*305. Вторая мировая война-3

[RTVi]

https://youtu.be/Q1DrnFGXVJI

[5 канал]

https://youtu.be/LkDabvSfdsE

[Геродот]

https://www.youtube.com/watch?v=_jpp...C23D465279749E

[Геродот]

https://www.youtube.com/watch?v=L8mw...C23D465279749E

[NATIONAL GEOGRAFIC]

https://www.youtube.com/watch?v=cTXV...s&spfreload=10

[Тимур Мухаматулин]

http://www.gazeta.ru/science/2014/08/23_a_6186277.shtml
75 лет назад был заключен пакт Молотова–Риббентропа
23.08.2014, 12:20

Wikimedia Commons

23 августа 1939 года СССР и Германия заключили договор о ненападении. Этот документ полностью изменил ситуацию в Восточной Европе. Он стал следствием дипломатической борьбы между тремя центрами силы. Но об этичности и целях заключения договора между Москвой и Берлином спорят до сих пор.

Европа в 1930-е годы переживала сложное время. С одной стороны, в памяти жителей континента были сильны переживания мировой войны. Реакцией на ужасы всемирной бойни 1914–1918 годов стало движение пацифистов. В 1928 году 15 стран подписали пакт Бриана–Келлога об отказе от войны как инструмента национальной политики. К 1938 году количество его подписантов выросло до 63. Более того, был создан инструмент для урегулирования конфликтов, который должен был поддерживать стабильность и порядок в новой Европе, – Лига Наций, заседавшая в нейтральной Швейцарии.

Чтобы предотвратить повторение Великой войны, страны Европы задумались и о формировании систем коллективной безопасности.

Особенно активна на этом направлении была Франция.

Париж пытался выступать в роли европейского гегемона, создавая региональные блоки (Чехословакия, Румыния и Югославия составили Малую Антанту; Греция, Югославия, Турция и Румыния – Балканскую). Оборотной стороной этой стратегии была «пактомания» некоторых европейских лидеров и их увлечение внешней политикой. Румынский премьер-министр Николас Титулеску похвалялся: «Мой парламент – Лига Наций». На практике это означало усиление диктатур (главным образом в Центральной и Восточной Европе), а также увязание самой Лиги в постоянных прениях.

Проигравшая в войне Германия и не получившая желаемого Италия стали главными нарушителями спокойствия в Европе 1930-х годов. Сразу после своего прихода к власти Адольф Гитлер заявил о необходимости пересмотра Версальского договора.

Национал-социалистическая партия в своих программных документах заявляла о необходимости искать «жизненное пространство» на востоке – на землях Польши, прибалтийских государств и Советского Союза.

Сам Союз был к середине 1930-х признан всеми крупными державами. Ожесточенная внутрипартийная борьба Сталина и Троцкого закончилась разгромом создателя Красной Армии – и идеи «перманентной революции» были сняты с повестки дня (любопытно, что пародию на «внешнеполитическую озабоченность» содержит роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Двенадцать стульев» — в описании митинга по случаю открытия старгородского трамвая).

Призывы к мировой революции после 1931 года исчезли со страниц советских газет

– но Третий коммунистический интернационал (Коминтерн) не был распущен (это с ним случится только в 1943 году).

Обстановка на европейской сцене накалилась в 1936 году: в марте Германия нарушила условия Версальского договора, введя войска в демилитаризованную до того Рейнскую зону. Летом того же года разгорелся самый крупный вооруженный конфликт межвоенного континента – гражданская война в Испании. Историки до сих пор спорят о масштабах и причинах обширного иностранного вмешательства в события, но факт остается фактом:

именно на Пиренейском полуострове советские и немецкие солдаты и офицеры впервые столкнулись в бою (хотя официально мировые державы договорились о «невмешательстве» в испанские дела).

Стоит, однако, подчеркнуть, что Союзу помогать республиканцам с другого конца Европы было сложнее, чем немцам и итальянцам – их противникам франкистам. К тому же Берлин и Рим демонстративно пренебрегали решениями Комитета по невмешательству, а СССР их, хотя в значительной степени формально, но соблюдал. Этот фактор был не единственным, но сыграл свою роль в капитуляции республики в марте 1939 года.

