу некоторые пояснения.

1. Национальные демократы выступают за мирную трансформацию РФ в Россию - национальное государство русского народа. Соответственно, как и любые националисты, русские национальные демократы - государственники. Националист не может не быть государственником, поскольку обладание своим национальным государством является одной из важнейших политических задач любой нации. Русский националист не за то, чтобы государство Россия прекратило свое существование или было слабым, а за то, чтобы оно было сильным и национальным.

2. Поскольку мы демократы, то это значит, что как полноценную и эффективную форму государственности мы рассматриваем современную демократию - институционально развитую, обладающую разнообразными инструментами защиты интересов нации в целом и прав конкретных граждан. Авторитарные формы государственности и квазигосударственности мы рассматриваем как элемент ослабления государства, а не его усиления.

Это важно подчеркнуть, поскольку в политической демагогии, популярной в современной РФ очень часто выстраиваются ложные уравнения - "сильное государство=авторитарное государство", "демократия=слабое государство". Это совершенно ложно. Особенно абсурдно выслушивать такие рассуждения со ссылками на РФ 1990-х годов как на пример демократии. РФ того периода - это диктаторский режим, установленный в 1993 году при помощи государственного переворота и кровавой бани в центре столицы. В этой диктатуре фальсифицировались результаты выборов - президентских и парламентских, шли систематические убийства по политическим и экономическим соображениям, отсутствовала свобода слова, монополизированного кастой "уникальных творческих коллективов", расхищалась государственая и частная собственность, формировались регионы с тотальной гражданской дискриминацией русского населения, а в некоторых местах проводилась его этническая чистка, доминировала неподконтрольная никакому закону олигархия. Представлять как образец демократии диктатуру, основанную на насильственном попрании демократического волеизъявления, - это, конечно, креативно, но методологически просто нечестно.

Примеры хорошо устроенных демократических государств показывают, что как правило это сильные государства, контролирующие свою внутриполитическую ситуацию, эффективно принуждающие всех граждан и проживающих неграждан исполнять свои законы, проводящие внешнюю политику в соответствии со своими интересами. Такие государства иногда способны на чрезвычайно жесткие меры по своей самозащите. Таким образом, приписывать национальным демократам концепцию слабого государства на основании защиты ими демократических ценностей нет никаких оснований.

При этом необходимо сразу устранить некоторую политическую омонимию в понятии "демократия". Демократией сейчас именуется не только демократическое государственое устройство в интересах большинства граждан, но и сколь угодно насильственный, антинациональный и антидемократический строй, который _нравится_ демократическим странам Запада. Сами страны Запада при этом имеют достаточно развитые демократические режимы, но при этом исходят их предположения, что в других странах такие режимы не обязательны, достаточно, чтобы там были режимы проводящие политику нравящуюся западным демократиям. Поскольку режим Ельцина западным странам в целом нравился, то его и именовали "демократией", а мы его ненавидели как "демократию".

Сразу рассеем это недоумение. Русские национальные демократы выступают за формирование в России развитой демократии, аналогичной тем, которые имеют западные страны, но никак не за формирование политического режима, который нравится западным странам. Более того, мы отдаем себе отчет в том, что скорее всего формирование подлинной демократии в России западу совершенно не понравится, поскольку, во-первых, повысится контроль русской нации за ресурсами и финансовыми потоками, а во-вторых демократическая Россия будет проводить независимую внешнюю политику, которая может и не совпасть с интересами Запада, поскольку будет проводиться в национальных интересах русских.

При этом национальные демократы выступают против политики бессодержательного и безвредного внешнеполитического троллинга запада, выражающегося в пустой риторике о "многополярности", в символических конфронтационных акциях, в демонстративной поддержке самых отвратительных политических режимов. Этот политический троллинг не имеет ничего общего с реальной защитой национальных интересов, поскольку, как уже неоднократно было замечено, символический конфликт сопровождается реальными тотальными уступками (характерный пример Ливия), а взаимная порча отношений не окупается никаким реальным результатом. При этом антизападническая риторика вкупе с прозападной политикой имеют лишь тот результат, что она направляется на дискредитацию понятий демократии, правового государства, прав человека и т.д., поскольку к ним апеллирует в своей империалистической политике Запад. А в противоположность им апологизируются авторитаризм, произвол, деспотизм, коррупция, как якобы нечто "антизападное" и едва ли не выражение "русского духа". Национальные демократы, подчеркну еще раз, против такой символической конфронтации в сочетании с реальным капитулянством. Мы исходим из предположения, что спокойная, дружественная, чуждая элементов "троллинга" и нарочитой конфронтационности политика основаная на реальном и последовательном жестком проведении национальных интересов России, базирующаяся на осознании реальной ограничености наших возможностей и направленная на то, чтобы сделать наши возможности больше, будет гораздо более эффективной.

3. Претензия национальных демократов к существующему государству РФ, равно как и к его правящему слою и чиновничеству, которое пытается отождествить себя с государством, состоит не в том, что это государство есть, или что оно сильное и на многое посягает. Претензия национальных демократов к РФ состоит в том, что по сути этого государства нет - это невнятное, антинациональное, местами и временами полуанархическое-полуфеодальное политическое образование, которое старается более казаться чем быть. Его чиновничество постоянно проводя антигосударственную политику, разрушающую государство, тем не менее требует, чтобы мы отождествляли его с государством и хочет, чтобы мы переносили принцип уважения к государству на разрушающих государство чиновников. Для нас это неприемлемо. Точно так же как неприемлемо требовать от граждан "во имя патриотизма" соглашаться и поддерживать антипатриотическую политику.

К сожалению, за последнее время антипатриоты научились чрезвычайно искусно манипулировать патриотической риторикой. Прошли те времена, когда государственные интересы предавались под барабанный бой "вступления в мировое цивилизованное сообщество". Теперь они чаще всего предаются под пятикратно более сильный бой: "Не сдадим ни пяди государственных интересов! Еще теснее сплотимся вокруг... Всякий, кто критикует и сомневается - изменник, предатель и враг...". Собственно вступительный бой про "не сдадимся" необходим для мощной коды "всякий кто критикует - враг". Поскольку это позволяет устранить как врагов большую часть тех, кто будет препятствовать реальной измене государственных интересов. От нас требуют "во имя патриотизма" не противодействовать антипатриотическим действиям.

Конечно национальные демократы в такую игру играть не хотят и не могут. Если мы видим расхождение между словами и делами - мы об этом говорим.

4. Чтобы избежать подобных коллизий национально демократическое мировоззрение выстраивает определенную иерархию взаимоотношений нации и государства, национализма, патриотизма и государственничества.

А именно...

Нация является для националиста высшей социальной целью и ценностью. Любые личные цели и ценности - Бог и вера, совесть, справедливость, свобода, националист стремится социально привязать именно к нации.

Высшей целью и ценностью для русского националиста является русская нация. Если кто-то именует себя русским националистом, но предпочитает интересы другой нации, то он не националист.

Нация устойчива и жизнеспособна только тогда, когда обладает сособственным государством, являющимся инструментом ее самозащиты, саморазвития, самообеспечения и исторического самовыражения. Стремиться к формированию своего национального государства для националиста нормально.

Русские националисты исходят из обоснованного предположения, что в созданной историческим подвигом русской нации стране под названием Россия должно существовать национальное государство русского народа.

Для национальных демократов в высшей степени желательно, чтобы самоорганизация нации в государство происходила при помощи демократических механизмов, позволяющих, во-первых, максимально учесть права и интересы каждого конкретного представителя нации (а нация это не абстрактная категория, а совокупность живых личностей), во-вторых, при помощи механизмов народного контроля предовратить трансформацию национального государства в ненациональное, измену национальным и государственным интересам и т.д. Спору нет, даваемые демократией гарантии часто несовершенны. Но при авторитарной форме правления их вообще нет и быть не может.

Соответственно, Нация для нас является высшей земной ценностью, государство - важнейшей ценностью для нации в той мере в которой оно служит интересам нации, демократия - важнейшим принципом для государства в той степени в которой этот принцип усиливает государство и позволяет ему более эффективно служить интересам нации.

Сама по себе, без национального государства, демократия ценна для русских националистов в той степени в которой позволяет защищать конкретные интересы конкретных русских граждан, отстаивать позиции русского национализма и интересы русской нации. Другими словами, вненациональная демократия нам симпатичней антинациональной диктатуры. При этом мы исходим из предположения, что если демократия реальна, то быть антинациональной она не может. В той степени, в которой демократия антинациональна, она отходит от принципов демократии (приведем конкретный пример - реформу парламентской системы во Франции с переходом от пропорциональной к мажоритарной именно для того, чтобы не допустить в парламент национальную партию Национальный фронт).

5. Из вышесказанного следует, что мнимая "враждебность национальных демократов к государству" есть на деле активное неприятие антинациональной политики проводимой от имени этого государства присвоившим его чиновничьим слоем, вкупе с нежеланием ловиться на крючок требований подчиниться антинациональной государственой политики из соображений патриотизма.

Претензия русских национальных демократов к государству РФ состоит не в том, что оно существует и функционирует, не в том, что чиновники какие-то "вечные враги" русского народа.

Претензия русских национальных демократов к государству РФ состоит в том, что оно проводит политику систематического нанесения ущерба русской нации.

Это политика демографического замещения русских нерусскими при помощи стимулирования внешней и региональной миграции, следствием которой является захват исконных русскихъ областей лицами не просто другого этнического происхождения, а другой культуры, другого менталитета, не останавливающихся перед насилием, самосудом, мафиозными сговорами и т.д.

Это политика дискриминации русских в вопросах гражданства РФ, от которого оказались фактически отсечены десятки тысяч наших единокровных братьев, в то время как выходцы из Средней Азии получают гражданство Росси сотнями тысяч.

Это политика "антиэкстремизма" и "толерантности", ведущая к жестокому подавлению любых протестов русских и выражения ими недовольства.

Это бюджетное и юридическое неравенство регионов, ведущее к тому, что в то время как в одних, русских, регионах отсутствует нормальная дорожная сеть, в других строятся межрайонные шестиполосные шоссе.

Это политика разрушения экономической базы русского народа, распродажи его сельхозугодий, передачи промышленных активов и т.д. в руки иностранцев или региональных лоббистов, которые направляют, к примеру, прибыли выжатые из труда русских рабочих Пермского края на поддержку дорогостоящего дагестанского футбольного клуба.

Это политика юридического неполноправия простых русских граждан, когда перед лицом полиции, прокуратуры, судов, они оказываются гражданми четвертого сорта по сравнению с привелегированными категориями представителей других национальностей, чиновников и богачей. Это юридическая незащищенность, бесправность, сочетающаяся с демонстративным унижением человеческого достоинства.

