*305. Вторая мировая война-3

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/mussoli...ni-s-tserkovyu

9. Консолидация и достижения
(продолжение)

Соглашение с церковью

Муссолини хотел, чтобы его считали христианином, хотя с детства не ходил в церковь и слыл антиклерикалом. Некоторые из его последователей провозглашали себя атеистами или язычниками, сам он в частном кругу не раз насмехался над обрядами и догмами церкви. Но хотя в фашистском утверждении: «в государстве все, вне государства – ничего», содержался явный вызов христианству, тем не менее Италия была католической страной, и история научила Муссолини, что он едва ли выйдет сухим из воды открытого сражения с папством. Наоборот, церковь и фашизм могли бы помогать друг другу. С помощью духовного слова легче было бы убедить иностранцев в том, что ему можно доверять, а внутри Италии духовенство могло бы обеспечить фашизму завоевать народное одобрение.

У Муссолини были веские причины, чтобы опять обратиться на путь христианства и стать добропорядочным католиком. Газеты начали рассказывать истории и публиковать фотографии, представлявшие его благочестивым религиозным человеком, а некоторые помощники зашли даже так далеко, что стали находить близкое сходство его со святым Игнатием Лойолой. Для начала Муссолини в 1923 году окрестил своих детей, а затем поднял статус семьи, обвенчавшись с Рахелью. Его памфлет времен ранней юности, называвшийся «Бога нет», и еретическая брошюра про Яна Гуса больше не печатались и были изъяты из продажи, а вследствие этого исчезли и из церковного «Индекса запрещенных книг». Ватикану очень польстило, когда он объявил вне закона масонство, освободил духовенство от налогов и пустил общественные фонды на спасение католических банков от банкротства. Введя год Святых, провозглашенный Папой в 1925 году, ограничив работу миссии протестантов в Италии и запретив постройку мечети в Риме, он многого достиг за небольшую цену.

За пределами Италии интересы фашизма и церкви иногда переплетались. Муссолини делал все возможное, чтобы бороться за католическое дело в Палестине против православного патриарха и англичан, которые, к его великому сожалению, владели мандатом на эту территорию. В Албании Муссолини принудил местную православную церковь отказаться от вассальной зависимости по отношению к Константинопольскому патриарху и признать главенство Ватикана. То же самое он проделал на Родосе, прибегнув к насилию и провокационным действиям по отношению к местному населению.

В самой Италии епископы не только оказали существенную поддержку фашизму в его борьбе против либерализма и социализма, но также выразили явное удовлетворение отношением Муссолини к женщинам и семье. Несомненно, он зашел слишком далеко, когда назвал женщин неисправимыми кокетками, несозидательными и неинтеллектуальными существами, ратуя в то же время за повышение рождаемости. Во времена своей антихристианской юности Муссолини был убежденным сторонником искусственных противозачаточных средств, но в 1924 ввел уголовную меру наказания для каждого, кто будет их защищать, а в 1926 году развернул широкую кампанию за повышение деторождаемости. Он показал пример доброго семьянина, взяв к себе на постоянное жительство семью и произведя на свет еще двух детей, но идеальной семьей считал ту, где воспитывается двенадцать детей. В момент особого оптимизма Муссолини заявил в парламенте, что нужно удвоить темп рождаемости, выдвинув странный, но, по его мнению, убедительный аргумент, что только таким путем Италия сможет противостоять 90 миллионам немцев и 200 миллионам славян. В 1927 году была спущена установка за следующие 25 лет увеличить население Италии с 40 до 60 миллионов, и Муссолини опрометчиво заявил: так как Италии нужны большие семьи, чтобы иметь больше солдат, это станет настоящей проверкой жизнеспособности его фашистской революции. Неэффективность законодательных мер и усилий пропаганды в осуществлении такого великого дела вызвала у дуче недоумение. Но тем важнее был успех в побочной цели – сближении с церковью.

Несмотря на то что до 1925 года Муссолини всячески способствовал обеспечению женщин работой, вскоре он изменил тактику и стал поощрять их сидеть дома и рожать детей. Он ввел налог на «неоправданное безбрачие» и предлагал ввести налог на бездетные семьи. Частным фирмам и гражданским ведомствам было приказано нанимать на работу в первую очередь семейных. Вышли указы, предусматривавшие суровые наказания за нарушение супружеской верности, причем более суровые для женщин, чем для мужчин. Новые фашистские правовые нормы способствовали повышению авторитета мужа как главы семьи. Разводы были запрещены и увеличены штрафы за аборты. Заражение сифилисом, по личному приказу Муссолини, было приравнено к преступлению.