Но к тому моменту взоры европейцев перенеслись в Центральную Европу. В марте 1938 года Германия аннексировала Австрию (этот акт получил название «аншлюс»). Осенью того же года Берлин, инспирировав движение среди немцев Судетской области Чехословакии, присоединил и эту территорию. Подобие легитимности этому придал Мюнхенский договор, который подписали Великобритания, Франция и Италия.

Таким образом, в 1939 год Европа вступала во взбудораженном состоянии.

Карикатурист Борис Ефимов в то время опубликовал работу «Ансамбль международной свистопляски», описывающую царящие в Европе настроения.

Советский Союз в это время стремился интегрироваться в системы коллективной безопасности. Народный комиссариат иностранных дел подписал ряд пактов о ненападении с соседями, СССР демонстрировал готовность гарантировать независимость Польши и Чехословакии. Велись и переговоры с Лондоном и Парижем – однако они успехом не увенчались. На встречу в Москве (последовавшую после новой аннексии Германии, присоединившей к себе Мемель — ныне Клайпеду) прибыли делегации Великобритании и Франции.

Политические переговоры велись долго: камнем преткновения становится понятие «косвенной агрессии» — по мнению англичан и французов, советская формулировка оставляла большой простор для Красной Армии в части вхождения в другие страны.

Военные переговоры продолжались недолго и закончились провалом.

Для одних историографов причина провала договоренностей лежит в желании западных демократий «подтолкнуть» Гитлера на восток. Для других – опасения по поводу возможных советских аппетитов в регионе. Но все исследователи сходятся на том, что сторонам не хватало доверия друг другу – кроме того, и в Лондоне, и в Москве у части руководства сохранялись пронемецкие симпатии.

Тогда советское руководство совершило маневр. 23 августа в Москве народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов и министр иностранных дел рейха Иоахим фон Риббентроп подписали пакт о ненападении. В нем, помимо обязательств о ненападении, говорилось, что «в случае, если одна из договаривающихся сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая договаривающаяся сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу». Пакт заключался на десять лет с автоматической пролонгацией еще на пять лет.

Вместе с основной частью документа был подписан и секретный протокол о границах в Восточной Европе.

По нему сферой влияния СССР стали Бессарабия (территория нынешней Молдавии), Западная Украина и Западная Белоруссия, части польских территорий («по линии рек Нарев, Висла и Сан»), прибалтийские государства (кроме Литвы) и Финляндия.

Таким образом, Сталин возвращал Союз к границам Российской империи.

Этот договор стал для Гитлера дополнительной гарантией – и уже 1 сентября он начал широкомасштабную кампанию против Польши, а в 1940 году – в Западной Европе.

У договора, получившего неофициальное название пакт Молотова–Риббентропа, были и другие последствия: Берлин и Москва свернули соответственно антисоветскую и антифашистскую пропаганду, репрессиям в СССР подверглась часть немецких антифашистов, эмигрировавших в страну.

Для самих советских людей пакт оказался неожиданностью. Студент МГУ Михаил Рабинович писал:

«Более полутора лет — с сентября 1939 по июнь 1941-го — мы проживали под гнетущим ощущением неправильности, несправедливости того, что совершается в мире».

Но были и те, кто воспринял пакт с облегчением. Писатель Михаил Пришвин в дневнике писал: «Эволюция в чувствах в отношении к событию мира с Германией: 1) Радость. 2) Мы — те же, а мир — «какая-то очередная хитрость...» Художница Любовь Шапорина, напротив, высказывалась крайне резко: «Пакт о ненападении – какой ценой! <…> А еще теплые тела убитых в Испании, Чехословакии! Сволочи!»

Причины, по которым Москва пошла на подписание договора с Берлином, — одна из самых дискуссионных историографических тем. Для советских историков речь шла о выигрыше времени для подготовки СССР к неизбежной войне. Для части радикалов (во главе с Виктором Резуном, пишущим под псевдонимом Суворов) пакт был частью подготовки нападения Советского Союза на Германию в середине лета 1941 года. Более умеренные авторы рассматривают пакт как внешнеполитический маневр в условиях начинающейся мировой войны.

Вновь заговорили о советско-немецком договоре в период хрущевской оттепели: пакт стал одним из символов недальновидности сталинской внешней политики.

Роберт Рождественский в своей «Довоенной хронике» писал: «Марши заполонили Европу — Молотов руку жмет Риббентропу».