Это политика торможения гражданского и демократического развития русских, когда в большинстве случаев граждане не имеют возможности сменить коррумпированных, некомпетентных, проводящих антинациональную политику руководителей всех уровней. Когда на пути наиболее естественной и мирной формы протеста против неверной политики - протеста при помощи избирательного бюллетеня стоят мощные фильтры из коррумпированных избиркомов, фейковых партий, дискриминационных избирательных законов, манипулирующих СМИ.

Собственно тот факт, что правящая элита РФ обеспечила себе практически полную несменяемость, вынуждает нас говорить о конфликте между национальными демократами и государством, а не о конфликте в рамках политической системы государства между представителями разных взглядов.

Но еще раз, конфликт между безнаказанным чиновничьим слоем и национальными силами - это не конфликт с государством как таковым.

Мы выступаем не за крах, а за оздоровление и нормализацию государства.

Мало того, по каждому конкретному вопросу мы всегда готовы видеть и различать проявления здорового функционирования государства (увы, все более редкие) и проявления антинациональной политики.

А главное - мы, как национальные демократы, никогда не должны путать причину и следствие.

К примеру мы возмущаемся тем, что в том же Демьяново полиция фактически защищала дагестанцев и дозволяла им палить в русских из-за собственных спин. Такие события формируют у нас, понятное дело, негативное отношение к полиции. Мы начинаем рассматривать их как вольных или невольных изменников и своему долгу перед государством и русской нации.

Но, если те же самые или другие этномафиози начнут расстреливать эту же самую полицию как чем-то не угодившую или в чем-то помешавшую их интересам, если они начнут оказывать ей сопротивление при задержании и отстреливаться, как делали "маймониды", то со стороны русских националистов буедт и глупостью и самоотречением от принципов не то что поддерживать этномафии, но хотя бы сомневаться в выборе стороны.

Совершенно очевидно, что в конфликте с преступниками из "Маймонида" российский ОМОН выступает ровно в той функции для которой он и существует в государстве, в то время как избивая мирно протестующих русских он выступает в противоположность своей государственной роли и национальному призванию.

Точно так же, как в деле об убийстве "чеченским предпринимателем" главы района в Волгоградской области, сопровождавшемся обвинением этого главы в коррупции. Интонация "отличный мужик, правильно сделал с продажным чинушей" для русских националистов и национальных демократов не уместна.

Во-первых, потому, что одна из наших основных претензий к "продажным чинушам" состоит именно в том. что они всегда и всюду идут на поводу у "чеченских бизнесменов", обслуживают их интересы, помогают им обворовывать русских, сквозь пальцы смотрят на убийства и самосуды, если убийца - выходец с Кавказа.

Поддерживать субъект А. в расправе над субъектом Б. на том основании, что субъекты класса Б. вызывают наше острое неудовольствие тем, что не оказывают сопротивления субъектам класса А. и выдают нас им на поругание и расправу - это верх шизофрении.

Максимум что тут можно сказать - это то, что субъекта Б. убило то, чему он поткал и служил. Но убившее его зло от этого не станет добром.

Во-вторых, в данном конкретном случае, по имеющимся у нас данным чиновник был убит _именно за то_, что _противодейтстовал_ той деятельности (скупке земель), непротиводействие чиновников которой и вызывает наше ими возмущение. То есть, получается, что чиновник был убит за проведение той политики, которой мы хотели бы от своих чиновников. И если это так, то любой, кто одобряет его убийство, - мерзавец, а русский националист так высказывающийся, еще и предатель.

В-третьих, даже если бы речь шла об убийстве действительно коррумпированного чиновника, то нет никаких оснований одобрять или даже снисходить к этому убийству. Даже если кто-то одобряет внесудебные расправы над коррумпированными чиновниками, то и в этом случае, если он русский националист, он не может признать такое право за Вагаповым. Здесь не его "охотничьи угодья". Мы вынуждены и обязаны тут придерживаться двойных стандартов и проповедовать их, потому что иначе любые наши благопожелания будут разрушены разницей культурных кодов о которых я как-то писал в эссе "Убить Элвиса". Когда русский предприниматель Иванов приходит в приемную чиновника и убивает его из Макарова, то, скорее всего, он говорит этим самым: "Довели меня до последней черты. Терпения больше нет. Сяду, но выносить дальше это унижение со стороны этой наглой рожи не буду". Когда горский предприниматель, назовем его Махмудов, приходит в то же место и делает тот же выстрел, то он хочет сказать совсем другое: "Я буду жить здесь по закону гор. Если ты перешел мне дорогу, то я тебя убью. Если у меня не осталось другого выбора - то я тебя убью. Сейчас наше время, наша сила, дадут небольшой срок, или оправдают. Но по любому я поступлю как горец".

Именно тут разница по которой многие националисты сочувственно относятся если не к поступкам "приморских партизан", то к причинам на них толкнувшим, но в то же время нет никого, кроме психически больных, кто бы сочувственно относился к поступкам чеченских или дагестанских "партизан" убивающих русских солдат и полицейских, захватывающих заложников.... Понятно, что в одном случае речь идет о локальном разогревании холодной гражданской войны идущей в нашем обществе, а в другом о попытках взорвать наше общество и уничтожить его.

Другими словами, тот ,кто апплодирует Вагапову, выступает за установление на русской земле чужого закона. И не важно оправдан или не оправдан поступок того, кто устанавливает этот чужой закон. Если мы допустим его установление, то после этого против нас будут совершены миллионы "оправданных" с точки зрения пришельцев и совершенно неоправданных с нашей точки зрения поступков.

При этом, разумеется, мы должны в каждом случае отделять правду от лжи и не попадаться на демагогические крючки. То есть мы не должны прощать ОМОН-у на том основании, что он отлавливает маймонидов, разгонов мирных русских протестов. Первое никак не оправдывает второго. Точно так же, как наличие чиновников, которые стараются защищать русские интересы, если таковые удивительные факты имеют еще место, никак не снимает наших общих претензий к государственной политике и к нравам этого сословия. То есть мы не можем от конкретной позиции в конкретной ситуации, где государство так или иначе совпадает со своими задачами и своей идеей переходить к апологетике общей политики, которая ведет к уничтожению нации и разрушению государства.

Но не должно быть и обратного. Мы не должны позволять внешним врагам или пришельцам разрушать государство. На развалинах возникнет не наше более лучшее государство, а лишь их оккупационный режим, который будет еще более кровавым и жестоким (там, где им это удалось, как в дудаевской Чечне, они очень хорошо показали ждущую русских судьбу).

Задача национальных демократов состоит в том, чтобы спасти и освободить нацию укрепив и оздоровив государство. Ничего общего с анархией это не имеет.

Егор Холмогоров · #2 30.01.2014, 19:31

http://izvestia.ru/news/564842
29 января, 21:49 | 30 января 2014, 00:01 | Общество

О том, что допустимо и недопустимо при обсуждении альтернатив истории

История с опросом «Дождя» о блокаде Ленинграда на глазах превращается в новое дело Pussy Riot. Огромное количество неглупых людей упускает прекрасную возможность промолчать и торопятся явить миру свое неразумие.

Кто-то незамысловато разводит руками: «Ребята, вы невежды и идиоты, но я всё равно с вами». Андрей Дубровский на «Эхе Москвы» признается, что «как историк» он знает, что сдача привела бы как к уничтожению самого города на Неве, так и к гибели его жителей, но «как человек» он не может дать ответа на вопрос, сдавать или не сдавать. Притом что выбрать между позором, при котором погибнут все, и сражением, в котором погибнут некоторые, — не такая уж сложная этическая дилемма.

Другие бросаются за тусовку в атаку с шашкой наголо. Андрей Козенко на Lenta.ru требует у всех, кто критикует «Дождь», немедленно за одну бессонную ночь прочесть «Блокадную книгу» Алеся Адамовича и Даниила Гранина и осознать, что сдать город было просто необходимо. То, что сам Даниил Гранин на сей счет придерживается другого мнения, автора не смущает, он предпочитает встать на точку зрения ленинградского партсекретаря Григория Романова, запрещавшего «Блокадную книгу» именно за то, что «мысли Гранина клонятся к сдаче». Мнения агитпропа партийного и агитпропа либерального снова совпадают друг с другом во всем, кроме знака «минус» или «плюс».

Еще одна непременная интеллигентская тема — культ Одной Книги, в которой написана Вся Правда. «Мастер и Маргарита», «Архипелаг ГУЛАГ», «Открытое общество и его враги»… Бесконечные вариации «Бюхнера с Молешоттом» тургеневско-лесковских нигилистов — «книга, где написано, что Бога нет». Это фундаментальный порок того сословия, которое по какому-то недоразумению рассматривает себя в качестве сочных интеллектуалов на русском сероземе. Интеллектуал — это тот, кто прочел хотя бы две книги, сравнил их содержание, обнаружил расхождения и попытался включить свой разум, чтобы их разрешить. Западноевропейский интеллектуализм начался со скандальной книги Петра Абеляра «Да и Нет», где он собрал противоречащие друг другу фрагменты из Писания и святых отцов именно для того, чтобы молодые схоласты поучились сравнивать, согласовывать, доказывать и объяснять.

Именно поэтому я рекомендую Андрею Козенко для анализа еще одну книгу — «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова. Бессонную ночь гарантирую. Как и «Блокадная книга», это художественно-документальное повествование о городе, который в отличие от Ленинграда был сдан немцам — точно по методе «Дождя». По разным подсчетам, в Бабьем Яру было уничтожено от 70 тыс. до 150 тыс. жителей Киева, в котором до войны жило 900 тыс. человек. Поскольку сейчас на майдане резвятся идейные наследники тех, кто подносил патроны в Бабьем Яру, данное чтение приобретает дополнительную актуальность. Той же была судьба жителей дважды переходившего из рук в руки Харькова, сданных Одессы, Смоленска, Минска.

Наконец, есть сторонники версии о «провокации Кремля», который, раздув «малозначащий» повод в виде опроса, решил «расправиться со свободным телеканалом и со свободой слова». Понятно, что у «Дождя» и его политического патроната есть сильные противники. Понятно, что они готовы использовать любой удобный случай, чтобы с этим каналом расквитаться. Но ведь случай-то был предоставлен и вправду преудобнейший! Оскорбительное для множества людей, начиная от рядовой блокадницы и заканчивая ленинградцами президентом и премьером, исторические безграмотное, смердяковское по духу высказывание, представленное в форме интерактивного опроса: игра «Сдай Ленинград понарошку».