Многие фашисты были очень распутными. Муссолини это знал и воспринимал как должное. Но на людях он выражал восхищение пуританством Кромвеля и говорил, что превратит Рим в самый высоконравственный город в мире. Он также клялся и божился, что будет отдавать под суд за всякого рода спекуляции, но так как это слишком противоречило вкусам большинства фашистов, намерения дуче не увенчались успехом. Он пытался регулировать танцевальные стили – современные танцы «аморальны и непристойны, являются зародышем греха, вселяя в умы людей стремление к безнравственности». Ночные развлечения были жестко ограничены, за что Папа был ему особенно благодарен, хотя и жаловался, что представления с раздеванием все еще продолжаются, невзирая на закон об их запрещении. С помощью прессы была также начата кампания против алкоголизма, по указу сверху в первые годы режима были закрыты 25000 винных торговых точек.

Эффективность всех этих мер была ниже ожидаемой, но фашизм продолжал напускать на себя перед всем миром аскетический и пуританский вид. Приезжие иностранцы замечали, что люди в фашистской Италии стали менее улыбчивы и даже дети привыкли принимать «суровую, гладиаторскую позу... как бы утратив свое обычное чувство юмора». Как пояснял философ Джентиле, фашизм был серьезным, «даже религиозным» делом, а «смех идет от дьявола и истинно верующие не станут улыбаться, разве что с горьким сарказмом».

Такая же пуританская строгость проявилась и в отношении женщин и их поведения. Предписывались ханжеские правила фасонов купальных костюмов и длины юбок, ограничения в использовании косметики и обуви на высоких каблуках. Делались попытки заставить женщин отказаться от «негритянских плясок», а вместо этого заняться бегом или каким-нибудь другим более красивым видом спорта. Тут вмешался Ватикан, возражая против участия женщин в публичных спортивных состязаниях. «Если женщина и должна поднять руку, то мы надеемся и уповаем, чтобы она подняла ее для молитвы или для благотворительности». Муссолини склонен был с этим согласиться; он находился под сильным впечатлением утверждений, что «мускульные» виды спорта, такие, как верховая езда, коньки и велосипед являются причиной бесплодия женщин и отвлекают их от «естественной и основной миссии».

Хотя Ватикан осуждал фашизм за применение насилия и знал, что часть ответственности за это лежит непосредственно на Муссолини, все же союз с ним оставался для церкви наиболее приемлемой из всех возможных альтернатив.

При обсуждении [Латеранского] договора о перемирии церкви и государства Папа потребовал 4000 миллионов лир в качестве компенсации за конфискованную в 1870 году собственность. Однако ко времени подписания этого [Латеранского] договора в феврале 1929 года [11 февраля] требование было урезано более чем наполовину. Кроме того, фашизм признал право духовенства на отправление правосудия в вопросах брака и семьи, хотя в последующие годы стало ясно, что это была всего лишь теоретическая уступка, которой Муссолини мог и пренебречь.

Муссолини оглядывался на свое примирение с церковью как на шедевр. Это, безусловно, было крупным политическим успехом, завоевавшим ему шумное одобрение со стороны католиков. Но как только он получил это соглашение и завоевал народную поддержку, он тотчас начал активно расширять свои завоевания. В довольно оскорбительной для Пия XI речи Муссолини заявил, что церковь в результате заключенного Латеранского договора уже не свободна, а подчиняется государству. Как истинный еретик он сослался на историю католицизма, представлявшего собой вначале небольшую секту, которая смогла распространиться по всей Палестине лишь благодаря ее слиянию с организацией Римской империи. Никогда напряжение в отношениях с Ватиканом не было столь острым, как в последовавшие после соглашения годы. Муссолини за три месяца конфисковал больше изданий католических газет, чем за предыдущие семь лет. Именно в этот период – и, вероятно, с его разрешения – начал появляться на разных языках рассчитанный на дешевый успех его роман «Любовница кардинала». Муссолини категорически отказался пойти навстречу требованиям духовенства на право голоса в системе образования и, по собственному признанию, едва не был отлучен от церкви, но упорно держался за свое и в итоге выиграл эту борьбу за тотальный контроль над молодежью.

