![]() |
#251
|
||||
|
||||
![]()
4 августа 1939 г.
В связи с Вашей беседой со Шнурре {{* См. док. 524.}}: 1) по первому пункту мы считаем желательным продолжение обмена мнениями об улучшении отношений, о чем было мною заявлено Шуленбургу 3 августа {{** См. док. 525. }}; 2) что касается других пунктов, то много будет зависеть от исхода ведущихся в Берлине торгово-крҐдитных переговоров. Молотов АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 295, д. 2038, л. 101. |
#252
|
||||
|
||||
![]()
7 августа 1939 г.
На Ваш запрос от 5 августа {{* См. док. 529.}}. Неудобно говорить во введении к договору, имеющему чисто кредитно-торговый характер, что торгово-кредитный договор заключен в целях улучшения политических отношений. Это нелогично, и, кроме того, это означало бы неуместное и непонятное забегание вперед. О том, что мы действительно хотим улучшить политические отношения, уже заявлено германскому правительству {{** См. док. 525.}}. Если германское правительство расположено верить нам, то этого нашего заявления должно быть вполне достаточно на первое время. Считаем неподходящим при подписании торгового соглашения предложение о секретном протоколе. Молотов АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 295, д. 2038, л.103. |
#253
|
||||
|
||||
![]()
http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390808us.html
8 августа 1939 г. ![]() Франклин Рузвельт и Кордел Хэлл Ф.Рузвельт и К.Хэлл. 1939 г. Фото из кн.: The 20th century a chronicle in pictures. New York. 1989. Форин оффис не видит надежды на скорое окончание англо- франко-русских переговоров о политическом соглашении; и военной миссии, которая в настоящее время отправилась в Москву, было дано указание предпринять все усилия, чтобы продлить ее переговоры до 1 октября. Одновременно должны продолжаться переговоры посла о политическом соглашении, которое висит в воздухе почти исключительно из-за вопроса о «косвенной агрессии» 77) . Джонсон Примечания: 77) В англо-французском проекте определения понятия «косвенная агрессия » по-прежнему оставался открытым вопрос о том, когда вступают в силу гарантии трех держав другим государствам. Признавая на словах обоснованными опасения Советского правительства в отношении косвенной агрессии Германии в Прибалтике, английское правительство не стремилось к скорейшему урегулированию этого вопроса. В указании Сидсу Галифакс писал 28 июля 1939 г., что, поскольку решено начать военные переговоры, «нет опасности срыва переговоров в течение ближайших критических недель». При этих изменившихся обстоятельствах, указывал Галифакс, мы считаем, что «можем запять несколько более жесткую позицию» в отношении пункта об определении косвенной агрессии. Галифакс предлагал в связи с этим Сидсу не отходить в дальнейшем от существа английского определения косвенной агрессии, данного в предложении от 8 июля 1939 г. (Documents on British Foreign Policy. 1919—1939. Third Series, vol. VI, p. 525). В телеграмме от 28 июля 1939 г. Сидс сообщал Галифаксу: «Во время нашей сегодняшней [27 июля] встречи с г-ном Молотовым я говорил в духе вашей телеграммы № 183 [435], сообщив о согласии правительства Его Величества на немедленное начало военных переговоров в Москве и о том, что оно ожидает, чтобы сразу же было начато обсуждение неурегулированных политических пунктов. Французский посол высказался в том же смысле и выразил надежду, что Советское правительство поможет обеим военным миссиям удобно устроиться в Москве. Г-н Молотов обещал сделать это. Г-н Молотов не мог дать ответа на вопрос, поставленный французским послом, относительно состава советской делегации. В ответ на мое высказывание относительно урегулирования нерешенных политических пунктов г-н Молотов сказал, что Советское правительство изучает вопрос о косвенной агрессии. [...] Г-н Молотов спросил, является ли позиция правительства Его Величества и французского правительства по этому вопросу непоколебимой. Откажутся ли они от всяких изменений в своем меморандуме. Если это так, то решения будет трудно достигнуть. Я ответил, как уже это делал ранее, что мы готовы допустить изменения в формулировках, но суть должна быть сохранена. Основой нашего определения является: а) угроза применения силы; б) отказ от независимости и нейтралитета. Наша формула достаточно широка для того, чтобы покрыть любой законный случай, который может возникнуть. Если бы мы постарались сделать определение более широким, то оказалось бы, что мы одобряем вмешательство во внутренние дела третьих государств, а этого правительство Его Величества не хочет делать. Я надеялся, что до нашей следующей встречи он еще раз взглянет на нашу формулу и определит, нельзя ли предложить какой-нибудь альтернативы, которая хотя и изменит слова, но сохранит сущность; Г-н Молотов сказал, что, как он думает, наша формула может быть улучшена. Она должна быть исправлена таким образом, чтобы имелись в виду случай с президентом Гахой, а также случай с Данцигом, т. е. ситуация, связанная с внутренним развитием страны, которое изменило бы внешнее положение другого государства. Он надеется, что правительство Его Величества и французское правительство смогут, так же как и Советское правительство, представить альтернативные проекты. В таком случае он убежден, что будет найдена удовлетворительная формула. [...] Я спросил г-на Молотова, что он думает об общей идее проекта заявления, который мы ему передали. Г-н Молотов ответил, что еще но пришло время для совместного коммюнике. Надо сначала посмотреть, что могут дать военные переговоры. Важно возможно скорее заключить договор. [...] Я задал вопрос, собирается ли Советское правительство воздержаться от заявлений со своей стороны в настоящее время. Г-н Молотов сказал, что это так. Для Советского правительства военные статьи являются наиболее важной частью. Предложенный нами проект создаст иллюзию, что все урегулировано в политическом отношении. Французский посол заявил, что, как он понимает, советская точка зрения сводится к следующему: 1. Советское правительство считает, что прибытие военных миссий является само по себе фактором существенного значения. 2. Советское правительство не может согласиться с совместным коммюнике в соответствии с франко-английским проектом, поскольку всякое такое коммюнике должно быть более детальным и более осторожно составленным. (Г-н Молотов согласился и сказал, что такое коммюнике должно было бы сказать, что политические переговоры еще не закончены, что еще продолжается обсуждение вопроса об определении понятия «косвенная агрессия» и что предстоит обсуждение наиболее важной части проблемы, а именно военных вопросов.) 3. Советское правительство не исключает возможности совместного коммюнике, объявляющего факт прибытия военных миссий, по лишь после того, как они прибудут. Г-н Молотов согласился с этим определением его позиции. [...]» (Documents on British Foreign Policy. 1919—1939. Third Series, vol. VI, p. 521—525). Печат. по изд.: «СССР в борьбе за мир...», с. 538. Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981. Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org |
#254
|
||||
|
||||
![]()
Блед, 10 августа 1939 г.
Содержание: возвращение принца-регента из Лондона. Принц-регент несколько дней назад снова прибыл в замок Бордо под Бледом. К этому же времени туда нанесли визит зять принцессы Ольги герцог Кентский со своей супругой. Как сообщил мне министр иностранных дел, принц-регент вследствие довольно тяжелой операции челюсти, которую он перенес в Лондоне, в настоящее время еще прикован к постели. Цинцар-Маркович снова подтвердил мне, что поездка принца-регента в Лондон была предпринята только по частным мотивам и не имела под собой никакой политической основы. Фактически никто в Англии не предпринимал попытки повлиять на принца-регента в смысле изменения югославской политики. Из своих бесед с Чемберленом и Галифаксом принц-регент будто бы вынес твердое впечатление о том, что во всяком случае у этих обоих английских государственных деятелей по-прежнему живо желание добиться полюбовного урегулирования с Германией. Правда, вся Англия якобы находится в настоящее время в состоянии военного психоза, поскольку-де повсюду царит мнение, что престиж Англии ни при каких обстоятельствах не позволяет более отступать перед односторонним применением силы, которое практикуется тоталитарными государствами. В случае же полюбовных переговоров как Чемберлен, так и Галифакс, по мнению принца-регента, готовы пойти на значительные уступки. Само собой разумеется, что принц-регент, руководствуясь своими впечатлениями, вынесенными из Берлина, старался по возможности поддержать эти настроения. фон Херен Печат. по сб.: СССР в борьбе за мир... С. 539—540. Опубл. в изд.: Akten zur deutschen auswärtigen Politik. Serie D. Bd. VII. S. 14. |
#255
|
||||
|
||||
![]()
http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390810shulen.html
10 августа 1939 г. Здешний польский посол Гжибовский в начале августа возвратился из отпуска. В беседе между ним и итальянским послом Россо был затронут также вопрос об англо-франко-советских переговорах относительно заключения пакта. Итальянский посол заявил, что, по его мнению, начинающиеся в настоящее время переговоры между военными лишь тогда могут привести к конкретному результату, когда Польша в той или иной форме примет в них участие или по крайней мере заявит о своем согласии принять советскую вооруженную помощь. Польский посол ответил на это, что в стр. 204 позиции Польши по отношению к переговорам о пакте ничто не изменилось. Польша ни в коем случае не потерпит того, чтобы советские войска вступили на ее территорию или даже только проследовали через нее. На замечание итальянского посла о том, что это, вероятно, не относится к советским самолетам, польский посол заявил, что Польша ни в коем случае не предоставит аэродромы в распоряжение советской авиации. Шуленбург Печат. по изд.: « С С С Р в борьбе за мир...», с. 5 3 9 . Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981. Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org |
#256
|
|||
|
|||
![]()
http://hrono.ru/dokum/193_dok/19390810spen.html
10 августа 1939 г. ![]() Гитлер, Геббельс, Геринг Гитлер, Геббельс и Геринг на митинге. Фото из кн.: The 20th century a chronicle in pictures. New York. 1989. [...]Герингу был задан вопрос — какие события привели к странным изменениям во взглядах фюрера в период между конференцией в Мюнхене и выступлением в Саарбрюкене 9 октября 1938 г. В ответ было сказано, что атмосфера в Мюнхене была поразительно хорошей; однако ни Чемберлен, ни Даладье, по возвращении на родину, не оказали той поддержки, на которую рассчитывала Германия. Выступления самого Чемберлена в палате общин указывали на то, что он рассматривает мюнхенское соглашение как «навязанное соглашение» и что не должно быть второго Мюнхена; Великобритания поэтому должна перевооружаться **. Выступления противников Мюнхена были более резкими, а выступления г-на Уинстона Черчилля, г-на Идена и г-на Дафф- Купера, казалось, указывали на то, что они предпочитают войну урегулированию. В своем выступлении в Саарбрюкене фюрер не делал нападок на г-на Чемберлена; он нападал только на тех, кто выступал против г-на Чемберлена, хотя именно выступления г-на Чемберлена вызвали разочарование у правительства Германии. Положение Чемберлена представляется неустойчивым. Кабинет, имеющий в своем составе Черчилля, Идена и Дафф-Купера, вероятно, возьмет верх, а курс этого кабинета был бы направлен на войну. Фельдмаршал Геринг, отметив, что он сделал исторический обзор по конкретной проблеме, предложил обменяться мнениями по всему комплексу отношений между Великобританией и Германией без каких-либо ограничений. Нынешняя обстановка чревата постоянной угрозой возникновения войны. Для него ужасна мысль о том, что может начаться кровопролитие между двумя народами, столь близкими по расе. Идея фюрера, которую он после- стр. 205 довательно развивал в «Майн кампф», заключается в том, что взаимопонимание с Великобританией является одним из основных принципов внешней политики Германии, и с первых же дней своего прихода к власти добрая воля по отношению к Великобритании была неотъемлемой частью его политики. Однако Великобритания не пожелала ответить на проявленные с его стороны инициативы. [...] Мюнхен явился большим успехом. Чемберлена тепло встретили в Германии, и все считали, что четыре государственных деятеля — участники конференции — заключили прочную дружбу между собой. Однако результаты не оправдали этих ожиданий. Великобритания вопреки [мюнхенской] конференции избегала обсуждения таких важнейших для Германии вопросов, как вопрос о колониях, о защите жизненных интересов и об окончательном разрешении чехословацкой проблемы. Эта последняя обсуждалась в Мюнхене. Новый поворот эта проблема получила после выдвижения польских и венгерских претензий, которые простирались за этнографические границы этих государств. В Мюнхене Чемберлен и Даладье договорились о том, что Чехословакия должна вести политику, отличную от той, которую она проводила ранее. Вопреки их предостережению Чехословакия не изменила своей политики, а закупки ею тяжелой артиллерии за рубежом усилили подозрительность в Германии. Германия пыталась соблюдать корректность. Словакия желала вести прямые переговоры с Германией, однако ей ответили, что в соответствии с чехословацкой конституцией переговоры должны вестись через посредство Праги. Стремительный выход на сцену Польши и Венгрии соответственным образом повлиял на линию поведения Германии, и она была вынуждена действовать без промедления. После Мюнхена Чехословакии стало ясно, что в экономическом отношении она без контактов или союза с Германией может очутиться в затруднительном положении. Когда президент Гаха нанес визит фюреру в Берлине, ему была предложена автономия, за исключением сфер военной и внешней политики. Однако новая ситуация, возникшая в результате выхода Польши и Венгрии за пределы своих этнографических границ, положила этому конец. Поздно вечером, до вступления в Чехословакию [немецких войск], британский посол в Берлине посетил министра иностранных дел и сообщил ему, что Великобритания не намеревается вмешиваться в события в Чехословакии. Что касается Польши, то она извлекла для себя все выгоды в Чехословакии благодаря Германии. В переговорах с Польшей, носивших характер зондажа, фюрер пытался разрешить данцигскую проблему. Польше были предложены важные экономические льготы в Данциге, кондоминиум в Словакии и гарантия ее границ в обмен на разрешение построить через польский коридор автостраду и железную дорогу для прямой связи с Восточной Пруссией. По мнению германской стороны, такое урегулирование с Польшей стр. 206 было бы реальным. Вмешательство же Великобритании привело к тому, что поляки ужесточили свою позицию. В Германии вызвал удивление тот факт, что Великобритания, которая считала возможным говорить о «легкомыслии» поляков, несколько месяцев спустя заговорила о них как о «гордом и мужественном народе ». Фельдмаршал Геринг заметил, что упомянутые условия представляли для поляков лучший вариант по сравнению с тем, что они могли бы получить в настоящее время. Эти условия были предложены искренне и, по его мнению, явились бы разумным решением проблемы. Теперь же будет выдвинуто требование о предоставлении более широкой зоны в польском коридоре, а кондоминиум в Словакии отпадает. [ . . . ] В Москве обошлись очень плохо с британскими участниками переговоров. Проходил месяц за месяцем, а результатов никаких. На пути в Москву находились военные миссии Великобритании и Франции, но среди них не было ни одного действительно авторитетного военного деятеля. По его мнению, никаких конкретных решений не будет достигнуто. Русские могут обещать многое, но ничего не выполнят. Однако им особенно хотелось бы узнать, сколько линейных кораблей и крейсеров Великобритания обяжется послать на Дальний Восток. Фельдмаршал Геринг заявил, что обращение обеих западных держав к Сталину расценивается как нечто унизительное для них. Для Германии все еще открыты двери для переговоров с Россией; Рапалльский договор все еще остается в силе. Следует помнить, что и у Германии до сих пор много друзей в России. Что касается посылки крупных военных кораблей на Дальний Восток, то фельдмаршал Геринг сослался на речь г-на Чемберлена, в которой говорилось о такой возможности. Но этот вопрос серьезно не рассматривался, поскольку представлялось маловероятным, что на Западе можно положиться на один французский флот. Затем фельдмаршал Геринг перешел к рассмотрению возможностей общего характера для достижения взаимопонимания между Великобританией и Германией. Он указал на следующее: 1) Если Великобритания в будущем станет проводить чисто британскую политику, то соглашение с Германией возможно. 