А уже в перестройку особенно активно обсуждалась этичность советско-германского договора. Для стран Балтии — Эстонии, Латвии и Литвы — в те годы 23 августа стало днем проведения публичных акций:

в 1989 году прошел «Балтийский путь» — люди, взявшись за руки, выстроили живую цепь длиной 600 километров, соединившую Таллин, Ригу и Вильнюс.

В 1989 году секретный протокол к договору был официально осужден Верховным Советом СССР. Но затем, после обнаружения подлинника пакта в 1993 году, интерес к теме раздела «сфер влияния» в Восточной Европе спал. Конечно, появилась и группа ревизионистов, настаивающих на том, что секретные приложения к пакту Молотова–Риббентропа — фальшивка (правда, их активность находится вне академического поля). Но все же большинство исследователей не сомневаются в подлинности документа и приложений к нему.

[Вolshoiy]

Переписывание истории Второй мировой войны — любимейшая забава отечественных пропагандонов. Отдельно меня веселит, что они занимаются этим в Интернете, где исторические документы находятся на расстоянии одного клика от любого читателя... Вот, например, карикатура Клиффорда К. Берримэна, опубликованная в газете Washington Star 9 октября 1939 года, на второй месяц войны в Европе:

[Карикатура от 9 октября 1939 года]
Как сообщает на сайте «Эха» Максим Леонардович Шевченко, вступить в антигитлеровскую коалицию Великобританию и лично сэра Уинстона Черчилля вынудил нарком Вячеслав Молотов, и случилось это в мае-июне 1942 года.

Молотов действительно летал в то время в Лондон и Вашингтон на тяжёлом бомбардировщике ТБ-7, о чём можно прочитать в его воспоминаниях. Цель его состояла в том, чтобы склонить союзников к подписанию обязательств, про которые сам Молотов, по его словам «понимал, что это совершенно для них невозможная вещь». В ходе этой поездки он действительно подписал совместное коммюнике с президентом США и британским премьером. Причём никаких дипломатических талантов, как сам он нам рассказывает, для этого не потребовалось, потому что, даже если они не собирались в 1942 году открывать второй фронт в Европе, в подписании союзнических договоров с СССР лидеры США и Великобритании были заинтересованы:

Сталин давал еще указания, чтобы мы требовали от них оттянуть 30–40 дивизий на себя. И когда я к Рузвельту приехал и сказал, в душе подивился тому, что он ответил: «Законное, правильное требование»... Он без всяких поправок согласился с моим коммюнике.

Зачем нужны были Сталину и Молотову подписи Рузвельта и Черчилля под невыполнимыми обещаниями — тема отдельная, и в мемуарах Молотова она исчерпывающе раскрыта, без тени стеснения («Черчилль чувствовал, что если мы разгромим немцев, то и от Англии понемногу полетят перья», — похваляется нарком; планы Сталина по послевоенному разделу Европы не ограничивались Ла Маншем). Но подвиги Молотова на дипломатическом поприще — тема для отдельного поста. Сегодня попробуем разобраться с хронологией борьбы британцев с нацистами, и с тем, кто на самом деле настаивал на создании широкой антигитлеровской коалиции с первого дня Второй мировой.

Войну Гитлеру Великобритания объявила не в 1942-м, а ещё в 1939-м, в те самые дни, когда советские и гитлеровские войска готовились к совместному параду и передаче немецких антифашистов гестаповцам в Брест-Литовске. С этого же времени Черчилль твердил о необходимости военного союза с СССР — хотя Сталин, как мы помним, предпочитал в то время других союзников. Вот речь, которую Черчилль произнёс в Палате общин в день объявления войны Гитлеру:

Мы не просто хотим отвоевать у Германии Данциг или освободить Польшу. Наша задача – спасти весь мир от эпидемии нацизма и защитить общечеловеческие ценности. Мы вступаем в войну не ради мирового господства, имперских амбиций или материальной выгоды. Мы не собираемся лишать жителей враждебных нам стран надежды на счастье и благополучие. В ходе нынешней войны мы будем бороться за незыблемость прав личности, за возрождение и утверждение человеческого достоинства.

А вот как вспоминает о своей встрече с британским лидером в октябре 1939 года тогдашний советский посол в Лондоне Майский:

Разговор перешел на более серьезные темы. Черчилль выразил сожаление, что сейчас наши страны не вместе в борьбе против гитлеровской Германии. Я ответил, что, как ему хорошо известно, это не наша вина, что ответственность за это лежит на премьере того самого правительства, в котором он сейчас участвует.
— Знаю, знаю, — скороговоркой бросил Черчилль, — но не стоит вспоминать старое... Все это уже пройденный этап...
Потом Черчилль продолжал:
— Сейчас надо думать не о прошлом, а о будущем.