Помнится, на самой заре интернета мне попалась американская компьютерная игра «Дилемма Сталина» — нужно было просто вбивать цифирки в разные колонки при планировании первых пятилеток. А потом нажать на кнопку, и машина подсчитывала тебе, сколько миллионов человек потерял СССР при выбранном тобой варианте развития.

Решения в капитулянтском духе, предложенном «Дождем», неизменно обходились в человеческих жизнях очень дорого. Впрочем, давайте — игра так игра. Нажав «сдать Ленинград», аудитория «Дождя» убила Иосифа Бродского, одного из братьев Стругацких, академика Лихачева и множество других кумиров той самой либеральной интеллигенции. Оборона города, внезапно оказавшегося в блокаде, была непременным условием эвакуации.

Бывают такие пограничные ситуации, когда избежать прихода полицейского возможно лишь в одном случае — при полном единодушии общества и способности решить проблему самим. Такой случай наступил в феврале 2012 после выходки Pussy Riot. Тогда представителям либерального лагеря нужно было сделать только одно: дружно осудить это безобразие, жестко от него отмежеваться, выразить солидарность с Церковью и обозначить моральную готовность наказать хулиганок медийно, общественным презрением и т.д. При такой позиции полицейскому в этой истории ловить было бы нечего.

Именно благодаря истеричной поддержке либеральным лагерем Pussy Riot сложилась ситуация, в которой тема «Пусси» превратилась в универсальную грязь для замазывания всего и вся. Разговор консервативного христианского демократа с либеральным секулярным демократом немедленно прекращался. Городовой с городничим могли распоясаться по полной в уверенности, что защищают святое дело.

Есть все основания полагать, что казус «Дождя» ждет та же судьба. Стайное вписывание в пользу заведомой некомпетентности, нетактичность и непристойность приведет лишь к одному — у тех, кто историю Второй мировой войны знает и для кого слово «блокада» в ценностном плане не пустой звук, возникнет желание откопать топор войны. Дождь этой войны ценностей станет кислотным, он будет затапливать все проблемы, связанные со свободой слова и мысли, обсуждением острых исторических вопросов. Любой, кто такие вопросы ставит, будет немедленно получать: «Ты, что ли, из этих?» Непременно появятся основания для появления и прокурора, и следователя, и до судьи может дойти.

Административный ход событий — это, конечно, поражение общества в целом. Потому что историческая дискуссия с документами в руках делает человека умнее, а историческая дискуссия с прокурором оглупляет. Она способствует консервации самых дремучих мифов (вроде сказки о том, что достаточно было бы сдать Ленинград — и немцы бы всех накормили), а не их выветриванию. А поддержка нравственных ценностей и исторической памяти следственным комитетом ведут лишь к инфляции этих ценностей.

Но надо понимать, что никто так не содействовал тюрьме для Толоконниковой и Алёхиной, как кидающаяся «калошами» в патриарха Кирилла Ксения Собчак, так и сегодня — ничто не является большим врагом реальной свободы слова, чем групповщина в поддержке заведомой пошлости и невежества.

Читайте далее: http://izvestia.ru/news/564842#ixzz2rtNaOjUs

Егор Холмогоров · #3 06.02.2014, 19:23

http://izvestia.ru/news/565299
6 февраля 2014, 14:46 | Общество
Об одной неудобной идеологии

Что такое Родина?

Родина — это когда ты, загруженный перестройкой-демократизацией-гласностью пятнадцатилетка, сидя на раките, посаженной дедом, читаешь Набокова, слушаешь Би-би-си и ешь яблоки с яблони, посаженой прадедом.

Родина — это когда ты потом берешь два десятилитровых ведра, спускаешься километр под горку к «барскому колодцу» и несешь воду бабушке.

Родина — это когда тебя тайком крестят в церкви соседней деревни. Ты еще не веришь в Бога, но уже весело плюешь на сатану.

Родина — это когда ты точно знаешь, сколько Никол от Холмогор до Колы.

Родина — это когда дома на стене икона, перечеркнутая штыком безбожника, оставленная тебе бабкой-старообрядкой, которую звали Олимпиада.

Родина — это когда на твое «до якой години працуете» в ужгородском кафе тебе отвечают: «У нас тут не Львов, говорите нормально».

Родина — это когда ты летишь 9 часов на остров Сахалин и понимаешь, что тут живут точно такие же русские, как и ты, и ты понимаешь, что готов за этот остров умереть.

Навязшую в зубах формулу: «Патриотизм (религия, любовь, национальность — нужное вписать) — это слишком интимное чувство, чтобы показывать его посторонним» придумали ленивые злые люди, чтобы никто не заставлял их симулировать добрые чувства.

Разумеется, любовь к Родине, как и любовь к Богу и ближнему — чувство общественное. Эмоция, которую следует выражать публично. Помните пасхальный канон? «Радостию друг друга обымем!» Попробуйте последовать этому призыву в одиночестве.

То же и с супружеской любовью. Да, мы в курсе, что бывает брак без любви, но никому еще не пришло в голову таким браком гордиться, а с облегчением разводов и браков таких стало меньше. Даже секс-меньшинства требуют признавать их союзы, ссылаясь именно на то, что «раз двое любят друг друга, то всё остальное неважно». И здесь «интимная» эмоция становится общественным фактом.

Если кто-то говорит вам, что его вера никого не касается, он боится признаться, что ни во что не верит. Если кто-то говорит, что его любовь к Родине — это личное, он боится сказать вам, что вашу Родину не любит, а любит либо какую-то чужую, либо никакую.

Впрочем, в последнее время признаваться не стесняются. «Я не патриот» — это сегодня звучит гордо. Можно понять — когда депутат петербургского заксобрания в один день обличает один из телеканалов за оскорбление блокадников, а на следующий называет тех, кто проголодал меньше четырех месяцев, «недоблокадниками», то потреблять «патриотизм» такого разлива как-то не хочется.

Однако в основе антипатриотической фронды лежит совершенно ложный тезис, который повторяют все кому не лень, даже не пытаясь его проанализировать: «Патриотизм — это любовь к государству и принесение в жертву государству себя и других». Поэтому можно услышать, к примеру «Я не патриот, я националист. Я не за начальников, а за народ».

Авторов этой мантры кто-то обманул. Формула «всё для государства, всё во имя государства, ничего помимо государства» принадлежит Муссолини, и это не патриотизм, а фашизм. В лучшем случае — этатизм.

Формула патриотизма совсем другая. Она принадлежит великому Цицерону: «За очаги и алтари». Патриотизм — это любовь к Отечеству.

Отечество — это не государство ни в суверенно-территориальном, ни тем более в бюрократическом смысле. Отечество — это сообщество, объединенное унаследованной от предков и передаваемой потомкам совокупностью общественных отношений и принципов их устроения. Если говорить языком римлян: Patria — это res publica, существующая в длительной временной протяженности — aevium.

Никакого тождества между Отечеством и государством, тем более — политическим режимом нет и быть не может. Долг патриота, считали греки и римляне, — сопротивление тирании. На протяжении всей античности, даже при императорах, тиражировалась во множестве копий статуя «тираноубийц» Гармодия и Аристогитона.

Их покушение на жизнь тиранов Гиппия и Гиппарха рассматривалось как образцовый патриотический подвиг. Англичане до сих пор гордятся Славной Революцией 1688 года в ходе которой «патриоты» виги свергли абсолютно законного короля Якова II за переход в католичество, профранцузскую политику и нарушение прав граждан и парламента.

Отечество для патриота гораздо выше государства. Он готов критиковать власть и даже сражаться с нею во имя патриотизма, указывая на то, что политика власти Отечеству вредит. Так происходит везде. Даже на Украине и в 2004-м и в 2014-м — «злочинну владу» обвиняют в антипатриотический деятельности и предательстве интересов «громадян».

Сегодняшняя Россия составляет поразительное исключение. Только сегодня у нас критики власти единодушно отдали ей стопроцентную монополию на патриотизм и даже не пытаются ее нарушить, вместо этого признавая: «Патриот обязан любить начальство. Кто не любит начальство, тот не патриот, я вот — не патриот».

Объяснение этого парадокса довольно просто. Современные «антипатриоты» имеют конфликт не с режимом и не с государством, а именно с Отечеством. Они не приемлют не столько текущую политику, сколько ту совокупность общественных отношений, которая унаследована нами в длительной временной протяженности. Выражается это у всех по разному: «Рашка достала», «стран рабов», «поганый ватник», «воевали за Сталина и совок». Всё это резюмируется формулой «Всё в этой стране всегда будет так».

Притязание российской бюрократии на то, чтобы патриотизм был формой холопства, поддерживается антипатриотом в полной мере.

Патриотизм в современной России — крайне неудобная идеология именно потому, что сражаться приходится на два фронта. С одной стороны — за очаги и алтари с теми, кто считает их чем-то не стоящим и достойным оплевания. С другой — с бюрократией, которая считает подлинный, не по инструкции патриотизм угрозой чреватой мятежом. Оба противника полагают, что в наследство от предков нам не досталось ничего, кроме рабства, плетки, страха, казенного пустого блеска, напрасных жертв, ненужных подвигов, сизифова труда. Что патриотизм — это грамотное объяснение того, почему мы в очередной раз должны сидеть взаперти и дохнуть с голода ради бессмысленной цели.

Иногда мы устаем и, чтобы избавиться от этой войны на два фронта, готовы даже согласиться.

Но вот только…

Родина — это когда много лет интересовавшись Засечной Чертой, вдруг узнаешь, что твоя деревня входила в зону её обеспечения.

Родина — это когда ты в детстве тайком гордишься, что Жукова звали Егором и он тоже калужанин. А потом уезжаешь из Москвы за 101-й километр в Калужскую область.

Родина — это когда ты сорокалетним отцом плачешь от дикой боли, узнав, что в Холмогорах голодают дети, и срочно начинаешь что-то делать.

Родина — это когда ты залез купаться на Херсонесе и вдруг мимо проходит крейсер «Москва».

Родина — это когда в другом ужгородском кафе самые красивые в мире девушки приносят самый вкусный мусс, а в динамиках звучит рэп «Я москаль».

Родина — это когда узнаешь, что Алексей Исаев на зарплату программиста заказывает ксероксы немецких архивов и пишет свои книги про войну в отпуск.

Родина — это когда на Куликовом поле 1 мая залезаешь в воду у слияния Дона и Непрядвы, а жена отговаривает тебя от попыток «испить шеломом Дону».