2) Если две эвентуально соперничающие стороны сойдутся друг с другом, соглашение возможно лишь в том случае, когда станет ясно, что обе стороны получат определенные для себя выгоды от соглашения. В этом плане необходимо рассмотреть следующие моменты: a) Каковы жизненно важные установки британской политики? b) Каким образом эти установки сталкиваются с жизненными интересами Германии? стр. 207 c) Каковы коренные проблемы и основные моменты германской политики? d) Сталкиваются ли они с важнейшими направлениями британской политики? Основные интересы Германии находятся на Ближнем Востоке ***. Это естественная экономическая сфера Германии, откуда она может получать определенные материалы и сырье, в большинстве которых она сама нуждается, за исключением масличных культур. Насущные проблемы Германии можно изложить следующим образом. В настоящее время население рейха насчитывает 82 млн. немцев и 7 млн. чехов. В урожайные годы территории рейха было достаточно, чтобы прокормить это население. В неурожайные годы продовольствия не хватало. Учитывая процент нынешнего прироста населения рейха, оно может возрасти до 95— 100 млн. человек. Поэтому дополнительные продукты питания могут быть получены только из колоний или путем импорта, а следовательно, и экспортной торговли. Чего хотела бы Германия, так это достижения соглашения, благодаря которому были бы определены соответствующие сферы влияния; соответственно можно было бы раз и навсегда урегулировать интересы Германии и Великобритании. Фактически колониальные притязания Германии относятся к той или иной территории, на которой можно выращивать масличные культуры для нужд Германии. Учитывая большие масштабы британских сфер влияния во всем мире, такого рода экспансия, вероятно, затронет интересы Великобритании. Фельдмаршал Геринг повторил, что Ближний Восток является не сферой завоевания, а сферой экономических интересов. Однако он считает, что Германия озабочена политическим порядком в этом районе и тем, чтобы он не был враждебным по отношению к Германии. Еще существует возможность взаимопонимания с Великобританией, в том числе относительно эффективной гарантии Польше, которую он, конечно, не рассматривает в качестве сферы британских интересов. Это взаимопонимание является последней надеждой Гитлера, однако оно возможно только на основе абсолютного равенства. Время быстротечно, и могут произойти события, которые сведут эту возможность к нулю. В доверительном порядке он может заявить, что, хотя с Японией и существуют дружественные отношения, между Германией и Японией еще нет каких-либо обязывающих связей. Затем фельдмаршал Геринг перешел к рассмотрению или, как он выразился, к «трезвой оценке» положения, в котором очутились бы Великобритания и Германия в случае возможного конфликта. Прежде всего не следует недооценивать соединенные силы Германии. В Германии существует почти мистический культ преданности фюреру, которым охвачено все население. Возмож- стр. 208 ность вбить клин между правительством и народом исключена. Что же касается самого Геринга, то он — второе лицо в Германии после фюрера — не идет в счет. Он верен фюреру и, по его словам, является его единственным другом. Если посмотреть на вооруженные силы обеих сторон, то на море — это следует признать — Германия уступает Великобритании. Германские военно-воздушные силы превосходят и в течение некоторого времени будут превосходить британские и французские военно-воздушные силы как в материальной части, так и в подготовке летного состава. Французская сухопутная армия сильна, однако для затяжной войны у нее не хватит людских резервов. Если учесть людские потери в современных боях, скажем, в 200 тыс. с лишним человек, то это составляет годовой контингент призывников во Франции, тогда как Германия сейчас может мобилизовать армию численностью в 150 дивизий. В случае войны Великобритания вступит в нее со значительно более слабым лагерем своих союзников по сравнению с 1914 г. На Средиземном море Италия, на Дальнем Востоке Япония будут уже не с ней, а против нее, а морские коммуникации, которые были козырем Великобритании в последней войне, теперь ее слабое место. Далее, возможные результаты войны были бы для двух народов весьма неравнозначны. Для Великобритании поражение в войне означало бы ее конец как империи. Для Германии поражение могло бы означать второй Версаль, отдачу части ее территории Польше или Чехословакии. Теперь уже нет золотого запаса Рейхсбанка или драгоценностей, которые подлежали бы конфискации или передаче. Опасностью, которой чревато поражение Германии для всего мира, является распространение коммунизма и выигрыш Москвы. Британская гарантия Польше может быть осуществлена лишь с трудом. Польша же может быть без труда сокрушена вооруженными силами Германии, и ни Великобритания, ни Франция не смогут оказать ей эффективной помощи ни войсками, ни военными материалами. Польша не рассматривается Германией как «приемлемая» нация. Она оказалась даже неспособной сохранить Вислу судоходной. По мнению фельдмаршала Геринга, между Германией и Великобританией следует провести конференции. Принимая во внимание дружбу первой с Италией, а второй — с Францией, интересы двух последних также должны быть приняты в расчет. Отвечая на вопрос о том, должны ли быть такие конференции международными, фельдмаршал Геринг сказал, что после войны было слишком много конференций и из них ничего не получилось. Он полагает важным проведение предварительных совещаний доверительного характера между Германией и Великобританией без какой-либо гласности и ненужного шума. Важно, чтобы Германия вернула себе Данциг. Говоря это, Геринг клялся че- стр. 209 стью как офицер и джентльмен, что Данциг определенно является последней территориальной претензией Германии в Европе. Фельдмаршал спросил: 1) Если бы г-н Чемберлен обратился сегодня к Германии с предложением начать переговоры, не привел бы этот шаг к его падению? Ответ гласил, что настроения британцев на сегодняшний день и то, как пресса может представить общественности такое предложение, вероятно, приведут к падению правительства Чемберлена. 2) Если представитель Германии обратится к г-ну Чемберлену с предложением вступить в переговоры, даст ли он свое согласие? Ответ гласил: учитывая неоднократные заявления о готовности обсудить проблемы, вероятно, да, если такое предложение сделано искренне. 3) Если конференция будет созвана фюрером или какой-либо иной стороной для выяснения проблем, стоящих между Великобританией и Германией, есть ли возможность, что г-н Чемберлен согласится в ней участвовать без Польши? Ответ гласил, что это такой вопрос, пытаться ответить на который мы не можем, не располагая достаточными сведениями на этот счет. Фельдмаршал Геринг сказал, что, как ему представляется, существуют две возможности: 1) Германии следует вступить в переговоры с Польшей с целью мирного урегулирования. 2) Четыре державы — участницы мюнхенской конференции должны провести переговоры друг с другом. 3) Если будет проведено совещание -четырех держав — участниц Мюнхена, будет ли необходимым, чтобы каждый из участников заранее сделал заявление по тем или иным вопросам? Последовал ответ, что и на этот раз это — вопрос, ответить на который мы вряд ли уполномочены. Фельдмаршал Геринг сказал, что, если конференция будет созвана или просочатся сведения о ней, польская печать поднимет шум о «предательстве». Сам он чувствует необходимость и желательность конференции, с тем чтобы обе великие державы — Германия и Великобритания — смогли найти базу для взаимопонимания. Настроения в Германии в отношении Великобритании весьма враждебные, и, как мы говорили ему, такие же настроения испытывают в Великобритании. Время не ждет, и что-то нужно предпринять безотлагательно, если вообще следует что-либо предпринимать. В особенности необходимо сохранять в тайне все дискуссии; любое просачивание сведений в печать было бы нежелательным, и исчезла бы возможность вести такие дискуссии. В настоящем документе опущены многочисленные замечания фельдмаршала Геринга, когда он приводил сравнения между мето- стр. 210 дами, при помощи которых создавалась Британская империя, и методами, с помощью которых Германия добивается расширения сферы своего влияния. Эти замечания были сделаны в такой манере, что они представляются избитыми фразами. Аналогичными были и неоднократные ссылки па «назидательный» тон речей британских государственных деятелей и комментариев британской печати. В особенности это подчеркивалось в отношении пространного заявления, которое было вызвано запросом, почему, в соответствии с мюнхенским соглашением, не были произведены консультации до ввода войск в Чехословакию? Действительный ответ содержится в меморандуме, но он сопровождался логическими ссылками на аналогичные «превентивные акции» Британской империи, такие, как захват датского флота в Копенгагене и нежелание независимого правительства подчинить дела, жизненно важные для его страны, диктату другой державы 82) . стр. 211 Примечания: * Возглавлял группу британских промышленников на переговорах. ** На экземпляре этой записи, находящейся в досье, имеется следующая надпись карандашом почерком премьер-министра: «Я уверен, что ни в одном из моих выступлений нет ничего такого, что оправдывало бы это истолкование».— Прим. док. *** Так в тексте. 82) Со времени мюнхенского соглашения выявились определенные каналы, по которым шел неофициальный обмен мнениями между правительственными кругами Германии и Великобритании с целью достичь «англо-германского примирения». Среди закулисных контактов и переговоров первой по времени была миссия шведского промышленника А. Веннер-Грена, который поддерживал контакт с Герингом. Веннер- Грен, хозяин шведской электротехнической фирмы «Электролукс», был также связан с Круппом. По просьбе Геринга Веннер-Грен в июне 1939 г. посетил Лондон и передал Чемберлену предложение о «компромиссе в колониальном вопросе» и об общем англо-германском соглашении. Другим эмиссаром Геринга был шведский промышленник Биргер Далерус, располагавший одинаково глубокими связями как с немцами, так и с английским деловым миром. Идея встречи видных английских промышленников с Герингом родилась 2 июля 1939 г. на совещании английских промышленников с участием Далеруса. Выступая на нем, член консервативной партии директор фирмы «Джон Браун энд Ко» и «Ассошиэйтед электрикал индастрис» Чарльз Спенсер выдвинул тезис о том, что «Германия может путем войны получить меньше, чем путем переговоров» (Dahlerus В. The Last Attempt. London, 1948, p. 26). Далерус выступил в роли организатора новой встречи. Но это не была «личная дипломатия» Далеруса. Когда Далерус изложил Галифаксу (которому он был рекомендован президентом англо-шведского общества Г. Вернером) идею встречи Геринга с представителями деловых кругов Великобритании, то министр в первую очередь настаивал на ее секретности и поставил условие, чтобы «он (Галифакс) ничего официально об этом не знал», а вся корреспонденция о переговорах, «результаты которых он заинтересован узнать», посылалась бы ему не прямо, а только через Вернера (Documents on British Foreign Policy. 1919—1939. Third Series, vol. VI, p. 485). «Частная встреча» между Герингом и группой видных английских промышленников состоялась в условиях глубокой конспирации 7 августа 1939 г. в имении жены Далеруса в Шлезвиг-Гольштейне «Зенке Ниссен Хог» вблизи датской Гранины. Семь английских участников во главе с Ч. Спенсером приехали порознь в Гамбург, после чего на машине под шведским флагом отправились в имение. Среди них Холден — директор компании «Кревенс рейлуэй карридж», Брайан Маунтен — директор страховой компании «Дженерал Бэннер оф игл Этер», Стенли У. Роусон — директор компании «Джон Браун энд Ко» и Роберт Ренвик — управляющий и заместитель председателя фирмы «Каунти оф Лондон электрик санлай», Гарольд Вестон — председатель и управляющий компании «Эллайд бейкериз» и «Вестон бисквит». Ч. Спенсер, Холден и Роусон одновременно являлись директорами фирмы «Интернейшнл шипбилдинг инжиниринг» в Данциге. Переговоры проходили 7 августа с 10 утра до 18.30. Во время совещания английской стороной был передан меморандум Герингу (Akten zur deutschen auswartigen Politik. 1918—1945. Serie D, Bd. VI, S. 915— 919). Во время переговоров по вопросу угрозы конфликта из-за Данцига было выдвинуто предложение созвать новое совещание четырех «мюнхенских держав» — без участия Польши и Советского Союза. 8 августа состоялась беседа Далеруса с Герингом, во время которой Геринг подтвердил свое положительное отношение к встрече «мюнхенских держав», о чем он обещал доложить Гитлеру (при условии, что Англия согласится на «решение данцигского вопроса»). Эта встреча представляет собой весьма характерный этап развития англо-германской тайной дипломатии в решающие недели, предшествовавшие началу второй мировой войны. Самое существенное в ней заключается в том, что она меньше всего может рассматриваться как частная: ее участники с английской стороны хотя и не занимали официальных постов, но действовали с ведома и в прямой связи с Форин оффис и Чемберленом (Documents on British Foreign Policy. 1919— 1939. Third Series, vol. VI, p. 762). Печат. по изд.: «Documents on British F o - reing Policy. 1919—1939». Third Series, vol. VI, p. 756—761. Здесь печатается по кн.: Документы и материалы кануна Второй мировой войны 1937-1939 гг. в 2-х томах. Москва. Политиздат. 1981. Электронная версия воспроизводится с сайта http://www.infanata.org |
#257
|
||||
|
||||
![]()
11 августа 1939 г.