И дальше он стал излагать мне свои взгляды. Расхождение между Англией и СССР — печальное недоразумение. По существу интересы Англии и СССР в настоящее время совпадают. СССР не может желать усиления гитлеровской Германии, захвата ею Прибалтики, выхода на Балканы и Черное море. Это противоречило бы безопасности Советской страны и всей прошлой истории борьбы между славянами и тевтонами. Но Англия и Франция также не могут потерпеть, чтобы Гитлер захватил Румынию, Югославию, Болгарию и особенно Турцию, Таким образом, имеется общность очень важных интересов между Советским Союзом, Англией и Фракцией. Да, сейчас из-за ошибок, сделанных Чемберленом минувшим летом, Россия и англо-французский блок разошлись, но он, Черчилль, уверен, что в дальнейшем ходе войны они еще встретятся и поведут общую борьбу с нацистской Германией. Именно поэтому Черчилль всячески противодействует разжиганию антисоветских страстей в английских политических кругах и рекомендует министрам короны сохранять трезвую голову и следовать велениям здравого смысла. В частности, он, Черчилль, недавно доказывал некоторым своим коллегам по кабинету, что Англия не должна возражать против создания советских военно-морских баз на Балтике. Такие базы направлены против Германии и могут быть только полезны с точки зрения британских интересов. Мое положение во время этого разговора было очень деликатным. Я был сторонником германо-советского пакта, ибо в сложившейся обстановке не видел иного выхода для СССР, но я считал этот пакт горькой необходимостью, навязанной нам глупо-преступной политикой Чемберлена и Даладье. Я не верил также в прочность и длительность соглашения с Германией. Я считал, что мы все время должны быть начеку и не исключать возможности в дальнейшем разрыва с Германией и заключения союза с Англией и Францией. Конечно, я не мог развивать перед Черчиллем все эти соображения и потому, выслушав горячий монолог морского министра, осторожно ответил:
— Не берусь судить, что случится в более или менее отдалением будущем. Время покажет. Сейчас, однако, я вполне удовлетворен тем, что СССР занял позицию нейтральной державы и, стало быть, может остаться в стороне от всех ужасов войны.
Черчилль усмехнулся и не без сарказма в голосе заметил:
— Да-да, время покажет.

Вот, наконец, отрывок из речи Черчилля от 18 июня 1940 года, в которой он предсказал нападение Гитлера (начавшееся три недели спустя):

Я думаю, что скоро начнется “битва за Британию”. От исхода этой битвы будет зависеть, уцелеет ли христианская цивилизация. От исхода этой битвы будет зависеть, выживут ли британцы, удастся ли нам сохранить наши общественные институты и нашу империю. Очень скоро враг обрушится на нас со всей яростью и мощью. Гитлер знает, что выиграть войну он может лишь одним способом — сломив наше сопротивление и захватив этот остров. Если мы сдержим его напор, Европа сможет обрести свободу, а у человечества появится надежда на светлое будущее. Но если мы проиграем, тогда весь мир, включая Соединенные Штаты, и вообще все, что было нам мило и дорого, погрузится во тьму нового средневековья, только на этот раз оно будет куда более мрачным благодаря извращенной нацистской науке и, возможно, гораздо более продолжительным. Так давайте же засучим рукава и примемся за работу для того, чтобы, даже если Британская империя и Содружество просуществуют еще тысячу лет, люди все равно продолжали помнить нас и говорить об этом времени: “То был их звездный час!”

22 июня 1941 года, когда пакт Молотова-Риббентропа прекратил действовать, Черчилль выступил по радио с большой речью, в которой совершенно чётко и недвусмысленно заявил о поддержке СССР в этой войне — поддержке, о которой никакой Молотов его ещё не просил. Это выступление стоит цитировать развёрнуто, потому что оно очень сильно отличается от пересказов в советской пропаганде:

Мы окажем России и русскому народу любую посильную помощь в борьбе с Германией. Мы обращаемся к нашим друзьям и союзникам по всему миру с просьбой поступить точно так же, как и мы, и последовательно придерживаться этой политики.