Родина — это когда потом ты крестишь сына в Боголюбово, а твои друзья Дима и Юля, которые в крестных, венчались в Покрова на Нерли.
Написать комментарий

Читайте далее: http://izvestia.ru/news/565299#ixzz2sYHEzAMT

Егор Холмогоров · #4 11.02.2014, 20:16

http://izvestia.ru/news/565502
10 февраля 2014, 12:58
O мировой русской культуре, которую мы неожиданно узнали

Думаю, мало кто из людей, не обделенных элементарной честностью, будет спорить, что презентация России и русской культуры на открытии Олимпиады удалась. Теперь 3 млрд телезрителей, то есть половина жителей планеты, точно знает, что…

Россия великая огромная прекрасная страна. Эта страна расположена на Острове, который на самом деле — чудесный Кит. Время от времени Кит погружается под воду, и тут всё исчезает, а потом появляется вновь.

В России живут русские, похожие на них этнографические группы, а также северные олени (они запомнились детям больше всего — не угадали вот с олимпийским символом). Русские — это люди, у которых пряники превращаются в соборы, а соборы сложены из пряников. Если вам что-то не нравится — Петрушка скачет к вам на расписной филимоновской свистульке.

У русских великая культура. Если вы не согласны — Чайковский, Стравинский и Толстой летят к вам. Русские, кстати, летают по небу на тройке, военных кораблях и паровозах.

Россия — составная часть Европы. Даже когда у нас получалось Как Всегда, мы хотели Как Лучше. Если кто не согласен — к нему с десантом из героев войны 1812 года уже плывет Петр Первый на корабле аргонавтов. Привязать русскую цивилизацию к греческой через аргонавтов и эллинские колонии в Скифии — гениальный ход, который обязательно надо подхватить.

«Россию основали аргонавты, как Рим — троянцы» — и никак иначе.

Нам внятно всё — и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений. Мы даже в ваших ЛГБТ-ценностях кое-что понимаем. Когда в Англии посадили в тюрьму Оскара Уайлда, Александр III платил Чайковскому персональную пенсию (Петр Ильич, конечно, геем не был, но в этом, увы, никого не убедить).

Именно Дягилеву и Нижинскому — не кому-нибудь — удалось шокировать безнравственностью безнравственный Париж. Но, поймите, наш мир — это мир любви, семей и детей. Нам нужно много детей.

Если кто не согласен — к нему идут беременная Исинбаева, жертва травли за свои высказывания в защиту семьи, и великая Роднина, которая не боится ни пошутить над Обамой, ни последовавшей истерической кампанейщины.

Новый образ старой России понравился и миру, и нам самим. Но все-таки на внутреннем культурном фронте последовали некоторые недоумения, причем совсем не там, где ожидалось.

С брюзжанием квазилибералов, что «роль сталинских репрессий не раскрыта», справились довольно легко. В конечном счете англичане, на своей Олимпиаде-2012 задавшие новый стандарт национального исторического шоу, показали превращение своего Шира в индустриальный Мордор, но не показывали ни огораживаний, ни виселиц закона о бедных, ни работорговли, ни работных домов, ни первых в истории концлагерей подлой англо-бурской войны.

Не так просто, как ни странно, оказалось справиться с недовольными патриотами. Главные квазипатриотические претензии звучали так: «Почему какой-то Стравинский? Где Прокофьев? Где Шостакович? Что за какие-то безродные космополиты Малевич и Кандинский с Шагалом? Где наши Шишкин с Левитаном?»

Левитан, кстати, был: церквушка на русском острове — очевидная реплика на «Над вечным покоем».

Необходимо понимать, что за ХХ век у нас нашей советской (а таковой она остается до сих пор) системой образования сформирована весьма превратная иерархия ценностей и приоритетов в оценке русской культуры. Из неё тщательно вымарывалось всё то, что не вполне напоминало социалистический реализм.

Древнерусская литература была почти элиминирована, как и икона, за исключением Андрея Рублева. Из XIX века вычеркивалось или принижалось всё то, что не вело к Максиму Горькому и Александру Фадееву. Абсолютные литературные ничтожества вроде Чернышевского раздувались до масштаба, равного с Достоевским. Гиганты поэзии, как Тютчев, редуцировались до одной строчки «умом Россию не понять» (нас вообще отучали понимать Россию умом).

Полученный результат жутковат. Мы абсолютно уверены в том, что Запад русскую культуру не знает, не любит и не ценит, стремится любой ценой её принизить. А потом выясняется, что в код общеевропейской культуры вшиты на ведущих позициях десятки русских имен. Но только это не всегда те имена, к которым нас приучили. Мы имеем совершенно провинциальное представление о собственной национальной культуре, и даже образованному русскому приходится переоткрывать свою культуру заново.

Потрясающий пример этого провинциализма — непонимание масштаба фигуры Игоря Стравинского, доминирование которого в музыкальной теме Олимпиады некоторым не понравилось. Этот человек входит в число 10 самых влиятельных композиторов всех времен и народов. Если измерять культуру не популярностью, не шедевральностью, а именно концентрацией творческого духа, движением вперед, той самой креативностью, о которой так много сегодня говорят, то как раз творчество Игоря Федоровича Стравинского является величайшим достижением русской музыки и одним из величайших в истории музыки вообще.

Когда американцы отправляли музыкальное послание инопланетянам на «Вояджере», музыкальную классику представляли четыре композитора: Бах, Моцарт, Бетховен и Стравинский. Вся современная музыкальная культура выросла из его «Весны священной», как Толстой и Достоевский выросли из гоголевской «Шинели». Есть красивый культурный ширпотреб, есть локальные вкусы, которых иностранцу не понять, а есть культурный хай-тек.

Стравинский был русским культурным хай-теком такого класса, что история музыки делится на до и после Стравинского. Работая над «Русскими сезонами» вместе с Дягилевым, Нижинским, Фокиным, Бакстом, Стравинский, ученик Римского-Корсакова, сделал русскую музыкальную культуру, базирующуюся на русском народном фольклоре, неотменяемым фактом мировой культуры.

Русь «Жар-Птицы» и «Петрушки» — это культурное сокровище для всего мира уже навсегда. Но еще более важно, что Стравинский создавал ту технологию музыки, на которой базируется всё — от «Танца рыцарей» Прокофьева до He is a Pirate Ганса Циммера. Стравинский опережал своё время на столетие, и сейчас он понят еще не вполне.

К сожалению, его период после эмиграции неизвестен у нас слушателям чуть более чем полностью. А ведь это не только неоклассицизм балетов на темы греческих мифов, как гениальный «Аполлон Мусагет». Это не только эксперименты за гранью даже и модернизма в «Истории Солдата» и неожиданный перехват серийной техники главного эстетического противника Стравинского — Арнольда Шёнберга (они доходили до личных выпадов друг против друга) — на мой взгляд, эстетическая вершина этого периода в балете «Агон».

При этом русский ум Стравинского неизменно внутренне гармонизирует, приводит к действительному эстетическому совершенству модернистские эксперименты. Стравинский — это музыка вместо сумбура. Наконец, это работа в традиционном для русских композиторов жанре духовных песнопений. Настоящий шедевр — его «Верую». Символ веры, который поется быстро, радостно и утвердительно, в темпе джаза.

Хотите понять, что такое Православие не как пресловутая «унылая фофудья», слушайте духовные песнопения Стравинского.

В «нашем новом мире», где вместо музыки царил агитпроповский сумбур, Стравинскому место, разумеется, нашлось только на периферии, где-то между подзабытым Скрябиным и вписанным в чиновное кресло Хренниковым. И дело было не в том, что он эмигрант. Рахманинов тоже был белоэмигрантом, а Стравинский как мало кто охотно выступал в СССР.

Дело было не в модернизме самом по себе. Последователи Стравинского Прокофьев и Шостакович тоже были модернистами. Но они согласились стать «попроще», чтобы быть понятыми широкими массами рабочих, крестьян и партийных чиновников. Стравинский же работал, создавая совершенно новые музыкальные формы и форматы.

Он работал там, где любой компромисс был равен окончанию творчества.

Сегодня в Амстердаме есть улица Стравинского, в Париже фонтан и площадь Стравинского, в Монтрё — вообще улица «Весны священной». У нас — нет. Как нет и памятника. Это позор. Не замечать русского, который произвел революцию в мировой музыке и бухтеть, что ему отведено слишком много места, — это очень по-нашему, к сожалению...

Но если раньше нам форматировал мозги агитпроп, теперь мы успешно делаем это сами.

В современном мире недостаточно обложиться ракетами, взлетать в космос, иметь много нефти и собирать кучу золотых медалей. Современный мир — это культурная гегемония. Кто не может доказать своего культурного превосходства, кто позволил себе провалиться в гуманитарное отставание, тот проиграл.

Поэтому мы не можем себе позволить ни малейшего культурного провинциализма и самоуслаждения непонятой «собственной гордостью». Если у нас есть гордость, она должна быть понята миром.

Утвердить культурное величие России в мире можно, только если грамотно эксплуатировать то, что уже этим миром признано, — как Рублев и Кандинский, Толстой и Достоевский, Чайковский и Стравинский, — и при этом продвигать то, для чего мы хотим добиться признания.

Если мы считаем принципиально важным то или иное культурное явление, нам следует добиваться его общеевропейского признания и американского тиражирования. Сейчас, на мой взгляд, это прежде всего древняя русская культура, незнание и неосознание которой Западом превращает нас в его глазах в очень молодую нацию, этакого исторического парвеню.

Еще, на мой взгляд, заслуживает специальных усилий продвижение как композитора мирового значения Георгия Свиридова. Именно на его музыку был поставлен этот великолепный супрематический балет. Я смотрел его и думал, что теоретически его музыка из «Метели» идеально подошла бы ко всем эпизодам этого шоу. «Тройка», «Марш», «Вальс». Очень идеологичный, очень техничный композитор, настоящий художник в музыке, способный музыкальными средствами выразить и образ, и отвлеченную идею. Пламенный русский патриот.

При этом, как Чайковский, умевший с легкостью делать вещи, понятные массам, «попсовый» в лучшем смысле слова. Подняв Свиридова со статуса национального на статус мировой, мы, думаю, много выиграем.

Кстати, сами Стравинский и Дягилев сумели в свое время добиться именно такого продвижения Чайковского, которого Запад не признавал, считая ниже, «попсовей» Бородина. Французы говорили, что Чайковский «вульгарен». Такой вот парадокс: создатели национальной и даже националистической музыки Римский-Корсаков, Бородин и Мусоргский прославились в Европе раньше, чем европеец и западник по музыкальной школе и техническим приемам Чайковский.

Но Дягилев и Стравинский научили Запад любить Чайковского, а сегодня Чайковский учит любить Россию.

Есть чудесная книга американки Сюзанны Масси «Земля Жар-Птицы. Краса былой России» — невероятно вкусное, плотное повествование, способное убедить любого (включая даже скептичного русского интеллигента) в том, что русская культура с древности представляет собой невероятно увлекательное и драгоценное явление. Не случайно эта книга названа в честь балета Стравинского. Русская культура для всего образованного и цивилизованного мира — это не оскалившийся медведь с водкой и огнестрельной балалайкой.