Перечень объектов, указанный в Вашем письме от 8 августа{{* См. док. 534.}}, нас интересует. Разговоры о них требуют подготовки и некоторых переходных ступеней от торгово-кредитного соглашения к другим вопросам. Вести переговоры по этим вопросам предпочитаем в Москве. Молотов АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 295, д. 2038, л. 105. |
#258
|
||||
|
||||
![]()
https://w.histrf.ru/articles/article...govory_1939_gh
Стимулом к переговорам послужили полная оккупация Чехословакии 15 марта 1939 г. нацистами и созданная ими опасность дальнейшего распространения агрессии. 21 марта наркому иностранных дел СССР М. М. Литвинову был вручен английский проект декларации Великобритании, СССР, Франции и Польши. Согласно проекту, эти четыре страны должны были обсуждать меры, необходимые для оказания общего сопротивления угрозе политической независимости европейских государств. СССР дал свое согласие, однако правительство Польши отказалось подписывать совместно с СССР документ даже чисто консультативного характера. 17 апреля 1939 г. советское правительство выступило со своим развернутым предложением. Оно предусматривало заключение Англией, Францией и СССР соглашения о взаимной помощи, включая военную, сроком на 5-10 лет. Помощь должна была оказываться в случае агрессии в Европе против любого из этих трех государств или против государств, граничивших с СССР. После этого последовал трудный обмен мнениями, текстами новых проектов, поправок. В Москве переговоры вели британский посол У. Сидс (с 15 июня до 5 августа совместно с заведующим департаментом МИД Великобритании У. Стрэнгом), французский посол П. Наджиар, с советской стороны — председатель Совнаркома В. М. Молотов. Между тем в московских переговорах создалось большое затруднение: стороны не могли прийти к общей трактовке понятия «косвенная агрессия». В советском проекте от 3 июля косвенная агрессия определилась как «внутренний переворот или поворот в политике в угоду агрессии». Но предложение это было отвергнуто, как и другая, расширенная советская формулировка. Тем не менее британское и французское правительства решили поддержать советскую инициативу о незамедлительном открытии переговоров для подписания военной конвенции. 25 июля они выразили готовность послать в Москву своих представителей. Переговоры военных миссий проходили в советской столице 1221 августа 1939 г. Делегацию СССР возглавлял нарком обороны маршал К. Е. Ворошилов, Великобритании — адъютант короля, адмирал П. Дракс, Франции — член Высшего военного совета генерал Ж. Думенк. Советская делегация руководствовалась разработанными Генеральным штабом Красной Армии «Соображениями по переговорам с Англией и Францией». Они содержали предложения о действиях трех родов вооруженных сил СССР, Англии и Франции. В секретную инструкцию, которую маршал Ворошилов записал предположительно под диктовку Сталина 7 августа 1939 г., было включено требование пропуска советских войск через территорию Польши (Виленский коридор и Галицию), а также через Румынию. Без этого, говорилось в инструкции, «оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал». Английская военная делегация не была сориентирована на достижение конструктивного соглашения. Миссию отправили в Москву на тихоходном корабле, да и вести переговоры ей рекомендовалось «очень медленно», обсуждать военные планы «на чисто гипотетической основе». Состав делегации и данные ей инструкции показали, что кабинет Чемберлена не хотел связывать себя какими-либо твердыми обязательствами. Во Франции более трезво, нежели в Англии, оценивали опасность агрессии со стороны Германии и значение союза с СССР для обеспечения своей безопасности. Ряд французских дипломатов и военных старались повлиять на неуступчивую Польшу. 21 августа генерал Думенк был уполномочен своим правительством подписать военную конвенцию и на следующий день известил об этом Ворошилова. Однако британскому представителю таких полномочий дано не было. По-прежнему непримиримой в вопросе о передвижении советских войск через ее территорию оставалась Польша. Московские переговоры СССР, Англии и Франции подошли к финалу. Советское руководство сделало свой выбор. Вступив в секретные контакты с Берлином, оно пошло на оформление официального документа: в ночь на 24 августа 1939 г. В. М. Молотов и министр иностранных дел Германии И. Риббентроп в присутствии И. В. Сталина подписали в Кремле советско-германский договор о ненападении с секретным протоколом. Л. П. |
#259
|
||||
|
||||
![]()
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C...80%D1%8B_(1939)
Материал из Википедии — свободной энциклопедии Не следует путать с Московскими переговорами о территории Финляндии — проходили в том же году. Московские переговоры (также трёхсторонние советско-франко-британские переговоры в Москве, англ. triple alliance negotiations) — трёхсторонние переговоры о заключении договора о взаимопомощи между СССР, Великобританией и Францией (апрель — август 1939 года). Переговоры были прерваны в связи с подписанием договора о ненападении между СССР и Германией. Содержание 1 Внешнеполитическая стратегия СССР 2 Политический кризис 1939 года 3 Политические переговоры 4 Военные переговоры 5 Провал переговоров 6 Примечания 7 Литература Внешнеполитическая стратегия СССР Сделав ставку на неизбежность возникновения нового конфликта между империалистическими государствами, СССР стремился не допустить объединения европейских великих держав, воспринимая это как главную угрозу своим интересам. Современный историк М. И. Мельтюхов в этой связи указывает на несколько документов, относящихся к концу 1938 — началу 1939 годов, которые, по его мнению, отражают представления советского руководства о сути происходивших на европейской арене событий и о тактике внешнеполитических действий СССР в складывающейся обстановке. Первый — статья «Международная обстановка второй империалистической войны», опубликованная осенью 1938 года в журнале «Большевик» за подписью В. Гальянова. Под этим псевдонимом, по словам Мельтюхова, скрывался заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потёмкин. Как следует из статьи, внешнеполитическая доктрина СССР того времени исходила из того, что новая мировая война уже началась — автор имеет в виду ряд военных акций второй половины 1930-х годов, изменивших обстановку в мире и разделивших главные капиталистические державы на «агрессоров» (Германия, Италия, Япония) и тех, кто «попустительствует агрессии» (Англия, Франция, США). По мнению автора статьи, подобное попустительство наносит ущерб интересам и самих западных держав, но фактически направлено на столкновение «агрессоров» и Советского Союза — «оплота революции и социального прогресса». Перспектива дальнейших событий представлялась следующим образом: «Фронт второй империалистической войны всё расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию… Конец этой второй войны ознаменуется окончательным разгромом старого, капиталистического мира», когда «между двумя жерновами — Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, — в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы»[1]. Схожие идеи прозвучали в выступлении А. А. Жданова на ленинградской партийной конференции 3 марта 1939 года, в котором он заявил, что фашизм — «это выражение мировой реакции, империалистической буржуазии, агрессивной буржуазии» — угрожает главным образом Англии и Франции. В этих условиях Англии очень хотелось бы, чтобы «Гитлер развязал войну с Советским Союзом», поэтому она старается столкнуть Германию и СССР, чтобы остаться в стороне, рассчитывая «чужими руками жар загребать, дождаться положения, когда враги ослабнут, и забрать». Как заявил Жданов, в Москве разгадали эти замыслы, и СССР будет «копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом». Эти материалы, по мнению Мельтюхова, дополняют характеристику международной ситуации, содержавшуюся в Отчётном докладе ЦК ВКП(б) XVIII съезду партии (10 марта 1939 года), в котором были сформулированы задачи советской внешней политики в условиях начала новой империалистической войны и стремления Англии, Франции и США направить германо-японскую агрессию против СССР: Советский Союз должен был «проводить и впредь политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами; соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками; всемерно укреплять боевую мощь» армии и «крепить международные связи дружбы с трудящимися всех стран, заинтересованными в мире и дружбе между народами». Из контекста речи Сталина ясно, что «поджигателями» войны являются страны, проводящие политику невмешательства: Англия, Франция и США. В этих условиях целью советского руководства было использовать кризис и противоречия великих держав для дальнейшего усиления своего влияния в мире с перспективой окончательного решения вопроса о существовании капиталистического общества[1][2]. Политический кризис 1939 года В марте 1939 года в результате Мюнхенского сговора и последующих событий Чехословакия прекратила своё существование как единое государство. 14 марта Словацкая республика провозгласила «независимость под защитой» Третьего рейха. 15 марта германские войска вступили в Прагу и оккупировали оставшуюся часть Чехии. Германия объявила о создании в Чехии Протектората Богемии и Моравии. 14—18 марта Венгрия при поддержке со стороны Польши оккупировала Закарпатье. Ещё в октябре 1938 года, после аннексии Судетской области, Германия потребовала от Польши передачи Германии Вольного города Данцига, согласия на прокладку автострады и железной дороги в Восточную Пруссию через польское Поморье, а также присоединения Польши к Антикоминтерновскому пакту (или, по крайней мере, открытого заявления польского руководства о том, что Польша является политическим партнёром Германии и стратегическим противником СССР). 21 марта 1939 года, через неделю после окончательного раздела Чехословакии, Гитлер в своём меморандуме вновь вернулся к требованиям по Данцигу. 26 марта правительство Польши официально ответило отказом на меморандум Гитлера[3]. Тем временем 21—23 марта Германия под угрозой применения силы вынудила Литву передать ей Мемельскую (Клайпедскую) область. Действия Германии весной 1939 года в отношении Чехословакии, Литвы, Польши и Румынии заставили Великобританию и Францию заняться поиском союзников для сдерживания германской экспансии. Одновременно Германия предприняла зондаж позиции СССР на предмет улучшения отношений, но советская сторона предпочла занять выжидательную позицию[1]. 18 марта, в связи с известиями о готовящемся предъявлении Германией ультиматума Румынии, выполнение которого должно было поставить её экономику на службу Рейху, нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов через английского посла в Москве предложил созвать конференцию шести стран — СССР, Англии, Франции, Румынии, Польши и Турции — с целью предотвращения дальнейшей германской агрессии. Однако английская сторона нашла это предложение «преждевременным» и предложила ограничиться совместной декларацией Англии, Франции, СССР и Польши о заинтересованности названных стран в сохранении независимости и целостности государств Восточной и Юго-Восточной Европы. Политические переговоры В советской и российской историографии принято считать, что цели Великобритании и Франции в начавшихся в Москве переговорах заключались в следующем: отвести от своих стран угрозу войны; предотвратить возможное советско-германское сближение; демонстрируя сближение с СССР, достичь соглашения с Германией; втянуть Советский Союз в будущую войну и направить германскую агрессию на Восток. Как правило, отмечается, что Великобритания и Франция, стремясь сохранить видимость переговоров, в то же время не желали равноправного союза с СССР. В постсоветский период появились указания на то, что Запад был более заинтересован в союзе с СССР, нежели советское руководство — в союзе с Великобританией и Францией[1]. В условиях кризиса 1939 года для Франции первостепенное значение имело устранение угрозы со стороны Германии, поэтому Париж более активно выступал за создание антигерманской военной коалиции с участием не только Польши, но и СССР. При этом французское руководство стремилось возложить основную тяжесть войны на своих восточноевропейских союзников. На политику Франции значительное влияние оказывала Великобритания. При этом в Париже не исключали возможности достижения новой договорённости с Германией, для давления на которую использовались переговоры с Москвой[1]. В Великобритании переговоры с Москвой рассматривались лишь как средство давления на Берлин. Кроме того, привлекая СССР к обеспечению безопасности стран Восточной Европы, Лондон одновременно пытался избежать того, чтобы эти усилия не толкнули эти страны — как правило, настроенные антисоветски, — в лагерь союзников Германии. Поэтому Великобритания старалась сделать соглашение с Москвой максимально широким и расплывчатым, не затрагивающим интересы восточноевропейских стран. Всё это ещё более затрудняло англо-франко-советские переговоры и в итоге завело их в тупик, поскольку Лондон так и не решился заплатить за союз с СССР ту цену, которую потребовала Москва. В отношении Германии Великобритания пыталась продолжать ставшую традиционной политику «умиротворения», дополнив её с марта 1939 г. мерами военно-политического давления. В Лондоне рассчитывали на то, что это заставит Германию воздержаться от дальнейшей экспансии и пойти на урегулирование отношений с Великобританией[1]. Что касается целей СССР на этих переговорах, то этот вопрос является предметом дискуссии. Как правило, считается, что советское руководство ставило перед дипломатами три основные задачи — предотвратить или оттянуть войну и сорвать создание единого антисоветского фронта. Сторонники официальной советской версии считают, что стратегической целью советского руководства летом 1939 года было обеспечение безопасности СССР в условиях начавшегося кризиса в Европе; их оппоненты указывают, что советская внешняя политика способствовала столкновению Германии с Великобританией и Францией в расчёте на «мировую революцию»[1]. Переговоры начались в апреле, однако долгое время продвижения вперёд на них не отмечалось. 