Мы предложили правительству Советской России техническую и экономическую помощь, которая наверняка вскоре может ему понадобиться. Мы будем бомбить Германию днем и ночью, непрерывно наращивая масштабы налетов, с каждым месяцем увеличивая количество сбрасываемых бомб и заставляя немцев на собственной шкуре испытывать те несчастья, которые обрушились на человечество по их вине. Не далее как вчера королевские ВВС с минимальными для себя потерями сбили 28 боевых машин гуннов в воздухе над французской землей, которую те оккупировали, осквернили и поклялись удержать. Но это только начало. Отныне наши ВВС будут все чаще получать значительные подкрепления. В ближайшие месяцы начнет приносить плоды та мощная поддержка в виде поставок военного снаряжения и техники, особенно тяжелых бомбардировщиков, которую нам оказывают Соединенные Штаты.

Это не классовая война, а война, в которую оказались вовлечены все граждане Британской империи и Содружества наций, независимо от их расы, вероисповедания и партийной принадлежности. Я не хочу сейчас говорить за Соединенные Штаты, но от лица своей страны я могу заявить следующее: если Гитлер воображает, будто его нападение на Советскую Россию вызовет хотя бы малейшие разногласия по поводу основных целей между великими демократиями, которые уже вынесли ему обвинительный приговор, и заставит их ослабить напор борьбы, то он заблуждается. Напротив, очередное преступление нацизма лишь укрепит нашу уверенность в своей правоте и послужит стимулом для активизации усилий, направленных на избавление человечества от гитлеровской тирании. Наша решимость и наш потенциал не только не ослабнут, но и, наоборот, возрастут.
[...]
Гитлер хочет расправиться с Россией, потому что, одержав верх на Восточном фронте, он сможет вновь перебросить свои основные сухопутные и воздушные силы на запад и обрушить их на наш остров, ведь пока он не покорит Британию, ему неминуемо грозит наказание за все его тяжелейшие преступления. Вторжение нацистов в Россию – лишь прелюдия к будущей попытке завоевания нашей страны. Агрессор, по-видимому, надеется осуществить задуманное еще до прихода зимы и до вмешательства в конфликт авиации и флота Соединенных Штатов. Он надеется еще раз применить на практике, на этот раз в грандиозном масштабе, уже неплохо оправдавший себя прием поочередного уничтожения противников, который до сих пор был залогом его успеха и процветания. В конце концов, по замыслу Гитлера, сцена международной политики должна опустеть, и тогда все будет готово для последнего акта мировой драмы, без которого все его завоевания останутся напрасными: для подчинения западного полушария отвратительной тирании и присоединения его к нацистской империи.

Поэтому нависшая над Россией угроза – это угроза и нам, и Соединенным Штатам, а дело каждого русского, вставшего на защиту своего очага, – это дело всех свободных людей и народов повсюду на земном шаре. Давайте усвоим уроки, преподанные нам жестоким прошлым. Давайте теснее сомкнем наши ряды и ударим по врагу все вместе, пока мы живы и у нас есть еще силы.

Я потому так подробно тут цитирую исторические документы, что изучал историю в советской школе, и хорошо помню, что вся роль Великобритании в войне сводилась там к задержкам в открытии второго фронта. По тем же учебникам учились и многие из людей, которые сегодня в российских школах эту историю преподают. В комментариях к историческим постам в ЖЖ и Фейсбуке я постоянно натыкаюсь на утверждения, будто бы Вторая мировая война началась нападением Гитлера на СССР, и что на стороне Германии с нами воевала «вся Европа». А та, что не воевала — снабжала Гитлера оружием и боеприпасами. Слава Богу, в Интернете пока доступен не только блог Максима Шевченко, но и более правдивые свидетельства о событиях времён той войны. И можно самому разобраться, кто там с кем и на какой стороне воевал.

[Фукидид]

Это карикатура из Вашингтон Пост. Бракосочетание.
Можно сказать с этого бракосочетания и началась Вторая мировая война.