[Русская историческая библиотека]

http://rushist.com/index.php/mussoli...olini-v-italii

9. Консолидация и достижения

(окончание)

Апофеоз

Муссолини

Обращаясь к «человеку, посланному самим провидением», чтобы избавить Италию от ереси либерализма, Папа Пий XI оказал гораздо большую помощь фашизму, чем он, вероятно, того желал. Старшие жрецы фашизма называли Муссолини «пророком Цезаря», вторым святым Франциском или «духовным отцом» и «великим спасителем под Римским небом». Согласно изданному партией приказу, относящиеся к дуче местоимения следовало писать с большой буквы, как все, что связано с Богом, и хотя он стал отказываться от такого экстравагантного способа почитания и говорил, что это его смущает, каждый знал, что основным пропуском к успешной карьере является способность превзойти другого в подобострастной лести.

Фашистская пресса равнялась на газету Муссолини «Пополо д'Италия». Невзирая на скрытые субсидии, а в некоторых местах – на принудительную продажу, «Пополо д'Италия» время от времени терпела большие убытки.

Сам дуче привык тратить значительную часть своего времени на критический просмотр газет и планирование новостей на следующий день: постоянно звонил редакторам и владельцам газет, чтобы дать им инструкции и даже разметку первых страниц. Он хорошо знал, что благодаря умелой подтасовке фактов сможет поддержать свой престиж на должном уровне независимо от того, какие события его подстерегают. Начальник личного пресс-офиса, часто встречавшийся с Муссолини и иногда присутствовавший на заседаниях кабинета, должен был рассылать соответствующие указания – если необходимо, по нескольку раз в день.

Так как многие фашистские «иерархии» пришли из мира журналистики, то руководство новостями стало их основным занятием. В 1930 году половина министров и половина членов Большого Совета были журналистами. Двадцать других газетчиков стали ведущими дипломатами, а шестьдесят восемь оказались в парламенте. В начале своей деятельности Муссолини как-то сказал на ассамблее газетчиков, что, вероятно, каждый из них носит в ранце маршальский жезл, и это было удачное замечание, так как в фашистской Италии журналисты представляли собой как бы эквивалент наполеоновских маршалов. Большинство видных фашистов имели свои собственные субсидируемые газеты или журналы. Их никто не читал, но они были удобным способом привлечения официальных фондов и создания для каждого иерарха отряда платных льстецов и личных пропагандистов.

Другим элементом возвеличивания Муссолини была все возрастающая потеря независимости фашистской партией, первый признак которой появился, когда в конце 1928 года Большой Совет партии был формально преобразован в правительственное ведомство. Муссолини все реже и реже созывал его – в 1934 году лишь один раз. На иных заседаниях говорил только он, а функция Совета сводилась к тому, чтобы огулом одобрять решения, уже принятые дуче. Некоторые фашистские лидеры были разочарованы и даже встревожены этим, но большинство предпочитало довольствоваться чисто внешними признаками власти, известностью и личной неприкосновенностью, спасавшей от ареста. Поэтому они, хотя кое-кто впоследствии горько о том пожалел, ничего не предпринимали, чтобы обуздать рост диктатуры, и не выступали против нее до самого последнего заседания в июле 1943 года. Другие органы фашистской партии были подобным же образом лишены всякой инициативы. Тот факт, что партийный секретарь стал назначаться королевским указом, стал свидетельствовать о том, что это ведомство превратилось в простой государственный орган без права на независимое существование.

Аугусто Турати, занимавший пост секретаря партии с 1926 по 1930 год, в конце концов стал довольно норовистым и оказал некоторое сопротивление дуче. Он сделал последнюю попытку сохранить практику выборности в партии, но допустил ошибку, защищая свою позицию в газетных статьях. Это было воспринято как ущемление привычных прав дуче. Того, что Турати считался честным человеком, оказалось достаточным, чтобы вызвать к нему неприязнь многих других иерархов, а выступления против них, особенно против семьи Костанцо Чиано, министра средств сообщения, сплотили недовольных. В конце концов, Фариначчи смог свергнуть своего соперника, выдвинув против него целый ряд обвинений, начиная с садомазохизма, кровосмешения и педерастии и кончая привычкой к наркотикам и умопомешательством. Когда слухи об этих обвинениях просочились наружу, многим следовало бы, казалось, почувствовать себя шокированными: как мог человек с такими изъянами пять лет быть правой рукой Муссолини?! Но скорее всего итальянцы уже привыкли не верить тому, что пишут в газетах. Как бы там ни было, самого деятельного партийного секретаря за весь период существования фашизма с позором сослали на остров Родос.