17 апреля Литвинов, в ответ на английское предложение дать Польше односторонние гарантии также и со стороны СССР, предложил проект англо-франко-советского договора о взаимопомощи, предусматривающего «всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств». В ответ Франция предложила ограничиться короткой декларацией о намерениях: оказывать военную поддержку друг другу или солидарную поддержку странам Центральной и Восточной Европы в случае германской агрессии против кого-либо из фигурантов. 3 мая, когда стало ясно, что Великобритания и Франция не приняли советское предложение, народным комиссаром иностранных дел вместо М. М. Литвинова был назначен В. М. Молотов, по совместительству оставшийся главой СНК СССР. Лишь 24 мая Великобритания наконец приняла решение идти на союз с СССР. 27 мая Чемберлен, опасаясь, что Германии удастся нейтрализовать СССР, направил послу в Москве инструкцию, предписывающую согласиться на обсуждение пакта о взаимопомощи, военной конвенции и гарантий государствам, которые подвергнутся нападению Гитлера. Англо-французский проект был разработан на основе советских предложений от 17 апреля. 2 июня на московских переговорах СССР вручил Великобритании и Франции новый проект договора. Он предусматривал обязательства для всех сторон в случае агрессии немедленно оказать помощь, включая военную, другим участникам договора, а также восточноевропейским государствам, граничащим с СССР. Согласно англо-французскому проекту соглашения от 27 мая (с советскими поправками от 2 июня), который был взят за основу дальнейших переговоров, вступление союза в силу предусматривалось в следующих случаях: в случае нападения одной из европейских держав (то есть Германии) на одну из договаривающихся сторон; в случае германской агрессии против Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польши, Латвии, Эстонии или Финляндии (предполагалось, что договаривающиеся стороны дадут гарантии защиты всем этим государствам); в случае, если одна из сторон будет вовлечена в войну из-за предоставления помощи по просьбе третьей европейской страны. Тем временем Эстония и Латвия высказались против гарантий со стороны Великобритании, Франции и СССР и 7 июня заключили с Германией договоры о ненападении. Финляндия и Литва также отказывались принимать советские гарантии (Литва подписала договор о ненападении с Германией ещё в марте 1939 года). СССР, однако, продолжал настаивать на включении в англо-франко-советский договор положения о гарантиях прибалтийским государствам или заключения простого трёхстороннего договора без гарантий третьим странам. 29 июня в газете «Правда» появилась статья члена Политбюро А. А. Жданова, в которой отмечалось, что англо-франко-советские переговоры «зашли в тупик», поскольку Англия и Франция «не хотят равного договора с СССР». Великобритания и Франция стремились ограничить свои обязательства, а также избежать выдачи гарантий прибалтийским государствам. Параллельно контактам с СССР Великобритания продолжала зондировать Германию на предмет переговоров. Германия же, опасаясь британских ВВС и французской армии, которые в случае своего вмешательства могли значительно осложнить её положение, пыталась получить чёткий ответ на основной вопрос: что будут делать Великобритания и Франция в случае германско-польской войны[1]. Основными пунктами расхождений позиций сторон на переговорах были: список стран, которым предоставляются гарантии. Англо-французская сторона полагала, что прямое их перечисление в тексте чревато политическими осложнениями. К концу июня было выработано компромиссное решение, что список всё-таки будет, но в секретной части договора; включение в список стран Прибалтики и Финляндии. Англичане сначала возражали, но к 17 июля согласились с советским предложением; запрет на заключение сепаратного мира. Англия не хотела давать обещание не заключать сепаратного мира в случае войны, поскольку не верила в активность советских вооружённых сил в будущей войне, но позднее приняла советское условие; одновременное вступление в силу политического и военного соглашения. На это английская сторона согласилась 23 июля; определение понятия «косвенная агрессия». Это единственный пункт, по которому не удалось достичь компромисса. 4 июля министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс на заседании внешнеполитического комитета британского парламента вынес на рассмотрение два варианта: срыв переговоров или заключение ограниченного пакта. Обосновывая свою позицию, он сказал: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией». 8 июля Великобритания и Франция констатировали, что договор с СССР в целом согласован, однако советская сторона выдвинула новые требования (речь идёт о расширенной формулировке понятия «косвенная агрессия», не соответствовавшей международному праву), отказавшись идти на какие-либо уступки. В советском варианте «косвенная агрессия» определялась следующим образом: Выражение «косвенная агрессия» относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств <страны, пограничные с СССР, а также Бельгия и Греция> соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечёт за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон[4] Это было расценено представителями Великобритании и Франции как требование СССР предоставить ему возможность по желанию и под любым предлогом вводить свои войска в соседние страны. Со своей стороны, британские и французские участники переговоров предлагали считать косвенной агрессией только … действия, на которые соответствующее государство дало своё согласие под угрозой применения силы со стороны другой державы и которые связаны с отказом этого государства от своей независимости или своего нейтралитета[5]. то есть, в отличие от советской формулы, отсутствовал пункт «или без такой угрозы». 10 июля на заседании внешнеполитического комитета британского парламента, для того чтобы предотвратить срыв переговоров с СССР, фактически зашедших в тупик, Галифакс предложил дать согласие на одновременное подписание политического и военного соглашений и начать переговоры о содержании военного соглашения. Галифакс заметил, что «военные переговоры затянутся на очень длительный период»[6]. 19 июля британское руководство решило не идти ни на какие уступки в отношении советской формулировки «косвенной агрессии», но согласиться на военные переговоры для того, чтобы затруднить советско-германские контакты и усилить свои позиции в отношении Германии. Считалось, что военные переговоры позволят не допустить советско-германского сближения и затянуть время до осени, когда Германия в силу погодных условий не решится начать войну. Франция более осторожно отнеслась к началу военных переговоров до заключения политического соглашения. Кроме того, и в Лондоне, и в Париже знали, что Польша и Румыния категорически возражают против пропуска Красной Армии через свою территорию. В итоге в Лондоне пока отложили решение этого вопроса, обсуждая тем временем, не прервать ли переговоры с СССР вообще[1]. Всё же 23 июля Великобритания и Франция, констатировав, что «уже достигнуто достаточное согласие по основным вопросам, чтобы перейти к изучению конкретных военных проблем», согласились на предложенные советской стороной военные переговоры, о чём и уведомили её 25 июля. 27 июля Великобритания, Франция и СССР оговорили подготовительный период для военных переговоров в 8—10 дней, но компромиссная формула по «косвенной агрессии» так и не была найдена, а СССР отказался опубликовать коммюнике о согласовании политического договора[1]. 2 августа на московских переговорах с Великобританией и Францией СССР вновь подтвердил неизменность своей позиции по «косвенной агрессии», а 7 августа политические переговоры в Москве были прерваны. Военные переговоры В результате английская и французская миссии отправились в Москву 5 августа, выбрав при этом самый продолжительный способ передвижения — морем до Ленинграда (ныне Санкт-Петербург) и далее поездом. В Москву миссии прибыли только 11 августа. Об отношении Англии к переговорам свидетельствует факт направления в Москву адмирала Дракса, имевшего незначительный вес в военном руководстве, в то время как, например, на неофициальные переговоры в Польшу полетел генерал-инспектор заморских войск Айронсайд (занявший в сентябре 1939 пост начальника Имперского Генштаба). На официальные переговоры по выработке военного соглашения в Варшаву с английской стороны ездили полковник Дэвидсон (ВВС), генерал Клэйтон (армия) и коммодор Роулингз (ВМС), то есть фигуры ещё более низкого ранга, чем Дракс. Чемберлен не верил ни в возможность достижения соглашения с СССР, ни в военный потенциал Красной Армии[7], надеялся использовать переговоры лишь как средство давления на Гитлера и потому всемерно их затягивал[8]. 12 августа, на первом заседании трёх миссий, глава советской делегации предложил ознакомиться с полномочиями каждой делегации. Он предъявил полномочия советской делегации, которые гласили, что делегация уполномочена «…вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе…»[9]. Глава французской делегации генерал Думенк зачитал свои полномочия, которые поручали ему «договориться с главным командованием советских вооружённых сил по всем вопросам, относящимся к вступлению в сотрудничество между вооружёнными силами обеих стран». Этот уровень полномочий был существенно более низким, чем у советской делегации, но всё-таки генерал Думенк имел возможность вести серьёзные переговоры с советской стороной. Французы были настроены на скорейшее заключение соглашения, но они целиком зависели от англичан. Тут выяснилось, что глава английской делегации адмирал Дракс вообще не имеет никаких письменных полномочий. Адмирал Дракс попытался выйти из затруднительного положения, заявив, что если бы совещание было перенесено в Лондон, то он имел бы все необходимые полномочия, однако глава советской делегации под общий смех возразил, что «привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании»[9]. В конце концов адмирал обещал запросить у своего правительства письменные полномочия, которые были им получены только 21 августа. Несмотря на отсутствие у адмирала Дракса полномочий, советская делегация заявила, что не возражает против продолжения работы совещания. С 13 по 17 августа состоялось семь заседаний, на которых стороны обменялись сообщениями о своих вооружённых силах и планах на случай гитлеровской агрессии. От имени Англии выступали адмирал Дракс, маршал авиации Бэрнетт и генерал Хейвуд; от имени Франции — генерал Думенк, Валэн и капитан Вийом; от имени СССР — начальник генерального штаба Б. М. Шапошников, начальник военно-воздушных сил А. Д. Локтионов и нарком военно-морского флота Н. Г. Кузнецов. Английский историк М. Каулинг отмечал, что к этому времени Н. Чемберлен стал проявлять «всё большую заинтересованность в срыве англо-русских переговоров». Ещё 8 июня Чемберлен признавал в беседе с американским послом Кеннеди, что не исключена возможность того, что он «положит конец» переговорам с СССР. Даже в беседе с японским послом Сигэмицу в конце июня Чемберлен не скрывал своего «сокровенного желания разорвать переговоры с СССР». С начала июля вопрос о срыве переговоров неоднократно рассматривался и на заседаниях внешнеполитического комитета английского правительства. 19 июля лорд Галифакс цинично заявил, что если бы переговоры сорвались, то «это его не очень обеспокоило бы»[6]. Сталин также не рассчитывал на заключение реального соглашения с Англией и Францией, а рассматривал переговоры как средство дипломатической игры с одной стороны с Германией, с другой — с Англией и Францией, с целью остаться вне европейской войны. Рукописная инструкция Сталина Ворошилову от 7 августа, в частности, гласила: 1. Секретность переговоров с согласия сторон. 2. Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР. 3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и «почтительно» спросить, для каких целей направило их правительство в СССР. 4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, то есть Франции, Англии, СССР и т. д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе. 5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР. 6. Если французы и англичане всё же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию. 7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключённым, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом её варианте обречена на провал, что мы не считаем возможным участвовать в предприятии, заранее обречённом на провал. 8. На просьбы о показе французской и английской делегациям оборонных заводов, институтов, воинских частей и военно-учебных заведений сказать, что после посещения лётчиком Линдбергом СССР в 1938 г. Советское правительство запретило показ оборонных предприятий и воинских частей иностранцам, за исключением наших союзников, когда они появятся.[10] Тем временем с конца июля Германия через временного поверенного в делах СССР Г. И. Астахова резко активизировала зондаж советского руководства на предмет улучшения политических отношений между двумя странами. 2—3 августа министр иностранных дел Риббентроп сделал официальное заявление на тему германо-советского сближения, в котором, в частности, содержался намёк на раздел сфер влияния. 8—10 августа советское руководство получило от Астахова сведения о том, что немцы «готовы были бы объявить свою незаинтересованность (по крайней мере, политическую) в судьбе прибалтов (кроме Литвы), Бессарабии, русской Польши (с изменениями в пользу немцев) и отмежеваться от аспирации на Украину. За это они желали бы иметь от нас подтверждение нашей незаинтересованности к судьбе Данцига, а также бывш[ей] германской Польши (быть может, с прибавкой до линии Варты или даже Вислы) и (в порядке дискуссии) Галиции». Такая договорённость, однако, подразумевала отказ СССР от договора с Великобританией и Францией[11]. 11 августа советское руководство согласилось на начало постепенных переговоров по этим вопросам в Москве. 13 августа Германия уведомила СССР, что согласна вести переговоры в Москве[1]. По мнению историка Л. А. Безыменского, Сталин на основании разведывательной информации знал реальные планы англичан и не верил официальным заявлениям, поэтому рассматривал переговоры только как дипломатическую игру[10]. Об игре Сталина на противоречиях Германии и Великобритании с Францией ради достижения интересов советского государства говорит и историк М. И. Мельтюхов. Он расценивает заключённый в результате пакт с Германией как победу Сталина, помешавшую заключению европейских соглашений без учёта интересов СССР[1]. Историк С. З. Случ считает, что целью политики Сталина изначально было соглашение с Германией, а переговоры с Англией и Францией он стремился сорвать[11]. Рассматривая инструкцию Сталина советской делегации на военных переговорах, он полагает, что «все её пункты были нацелены не на то, как способствовать успеху переговоров (их цель даже не была обозначена), а на то, как их сорвать, возложив затем ответственность за неудачу на западные делегации, направившие их правительства». Ю. А. Никифоров критикует данное мнение, указывая на отсутствие обоснований для него, и считает, что текст инструкции Сталина не даёт основания для подобной интерпретации[12]. Ворошилов поставил перед англичанами и французами ряд конкретных вопросов, на которые они не смогли дать внятных ответов, так как им запрещено было разглашать секретную военную информацию (ввиду того, что она, при отсутствии обязывающего политического соглашения, могла быть передана Берлину). Со стороны СССР был также представлен план развёртывания, согласно которому должно было действовать до 136 дивизий, однако представители Англии и Франции не предоставили подобных планов[13]. 14 августа на переговорах с военными миссиями Великобритании и Франции советская сторона подняла вопрос о проходе Красной Армии через Польшу, по виленскому и галицийскому коридорам — без чего, по мнению советской стороны, не могла быть отражена возможная германская агрессия[14]. Это оказалось «мёртвой точкой», на которой переговоры застыли. Поляки отказывались пропускать Красную Армию через свою территорию, несмотря на давление со стороны Франции[14]. Известно афористическое выражение, сказанное Беком французскому послу: «С немцами мы рискуем потерять свою свободу, а с русскими — свою душу»[15]. 17 августа в переговорах был сделан перерыв. 17 и 20 августа глава французской военной миссии генерал Думенк сообщал из Москвы в Париж: Цитата:
Несмотря на распространённое в то время не только в Москве, но и в западных столицах мнение, что Англия и Франция ничего не предпринимали с целью склонить Польшу к тому, чтобы она пропустила через свою территорию советские войска для защиты от немцев, из опубликованных недавно документов следует, что это не так. Англия и Франция продвинулись в этом деле далеко, но недостаточно далеко. Из этих документов ясно также, что поляки проявили непостижимую глупость[17]. 17—19 августа Великобритания и Франция уточняли позицию Польши относительно прохода Красной Армии и пытались добиться её согласия, но Варшава осталась при своем мнении. Утром 21 августа началось последнее заседание англо-франко-советских военных переговоров, в ходе которого стало ясно, что переговоры зашли в тупик. Тем не менее формально переговоры прерваны не были. 22 августа советская пресса сообщила о предстоящем приезде в Москву Риббентропа для заключения пакта о ненападении, при этом СССР информировал Великобританию и Францию, что «переговоры о ненападении с Германией не могут никоим образом прервать или замедлить англо-франко-советские переговоры». В тот же день Франция попыталась вновь добиться от Польши согласия на проход Красной Армии, чтобы иметь возможность ограничить значение будущего советско-германского пакта или сорвать его подписание. Глава французской военной миссии, получивший наконец полномочия на подписание военной конвенции, пытался 22 августа настоять на продолжении военных переговоров, но глава советской военной миссии, сославшись на то, что «позиция Польши, Румынии, Англии неизвестна», предложил не торопиться с продолжением переговоров[1]. Провал переговоров 23 августа в Москву на специальном самолете через Кёнигсберг прибыл Риббентроп, и в ходе переговоров со Сталиным и Молотовым в ночь на 24 августа были подписаны советско-германский пакт о ненападении и секретный дополнительный протокол, определивший «сферы интересов» сторон в Восточной Европе. К сфере интересов СССР были отнесены Финляндия, Эстония, Латвия, территория Польши к востоку от рек Нарев, Висла и Сан, а также румынская Бессарабия[1]. Основные статьи: Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и СССР Подписав пакт о ненападении с Германией, СССР 25 августа заявил англо-французской военной миссии, что в изменившейся ситуации военные переговоры «теряют всякий смысл». В тот же день Франции было сообщено, что договор 1935 года остаётся в силе, а политические переговоры с Великобританией и Францией могли бы быть продолжены, если они готовы принять советские предложения. Лондон и Париж, однако, решили не идти на уступки СССР, который втайне от них осмелился предпочесть какие-то собственные интересы «общему делу» защиты западных демократий, и в ночь на 26 августа их военные миссии покинули Москву[1]. Как указывает М. Мельтюхов, отечественная историография исходит из идеи, что англо-франко-советский союз мог бы предотвратить возникновение Второй мировой войны. Мельтюхов считает это утверждение дискуссионным, поскольку его сторонники не учитывают того факта, что англо-франко-советские переговоры были лишь одной из сторон событий 1939 года. Ряд авторов указывает, что в ходе переговоров Великобритания и Франция, недооценивавшие советские вооружённые силы, были вынуждены также учитывать антисоветскую позицию соседей СССР. Кроме того, сказывалось взаимное недоверие Великобритании и Советского Союза, которые опасались быть обманутыми друг другом. Всё это не могло не сказаться на исходе переговоров[1]. Для достижения договорённости требовалось согласие Великобритании и Франции на признание СССР европейской великой державой и усиление его влияния на континенте. Лондон и Париж оказались неспособны пойти на такую уступку, в том числе потому что союз с СССР означал бы окончательный раскол Европы на военно-политические блоки и, по мнению западных держав, угрожал их втягиванию в войну, которой они стремились избежать, направив германскую экспансию на Восток[1]. Примечания Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941. — М.: Вече, 2000. Глава «Политический кризис 1939 г.» ↑ Речь Сталина на XVIII съезде ВКП(б) ↑ Уильям Ширер. Взлет и падение Третьего рейха. На очереди — Польша ↑ Предложения Советского правительства от 9 июля 1939 г. //СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны, Док. и материалы. М., 1971 стр. 486—487 ↑ Документы и материалы кануна второй мировой войны… Т. 2. С. 131—133 Сиполс В. Я. «Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны» — М.: Международные отношения, 1979. ↑ В личном письме от 28 марта Чемберлен писал: «Должен признаться, что я совершенно не доверяю России. Я не верю, что она сможет вести эффективные наступательные действия, даже если захочет… Более того, её ненавидят и относятся к ней с подозрением многие маленькие государства, особенно Польша, Румыния и Финляндия». Feiling К. The Life of Neville Chamberlain. L., 1963. P. 403. На заседаниях кабинета Чемберлен заявлял, что «всё, касающееся союза с Россией, он рассматривает с большим предчувствием беды», абсолютно не верит в «прочность России и сомневается в её способности оказать помощь в случае войны» Архивированная копия (недоступная ссылка — история). Проверено 6 сентября 2007. Архивировано 8 октября 2007 года. ↑ William L. Shirer, The rise and fall of the Third Reich: a history of Nazi Germany. Simon and Schuster, 1980. с. 504 «Переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции в Москве в августе 1939 г.» — «Международная жизнь», 1959, № 2, стр. 145. Безыменский Л. А. Гитлер и Сталин перед схваткой С. З. Случ. Сталин и Гитлер, 1933—1941. Расчёты и просчёты Кремля, стр. 110 ↑ Никифоров Ю. А. Пакт Молотова-Риббентропа (Некоторые аспекты новейшей историографии) ↑ Московские переговоры 1939 — статья из Большой советской энциклопедии. . История второй мировой войны. Архивировано 8 октября 2007 года. Воениздат, 1973-74 ↑ У. Черчилль. Вторая мировая война. ↑ Ржешевский O., научный руководитель Центра истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, Президент Ассоциации историков Второй мировой войны. Накануне (о расчётах и просчётах советской политики в 1939—1941 годах) ↑ У. Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха Литература Московские переговоры 1939 — статья из Большой советской энциклопедии. Московские переговоры 1939 (статья) Дипломатический словарь / М., Госполитиздат, 1948 Переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции в Москве в августе 1939, «Международная жизнь», 1959, № 2—3. William Strang. The Moscow negotiations 1939. Leeds U.P., 1968. Панкратова М., Сиполс В., Почему не удалось предотвратить войну. Московские переговоры СССР, Англии и Франции 1939 года (Документальный обзор), М., 1970. Овсяный И. Д., Тайна, в которой война рождалась, М., 1971. М. Панкрашова. Англо-франко-советские переговоры // «Международная жизнь», № 8, 1989. стр.28-39 Roberts, Geoffrey. The alliance that failed: Moscow and the Triple Alliance negotiations, 1939. // European History Quarterly, 26, 1996, С. 383—414. Derek Watson. Molotov’s Apprenticeship in Foreign Policy: The Triple Alliance Negotiations in 1939, Europe-Asia Studies, Vol. 52, No. 4 (June, 2000), С. 695—722. Sidney Aster. Sir William Seeds: Diplomat as a Scapegoat?. // Leadership and responsibility in the Second World War. McGill-Queen’s Press — MQUP, 2004. С. 121. Ильмярв М. Был ли выбор? Балтийские страны и трехсторонние переговоры 1939 года. // Отечественная история, № 8, 2004. C. 47-66. Daniel Hucker. Public Opinion and the End of Appeasement in Britain and France. Ashgate Publishing, Ltd., 2011. Майский И. И. Кто помогал Гитлеру. — М.: МИМО, 1962. Овсяный И.Д. 1939: последние недели мира. — М.: Политиздат, 1981. — 319 с. — 100 000 экз. |
#260
|
||||
|
||||
![]()
https://sites.google.com/site/humanitext/home/balt39