[Григорий Лолиш]

Воскресенье, 08.05.2011 23:31

После того, как Судеты перешли к Германии, Гитлер намеревался полностью подчинить себе политику всей Чехословакии. Вот, что вспоминал генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель в книге «Размышления перед казнью», написанной им в камере Нюрнбергской тюрьмы, перед тем как приговор в отношении него был приведён в исполнение:

«Уже вскоре после Мюнхена мне стало ясно, что Гитлер, хотя и вполне довольный тем политическим успехом, которого он добился в отношении Англии, должен был всё же отказаться от стратегического решения чехословацкой проблемы. А потому он хотел либо договорными обязательствами, либо, если это не удастся, то и силой заставить Чехословакию пойти на военное сотрудничество с Великогерманским рейхом и стать зависимой»

Согласно Паулю Шмидту, Гитлер ненавидел чехов: - «чехи для Гитлера были как красная тряпка для быка». Вот как описывает Шмидт решающую встречу:

«Ранним утром рокового дня 15 марта 1939 года, который я лично считаю началом конца, Гитлер принял в Канцелярии доктора Гаха, президента Чехословакии (преемника Бенеша) и его премьер-министра Хвалковского для таинственной беседы, результатом которой стало сенсационное установление немецкого протектората над Богемией и Моравией....

...Гаха и Хвалковский сидели будто обратившись в камень, пока говорил Гитлер. Только по глазам было видно, что они живы. Должно быть, это был чрезвычайно тяжёлый удар - узнать из уст Гитлера, что их стране пришёл конец. Они выехали из Праги в надежде, что смогут переговорить с Гитлером, но ещё до того, как Гаха прошёл перед строем почётного караула на берлинском вокзале, посол Праги в Берлине сказал им, что немецкие войска пересекли границу в Остраве...

... «Вводу немецких войск нельзя воспрепятствовать, - сказал Гитлер. – Если вы хотите избежать кровопролития, лучше сразу же позвонить в Прагу и дать указания вашему министру обороны приказать чешским вооружённым силам не оказывать сопротивления». С этими словами Гитлер закончил разговор» ((Пауль Шмидт, «Переводчик Гитлера»)

ПАКТ МОЛОТОВА-РИББЕНТРОППА, 1939

«Проглотив» вслед за Австрией Чехословакию, убедившись, что и это ему сошло с рук, Гитлер устремил взгляд на Польшу. Он считал, что и на этот раз Англия и Франция не станут с ним воевать. Пауль Шмидт переводивший переговоры по польскому вопросу между Гитлером и министром иностранных дел Италии графом Чиано в Бергхофе приводит следующее высказывание Гитлера:

«Я непоколебимо убеждён, что ни Англия, ни Франция не вступят во всеобщую войну».

(Подобные высказывания Гитлера приводят и Кейтель, и Гудериан, и Типпельскирх.).

Однако, на этот раз Гитлер действовал осторожнее. Для успеха он решил заручиться советскими гарантиями о нейтралитете.

22 августа в Москву прибыла делегация немецкого МИДа во главе с Риббентропом.

Делегация провела в Москве 24 часа. За это время был подписан документ вошедший в историю под названием «Пакт Молотова-Риббентроппа».

Об этом соглашении написано очень много. Настолько много, что из его подписания в ряде случаев сделаны неправильные выводы. Многие авторы пытаются доказать дружеские отношения якобы существовавшие тогда между Германией и Советским Союзом, и обосновать таким образом общность их целей, союз с далеко-идущими планами. Такой подход не выдерживает никакой критики.

На самом деле подписан был не договор о дружбе и сотрудничестве, или обязательство поддержать друг друга в случае конфликта с третьей страной, как это порой преподносится, а всего лишь пакт о ненападении, один из множества подобных пактов между разными государствами, которые подписывались в те годы.

Что касается «договора о дружбе и границе», то он был подписан позже, уже после раздела Польши, 28 сентября, тоже в Москве, и фактически стал документальным оформлением достигнутых ранее договорённостей о зонах геополитических интересов, о которых речь шла в секретных приложениях к пакту.

И этот договор, как и пакт о ненападении был всего лишь игрой, в которой обе стороны имели свои собственные – не общие, а как раз направленные друг против друга цели.

В «Размышлениях перед казнью» Вильгельм Кейтель приводит свой разговор с Гитлером по поводу договора с Советским Союзом. Вот какого мнения сам Гитлер был об этом соглашении:

«...Сталин также как и он сам не станет больше соблюдать его, если положение изменится и предпосылки для того исчезнут. Ведь Сталин заключил этот договор для того, чтобы при разделе Польши обеспечить свою долю, а во-вторых, чтобы побудить нас к войне на Западе, рассчитывая, что мы там крепко вгрызёмся в землю и понесём тяжёлые кровавые жертвы. Этот выигрыш времени и израсходование нами своей силы Сталин хочет использовать против нас, чтобы тем легче поставить Германию на колени».

