*305. Вторая мировая война-3

[Eric Lester]

https://www.youtube.com/watch?v=3fdLsjsFXp0

[Упырь спЫцин]

https://www.youtube.com/watch?v=wCmGvSbJclk

[Радио Sputnik]

https://www.youtube.com/watch?v=5Q9dXa1wQQY

[Ублюдочный пиздорик пЫсаев]

https://www.youtube.com/watch?v=7IoRY1ufhnw

[Михаил Веллер]

https://www.youtube.com/watch?v=9US1ECtQ6Ns

[Оружейная]

https://www.youtube.com/watch?v=IyPeK7hEYFo&t=1321s

[Оружейная]

https://www.youtube.com/watch?v=vPLULuA5J30

[Олег Айрапетов]

https://arctus.livejournal.com/1029982.html
2019-10-12 20:15:00

Весной и летом 1938 года на фоне Чехословацкого кризиса перед Советским Союзом возникла угроза войны на два фронта – против Германии и Польши (а возможно и Венгрии) в Европе и против Японии на Дальнем Востоке. Япония активно готовилась к войне.

24 сентября 1938 г. состоялась вторая встреча Гитлера и Чемберлена. Она шла непросто, но в итоге глава британского правительства принял программу фюрера германского народа. Иначе и быть не могло, ибо последний использовал тяжелую артиллерию — он заявил, что в Чехословакии уже идет большевистская революция, и Германия обязана вмешаться в события. Гитлер демонстрировал на карте границы территорий, которые уже считал своими. Чемберлен не протестовал. Возвращаясь домой, премьер сказал: «Теперь очередь за Чехословакией». В тот же день Липский встретился с государственным секретарем Эрнстом Фоерманом (Гитлер был занят на встрече с Чемберленом). Фоерман похвалил позицию Польши по отношению к СССР. Европейская солидарность была полной.


Невилл Чемберлен

В полночь 24 сентября Прага получила текст годесбергского меморандума. К нему была приложена карта районов, подлежащих передаче Германии (она была отмечена красным) и карта районов, где должен быть проведен плебисцит (она была окрашена в зеленый цвет). Чехословацкие войска должны быть выведены из спорных территорий, чтобы исключить давление на немецкое население перед организацией голосования. На бесспорных территориях все государственное имущество, в том числе и военное, должно было передаваться германским властям без повреждений. При этом Лондон и Париж имитировали готовность занять твердую позицию. 25 сентября без какого-либо предупреждения Варшава приступила к блокаде Чехословакии. Было остановлено железнодорожное, автомобильное, воздушное сообщение, телеграфная и телефонная связь прерваны. Польша призвала Венгрию и Германию последовать ее примеру. Следует отметить, что Берлин уже делал это без деклараций, а венгры присоединились к блокаде 26 сентября.

С 22 сентября польское командование начало перебрасывать войска на советскую границу, кроме того, оно усилило резервистами зенитную артиллерию и танковые части. Со своей стороны, наркомат обороны вынужден был усилить части укрепленных районов, прежде всего, в Белоруссии и на Украине. Всего эти меры потребовали около 167 тыс. чел. Мобилизационные усилия выявили значительные недоработки на линии пограничных укреплений. В Киевском укрепрайоне только 5 ДОТов были готовы к действию, фланги района были не защищены, укрепления практически не имели оптических приборов. В неудовлетворительном состоянии находились система обороны и материальная часть в Тираспольском и в Могилев-Ямпольском укрепрайонах.

25 сентября военно-воздушный атташе во Франции комдив Н. Н. Васильченко получил от Ворошилова распоряжение при личной встрече с Гамеленом известить его о том, что на западной границе СССР сосредоточены 30 стрелковых дивизий, усиленных кавалерией. Авиация и танковые части находятся в полной готовности. В этой обстановке наиболее надежным союзником Гитлера оставалась Польша. Она фактически обеспечивала фланг и тыл вермахта от опасности со стороны Советского Союза. Штаб Киевского Особого Военного округа получил информацию о создании польским командованием группировки на границе с Чехословакией, но сбор советских войск для помощи Чехословакии явно воспринимался Варшавой как угроза. На границе с СССР спешно началось строительство земляных полевых укреплений, в ряде районов для этого использовалась линия старых германских окопов времен I Мировой войны.