Это чудесная невообразимая Жар-Птица. Пора бы ей уже восстать из пепла и для нас.

Егор Холмогоров · #5 07.03.2014, 20:32

http://izvestia.ru/news/567140
6 марта 2014, 21:02 | Политика
O том, имеет ли русский регион право быть с Россией

События вокруг референдума Крыма о воссоединении с Россией зеркально напоминают историю с отделением Украины от СССР в 1991 году. Напомню, 24 августа 1991 года Верховный совет УССР провозгласил независимость Украины, немедленно поддержанную США. К 1 декабря, когда состоялся референдум об отделении от Украины, это было фактически независимое государство, где три месяца продолжалась обработка населения прессой и ТВ, антисоветская и антирусская истерия, моральный, а порой и физический террор.

Именно это событие — отделение Украины — было реальным концом СССР, а Беловежские соглашения — лишь последней судорогой агонии.

Сегодня тот же сценарий — сначала решение Верховного совета, потом референдум — повторяет Крым. Повторяет к возмущению нелегитимных ни с какой, кроме американской, точки зрения властей Украины и сочувствующего им российского «креативного класса», который рассматривает воссоединение Крыма едва ли не как личное поражение, что еще раз говорит разногласия у этих граждан не с Путиным, а с Россией и русским народом.

Разумеется, такое решение должно было состояться еще в 1991–1992 годах, поскольку Крым никогда не хотел находиться в составе Украины и все это отлично знают. Но тогда российская политическая элита предала крымчан, предала президента Мешкова и премьера Сабурова. Предала, поскольку вообще не связывала своих интересов в непосредственными территориальными интересами русского народа. Поэтому неизбежное затянулось практически на четверть века.

Заметим, что срок между решением Верховного совета Крыма (6 марта) и референдумом (16 марта) настолько мал, что вынудить, запугать, убедить кого-то проголосовать на нем иначе, чем он думал в последние годы, будет просто технически невозможно. Это не обработка украинцев в сентябре–декабре 1991-го. При всем при этом никто не сомневается в сокрушительно пророссийских результатах голосования, потому что настроения Крыма никогда не менялись — вынужденное нахождение в составе Украины осознавалось всеми русскими и даже многими из украинцев в Крыму как оккупация иностранным государством.

На этом фоне абсурдно говорить о «территориальной целостности Украины», как осмелился высказаться от имени не поручавших ему этого всех фракций российского парламента председатель комитета по международным делам достопочтенный господин Слуцкий. Начнем с того, что не существует документов, обязывающих Россию уважать территориальную целостность Украины в отношении Крыма. Передача Крымской области УССР решением Президиума Верховного Совета СССР в 1954 году была незаконной.

Верховный Совет РСФСР не принимал такого решения, не было получено его согласие, между тем по Конституции РСФСР согласие Верховного Совета РСФСР было обязательным. «Статья 16. Территория РСФСР не может быть изменяема без согласия РСФСР». При создании Карело-Финской ССР эта норма в 1940 году была соблюдена, при передаче Крыма в 19540-м — нет. Еще интереснее с Севастополем, который, будучи городом республиканского подчинения РСФСР, не входя в передаваемую УССР Крымскую область, вообще никогда не передавался в состав УССР и был захвачен ею явочным порядком.

То, что было незаконным в составе СССР, не могло, разумеется, стать законным, после того как Украина, тоже не слишком законным путем, приобрела независимость. То, что Крым может послужить камнем преткновения при получении независимости Украиной, прекрасно сознавали сами украинские националисты. Командовавший Чернорморским флотом в 1992–1996 годах адмирал Э.Д. Балтин рассказывал автору этих строк, что лидер «Руха» Вячеслав Черновол носился с идеей предложить Крым в аренду России, так как только это сможет заставить ее признать суверенитет над ним Украины. Как оказалось, сложных маневров не понадобилось, достаточно было «козыревской» дипломатии.

Однако даже в рамках этой дипломатии уступок Россия так никогда и никак не пошла на признание неприкосновенности украинских границ де-юре, хотя многократно подписывала с Украиной договоры, в которых признавала эти границы как факт. Пресловутый Будапештский меморандум 1994 года, на который постоянно ссылаются в последнюю неделю как на якобы гарантию Россией, США и Великобританией границ Украины, мало того что не ратифицирован — Владимир Путин признал прописанные в нем обязательства несуществующими в связи с государственным переворотом на Украине и прекращением легитимной власти в Киеве.

Дело еще и в том, что Будапештский меморандум содержит при упоминании неприкосновенности границ Украины ссылки на заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). «Подтверждают Украине свое обязательство в соответствии с принципами Заключительного акта СБСЕ уважать независимость, суверенитет и существующие границы Украины» в духе Хельсинкского акта 1975 года. «Государства-участники рассматривают как нерушимые все границы друг друга, так и границы всех государств в Европе, и поэтому они будут воздерживаться сейчас и в будущем от любых посягательств на эти границы. Государства-участники будут уважать территориальную целостность каждого из государств-участников».

Дело в том, что Хельсинкский акт уже был разрушен в 1991 году признанием западными странами республик, отделившихся от Югославии. После 1999 года, когда сначала силовым путем было отделено, а затем признано странами НАТО Косово, говорить об уважении к принципам заключительного акта СБСЕ не приходится. Причем демонтаж хельсинкских принципов начали как раз США. Еще и черевичек не успела сносить Украина, как принципы СБСЕ были ликвидированы США полностью.

Было бы в высшей степени странно, если бы Украина оказалась единственным государством, на которое распространяются хельсинкские принципы, после того как они многократно и безнаказанно были нарушены в отношении многих других. Если бы Украина, уничтожив государство, которое подписало Хельсинкский акт, Украина, чье рождение само было нарушением Хельсинкского акта, оказалась бы монопольным выгодополучателем от его гарантий.

Озабоченность Украины своей территориальной целостностью, навязывание ее признания и договоров другим странам связано именно с нечистой совестью, с пониманием, что в составе Украины находится незаконно присвоенная территория, на которую у этой страны нет ни морального, ни юридического права и которую надо сохранить, по сути, обманом и дипломатическими манипуляциями.

Сохранение себя в существующих не обоснованных ни исторически, ни этнически, ни юридически «беловежских» границах превратилось в самодовлеющую доминанту украинской политики. Оно диктовало ей антироссийский вектор, стремление как можно скорее оказаться под зонтиком гарантий ЕС и НАТО. Во внутренней политике это приводило к насильственной украинизации, нелепой централизации управления и превращению федерализма в уголовное преступление (абсолютно серьезно — если украинский политик говорит «Я за федерацию», он немедленно попадает на допрос, а то и в тюрьму). Если все остальные проблемы с русским населением и русским языком на юго-востоке Украины можно было решить договорным путем, то «краденый» Крым камнем тащил украинскую государственность ко дну Черного моря (при этом тормозя развитие самого полуострова).

Под воздействием крымской фобии Украина превратилась в уникальную тоталитарно-анархическую малую империю, где слабость государства в целом компенсировалась террористическими методами «подавления сепаратизма». И я рискну предположить, что если Киев применит здравый смысл и отпустит Крым в Россию, то формирование национальной государственности Украины пойдет гораздо более успешно и цивилизованно. Тот украинский политик, который решится честно сказать «Крым не наш», станет героем украинской нации.

Те же люди в России, кто сказал «Крым — наш» заслужили звания героев нации русской. Россия наконец-то начала свою территориальную реинтеграцию на национальной и культурной основе. То, что речь идет именно о территориальной реинтеграции, причем непосредственной — без всяких воровских статусов «непризнанных республик» — очень важно. Очень долго Россия велась на мифическое «место в мировом сообществе», на некие виртуальные подачки от хозяев большой игры, которые в любой момент могли быть отыграны назад. Между тем и сейчас, хоть сейчас и не XIX век, имеет настоящее значение только одно: своя земля со своими людьми. Крым — важнейшая для русских земля, одна из основ нашей национальной идентичности, если говорить о нас как о великой нации. Это один из столпов не только русской истории, но и русской культуры.

И возвращение Крыма имеет и в самом деле историческое значение. Мы наконец-то начинаем ощущать исправление совершенной в отношении нас несправедливости. Жаль, что сегодня всё это оказалось не ясным для наших депутатов, которые сделали свои поспешные заявления. Будем надеяться, что при голосовании народные избранники станут руководствоваться другими, более принципиальными соображениями. Сегодня не поддержать восставший Крым в его стремлении слиться с Россией означает предать свою историю. И история едва ли сможет остаться равнодушной к такому предательству.

Егор Холмогоров · #6 12.05.2014, 20:10

http://izvestia.ru/news/570565
9 мая 2014, 17:38 | Политика |

О метафизической сущности абсолютного врага

За последние десятилетия наша интеллектуальная среда пережила волны реабилитации фашизма. Под фашизмом, уточню сразу, я имею в виду не конкретное политическое движение в Италии, созданное Муссолини, а весь спектр идейно близких ультраправых движений в Европе 1920–1940-х годов, выступавших единым фронтом в единой коалиции в годы Второй мировой войны.

Тут вместе и рядом и германский национал-социализм Гитлера, и фалангизм в Испании, и британский фашизм Мосли, и вишистский монархизм Морраса, и многие другие течения.

Консервативная мысль в России, начиная с 1990-х годов, проявляла к ним известный интерес — кого-то привлекал консервативно-революционный дух, кого-то — бескомпромиссный национализм, кого-то — радикальная эстетика, кого-то — противостояние как утомившему нас коммунизму, так и западным либеральным демократиям.

Так или иначе, одно время неофашистская мода казалась почти мейнстримом. Всё, что ненавидел постсоветский человек в своем бытии, отождествлялось с тем, с чем боролись фашисты, и, как результат, то тут то там можно было услышать о том, что Гитлер кое в чем был прав и, если бы не нападение на СССР и не «эксцессы с евреями», это был бы, пожалуй, неплохой парень.

Многим уже казалось непонятно то чувство экзистенциального ужаса и отвращения, которое испытывали к фашизму сражавшиеся с ним наши старшие поколения. Многие относили этот ужас за счет грамотной работы советской пропаганды, слепившей якобы из обычных германских захватчиков каких-то потусторонних монстров.

Одесская Хатынь поставила жестокий и страшный эксперимент, показав нам лицо фашизма как оно есть. И выяснилось, что фашизм — и в самом деле вопрос не политики, а антропологии, что экзистенциальный разрыв действительно существует и проходит поверх идеологий. Возникшее чувство отвращения к содеянному объединяет и консерватора, и либерала, и националиста, и коммуниста, и атеиста, и христианина.