И Гитлер, и Сталин имели серьёзные мотивы для подписания пакта о ненападении. Само название - пакт о ненападении, предельно ясно характеризует совестско-германские отношения на тот момент. Друзья пакты о ненападении подписывать не станут. Что означает такой пакт? То, что каждая из сторон обещает другой стороне не нападать на неё в определённый момент. И ежу ясно, что речь идёт о врагах. И Гитлер, и Сталин прекрасно сознавали, что рано или поздно конфликта друг с другом им не миновать. Но для обоих этот пакт был тогда нужен как воздух.

Для Гитлера пакт был необходим для того, чтобы предотвратить советский удар в спину. Подписав пакт со Сталиным, который, как мы видели, в момент ввода германских войск в Чехословакию занял по отношению к Германии позицию гораздо более радикальную, нежели Чемберлен или Даладье, Гитлер мог спокойно оккупировать Польшу.

Что касается мотивов Сталина, то дежурные объяснения о том, что он выигрывал время для наращивания мощи Красной Армии, являются неполными. Дело в том, что Молотов не просто так поставил свою подпись под пактом.

Поскольку Гитлер торопился (важно помнить, что инициатива исходила от Берлина, а не от Москвы), то Советский Союз выставил серьёзные условия, и они были удовлетворены. По сути Германия и СССР разграничили сферы влияния.

К советской сфере интересов отходили Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Бессарабия. Вдобавок СССР получал часть Польши (которая и так была обречена, ведь, если предположить, что Москва отказалась от подписания пакта, то Германия оккупировала бы всю Польшу), а, следовательно, значительно продвигал свои границы на запад, что сыграло важнейшую роль летом и осенью сорок первого.

Чтобы полностью осознать причины, определявшие настойчивую позицию советского руководства к продвижению на Запад, уместно будет привести выдержку из текста личного послания направленного Сталиным Черчиллю 18 июля 1941 года:

«Может быть не лишне будет сообщить Вам, что положение советских войск на фронте продолжает оставаться напряжённым. Результаты внезапного разрыва Гитлером пакта о ненападении и внезапного нападения на Советский Союз, создавшие для немецких войск выгодное положение, всё ещё сказываются на положении советских войск. Можно представить, что положение немецких войск было бы во много раз выгоднее, если бы советским войскам пришлось принять удар немецких войск не в районе Кишинёва, Львова, Бреста, Белостока, Каунаса и Выборга, а в районе Одессы, Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда». («Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-Министрами Великобритании во время Великой Отечественной Войны 1941-1945 гг.»).

Чтобы ещё лучше понять, о чём идёт речь достаточно посмотреть на карту и вспомнить, за сколько километров до Москвы и Ленинграда удалось сдержать натиск немецких войск и представить, что было бы - не продвинь СССР в конце тридцатых свои границы на сотни километров к Западу.

Преимущества, полученные при подписании пакта Молотова - Риббенторопа, имели исключительно важное стратегическое значение для СССР, и его подписание было большим политическим призом и успехом советского руководства.

Разумеется, вопрос о разделе Польши – позволяет теоретически обвинять СССР в сговоре с Германией, но эти обвинения слишком оторваны от реалий, поскольку целью политики любого государства является обеспечение своей безопасности. В рамках этой цели и на тот конкретный период, с точки зрения военной политики, Москва действовала совершенно логичным образом – максимально отодвигала границы, и таким образом создавала стратегические буферные зоны на западе, и на северо-западе. Именно благодаря этим зонам, осенью 41-ого немецкие танковые клинья, не дотянулись до Москвы.

Разговоры о том, что "потеря Москвы не стала бы поражением", потому, что "Наполеон тоже брал Москву" – несерьёзны. В 1941 году Москва была крупнейшим коммуникационно-железнодорожным и оборонным узлом СССР, и его потеря могла изменить весь ход войны. Кроме того, осенью-зимой 41-ого, в сложившейся оперативной обстановке, Москва являлась психологическим оплотом и моральным рубежом всей советской обороны ("Отступать некуда, позади Москва!"), фактор значения, которого ни в коем случае нельзя недооценивать.

[А.И. тьФурсов]

https://youtu.be/2vfXAeGU99I