Чемберлен и Гитлер на встрече в Бад-Годесберге, 24 сентября 1938 года

25 сентября Бенеш сделал заявление о том, что Чехословакия, которая готова идти на самые широкие уступки в судетском вопросе, все же не может позволить себе принять план Гитлера, изложенный в годесбергском меморандуме, который президент ЧСР правильно назвал ультиматумом. Чехословацкая нота заканчивалась словами:

«Наша национальная и экономическая независимость автоматически исчезла бы с принятием плана г-на Гитлера. Процесс перемещения населения должен быть сведен к паническому бегству тех, кто не принимает нацистский режим. Они должны оставить свои дома, не имея права взять с собой даже личные вещи, а когда это касается крестьян, даже свою корову. Мое правительство намерено заявить самым торжественным образом, что требования г-на Гитлера в их настоящей форме абсолютно и безусловно неприемлемы для моего правительства. Мое правительство считает необходимым этим новым и жестоким требованиям оказать самое решительное сопротивление, и, с помощью Бога, мы это сделаем. Нация Святого Вацлава, Яна Гуса и Томаша Масарика не будет нацией рабов. Мы полагаемся теперь на две великие западные демократии, пожеланиям которых мы следовали часто против естественного убеждения с тем, чтобы они были с нами в час испытаний».


Ответ со стороны Германии последовал на следующий день. 26 сентября Гитлер выступал в берлинском Спортпаласе с речью, в которой говорил о том, что к 1 октября все должно быть кончено мирным путем, иначе вопрос о Судетах будет решен силой. По его словам, это было последнее территориальное требование Германии, а чехи ей не нужны. Требования Берлина были чрезвычайно жесткими. 26 сентября советский полпред в Праге докладывал в Москву:

«Осуществление такого плана урезки территории Чехословакии совершенно бесспорно обозначает просто ликвидацию этого государства, ибо остающееся будет совершенно нежизнеспособным ни в каком отношении, даже как зависимое государство.» Вручив ноту президента Чемберлену в присутствии Галифакса, Масарик сообщил им, что Чехословакия все же готова принять участие в международной конференции, «чтобы вопрос Судетов был решен иным способом, чем предлагает Гитлер…»

Это было весьма серьезное решение, расширявшее сферу интернационализации конфликта. В ночь на 26 сентября с призывом к мирному решению спорных вопросов к Гитлеру, Бенешу, Даладье и Чемберлену обратился Рузвельт. Президент обратил внимание на то, что война может вызвать социальные потрясения в воюющих странах. 26 сентября Франция и Англия дали гарантию помощи друг другу на случай нападения Германии на ЧСР. Это решение, по мнению советского полпреда в Чехословакии, было прямым следствием ноты Бенеша от 25 сентября. Казалось, его надежды «на две великие западные демократии» подтверждаются. Обстановка была напряженной. Ситуация показалась опасной для президента США. 27 сентября он направил личное послание Муссолини с просьбой о посредничестве в переговорах между Германией, Англией и Францией.

Вечером 27 сентября Бенеш сообщил советскому полпреду, что в 17:00 он получил телеграмму от Чемберлена, извещавшего президента Чехословакии, что Гитлер предупредил английское правительство — в случае непринятия годесбергской программы в 14:00 28 сентября немецкие войска получат приказ перейти чехословацкую границу. Бенеш вновь просил об оказании помощи со стороны СССР — прежде всего, авиацией. Следует отметить, что 27 сентября правительство Великобритании предложило Праге свой вариант графика эвакуации пограничных территорий, «за которые британские власти принимают на себя определенную долю ответственности.» Этот план включал в себя и положение о необходимости «выработать систему, участники которой совместно будут гарантировать существование новой Чехословакии.»