Для некоторых иностранных наблюдателей, имевших возможность высказывать свое мнение, фашизм ассоциировался с коррумпированностью и безнравственностью, которые расцвели пышным цветом благодаря отсутствию критики и совершенно бесконтрольным тратам огромных сумм общественных денег. Местные фашистские боссы контролировали суд и полицию в своих регионах, прибегая для защиты к помощи вооруженных бандитов. Когда Муссолини стало известно, что некоторые фашистские лидеры (включая Фариначчи, который еще в 1922 году находился в исключительно стеснительном финансовом положении) живут как миллионеры, он был обеспокоен не столько самой коррупцией, сколько тем, что подумает о нем общественность, когда станет известно, что он назначает на высшие должности негодяев. Тем не менее он продолжал скрывать скандальные инциденты и дальше удерживать этих преступников у власти.

Один из наиболее серьезных случаев касался бесчестных доходов, полученных с займов и контрактов в администрации Милана. Главными преступниками были фашисты, которые, как это часто случалось, поднялись на самые высокие посты с помощью безграничной лести Муссолини, а затем использовали свое положение, чтобы оградить себя от закона. Однако на этот раз проблема осложнилась: оказался замешан в преступлении его собственный брат, Арнольдо, сладкоречивый проповедник морали. Дуче, как обычно, попытался замять это дело, а когда разразился скандал, постарался скрыть детали.

В 1929 году должно было закрыться двадцать седьмое законодательное собрание Италии. Несомненно, Муссолини вообще распустил бы парламент, если бы не хотел увековечить иллюзию – особенно за границей – что его диктатура опирается на волю народа. Так что он решил ограничиться изменением способа выборов для двадцать восьмого законодательного органа. Теперь страна могла быть представлена только одним, тщательно подобранным списком из 400 имен. Их можно было либо принять, либо отвергнуть все сразу. Муссолини говорил, что не видит необходимости в дебатах в парламенте по поводу закона, вводящего эту фундаментальную реформу, так как обсуждения не в «фашистском стиле»– фактически за последние пять лет предметом обсуждений были только 45 из 5553. Он гордился, что навязал стране некую «совершенно оригинальную систему представительства... не имевшую аналогов в мировой истории». 86-летний Джолитти произнес свою последнюю речь против этого закона, но сказанные им несколько слов потонули в общем гаме. Выборы были назначены на май 1929 года.

Выборы происходили как раз после того, как дуче заключил договор с церковью. Папа выдвинул в число 400 назначенных кандидатов своих представителей, пригрозив, что в противном случае не позволит своей пастве сотрудничать с властью. Его желания были частично удовлетворены, и поэтому священники посоветовали католикам голосовать за официальный список. Муссолини пообещал, что на выборах не будет давления на избирателей, но очевидцы сообщали о многочисленных угрозах и нападениях.

Результат выборов был – 98,4 % в пользу фашистского списка. И хотя миллионы избирателей не подчинились инструкциям и отказались пойти к избирательным урнам, лишь 135773 человека были зарегистрированы как проголосовавшие «против». Другой подобный плебисцит, в 1943 году, дал уже только 15215 «нет», а в некоторых районах голосов «против» не было вообще.

Эти два плебисцита мало говорят нам об общественном отношении к власти: каждый знал, что оппозиция бесполезна.

При лишенных независимости партии и парламенте Муссолини достиг вершины личного авторитета. Он добился того, что министры были абсолютно довольны своей ролью солдат, обязанных беспрекословно повиноваться приказам, и даже не думали посягать на его личную самодержавность. Муссолини предпочитал частую смену официальных лиц, объясняя это тем, что находиться в министерстве более трех лет – слишком большое напряжение сил для любого человека. Разумеется, эти частые «смены караула», как он их называл, не давали возможности никому, кроме него самого, обрести всю полноту власти.