И столь же пестра коалиция тех, кто поддерживает ту сторону, — тех, кого не коробит от вида тел сожженных людей, кого не возмущают шуточки про «колорадский шашлык», кому не зазорно передавать ложь украинских пропагандистов о том, что «сепаратисты сами себя сожгли», называя ее «объективной версией».

Выбор «свой-чужой» делается не в сфере идеологии, а в исповедуемой философии жизни.

Я постараюсь объяснить, что такое фашизм, в той степени, в которой сам это понимаю. И, может быть, в одесской трагедии многое встанет на свои места.

Человек — существо, остро переживающее свою неполноценность и стремящееся её устранить.

Как отмечал великий русский философ Несмелов, всё наше существование задается противоречием между нашей физической природой — слабой, ограниченной и тленной, и нашей духовной природой — безграничной, устремленной к знанию и могуществу.

По христианскому учению, эта двойственность связана с нашим грехопадением: каждый человек ощущает в себе природу и силы первозданного Адама, но наша практическая жизнь — это ежеминутное подтверждение нашего ничтожества и слабости. Всё человеческое общество, вся человеческая культура, вся человеческая деятельность — это способы разными способами заполнить разрыв между нашим царским призванием и актуальным ничтожеством.

Кто-то в молитве призывает божественное восполнение нашей немощи, кто-то надеется овладеть силами магии, кто-то создает хитроумные машины, расширяющие возможности человека, кто-то совершает подвиг, доказывая, что немощь плоти не накладывает оков на силы его духа.

Сущность фашизма как философии жизни в том, что в ней один человек утверждает собственную онтологическую полноценность, полноту своего бытия, свой статус истинного человека за счет унижения, порабощения, уничтожения другого человека.

«Я убиваю и я унижаю, следовательно, я существую». Я могу бессмысленно и бесцельно мучить другого, следовательно, я высшее существо и человек вполне. Гений Достоевского с его великим вопросом «Тварь я дрожащая, или право имею?» предугадал этот жизненный центр этой фашистской философии.

Но ответ писателя в образе Раскольникова мог породить иллюзию, что практическое воплощение этого принципа невозможно, так как будет сокрушено силами человеческой совести.

Нет смысла прибегать к передаваемой Раушнингом сомнительной цитате из Гитлера о «грязной химере, именуемой совестью», чтобы признать, что сущность фашизма как социальной технологии состояла именно в снятии совести и прочих ограничителей стремления к господству, с тем чтобы создать касту господ, возвышающуюся над кастой рабов, орден убийц, безжалостно утверждающий свое право смерти и страдания над убиваемыми.

Здесь работают также инструменты коллективного сплачивания «господ» в противостоянии низшим — национального, классового, партийного.

Здесь работает и специфический героический миф — фашистский культ героя очень развит. Однако он весьма специфичен — это не культ героя, нисходящего к людям, отирающего слезы, утоляющего боль, прикрывающего их своей грудью.

Это культ героя с презрением к смерти и толпе идущего по голова и трупам, способного, не дрогнув ни жилкой, убивать и умирать.

Характерно в этом смысле обращение фашизма к историческому образцу Древней Спарты.

Спартанский опыт может быть прочитан двояко. Либо через образ Леонида и его 300 воинов (говорят, сейчас в Славянске появился плакат «300 стрелковцев»), образ жертвы собой ради отечества, воспитания могучего воина, скованного самодисциплиной и одушевленного патриотическим духом.

Но может быть спартанский опыт прочитан и через практику криптий, через жестокое господство над илотами, через тайные убийства и атмосферу безграничного террора и насилия. И тогда подготовка идеального воина оказывается нужной исключительно для того, чтобы порабощать, унижать и убивать.

Между этими двумя гранями спартанского опыта — идеальный воин и идеальный господин-рабовладелец — большинство европейских народов выбрало первую. Фашизм выбрал вторую. Он привлекал и привлекает молодых людей героической риторикой, обещанием воспитать бескомпромиссность и силу духа, выработать из слабого слишком человека подлинного сверхчеловека.

Однако высшим актом самореализации этого сверхчеловечества оказывается убийство беззащитного, безоружного и слабого, сопровождаемое истязаниями и издевательствами. Такое убийство ставится фашистом гораздо выше, чем убийство врага в честном бою.

Победитель доказывает только то, что он — хороший воин. Каратель утверждает себя как господин.

Именно эта антропология и философия жизни фашизма оттолкнули от него большинство здравомыслящих людей Европы и мира в годы Второй мировой — ни национализм, ни империализм, ни милитаризм, ни сам по себе антисемитизм Гитлера не имели бы такого эффекта, не подняли бы такой волны отвращения и гнева, как садистская самоупоенность нацистских карателей.

Именно ответ на вопрос, кто такой человек — существо страдающее и борющееся или же мучащее и подавляющее — разделил фашизм и антифашизм поверх идеологических барьеров.

Сегодня на Украине мы видим возрождение фашизма в его антропологическом ядре. Мы видим субтильных юношей и девушек, ощутивших свой сверхчеловеческий статус, вдыхая запах сожженной плоти замученных ими в Одессе людей.

Мы читаем их признания в гордости от содеянного. Мы слышим: «Слава героям!», в котором четко проговаривается: «Слава безжалостным убийцам!». Мы слышим лжепремьера Украины, восславляющего карателей под Славянском сравнением с «героями УПА».

Мы наблюдаем за классической фашистской манипуляцией — человека превращают в «колорада», жука, а жука несложно и раздавить: дегуманизация оппонента — классический фашистский прием.

Наши кулаки сжимаются и мы говорим: «Никогда больше!». Никогда больше «сверхчеловек» не будет мучить человека. Никогда «герой» не будет наслаждаться мучениями жертвы. В нашей собственной суровости нет ни жестокости, ни стремления к чужим мучениям.

Просто «герой» должен умереть, чтобы он перестал убивать других людей. Навсегда.

P.S. Редко так случается, что жизнь почти немедленно подтверждает сделанные в философском тексте выводы. Но на этот раз случилось именно так. 9 мая нацгвардия, «Правый сектор» и военные структуры олигарха Коломойского напали на Мариуполь, открыв огонь по выполняющей свой долг милиции (тем самым, кстати, полностью развеяв миф о «легитимности» насилия хунты). Но были с позором отбиты — мариупольцы с голыми руками бросались на БТР, милиционеры под гранатометным огнем прицельно били по террористам.

И вот что по итогам первого боя карательного батальона «Днепр» пишет в Facebook прославившийся фразой «Давать мразям-сепаратистам любые обещания, а потом вешать» заместитель Коломойского Филатов: «Из наших убитых двое… Замкомбата и еще боец. Напали первыми, исподтишка… Местные мариупольские власти — подонки, кто будет облизывать любого диктатора… Подлое племя генетических рабов».

Изумление самоназначенного господина, что те, кого он записал в генетические рабы, смеют ему не подчиняться, а вместо этого нападают (тут он, впрочем, лжет, напали как раз каратели, а мариупольцы отважно защищались).

Филатов, безусловно, носитель образцового фашистского сознания. И тем характерней его ограничения — фашистам оказывается сразу очень неуютно, когда «рабы», вместо того чтобы быть безгласными жертвами, дают отпор.

Егор Холмогоров · #7 12.06.2014, 19:41

http://izvestia.ru/news/572323
11 июня 2014, 18:44 | Политика
O том, кто такие новые «друзья порядка» и почему они воюют против русских ополченцев

Все направления консерватизма можно легко классифицировать по двум способам интерпретации знаменитого изречения Гегеля. Одни (охранители) полагают, что «всё действительное разумно». Другие (консервативные романтики) предпочитают думать, что «всё разумное действительно».

Искушение представителей консервативной революции очевидно — это утопизм, стремление сделать бытие слишком идеальным, нежелание считаться с реальностью... Это искушение по-своему величественно, но чревато разрушениями.

Искушение охранителей более банально и зачастую менее вредно, но уж больно унизительно. Это соблазн оправдания каждой запятой реальности, мышление «применительно к подлости». Охранитель такого сорта не способен бывает даже понять начальственную иронию или двоемыслие и вполне способен восхвалять как Высшую Правду изреченную специально дипломатическую ложь.

Иными словами, если консервативная романтика порой вырождается в комиссарство, то охранительство чаще всего деградирует в холуяж.

Подобный эффект мы наблюдаем порой и сегодня. Поставленная между непростым выбором — поддержка русского восстания в Новороссии и тяжелые санкции или же попытки избежать «войны» (скорее всего, безуспешные) ценой «бесчестья» — Россия молчит, хмурится, маневрирует, пытается оттянуть и разрядить кризис.

И тем страннее выглядят в этом контексте те охранители, которые сперва приписывают Кремлю низкие поступки и стремления, а затем начинают угодливо придумывать для них «обоснование».

Мол, не царь, а вы, холопы, виноваты.

Вот уже несколько дней известные и малоизвестные российские политтехнологи затянули такую песню. Оказывается донбасское восстание «угрожает внутренней стабильности России», его возглавляют сплошь смутьяны, экстремисты и карбонарии, а потому главная задача РФ — это поддержать «социально близкий» режим Порошенко и сделать так, чтобы споры донбасской «заразы» ни в коем случае не попали на территорию нашей страны.

Когда на фоне смертей, бомбежек, артобстрелов один автор заявляет, что главная задача российского консерватизма состоит в том, чтобы никто из донбасских революционеров не пересек границу России, то есть лишь слегка завуалированно призывает к их уничтожению, это звучит какой-то особой музыкой «стабильности» моему пониманию недоступной.

Но разберем эти аргументы пусть и с заслуженным гневом, но без пристрастия.

Прежде всего является ложным утверждение, что политический режим России и криминально-олигархическая хунта в Киеве (а с приходом Порошенко нелегитимный режим никуда не делся, просто добавился еще один фигурант) — это какие-то «родственные» политические образования. Некоторое родство имелось бы, если бы президентом России стал бы в результате переворота и «болотной революции», к примеру, М.Б. Ходорковский.

А так сущность политического режима России на протяжении всей ее истории начиная с реформы Государева Двора Федором Басенком в середине XV века — неизменна. Это военно-служилое государство. Оно успешно существовало в Московский и Имперский периоды. Стремительно реставрировало себя в советскую эпоху. И вновь самовосстановилось в новейший период.

С той политической корчмой на майдане, в которую выродился украинский режим, русский государев двор не имеет и не может иметь никакого социального родства.

Далее совершенно ложно утверждение, что русское восстание на Донбассе угрожает импортом нестабильности в Россию. Напротив, впервые за все последние годы мы не импортируем, а экспортируем нестабильность. Вместо того чтобы залетные иностранцы раскачивали нас, некоторые наши граждане, повинуясь своим убеждениям, раскачивают их.