27 сентября вместе с Германией вновь выступила Варшава. Польское правительство потребовало от Праги проведения референдума в Тешинской Силезии «с целью изменения границы между Польшей и Чехословацкой республикой». По странному совпадению обстоятельств, именно 27 сентября активизировались нападения польских диверсантов на патрули чехословацкой армии, здания почт, телеграфов, администраций, обстрел казарм и т. п. После совершения терактов эти группы отходили на территорию Польши. Ответ на вопрос, чью сторону займет Польша в случае большой войны, был очевиден. Впрочем, сама война вовсе не являлась очевидностью. Это усиливало требовательность Варшавы. Когда там получили чешский ответ о готовности рассмотреть вопрос о Тешинской Силезии, то в список польских претензий добавились и земли в Словакии.

Период с мая по сентябрь 1938 года Даладье позже назвал своеобразным международным перемирием на фоне усиления страстей в Судетенланде. Это перемирие наиболее эффективно было использовано одной стороной. С лета 1938 года усилия гитлеровской дипломатии принесли плоды — стало ясно, что Париж и Лондон не вступят в войну из-за судетской проблемы. Об этом были информированы и послы Чехословакии в Англии и во Франции. Эти заверения делались на фоне энергичных, казалось бы, приготовлений к военным действиям. По донесениям советской разведки, к 27 сентября во французские войска было призвано около 3 млн. чел., Гамелен заявил о необходимости быть готовым к длительной войне на трех фронтах — германском, итальянском и испанском. Самым главным объявлялся германский. Дороги к франко-германской границе со стороны Франции были забиты войсками и техникой.

На границе с Германией развернуто 37 пехотных дивизий, 13 кавалерийских бригад и 29 танковых полков (общая численность — 896 тыс. человек). Всего во французской армии насчитывалось более 1275 танков и 1604 боевых самолета первой линии. Вооруженные силы Великобритании располагали 20 дивизиями и 2 бригадами (около 400 тыс. человек), 375 танками и 1759 самолетами первой линии. Британия приступила к мобилизации флота. Из Парижа началась эвакуация детей и женщин. Из 2,75 млн. его жителей уехало 600 тыс. чел. Часть магазинов закрылась, по вечерам отключалось освещение, столица погружалась во тьму. В городах Англии и Франции устанавливались зенитные батареи, рылись окопы. При этом ни в одной из стран не проводилось всеобщей мобилизации. Но Берлин грозил, что начнет ее в ближайшее время.


Граница Германии и Чехии, приветственный плакат «Мы благодарны нашему вождю ». 7.10.1938

28 сентября последовал приказ наркома обороны СССР о приостановке увольнения рядового и младшего командного состава в запас. В конце сентября — начале октября 1938 года в ряды Красной армии было призвано 328 762 чел. По расчетам наркомата обороны, сделанным уже 28 сентября, к 30 сентября в ЧСР могло быть отправлено 246 бомбардировщиков СБ и 302 истребителя И-16. Чехословакия к 29 сентября имела 5700 орудий и минометов, 1514 самолетов, 348 танков, 70 танкеток и 75 бронемашин, насчитывали почти 2 млн. человек. На границе было построено 725 тяжелых ДОТов и 8774 легких ДЗОТа. На германо-чешской границе укрепления строили французские инженеры по образцу линии Мажино, чешско-австрийская граница оставалась неукрепленной. В Германии чехословацкая линия долговременных укреплений считалась весьма солидной. По мнению генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга, осматривавшего позже линию укреплений, слухи о её прочности были очень преувеличены, а глубина линии долговременной обороны невелика.

Немецкие оценки совпадали с теми, которые дала советская военная миссия в мае 1938 года. Прежде всего, укрепления были не достроены, наиболее мощные строились в последнюю очередь, упор делался на легкие, чем и объясняется их многочисленность. Что до глубины обороны, то она колебалась от 600 до 1500 метров. Пропаганда, по словам Гудериана, переоценила прочность линии укреплений, но то, что ее не надо было штурмовать, вызвало у него чувство облегчения. Итак, чешская «линия Мажино» выглядела куда как солиднее на бумаге, чем в поле. Тем не менее с её потерей ЧСР стала бы еще беззащитней. Но возможная поддержка Советского Союза уже не была столь важна для Праги, как необходимость не допустить сторонников советской ориентации — коммунистов — в правительство. Уже 22 сентября стало ясно, что Сыровы этого не допустит. Он просто открыто заявил по радио, что страна не может сопротивляться, и что он не поведет народ на бойню.