БЫЛ ЛИ ВЫБОР? БАЛТИЙСКИЕ СТРАНЫ И ТРЕХСТОРОННИЕ ПЕРЕГОВОРЫ 1939 года Источник: Отечественная история, № 4, 2008, C. 47-66 Более полувека продолжается дискуссия по поводу трехсторонних переговоров о создании антигитлеровской коалиции, которые велись накануне Второй мировой войны весной и летом 1939 г. между Англией, Францией и Советским Союзом. В связи с открытием архивов бывшего Советского Союза трехсторонние переговоры вновь и вновь становятся объектом изучения в первую очередь в историографии СССР, Франции, Англии и Польши1. Достаточно много внимания уделялось этим переговорам и в литературе, которая была опубликована в Советской Эстонии. Ряд авторов того периода рассматривал политику Эстонии и Латвии как борьбу против создания единого фронта мира против агрессора2. Перед восстановлением независимости стран Балтии эта тема стала одной из наиболее актуальных. Утверждалось, что Англия и Франция все равно уступили бы страны Балтии Советскому Союзу, как это сделала Германия, и что причиной утраты независимости было только превращение Германии и СССР в великие державы. Однако остается неясным, на чем основывается ряд высказанных позиций. Например, утверждалось, что государства Балтии во время трехсторонних переговоров пытались под руководством Литвы заключить договор о военном союзе3. Статья подготовлена при финансовой поддержке Эстонского научного фонда (гранты 2905, 3817, 5095). Автор благодарит переводчицу Людмилу Дубеву. стр. 47 В уже восстановившей независимость Эстонии историки, игнорируя факты, попытались дать теоретическое объяснение системы международных отношений, на фоне которой происходили все эти события. Официальную внешнюю политику Эстонии пытались оправдать и тем, что будто бы и не было возможности действовать иначе. Высказывалось мнение, что противостояние Эстонии и Латвии заключению трехстороннего договора было оправдано. В 1939 г. Гитлер якобы готовился к войне только против Франции и Великобритании, и обвинения, выдвигавшиеся против Эстонии и Латвии со стороны Советского Союза в том, что они могут превратиться в военный плацдарм, представляли собой предназначенную для Запада пропаганду, имевшую цель оправдать требования Советского Союза. Для стран Балтии было выгоднее потерять независимость в результате пакта Молотова-Риббентропа, нежели в результате возможного соглашения между Англией и Советским Союзом. Противостоя трехстороннему соглашению, Эстония и Латвия сумели превратить себя в выгодный товар, обратить на себя внимание всего мира и заставить Советский Союз заключить соглашение с Германией о разделе сфер влияния в Прибалтике. Без пакта Молотова-Риббентропа Советский Союз получил бы страны Балтии от Англии и Франции, и в таком случае их независимость исчезла бы еще незаметнее. В то же время противостояние трехсторонним переговорам и то, что соглашение об уступке стран Балтии между Советским Союзом, Англией и Францией не состоялось, позволило странам Балтии легче восстановить независимость4. При таких спекулятивных утверждениях остается без внимания политическое давление на Эстонию и Латвию, которому последние подчинились. Это позволяет поставить вопрос о том, существовала ли весной и летом 1939 г. в условиях все более углубляющегося международного кризиса альтернатива внешней политике Эстонии и Латвии? Позиция Эстонии и Латвии Сведения о трехсторонних переговорах между СССР, Англией и Францией и намерениями предоставить гарантии Латвии, Эстонии и Финляндии быстро дошли до политиков этих стран. Но только 26 мая министр иностранных дел Великобритании лорд Э. Галифакс приказал послам в Риге и Хельсинки и поверенному в делах в Таллинне проинформировать правительства Латвии, Финляндии и Эстонии о проекте соглашения, который вскоре будет предложен Москве5. Министр иностранных дел Эстонии Карл Сельтер на состоявшемся в середине апреля заседании комиссии Государственной думы и Государственного совета по внешней политике и обороне назвал английские гарантии Польше "явлением, заставляющим задуматься" и предположил, что Англия желает ускорить развязывание войны против Германии. В то же время верховный главнокомандующий и председатель комиссии Государственного совета по внешней политике Иоган Лайдонер нашел, что Эстония в сложившейся обстановке должна доверять Германии, так как чрезмерное недоверие к Германии может ослабить волю Эстонии к оказанию сопротивления Советскому Союзу. Оба они считали, что возможная польско-германская или англогерманская война опасна для Эстонии6. В Москву пришло сообщение, что Лайдонер на секретном заседании Государственного собрания 3 мая однозначно заявил, что Эстония никогда не будет воевать вместе с Советским Союзом против Германии7. Вероятно, имелось в виду заседание комиссии Государственного совета по внешней политике и обороне. 25 мая выходивший в Таллинне на английском языке печатный орган эстонского правительства "The Baltic Times" опубликовал интервью с Сельтером. Последний заявил, что Эстония полностью верит в мирные устремления Англии, но, несмотря на это, считает, что если какая-либо из великих держав без приглашения выступит в роли представителя системы коллективной безопасности или же в качестве защитника своих жизненно важных интересов в Прибалтике, все балтийские государства будут рассматривать это в качестве агрессии и станут бороться против этого всеми силами. От стр. 48 имени правительства Сельтер заявил о готовности использовать в случае опасности "ограниченную помощь" какой-нибудь доброжелательной великой державы и подчеркнул, что характер помощи и точный механизм ее предоставления определить до нападения нельзя. Интервью Сельтера вызвало недовольство английского МИД ("Foreign Office"). Там нашли, что министр иностранных дел Эстонии занял позицию, направленную против Великобритании. После этого Сельтер просил разъяснений у поверенного в делах Англии в Таллинне Вильфреда Х. Гальена, как отнеслось бы английское правительство к совместной гарантии нейтралитета Эстонии четырьмя странами - Германией, Англией, Францией и СССР. Когда Гальен сообщил Сельтеру, что это предложение не интересует его правительство, министр иностранных дел Эстонии потребовал, чтобы английское правительство предприняло в Москве нечто такое, что предупредило бы агрессивную политику СССР в отношении Эстонии8. Однако несколько позднее Сельтер выразил свою поддержку внешней политике английского правительства. 26 мая, когда Гальен по распоряжению МИД Великобритании информировал Сельтера о ходе трехсторонних переговоров, Сельтер назвал англо-советское взаимопонимание явлением большой важности в европейской политике и поздравил в связи с этим правительство Англии9. Но уже через неделю, 2 июня, в редакционной статье эстонской газеты "Paevaleht" было заявлено, что балтийские страны никогда не согласятся с гарантиями, предоставленными государствами, входящими в одну политическую группировку. Если на страницах "The Baltic Times" утверждалось, что Эстония верит в мирные устремления Англии, то теперь английское правительство обвинялось в том, что оно сделало большие уступки СССР. Статья даже призывала советское правительство поверить в то, что декларированный балтийскими странами нейтралитет является лучшей гарантией мира и для границ СССР и для самих балтийских государств. Несмотря на заверения, данные представителям Эстонии и Латвии, что гарантии Латвии, Эстонии и Финляндии без их согласия предоставляться не будут, и в "Foreign Office", и на "Quai d'Orsay" (МИД Франции) имелись лица, считавшие, что все эти страны должны быть счастливы, что Англия, Франция и Советский Союз готовы предоставить им гарантии. Так, послы Франции и Англии в Москве Поль-Эмиль Наджиар и Уильям Сидс также считали, что Латвия, Эстония и Финляндия в случае заключения трехстороннего соглашения не должны бояться оккупации со стороны Советского Союза, так как Лондон и Париж гарантируют уход Красной армии в дальнейшем. "Вы должны согласиться, что как Англия и Франция не потерпят, чтобы какое-нибудь государство оказало военное воздействие на Голландию и Бельгию, так и Россия не потерпит, если это произойдет с Финляндией, Латвией и Эстонией", - подобным образом Сидс пытался в Москве уговорить эстонцев, латышей и финнов принять гарантии10. Те, кто в Англии планировал войну, желали использовать продукцию и спрос балтийских стран в своих интересах и пытались помешать их транспортировке по Балтийскому морю. Несмотря на возможную блокаду со стороны флота Германии, англичане рассчитывали, что можно будет продолжить торговый обмен с Финляндией и балтийскими странами, используя железные дороги Швеции и Норвегии11. МИД Англии и Франции обвиняли Латвию, Эстонию и Финляндию в том, что они предпочитают протекторат Германии. Генеральный секретарь министерства иностранных дел Франции Алексис Леже заявил послу Латвии Ольгердсу Гросвалдсу: "Как мы можем вам доверять, ведь у вас нацистский режим и вы представляете собой нацистскую агентуру"12. Леже, который был одной из руководящих фигур в переговорах о Восточном пакте во Франции, удивлялся, как балтийские страны, которые в связи с Локарнскими соглашениями и после их заключения все время требовали от Англии и Франции гарантий безопасности, теперь вдруг стали громко возражать против них13. Печатные СМИ Англии и Франции также писали, что балтийские государства неспособны сохранить свою независимость, что СССР имеет право защищать свои жизненные интересы в Прибалтике, что решение, от какой из великих держав принять помощь в критический момент, стр. 49 нельзя оставлять на усмотрение балтийских государств, что отказываясь от гарантий, балтийские государства готовятся принять протекторат Германии. Политики и военачальники Эстонии высказывали свое отрицательное отношение к гарантиям и в беседах с советским полпредом. Если президент Константин Пяте затрагивал вопрос в чрезвычайно умеренном тоне, как бы выражая готовность присоединиться к переговорам, то инспектор артиллерии генерал-майор Хуго Каулер обвинял советское правительство в прямом намерении оккупировать страну и установить колхозный строй14. Но никакого официального протеста против предоставления гарантий Москве заявлено не было. Советский полпред К. Никитин находил, что правительство Эстонии весной и летом 1939 г. старалось разжечь в народе ненависть к СССР. Тем самым оно пыталось создать представление о правильности ориентации на ось "Рим-Берлин-Токио" и все время следовало указаниям из Берлина. "Нужно прямо сказать, - заключал Никитин, - что здесь шпаргалка из Берлина действует и слуги Гитлера служат ему верой и правдой"15. Заявления эстонских политиков с восхвалениями нейтралитета и высказываниями против гарантий продолжались вплоть до заключения пакта Молотова-Риббентропа. Еще 18 августа председатель Государственной думы Юри Улуотс заявил в Осло, выступая на заседании Межпарламентского союза, что нежеланному помощнику Эстония сможет оказать сопротивление и что военный поход в Эстонию не станет простой прогулкой16. Министр иностранных дел Латвии Вильхельмс Мунтерс также заявил, что Латвия не может согласиться с гарантиями, в предоставлении которых не участвует Германия, что политика гарантий находится в противоречии с проводимой Латвией политикой нейтралитета17. Против намерения Советского Союза предоставить гарантии Латвии выступил также президент Карлис Ульманис. Задав в одной из своих речей в конце мая риторический вопрос, как поступит Латвия, если какая-либо из великих держав решит вторгнуться на ее территорию, он дал ответ: "Мы будем бороться, будем защищаться, и сохраним свободу"18. Однако отношение к гарантиям латвийских военных не совпадало с позицией Ульманиса и Мунтерса. Многие, и среди них военный атташе Латвии в Москве Янис Залитис и начальник штаба Видземской дивизии Освальде Фогельманис, заявляли, что на самом деле они бы желали гарантий, но, поскольку Германию раздражать нельзя, то следует громко возражать против гарантий19. Литва не включалась в число государств, которым предполагалось предоставить гарантии, однако ее отношение к гарантиям было противоречивым. 10 мая посол Литвы в Москве сообщил Молотову, что его правительство было бы согласно и с односторонними гарантиями СССР. При этом посол выразил надежду, что Советский Союз и в дальнейшем будет относиться к Литве благожелательно. В середине июля посол Литвы в Риге Пранас Дайлиде сделал такое же заявление своему советскому коллеге20. Заведующий политическим отделом министерства иностранных дел Литвы Эдуардас Тураускас также говорил представителю Англии, что Литва является сторонницей многосторонних гарантий для балтийских государств, в том числе и для Литвы21. 