Поскольку этот экспорт нестабильности касается Украины, которая и прежде проводила недружественную к России политику, а в последние месяцы и вовсе сменила ее на открыто враждебную, оснований оплакивать подобный ход событий у меня лично нет.

Все последние годы, кстати, никакой «стабильности» в РФ не существовало. Напротив, мы двигались ко все более серьезному внутреннему кризису, связанному с русским вопросом.

Межнациональное напряжение в стране, недовольство русских своим положением, рост националистических настроений по всей линейке от умеренных до крайних проявлений заметны были даже слепому. Никакого другого исхода, кроме внутрироссийского конфликта, угрожающего как минимум отделением ряда регионов, это напряжение, казалось, не имело. И вдруг — из исторического небытия воскресло классическое русское решение. Не отсоединение, а воссоединение. Не «хватит кормить», а «волим под руку царя Московского!»

Все долгое время репрессируемая энергия русской нации оказалась направленной на воссоединение.

Разумеется, такой вариант развития событий повышает, а не понижает нашу стабильность. При этом наиболее пассионарные и наиболее непокорные, вольные, агрессивные элементы нашего общества получают и пространство для своего размещения, и абсолютно оправданную для них цель.

Секрет практически безграничного расширения России состоял в том, что рядом со стальной вертикалью служилого Двора всегда рядом существовало вольное казачество. То самое, у которого с Дона выдачи нет. Многие уже забыли, что казачество — это не ряженые с лампасами и не этнографическая, а социальная и военная категория — сообщество тех, кто, признавая суверенитет России и родство с нею, был волен в подчинении и неподчинении чиновничьей иерархии. И на крыльях этой свободы распространял русский мир далеко за пределы официальных границ.

Сегодня на Северском Донце, в том самом Диком Поле, возрождается русское казачество именно в этом не ряженом социально-историческом смысле. Если Россия восстанавливает свое историческое могущество, она неизбежно должна восстановить и традиционную двуединую форму этого могущества, действующую как слаженный двухтактный механизм.

Порой казачий фактор был для русской истории и фактором нестабильности, провоцировал бунты. Но с учетом того, что 3/4 территории современной России, включая все основные источники ее современных природных богатств, приобретены казаками, жаловаться, право же, грех...

Бывали, конечно, времена, когда царь не мог принять под свою руку земли, взятые казаками, вспомним, например, героическое Азовское «осадное сидение» 1637–1642 годов. Тогда Земский собор решил, что Россия не готова воевать за Азов с турками. Но даже, наверное, самому сумасшедшему холопу не пришло тогда в голову предложить царю помочь туркам подавить и разгромить казаков на том основании, что они «бунтуют против законного султана и несут России мятеж».

Вообще, приписывание лидерам восставшего Донбасса какой-то маргинальности и оппозиционности само по себе абсурдно. Оно может родиться только в мозгу, навсегда отформатированном идеей, что «мейнстрим» — это те, кого зовут на вечеринки «Эха Москвы», а все, не прошедшие либеральный фейсконтроль, — маргиналы.

Сейчас это давно уже не так. Именовать «маргиналом» сына знаменитого философа успешного корпоративного юриста Александра Бородая или офицера Игоря Гиркина... Во всем этом сквозит некоторое... э-э-э... непонимание того, в какой стране мы живем. Это представители не «контрэлиты», а именно полноценной русской элиты, не усеченной до формата либеральной тусовки.

В том, что нестабильность, связанная с этническим ренессансом русских, начала экспортироваться из России на Украину, вина только самой Украины, выбравшей откровенно русофобскую политику. Почему об этом должна переживать Россия, впервые за много лет испытывающая хотя бы частичное снижение этнической напряженности, — мне непонятно. Но если кто боится, что, вернувшись с Донбасса и обучившись ополченческим навыкам, русские пассионарии начнут трясти за грудки здешних чиновников, то у него есть один выход.

Не придумывать отвратительные планы уничтожения восставших на российской границе, а помочь ополченцам закрепиться там, где они сражаются сейчас, беречь донбасские республики как зеницу ока, как ценнейший резервуар человеческой энергии и школу жизни.

Если мы хотим, чтобы наш Государев Двор был бы так же эффективен, как в былые времена, то нам обязательно нужен и свой Дон.

Русская служба новостей · #8 27.06.2014, 20:32

Егор Холмогоров · #9 31.07.2014, 19:34

http://izvestia.ru/news/574660
31 июля 2014, 15:06 | Общество
О том, почему городу морской славы не надо стесняться принимать туристов из России

Для Севастополя день ВМФ — главный праздник, а парад кораблей — событие года. Собираться, чтобы занять самые козырные места, начинают с первым лучом раннего июльского солнца. Мы отлично устроились на парапете монумента «Штык и Парус», но вскоре пришла военная полиция и начала всех сгонять.

Раздались недовольные голоса:

- Раньше разрешали!

Кто-то буркнул:

- Вот и добро пожаловать в РФ.

- Соображения безопасности. Будут стрельбы. - весомо парировал военный.

Пока в Севастополе абсолютно ничего, кроме разговоров между людьми, не напоминает о том, что на Донбассе идет война и что если бы не «вежливые люди», то война шла бы и здесь. Зато город напряженно обдумывает свое будущее.

В одну ночь все улицы оказались заклеены рекламными щитами: «Русская весна… Что дальше?». Как человек, причастный к возникновению термина «русская весна» до степени, позволяющей поставить копирайт, я интересуюсь его бытованием и судьбой. Долго пытался я угадать, что дальше, и в итоге решил, что это хитрые дельцы интригуют и дальше будет «Русское лето на веранде нашего ресторана».

Но я ошибся. Это оказалась предвыборная кампания крупнейшей российской политической партии. И шутка не удалась. Большинство горожан восприняло вопрос «Что дальше?» то ли как издевку, то ли как проукраинский намек на то, что в судьбе города еще не всё решено. Рекламы перечеркивали, замазывали, в одном месте люди скинулись и вывесили плакат с ответом: «А дальше хоть камни с неба. Мы на Родине».

Оказалось, что за «креатив», который хотя бы параноик может принять за хотя бы отдаленный намек на дискуссию о принадлежности города, могут порвать на месте.

Но дискуссии о том, каким быть российскому Севастополю — ведутся. И их общим знаменателем всё чаще становится курортофобия.

Депутаты Севастопольского горсовета сочиняют письма президенту с предложениями закрыть город если не от иногородних, то хотя бы от иностранцев и мечтают о статусе ЗАТО и суровой военной базы.

Алексей Чалый предлагает развивать в Севастополе современную электронику и элитное виноделие (кстати, если удастся повторить успех инкермановского вина «Севастополь» 1994 года, то я всячески эту идею поддерживаю), а также отпускает ядовитые замечания в адрес курортников.

Раздражение против туристической альтернативы настолько велико, что пройдет еще немного времени и старинный севастопольский термин для обозначения туристов — «оккупанты», приобретший за время противостояния с Украиной смысл, близкий к словарному, вновь может вернуться назад.

Объективная причина этого понятна.

Город переживает настоящий стресс от наплыва гостей со всей России. Забито всё доступное жилье. Все мало-мальски приличные кафе испытывают чудовищную перегрузку. Такое ощущение, что каждый обитатель «большой земли» счел своим долгом нанести визит вежливости городу русских моряков.

В результате загнанные в угол риелторы, у которых всё давно сдано, просто не берут трубку, а если звонить особенно настойчиво, отвечают, не здороваясь: «Ничего нет!». Это нашествие в связке с откровенной неподготовленностью к нему инфраструктуры города и вызывает обратную реакцию, стремление к закрытости.

Однако культивирование этой туристофобии со стороны людей ответственных и обязанных думать — вещь чрезвычайно опасная.

Севастополь стал 18 марта третьим городом федерального значения. По сути — третьей столицей России. Южной нашей столицей. Столица не может быть закрытым городом, не может погружаться в эгоистический междусобойчик. Это нонсенс.

Севастополь должен стать нашей Меккой, нашим Иерусалимом, нашим Римом, то есть священным городом, через приобщение к которому ты приобщаешься к русской идентичности.

Поездка туда должна стать настоящим инициатическим паломничеством русского человека. Прикоснуться к священным камням Херсонеса, Малахова кургана и Сапун-горы, прийти к памятнику Нахимову и на 35-ю батарею — любой русский, и отрок и старец, переживает после этого определенное изменение сознания, которое останется с ним навсегда. И, разумеется, задача города не в том, чтобы осложнить и сделать максимально дискомфортным поездки в него, а в том, чтобы облегчить такое паломничество.

Есть и еще один аспект — затерроризированные откровенно неприличными намеками нашего Минфина на мнимое «нахлебничество» Крыма, его жители и особенно гордые севастопольцы при разговоре первым делом начинают извиняться и объяснять, что эта зависимость ненадолго, что скоро мы всё вернем и отработаем. Это навязанное чувство вины тем острее, что скачок в уровне жизни действительно заметный: пенсионерки, которые при Украине покупали себе в лучшем случае потрошки, могут теперь позволить себе мясо. Поскольку уровень цен пока еще за московским не подтянулся, то в полном смысле жить стало лучше, жить стало веселее.

Это чувство стеснения и подталкивает к мысли, что жить чёсом купюр с курортников — стыдно и надо что-то производить и всерьез работать. Мысль совершенно верная. Но только производство ничего общего с закрытостью не имеет. Большинство лучших туристических городов Европы — это в то же время крупные индустриальные и постиндустриальные центры, а зависимы от туристов на уровне туземцев с бусами только жители стран третьего мира, в каковое состояние и вгоняла Крым Украина в былые времена.

Идеология курортного «чёса» с «оккупантов» и нормальная туристическая и рекреационная инфраструктура — вещи прямо противоположные. «Чёс» — это следствие неразвитой инфраструктуры, когда загнанный приезжий вселится в любую халупу, возьмет такси за любую цену, будет есть любую дрянь. В нормальной туриндустрии хорошего города работает не так много людей, в избытки все необходимые гостям мощности, а сами туристы просто растворяются в рассчитанном специально на них пространстве и не путаются под ногами, если это не гости из перенаселенных азиатских стран.

Создание такого пространства гостеприимства — общая проблема и Севастополя, и Крыма, но если в Крыму есть надежда на «невидимую руку рынка», то особенности севастопольского менталитета таковы, что здесь может быть сделана большая ошибка. Ощетинившись насмешками над «оккупантами» и формально либо фактически закрывшись, можно добиться лишь одного: граждане России, не имеющие возможности потрогать камни Севастополя и увидеть закат над бухтой своими глазами, попросту начнут ощущать отчуждение.