Весной и летом 1938 года на фоне Чехословацкого кризиса перед Советским Союзом возникла угроза войны на два фронта — против Германии и Польши (а возможно и Венгрии) в Европе и против Японии на Дальнем Востоке. Япония активно готовилась к войне. Летом 1938 года в составе Белорусского и Киевского военных округов были созданы управления шести армейских групп, а управления самих этих округов были реорганизованы в «особые». Тем самым фактически формировалось два скрытых фронтовых управления и в закамуфлированном виде воссоздавались обычные управления армий. Проведение всех этих организационных мер облегчило бы процесс мобилизационного развертывания советских вооруженных сил на западном театре военных действий. 11 августа 1938 года Варшава официально известила Москву, что не допустит прохода советских войск через свою территорию. На восточных границах Польши начались военные учения. Одновременно с концентрацией войск Варшава приступила к эвакуации гражданского населения из приграничной полосы. Схожей с Варшавой позиции придерживалась и Румыния — формально союзник Чехословакии по Малой Антанте. На запрос со стороны союзника Бухарест предпочел ответить уклончиво.

Следует отметить, что состояние советско-румынских отношений также не очень настраивало на позитив. На границе, которая тогда шла по Днестру, с начала июля по конец августа шли бесконечные инциденты — румынские патрули обстреливали советский берег, рыбаков на реке и в лимане и т. п. 13 августа 1938 года румынское правительство все же сделало уступку — было заявлено, что румыны не будут обращать внимания на советские самолеты, в случае, если они будут пролетать над её территорией на высоте в 3 тыс. метров и выше. Для отговорки перед немцами была сделана ссылка на отсутствие у противовоздушной обороны страны артиллерии, достаточно мощной для стрельбы по таким высотам.

21−23 августа в небольшом югославском городе Блед прошло очередное совещание министров иностранных дел Малой Антанты, явно продемонстрировавшее, что конец этого союза уже не за горами. Впервые на совещание союзников были приглашены и представители Венгрии. Петреску-Комнен заявил о том, что в ухудшении советско-румынских отношений виновна советская сторона, хотя его правительство и старается сделать все для их нормализации. В результате Белград и Бухарест вновь признали союзнические обязательства в случае изолированного выступления Венгрии против Чехословакии, но совместное с Германией или Польшей выступление уже не признавалось союзниками Праги за casus foederis. С другой стороны, Бухарест уклонился от ясного ответа на вопрос о возможном пропуске советских войск через свою территорию.

23 августа 1938 г. союзники Праги по Малой Антанте пошли на подписание соглашения в Бледе с Венгрией. Они признавали пересмотр условий Трианона в отношении ограничения вооружений Венгрии. Будапешт получил равноправие в этом вопросе. Кроме того, венгерско-югославский и венгерско-румынский договоры о национальных меньшинствах признавали их особый статус. Чехословакия оказалась изолированной и в этом вопросе. Министр иностранных дел Италии Чиано, получив информацию из Бледа, был доволен — по его мнению, Чехословакия была блокирована, Малая Антанта разрушалась, и это означало развал французской системы союзов.

[Is_pavel]

https://picturehistory.livejournal.com/4786805.html
15 сентября 2019, 19:20 364

Довольно часто можно услышать и прочитать про внезапное нападение фашистской Германии на СССР. Но дело в том, что про внезапность нигде не сказано. Молотов о внезапности молчал, Сталин тоже молчал и только Хрущев стал заявлять про внезапность, а потом это расползлось по прессе и кино. Вот что говорил Хрущев на ХХ съезде: «В ходе войны и после нее Сталин выдвинул такой тезис, что трагедия, которую пережил наш народ в начальный период войны, является якобы результатом "внезапности" нападения немцев на Советский Союз. Но ведь это, товарищи, совершенно не соответствует действительности». И правда, слова о «внезапности» не соответствуют действительности. В действительности, в своем обращении от 3 июля 1941 года, Сталин сказал: «Что касается того, что часть нашей территории оказалась все же захваченной немецко-фашистскими войсками… имело … то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР…». В тексте говорится о нарушении пакта о ненападении даже если взять слова «неожиданность» и «внезапность», как синонимы. Во всех выступлениях Молотова (от 22 июня 1941 года) и Сталина (от 3 июля 1941 года) говориться о вероломстве, а это разные вещи с внезапностью.