7 июня посол СССР в Риге И. Зотов, опираясь на утверждения Дайлиде, телеграфировал в Москву, что правительство Литвы и литовские военные готовы безотлагательно подписать договор о военном союзе балтийских государств, причем если Эстония не возражает, то латвийские военные, наоборот, относятся к этому холодно22. Не исключено, что военное руководство Литвы в период трехсторонних переговоров вновь подняло вопрос о военном союзе балтийских государств. Однако утверждение, что Эстония согласилась в нем участвовать, следует считать дезинформацией. Правда, среди эстонских дипломатов встречались и те, кто поддерживал идею военного союза балтийских государств, в частности посол Эстонии в Париже Отто Страндман23. Во второй половине мая в ходе встречи с военным атташе Польши Леоном Миткевичем и послом Эстонии Александром Вармой премьер-министр Литвы Йонас Чернюс сказал, что если Польшу отрежут от Балтийского моря, то положение балтийских стран станет очень тяжелым. Согласно Миткевичу, премьер-министр высказывался как ярый сторонник войны с Германией. По его мнению, западные державы и Польша стр. 50 должны были потребовать от Германии восстановления независимости Чехии, объявления Клайпеды свободным городом, ухода немецких войск и, в случае отказа, начать войну. Чернюс также заявил, что в интересах Польши и Литвы был бы и раздел, а затем и изменение состава населения Восточной Пруссии, которая "как меч висит над Польшей и Литвой"24. Бывший посол Литвы в Берлине Казис Шкирпа позднее назвал заявление Чернюса провокацией25. Но в то же самое время, несмотря на заявления, сделанные в Москве и Риге, а также на готовность Чернюса присоединиться к возможному союзу между СССР, Англией и Францией, проводимая министром иностранных дел Литвы Юозасом Урбшисом внешняя политика держалась в русле политики нейтралитета, соответствовавшей интересам Германии. Когда стали известны планы командующего Стасиса Раштикиса посетить Варшаву, правительство Литвы сразу заявило, что визит ни в коем случае не направлен против Германии и что Литва в своей политике следует безоговорочному нейтралитету26. В указаниях, разосланных представителям Литвы за рубежом, Урбшис также подчеркивал, что Литва должна следовать политике безоговорочного нейтралитета "в любом положении и в любом вопросе"27. Свою роль в проведении Литвой прогерманской политики безоговорочного нейтралитета сыграла экономика. 20 мая в Берлине Урбшис подписал торговый договор между Литвой и Германией. Торговый обмен между двумя странами должен был возрасти с 117 млн. лит в 1938 г. до 299 млн. лит в 1939 г. Урбшиса принял и Гитлер, который заверил, что Литва может рассчитывать на Германию, поскольку политика Германии и в дальнейшем будет политикой мира, и что между двумя странами нет нерешенных вопросов. Но одновременно прозвучали и предупреждения: Литва не должна связывать себя комбинациями, направленными против Германии, или связанными с Польшей28. В то же время не исключено, что заявления представителей Литвы в Москве и Риге были сделаны с целью зондирования почвы, на тот случай, если бы трехстороннее соглашение действительно состоялось. Эстонское военное руководство в период трехсторонних переговоров обвиняло Англию в желании продать балтийские страны Советскому Союзу29. Протестовать против переговоров военное руководство решило по-своему. В ответ на них планировалась военная демонстрация: визит подводных лодок "Лембит" и "Калев" в военный порт Германии Киль. Визит, который готовили втайне, должен был состояться в начале июня. Но один из офицеров, служивших на подлодках, информируя 22 мая резидента британской разведки в Таллинне, открыл ему, что при приеме подлодок, построенных в Англии, офицеры дали обещание не допускать инспектирование подлодки представителями государства, которое может стать врагом Англии30. Известие о визите в Германию этих подлодок в условиях крайней международной напряженности стало неожиданностью для британского Адмиралтейства. Первой реакцией был вывод, что немцы подкупили начальника штаба эстонской армии Реэка, который отдал приказ о визите. Поверенный в делах Англии в Таллинне Гальен в это все же не верил. 28 июня он писал в Лондон: "Лично я все же не верю.., что он [Реэк] занимает активную антибританскую позицию, или что он подкуплен немцами. Я считаю, что он считает немецкую армию лучшей в мире и он один из тех, кто ею любуется"31. Протест Гальена министерству иностранных дел Эстонии положил быстрый конец планам эстонского военного командования. В период трехсторонних переговоров правительство, а также буржуазные круги Эстонии, считали Германию единственной спасительницей от угрозы с востока32. Трудно выяснить, насколько широко такие взгляды были представлены в буржуазных кругах. Но подтверждение этому можно найти в ряде источников. Посол Латвии в Берлине Едгарс Криевинып в докладе от 12 мая описывал беседу с неким эстонцем, который хорошо знал обстановку в Эстонии и критически относился к эстонскому правительству: "Высшее руководство государства, как известно, состоит будто бы из германофилов... Таково же, будто бы, и высшее военное руководство... В народе и обществе эти господа культивируют пораженчество и ... пропагандируют, что единственной спасительницей Эстонии является Германия и что приход немцев в Эстонию очень желате- стр. 51 лен... Они надеются сохранить свои личные предприятия и при помощи немцев развить и расширить их"33. Сходными в этом плане были и оценки, данные послом Латвии в Таллинне и касавшиеся отношения господствующих кругов к Германии: "Особенно бросается в глаза расхождение во взглядах между народом и правительством. Народ считает большим врагом немцев - народ не забыл рекомендации эстонских немцев построить хутора на колесах. В народе нередко слышно мнение, что русские менее опасны, чем немцы. Совершенно иначе смотрят на это правительство и интеллигенция, которые считают Россию врагом номер один... Военные круги в любом возможном случае также пытаются показать, что Россия является врагом номер один"34. Об отношении министра иностранных дел Эстонии к Германии свидетельствует доклад посла Шуманса, написанный в январе 1939 г. Посол подчеркивал, что Сельтер неоднократно заявлял ему, что если Красная армия в ходе советско-германской войны оккупирует страну, то достаточно будет ареста 10 тыс. эстонцев, чтобы народ исчез, и что Германия лучше Советского Союза. "От Германии, какой бы она ни была, не приходится ожидать таких дикостей, как от России". Исходя из этого, Сельтер оценивал положение Латвии и Литвы в случае войны как более выгодное: Германия сможет их быстрее оккупировать35. С другой стороны, в столицы балтийских государств проникли слухи о тайных советско-германских и англо-германских переговорах. Это была одна из причин того, почему ряд политиков и представителей военного руководства Эстонии, Латвии и Литвы не верили, что трехстороннее англо-франко-советское соглашение когда-нибудь будет заключено. Уже в том, что Молотов стал народным комиссаром иностранных дел, в Риге, Таллинне и Хельсинки увидели начало сближения между СССР и Германией, а также предвестие больших внешнеполитических изменений на пространстве между Балтийским и Черным морями36. Посол Литвы в Берлине Шкирпа во второй половине июля задал советнику советского посольства в Германии Г. Астахову вопрос по поводу распространившихся в Берлине слухов о сближении Германии и СССР. Астахов, ведший тайные переговоры о разделе Восточной Европы, критически оценил отношение Эстонии и Латвии к гарантиям, заявив, что нападение Германии на балтийские страны означает ущемление жизненных интересов Советского Союза, и что в таком случае Красная армия их оккупирует. По утверждению Астахова, мнение эстонцев и латышей, что в случае агрессии они сами смогут решать, от кого принимать помощь, наивно. Он утверждал, что в таком случае реакция СССР будет немедленной, однако это уже не будет оказание помощи независимым государствам. Посол Шкирпа писал, что его собеседник не отрицал наличие выбора: Советский Союз может заключить соглашение с англичанами и французами или с немцами37. В начале июня Мунтерс предполагал, что желание Москвы предоставить гарантии балтийским странам не более чем тактический маневр для затягивания переговоров с англичанами и французами38. Директор балтийского отдела министерства иностранных дел Латвии Вилис Мазенс, однако, в конце июня находил, что Советский Союз не видит никакой пользы от заключения пакта с Англией и Францией и желает сохранить себе свободные руки39. 12 июня Гальен докладывал о беседе с начальником протокола министерства иностранных дел Эстонии: "Киротар сказал, что он уверен, что такой договор никогда не будет подписан"40. Однако 24 июня Гальен информировал посла в Риге о своей беседе с генералом Лайдонером: "Несмотря ни на что Лайдонер уверен, что Советский Союз не подпишет никакого договора и не окажет помощи Англии и Франции в войне с Германией. Он говорит, что Советский Союз может не вступать в войну до тех пор, пока Польша не будет разбита... Генерал считает, что Советское правительство играет с правительством Его Величества". Посол в Риге Чарльз Орде, который позднее комментировал позицию Лайдонера, считал что его оценка сложившейся ситуации является следствием нехватки интеллектуального кругозора41. В начале июня генерал говорил послу Польши в Таллинне, что в случае европейского конфликта СССР сохранит нейтралитет, и что Советский Союз и Германия не желают возникновения военного конфликта между собой. Лайдонер утверждал, что поэтому для бал- стр. 52 тийских государств существует возможность сохранить нейтралитет42. Посол Эстонии в Риме Йоган Леппик в докладе от 24 июля отмечал, что Германия не даст себя втянуть в военные авантюры из-за Данцига, поскольку Данциг можно получить без войны, если будет заключено соглашение с СССР. Посол предсказывал, что Восточную Европу, особенно Польшу, не спасут никакие гарантии, если германской дипломатии удастся добиться соглашения с Москвой43. Эстонская печать также предсказывала, что тройственное соглашение не будет достигнуто. 17 июля на страницах газеты "Paevaleht" был задан вопрос, не готовит ли Чемберлен новый Мюнхен? Посол Латвии в Берлине Криевинын также писал в Ригу о попытках советско-германского сближения. 9 августа посол сообщал Мунтерсу: "В связи с тем, о чем я сообщил ранее, могу также сказать, что здесь продолжают распространяться слухи о советско-германском соглашении. Эти слухи исходят из окружения Гесса44 и говорят о планах Гитлера достичь соглашения с Россией за счет Польши и балтийских государств, восстановив границы России 1914 года"45. Польша, Германия и планы предоставления гарантий Послы Польши в Риге и Таллинне от имени своих правительств выступили с заявлениями о том, что, хотя в польско-немецких отношениях и возникли трудности, Варшава не является сторонницей распространения гарантий на Латвию, Эстонию и Финляндию. Они заявляли, что при необходимости Польша готова оказать помощь Эстонии и Латвии в борьбе против гарантий46. Но внешняя политика Польши, которая еще в 1938 г. пыталась оказать активное воздействие на Эстонию и Латвию в вопросе о 16 статье и пропагандировала так называемую "третью Европу", теперь демонстрировала крайнюю осторожность. Это нашло отражение и в польской печати. Несмотря на то что редакционные статьи и выражали некоторое соболезнование в связи с обстановкой, в которой оказались балтийские страны, они избегали критиковать намерения СССР предоставить этим странам гарантии. В прессе даже высказывалось мнение, что целью гарантий Советского Союза является принуждение балтийских стран к активному сохранению мира совместно с демократическими государствами47. Некоторые же польские газеты приходили к выводу, что в сложившейся обстановке Польша является единственным союзником балтийских государств и Финляндии. Так "Kurier Warszawski", выражавший национально-демократические взгляды, опубликовал призыв к сотрудничеству балтийских государств, Скандинавии и Польши с тем, чтобы обеспечить равновесие сил на Балтийском море. Однако со стороны внешнеполитических кругов Польши Эстония получала рекомендации избегать слишком тесных взаимоотношений с Германией, чтобы иметь возможность сопротивляться введению гарантий48. Германия сразу начала действовать против трехсторонних переговоров. Для этого были политические, экономические и военные причины. В Берлине считали, что в случае, если СССР получит от Англии и Франции мандат на предоставление гарантий балтийским государствам и они дадут на это свое согласие, то это может позволить советскому Военно-морскому флоту препятствовать перевозке по Балтийскому морю продуктов и сырья, жизненно важных для Германии в случае войны. В одном из меморандумов, составленных главным командованием Военно-морского флота Германии, анализировались возможные для нее последствия предоставления гарантий, и было высказано мнение, что Германия сама бы могла предоставить гарантии балтийским государствам или даже заключить с ними военный союз, как она это сделала 22 мая 1939 г. с Италией. Что же касалось балтийских государств и Финляндии, то в Берлине отдавали себе отчет в том, что у Германии, в случае ведения войны на два фронта, не хватит сил препятствовать оккупации этих государств и что заключение военного союза может исключить возможность достижения соглашения с Советским Союзом. Предполагалось, что в случае войны на два фронта флот Германии может ограничиться на Балтийском море только