Вместо символа национальной идентичности город рискует стать чем-то далеким и непонятным. Не то что чужим, но «не своим», как не своим является то, чего ты никогда не видел, где тебе было неуютно и во что ты не успел влюбиться. Не влюбиться в Севастополь, соприкоснувшись с ним, попросту невозможно. А пережив эту любовь, ты будешь защищать город, как мать защищает своего ребенка. Поэтому в нашем случае любовь к Севастополю или равнодушие к нему — это фактор стратегической безопасности. Эта любовь всей 150-миллионной нации защитит его надежнее, чем любые бастионы и реактивные системы.

Если же между русскими и южной столицей будет строиться никому не нужная стена отчуждения, то этим непременно воспользуется противник, притязания которого никуда не исчезли.

А если кому-то не нравится толстый, потный рыгающий курортник, который ноет «чё-то пляжи у вас далеко» или спрашивает «где тут Бородинская панорама», то можно проявить креативность и создать среду совсем для других людей. Огромное количество людей умственных профессий, большинство из которых отнюдь не похожи на поэтов Орлушу и Быкова, нуждается в комфортной среде, которая сочетала бы солнце и море с условиями для комфортного продолжения умственной деятельности. Постройте для них «отель-библиотеку». Или термы по образцу римских, где можно будет и искупаться, и почитать книжку.

Или воспользуйтесь поразительным сходством Северной стороны с Константинополем, а Севастопольской бухты — с бухтой Золотой Рог. Создайте в этом депрессивном районе «новый Константинополь», как бывают «новые Иерусалимы».

Есть сотни идей о том, как развивать этот уникальный город, не допуская превращения его в копию Ялты, но и не скатываясь при этом в высокомерие и отчуждение, выгодное только врагу.

Егор Холмогоров · #10 08.08.2014, 20:04

http://izvestia.ru/news/574938
6 августа 2014, 21:20 | Политика
О том, насколько благотворным для России окажется запрет продовольственного импорта стран Запада

Владимир Путин в ответ на начатую Западом торговую войну подписал указ о запрете продовольственного и сырьевого импорта из стран, присоединившихся к антироссийским санкциям. Рукопожатная общественность уже скачет в истерике, размахивая антизюгановскими плакатами образца 1996 года «Купи еды в последний раз». Телеканал «Дождь» постит фото пустых полок в магазинах, хотя одного взгляда достаточно, чтобы понять, что дело происходит где-то в Эстонии или похожей на нее стране. Убежденные, что куриные окорочка растут на хлебных деревьях в огороде у Обамы, представители креативного класса на полном серьезе начинают рассказывать, что завтра нас ждет голод.

Между тем ни одна категория наших граждан не смотрит на начинающуюся торговую войну России и Запада с такой надеждой, как те, кто занят в нашем многострадальном агропроме: крестьяне и фермеры, комбайнеры и владельцы страусиных ферм, доярки и мясники, кондитеры и виноделы. Казалось бы, обреченное на уничтожение после вступления в ВТО наше сельское хозяйство получило уникальный шанс выжить. Ограничение путем контрсанкций или через механизмы потребнадзора продовольственного импорта — это возможность дать очень болезненный ответ объявившим нам торговую войну странам ЕС и АНЗЮС, не задевая существенно интересы нашей экономики. Уж что-что, а продовольственный импорт наша земля вполне способна возместить.

Первый же удар России оказался чрезвычайно болезненным — запрет на овощи и фрукты из Польши, прежде всего на польские яблоки, выбивает из этой не слишком богатой экономики миллиард долларов. По Польше, чьи наемники сейчас интенсивно воюют в рядах карателей на Донбассе, уже прокатился гневный вопль обиды на Россию: «А нас то за что?». А ура-патриоты предложили акцию: «Ешь яблоки назло Путину». Акция чрезвычайно глупая — сколько бы яблок ни съел и ни поднадкусывал индивидуальный потребитель, он не сможет тем самым компенсировать потери от прекращения оптовых закупок.

А у российских садоводов этим летом праздник. Наконец-то появились закупщики от российских оптовиков. Покупают много. Недорого, но в противном случае те же яблоки попросту пропали бы. Итак, российскому сельхозпроизводителю от санкций стало жить хоть немного, да веселее.

О том, какое значение имеет для страны продовольственная безопасность, я уж не буду говорить. Здесь достаточно отметить смертельно опасное для страны сокращение уже 25 лет площадей и урожая принципиальной для нас культуры ржи — исторической основы нашего сельхозпроизводства.

Поговорим, однако, не о полезном, а о вкусном. Будучи человеком довольно капризным в еде, я попытался прикинуть, как бы сказались лично на моей жизни масштабные продовольственные контрсанкции России, вплоть до полной блокады западных пищевых продуктов.

Утро я начинаю с «Актимеля» и фруктового йогурта из Киржача. Йогурт из Киржача гораздо лучше, и если он вытеснит импорт полностью, я внакладе не буду.

Австралийской баранины, запретом на поставки которой почему-то пугает нас их премьер, я не покупаю. Ем обычное мясо с рынка. Наладить нормальное разведение баранины у нас в стране труда не составит. Очень люблю тамбовский окорок, карбонаты — всё от российских производителей. В последнее время всё шире на наш рынок выходят продукты из кабанины, оленины, косули и так далее — удивительно вкусная замена поднадоевшему уже традиционному мясу.

Если я очень захочу побаловать себя фуагра или стейками, то в том, что можно поиметь с гуся, наши фермеры давно разобрались; они даже страуса подковали. А лучшие стейк-хаусы в городе всё равно работают на аргентинской, то есть стратегически дружественной говядине.

Единственное, где меня, пожалуй, можно тут задеть — обожаю делать себе бутерброды с тамбовским окороком и тертым пармезаном. Вот без пармезана будет трудновато. Это единственный по-настоящему незаменимый европейский продукт.

Очень люблю икру. И красную, и — были когда-то и мы богаты — черную. Везти в Россию икру — это в Тулу с самоваром. Если дальневосточные морепродукты будут выведены на весь широкий российский рынок, мы будем жить с вами в настоящем продовольственном раю. Всё, что для этого нужно, — сделать Тихоокеанский регион по-настоящему транспортно доступным.

Фрукты-овощи. Тут вообще Россия может либо обеспечить себя сама, либо наш импорт связан с той частью мира, которая в санкционном шабаше не участвует. Но, вообще говоря, зачем нам чужие апельсины или даже зимняя клубника? 100–150 лет назад в России существовали аграрные технологии, позволявшие питаться свежими фруктами практически круглогодично.

Американка Сюзанна Масси, автор книги «Земля Жар Птицы» — завороженного очерка жизни старой России, описывает Санкт-Петербург как страну свежайших овощей и фруктов. Русские довели тепличное хозяйство до совершенства, и «к середине марта спелая клубника и черешня появлялись в витринах лучших фруктовых магазинов Невского проспекта, правда, в эту раннюю пору столь же дорогие, как жемчуг. В конце марта поспевали бобы и абрикосы, а после того, как сходил лед, суда завозили в российскую столицу инжир и апельсины. Совершенно неясно, почему в Санкт-Петербурге южные фрукты появлялись раньше и были дешевле, чем в немецких городах».

В 1858 году во время прогулок по Невскому проспекту поэт Теофиль Готье проходил мимо фруктовых магазинов, заваленных ананасами и арбузами. «Яблоки продавались на каждом углу, а апельсинами торговали вразнос. Огромное количество фруктов привозили в Петербург издалека: виноград — из Астрахани, горы яблок доставляли из Крыма, где татары выращивали их в огромных садах, развозя затем по всей России в длинных обозах». Не знаю уж, хрустела ли дореволюционная Россия французской булкой, но уж точно над петербургскими теплицами раздавался хруст русского апельсина.

Напитки. Тому, кто законодательно отлучит меня от кока-колы, я поставлю памятник. А вытеснение всей газированной рафинированной гадости квасом пошло бы здоровью нации решительно на благо. Кофе не пью. Пью чай «Гринфильд» — российский бренд, почему-то включенный в список санкций ЕС. Он меня вполне устраивает, и я готов его пить и поддерживать дальше.

Вино. Тут, конечно, мое мнение не авторитет, так как алкоголя я пью мало. Без европейских вин я как-нибудь переживу. В той малой степени, в которой я причастен Бахусу, я вполне поддерживаю крымских виноделов. Меня их продукция, безусловно, радует.

Итого. В мире без польских яблок, голландских помидоров, рижских шпрот, американской колы, австралийской говядины, английского чая я прекрасно проживу. Особенно если результатом будет заменяющая экспансия отечественного агропрома.

В случае если бы Россия начала серьезную и систематическую политику ограничения продовольственного импорта из стран Запада (кроме показавшей себя в высшей степени дружественно Венгрии), то можно ожидать настоящего продовольственного Ренессанса в России.

Наши западники часто пытаются запугивать Россию продовольственным дефицитом советских времен, рассказывая о том, как мы голодали за железным занавесом. Но это откровенная ложь.

Советский дефицит был следствием не отсутствия импорта, а следствием убогой колхозно-плановой экономики, отсутствия нормального внутреннего рынка продовольствия, регулируемого спросом. Следствием политики натурального геноцида «неперспективной» русской деревни. Именно это убило качественное сельскохозяйственное производство в России. Именно в эту-то пустыню и пришел импорт, не дающий теперь российскому агропрому подняться.

Разумеется, эту ошибку, то есть усиление административного регулирования, повторять нельзя. Напротив, единственные типы вмешательства государства, которые допустимы, — это антимонопольное, чтобы крупные супермаркеты с импортной «продукцией» всех не давили, и санитарное регулирование. В остальном в России есть все предпосылки для формирования полностью самообеспечивающегося аграрного сектора.

Из сказанного, безусловно, не следует, что к санкциям следует относиться легкомысленно. Существуют целые области, в которых из-за промышленного и научного коллапса нашей страны, длящегося уже третье десятилетие, по нам могут ударить очень больно. Это сложные промышленные технологии, сложная техника, электроника.

Наши «реформаторы» долго и старательно убивали нашу техносферу, так что здесь наша зависимость критична. Но эффект всех санкций в этой сфере — долгий, он почувствуется через несколько месяцев, а то и лет. В то время как Россия может бить контрсанкциями с быстрым эффектом, отказываясь от сотрудничества именно в тех областях, где свобода торговли, от которой внезапно отрекся Запад, бьет по нашему производителю.

Потери от этих санкций будут настолько чувствительны, что вполне могут заставить западные страны одуматься и перестать подчинять торговые связи политической озлобленности.

Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)