Вероломство было.

Пакт о ненападении не был расторгнут даже задним числом и прекратил свое действие де-факто.

Сама процедура объявления войны прописана в Гаагских конвенциях и представляет из себя ряд последовательных действий: первое – предъявление ультиматума или неких претензий со сроками исполнения; второе – при неисполнении требований разрываются дипломатические отношения и конкретно объявляется война. В реалиях XX века по-настоящему благородное объявление войны должно бы было отстоять от начала самой войны примерно на месяц, но за это время противник мог отмобилизовать армию. Поэтому агрессор, а именно фашистская Германия, не пытался объявить войну, а начинал её неожиданно. В апреле 1939 года Германия расторгла пакт о ненападении с Польшей. Это уже был первый звоночек, который говорил о будущей войне. А в отношении СССР пакт не расторгался и сохранял свое действие до 22 июня. Поэтому Сталин и говорил о неожиданности и вероломстве. Даже на сообщение от 14 июня не последовало реакции от Германии. Все это говорило только об одном – война приближается.


Наступило 22 июня, немецкая артиллерия в 3.15 (мемуары Гудериана) начала обстрел Бреста и в это же время над территорией СССР появились немецкие самолеты.

Здесь начинается второй акт объявление войны. Молотов сообщил в своем заявлении 22 июня: «… Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы…». В это же время шло вручение ноты(меморандума) об объявлении войны в Берлине. Вот как говорится об этом в немецких источниках: «призрачная сцена, живых свидетелей, которой нет кроме бывшего Шеф-переводчика правительства Рейха, Др. Пауля Шмидта (Пауль Отто Шмидт Paul-Otto Schmidt на время написания статьи 24.03.1961 был еще жив): при бледном утреннем сумраке 22 июня 1941 года, почти в 4 часа, ждал Риббентроп в кабинете, расположенном в здании на берлинской Wilhelmstraße советского посла Деканозова, который на четыре часа (по летнему среднеевропейскому времени) был приглашен на официальную беседу (Unterredung )", Точно в назначенное время был Деканозов вместе со своим толмачем (переводчиком) Павловым сопровожден в кабинет (Риббентропа). Когда Деканозов начал зачитывать заявление со стороны Кремля, Риббентроп прервал его...».

Разница во времени между Берлином и Москвой была один час. Получается, что только через час после начала немецкого наступления было сообщено о начале войны.

И как сказал Молотов: «Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.».

[History.doc]

https://von-hoffmann.livejournal.com/350313.html
Oct. 14th, 2019 at 8:05 PM

7 сентября после беседы Сталина с Димитровым, позиция коминтерновских вождей, по вопросу отношения к нацистской Германии, круто изменилась. В директиве Секретариата ИККИ от 9 сентября подчёркивалось, что "коммунистические партии, особенно во Франции, Англии, Соединённых Штатах, Бельгии... должны как можно быстрее выправить свою линию".
Чтобы "выправить линию" ряда западных компартий, Секретариат ИККИ 8 сентября направил директиву компартиям капиталистических стран, в которой давалась оценка начавшейся войны как империалистической с обеих воюющих сторон, отрицался её антинацистский характер со стороны Англии и Франции. Перед компартиями ставились задачи "выступать против войны, разоблачать её империалистический характер, голосовать там, где есть депутаты-коммунисты, против военных кредитов, говорить массам, что война им ничего не даст, кроме тягот и разорений".