оборонительными действиями и в сотрудничестве с Эстонией и Финлян- стр. 53 дней закрыть советскому флоту выход в Балтийское море. Автор меморандума, анализируя сложившееся положение и касаясь политики, которая велась в отношении балтийских стран и Финляндии, пришел к следующему выводу: "Учитывая то, что сейчас невозможно изыскать необходимые военные силы, чтобы оказать этим странам существенную помощь в случае их конфликта с Россией, в наших интересах было бы как можно дольше не допускать вовлечения этих стран в военный конфликт. Нейтральная Финляндия и нейтральные пограничные государства, которые четко декларируют свой нейтралитет и готовы защищать этот нейтралитет всеми находящимися в их распоряжении средствами - вот что является жизненно важным интересом Германии. Поэтому в любом возможном случае следует давать этим государствам ясно понять, что мы признаем их присутствие в бассейне Балтийского моря как естественное и необходимое, что мы всегда и всеми подходящими средствами поддерживаем их стремление к сохранению нейтралитета. Мы уважаем их стремление к изоляции, потому что считаем это по историческим и экономическим причинам необходимым, и мы не имеем никаких намерений, в том числе и в случае конфликта на Балтийском море, так или иначе нарушать их нейтралитет. Считаем нужным сообщить, что мы готовы и в дальнейшем оказывать им помощь и приобретать необходимые для охраны их нейтралитета военные средства, а также давать советы по их использованию. Мы требуем ни больше, ни меньше, как только сохранения нейтрального отношения во всех ситуациях и твердой воли защищать этот нейтралитет всеми наличными средствами до последней возможности"49. Совершенно ясно, что именно в таком духе разговаривали в Берлине летом 1939 г. с послами и военными атташе балтийских стран. В их отношении Берлин стал использовать угрозы и приманки. С одной стороны, они получали строгие предостережения против принятия гарантий. Уже 21 марта журналист Карл Мегерле, свойственник Геринга, связанный с бюро Риббентропа50, сделал это со страниц "Berliner Borsen-Zeitung". Он рекомендовал задуматься о судьбе Чехословакии и понять, что вступление в антигерманскую коалицию означает и политическое, и экономическое самоубийство. 12 апреля Риббентроп разослал дипломатическим представителям Германии циркуляр, в котором требовал противостоять всем попыткам правительств Англии, Франции и Советского Союза образовать антигерманский фронт. Следуя инструкции, немецкие дипломаты в балтийских государствах стали внимательно следить за отношением правящих кругов этих стран к трехсторонним переговорам и предупреждать возможные выступления в пользу переговоров51. При этом Германия желала еще, чтобы Эстония предприняла шаги с целью воздействия на Польшу, чтобы последняя уступила Германии. В качестве примера приведем цитату из телеграммы посла Германии в Эстонии Ханса Фровейна, посланную из Берлина 24 апреля. "Я изложил министру (Сельтеру. - М. И.) нашу позицию в отношении английской политики изоляции Германии и в отношении англо-польского договора и подчеркнул, что Германия сохраняет и в будущем будет сохранять хладнокровие... Мои данные позволяют предположить, что Эстония использует свои хорошие отношения с Польшей и постарается повлиять на Польшу, чтобы последняя улучшила отношения с Германией"52. Когда генерал Лайдонер и полковник Рихард Маазинг во второй половине апреля наносили визит в Польшу, они рекомендовали польским политикам и военным пойти на уступки Германии53. В то же самое время посол Латвии в Таллинне Шумане писал в Ригу, что, несмотря на большую дружбу с Польшей, в Эстонии все больше и больше звучит мнение о том, что Польша должна подчиниться Германии - уступить Данциг и коридор, и что, по мнению руководящих кругов Эстонии, Польша допустила большую ошибку, приняв английские гарантии54. Интересно отметить, что, в связи с визитом Лайдонера в Польшу в Риге распространялись слухи о том, что генерал ведет с поляками переговоры по поводу совместной польско-эстонской акции - на случай, если Латвия вздумает оказать немцам сопротивление. Заведующий политическим отделом министерства иностранных дел Латвии Артуре Стегманис сделал даже запрос в посольство в Варшаве55. стр. 54 Видимо, военное руководство Эстонии, по желанию Германии, чтобы сделать Польшу более сговорчивой, предприняло и другие шаги. Военный атташе Якобсен сообщил военному атташе Польши в Берлине Антону Шиманскому, что он, будучи в главной квартире вермахта, "случайно увидел" оперативные карты для ведения военных действий против Польши. В Варшаве как раз и предполагали, что сообщения о намерениях Германии связаны с попыткой оказать давление на политику Польши56. В то же время Берлин подозревал, что визит Лайдонера и состоявшийся в мае визит командующего Литовской армией Раштикиса могут привести к созданию польско-балтийского блока под руководством Польши. Но для этих подозрений отсутствовали основания. В ходе визита генерал Лайдонер встречался с дипломатами из посольства Германии в Варшаве и заверил их, что за развитием польско-эстонских отношений не следует искать политических и военных договоров57. Позднее, уже в Таллинне, генерал информировал о визите Фровейна. В этой беседе Лайдонер выразил убеждение, что правительство Польши и польское военное руководство, несмотря ни на что, готовы пойти на уступки и нормализовать отношения с Германией. Антигерманские настроения в Польше генерал отнес на счет польской оппозиции. Говоря о гарантиях, он клятвенно подтверждал верность политике строгого нейтралитета58. Но все же остается неясным, стояли ли за рекомендациями, сделанными Лайдонером в Варшаве, немцы. Однако в эстонской печати появились статьи, в которых Польшу призывали к уступкам в вопросе о Данциге, тогда как требования Германии не критиковались59. На встрече с Сельтером 4 июня Фровейн вновь в очередной раз вернулся к теме гарантий. Посол заявил, что в отличие от Германии, советское правительство не желает поддерживать нейтралитет балтийских государств и желает при помощи гарантий установить над балтийскими государствами настоящий протекторат: "Гарантии нейтралитета Эстонии со стороны Советского Союза означают то же самое, что пустить козла в огород - нейтралитет одного государства не может быть гарантирован группой государств"60. В ответ на такое заявление Сельтер обвинил Англию и Францию в стремлении совместно с СССР играть роль европейского жандарма. 7 июня посол Эстонии в Лондоне Август Шмидт и посол Эстонии в Париже Страндман выразили "Foreign Office" и "Quai d'Orsay" протест, в котором проекты гарантий со стороны Советского Союза были объявлены недружественным актом, направленным против нейтралитета Эстонии61. Этот протест был заявлен после беседы Сельтера и Фровейна. Была ли в данном случае позиция Фровейна определяющей, остается неясным. Послы Латвии и Финляндии в Париже и Лондоне также неоднократно протестовали против предложения гарантий62. В конце июня в Берлине сочли, что применявшаяся до тех пор в балтийских столицах тактика, направленная против гарантий, недостаточно эффективна, и правительства Латвии и Эстонии в дальнейшем должны твердо придерживаться нейтралитета и выступать против гарантий63. В первых числах июля послом Германии в Риге Хансом У. Котце - министру иностранных дел Латвии Мунтерсу и, соответственно, послом Германии в Таллинне Фровейном - министру иностранных дел Эстонии Сельтеру были выдвинуты требования, чтобы правительства Латвии и Эстонии ни при каких условиях не отступали от заявленных позиций и выступили бы с новым протестом против гарантий. Фровейн рекомендовал Сельтеру рассмотреть возможность сотрудничества с Латвией и Финляндией. Хотя Сельтер и ссылался на возможность того, что трехсторонние переговоры могут вскоре безрезультатно закончиться, посол не отступал: "Это невозможно предвидеть, и это не освобождает от необходимости живой политической деятельности"64. 7 июля Сельтер отдал распоряжение послу в Лондоне Шмидту известить правительство Англии, что помощь советского правительства, получения которой Эстония и не добивалась, совершенно неприемлема и порождает крайнее недоверие. Посол Шмидт вслед за этим и заявил "Foreign Office" очередной протест65. 18 июля Фровейн вновь вернулся к теме протеста. В ответ на заявление Сельтера, что посол в Лондоне уже заявил очередной протест, Фровейн потребовал, чтобы протесты были продолжены: стр. 55 "С протестами против гарантий следует выступать постоянно. Балтийские государства должны сделать все, чтобы переговоры по гарантиям провалились"66. Продолжающиеся требования Берлина выступать со все новыми и новыми протестами привели Сельтера67 и Мунтерса68 к мысли, что Германия может предоставить гарантии Эстонии и Латвии, как это было сделано в отношении Бельгии69. 3 июня орган правительства Латвии "Briva Zeme" потребовал многосторонних гарантий от Германии, Англии, Франции и СССР. Газета подчеркивала, что, если бы эти государства предоставили Латвии гарантии, Латвия могла бы остаться в стороне от конфликта и сохранить независимость. Руководители внешней политики Литвы также предложили Берлину, что нейтралитет Литвы мог бы, по примеру Бельгии, быть гарантирован Германией, Польшей и СССР70. В апреле 1937 г. Англия и Франция подписали совместную декларацию, согласно которой Бельгия была освобождена от обязательств по Локарнскому соглашению и ей была предоставлена гарантия против неспровоцированной агрессии. В октябре того же года в письме министру иностранных дел Бельгии министр иностранных дел Германии также заявил о готовности Германии обеспечить неприкосновенность Бельгии в случае, если она окажется объектом нападения71. Мысль о том, что Германия и СССР совместно могли бы гарантировать нейтралитет Эстонии и Латвии, не была новой. Она высказывалась неоднократно. В 1931 г. на страницах ежемесячника "Baltische Monatsschrift" выступил главный редактор "Revalsche Zeitung" Аксел де Вриес, связанный с немецким посольством. Де Вриес пришел к выводу, что подобные гарантии могли бы рассеять недоверие эстонцев к немецкой политике в духе Рапалло72. Но и теперь, в 1939 г., в министерстве иностранных дел Германии не были готовы предоставить Эстонии и Латвии нечто подобное. 14 июля немецкого посла в Риге проинформировали, что если Мунтерс еще раз вернется к этому вопросу, следует ему ответить, что политическое положение в Европе не позволяет предоставить Латвии гарантии наподобие тех, которые предоставлены Бельгии73. В своих стремлениях не допустить появления на своей территории Красной армии, интересы Финляндии, Эстонии и Латвии совпадали. Однако Латвия и Эстония не сотрудничали с Финляндией в борьбе против гарантий. Несмотря на то, что Финляндия заняла в этом вопросе ту же позицию, что Эстония и Латвия, она подчеркивала, что никак не связана с этими странами. Посол Латвии в Хельсинки также докладывал в Ригу, что некоторые круги в Финляндии в период трехсторонних переговоров пытаются распространять идею об особом статусе Финляндии. Финская пресса неоднократно освещала трехсторонние переговоры таким образом, как если бы Англия была готова предоставить гарантии Эстонии и Латвии, но не Финляндии74. Поскольку Сельтер в интервью 25 мая, говоря о балтийских странах, назвал Финляндию, Эстонию и Латвию, то исходя из этого можно было понять, что три страны совместно выступят против СССР. В Хельсинки сочли, что министр иностранных дел Эстонии не уполномочен говорить от имени Финляндии75. Господствовавший в Хельсинки оптимизм можно объяснить тем, что отношение Германии к балтийским странам и Финляндии было разным. В Берлине последовательно подчеркивали, что Финляндия относится к скандинавским странам и в связи с этим позиции Финляндии и балтийских стран различны. Вместе с тем Германия старалась продемонстрировать свои политические и военные связи с Эстонией, Финляндией и Латвией. В Эстонии и Финляндии имелись круги, которые рассчитывали на помощь Германии, веря, что сохранение status quo в регионе Балтийского моря очень важно для Германии, и в случае нападения со стороны СССР флот Германии войдет в Финский залив76. Весной и летом 1939 г. Германия всячески пыталась способствовать формированию такого мнения. Свою роль во влиянии на внешнюю и оборонительную политику Эстонии играли и визиты немецких военных. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер для своего визита в Эстонию и Финляндию выбрал время, когда в Москве как раз проходили трехсторонние переговоры. Официально сообщалось, что его визит является ответом на визиты начальников штабов Финляндии и Эстонии и не преследует политических и военных целей. В то же время пытались утверждать, что это не демонстрация, вызван- стр. 56 ная проведением трехсторонних переговоров, так как Гальдер должен был прибыть еще в марте, однако захват Мемеля отодвинул визит на более позднее время77. |
![]() |
Метки |
вмв |
Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1) | |
|
|