В сентябре 1929 года Муссолини ознаменовал свое дальнейшее возвышение, переведя личную штаб-квартиру в строгое палаццо «Венеция», находившееся также в центре Рима, но отдельно от других государственных учреждений. Здесь, как повествует легенда, он постоянно работал до полуночи, после чего возвращался домой, чтобы прочитывать отчеты и обдумывать решения в ночные часы, «которые считал наиболее плодотворным временем». Днем, кроме занятий разными видами спорта, он все же находил время читать обо всем; «ни одна изданная в Италии или за рубежом книга не ускользала от его взора». Непогрешимость его интуиции и гения, прозревающих будущее, описывалась, как тайна, делавшая его фигуру наиболее заметной в мировой политике. Некоторым иностранным посетителям казалось, что в Италии больше нет фашизма, только «муссолинизм». Другой легендой, очень удобной, было то, что «все плохое происходит по вине фашистов, а все хорошее – благодаря Муссолини». Его портреты помещались в магазинах, в офисах и на улицах, поддерживая ощущение его вездесущности, и когда в кинотеатрах в кинохронике появлялось его лицо, зрители дружно вставали с мест. Даже на заседаниях Большого Совета его члены поднимались с мест в подходящие моменты, чтобы прокричать «Да здравствует дуче!», а простой народ с улиц, по словам его приближенных, находил высшую радость в беспрекословном повиновении его малейшей прихоти.

Муссолини почитали как великого юриста, главного вдохновителя основного свода новых фашистских законов, которые должны были стать для двадцатого столетия тем же, чем стал свод законов Наполеона для девятнадцатого. Уголовный кодекс вошел в силу в 1931 году и представлял резкий переход от индивидуальных прав к государственным. Фашизм упразднял суды присяжных, а забастовки и локауты объявлял незаконными. То, что могло повредить престижу дуче, становилось преступлением. Муссолини был почти единственным среди длинной вереницы итальянских премьер-министров, не имевшим никакой юридической подготовки, а тем более университетского образования; но тем больше уважения вызывало то, что он смог заменить основные принципы юридической науки «пророческими» озарениями интуиции. В отличие от Наполеона, Муссолини не осуществлял непосредственного руководства комитетом по составлению законопроектов, но на последнем этапе работы прочитал за одну ночь все 734 пункта, внеся нужные, на его взгляд, изменения.

До 1929 года Муссолини с готовностью соглашался на беседы с журналистами и иногда встречался с ними без всяких формальностей. Но постепенно эта связь с внешним миром все больше превращалась в односторонний спектакль демонстрации величия диктатора. Не желая больше выслушивать живых посетителей, Муссолини стал отдавать предпочтение просмотру кип информационных материалов, стекавшихся в его кабинет из всевозможных агентств и служб надзора, большая часть которых была совершенно недостоверна. Он не понимал, насколько лишал этим сам себя важной информации.

Время от времени у Муссолини спрашивали, кого бы он хотел видеть своим преемником, но он всегда уклонялся от этого вопроса. Нескольким из близких к нему людей Муссолини говорил, что уже выбрал человека, чье имя в нужный момент будет оглашено в его завещании. Если такое имя когда-либо и существовало в действительности, то, вероятнее всего, это был Костанцо Чиано, один из наиболее старых фашистов, герой первой мировой войны, сын которого был женат на дочери Муссолини Эдде. Большой Совет в соответствии с законом должен был хранить список всех возможных преемников, из которых король мог бы сделать выбор. Однажды Муссолини привел в замешательство Совет, попросив рассмотреть этот вопрос. Впоследствии он говорил, что они остановились на нескольких кандидатурах, но этот факт маловероятен. Его нежелание решать этот жизненно важный вопрос подтверждает подозрение, что фашизм не имел для Муссолини большого значения, а был лишь средством достижения власти, и он допускал, и не раз намекал на это, подстрекаемый придворными льстецами, что фашизм умрет вместе с ним.

[Русская историческая библиотека]

Гитлер, Штрассер, Геббельс и разработка нацистских идей

[Русская историческая библиотека]

Секретная книга Гитлера о евреях

[Русская историческая библиотека]

Гитлер в 1928-1931, Гели Раубаль

[Русская историческая библиотека]

Гитлер приходит к власти – Гинденбург, Папен, Шляйхер