Такую установку поддержали отнюдь не все деятели коммунистических партий. Так, по свидетельству Артура Лондона, Клементис, будущий министр иностранных дел коммунистического правительства Чехословакии, расстрелянный в 1952 году по приговору суда над Сланским и другими коммунистическими деятелями, в 1939 году выступал против германо-советского пакта, а затем - против оккупации Красной Армией Западной Украины и Западной Белоруссии и советско-финляндской войны.

Даже лидеры Коминтерна испытывали серьёзные трудности при попытках сформировать новые установки для коммунистических партий. Готвальд, Пик и Коплениг пытались в начале войны выработать совместный манифест Коммунистических партий Чехословакии, Австрии и Германии. Однако их общие усилия не привели к результату, который мог бы быть одобрен Секретариатом ИККИ.
Поэтому Фюрнберг и Венер получили задание выработать и представить текст этого манифеста. "Фюрнберг, - вспоминал в этой связи Венер, - который, как всегда, был непроницаем, сказал мне по этому поводу, что многие предрассудки следует выбросить за борт. Если таким путём (сближения Советского Союза с Германией), сказал он, можно прийти к социализму, то нужно примириться с концентрационными лагерями (в Германии) и с антисемитизмом как с необходимым злом. Мне не было ясно, хотел ли Фюрнберг таким образом выразить своё мнение или выяснить моё. Поэтому я не ответил. Когда мы с трудом и отвращением выработали проект, который был направлен против империалистической войны, против врага в собственной стране и за братание рабочих в военной форме, Мануильский сказал, что для братания ещё время не пришло и что нужно быть поосторожнее с утверждениями, будто рабочие ни в одной стране не хотели или не стремились к войне".

Столкнувшись со стремлением эмигрантов из разных стран сформировать легионы для участия в войне против нацистской Германии, Секретариат ИККИ принял 15 сентября решение об отрицательном отношении к добровольному вступлению коммунистов в эти легионы.

Новым испытанием для коммунистов стало вторжение 17 сентября советских войск в Польшу. За несколько дней до этой акции членам ЦК Германской компартии через Пика была передана информация, идущая из кругов советского партийного руководства.
В ней говорилось, что Советское правительство из-за угрожающего международного положения и попыток виновников Мюнхенского соглашения повернуть войну против СССР вынуждено было заключить советско-германский договор. Пока ещё не ясно, как в дальнейшем будет развёртываться война. Но с точки зрения международного пролетариата будет неплохо, если с карты мира исчезнет полуфашистская Польша.
"Братские партии в капиталистических странах, однако, не должны делать вывод из советско-германского пакта, что они могут заключать подобные пакты с буржуазией своих стран; это принципиально иной вопрос. Немецкие коммунисты никогда не должны упускать из виду, что у них нет пакта с Гитлером".
Подобные "разъяснения" получили и ЦК компартий других стран. "Это было единственное непосредственное обращение со стороны русского партийного руководства, о каком я слышал за всё время своего пребывания в Москве, - писал Венер. - Из этого обращения возникало впечатление, будто бы Советское правительство действовало в ситуации необходимой обороны и просило коммунистов других стран поддержать его и облегчить его безвыходное положение путём своей борьбы против врага в собственных странах".

Подобная "информация" оказала влияние на поведение руководства западных компартий. Так, парламентская группа ФКП, ещё 16 сентября приветствовавшая "героических защитников Варшавы", отражавших натиск "фашистских орд", спустя несколько дней предложила "ускорить час заключения мира". На совещании группы членов ЦК ФКП, состоявшемся 20 сентября, был принят манифест "Надо заключить мир", в котором указывалось, что начавшаяся война в действительности "не является антифашистской, антигитлеровской".

Следующий этап в эволюции политики Коминтерна был связан с заключением договора "О дружбе и границе между СССР и Германией". Рассказывая Чуеву о событиях, связанных с заключением договора. Молотов сообщил любопытный эпизод. "Когда мы принимали Риббентропа... Сталин неожиданно предложил: "Выпьем за нового антикоминтерновца Сталина!" - издевательски так сказал и незаметно подмигнул мне. Пошутил, чтобы вызвать реакцию Риббентропа. Тот бросился звонить в Берлин, докладывает Гитлеру в восторге. Гитлер ему отвечает: "Мой гениальный министр иностранных дел". Гитлер никогда не понимал марксистов".

Между тем шутка Сталина была не так уж далека от истины. В стремлении к укреплению союза с Германией Сталин всё больше разрушал Коминтерн, проводя линию на отказ от революционных выступлений рабочего класса, возрождая установки начала 30-х годов о социал-демократии как враге № 1 и изолируя коммунистов от широких масс трудящихся их стран. На этих путях руководство Коминтерна вступало в конфликт даже с "испытанными" лидерами компартий капиталистических стран.
Так, на заседании ЦК Компартии Великобритании 3-4 октября была принята оценка начавшейся войны как в равной степени несправедливой и империалистической с обеих сторон, хотя такая оценка встретила сопротивление со стороны ведущих партийных деятелей Г. Полита, Кемпбелла и в известной степени Галлахера.

В письме, написанном Димитровым в конце сентября - начале октября генеральному секретарю Компартии США Браудеру, говорилось: "Вы продолжаете... оставаться в плену тех установок, которые до европейской войны были правильны, а сейчас являются ошибочными... Вопрос о фашизме играет второстепенную роль, главное и основное - это борьба против капитализма... Исчезает основа для противопоставления "буржуазной демократии" фашизму... Вопрос о том, кто первый напал, не играет роли".

19-20 октября Президиум ИККИ принял решение о стратегии и тактике компартий в условиях империалистической войны. В нём выдвигалось требование "сосредоточить огонь против оппортунизма, выражающегося в скатывании на оборонческую позицию, в поддерживании легенды об антифашистском характере войны".
В соответствии с этой установкой коммунистам Англии и Франции предписывалось голосовать в парламентах против военных кредитов и вести непримиримую борьбу против правительств своих стран как "виновников войны". Эта установка означала указание английским и французским коммунистам саботировать военные усилия в своих странах.

Разнобой, наблюдавшийся в установках компартий, их стремление сохранить прежнюю антифашистскую линию вызывали явное недовольство Сталина, решившего лично сформулировать лозунги, которыми должны руководствоваться компартии капиталистических стран.
17 октября он получил написанную Димитровым статью "Война и рабочий класс капиталистических стран", в препроводительной записке к которой Димитров писал: "Хотя коммунистические партии в основном уже исправили свою позицию в отношении войны, всё же продолжается в их рядах некоторое замешательство по вопросу о характере и причинах войны, а также о выдвигающихся сейчас перед рабочим классом новых задачах и необходимой перемене тактики".

В беседе с Димитровым, состоявшейся 25 октября, Сталин потребовал снять из статьи все революционные лозунги и "не ставить вопрос о мире на основе уничтожения капитала", поскольку такой лозунг приведёт к изоляции коммунистических партий от масс.
В той же беседе Сталин заявил: "Мы не будем выступать против правительств, которые за мир" и посоветовал Димитрову поставить в центр статьи требование "прогнать правительства, которые за войну!". Эти установки вошли в воззвание ИККИ, опубликованное в конце ноября, а также в окончательный текст статьи Димитрова, исправленный и дополненный в соответствии с замечаниями Сталина.
В статье утверждалось, что германо-советский договор "О дружбе и границе" создал барьер против расширения империалистической войны, а английские и французские империалисты выступают в роли самых ревностных сторонников продолжения и разжигания войны.

Крутая смена установок Коминтерна вызвала массовый отток коммунистов из компартий капиталистических стран. В некоторых буржуазно-демократических странах, особенно там, где коммунисты пользовались значительным влиянием, деятельность компартий была запрещена. Во Франции депутаты-коммунисты, поддерживавшие пораженческую линию Коминтерна, были лишены парламентской неприкосновенности и арестованы. 20 марта - 3 апреля 1940 года прошёл судебный процесс над 44 коммунистическими депутатами парламента, приговорёнными к различным срокам тюремного заключения за выступления в пользу заключения мира с гитлеровской Германией.

Повсеместно были разрушены единые рабочие и народные фронты, возникшие в середине 30-х годов. Деятели II Интернационала именовались в документах Коминтерна не иначе как "империалистические и полицейские агенты", "злейшие, бешеные враги рабочего класса", "носители национальной измены и агенты иноземных разведок".

Что же касается одного из ключевых вопросов войны - вопроса о защите демократии, то Исполком Коминтерна в октябре 1939 года разъяснил, что "в мире сейчас есть только одна демократия, за которую готов умирать рабочий класс. Это великая социалистическая демократия советской страны".

Объективно коминтерновская печать оказывала содействие нацистской пропаганде. В директиве Секретариата ИККИ Компартии Голландии от 27 января 1940 года утверждалось, что "английский (и связанный с ним французский) империализм стал агрессором и главным поджигателем войны, и против него, как такового, рабочий класс должен бороться самым решительным образом.
Партия должна основательно очиститься от всех остатков ложных представлений о том, будто в империалистической войне Англии и Франции "всё-таки" есть что-то демократическое и прогрессивное... Простое отождествление Германии с Англией и Францией, как если бы от них исходила для Голландии равная угроза, сегодня уже является политически неверным".
Аналогичные установки содержались в директиве Секретариата ИККИ Компартии Австрии, где указывалось, что "Англия и Франция стали агрессорами: они развязали войну с Германией".

В директивах Компартиям Австрии и Голландии не ставился вопрос о борьбе с национал-социализмом, более того, допускалась возможность работы коммунистов среди массовых нацистских организаций.
О том, какой характер носило такое участие, свидетельствует помещённое в голландской коммунистической газете "Фольксдагблад" письмо из Берлина под заголовком "Некоторое понятие о внутреннем фронте в Германии".
КПГ, говорилось в письме, ведёт энергичную кампанию по популяризации Советского Союза. "Рабочие доказывают национал-социалистам противоречие между прежними утверждениями национал-социалистических газет о Советском Союзе и той правдой, которую теперь они вынуждены писать о СССР. Если прежде, - говорят рабочие национал-социалистам, - писалось, что Советский Союз представляет собой страну, где "дети мрут от голода", то теперь Советскому Союзу приходится даже вам помогать продовольствием".

Документы ЦК Компартии Германии весьма аморфно ставили вопрос об отношении к нацистскому режиму и поддерживали войну Германии против Англии и Франции как "агрессоров". В решении ЦК КПГ говорилось лишь о необходимости создания некого нового порядка внутри Германии путём "борьбы за права трудящегося народа". В проекте директив Компартии Чехословакии от 28 февраля 1940 года, написанном Готвальдом, указывалось: "Мы придерживаемся одинаковой с немецким пролетариатом линии, направленной против западного империализма как агрессора".

Лишь в отношении Италии, с которой у Советского Союза сохранялись в первой половине 1940 года неприязненные отношения, выдвигался призыв "прогнать проклятую фашистскую плутократию".
http://trst.narod.ru/rogovin/t7/ii_iv.htm
Немного о человеке имя которого носит проспект в Санкт- Петербурге, шахтёрский городок в Украине, московский пед. институт.
Морис Торез- с 1930 года генеральный секретарь ЦК Французской коммунистической партии. Ориентируясь на СССР, французские коммунисты одобрили договор между СССР и Германией. Это серьёзно ударило по репутации партии, выступавшей до этого по указанию Москвы с антифашистских позиций. Коминтерн призвал ФКП объявить войну «империалистической», и Торез подписал письмо с призывом к миру.
Антивоенная риторика дорого обошлась коммунистам — правительство Франции 26 сентября 1939 года объявило о запрете партии, по всей стране начались аресты. Часть лидеров ФКП бежала за границу. Самого же Тореза французские власти намеревались направить на фронт, но ему удалось бежать, через несколько границ добравшись до Советского Союза. Вдогонку ему летело обвинение в дезертирстве. 22 июня 1941 года он опять стал ярым антинацистом. Вот уж действительно, не те @ляди, кто хлеба ради...

Оригинал статьи: https://vk.com/historydoc?w=wall-27569095_1309991